Я никогда не забуду выражение его лица, когда он скатился с кровати и отшатнулся от меня. Выражение потрясения и полного непонимания. Он не понял, что так поразило его. Не знал ни что это, ни что сказать, ни что чувствовать, ни как с этим справиться. Я не знаю, что он чувствует, о чем думает, чего боится и что его так смутило. Просто знаю, что он абсолютно сокрушен.

Я понимаю. Этот поцелуй был одним из самых впечатляющих поцелуев в моей жизни. Возможно, самым впечатляющим. Я понимаю, но ничего не говорю, потому что не могу помочь ему в этом. Либо он мужчина, способный справиться сам, либо нет. Я вижу это в нем: борьба, страх и паника. Чувствую, что он напуган, и не отважусь относить все это на свой счет, потому что сама в панике. Конечно, этого не может быть. Этого слова, этого чувства, этого волнения.

Но что, если это так?

Если он окажется мужчиной — достаточно смелым — чтобы стать тем, в ком я нуждаюсь и пройти через боль, то между нами все может быть прекрасным. Но все это зависит от него. И я чувствую, что он не привык в чем-либо прилагать усилий. Он путешествует по жизни. Никто никогда не полагался на него, никто никогда от него ничего не ожидал. Что можно построить на этом? От него потребовалось бы многое. Я бы многого от него ожидала.

— Лок, — я шепчу, потому что чувствую, что громкий голос может испугать его. — Лок, просто… дыши. Все нормально.

— Я не понимаю, что с этим делать, — он не шепчет. Его голос низким рокотом звучит по всей спальне.

Обнаженный и такой великолепный. Все его сильное тело залито лунным светом: крепкие мускулы, загорелая кожа, вздувшиеся от напряжения вены, настолько четко очерченные, словно высечены на гранитной плите. Густые взлохмаченные волосы свободно спадают на плечи, борода спутана. Совершенный мужчина — крепкий, мужественный, чувственный, сексуальный.

— Ты не должен понимать, —— говорю я ему. — Не сразу. Мы вместе можем выяснить это.

— Я не знаю, что это.

— Черт, я тоже.

Слезаю с кровати и встаю в паре шагов от него. Мое платье в полном беспорядке: верхняя часть спущена под грудь, подол закручен вокруг бедер. Я стою перед ним. Хочу его. И не желаю в данный момент разбираться в этих эмоциях. Мне нужна физиология. Хочу его руки, его рот, его мужское естество. Я хочу забыть все эти переживания и просто почувствовать себя… женщиной. Снова. На какое-то время я забыла, что это значит, как это ощущается.

Мне это необходимо.

Страсть, чувственность, сексуальность. Знать себя. Знать свои желания и без страха следовать им. Я выдыхаю, потому что пришла сюда к нему, желая его, желая чего-то еще. Не очень уверена, могу ли на это претендовать, но так сильно хочу попробовать. Вроде ничего запретного, но ощущается чем-то непозволительным. Мы два взрослых человека, никто из нас не связан с кем-то еще. И это проблема, по крайней мере, для меня. Я связана с кем-то, но он мертв. И его сердце бьется в груди мужчины, которого я хочу.

Черт, это сильно сбивает с толку. Легче просто не думать. Проще позволить гормонам заглушить мои мысли. Проще смотреть на прекрасное тело Лока. Проще думать об этих больших талантливых руках на моем теле. Об этом ловком языке — влажном и настойчивом — смакующем каждую мою эрогенную зону, о некоторых из которых я даже и не подозревала. Проще убедить себя, что позже будет достаточно времени, чтобы все обдумать; что позже будет время навести порядок в сердце, мыслях и теле. Я слишком долго жила исключительно разумом, отгораживаясь от мира, от чувств, от потребностей и желаний тела. Я плыла по жизни и в последнее время была больше существом, нежели человеком.

А сейчас?

Я полностью здесь: со своим разумом, сердцем и телом. И прямо сейчас я хочу думать только о настоящем.

Не знаю, как долго мы стоим — неподвижные оба. Но знаю, в какой момент тонкие путы, сдерживающие меня, оборвались.

