Я внезапно просыпаюсь, чувствуя чьё-то присутствие.

— Калеб.

— Икс.

В комнате непроглядная тьма. Но я чувствую запах пряного одеколона, слышу лёгкое дыхание. Движение ног по деревянному полу.

— Который час, Калеб?

— Три часа сорок шесть минут утра.

Я не сажусь, а лежу, отвернувшись, на правой стороне кровати. Спрашивая, позволяю себе добавить яда в свой голос:

— Что ты хочешь, Калеб?

— Достаточно твоего такого отношения. Я сказал, что мне жаль. Хватит.

Кровать прогибается. Я чувствую руку на своём бедре.

— Мне не разрешается сердиться, Калеб? Ты меня обидел. Напугал. Из-за чего?

— Ты не должна была так разговаривать со мной. Не должна задавать вопросы.

— Иначе ты задушишь меня? Как это пытался сделать Уильям?

— Или я рассержусь. Я не хотел тебя обидеть, Икс.

— Но ты это сделал, и мне это не нравится, — говорю я.

Я отчаянно хочу оттолкнуть прочь его руку, но он всё же скользит ею вверх по моей талии, пальцами впиваясь в одеяло и отодвигая его. Теперь мне холодно.

Огромная, тяжёлая рука переворачивает меня на спину. Я не сопротивляюсь. Пока нет.

— Да ладно, Икс. Забудем об этом.

— Ты думаешь, я не пробовала? Я не могу. Не могу просто забыть об этом, Калеб.

Наконец, я сажусь, жалея, что не могу обернуть одеяло вокруг груди, потому что оно куда-то отброшено, но сейчас темно, и я не хочу никакого физического контакта.

— Чёрт побери! Всё это из-за той тупой сучки Сары, — в его голосе отчётливо слышится гнев.

— Сара не хватала меня за горло. Это сделал ты.

— И ты меня никогда не простишь?

— Не знаю.

Я вспоминаю вкус его семени у себя во рту в тот день.

Получается, что мои сексуальные услуги были... само собой разумеющимися? И достались ему так легко, без вопросов. Я презираю себя. Ненавижу за то, что опустилась на колени и прижала свой рот к его ожидающей эрекции. Зачем я это сделала? Кто я такая, чтобы предлагать такую абсолютную покорность?

Возможно, это всё преломление, всё искажено моими воспоминаниями о таких-совершенно-иных прикосновениях к моей коже, других губ к моим губам.

— Нет, — твёрдо отвечаю я.

— Нет? — теперь я слышу удивление. — Нет, ты не собираешься прощать меня?

— Нет.

Его руки движутся по моим рукам, ощупывают, ищут и находят мой затылок. Тянут меня за волосы. Тепло и тяжесть нависают надо мной.

— Думаю, что ты всё же передумаешь, Икс.

— Калеб... — я извиваюсь, пойманная в ловушку, задыхаюсь, ощущая его гнетущее присутствие, вдавливающее меня в кровать, пока я не оказываюсь в горизонтальном положении. Руки словно пёрышки касаются моей кожи, задирая хлопковую футболку, которую я использую вместо ночной рубашки, поднимая её вверх к моему горлу, тем самым обнажая грудь в темноте. Вокруг лишь чернота, тяжесть и прикосновения к моей коже. Ладони нежные, но вместе с тем настойчивые. Его пальцы находят и стягивают прочь моё нижнее белье.

— Калеб, — я нахожу в себе силы сопротивляться. — Я не хочу этого, Калеб.

Его губы на моей коже, на моём животе. Волосы щекочут бедро.

— Хочешь.

Проблема в том, что моё тело помнит, что могут сделать эти руки. Влажная киска между моими бёдрами помнит, что могут сделать эти пальцы, что может сделать его эрекция, которая, я знаю, уже готова и томится в ожидании. Я помню и чувствую противоречие. Ложь запутана и неоднозначна. Я лгу. Я хочу этого. Знаю, что то, что произошло, случилось в момент гнева. Возможно, если я задам неправильный вопрос, скажу что-то не так, захочу невозможного, то эти руки, которые предлагают сейчас удовольствие, позже причинят боль снова. Боль в качестве наказания. Ещё одно удушение. Кто знает?

