Пришло лето, и люди стали ходить друг к другу в гости. Иногда из Больших Лесов приезжал верхом дедушка, дядя Генри или дядя Джордж. В такие дни мама готовила на обед побольше еды, и обед длился дольше обычного. Папа и мама сидели и разговаривали с гостем, а потом возвращались к работе.

Иногда мама разрешала Лоре с Мэри перейти через дорогу, спуститься с холма и навестить миссис Петерсон. Петерсоны поселились здесь совсем недавно. Дом у них был новый и всегда чисто прибранный, потому что у миссис Петерсон не было маленьких девочек, которые вечно переворачивают все вверх дном. Миссис Петерсон была шведкой. Она показывала Мэри и Лоре красивые кружева, разноцветные вышивки и фарфоровую посуду, которые она привезла из Швеции.

Миссис Петерсон говорила с девочками по-шведски, они отвечали ей по-английски, но все отлично понимали друг друга. Когда девочки уходили, миссис Петерсон давала каждой по свежему печенью, и по дороге домой они медленно откусывали по кусочку.

Половинку своего печенья Лора съедала сама, а вторую половинку оставляла Крошке Кэрри. Мэри тоже оставляла половинку печенья Крошке Кэрри. Поэтому Крошка Кэрри получала две половинки, то есть целое печенье.

________

Иногда кто-нибудь из соседей заранее предупреждал, что собирается к ним всей семьей на целый день. Мама делала уборку, варила побольше еды и доставала пакетик с покупным сахаром. Утром назначенного дня к воротам подкатывал фургон, и тогда Мэри и Лоре было с кем поиграть.

Мистер и миссис Хьюлетт привозили с собой Иви и Кларенса. Темноглазая кудрявая Иви была очень хорошенькая. Играла она всегда очень осторожно и старалась не запачкать и не измять свое платье. Мэри это очень нравилось, но Лора больше любила играть с Кларенсом.

Кларенс был рыжий, веснушчатый и все время смеялся. Одет он был всегда очень красиво — в синий костюмчик, обшитый тесьмой и застегнутый блестящими золочеными пуговицами, а башмаки у него были с медными носами.

Медные полоски на носках его башмаков так ярко блестели, что Лора жалела, почему она не мальчик. У девочек на башмаках медных носков не бывает.

Лора с Кларенсом бегали по двору, кричали и лазали по деревьям, а Иви и Мэри чинно прогуливались вокруг дома и тихо беседовали.

Мама и миссис Хьюлетт разговаривали и рассматривали дамский журнал, который гостья привезла с собой, а папа с мистером Хьюлеттом ходили смотреть лошадей и посевы и курили трубки.

Однажды в гости пришла тетя Лотта. В то утро Лоре пришлось очень долго смирно стоять и ждать, пока мама снимала с ее волос тряпочки и расчесывала локоны. Мэри была уже готова. Она чинно сидела на стуле в накрахмаленном голубом платье, а золотистые локоны падали ей на плечи.

Лора была в красном платье, которое ей очень нравилось, но мама больно дергала ей волосы, и они были не золотистые, а коричневые, и поэтому их никто не замечал. Все любовались и восхищались только золотистыми локонами Мэри.

— Ну вот, все готово. — сказала наконец мама. — У тебя теперь красивые локоны, и Лотта уже здесь. Бегите обе ее встречать и спросите, какие локоны ей больше нравятся — золотистые или коричневые.

Мэри с Лорой выскочили из дома и увидели, что тетя Лотта уже у ворот. Тетя Лотта была большая девочка, ростом намного выше Мэри. Платье у нее было розовое, и она размахивала розовым капором, держа его за одну тесемку.

— Какие локоны тебе нравятся больше — золотистые или коричневые? — спросила Мэри. Она была хорошая девочка и всегда выполняла все, что ей велела мама.

Лора ждала, что скажет тетя Лотта, и чувствовала себя ужасно несчастной.

И те и другие, — улыбаясь, ответила тетя Лотта. Она взяла Лору и Мэри за руки, и все трое вприпрыжку побежали к дверям, где их ждала мама.

В окна лился солнечный свет, и все кругом было чистое, аккуратное и красивое. Стол был накрыт красной скатертью, черная печка блестела. В дверь спальни виднелась большая кровать, под которую была задвинута маленькая. Из широко раскрытой двери кладовки доносились вкусные запахи. С чердака, мурлыкая, спускалась Черная Сьюзен.

Все было чудесно. Лоре было очень весело, и никто бы не подумал, что вечером она так раскапризничается.