Срываю с себя платье и отбрасываю в сторону. Плавно скольжу к Локу. Он издает мучительный стон. Я придвигаюсь ближе, пока между нами не остается какой-то сантиметр, потом меньше, а затем наши тела соприкасаются: моя грудь прижата к его груди, наши бедра задевают друг друга, его естество толкается ко мне. Я скольжу ладонями по его груди, плечам, вниз по бокам. Обхватываю его крепкую подтянутую задницу, стройные узкие бедра. Опускаю руку между нами. Поглаживаю его.

— Это ничего не решит, — шепчет он.

— Не решит, — соглашаюсь я.

Боже, он такой идеальный на ощупь. Твердый, как сталь. Такой толстый, что кончики моих пальцев не соприкасаются, когда я беру его в руку. А кожа, словно бархат. Лок тяжело дышит, руки опущены вдоль тела, кулаки сжимаются и разжимаются. Он борется за контроль. Борется с самим собой. Его взгляд, словно лабиринт, в котором я заблудилась. Дикий сине-зеленый лабиринт. И у меня нет путеводного клубочка, чтобы найти свою дорогу. В любом случае, я ныряю в этот омут с головой. Двигаю кулаком вверх и вниз по всей его длине, пока он непроизвольно не начинает отзываться на мои прикосновения.

— Найл, черт… — бормочет он, а потом хватает мои запястья в свою руку, и я взлетаю в воздух.

Поддерживая рукой за задницу, он несет меня через всю комнату, после чего укладывает спиной на матрас. И целует. В этот раз поцелуй не похож на цунами ни по интенсивности, ни по нежности — это было раньше. В этот раз поцелуй яростный, голодный и крайне сексуальный: с клацаньем сталкивающихся зубов и громкими звуками засасывающих губ — пожирающий и требовательный. Руками он прижимает мои запястья над головой, отпускает мои губы и перемещается на грудь. Я извиваюсь под этими прикосновениями, борясь с его хваткой в желании коснуться, обнять, поддержать. Но он не отпускает. Он облизывает мои соски, слегка покусывает, делая гиперчувствительными, напряженными, жесткими, просящими большего. Мои бедра дрожат, а клитор пульсирует, требуя внимания. И, Боже, он дарит его. Пальцами он скользит по мне, влажной и готовой, и я издаю стон облегчения, когда он умело начинает заставлять меня буквально корчиться от желания. Своим неистовым ртом он терзает мои губы и соски, а пальцами ускоряет круговые движения. Он приподнимается надо мной, целует, касается меня, и затем я больше не чувствую его руку. Я слышу какой-то хруст и открываю глаза, чтобы увидеть, как Лок вскрывает зубами упаковку презерватива и раскатывает резинку по всей своей длине одним плавным движением. Отбрасывает обертку в сторону и толчком колена разводит мне бедра, по-прежнему удерживая мои запястья над головой. Я борюсь, но он не отступает. Кусает мою нижнюю губу, оттягивая ее зубами резко, но, в то же время, нежно, и скользит своим членом к моему входу.

— Лок, — я не знаю, что говорить или о чем просить.

— Ты хочешь его? — горячо дыша, шепчет он мне в ухо.

— Да, Боже, да, — я знаю, чего просить.

— Скажи это, Найл.

— Я хочу его. Дай мне его. Пожалуйста, Лок. Мне нужен ты.

Сейчас не время для разговоров.

Он напрягается, его грудь раздувается от ускоренного тяжелого дыхания. Челюсти напряженно сжаты. Лок всматривается в меня этим своим взглядом цвета бушующего штормового моря. А затем входит сильным рывком, и я хнычу, когда он растягивает и заполняет меня. Я чуть ли не плачу от блаженства, ощущая его внутри себя. Напрягаюсь, пытаясь вырвать свои запястья из его захвата, вращаю бедрами, тянусь, пытаясь укусить или дотянуться губами и зубами до всего, чего смогу. Подбородок, щеки, губы, шея, плечи — все это я целую, кусаю, оттягивая кожу. Мой рот умоляет, молча прося о большем.