Я вспоминаю украденный момент в мужской уборной, и ощущение полнейшей безопасности.

Кто я и чего хочу?

Кого волнует, чего я хочу?

— Видишь? Я чувствую твой запах, Икс, — он носом проводит у меня между ног, делая вдох. — Ты этого хочешь. Ты хочешь меня. Ты всегда хотела меня, и всегда будешь хотеть. Ты знаешь это, и знаю я.

Я извиваюсь, вдавливая пятки в матрас, чувствую, как мои бёдра поднимаются над кроватью навстречу влажному языку. Острые ощущения будто прокалывают меня.

Но ненависть к самой себе сильнее наслаждения. За то, что поддалась, за слабость, за то, что сдалась, позволив удовольствию диктовать свои условия. Забрать ту маленькую свободу, что у меня осталась.

Я тянусь вниз, запутывая пальцы в густых волосах... и отталкиваю его.

— Нет, Калеб, — я поворачиваюсь и откатываюсь подальше.

Соскальзываю с кровати. Нащупываю выключатель и щёлкаю им. Он жмурит свои тёмные глаза от внезапного света. Чёрные волосы спутаны. Мои соки блестят вокруг его выразительного рта. Футболка и слаксы помяты.

Босой. Прекрасный. Жестокий.

Как я не заметила эту жестокость раньше?

— Икс... что с тобой происходит?

Я разрываюсь на части. Статус-кво рушится.

— Я хочу тебя, Калеб. Но я не могу уступить тебе.

— Уступить? Это запрещено, или что? Что не так с тем, что мы занимаемся сексом?

Он двигается вокруг кровати, подходит ближе ко мне. Оттесняет меня в угол.

— Кто мы друг другу, Калеб? Кто я? Кто я для тебя? К чему всё это приведёт? Почему я... — я сглатываю и выдыхаю. — Иногда, Калеб... иногда мне кажется, что я здесь в заключении. Я чувствую себя твоей пленницей.

Он содрогаясь делает резкий и длинный вдох. Проводит рукой вниз ото лба к подбородку.

— Икс... да ладно, не будь такой. Это не ты. Почему ты задаёшь мне эти вопросы? — я прислоняюсь к стене, и большие руки Калеба располагаются по обе стороны от моего лица, окружая меня и заманивая в ловушку. — Ты умерла, Икс. Ты никто. Ты ничего не знала о себе. Я научил тебя снова ходить и говорить. Научил тебя вновь быть чёртовым человеком. Я дал тебе дом. Дал тебе работу. Дал тебе жизнь.

— А взамен я должна заниматься с тобой сексом? Отсасывать у тебя, когда захочешь? Никогда не задавать вопросы? Не хотеть большего?

— Всё совсем не так, Икс.

— А иногда кажется наоборот.

— Ты ошибаешься. Между нами что-то есть.

Я чувствую его дыхание на своей щеке.

Тёмные глаза полны непонятных эмоций. Я не могу прочитать это лицо, эти глаза цвета эспрессо. Эта близость, честность, всё это ново и дезориентирует. Как если бы родник в горах пробил себе дорогу, обнаружив трещину, выпуская наружу давно сдерживаемое давление.

— Что мы имеем, Калеб? Объясни мне, — в ответ тишина, — Ты спас меня, да. Ты обеспечиваешь меня, да. Я помню все это. Я не забыла. Но это? — я касаюсь жестких грудных мышц, показывая руками расстояние между нами. — Я не знаю, что мы. Что это. Что ты на самом деле хочешь от меня. Я видела тебя с другой женщиной. У тебя много женщин, ты так сказал. Ты навещаешь их по всему городу и трахаешь? А потом возвращаешься сюда, ко мне, каждый раз, когда чувствуешь, что хочешь чего-то другого, и трахаешь меня тоже? Но мне нельзя спрашивать об этом? Нельзя даже выйти на улицу?

