Вечер. С сегодняшними клиентами я уже закончила. Мне пришлось взять всю свою волю в кулак, чтобы спокойно принять всех оставшихся посетителей. Но после того как они ушли, и я осталась одна, я всё ещё потрясена тем, что случилось. Никто не находится в моём личном пространстве. Никто не влияет на меня. Никто не трогает меня.

Никто... кроме...

Динь.

— Икс, где ты? — слышу тихий и сердитый голос.

— Я здесь, — отвечаю, — в библиотеке.

Я называю это библиотекой. На самом деле, это просто спальня с большим количеством книжных полок, выстроившихся от пола до потолка и от стены до стены. Один из углов комнаты оставлен свободным, там стоит кресло Людовика XIV, лампа, и маленький столик. В центре комнаты — стеклянная витрина с моими ценными книгами, подписанными копиями и первыми изданиями фолиантов Хемингуэя, Фолкнера, Джойса и Вулфа, копия книги «Трамвай «Желание» с автографом Теннесси Уильямса, и даже перевод «Одиссеи» IV века.

Ценные вещи, подарки.

Напоминания.

Тёмная фигура загораживает дверной проём в мою библиотеку. Тёмные глаза так наполнились яростью, что стали дикими. Он сжимает и разжимает кулаки в ритме сердцебиения. Я положила «Смиллу и её чувство снега» на своё бедро, названием вниз. Притворяюсь спокойной, но не чувствую спокойствия; его гнев необычен и опасен. Я не знаю, чего ожидать.

В пять длинных шагов его мощные ноги преодолевают апартаменты, он резко вырывает у меня книгу и швыряет её через всю комнату, та громко ударяется о полку, и, порхая страницами, падает на ковёр. Я не успела среагировать, не успела даже вдохнуть. Зверски сильная рука хватает моё запястье и дергает меня, ставя в вертикальное положение. Он берёт меня за горло, впиваясь в него пальцами, нежно, как при поцелуе влюбленных, но дрожа от сдержанной ярости.

Чувствую его дыхание на своих губах: в нём нет запаха алкоголя. Трезвость делает его ярость ещё более ужасающей.

— Джорджию Томпкинс отправили обратно в Техас. Ты её больше не увидишь.

— Хорошо, — осторожно шепчу я раскаиваясь.

Губы приближаются к моим, голос превращается в гул, похожий на отдалённое землетрясение.

— Какого хрена это было, Икс?

С трудом сглатываю:

— Я не знаю.

— Ответь мне, чёрт возьми.

Пальцы сжались в предупреждении.

— Я ответила. Не имею понятия, что случилось, Калеб. Это застало меня врасплох. Я не знала, как реагировать.

— Это было недопустимо. Мне пришлось заставить Майкла Томпкинса и его педерастическую шлюху-дочь подписать дополнительное соглашение о неразглашении, так что твоя нечистоплотность не просочится остальной части моей клиентуры.

Вздрагиваю от его жестоких и вульгарных оскорблений, которые он так небрежно швырнул. Почему-то обидно за Джорджию, хотя и не должно быть, и я не смею этого показать.

— Ты работаешь на меня, Икс. Помни это. Это мои клиенты. Мои деловые партнёры. Ты — моё лицо. И когда действуешь подобным образом, когда позволяешь к себе прикасаться... это отражается на мне.

— Прости, Калеб.

— Тебе жаль? Ты разрешила лесбиянке прикоснуться к себе. Почти поцеловать тебя. Позволила ей говорить с тобой в таком тоне. И ты, — я чувствую дрожь в его грохочущем голосе, — ты выглядела так, будто тебя это задело. Будто тебе это понравилось.

— Нет, Калеб, я просто...

— Да, Икс? Тебе пришлось по вкусу то, как она касалась тебя? Нравилось, что ты при этом испытывала? Это было лучше, чем то, что ты чувствуешь со мной? Когда я прикасаюсь к тебе.

Его руки опускаются на мою талию, туда где были её. Он проводит своими губами по моим, языком касаясь верхней губы и носа. В точности повторяя действия Джорджии. Насмехаясь надо мной.

— Нет...

— Нет, кто?

— Нет, Калеб, — это правильный ответ, который он ожидает. Я знаю это. Но боюсь, я потрясена и не могу дышать, поэтому я забыла.

— Нет. Она не способна дать тебе такие ощущения, не так ли?

— Нет, Калеб.

Он развернул меня и сильно толкнул. Я споткнулась и схватилась за стекло витрины. Своими ногами он раздвинул мои больше чем на ширину плеч. Его бёдра напротив моей задницы. Смотрю на отражение в стекле: тёмная кожа моего лица покраснела, я испугана, рот застыл в гримасе, глаза с тяжёлыми веками, влажные губы, ноздри раздуты, а за мной стоит он — бледная кожа, тёмные волосы, мрачные глаза. Точёные черты его лица такие красивые, что причиняют боль.

