Глава первая

Фиби выставила банки маринованных огурцов на прилавок в своем магазине и принялась расставлять их на полках. Она провела рукой по влажному лбу, оставив на нем грязный след. Испачканной была и ее одежда. Ей двадцать девять лет, но работа, которой она занимается, не позволяет носить ничего более оригинального, чем джинсы и майки. От этих мыслей она нахмурилась.

Внезапно у входной двери звякнул колокольчик, предупреждая ее о посетителе. Правда, для покупателей время слишком раннее, и она даже испугалась. И тут в дверях показался, заливаясь добродушным смехом, Боб, ее младший брат. Он нагнулся и чмокнул ее в щеку.

— Что тебя так развеселило, Боб? — спросила Фиби, пытливо всматриваясь в брата. Его темные глаза светились безудержным весельем.

— Вот смотрю на тебя, Фиби, — продолжал смеяться он, — и никак не могу поверить в то, что ты старше меня на два года. Твои волосы, как у девчонки, собраны в хвост, а лицо перепачкано непонятно чем. Нет, не могу дать тебе больше семнадцати, дорогая.

Семнадцать! Как давно это было. Ведь тогда она совершила самую большую в своей жизни ошибку, решив, что сможет управлять самим Бреттом Кроузом. Только такая молодая, глупенькая девчонка, как она, могла думать, что в состоянии удержать мужчину, поставив его в безвыходное положение. За свою глупость она заплатила дорогой ценой.

— Эй, чем ты недовольна, Фиби? — Боб все еще держал сестру за подбородок, глядя ей прямо в глаза. Он был по крайней мере на полголовы выше ее, однако их фамильное сходство бросалось в глаза. Темные волосы, одинаково широко поставленные глаза, прямой нос и пухлые губы.

Они не один год работали вместе в семейном магазинчике, и Фиби уже давно привыкла к постоянным опозданиям брата. Но сегодня у нее было не слишком хорошее настроение.

— Может быть, я расстроилась из-за твоего опоздания, Бобби. Ты мог бы помочь мне открыть магазин.

Боб виновато улыбнулся, и Фиби стало стыдно за свою придирчивость. Боб не мог приходить вовремя. Он просто не умел быть пунктуальным.

— Прости, Фиби. — Он обвел взглядом магазин и увидел, что полки и прилавки уже в полном порядке. Сестра великолепно справлялась со своими и частично с его обязанностями уже на протяжении десяти лет после смерти отца. Еще Боб Стефансен-старший не мог найти ничего без ее помощи. — Ведь ты совсем не нуждаешься во мне.

— Ну-ка, возьми этот ящик и отнеси его в подсобку, — велела Фиби строгим голосом.

На ней были всегдашние кеды, позволявшие беззвучно передвигаться по деревянному полу магазина. Она просто летала из одного конца в другой, а потом садилась за старомодную кассу, символизирующую собой стабильность жизни Конуэя.

Банка кофе на кассе напомнила Фиби о настоящем времени. Бобу наверняка сейчас хочется кофе.

— Ну и где ты был этой ночью? — спросила она, протягивая ему чашку.

Он кивнул в знак благодарности.

— Я был там, в баре. Где еще? — Боб сделал ударение на слове «там», потому что поблизости имелось только одно заведение, работавшее ночью. В Конуэе вообще их было не так уж много. Не то что в находящемся на расстоянии сорока миль к югу Чарлстоне, разросшемся городе с его великолепным историческим центром, заставляющим туристов возвращаться в него вновь, или в Джорджтауне, городе поменьше, с его едким запахом бумажной фабрики, расположенном в двадцати милях к северу.

— Я знаю, — сказала Фиби и начала смеяться, но последовавшие за этим слова брата заставили ее резко замолчать.

— Бретт Кроуз тоже был там. — Он смотрел на нее, ожидая реакции. Фиби вся сжалась внутри, не в силах погасить в себе нарастающее волнение.

— Думаю, ему не следовало бы ходить туда сейчас, — заметила она. — Завтра похороны Синтии.

— Я, может быть, ошибаюсь, но он чувствовал себя неплохо в нашей компании. Кстати, он спрашивал о тебе, сестричка, — проворчал Боб озабоченным голосом. Боб не знал целиком всей истории, которая произошла между ней и Бреттом в те годы, но догадывался, что из-за него все ее несчастья.

Фиби открыла кассу и положила туда мелочь.

— Прошло много времени с тех пор, как он уехал, Боб. Я думаю, в нем причина того, что случилось со всеми нами, — задумчиво произнесла она.

— Бретт старался побольше выспросить о тебе, — тихо сказал Боб. — Ему непременно хотелось знать, где ты работаешь, где живешь, замужем ли ты.

— И что ты ему сказал? — спросила Фиби насмешливо. Слишком насмешливо.

Боб поднял голову.

— При чем здесь я? Бретт Кроуз не посмел бы задавать вопросы о тебе мне. Он спрашивал других парней.

Фиби сжала губы и нахмурила брови. Интересно, с каких это пор Бретт собирает информацию о ней? Он был ее другом, ее тайной, ее любовью. Но эта сказка давно закончилась, и начался кошмар.

— Я сидел в баре с Кэрком Парклендом, мы разговаривали, и я видел, как вопросы Кроуза бесили его, — продолжал Боб. — Ты знаешь, хотя, думаю, тебе это не слишком понравится, Фиби, но Кэрк воображает тебя своей девушкой.

В ее глазах промелькнуло раздражение. Было очевидно, что их отношения с Кэрком не более чем дружба. Она знала его с самого детства и знала, что он влюблен в нее, но роман между ними — всего лишь плод его воображения.

— Я беспокоюсь о тебе, Фиби, не из-за Кэрка, конечно, а из-за этого парня, Кроуза. — Боб посмотрел на нее достаточно выразительно и серьезно.

— Полегче, Бобби, — сказала она, стараясь совладать со своим голосом. — По-видимому, я просто не существую для него. О возобновлении романа не может быть и речи.

Боб одним глотком допил свой кофе и поставил чашку на кассу. Он ждал, скажет ли она что-нибудь еще, и уже приподнял уголки своих губ в полуулыбке. Но Фиби не собиралась продолжать беседу.

— Попробую поверить тебе, сестренка, а теперь лучше приступлю к работе. Мне кажется, я обещал разобраться в подсобке?

Так и не дождавшись ответа, он угрюмо поплелся на задний двор, заплетаясь ногой за ногу, как будто кто-то тащил его на электрический стул. Фиби рассмеялась над его кривлянием, но как только его спина скрылась в проходе, присела на стул и погрузилась в свои мысли. Все, о чем она могла думать в этот момент, было связано с Бреттом Кроузом, с его нынешним приездом в Конуэй.

Фиби закрыла глаза и увидела его таким, каким встретила в юности. В свои двадцать Бретт был отчаянным парнем. У него единственного в городе был мотоцикл, и школе он предпочитал скорость и свободу. Только он на бешеной скорости мог пытаться поймать ветер. И только он занимал все ее воображение. При этом волнующем воспоминании у нее перехватило дыхание, а сердце сжалось.

Стоящий у вырытой могилы пастор произнес: «Аминь», — и гроб опустили в землю. Где-то неподалеку невидимая птичка тянула ноты счастливой мелодии, как будто нарочно окружая смерть песнью жизни. Голос преподобного некоторое время еще монотонно звучал, но затем затих, и Бретт поднял наполненные скорбью глаза.

Его мать не хотела, чтобы он уезжал из Конуэя на долгие двенадцать лет. Но и возвращаться было нельзя после того ужасного подозрения. Скучая по матери, Бретт посылал ей билеты до Нью-Йорка и обратно по крайней мере дважды в год, но она приезжала только однажды. Воспоминание об этом мучило его. И сейчас он очень сожалел, что Синтия Кроуз не видит возвращения своего блудного сына. Ведь только ее смерть заставила беглеца вернуться в родной город.

Бретт провел рукой под воротом рубашки и удивился, почувствовав, что шея влажна от пота. Он поднял глаза и увидел яркое солнце на безоблачном небе, которое, оказывается, припекало уже давно, с тех пор как они прибыли на кладбище. Но Бретта на протяжении всей церемонии сковывал леденящий холод.

Пастор наконец закончил поминальную молитву и осторожно закрыл Библию, призывая единственного родственника умершей к участию в обряде. Все присутствующие также выжидающе смотрели на этого красивого мужчину. Он был высок и строен, а смоляные волосы подчеркивали высокие скулы и оливковый цвет кожи. Гордая осанка говорила об уверенности в своих силах.

Шепча молитву, Бретт положил на могилу матери чайную розу на длинном стебле — это был ее любимый цветок. Затем рукой смахнув выступившие на глазах слезы, он мысленно поблагодарил Синтию за то, что, будучи независимой и гордой женщиной, она не побоялась родить ребенка вне супружества. Самостоятельная и сильная духом, она вырастила сына без чьей-либо помощи и передала ему свою гордость и прямоту.

Бретт отвернулся от скорбного места и молчаливо принял соболезнования небольшой группы горожан, пришедших на траурную церемонию. За многие годы он так и не смог понять, почему его мать не уехала из города вместе с ним. Синтию никогда не игнорировали, как его, но все же ее принимали не слишком искренне и радушно в домах со старыми устоями. И это несмотря на то, что она учила детей из этих семейств в старших классах и вникала во все их проблемы. К ней все равно относились с пристрастием и без конца давали понять, что она не их круга. Да и сейчас на кладбище собралось не больше двадцати человек. А хоронили бы кого-нибудь другого, сюда пришли бы толпы оплакивающих.

Подавив в себе раздражение, возникшее при этой мысли, Бретт направился к машине. Он больше не мог видеть могилу матери, засыпанную землей. Теперь когда Синтия умерла, ему, вероятно, и вовсе нет смысла оставаться в Конуэе. Он прекрасно почувствовал напряжение горожан в связи с его приездом, хотя они и старались продемонстрировать свое равнодушие.

Блеск длинных волос на солнце неожиданно привлек его внимание. И он с мучением, близким к наслаждению, прикрыл глаза. Солнечный свет, заставивший светиться эти темные волосы золотом, помог его мыслям вернуться на двенадцать лет назад. Бретт знал точно, какие эти волосы на ощупь и кому принадлежит этот необычный оттенок темно-синих глаз. Те же глаза — но на двенадцать лет моложе — так же заставляли его цепенеть, и вот сейчас они смотрят на него, наполненные состраданием. Бретт замер, очарованный этим видением. Но затем не без усилия взял себя в руки. Осторожно! Эта женщина, так неожиданно выплывающая из его прошлого, может войти в его настоящее. И хотя она шла к нему с некой царственной отчужденностью, он все же вновь почувствовал ее особую прелесть.

Фиби Стефансен не обладала тем типом женской красоты, который известен всем и каждому по обложкам многочисленных модных журналов. Но любого мужчину, не только Бретта, в ней привлекала ненавязчивая утонченность. Она была невысокого роста, стройная. Ее лицо с прямым носом и широко расставленными глазами могло показаться вполне заурядным, но только не губы, нежным цветком выделявшиеся на ее лице. Бретту даже вспомнилось и то, что они издавали слабый аромат клубники. Больше всего в ней он любил эти губы, особенно когда они смеялись, пусть даже над ним.

Приветливо улыбаясь, Фиби Стефансен подошла к нему, и он с нетерпением ждал, что она скажет. Когда-то она произнесла такие слова, которые он не мог забыть все эти двенадцать лет. Тогда она сказала, что ненавидит темноту перед своим домом, и попросила покрепче обнять и поцеловать ее, как будто бы потому, что они не скоро еще увидятся. Эти ее слова оказались пророческими.

Он прекрасно понимал свое теперешнее положение в годами создаваемой и нерушимой системе взаимоотношений граждан Конуэя. Он для них всего лишь неожиданно вернувшийся пасынок, бросивший им вызов. И он осознавал, что самое большее, на что может рассчитывать в этом городе, это молчание и немой укор. И с ее стороны тоже. Поэтому его интересовало сейчас только одно: кого же видит перед собой Фиби? Отверженного всеми парня или преуспевающего современного писателя, каким он стал? Впрочем, он не был до конца уверен в ее осведомленности о его карьере. Ведь за эти годы наверняка многое произошло.

Фиби остановилась в двух шагах, слегка откинув голову и уверенно встречая пристальный взгляд Бретта. Его рост достигал шести футов, так что ее голова едва доставала до его подбородка. И эта подробность вновь всколыхнула в Бретте давно уснувшие воспоминания.

Он не хотел что-либо испытывать при взгляде на нее, но волна чувств уже поднялась в нем и заставила его вспомнить те времена, когда он верил в любовь и счастье, приносимое ею. К его ужасу, он даже теперь не был до конца уверен, что больше в данный момент терзает его сердце, — смерть матери или появление вновь в его жизни Фиби, некогда разрушившей все его мечты и надежды и, как ему казалось, втоптавшей его любовь в грязь. И сейчас от одного только взгляда на нее он испытывал почти те же муки, что и тогда.

— Здравствуй, Бретт, — произнесла она бархатным голосом, похожим на шепот.

— Привет, Фиби. — Произнести это имя оказалось непривычно трудно для его языка, и он знал почему. За все двенадцать лет он ни разу не произносил его вслух. Сначала он ненавидел только ее одну. Позже ему казалось, что эту ненависть он перенес на всех встречавшихся на его пути женщин.

Тем временем с кладбища почти все разошлись, оставив их одних стоящими друг против друга. Бретту показалось странным, что он не заметил ее раньше — там, у могилы, или на церемонии в церкви. Ведь должна была быть на это причина.

— Я очень сожалею о смерти Синтии, — сказала Фиби тихим голосом.

— Я тоже, — сказал он, внимательно разглядывая ее и одновременно пытаясь разобраться в своих чувствах. С длинными прямыми волосами, с непослушной прядью, спадающей на лоб, она выглядела, как в семнадцать лет.

Фиби чувствовала себя неуютно под его пристальным взглядом. Она небрежно откинула волосы, подставив легкому ветерку шею. Это движение напомнило Бретту об одном из самых ее чувствительных мест под копной волос. Она плотно сжала губы — признак нервозности, отметил про себя Бретт. Капельки пота на ее лбу блестели словно бисер.

Она посмотрела в сторону могилы. Затем снова повернулась к Бретту и с глазами, внезапно наполнившимися печалью, произнесла:

— Я хочу сказать, что мне так же горько, как и тебе. Мы с Синтией были друзьями. Ты, наверное, не знал об этом? Конечно, не знал. Ты думал, что ее любил только ты один.

Ему хотелось спросить, почему она любила мать человека, любовь которого отвергла, но не смог. Здесь было не место и не время для выяснения отношений, тем более что Синтия умерла.

— Синтия всегда говорила, что не желает пышных похорон. Она любила жизнь и хотела, чтобы кто-нибудь играл громкую веселую мелодию, когда она умрет, — сказал Бретт, грустно глядя в глаза Фиби.

— Что-нибудь вроде «Ясноглазого Джо»?

Фиби попробовала улыбнуться, и Бретт дружески похлопал ее по плечу.

— Мне жаль, что все так вышло, Бретт, — сказала она, слегка отстраняясь и отворачиваясь от него. Она не нашла других слов, да и что она могла ему сказать?..

Бретт стоял и смотрел, как она уходит, охваченный таким глубоким чувством утраты, какого не испытал, даже узнав о смерти матери.

Когда раздался звон колокольчика на входной двери, Фиби тут же вскочила и заставила себя улыбнуться. Ей нравилось приветствовать лично каждого из своих покупателей, и не только потому, что это было хорошо для бизнеса, а потому, что она знала каждого в этом городе.

Однако ее улыбка застыла на лице, когда на пороге показался Бретт Кроуз, а мысль о том, что ее размеренная жизнь теперь никогда уже не вернется к нормальному состоянию, заставила всю похолодеть.

На кладбище он показался ей зрелым, степенным мужчиной. Годы добавили его лицу мужественности, но украли с его лица любимую ею открытую улыбку. Когда-то она была опьянена этой улыбкой и до сих пор не могла ее забыть.

Длинные, вопреки нынешней моде, волосы были по-прежнему жгуче-черными, а оливковый оттенок кожи все так же выдавал в нем индейских предков. Устремленный на нее взгляд серых глаз, исполненный незнакомого ей выражения, утратил былую горделивость. Выглядел он совсем просто: парусиновые туфли, джинсы и тенниска, подчеркивающая его мускулистое тело, ничуть не расплывшееся с тех пор, как она его знала. Из привлекательного юноши Бретт превратился в красивого мужчину. Фиби показалось, что он может услышать бешеный стук сердца в ее груди. А в голове ее пронеслась сотня незаданных за все эти годы вопросов.

— Бретт? — Она первая прервала молчание, несмотря на охватившую ее панику.

— Привет, Фиби, — ответил он.

Ей хотелось закричать. Где же тот, прежний Бретт Кроуз? Где искорки в его глазах и улыбка на губах? Даже голос его изменился. Борясь со своими чувствами, она пригласила его войти и, чтобы ее волнение было не слишком заметно, затараторила:

— Могу я чем-нибудь помочь? В магазине много всего нового и разного, не то что прежде. Когда я приняла магазин после смерти отца, я придумала совершенно другую систему расположения товаров, чтобы было легче покупателям и мне. — Фиби остановилась и подняла глаза: — Вам нужно что-то конкретное?

— Я пришел сюда не покупать. — Взгляд Бретта упал на кофейник позади нее и застыл в немом вопросе. — Кофе все еще водится в магазине Стефансена?

Ни слова не говоря, она повернулась, достала пластиковый стаканчик и налила в него кофе. Что он имел в виду, когда сказал, что пришел в магазин не за покупками? Она поймала себя на том, что не хочет отпускать его, не поговорив с ним. Фиби подала гостю кофе и почувствовала прикосновение его теплых пальцев к руке.

Прихлебывая маленькими глотками кофе, Бретт с интересом рассматривал магазин, убеждаясь, что каждая вещь здесь на своем месте и все замечательно организовано.

— Магазин в хороших руках, — похвалил он. — У тебя неплохая прибыль, не правда ли? Куда до тебя мэру Стефансену!

Почти каждому в городе известно, каким безнадежным бизнесменом был Боб Стефансен-старший. Проблемы магазина, объемы продаж и широта ассортимента не волновали его. Фиби, наоборот, отдавала всю себя этому старому семейному заведению и очень переживала за него. А ее отец набрал слишком много кредитов, накупил товаров, которые не пользовались спросом. Его больше волновали проблемы города, общественное мнение, но никак не магазин, находящийся на грани банкротства.

Фиби вникла в проблемы магазинчика чрезвычайно быстро и немедленно взялась приводить его в порядок. Ее усилия были вознаграждены хотя и небольшой, но прибылью. И все же Фиби не могла позволить Бретту насмехаться над полной некомпетентностью отца в вопросах бизнеса.

— У нас все в порядке, — сказала она и глубоко вздохнула. — Если не хочешь ничего покупать, так зачем ты здесь?

Он усмехнулся, но в глазах не промелькнуло и тени веселья.

— Не очень-то вежливо спрашивать об этом. — Его глаза пристально изучали ее, заставляя испытывать смущение и трепет.

— Мы уже не соседи, — тихо произнесла Фиби, сжав губы.

Один уголок рта Бретта слегка приподнялся, но полной улыбки не получилось. Он допил кофе и посмотрел на нее поверх пластикового стакана.

— Ты права, но я здесь, чтобы сделать чисто соседское предложение.

Фиби молчала, ожидая продолжения и пытаясь собраться с мыслями. В последнее время ее преследовали навязчивые картины давно ушедшего прошлого. Вот и сейчас она снова чувствовала терпкий запах магнолий, в тени которых они сидели двенадцать лет назад.

— Ты не пообедаешь сегодня со мной?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Фиби открыла рот, не в силах поверить в эти слова. Может быть, она неправильно поняла его?

— Что?

— Я прошу тебя пообедать со мной. Конечно, если ты не занята и если не забыла, что такое обед. Еда, тарелки. А иногда и неплохой антураж.

— Ты на самом деле хочешь пообедать со мной! — Фиби знала, что ее вопрос звучит нелепо, но не могла ничего с собой поделать.

— Да, — просто ответил он.

Число ресторанов в их городе можно было пересчитать по пальцам, и она не могла представить себя и Бретта обедающими в одном из них, ибо ясно видела неодобрительные взгляды их владельцев, осуждающих ее за такую компанию.

— Не знаю, хороша ли твоя идея пойти куда-нибудь, — наконец сказала Фиби. — Ведь в нашем городе...

— Я не имел в виду идти куда-то, — прервал он ее. — Ты же знаешь, я неплохо готовлю и сам. Приглашаю тебя в дом моей матери, то есть теперь уже в мой дом.

Это приглашение показалось ей еще опаснее предыдущего. Неужели он не понимает, как нелегко ей будет остаться с ним наедине? Слишком многое связывало их в прошлом, и в памяти — слишком большой осадок вины.

— Почему ты хочешь пообедать со мной? — спросила Фиби, замечая, как неуверенно звучит ее голос.

Бретт потер шею и посмотрел в пол. Когда он заговорил, Фиби сразу почувствовала облегчение.

— Собираюсь выполнить распоряжение моей матери. Я нашел письмо, адресованное мне, в котором она выражает желание передать тебе кое-какие из своих вещей. И, я думаю, сегодняшний вечер как нельзя лучше подходит, чтобы выполнить ее просьбу. Но если...

— Конечно да, — внезапно вырвалось у Фиби, и волна смущения охватила ее. — Но я смогу только после работы.

— Я хотел бы, конечно, перекусить пораньше, — невозмутимо заметил он. — Но в этом ничего нет страшного, аппетит у меня всегда прекрасный. Ну, так как насчет семи часов?..

— Эй, Фиби, покажи мне, где у тебя швабра. Здесь чертовски грязно.

Бретт и Фиби, запнувшись на полуслове, одновременно повернулись в сторону подсобки. Боб Стефансен шел по коридору. Увидя их, он был не то чтобы удивлен, а просто ошарашен.

— Как тебя сюда занесло, Бретт? — с некоторым подобием улыбки спросил он.

— Привет, Боб. Я только на минуту заглянул сюда и уже ухожу. Ну так в семь, Фиби? — напоследок бросил Бретт, захлопывая за собой дверь и прекрасно понимая, какому допросу она сейчас подвергнется.

В семь, повторила про себя Фиби и отважилась посмотреть на брата.

— Что это значит, Фиби? Что означает «в семь»? — язвительно поинтересовался он, взглядом показывая на дверь.

— Бретт пригласил меня на обед к себе домой.

— И ты сказала «да»? — скептически поинтересовался Боб.

— Я не могла найти причину для отказа, — защищалась Фиби. — Синтия распорядилась отдать мне некоторые вещи, и Бретт хочет поскорее решить этот вопрос.

Глаза Боба забегали, так как причина, найденная Кроузом, чтобы пригласить его сестру на обед, показалась ему более чем уважительной.

— Я пойду вместе с тобой, сестренка. Думаю, что тебе не стоит оставаться с ним наедине. Он может быть опасен.

— Не глупи, Бобби. — Ее стала раздражать навязчивость брата и его неотступная вера, что все ужасы, случавшиеся в Конуэе, напрямую связаны с Бреттом Кроузом. Может быть, он действительно опасен для нее, но не в том смысле, который вкладывал в это Боб. — Бретт и я были друзьями. И я совершенно не боюсь его.

— Я только хотел предупредить тебя, Фиби, — сказал Боб, потирая лоб рукой. — Ты рискуешь, соглашаясь на обед с преступником.

Бретт шагал по улицам Конуэя, его легкие туфли едва касались тротуара, а сердце билось в веселом ритме. Чувство радости охватило его при мысли о том, как разительно отличается этот маленький городок от ужасного монстра — Манхэттена, где он жил все эти годы. Как приятна здесь прохлада в тени деревьев в самый полдень. Но он не забывал и о том, что первое впечатление может быть обманчиво. Тишина Конуэя, наполненная ароматным воздухом, была пропитана безобразным, неслыханным обвинением в его адрес. Он видел это обвинение в глазах горожан с самого приезда в Конуэй, но никто не сказал ему в лицо ни слова, хотя, он был уверен, они все шептались за его спиной.

Магазин Стефансенов находился в нескольких кварталах от набережной. Когда легкий бриз дул в этом направлении, весь район наполнялся запахами рыбоперерабатывающей фабрики. Двенадцать лет назад он работал по найму на рыболовецком судне, и этот специфический запах заставил его вспомнить всю тяжелую работу: вытягивание сетей и сортировку улова. Эта часть его прошлого, связанная с Конуэем, вовсе не была неприятной для него.

Идя по набережной, Бретт остановился у доски объявлений, покрытой разноцветными листочками, и поднял голову. В тени нависающей кроны огромного дуба он увидел играющих детей. Какой-то мальчишка лазил по дереву, и, глядя на него, Бретт вспомнил свое детство и забавы, связанные с этим старым дубом.

Когда Бретт переехал в Нью-Йорк, он заметил, как мало стал уделять внимания физическим упражнениям. И тогда он начал бегать. Внезапно он почувствовал неодолимое желание побежать от пыльного центра Конуэя по обдуваемой ветром дороге за город. Его переполняла радость от сознания того, что он принял правильное решение.

Вчера вечером завсегдатаи местного бара подозрительно шептались за его спиной. Он не мог разобрать слов, но в их взглядах угадывалось презрение и даже уверенность в его криминальном прошлом. Проведя ночь в раздумьях, он пришел к выводу, что ему непременно следует продать дом матери. Но сегодня, взглянув на Фиби, он отказался от своих намерений.

Сначала он не собирался приглашать Фиби на обед. Он намеревался рассказать ей о завещании Синтии и договориться о передаче завещанных ей вещей. Но когда он увидел Фиби, ее лицо, не тронутое косметикой, ее волосы, собранные в детский хвост, воспоминания юности нахлынули на него. Он любил ее и не испытывал такого яркого, страстного чувства с тех пор, как покинул Конуэй. И это неожиданное для него самого приглашение на обед его губы произнесли почти непроизвольно.

Бретт в последнее время работал над новым романом, сюжет которого отчасти повторял его историю. Главный герой был обвинен в киднепинге и убийстве. Но в отличие от того, что происходило в действительности, героиня бросает вызов общественному мнению, предпринимая невероятные усилия, чтобы спасти его доброе имя.

Стоя на крыльце дома своей матери, он упрекал себя за то, что скрыл некоторые факты из жизни героя. Теперь он был готов открыть их читателям.

Он позволил себе забыть предательство Фиби и обещание не повторять ошибки. Теперь он ловил себя на мысли, что никогда не сможет вычеркнуть из памяти тех слов, которые она шептала ему ночами. Как мог он думать, что это ложь?

Он надеялся, что его сердце излечилось за эти годы и он найдет в себе силы не поддаться наваждению.

 

Глава вторая

Телефон яростно звонил за дверью, пока Фиби поднималась на крыльцо своего дома. В свое время родные и близкие возражали против покупки этого дома с выступающим портиком и высокими белыми колоннами, утверждая, что он слишком большой для одного человека. Она пробежала по деревянному полу в гостиную, мысленно соглашаясь с их мнением. И все же она чувствовала себя независимой в этом большом доме, когда бродила по нему в одиночестве.

— Алло, — сказала Фиби в трубку.

— Боже, Фиби, почему так долго? Вот уже который раз я звоню тебе, — дребезжал чей-то знакомый голос. Ну да, конечно, это ее сестра, Энни Стефансен Толмен. — Тебе надо иметь не два телефона в этом огромном доме, а гораздо больше.

— Чего ты хочешь, Энни? — спросила Фиби, раздеваясь и стаскивая с себя теннисные туфли. Она села на один из стульев и вытянула уставшие ноги.

— Так-то, Фиби, ты приветствуешь свою сестру? — Голос Энни звучал раздраженно, отчего в нем еще более заметно проступил южный акцент. — Если у тебя был трудный день, то это не значит, что ты должна все сваливать на меня.

— Он был не трудным, а просто долгим, — сказала, извиняясь, Фиби. Она представила недовольное лицо сестры. — Ты звонишь, чтобы что-то узнать?

— Ну да. Я видела сегодня Боба, и он просто ошарашил меня новостью. Ты, оказывается, обедаешь с Бреттом Кроузом. — Она драматично выдержала паузу. — Ты уверена, что поступаешь так, как нужно, дорогая?

Фиби опустила трубку на колени. Она прекрасно знала, что Энни нужно выговориться. Затем снова приложила трубку к уху.

— Я уже давно вышла из того возраста, когда держала за руку старшую сестру, — твердо сказала она, избегая прямого ответа на вопрос. Конечно, она не была уверена, но и не собиралась посвящать в свои сомнения Энни.

— Я ужасно беспокоюсь за тебя, голубушка, — сказала Энни, игнорируя замечание сестры. — Бретта Кроуза не было здесь довольно долго, но это ничего не значит. Люди до сих пор считают, что бедная маленькая Сью Флайд исчезла по его вине.

— Ты же знаешь, что я не верю этому, Энни, — сказала Фиби подавленно. — И, насколько я помню, раньше и ты не связывала это несчастье с Бреттом.

Последовала очередная продолжительная пауза, и Фиби пожалела о сказанном. Энни была замужем за шефом полиции этого городка, имела двух детей. Но в свое время, когда она была хорошенькой девушкой, думавшей, что ее светлые волосы и васильковые глаза могут сразить любого мужчину, она была неравнодушна к Бретту. Ее изящество, которое было очевидно и сейчас, вызывало в нем одно время ответный интерес.

— Это неприлично, Фиби, — говорила Энни, стараясь достучаться до сердца сестры. — Я думаю, тебе не следовало бы появляться в компании такого человека. Ты не знаешь главного о нем.

Я знаю, с какой болью в глазах он смотрел на меня, подумала Фиби, я знаю его губы, его смех.

— Не беспокойся, Энни, — сказала она, — я пойду туда, потому что Синтия оставила мне кое-что из своих вещей. Я не собираюсь завязывать никаких отношений с Бреттом Кроузом.

— Не собираешься? — заметила Энни язвительно. — А вот я подозреваю кое-что, но пока не уверена.

— Скажи мне, Энни. Я же знаю, тебе известно все, что происходит в Конуэе, — попросила Фиби. Ее сестра, действительно, располагала всегда самой важной информацией и умела использовать ее для своих целей.

— Ты сейчас не в том настроении. Я буду дома, если ты захочешь поговорить позже. — Фиби показалось, что на нее брызнули водой.

— Не дожидайся звонка, Энни. Я уже большая девочка. Я могу держать себя в руках. И Бретт Кроуз тоже.

— Ну и беги к нему. Я думаю, в нем есть что-то от дьявола.

— В тебе тоже, — сказала Фиби прежде, чем бросить трубку.

Она медленно поднялась на второй этаж. Ее спальня была застлана вишневого цвета ковром, а стены отливали светло-розовыми тенями. Но сейчас комната не улучшила настроение, как это обычно бывало прежде.

Она направилась к одному из инкрустированных кедром шкафов, рывком отворила дверцу — взору открылся ворох одежды и гора коробок с обувью. Хотя Фиби была образцовой хозяйкой и содержала магазин в восхитительном порядке, у нее не находилось времени для мелочей. Содержимое ее шкафа являлось отражением ее личного дискомфорта.

Взгляд Фиби упал на верхнюю полку. Достав оттуда одну из тяжелых коробок, она, едва не уронив, поставила ее на пол.

Минутой позже Фиби уже сидела на поистине королевских размеров кровати и с легким трепетом перебирала страницы старого школьного альбома. Наконец она дошла до фотографий выпускного класса. Водя пальцем по списку фамилий, она остановилась у надписи «Кроуз Бретт».

Над именем помещалась фотография симпатичного парня с озорным огоньком в глазах и покоряющей улыбкой. Удивительно, что его фотография все-таки была в этом альбоме, потому что Бретт не закончил школы. Сначала он хотел пересечь всю страну на мотоцикле, а затем устроился работать на судно, выходящее в море.

Фиби легла на кровать и положила альбом перед собой. Она могла бы и не смотреть на фотографию Кроуза, так как его образ всегда оставался у нее перед глазами. Он был дерзким, отчаянным парнем, способным на безрассудный поступок, и ничуть не изменился за эти годы. Она чувствовала в себе то же желание и тот же страх, какие испытывала, покидая свой дом и убегая с ним в ночь.

Конечно, Фиби знала, что он за человек. В любом маленьком городе, подобно Конуэю, всем известно все или почти все про каждого. Она знала, что, когда ему было двенадцать лет, он приехал в этот город со своей матерью, назвавшейся вдовой. Позже некоторые из одноклассников называли Бретта незаконнорожденным. Но Синтия никогда не подтверждала и не отрицала этих сплетен и со временем заставила принять свое одиночество как факт.

В таком городе, как Конуэй, происхождение имело первостепенное значение, оно было важнее, чем богатство и успех. Один из предков Фиби основал небольшое селение неподалеку от Чарлстона в 1670 году. Таким образом, ее родословная была, без сомнения, самой почитаемой. Это угнетало ее и не столько из-за Бретта, сколько из-за того, что она была вынуждена жить в таком старомодном обществе.

Бретт был на три года старше ее. Почти все ученики местной школы объединялись в разные компании. Фиби и Бретт редко посещали эти сборища, им хватало друг друга. И даже когда они присутствовали на каких-либо мероприятиях, всем был заметен теплый взгляд Бретта и волшебный блеск в глазах Фиби.

Кроуз, не похожий на других ребят в городе, просто пленил ее. Его волосы и цвет лица были слишком темными, что явно говорило о наличии в его родословной индейской крови. Она знала, что он и школа так же несовместимы, как жара штата Южная Каролина и влажность морского ветра. Все это говорило о том, что он чужой в этом городе.

Синтия не всегда могла влиять на его поведение, ведь когда хотел, он был очень мил, приятен и чертовски остроумен. Он даже упросил свою мать купить мотоцикл, когда ему исполнилось только шестнадцать, а четырьмя годами позже очаровал Фиби.

Она закрыла альбом, перевернулась на спину и, глядя в потолок, задумалась о прошлом.

Семнадцатилетняя Фиби не избежала участи молоденьких девушек. Она комплексовала по поводу своей внешности, пыталась изменить свою походку, неуверенно гримировала свое лицо. В конце концов она проиграла эту борьбу и решила оставаться естественной. Она была легкой и стремительной. Ею всегда владело нестерпимое желание движения. Ее ноги были не слишком длинными, но, стройными и сильными, они как нельзя лучше подходили для бега. Вот и тогда, когда все началось, она бежала за летевшим, как бы дразнящим ее, листком из тетради и наконец схватила его. Внезапно с дороги послышался нарастающий рев мотоцикла. Фиби обернулась и увидела Бретта Кроуза. Даже если бы он изменил своему обычаю и надел шлем, она все равно узнала бы его, потому что он единственный в городе водил мотоцикл.

Он остановил свою ревущую машину в нескольких футах от нее, и она удивленно вскинула глаза. Ее волосы развевались по ветру, щеки горели от бега. Одета она была в белую водолазку и короткую юбку из «шотландки». Фиби и мечтать не могла, чтобы Бретт Кроуз вот так остановился около нее. На всякий случай она огляделась вокруг; но никого поблизости не было.

— Фиби Стефансен, не правда ли? — спросил он церемонно и добавил: — Я Бретт Кроуз.

Не было нужды представляться таким образом, ведь она знала Бретта с того самого момента, как они с матерью приехали в город. Конуэй был настолько маленьким городом, что все друг про друга все знали. Например, что очень многие девушки в городе были без ума от Бретта, хотя и не афишировали своих чувств. Бретт был отпетым плутом; он не стремился подчиняться законам добропорядочного общества, и его никак нельзя было назвать «прекрасным молодым человеком». Конечно, он не был подходящей компанией для дочери достопочтенного мэра Конуэя, которая к тому же была очень серьезной девушкой.

Они долго смотрели друг на друга. Она отметила, что на нем черная кожаная куртка, не совсем подходившая для теплого октябрьского дня. Внешность Бретта показалась Фиби несколько устрашающей, и сердце ее забилось часто-часто.

— Не хочешь ли прокатиться, Фиби?

Вполне логично с ее стороны было бы сказать ему, что ей надо в школу; но она уже опоздала туда, а в руке держала смятые и испачканные листы из тетради для домашних работ. Она с сожалением взглянула на свою ношу и подошла к этому черноволосому парню охваченная трепетом. Что-то в душе подсказывало ей — не страхом наполнено ее сердце.

— Конечно, Бретт Кроуз, — произнесла Фиби не свойственным ей тоном. Она закинула стройную ногу на сиденье мотоцикла. Он взял ее книги и уложил их на багажник.

Фиби обняла Бретта за талию, там, где заканчивалась его короткая кожаная куртка, и вдруг почувствовала тепло, исходящее от его тела, отделенного от ее рук лишь тонкой тканью рубашки. Она никогда прежде не дотрагивалась до разгоряченного тела мужчины и теперь призналась себе в том, что не только по необходимости держится за его крепкий торс. Бретт тем временем завел мотоцикл, и они тронулись в противоположном от Конуэя направлении.

Бретт поворачивал до упора ручку газа, пока они не понеслись по пустынному шоссе с угрожающей скоростью. У этого молодого человека была репутация дьявола, но мотоцикл был послушен ему, и Фиби не испытывала страха, ей хотелось лишь еще крепче прижаться к Бретту. Странно, но в ней неожиданно проснулось доверие к нему.

Наконец Бретт свернул с главной дороги на неровную, грязную тропинку. Он сразу же сбросил скорость. И тут тропинка закончилась так внезапно, что Фиби подумала, им придется пробираться через кусты и деревья. Но Бретт плавно затормозил. Теперь она уже точно знала, что он бывал здесь прежде.

Фиби слезла с мотоцикла, за ней Бретт. И тут ее рассмешила та неотрывность и напряженность взгляда, с какой он смотрел на нее. Ей было удивительно хорошо. Откуда-то доносился шум волн. Фиби раздвинула кусты и очутилась в райском уголке нетронутой природы. Это была небольшая, охраняемая могучими дубами бухточка с мягко плещущимися у покрытого зеленой травой берега бирюзовыми волнами.

— Как прекрасно! — воскликнула она, не веря своим глазам, и оглянулась. Бретт улыбался. Он гордился этим только ему известным местом и был рад поделиться с Фиби своим секретом.

Фиби разгладила юбку и опустилась на траву. Прямо перед ней величественно прошла белая цапля, без всякого всплеска ступая по мелководью. Фиби улыбнулась. Красота окружала ее, и она была несказанно счастлива. Бретт присел рядом с ней так близко, что она слышала его дыхание. И ей захотелось дотронуться до него.

— Ничего, что ты приехала сюда со мной вместо школы? — спросил он и лениво вытянулся на траве, забросив руки за голову.

— Ты тоже должен был ловить креветок сейчас, — с вызовом ответила она и стрельнула глазами из-под чуть прикрытых ресниц.

Прекрасно понимая, что это откровенное кокетство, она не могла остановить себя. Несколькими плавными движениями Фиби постаралась пригладить его растрепавшиеся от езды волосы.

Он засмеялся, и его смех зазвенел по всему берегу. А Фиби в это время использовала возможность получше разглядеть его. Вблизи он был еще более привлекательным, чем издали. У него были высокие аристократические скулы, оливковая кожа и волосы, черные как ночь. Прежде ей приходилось слышать о нем как о «темной лошадке» — непослушном, озорном смутьяне и нарушителе спокойствия старомодного Конуэя. Но когда она заглянула в его смеющиеся серые глаза, у нее не осталось доверия ко всему слышанному о нем ранее. Она не могла объяснить причину такой перемены, но теперь она больше верила ему.

— На судне, Фиби, — а я был в плавании почти неделю, — хороший улов. И неужели ты думаешь, что я не заслужил отдыха? — спросил он, наматывая травинку вокруг пальца. — Ну, как тебе здесь?

Фиби придвинулась к нему и посмотрела на летящих над водой птиц.

— Не знаю. Я никогда прежде не пропускала школу, — искренне сказала она. — У меня было ужасное утро. Я проспала, опоздала на завтрак и рассыпала тетрадь с домашним заданием, а один листок попал прямо в грязь. Когда ты спросил меня, не хочется ли мне прокатиться, я не знала, что ответить.

— Я думал, ты скажешь «нет», — произнес он, задумчиво глядя на круги, разбегавшиеся по воде от брошенного им камня. — Я был уверен, что ты ответишь «нет».

— Почему? — спросила Фиби, хотя знала причину.

— Ну как же? Таким, как ты, девчонкам, не следует встречаться с парнями вроде меня. — Он бросил еще один камушек. — Я был выгнан из школы, я — причина всех несчастий в этом городе, а ты — дочь мэра Конуэя.

— Ты пытаешься испугать меня? — спросила она, вглядываясь в его лицо, которое вдруг стало серьезным.

— Ни в коем случае, — резко ответил он. Ветер внезапно стал меняться и взъерошил темные волосы Бретта. — Если бы ты знала, как долго я хотел, чтобы ты пришла сюда, тогда бы не говорила так.

— И как долго? — спросила она, зачарованная его откровением.

— С седьмого класса. Хотя не знаю, зачем я признаюсь тебе в этом. — Он засмеялся вновь, и глаза его сощурились. — Видела бы ты свое лицо сейчас, Фиби. Ты не можешь решить, вру я или нет? Поверь мне, это правда.

— Почему ты рассказываешь мне это? — Она была восхищена его честностью. Ей действительно казалось, что у Бретта Кроуза каждое слово идет от сердца. В то же время она чувствовала, что он стесняется ее.

— Потому что я хочу поцеловать тебя, — неожиданно произнес он, и его улыбка постепенно исчезла.

Взгляд Фиби застыл на лице Бретта. В нем читалась ничем не прикрытая страсть. И насмешка над самим собой.

— Тогда сделай это, — тихо сказала Фиби.

Глаза Бретта расширились. Он осторожно, очень медленно приблизился к ней, нерешительно обнял большими руками ее плечи, а затем прижался губами к ее нежным податливым губам. Прикосновение было мягким, сладким и очень осторожным. Прижимая одной рукой Фиби к себе, а другой слегка запрокинув ее голову, он счастливо смотрел на нее смеющимися глазами.

— Бретт Кроуз, конечно, может целоваться и лучше, — поддразнила она мягко, сознавая, что это дерзко с ее стороны.

Но Фиби было только семнадцать лет, и ее познания в области мужской психологии были слишком малы. Она, конечно, целовалась с несколькими одноклассниками и находила это ощущение приятным, но чрезвычайно вредным для губ. Однако Бретт не был похож на тех парней.

От ее откровений глаза Бретта потеплели, и он снова потребовал ее губы. У нее перехватило дыхание от глубокого проникновения его языка, мягко протиснувшегося сквозь ее губы. Его руки отпустили ее лицо и скользнули вниз. Жар охватил ее грудь, вздымающуюся от неведомого ранее желания.

Руки Фиби обхватили Бретта, и она отдала ему свой поцелуй в ответ. Она провела кончиком языка по его губам. Бретт застонал. Он мягко поймал ее подвижный язык своими зубами и освободил его только после глубокого поцелуя.

Голова Фиби пошла кругом, но она не могла оторваться от Бретта. Он первый нашел в себе силы прервать этот упоительный поцелуй и обнял ее, прижавшись всем телом. Они улыбались друг другу одними глазами и были счастливы, хотя еще вчера все это показалось бы невероятным и несбыточным.

Вот так все началось. Фиби была слишком примерной ученицей, чтобы пропускать школу вновь. Но они встречались каждый день в послеобеденное время. И эти часы были посвящены поцелуям, смеху и разговорам.

— Итак, расскажи, что ты будешь делать после окончания школы? — спросил однажды Бретт и протянул ей маргаритку.

Девушка поднесла цветок к лицу и вдохнула сладкий аромат.

— Обещай, что не будешь смеяться, — попросила она, и Бретт торжественно поднял правую руку.

— Хочу стать художницей, — произнесла она шепотом, так как эти слова слишком много для нее значили. — О, я знаю, это звучит глупо. Я всего лишь провинциальная девчонка, которая толком и не знает, что такое настоящее искусство. Но у меня целая стопка эскизов и много картин, они уже давно копятся в моей спальне. И больше всего на свете я хотела бы поступить в колледж и научиться живописи.

— Я не считаю, что это звучит глупо, — сказал Бретт, и только тогда она поняла, как обидно для него то, что она не упомянула его в своих планах. — Я хотел бы увидеть когда-нибудь наброски твоих работ.

Бретт усмехнулся. Обида, причиненная ею минуту назад, уже прошла. Неожиданно для себя она обвила руками шею Бретта и крепко прижалась к нему.

— Я никогда не говорила этого никому, — призналась она. — Как я могла жить без тебя?

В следующий раз она специально для него принесла несколько своих эскизов и, показывая их, почему-то залилась румянцем. Но ему понравились ее работы, он даже восхищался ими. Не так уж много было вещей в этой жизни, которыми ему хотелось восхищаться.

Для Фиби каждый день, проведенный с Бреттом, был откровением, чудом и счастьем. Она уже не представляла себе жизни без него. Но порой ей казалось, что Бретт живет только настоящим.

— Ты же не можешь работать на этом судне всегда? — отважилась однажды спросить его Фиби, когда они наблюдали закат солнца.

Рука Бретта, обнимавшая ее плечи, напряглась.

— А почему ты решила, что это навсегда? — ответил он как-то сухо.

— Ты ни разу не говорил мне, как ты видишь свое будущее, — продолжала Фиби, понимая, что он хочет избежать разговора на эту тему, но намеренно не замечая его желания.

— Я боюсь сглазить наше счастье, — твердо заявил он, тем самым положив конец неприятным расспросам, затем мягко намекнул, что не хочет думать ни о чем, кроме настоящего.

Они скрывались от глаз горожан. Фиби никому не признавалась в своей страшной тайне. Но сплетни все равно дошли до ее отца, и Боб Стефансен-старший решил положить конец этим пересудам.

Отец Фиби не сомневался, что они принадлежат к элите общества Конуэя. Фиби любила отца, но знала, что новость о ее дружбе с таким изгоем как Бретт, повергнет его в ужас. Так все и случилось.

— Фиби, — позвал ее как-то вечером отец с непривычной для него ноткой нервозности, оторвав ее от учебника по истории. — Где ты проводишь время после полудня?

— О чем ты, папа? — Фиби взглянула на него поверх книги, пытаясь скрыть свое волнение. Но было слишком поздно. По голосу отца было ясно, что он знает ее секрет.

— Раньше после школы ты заходила в магазин. Теперь же нет. Твоя мать говорит, что ты являешься домой на несколько часов позже обычного. — Боб Стефансен скрестил руки на груди.

Он был высоким седовласым мужчиной с громовым голосом, требующим уважения и послушания от всех и во всем. Фиби закрыла книгу и покорно отчиталась перед отцом.

— Я ухожу к воде, — призналась она, не желая, чтобы ее упрекали во лжи. Отец наверняка не случайно интересуется ее времяпрепровождением, и она не хотела усугублять ситуацию ложью. Он не простил бы этого.

— Я слышал, ты дружишь с сыном Синтии Кроуз, — чеканя слова, холодно произнес отец. Фиби даже показалось, что слова откалываются, как куски льда, и эти осколки впиваются ей в самое сердце. Девушка почувствовала, что ее руки стали дрожать.

Когда Фиби была еще девочкой, отец, наказывая ее, имел обыкновение сильно бить по ладоням, перед тем как отправить в ее комнату. Эту муку помнил каждый пальчик на ее руках, и теперь боль отозвалась вновь.

— От кого ты это слышал? — спросила Фиби после долгой паузы, стараясь избежать подробностей.

— Не твое дело. Какая разница, если это правда? Ты встречаешься с этим Кроузом? — повысил он голос.

Фиби вдохнула побольше воздуха, зная, что этот день не закончится как обычно, и помолилась, чтобы ей достало храбрости. Подняв подбородок, она изобразила на своем лице полную решимость. Именно так поступал ее отец в самых безвыходных ситуациях.

— Да, — заявила она.

Она ожидала наказания, и оно не замедлило последовать. Громовым голосом он стал читать ей нотацию.

— Боже праведный, девочка, раскрой глаза! Ты — Стефансен, дочь мэра города. И я жду от тебя большего, чем порочащей наше имя связи с этим ущербным Кроузом.

— Бретт не ущербный, — ожесточенно заявила она, почувствовав в этот момент беззащитность своего друга перед несправедливым оскорблением. Исчезла даже годами накапливающаяся боязнь отца. — И почему ты так рассержен? Я же сказала, что встречаюсь с ним, но не более того.

Стефансен сделал несколько шагов по направлению к ней, но затем остановился, по-видимому, решив контролировать свой пыл перед взрослой дочерью. Вены на его шее вздулись, а в висках пульсировала кровь.

— Черт возьми! — прорычал он. — Он не годится для моей дочери. Он — тварь, Фиби, в нем индейская кровь, а моя дочь никогда не выйдет замуж за индейца.

— Мы и не говорили о женитьбе, — сказала Фиби, уже не на шутку рассерженная. — Мне, между прочим, только семнадцать лет.

— Вот именно, — с новой силой вступил он. — Тебе только семнадцать, и ты живешь в моем доме, и поэтому будешь делать все, как я скажу. Я запрещаю тебе видеться с этим Кроузом впредь.

Он громко хлопнул дверью и вышел из комнаты. Фиби молча проводила его взглядом. Боб Стефансен был повержен, ведь он ожидал ее раскаяния, как это бывало раньше. Детям Стефансенов внушали с раннего детства, что слово отца — закон. Она была первой, нарушившей столь откровенно эту заповедь. Примерная дочь, образцовая ученица решила открыто не повиноваться своему отцу.

В течение последующих недель Фиби тайком покидала дом после полуночи для свиданий с Бреттом. Он встречал ее у зарослей кустарника рядом с домом; сжимая в объятиях, упоительно долго целовал, а иногда преподносил цветы. Но не такие, которые можно купить в цветочном магазине, а те, что растут вдали от людских глаз. Затем они проходили несколько домов и садились на мотоцикл.

Темная завеса ночи придавала этим встречам таинственность. Фиби и Бретт то предавались очарованию трогательной любви, то бросались в пропасть откровенной страсти. Но конечный акт любви неизменно оставался под контролем Бретта. Он оберегал Фиби и предупреждал вспышки безудержной страсти с ее стороны. Она возвращалась домой в ранние часы под утро вся светившаяся любовью, но каждый раз боясь быть пойманной за руку.

Она понимала, что они не могут долго прятаться безнаказанно, и все же молила Бога продлить их тайные свидания.

Однажды родители Фиби уехали в Чарлстон, и она решила увидеться с Бреттом вечером. Она не боялась никакой слежки: Боб, ее младший брат, не мог изменить ее планы, даже если бы понимал что к чему, а Энни была уже замужем и жила отдельно.

Ночь была такой темной и холодной, что Фиби чудилось присутствие самого дьявола. У нее перехватило дыхание от страха, когда чья-то рука тронула ее. Но это был Бретт. Он отвез ее в известную только им бухту в том самом заливе, где они впервые были вместе.

— Я говорила, что люблю тебя, Бретт Кроуз? — неожиданно спросила она.

Эти слова впервые произносились ею. Она положила свою голову ему на плечо и с удивлением почувствовала, как напряглось его тело. Она неуверенно заглянула в его глаза и улыбнулась.

— Я только сказала, что люблю тебя, Бретт. Что-то не так?

— Просто я не могу поверить в это. Если бы ты любила меня, ты бы не боялась, что нас увидят вместе. Мы не должны скрываться.

Фиби тяжело вздохнула. Она не хотела испортить эту ночь. Но она понимала, что нельзя дальше оттягивать неизбежный разговор на эту тему.

— О, Бретт! Ты знаешь, что я чувствую?.. Я не стыжусь тебя, но в то же время я не хочу расстраивать своего отца. — Она умоляюще взглянула на него.