К тому времени, когда тетя Лотта ушла домой, Мэри и Лора устали и были очень сердитые. Они пошли к поленнице собирать щепки для растопки на завтра. Они терпеть не могли собирать щепки, но сегодня это почему-то было особенно противно.

Лора схватила самую большую щепку, а Мэри сказала:

— Бери что хочешь, мне все равно. Лотте мои волосы понравились больше. Золотистые волосы в сто раз красивее коричневых.

У Лоры комок подступил к горлу, и она не могла ничего сказать. Она и сама знала, что золотистые волосы красивее коричневых. Она не могла ничего сказать и поэтому протянула руку и ударила Мэри по лицу.

Вдруг раздался голос папы:

— Поди сюда, Лора.

Папа сидел у двери и видел, как Лора ударила Мэри. Медленно передвигая ноги, Лора поплелась к папе.

— Разве ты забыла, что я велел вам никогда не драться? — спросил папа.

— Но ведь Мэри сказала... — начала Лора.

— Какая разница, что она сказала,— перебил ее папа. — Вы всегда должны поступать так, как я вам велел.

Папа снял со стены ремень и отстегал им Лору.

Лора сидела в углу на стуле и всхлипывала, потом перестала всхлипывать и сердито надулась. Ее утешало только то, что Мэри пришлось одной собирать щепки.

Наконец, когда совсем стемнело, папа сказал:

— Поди ко мне, Лора.

Голос у папы был ничуть не сердитый. Он посадил Лору к себе на колени и крепко ее обнял. Лора прижалась головой к папиной груди, папина длинная борода почти совсем закрыла ей глаза, и сразу все опять стало хорошо.

Лора рассказала папе, как было дело, и спросила:

— Ты тоже думаешь, что золотистые локоны лучше коричневых?

Взглянув на Лору своими блестящими голубыми глазами, папа ответил:

— Но ведь у меня тоже коричневые волосы.

Лора об этом не подумала. Волосы у папы были коричневые, и борода тоже была коричневая, и Лора поняла, что коричневый цвет тоже очень красивый.

Но она все равно радовалась, что Мэри пришлось одной собирать щепки.

________

Летними вечерами папа ничего не рассказывал и не играл на скрипке. Летние дни были очень длинные, папа с утра до вечера работал в поле и очень уставал.

У мамы тоже было много работы. Лора с Мэри помогали ей полоть грядки, кормить телят и кур. А еще они собирали яйца и помогали маме варить сыр.

Сыр начинали делать, когда в лесу вырастала высокая густая трава и коровы давали много молока.

Когда сыры созревали, они покрывались твердой коркой. Каждый сыр мама завертывала в бумагу и укладывала на верхнюю полку в кладовке. Теперь оставалось только их съесть.

Мэри и Лора очень любили смотреть, как мама делает сыр. Они с удовольствием лакомились творогом, который скрипел на зубах... и кусочками сыра, которые мама срезала с больших круглых желтых сыров, прежде чем завернуть их в полотно.

Пока сыр не созреет, он называется зеленым.

— Некоторые люди думают, что луна сделана из зеленого сыра. — сказала мама.

Свежие сыры и вправду были точь-в-точь как круглая луна, когда она поднимается над верхушками деревьев, но тоже желтые, а вовсе не зеленые.

— Сыр называется зеленым, потому что он еще не созрел,— объяснила мама.

— Неужели луна и взаправду сделана из сыра? — удивилась Лора.

— Внешность обманчива, — засмеялась мама и объяснила девочкам, что луна — это маленький мертвый мир, где очень холодно и ничего не растет.

В первый день, когда мама еще только начала делать сыр, Лора потихоньку от нее попробовала сыворотку. Мама обернулась, увидела Лорину кислую мину и рассмеялась, а вечером рассказала папе, что Лоре не понравилась сыворотка.

— Ничего, — сказал папа, — от маминой сыворотки ты не умрешь, а вот старик Граймз умер из-за сыворотки.

Лора стала приставать к папе, чтобы он рассказал про старика Граймза, и, хотя папа очень устал, он вынул из футляра скрипку, заиграл и запел:

Наш старый Граймз, он мертв, увы.

Но в сердце — как живой.

Всегда в застегнутом пальто —

И летом и зимой.

Готовя сыр, его жена

Все сливки снять старалась.

А Граймзу доставалось то,

Что лишним оставалось.

Вот так он жил и не скорбел.

Но западный с востока

Однажды ветер налетел —

и Граймз ушел до срока

— Дело в том, — объяснил папа, — что миссис Граймз была старая злая грымза. Она снимала с молока все сливки до последней капельки, и старик Граймз так отощал, что его унесло ветром. Бедняга просто умер с голоду.