Его губы шепчут мне в ухо:

— Твои трусики намокли для неё, Икс?

Я качаю головой.

— Нет, Калеб, — лгу я.

— А твои соски, Икс? Они стали твёрдыми для неё?

— Нет, Калеб, — снова лгу.

Я надела серебристо-серое платье А-силуэта, единственное в своём роде, разработанное и созданное по моим меркам известным модельером-студентом, который учится в Нью-Йорке. Оно бесценно, уникально, и это одно из моих любимых платьев.

Руки стянули ткань мне с плеч по обе стороны от молнии на спине. Один резкий рывок, и платье рвётся, падая на пол у моих ног. Я не дышу, не говорю, не двигаюсь. Не смею.

Он расстегнул бюстгальтер, скинул лямки. Руками вынул мою грудь из чашечек и опустил её на холодное стекло. Толкнул меня в спину, нагнув ниже, и теперь моя грудь расплющилась по нему. Резко сдёрнул вниз мои трусики.

— Калеб...

— Пожалуйста, трахни меня, Калеб, — грубо прохрипел он. — Скажи это, Икс.

— П-пожалуйста... — прохныкала я.

— Я тебя не слышу.

Слышу звук расстёгивающейся молнии, чувствую его плоть у моей. Горячий, жёсткий член, размещённый между половинками моего зада. Он положил свои руки мне на бёдра. Ласкает спину нежными круговыми движениями. Обвивается вокруг талии и ныряет между бёдрами. Прикасается ко мне.

— Я чувствую, как твои соски становятся твёрдыми, ощущаю запах намокшей киски. Это делает нас друзьями, — он шепчет слова мне на ухо, в сочетании с ритмичными прикосновениями, создавая влажный хлюпающий звук между моими бёдрами.

— Ты мокрая для меня, не так ли, Икс?

— Дааа, — простонала я.

— Твои соски затвердели для меня, не так ли, Икс?

— Да, — шепчу я.

Калеб дразнит меня своей эрекцией.

— Она не может дать тебе это, правда?

— Нет.

Я тяжело сглотнула, ненавидя то, что моё тело хочет этого, несмотря на ужас, творящийся у меня внутри, невзирая на комок в горле.

— Так скажи это, — проходит целая минута, пока его пальцы двигаются, доводя меня до края. — Скажи это, Икс.

— Пожалуйста... пожалуйста, трахни меня, Калеб, — прошептала я, и была сразу же вознаграждена внезапным и медленным проникновением.

Чувствую, что всё это неправильно. Жестокое обращение. Манипулирование. Ощущаю себя грязной.

И всё же хочу этого.

Почему?

ПОЧЕМУ?

Что со мной было не так? Да, Джорджия возбудила меня, но сейчас, я всё же гораздо более возбуждённая.

И я не боялась Джорджию.

Толчок, другой, медленное и методическое траханье. Сжимая волосы в кулак, он придавливает моё лицо к стеклу.

Я не вижу его отражения сейчас, вижу только книги: «По ком звонит колокол», «Когда я умирала», «Мёртвые», «Личная комната».

Длинные, медленные толчки. Влажные звуки. Пот на моей спине. Шлепки плоти о плоть. Дышу с одышкой похныкивая. Знаю, как я звучу — эротически. Хныкаю и охаю, постанываю и вздыхаю. Мой голос предаёт меня. Не могу отрицать: меня угнетает, что такой талант, эдакая сексуальная свирепость, подобная непревзойдённая первобытная сила и неумолимая энергия — всё это накаляет меня, и я превращаюсь в беспомощную вещь, созданную для подчинения. В такие моменты я не принадлежу себе, ненавижу и нуждаюсь в этом в равной мере.

Я кончаю, сильно, и ненавижу себя за это.

Он проводит губами по раковине моего уха, пока я лежу, склонившись над стеклом, края которого врезаются в живот, задыхаюсь и почти плачу.

— Кому ты принадлежишь, Икс? — спрашивает он, чётко произнося каждое слово.

— Я принадлежу тебе, Калеб.

Это грубая правда, но я это чувствую.

— Чьё это тело?

Раздался резкий шлепок по моей заднице, но мне совсем не больно.

—Твоё, — пробормотала я, чуть громче шёпота.

Я выпрямилась. Его глаза давят на меня, пронзают, они тёмные и, как прежде, в ярости, но теперь я вижу в них и другие неопознанные эмоции. Его пальцы копаются у меня между ног. Он собирает ещё горячее, только что пролитое семя. Прикасается к моему языку. Чувствую привкус мускуса, солёность, свою женскую сущность, смешанную с мужской.