— Я понял. Ты не хочешь расстраивать и огорчать старого Боба Стефансена. Но тогда мне ты не даешь шанса, — с горечью произнес он.

— Давай не будем говорить сейчас о моем отце, — резко заявила она.

— Но он угрожал мне, Фиби. Ты знаешь, что он остановил меня вчера на улице и сказал, что если я не оставлю тебя, он приложит все силы и употребит всю свою власть, чтобы посадить меня на скамью подсудимых? — Глаза Фиби широко распахнулись, а Бретт продолжал: — Он назвал меня индейским ублюдком. Если бы он не был твоим отцом, я бы ударил его.

— Он был не прав... — начала Фиби.

— Он, наверное, считает себя Всевышним, — прервал ее Бретт. — Я не хочу вникать в расовые проблемы. Меня не волнует, что твой отец — мэр, как для меня не имело бы значения, если бы ты была из самой бедной семьи и жила в трущобе. Я люблю тебя, а у любви нет предрассудков. У моей любви. А ты вынуждена скрываться, обманывать.

Фиби приоткрыла рот для оправдания. Но где-то невдалеке заквакали лягушки, запели сверчки, и вода мягкой волной подкатила почти к самым их ногам. Она так и не произнесла ни слова, потому что все, что сказал Бретт, было правдой, неприятной, но правдой. Тяжесть на сердце и боль, которые она испытывала, передались Бретту, и гримаса исказила его лицо.

— Ты должна принять решение. Выбирай между ним и мною, — твердо сказал он.

Фиби удивленно посмотрела ему в лицо в надежде обнаружить намек на компромисс, но натолкнулась на маску неприступности.

— Но, Бретт, мне только семнадцать лет, — запротестовала она. — Я не могу вот так порвать все отношения с отцом. Я хочу стать художницей. И я не хочу принимать решение.

Бретт обхватил рукой свой подбородок и уставился в воду.

— Я все понимаю, Фиби. И я знаю, что не должен давить на тебя. Но, Господи, Фиби, я так хочу поехать с тобой в Чарлстон, пообедать там в каком-нибудь ресторане. Мне до смерти надоел этот страх.

Фиби, услышав полную безнадежность в его голосе, захотела поближе придвинуться к нему и почувствовать тепло его тела. Она инстинктивно протянула ему руку, а он взял и прижал ее к своей щеке.

— Я никогда и не думал, что это получится. Но я люблю тебя, Фиби. Я не прошу тебя выходить за меня замуж прямо сейчас, потому что мне нечего тебе предложить. Вначале я хотел бы добиться чего-нибудь в этой жизни, чтобы тебе никогда не было стыдно за меня.

Фиби погладила его волосы и обвила шею руками, позволяя Бретту положить себя на мягкую траву.

— Я не стыжусь тебя, — прошептала она, а затем вновь повторила слова, родившиеся в глубине ее сердца еще тогда, когда он мчал ее на мотоцикле к этому райскому месту. — Я люблю тебя, очень люблю!

Земля была сырой от росы, но они были без ума друг от друга и такие мелочи не замечали. Их поцелуи не были похожи на прежние, теперь это была смесь страсти, отчаяния и блаженства. Фиби перебирала пальцами волосы Бретта, все теснее прижимаясь к нему и все явственнее чувствуя силу его мужского начала.

— Бретт, Бретт, — стонала она, когда его обжигающий рот целовал ее грудь, опускаясь все ниже в разрез кофточки. Его дрожащие пальцы расстегнули трудно поддающиеся пуговицы и нежно оголили ее плечи. Наслаждаясь, он целовал округлые девичьи груди и напряженные розовые соски, искушая себя и доводя до исступления ее.

Пока он покусывал и ласкал все ее изнемогающее тело, она отчаянно пыталась расстегнуть пуговицы его рубашки, так как ей безумно хотелось коснуться его обнаженного тела. Бретт осторожно водил языком вокруг ее набухающих сосков и прижимался рукой к сокровенному месту Фиби. В свои семнадцать лет она еще не испытывала таких головокружительных ощущений, но чувствовала, что Бретт может дать ей еще большее наслаждение.

Его пальцы справились с пуговицами на ее джинсах и дотронулись до трусиков. Но она вся сжалась, отталкивая его руку. Ее собственные руки в безудержном порыве исследовали его тело, ласкали грудь, шею, цеплялись за волосы и царапали спину. Для нее это было ни с чем не сравнимое ощущение слабости перед напряженной и угрожающей мужской плотью. Фиби и Бретт, не говоря ни слова, понимали друг друга по выражению глаз, дыханию, движению рук.

Когда Бретт старался снять узкие джинсы Фиби, непрерывно лаская ее круглые ягодицы, она приподнялась, тем самым облегчая ему задачу. Нижнее белье в срочном порядке последовало за джинсами. Теперь Бретт имел возможность восхищаться ее нежным обнаженным телом. Не отрываясь от нее и покрывая ее всю обжигающими поцелуями, он сбросил с себя оставшуюся одежду, заставляя ее трепетать в предвкушении незнакомой страсти.

— О, милая! О, любовь моя! — повторял он снова и снова, обнимая ее истомленное тело крепкими руками и разводя в стороны ее податливые ноги своим коленом. Фиби не имела возможности изменить ход событий, даже если бы хотела, так как уже в следующий момент Бретт с силой вошел в нее.

Она непроизвольно закричала от боли, и он застыл. Его лицо выражало одновременно и сожаление, и страсть. Но желание начать движение было сильнее.

Фиби инстинктивно согнула ноги и подняла их повыше. Она двигалась в таком темпе, какой задал Бретт, и это позволило ей забыть испытанную в первый момент боль. Она еще сильнее прижалась к Бретту и полностью потеряла контроль над собой. Ей казалось, что она то парит в воздухе, то бросается на землю, то снова воспаряет...

Долгое время они лежали неподвижно в объятиях друг друга, и Бретт нежно ласкал ее.

Повернувшись, Фиби взглянула на него, ожидая сиюминутного извинения и раскаяния. Ее мама всегда повторяла, что девушка должна сохранить себя до свадьбы. Вряд ли она могла предположить, что ее дочь потеряет девственность в семнадцать лет темной ночью на сырой холодной земле. Но Бретт смотрел на нее так восхищенно, как если бы она преподнесла ему самый дорогой подарок.

Фиби внезапно охватил озноб, хотя внутри все еще горел огонь. Она потянулась за вещами, но тут Бретт схватил ее за руку и повернул к себе.

— Фиби, — взволнованно заговорил он, — не стесняйся. И не бойся, я никогда не позволю себе упрекнуть тебя. Ты должна верить, что я люблю тебя. Я счастлив, что был первым твоим мужчиной.

Фиби улыбнулась и прижалась к его щеке, желая еще раз почувствовать его тепло.

— Я тоже счастлива, что именно ты был у меня первым, — сказала она и легонько поцеловала его в губы. — Но сейчас я замерзну окончательно, если ты не дашь мне одеться.

Она торопливо оделась и повернулась к нему. И только тут заметила странное выражение его лица. Когда они уже были одеты, он взял ее за руку и притянул к себе. Она взглянула на него, ожидая, что сейчас он ее поцелует, но он нахмурился.

— Это было замечательно, Фиби, но этого недостаточно, — сказал Бретт глухим голосом. — Мы обожжены страстью. Но я хочу большего, чем секс.

— Скажи, чего именно ты хочешь? — спросила Фиби, хотя знала ответ заранее. Он хотел того же, чего и она: счастливого брака, умненьких детей и спокойной жизни до старости. Но не здесь и не сейчас. В следующем году она поступит в колледж, уедет из Конуэя. Ах, если бы он только поехал вместе с ней! Но даже если он не сможет поехать, их любовь преодолеет любую разлуку.

— Я уже говорил тебе, — сказал Бретт, и счастье озарило его лицо. — Я хочу открытости. Я хочу пройтись по главной улице Конуэя вместе с тобою. И я хочу знать, что ты не стыдишься меня.

— О, Бретт, — взмолилась Фиби. — Ты же знаешь, что это невозможно сейчас.

— Я думал, что ты любишь меня. Но для тебя это, видно, не любовь, — сказал он с болью в голосе.

Сердце Фиби пронзила игла. От его бестактности и грубости, никогда не проявлявшихся прежде по отношению к ней, слезы навернулись на глаза и покатились по щекам. Она смахнула их. Одной минуты хватило ей, чтобы испытать и безудержную страсть, и глубокое разочарование.

— Не так все просто, Бретт. И наша любовь здесь ни при чем. Ведь мне только семнадцать лет, и мой отец убьет тебя, если узнает, что случилось.

— Может быть, мне не следовало допускать этого. Но я хотел тебя, я желал этой близости, как никогда и ничего раньше. И ты, я чувствовал, хотела этого так же, как я.

Может, даже больше, добавила Фиби про себя. Ее все восторгало и пленяло в нем с того момента, когда она села к нему на мотоцикл и они помчались навстречу будущему. Да, она хотела его! И она любила его! Но она не готова заявить об этом на весь мир. Она не готова объявить об этом даже своему отцу.

— Ты не знаешь моего отца, Бретт, — сказала Фиби, пытаясь остановить слезы. Как могли они за такое короткое время превратиться из любовников во врагов? — Он очень сильный человек и знает, как сломать тебя.

— Я не боюсь твоего отца, — огрызнулся Бретт.

— Но я боюсь, — проговорила Фиби и расплакалась. — Если он узнает про нас, он не разрешит мне поступать в колледж. Он уничтожит тебя. Я всегда повиновалась ему и не хотела бы испытать на себе его ярость. Но я не хочу терять и то, что есть у нас.

— Тогда уйди от него, — не уступал Бретт.

— А что, если я не могу? — спросила Фиби, выделяя каждое слово. Неужели Бретт не понимает, как это важно для нее — уехать из Конуэя и попытаться сделать что-то самой! Ему же известно, как она мечтает учиться живописи. — Тогда наши отношения прекратятся? Я правильно поняла?

Ее синие глаза неподвижно застыли на заплаканном лице. Теперь она стала похожа на маленького обиженного ребенка, каким была несколько лет назад. Бретт не мог больше выдерживать расстояние, разделявшее их. Он обнял ее за дрожащие плечи, и она прильнула к нему, ища защиты от слишком жестокой действительности, окружающей их. Бретт прикоснулся губами к ее шелковистым волосам и почувствовал безумную жалость.

— Все хорошо, моя милая девочка, — зашептал он. — Я не буду принуждать тебя принимать решение прямо сейчас. Никто не узнает о нас. Достаточно того, что у нас есть время быть вместе.

— Ночью и в страхе, что кто-то увидит нас, — всхлипывая, подвела итог Фиби и подняла глаза, полные слез. — Как долго мы сможем держать это в тайне?

— Не знаю, — ответил Бретт. — Но я хочу видеть тебя завтра ночью. И следующей ночью. И все последующие — тоже. Мы не будем заниматься любовью, даже целоваться, если ты этого не хочешь. Я желаю только одного — быть с тобою. Обещай, что мы увидимся.

Фиби повернулась в его руках и замерла под взглядом его серых глаз. Она поцеловала кончики своих пальцев и прижала их к его губам.

— Мы увидимся завтра, — улыбнулась она.

На следующее утро, в субботу, Фиби проснулась поздно. Не спеша она приняла душ, оделась и села перед зеркалом. Однажды одна из ее подруг сказала, что девушка превращается в женщину после первого сексуального опыта. Но Фиби ничего нового не обнаружила в своей внешности. Она выглядела как всегда: милая девушка с длинными шелковистыми волосами и необычными ярко-синими глазами.

Ее родители должны были скоро вернуться из Чарлстона. И вдруг Фиби с содроганием представила, что было бы, если бы Боб Стефансен взглянул на нее и догадался о проведенной с Бреттом ночи. Он впал бы в безумие, как было однажды, когда он сел в семейный автомобиль и врезался в дерево.

Но было бы глупо думать, что с первого же взгляда отец поймет все, что она скрывает. В прошлый раз она сказала ему правду — у них с Бреттом не было секса. А теперь, если он спросит... И впервые Фиби пожалела о том, что ее девственность потеряна, и поняла, что не вынесет угроз и расспросов отца.

Она взглянула еще раз на себя в зеркало, пожала плечами и спустилась по лестнице в холл. Как только она достигла нижней ступеньки, дверь с шумом отворилась и вбежал ее брат Боб. Судя по его тяжелому дыханию, он бежал издалека.

— Фиби, случилось что-то ужасное, — с трудом выговаривая слова, начал он. — Кто-то похитил Сью Флайд прошлой ночью.

— О чем ты, Бобби? — спросила Фиби, недоверчиво глядя на брата.

Должно быть, он что-то напутал. В таком городке, как Конуэй, людей не похищают, особенно хорошеньких семилетних девочек с длинными золотистыми волосами. Таких происшествий не случалось за всю историю города.

— Шеф полиции считает, что это произошло около девяти часов вечера, — переведя дух, докладывал Боб. — Миссис Флайд сказала, что, прежде чем отправиться к своей тетушке, Сью вышла на улицу подкачать колесо велосипеда. И после этого она уже не видела своей дочери. Утром, обнаружив велосипед на том же месте, миссис Флайд забила тревогу.

— Подожди минуточку, Бобби. — Девушка постаралась осмыслить сказанное братом и восстановить все в хронологическом порядке. — Так ты говоришь, кто-то похитил Сью Флайд?

— Это как раз то, что я пытаюсь тебе втолковать, — раздраженно ответил он. — Я целое утро разыскивал ее по всему городу. Но так и не нашел.

Глаза Фиби округлились от ужаса. Господи! Кто-то похитил это милое создание с ангельскими голубыми глазами и светлыми волосами! Более чудесного ребенка и представить трудно. Ее речь сплошь состояла из «спасибо», «простите» да «извините».

— О нет! — закричала Фиби, когда до нее дошел наконец смысл происшедшего.

— Это не все, сестренка. За полчаса, как она исчезла, Кэрк Паркленд видел из своего окна, что она разговаривает... — Темные глаза Боба расширились, казалось, он не решался докончить фразы.

— С кем? — в нетерпении вскрикнула Фиби.

— С Бреттом Кроузом, — последовал ответ. — Его допрашивает сейчас шеф полиции.

Бретт Кроуз. Подозрение. Допрос. Эти слова не укладывались у нее в голове. Бретт подозревался в похищении ребенка! Но это невозможно, потому что она была с ним, когда исчезла Сью. Даже если бы она захотела забыть прошлую ночь, то не смогла бы этого сделать. Прошлой ночью она потеряла свою невинность.

— Фиби? С тобою все в порядке? Ты побледнела, — не на шутку встревожился Бобби, и она подавила в себе приступ панического страха и отчаяния.

— Бретт Кроуз не похищал Сью! — закричала Фиби. Для нее это было очевидно.

— Конечно, еще ничего не известно, и он может доказать свою непричастность к этому делу, — неуверенно сказал Бобби. — Я знаю, в это трудно поверить, но кто может поручиться за мысли другого?

У Фиби было доказательство того, что Бретт не совершал преступления, — он провел ту ночь с ней. Но кто мог поддержать ее? Бретт не принадлежит к семье, подобной семье Стефансенов, да и его мать чужая в Конуэе. Да и сам Бретт выглядит не слишком благопристойно в глазах горожан: его длинные волосы раздражают, громкий смех шокирует. А таких здесь, в тихом провинциальном Конуэе, не любят. Им будет легко поверить, что Бретт — похититель детей. Если только не будет другого подозреваемого.

Так рассуждала Фиби сама с собой. Она его алиби, и только она. Но если она решится заступиться за него, весь город будет посвящен в тайну происшедшего прошлой ночью. А она этого не хотела. Они не поймут, как можно в семнадцать лет любить и отдаться любимому на сыром берегу бухты. И, разумеется, отец не оценит ее жертвы.

— Ты знаешь, что люди говорят о Бретте Кроузе, Фиби? — Боб продолжал так, как будто вина Бретта уже доказана. — Он ужасный негодяй и никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту.

— Но он не делал этого! — вновь вскрикнула Фиби, однако гораздо тише и менее раздраженно, чем в первый раз. Боб внимательно посмотрел в ее лицо, бледное и измученное.

— Ты что-то знаешь и не говоришь мне?

Фиби знала, что ей не следует признаваться в том, что она была с Бреттом этой ночью. Она любила его, но никак не думала, что эта любовь заставит ее рисковать друзьями, семьей и будущим. Может быть, ей не придется спасать его, может быть, он даже не нуждается в этом. Кроме того, Сью пропала всего лишь сутки назад. Она может найтись в любой момент.

— Нет, Бобби. Я ничего не знаю, — солгала Фиби, с трудом узнавая собственный голос. Откуда ее брат может знать, что Бретт — добрый, нежный, страстный? От воспоминания о пережитом ею упоительном наслаждении ее охватила дрожь. Больно было думать, что Сью похитили в то самое время, когда они оба испытывали дикую, неистовую страсть.

В последующие дни в городе творилось что-то невообразимое. Всеобщий поиск хоть каких-нибудь следов ничего не дал. Жители находились во власти страха и негодования по поводу бессилия полиции. Им нужен был виновный. Преступление Бретта не было доказано, но в городе нашлись такие, которые хотели во что бы то ни стало покарать «этого негодяя». Среди них был и ее отец.

— Я говорю тебе, он подлец, — ревел громовым голосом Боб Стефансен-старший. — Я не хочу слышать и видеть его. Я запрещаю тебе подходить к нему.

Испуганная и растерянная, Фиби обдумывала все случившееся. Она не могла выйти ночью, как договорилась с Бреттом. Конуэй — маленький городок, и нельзя было ступить и шагу, чтобы это не стало тут же известно всем и каждому. Но Фиби все же забежала к Бретту по дороге из школы и, увидев его, обомлела.

Его серые глаза были наполнены такой щемящей тоской, что невыносимая боль пронзила и ее сердце.

— Я ждал тебя прошлой ночью, — сказал он, и Фиби услышала в его голосе упрек.

— Я не смогла выйти, — нервничая, ответила Фиби.

Почему, ну почему это должно было произойти?! Она бросила взгляд на его мускулистое тело и вспомнила, что он заставил ее почувствовать там, на пляже. Она любила его и хотела испытать это блаженство снова. Но она боялась бешеной злобы своего отца и презрения горожан.

— Ты знаешь, они считают меня замешанным в эту историю со Сью Флайд, — сказал Бретт.

Она подняла на него глаза. Он ухмылялся, но Фиби почувствовала за этой усмешкой страх и напряжение.

— Шеф полиции пока тебя ни в чем не обвинил, — сказала она, сдерживая желание протянуть руки и обнять его.

— Спасибо и на этом, — пробормотал Бретт, и она вздрогнула.

Фиби приготовилась сказать, что обязательно расскажет всю правду, если шеф полиции бросит его в тюрьму, но тут она мельком увидела, как ее отец вышел из магазина.

— Извини, но я должна идти, — сказала она, нервно оглядываясь назад. Бретт проследил за направлением ее взгляда и увидел Боба Стефансена. В его глазах вспыхнул гнев, он все понял.

— Ты все наврала мне, так? — озлобленно вскрикнул он, и каждое его слово разрывало сердце Фиби на куски. — Ты никогда не любила меня, а лишь использовала и теперь выкинула, как вчерашнюю газету.

— Ты не понял... — запротестовала Фиби, но Бретт перебил ее.

— Я все отлично понял, — резко закончил он.

Он повернулся и ушел. И хотя сердце Фиби разрывалось на части, она не попыталась остановить Бретта. Она смотрела вслед его удаляющейся фигуре, и слезы текли по ее щекам.

 

Глава третья

Фиби закрыла альбом и попыталась вернуться в сегодняшний день, но события прошлого по-прежнему владели ею. Сью Флайд так и не была найдена, не был пойман и ее похититель. Прошли недели, а шеф полиции так и не раскрыл преступления. Теперь Бретта называли не похитителем, а убийцей.

Только несколько человек во всем городе верили в его невиновность — Синтия, родители Сью, которые знали о дружбе девочки с Бреттом, и сам шеф полиции.

Фиби прищурила глаза, вспоминая необычное смешанное чувство — любви, раскаяния и страха, испытанное ею много лет назад. Она позволила жителям Конуэя показывать пальцем на своего возлюбленного, но что она могла сделать, испуганный семнадцатилетний ребенок, дрожащий от одного взгляда отца. Да и надобности рассказывать, что произошло между ними в ночь исчезновения Сью, не возникло. Полиция так и не оформила ордер на арест, и Бретт уехал из города, дабы не разжигать страстей его жителей. С тех пор Фиби его не видела. Вплоть до последней недели.

Фиби встала, голова ее шла кругом. Их отношения с Бреттом продолжались всего два месяца, это было много лет назад, но в ее душе сохранились самые яркие и волнующие воспоминания. Она обхватила плечи руками и приказала себе успокоиться, в то же время понимая, что никогда не сможет стать безразличной к Бретту Кроузу. Даже спустя столько времени он опять пробудил в ней страсть. Но теперь еще одно чувство примешивалось в ее отношение к Бретту Кроузу. Это было чувство вины.

Легкой походкой Фиби приближалась к дому Синтии Кроуз; золотые часики, обхватывающие ее тонкое запястье, показывали половину восьмого. Раньше ей не требовалось столько времени, чтобы дойти до этого дома. Фиби пробежалась расческой по волосам, вздохнула, но взяла себя в руки.

Лето еще не наступило, но трава была сочной и зеленой, а температура воздуха очень высокой. Дом Синтии, двухэтажное строение конца прошлого века, в последнее время ставшее заметно ветшать, совершенно не вязался с образом своего хозяина. Некоторые из деревянных перекладин портика потрескались, передняя дверь нуждалась в ремонте, а бледно-розовая краска, которой был покрашен дом, совсем выцвела. Фиби поморщилась: этот цвет необычайно шел Синтии и абсолютно противоречил облику ее сына.

Фиби уже собралась нажать на звонок, как дверь неожиданно открылась. Закрывая собой весь проем, на пороге стоял Бретт. Последние лучи заходящего солнца освещали его.

— Мне показалось, будто я слышу шум. Входи, — бесстрастно произнес он, пропуская ее впереди себя.

Солнечные лучи остались за дверью, и Фиби тотчас почувствовала себя неуютно. На Бретте была наглаженная сорочка в неброскую клетку и светлые брюки.

Она придирчиво оглядела свои потертые джинсы, теннисные туфли и слегка надула губы. Она лишь минуту находилась в этом доме и уже была разочарована. Чего ждать дальше?

— Прошу прощения за то, что опоздала. Я была, ну... — Фиби остановилась в раздумье. А нужно ли ему знать, что она провела последние несколько часов в мечтах и воспоминаниях о нем? — Время бежит впереди меня.

— А ты не изменилась, — задумчиво произнес Бретт, вкладывая двойной смысл в свои слова. Двенадцать лет назад она забыла о назначенном свидании и встретилась с ним спустя день. Сегодня она опоздала на полчаса или только на полчаса. Во всяком случае, это говорило о том, что ее отношение к нему осталось прежним. — Прошу. Ужин почти готов.

Бретт пошел по направлению к внутреннему дворику. Фиби медленно последовала за ним. В нем чувствовалась какая-то нервозность и отчужденность. Теперь Фиби не была для него единственной женщиной во всем мире. И в этом была ее вина.

Бретт проходил по дому своей матери, который напоминал ему гостиничный номер, лишенный уюта и тепла. Дом Синтии изобиловал украшениями, безделушками и вычурной мебелью. Его мать была без ума от цветных обоев, многоярусных оборочек и настольных салфеточек. Бретту была явно не по душе такая обстановка. Но где то место, в котором он чувствовал бы себя хорошо? Возможно, в Манхэттене, где толпы вечноспешащих людей и полно бандитов? Где нет никаких сплетен, где человек чувствует себя одиноким и отчужденным? Так думала Фиби, проходя через гостиную в столовую. Она невольно остановилась возле милого цветастого уголка для завтрака, смежного с кухней. Это было ее любимое место в большом доме Синтии. Желтые с белыми цветами обои прекрасно гармонировали с уютными темно-желтыми занавесками. Белая отделка мебели сочеталась с выкрашенным в тон эркером. Именно его полукруг придавал законченность и неповторимость интерьеру.

Бретт, несомненно, этим ужином хотел произвести впечатление на Фиби. Стол выглядел великолепно. В центре стояла ваза с только что срезанными бледно-желтыми нарциссами. Такое выразительное пятно было как раз необходимо этой комнате. Высокие бокалы на длинных ножках, тарелки цвета слоновой кости, матовые салатницы — все говорило о торжественности встречи. Вентилятор под потолком наполнял комнату прохладой. Но ладони Фиби все же были влажными от чрезмерного волнения. Зачем Бретт так основательно подготовил все это чудо, когда уже более десяти лет между ними ледяная пропасть?

— Я только положу мясо в гриль. Оно будет готово через несколько минут. — Бретт вошел в комнату, и в его глазах больше не было враждебной отчужденности. — На внутреннем дворике слишком жарко, поэтому давай поужинаем здесь.

Фиби закивала в ответ, пытаясь подавить в себе волнение, лишившее ее дара речи. Это было немного смешно, потому что когда-то он называл ее болтушкой. Она постаралась расслабиться и прервать затянувшуюся паузу.

— Могу я чем-нибудь помочь тебе? — спросила она, преодолевая неловкий момент.

— Нет. Ничего не надо, — ответил Бретт. и Фиби заметила нарочитую сдержанность в его голосе. Тот Бретт, которого она знала, был полон энергии и любил наслаждаться жизнью. Этот Бретт был почти бесстрастен. — Я уже сделал салат и открыл вино, — продолжал он. — Садись. Я скоро присоединюсь к тебе.

Бретт резко повернулся и исчез в кухне, чувствуя ту же неловкость, которую испытывала и Фиби. Он знал, что просить ее поужинать с ним было не лучшей идеей. Он вовсе не хотел смотреть на нее и вспоминать прошлое. Но он сделал все, что мог: купил вина, поджарил мясо, украсил стол. Он попробовал представить ту компанию, которая обычно окружает ее за обеденным столом. Она ведь не та женщина, которая видит смысл жизни только в процветании магазина.

— Тьфу! Проклятье! — выругался он, прищемив руку дверцей гриля.

Фиби и представить себе не могла, что сможет спокойно сидеть, пока Бретт хлопочет на кухне. Ее взгляд блуждал по гостиной. Вдруг она заметила фотографию, на которой Бретт был изображен вместе с Синтией. Конечно, она видела ее и раньше, но не имела возможности рассмотреть как следует.

Мать и сын стояли около двух башен — небоскребов Всемирного Торгового Центра на Манхэттене. День был ясный, и город хорошо просматривался на заднем плане. Бретт обнимал Синтию и улыбался. Глаза старой женщины светились любовью и счастьем, они смотрели на сына — высокого, красивого мужчину. Это была явно любительская фотография, и Фиби хотелось узнать, кто был ее автор.

Без сомнения, на кнопку фотоаппарата нажимал пальчик одной из нью-йоркских подружек Бретта. Эта мысль заставила ее задрожать. Она, провинциальная девочка, никогда не сможет понять нравы этого огромного города. И, конечно, она не одержит победу в состязании за Бретта, если оно когда-нибудь произойдет.

— Фиби, ужин готов, — позвал Бретт из кухни, впервые назвав ее по имени. Его губы все-таки произнесли это трудное слово. Фиби всегда нравилась та интонация, с которой он выговаривал ее имя. А сейчас у нее перехватило дыхание, и на щеках разгорелся румянец. Может быть, это не просто ужин?

Она выглядела все еще взволнованной, когда вошла в кухню, и Бретт подумал, что она немножко боится его. Эта мысль подняла его настроение. Он хотел, чтобы при взгляде на него она вспомнила ту ужасную вещь, которую давно-давно сотворила с ним. Он хотел, чтобы она пережила сейчас хоть малую толику тех страданий, которые испытал он сам двенадцать лет тому назад. Он теперь совершенно ясно понимал, что хотеть и получить — это совсем разные вещи. Этому научила его как раз Фиби Стефансен.

Фиби села, и Бретт внес блюдо с двумя кусками поджаренного мяса. Он положил на ее тарелку меньший из них.

— Я приготовил мясо с кровью, — сказал он. — Наверное, мне следовало поинтересоваться твоим вкусом.

— Я как раз такое люблю, — ободряюще произнесла Фиби и откусила аппетитный кусочек сочного горячего стейка. И снова наступило неловкое молчание. Она не знала, что сказать.

Фиби по натуре была очень тихой и покладистой. И она теперь вновь чувствовала давление Бретта и его власть над ней, как тогда, когда она была наивной робкой семнадцатилетней девочкой.

— Ну, как стейк? Я могу положить его в гриль, если для тебя он слишком сырой, — спросил Бретт. Он совсем не выглядел таким смущенным и скованным, как она.

Фиби взяла себя в руки.

— Нет, мясо прекрасное. Великолепное. Очень вкусное, действительно. — Она сосредоточила все свое внимание на тарелке.

Она по-прежнему красива, подумал Бретт. Он не хотел признаваться себе в этом, но не замечать очевидного не мог. Даже в этом повседневном одеянии и с простой прической она выглядела привлекательнее, чем многие женщины, которых он знал в Нью-Йорке. Почему-то он надеялся, что она вышла замуж, растолстела и потеряла свою индивидуальность. Но ничего этого не произошло с ней. Даже в тот первый момент, когда он увидел ее на кладбище, его потрясла ее юная, не тронутая годами красота.

Фиби придерживала вилкой свой стейк и отрезала от него по кусочку, время от времени бросая украдкой взгляды в сторону Бретта. Неожиданно их взгляды пересеклись, и она заметила неподдельное восхищение в глубине серых глаз.

Даже когда она была семнадцатилетней девочкой. Бретт смотрела на нее так, как будто она была женщиной. Этот взгляд напомнил ей ту голодную страсть, с какой он овладевал ею. Но все же что-то изменилось в нем. Еще немного, и она окончательно сформулирует интуицией подсказанное чувство. Его серые глаза теперь не смеялись. Вместо этого они стали холодными и недоверчивыми.

— Я никогда бы не поверил, что ты и моя мать могли подружиться, — сказал он, покончив с мясом и пододвинув к себе салат. Он положил себе немного и вежливо предложил ей. Синтия Кроуз была великим знатоком человеческих характеров. Бретт унаследовал это качество. И если он сам ошибался насчет Фиби, так почему его мать не могла ошибиться тоже?

— Синтия была прекрасной женщиной, — искренне произнесла Фиби, радуясь, что он нашел тему для разговора. — Мы подружились пять лет назад, сразу после того, как она упала и сломала ногу. Она с трудом могла передвигаться вне дома, и я дважды в неделю заносила ей продукты.

Это было не все. Но Фиби не хотела раскрывать свои секреты. Тогда она очень нуждалась в друге: ее ближайшая приятельница уехала в большой город искать работу, а другие девушки ее возраста уже были замужем и возились с детьми. Она не могла ежедневно выслушивать их разговоры о стирке пеленок и режущихся зубках. И не потому, что не любила детей. Просто Фиби не видела среди своих знакомых того, за кого хотела бы выйти замуж и завести детей.

— Тебе это, наверное, очень нравилось? — заметил Бретт, накладывая ей салат. Он никак не мог понять подоплеки этой дружбы. Синтия не была богатой женщиной, поэтому Фиби вряд ли могла рассчитывать на денежное вознаграждение.

Фиби подняла руку в знак протеста.

— Действительно, я получала удовольствие от этих визитов. После травмы заходила к ней два или три раза в неделю просто поговорить.

Бретт молчал, обдумывая ее слова. Дружба Фиби с Синтией оказалась для него полной неожиданностью. Это и занимало сейчас все его мысли. Для нее же было важным, чтобы он простил ей грех, совершенный в прошлом. Мысль о том, что сейчас он, может быть, как раз обдумывает этот вопрос, не давала ей покоя. Она подняла бокал и отпила вино маленькими глотками, чувствуя, что должна всеми силами сохранять самообладание и спокойствие.

— Мать никогда не рассказывала мне о вашей дружбе. Но это можно объяснить. После того, как я уехал из Конуэя, я не хотел и слушать о тебе, — сказал он и прикусил язык. Он не хотел, чтобы Фиби знала, как глубоко ранила его сердце, не хотел показаться ей слабым и нерешительным.

Опять наступила тишина, и Фиби нервно застучала пальцами по столу. Им все равно не избежать обсуждения волнующего их вопроса, хотя бы потому, что иначе в их отношениях сохранится болезненная напряженность. Но пока она не готова к диалогу. Бретт, напротив, по-видимому, не хотел откладывать выяснение причины, побудившей ее разрушить их отношения.

— Почему ты до сих пор работаешь в магазине, здесь, в Конуэе? — внезапно спросил он.

Фиби вся напряглась и замерла. Для нее это был неожиданный вопрос. Когда они еще были вместе, она страстно желала стать художницей. Но после отъезда Бретта из города она перестала рисовать. И окончательно все надежды на художественное образование умерли вместе с ее отцом. Ей было больно вспоминать об этом.

Она положила руки на колени и начала обдумывать свой ответ.

— Дело в том, что не всегда бывает так, как предполагаешь вначале. Я поступила в колледж, но в середине второго курса умер мой папа. Мама была слишком слаба, чтобы справиться самой в магазине, и я была вынуждена вернуться.

В серых глазах Бретта промелькнула усмешка:

— А почему Энни и Боб не захотели взяться за дело?

— Энни уже была замужем и растила ребенка. Бобу было только семнадцать, и он поступил на службу в военный колледж в Чарлстоне, — рассказывала Фиби. — И мама, и папа мечтали о том, чтобы он стал офицером, и не простили бы себе, если бы его карьера была разрушена. Вот почему выбор пал на меня. И я должна была сохранить семейное дело.

Бретт задумался над тем, что она сказала. Несомненно, ему не нравилось то, что она не получила от жизни всего, чего так страстно хотела, и то, что ее родители недрогнувшей рукой сломали ее будущее из-за своих провинциальных предрассудков.

— Но ты же не этого хотела? — спросил он, слегка раздражаясь ее покорностью и беспрекословным выполнением почти тюремного приговора.

Фиби пожала плечами. Прежде она была умной и рассудительной девушкой. Она критиковала убогость интересов жителей городка и громко заявляла о своей независимости от Конуэя. Но все изменилось с его отъездом: ушла любовь и возвратилась покорность, а также осознание того, что она натворила под влиянием этого пресловутого общественного мнения. Она оказалась не способной не только заступиться за мужчину, которого любила, но и отстоять свою собственную жизнь, свое будущее.

— Мало ли что я хотела! — воскликнула она, всем своим видом послушной девушки подтверждая мысли Бретта. — Я была нужна там, в магазине.

— А Бобби? — не унимался Бретт.

— Не пройдя строгий отбор после окончания учебы, он вернулся домой.

Вскоре разговор коснулся темы, которой она тщательно избегала, — ее успехов в живописи. Как мог он не вспомнить тот восторженный запал, с каким она рассказывала об искусстве, и ее гордость своими работами.

— Ты до сих пор рисуешь? — спросил он, уже заранее зная ответ.

— Нет, — отрезала она.

Фиби сложила свои наброски и картины в темный чулан и не обсуждала этой темы больше ни с кем.

— Ну, почему мы говорим все обо мне и обо мне? Расскажи, как ты стал писателем?

После столь резкой перемены темы возникла напряженная пауза. Фиби даже засомневалась, не слишком ли грубо это прозвучало. Бретт между тем церемонно поднял бутылку вина и, перегнувшись через стол, наполнил ее бокал. Он явно оттягивал начало своей исповеди.

— Особенно рассказывать не о чем. Уехав из города, я отправился на север и работал на нескольких стройках. А что еще мне могли предложить, если у меня не было диплома об окончании школы? — Он усмехнулся, даже сейчас сожалея о своем безрассудном поведении, не позволившем ему закончить школу. — Физически это была очень трудная работа, но моему мозгу было скучно. И я начал читать в перерывах. Я читал так много, что глаза мои болели от явного переутомления. Но вот однажды ночью я взял бумагу и начал писать. Потом исписанные мною листы заполнили всю квартирку, в которой я жил. А я все писал.

— А потом? — поинтересовалась Фиби, когда он замолчал. Ей было до боли знакомо это чувство — такое же наслаждение от работы она испытывала, когда держала в руке кисть. И поэтому она могла оценить его страсть к творчеству.

Бретт смотрел на нее все это время, не понимая, что с ней происходит. Ее глаза широко распахнулись от неподдельного интереса, влажные губы приоткрылись в ожидании продолжения рассказа. Он вспомнил, как был нежен и податлив этот ротик. Вопреки всему, что он знал об этой женщине, он вдруг испытал отчаянное желание поцеловать ее.

— Я не думал, что мои литературные наброски кого-нибудь заинтересуют и когда-нибудь будут опубликованы. Но одна моя знакомая, Нэнси Гринуэй, прочитала их и уговорила меня послать рукопись в ближайшее литературное агентство. Позднее я узнал, что мои опыты опубликованы одной маленькой издательской фирмой.

Это был весьма упрощенный пересказ того, что случилось. После отъезда из Конуэя ему явно недоставало уверенности в себе и любви, доверия к окружающим. Про женщин он не хотел и слушать. Они, казалось ему, были созданы для того, чтобы приносить несчастья. Но в Нью-Йорке он познакомился с Нэнси Гринуэй. Она была воплощением божественного идеала, о котором мечтает каждый мужчина: утонченная, милая, веселая и любящая.

Но Бретт не был готов полюбить кого-нибудь после пережитого разочарования в Фиби. Нэнси же не хотела мириться с этим и отчаянно пыталась завоевать его сердце. Бретт не поощрял энтузиазма, с которым она его добивалась, и вскоре, воспользовавшись выгодным предложением, переехал в Манхэттен. Этот переезд естественным образом прекратил их отношения. И теперь они обменивались двумя письмами в год.

— Ты, наверное, много работаешь? — Фиби явно заинтриговали отношения Бретта с этой женщиной, которая способствовала его карьере. Даже после всего, что между ними произошло, ей было невыносимо думать о том, что руки другой ласкали, а губы целовали единственного ею любимого человека.

— Да, почти всегда, — подтвердил он, испытывая гордость.

Самые трудные времена для него остались в далеком прошлом. Хотя многим писателям приходится бороться за свое существование и тем более за существование своих произведений, этой участи ему посчастливилось избежать. За последние несколько лет изданные книги принесли ему если не известность, то устойчивое материальное положение и возможность финансирования новых книг. — Я пишу много, потому что крупный издатель, заинтересовавшись одной книгой, может помочь в выпуске еще и других. Тьфу! Только бы не сглазить. Я должен писать то, что им может понравиться.

Внезапно он остановился на полуслове, подумав, что говорит слишком много, и заметил взгляд Фиби. Так она еще ни разу на него не смотрела.

— Ты изменился, — произнесла она.

— Ты это говоришь как будто с осуждением! — Бретт сел перед столиком для завтрака, скрестив на груди руки. — Насколько я помню, я был непослушным и беспокойным сорванцом. Сейчас я респектабельный писатель-профессионал, который не будет рисковать ничем, ну разве позволит себе чуть превысить скорость или получить без очереди парковку.

Фиби чуть не засмеялась при слове «сорванец». Оно было слишком невинно для Бретта. Она вспомнила, каким вспыльчивым и раздраженным он был, каким фонтаном била из него энергия. Но она чувствовала себя такой защищенной и уверенной рядом с ним! Она пожала плечами и сдержала свое удивление.

— Может, это звучит смешно, но я никогда не думала, что буду поддерживать светскую беседу с писателем.

— Но в этом нет ничего крамольного, не правда ли? — Обида и горечь, копившиеся в нем со дня приезда, казалось, вот-вот вырвутся наружу. В этот момент он почти ненавидел ее.

— Я не понимаю, — сказала Фиби. Она действительно не понимала, что значит эта вспышка гнева в его глазах.

— Ты и я. Здесь. Сейчас. Даже твой отец ничего не имел бы против ужина с преуспевающим писателем, — с неприятной иронией в голосе сказал он.

Фиби все поняла. Она почувствовала острое угрызение совести. Я никогда не стыдилась тебя, Бретт, хотела она сказать. Я была глупой, молоденькой девчонкой, испуганной окриками отца. Пожалуйста, пойми. Мне было только семнадцать.

— Ты добился всего сам, Бретт, и я очень рада за тебя, — произнесла она вслух.

Бретт нахмурился, недовольно сдвинув брови. Он нервно потирал подбородок, как бы не веря в то, что она сказала. Его озадаченный взгляд скользнул по ней.

— Я не буду возражать, если ты захочешь помочь мне с тарелками, — сказал он и отправился в кухню, ставя точку в их разговоре.

Фиби посидела за столом еще минуту, затем последовала за ним.

Полчаса спустя Фиби любовно разглаживала кружевную скатерть, которую Синтия завещала ей. Ее глаза были полны слез. Бретт с удивлением наблюдал за ней, не понимая такой реакции. Мать хранила эту красивейшую скатерть по крайней мере лет тридцать. Но она вряд ли являлась тем бесценным наследством, о котором можно было бы мечтать.

Фиби поднесла скатерть к лицу и прижалась к ней щекой. Ее кожа была нежной, персикового оттенка, и он знал, что она сильно обгорает летом. Волосы Фиби спадали непокорными прядями на плечи, а маленькая челка придавала ей задорный вид.

— Она действительно хотела оставить это мне? — Ее голос трепетал от волнения.

— Странно, — сказал он, — но это так.

Ее заплаканные глаза прояснились.

— Эта скатерть — фамильная реликвия, доставшаяся Синтии в наследство от ее матери, а той — от ее матери. Когда она расстилала ее, то вспоминала свой дом в Техасе.

— Почему она оставила ее для тебя? — задумчиво проговорил Бретт, не в силах оторвать взгляда от этой растерянной женщины, сидящей перед ним.

— Потому что я всегда считала эту вещь прекрасной, — как само собой разумеющееся произнесла она. — Я люблю это изящное кружево, оно очень многое значит для меня.

Они сидели на полу в спальне Синтии посреди дюжины раскрытых коробок. Бретт знал, что должен подойти к завещанию Синтии с полной ответственностью, но для него это оказалось делом непосильным. Он уже не знал, что и думать. Его мать оставила для Фиби самый сентиментальный подарок, а Синтия редко ошибалась в людях. Сейчас Бретту хотелось верить в самое худшее о Фиби, он пытался разжечь в себе прежнее чувство обиды, но видя перед собой ее, заплаканную, утирающую слезы кружевной скатертью, он не мог этого сделать.

— Есть ли кто-нибудь у тебя сейчас, Фиби? — спросил он, удивляясь сам себе.

Фиби была уверена, что рано или поздно он задаст вопрос о существовании другого мужчины в ее жизни. Она могла бы рассказать ему о вечно болтающих чепуху студентах колледжа или заезжих коммерсантах, переживающих в баре неудачу своего очередного предприятия, скрыв при этом правду о глубине ее чувства к нему, о невозможности забыть ночи, проведенные вместе с ним в пору их юности.

Она аккуратно сложила скатерть Синтии и положила к себе на колени.

— Ты же знаешь, какая жизнь в маленьком городе, Бретт. Или ты выходишь замуж за соседа или остаешься незамужней навсегда.

Она опустила глаза, чтобы скрыть явное смущение, а затем подняла их снова, смело взглянув в его горящие серые глаза. Она вспомнила ту давнюю ночь, когда черноволосый юноша сказал ей, что хочет на ней жениться, а она испугалась его слов.

— Я не верю в замужество только ради замужества, — сказала Фиби уверенным, спокойным голосом, как бы подводя итог. — Я всегда говорила себе, что выйду замуж по любви или не выйду вообще. Может, мы переменим тему разговора? Пожалуйста, Бретт.

Губы Бретта превратились в тонкую полоску. Она только что призналась, что не любила никого, кроме него. А он так долго сомневался в глубине ее чувств. Но какое это имеет значение сейчас? Но, видимо, имеет, если ему уже кажется, что все прошедшие годы не смогли разрушить самую красивую и желанную любовь.

— Ты чувствуешь себя неловко, когда говоришь о любви? — растянувшись на кровати Синтии, спросил Бретт. Его движение было направлено на то, чтобы привлечь внимание Фиби к постели. — Я могу вспомнить время, когда ты пользовалась этими словами свободно.

Он имел в виду их последнюю ночь, когда она отдала ему всю свою любовь. Но сейчас в его тоне слышался сарказм. Фиби вздрогнула. Она вспомнила, какие слова шептал ей Бретт в ту ночь. Но, увы, их любовь умерла больше чем десять лет назад.

— Нет, Бретт. Но мне кажется, что спальня твоей матери — не лучшее место для таких разговоров.

Фиби очень нервничала и всеми способами стремилась перевести разговор на другую тему. Ей хотелось узнать подробности его жизни в Нью-Йорке. Откашлявшись, она спросила:

— А как ты? Наверное, у тебя много женщин. Ты собираешься жениться на какой-нибудь из них?

Бретт побледнел и на секунду замер в нерешительности.

— Да, в моей жизни много женщин. Но ни на одной из них я бы не хотел жениться. Думаю, вряд ли когда-нибудь еще я захочу жениться.

Последняя фраза была сказана с некоторым вызовом и оставила на его лице след горечи. И Фиби невольно подумалось, что она совсем не знает человека, с которым провела лучшие минуты своей жизни.

— Я не узнаю тебя, Бретт. — Он не ответил или не услышал ее слов. И тогда Фиби задала ему вопрос, который вертелся целый день у нее в голове: — Я не могу понять, зачем ты пригласил меня на ужин?

Он долго молчал. И она уже подумала, что он просто не хочет отвечать. Но в действительности он и сам не знал, чего хочет от нее. Вернее, не хотел признаться себе в этом. Его тело не слушалось его разума. Это чувство было ему знакомо. Жар охватывал его при одном взгляде на Фиби. Свет оттенял ее каштановые волосы, подчеркивая выразительность ее лица, и мягко ложился на гладкую, матовую кожу. Этот свет сделал из нее просто красавицу. Он уже мысленно снимал с нее тенниску, джинсы. Он не мог уже контролировать себя.

— Может быть, я хочу вернуть былые времена, — нарушил он затянувшееся молчание полуответом-полувопросом. — Или, может быть, я хотел отдать тебе вещи моей матери. Или, может быть, я просто не могу справиться с собою.

Фиби внимательно взглянула на него: что происходит с ним? Неужели страстное желание может вспыхнуть в них обоих с прежней силой?

Он смотрел на нее. Ему безумно хотелось попробовать вкус ее губ, дотронуться до волос, прильнуть к нежной коже груди. Фиби закрыла глаза. Она тоже не в силах была справиться с охватившим ее томительным наваждением, ее сводило с ума то, что она читала в его глазах.

— Я с трудом верю в это. Ты производишь впечатление человека, контролирующего свои эмоции, — сказала Фиби, когда обрела способность говорить. Их разделяло расстояние меньше фута, и Бретт стал медленно приближаться к ней. Она уже почувствовала мужской, приятный запах, ощутила горячее дыхание на своей щеке.

— Почему мне так хочется поцеловать тебя? — спросил он хриплым голосом.

— Видимо, в память о былом. — Фиби проговорила это так мягко и так восхитительно пробежалась язычком вдоль верхней губы, что Бретт не выдержал и притянул ее к себе.

Их губы слились воедино, Фиби закрыла глаза, чтобы в полной мере насладиться нежностью и сладостью его поцелуя. Она целовалась с другими мужчинами после его отъезда, но ощущения, которые заставлял ее испытывать он, были неповторимы. Ее тело освобождалось, становилось легким, невесомым. Оно воспаряло вместе с ее душой. Она приоткрыла свои губы, чтобы прошептать слова благодарности, но Бретт захватил эти нежные открытые губы своим ртом и раздвинул их мягкую плоть своим языком.

Как много времени безвозвратно прошло с тех пор, когда он впервые узнал вкус ее губ, запах волос и шепот ее страсти. Он почти забыл, как неповторима она была в своей искренности, какие восхитительные стоны вырывались из ее груди. Даже не имея сексуального опыта, Фиби инстинктивно чувствовала, как нужно отвечать на его ласки. И сейчас ее руки обвивали крепкую шею, ласкали могучие, широкие плечи, доводя все его тело до сладкой истомы. Ее пальцы перебирали его волосы, заставляя Бретта стонать.

Ее нежные груди плотно прижимались к его груди и передавали свою волнующую чувственность всему телу Бретта. Она приняла его настойчивый язык, расслабляясь под натиском силы и мощи. Этот затяжной упоительный поцелуй был верхом эротического искусства.

Его руки скользили по ее спине, как бы убеждаясь, что это и есть та самая Фиби, которую он любил своим мальчишеским сердцем. И которая жестоко предала его... В голове Бретта смешалось прошлое и настоящее.

Но вдруг он слегка отстранился. Он уже ненавидел себя за то, что так легко поддался ее чарам. Фиби удивленно посмотрела на него, пытаясь понять причину его отступления.

Бретт, однако, уже справился со своими чувствами, и Фиби, увидев недоверие в его серых глазах, тоже отступила. Всего миг назад она была готова поверить, что один поцелуй может примирить их.

— Зачем ты целовал меня? — спросила она, когда молчание стало уже невыносимо. Ее пульс выровнялся, и теперь она могла спокойно взглянуть в глаза Бретта.

— А зачем ты отвечала мне? — резонно спросил он в ответ.

— Наверное, по старой привычке, — ответила Фиби, разочаровывая Бретта своей невозмутимостью. Вся беда заключалась в том, что он желал ее теперь ничуть не меньше, чем в давние счастливые времена.

Он встал, подошел к ней и улыбнулся.

— Старым привычкам не место в наших новых отношениях, не правда ли? — спросил он, закрывая собою дверной проем.

Фиби не нуждалась в подсказке. Она позволила Бретту подтолкнуть себя по направлению к гостиной и с радостью покинула душную спальню Синтии. Какая глупость и недальновидность с ее стороны — принять приглашение Бретта. Особенно раздражала ее мысль, что все это она предвидела с самого начала. Фиби всем своим видом старалась показать, что не намерена задерживаться в его доме.

— Я провожу тебя, — сказал Бретт.

Фиби вгляделась в его лицо. После того, что произошло в спальне, она хотела как можно скорее захлопнуть за собой входную дверь и больше его не видеть.

— О, в этом нет необходимости! Я сама могу дойти.

Лицо Бретта было спокойно и непроницаемо, как будто ничего и не произошло. Он лишь отрицательно закачал головой и показал на входную дверь.

— Я пытаюсь вновь привыкнуть к жизни на Юге. А здесь мужчины всегда провожают женщин домой. Поэтому не спорь со мной, — заявил Бретт тоном, не терпящим никаких возражений.

Ночь была великолепной, какие бывают в Южной Каролине в конце весны. Воздух был теплым и свежим. Фиби подняла глаза к небу: тысячи звезд мерцали в темно-синей мгле.

Они шли на расстоянии фута друг от друга. У жителей Конуэя это расстояние считалось приличным.

Рычащий звук мотора нарушил безмолвие ночи. Бретт невольно прижал к себе Фиби, но это был всего лишь Кэрк Паркленд. Проезжая мимо них, он поднял руку в приветствии и свернул за домом Синтии. Фиби поймала себя на мысли, что должна называть этот дом по-другому: теперь это дом Бретта.

— Бедный Кэрк Паркленд, — неожиданно произнес Бретт. Это была первая фраза, сказанная им за все время пути.

— Что ты хочешь сказать этим? — Фиби бросила на него косой взгляд.

Бретт поднял маленький камушек и бросил его далеко вперед.

— Он до сих пор влюблен в тебя.

Фиби прыснула от смеха. Ей показалось забавным говорить о любви Кэрка в тот момент, когда она и Бретт испытывают по отношению друг к другу такие чувства.

— Ну и что? Да, Кэрк всегда здесь, всегда рядом со мной, он в курсе всех моих дел. Он милый, старый друг, почему бы и нет?