— О, черт… — его голос срывается. Как будто он сдается. — Боже, Найл. Ты ощущаешься…

Я затыкаю его рот поцелуем, чтобы заставить замолчать, как он сделал это со мной. Двигаю бедрами, молча умоляя действовать. Он разрывает наш поцелуй, вонзаясь в меня настолько глубоко, насколько может войти, и замирает, удерживая позицию, прижимая меня бедрами к кровати со сцепленными над головой запястьями. Мое дыхание переходит в неудовлетворенное удушье, от чего мои груди трясутся и раскачиваются. Я выгибаю спину, подталкивая их к нему, нуждаясь в том, чтобы на них снова оказался его рот. Не понимаю, почему мне нельзя прикоснуться к нему. Но он не дает. Не сдается. Удерживая мой взгляд, не моргая, он начинает двигаться. Медленно. Нежно. Мучительно.

И теперь я начинаю понимать, почему он это делает, не позволяя мне прикоснуться к нему. Если я коснусь его — он погиб.

Он думает, что может это контролировать. Остановить это. Убедившись, что я не смогу касаться его, он пытается сдержать то, что возникает между нами — и я говорю не об оргазме.

Мальчишка! У меня есть новости для него. Я могу прикоснуться к нему чем-то гораздо большим, чем руками.

Не знаю, зачем делаю это, ведь возникающее между нами чувство для меня не менее непонятное и страшное, но я провожу пальцами ног вдоль его икр легкими щекочущими прикосновениями и начинаю двигаться синхронно с ним, найдя идеальный, неторопливый, чувственный ритм, дыша медленно… вдох… и… выдох. Медленно. Он задает темп, и я ему следую. Это идеально. Это так великолепно. Я сгибаю ногу и снова провожу ею по его икре, вверх до колена, затем ласково снова вниз, заворачивая свою ступню за его ногу, сплетая их. Скольжу второй ногой по его икре и сплетаю их в области колена. И теперь уже обе мои ноги тесно обвивают его. Подтягиваю его ближе к себе. Приподнимаю спину и выгибаюсь, потираясь сосками о его грудь, превращаю каждое движение в толчок моих бедер ему навстречу. Прислоняюсь ближе к его уху и нашептываю, стараясь передать ему все удовольствие от моих ощущений, пока он уворачивается от моих губ. Я вкладываю в голос все наслаждение, которое испытываю. Стону ему в ухо. Мягко вздыхаю, всхлипываю, шепчу его имя, пока он скользит во мне вперед-назад, вперед-назад — так медленно, что от этого мы оба начинаем сходить с ума. Поняв мою игру, его лицо отражает еще большую муку, когда он чувствует тесную связь, окутывающую нас. Все плотнее, плотнее, плотнее.

— Проклятье… — стонет он и опускает голову между моих грудей. Лок выпускает мои запястья, и я спешу обнять его. Глажу его накачанную, бугрящуюся мускулами спину, обхватываю упругие ягодицы и толкаюсь к нему. — Найл… Боже, Найл.

Я не отвечаю ему. Могу только стонать возле его шеи и всхлипывать возле уха. Руками скольжу по всему его телу — везде, куда могу дотянуться — очерчивая каждый мускул, каждую жилку. Он сверху, но контроль уже не у него.

У меня.

Я ускоряю движения, мои бедра извиваются и прижимаются к нему, дыхание ускоряется, стоны становятся громче, увлекая его за мной.

— Найл, — он сдается. Сейчас. Спина выгибается. Бедра ударяются об меня с хлопающими звуками. Дыхание рваное, ускоренное. Руками, практически сдирая кожу с моих бедер, жестко тянет меня ближе. Лицо спрятано у меня на груди.

Я обхватываю ладонями его щеки и приближаю лицо к моему.

— Поцелуй меня, Лок.

— Черт возьми, Найл, — он пытается вырваться, пытается сопротивляться этому.

— Поцелуй меня, когда будешь кончать, Лок.

Я тяну его за бороду, требуя губы. И он отдается мне. Целует, дрожа и сотрясаясь, пока кончает. Я тянусь рукой между нами и касаюсь клитора, доводя себя до сотрясающего тело оргазма, корчась под Локом и целуя его.

В наступившей тишине, мы лежим, сотрясаемые дрожью.

— Проклятие, Найл, — он тяжело дышит, его голос срывается и хрипит. — Какого черта ты делаешь со мной?

Хотела бы я знать.