— У тебя приступ панической атаки, когда ты просто выходишь за пределы квартиры. Ты не знаешь, что там делать, Икс. Мы пытались, помнишь? Для тебя это слишком. Ты перестаёшь дышать. Я не держу тебя в плену, я держу тебя в безопасности.

Я, действительно, помню. Первое время были прогулки по улицам, днём по тротуарам толпы людей проносились мимо нас. Шум, жара и бесчисленное множество лиц и голосов, гудящих клаксонов, автомобилей... всё это обрушилось на меня, швырнуло об землю, заставило лёгкие задыхаться, а в глазах у меня всё помутилось. Мир вращался вокруг, и я чувствовала пульсацию в своей голове. Меня пришлось отнести обратно, пока я не была в состоянии снова дышать в безопасности своей комнаты, в темноте, с мантрой, которую Калеб шептал мне на ухо:

«Ты — Мадам Икс. Я — Калеб Индиго. Я спас тебя от плохого человека. Здесь ты в безопасности. Я обеспечу тебе безопасность. Ты — Мадам Икс. Я — Калеб Индиго. Ты в безопасности со мной. Я никогда не дам тебя в обиду. Теперь это всего лишь дурной сон. Ты в безопасности. Ты — Мадам Икс. Я — Калеб».

Внезапно я слышу её здесь, те слова, ту мантру, которую он шептал мне на ухо, сейчас, здесь, в моей спальне, в этот момент. Напоминая и возвращая меня обратно в то время, когда мир был ещё новым для меня, когда происходило рождение моей личности. Когда я повторно учила язык, училась говорить и слушать, ходить и думать, быть живой.

— Я — Мадам Икс. Ты — Калеб, — я не могу сдержать свой шёпот. — Ты спас меня. Ты научил меня всему.

— Правильно, Икс. Здесь ты в безопасности.

И, впервые за шесть лет, впервые с той самой ночи с красноглазыми монстрами и кровью, я чувствую поцелуй, прижимающийся к моим губам мягко, медленно и нерешительно, словно этот поцелуй нечто новое для целующего и для меня.

Я даже не смею дышать, пока его губы не отстраняются. Не смею. Дышать означало бы вдохнуть яд истины, смешанной с заблуждением, пропитанной соблазном.

Я прижимаю ладони к его груди и отталкиваю от себя.

— Я выросла, Калеб. Изменилась. Я узнала новые вещи. Я ни в чём больше не уверена. Меньше всего в нас.

— Чёрт побери, Икс, — раздаётся шипение, — не поступай так со мной.

Долгое, долгое молчание. Я не двигаюсь, поскольку не могу. Тяжёлое, идеальное тело до сих пор прижимается ко мне, держит меня в ловушке у стены моей спальни, его руки рядом с моими ушами, губы не касаются моих.

— Не поступай так со мной, — это очень похоже на признание вины.

Я чувствую что-то острое внутри меня. Я снова толкаю. Сильнее. До тех пор, пока его грудная клетка, руки и бёдра не отворачиваются. Проскакивая мимо жары и гнева Калеба, я ложусь в свою постель лишь в тонкой майке, чей подол едва прикрывает мой зад. Я отворачиваюсь от пристального взгляда. Дышу глубоко, равномерно.

— Икс?

Я не отвечаю.

Вздох. Он звучит... печально. Тяжело. Одиноко. Внутри меня снова что-то царапается. Сильно, до глубоких ран. Что-то, что помнит момент в мужском туалете, когда я чувствовала себя в безопасности.

Тот поцелуй заставил меня почувствовать себя...

Бесценной.

В то украденное мгновение с незнакомцем я изменилась.

И я не смогу стать прежней.