— Не думаю, что он испытывает восторг от того, что ты прогуливаешься со мной. — Бретт был не в силах сдержать в своем голосе язвительные нотки. Он, видимо, страдал из-за того, что долго отсутствовал в Конуэе и был враждебно настроен по отношению к Кэрку.

— Меня это не волнует, — ответила Фиби и сама удивилась сказанному. С годами она окончательно поняла, что нельзя постоянно оглядываться на мнение окружающих, а надо быть уверенной в себе.

— Какая перемена! — Бретт был потрясен услышанной от Фиби фразой. Сущность бытия в Конуэе как раз и заключалась в первостепенной важности мнения других людей. Кому не нравится жить по такому закону, тот должен покинуть город, как это сделал он двенадцать лет назад. Бретт повернул к дому ее родителей, но Фиби остановила его.

— Не туда. Я уже давно живу в другом месте. Ты помнишь дом старой миссис Фолтон? Я купила его пять лет назад после ее смерти.

— Но это очень большой дом, — засомневался Бретт.

— Поэтому-то он мне и нравится. У меня теперь много комнат, и я не чувствую себя стесненной, когда друзья заходят ко мне. Подумай только, у меня столько места, что при желании можно разместить целую армию. — Фиби рассмеялась над своей шуткой и увидела улыбку Бретта.

Так они шли по улице вдоль высоких магнолий, застилающих своими кронами свет луны и звезд.

Бледно-желтый дом был погружен во мрак, когда Бретт и Фиби подошли к фасаду этого грандиозного строения. Она, уходя, забыла включить наружное освещение.

Бретт схватил Фиби за руку, когда она чуть не споткнулась, и это прикосновение вновь вызвало в нем вспышку желания. Но теперь он вел себя сдержанно. Да и она, как ему показалось, хотела побыстрей попасть домой.

Фиби высвободила руку и полезла в передний карман джинсов за ключом от дома. Когда они росли, никому в Конуэе и в голову не приходило закрывать свои дома на ключ. Даже сейчас иногда она забывала совершить эту простейшую операцию. В таких городках, как Конуэй, криминальные происшествия случаются крайне редко.

— Спасибо за ужин и за то, что передал скатерть Синтии. Она действительно много для меня значит, — сказала Фиби.

Бретт пожал плечами.

— Не благодари меня. Мама хотела, чтобы она была у тебя, — коротко ответил он, чувствуя, что пора идти, и не зная, как заставить себя сделать первый шаг. Как это можно, ненавидеть ее и хотеть целовать в одно и то же время?

Фиби повернулась к двери и вошла в дом, но она не смогла удержаться, чтобы не посмотреть на него сквозь дверной проем. Свет падал на высокие скулы и твердый подбородок.

— Я еще увижу тебя, Фиби, — сказал он и нехотя зашагал прочь.

Но Фиби заставила его остановиться.

— Когда ты возвращаешься в Нью-Йорк? — Ей было необходимо знать, когда он вновь исчезнет из ее жизни.

Когда он собирается в Нью-Йорк? Он пока еще не решил. Возможно, сейчас как раз самое подходящее время сделать это. Но он не хотел оставаться, не хотел и уезжать отсюда.

— Я решил пока остаться, — наконец сказал Бретт. — Спокойной ночи, Фиби.

— Спокойной ночи, — ответила Фиби, запирая дверь. Ее сердце бешено стучало. Бретт собирается остаться в Конуэе, и она не уверена, что сможет оставаться спокойной после случившегося сегодня вечером.

Бретт медленно брел по направлению к дому, где прошло его детство. Его мысли были заняты Фиби. Около десяти часов, но на улицах почти никого не видно. В Нью-Йорке в это время суетливо и многолюдно, как и в полдень. А здесь можно услышать только ночные песни птиц. Не было даже автомобилей. Лишь черная машина Кэрка Паркленда пересекла улицу в пятидесяти футах от него. Бретт застыл в нерешительности, он не ждал ничего хорошего от пребывания в этом городе.

Приехав сюда, он вновь испытал все подозрения и сомнения, оставившие его после отъезда из Конуэя. Он был уверен, что Фиби не удастся сдержать обещание и она не придет к нему на ужин. Часы ожидания казались вечностью, наполненной страхом и одиночеством. Она все же пришла. Но почему он должен был ждать от нее большего, чем он мог ожидать от этого города? Жители Конуэя никогда не относились к нему, как к своему.

Но ему хотелось остаться, чтобы восстановить свое имя. Он абсолютно не заслужил такого обвинения, когда всего лишь влюбился не в ту девушку. И сейчас он не хотел быть отверженным, хотя гораздо проще было бы собраться и уехать отсюда, как он сделал в первый раз.

Бретт поднял с земли камушек и забросил далеко в кусты, наслаждаясь его стремительным полетом в ночи. Он принял решение остаться, но не знал, как заставить себя терпимее относиться к Конуэю, хотя бы ради Фиби. Он знал, что она подобна яду, но не хотел позволить ей уйти, когда держал в своих руках ее теплую руку. Всего лишь один поцелуй — и его тело оказалось во власти безудержной страсти, которая проснулась в нем через двенадцать лет.

 

Глава четвертая

— Фиби! Подожди, Фиби. — Голос Кэрка Паркленда послышался у Фиби за спиной. Изобразив на лице улыбку, Фиби повернулась, чтобы подождать его. Сегодня она была не в привычных для нее джинсах, а в защитного цвета трикотажных брюках и бежевом блузоне. Она не могла объяснить себе неожиданно возникшее желание изменить свой стиль одежды. Скорее всего, это было связано с Бреттом.

Кэрк в одной руке держал кейс, а другой поправлял очки, сползшие на кончик носа. На нем были темные брюки, белая сорочка с коротким рукавом, галстук сдержанных тонов. Фиби никогда не нравилось, как он одевается, но Кэрк стремился в глазах горожан выглядеть вполне респектабельно и по-деловому. Он панически боялся, что за глаза про него могут сказать: он разодет как петух на наши с вами деньги.

Лицо Кэрка приняло серьезное выражение, как только он подошел ближе. Было всего восемь часов утра, а этот высокий подтянутый мужчина выглядел ужасно измотанным и утомленным. Его тонкие светлые волосы были растрепаны, белая сорочка помята. И, вообще, он производил впечатление человека, напряженно трудившегося продолжительное время. Фиби подавила возникший было у нее смешок, чтобы не расстраивать и без того удрученного Кэрка. На самом деле она очень ценила его дружбу.

— Ох! Я думал, что уже и не догоню тебя. Спасибо, что ты все же подождала меня, — запыхавшись выпалил он, протирая свои очки.

— Доброе утро, Кэрк, — сказала Фиби и продолжила свой путь. — Мы же уже решили. Я не хожу на работу в одно и то же время. И мой дом тебе не по дороге.

— Какие-то несколько домов для меня не имеют значения, — слегка обидчиво ответил Кэрк.

— Я знаю, Кэрк. Это очень любезно с твоей стороны, но ежедневные прогулки вряд ли изменят мои чувства. Давай довольствоваться тем, что есть, — мягко старалась убедить его Фиби. — Согласен?

— Не правда ли, прекрасное утро? — вместо ответа поинтересовался Кэрк.

Фиби действительно наслаждалась свежестью. Солнце уже вовсю светило, но его лучи еще не нагрели землю. Роса блестела на траве и собиралась в капельки на листьях магнолий, украшающих центр городка.

Еще до того как Кэрк упомянул о красоте сегодняшнего утра, Фиби ощутила его необычайную прелесть. Эти деревья, трава, небо... Все напоминало ночную прогулку с Бреттом. Бессонная ночь, наполненная воспоминаниями, оставила на ее лице характерные следы: бледность и темные круги под глазами. Поэтому ей понадобилось сегодня гораздо больше времени на макияж.

— Мы, южане, по-моему, мало обращаем внимания на природу. Наверное, потому что привыкли к окружающему нас великолепию. Ведь у нас слишком много таких чудесных утренних часов, — задумчиво произнесла Фиби.

— Наши ночи, пожалуй, не уступают им по великолепию. Ведь так, Фиби? — Кэрк вполне намеренно пытался перевести разговор на Бретта и ее ночную с ним прогулку. Но Фиби совсем не хотелось причинять ему боль.

— Да, ты прав, — лаконично произнесла она.

Кэрк нервным движением пригладил свои волосы и постарался шагать в ногу с ней.

— Я был крайне удивлен, увидев тебя с Кроузом прошлой ночью, — сказал он после продолжительной паузы, во время которой, вероятно, набирался храбрости. — Я думал, что за похищение детей ему должны были дать немалый срок.

Фиби пронзила Кэрка колючим взглядом ярко-синих глаз.

— Бретт никогда никого не похищал. Ты слышишь меня? Это все вранье. Он порядочный человек и абсолютно не заслуживает того, что говорят про него люди.

Кэрк неожиданно остановился и замер в растерянности в нескольких шагах от нее. Сейчас, с безнадежно опущенными руками, он был похож на сильно испугавшегося мальчика.

— Боже мой, Фиби. Я только пересказал то, что говорят люди о Бретте. Я вовсе не хотел тебя расстроить.

Его кротость погасила гнев Фиби. Она постаралась взять свои эмоции под контроль.

— Ты меня очень разозлил, Кэрк. Я не ожидала, что ты способен говорить такие вещи. Да, Бретта никогда не понимали в этом городе, но обвинять его в преступлении нечестно.

Желваки ходили на лице Кэрка, и его рот скривился в гримасе горечи.

— С чего это ты так заботишься об этом Кроузе? — обиженно процедил он.

— Бретт — часть моего прошлого, Кэрк, — доходчиво объяснила Фиби, отчасти и себя убеждая в этом. — А вчера я ходила к нему домой, потому что Синтия оставила для меня одну вещь. Но это ничего не значит. Я просто не хочу, чтобы к нему относились несправедливо. Я хочу, чтобы ты помнил об этом.

Минуту спустя Кэрк и Фиби уже улыбались. Она слегка толкнула его локтем в бок и показала рукой по направлению к центру.

— Похоже, мы опоздаем на работу, если не поторопимся, — сказала она.

Дни тянулись медленно и в большинстве своем были однообразны. В каждом вновь входящем посетителе магазина Фиби надеялась увидеть Бретта Кроуза. Но его все не было. И она была ужасно рада наступившему воскресенью. Это означало традиционный семейный обед в доме Энни. В последние дни Фиби поминутно вспоминала Бретта, их обжигающий поцелуй и испытывала при этом непреодолимое волнение. Ей была необходима душевная разрядка. Но Энни заставила ее вновь испытать смятение чувств.

— Разве ты не расскажешь нам о твоем ужине с Бреттом Кроузом? — притворно ласково, с премилой улыбкой на губах, спросила она свою сестру. Их мать, присутствовавшая при этом разговоре, раскрыла рот от удивления.

Фиби сверкнула гневным взглядом в сторону старшей сестры, которая продолжала улыбаться в ожидании ответа.

Энни не могла выбрать худшего момента, чтобы задать этот ужасный вопрос, да еще в присутствии Грейс Стефансен. Их большая семья собиралась на обед каждое воскресенье в полдень и обменивалась новостями за прошлую неделю. Муж Энни, двое их детей и постоянная подруга Боба, когда объединялись вместе, то не умолкали ни на минуту. Но сегодня Энни нарушила обычный порядок. Семья уже закончила свою трапезу и пребывала в умиротворенном состоянии, когда как гром среди ясного неба прозвучала фраза Энни. Молчание повисло в воздухе. Каждый счел своим долгом посмотреть на Фиби. А она не могла поднять глаз под испытующим взглядом матери.

— Ты ужинала с Бреттом Кроузом? — Жесткий голос Грейс заставил сердце Фиби сжаться, и она почувствовала себя вновь маленькой беззащитной девочкой. Грейс приняла самую угрожающую позу и двинулась на Фиби с твердым желанием выяснить все до конца.

— Да, мама, — ответила Фиби, поправляя волосы. Но поправлять было нечего — ее волосы были аккуратно заплетены в косу и как нельзя лучше подходили к красно-белому летнему платью, которое, подчиняясь внезапной прихоти, она надела в то утро. — Синтия завещала мне старинную кружевную скатерть. Я была без ума от нее. И Бретт захотел отдать ее мне.

— Но это не означает, что ты должна была ужинать с ним. — Голос Грейс все больше напоминал властный голос покойного Боба Стефансена-старшего, когда он упоминал имя Бретта. Всю свою жизнь Фиби испытывала леденящий ужас от одной только мысли, что ее отец может рассердиться. Но после его смерти она почувствовала себя сильной женщиной.

— С моей стороны было бы невежливо отказаться, — ответила Фиби, пытаясь изобразить на лице полное спокойствие. Она помнила, что когда-то ее мать была прекрасной женщиной и доброй матерью. — Кроме того, больше между нами ничего не было. Я и не видела его с тех пор.

— Твоя мать права, Фиби. Тебе не следовало принимать приглашение от такого человека, как Кроуз.

Муж Энни, Бен Толмен, шеф полиции Конуэя, тоже решил выразить свое неудовольствие ее опрометчивым поступком. И Фиби нахмурилась. Муж сестры был недюжинной силы мужчиной ростом шести с половиной футов и весил на тридцать фунтов больше, чем ему полагалось, — это было результатом сытных блюд, которые готовила его жена. Каштановые волосы Бена начали редеть, но его внешность не была отталкивающей, хотя Фиби никогда не нравился такой тип откормленных громил.

— Дорогая Фиби, ну расскажи же! — Энни почти умоляла, и Фиби поразила ее бестактность. — Неужели ты думаешь, что мы поверили, что обед с красивым и пользующимся дурной славой мужчиной ничем не закончился? Конечно, если ты хочешь скрыть некоторые пикантные подробности...

— А он рассказал тебе, где спрятал тело той маленькой девочки? — спросил младший сын Энни, затаив дыхание и широко распахнув глаза в ожидании захватывающей истории.

Фиби опустила голову и попыталась понять, зачем этому милому веснушчатому существу, ее племяннику, бросать камни в невинного человека. И никто из взрослых не обращает на это внимание. Только его двенадцатилетняя сестра заметила робко, что еще неизвестно, точно ли Кроуз убивал эту девочку.

— Майкл, твоя сестра права. Ты не должен верить всему, что слышишь, — вмешалась Фиби, когда поняла, что никто больше не собирается отрицать эти сплетни. — Действительно, одна маленькая девочка была похищена. Но никто не знает, что с ней, потому что до сих пор не нашли. А что касается мистера Кроуза, то тогдашний шеф полиции — он был на этом посту до вашего папы — не предъявлял ему обвинения. Когда вы немножко повзрослеете, то узнаете, что даже после предъявления обвинения нужно доказать вину подозреваемого. А до этого никто не имеет права называть человека преступником. Это и есть презумпция невиновности, тот принцип, по которому работает закон в нашей стране. Ведь это так, Бен? — Она бросила полный горького упрека взгляд в его сторону.

— Да, конечно, — сказал он, обращаясь к детям. — Но вы также узнаете, что не всегда эти «хорошие» парни получают то, что заслуживают.

Дети Толменов прищурили свои глазки, силясь понять смысл этой сложной головоломки. Грейс посмотрела на возбужденную Фиби с явным неодобрением.

— Не волнуйтесь, дорогие. Этот человек приехал в наш город только на похороны своей матери. Он уедет на днях, — сказала она, обращаясь к своим внукам, но ее глаза продолжали пристально следить за младшей дочерью.

— Это не совсем так, — заметила Фиби. Ее семья все равно узнает об этом рано или поздно. — Бретт решил остаться в Конуэе на неопределенное время.

— Что? — воскликнули в один голос Грейс и Энни.

— Он собирается остаться, — повторила Фиби, четко выговаривая каждое слово, и добавила: — Он сам так сказал мне несколько дней назад.

— Как глупо с его стороны. Никто в городе не хочет его видеть! — воскликнула Грейс, чувствуя поддержку Энни.

— Я надеюсь, что он не навлечет на тебя неприятности, девочка моя?

— Что может случиться со мной? — Фиби с трудом сохраняла остатки терпения и сдержанности.

— Ну, может быть, хватит обсуждать этого Кроуза. Почему мы все сидим и не хотим убрать со стола? Вы что, не замечаете этот беспорядок, устроенный всеми нами? А нас, между прочим, восемь человек.

Боб так легко и мило перевел опасный разговор в другое русло, что на него никто не посмел обидеться. Его подружка, тихая светловолосая девушка Эмили, чувствовавшая себя крайне неловко в этой накаленной обстановке, засобиралась домой. Фиби последовала ее примеру...

— Последний, кто встанет из-за стола, будет убирать тарелки, — заявил Боб, и Майкл с Айрин выпорхнули из столовой.

— Нельзя дальше избегать этой темы, Фиби. Мы должны поговорить, — ты же знаешь. — Энни пыталась вызвать сестру на откровенность. Все тарелки были вымыты, и семья разошлась отдыхать после вкусного и сытного обеда.

Фиби задержалась у изгороди маленького садика, наблюдая, как ее мать заботливо высаживает розы. Она восхищалась изысканной красотой этих цветов, стараясь забыть неприятный осадок от недавнего разговора, в ходе которого несправедливо осуждали Бретта.

— Что изменится после этого, Энни? — тихо и бесстрастно спросила Фиби, хотя до сих пор ее глаза были полны горечи и негодования. Но она не хотела, чтобы Энни это заметила.

— Милая, возьми себя в руки. Я же задала совсем невинный вопрос. Ну, может, несколько прямолинейный.

Фиби повернулась к Энни. Ее сестра выглядела настоящим ангелочком: распахнутые голубые глаза, милое личико, украшенное копной пышных золотых волос.

— Ты только что наговорила мне массу неприятных вещей, — не выдержав, бросила она Энни.

— Ничуть. Я только пыталась выяснить одну маленькую подробность, связанную с Бреттом.

Фиби молча наблюдала за сестрой.

— Почему ты не хочешь поверить, что мне нечего тебе рассказать? Мы ужинали. Он отдал мне скатерть и затем проводил домой. Он даже не пытался прикоснуться ко мне.

Энни внимательно посмотрела на сестру.

— Он наверняка приставал к тебе, — зашептала она.

— Может быть, это я приставала к нему? — с вызовом бросила Фиби, желая увидеть, как вытянется лицо Энни. После этого она развернулась и пошла прочь от дома, в котором выросла и из которого убежала, не в силах терпеть удушающее присутствие своей семьи.

Маленькие капельки пота выступили на лбу Фиби. Волосы, собранные на затылке, слегка увлажнились у корней. Но сейчас она не думала о своей внешности. Она бежала изо всех сил, как тогда, двенадцать лет назад. Но настоящее казалось ей еще более зловещим и ужасным. Известие, что в городе исчезла девочка, потрясло ее. В горле стоял комок, дыхание срывалось и пропадало. Добежав до дома Бретта, она из последних сил забарабанила во входную дверь.

— Открой, Бретт! — Больше всего на свете она хотела, чтобы он оказался дома. Нервно оглянувшись, Фиби заметила кучку людей, собравшихся у соседнего дома вниз по улице. Двое из них взглянули на нее, но ни один не улыбнулся. Они уже вынесли свой приговор.

Она приготовилась закричать еще раз, как дверь вдруг открылась.

— Что случилось? — Бретт, одетый в спортивные трусы, появился в проеме двери. Он выглядел явно удивленным.

Фиби, запыхавшаяся от сумасшедшего бега, прошла мимо него в дом, не дожидаясь приглашения. Это было странно для женщины, обладающей хорошими манерами.

— Что происходит? Сейчас только девять, Фиби. Неужели никого нет в магазине? — с нескрываемой иронией спросил Бретт, запуская руку в свои черные волосы.

Он не видел ее с того вечера, когда они вместе ужинали, но это отнюдь не означало, что он не думал о ней. Наоборот, он мечтал о ней, когда его дом погружался в глубокую тишину. Тогда опасное, но сладкое наваждение овладевало им, а гнев сменялся нежностью. Он мечтал о ярком, незабываемом акте любви, таком же, как и двенадцать лет назад, в пору его далекой юности. И сегодня утром он проснулся с ясным ощущением несбыточности своей мечты и почувствовал почти ненависть к Фиби.

Однако сейчас, увидев испуг и отчаяние в ее глазах, он схватил ее за плечи и приблизил к себе.

— Что случилось, Фиби? — Он почувствовал легкую тревогу. Их отношения нельзя было назвать дружескими, и должно было произойти что-то ужасное, чтобы она вот так ворвалась в его дом. — Присядь сюда и расскажи, что стряслось!

Фиби закусила губу, не зная с чего начать и с удивлением всматриваясь в его лицо, на котором вместо недоверия и иронии, к которым она уже привыкла, она видела тревожное волнение и желание помочь ей. Но сейчас именно он как никто другой нуждался в помощи!

— Бретт, в городе исчезла маленькая девочка! — выговорила она, и ее губы задрожали.

Кровь отхлынула от лица Бретта. Если у нее и были сомнения на какой-то миг, то первая же его реакция убеждала в полной непричастности Бретта к случившемуся.

— Когда это произошло? — спросил он.

— Прошлой ночью, около десяти часов, — и Фиби рассказала все, что услышала утром в магазине. — Девочка должна была ночевать в доме у своей подруги. Но, по-видимому, они поссорились, и девочка решила уйти домой. Однако домой бедняжка так и не добралась.

Бретт отпустил ее плечи, и только тогда Фиби поняла, с какой силой он их сжимал. Наверняка на коже остались следы. Она слегка потерла плечи и тут же спохватилась: ее волнуют пустяки, в то время как Бретт испытывает такое потрясение.

Невозможно было вообразить, чтобы в тихом Конуэе во второй раз произошло такое страшное событие, которое совпало с появлением в городе Бретта. Может быть, девочка, дойдя до дома прошлой ночью, не решилась будить родных и пошла к друзьям? Может быть, она уже нашлась?

И все же, несмотря на сомнения и возникшие вопросы, Бретт чувствовал, что это правда. Жуткая, но правда. Он развернулся и направился к лестнице, однако Фиби остановила его.

— Куда ты? — спросила она, стыдясь своей следующей мысли, и закусила губу. Неужели Бретт не понимает, какие могут возникнуть у него проблемы теперь?

Бретт бессмысленно взглянул на нее. Как она не понимает, что он не может оставаться безучастным в такую минуту!

— Пойду оденусь, — ответил он. — Они, должно быть, уже начали поиски этой девочки. Надо помочь.

— Только не это. — Фиби подбежала к нему и взяла его за руки. Она почувствовала их тепло и, вскинув на Бретта глаза, увидела его недоумение. — Ты не понимаешь, Бретт? Половина из них думает, что это сделал ты.

— Я?

Гримаса ненависти и боли исказила его лицо. Так вот почему она здесь! Все ясно. Она тоже думает, что это мог сделать он. — Бретт оттолкнул ее руки, как будто обжегся. Как же он был глуп, когда надеялся, что приезд в Конуэй восстановит его доброе имя.

— Почему я сам не подумал об этом? — удрученно пробормотал Бретт. — Боже, я был полным дураком, когда, возвращаясь сюда, думал, что прошлое забыто.

— Давай оставим на минуту прошлое, Бретт, — остановила его Фиби. Она еще не все сказала ему. — Семейство Флемингов приехало в Конуэй уже после твоего отъезда. Они живут в пяти домах от тебя.

Бретт беспомощно опустился на нижнюю ступеньку лестницы из красного дерева и потер подбородок.

— Итак, потерялась маленькая девочка и люди считают, что ее похитил я. И вместо того, чтобы выяснить, что же произошло на самом деле, они сплетничают. Проклятье! Я не могу даже искать ее вместе со всеми.

— Не удивляйся, но шеф полиции собирается зайти к тебе, — сказала Фиби. Она намеренно не замечала его уныния, наперед зная, что любое проявление сочувствия с ее стороны будет воспринято в штыки.

— По крайней мере есть одно утешение, — сказал Бретт, но в его голосе не было никакой радости. — Этот человек дружелюбен по отношению ко мне.

— Теперь в Конуэе другой шеф полиции, — резко заметила она, отнимая у него последнюю надежду. — Бен Толмен, ты помнишь его?

— Бен Толмен? — переспросил Бретт, и Фиби кивнула.

Да, он помнил Бена Толмена и их давнюю вражду. Они учились в одном классе, и Бен безумно ревновал, подозревая Бретта в каких-то отношениях с Энни. Его ревность не была абсолютно беспочвенна. Энни благосклонно относилась к Бретту, и тот принимал эту благосклонность, ведь Энни была сестрой той, которая интересовала его больше всех на свете.

— Если это тот Бен Толмен, которого я когда-то знал, — задумчиво произнес Бретт, — тогда, я уверен, он поверит в худшее обо мне.

Фиби сделала шаг навстречу Бретту и подняла на него глаза. Она хотела, чтобы он знал, что она на его стороне и очень сожалеет о предубеждении горожан против него.

— Тебя еще никто ни в чем не обвинил. Пока, — сказала она.

Их глаза встретились. Это был момент, когда у нее перехватило дыхание. Все было предельно ясно. Они так долго не доверяли друг другу, что и сейчас Бретт боялся ошибиться.

— Фиби, — прошептал он, — ты веришь мне? — Ее ответ был для него важнее, чем она могла допустить.

— Конечно! Иначе я не пришла бы сюда. — Ярко-синие глаза Фиби расширились, она не могла взять в толк, как он сам этого не понимает. — Я хочу помочь тебе!

— А мне нужна помощь?

— Но это же очевидно. — Несмотря на уверенный тон, Фиби не убедила его своей решимостью. — Подумай: исчезает девочка — и ты уезжаешь из города. Через двенадцать лет, когда ты возвращаешься, исчезает другая девочка.

Она замолчала, лицо ее слегка покраснело, и дыхание сбилось.

— Здесь что-то не то, — вдруг заключила она, вкладывая в эти слова двойной смысл.

— Что ты хочешь этим сказать, Фиби? — Вконец запутанный ее рассуждениями, растерянно посмотрел на нее Бретт.

— Кто-то пытается подставить тебя. И мы должны выяснить, кто это, — уверенно заявила она, сверкая глазами.

Бретт провел рукой по своему лицу. Он, мастер вымысла, не мог бы придумать более захватывающего сюжета для своего романа. Но роман романом, а в жизни — совсем другое.

— Все это звучит странно и неестественно. Абсурд какой-то, — сказал он и спустя минуту продолжил: — Я знаю, что многие в городе недолюбливают меня, но чтобы кто-то хотел таким образом рассчитаться со мной... Это не укладывается у меня в голове.

— Да, понимаю, в это трудно поверить. — Фиби присела на корточки, пытаясь заглянуть в глаза Бретта. — Но если в Конуэе орудует сумасшедший, то зачем ему ждать твоего возвращения в город?

— Может быть, это совпадение? — с надеждой спросил Бретт, хотя некоторое сомнение зародилось и у него в голове.

— Никакое это не совпадение. Кто-то попросту пытается расправиться с тобой. Я знаю это, Бретт. Я чувствую.

Ее взволнованная искренняя речь не могла не произвести впечатления на Бретта. Ему вдруг захотелось убрать с ее лба запутавшуюся прядь. Он уже верил, что она на его стороне, но не был до конца готов к тому, чтобы считать ее своим другом. Когда-то он уже доверился ей и заплатил за это слишком высокую цену.

Раздались тяжелые удары в дверь. Фиби вскочила на ноги.

— Это, должно быть, Бен, — торопливо объяснила она, хотя в этом не было никакой необходимости.

Бретт медленно направился к двери, как бы демонстрируя полную уверенность в своей правоте. Он открыл дверь, и Бен вошел. Выше Бретта на несколько дюймов и почти на пятьдесят фунтов тяжелее, он походил на участника кулачных боев. Таким он был и в школе. Кто бы мог подумать, что этот человек будет представителем власти и закона в Конуэе?

Толмен лениво улыбнулся Бретту.

— Угадай с трех раз, почему я здесь?! Но, уверен на все сто, тебе достаточно и одного, — слегка фамильярно начал он. Из-за своей глупой улыбки Бен выглядел самодовольным болваном.

— Рад видеть тебя снова, Бен. Входи. — Бретт отошел назад, пропуская огромного Бена Толмена. В школьные годы их вражда дошла до драки. Не испытывая особого интереса ни к Бену, ни к его подруге, Бретт ушел с поднятыми вверх руками, а Бен счел это оскорблением, думая, что его соперник не принял бой, потому что не считает Энни такой уж большой наградой. И был, в общем-то, прав. Но сегодня им вроде бы не из-за чего было враждовать.

Бен Толмен вальяжно прошел в дом. И вдруг его взору предстала Фиби, невероятно рассерженная. Бен на секунду потерял дар речи, а затем пробормотал:

— Боже мой, Фиби! Что ты делаешь здесь?

— Доброе утро, Бен, — нарочито громко сказала Фиби, не обращая внимания на его недоуменный вид. До этого момента Бен не сомневался, что человек, чьим голосом в Конуэе вещает закон, абсолютно всевластен, и никак не ожидал от Фиби такой строптивости. Между тем она с вызовом проговорила: — Мы с Бреттом обсуждаем несчастье, произошедшее с дочкой Флемингов.

Бен снова нахмурился и бросил на Бретта подозрительный взгляд, так как теперь он уже сомневался в правильности выбранного тона для разговора. Ведь он не подозревал, что в этом доме уже в курсе того, о чем только начали говорить в городе.

— Ну, а теперь, я хочу, чтобы ты ушла, — распорядился Бен.

Все его желания исполнялись мгновенно. Бен привык к этому. Фиби колебалась. Она вопросительно посмотрела на Бретта.

— Ты тоже хочешь, чтобы я ушла?

— Это решать тебе, — спокойно произнес он, не дав ей возможности по интонации и выражению лица понять, что он хочет.

Уйти или остаться? Она решила больше не переспрашивать.

— Я останусь, — твердо сказала Фиби, но выражение лица Бретта не изменилось.

— Если вы мне позволите, я поднимусь наверх — умоюсь и надену рубашку, — сказал Бретт вместо ответа на ее заявление. — Ты можешь подождать, Бен, не правда ли?

Шеф полиции вместо ответа тяжело опустился на один из стульев. Всем своим видом он показывал, что им предстоит долгий разговор.

— Я готов ждать хоть весь день, Бретт. Признаюсь, нет такого человека, с которым я бы так хотел поговорить, как с тобой, — сказал он.

Бретт пропустил мимо ушей признание шефа полиции и отправился в ванную.

— Что ты этим хочешь сказать, Бен? — спросила Фиби. — Неужели у шефа полиции так много свободного времени в этот ужасный день, чтобы вот так сидеть целый день в гостях?

— А что такая хорошенькая девочка делает в таком месте, Фиби? Что скажет твоя мама, если узнает, где ты была? — Бен пропустил мимо ушей ее замечание о его профессиональных обязанностях. Он развалился на стуле и вытянул вперед ноги. — Твоя мама права, Бретт Кроуз — ужасная новость.

— Успокойся, Бен, — сказала Фиби, — это мне следует прочесть тебе нотацию. Если бы ты знал кое-что относительно Бретта, ты бы не тратил свое время, сидя здесь.

— Я считаю, что Бретт может помочь мне разобраться. Почему ты думаешь, что я не на правильном пути? — поинтересовался Бен. — Ты, надеюсь, не забыла, что произошло двенадцать лет назад?

— Я не забуду этого никогда, — сказала Фиби яростно. Она понимала, что секрет, который она хранила все эти годы, должен быть открыт именно сейчас. — Я знаю, что не Бретт похитил, потому что я была вместе с ним в ту ночь. Мои родители уезжали из города, и я воспользовалась этим, чтобы встретиться с ним. А вернулась домой я в три или четыре часа утра. Он не мог похитить ребенка, потому что в ту ночь был со мной. Ты понял?

Последовала долгая пауза перед тем, как Бен начал говорить. В его словах слышалось явно недоверие.

— Я думаю, Бретту уже не выкрутиться самому, вот ты его и спасаешь.

— Это правда, Бен. — Фиби закусила губу, рассерженная, что ей не верят. — Я не могла бы придумать такого!

— Память с годами притупляется, и все начинает путаться, дорогая моя, — сказал Бен, и тут в комнату вошел Бретт.

— Что притупляется? — спросил он, переводя взгляд с Бена на Фиби.

Толмен обдумывал, стоит ли пересказывать ему историю, которую только что поведала Фиби.

— Фиби сейчас сказала, что была с тобой в ту ночь, когда похитили Сью Флайд.

Пронзительный взгляд Бретта привел Фиби в отчаяние. Она видела, он не торопится верить ей. А может быть, он неверно понял ее?.. Она молила о прощении. Ведь это признание двенадцать лет назад могло бы избавить его от унижения и страдания. Но Бретт оставался бесстрастен.

Пока он поднимался наверх, одевался и спускался вниз, у него было время обдумать свое неприятное, затруднительное положение и подобрать заранее ответы на возможные вопросы. Кстати, а какое право имеет шеф полиции приходить в его дом и намекать на то, что это именно он похитил ребенка? Какое право имеют жители городка подозревать его в совершении преступлений?

— Ты бы лучше побыстрее заканчивал со всем этим, Бен. Мое терпение не беспредельно, — начал он, тоже присаживаясь на стул. — Я не собираюсь опять быть козлом отпущения!

Фиби чувствовала глубочайшее разочарование. Он не захотел понять, что она желает быть его союзником и не собирается отказываться от него на этот раз.

Бен взглянул на нее с откровенной насмешкой.

— По-моему, я предупреждал, что будет лучше, если эта леди уйдет, сказал он, и Фиби залилась краской гнева.

— Я остаюсь, — сказала она твердо и села рядом с Бреттом.

Но он не испытывал большого удовольствия от ее решения. По закону Бен мог настаивать на разговоре с глазу на глаз. И Бретт подозревал, что часть приведенных им доводов будет отвергнута.

Шеф полиции пробуравил глазами своего подозреваемого и откашлялся, готовясь к решительной схватке. Это была прелюдия, направленная на запугивание.

— Итак, у нас есть пропавшая маленькая девочка. Кстати, эта девочка жила совсем недалеко от твоего дома, на той же улице. Я хочу точно знать, что ты делал прошлым вечером? Когда ты ужинал? Когда лег спать? Все в подробностях.

Бретт скрестил на груди руки, в его голосе звучало раздражение.

— Ты меня подозреваешь, Бен? Зачем тебе знать, что я делал вчера?

— Ты же все понимаешь, Бретт. Город наш тихий, состоящий всецело из законопослушных граждан. И вдруг похищение маленькой девочки. А мы знаем, что когда последний раз произошло такое же преступление, ты, Бретт, был жителем нашего города. И подозревался в его совершении, между прочим. Ты появился у нас опять — и опять в нашем городе похищение. Даже самый тупой после всего сказанного поймет, почему я задаю эти вопросы тебе. А ты же не тупой.

Атмосфера взаимной неприязни наполнила комнату. Фиби не смогла дальше выносить угрожающей тишины и постучала пальцами по столу. Этот звук привлек внимание мужчин одновременно. Ее взгляд остановился на шефе полиции.

— Это баранье упрямство и неслыханная глупость, Бен. Твой предшественник арестовал бы Бретта, если бы он был виновен. Тебе разве не понятно, что Бретт не причастен к похищению Салли, так же, как не был причастен и к похищению Сью.

— Послушай, Фиби. Если ты не прекратишь оскорблять меня, тебе придется немедленно покинуть нас. У меня серьезная проблема — пропажа девочки, и мой долг найти ребенка и его похитителя. — Бен со значением растягивал слова, довольный собой.

— Но Бретт не имеет ничего против моего присутствия, — оправдывалась Фиби.

— Да. Однако он не удостаивает меня ответами на важные вопросы. Возможно, из-за тебя, — заметил Бен.

— Он прав, Фиби, — вмешался Бретт, осознавая, что сделанное ею заявление опоздало на много лет и поэтому не произвело ожидаемого впечатления. Бен вполне мог вызвать его в свой участок и там допросить. — У меня нет желания что-либо скрывать, Бен. Это не в моих интересах. Я тоже собираюсь кое-что выяснить. Что ты хочешь еще знать, Бен?

Час спустя Бретт провожал шефа полиции к выходу. Фиби наблюдала за ними из гостиной. Все это напоминало спектакль, разыгранный провинциальными актерами. Странное, не похожее на допрос интервью, пропитанное недоверием и легким презрением. Бен неустанно пытался подвести их беседу к обвинению Бретта, а тот изящно и тонко уводил его мысли в сторону. Иногда он вообще выставлял Бена в роли ребенка, нарочито разжевывая для него прописные истины.

Была только одна проблема — алиби, потому что как раз его и не было у Бретта. Фиби была уверена, Бен не поверил, что Бретт просидел за пишущей машинкой почти всю ночь, но так ни слова и не написал.

— Я надеюсь, ты найдешь этого типа, Бен, — сказал Бретт в дверях.

Шеф полиции прищурил глаза, в них мелькнули искорки злобы.

— Можешь на это рассчитывать, Бретт. Ты можешь даже быть в этом уверен!

— Я не думаю, что он поверил тебе, — сказала Фиби, когда дверь за Беном захлопнулась.

Бретт не возразил, он только сильнее закусил нижнюю губу, обдумывая правильность своего внезапного решения о сотрудничестве. Может быть, ему следовало настоять на другом? Но это все было похоже на дурной сон. Он ведь не делал ничего плохого! Он только приехал на похороны своей матери. И, уж конечно, никого не похищал темной ночью.

Но, как видно, все это не имело значения. И у него могут возникнуть очень серьезные проблемы, если Салли Флеминг в скором времени не обнаружится.

Бретт потер переносицу. Он чувствовал усталость и досаду на то, что не смог спокойно отвечать на вопросы Бена в присутствии Фиби. Он не должен доверять ей тайны своего сердца, даже если она не побоялась встать на его сторону. Он вообще не должен доверять ей.

Фиби, одетая в воздушное летнее платье нежно-голубого цвета, выглядела замечательно. Но вид ее был скорее сосредоточенным, чем обольстительным. Слегка нахмурив брови, она тонкими пальцами поправила выбившуюся прядь каштановых волос и задумалась.

Было о чем подумать и Бретту. Вернее, представить, как она будет смотреться в его постели с припухшим от поцелуев ртом и распущенными волосами, волнами падающими на ее плечи и грудь. Но этот образ быстро растворился в его сознании. Здесь, сейчас, была его мечта, его любовь, и удержаться от таких мыслей, конечно, было трудно. Однако ему вспомнилось и то, к каким последствиям привело подобное желание в прошлом.

Конечно, следовало выразить признательность Фиби за то, что она предоставила ему алиби, хотя и с двенадцатилетним опозданием.

Но это уже не могло его удовлетворить. Он повернулся и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Затем остановился на полпути, стараясь не смотреть ей в лицо и пытаясь унять нарастающее сердцебиение.

— Возвращайся на работу, Фиби, — грубовато сказал Бретт. — Я нуждался в твоей помощи двенадцать лет назад. А сейчас она мне уже не пригодится.

Растерянная, Фиби стояла посреди гостиной несколько долгих минут после его ухода. Потом она тихо вышла через переднюю дверь.

 

Глава пятая

Прошли два томительных дня, в течение которых Бретт раздумывал, как ему действовать дальше. Хотя он и проводил все утренние часы за пишущей машинкой, но чувствовал полную неспособность к творчеству — его жизнь круто изменилась, больше ничем не напоминая его прежнее спокойное существование.

Решившись, он наконец вышел из дому на раскаленную солнцем улицу и почти сразу же увидел мать Салли Флеминг. Когда он открывал входную дверь, она оглянулась на звук, но тотчас отвела глаза. Видимо, в городке сложилось о нем самое скверное мнение. Похоже, кое от кого теперь можно ждать мстительных выпадов. Хотя раньше подобного здесь не случалось.

Удрученный, Бретт переключил все свое внимание на автомобиль, стоящий на стоянке возле его дома, несколько дней назад взятый в аренду. Сев в машину, Бретт повел ее на высокой скорости, надеясь, что быстрая езда поможет ему упорядочить мысли.

Конечно, с его стороны было глупо поддаться капризу и остаться здесь. Но самое страшное то, что за этим последовало, — исчезновение Салли Флеминг. Правда, выбор — уехать ему сейчас или остаться до конца этого дела — оставался все-таки за ним.

Бретт остановил машину у автозаправочной станции, чтобы пополнить запас бензина, когда к нему подошел одетый во все черное Бен Толмен. Он не спеша и даже как бы нехотя нагнулся к лобовому стеклу машины и в упор посмотрел на Бретта.

— Собираешься куда-то, Бретт? — тихо спросил полицейский.

Бретт подождал, пока служащий залил бензин в бензобак его машины, затем, оторвав взгляд от приборной доски, посмотрел на Бена, встретившись с его испытующим взглядом.

Само собой, Толмен не мог упустить возможность понаблюдать за ним. Этим он, наверное, и занимался прошедшие два дня. Но ничего интересного за это время он не заметил. А сегодня — такая удача!

— Я не знал, что это тоже тебя интересует, Бен, — Бретт засмеялся с едва заметным оттенком нервозности.

— Ну что ты! Просто, будь я на твоем месте, я бы поостерегся куда-нибудь отсюда уезжать.

— Но, как мне кажется, у меня на это есть все права, — резонно возразил Бретт. — Мне никто не запрещал покидать город, не так ли? Закон ведь на моей стороне, Бен. Я могу поехать, куда хочу, и вернуться, если захочу. И ты не можешь мне помешать.

Слушая Бретта, Бен улыбался и в конце концов расхохотался в полный голос.

— Не будь так уверен насчет этого. Я запросто могу обвинить тебя в киднепинге. А еще позвонить в полицию Манхэттена и рассказать им о том, в чем ты подозреваешься. Однако я не думаю, что столь удачливый писатель, как ты, захочет бросить тень на свою репутацию.

Физиономия Бена покрылась красными пятнами. Его улыбка перешла в злобный оскал. Бретт понял, что нажил себе сильного и опасного врага.

— Знаешь, Бен, а я думал о тебе лучше все эти годы. К тому же я всегда полагал, что ты достаточно разумен, но, как видно, и в том, и в другом я ошибался.

Бретт достал несколько купюр, чтобы расплатиться со служащим автозаправочной станции, затем завел мотор и уже через несколько минут был на приличном расстоянии от города.

Даже после разговора с Беном Бретт не опасался, что тот будет преследовать его. Однако если он все же рискнет покинуть город, это очень скоро будет известно всем. Реакцию горожан он представлял себе весьма отчетливо, но ему было необходимо выставить дом матери на продажу и пресечь всякие сплетни и пересуды. Только после этого он сможет навсегда покинуть Конуэй. После смерти матери у него теперь не будет повода приезжать сюда вновь.

Ему хотелось только одного — сидеть за рулем бешено мчавшегося автомобиля, слушая ровный рев мотора и ощущая на своем лице дуновение ветра, и ехать, ехать, пока клубок проблем не размотается сам по себе. Он не хотел кого-либо подозревать и выслеживать. Но ему было необходимо найти это чудовище, которое хладнокровно похищает невинных детей. Ведь, пожалуй, пострадает не только его репутация.

Вдруг он почувствовал слабый прилив надежды. Это позволило ему вдохнуть воздух полной грудью. Он вспомнил Фиби, вспомнил, как она прибежала к нему домой в то утро и предложила свою помощь. Сейчас он понял, как был не прав, отвергнув ее искренний порыв защитить его перед Беном. Он не мог найти оправдания своему поведению в тот день.

Ему казалось, что весь город хочет только одного — видеть его на скамье подсудимых. И, похоже, Бен приложит все силы, чтобы удовлетворить это желание. Но кто-то — это же очевидно — старается куда больше Бена, совершая эти гнусные преступления и подталкивая его, Бретта, ближе к эшафоту так называемого правосудия. Кому-то в этом провинциальном городке необходимо сфабриковать дело против него.

К среде Фиби уже настолько вымоталась, что думала только о выходных. Обычно она очень любила обеды по средам, когда делала исключение для своей ежедневной диеты и позволяла себе шикануть. Но сегодня и это ее не радовало.

Последние два дня каждый, кто входил в магазин, упоминал имена похищенных девочек и Бретта. Она поняла, что алиби двенадцатилетней давности ничего не значит для озлобленных горожан. Никто не верит ей, начиная с владельца единственной в этом городе автозаправочной станции и кончая ее собственной сестрой.

— Я не думаю, что ты была настолько безрассудным подростком, дорогая, — недоверчиво сказала Энни в ответ на ее признание. — Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты в отсутствие отца и не боясь последствий, в полночь, пошла на свидание с Бреттом? Ну, знаешь...

— Но это правда. — Фиби раздражало то, что даже сестра не поверила ей. — Не ты ли пару дней назад сказала, что всегда подозревала о связи между нами в то время. Почему же ты не веришь мне теперь?

— Потому что ты влюблена в Бретта Кроуза. Может быть, и тогда была влюблена, — сразу же выпалила Энни, — и поэтому не в состоянии трезво оценивать некоторые факты. Это довольно часто случается с глупенькими девчушками вроде тебя. Мой тебе совет, дорогая, держись от него подальше.

Фиби пристально смотрела в глаза сестры, не пытаясь что-либо ей объяснять. Какой в этом был смысл? Она же не может признаться ей в том, что спустя двенадцать лет ее влечет к Бретту с той же силой, как и раньше, когда она была семнадцатилетней девчонкой. Врать сестре она не могла. А объяснить причину, по которой она не видится с Бреттом, было глупо и унизительно. Ведь он отверг ее бескорыстную помощь и объявил о своем нежелании видеть ее.

Теплое полуденное солнце согревало городок. Было так хорошо, что Фиби решила пойти более длинной дорогой, чтобы насладиться прекрасным весенним днем. Она закрыла магазин, вышла на улицу и с удовольствием ощутила на своей коже теплые ласковые лучи. Одета она была как раз для прогулки: старенькие кроссовки, неизменные голубые джинсы и красная футболка.

Несколько минут она бодро шла по дороге, ведущей к старому зданию школы. Полянка под большими раскидистыми дубами, устланная сплошным мягким мхом и обдуваемая легким морским бризом, напоминала Фиби давно прошедшее. Все это она уже видела двенадцать лет тому назад, когда бежала по этой же дорожке за улетавшим от нее листком из тетради для домашних работ и встретила Бретта Кроуза, который с тех пор навсегда вошел в ее жизнь.

Как много изменилось за это время! Но что-то и осталось прежним. Она до сих пор живет в этом городке, жизнь ее до смешного однообразна, и она никак не может понять, чего ей не хватает для счастья. Она никогда этого не могла понять, — ни в семнадцать лет, ни сейчас. Прежде она мечтала о высоком искусстве и пути в манящий мир прекрасного. Ей виделись интересные люди, именитые художники, роскошные галереи и шумные выставки.

Фиби уже давно не вспоминала об этом. Но сегодняшняя прогулка по этой дороге напомнила и возродила в ее сознании давно ушедшие в небытие мечты и мысли тех лет, когда Фиби еще не знала, что будущее не всегда открывает ту заветную дверцу, о которой ты страстно мечтаешь. Неужели ей так и не набраться храбрости, чтобы объяснить Бретту, что он ей нужен, как никто другой в этой жизни? Или ей суждено прожить свой век одинокой и бездетной, когда она мечтает совсем о другом?

Рев мощного спортивного автомобиля взорвал полуденную тишину. Фиби оглянулась. Даже если бы она не видела эту машину прежде, она все равно догадалась бы, кто ее владелец. В городе даже самая последняя сплетница успела обсудить и ее вызывающий цвет, и ее такого же вызывающего хозяина. И вот эта машина остановилась в нескольких метрах перед Фиби.

Верх автомобиля был откинут, и Бретт, обернувшись назад и приподняв солнцезащитные очки, пристально всматривался серыми глазами в Фиби. Ярко-желтая тенниска выгодно оттеняла черный цвет его растрепавшихся волос и смуглую кожу. Для Фиби, поглощенной мыслями о прошлом, появление Бретта было столь неожиданным, что она не могла поверить в его реальность. Надо же так случиться, что именно в тот момент, когда все ее мысли были заняты Бреттом, он предстал перед ней. Однако его слова, обращенные к ней с легким оттенком иронии, возвратили Фиби к реальности.

— Боже мой. Фиби Стефансен, ты решила прогуляться. А не хочешь ли прокатиться? — И слова и интонация были таким же, как и двенадцать лет назад.

— Конечно, Бретт Кроуз, — ответила Фиби не задумываясь. Для нее эта встреча так же предрешена свыше, как и первая — натянутое, официальное знакомство, за которым последовало пылкое признание в любви той темной сырой ночью.

Когда Бретт заметил одинокую женскую фигуру, идущую вдоль дороги, он был почти уверен, что это — Фиби. И он не задумываясь остановил машину. Ему тоже пришло на ум, как похожи сегодняшняя и та ситуация, которая свела их так близко. Так же, как и в тот раз, он ужасно волновался и за высокомерной бравадой прятал смущение.

Бретт вовсе не был застенчивым и робким, но все у него внутри сжималось от страха, что Фиби может отказаться от его приглашения. Но она, не колеблясь, спокойно забралась в салон машины и, удобно устроившись на сиденье рядом с Бреттом, одарила его ослепительной улыбкой.

И вот теперь они наконец были вместе. Их головы почти соприкасались, но между ними все же был целый мир — провинциальный городок, который ни тогда, ни теперь не давал им проявить свои настоящие чувства.

— Это твоя новая игрушка? — спросила Фиби, оглядывая салон шикарного автомобиля.

— Давай назовем это игрушкой, взятой напрокат, — ответил Бретт, заводя машину.

Легкий ветерок трепал волосы Фиби, обдувая ее нежное лицо. Бретт почувствовал напряжение во всем теле — это было так ему знакомо. Да, такую Фиби он уже видел, целовал и любил. В это мгновение она показалась ему такой же юной, как и двенадцать лет назад.

— Я что-то не припоминаю этой машины возле твоего дома, — сказала Фиби погромче, чтобы пробиться сквозь шум ветра. — Мне кажется, я видела серый «бьюик».

— Это был голубой «шевроле», — поправил ее Бретт так же громко, бросив на нее быстрый взгляд. — Но я решил его сменить на «мустанг». Ты ведь знаешь, как я люблю машины...

— Ты взял машину с серьезными намерениями? — спросила слегка озадаченная Фиби, когда они выехали на шоссе.

— Ты о чем?

— О твоем решении уехать из города. Хотя я не уверена в том, что ты говорил правду в ту ночь. Тебе хотелось остаться у нас, не правда ли? — начала Фиби, но в этот момент Бретт резко нажал на тормоза: прямо перед ними перебегал дорогу енот.

Что-то непередаваемо трогательное ощутил Бретт в голосе Фиби и внимательно посмотрел в ее глаза. Как объяснить ей — да и стоит ли вообще это делать, — что решение остаться пришло ему в голову независимо от его воли — он не представлял, как уедет от этих глаз, губ и шелковистых волос и не увидит их больше.

Сначала он не хотел и лишней минуты задерживаться здесь, в этом городе, где недоверие к нему читалось в глазах почти всех жителей и было так же ощутимо, как влажность воздуха. Никто не верил ему и, конечно, он также мог не верить этой женщине с ярко-синими глазами. Тем более что главный страж порядка этого городка является мужем ее родной сестры.

— Я не покупал эту машину, Фиби. Я взял ее напрокат, — наконец произнес Бретт. Затемненные солнцезащитные очки скрывали его глаза как от солнца, так и от нее. — Да, у меня и нет, в сущности, выбора: Бен приказал мне не покидать город.

Он нажал на педаль акселератора, и гул встречного потока ветра послышался с новой силой. Шоссе в этот час было совершенно пустынным. Ни единого прохожего или встречной машины не попадалось им на пути. Стрелка спидометра показывала сначала семьдесят, затем восемьдесят и уже приближалась к девяноста милям в час, а Фиби все не могла прийти в себя. Ей казалось, что она покидает родной город навсегда. И ничуть этого не боялась. Неужели так влияет на нее присутствие мужчины, сидящего рядом с ней?