— Это я, внутри тебя. Попробуй нас.

Киваю. Не могу говорить.

Он жёстко пальцами сжал мой сосок.

— Твоя сексуальность принадлежит мне, Икс. Никто не должен знать даже твой чёртов запах, поняла меня? Ты. Только. Моя.

Резкая боль заставляет меня дрожать, и какая-то часть меня корчится от неё и нуждается в этом. Я ненавижу, не терплю, не выношу, когда моё тело реагирует таким образом.

— Ты поняла, Икс?

— Да.

Он ущипнул ещё сильнее, и это заставило меня всхлипнуть.

— Да, кто?

— Да, Калеб!

Я задыхаюсь.

Пальцы отпускают сосок, и мои колени подгибаются с облегчением. Я не могу устоять на ногах и падаю. Он поймал меня и легко поднял. Отнёс в спальню и положил на кровать с изысканным аристократизмом. Слишком мягко. Нежность ранит и сбивает с толку сильнее, чем боль, хуже, чем требование принадлежать. Это удручает меня больше, чем сексуальное доминирование.

— Спи.

Это приказ.

И я....?

Подчиняюсь.

***

Резко просыпаюсь, я дезориентирована. Мои жалюзи открыты, впуская лунный свет и мерцающий блеск горизонта. Тянусь к своему ночному столику, чтобы опустить плотные шторы.

Пульт исчез. Генератор шума тоже.

Моё сердце сжимается.

Я поднялась, и голая подошла к окну. Посмотрела вверх. Шторы собраны над окном. Но без пульта их невозможно опустить.

Слёзы стоят в глазах. Это, видимо, моё наказание. Как я буду спать без штор и генератора шума?

Или совсем не буду, или буду, но плохо.

Я борюсь с этой слабостью. Ложусь, укрываюсь одеялом с головой, пытаясь заснуть. Но уже спустя несколько мгновений, чувствую, как задыхаюсь. Сбрасываю одеяло и лежу, уставившись в потолок.

Я окончательно проснулась.

Разочарованная и злая, отбрасываю одеяло, встаю с кровати и шагаю в ванную комнату. Включаю душ и жду, пока пойдёт горячая вода. Встаю под воду, она почти ошпаривает меня. Я не понижаю температуру. Начинаю мыться. Я тру кожу пока она не становится красной и почти кровавого цвета. Оттираю каждый дюйм, как будто могу очиститься от ощущения тех суровых, жестоких, но всё же иногда нежных рук, а также очиститься от той болезни внутри меня, которая заставляет реагировать на него, нуждаться в его прикосновениях, независимо от того, что Калеб отравил меня необходимостью сексуального доминирования.

Если бы я могла сделать себе кровопускание и избавиться от всего этого, то сделала бы это.

В минуту безумия, я беру одну из одноразовых бритв, которые использую, чтобы побрить ноги и другие места. Прикасаюсь лезвием к верхней части предплечья. Провожу им по коже и чувствую острую боль. В шоке от внезапной боли, бросаю бритву и наблюдаю, как алая кровь стекает по моей руке и смывается в канализацию душа. Я очарована этим зрелищем.

Но не пытаюсь порезать себя снова. Мне не хватает мужества, чтобы считать это выходом из положения. Я слишком большой трус. И мне по-прежнему хочется жить.

А потом, без предупреждения, падаю на пол и рыдаю, тёплая вода льётся на меня, а я рыдаю, рыдаю, рыдаю. Бью себя кулаками по голове. Царапаю пальцами свои глаза, вырываю свои волосы.

— Чёрт, — слово выходит сквозь сжатые зубы. — ЧЁРТ! — я, наконец, взвизгнула, но слово сорвалось с моих губ как бессловесный вопль, и шум душа заглушил его.

Ну, по крайней мере, я чувствую себя отлично, чтобы ругаться.

Нахожу достаточно сил, чтобы встать, выключить душ, обсохнуть и надеть футболку и трусики.

В поисках спокойствия, я иду в свою библиотеку босиком, поджимая пальцы ног. Возможно, несколько часов со Смиллой успокоят меня.

Дверь заперта.

Я попробовала снова. Постучала. Подёргала ручку. Ударила кулаками о дерево.

Ещё одно наказание.

Я поворачиваюсь на месте и прижимаюсь спиной к двери, борясь со слезами. И тут окидываю взглядом остальные книжные полки в комнате.

На которых не было ничего.

Кроме одной новой книги.

«Подчинение авторитету: Экспериментальный взгляд» Стэнли Милгрэма.