Потом папа взглянул на маму и добавил:

— Раз ты здесь, Каролина, никто из нас с голоду не умрет.

— Конечно нет, — согласилась мама. — Разве мы можем умереть с голоду, когда ты все время о нас заботишься?

Папа был очень доволен. Все кругом было так славно — стоял тихий теплый летний вечер, двери и окна были широко открыты, посуда, которую мама мыла, а девочки вытирали, весело позвякивала Папа уложил скрипку обратно в футляр и, улыбаясь, стал что-то насвистывать. Через некоторое время он сказал:

— Завтра пойду к Генри и возьму у него большую мотыгу. Пни на пшеничном поле пустили свежие побеги, и они уже выросли мне по пояс. Надо смотреть в оба, а не то все кругом опять зарастет.

Рано утром папа отправился к дяде Генри, но вскоре прибежал обратно, быстро запряг лошадей в фургон, бросил туда топор, две большие бадьи и котел, в которых мама стирала и кипятила белье, а также все деревянные и жестяные ведра, какие только нашлись во дворе.

— Не знаю, Каролина, может, они и не понадобятся, но будет обидно, если все не влезет.

— Зачем они тебе? Зачем они тебе? — подпрыгивая от волнения, спрашивала Лора

Папа нашел колоду с пчелами,— сказала мама,— и, может быть, привезет нам меду.

К полудню папа вернулся Лора его давно уже поджидала и, как только он остановился у сарая, помчалась к нему. Но заглянуть в фургон она никак не могла.

— Каролина! — крикнул папа. — Иди сюда, возьми у меня ведро с медом, а я распрягу лошадей.

Мама, очень разочарованная, подошла к фургону и сказала:

— Ну что ж делать, Чарльз. Одно ведро все же лучше, чем ничего.

С этими словами она заглянула в фургон, ахнула и всплеснула руками, а папа засмеялся.

Все ведра были полны золотистых медовых сотов! Обе бадьи и котел тоже были заполнены доверху.

Папа с мамой ходили взад-вперед несколько раз, пока не внесли в дом все бадьи и ведра. Соты мама сложила горкой на большой поднос и аккуратно накрыла их салфетками.

После обеда все до отвала наелись отличного золотистого меда, и папа рассказал, как он нашел колоду с пчелами.

— Ружья я с собой не брал, — начал он. — Я ведь не собирался охотиться, а бояться летом нечего. Пумы и медведи в это время года такие жирные, что им лень нападать на людей.

Я пошел напрямик через лес и в густых зарослях чуть не наткнулся на огромного медведя. Он стоял совсем близко от меня — не дальше, чем вон та стена.

Заслышав шум, медведь обернулся, поглядел на меня и, наверное, заметил, что у меня нет ружья. Может, потому-то он и не обратил на меня внимания.

Он стоял на задних лапах под большим деревом, а вокруг него кружились пчелы. Ужалить его они не могли — шерсть у него очень густая, а от морды он отгонял их лапой.

Я стал наблюдать за ним и увидел, как он сунул в дупло вторую лапу, а когда он ее оттуда вытащил, с нее капал мед. Медведь слизнул мед и сунул лапу обратно в дупло.

Мне тоже захотелось меда. Я нашел дубину и поднял страшный шум — стал колотить дубиной по дереву и орать во все горло. Медведь был до того жирный и до того наелся меда, что попросту опустился на все четыре лапы и вперевалку поплелся прочь. Некоторое время я шел за ним следом, а когда он прибавил шагу и отбежал подальше от пчел, я вернулся домой за фургоном,

Лора спросила папу, как он сумел отобрать мед у пчел.

— Очень просто. — ответил папа. — Я оставил лошадей подальше в лесу, чтобы пчелы их не искусали, а сам подошел к дереву, срубил его и расщепил пополам.

— А тебя пчелы не жалили?

— Нет. Пчелы никогда меня не жалят. Внутри ствол был пустой и сверху донизу набит медовыми сотами, — продолжал папа. — Пчелы, наверное, много лет подряд собирали этот мед. В некоторых сотах мед был старый и темный, но я раздобыл столько хорошего чистого меда, что нам его надолго хватит.

Лоре было очень жалко бедных пчелок. Они так старались, а теперь останутся без меда, но папа сказал, что в дупле меда осталось достаточно, а рядом растет еще одно дерево с большим дуплом, куда пчелы смогут перебраться. Им все равно уже пора переселяться в чистый новый дом.

Пчелы возьмут с собой старый мед, сделают из него свежий и запасут его в своем новом доме. Они до последней капельки соберут все. что пролилось на землю, и к зиме у них снова будет большой запас меда.