Но затем она снова вернулась к своим мечтам. Бретт, безусловно, может уехать из Конуэя со дня на день. А она совсем не хочет, чтобы ее пылкое желание побыть с ним наедине так и осталось несбывшейся мечтой. Но это возможно только в том случае, если Бретт захочет того же. Как раз это «если» и смущало ее больше всего. Бретт никак не выказывал своего расположения к ней. К тому же он отверг ее помощь и, по-видимому, все не может решить: впускать ее или нет в свой мир.

Дорога была прямой, просторной и абсолютно свободной от какого-либо транспорта. Бретт наслаждался этой свободой, все его неприятности стали улетучиваться, может быть, потому, что автомобиль уже развивал скорость, близкую к нереальной. Фиби взглянула украдкой на Бретта и увидела, что его лицо светится от удовольствия, в то время как встречный поток воздуха с бешенством треплет его волосы.

Через двадцать минут Бретт сбросил скорость, развернул машину и помчался в обратном направлении, до отказа нажимая на педаль акселератора. Несколько минут спустя они уже приближались к Конуэю. И никто из них так и не произнес за время этой головокружительной гонки ни слова.

— Ты, оказывается, не обманывал, когда сказал, что твой грех — это превышение скорости. — Фиби первая прервала смущавшее ее молчание. — Тебе, наверное, везет, Бретт, коль Бен не затянул еще петлю на твоей шее.

— Ну да. А тебе следует быть более внимательной и заботливой к человеку, чье приглашение ты, не задумываясь, принимаешь, — поддразнил ее Бретт, и она подумала, что он нисколько не изменился после всего того, что было.

Фиби откинулась на удобном кожаном кресле автомобиля, глубоко вдохнула свежий, наполненный ароматами воздух и закрыла глаза. Однажды она уже испытала такое же умиротворяющее спокойствие в компании Бретта. Она уже почти совсем забылась, отключившись от действительности, и не заметила, как машина стала сбрасывать скорость и повернула с главной дороги на неровную, бугристую просеку.

Открыв глаза, она увидела перед собой то самое место, которое так хорошо помнила все эти годы. Бретт вышел из машины, и Фиби не оставалось ничего другого, как последовать за ним, раздвигая ветви деревьев, как будто поворачивая стрелки времени назад, в прошлое. Так она очутилась в земном раю, подаренном ей Бреттом больше десяти лет назад.

Острое щемящее чувство охватило ее. Здесь все, до мелочей, оставалось, как и двенадцать лет назад. Берег был покрыт мягкой, по-весеннему нежной травой, в бухточке мирно перекатывались волны, а деревья были окутаны уютными пледами из мха. Она присела рядом с Бреттом на траву, повторив в точности то самое движение, которое покорило его когда-то своей невинностью и трогательностью.

Бретт, наверное, и сам не смог бы сказать, почему ему захотелось привезти ее сюда. Видимо, потому же, почему он остановился, увидев ее на дороге: его завораживала цепочка повторяющихся во времени действий. Ведь они были здесь вместе в тот день, когда было совершено первое похищение. И теперь они снова здесь, но уже после исчезновения Салли Флеминг. Эти преступления совершались в какой-то ужасной связи с их отношениями.

— Насколько я понимаю, ты намерен следовать указаниям Бена, — спросила Фиби, поймав себя на мысли, что она в последнее время часто обсуждает действия мужа своей сестры с Бреттом.

— А что мне остается? — тихо произнес Бретт, задумчиво глядя на воду. Он оставил свои солнцезащитные очки в машине и без них испытывал легкое чувство дискомфорта и незащищенности. — Я знаю, что он не имеет права приказывать мне, но, увы, в его силах доставить мне кучу неприятностей. Он уже пригрозил мне, что может позвонить в Нью-Йорк и обратиться к властям с официальным заявлением, если я покину Конуэй.

Поток эмоций захлестнул сознание Фиби, у нее перехватило дыхание, а на щеках выступили алые пятна. Она не хочет, чтобы Бретт снова покинул город. Ему уже пришлось однажды вынести весь ужас недосказанного подозрения и унизительных оскорблений. Она не может допустить этого во второй раз. Чего бы ей это ни стоило, она должна помешать Бену подтасовать факты и направить закон по нужному ему пути.

— Это может повлиять на твою профессиональную карьеру, не так ли? — спросила Фиби, и Бретт угрюмо кивнул. Он поднял маленький камушек и бросил его в воду.

— Конечно, я должен был предвидеть это заранее, — сказал Бретт. — Но я не подумал. К тому же этот случай гораздо опаснее для меня, чем прошлый. Тогда, по крайней мере, у меня было алиби. На этот раз все, что у меня есть, это мое честное слово. А этого, увы, недостаточно.

— Для меня — достаточно, — твердо сказала Фиби, но Бретт, погруженный в свои мысли, даже не взглянул на нее.

— Ты знаешь, чем больше я обо всем этом думаю, тем чаще прихожу к мысли, что ты была права в то утро, — честно заявил он.

— Права в чем? — спросила Фиби, пытаясь выяснить, каким образом он пришел к этому заключению. Ей казалось, что до сих пор он скрывал от нее что-то важное, а сейчас решил ей довериться. Если только, конечно, это не очередная его шутка, хотя теперь совсем не время для этого.

— Понимаешь, если похититель девочек все еще в городе, — а это, я уверен, так и есть, — зачем же ему понадобилось ждать целых двенадцать лет, чтобы нанести следующий удар?

— Потому, вероятно, что вернулся ты, — ответила Фиби и добавила: — Впрочем, это вопрос, на который мы пока не знаем точного ответа, но обязаны найти.

Бретт чувствовал себя неуверенно, не зная, как воспринять ее слова. Похищена маленькая, ни в чем не повинная девочка. И теперь его репутация, а может, даже и будущее, напрямую зависели от результатов поисков. И девочки, и преступника. Но вся ирония ситуации заключалась в том, что он обсуждал эти проблемы с женщиной, которая много лет назад по сути предала его в такой же ситуации.

— Не понимаю, как мы вдвоем можем выяснить, что произошло с Салли Флеминг? — нервничая, спросил Бретт. — Бен уже повсюду раскинул свои сети, подключил множество людей и хочет только одного — подвести меня под приговор суда. Как мы в этой ситуации сможем что-то узнать? Ведь никто в городе не будет даже разговаривать со мной.

— Но, может быть, нам и не стоит выяснять подробности похищения Салли Флеминг, — помолчав, неожиданно произнесла Фиби, и ее глаза заблестели. — А что если нам попытаться выяснить, что произошло двенадцать лет назад со Сью?

В голове Бретта все это никак не укладывалось.

— О чем ты говоришь?

— Это не просто, но я думаю, нам стоит начать именно с этого, — сказала Фиби. — Эти преступления, безусловно, связаны между собой. Если мы найдем того, кто совершил первое похищение, то узнаем, кто похитил и Салли.

Теперь все стало на свои места.

— Ты думаешь, это сработает? Ведь это только твое предположение. И кроме того, мы не можем быть уверены на все сто процентов, что оба преступления совершил один и тот же человек. Это лишь версия.

— Послушай меня, Бретт. Да, у нас пока есть только версии и нет фактов. Поэтому мы должны постараться и узнать все, что можно. Мне очень стыдно сейчас за то, что я поступила против своей совести из-за страха перед отцом. Но теперь-то, я думаю, мы должны помочь и себе, и семьям девочек, чего бы нам это ни стоило. — Фиби настаивала на своей точке зрения и никак не могла понять, почему Бретт не соглашается с ней.

Скулы мужчины едва заметно задрожали, выдавая неоднозначность реакции на пламенную речь Фиби. Его пристальный взгляд, казалось, изучал ее. Он отметил и выразительность сочного рта, приоткрытого и как бы замершего на полуслове, и ласковый взгляд широко открытых глаз, с мольбой смотревших на него. Бретт чувствовал, что снова околдован ею. Но не будет ли он последним дураком, поверив ей опять? И все же это было невыносимо для него: видеть так близко отражение солнца в ее глазах и чувствовать волшебный аромат ее шелковистых волос. Что ж, пусть это похоже на сумасшествие, но он решил согласиться с ее планом. Фиби в напряжении ожидала его ответа, как приговора, и даже задержала дыхание.

— Ну, так куда мы поедем первым делом? — наконец произнес он.

Из груди Фиби вырвался вздох облегчения, который она не могла скрыть. Его согласие, о котором она так молила, было для нее очень важно. И она получила его.

— Если ты готов, то сначала давай нанесем визит Дорис Флайд.

Бретт на секунду застыл в напряженном молчании, а потом слегка кивнул. Фиби одарила его очаровательной улыбкой. Ей было необходимо помочь ему найти хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации. Впервые с того момента, как она увидела его за рулем этой шикарной машины, в ее сердце появился проблеск надежды. Может быть, ей даже удастся вернуть его доверие.

Было жарко, даже ветер с моря не приносил прохлады. Фиби подняла свои роскошные волосы, тяжелой волной ниспадающие на плечи.

— Почему ты не подстрижешь их? — спросил Бретт.

Этот неожиданный вопрос поверг ее в смущение и растерянность. Да, в жаркую погоду она испытывала большое неудобство от длинных волос, но она даже помыслить не могла о какой-либо перемене в своей прическе. Когда-то Бретт провел рукой по ее волосам и попросил никогда не стричь эти шикарные волосы. Она выполнила его просьбу, но напомнить сейчас ему об этом не решилась.

— Я совсем не представляю себя с другой, модной прической, — сказала Фиби и затянула волосы повыше, обнажая длинную шею.

Бретт был не в силах отвести от нее взгляд, хотя и был разочарован тем, что она забыла, как он любил ласкать ее волосы. Почему-то ему хотелось, чтобы она помнила об этом даже сейчас. Но как он может требовать от нее такого? Возможно, он просто сумасшедший, если позволил Фиби помогать ему в столь запутанном и безнадежном деле.

Бретт растянулся на мягкой траве, и его темные волосы смешались с ее густой зеленью. Где-то вдалеке невидимая птичка завела свою заунывную песню.

— Я не знаю, почему привез тебя именно сюда, — признался Бретт чуть хриплым от волнения голосом. — Может быть, потому, что это место навевает так много воспоминаний?

Фиби сжала губы, пытаясь увидеть эту сцену как бы со стороны. В воображаемом объективе ее фотоаппарата были два тела — мужское и женское, лежащие в предвкушении чего-то таинственного. Она хотела рассказать ему, что ощущения той ночи, когда она без оглядки отдала ему всю свою любовь, на следующий же день были разрушены, как и весь мир их таинственных встреч. Получилось, что она не только отказалась от своей любви, но и от себя самой. Но как она может его заставить понять это?

— И эти воспоминания не все так уж плохи, Бретт, правда? — тихо проговорила Фиби.

— Трудно сказать, что похищение маленькой девочки — приятное воспоминание. — Бретт не хотел думать о времени, когда им было хорошо вместе. Она слишком похожа на ту девочку с длинными шелковистыми локонами, которой он когда-то верил. И ведь все так быстро переменилось. Какая искренность была в ее голосе и как умело она обратила правду в ложь! Но это была уже другая Фиби. А той искренней девушки Бретт не мог забыть, как ни старался, ведь она разбила его сердце. Он едва смог справиться со своими эмоциями.

— Почему ты тогда не рассказала все, как было, Фиби? — тихо спросил он.

Сердце Фиби готово было вырваться наружу.

Она ужасно боялась этого вопроса. И вот он задан.

Конечно, она понимала, что объясниться с Бреттом рано или поздно ей придется, но все равно не подготовила никакого вразумительного довода, объясняющего случившееся. Она медленно повернулась в его сторону. Его брови в напряжении сошлись на переносице. Он ждал ответа, а она даже не представляла, что ему сказать и как оправдаться.

Фиби закусила нижнюю губу и опустила глаза.

— Ты не представляешь себе, сколько раз я спрашивала себя о том же. Но я до сих пор не уверена...

Бретт резко оторвался от земли и сел, повернувшись лицом к Фиби. Теперь малейшее изменение в выражении ее глаз не могло скрыться от его пристального взгляда.

— В чем не уверена? — не смог удержаться Бретт от вопроса.

— Ну, я не знаю... — начала Фиби, не зная, куда деться от слепящего солнца и испытующего взгляда Бретта. — Все так запуталось.

— Давай же, Фиби, договаривай, — выдавил из себя Бретт и стиснул губы, весьма удивляясь тому, что не может подобрать нужные слова.

Он внушал себе в течение всех этих двенадцати лет, что прошлое не вернется и должно быть забыто, но это оказалось бесполезным: события тех лет так же ярко выступали из глубины его памяти, как блеск хрусталя на полочке в комнате его матери.

— Ты должна была объяснить мне это намного раньше. Или, по крайней мере, подготовиться за эти годы.

Конечно, он был прав, но это не облегчало положения Фиби. Она опустила лицо, потому что не могла говорить, глядя ему в глаза.

— Не знаю, были ли у меня причины, — удрученно начала Фиби. — Конечно, раньше я могла бы оправдаться тем, что всю жизнь провела в этом городе, атмосфера которого подавляла и мою свободу, и мою любовь. Моей мечтой было вырваться отсюда. Я хотела поступить в колледж и попробовать добиться чего-то самой. Но в итоге я потеряла и тебя, и надежду стать художницей.

Она прервала свою исповедь, потому что почувствовала, что между ними стала нарастать напряженность. Разумеется, Бретт заслуживал чистосердечного объяснения, но она не решалась продолжать. Наконец она собралась с силами и, не глядя на Бретта, сказала:

— Это не полная правда. Ведь я по-настоящему любила тебя. Но я не могла перенести припадков гнева моего отца. Я ужасно боялась его. Он был всемогущ тогда. Я даже опасалась, что он может запретить мне покинуть Конуэй и строить самой свою жизнь.

Бретт усмехнулся. Рассказанная ею история выглядела нелепой и абсурдной. Особенно тот факт, что, несмотря на смерть своего отца-тирана, она все еще подчиняется установленным им законам.

— Ты ждешь, что я поверю в это?

— Но это правда, — сказала Фиби, обижаясь на его реакцию. — Почему ты не веришь?

— Потому, что я вижу тебя насквозь, Фиби. — Бретт холодно взглянул на нее. Эта холодность, граничащая с озлобленностью, заставила ее отпрянуть. — Ты типичная провинциальна девушка, работающая в магазине, как все твои родственники. Ты никогда не уезжала из своего родного Конуэя. Может быть, ты даже никогда по-настоящему этого и не хотела.

— Неправда! — запротестовала Фиби, не соглашаясь с таким видением ее жизни. Разве только ее вина в том, что все сложилось таким образом, что вначале она потеряла Бретта, затем отца и вынуждена была отказаться от своей мечты о другой, интересной и полнокровной жизни.

— Ты могла бы уехать из Конуэя вместе со мной, — не раздумывая, сказал Бретт. В своих мечтах он постоянно представлял себе это, пока не повзрослел и не сделал для себя серьезнейшего открытия, что любовь — это ложь. — Тебе не надо было дожидаться разрешения и благословения твоего отца.

Фиби пристально посмотрела на Бретта. Неужели он и вправду считает, что это было возможно?

— Это сейчас звучит заманчиво, а тогда... Я бы не смогла закончить школу. Ведь я мечтала поступить в колледж!

— И ты могла бы получить этот диплом. Мы бы справились со всеми трудностями, — теряя терпение и выдержку, заявил Бретт. Он не был до конца уверен в правильности того, что говорил. Но его так долго терзали эти мысли, что сейчас ему было необходимо выговориться.

— Без денег? Без поддержки родственников? Без друзей?

— Ах, эти вечные помехи! — На лице Бретта появилась насмешливая гримаса. — Ты всегда оглядывалась на людей и слишком уж прислушивалась к их мнению. Почему ты не хочешь признаться в этом, Фиби?

— Признаться в чем? — Слезы уже сверкали в ее глазах.

— В том, что ты стыдилась меня. — Эти слова были брошены человеком, доведенным до крайности, и в них слышалось ущемленное самолюбие.

— Как ты можешь, Бретт?! — сказала Фиби, и слезы покатились по ее щекам. — Ты прав только в том, что я боялась дать повод для сплетен, но при этом я никогда не стыдилась тебя. Я любила тебя, но я не была готова пойти наперекор всем. Я тогда совсем запуталась. Ты хоть понимаешь это?

— Так запуталась, что была готова обвинить меня в совершении преступления, к которому я не имел никакого отношения? — Бретт не мог удержаться от все новых обвинений в ее адрес и не обращал внимания на ее слезы. Это ему пришлось испытать на себе кошмар несправедливого обвинения, а не ей.

— Я не прошу тебя больше ни о чем, но умоляю, поверь в то, что я сказала. Пожалуйста, Бретт, — всхлипывала Фиби. — Если бы шеф полиции действительно решился арестовать тебя, я бы не позволила отправить тебя в тюрьму, я бы все рассказала. Но он ведь не арестовал тебя.

— А ты поинтересовалась, почему он этого не сделал? — Его губы заметно дрожали, когда он задавал этот вопрос.

Фиби покачала головой, безуспешно пытаясь остановить слезы.

— Он знал о нас, — сказал Бретт и вовсе не удивился, увидев приоткрытый от изумления рот Фиби. — Да, он знал, что мы встречаемся здесь и видел нас в ту ночь. Миссис Флайд тоже верила мне, потому что ее дочь была около дома и я помогал ей чинить камеру велосипеда. Это было в начале седьмого. Когда в тот же вечер шеф полиции заметил нас вместе на мотоцикле, он по своей профессиональной привычке посмотрел на часы. Тогда было пятнадцать минут седьмого. Именно поэтому он поверил мне, и я не нуждался больше ни в каком алиби. Он был моим алиби.

— Но... — замялась Фиби, не находя слов, чтобы выразить свое изумление. Она понимала, что все сказанное им — правда, и в то же время не могла заставить себя поверить в это. — Но почему он никому не рассказал о нас?

Бретт привстал, откинув назад свои темные волосы. Капельки пота выступили у него на лбу.

— Извини, но мне не хочется говорить об этом, — отрезал он.

— И все же — почему? — снова задала Фиби вопрос, и прошла почти минута прежде, чем Бретт решил ответить ей.

— Потому что я попросил его об этом. Я знал, что ты боишься и не хочешь, чтобы кто-нибудь знал о наших встречах, — сказал Бретт, и его лицо окаменело.

Фиби взглянула на него и поняла, что он не догадывается о ее чувствах. Конечно, она не рассказывала ему, как семнадцатилетней девчонкой рыдала ночью, пряча свое лицо в подушку, когда он уехал из города, как уже будучи взрослой мучилась угрызениями совести. Разумеется, она не расскажет ему об этом, как и не признается в том, что до сих пор испытывает к нему то чувство, которое побудило ее признаться ему в любви. Да, она любила его. Если бы она была старше, мудрее и понимала, каким редким и необычным сокровищем является истинная любовь, она бы никогда не позволила ему уехать.

— Давай закроем эту тему, — сказал Бретт прежде, чем Фиби смогла что-нибудь ответить. Хоть он и не был рожден в одной из почтенных семей Конуэя, но у него тоже есть гордость. — Теперь это уже не столь важно.

Не важно?! Его слова, словно кинжал, полоснули сердце Фиби.

— Ты в самом деле считаешь, что это не важно, Бретт?

Он пристально смотрел на нее в течение долгого времени, обдумывая свой ответ. Фиби готова была вновь расплакаться, но сдержалась.

— Конечно, ужасно, что исчез ребенок и что это случилось уже во второй раз! И теперь нам необходимо попытаться выяснить все, что связано с этими преступлениями.

— Я имела в виду нас, — тихо сказала Фиби, смахивая слезы.

Бретт в одно мгновение преодолел разделявшее их расстояние и обнял ее за плечи, бережно прижав к своей груди, и Фиби почувствовала его учащенное дыхание. Ее движения были ограничены крепким объятием Бретта, но ее томило острое желание ответить на его прикосновение. Она по-детски мило потянулась к нему полураскрытыми губами, ожидая его поцелуя. Но он оставил их нетронутыми.

— Между нами уже ничего нет, — коротко сказал он, слегка отстраняясь от нее. Он обошелся с ней резко, даже грубо, потому что чувствовал: его желание вот-вот выйдет из-под контроля. Ему было нелегко пересилить себя и сдержать свою нежность к Фиби, особенно в этом, таком памятном для них двоих месте! — Ты ведь понимаешь, прошло уже двенадцать лет, — Бретт внезапно покраснел и торопливо подошел к машине. — Едем?

Фиби поспешила за ним. Ее лицо было мокрым от слез. Мечты, согревавшие ее душу эти двенадцать лет, и проблески надежды, появившиеся несколько минут назад, были в одно мгновение растоптаны.

Фиби не торопилась садиться в машину. Она успокоилась, вытерла слезы и только после этого открыла дверцу автомобиля и бросила беглый взгляд на Бретта. Но его внимание было приковано к приборной доске и рулю. Говорить было больше не о чем.

Ты дурак, Кроуз, сказал сам себе Бретт, когда взглянул на Фиби, уже идя по дорожке к ее дому. Она на мгновение замерла в нерешительности перед входной дверью, бросив на него еще один взгляд, и исчезла в глубине огромного дома. Бретт остался наедине со своим видением — длинноволосой стройной очаровательной девушкой, чей образ он не в силах был забыть.

Дурак, повторил он, садясь в машину. Бретт попытался расслабиться и направил машину в сторону дома, где прошли его детские годы.

С тех пор как Бретт увидел Фиби на похоронах своей матери и заметил грусть и искреннюю боль в ее глазах, он перестал считать себя рациональным и трезвомыслящим человеком. Правда, это не совсем точно определяло его новое состояние. Скорее, он напоминал себе одного из тех идиотов, которых именуют жертвами безрассудной страсти, хотя, может быть, окружающим это и не бросалось в глаза.

Проанализировав события прошедших двух недель, он понял, что от судьбы ему не уйти. Фиби волновала, вернее, терзала его сердце с такой же силой, как и двенадцать лет назад. Это было почти наваждением. Может, действительно все произошло как-то само собой? Но нет, он не мог обманывать себя. Ведь едва приехав в Конуэй, он уже приглашает ее на ужин, обнимает ее, отвозит в заповедный мир их юношеской любви и, наконец, соглашается на попытку вместе с ней разрешить сложную криминалистическую загадку.

Вопреки вспышке гнева по дороге к дому, он все же внимательно выслушал ее доводы и планы их будущих действий по расследованию преступлений. Поддавшись энтузиазму Фиби, он обещал заехать за ней завтра в девять утра, чтобы вместе нанести визит Дорис Флайд.

Да, это можно квалифицировать как окончательное безумие. В Нью-Йорке он сам планировал свою жизнь и не играл начинающего сыщика, а тем более не уподоблялся прыщавому юнцу, теряющему дар речи при встрече с любимой девушкой. Он добился успеха как писатель только благодаря своим амбициям и старомодному трудолюбию. У него была неплохая квартира в Манхэттене, обширный круг друзей, с которыми он мог приятно провести время. Почему он готов все это бросить после одного лишь взгляда Фиби?

Зачем ему понадобилось ворошить прошлое и заставлять ее объясняться. Зачем? Ведь он и так все знал.

Да, он хотел ей сказать, что она прощена, что он любит ее и страдает до сих пор. И хотел в ответ услышать, что она всегда любила его, и только его. Но вместо этого она стала увиливать, бормотать что-то про отца, которого боялась огорчить известием о своих отношениях с ним, Бреттом.

Погруженный в размышления, Бретт не заметил, как подъехал к дому. Разворачивая машину для удобной парковки, он заметил сидящего на ступеньках соседнего дома Кэрка. Бретт поднял в знак приветствия руку, но тот никак не отреагировал. Более того, при виде Бретта он поднялся и скрылся в дверях. Когда городской бухгалтер не желает даже здороваться с вами, это говорит о том, что вы явно не относитесь к числу желанных гостей в этом городе.

Много позже он лежал в постели на прохладных простынях и тупо смотрел в потолок. Конечно, с его стороны было большой глупостью остаться в Конуэе. Надо было уезжать сразу после похорон матери. А он-то надеялся, что возвращение в маленький городок, где прошло его детство, может дать интересный материал для новой книги. Но вместо этого выясняется, что его подозревают в киднепинге, и он вынужден заниматься совсем другими проблемами.

Несколько дней назад он всерьез подумывал, что может начать новую жизнь в Конуэе. Но каким же дураком он был тогда! Бретт закинул руки за голову и вздохнул. Конечно, его тянуло к традиционному образу жизни: он хотел иметь жену и семью. Но ему тридцать два года, и он ничуть не ближе к женитьбе, чем когда ему только исполнилось двадцать. У него, безусловно, были женщины, но отношения с ними как-то сами собой прекращались через несколько месяцев. Сейчас он вспомнил последнюю из них, которую оставил в Нью-Йорке: стройная блондинка с классическими чертами лица и приятными манерами. Но что она дала ему? Ничего. После нее остался холод и издерганные нервы.

А вот думая о Фиби, он чувствовал нежность и теплоту. Но настраивать себя на такой лад ему вовсе ни к чему. Он и так слишком часто думал о ней.

Бретт закрыл глаза и постарался заснуть.

 

Глава шестая

Бретт вел машину по набережной, вдоль которой тянулся тенистый парк. Ему приходилось постоянно притормаживать, чтобы пропустить снующих туда и сюда пешеходов, переходивших улицу там, где им вздумается. Фиби радовалась, что машина Бретта с откидным верхом, и с наслаждением подставляла лицо потоку свежего воздуха.

Проехав некоторое время вдоль набережной, Бретт свернул в парк в его восточной части, утопавшей в зелени и тишине. Сюда не долетали уличный шум и гомон людских голосов. Этот чудесный уголок, казалось, был создан для влюбленных. Фиби вздрогнула, пронзительная, мучительная боль схватила ее сердце. Много лет назад они с Бреттом, желая спрятаться от любопытных глаз, приезжали сюда. Они бродили обнявшись, смотрели на мерцающие звезды и наслаждались друг другом. Фиби не думала, что когда-нибудь вновь окажется в этом месте и с тем же мужчиной.

— Здесь все по-старому, не правда ли, Фиби? — спросил Бретт, слегка прищурив серые глаза.

Фиби поняла, что он тоже помнит это место и специально привез ее сюда. Она вздрогнула вновь. Неужели ничто не может разрушить возникшего между ними отчуждения? Неужели самые прекрасные воспоминания ее жизни будут неизменно доставлять ей одну лишь боль? Видит Бог, это несправедливо!

Некоторое время они ехали молча; наконец за крутым поворотом дороги показался огромный, покрытый серо-голубой краской дом, где жила Дорис Флайд. Через несколько минут Бретт припарковался перед ним.

Вдоль дорожки из красного кирпича, ведущей к высокой двойной входной двери, росли цветущие кустарники азалии. Дверь, бесспорно являясь образцом великолепия и красоты, была массивна и вид имела самый внушительный. Дом обладал всеми характерными чертами южного архитектурного стиля. Здесь гармонично сочетались и белые колонны портика, и полированное деревянное покрытие пола, и навесной, не без затейливости, балкон. Окна дома выходили прямо на море, но сейчас были плотно зашторены.

Бретт даже присвистнул от неожиданного великолепия всего увиденного.

— М-да, я и не предполагал, что у миссис Флайд водятся деньги, — сказал он.

Фиби не спеша вышла из автомобиля. Ее взгляд оказался куда проницательнее, чем Бретта. Ей удалось за бросающейся в глаза роскошью этого старинного дома заметить мелочи, отнюдь не говорящие о благосостоянии живущей в нем семьи. Штукатурка была испещрена глубокими трещинами, портик чуть перекошен, а крыльцо и веранда уже давно требовали покраски.

— Думаю, твое восхищение преждевременно, — твердо произнесла Фиби. — Увы, Флайды довольно бедны. У них есть этот замечательный дом, однако при этом им приходится считать каждый цент.

— Откуда у тебя такие сведения? — спросил Бретт, следуя за Фиби по дорожке к дому.

— Я работаю в магазине, Бретт, — сказала она чуть снисходительно. — Ко мне приходят люди и много рассказывают. Про себя, про других. Держу пари, что нет в городе человека, о котором мне не было бы хоть что-нибудь известно.

— А не скучно жить в городе, где тебе известен каждый его житель? — съязвил Бретт, когда они поднимались по ступенькам. Чувствовалось, что он слегка раздосадован.

— Человек всегда имеет возможность выбирать. Либо он живет в большом городе, который кишит спешащими, раздраженными, озабоченными карьерой и недостатком времени людьми, либо — в тихом, унылом, патриархальном городишке. И, пожалуй, каждый из этих вариантов по-своему хорош. — Она на секунду остановилась, и как раз в этот момент облако набежало на солнце, отбросив тень на лицо Фиби. — Кроме того, Конуэй, оказывается, умеет хранить секреты. Мы же до сих пор не знаем, что на самом деле произошло со Сью Флайд.

Предположения о материальных затруднениях семьи Дорис Флайд подтвердились сразу же, как только они вступили на скрипучие ступени крыльца. Некоторые из деревянных перекладин были сломаны, краска во многих местах стала облупляться. Звонок у двери не работал, Фиби пришлось поднять увесистую колотушку и ударить ею несколько раз. В ее памяти всплыл образ Сью — милой, ласковой девочки, и лицо Фиби стало мрачным. Она почувствовала себя неловко в бирюзовом открытом платье, украшенном изящной вышивкой. Оно казалось слишком нарядным и неуместным сейчас. Ведь она стояла перед домом женщины, чей ребенок бесследно исчез двенадцать лет назад.

— Ты предупредила ее о нашем визите? — спросил Бретт.

Они ожидали появления хозяйки уже несколько минут, и он стал чувствовать неудобство перед дверью дома, куда его могли и не впустить.

— Нет, я полагала... — начала было Фиби, но, увидев волнение Бретта, смутилась. — Я собиралась это сделать, но испугалась, что она не захочет нас принять.

Неожиданно дверь открылась. На пороге стояла худая женщина, лицо ее было покрыто глубокими морщинами; тусклые глаза и седые пряди волос делали ее старухой.

Фиби с трудом узнала в ней Дорис Флайд, когда-то необыкновенно изящную и красивую женщину, с черными, как вороново крыло, волосами. А вот Дорис без труда узнала Фиби.

— Фиби Стефансен? Какой сюрприз! Я рада вас видеть, — проговорила она глухим голосом и отошла в сторону, уступив дорогу Фиби и жестом приглашая ее в дом. Но в следующий момент она увидела стоящего рядом Бретта. Лицо Дорис заметно побледнело.

— Если не ошибаюсь, Бретт Кроуз?

Видимо, было все же что-то от прежнего Бретта в этом респектабельном солидном мужчине.

— Здравствуйте, миссис Флайд, — поклонился ей Бретт. — Извините, нам, наверное, не следовало без предупреждения появляться в вашем доме. И если вам неприятно видеть меня, я тотчас же уйду.

Дорис вздрогнула при этих словах. Она как бы снова пережила весь ужас исчезновения дочери и последовавшую вскоре смерть мужа, который не вынес обрушившегося на них горя. Но Дорис Флайд оказалась сильной женщиной.

— Ерунда! Ваше присутствие не тяготит меня. Просто, увидев вас, я невольно вспомнила прошлое.

Бретт кивнул. Он умел уважать чувства других. А Фиби была готова на все, лишь бы облегчить страдания этой женщины, в глазах которой стояли невыплаканные за столько лет слезы. Все трое были связаны прошлым, и оно отзывалось в них тяжелыми воспоминаниями.

— Простите, что я заставила вас слишком долго ждать, — торопливо проговорила Дорис, направляясь в гостиную.

Фиби и Бретт последовали за ней и разместились в плетеных креслах у окна. Дорис не спрашивала, почему они появились в ее доме да еще без приглашения. Пресловутая вежливость южан подразумевала, что гости сами должны объяснить причину своего визита. Принеся свои соболезнования Бретту в связи со смертью матери, миссис Флайд замолчала и стала ждать.

— Я знаю, вы вправе поинтересоваться, почему мы здесь, — сказала Фиби, посмотрев на Бретта, которому все казалось, что одним своим присутствием он причинял хозяйке невыносимые страдания. Но Фиби почему-то была уверена в расположенности к нему миссис Флайд. Она тщательно подбирала слова для того, чтобы выразить свою просьбу как можно деликатнее. — Миссис Флайд, я понимаю, как тяжело вам возвращаться к событиям, связанным с исчезновением вашей дочери. Но мы нуждаемся в вашей помощи.

Дорис задумчиво смотрела в окно. Невдалеке, пересекая гавань, плыла рыбацкая лодка, а над ней кружились морские чайки. Небо было голубым, с легким сиреневым оттенком, как только что распустившаяся лесная фиалка. Набегавшие облака придавали всей картине неповторимое очарование.

— Чем же я могу помочь вам? — спросила она наконец, все еще глядя на красивый пейзаж за окном.

— Миссис Флайд, вы знаете, случилась ужасная вещь, — Фиби произнесла это как можно мягче. — Еще одна маленькая девочка похищена, Салли Флеминг. Ту злополучную для нее ночь она должна была провести у своей подруги, затем передумала и решила вернуться домой. Но не дошла до дому.

Миссис Флайд застыла в своем кресле, и в первую минуту Фиби подумала, что она ничего не слышала об этом происшествии. Но затем уголки рта Дорис нервно задергались, и она повернулась к Бретту.

— Все думают, что это совершил я, миссис Флайд, — торопливо заговорил Бретт. — Люди в Конуэе не могут поверить в мою непричастность. Многие из них до сих пор думают, что я виновен в исчезновении вашей дочери.

— Конечно же, вы здесь ни при чем, — заявила Дорис с такой убежденностью в голосе, что Фиби невольно насторожилась.

— Почему вы так уверены, что Бретт не причастен? — спросила она.

— Потому что это на самом деле так, — уклончиво ответила Дорис.

Но Фиби не могла успокоиться на этом.

— Послушайте, миссис Флайд, я тоже знаю, что Бретт невиновен. Но откуда ваша уверенность в этом?

— Когда вы доживете до моего возраста, Фиби, вы поймете две вещи. Я знаю, что Бретт не похищал мою девочку, потому что он не принадлежит к числу тех людей, которые хоть в малой степени способны на подобное.

— В этом вы правы, миссис Флайд, — мягко произнес Бретт.

— Кроме того, — продолжила Дорис, глядя на Фиби, — мы с Синтией знали, что Бретт почти каждую ночь уезжал на свидание с вами и, в частности, в ту ночь, когда исчезла Сью.

Глаза Фиби округлились от удивления, она повернулась к Бретту, который в задумчивости потирал подбородок. Слова Дорис и для него оказались неожиданностью. До сих пор ему и в голову не приходило, что мать прекрасно знала истинную причину его нежелания возвращаться в Конуэй и ни разу не заговорила об этом. Теперь он жалел, что сам не поговорил с ней.

Дорис первая прервала воцарившееся молчание.

— Но я все-таки не поняла, чем могу вам помочь?

— Миссис Флайд, у меня есть версия похищения Салли Флеминг. — Фиби присела на стул подле хозяйки и умоляюще посмотрела на нее. — Только не говорите ничего, пока не выслушаете меня до конца. Я думаю, что обе девочки стали жертвами одного и того же преступника. Бретт приехал в Конуэй несколько дней назад на похороны матери. До этого он не был в нашем городе двенадцать лет, уехав сразу после исчезновения Сью. И как только Бретт вновь появляется в Конуэе, опять исчезает маленькая девочка, так что подозрение само собой падает на него. Думаю, что кто-то, сильно ненавидя Бретта, хочет свести с ним счеты таким образом.

— И все же почему вы пришли ко мне? — спросила Дорис почти шепотом. — Я даже не знакома с этими Флемингами.

— Дело вовсе не в них. — Фиби нервно засмеялась. — Мы приехали к вам, чтобы поговорить о Сью.

— Мы уверены, что существует только один способ выяснить, что случилось с Салли, — это понять все то, что произошло со Сью, — прервал Фиби Бретт. В его голосе слышалось некоторое разочарование, ему уже казалось сомнительным это предприятие. Кроме того, он видел, что для Дорис невыносимо тяжело вспоминать весь этот кошмар. И он боялся, как бы разговор не закончился сердечным приступом.

— Неужели вы думаете, что мы не пытались решить эту страшную головоломку? — спросила Дорис, в голосе которой слышалась незалеченная боль. Она резко откинулась на спинку кресла и подозрительно посмотрела на них. — Мой муж множество раз обходил окрестности Конуэя, изучал, наблюдал, но не смог найти ключ к этой разгадке. Его сердце не выдержало... Так почему вы думаете, что сможете что-то выяснить спустя двенадцать лет?

Потому что тогда я была трусливой глупой девчонкой и сейчас пытаюсь исправить свою ошибку. Потому что я не хочу идти на поводу у какого-то подлеца, думала про себя Фиби, пристально глядя на Бретта и ища у него поддержки. Что она могла ответить вслух на вопрос Дорис? Рассказать этой женщине о причине их разрыва?

Жизнь делает иногда невообразимый круг и через определенное время возвращается к точке отправления. И Фиби знала, что пока они не решат эту задачу и не добьются взаимопонимания, они не вернут свою прежнюю любовь. Она не может позволить Бретту заплатить такую цену за ее долгое молчание и не может молчать, когда на ее глазах разворачивается очередная трагедия. Она слегка прищурилась, обдумывая новую идею.

— Миссис Флайд, у меня нет детей и поэтому я могу только представить весь ужас и нестерпимую боль, какую пришлось вынести вам, потеряв свое единственное дитя, — начала Фиби низким, сильным голосом. — Я знаю, как не легко для вас говорить об этом. И я знаю, что ничего нельзя вернуть. Но мы должны попытаться. Пропала другая девочка, и ее мать не находит себе места. Шеф полиции уверен, что Бретт виновен и в том, и в этом преступлениях. Он не собирается искать настоящего преступника. Поэтому нам нужно что-то предпринять. Попробуйте вместе с нами. Пожалуйста.

Дорис сидела молча в полном оцепенении, а Бретт не мог оторвать взгляда от Фиби. Вчера в их тайной бухте, скрытой от посторонних глаз, он не мог подобрать слова, а она не смогла набраться мужества, чтобы сказать ему правду. Зато сейчас она доказала искреннюю преданность и желание помогать ему. Он ловил себя на мысли, что постоянно находится под влиянием этой женщины. Солнечный свет золотил ее темные волосы, и он с трудом сдерживал желание прижаться к ее щеке, поцеловать ее губы. Ярко-синие глаза Фиби не давали ему покоя. Кем она была? Предателем или ангелом-спасителем, врагом или другом, его любовью или его несчастьем?

Дорис не торопилась с ответом. И Бретту показалось, что она, пожалуй, не слишком прислушивается к их доводам. Однако он ошибался.

— Была такая темная ночь, что не видно было даже звезд на небе. Помнится, я выглянула из окна моей спальни и подумала: такие ночи существуют, чтобы хранить секреты. Но я совершенно не ощущала опасности. Я не могла и подумать, что с моей маленькой Сью может что-то произойти, — неожиданно начала Дорис и снова остановилась.

Фиби подняла глаза на Бретта и стала изучать выражение его лица. Она тоже помнила ту ночь. Она тогда произнесла слова любви, но Бретт не поверил ей.

— Я совсем не беспокоилась, — продолжала Дорис, положив руки на колени. — Я была уверена, что она в надежном месте и окружена лаской и любовью. Мой муж тоже не испытывал ни малейшего беспокойства. Мы работали целый день в саду, сажая цветы и пропалывая грядки. Мы очень устали тогда. Сью собиралась идти ночевать к своей кузине, и мы оба были уверены, что она там.

Дорис закрыла лицо руками и покачала головой.

— Я думала об этом сотни раз, — с надрывом сказала она. — Я ведь хотела позвонить сестре, чтобы пожелать Сью спокойной ночи и сказать, что я ее очень люблю, но я так устала, едва смогла добраться до постели.

— Простите, я что-то не понимаю, — мягко прервал ее Бретт, когда Дорис убрала руки от лица. — Но почему вы были так уверены, что Сью находится у вашей сестры?

Дорис посмотрела в его сторону; можно было подумать, что она не захочет отвечать. Но она продолжала:

— Сестра жила через два дома от нас. И девочка проводила у них много времени. В тот вечер она надела пижаму и уже собралась идти, но потом вдруг захотела отремонтировать свой велосипед. Вечер был прохладным, и я попросила ее надеть свитер.

Дорис сделала паузу и собрала остатки сил.

— Взглянув в окно через несколько минут, я увидела, как Бретт возится с ее велосипедом, а она стоит рядом. В доме у нас висели старые, оставшиеся в наследство от дедушки настенные часы, которые исправно отбивали каждый час. И я точно помню, что в этот момент они пробили шесть. Сью была в белой с маленькими розовыми и алыми сердечками пижаме — таких пижам раньше было много, — а сверху — зеленый свитер, который был ей велик на размер. В кармане свитера лежал маленький красненький платочек. Этот платочек она везде и всегда носила с собой. Сью верила, что он приносит удачу.

Дорис горько улыбнулась, невольно вспомнив об этой искренней детской убежденности.

— Она так и не дошла до дома сестры, а та подумала, что Сью передумала ночевать у них, поэтому тоже не волновалась. Только утром я забила тревогу, когда поняла, что моя девочка бесследно исчезла. Но было уже слишком поздно.

Дорис закончила свой рассказ. Глаза Бретта были опущены, и солнце поблескивало на его длинных густых ресницах. Может быть, это блестели слезы? Нет, когда он поднял глаза, они были сухи, но полны сострадания и тоски.

— Простите, миссис Флайд, — тихо проговорил он.

— Это было все очень и очень давно, — сказала Дорис, хотя в ее голосе слышалась такая боль, как будто это все было только вчера. — Я пытаюсь утешить себя тем, что Сью сейчас на небесах, но это помогает ненадолго. Я до сих пор молю Бога, чтобы он вернул ее мне.

Фиби и Бретт понимали чувства этой женщины, которая потеряла самое дорогое, что у нее было. Фиби встала и подошла к Дорис. Бретт последовал за ней. Фиби положила руку на плечо несчастной женщины и как можно мягче обняла ее.

— Спасибо вам, что вы нашли в себе силы рассказать нам это, миссис Флайд.

Так они и оставили ее — сидящую в кресле в лучах солнца и погруженную в мрачное прошлое.

— Ты уверена, что хочешь пообедать именно здесь? — поинтересовался Бретт после того, как остановил автомобиль, ища свободное место для парковки возле известного итальянского ресторана.

Фиби понадобилось время, чтобы сконцентрироваться на словах Бретта. Все ее мысли были далеко в прошлом. Визит к Дорис Флайд выбил ее из колеи, лишив жизнерадостности и душевного равновесия. Но она не хотела заставлять Бретта повторять свой вопрос и кивнула. Бретт улыбнулся ей и открыл дверцу автомобиля, идя навстречу ее желанию.

— Я, вообще-то, и не предполагал оказаться здесь с тобой. Но коль скоро это случилось, давай зайдем!

Она естественным движением взяла его под руку, объясняя себе самой, что не хотела бы отстать, но осознавая и то, что испытывает непреодолимое желание прикоснуться к нему. Они шли молча, и Фиби вновь почувствовала себя школьницей. Ее сердце рвалось из груди, щеки залил румянец, и все потому, что она держала под руку Бретта Кроуза.

А Бретт выглядел великолепно: на нем были брюки и просторная рубашка цвета хаки, подчеркивающая смуглость кожи. В профиль лицо его казалось еще более сильным, волевым и привлекательным.

Необычно красивое зрелище привлекло их внимание.

Небо было покрыто перистыми облаками, сквозь которые пробивались лучи солнца. Город был как будто нарисован пастельными мелками. Они остановились, завороженные увиденным. Возле ресторана они вновь задержались, чтобы посмотреть на работы художников, выставленные здесь на продажу.

Много лет прошло с тех пор, как Бретт с замиранием сердца рассматривал работы Фиби. Он до сих пор помнил, какие чувства навевали ее трогательные наброски. В работах Фиби преобладали яркие краски, композиции их были неожиданны и оригинальны. Бретт осторожно обнял ее за талию и, наклонившись к ней, прошептал:

— Ты рисуешь гораздо лучше. Не могу понять, что заставило тебя забросить живопись? Не подумываешь ли ты снова начать рисовать?

Фиби, которой была приятна похвала Бретта, при его последних словах отстранилась и, скрестив руки на груди, решительно сказала:

— Это уже давно решено, Бретт. Давай не будем больше касаться этой темы.

— Почему не будем? — спросил он. — Мне кажется, ты еще и не начинала по-настоящему. Кем и где был бы сейчас я, если бы забросил подальше свою пишущую машинку?

— Ты смотришь на все со своей позиции. Давай переменим тему, — сухо проговорила Фиби.

Они молча вошли в ресторан, решительно пересекли общий зал, гудящий голосами посетителей, и расположились в уютном уголке. Официанты, одетые в накрахмаленные белые сорочки, переходили от одного стола к другому, принимали заказы, подавали, убирали и вновь подавали. Никто из них не спешил оказать вновь вошедшим должное внимание. Фиби почувствовала себя неуютно. Она посмотрела через стол, покрытый клетчатой бело-красной скатертью, — напротив сидел угрюмый, задумчивый незнакомец.

— Что мы, собственно, здесь делаем, Фиби? — тихо спросил Бретт. — На друзей мы мало похожи. И вообще, кто мы на самом деле? Я долгое время негодовал, обижался, даже ненавидел тебя. И теперь иногда я не могу сдержать себя, но...

— Я слушаю вас. — Официант, выросший как из-под земли, прервал взволнованную речь Бретта. Фиби, лицо которой начало приобретать мертвенно-бледный оттенок, была даже рада внезапному появлению официанта, так как он, сам того не подозревая, дал ей время успокоиться и собраться с мыслями. После того, как официант получил от них заказ, она посмотрела сначала на Бретта, а затем на одинокую красную розу в вазе. Красная роза, символ любви... Но любовь покинула их сердца, вернее, была потеряна ими десять лет назад!..

— Что ты хотел сказать, Бретт? — спросила она, боясь услышать ответ на этот вопрос. У нее было тревожное предчувствие: он вполне может послать Бена ко всем чертям, переменить свои планы и отправиться в Нью-Йорк. Вряд ли она смогла бы спокойно пережить его отъезд во второй раз.

Бретт спустил глаза под ее пристальным взглядом.

— Честное слово, не знаю. Я не могу прийти в себя после визита к миссис Флайд. Бедная Дорис! Нам не надо было приезжать к ней и заставлять ее страдать, вспоминая весь тот кошмар.

Фиби нервно сжала лежавшие на коленях руки. Разве Дорис дала понять им, что их посещение заставило ее страдать еще больше? Разве они сделали что-то дурное? Они только хотят отыскать преступника.

— Я не согласна с тобой, Бретт, — твердо сказала она. — История исчезновения Сью имеет непосредственное отношение к нам. Более того, я уверена, что она связана каким-то образом с исчезновением Салли. Я уже говорила об этом. И мы просто обязаны доискаться до истины. От этого во многом зависит и наша судьба.

Бретт нетерпеливо провел рукой по черным волосам.

— Послушай, Фиби, мы сможем лишь разворошить прошлое, не более того!

— Но есть еще столько неясностей в этом деле, — запротестовала Фиби. — Мы, например, ничего не знаем о кузине Сью. Может быть, когда мы встретимся и поговорим с ней, нам удастся разгадать хоть одну частичку этой головоломки.

Фиби замолчала, но Бретт еще долго смотрел на нее, как будто видел впервые. Наконец его губы скривились в усмешке.

— А почему это так волнует тебя, Фиби? Потому ли, что ты хочешь выяснить, что произошло со Сью Флайд, или потому, что чувствуешь свою вину передо мной?

Появление официанта помешало Фиби ответить. Они молча ели макароны с соусом, который считался деликатесом итальянской кухни, и Фиби поняла, что Бретт первым не нарушит затянувшегося молчания.

— Да, я чувствую свою вину, — неожиданно сказала Фиби, положив вилку на тарелку и отодвигая ее от себя. — Я не могла думать о тебе все эти годы, не испытывая угрызений совести.

Бретт взял бокал воды со льдом. Конечно, ему было приятно, что Фиби испытывала чувство вины перед ним. Взгляд его несколько смягчился.

— Тебе будет легче, если я попрошу у тебя прощения? — спросила Фиби. — Я знаю, что не в силах поправить случившееся, но сделала бы это, если бы смогла. Я не хотела, чтобы ты уезжал тогда из Конуэя. Но ты уехал...

Бретт отпил немного воды и со стуком поставил бокал на стол. Только вчера еще он хотел, чтобы она сделала это признание. Сейчас, когда ожидаемые слова были произнесены, ему не хотелось принимать их. Это лишало его своеобразной защиты от чувств к ней. Если удача будет на его стороне и Бен раскроет это загадочное преступление, то он будет свободен и сможет спокойно возвратиться в Нью-Йорк. Он по-прежнему не хотел осложнять свою жизнь присутствием в ней Фиби Стефансен.

— Я уже говорил тебе, оставь это, — сказал Бретт тем же тоном, каким он разговаривал с ней в их бухте. — Это уже не столь важно.

Фиби задохнулась от негодования.

— Это не важно, потому что во всем, что ты делаешь, выражается сплошная ненависть ко мне!

Бретт промокнул губы салфеткой и невозмутимо подозвал официанта. Он не доверял ей, и это было правдой. Но неужели он способен ненавидеть ее? Он заметил, как Фиби, нервничая, беспрестанно покусывала нижнюю губу. Это так хорошо знакомая привычка Фиби, по-видимому, что-то разбудила в его душе. Дело ведь не в прошлом, а в том, что она пытается помочь ему сейчас, и он не должен закрывать на это глаза.

— Я не могу ненавидеть тебя, Фиби, — сказал он, облокотившись на стол. Когда Бретт произносил эти слова, он уже был убежден в этом. Он ощущал массу противоречивых чувств при одном только ее имени, но ненависти среди них не было. — Я даже толком не знаю тебя. Когда я уезжал из Конуэя, ты была совсем девчонкой. А сейчас ты зрелая женщина.

— И эта женщина хотела бы узнать тебя получше! Мы ведь могли бы стать просто друзьями? — Фиби явно покривила душой: дружба была бы идеальным началом, однако она не хотела на этом останавливаться.

Друзья, подумал Бретт. Если бы все было так просто! Ведь однажды их дружба уже переросла в любовь. Если он позволит ей сблизиться с ним, это может быть опасно для него, он попросту влюбится в нее вновь. Глядя на нее сейчас, на ее шелковистые волосы, порозовевшие щеки и широко распахнутые глаза, он понимал, что не может ничего обещать, ни себе — сдержанности, ни ей — дружбы.

— Мы же решили заняться вместе расследованием, ведь верно? — Бретт умело обошел прямой вопрос. — А если так, то ты, вероятно, скоро узнаешь обо мне гораздо больше, чем мне бы хотелось.

— Значит, ты поедешь со мной на встречу с Мэри Балфент? — спросила Фиби, в немалой степени удивляясь своей решимости. Может быть, он и не хочет вновь близко сходиться с ней, но его здравый смысл, как видно, взял верх.

— Я уже сказал, — нехотя выдавил из себя Бретт, — что мы вместе в этом деле.

 

Глава седьмая

— Вот мы и приехали. — Бретт подогнал автомобиль к дому Фиби.

После того что они наговорили друг другу за обедом, оба чувствовали неловкость. Фиби не знала, как разрядить обстановку.

— Ты не зайдешь ко мне сегодня вечером? — спросила она Бретта. — Он изучающе смотрел на нее несколько мгновений. Ее предложение соблазнительно, но он не может принять его. — Нам нужно о многом поговорить, если мы хотим выяснить, что случилось с девочками, — продолжала Фиби, делая еще одну попытку к примирению. — Должны же мы наконец решить, что делать дальше!

— Не сегодня, Фиби, — сказал Бретт, произнося эти слова гораздо мягче, чем хотел бы. — К тому же мы уже знаем, что делать дальше — поговорить с Мэри Балфент.

— Ну что же. — Фиби вышла из машины смущенная и подавленная. — Не провожай меня. Позвоню, когда договорюсь с Мэри.

Войдя в дом, Фиби бросилась на свою старенькую софу и закрыла лицо руками. Ей не следовало приглашать Бретта к себе. После его отъезда из Конуэя она молила Бога, чтобы время притупило то чувство, которое она испытывала к нему. Но сейчас она поняла, что ее чувство ничуть не угасло с тех пор...

Она провела в раздумьях больше часа. Зазвонивший вдруг телефон вывел ее из оцепенения. В надежде, что Бретт решился на примирение, она подняла трубку.

— Бретт? — мягко спросила она.

Последовала короткая пауза, затем что-то щелкнуло и раздался длинный гудок. Странно, подумала Фиби. Уже третий раз кто-то звонит, не желая говорить. Фиби положила трубку и расположилась перед телевизором...

Звонок в дверь так напугал ее, что она не сразу поняла, в чем дело. Позвонили повторно, и она осторожно подошла к двери, не будучи до конца уверена, так ли уж она хочет видеть сейчас Бретта. В том, что это он, она не сомневалась. Последовал еще один звонок, и Фиби решительно открыла дверь.

— Привет, Фиби. Надеюсь, ты не имеешь ничего против моего визита? — На пороге стоял Кэрк Паркленд. — Или я не вовремя? — сказал он, поправляя на носу очки.

Фиби глубоко вздохнула.

— Да нет, заходи, конечно, — сказала она, возвращаясь в комнату и приглашая гостя следовать за ней.

Кэрк плюхнулся на софу, утонув в ней так, что его костлявые колени оказались на уровне груди. Выцветшая голубая рубашка с короткими рукавами и темные брюки создавали впечатление, что он все еще при исполнении своих служебных обязанностей бухгалтера. Кэрк снова поправил на носу очки и изучающе посмотрел на Фиби.

— Что случилось, Кэрк? Ты пришел по делу? — спросила она, стараясь быть дружелюбной. Она села, скрестив ноги, на пол и выжидательно посмотрела на него.

— Я беспокоился о тебе, — сказал Кэрк без предисловий. — Я заходил в магазин сегодня днем, но тебя там не было.

Меньше всего Фиби хотелось, чтобы Парк-ленд совал нос в ее дела.

— Очень мило с твоей стороны, но беспокоиться не о чем. У меня просто были дела и все, — сказала Фиби, тщательно выбирая слова. Она знала, что Кэрк может ревновать ее, и не хотела его провоцировать.

— Я всегда беспокоюсь о тебе, Фиби, — сказал Кэрк, покусывая нижнюю губу. Казалось, что он вот-вот расплачется. — Разве ты забыла, как я все время заботился о тебе?

Конечно же, она не забыла, но сколько раз ему надо объяснять, что он не интересует ее как мужчина. Он, казалось, нарочно не хотел понимать ее слов.

— О, Кэрк, — сказала Фиби со вздохом. — Не смотри на меня так. Мы с детства знаем друг друга. Неужели ты не можешь понять, что ты мне как брат, и люблю я тебя как брата. Да, именно как брата.

Какое-то время в комнате было так тихо, что Фиби слышала тиканье старинных часов. Губы Кэрка дрожали, его глаза увлажнились, но он старался не терять контроля над собой.

— Это Бретт Кроуз, не так ли? — выдавил он с трудом. — Это из-за него ты не хочешь, чтобы мы были больше чем друзьями?

Фиби устало потерла виски. Измотавшись за день, она была не способна утешать человека, который никогда не прислушивался ни к чьим доводам. Но он был ее другом, и ей приходилось быть терпеливой с ним.

— Бретт тут ни при чем, — сказала она спокойно. — Тебе давно известно, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы. Жаль, если ты не понимаешь этого.

Гнев и боль, охватившие Кэрка, улетучились так же быстро, как и появились. И он снова стал похож на ласкового щенка, стремящегося угодить своему хозяину. Если бы у Кэрка был хвост, он бы наверняка повилял им.

— Я не хочу потерять тебя, Фиби, — сказал он кротко. — Я не знаю, что нашло на меня и к чему я все это говорю. Прости меня.

Она кивнула, удивляясь легкости, с которой ей удалось остановить попытку Кэрка в очередной раз выяснить отношения.

— Конечно, я прощаю тебя, Кэрк, — сказала она и увидела выражение благодарности на его лице.

Может быть, Фиби и права, думал Бретт, подходя к дому, в который Балфенты переехали после похищения Сью Флайд. Может быть, имеет смысл поворошить прошлое и выяснить, какую роль они сыграли в исчезновении Сью. Его терзали сомнения, появившиеся после визита к Дорис.

Сегодня утром сосед не ответил Бретту на приветствие. Было немало и других фактов, заставивших Бретта убедиться, что годы, прожитые в Нью-Йорке, не изменили отношения к нему жителей Конуэя. И это мучило его.

Но это не все. Что если Фиби права, и они единственные, кто может раскрыть это преступление?

Балфенты жили напротив центрального магазина, и Фиби договорилась встретиться с ним там в полдень. Бретт взглянул на часы: до назначенного часа оставалось несколько минут. Он нетерпеливо огляделся, ища глазами Фиби, затем подошел к дорожке, ведущей к крыльцу дома Балфентов, и только тогда увидел ее.

У Фиби сегодня был тяжелый день. Она не любила спешить, но и не хотела, чтобы Бретт пришел к Балфентам раньше ее. После разговора с миссис Балфент по телефону она заподозрила, что та Бретта и на порог не пустит. Кроме того, Фиби обещала Бобу, что не слишком долго задержится на ланче.

Фиби взглянула на Бретта и уже не могла скрыть волнение, которое вызывал у нее один его вид. Просто несправедливо, что Бог создал его таким красивым. Она слегка кивнула, приветствуя его. Было очень жарко, и Фиби не осудила бы Бретта, если бы он пришел в шортах, но на Бретте были рыжевато-коричневые брюки и просторная белая рубашка с короткими рукавами. Вероятно, он считал, что в Конуэе не принято надевать шорты в гости.

Через несколько минут Фиби и Бретт уже сидели в гостиной Балфентов, потягивая лимонад из высоких стаканов и выслушивая жалобную болтовню миссис Балфент. Девятнадцатилетняя Мэри сидела рядом с ней, наматывая длинные белокурые пряди волос на указательный палец.

— Нет, в самом деле, Фиби, я не могу понять тебя, — сказала миссис Балфент недовольным голосом. Помимо вежливых приветствий, которыми она обменялась с Бреттом, ей все же приходилось иногда поглядывать на него. — Что у тебя на уме? Зачем тебе это новое расследование? Дорис говорит, ты заезжала к ней и расспрашивала о малышке Сью? — Она скривила рот и покачала головой.

Фиби сердито смотрела на нее, с трудом сдерживаясь. Если я сорвусь сейчас, подумала она, мы никогда не доберемся до истины. Но она зря беспокоилась, потому что в разговор вмешался Бретт.

— Миссис Балфент, извините, что нам пришлось вас побеспокоить, — сказал он. — Мы с Фиби просто пытаемся выяснить правду. Мы думаем, что обеих девочек похитил один и тот же человек. Мы уже поговорили с Дорис и теперь хотим поговорить с вами и Мэри.

— А что, если я думаю, что это сделали вы? — спросила та прямо. Их глаза встретились.

На этот раз Бретту тоже пришлось проявить терпение. Он глубоко вздохнул и, сосчитав про себя до пяти, сдержанно сказал:

— В таком случае вы не правы.

— Мама, как ты можешь так говорить? — вмешалась Мэри, сбрасывая золотые кудряшки волос с пальца. — Взгляни на него. Непохоже, чтобы такой человек, как Бретт, — я ведь могу называть вас Бреттом? — стал похищать девочек. — Она не обращала никакого внимания на выражение лица матери. — Так что бы вы хотели знать?

— Что-нибудь о той ночи, когда похитили твою двоюродную сестру, — сказала Фиби быстро, не оставляя миссис Балфент времени снова обвинить Бретта.

Мэри надула губки и принялась вспоминать, а Бретт отметил, как она прелестна. Если бы Сью осталась жива, она была бы, вероятно, не менее красива. Копна густых белокурых волос, огромные, широко расставленные голубые глаза на кругленьком личике с вздернутым носиком — все это производило завидное впечатление. Парни в колледже, наверное, старались изо всех сил, чтобы назначить ей свидание. Фиби была ненамного младше этой девочки, когда он влюбился в нее. Интересно, какое впечатление Мэри будет производить на парней, когда закончит колледж?..

— Не думаю, что очень помогу вам, — сказала Мэри. — Вы же знаете, что мне тогда не было и семи. Я очень хорошо помню день, когда все узнали, что Сью пропала, но едва помню ночь накануне.

Обменявшись с Бреттом мрачными взглядами, Фиби поникла.

— Расскажи нам то, что помнишь, Мэри. Даже если считаешь, что это не имеет никакого отношения к делу.

Девушка наморщила лоб и несколько секунд подумала.

— Помню, что она всегда ходила, закутавшись в идиотское красное одеяло, — в конце концов сказала Мэри и мягко рассмеялась. — Она любила помечтать. Она воображала себе, что ее одеяло — это ковер-самолет и что с его помощью она сможет переноситься в различные экзотические страны.

Неожиданная мысль пришла на ум Бретту.

— Она когда-нибудь говорила тебе о том, что хочет уехать?

Мэри кивнула.

— Очень часто. У нее было много книжек с картинками, и она показывала мне, куда хотела бы съездить. Не то чтобы она была несчастна дома или что-нибудь в этом роде, но просто Сью была смелой девочкой. Ей нравились Гавайи, Нью-Йорк, Флорида. Но не думаю, чтобы она убежала из дому. Нам было лишь по семь лет тогда.

— Не помнишь ли ты, говорила она об отъезде перед исчезновением? — спросил Бретт.

— Я даже не могу вспомнить, ложилась ли она спать той ночью... Помню только, что когда я проснулась, мама сказала мне, что ее нет... — Голос Мэри сорвался, и она замолчала.

— А вы, миссис Балфент, могли бы что-нибудь добавить? — спросила Фиби, вынужденная признать, что Мэри и впрямь помнит не слишком много.

Миссис Балфент молчала. Казалось, она вообще не желает отвечать.

— Ничего особенного, — произнесла она наконец.

Темнота опустилась на Конуэй. Фиби сидела на крыльце перед домом, пристально всматриваясь в ночь. Их сегодняшний разговор с миссис Балфент и ее дочкой пролил на исчезновение Сью столько же света, сколько было в этом ночном небе. Была ли в их рассказе какая-нибудь деталь, которую они могли проглядеть, или все же малышка исчезла бесследно? Чем большее число людей они расспрашивали, тем запутаннее становилась эта тайна. Фиби нахмурилась. Бретт был обвинен несправедливо, она в этом убеждена. Значит, существует какой-то маньяк, специализирующийся на такого рода преступлениях, и люди в Конуэе вряд ли могут чувствовать себя в безопасности.

До Фиби донеслись звуки шагов, и сердце ее сжалось: это подходил Бретт. На нем была белая рубашка с короткими рукавами, расстегнутая у ворота.

— Почему ты сидишь на крыльце без света? Ужасно темная ночь. На небе ни звездочки, — сказал он.

Фиби нравился его густой, низкий голос. Правда, несколько лет назад он нравился ей еще больше из-за легкого южного акцента. Но это было в прошлом. Живя в Нью-Йорке, Бретт сумел избавиться от своего акцента; наверное, он пытается избавиться и от воспоминаний, в которых фигурировала Фиби, но она надеялась, это удалось ему в меньшей степени.

Девушка подвинулась на край ступеньки, давая возможность Бретту сесть.

— Я думала обо всем этом, — сказала она спокойно.

— Обо всем — это обо мне? — спросил он, улыбаясь.

Присутствие Бретта вызывало дрожь в ее теле. Она сжалась в комок, неожиданно почувствовав холод, хотя ночь была теплой. Она жалела, что надела только легкую хлопковую рубашку и шорты.

Фиби кивнула, стараясь не дать ему понять, насколько сильно ее возбуждала его близость.

— О тебе. О Сью. О том, что все это значит. Но пока я не нахожу зацепки, которая позволила бы разгадать эти загадки.

— Мэри сказала, что Сью раньше часто говорила о том, что хочет убежать, — не очень охотно поддержал разговор Бретт. Ему не хотелось говорить об этом деле.

Фиби кивнула.

— Да, это была смелая маленькая девочка, которая считала, что мир — это не только Конуэй. Ей хотелось попутешествовать и повидать все... — Голос девушки сорвался. Как похожи были эти мечты на ее собственные!

— Может быть, ее все же не похищали, — задумчиво произнес Бретт. Фиби сосредоточенно смотрела на него. — Что если она решила убежать из дому той ночью? Возможно, Сью обманула свою мать, которая думала, что дочь собирается провести ночь у двоюродной сестры. А между тем девочка дождалась темноты и ускользнула.

— Ну и что же тогда? — спросила Фиби, помолчав, — Семилетняя девочка не могла ведь уехать слишком далеко. Очень скоро ей пришлось бы убедиться, что побег не такое легкое дело, как казалось. И если она убежала, то почему не взяла свой велосипед?

— Очевидно, не хотела привлекать внимание, — неуверенно заметил Бретт.

— Хорошо. Давай предположим, что она на самом деле убежала из дому, — сказала Фиби. — Но это почти ничего не меняет. Вряд ли она сумела бы выбраться даже за пределы города. Нет, я уверена: ее похититель все еще разгуливает по Конуэю.

Бретт поднялся со ступенек.

— Это какой-то кошмар, Фиби, — проговорил он после непродолжительного молчания. — К сожалению, я не нахожу взаимосвязи между двумя этими похищениями. Чутье подсказывает мне, что такая взаимосвязь возможна, но у нас ведь нет никаких прямых доказательств. — Он вздохнул. — Я чуть не свихнулся, размышляя об этом, поэтому и решил присоединиться к поискам Салли Флеминг. — Но люди в Конуэе не верят мне, а я, в свою очередь, не доверяю им. Черт возьми, Фиби, я даже тебе не могу полностью доверять, хотя ты единственная, кто верит мне.

— Дорис Флайд тоже верит тебе, — сказала Фиби, но в голосе ее прозвучали печальные нотки. — И Синтия верила тебе.

— Ах, Синтия, — сказал Бретт, наслаждаясь самим звучанием материнского имени. — Удивительно! Я виделся с мамой не более двух раз в году и постоянно скучал по ней. В любое время, когда я звонил, она была рада поговорить со мной. Да, Синтия была очень сильной женщиной.

— И вырастил сильного сына, — улыбнулась Фиби.

Бретт рассмеялся, хотя она не сказала ничего смешного.

— Тогда почему я обращаю внимание на все эти сплетни?

Фиби еще раз улыбнулась:

— Ты слишком строг к себе, Бретт. Несколько лет назад ты бы не раздумывая ввязался в эту схватку. Ты просто стал взрослым. Раньше ты не заботился о последствиях.

Она и права и не права одновременно, думал Бретт. Да, он стал взрослым, но тот мальчик до сих пор жив где-то внутри него. И в его душе все еще возникают порывы, с которыми он не в силах справиться. В последние дни эти порывы поддерживались желанием, которое, как ему казалось, он читал в ее глазах.

— Ты имеешь в виду те годы, когда мне так нравилось целовать тебя? — Бретт обнял Фиби за плечи и повернул к себе. Она пристально на него посмотрела, но не отстранилась. — Фиби, почему я сейчас так взволнован? — шепотом спросил он.

Эти слова словно послужили сигналом. Они оба потянулись друг к другу и уже через секунду соединились в неистовом объятии. Их дыхание смешалось, губы встретились. Его руки скользнули под тонкую рубашку и стали ласкать ее грудь, слегка касаясь сосков и заставляя Фиби задыхаться от наслаждения. Бретт прикасался к ним снова и снова, все более решительно. Наконец Фиби закрыла глаза, чувствуя, как жар желания захватывает все ее существо. Но сильные руки Бретта не оставляли ее в покое. Сжимая ее грудь под тонкой рубашкой, Бретт осыпал поцелуями шею, подбородок, рот.

Желание прикоснуться к Фиби возникло у него сразу, как только он увидел ее на кладбище, но тогда он и представить себе не мог, что этому желанию предстоит осуществиться. А теперь, обнимая ее, он совершенно обезумел от происшедших в ней перемен: ее кожа стала более мягкой, изгибы тела более женственными. Он жаждал близости с ней и, возбужденный до предела, чувствовал, как теряет контроль над собой. Но он и не хотел останавливаться.

— Может, пригласишь меня в дом? — задыхаясь, прошептал Бретт у самого ее лица.

Фиби, не колеблясь, кивнула. Отказ был равносилен смерти. Она не могла больше выносить нестерпимо жгучее желание.

Рука об руку они поднялись в спальню с розово-белыми покрывалами на огромной кровати, куда Фиби не разрешала входить никому. Она считала свою спальню священным местом, где можно только предаваться снам и мечтам. Она посмотрела на Бретта: сейчас предмет ее грез был с ней...

Дорога в спальню не охладила пыла Бретта, и когда Фиби сделала несколько шагов к кровати, он подхватил ее на руки. В лунном свете Бретт едва различал искрящиеся счастьем глаза женщины.

— Фиби, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь пожалела об этом, — выдохнул он.

— Мне не о чем жалеть ни сейчас, ни в будущем, — прошептала Фиби и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, но вместо этого неожиданно провела кончиком языка по его губам, как бы очерчивая их контур. И тогда Бретт с такой неистовой жадностью прильнул к ее рту, что дыхание у нее перехватило и все в комнате закружилось перед глазами. Она даже не помнила, как оказалась с Бреттом в кровати. Зато в памяти отчетливо запечатлелись ощущения от его тела, когда ее тонкие руки заскользили по мускулистым неровностям спины и изгибу ягодиц.

Тяжело дыша, Бретт ласкал ее, его руки уверенно поднимались вверх от обнаженного живота к груди. Не в силах сдерживать себя, она прогнулась всем телом, ощущая, как набухают ее розовые соски. Тонкая рубашка создавала ощущение дискомфорта, и она приподнялась на руках, чтобы помочь Бретту снять ее. Потом и он, торопясь, стащил с себя рубашку; Фиби вздохнула при виде его обнаженного торса. Бретт Кроуз уже не был юношей, он выглядел мужчиной в расцвете лет. Но эта разница не делала его менее желанным, чем двенадцать лет назад.

Ни на секунду не отрывая от него глаз, Фиби стащила с себя шорты и нижнее белье. Однако Бретт, казалось, колебался, и Фиби на мгновение подумала, что он может изменить свое решение. Но уже в следующий момент он сбросил оставшуюся на нем одежду, и она увидела, что его желание так же сильно, как и ее.

Он присоединился к ней на постели. Их тела встретились, и казалось, что они никогда не расставались. Он снова захватил ее рот, она подвинула к нему свои бедра, предлагая себя. Последовавший за этим медленный, ненасытный ритуал любви испепелил ее в его руках.

Бретт был заботливым любовником, стремившимся доставить партнерше столько же удовольствия, сколько получал сам. Вот и сейчас он хотел оттянуть мгновение высшего наслаждения, но чувства, разжигаемые в нем ее нежным, обнаженным телом, были так сильны, что он не мог больше сдерживать себя.

— Сейчас, Бретт, — попросила она, как будто читая его мысли. — Не будем больше ждать.

Прежде чем она успела договорить, он уже был внутри нее, и удивительная радость, которую приносит секс, заполнила ее существо. Как она скучала по этому человеку все эти годы!

 

Глава восьмая

Ночью они проснулись только однажды, чтобы еще раз испытать сладостные любовные ощущения, и все было так фантастично, что Фиби уже не могла разобрать, где сон, а где явь.

Под утро она услышала какой-то странный звон. Фиби открыла глаза: над ней нежно склонился Бретт.

— Телефон звонит, соня, — ласково произнес он.

Фиби посмотрела на часы и застонала: было уже половина десятого, в это время она должна находиться в магазине. Молниеносно Фиби выскочила из постели и схватила трубку, на ходу придумывая причину, по которой опоздала. Она была уверена, что звонит Боб.

Однако это звонила Энни, а не Боб.

— Господи, Фиби, почему ты не в магазине? — В голосе слышалось отчаяние. — Ты представить себе не можешь, что случилось! Сегодня утром нашли скелет! Бен почти уверен, что это Сью Флайд.

— Интересно, как он может быть в этом уверен? — Сон Фиби как рукой сняло, и она с тревогой обернулась к Бретту.

— Я сказала, почти уверен, Фиби, но кто это может быть еще?

Глаза Фиби расширились от ужаса. Она рассеянно продолжала слушать рассказ сестры.

— Следователь уже там. Кости хотя и повреждены, но видно, что это скелет ребенка. Отвратительно, конечно. Не знаю, как Дорис Флайд перенесет это страшное известие. — Энни выдержала паузу. — Фиби, Бен ищет Бретта, чтобы задать ему несколько вопросов...

— Это еще зачем? — прервала ее Фиби, прежде чем та успела закончить. Бретт не одобрил бы ее вмешательства, но она хотела защитить его от возможных неприятностей.

— Ты знаешь ответ, милая. Его всегда подозревали в похищении девочки, и это единственная причина, по которой шеф полиции хочет поговорить с ним. В любом случае передай ему, пожалуйста, что с ним хочет поговорить Бен. Ты ведь увидишь его сегодня?

— Возможно, — ответила Фиби сухо, хотя понимала, что ее сестра наверняка догадывается, где сейчас Бретт. — Я передам ему.

Фиби медленно положила трубку и встретилась взглядом с Бреттом. Его лицо было таким же белым, как лежащая рядом на постели простыня.

— Они нашли Сью Флайд? — догадался он, прежде чем она смогла объяснить ему.

Фиби кивнула.

— Скелет нашли сегодня утром совершенно случайно. Они занимались поисками Салли и наткнулись на него. Пока еще нельзя точно сказать, кому он принадлежит, но ясно, что это скелет маленького ребенка. По-видимому, это в самом деле Сью, кто же еще? — Фиби говорила как робот, повторяя чужие слова. Было видно, что ее мысли где-то очень далеко.

Бретт какое-то время не мог вымолвить ни слова. Он качал головой, не желая мириться с услышанным. Когда он наконец заговорил, его голос был невыразимо печален.

— Все это время я продолжал надеяться, что Сью жива. Я даже представлял ее молодой женщиной с голубыми глазами и белокурыми волосами. Хотя в глубине души, конечно, всегда понимал, что это не так.

— Бен хочет поговорить с тобой, — осторожно проговорила Фиби.

Он долго не отвечал, и Фиби стало не по себе. Этой ночью им казалось, что они избавились от теней прошлого. Но солнце светило, птицы пели, а тени не исчезали.

— Мне нужно одеться, — сказал Бретт, решительно вставая с кровати.

— Расскажи мне все, что знаешь, — потребовала Фиби от сестры, потягивая великолепно сваренный кофе и наблюдая за Энни. Кухня сестры от скатерти до кружевных занавесок была очень яркой. Кастрюли и сковороды, искусно закрепленные на крюках, ослепительно поблескивали на ярко-желтой стене. Веселье, исходившее от этой кухни, резко контрастировало с серьезным лицом Фиби.

— Я почти все рассказала тебе по телефону, — сказала Энни, надувая губы и вертя в руках кофейную чашечку. Ее белокурые волосы были аккуратно собраны на затылке в пучок; она производила впечатление респектабельной, холодной и умудренной житейским опытом женщины. Рядом с ней Фиби, напротив, выглядела простушкой. После телефонного звонка сегодня утром она быстро приняла душ, и длинные волосы ее были еще мокрыми. Широкая рубашка с короткими рукавами, старые голубые шорты и поношенные теннисные туфли тоже не придавали ей солидности.

— Не понимаю, зачем надо было мчаться ко мне в таком виде. — Энни неодобрительно оглядела Фиби с ног до головы. — По крайней мере, ты могла бы найти время, чтобы привести себя в порядок.

— Энни, пожалуйста, расскажи мне, что случилось, — снова попросила Фиби, не обращая внимания на замечания сестры. Она знала, что если как следует поднажать, сестрица выложит все, что знает, потому что она неисправимая сплетница. — Бен, должно быть, рассказал тебе все.

— Конечно, — сказала Энни и наклонилась вперед, как бы собираясь поведать о чем-то очень важном. — Ты, наверное, знаешь, что Бен входил в состав команды, занимающейся поисками Салли Флеминг? — Фиби кивнула. — Недалеко, в двух или трех милях от города по Старой дороге, они обнаружили заросшую тропу и начали поиски. Не прошло и часа, как ребята наткнулись на кости малышки Сью. Бен сказал, что они не заметили бы их, если бы в последнее время прошло больше дождей. Болото осело в некоторых местах, и скелет был ясно виден в подсохшей тине. Фиби! Фиби, милая, что с тобой?

Лицо Фиби побледнело. Старая дорога. Узкая тропа. Болото. Скелет Сью обнаружен неподалеку от того укромного уголка, где они впервые с Бреттом занимались любовью. Все это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой. Ее руки начали дрожать. Неужели убийца знал, что они встречались там? Значит ли это, что он умышленно оставил там тело Сью в надежде бросить тень на Бретта Кроуза?

— Фиби! — снова окликнула ее Энни и, подойдя к сестре, резко взяла ее за дрожащие руки. — Фиби, ты в порядке?

Ее встревоженный голос вывел Фиби из состояния оцепенения, и она усилием воли подавила дрожь в руках. Фиби посмотрела на сестру и увидела искреннюю заботу в ее глазах.

— Я в порядке, Энни. Просто... просто картина, которую ты обрисовала, ужасна. Я не могу себе представить, кто мог отважиться на такое?

— Да, дорогая, — сказала Энни и прикусила губу. — Я все время думаю, как было бы ужасно, если кто-нибудь захватил бы Майкла или Айрин. Я не смогла бы вынести этого! И знаешь, это вообще просто случайность, что Сью нашли. В этом году было мало дождей, и болото высохло. Никто не обнаружил бы ее там, если бы искал несколько лет тому назад.

Энни снова села, и сестры замолчали, каждая погруженная в собственные мысли.

— Фиби, пожалуйста, пойми меня правильно, — сказала после нескольких минут молчания Энни с нехарактерной для нее вкрадчивостью. — Ведь я беспокоюсь о тебе и Бретте Кроузе. Не говори пока ничего, дай мне закончить. Когда Бен не мог найти Бретта сегодня утром, мне не нужно было гадать, где он.

Фиби скрестила руки на груди и свирепо посмотрела на Энни, давая понять сестре, что она возмущена ее любопытством. Однако Энни даже не обратила внимания на рассерженный вид сестры и продолжила:

— Ты, вероятно, не хочешь говорить со мной об этом, но я считаю, что должна сказать тебе кое-что. Я знаю, ты думаешь, что Бретт не виновен, но большинство наших соседей думают по-другому. Зачем ты защищаешь его?

Фиби знала, что Энни имеет в виду ее утверждение, что она была вместе с Бреттом в ту ночь, когда похитили Сью. Она громко вздохнула. Если уж собственная сестра не верит ее признанию, то что говорить о других?

— Энни, это не выдумки. Почему ты не веришь, что я была с ним в ту ночь?

— Потому что не хочу поверить в это, — сказала Энни с прямотой, которой от нее трудно было ожидать. — А еще больше я не хочу, чтобы ты была впутана в это грязное дело. Это может плохо кончиться, Фиби!

Фиби потянулась через стол и взяла руку сестры. Энни, по-видимому, искренне заботилась о ней.

— Мне придется вмешаться, моя дорогая. Я уже промолчала однажды, и ничего хорошего из этого не вышло. Теперь я должна рассказать то, что знаю.

Энни понимающе кивнула, и Фиби почувствовала себя виноватой в том, что сегодня утром хотела бросить трубку, чтобы только не разговаривать с сестрой.

— Ты действительно думаешь, что Бретт похитил этих двух маленьких девочек, да? — спокойно спросила она.

— В том-то и дело, милая, что я в этом не уверена, — ответила Энни так же спокойно. — В том-то и дело!

Был полдень, солнце палило вовсю. Бретт шел по главной улице Конуэя, и его гнев был сильнее полуденного зноя. Бен Толмен зря потратил столько сил, чтобы вызвать его в полицейский участок. У него не было никаких очевидных доказательств его вины. Бретт был по горло сыт сыпавшимися на него обвинениями, в то время как настоящий преступник, вероятно, смеется от удовольствия, что его план сработал.

Бретт вытер влажный лоб, кляня адскую конуэйскую жару.

Услышав шаги позади себя, он обернулся. И тут же пожалел об этом. Улица была почти пустой, но посреди нее стоял Эд Бирч. Бретт не видел Эда с тех пор, как уехал из города, но за это время тот совсем не изменился. Ему, должно быть, сейчас около шестидесяти, но он был все так же неопрятно одет и не брит. Судя по всему, он направлялся выпить.

— Раскайся! — возопил вдруг Эд. Улица была пустынна, и этот возглас мог относиться только к Бретту. — Раскайся в грехах своих или будешь проклят!

Бретту меньше всего нужна была ссора с городским пьяницей, поэтому он заскочил в скобяную лавку Бакнела, чтобы заодно купить краску для своей спальни. С годами она приобрела такой запущенный вид, будто у нее и вовсе никогда не было хозяина.

Поток холодного воздуха, встретивший его на пороге магазина, был чрезвычайно приятен после гнетущей полуденной жары. Бретт подумал, что Сэм Бакнел заплатил хорошую цену, чтобы поддерживать прохладный воздух в помещении. Громоздкие кондиционеры создавали столько шума, что покупателям приходилось повышать голос, чтобы быть услышанными. Бретт кивнул Сэму и направился вдоль узкого ряда к полке с красками. Через несколько минут он уже пробивал чек за пару кистей и баллон с краской.

— Как тебе наш городок? — неожиданно спросил Сэм, пока Бретт расплачивался с ним. Сэм улыбался и, в отличие от большинства горожан, смотрел на Бретта приветливо.

— Слишком жарко, — ответил Бретт, подхватывая банку с краской с прилавка. — И жара в этом городе не спадает для меня с тех пор, как я приехал.

— Я не верю в байки, которые о тебе рассказывают. — Сэм произнес это достаточно громко, чтобы быть услышанным.

— Ты не в большинстве, дружище, — сказал Бретт и вышел из магазина. После слов Сэма он почувствовал себя чуть лучше.

Эда Бирча уже не было на улице, и Бретт вздохнул с облегчением. Но радость длилась недолго — он увидел Гарри Дейве, одного из сотрудников Бена Толмена, рыжеволосого, кареглазого парня, с которым у Бретта никогда не было особо дружеских отношений. Однажды он основательно переиграл Гарри в баскетбол и, очевидно, тот не простил и не забыл этого: сейчас его глаза смотрели холодно и подозрительно.

— Ну и ну, блудный сын вернулся! — протянул он саркастически. — Почему бы тебе не рассказать мне, где Салли, чтобы нам не тратить время на ее поиски?

Бретт не собирался выслушивать колкости Гарри и уже собирался пройти мимо него, но последние слова заставили его остановиться.

— Ты не отвертишься даже с помощью Фиби Стефансен! — злобно выкрикнул Гарри.

Глаза Бретта побелели от бешенства.

— О чем это ты?

Гарри рассмеялся.

— Всем понятно, что Фиби специально рассказывает везде о проведенной с тобой ночи двенадцать лет тому назад, чтобы спасти тебя! К счастью, у нас достаточно мозгов, чтобы понять, где правда, а где ложь.

Земля поплыла под ногами Бретта. Он знал, что Фиби рассказала Бену, что была с ним в ту трагическую ночь, но он понятия не имел, что она рассказывает эту историю по всему городу. Разве она не понимает, что подобное признание спустя столько лет только выставит его в еще более худшем свете? Он резко повернулся, чтобы уйти, но Гарри не собирался отпускать его так легко.

— Знаешь, хорошо, что твоя мать умерла, Бретт, — сказал он безжалостно. — Она не увидит твоего позора.

Бретт больше не раздумывал. Он положил краску и кисти на тротуар и ударил пышущего злобой Гарри. Удар сбил Гарри с ног.

Бретт не спеша подобрал свою ношу и ушел. Его противник сидел на тротуаре, бормоча ему вслед проклятия и угрозы. Бретт уже сожалел о содеянном, хотя расправа с Гарри и защита чести матери приободрили его. Но проблем у него теперь только прибавится, это он понимал.

Каждый раз, когда звонил телефон, Фиби торопилась снять трубку в надежде, что это Бретт. Но каждый раз на том конце провода оказывался кто-то другой. Неизвестность сводила ее с ума. Знал ли шеф полиции, что Сью найдена поблизости от тайной бухты Бретта? И как он расценивает этот факт?

Фиби нервно расхаживала по магазину, в то время как все новые вопросы возникали в ее голове. Наконец она подняла трубку и набрала номер Бретта, но опять услышала лишь гудки, вот уже в который раз приветствующие ее. Где же он? Фиби вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она вышла на улицу и прислонилась к холодной кирпичной стене магазина.

День был чудесный, но жара еще не спала. Всюду пестрели портреты Салли Флеминг, с надписью «разыскивается». Она бросила взгляд на игровую площадку, расположенную по соседству со школой. В это время года дети обычно играли на улице. Но теперь все было по-другому: площадка пустовала. Фиби понимала, чем это вызвано, и не осуждала родителей, но не могла простить им, что все они обвиняли Бретта в похищении ребенка.

— Дела идут на убыль, Фиби? — медленно протянул знакомый голос над ее ухом, заставив вздрогнуть. Она так задумалась, что не услышала, как кто-то подошел. Гарри Дейве слегка улыбнулся ей, и Фиби взяла себя в руки. Он был красивым мужчиной и, говоря словами ее матери, «из прекрасной семьи». Фиби встречалась с ним несколько раз, но его поцелуи не шли ни в какое сравнение с ласками Бретта. Она отказала ему наотрез, хотя и понимала, что мать останется недовольна ее поступком. Миссис Балфент считала этого молодого человека одним из самых достойных женихов в городе. Но сейчас у Гарри был синяк под глазом.

Фиби кивнула в ответ на его вопрос и вошла вместе с Гарри в магазин.

— Мне кажется, сегодня плохой день не только у меня, — заметила она, выразительно глядя на его синяк.

Гарри не обратил внимания на ее замечание. Подхватив пару упаковок батареек с прилавка, он последовал за ней к кассе.

— У меня в фонарике сели батарейки, и я решил заменить их на случай, если мы отправимся искать Салли сегодня вечером, — объяснил он.

— Вам, наверное, не очень-то везет? — спросила Фиби, хотя уже знала ответ.

— Да нет, мы воспряли духом после того, как нашли скелет Сью, но где искать Салли, понятия не имеем.

Фиби пробила чек за батарейки, обдумывая услышанное.

— А вы уверены, что это Сью?

— Теперь да. — Ответ Гарри был для нее неожиданным. — Доктор Томас хранил снимки ее зубов и теперь сопоставил их с найденными останками. К сожалению, кости слишком долго пролежали в болоте, и теперь трудно сказать, что случилось с ней. Конечно, вряд ли она забралась туда сама, и мы предполагаем, что она была убита.

Фиби напряженно задумалась.

— Мне жаль, что ты оказался среди тех, кто нашел ее. Это, должно быть, ужасное зрелище.

Гарри резко кивнул, и Фиби заметила боль в его глазах.

— По крайней мере, теперь Дорис Флайд знает, что случилось с ее дочкой. Неизвестность ведь еще хуже.

Фиби дала ему сдачу, но он продолжал стоять у прилавка.

— Фиби, — сказал он нерешительно. — Я слышал, ты встречаешься с Бреттом Кроузом?

— Я думаю, это никоим образом тебя не касается, Гарри, — сказала Фиби, подумав при этом: есть ли в городе хоть один человек, который не знает, что она встречается с Бреттом?

— Конечно, это не мое дело, но, может быть, тебе все же следует хорошенько подумать, стоит ли с ним встречаться снова. Ты ведь слышала: поговаривают, что это его рук дело?

— Это тебя не касается, Гарри, повторила Фиби строго. — Ты ошибаешься в Бретте. Протри глаза наконец. У человека великолепная карьера романиста в Нью-Йорке. Он приехал сюда на похороны своей матери, а вовсе не для того, чтобы похитить маленькую девочку. Это мог сделать только больной человек. Ты слышишь меня? Больной. А Бретт добрый и заботливый. Он всего лишь жертва чьих-то мерзких интриг. Никто даже пальцем не хочет шевельнуть, чтобы поймать настоящего преступника, но зато всех волнует Бретт Кроуз.

Переведя дыхание, Фиби закончила свою тираду. Защита Бретта уже вошла у нее в привычку. Гарри отошел от прилавка, как будто желая избежать ее гнева.

— Извини, что рассердил тебя, Фиби, но мы давно знаем друг друга, и я беспокоюсь за тебя, — сказал он. — Я знаю, что ты вправе поступать, как считаешь нужным, но, по крайней мере, подумай о том, что я сказал. Попомни мои слова, Фиби. Как бы тебе не пришлось пожалеть о том, что ты снова стала встречаться с Бреттом Кроузом.

Он подошел к двери и остановился, глядя на Фиби.

— Кстати, этот добрый, заботливый человек поставил мне синяк под глазом.

Гарри повернулся и вышел прежде, чем Фиби успела ответить. Она была в шоке. Почему Бретт подрался с Гарри? Имеет ли это какое-нибудь отношение к похищениям? И если у Гарри синяк под глазом, означает ли это, что и Бретт пострадал?

Ровно в шесть Фиби закрыла магазин и, охваченная беспокойством за Бретта, почти побежала по главной улице. Почему он не отвечал на звонки весь день? Ужасная мысль пришла ей в голову: что, если жители Конуэя решили устроить самосуд над человеком, которого считали виновным в смерти Сью и в похищении Салли?

Фиби продолжала бежать, не обращая внимания ни на растрепавшиеся волосы, ни на любопытные взгляды прохожих. Конечно же, это все глупости, убеждала она себя. Она понимала, что фантазия завела ее слишком далеко, но все равно не могла успокоиться.

Хотя солнце скрылось за облаками, было все еще жарко, и к тому времени, когда Фиби добралась до дома Бретта, она была уже без сил. Не заботясь о том, как она выглядит, Фиби стала изо всех сил стучать в дверь до тех пор, пока ее не открыли.

Увидев Бретта, запачканного краской, Фиби удивленно отступила назад. Бретт, в свою очередь, был удивлен, увидев ее растрепанной, с мокрым от пота лицом и одетой в старую рубашку с короткими рукавами и шорты. Только Фиби могла расхаживать по городу в таком виде, оставаясь при этом по-прежнему привлекательной.

— Ты теперь постоянно будешь так ломиться в мою дверь? — сказал Бретт, пропуская ее в дом. — Уж лучше я дам тебе ключ. Это сохранит мои барабанные перепонки.

— Ты не пострадал? — Фиби не обратила внимания на его слова и вместо того, чтобы рассказать ему о своих опасениях, выпалила первое, что пришло ей на ум: — Почему у Гарри Дейве фонарь под глазом?

Только сейчас он понял причину ее громкого стука в дверь, взъерошенного вида и учащенного дыхания.

— Ах, вот в чем дело, — ответил он саркастически. — Новости быстро распространяются в маленьких городах. Теперь ты хочешь спросить с меня за синяк бедняжки Гарри?

Фиби отрицательно покачала головой.

— Конечно нет, — сказала она, но он не обратил никакого внимания на ее ответ.

— А впрочем, чего еще ожидать? Ты ведь тоже из Конуэя? Ты одна из них. Если что-то случается и нужен козел отпущения, то лучшей кандидатуры, чем моя, не найти. Пропала маленькая девочка? Так это, должно быть, дело рук Бретта. У Гарри Дейве синяк под глазом? Так это плохой Бретт виноват.

Фиби недоуменно посмотрела на Бретта.

— Ты ничего не понял, Бретт. Не все в городе считают тебя плохим человеком. По крайней мере, я не отношусь к их числу, — сказала она, отходя в сторону. Он не был похож сейчас на мужчину, которого она любила. Его лицо было напряженным и разгневанным, но причиной тому, по-видимому, явилась она.

— Да нет же, это ты не поняла, — сказал Бретт громче, чем обычно. — Открой глаза и посмотри вокруг. Почему ты защищаешь этот забытый Богом городишко? Почему ты вообще живешь здесь?

— Речь сейчас не обо мне, Бретт. — Фиби даже не могла понять, к чему он клонит, но решила ответить. — Мне приходится управлять магазином, к тому же мать и брат зависят от меня.

— Ты даже не представляешь себе, насколько смешно это звучит, — рассмеялся Бретт. — Сколько ты еще будешь обманывать сама себя? Боб взрослый мужчина, он способен позаботиться о себе сам. А если ты беспокоишься о благополучии матери, то можешь просто продать этот чертов магазин! И тогда никому из них ты не будешь нужна!

— Это не так, — сказала Фиби неуверенно, но Бретт не давал ей возможности защищаться.

— Нет, так, — сказал он. — И знаешь, что я думаю? Я думаю, что тебе необходимо чувствовать себя жертвой, оказавшейся в безвыходном положении и вынужденной оставаться в этом ужасном городе. Потому что иначе ты бы поняла, что никогда не сможешь его покинуть. Ты давно похоронила свои мечты, свою живопись, ты даже меня похоронила. Но ты не сможешь похоронить Конуэй.

— Как ты смеешь так говорить? — Фиби казалась оскорбленной. — Как ты вообще можешь говорить со мной так после прошлой ночи? Разве она ничего не значила для тебя?

— Может быть, вчерашняя ночь была простой данью прошлому? — Он не мог скрыть своего раздражения.

Фиби была в отчаянии. Горькие слезы катились по ее лицу; она повернулась, толкнула дверь и выбежала в сумерки.

Бретт посмотрел ей вслед. Часть гнева, скопившегося в нем, рассеялась вместе с ее уходом. Он говорил с Фиби искренне, но ему не стало легче от того, что он довел ее до слез и не дал возможности объяснить, почему она появилась у него такая растрепанная и запыхавшаяся. Более того, теперь Фиби будет сомневаться, что прошлая ночь может что-то значить для него. Бретт понимал только одно: он не может простить ее, но в то же время не может и забыть.

Вздохнув, Бретт вышел на улицу. Он понимал, что должен извиниться, и решительно направился к дому Фиби.

Фиби медленно брела вдоль квартала. Одна горькая мысль не оставляла ее: как он мог сказать такое, вновь и вновь спрашивала она себя, вытирая слезы, все еще катившиеся по щекам. Да, в чем-то он прав. Она действительно похоронила свои мечты, забросила живопись и смирилась с безрадостной жизнью в Конуэе. Да, она побоялась защитить его тогда, двенадцать лет назад. Но сейчас-то она хочет помочь ему! И уж конечно, она спала с ним не ради того, чтобы вспомнить прошлое.

Фиби остановилась как вкопанная, увидев открытую настежь входную дверь своего дома. Она насторожилась, почувствовав неладное, и осторожно вошла внутрь дома. Что-то зловещее было в гробовой тишине, царившей в комнатах.

С тех пор, как исчезла Салли, Фиби аккуратно запирала двери, уходя из дома. Почему же сейчас они были широко распахнуты с каким-то леденящим душу гостеприимством?

Она внимательно оглянулась, задержав внимание на стопке газет на полу и куче выстиранного белья. Все было так, как она оставила утром.

Фиби прошла по коридору, и единственным звуком, который она слышала, было биение ее сердца. Она заглянула в спальню и замерла в ужасе: будто ураган пронесся по ней. Содержимое ящиков и шкафов бесцеремонно вывалено на пол, лампы разбиты вдребезги, стеганое одеяло и простыни искромсаны ножом.

Фиби зажала рот рукой, чтобы подавить невольный крик, затем развернулась и побежала вниз к двери. Ей хотелось только одного — выбраться на свежий воздух, убежать подальше от этого кошмара, но вместо этого она почувствовала, как чьи-то крепкие руки схватили ее. Не осознавая что делает, Фиби начала судорожно вырываться.

— Фиби, прекрати! Это я, Бретт! — раздался громкий возглас, и Фиби подняла свои потемневшие от ужаса глаза. Забыв о недавней ссоре, она беспомощно прижалась к его груди.

— Слава Богу, это ты, — прошептала она. Дыхание ее постепенно успокоилось, и она слегка отстранилась, чтобы увидеть его лицо. Оно выражало озабоченность, но он не торопил ее с рассказом. — Когда я пришла домой, моя дверь была широко распахнута, — объяснила Фиби дрожащим голосом. — Я вошла в дом и обнаружила, что кто-то разгромил мою спальню.

Бретт тихо выругался.

— Как ты решилась войти в дом? Ведь там мог кто-то быть!

Фиби немного растерялась от его слов.

— Но там никого не оказалось, — сказала она, освобождаясь из его объятий.

Бретт был вне себя. Что-то ужасное происходило в Конуэе, и этот кошмар коснулся и дома Фиби. Когда он представил себе, что могло бы случиться, если бы она наткнулась на злоумышленника, его бросило в дрожь. Никто из них еще и словом не обмолвился о том, что этот взломщик, возможно, причастен к убийству Сью и похищению Салли, но такая мысль была достаточно обоснованной.

— Обещай мне, что будешь более осторожной, если это повторится еще раз, — настойчиво попросил Бретт. Ему хотелось обнять и приласкать ее, но ситуация была слишком напряженной.

Фиби молча кивнула.

— Я просто не подумала об этом, — сказала она. — Ничего подобного раньше не случалось.

Бретт протянул руку.

— Ну что ж, пойдем посмотрим на твою спальню.

Перешагивая через битое стекло от ламп, Бретт подошел к кровати, на которой они с Фиби провели прошлую ночь, и коснулся пальцами порезов на простынях и матраце. Было ясно, что они сделаны большим охотничьим ножом, но это предположение никак не проясняло случившегося. Почти у каждого мужчины в городе был охотничий нож. Но почему это было сделано именно в спальне Фиби? И имело ли это отношение к похищению двух маленьких девочек?

— Что-нибудь пропало, Фиби? — спросил Бретт.

— Я не хранила здесь ничего ценного, за исключением нескольких украшений. Вряд ли я смогу что-то сказать, пока не разберусь в этом бардаке, — сказала Фиби, слегка всхлипывая. Все это время, пока он осматривал комнату, она стояла в дверях, покусывая губы.

Бретт тут же подошел к ней. Он чувствовал жалость и нежность к этой женщине.

— Мне не хочется этого делать, но нам следует позвонить Бену, — прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы.

 

Глава девятая

Двадцатью минутами позже прибыл Бен. Оглядывая разгромленную спальню Фиби, он тяжело вздыхал и покачивал головой.

— Не нравится мне все это, — сказал он. — На самом деле не нравится.

Он вошел в комнату и остановился около кровати, проводя рукой по изрезанным простыням. — Похоже, что это сделано охотничьим ножом, — сказал он, повторяя недавнее предположение Бретта. — Теперь я хотел бы расспросить тебя кое о чем, Фиби. Ты пришла домой из магазина и увидела, что дверь широко распахнута. Когда ты поднялась наверх, то обнаружила беспорядок. А Бретт оказался здесь случайно несколькими минутами позже?

— Не совсем так, — сказала Фиби и бросила взгляд на Бретта. Она все еще не знала, почему он последовал за ней, но была благодарна ему за то, что он пришел. — Я заскочила к Бретту перед тем как пойти домой. Мы поспорили, я убежала, а он последовал за мной.

— Понятно, — сказал Бен, хотя было очевидно, что он ничего не понял. — Что-нибудь пропало?

— Пока не могу определить, — сказала Фиби твердо, удивив Бретта самообладанием, с которым она держалась. — У тебя есть какие-нибудь предположения?

Шеф полиции ответил ей встречным вопросом:

— Об этом я собирался спросить у тебя.

— Если не возражаете, кое-какие соображения есть у меня, — произнес Бретт, и Бен кивнул в знак согласия. — Но я думаю, что Фиби чувствовала бы себя лучше, если мы поговорим об этом внизу.

Фиби благодарно кивнула и вышла из комнаты вместе с мужчинами. От нее не ускользнуло то, что Бретт слегка поддерживал ее, когда они спускались вниз. Если он раскаивается в сказанном ранее, она готова простить его.

В гостиной Бретт и Фиби расположились на диване, а Бен уселся перед ними на стул.

— Ну, что скажешь, Бретт? — спросил Бен сразу же, как только они сели.

— Думаю, кто-то пытается запугать Фиби, потому что мы продолжаем копаться в прошлом, — предположил Бретт. — И, как мне кажется, наше расследование смерти Сью — единственная причина случившегося. Это говорит о том, что мы не далеки от разгадки.

— Что? — вопрос прозвучал подобно взрыву. — Ты хочешь сказать, что вы ведете какое-то расследование?

— Да, — сказала Фиби определенно. — Мы так же, как и ты, хотим выяснить, что случилось. И спорить об этом не имеет смысла.

Бен упер руки в боки и глубоко вздохнул.

— И поэтому кто-то разгромил твою спальню?

— Именно поэтому, — подтвердил Бретт.

— Ты что, полагаешь, это тот самый человек, который убил Сью? Или похитил Салли Флеминг?

— Я вообще считаю, что оба этих преступления совершил один и тот же человек, — сказал Бретт, и Фиби кивнула.

— А еще что вы думаете? — спросил Бен с нетерпением.

— Конечно, веских оснований думать, что именно этот убийца был в доме Фиби, нет, — медленно сказал Бретт — он еще не обдумал до конца все детали. — Это мог быть некто, заинтересованный в сокрытии тайны похищения Салли.

— Да, — сказала Фиби задумчиво. — Или кто-то, кто не желает, чтобы с Бретта были сняты подозрения.

Бен поерзал на стуле и провел рукой по своим редеющим волосам. Ему явно надоело выслушивать предположения Бретта.

— Ну что, вы закончили? — спросил он раздраженно. — Уверен, что вы могли бы и дальше развивать ваши теории, но это нас никуда не приведет. — Властный голос Бена понизился. — А теперь, прежде чем я продолжу, нужно кое-что разъяснить. Вы оба должны прекратить играть в частных детективов. И не смотри на меня так, Фиби. Я знаю, ты не любишь, когда тебе указывают, что делать, но если Бретт прав и кто-то на самом деле не хочет, чтобы ты ворошила эту старую историю, тогда твое расследование может плохо кончиться для тебя.

— Ты прав, Бен, — сказала Фиби, приподняв подбородок. — Я не люблю, когда мне указывают, что делать.

Они обменялись враждебными взглядами. Ни один не уступил бы ни на йоту, а Бретт, хотя и был согласен с мнением Бена относительно их расследования, не собирался поддерживать его. У них с Фиби будет уйма времени, чтобы обсудить это потом. Он прокашлялся, чтобы привлечь их внимание.

— Я думал, ты хочешь задать несколько вопросов, Бен, — сказал он.

Полицейский перевел взгляд с Фиби на Бретта.

— Да, именно это я и собираюсь сделать, — сказал он резко, не желая продолжать спор с Фиби. — Ты говоришь, дверь была открыта, когда ты пришла домой. А ты закрывала ее, когда уходила сегодня утром?

Утром Фиби проснулась счастливая в объятиях Бретта. Но затем последовало известие о страшной находке. Она быстро оделась и поспешила к Энни, чтобы выяснить подробности. Фиби наморщила лоб. Она изо всех сил старалась вспомнить, закрывала дверь или нет.

— Не знаю, — в конце концов сказала она. — Я была очень расстроена, когда выходила из дому этим утром, и могла забыть.

— Ясно. Следующий вопрос: у кого-нибудь есть дубликат ключа?

— У Энни, — ответила Фиби.

— А у кого-нибудь еще, кроме Энни?

Фиби отрицательно покачала головой.

— Где хранится запасной ключ?

— В пепельнице на кухне, — сказала Фиби, вставая. — Подождите, пойду взгляну, там ли он.

— После этого ты спросишь у нее, кто мог взять этот ключ, а потом положить его на место без ее ведома? — спросил Бретт спокойно, когда девушка вышла из комнаты. — Ты спросишь ее, мог ли это быть я? Не так ли, Бен?

Глаза Бена смотрели на Бретта с откровенной неприязнью.

— Не думал, что ты настолько сообразителен, Бретт.

Приход Фиби прервал их словесный поединок.

— Ключ на месте, — сказала она озабоченно. — Думаю, что никто не мог взять его.

В этот момент раздался звонок в дверь. Фиби пошла открывать. На пороге стояла Энни.

— О, дорогая, я так торопилась, — воскликнула она смущенно. — Господи, мало нам всего, что случилось, еще и этот кошмар.

Фиби впустила сестру в дом, смиренно пожимая плечами и закрывая дверь.

— Бен, я надеюсь, ты найдешь мерзавца, который учинил этот погром? О, здравствуй, Бретт.

— Здравствуй, Энни, — сказал Бретт, приподнимаясь с дивана, но Энни уже смотрела на сестру. Поздоровавшись с ним из вежливости, она больше не желала замечать его присутствия.

— Дорогая, не знаю, успел ли сказать тебе это Бен, но я хотела бы, чтоб ты переночевала сегодня у меня. Нельзя оставаться здесь после того, что случилось. — Энни говорила так, как будто все уже было решено.

Фиби беспомощно взглянула на Бретта. Ей хотелось, чтобы он первым сделал такое предложение.

— Бен, ты уже закончил с Фиби? Я хочу немедленно забрать ее к нам домой, — произнесла Энни голосом, не терпящим возражений.

— Нет, сестренка. Очень мило с твоей стороны пригласить меня к себе, но в этом нет необходимости. Я уже взрослая женщина. Со мной все будет в порядке.

— Я тоже думаю, что тебе следует провести эту ночь у нас, — сказал Бен, не обращая внимания на возражения Фиби. — Почему бы тебе не собрать сумку, пока я буду составлять отчет?

— Я поднимусь с тобой наверх, — быстро сказала Энни, не давая Фиби возможности сказать «нет». Фиби начала было отказываться, но в конце концов последовала за сестрой.

— Ты ошибаешься на мой счет, Бен, — сказал Бретт, когда женщины уже не могли их услышать. — Когда-нибудь я смогу доказать это, и тебе придется извиниться.

— Не дождешься, Бретт, — сказал Бен, вытаскивая ручку из кармана и направляясь к столу. — В противном случае это будет не последний труп маленькой девочки.

Фиби чувствовала себя в гостиной Энни, словно в клетке. Это ощущение в точности отражало ее теперешнее состояние. И хотя после сегодняшних событий ей определенно не хотелось больше оставаться одной, она чувствовала бы себя гораздо увереннее с Бреттом. Они могли бы довести до конца спор о причастности похитителя девочек к разгрому ее спальни или, может быть, были бы в объятиях друг друга. Мысли о Бретте заставили ее улыбнуться.

Фиби не знала, что именно Бретт и Бен обсуждали сегодня днем. Знает ли Бен, что их тайная бухта находится поблизости от того места, где был найден скелет Сью? Понимает ли Бретт, что она любит его?

Лицо Бретта все еще стояло перед ее глазами. Оно выражало тревогу и сострадание.

— Фиби, мы с Беном должны поговорить с тобой.

Фиби была так поглощена своими мыслями, что вздрогнула от внезапно прозвучавшего голоса сестры. Войдя в комнату вместе с Беном и устроившись на любимой кожаной софе, доставшейся ей по наследству, Энни пригласила всех подсесть поближе. Фиби села на такое же кожаное кресло, озадаченная чересчур серьезным видом родственников.

— Дети уснули? — вежливо спросила она, и Энни кивнула. — Я знаю, они были сегодня очень расстроены из-за Сью, — продолжила Фиби, а затем замолчала. — Но вы ведь не об этом собираетесь со мной поговорить, да?

— Мы хотим поговорить о Бретте, милая, — сказала Энни и взглянула на своего мужа. — Мы не знаем с чего начать, но...

— Постойте, постойте, дайте мне угадать, — саркастически перебила их Фиби, сузив глаза. — Вы хотите предупредить меня, что он очень опасен. Вы думаете, что он убил Сью и похитил Салли. И еще вы скажете, что в ночь похищения Сью он каким-то образом умудрился оказаться сразу в двух местах, хотя все мы знаем, что он был со мной и никакого отношения не имел к похищению девочки. А теперь он приехал в город на похороны матери и решил пожертвовать своей карьерой преуспевающего писателя ради того, чтобы украсть вторую маленькую девочку. Должно быть, все так и было.

Бен и Энни обменялись тревожными взглядами.

— Фиби, — спокойно начала Энни, не обращая внимания на тираду сестры. — Знаешь ли ты что-нибудь об отце своего друга?

Фиби не ожидала такого поворота темы и теперь должна была осмыслить вопрос. Отца Бретта? Ни он, ни Синтия никогда не рассказывали о нем. Фиби думала, что Бретт незаконнорожденный ребенок.

— Я не понимаю, при чем тут его отец? — спросила она.

На этот раз заговорил Бен.

— Фиби, мне не следовало бы рассказывать тебе об этом, чтобы не мешать ходу расследования, но видя, сколько времени ты проводишь с Бреттом, мы с Энни решили: кое-что тебе все же следует знать.

— Знать что? — взорвалась Фиби. — О чем вы говорите?

Бен вздохнул.

— Думаю, ты знаешь, что Бретта подозревают в обоих преступлениях. — Бен не обратил внимания на недовольное фырканье Фиби. — Как полагается при расследовании, я проверяю прошлое подозреваемых, И не найдя никаких данных о Бретте здесь, в Конуэе, я позвонил в тот округ, откуда они с Синтией приехали, и попросил выслать копию его свидетельства о рождении.

Бен замолчал, собираясь с мыслями, и это очень напугало Фиби. По его лицу, всегда такому открытому, было видно, что он обнаружил что-то ужасное в прошлом Бретта, даже, может быть, еще более ужасное, чем ее предательство.

— Отца Бретта звали Сэм Джоукс. И я, черт возьми, решил навести кое-какие справки и выяснить все что можно об этом человеке.

Бен снова замолчал и бросил взгляд на Энни, которая в этот момент наклонилась вперед, придвигаясь к сестре.

— Милая, Сэм Джоукс умер в прошлом году в больнице для душевнобольных. Он находился там в течение двадцати лет.

Фиби молча пыталась осмыслить сказанное. Ее интересовало, знал ли Бретт о болезни отца? И почему Бен и Энни рассказали ей это? Какое отношение к Бретту имеет болезнь Джоукса, и при чем здесь трагедии, случившиеся в Конуэе?

— Фиби, — мягко сказала Энни. — Ты слышала, о чем я говорила тебе?

— Да, слышала, — равнодушно ответила Фиби; ничто не изменилось в ее отношении к Бретту. — Но я не понимаю, зачем вы рассказываете мне это.

Энни сделала многозначительную паузу. Заговорил Бен:

— А что, если Бретт унаследовал болезнь своего отца? Что, если все же именно он похитил Сью двенадцать лет назад? Предположим, ты была с ним в ту ночь, но Бретт мог где-нибудь спрятать Сью, потом встретиться с тобой, а затем вернуться и закончить начатое? — продолжил Бен. — Можно также допустить, что, вернувшись на место своего давнего преступления, он снова почувствовал в себе пробуждение темных инстинктов, вызванных психическим расстройством.

— Более идиотских предположений я никогда не слышала. — Фиби раздраженно покачала головой. — Тогда объясните мне, кто вломился в мой дом и разгромил мою спальню. Только не забудьте, что я помогаю Бретту. Вы даже не можете найти мотивов, по которым он мог сделать это.

— Поэтому мы и предполагаем, что кто-то еще замешан в этих преступлениях. Или, возможно, сам Бретт хочет напугать тебя, опасаясь, что ты невольно докажешь его вину? — продолжал выдвигать гипотезы Бен. — Ведь если ты была с ним перед тем, как обнаружила случившееся, это еще не значит, что он не мог сделать этого раньше.

Фиби сжала руками голову и закрыла глаза.

— Я не верю вам! — В ее ушах стоял вкрадчивый голос сестры и грубо беспристрастный голос Бена. — Вы говорите чепуху! Безумие отца еще не означает безумия сына. Безумцы не пишут книг, не оплакивают умерших матерей на похоронах и не переживают за пропавших детей.

— Перестань, Фиби, — остановила ее Энни. — Просто подумай о том, что мы сказали. И ради Бога, будь осторожнее.

— Не беспокойся, — сказала Фиби. — Я буду осторожна, но уверяю тебя: Бретт не тот человек, которого следует остерегаться. Кто-то другой учинил погром в моей спальне, понимаешь? А сейчас, если не возражаете, я пойду спать.

Она встала и гордо вышла. Бен с Энни снова обменялись тревожными взглядами, покачивая головами.

На следующий день, когда Фиби шла по направлению к дому Бретта, наслаждаясь благоуханием азалий, красотой их бутонов, окрашенных полуденным солнцем в ярко-желтый цвет, она вспомнила, как однажды сказала Кэрку, что на юге красота воспринимается как нечто само собой разумеющееся, поскольку ее так много вокруг.

Фиби машинально одернула белую юбку и поправила полосатую рубашку. Они с Энни провели большую часть дня, приводя в порядок ее спальню, и у нее не было особого желания наряжаться, когда позвонил Бретт и пригласил ее пообедать. Кроме того, внезапное переодевание вызвало бы у сестры ненужные подозрения, хотя, по предположению Фиби, та и так догадывалась, куда идет сестра.

Фиби уже была перед входной дверью, когда на пороге дома появился Бретт, одетый в выцветшую джинсовую пару. Меньше всего он походил на душевнобольного. Бретт улыбнулся, увидев ее.

— Выглядишь великолепно и так же ошеломительна, как океанский бриз, — сказал он. Эти слова напомнили ей прошлое: он говорил так перед тем, как судьба разлучила их. Все еще улыбаясь, Бретт пропустил ее вперед. — Но что-то я, кажется, упустил? А, я же собирался подогреть булочки!

Фиби очень не хотелось портить его беззаботное настроение, но она знала, что рано или поздно ей придется это сделать. С тех пор, как Бретт вернулся в Конуэй, он редко улыбался, и она дорожила его улыбками, как сокровищем. Чтобы смягчить предстоящий разговор, Фиби поцеловала его в губы, поднявшись на цыпочки и опираясь на его огрубевшие от ежедневной работы в саду руки. Удивление, с которым он принял этот поцелуй, несколько отрезвило ее, напомнив о недавних разногласиях.

— Я думала, мы пойдем обедать к Сэму, — Фиби старалась, чтобы ее голос звучал весело.

Она не случайно вспомнила этот ресторанчик, основными блюдами в котором были хот-доги, гамбургеры и французское жаркое. Когда они были детьми, заведение Сэма было неизменным местом сборища молодежи. Фиби даже как-то подрабатывала там официанткой, пока отец не узнал и не запретил ей эту неподобающую дочери мэра работу. В то время она не решалась показываться там вместе с Бреттом.

— У тебя есть какие-нибудь особые причины? — спросил Бретт. Он не хотел идти ни к Сэму, ни куда-либо еще, даже вместе с Фиби. Ему надоело быть объектом всеобщего любопытства и обсуждения.

— Есть, — ответила она, внимательно наблюдая за его реакцией. — Во-первых, я думаю, мы могли бы там кое о чем поговорить, а во-вторых, неплохо было бы в твоем положении появиться где-нибудь в общественном месте. Это показало бы всем, что ты и не думаешь прятаться.

Бретт отрицательно покачал головой и приложил два пальца к ее губам, не дав ей закончить свои объяснения.

— Послушай меня, Фиби, — сказал он. — Я тоже много думал, и я не хочу продолжать расследование, которое подвергает тебя опасности. Я не хочу повторения вчерашних событий.

— Но тебе не о чем беспокоиться, — запротестовала Фиби. — Я сменила замки сегодня.

— Ну и что? — сказал он, раздраженный ее упрямством. — Если кто-то в твоих действиях чувствует опасность для себя, его не остановят закрытые двери. Он может предпринять что-нибудь, когда ты будешь одна в магазине или когда будешь возвращаться домой.

— Но не могу же я, закрывшись, сидеть дома, — сказала Фиби. Ее тронула его забота, но она не могла согласиться с такой позицией.

— Никто и не говорит об этом, я только прошу тебя прекратить расследование. Возможно, настало время разобраться мне во всем самому. Согласна?

Он хотел получить от нее утвердительный ответ, но она не могла дать его. Разве он не понимает, что ему необходима ее помощь, что люди в Конуэе просто не станут разговаривать с ним?

— Не понимаю, что мешает нам сходить пообедать к Сэму. — Фиби удалось уклониться от ответа на его вопрос.

Бретт пристально посмотрел на нее, чувствуя, что его подруга не собирается идти ни на какие компромиссы, и пожал плечами. Его красивое лицо было таким взволнованным в эту минуту, что ей захотелось, чтобы Бен и Энни с их невыносимой подозрительностью, могли увидеть его.

— Значит, к Сэму? — сказал он в конце концов. — Тогда пойду переоденусь.

Через полчаса они уже сидели за столиком ресторана, перелистывая меню. Было еще рано, и в ресторане кроме них находились только пожилая пара и несколько старшеклассников. Бретт жалел, что не остался в доме своей матери. И вообще, не слишком ли часто Фиби принуждает его делать что-то против его воли? Обычно он не был таким уступчивым, но, с другой стороны, он и не жил в Конуэе, в атмосфере подозрительности и недоброжелательности.

Он снова взглянул в меню, изрядно изменившееся за эти годы: в основном предлагались гамбургеры и чизбергеры. Но еще в списке были булочки с беконом, грибами и сыром... Вдруг он удивленно улыбнулся, и Фиби рассмеялась.

— Тебя, наверное, развеселили диетические булочки из соевых бобов, украшенные брюссельской капустой? — Фиби продолжала смотреть на него смеющимися глазами.

— Да, особенно булочка для вегетарианцев. «Длинная булочка с брюссельской капустой, помидорами, салатом и соусом», — прочитал он вслух. — Это что-то новенькое.

Фиби снова засмеялась. Сейчас она выглядела столь же молодой, как тогда, когда он так самозабвенно любил ее. Сознание Бретта опять перенесло его в прошлое, воскресив образ совсем юной девушки, с которой он так ни разу и не побывал у Сэма. Двенадцать лет назад он мог только мечтать о том, чтобы пригласить ее сюда. И если бы она тогда приняла его предложение, это бы — ни много ни мало! — означало, что они будут вместе. Но этого не случилось. Он отвел от нее глаза, опустив взгляд на потертый стол. Сейчас они здесь, но это уже совсем другое.

Фиби заметила тень, пробежавшую по его лицу, но даже если бы она видела сейчас его глаза в тусклом освещении ресторана, то ничего не смогла бы прочитать в них.

Кто-то откашлялся, и, обернувшись, она увидела Сэма, стоящего рядом с их столиком, — небольшого роста человека с блестящей лысиной, отбрасывающей блики от тусклого освещения ресторана. Всегда строгий в общении с посетителями, сейчас он добродушно улыбался.

— Ну, здравствуй, Бретт Кроуз, — сказал он, протягивая руку. — А я ждал, когда ты придешь сюда.

— Не мог не заехать, Сэм, — сказал Бретт, пожимая руку хозяину ресторана.

— Боже, вот ведь как бывает! Сэм перевел взгляд с. Фиби на Бретта. — Когда-то ты часто заглядывал сюда, правда, давненько это было. Я слышал, ты теперь живешь в Нью-Йорке?

— К счастью, да. Судя по тому, как на меня здесь смотрят, лучше было бы вообще сюда не приезжать.

Сэм рассеянно поглаживал лысину.

— Если хочешь знать, я искренне расстроен тем, как тебя встретили в Конуэе, и не верю ни одному слову из того, что о тебе здесь говорят.

— Спасибо, Сэм. — Бретт бросил взгляд на Фиби. — Когда люди верят в тебя, это уже немало.

— Ладно, так что принести вам? — Сэм опустил руку в карман передника за блокнотом, но сделал это так неуклюже, что можно было подумать, ему не часто приходится принимать заказы.

— Ты никогда не говорил мне, что близко знаком с Сэмом, — сказала Фиби, когда тот отошел от стола. Она видела, что мрачное настроение, владевшее Бреттом до появления хозяина ресторана, почти улетучилось.

— Я много чего не рассказывал тебе, — ответил Бретт. — Держу пари, что ты даже не знаешь, что я придумал когда-то рекламный текст для Сэма.

Фиби сморщила нос и засмеялась.

— Может быть, в этом твое призвание? Ты мог бы сделать, наверное, карьеру в рекламном бизнесе. О чем еще ты мне не рассказывал?

Он перегнулся через стол и дотронулся до ее носа.

— О том, что когда ты смеешься, у тебя на носу появляются смешные морщинки!

— Бретт! — Фиби засмеялась, отстраняясь от его руки.

— А еще, — продолжал Бретт, — я не рассказывал тебе, что никогда не видел более красивых женских ног, чем у тебя.

Фиби невольно скрестила ноги под столом.

— Ты заставляешь меня краснеть.

— Мне нравится, как ты краснеешь.

Бретт положил локти на стол, его глаза поблескивали от удовольствия.

Фиби покраснела еще сильней, явно смущенная такой переменой в его поведении, и не сразу нашлась, что ответить на игривые комплименты Бретта.

В этот момент дверь ресторана открылась и вошли Джон и Гарри Дейве. Бросив быстрый взгляд на их стол, Джон отвернулся, а изумленный взгляд Гарри остановился на Фиби, потом перешел на Бретта. Его подбитый глаз был заметен даже издали.

— Он смотрит на нас, как будто бы я злой Волк, а ты Красная Шапочка, — заметил Бретт сухо. Его настроение опять испортилось. Он откинулся на спинку стула и вопросительно посмотрел на Фиби. Ему не хотелось посвящать ее в причину их ссоры с Гарри отчасти из-за того, что она приходила заступаться за него. Но ему было любопытно послушать, что она скажет.

— Почему бы тебе не поинтересоваться, за что я ударил Гарри? — спросил он.

— Ну, хорошо, — ответила она. — За что ты ударил его?

— У меня было много на то причин, — сказал Бретт, — но терпение лопнуло при оскорбительном упоминании о моей матери.

Фиби прикусила губу. Уже не в первый раз она пыталась поставить себя на место Бретта. Для невиновного человека, засыпанного обвинениями, он демонстрировал отменную сдержанность, и Фиби не осуждала его за драку с Дейве. Но она не знала, как сказать ему об этом.

Бретт неправильно истолковал ее молчание и постарался подавить растущее в душе негодование.

— Ты, наверное, считаешь, что мне следовало развернуться и уйти?

Фиби на мгновение задумалась и кивнула.

— Я действительно так считаю, — сказала она, и Бретт еще плотнее сжал губы. — Но если бы я была на твоем месте, я, наверное, поступила бы так же.

Ее слова поразили Бретта, и, вместо благодарности за поддержку, Фиби услышала:

— Как? Ты за то, чтобы еще сильнее накалить обстановку в своем горячо любимом Конуэе?

Она смотрела на него спокойно, нисколько не обидевшись на намек о ее нелепой привязанности к Конуэю.

— Наш городок — это лишь маленькая точка на карте, Бретт, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Но ведь главное — люди.

— Но если так, тогда почему ты не уехала?

Бретту искренне хотелось знать причину. Он был абсолютно убежден, что Фиби никогда не могла бы быть счастлива в городе, настолько изолированном от остального мира.

— Пожалуй, у меня никогда не было достаточно оснований для переезда, — ответила она, и Бретт подумал, что он мог бы стать таким основанием, если бы она дала ему шанс.

— А живопись? — спросил он. — Разве это не веская причина, чтобы уехать?

Фиби вздохнула. Она так давно не занималась живописью, что теперь не была уверена, что это увлечение достаточно сильно, чтобы изменить ее жизнь. Но если бы она отказалась сейчас разговаривать с Бреттом на эту тему, он бы окончательно перестал доверять ей.

— Едва ли. — Фиби с сомнением покачала головой. — После того, как ты уехал из города, я нарисовала одну-единственную картину. Не знаю, почему, но у меня пропал интерес к творчеству. Да и вообще, с твоим отъездом жизнь как-то угасла в этом городе, по крайней мере, для меня, а я всегда черпала вдохновение из общения с людьми. Понимаешь?

Бретт кивнул. Он понял самое главное — что нравится ей.

— Значит, ты бросила живопись?

Фиби вздрогнула. Вопрос был задан с безжалостной прямотой. Да, она бросила живопись, и при этом утратила нечто большее — свою личность.

— Можно сказать и так, — проговорила она задумчиво. — Вероятно, ты был прав, когда утверждал, что я сама себя обманываю, думая, что мама и Боб не смогут обойтись без меня. Может быть, я действительно пыталась оправдать таким образом свое пребывание здесь.

Бретт провел рукой по волосам. Она упомянула о вчерашнем разговоре, и у него появилась возможность извиниться, хотя большая часть его слов была правдой.

— Я был слишком суров с тобой вчера, — наконец произнес он. — Мне не следовало говорить, что я занимался с тобой любовью только в память о прошлом.

— Все в порядке, — сказала Фиби, хотя глаза ее смотрели печально. Было очевидно, что Бретту трудно говорить об их новых взаимоотношениях, и она не собиралась слишком долго останавливаться на этой теме. Кроме того, им и так было о чем поговорить. Возможно, ей не удастся заставить его полюбить себя снова, но она надеялась помочь ему.

Однако их разговор был прерван подоспевшим обедом: Сэм принес гамбургеры, французскую картошку и молочные коктейли.

— Я сам приготовил эти булочки, — похвастался он, прежде чем оставить их одних.

Радуясь передышке в разговоре, Бретт откусил кусочек булочки, начиненной соленым сыром, и одобрительно кивнул. Он уже жалел о произнесенных словах. Ему не хотелось, чтобы она анализировала его чувства.

— Никогда не ел ничего подобного, — сказал он.

Фиби едва слушала его.

Еще два человека вошли в ресторан и тут же бросили любопытные взгляды на Фиби и Бретта. И хотя Фиби знала их обоих, ни один из них не поздоровался с ней. Она заметила, как губы Бретта плотно сжались.

— Похоже, это была не очень хорошая идея — пообедать здесь, — проронил он. — Не понимаю, как мы сможем хоть что-нибудь узнать, если люди избегают нас.

— Все равно нам нужно было поговорить, Бретт, — сказала Фиби, сознательно не замечая горькой иронии его слов. — И хотя ты против расследования, нам лучше держаться вместе и проверить некоторые факты. Я подозреваю кое-кого.

Говоря это, Фиби была почти уверена, что Бретт откажется, и поэтому, пока он обдумывал ее предложение, она судорожно подыскивала в уме новые аргументы. Бретт же, в свою очередь, решил не разубеждать ее.

— Хорошо, я согласен. Но кто эти подозреваемые?

— Те, кому ты больше всего не нравишься, — поспешно сказала Фиби, заметив, что Гарри Дейве наблюдает за ними. — Я все больше убеждаюсь, что убийца специально подстроил, чтобы все считали преступником тебя. — Бретт, подперев голову рукой, размышлял над ее словами, а Фиби продолжала: — Подумай сам, Бретт. Скелет найден рядом с нашей бухтой. Значит, кто-то бросил туда тело в надежде, что оно потом будет найдено.

— Довольно надуманно, Фиби. Ведь можно утверждать и обратное: кто-то бросил тело в глухом месте, потому что не хотел, чтобы оно было найдено.

— Допустим, — согласилась Фиби. — Но почему же тогда ребенок похищен именно у твоих соседей? Не у моих, не у Энни или кого-нибудь еще в городе? Почему именно Сью?

— Фиби, неужели ты и в самом деле думаешь, что кто-то ненавидел меня так сильно, что решился убить ни в чем не повинного ребенка только ради того, чтобы насолить мне?

— Я как раз собиралась спросить, нет ли кого у тебя на примете?

— Как же, есть, — сказал он тут же. — Кэрк, например.

— Господи! Ну при чем здесь Кэрк? — Фиби была явно шокирована.

Бретт наклонился к ней и терпеливо принялся объяснять:

— Он жил через улицу от меня и Флайдов. Он мог видеть, как я разговаривал со Сью в ту ночь, и мог улучить удобный момент для действий.

— Чушь! — воскликнула Фиби.

Бретт, не слушая ее, завершил ход своих мыслей.

— Из всех жителей городка он больше всех был заинтересован в моем изгнании. Он влюблен в тебя, дорогая. Что, если ему стало известно о наших отношениях? Что, если это сводило его с ума? А теперь я вернулся в город, и мы опять проводим время вместе. Чем не причина похитить Салли? Если это сработало однажды, почему бы не попробовать еще раз?

— Блестяще, — сказала Фиби, воспользовавшись паузой. — Если бы не одно обстоятельство, которое не вяжется со всеми этими предположениями.

— Какое же?

— Кэрк никому не способен причинить зла. — В ее голосе слышалось возмущение. — Он и мухи не обидит. Поверь мне, Бретт!

Бретт почесал голову и пожал плечами. Фиби права. Он плохо знал Кэрка, но помнил, что тот всегда был безобиден.

— Но ты же не будешь отрицать, что он влюблен в тебя.

— Не буду, — сказала Фиби, вздыхая. — И я люблю его, но только не так, как он хочет. К сожалению, он не может понять этого.

Фиби откусила кусочек булочки. В этот момент ее взгляд встретился со взглядом Гарри Дейве на другом конце зала, и она тут же отвела глаза.

— Гарри Дейве тоже не любит тебя, — с отсутствующим видом сказала Фиби спустя несколько минут. — Он как-то заходил ко мне в магазин и советовал держаться от тебя подальше. Кстати, сейчас он не перестает пристально рассматривать нас.

— К чему ты клонишь? — Бретт положил свой гамбургер на тарелку и внимательно посмотрел на нее.

— Может быть, ему удалось найти скелет потому, что он точно знал, где его искать.

— Погоди-ка, — Бретт покачал головой. — Да это один из самых надежных парней, каких я когда-либо знал.

— Разве ты забыл, что произошло между вами? Такие обиды не скоро забываются. — Фиби упорно стояла на своем.

— Я не думал, что ты знаешь об этом, — сказал Бретт, скривив рот в изумлении. — Но это же смешно! Со дня окончания школы прошло почти пятнадцать лет. Правда, недавно я встретил его на улице, и он посмотрел на меня с такой ненавистью...

— Наверное, с тобой у него связаны не самые приятные воспоминания. — Фиби, увлекшись разговором, совсем забыла об обеде.

— Глупо тогда все вышло, ведь он был превосходный игрок, — сказал Бретт, вспоминая. — И чертовски гордился этим. Но я знал, что смогу переиграть его. Кто же мог предположить, что он полшколы посвятит в наше пари? Я-то ему предложил встретиться один на один, без свидетелей.

— Даже Энни оказалась там. Я помню, как она рассказывала мне об этом, — вставила Фиби.

— И все равно это была самая лучшая игра, в которой я когда-либо принимал участие. На каждый мой точный бросок он отвечал своим, не менее точным. Затем, когда я оттеснил его и занял более выгодную позицию, он забежал мне за спину, но по несчастной случайности споткнулся, упал и сломал ногу, — продолжал Бретт. — Его баскетбольный сезон был закончен, а виноватым в этом оказался я. Похоже, он рассчитывал получить баскетбольную стипендию колледжа. Неудивительно, что он до сих пор держит на меня злобу.

Бретт посмотрел в другой конец зала и наткнулся на внимательный взгляд Гарри. На этот раз Дейве не отвел глаз, а только чуть прищурился.

— Ты ему определенно не нравишься, — сказала Фиби, и, прервав эту дуэль взглядов, Бретт повернулся к ней.

— Я многим не нравлюсь в этом городе, — сказал он, принимаясь снова за свой гамбургер. — К примеру, твоему зятю Бену, но ты же не станешь утверждать, что это сделал он. Не так ли?

Фиби неодобрительно посмотрела на него.

— Конечно, я не думаю, что это Бен. Он все же шеф полицейского участка. Кто еще в городе что-нибудь имеет против тебя? — спросила она.

Раздумывая над вопросом Фиби, Бретт принялся за французское жаркое.

— Может быть, все-таки ты ошибаешься? Это мог сделать просто какой-нибудь сумасшедший.

Да, подумала про себя Фиби, тот, кто с виду кажется нормальным, а на самом деле больной. Тот, у кого в семье есть наследственные психические болезни. Прекрати, приказала она себе в следующий момент. Прекрати сейчас же! Это глупые подозрения.

— Фиби, что случилось? — Бретт озабоченно свел брови. — Ты побледнела.

— Ничего, — сказала Фиби, силясь улыбнуться. Как такое вообще могло прийти ей в голову? — Все в порядке, Бретт.

— Старик Эд Бирч, похоже, совсем сошел с ума, — сказал Бретт немного погодя. — Я как-то встретил его на улице. Он уже был в стельку пьян и, увидев меня, начал вопить что-то невразумительное об аде и грехах. Я едва смог скрыться от него.

Эд Бирч был достопримечательностью Конуэя. Фиби точно не знала, но предполагала, что он уже разменял седьмой десяток. Эд жил вместе с пожилой тетушкой и тратил большую часть своих денег на дешевое вино и виски. Бен несколько раз сажал его в городскую тюрьму за буйное поведение, четыре или пять раз ему промывали желудок, но этого хватало ненадолго, и он снова принимался за старое.

Фиби в задумчивости прищурила глаза, пытаясь представить себе Эда и то, на что он был способен. Некоторые жестокие дети насмехались над его потрепанным видом и бутылкой спиртного, постоянно торчащей из кармана. Поэтому можно было предположить, что Бирч не очень любит детей.

— Возможно, — сказала она. — Не знаю, почему я раньше не подумала о нем. Может быть, нам следует найти его и поговорить с ним завтра?

Бретт протестующе поднял руки.

— Нет-нет, — сказал он. — После того, что случилось вчера, я не хочу, чтобы ты совала свой нос всюду. Я сам поговорю с ним.

Фиби потягивала коктейль, наблюдая за Бреттом. Похоже, он беспокоится о ней. Ну что ж, это мило с его стороны, но не достаточно, чтобы удержать ее от разговора с Эдом.

 

Глава десятая

Уже поздним вечером они вышли от Сэма. Ночной воздух был неподвижен. В нем еще чувствовалась полуденная духота. Фиби хотелось, чтобы ветерок принес прохладу в Конуэй, но не единый лист на деревьях не шелохнулся.

Дорога была освещена только уличными фонарями, от которых тянулись длинные жуткие тени на тротуаре. Бретт шел совсем рядом, держа Фиби под руку.

— Я всегда хотел вернуться сюда, — сказал вдруг Бретт и подумал, сможет ли Фиби понять, что он имеет в виду. Ведь вернулся он сюда только из-за нее.

Они остановились. Фиби была так красива в свете уличных фонарей.

Внезапно они потянулись друг к другу, и их губы слились в жгучем поцелуе. Бретт занимался любовью со многими женщинами, но ни с одной из них он не испытывал таких эмоций, как с Фиби. Ему не терпелось заняться с ней любовью здесь, сейчас, посреди этой чудной ночи. Он крепко прижал к себе Фиби, и она почувствовала, насколько сильно его желание. Фиби едва слышно застонала от переполнявшей ее страсти. Но Бретт вдруг отстранил ее дрожащими руками.

— Не здесь, — сказал он сдержанно, восстанавливая прежнее расстояние между ними.

Фиби покраснела. Ее абсолютно не заботило, что кто-то может увидеть их, но настаивать на продолжении любовных ласк после того, как они были прерваны по его инициативе, она не могла.

Ночь была темная, за десять шагов уже ничего не было видно. Фиби и Бретт шли рядом, и она чувствовала себя в полной безопасности. Несмотря на все, что случилось, может быть, еще возможно восстановить их прежние отношения? Но для начала было бы необходимо избавиться от разобщающих их сомнений и недоговоренностей. Сейчас, похоже, удобный случай для этого.

— Бретт, расскажи мне о своем отце, — попросила Фиби и почувствовала, как он напрягся. Она тут же поняла, что не следовало говорить об этом. Связь, едва возникшая между ними, разрушилась с такой же быстротой, как возникла.

— Разве Бен тебе еще ничего не рассказал? — спросил он, понимая, что это слишком наивный вопрос. — Только не говори «нет», потому что я уже знаю о вашем разговоре.

— А я и не собираюсь! — обиженно ответила Фиби, понимая, что теперь будет нелегко спасти положение. — Я просто хотела узнать некоторые подробности о тебе.

Фиби пожалела, что заговорила на эту тему. Каждый раз, когда их отношения с Бреттом начинали налаживаться, обязательно случалось что-то такое, что подрывало их доверие друг к другу. Неужели так будет всегда?

— Что рассказал тебе Бен? — голос Бретта был по-прежнему резок.

— Он сказал, что твоего отца звали Сэм Джоукс и что он умер в прошлом году, — Фиби нарочно опустила наиболее важные факты.

Бретт остановился и сел на одну из скамеек, расставленных вдоль главной улицы Конуэя. Фиби последовала его примеру и села рядом с ним. Они смотрели в темноту, не решаясь заговорить о главном.

Бретт был не разгневан, а скорее печален. Следовало, конечно, ожидать, что Фиби затронет эту тему. Ее высокомерные родители не случайно нашептывали ей о его темном прошлом. Сам Бретт никогда не судил о людях по их родителям, но Фиби была воспитана в обществе, больше всего ценившем хорошее происхождение, и то, что она коснулась этой темы, только лишний раз доказывало, что она ненамного отличается от остальных жителей Конуэя.

— А он говорил тебе, что отец умер в больнице для умалишенных? — спросил Бретт, и Фиби кивнула. — Это правда, старик был сумасшедшим. — Бретт сделал паузу. — Теперь я могу точно сказать, в каком направлении работают мозги Бена. Он считает, что я такой же сумасшедший, как и мой старик, и это дает ему основание обвинить меня в похищении маленьких девочек.

Бретт умолк на какое-то время, а затем произнес медленно и печально:

— Сэм Джоукс никогда не был здравомыслящим человеком, как ни ужасно говорить такое о своем отце. Но дело в том, что я не считаю его своим отцом. Понимаешь, я увидел его впервые несколько лет тому назад в больнице для душевнобольных. Когда я входил в его палату, я был так взволнован, что у меня дрожали колени. Но волнение мое было напрасно. Он сидел на кровати, одетый в зеленый больничный халат, и, никого не замечая, смотрел прямо перед собой. У меня было такое чувство, что я один в комнате.

Моя мать никогда не рассказывала о Сэме. Никогда. Это была ее тайна. Но несколько лет назад мне потребовалось свидетельство о рождении. У матери его не оказалось, и я послал запрос в Техас. Мне прислали выписку, в которой значилась фамилия моего отца, — Джоукс.

Он снова замолчал. Где-то прокричала сова и запел сверчок. Однако Фиби не слышала ничего, кроме мягких слов Бретта.

— Честно говоря, я был удивлен, и мне захотелось выяснить, кто же этот человек. Я знал, что мать ничего не станет рассказывать, поэтому навестил свою тетю в Техасе и выпытал у нее все, что мог. — Сэм Джоукс слишком много пил, дрался и был очень упрям. Но, как ни странно, при этом он нравился женщинам. Когда моей матери было шестнадцать, она увлеклась им. Сэму было тогда почти двадцать пять. Моя мать забеременела от него, и когда он узнал об этом, то не захотел больше видеть ее. С годами он опускался все ниже и ниже: бросил работу, начал побираться на улицах, вид имел самый отталкивающий. Позднее он был арестован за нападение на двух молоденьких девушек. После обследования его признали шизофреником и поместили в больницу для душевнобольных. Ну что, выдающийся у меня отец?

— Извини, Бретт, — тихо сказала Фиби. Я ведь ничего этого не знала.

— И что больше всего меня поражает, так это то, к каким выводам приходят люди, подобные Бену. Он, вероятно, ничего не знает о шизофрении. Я же кое-что читал и разбираюсь в этом вопросе. Вовсе не обязательно, чтобы дети шизофреников похищали и убивали маленьких девочек. Тут нет никакой связи.

— Никто не обвиняет тебя, Бретт.

— Публично — нет, но меня осудили негласно. — Бретт встал, обессиленный собственным рассказом. — Идем, я провожу тебя домой.

Они шли молча, и Фиби чувствовала, что пропасть отчуждения, разделяющая их, теперь стала еще больше. Этот откровенный разговор вместо того, чтобы сплотить, разъединил их. Фиби хотелось кричать от отчаяния.

— Зайти за тобой на церемонию похорон Сью? — спросил Бретт, когда они добрались до ее дома.

Фиби прикусила губу. Она знала, что он сейчас обидится на ее слова, но другого выхода у нее не было.

— Я думаю, тебе не следует туда приходить, Бретт, — быстро сказала она, боясь, что он перебьет ее. — Твое присутствие многих огорчит. Все внимание будет сосредоточено на тебе, а не на церемонии. Я знаю, ты любил Сью, но твое присутствие на похоронах неуместно.

Бретт с горечью посмотрел на Фиби. Конечно, после всего, что он только что рассказал ей, какого ответа он мог еще ожидать? В сущности, она такая же, как ее отец, а он был всегда против их отношений, даже когда еще не знал о происхождении Бретта.

— Неуместно? С каких это пор стало неуместным чтить память невинно загубленной маленькой девочки, ставшей жертвой, может быть, чьей-то ненависти ко мне?

Фиби с удивлением смотрела на Бретта, он едва сдерживал гнев.

— Бретт, я понимаю твои чувства, — сказала Фиби мягко, — но все же не думаю, что жители Конуэя будут рады увидеть тебя на этой церемонии. Таким образом ты оттолкнешь людей, которых хорошо было бы иметь друзьями.

Бретт опустил глаза и потер лоб, но было не ясно, убедила она его или нет.

— Так я увижу тебя завтра? — неожиданно для самого себя спросил Бретт.

— Боюсь, что нет, — ответила Фиби с искренним сожалением в голосе. — Завтра после закрытия магазина моя мама устраивает обед в память о Сью. Меня будут ждать там...

— А меня нет, — закончил Бретт ее фразу.

Он и не надеялся провести этот день вместе с семьей Фиби, но ему чертовски надоело, что с ним обращаются, как с прокаженным. Фиби была готова заниматься с ним любовью, но тайно, она все еще боялась выдать свои чувства перед окружающими.

— Не утруждай себя объяснениями. Ты считаешь, что мне не стоит появляться на траурной церемонии, и не приглашаешь к обеденному столу Стефансенов. Не думаю, что нам вообще стоит встречаться после всего этого!

Он повернулся на каблуках и зашагал прочь, прежде чем Фиби успела ответить.

Маленькая церковь была заполнена горожанами. Фиби посещала службу каждое воскресенье, но уже давно не видела такого скопления людей в этой церквушке, расположенной на краю города. Казалось, здесь собрались все жители Конуэя, кроме миссис Флайд и Бретта Кроуза. Дорис решила остаться наедине со своими воспоминаниями, а Бретт последовал совету Фиби. Сама же Фиби теперь размышляла, в тревоге покусывая губу, правильным ли было ее решение и не будет ли отсутствие Бретта воспринято как подтверждение его вины?

— Бретт придет? — Это вопрос задала Энни, приехавшая вместе с Беном и детьми и подсевшая к ней. Сестра Фиби была одета в белое летнее платье, которое резко контрастировало со строгим черным костюмом Фиби. Смерть Сью никоим образом не коснулась жизни Энни, подумала Фиби.

Она отрицательно покачала головой в ответ.

— Я велела ему не приходить, — прошептала она. — Мне казалось, его присутствие обозлит многих горожан.

— Ты поступила мудро, — шепотом ответила Энни. — Люди настроены против него.

Движение на другом конце скамьи отвлекло внимание Фиби, она обернулась и увидела протискивающегося в ее сторону Кэрка Паркленда. Он извинялся перед каждым сидящим, пока не плюхнулся неуклюже рядом с ней.

— Привет, Фиби, — улыбнулся Кэрк, поправляя очки на носу.

— Привет, Кэрк, — ответила Фиби, но ее мысли уже были заняты другим. Она беспокойно оглядывала присутствующих в церкви, словно искала кого-то. На минуту ее взгляд задержался на Гарри Дейве, но тут чей-то резкий кашель нарушил установившуюся тишину.

Фиби повернулась и увидела у входа Эда Бирча. Более безобразное зрелище было трудно себе представить: на нем был старый потрепанный костюм, грязная рубашка, спутавшиеся волосы торчали в разные стороны, глаза лихорадочно блестели. Откашлявшись, он опять сунул в рот зажженную сигару. Что-то оттягивало один из его карманов, и Фиби разглядела край коричневого бумажного пакета, вероятно, с бутылкой виски. Эд остановился у входа, не пытаясь пройти дальше. Было не понятно, зачем он вообще пришел, вместо того, чтобы отсыпаться после ночной попойки.

В противоположном конце церкви на кафедре уже занял свое место преподобный отец, одетый в черное.

— Друзья, мы собрались здесь, чтобы почтить память маленькой девочки, которая уже никогда не станет молодой женщиной, — приступил он к проповеди. Его голос был наполнен печалью. — Жизнь малышки трагически оборвалась, и мы никогда не узнаем причину...

— Почему не узнаем? — неожиданно раздался голос с противоположного конца церкви. Все повернулись в сторону говорившего, но преподобный отец, сделав небольшую паузу, продолжил свою речь.

— ...Никогда не узнаем причину этого ужасного преступления, но мы не должны сосредоточиваться на мрачных мыслях.

— Но почему? — резкий голос снова прервал речь преподобного отца. На этот раз Бен встал со своего места и направился в сторону кричавшего. Это был Эд Бирч.

— Хотя Сью прожила короткую жизнь, ее милая улыбка осталась в памяти людей. Господь забрал ее слишком быстро...

— Почему?! — успел еще раз выкрикнуть Эд, прежде чем Бен добрался до него и вывел из церкви. Эд не протестовал.

— Господь забрал ее слишком рано, но она успела оставить неизгладимый след в сердцах людей нашего города, — упорно продолжал проповедник, но Фиби больше его не слушала. Представился удобный случай поговорить с Бирчем, и она воспользуется им! Слегка похлопав по плечу Энни, Фиби приподнялась.

— Извини, — прошептала она. — Мне нужно выйти.

Энни удивленно посмотрела на сестру. Кэрк нагнулся к Фиби, пытаясь выяснить, что случилось.

— Мне кажется, я оставила включенной печь, — солгала Фиби, поздравляя себя с удачным ответом. Она протиснулась мимо племянницы и племянника и быстро пошла вдоль рядов к выходу.

— ...Мы будет вспоминать о ней с улыбкой на устах и теплотой в сердцах, с радостью, что она вообще жила, и поблагодарим Господа за то, что он дал нам возможность предать ее тело земле.

Эти слова донеслись до Фиби, когда она уже выбегала из дверей на слепящую солнцем улицу. Тут она столкнулась с Беном.

— Служба еще не закончена, — сказал Бен, выразительно посмотрев на часы. Он был в гражданском костюме вместо обычной полицейской формы и в этой одежде казался еще более толстым и неповоротливым.

— Ах, Бен, кажется, я не выключила плиту сегодня утром! Мне надо проверить. — Фиби проскользнула мимо него и побежала догонять Эда Бирча.

— Фиби — окликнул ее Бен.

Она остановилась и повернулась, чтобы узнать, в чем дело.

— Остерегайся Эда. Он сегодня агрессивен как никогда.

Фиби кивнула и подождала, пока Бен войдет в церковь.

Для человека его лет, да еще накачанного дешевым спиртным, Эд Бирч передвигался весьма быстро, и Фиби изрядно устала, пока догоняла его.

— Мистер Бирч! — едва переведя дыхание, позвала она, когда была уже в нескольких шагах от него.

Эд так неожиданно остановился, что Фиби чуть не столкнулась с ним. Он подозрительно оглядел ее, прищурив желтоватые глаза.

— Почему ты преследуешь меня, девочка? — прорычал он, дыша на нее перегаром.

— Я хотела поговорить с вами о Сью Флайд, — ответила Фиби, удивляясь своему сердитому тону.

— С чего ты взяла, что я захочу разговаривать?

Они стояли одни посреди пустынной улицы. Недружелюбное выражение лица Эда напомнило ей о недавнем погроме в ее доме и разговоре с Бреттом, по мнению которого Эд, как и любой другой, мог быть причастен к смерти Сью и даже оказаться человеком, который забрался в ее дом. Но все эти домыслы представлялись Фиби смешными. Она не видела причин, по которым должна была опасаться этого жалкого пьяницу. Кроме того, если она будет бояться, она никогда не узнает правды — кто убил Сью и похитил Салли.

— Я пытаюсь выяснить, что случилось со Сью. Вы что-то кричали в церкви, и мне показалось, что вы, возможно, что-то знаете. — Капля пота скатилась по ее лбу, и она смахнула ее. То ли солнце, то ли этот бродяга заставили ее так нервничать?

На губах Эда появилась некое подобие улыбки, а затем он откинул голову и рассмеялся.

— Я давно пытался рассказать о том, что мне известно, но никто не захотел выслушать меня. — Он перестал смеяться и стал совершенно серьезен. — Жители Конуэя не хотят верить таким людям, как я. Они думают, что я просто пьяница. Но я все вижу и знаю то, что не известно другим.

— А что вам известно? — спросила Фиби, и Эд снова рассмеялся.

— Я знаю, кто убил малышку, потому что видел это собственными глазами, — произнес Эд Бирч, и странное чувство охватило Фиби: она хотела и одновременно боялась услышать имя убийцы. — Я видел того, кто сделал это. Девочка возилась с велосипедом. И тогда он схватил ее и унес. Я все это видел, но он не знает об этом.

Бретт. Эд Бирч намекает на него. Комок подступил к горлу Фиби. Это нелепо. Она не могла уйти, не разузнав у Эда что-нибудь еще.

— Не понимаю. Если ты говоришь правду, тогда почему шеф полиции не арестовал его?

— О, он, конечно же, допрашивал его. Но преступник слишком хитер и обставил дело так, что подозрение пало на меня. — Эд насмешливо фыркнул. — Если человек слегка выпивает, это еще не значит, что ему нельзя доверять. У меня не было гал... Как произносится это чертово слово?

— Галлюцинаций, — помогла ему Фиби.

— Вот-вот! Во всяком случае, шеф полиции не поверил в то, что я сказал, — продолжил Эд. — Ты тоже не веришь мне. Но послушай меня, девочка. Ты водишься с опасным человеком.

Эд ушел, оставив Фиби одну. Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем вспомнила, что ей необходимо переодеться перед обедом у матери. Она медленно побрела домой, но ее мысли были заняты ужасными словами Эда Бирча. Он либо сумасшедший, либо очень хитрый. Вероятнее всего, от спиртного у него помутился рассудок, и он вообразил себя очевидцем преступлений, совершенных в Конуэе. Конечно, он мог совершить это преступление в нетрезвом состоянии и, чтобы отвести от себя подозрения, нарочно впутывает Бретта.

Семья Стефансенов собралась за круглым столом.

— Фиби, — громко позвала Энни, и та вздрогнула от неожиданности. Она все еще была погружена в свои мысли. — Клянусь, Фиби, что ты витаешь в облаках. Я уже в третий раз спрашиваю тебя, оставила ли ты свою печь включенной?

— Печь? — Фиби не могла понять, о чем идет речь.

Энни сокрушенно покачала головой.

— Твоя печь. Разве ты не из-за нее ушла из церкви?

— Ах, да, моя печь! Нет, она не была включена. Я зря волновалась. Но ты же знаешь, как это тревожит, пока сама не удостоверишься. — Фиби чувствовала на себе подозрительные взгляды и понимала, что ей не верят.

— Я рада, останки Сью наконец-то преданы земле, — сказала Грейс Стефансен, убирая с лица пряди седых волос. Она тоже не присутствовала на церемонии в церкви, объясняя это неблаготворным влиянием на нее погоды. По ее царской манере держаться и безупречно ухоженной внешности было трудно предположить, что этой женщине свойственны какие-нибудь слабости.

— Увы, — вмешался в разговор Бен, смешно выпячивая нижнюю губу. — В нашем городе не установится порядок, пока я не арестую кого-нибудь.

Брови Грейс приподнялись, она наклонилась вперед и с интересом повернулась в сторону шефа полиции.

— Похоже, ты уже кого-то подозреваешь. Может, поставишь нас в известность?

— Прекрати сейчас же, мама, — вмешалась в разговор Энни. — Ты же знаешь, что Бен не вправе комментировать ход расследований. Кроме того, это касается Фиби.

Фиби покорно прикрыла глаза, а когда открыла их, то встретила доброжелательный взгляд Боба, сидящего напротив. Они оба не раз оказывались жертвами непродуманных высказываний Энни и знали, что за этим последует.

— О чем ты, дорогая? — Грейс заинтересовалась словами Энни, как Фиби и ожидала. Когда та заколебалась, Грейс повернулась к Фиби. — Что она имеет в виду, Фиби?

Скрывать было нечего, и Фиби решила, что сейчас самый подходящий случай, чтобы рассказать своей матери последние новости.

— Я уверена, что ты можешь выяснить это сама, мама, — сказал она. — Но на всякий случай, чтобы у тебя не осталось никаких сомнений, сообщаю: Бретт Кроуз подозревается в похищении девочек, а Бену не следует обсуждать это в моем присутствии, поскольку я провожу много времени с Бреттом. Не так ли, Энни?

Энни кивнула, и Фиби пришлось признать, что выглядит она жалко. Может быть, сестра без злого умысла хотела приободрить ее, а, может быть, у нее просто длинный язык.

— Я не совсем поняла тебя, Фиби, — настаивала Грейс. Ее тон был холоднее зимнего ветра, который дует в Конуэе с января по февраль. — Ты продолжаешь встречаться с Бреттом Кроузом?

Фиби выдержала пристальный взгляд матери.

— Да, мама. Честно говоря, я была с ним в ту ночь, когда была похищена Сью. Отец говорил мне держаться от него подальше, но я не послушала его.

— Я... Я... Я думала, что это просто... просто гадкие сплетни, — бессвязно пролепетала Грейс, и ее разгневанное выражение лица сменилось маской равнодушия. — Ты очень глупа, моя милая. Он не подходил тебе в семнадцать, не подходит и сейчас.

— Откуда ты знаешь, мама? — вскричала Фиби. — Ты думаешь, я послушаю тебя? Ты даже ни разу не попыталась узнать, что он за человек. Вы с папой видели в нем только уличного шалопая! Очень жаль, что ты до сих пор не изменила своего мнения о нем!

Все сидящие за столом замерли, боясь пошевелиться. И не потому, что поддерживали Грейс, но никто никогда не осмеливался разговаривать с ней в таком тоне. Фиби посмотрела на тарелку перед собой и поняла, что у нее пропал аппетит. Она больше не в состоянии находиться здесь, особенно кода на нее смотрят как на ведущую какого-нибудь шоу. Фиби встала.

— Извини, если я оскорбила тебя, мама, но мне нечего больше прибавить к тому, что я сказала. — Но ее мать отвела глаза в сторону.

Как противно! — думала Фиби, жуя хрустящие картофельные чипсы. Когда пакет закончился, она автоматически достала из сумки другой. После того, как она покинула обеденный стол Стефансенов, она сразу же направилась домой. Ей нужно было позвонить Бретту, чтобы рассказать о последних событиях, но мысль о вчерашней обиде, которую она причинила ему, остановила ее. И что она могла рассказать? Что Эд Бирч считает его убийцей?

У Фиби было мрачное предчувствие, что дело, до сих пор не раскрытое, вряд ли вообще будет когда-нибудь раскрыто. Чем чаще она думала об исчезновении Сью, тем острее ощущала, что в цепочке событий есть недостающие звенья. Ее разгромленная спальня тому подтверждение.

Фиби достала еще один чипс и обнаружила, что незаметно для себя почти доела второй пакет. Она скомкала и отбросила его в сторону. Зачем она съела так много этих чипсов? Она уже чувствовала тошноту. Фиби отправила на кухню за стаканом воды, но в это время зазвонил телефон. Она тут же подняла трубку, не дожидаясь повторного звонка.

— Алло?

— Перестань копаться в прошлом. — Голос был приглушенным, как будто кто-то закрыл трубку платком. Фиби внезапно охватил приступ гнева. Кто-то в Конуэе старается запугать ее, но она не станет с этим мириться.

— Кто это? — сердито спросила она. — Что вам нужно?

— Перестань копаться в прошлом, — снова донеслось из трубки.

— Кто это? — переспросила Фиби. но неизвестный не пожелал продолжить разговор. Некоторое время она задумчиво смотрела на телефон, держа в руках трубку.

Что за безумец завелся в Конуэе, превративший его в город, где пропадают дети, где растет подозрительность и раздаются анонимные звонки с угрозами? Если верить Эду Бирчу, то этот голос принадлежит Бретту, но это нелепо! Бретт не совершал преступлений. Она не позволит убийце запугать ее и заставить прекратить расследование.

— Я не собираюсь прекращать свои поиски, — вызывающе сказала Фиби в прерывисто гудящую трубку.

 

Глава одиннадцатая

Бретт встал и с удовольствием потянулся. Долгая работа за машинкой утомила его. Прошло несколько часов после его ежедневной утренней пробежки, и наступила пора обедать. Он не знал, сколько мог просидеть еще, но чувство удовлетворения сполна возмещало испытываемый им физический дискомфорт. Наконец после почти месячного пребывания в Конуэе его работа над новым романом продвинулась вперед. Решив, что за день написано достаточно, он направился к холодильнику за банкой пива. Блаженно-расслабленное состояние было приятно, но далеко не свойственно его характеру.

Бретт толкнул дверь, ведущую на крыльцо, и вышел. Солнце повисло низко над горизонтом в туманном красном зареве, и его лучи нежно ласкали землю. Но если приблизиться к солнцу, оно обожжет. Вот так и Бретт обжигался каждый раз, когда близко подпускал к себе Фиби.

Как это случилось? — думал Бретт, потягивая пиво. Он поклялся, что не допустит Фиби Стефансен к себе снова, и тем не менее это произошло. Еще больше его возмущало то, что он не может справиться с ее магнетизмом.

Бретт сделал еще один глоток пива, обдумывая сложившееся положение. Он казался себе похожим на бурого медведя, рычащего на Фиби за каждую попытку приблизиться к нему. Нельзя не признать: она была искренне встревожена, когда появилась у него на пороге после его драки с Гарри Дейве, и не испугалась, когда он рассказал о своем отце. Так почему он так скверно обошелся с ней? Потому что только так он мог держать ее на расстоянии, пришел ответ. Потому что она воспитана в обществе, где нельзя было приглашать в дом на обед незаконнорожденного мужчину. Это правило причиняло ему боль в молодости и мучило его сейчас. Правда, теперь она не скрывала, что была с ним в ночь первого похищения, но даже это не успокаивало его. Все равно никто не поверил ей, и ее рассказы только вызывали еще большую неприязнь горожан к нему.

Если бы не угроза Бена, он собрал бы свои вещи и уехал сегодня утром, хотя, конечно, ему хотелось выяснить, что случилось со Сью Флайд и Салли Флеминг, не меньше, чем Фиби, но он уже не чувствовал себя в безопасности в Конуэе. Так подсказывало ему сердце.

Он скользнул взглядом по саду и увидел вдруг Фиби, будто сотканную из заходящего солнца. Одетая в дымчато-голубое искристое платье, она словно вышла из сказки.

— Привет! Все еще сердишься на меня? — спросила Фиби робко.

Она весь день обдумывала, что скажет ему. Рассеянные лучи заходящего солнца падали на Бретта, и она подумала, что никогда не видела мужчины более привлекательного. Ее внимание было приковано к его длинным ногам, но она почувствовала, что он заметил ее взгляд, и покраснела.

— Откуда ты взялась? — спросил Бретт, умышленно игнорируя и ее взгляд, и ее вопрос.

— Я постучалась во входную дверь, — сказала она, направляясь к нему, — но никто не ответил, и я подумала, что ты, может быть, на заднем дворике. И не ошиблась.

Он не ответил, и Фиби замерла. Вчера вечером, когда они расстались, Бретт был разгневан и обижен, и вполне возможно, что сегодня он не хотел ее видеть. Но Фиби не могла удержаться, чтобы не прийти.

— Ну, как ты? — спросила она виновато.

— Что как? — Бретт пристально посмотрел на нее.

— Ты все еще сердишься на меня?

Это были не совсем те слова, которые могли бы передать его душевное состояние, но Бретт не стал углубляться в эту тему. Он встал и открыл перед нею дверь.

— Это зависит от того, что ты принесла на обед.

Фиби с готовностью приняла его приглашение и проскользнула в дом, сверкнув ярко-синими глазами. Весь день она чувствовала себя прекрасно в легком летнем платье, но сейчас вдруг ощутила дрожь во всем теле.

— На обед? — переспросила Фиби. — Об этом я не подумала.

Бретт улыбнулся.

— Тогда, может быть, поможешь мне приготовить что-нибудь? — спросил он.

— Ты приглашаешь меня пообедать с тобой? — спросила Фиби с робкой надеждой.

— Не совсем. Я прошу тебя приготовить обед. Ну, конечно, ты можешь присоединиться, если еще не обедала, — Бретт засмеялся, а Фиби отрицательно покачала головой. — Видишь ли, я весь день просидел над новой книгой, и мне необходимо передохнуть. Ну же, идем на кухню.

— Над новой книгой? — спросила Фиби, следуя за ним. — Как интересно, Бретт! Расскажи мне подробнее. Давно ты над ней работаешь? О чем она, где происходит действие?

— Подожди, Фиби. — Бретт зашел в кухню и открыл буфет. — Автор никогда не раскрывает всех своих замыслов раньше времени. — Он вытащил из буфета коробку, сделанную в мексиканском стиле. — Как насчет тако? Согласна? Тогда я буду поджаривать мясо, а ты начинай резать салат, помидоры и сыр.

— Все же ты мог бы рассказать мне, какие события в ней будут описаны, — сказала Фиби, доставая приправы. Ее настроение улучшилось: казалось, он простил ей вчерашние слова.

— Я расскажу тебе, чего в ней не будет. — Бретт ловко орудовал ножом. — В ней не будет убийств, похищений и маленького городка на юге. Но я еще не обдумал всех деталей. Могу только сказать, что в ней рассказывается о женщине, решившей начать новую жизнь.

Оставшуюся работу они проделали молча. Фиби вспомнила их первый обед в доме Синтии и подумала, что сейчас все совсем по-другому. Тогда они вели себя как враги, осторожно присматривающиеся друг к другу. И это было всего лишь месяц тому назад. Казалось, что со времени приезда Бретта в этот город прошло гораздо больше времени.

Бретт был небрит, и его щетина довольно резко выделялась на лице. Наблюдая, как он помешивает мясо на сковородке, Фиби неожиданно хихикнула.

— Что тут смешного? — спросил Бретт, приподнимая брови.

Она хихикнула снова, кладя на стол нож, которым только что резала сыр.

— Ничего особенного. Я просто не могу поверить, что готовлю тако со знаменитым автором «Другого мира».

Брови Бретта взлетели вверх от изумления. «Другой мир» был одним из первых его романов. В нем он описывал возможности перевоплощения.

— Ты читала его? — Он выглядел ошеломленным. — Вот уж не думал, что его можно было купить в Конуэе.

— Я не покупала его, — сказала она робко. — Я увидела книгу в доме у Синтии и прочитала ее. Тогда еще я жила вместе с родителями. Запершись в спальне, я прочитала «Другой мир» на одном дыхании. Он великолепен!

— Для меня это полная неожиданность, — сказал Бретт. Он действительно не рассчитывал на большую читательскую аудиторию, в особенности, когда только начинал писать, и ему польстило, что Фиби нашла его книгу достойной внимания. — Ты читала что-нибудь еще?

Она робко кивнула.

— Я знала, что ты высылал свои книги Синтии. У нее была привычка оставлять их где попало, чем я и воспользовалась. Возможно, она сознательно делала это, зная о моем желании прочесть их, сама бы я никогда не попросила у нее.

Бретт опять сосредоточился на жарении мяса, не зная, чем объяснить ее признание. Когда ему казалось, что он понимал причины того или иного ее поведения, выяснялось, что это совсем не так. Может быть, он несправедлив к Фиби? Над этим еще стоит подумать.

После того как ароматное тако было съедено и уборка на кухне закончена, они вышли на заднее крыльцо дома. Бретт сел на верхнюю ступеньку, слегка прислонившись к перилам, а Фиби устроилась на ступеньке ниже. Ей представилось, что они — женатая пара, наслаждающаяся теплым вечером после трудового дня. Сбудутся ли когда-нибудь ее мечты?

— Извини, что я вспылил вчера, — сказал он с трудом после некоторого молчания. Извинения всегда давались ему нелегко. Но ведь она хотела мира, раз пришла сюда, да и он не намерен ссориться.

— Я тоже хочу извиниться, Бретт, — Фиби дотронулась до руки, лежащей у нее на плече. — Я действительно думала, что тебе не стоит ходить в церковь. И я никак не предполагала, что ты захочешь пообедать с моей семьей. Моя мать и Бен не самая лучшая для тебя компания.

Она не хотела рассказывать ему о споре за обеденным столом Стефансенов. У него и без того достаточно проблем, чтобы еще вникать в ее отношения с матерью.

— Знаю, — проворчал он, но не смог удержаться, чтобы не произнести следующих слов: — Но это не потому, что ты стыдилась моего присутствия там?

— О, вовсе нет, Бретт! Ну, просто моя семья... моя семья... Они абсолютно другие люди, сказала Фиби, но выражение недоверия не исчезло с его лица, и она сменила тему разговора. — Тебя все еще интересуют обстоятельства смерти Сью?

Фиби выпрямилась и повернулась в сторону Бретта. Она приготовилась сказать ему о своем разговоре с Эдом Бирчем.

— В общем, да, но... — Бретт собрался что-то возразить, и Фиби приложила пальцы к его губам, не давая продолжить фразу.

— Тс-с, я расскажу тебе, как я пыталась поговорить с Эдом Бирчем. Он присутствовал на церемонии в церкви и вел себя очень странно. Каждый раз, когда святой отец начинал говорить, он выкрикивал что-то, перебивая его...

— Фиби, после того, как вломились в твой дом, ты обещала, что прекратишь расследование, — нетерпеливо перебил ее Бретт.

— Так ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о поминальной службе или нет?

Бретт замолчал, и Фиби была благодарна ему за его неодобрительное, но внимание. Она вкратце пересказала ему сцену в церкви.

— И ты, конечно, последовала за ним? — спросил Бретт, узнав, что Бен вывел из церкви Эда.

Фиби кивнула.

— Сначала он не хотел говорить со мной, но потом передумал. — Фиби вдохнула, готовясь к самой трудной части своего рассказа. — Он заявил, что был свидетелем того, как ты уносил Сью той ночью.

Бретт напрягся и убрал руку с ее плеча. Сумерки скрыли выражение его лица. Как-то на улице смешной человек по имени Эд Бирч кричал, призывая его к раскаянию, но Бретт тогда пропустил мимо ушей этот пьяный бред. Но почему Эд Бирч утверждает, что видел, как он, Бретт Кроуз, похищал Сью двенадцать лет назад? Ведь ничего подобного не было! Когда Бретт заговорил, его голос был спокоен и бесстрастен.

— Что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что кто-то изо всех сил старается, чтобы все нити вели к тебе, — задумчиво сказала Фиби, и напряженное состояние, охватившее Бретта, спало.

— Ты забыла, что мой отец сумасшедший, — сухо заметил он.

— Я ничего не забыла, я лишь излагаю факты, — сказала Фиби. — Кто-то пытается обвинить тебя, и я думаю, мы близки к разгадке, раз наш тайный враг стал активнее. Сначала этот погром в моей спальне, потом телефонный звонок прошлым вечером.

— Какой телефонный звонок? — спросил Бретт, насторожившись. Она ничего не рассказывала ему об этом прежде.

— Да так, ничего особенного. Мне часто звонят и вешают трубку, но вчера вечером звонивший трубку не бросил. Он посоветовал мне прекратить поиски виновного, — нерешительно сказала Фиби.

— Почему ты не рассказала мне об этом раньше? — голос Бретта дрожал от волнения.

Он схватил Фиби за плечи, и его пальцы впились в мягкую кожу. Он не понимал эту девушку. Она была такой маленькой, но в то же время такой сильной и независимой. Он хотел защитить ее от зла, но она поступала так, что казалось, не нуждалась в этом.

— Я бы попросила тебя отпустить мои плечи. Ты делаешь мне больно.

Бретт тут же послушался ее.

— Извини, — сказал он. Меньше всего ему хотелось доставлять ей забот, но, к сожалению, он-то и был ее главной заботой. — Я не знаю никого, кто мог бы угрожать тебе. Ты, конечно, рассказала Бену?

Она отрицательно покачала головой. На этот раз чаша терпения переполнилась, и гнев захлестнул его.

— Черт побери, Фиби, ты играешь с огнем! Это безумие!

— Нет, это не безумие, — твердо сказала Фиби, сверкнув глазами и гордо вскинув подбородок. — Я определенно заставляю кое-кого нервничать.

— Ты заставляешь нервничать прежде всего меня! Бен должен вести расследование, а не ты, — сказал Бретт все еще рассерженно. — С тобой может случиться что угодно!

Солнце уже давно зашло, и только серебряная луна освещала небо, но было достаточно светло, чтобы Фиби могла видеть выражение искренней взволнованности на его лице. Она подумала, что если им не довелось быть вместе в счастье, то, может, несчастье их соединит.

— Но и тебе будет не лучше, если мы не докопаемся до истины. Они могут тебя арестовать, — сказала Фиби, подумав.

— Ну почему ты так упряма? — Бретт резко облокотился на поручни. — Как бы то ни было, но мне кажется, что мы поговорили со всеми, с кем только могли. Полагаю, расследование зашло в тупик.

Фиби помолчала немного, обдумывая его слова. Со всеми ли, имеющими отношение к этой драме, она переговорила?

— А Кэрк? — воскликнула она неожиданно. — Смешно подумать, я вижусь с ним каждый день, но я еще ни разу не спрашивала его о той ночи.

— В таком случае поговорим с ним вместе, — сказал Бретт, полагая, что лучше согласиться с ней, чем возобновлять бесполезный спор.

— Нет, ничего путного из этого не получится. Ты знаешь, как он к тебе относится. Я сама поговорю с ним. И не делай такого лица. Я не подвергаю себя никакой опасности, ведь я знаю Кэрка много лет.

— Убийцу ты, вероятно, тоже знаешь давно, — заметил Бретт; его гнев сменился покорностью. — Идем, я провожу тебя домой.

Он встал и протянул Фиби руку, но в следующий момент он уже обнимал ее. Фиби пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ. Она закрыла глаза, испытывая сладостное опьянение от поцелуя. Бретт был небрит, но грубость его кожи еще сильней возбуждала ее. Сейчас уже ничто не имело значения — ни осуждение ее матери, ни подозрения горожан; она желала лишь одного — быть в его объятиях.

Бретт так же, как и Фиби, был захвачен поцелуем, но вместо того, чтобы попросить ее провести эту ночь с ним, взял ее за руку и повел в бархатную темноту ночи. Так, обнявшись, они медленно брели к дому Фиби, и Бретт всю дорогу боролся с желанием подхватить ее на руки и отнести обратно в свою спальню. Он был уверен, что и у Фиби было желание вернуться, но он не чувствовал себя готовым принять то, что она хотела ему дать. В то же время он не мог и расстаться с ней в этот вечер.

— Почему бы тебе не зайти и не выпить чашку кофе? — предложила Фиби, когда они остановились у ступенек ее дома. Она надеялась, что он согласится остаться. Фиби так не хотела томиться в одиночестве, которое ей предстояло ощутить в полной мере, как только он уйдет домой.

— Я не пью кофе, — сказал Бретт, и Фиби на минуту заколебалась, не зная, как следует истолковать его ответ.

— Я тоже не пью кофе, — призналась Фиби. — Как насчет холодного чая?

— Какой же уважающий себя южанин откажется от этого напитка? — сказал Бретт, широко улыбнувшись.

Фиби улыбнулась в ответ и открыла дверь. Он последовал за ней на кухню, которая по сравнению с другими комнатами казалась поразительно маленькой. Тем не менее Фиби она нравилась: ситцевые занавески и медные кастрюли и сковороды, развешанные по стенам, придавали ей очарование сельского дома. Она хотела предложить пить чай в гостиной, но Бретт уже сидел на одном из кухонных стульев. Было что-то невероятно интимное в его присутствии в ее кухне, и это «что-то» заставляло ее трепетать.

Она больше не хотела разговаривать о похищениях, убийцах или анонимных телефонных звонках.

— Я заметил, что у тебя нет картин в доме, — сказал Бретт. — А ведь раньше ты была помешана на искусстве. Странно!

— Ничего странного в этом нет, — сказала Фиби. Еще несколько недель тому назад она бы не решилась обсуждать с Бреттом эту тему, но сейчас ей хотелось довериться ему. — После того, как я бросила рисовать, я убрала их, чтобы ничто не напоминало мне о несбывшемся желании.

— Но ты же не можешь без этого жить! — воскликнул Бретт.

Фиби кивнула.

— До недавнего времени я не осознавала, насколько сильным было мое увлечение живописью. Меня постоянно мучило желание отпереть злосчастную кладовку и достать картины.

Прежде чем Фиби успела договорить, Бретт уже стоял возле нее. Она с удивлением посмотрела на него.

— Идем, — сказал он, протягивая ей руку. — Пора покончить с этой мукой.

Фиби прикусила нижнюю губу. Она не позволяла себе даже думать о живописи последние годы, но сейчас, чувствуя поддержку Бретта, она захотела вернуться к своим юношеским мечтам.

Через пятнадцать минут они сидела на полу в маленькой комнате напротив ее спальни. Вокруг них были разложены холсты различных размеров, и Фиби пыталась оценить их глазами уже взрослого, понимающего толк в живописи человека. Несомненно, у нее был когда-то талант.

— У тебя очень хорошо получалось, — задумчиво прошептал Бретт, рассматривая один из холстов.

Это была большая картина, посвященная ежегодному весеннему празднику. На ней были изображены дети, играющие вокруг большого дуба в центре города. На другом холсте Бретт узнал улицу, на которой он вырос, но выглядела она как-то уныло.

— Этот пейзаж был написан сразу после похищения Сью, — сказала Фиби, заметив, как внимательно он рассматривает мрачную картину, в самом углу которой бросалось в глаза странное красное пятно; Бретт рассеянно потер его, но пятно не исчезло. — Поэтому картина выглядит такой печальной, а может быть, потому, что тогда я уже предчувствовала, что она одна из последних.

— Вот как? — спросил Бретт. Возможно, он был слишком несправедлив к ней. Похищение Сью заставило его уехать из города, а ее — оставить живопись. — Я не знал об этом.

— А откуда ты мог знать? — сказала Фиби, пожимая плечами. Бретт между тем продолжал просматривать лежавшие перед ним холсты. Дойдя до своего портрета, он остановился. Фиби считала эту картину одной из самых лучших своих работ.

Она никогда не увлекалась вымыслом, ей больше был свойствен реализм, но эта картина была особенной. Бретт не позировал ей, она рисовала его по памяти.

Конечно, на портрете он выглядел моложе. Черные волосы были темнее и гуще, еле заметные морщины, образовавшиеся на лбу и вокруг глаз, отсутствовали, а серые глаза светились так, как это могло быть только двенадцать лет назад. Теперь она понимала, почему она, рискуя разгневать своих родителей, ускользала по ночам из дома на свидания с ним. Бретт был воплощением опасности и страсти, и поэтому ее влекло к нему.

— Я уж и не помню, когда был таким, — мечтательно сказал Бретт немного погодя.

На лице изображенного на картине юноши он не нашел ни тени беспокойства за будущее, ни предчувствия жестокой судьбы, выпавшей на его долю. Юноша на этой картине просто-напросто жил и любил, и любил он именно Фиби. Трудно поверить, но этот мальчик даже собирался жениться на ней и задумывался, какие у них будут дети. Тогда он не предполагал, что выяснение их отношений затянется на такой длительный срок. Старая горечь закипела в нем. Бретт встал.

— Поздно, пора идти, — сказал он. Фиби не могла понять, отчего так резко изменилось его настроение. Возможно, ей никогда не удастся до конца понять этого человека, как она понимала когда-то юношу, чей портрет был сейчас перед ней. Эта мысль подействовала на нее отрезвляюще.

Пот катился градом по лицу Бена Толмена, и темные пятна виднелись под мышками его униформы, когда он входил в лавку Стефансенов. Фиби сидела за кассой и просматривала журнал, пытаясь скоротать унылое утро. Увидев Бена, она поднялась.

— Ты хочешь что-нибудь купить, Бен? — Они не виделись с ним с тех пор, как она рассказала ему об анонимном телефонном звонке.

— Пачку сигарет, — сказал Бен, вытирая рукой лоб.

— Сигарет? — Фиби была не на шутку удивлена. — Но ты же бросил курить несколько месяцев тому назад.

— У меня появилось сильное желание начать снова, — сказал Бен" устало. — Мало нам было исчезновения Салли Флеминг, так теперь еще смерть Эда Бирча. А я всегда думал, что моя должность достаточно спокойная. Но теперь я не знаю, что делать.

— Эд Бирч мертв? — выдавила Фиби, борясь с чувством страха. — Как это случилось?

— Я жду результатов вскрытия, но, по всей вероятности, он утонул, — нехотя ответил Бен. — Во всяком случае, его тело было найдено в воде.

— Было ли там что-нибудь подозрительное? — спросила Фиби, стараясь говорить спокойно.

— О чем ты, Фиби? — вздохнул Бен. — Ведь Эд всегда был пьян. Напился, упал в протоку и не смог выбраться.

Или кто-то толкнул его, подумала Фиби. Едва ли это было простым стечением обстоятельств.

— Так как насчет сигарет, Фиби? — Требование Бена прервало ход ее мыслей, и Фиби достала его любимый сорт. Бен расплатился, слегка поправил фуражку и направился к выходу. Не доходя до двери, он остановился. — Ах, да! Позвони матери. Старушка ужасно расстроена тем, что случилось за обедом. — С этими словами он вышел.

Оставшуюся часть дня Фиби думала об Эде Бирче. Интуитивно она понимала, что если это убийство, подозрение снова падет на Бретта Кроуза. Только ему было известно о ее разговоре со стариком — разговоре, повторения которого виновный не хотел бы. Но Бретт-то невиновен, это она знала точно.

Не найдя другого объяснения, кроме как случайного стечения обстоятельств, Фиби успокоилась. С другой стороны, она где-то читала, что хороший следователь никогда не верит совпадениям. Она, конечно, не была хорошим следователем, но понимала, что поиски, действительно, бросать не следует.

Зазвонил телефон, однако Фиби была так сосредоточена на своих мыслях, что подняла трубку только на шестой или седьмой звонок.

— Магазин Стефансенов, — сказала она рассеянно.

— Это Бретт, Фиби, — произнес знакомый голос. Она могла бы узнать его из тысячи других за считанные секунды, возможно, потому что истосковалась по нему за день.

— Привет, Бретт, — радостно выдохнула Фиби. — Что случилось?

— Надеюсь, ты не занята сегодня вечером, — сказал Бретт. — Я хочу, чтобы ты составила мне компанию за ужином.

Фиби огорченно вздохнула. К сожалению, у нее уже были планы на вечер.

— Извини. Я бы с удовольствием, но Бобби со своей подружкой уже пригласили меня, — сказала она, решив не упоминать, что намерена еще заскочить к Кэрку.

— Тогда как-нибудь в другой раз, — сказал он, в его голосе не было ни разочарования, ни обиды. — Ладно, не буду отрывать тебя от работы.

— Бретт, подожди! — успела выкрикнуть Фиби, прежде чем он повесил трубку. — Кое-что случилось, Эд Бирч утонул.

На другом конце линии последовало молчание.

— Вполне возможно. Он был пьяницей, ты же знаешь.

Он, казалось, не удивился, узнав о новой смерти, и Фиби подумала, что в этом и впрямь нет ничего странного.

— Тебе не кажется это немного необычным? — все же спросила она. — Он найден мертвым через несколько дней после того, как рассказал мне, что знает убийцу Сью?

— Нет, — тут же ответил Бретт. — Он говорил, что убийца я, а так как я его не топил, то, следовательно, это просто совпадение. Не так ли?

Последний вопрос прозвучал как вызов. Если уж Фиби доверяет Бретту, она должна доверять ему полностью. А если она доверяет ему полностью, тогда его вывод о причине смерти Эда Бирча верен.

— Да, — сказала она в конце концов, но в это время в магазин вошел покупатель. — Послушай, Бретт. Я должна идти. Ты не против пообедать вместе завтра?

— Хорошо. До завтра, — сказал он и повесил трубку.

 

Глава двенадцатая

Позднее, тем же вечером, Фиби постучала во входную дверь дома Кэрка Паркленда. Он жил в этом, похожем на склеп, сооружении один вот уже четырнадцать лет. Именно столько времени прошло со смерти его родителей. С виду дом был совершенно запущен, и Фиби подозревала, что в нем убирают не чаще чем раз в год. Но все равно этот дом был архитектурной достопримечательностью города, поскольку имел башенку с комнаткой внутри.

— А, это ты, — сказал Кэрк, открыв дверь. Его волосы и одежда находились в еще большем беспорядке, чем его жилище. Сдвинув очки на кончик носа, он уставился на Фиби.

— Привет, Кэрк, — неуверенно начала Фиби, находя Кэрка еще более странным, чем обычно. — Я могу войти?

— Войти? Да, конечно, — ответил Кэрк и отступил в сторону.

Вентиляторы у потолка создавали ощутимый поток теплого воздуха, издавая при этом ужасный шум. Вращающиеся лопасти так трещали, что Фиби не могла собраться с мыслями.

— Может, пройдем на веранду? — спросила она, несколько повысив голос. С грохотом вентиляторов невозможно было примириться. Он кивнул, и она пошла впереди, пересекая гостиную, кухню, а затем открыла дверь, ведущую на веранду. Легкий бриз овеял ее прохладой. Фиби и Кэрк сели бок о бок на качели, и это напомнило ей лунную ночь и Бретта.

— Ну не ужас ли то, что случилось с Эдом Бирчем? — начала разговор Фиби, даже не поинтересовавшись, известно ли Кэрку об этом происшествии. Она привыкла, что в Конуэе люди узнавали обо всем случившемся сразу же.

Кэрк прокашлялся, и Фиби снова обратила внимание на его растрепанный вид. Светлые волосы были всклокочены, а лицо пересекала полоска грязи.

— Не вижу ничего необычного в смерти этого пьяницы. Напился, упал и утонул. — Фиби поняла, что Кэрк ждет продолжения, и ей следует объяснить цель своего визита.

— Ты, наверно, ужасно удивлен, почему это я вдруг заявилась к тебе. Но дело в том, — не удивляйся, пожалуйста, — что мне хочется расспросить тебя о той ночи, когда исчезла Сью.

— Но зачем? — спросил Кэрк после минутной паузы, не отрывая взгляда от своих ладоней.

— Во-первых, ты тоже имеешь отношение к этому делу, а во-вторых, с тобой мы еще об этом не говорили. — Фиби старалась, чтобы ее голос звучал по-деловому, будто нет ничего естественнее, чем расспросить своего старого друга. Она давно взяла на вооружение эту тактику, с самого начала расследования, и еще ни разу не пожалела об этом. — Ты рассказывал уже что-то о той ночи, но теперь меня интересуют подробности.

— Но Бен не хочет, чтобы ты вмешивалась в это дело, — сказал Кэрк взволнованно. — Ведь это опасно!

— Я не боюсь, Кэрк, — сказала Фиби скорее с напускной отвагой. Она не помнила, рассказывала ли ему о своей разоренной спальне и об анонимном звонке, но в городе уже знали об этом. — Я хочу выяснить причину. Ну, так ты поможешь мне?

После долгой паузы Кэрк заговорил:

— В ту ночь, когда это случилось, я выглянул в окошко. Не помню точно времени, но еще окончательно не стемнело, — невнятно произнес Кэрк. — Я увидел Бретта и маленькую девочку на велосипеде. Помню, что она была одета в пижаму.

— И? — нетерпеливо спросила Фиби.

— Все. Я больше не выглядывал в окошко, поэтому не знаю, что произошло потом.

— Что ты еще помнишь о той ночи?

— Только то, что было темно и холодно.

Фиби вздохнула, тяжело облокотясь на качели.

— И что, ты думаешь, произошло потом?

— Если я скажу тебе, то ты снова разъяришься, как тогда, когда мы вместе шли на работу. — В его голосе слышались страдание и страх.

Фиби наклонилась и мягко взяла его за подбородок. Он не сделал попытки высвободиться.

— Пожалуй, ты прав, — сказала она. — Спасибо, что рассказал мне о той ночи. Ты хороший друг, и если в следующий раз я обижу тебя, не стесняйся и ответь мне тем же.

— Я никогда не стану обижать тебя, — сказал Кэрк, и она встала. — Ты всегда будешь для меня самой прекрасной женщиной.

Фиби улыбнулась, пропустив мимо ушей его комплименты. Она уже давно привыкла к ним. Они опять пересекли весь дом и остановились у парадной двери.

— Я провожу тебя, — предложил Кэрк, но Фиби покачала головой.

— Нет, спасибо, Кэрк. Очень мило, что ты предложил, но мне нужно кое о чем поразмыслить. Слава Богу, в Конуэе еще можно гулять после наступления темноты.

Но действительно ли это так? — спросила она себя, уже отойдя от дома Паркленда. Фиби вдруг вспомнила приглушенный голос по телефону. Она взглянула на небо и увидела несколько звезд, возможно, именно тех, которые светили и в ночь исчезновения Сью. Да, эта ночь очень похожа на ту.

Наверное, было безрассудно, забыв о всякой осторожности, возвращаться домой одной в такую непроглядную тьму. И может быть, не следовало отклонять предложение Кэрка? В окнах Бретта не было света, и она пошла дальше. С чувством нарастающей тревоги Фиби ускорила шаг. И это в городе, где она всегда считала себя в полной безопасности!

Первый звук она услышала, когда повернула за угол квартала. Он был похож на треск сухой веточки, сломавшейся под ногой человека. Фиби обернулась, однако ей в лицо глядели лишь темнота и собственный страх.

Она пошла быстрее, удивляясь, почему никогда раньше не обращала внимания на то, как скудно освещают улицу фонари. Следующим звуком, который достиг ее ушей, был стук каблуков по асфальту. Или ей это только показалось? Напуганная, она почти бежала, изредка оборачиваясь.

Раздался истошный крик кошки, и Фиби облегченно вздохнула, но звук учащенного дыхания за спиной заставил ее броситься бежать со всех ног. Сандалии Фиби были непригодны для бега, но теперь об этом было не время думать. Она не хотела стать следующей жертвой.

Фиби не слышала ничего, кроме бешеного биения своего сердца и стука сандалий по асфальту, но продолжала бежать. Если бы она могла сейчас здраво рассуждать, то она, несомненно, свернула бы к любому из стоявших поблизости домов, но Фиби казалось, что спасение можно найти лишь в родных пенатах.

Ее дом, большой и уютный, был уже недалеко, но неожиданно порвался ремешок ее сандалии, и Фиби со всего разбега растянулась прямо на дорожке. Не обращая внимания на боль в левом колене и кровь, она поднялась и снова бросилась бежать. Слезы текли у нее по щекам, а дыхание совсем сбилось, когда она наконец достигла своего дома. Как обычно, лампочка у входа не горела, и крыльцо было погружено во тьму.

У двери она начала лихорадочно рыться в кошельке в поисках ключа, проклиная себя за нерасторопность. Потом никак не могла попасть ключом в отверстие замка. Тот, кто шел за ней, мог появиться в любой момент, и все, что ему нужно будет сделать, это зажать ей рот и сдавить горло, пока она не перестанет дышать.

— Фиби, что случилось?

Она замерла в ужасе: определенно начинают сбываться самые болезненные фантазии. Фиби повернулась на голос и увидела темную фигуру у крыльца. Она попыталась закричать, но ее горло перехватило и она не издала ни звука; мужчина был уже рядом. Она взглянула на него, ожидая встретить свою судьбу, и увидела Бретта. Она облегченно застонала и через несколько секунд была в его объятиях.

Бретт, успокаивая ее, прижал к своей груди и почувствовал быстрое, учащенное дыхание Фиби.

— Дорогая, что с тобой? — спросил он, поправляя ее выбившиеся из прически пряди волос. — Надеюсь, я не напугал тебя? Я сидел на качелях и ждал твоего возвращения.

Слезы опять потекли по ее щекам, но она даже не вытирала их.

— Кто-то преследовал меня, Бретт. Я слышала шаги у себя за спиной, дыхание и...

— Успокойся, — сказал Бретт, оглядывая поверх ее плеча улицу, но не заметил ничего подозрительного. Люди в Конуэе ложились рано и вставали с восходом солнца, поэтому ночью было обычно тихо. Если кто-то и преследовал ее, то он уже повернул назад и скрылся. — Здесь нет никого, кроме меня.

Как только они вошли в дом, Бретт начал обрабатывать рану на коленке Фиби, а она принялась рассказывать ему о событиях этой ночи, начиная с разговора с Кэрком. Ее слезы высохли, но страх еще не прошел.

— Кто бы мог это быть? — спросила Фиби, вздрагивая, когда он прикладывал антисептик к ране. Она взглянула на свое разбитое колено, потом на Бретта.

Черты его лица были резко обозначены: прямой нос, широкие скулы, мужественный подбородок. Глаза смотрели сурово и непреклонно.

— Не знаю, но так не может больше продолжаться, — сказал он, гнев снова стал пробуждаться в нем. — Одно дело обвинять меня и совсем другое — причинять вред тебе.

— Я думаю, кто-то пытается напугать меня, а не причинить вред, — сказала Фиби, хотя и сама полностью в это не верила. — Самое обидное, что мы ни на шаг не приблизились к разгадке, кто же убил Сью?

— Но кто-то думает, что приблизились, — сказал Бретт.

Он достал из ящичка бинт и начал обматывать ей ногу.

— Но кто, кто пытался запугать меня сегодня ночью? — не могла уняться Фиби. — Я не верю в привидения.

Бретт поднялся и протянул ей руку.

— Я думаю, тебе следует позвонить Бену и рассказать о том, что произошло. Надеюсь, мы не покажемся ему чересчур бдительными.

Через пятнадцать минут Фиби уже лежала на диване со стаканом молока в руке. Она бы предпочла кружку горячего шоколада, но было слишком жарко для такого напитка. Ее голова удобно покоилась на плече Бретта.

— Бен показался мне довольно-таки раздраженным, — размышляла вслух Фиби. — Он сказал, что мне нечего будет опасаться, если я сейчас же прекращу совать нос не в свое дело.

Бретт улыбнулся, так как предвидел именно такую реакцию шефа полиции.

— При этом он не говорил, чтобы ты прекратила встречи со мной?

Фиби рассмеялась, и Бретт с радостью отметил, что она постепенно приходит в себя после пережитого страха.

Она теснее прижалась к нему, и он почувствовал желание утешить и успокоить ее. Однако вскоре он понял, что ему хотелось значительно большего. Но сегодня вечером он запретил себе даже думать об этом.

— Почему ты ждал меня, Бретт? — прошептала Фиби.

Бретт боялся сказать ей правду, поэтому ответил уклончиво:

— Интуиция подсказала, что с тобой не все в порядке!

— Спасибо, что ты сейчас здесь, рядом со мной, — сказала мягко Фиби.

Он отвел ее волосы от виска и поцеловал.

— Не стоит благодарить за это.

— Стоит, — сказала она, вздрагивая от прикосновений его губ. События этой ночи и сейчас тепло его тела придали ей смелости. — Я все время думаю о тебе.

— Я тоже все время думаю о тебе, — сказал Бретт, и его голос почти перешел в шепот. Ему хотелось целовать ее, а не разговаривать, но он понимал, что она нуждается в успокоении.

— Иногда тебя трудно понять. Мы любили друг друга всего несколько дней назад, но ты все время либо споришь со мной, либо пытаешься найти причину держать меня на расстоянии. Я не знаю, какие чувства ты испытываешь ко мне, какого характера наша связь. — Фиби остановилась и усмехнулась мысли, пришедшей ей на ум. — Я даже не знаю, есть ли у тебя подружка в Нью-Йорке.

Бретт молчал, обдумывая, как ей ответить. Какого рода между ними отношения, он и сам не знал, но, пожалуй, мог рассказать о своей жизни в Нью-Йорке, хотя обычно не любил распространяться о своей интимной жизни. Но ведь Фиби не обычная женщина. Фиби это Фиби.

— Я, конечно, вел жизнь, далекую от монашеской, — подтвердил Бретт ее подозрения. — У меня было больше женщин, чем следовало, но ни к одной из них я не относился серьезно. Я выбирал женщин определенного типа. Самая изысканная одежда. Самый лучший макияж. Именно этот тип был безопасным для меня. Правда, однажды я чуть не женился. А почему бы и нет, черт побери, решил я. Но когда немного подумал, то понял, что еще не встретил женщину, которую мог бы назвать своей женой. Больше вопросов нет?

— Только один, — сказала Фиби. Хотя она продолжала лежать рядом с ним, но уже не чувствовала себя в полной безопасности. Ее будущее может резко измениться в зависимости от его ответа. — Ты вернешься в Нью-Йорк?

Бретт отодвинулся от нее и встал. Он подошел к большому окну и начал всматриваться в темноту. Потом опять взглянул на Фиби, но она ничего не могла прочитать на его лице, как ни старалась.

— Люди в Конуэе смотрят на меня, как на какого-то монстра, — произнес Бретт еле слышно. — Даже если выяснится, что случилось с девочками, я навсегда запомню недружелюбные взгляды горожан. Конуэй всегда будет вызывать у. меня самые горькие воспоминания.

Фиби прекрасно знала об отношении Бретта к Конуэю, но сейчас ее глаза наполнились слезами, и она постаралась незаметно вытереть их. Ниточка, связывающая ее и Бретта, была настолько тонкой, что Фиби боялась даже сказать ему, что любит его.

Она поставила стакан с молоком на кофейный столик и подошла к Бретту. Остановившись около него, она положила руки ему на грудь и почувствовала ровный стук его сердца.

— Останься со мной сегодня ночью, — сказала она, улыбаясь. — Мне хочется, чтобы у нас остались хорошие воспоминания.

Фиби потянулась к нему губами, и Бретт ответил ей. Ужасы прошлого растаяли в их поцелуях. Сначала он целовал ее мягко, а потом все настойчивее и нетерпеливее. Он целовал ее глаза, шею. Дыхание ее стало прерывистым, и она совсем задохнулась, когда он нежно коснулся губами ее виска и взял ее лицо в свои руки. Глаза его потемнели, в них горел опасный огонь. Легко подняв Фиби на руки, Бретт понес ее в спальню.

Их губы вновь встретились в поцелуе, нетерпеливом и нежном одновременно, и Фиби закрыла глаза, чтобы полнее ощутить, как его тело прижимается к ней. Она тоже прижалась к нему и подумала, что она никогда всерьез не помышляла ни о каком ином мужчине. Ее сердце всегда принадлежало только Бретту.

Когда он начал осторожно ласкать ее тело, Фиби немного отклонилась и стала расстегивать разодранные бриджи, но Бретт остановил ее.

— Позволь мне, — с улыбкой сказал он и помог расстегнуть ей молнию. Затем он мягко толкнул ее на кровать и скользящими движениями стянул с нее бриджи, лаская при этом обнаженные бедра.

Живот Фиби напрягся под его ладонями, и она закрыла глаза, чтобы полнее насладиться своими ощущениями. Сняв с нее бриджи, Бретт тут же расстегнул ее рубашку, покрывая легкими поцелуями ее плечи. Оставшись в нижнем белье, она сама выскользнула из трусиков и бюстгальтера.

Я люблю тебя, думала Фиби, помогая ему раздеться, но вскоре его поцелуи лишили ее способности думать. Его губы прикоснулись к ее губам, и она ответила ему. Кончики его пальцев пропутешествовали от ее плеча к талии, затем скользнули по внешней стороне бедра и повернули к мягкому изгибу спины. Бретт притянул ее к себе и задрожал, почувствовав руку Фиби у себя на ягодицах. На мгновение он задержал ее и положил туда, где у него стремительно разгоралось желание.

Фиби тоже не хотела больше ждать ни секунды...

Как он мог жить все эти годы без нее, без этих ощущений? Стараясь сделать акт любви как можно более долгим, Бретт замирал в ней, а потом снова продолжал движение. Снова и снова он подходил к кульминации, но останавливался, чтобы продлить удовольствие.

И вдруг их мир взорвался страстью такой интенсивности, что Фиби чуть не потеряла сознание от наслаждения...

— Это было великолепно, — сказал Бретт, целуя и обнимая ее, наслаждаясь прикосновением ее гладких бедер к своим. Она была все так же желанна и прекрасна, как и двенадцать лет назад.

После полуночи Фиби проснулась от внутреннего беспокойства. Она встала с кровати и надела халат, посмотрела, не разбудила ли Бретта, но тот спал сном младенца. Затем подошла к окну спальни и отодвинула занавеску. Фонари вдоль улицы были потушены, и она не видела ничего, кроме ночной тьмы. Где-то там сидит убийца, который крался за ней этой ночью. Есть ли у них с Бреттом хотя бы один шанс, чтобы поймать его? Или их связь слишком непрочна, чтобы они могли докопаться до ужасной правды, скрывающейся в Конуэе?

Работа в магазине редко вызывала улыбку на лице Фиби, однако следующим утром она не сходила с ее лица. Мрачные мысли предыдущей ночи исчезли. Она даже забыла о своей ежедневной обязанности — своевременно открывать магазин. Зато приготовила кофе и подмела, хотя это должен был сделать Боб накануне. Ей еще предстоит поговорить с ним о его обязанностях, но не сегодня. Незачем портить сегодняшний день.

Прозвенел дверной колокольчик, и вошел Боб... Вид у него был сконфуженный. Фиби поправила бумажные полотенца и повернулась к брату, стараясь не выглядеть слишком радостной.

— Ты забыла промурлыкать: «Какое прекрасное утро», — сказал ей брат спустя несколько мгновение.

Закончив свое занятие, Фиби направилась к кофеварке.

— В самом деле! — сказала она, улыбаясь. — Как насчет того, чтобы выпить со мной чашечку кофе? — Бобби кивнул и медленно подошел к Фиби.

Он выглядел встревоженным, как Бретт прошлой ночью. Она уже стала привыкать к такому выражению лица.

— Ты ведешь себя неразумно, сестренка, — сказал Боб. — Я видел Энни утром, и она сказала мне, что кто-то преследовал тебя прошлой ночью по пути домой.

— Это так. — Фиби протянула ему чашечку с кофе.

Боб взял ее, но пить кофе не стал.

— Когда все это кончится? Представляю, как ты расстроена.

— Я слишком счастлива, чтобы быть расстроенной, — сказала Фиби с улыбкой, подтверждающей ее слова. Ей хотелось поделиться с ним своей радостью.

Бобби подходил для этого идеально. В отличие от Энни он умел хранить секреты и в течение нескольких лет был ее поверенным. Боб замер в ожидании, и Фиби снова улыбнулась ему.

— Я влюблена.

— Что ты сказала?

— Я влюблена в Бретта, — повторила Фиби и поставила кофейную чашечку. Она облокотилась на прилавок и постаралась не замечать хмурого и встревоженного взгляда брата. — Впервые за много лет я чувствую себя живущей по-настоящему.

— Что это означает, Фиби? — спросил Боб настороженно. — Ты выходишь за него замуж?

На мгновение Фиби представила их с Бреттом свадьбу. Будучи достаточно честной сама с собой, она знала, что хочет именно этого, однако сказала совсем другое.

— Мы не говорили о женитьбе, — сказала она и нервно засмеялась. — Скажу тебе правду, мы даже не объяснялись в любви.

— Но он любит тебя? — спросил Боб.

Любит ли он? Осталось так много недосказанных слов, так много невыясненного, что ей трудно понять его чувства.

— Не знаю, — честно сказала Фиби, — но приложу все усилия, чтобы выяснить это.

— Тебе не кажется, что ты торопишь события? — спросил Боб, и Фиби поняла, что он старается быть как можно деликатнее. — Бретт пробыл в городе всего несколько недель.

— Ты забыл, что я знаю его много лет, — сказала Фиби, стараясь избежать его пристального взгляда.

— Я ничего не забыл. — Боб был серьезен как никогда. — Не знаю, что было между вами, когда вы были детьми, но ясно одно — ты никогда не могла рассуждать здраво, когда дело касалось Бретта.

Фиби недовольно посмотрела на брата.

— Что ты хочешь этим сказать?

Боб вздохнул и потер лоб.

— Я понимаю, что мне не удалось быть достаточно тактичным. Я только хотел попросить тебя не спешить. В городе сейчас так тревожно, а ты прислушиваешься к голосу сердца, но не рассудка.

— Я всегда прислушивалась к голосу рассудка, — огрызнулась Фиби. — Я всегда была послушной девочкой, которая делала то, что скажет папа, и слушала, что скажет мама. И всегда забывала прислушиваться к самой себе. Мне уже почти тридцать лет, а я никогда не давала волю своему сердцу. Я полюбила Бретта, когда мне было семнадцать, и позволила ему уйти, чтобы не расстраивать родителей. Я увлеклась рисованием, но забросила свои кисти из-за работы в магазине.

Боб вздрогнул, и Фиби поняла, что он воспринял этот упрек в свой адрес. Она не могла заниматься искусством, потому что родители хотели, чтобы Боб сделал военную карьеру.

— Я всегда чувствовал себя виноватым перед тобой, сестричка, — сказал он. — Ведь ты действительно из-за меня все бросила!

— Не только, — сказала Фиби. — Но теперь я решила снова заняться рисованием. Бретт убедил меня попробовать еще раз. Возможно, еще не слишком поздно, Бобби.

— Только бы твое решение было твердым, — сказал Боб, и Фиби поняла, что брат искренне волнуется за нее.

— Спасибо. — Фиби остановилась на мгновение и поцеловала брата в щеку. — Не беспокойся обо мне, Бобби. Бретт — хороший человек, и он не имеет никакого отношения к тому, что здесь происходит.

— Возможно, ты права, но обдумай все еще раз. А что, если загадка убийства Сью и исчезновения Салли так и останется нераскрытой? Сможешь ли ты до конца своей жизни оставаться с человеком, подозреваемым в столь страшном преступлении?

Вместо ответа Фиби пожала руку брата и вышла из магазина. Такой вопрос никогда не приходил ей в голову. Несмотря на угрозы, она все еще надеялась оправдать своего друга. Она даже думать не могла, что будет, если ей это не удастся.

Придя домой, Фиби сразу же направилась в кладовку, служившую ей когда-то мастерской. Она оглядела чистые холсты и старенький мольберт. Рисование — это как раз то, чем ей нужно сейчас заняться. Вблизи ее дома есть одно местечко, откуда открывается прекрасный вид на Конуэй. Сейчас настало время воплотить свои мечты в нечто более реальное.

 

Глава тринадцатая

Улыбаясь и что-то напевая себе под нос, Фиби шла по дорожке, ведущей к дому Бретта. Она испытывала беспредельную радость от вновь захватившего ее чувства, и каждое последующее мгновение приносило ей все большую надежду и уверенность в себе и своих силах. Новые интересные идеи волновали ее воображение и выплескивались в бесчисленные наброски. Она упивалась этим счастьем, обретя способность снова воплощать свои мысли и чувства при помощи кисти и красок.

Сейчас она направлялась к Бретту, чтобы поделиться своей безумной радостью с близким и дорогим ей человеком, который искренне поддержит все ее планы.

Однако уже минутой позже Фиби почувствовала разочарование и тоску. Она звонила, затем стучала в дверь, но ответа не было. В таком случае Грейс Стефансен наверняка бы сказала, что не следует приходить в дом мужчины без приглашения или уведомления, тем более незамужней девушке. Но Фиби уже давно не слушала наставлений своей матери.

Бретт торопливо шагал по улице, стремясь как можно быстрее достичь своего дома. Ему даже пришла мысль пробежаться, когда он внезапно вспомнил о неприятном осадке, который оставила встреча с Беном — самодовольство, заносчивость и постоянные усмешки шефа полиции были невыносимы. В памяти до сих пор стояли слова, сказанные язвительным тоном: «Почему бы тебе не признаться, Бретт, ведь твоя вина очевидна! Почему бы тебе не рассказать мне о том, кто похитил и убил маленькую Сью Флайд?»

Бретту не меньше, чем Бену, хотелось знать, кто это сделал. Его размышления как-то сами собой перешли на Фиби. И только тут он вспомнил о назначенной встрече.

Фиби повернулась спиной к входной двери дома Бретта и, не скрывая своего разочарования, вышла на улицу. И тут она остолбенела, увидев своего возлюбленного, одетого только в шорты, носки и кроссовки, вынырнувшего из-за угла. Его руки были согнуты в локтях и равномерно двигались вперед и назад относительно корпуса, а сильные длинные ноги сокращали разделявшее их расстояние. Но его вид все же не напоминал усердного, сосредоточенного на дистанции и скорости спортсмена. Тяжелый взгляд, устремленный куда-то в сторону, не оставлял сомнений относительно его настроения. У своего дома Бретт перешел на шаг, как бы сдаваясь перед более сильным соперником, затем он остановился, стараясь справиться с учащенным дыханием, и посмотрел на Фиби.

— Привет, — произнесла она и одарила его обворожительной улыбкой. — Тебя не оказалось дома, и я решила непременно разыскать тебя.

— Как мило с твоей стороны, — ответил Бретт.

По выражению его лица Фиби поняла, что он явно чем-то расстроен. Его удрученный вид не располагал к общению.

— Я подумала, что смогу убедить тебя пообедать вместе со мной, — с оттенком загадочности произнесла Фиби, по-особенному глядя в лицо Бретта.

Струйки пота блестели на его груди, волосы спутались прядями, но никто бы не смог отрицать, что впечатление он производил куда более сексуальное, чем накачанные юноши с обложек модных журналов и экранов нашумевших фильмов.

Бретт скорчил гримасу, подумав, что мысль о еде вовсе не занимает его сейчас, когда из головы не выходят тревожные события последних дней.

— Я не голоден.

— Но скоро будешь голоден как волк, — сказала Фиби и засмеялась, стараясь справиться с неожиданным и откровенным желанием прижаться к его груди и почувствовать сильное разгоряченное тело.

И тут громкий собачий лай прервал ее романтические мечтания.

Повернувшись, она увидела огромного черного пса, бежавшего прямо на них. Собака обнажила зубы и зарычала, подобно дикому зверю.

— Господи, откуда он взялся? — Фиби инстинктивно попыталась спрятаться за Бретта при виде разъяренного животного.

Бретт мельком взглянул на собаку.

— Эта собака преследует меня с истошным лаем каждый раз, когда я пробегаю мимо этих домов.

Пес все еще рычал, но не решался двинуться с места.

— У меня замечательная новость, — отважилась наконец произнести Фиби, убедившись, что собака не собирается нападать на них.

— В последнее время я стал бояться любых новостей. — Бретт, развернувшись, направился к дому.

Что-то в его словах насторожило Фиби. Если бы она внимательно всмотрелась в его глаза, то увидела бы в них лишь усталость и желание выровнять дыхание после пробежки.

— Я снова рисую, — произнесла Фиби ему вдогонку звенящим от счастья голосом.

— Это великолепно, — машинально ответил Бретт, проходя в дом и придерживая перед ней дверь.

— В чем дело, Бретт? — спросила Фиби, неуверенно следуя за ним.

Бретт прошел в дом и несколько минут в раздумье бродил из угла в угол. Потом, спохватившись, он пригласил Фиби присесть. Чувствуя необходимость выговориться, он еще какое-то время не решался начать.

— Бен вызывал меня сегодня, — наконец сказал он, испытующе глядя ей прямо в глаза. Бретт хотел найти в них выражение вины. Но ни вины, ни раскаяния в них не было. Бретт растерялся, не зная, с чего начать свой рассказ. Он скрестил руки на груди, как бы утверждая себя в образе оратора.

— Ну? — не выдержала Фиби.

— Он знает, что в ту ночь я был недалеко от того места, где нашли Сью. — Он грустно посмотрел на Фиби и увидел в ее глазах нестерпимую боль. Но вдруг лицо ее переменилось.

— Так ты думаешь, что это я рассказала ему?

Фиби не стала дожидаться ответа. Увы, было очевидно, что он не хочет довериться ей. Они познали телесную близость, но не сократили ни на дюйм расстояние, разделявшее их души.

— А разве не ты? — В его голосе слышалось неподдельное удивление. Он был уже готов поверить в самое худшее.

— Конечно нет, — заявила она, и ее лицо порозовело от негодования. — Зачем мне было говорить об этом? Какая этому могла быть причина?

Бретт оторопел. Нет, он никогда не поймет эту женщину, не разберется в том, каковы ее цели и средства их достижения. Фиби, с ее необыкновенными искрящимися глазами, казалось, могла лгать и раскаиваться в этом одновременно.

— Неужели ты до сих пор не понял, что я переживаю за тебя! Разве ты не видишь, что мне не безразлична ситуация, в которой ты оказался? — спросила Фиби, и ее сердце готово было разорваться. Он, видимо, презирает ее. Но как тогда в их сердцах мог зажечься вчера огонь страсти?

— Перестань, Фиби, — надменно произнес Бретт. — Ведь я все равно не поверю тебе...

Фиби закрыла глаза в отчаянии, а Бретт направился к раковине в надежде, что холодная вода снимет вспышку раздражительности.

— Второй раз... — пробормотал он. — Я думаю, что это уже перебор.

— Я думаю, тебе пора все понять, — ответила Фиби.

— Я уже понял... Ты здесь... со мной... не потому, что хочешь быть со мной, а из-за того, что чувствуешь вину. — Бретт впервые произнес вслух то, что давно терзало его мысли.

— Это неправда! — вспылила Фиби в ответ. — Ты единственный, кто не доверяет мне. Попробуй пересмотреть прошлое и оценить мою вину, которая, я уверена, покажется тебе просто ошибкой.

Взволнованная речь Фиби не могла не пробудить в Бретте сострадания и тем самым обезоружила его, лишив былой неприступности. Он выглядел вконец растерянным.

Фиби встала, прошла в холл, открыла дверь и вышла на улицу. В глубине души она надеялась... Но Бретт так и не предпринял ничего, чтобы остановить ее.

На следующее утро Бретт был явно не в духе. Ему плохо спалось ночью, и он возлагал большие надежды на то, что бег прояснит его голову и хоть немного приведет в порядок хаотичный рой мыслей.

Он всегда питал слабость к этим тихим, озаренным нежным солнцем утренним часам, даже когда был еще мальчишкой. Именно по утрам к нему приходили самые светлые чувства. Температура воздуха еще не достигла своего апогея, кругом было все умиротворенно, спокойно. В это утро Конуэй был сама безмятежность, но мысли в голове Бретта бурлили.

Сейчас он уже корил себя за несдержанность и грубое обращение с Фиби. Ему явно недостает сдержанности. Но откуда ей взяться? Даже сейчас, когда он думает о ней, его сердце замирает, а возбуждение волной прокатывается по всему телу. Он безумно желал ее двенадцать лет назад, мечтает о близости с ней сейчас и вряд ли избавится когда-нибудь от действия ее чар.

Ему вспомнилось, с какой мольбой смотрела она прямо ему в глаза! Сколько в ней было нежности, страсти и любви!

...Шелковистые волосы Фиби были спутаны и слегка спадали на заспанное лицо. Тогда он нежно прикоснулся к ее губам и замер, наслаждаясь их клубничным ароматом. Она не поняла, что произошло. С вечера она забыла отключить будильник, и сейчас он настойчиво звал ее на работу. Наконец глаза Фиби прояснились, и Бретт, с удовольствием наблюдавший за этой метаморфозой, рассмеялся...

Сейчас, вспоминая этот эпизод, Бретт мог поклясться, что ничего подобного он не испытывал ни к одной женщине на свете. Только Фиби могла очаровать его своей заспанной невинностью. И в то же время только она виновата во всех его переживаниях и унижениях. Она мучила его сердце и уязвляла его гордость одновременно.

Бретт уже добежал до поворота на свою улицу и тут заметил белую с черным полицейскую машину, а чуть позже и грузного Бена, нажимавшего звонок входной двери его дома. Надо же, сам шеф полиции Бен Толмен подпирает косяк его двери!

Не дождавшись ответа, Бен повернулся и встретился взглядом с Бреттом. Солнце уже достаточно припекало, и Бен снял форменную фуражку. Его лицо выражало самодовольную строгость. В руке он держал какой-то документ.

— Бретт Кроуз, — сказал он, когда Бретт подошел поближе, — у меня ордер на обыск.

— Что ты ищешь, Бен? — Бретту на самом деле хотелось помочь шефу полиции в его нелегком расследовании. К тому же ему порядком надоело играть с ним в кошки-мышки.

Бен скривил большой рот и прищурил глаза, изучая подозреваемого.

— Я подожду с ответом. Не хочу упускать возможность получить неопровержимые доказательства.

Бретт опустил голову и стиснул зубы. Неужели никто больше не отважится поверить в его невиновность? Одна Фиби нашла в себе силы.

— Какие доказательства, Бен? Попробуй исходить из того, что я не причастен к этой трагедии.

Бен не собирался следовать совету Бретта. Он лишь нахмурил брови.

— Если ты не хочешь помочь расследованию добровольно, я арестую тебя по подозрению.

Бретт вынул ключи от своего дома из нагрудного кармана тенниски. Его губы были плотно сжаты, а желваки заметно двигались.

— Должен заметить, что не вижу повода для такой уверенности, — сказал он и отпер дверь.

— Время покажет, — зло буркнул Бен.

Одного взгляда на него было достаточно, чтобы раз и навсегда убедиться, что профессия детектива вредна для здоровья.

Лишь только Бретт распахнул входную дверь, как Бен немедленно направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Где твоя спальня, Бретт? — спросил он резким голосом.

— Вторая дверь направо, — ответил Бретт и последовал за Беном, мысленно уговаривая себя, что скоро все наверняка закончится.

Довольно долго он наблюдал, как полицейский безрезультатно исследует спальню и ванную. Вдруг Бен резко обернулся к Бретту и внимательно посмотрел ему в глаза. В его взгляде без труда читались не только ехидство и уверенность в том, что остаток своей жизни Бретт проведет в тюрьме, но и некоторая растерянность.

— Может быть, ты скажешь мне, что тебя больше всего интересует? — поинтересовался Бретт, выждав какое-то время.

Лицо Бена слегка покраснело, но он нашел в себе мужество признаться в затруднении.

— Твои теннисные туфли, — вздохнул он. Бретт был немало удивлен. В чем собственно, провинились его туфли перед начальником полиции?

Он молча вошел в комнату, нагнулся, достал искомые туфли из-под кровати и вручил их Бену, который аккуратно упаковал свою добычу в большой пластиковый пакет. Затем развернул перед глазами Бретта листок.

— Ты арестован за похищение Салли Флеминг, — объявил он, и уголки его губ поползли вниз. — Ты имеешь право хранить молчание. Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя на основании закона. Ты имеешь право...

— Подожди минуточку, — прервал его разглагольствования Бретт. Он все еще не мог поверить в правдоподобность данной ситуации. — Что служит основанием для моего ареста? Пара теннисных туфель?

— Следы, оставленные на месте преступления, — самодовольно ответил Бен. — Я убежден, что рисунок именно этой подошвы мы видели около дома Салли.

— Вполне возможно, — ответил Бретт, едва справляясь с растущим раздражением. — Я имею обыкновение бегать по утрам. И нет ничего удивительного в том, что где-то оставляю следы своих туфель.

— Вот ты и оставил их во время похищения Салли, — невозмутимо ответил Бен. — Я думаю, ты больше не захочешь ничего говорить без адвоката, потому что оказался в скверном положении. Мне надеть на тебя наручники или ты пойдешь по доброй воле?

— Пойду сам, — спокойно ответил Бретт, сконцентрировав всю свою волю. Он окончательно понял, что совершил величайшую в своей жизни ошибку: ему не следовало возвращаться в этот город.

Камера предварительного заключения находилась отнюдь не в центре города, а являла собой достопримечательность одной из окраин Конуэя. Это заведение чаще пустовало, чем принимало у себя какую-нибудь персону. Разве только Эд Бирч, пока был жив, время от времени посещал столь неуважаемое во всем городе место. В данный момент здесь расположились двое заезжих парней, имевших неосторожность повздорить на автозаправочной станции.

Фиби в ужасе стояла на улице, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями. Ее глаза пылали гневом, когда она вошла и увидела Бена, сидящего как ни в чем не бывало за своим столом. После того как она узнала от очередной посетительницы, что ее зять арестовал Бретта, она немедленно закрыла магазин и направилась туда. Забыв про гордость, она решила действовать.

— Ты что, сумасшедший? — для начала накричала она на Бена, которого никогда не уважала. — О чем ты думал, когда арестовывал Бретта? А настоящий преступник сейчас на свободе и ходит преспокойно по улицам города!

Грудь Фиби вздымалась от гнева, волосы разметались по плечам, глаза горели, щеки от волнения покраснели.

Бен приподнялся и свирепо посмотрел на ворвавшуюся к нему родственницу.

— Сейчас же успокойся, — вскричал он срывающимся голосом. — Я не имею обыкновения вмешиваться в твои дела в магазине и не даю советы, как торговать. И ты не должна указывать мне, как бороться с преступниками в городе, за порядок в котором отвечаю я.

— Черт с тобой, — вырвалось у Фиби, которая даже не заметила слетевших с ее губ слов. — Я не вмешиваюсь в твою борьбу с нарушителями закона в нашем городе. Меня волнует судьба лишь одного, заметь, невиновного человека! Я хочу знать, что послужило основанием для обвинения Бретта?

Бен прищурил глаза.

— Ты знаешь, я не должен вообще ничего тебе говорить и не обязан посвящать тебя в ход расследования. Но ты сестра моей жены, и я вижу, как ты переживаешь. И я расскажу тебе вот что. Мы нашли следы от спортивных туфель у дома Флемингов. И отпечатки полностью совпадают с оттиском подошв Бретта.

— Ну? — спросила Фиби, ожидая завершения логической цепочки.

— И мы арестовали Бретта, — закончил Бен и выразительно посмотрел на Фиби, как бы желая положить конец этой затянувшейся истории.

— Но это невозможно. — Фиби сделала несколько шагов навстречу Бену, прикладывая невероятные усилия, чтобы сдержать волну нарастающего гнева. — Это самый глупый поступок, который ты когда-либо совершал. Во-первых, Салли исчезла во время прогулки возле совсем другого дома. К тому же существуют сотни причин для того, чтобы следы от обуви Бретта оказались возле дома Флемингов. Например, каждый раз во время пробежки его преследует какая-то огромная собака. Скорее всего она-то и загнала его на газон возле дома Салли. Ты не рассматриваешь ни одного довода в пользу Бретта, но собираешь каждую глупость против него.

Фиби надеялась, что Бен обязательно что-нибудь скажет в ответ. Хоть что-нибудь. Но он молчал.

— Это же полное сумасшествие, Бен. Прошли недели с момента похищения Салли. Если бы следы были оставлены в день преступления, их уже давно смыл бы дождь. Тебе не приходило это в голову? Или ты просто не знаешь, под каким предлогом арестовать Бретта?

Как и большинство уверенных и довольных собою мужчин, Бену не слишком нравилось, когда его выставляли идиотом. Он сверкнул в сторону Фиби прищуренными глазками, излучающими злобу и презрение, и процедил сквозь зубы:

— Это ты так считаешь... А теперь немедленно уходи отсюда и впредь не позволяй себе подобных замечаний в адрес шефа полиции.

— Ты знаешь, что я права, — не унималась Фиби. — Я уверена, сейчас ты уже и сам жалеешь, что арестовал Бретта.

— В последний раз прошу тебя замолчать. — Нервы Бена были уже на пределе. — Ты же никого не хотела слушать, ни меня, ни Энни, когда мы пытались поговорить с тобой; ты даже не пожелала отвечать своей родной сестре, где ты была в ночь похищения.

— Это уже не твое дело, Бен, — сказала Фиби, забыв, что подобные вопросы входят в его прямые обязанности.

— А если нет? — возразил Бен. — А если это касается твоей безопасности? Может быть, ты не способна увидеть факты в истинном свете.

— Не изображай из себя психоаналитика, Бен, — сказала Фиби и подумала о том, что эта фраза наверняка сгодилась бы для романа Бретта. — Я собираюсь отстаивать интересы Бретта и установить правду, а для этого, если понадобится, найму самого лучшего адвоката. И все твои обвинения рухнут!

— Не зарывайся, Фиби, — предупредил Бен, но он не мог не отметить, какой решимостью были полны ее глаза.

— Расскажи, как оформить документы и достать Бретта из твоего мрачного склепа, — вошла в роль Фиби. Она стремилась доказать Бену, что остановить ее будет очень сложно.

— Увы, это невозможно, — ответил тот, преспокойно усаживаясь в свое рабочее кресло. — Я должен отправить его в Чарлстон, следуя букве закона. У меня не будет времени разбираться с ним до завтрашнего утра.

— Что? — Фиби была в смятении. — Но сейчас только десять часов. Почему нельзя сделать это сегодня?

— У полиции много дел. — Бен невозмутимо открыл толстую папку. — Придется ему провести ночь здесь, нравится тебе это или нет.

— Конечно, мне это не нравится, — сказала Фиби. — Если бы я могла что-нибудь предпринять... Я хочу видеть Бретта.

К ее удивлению, вместо отказа Бен встал и подошел к одной из двух дверей, ведущей в другую часть этого негостеприимного здания.

— Он здесь.

Уже на пороге Фиби неожиданно остановилась и повернулась к Бену.

— Зачем Энни звонила мне прошлой ночью? — спросила она.

Он медлил с ответом, решая, удостаивать ее ответом или нет.

— Я думаю, ты все же должна знать, что останки Сью подверглись экспертизе.

— И что установлено? — тут же спросила Фиби.

Бен откашлялся.

— Я ничего не могу официально заявлять, пока не пришло заключение экспертов. Я ожидаю получить его как раз завтра. — Бен как будто делал заявление для газетчиков. — Но, похоже, Сью умерла от удара по голове.

Полученная информация прокрутилась в голове Фиби с огромной скоростью.

— А это не мог быть несчастный случай? — спросила Фиби и увидела, как легкая судорога свела лицо Бена.

— Оставь свои фантазии, Фиби, — ответил он, ухмыляясь. — И запомни, если вы с Бреттом и дальше будете придумывать всякие небылицы, то я запрещу свидания с ним.

Фиби пропустила мимо ушей угрозу и с чувством собственного достоинства отвернулась.

Бретт в это время угрюмо сидел в камере, погруженный в мрачные мысли, и когда распахнулась дверь и неожиданно появилась Фиби, не выразил бурной радости.

— Привет, — сказала она, но так и не услышала ответного приветствия.

— В самом страшном сне не мог себе представить, что когда-нибудь ты навестишь меня в тюремной камере, — насмешливо произнес Бретт.

Фиби нашла глазами стул и села. Она не знала, как объяснить Бретту, что она уже не маленькая девчонка и если уж принимает решения, то доводит их до конца.

— Я не держу на тебя обиды, Бретт, — мягко сказала она.

Бретт едва сдержался, чтобы не пуститься в выяснение отношений. Обида точила его сердце, но Фиби в его сегодняшнем положении была подобна ангелу-хранителю. Ведь она нашла в себе силы пойти против общественного мнения. Ее самоотверженность, редкая для провинциальной, закомплексованной девушки, поистине достойна восхищения, а может быть, и любви.

— Я благодарен тебе. Здесь ты одна на моей стороне, признался Бретт. Весь город мстит мне, и твой родственник возглавляет травлю.

— Тебе нужен адвокат, — перебила его Фиби, стараясь положить конец зародившейся в сердце Бретта обиде на весь мир. Она хотела отвлечь его от переживаний и заставить действовать. — Я знаю хорошего юриста. Он друг нашей семьи, и я могу позвонить ему хоть сейчас.

Бретт нервно потер свой подбородок, и на мгновение замер, прикрыв глаза. Он пытался осмыслить ее слова.

— Послушай, Фиби, я бы принял твое предложение, но мне нужен человек, которому я мог бы полностью доверять. Уже один факт, что он друг вашей семьи, не позволяет мне быть с ним откровенным.

— Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы взяться за твое дело? — спросила Фиби, стараясь отогнать обиду за то, что он опять отказывается от ее помощи. Это удручало ее, но еще больше ее мучила неопределенность их отношений. Ведь несколько последних недель напрочь изменили ее жизнь, внесли смысл и радость в каждый прожитый день. Однако ему, похоже, они доставили одни лишь неприятности.

— У меня есть близкий друг, Филипп Грехэм, и он — отличный адвокат.

Бретт не рассказывал Фиби раньше о Филиппе, а Филипп ничего не знал о Фиби. Впрочем, Бретт никогда и никому не рассказывал о ней.

— Ты думаешь, дело может дойти до суда? — тревожно спросила Фиби.

— Во всяком случае о таком повороте событий стоит побеспокоиться заранее, — ответил Бретт какое-то мгновение спустя. — Ведь кто-то похитил Салли и убил Сью. И если это один и тот же человек, где гарантия, что он не совершит чего-нибудь еще? Не могу же я согласиться с тем, что мое заточение обеспечит Конуэю всеобщее спокойствие.

— Кстати, выяснилась новая подробность по делу Сью. — Фиби хотелось прервать тему, затронутую Бреттом. — Девочка была убита ударом по голове.

— И что ты думаешь об этом?

— Не знаю, — сказала Фиби и поежилась от неожиданно пришедшей ей в голову мысли. — А что если мы заблуждаемся по поводу ее смерти? Может быть, никто не похищал Сью, а она убежала сама? Может быть, с ней произошел несчастный случай?

— Но как она оказалась в болоте? Вдали от Старой дороги? — спросил Бретт. — Даже если бы она забрела на три-четыре мили от дома, ее все равно бы нашли... Да и Салли была бы сейчас со своими родителями вместо того, чтобы числиться в пропавших.

— Ты прав. Ведь не может быть, чтобы Салли тоже собралась путешествовать?

Бретт сник и с грустью посмотрел на Фиби. Ничто уже не может помочь ему...

— Филиппу Грехэму надо немедленно приехать сюда, — сказала Фиби.

— А я что говорю? — угрюмо буркнул Бретт.

Она встала со стула и направилась к двери. Открыв ее, она остановилась в нерешительности и, взглянув на него сквозь слезы, спросила:

— Ты знаешь, тебя могут перевести отсюда уже завтра!

— Знаю. Великодушие твоего зятя не знает границ, — произнес Бретт с жалким подобием улыбки на лице.

 

Глава четырнадцатая

Филипп Грехэм, высокий, хорошо сложенный блондин, взглянул на Бретта и покачал головой. Он был в неважном настроении с самого начала, как только они встретились, но Бретт знал, что на Филиппа можно положиться. Практикующий адвокат, он вылетел в Чарлстон первым же самолетом после его звонка, взял напрокат автомобиль и в тот же день прибыл в Конуэй.

Теперь друзья сидели в укромном уголке дома Синтии и пили пиво, но даже хорошее пиво не расслабляло ни того, ни другого.

— Надо было очень постараться, чтобы вляпаться в такое дерьмо, — сказал Филипп на удивление мягким голосом. — Уж поверь мне, в колоссальное дерьмо.

— Сам не знаю, как это случилось, — удрученно пожал плечами Бретт, подумав про себя, что вряд ли когда-нибудь высвободится из паутины, которую соткал вокруг него Конуэй. — Спасибо, что приехал. Уж очень не хотелось оставаться за решеткой на ночь. Но объясни, пожалуйста, как тебе удалось убедить Бена отпустить меня?

Филипп оборвал рассуждения Бретта, небрежно похлопав его по руке.

— Я и не думал его убеждать, достаточно было пригрозить как следует. С такими уликами, как у него, мало кто стал бы настаивать на твоем задержании. Я пообещал подать на него в суд за незаконный арест, вот он и согласился отпустить тебя под залог.

— Но не освободить? — спросил Бретт, хотя ответ был ему уже известен.

Они перекинулись лишь парой слов по дороге из тюрьмы, но Бретт знал своего друга достаточно хорошо, чтобы почувствовать в его тоне недосказанность.

— Возможно, у него есть не только след твоей обуви, — задумчиво сказал Филипп. — Кажется, у него есть даже свидетель.

— Свидетель? — Мало что могло удивить Бретта со времени его приезда в этот город, но сейчас ему пришлось пережить настоящий шок. — Это невозможно! Какой может быть свидетель, если я не совершал преступления?

— А он не свидетель преступления, он просто видел тебя вместе с девочкой незадолго до того, как она была похищена, — Грехэм интонацией подчеркнул разницу в формулировке.

— Подожди минутку, мы говорим о Сью Флайд или о Салли Флеминг? — Бретт ведь и не скрывал никогда, что помог Сью накачать колесо велосипеда незадолго до ее похищения, но вот другую девочку он в глаза не видел.

— Я говорю о Салли. — Грехэм вопросительно взглянул на друга. — Но, оказывается, к другой ты тоже имеешь какое-то отношение?

Бретт кивнул головой, затем немного посидел сосредоточенно и встал.

— Да. Она пропала много лет назад. Тогда я тоже был обвинен в ее похищении, но за отсутствием улик отпущен полицией. Несколько дней назад скелет девочки был найден.

— Дерьмо круче, чем я предполагал, — пошутил Грехэм, но на этот раз Бретт не оценил его остроумия, и он снова заговорил как адвокат: — Я полагаю, у тебя не было алиби и в тот раз.

— Почему же? — возразил Бретт. Сейчас было не время хранить секреты. Если Филипп собирается его защищать, ему нужны факты. — Ту ночь я провел с девушкой по имени Фиби Стефансен.

— Ах вот оно что! — В голосе Грехэма послышались нотки понимания. — Не в ней ли все дело?

— Может быть, — ответил Бретт медленно. — Мы с ней пытались установить, что произошло тогда, но...

Филипп быстро допил пиво и вскочил. Еще минуту назад выглядевший сонным и смертельно уставшим, сейчас он был свеж и энергичен.

— Чего же мы ждем? Я хочу знать все об этих похищениях, а три головы лучше, чем две.

— Это не так-то легко, — остановил его Бретт, уставившись в стол.

Не найдя поддержки своему порыву, Филипп снова сел, поставив локти на стол и подперев подбородок ладонями.

— Почему? — спросил он, и Бретт заметил, что Филипп крайне заинтересован. — Она не на нашей стороне?

— Не в том дело, — отмахнулся Бретт. Ну как объяснить лучшему другу суть всего этого клубка противоречий?! Он взглянул на часы, увидел, что уже почти шесть и решительно поднялся: — У нее магазин недалеко отсюда, пойдем.

Закрытие магазина всегда было для Фиби настоящим испытанием. Все знали, конечно, что магазин торгует до шести часов, но некоторым ничего не стоило появиться в нем и без пяти шесть. И пока заканчивался выбор покупок, обмен новостями, часы уже показывали далеко за шесть. Обычно Фиби относилась к этому как к неизбежным издержкам бизнеса, но сегодня она ни за что не хотела задерживаться. Фиби неизменно вздрагивала, когда звонил телефон, ожидая получить сообщение о Бретте. И всякий раз разочарованно вешала трубку.

Ее единственным желанием было бежать в тюрьму — умолять об освобождении Бретта. Но покупателей оставалось как назло много. Поэтому и в четверть седьмого дверь была открыта. Фиби подсчитывала выручку, когда кто-то вошел.

— Закрыто, — проговорила она, на секунду отвлекаясь от своей работы, но увидела перед собой Бретта, а с ним еще какого-то мужчину.

— Мы подождем тебя? — спросил Бретт, и Фиби от неожиданности закашлялась. Ей хотелось немедленно задать ему столько вопросов!

Тем не менее в течение следующих десяти минут она все-таки подсчитала выручку, стараясь не обращать внимание на запоздалых посетителей. Затем пожала плечами, как бы извиняясь, что ее рабочий день так затянулся.

— Не говорите только, что тюрьму закрыли на перерыв, — немного поддразнивая, сказала она.

Бретт попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. Он выглядел так, как будто день, проведенный в тюрьме, отнял у него все силы.

— Ничего подобного. Просто лучший адвокат по эту сторону Миссисипи взялся за мое дело. — Бретт указал на мужчину рядом с собой, который кивнул ей головой. — Фиби, я рад познакомить тебя с Филиппом Грехэмом.

— Понадобилось небольшое адвокатское вмешательство, — честно признался Филипп, пожимая ей руку.

Бретт улыбнулся своему другу, и Фиби ощутила теплоту их дружбы.

— Дело, значит, еще не закончено? — спросила она адвоката, и тот покачал головой. — Идиотизм! — Она даже топнула маленькой ножкой. — Неужели Бен мог клюнуть на след подошвы, обнаруженный через несколько дней после похищения. Какое же это доказательство? Это же грубое нарушение закона! Они даже не уверены, что Салли похищена!

— Возможно, у них есть что-то еще, кроме отпечатка обуви. Бен говорит, у них есть свидетель.

— Что? — Фиби была ошеломлена. — Чепуха какая-то!

Филипп Грехэм кашлянул, пытаясь обратить на себя внимание, и Фиби устремила неистовый взгляд на него.

— Я думаю, нам не стоит обсуждать действия Бена здесь, в магазине. Это ни к чему не приведет. И посвятите меня наконец в подробности этой истории, но лучше, конечно, в более домашней обстановке.

— Пойдемте ко мне, — сразу же предложила Фиби.

— Согласен, — поддержал ее Филипп.

Двадцатью минутами позже все трое удобно расположились в гостиной у Фиби, ожидая, когда домашняя пицца подрумянится в духовке.

Фиби и Бретт сидели в противоположных углах комнаты, но Фиби не нравилось, что их разделяет такая дистанция. Ей так хотелось приласкать и приободрить Бретта, показать, что она верит в него!..

— Ну что, начнем? — спросил Филипп, первым прерывая молчание.

Они подробно рассказали ему обо всем — начиная с той исторической ночи, когда была похищена Сью, и до ареста Бретта сегодня утром. Грехэму нужно было знать все, чтобы выработать правильную линию защиты, и они старались не упустить ни одной детали. Только один раз Фиби ненадолго отвлеклась, уходя за пиццей и готовя напитки.

Филипп в основном только слушал, лишь изредка прерывая повествование вопросами.

— Все? — спросил он, когда Бретт и Фиби наконец умолкли.

— Все, если не считать того, что мне удалось выяснить совсем недавно: Сью была завернута в старое красное одеяло, а сумасшедший Эд Бирч будто бы знал, кто преступник. Но Эд мертв, да и в любом случае его слова не заслуживали доверия. Словом, детектив я отвратительный.

— Не будь так строга к себе, сказал Грехэм. — Ты ни в чем не виновата.

— Как сказать. — Фиби удрученно взглянула на Бретта. — Ведь именно моя нерешительность, страх перед отцом и боязнь скандала так повредили Бретту.

— Забудь об этом, — сказал Бретт и почувствовал, что это не просто слова. Чтобы решиться на них, ему понадобилось двенадцать лет.

Но Фиби, ждавшая этих слов в течение долгих лет, сейчас, когда они прозвучали, почему-то не могла с ними согласиться.

— Если бы я тогда все рассказала, может быть, Сью не умерла бы, Салли не была бы похищена, а ты уж точно не был бы обвинен.

— Не думаю, — сказал Бретт, удивляясь, как ему удается говорить об этом так спокойно. — Я верю в судьбу. Что бы мы ни сделали, все случилось бы так, как случилось.

Грехэм кашлянул, нарушив их диалог.

— Не люблю вмешиваться, — сказал он, пытаясь переключить их внимание на себя, — но свобода Бретта зависит от того, что вы сейчас мне ответите. Кто-либо в Конуэе вел себя странно с тех пор, как Бретт сюда вернулся?

Фиби взглянула на Бретта, но тот лишь пожал плечами.

— Никто, за исключением Бирча, но он мертв, — наконец сказала Фиби. — Он точно сумасшедший. А если нет, я ни за что в жизни не догадаюсь, что он имел в виду, когда предупреждал меня держаться подальше от Бретта.

— Он говорил держаться подальше от него? — переспросил Филипп, указывая на своего друга.

Фиби молчала. Бирч сказал что-то подобное этому, но она не могла вспомнить точно его слова. Фиби сжала голову руками и крепко зажмурилась. Что же сказал Эд Бирч? Она вспомнила, как он смеялся над ее просьбой о помощи и как он сказал, что знает, кто совершил убийство. У Сью сломался велосипед, когда мужчина схватил и унес ее прочь. Но что тогда сказал Бирч? «Ты водишься с опасным человеком».

Эта фраза всплыла у нее в голове и застучала в висках. Именно так! Вот что сказал тогда Эд.

— Фиби! Фиби! — Она невольно вздрогнула от тревожных вскликов Грехэма. — Что с тобой?

Фиби сомневалась, стоит ли говорить ему о такой мелочи.

— Не уверена, что это имеет хоть какое-то значение, но Эд сказал, что я вожу компанию с опасным человеком.

Бретт в сомнении поднял брови.

— Уверен, что я был не единственным мужчиной, с которым ты общалась за последние двенадцать лет.

Конечно нет. Но всех остальных мужчин она уже исключила из числа подозреваемых.

— Хорошо, но не подозревать же Боба или Бена, например. Он, конечно, вспыльчив, не приведи Бог, но не убийца. Остается Кэрк. Ну, Кэрк это просто Кэрк! Все же Эд, наверное, был сумасшедшим.

— А что если Гарри? — спросил Бретт, заставляя Фиби рассмотреть и эту возможность.

Она покачала головой.

— Я общалась с ним, лишь когда он приходил за покупками в магазин, — сказала Фиби. — Нет, это безнадежно. Вряд ли мы узнаем когда-либо, кто все это совершил. Я думаю, сейчас главное — оправдать Бретта.

— Ты не должна так думать, — сказал Бретт, и Фиби повернулась к нему. Мягкая голубизна рубашки делала черты его лица более жесткими, а глаза более светлыми. Внутри них вспыхивали искорки. Возможно, она была не права тогда, неделю назад, когда подумала, что они недостаточно хорошо знают друг друга. Сияние этих глаз подсказывало, что это не так.

Филипп Грехэм наблюдал за ними еще мгновение, погруженный в свои мысли.

— Ты говорила что-то о красном одеяле, Фиби. Что это может значить?

Она безнадежно покачала головой, а Грехэм откинулся на софу и прикрыл глаза. И тут Фиби вспомнила, что и у Бретта, и у адвоката выдался долгий день. Она взглянула на часы и увидела, что уже почти полночь.

— Так мы ни до чего и не добрались, — неохотно заметила она. — Что если нам продолжить разговор утром?

— Неплохая идея, — зевая, согласился Филипп.

Бретт вдруг резко выпрямился. Он вскочил и замер, пристально глядя на Фиби, затем закрыл глаза.

— Что случилось, Бретт? — бросилась к нему Фиби.

— Твой пейзаж, — сказал он, стараясь, чтобы она поняла. — Тот, который ты написала на следующий день после похищения Сью. Тот, с красным пятном.

Когда несколько дней назад они смотрели картины, Фиби показалось, что красное пятно на полотнище было случайным. А что, если это не так? Что, если она намеренно выделила красное по контрасту с блеклым фоном? Глаза Фиби расширились от сногсшибательной мысли.

— О, нет, — прошептала она.

— В чем дело? — спросил Филипп, переводя взор с Фиби на Бретта. — У вас есть какие-то дополнительные соображения?

Это была самая отвратительная мысль, которая когда-либо посещала ее ум, такая безобразная, такая нелепая, что она не могла произнести ее вслух до тех пор, пока не убедится, что это правда. Она со всех ног бросилась на второй этаж, а за ней Бретт и Филипп.

Это невозможно, убеждала она себя. Он не мог этого сделать. И снова ей слышались слова Бирча: «Ты водишься с опасным человеком». Нет, это не может быть правдой. Он не из тех, кто может совершить подобное.

Дверь в студию была не заперта. Фиби присела на корточки и нервно начала перебирать холсты, как будто не осознавала, что делает.

— Пожалуйста, Господи, — шептала она. — Пусть это будет неправдой.

Пейзаж, который она искала, был в папке, и Фиби, держа его на вытянутых руках, принялась пристально разглядывать. Насколько она помнила, тот день был облачным, и пейзаж был выдержан в приглушенных тонах. Наверху, почти у самого края рисунка, внимание привлекало красное пятно — там, где она и опасалась его увидеть. Сью, наверное, пыталась использовать красное одеяло, чтобы привлечь внимание, но это не сработало.

Фиби опустилась коленями на пол, и, когда она повернулась к Бретту, он увидел, что из ее глаз текут слезы. Бретт безмолвно опустился рядом с ней. Он гладил ее волосы, стараясь успокоить. В дверях стоял Грехэм и сконфуженно поглядывал на них.

Через несколько минут Фиби отстранилась от Бретта и вытерла слезы ладонями. Она всхлипнула и уткнулась ему в плечо так, что он не мог видеть ее лицо.

— Все эти годы разгадка находилась на картине, — подавленно сказала она. — Этот яркий цвет не мог не привлечь моего внимания. Еще бы! День был такой пасмурный. Но я даже не обратила внимания, что красное пятно — это окно Кэрка.

Кэрк, с его мягкими манерами, подумал Бретт. Фиби говорила, что он и муху не обидит, но он сделал кое-что похуже — убил одну маленькую девочку, похитил другую, и почти разрушил жизнь еще двоим.

— Так вот кого имел в виду Эд Бирч, когда сказал тебе, что ты водишься с опасным человеком, — сказал Бретт, и тут до него дошло, что Кэрк, вероятно, убил и Бирча тоже. Гнев, неистовый и неудержимый, разгорелся в его душе.

Фиби чувствовала, что сделанное открытие лишило ее последних сил. Лишь с огромным трудом ей удалось отстраниться от Бретта и встать. Она не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь прежде чувствовала себя так плохо.

— Но зачем он сделал все это? — спросил Бретт и тоже поднялся, следуя ее примеру. Он уже совладал с возмущением, сквозившим в его голосе.

— Ты был прав, когда сказал, что он любит меня. Я, конечно, тоже знала, но не понимала, насколько его чувство сильно, — сказала Фиби и вздохнула. — Он, конечно же, знал о нас, тогда, двенадцать лет назад, и похитил Сью, чтобы подставить тебя.

— И Салли он похитил только потому, что его план отлично сработал, — закончил Бретт за нее. Горечь и отчаяние прозвучали в его голосе. — Я покинул город, и ты осталась одна. Следовательно, сейчас мне тоже надлежит покинуть город.

— И мы действовали согласно его плану, — печально добавила Фиби. — Мы были так заняты, обвиняя друг друга, что у нас даже не осталось времени, чтобы оглядеться вокруг и заметить, что есть еще кто-то, кого можно обвинять.

— Но как мы могли знать, что следуем подлому плану безумца? — успокаивая ее, сказал Бретт.

— Я немедленно звоню Бену, — сказала Фиби, но Бретт опередил ее, решительно направляясь к лестнице.

— Куда ты? — почти одновременно спросили Фиби и Грехэм, однако Бретт даже не обернулся.

— Я иду к Кэрку, — бросил он через плечо, даже не собираясь обсуждать свое решение. — Одна маленькая девочка мертва, и, я боюсь, вторая тоже может умереть, если мы будем медлить.

— Но давай сначала все же позвоним Бену, — обратилась Фиби к нему, но он уже был на середине лестницы.

— Бретт, подожди, я не отпущу тебя одного! — Филипп двинулся было следом за другом.

— Оставь, Фил! — на бегу крикнул Бретт. — У меня личные счеты с этим человеком. Он терроризировал весь город и пытался отнять у меня будущее!

— Имей в виду, он будет действовать решительно, — предупредил Филипп, и Фиби молча согласилась с ним. Однако она не могла последовать за ним, пока не позвонит Бену. Кэрк представлял опасность, и ей хотелось заручиться помощью полиции.

Бретт быстро приближался к дому Кэрка, глядя невидящими глазами себе под ноги. Он не чувствовал запаха жимолости, не слышал рулад сверчков в ночи. Единственное, что его сейчас заботило, так это надежда, что еще не поздно спасти Салли.

Только несколько окон было освещено в большом доме Кэрка Паркленда. Бретт знал, что родители Кэрка умерли много лет назад, и с тех пор этот дом выглядел запущенным и неухоженным. Сейчас, ночью, когда тучи заволокли все небо и не пропускали ни лучика лунного света, он выглядел зловещим, как жилище какого-нибудь монстра из голливудской сказки.

У Бретта не было конкретного плана действий. Он понял это, лишь оказавшись перед дверью дома Паркленда. Теперь размышлять было поздно.

Он взялся за дверную ручку и медленно повернул ее, но дверь не поддалась... Он мог бы сообразить, что такой человек, как Кэрк, которому есть что скрывать, обязательно запирает дверь.

Бретт прислонился лицом к холодной стене и задумался, что же делать дальше. Он пришел не за тем, чтобы стоять у запертой двери. Краешком глаза он заметил окно, сразу справа от двери, и уже знал, что будет делать дальше. Это будет шумно, но у него нет выбора.

Во дворе он нашел тяжелый булыжник и запустил им в окно. Грохот разбитого вдребезги окна прозвучал оглушительно в тишине ночи, и Бретт быстро засунул руку в образовавшееся в стекле отверстие, нащупал задвижку и открыл дверь. Через несколько мгновений он уже был внутри дома. Ему показалось, что здесь на удивление жарко.

Бретт остановился в ожидании возможного появления Кэрка, но кругом царила полная тишина. Тогда он стал тихо подниматься по лестнице, которая привела его на второй этаж. Отсюда хода в мансарду не было.

Бретт поколебался, затем, стараясь ступать как можно осторожнее, снова спустился вниз, в холл. И наконец увидел то, что искал: узкую винтовую лестницу, упирающуюся наверху в дверь. Поднявшись, Бретт попытался повернуть ручку, но и эта дверь оказалась заперта. Разочарование охватило его, но тут он заметил ключ, висевший на шнурке в нескольких дюймах от двери. Еле сдерживая дыхание, он снял ключ и вставил его в замочную скважину. Замок щелкнул, дверь громко заскрипела и отворилась, однако этот шум вряд ли дошел до сознания Бретта. Его глаза обшарили комнату и в углу, на куче одеял, отыскали маленькую девочку. Она не двигалась, и Бретт приготовился к самому худшему. Он включил свет, и раздавшийся возглас удивления был едва ли громче мяуканья котенка. Девочка медленно повернула голову, и Бретт увидел следы слез на ее личике.

— Салли? — спросил мягко Бретт, и девочка, отпрянув, прижалась к стене. — Не бойся. Я пришел, чтобы забрать тебя домой.

Салли тихо заплакала, а когда Бретт взял ее на руки, маленькое тельце уже сотрясалось от рыданий.

— Я хочу домой, — снова и снова повторяла она.

— Не волнуйся, — проговорил Бретт, и гнев начал закипать в ней с новой силой. — Я сейчас отнесу тебя домой. Ты здесь не останешься больше ни минуты.

— Вы никуда отсюда не уйдете, — раздался голос. Салли зарыдала громче, и Бретт, еще крепче прижав ее к себе, резко обернулся.

В дверях стоял Кэрк. Он был одет как всегда — в темные брюки и рубашку с короткими рукавами. Его волосы были взъерошены, а очки лишь чудом удерживались на кончике носа. Что-то дикое мелькнуло в его глазах, когда он посмотрел на Бретта.

— Я заботился о ней. Я кормил ее и приносил ей книжки для чтения. Я даже не притронулся к ней, — начал Кэрк, как бы оправдываясь, но что-то в его голосе настораживало.

Бретт, не зная, что ожидать от этого чудовища, сказал как можно спокойнее:

— Я забираю Салли домой.

— Ни ты, ни она никогда не выйдете отсюда. — Голос Кэрка задрожал. Он сунул руку за спину и вытянул оттуда пистолет. Длинный, черный, лоснящийся... — Отпустить вас — значит подписать себе смертный приговор.

— Тебе бы подумать об этом раньше, — все так же спокойно сказал Бретт.

Рыдания Салли стали тише, но она так крепко вцепилась в Бретта, что затруднила бы ему движение в случае, если бы пришлось прорываться к выходу.

В этот момент какой-то звук у двери привлек их внимание. Там стояла Фиби, приоткрыв рот и тяжело дыша. Сделав звонок Бену, она пробежала несколько кварталов до дома Кэрка, все это время молясь, чтобы подозрение не оправдалось.

— Как ты мог, Кэрк! — выдохнула она. Печаль и гнев одновременно прозвучали в ее упреке.

Паркленд побледнел при звуке ее голоса, но не опустил оружия. Вместо этого он начал переводить его с Бретта на Фиби и обратно. Фиби почувствовала страх — перед ней стоял настоящий сумасшедший.

— Я убью их, неужели ты не понимаешь? — вскрикнул он, адресуя девушке свою тираду. — Он как яд для тебя. Он разрушит твою жизнь. Неужели ты не понимаешь, что это единственный шанс спасти тебя от него?

У Фиби от признания Кэрка все поплыло перед глазами. Двенадцать лет назад в круг ее друзей затесался сам дьявол, и за это ребенок поплатился жизнью.

— Нет, не понимаю. Я не понимаю, почему ты был вынужден убить Сью, — неожиданно мягко сказала она. Кэрк почувствовал смену интонации и удивленно смотрел на нее, однако не опускал оружие.

— Я не убивал ее, — проговорил он, и его голос звучал, как у маленького мальчика, только что получившего нагоняй. — Я увидел это идиотское одеяло в окне, сдернул его и прикрикнул на нее. Она начала кричать. Я сказал, чтобы она прекратила, но она не останавливалась, и я вынужден был как-то заставить ее замолчать. Я направился к ней, но она все дальше и дальше отходила к окну, пока не наткнулась на подоконник спиной. Потеряв от неожиданности равновесие, она упала и, по-видимому, сильно разбила голову. Я пытался привести ее в чувство, но тщетно.

Слезы ручьем потекли по щекам Фиби. Она плакала от жалости к девочке, которая умерла, и к себе, которая была так близорука. И которая сейчас тоже была на волосок от смерти: оружие Кэрка было направлено на Фиби.

— Это твою жизнь я пытался спасти! — Его голос повышался от слова к слову, и в конце предложения уже звучал, как крик подстреленной дикой птицы.

— А как же Эд Бирч? Ты убил и его тоже?

Руки Кэрка тряслись так, что дуло качалось из стороны в сторону.

— Как ты не понимаешь? Он должен был умереть! Я слышал, как он предупредил тебя об опасной дружбе. Ты тогда не уяснила его слов, но это было только вопросом времени. Как ты не поймешь? Все, что я делал, было только ради тебя!

— О, нет, — возразила Фиби, побледнев. — Ты угрожал мне по телефону, ты обыскивал мою спальню. Ты следил за мной той ночью и перепугал до полусмерти...

— Потому что я люблю тебя! — закричал Кэрк, переходя на визг.

— И потому вынуждал уехать единственного мужчину, с которым я могла быть счастлива? — безрассудно спросила Фиби, у которой гнев, вина и отвращение перевесили страх перед оружием в руке Кэрка.

— Я только хотел, чтобы ты полюбила меня...

Рука Кэрка, держащая оружие, дрогнула и бессильно повисла, и Бретт понял, что это, возможно, единственный шанс для всех них остаться в живых. Все это время он молчал, понимая, что любое сказанное им слово может взбесить Кэрка. Он и сейчас безмолвно кивнул Фиби, указывая в сторону открытой двери. Фиби поняла его и осторожно двинулась к двери. Бретт с девочкой на руках последовал за ней.

— Стойте! — выкрикнул Кэрк, опомнившись и пытаясь прицелиться сквозь слезы. — Я буду стрелять, если вы двинетесь.

Бретт перевел взгляд с Кэрка на Фиби и понял, что они не должны реагировать на угрозу.

— Не останавливайся, — прошептал он Фиби, искренне надеясь, что она была права, когда говорила, что Кэрку органически не свойственна агрессивность.

— Стоять! — повторил Кэрк, но они продолжали двигаться.

До двери оставался всего один шаг, и, собираясь сделать его, Бретт приготовился к взрыву боли, который должен был прийти вместе с пулей. В этот момент он увидел Бена, который, преодолевая последние ступени лестницы, вынимал свой револьвер. За его спиной показалась фигура Грехэма.

— Кэрк вооружен, — тихо шепнул Бретт.

Бен коротко кивнул. Кэрк не переставая кричал так, что его голос заполнял весь дом.

— Она в порядке? — Бен показал рукой на девочку.

— В большем, чем можно было ожидать, — ответил Бретт, и Бен проскользнул мимо них в комнату на чердаке.

— Давай выбираться отсюда, — сказала Фиби Бретту дрожащим голосом.

Ночь была такая тихая, что, казалось, даже сверчки прекратили свое пение. Потом уже больше не было тишины, потому что Фиби плакала так горько, что ни Бретт, ни маленькая девочка, сидевшая у него на руках, не могли успокоить ее.

 

Глава пятнадцатая

На следующее утро Фиби проснулась с пульсирующей болью в голове и с покрасневшими и распухшими от плача глазами. Первое, что она увидела после пробуждения, было покрывало с розовыми оборками на кровати. Она резко села и уставилась на это украшение. И вспомнила.

Она наверху, в доме Энни и Бена, в спальне, вот только не слишком много ей довелось поспать. Фиби бросила взгляд на часы и увидела, что еще нет и девяти. Учитывая, что легла она очень поздно, а потом еще долго металась и ворочалась, ей вряд ли удалось проспать больше трех часов. Еще хорошо, что во сне у нее не было кошмаров, которых хватало в реальной жизни. А реальность такова: Кэрк Паркленд мертв. Кэрк, друг ее детства, неотступно следовавший за ней по жизни и любивший ее несмотря ни на что. Он пошел на преступление, чтобы удержать ее от мужчины, которого она любила.

Она вспомнила машину «скорой помощи», руку Бретта на своем плече, их совместное пребывание в полицейском участке. И, затем, на самом рассвете, возвращение домой. Она не могла оставаться одна и приняла приглашение Энни. Вот почему она здесь — одинокая и жалкая.

Дверь приоткрылась, и белокурая голова Энни появилась в проеме. События прошлой ночи отразились и на ее внешности, хотя это была женщина из тех, что выглядят безупречно всегда, даже утром. Но сегодня ее макияж не мог скрыть темные круги под глазами, в которых явно читалось сочувствие.

— Фиби, с тобой все в порядке? — спросила она нерешительно. Фиби подняла глаза и попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло. — Как глупо, подло, ужасно! Прости, но я ничего не понимала... — Голос Энни совсем угас к концу фразы, когда она уселась рядом с сестрой и взяла ее руки в свои. — Не вини себя, — продолжала она голосом, полным сочувствия. — Ты одна была на правильном пути. Несколько дней назад, когда Кэрк приходил к Бену, можно было кое-что смекнуть, но мы были так уверены в вине Бретта, что и в голову не пришло подозревать кого-нибудь еще. Тогда Кэрк говорил, что Бретта следовало бы повесить и что он сам видел его с Салли незадолго до ее исчезновения.

Фиби шмыгнула носом, но твердо решила удержаться от слез. Она уже достаточно наплакалась, сейчас настало время прийти в себя.

— Я никогда не понимала, почему Бретт был выбран всеми в убийцы.

— Теперь я этого тоже не понимаю, дорогая, — сказала Энни, и ее лицо выразило раскаяние. — Может быть, потому, что чувствуешь себя в большей безопасности, когда знаешь, кто враг. Кто же мог подумать, что это Кэрк?

— Я могла, — жестко сказала Фиби, — но, по-видимому, не захотела.

— Прекрати, — строго произнесла Энни, отмахиваясь. — Если бы не ты, Салли никогда бы не была найдена. И Бретт был бы уже в тюрьме.

— А ты никогда бы не призналась, что была несправедлива к нему, — добавила Фиби.

— Конечно, я была не права, — покорно согласилась Энни.

Фиби улыбнулась, радость переполняла ее. Это было больше, чем она мечтала достигнуть. В порыве благодарности Фиби бросилась обнимать сестру. Большую часть их взрослой жизни они провели в ссорах, и сегодняшнее примирение было чем-то особенным. У обеих на глазах блестели слезы.

— Тебе нужно еще поспать, — сказала Энни, и Фиби оценила заботу сестры, хотя и не собиралась следовать ее совету.

— Не могу, — сказала она и вытерла слезу, катившуюся у нее по щеке. — Я должна идти домой и собирать свои вещи.

Энни ничего не спросила, и Фиби подумала, что сестра ждет объяснений. Но что она могла сказать? Однако Энни лишь слегка сжала ее руку.

— Если я буду тебе нужна, я всегда к твоим услугам, — сказала она.

Бретт наклонился к водительскому окошку автомобиля, взятого напрокат Филиппом Грехэмом.

— Не знаю, как и благодарить тебя, Фил, — сказал он. — Может, задержишься на пару деньков?

Филипп отрицательно покачал головой, доставая солнечные очки, и улыбнулся.

— В общем, я сделал не так уж много. Просто мое присутствие и расспросы помогли вам выговориться и нащупать истину. И надеюсь, моя помощь в ближайшее время тебе не понадобится.

Бретт рассмеялся его словам, хотя был не в лучшем расположении духа. Прошлая ночь наводила на него ужас даже сейчас, когда все закончилось. Правда, теперь он свободен покинуть Конуэй, но так ли уж он хочет этого?..

— Держи пиво для меня холодным, — нарочито весело кивнул он другу, но улыбка на лице Филиппа не появилась.

— Ты уезжаешь из Конуэя? — серьезно спросил тот.

— Сразу как упакуюсь и выставлю дом на продажу, — сказал Бретт, и от этих слов у него самого перехватило дыхание.

— А как же Фиби? — недоверчиво спросил Грехэм, и кровь отлила от лица Бретта, потому что друг задел его больное место.

— А что Фиби? — переспросил он, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно безразличнее.

— Однажды ты сказал мне, что оставил свое сердце в Конуэе. Когда я увидел Фиби, я понял, что ты имел в виду, — сказал Филипп. — Не настало ли время сказать ей, что ты все еще любишь ее?

Бретт улыбнулся.

— Чтобы она рассмеялась мне в лицо? Нет, Фил, такие вещи лучше оставлять невысказанными.

— Она тоже тебя любит, — возразил Филипп мягко.

Бретт похлопал друга по плечу и выпрямился во весь рост.

— Были времена, когда я тоже верил в сказки! Фиби хотела получить от меня прощение, и она его получила. Сейчас она свободна прожить остаток жизни без чувства вины за то, что сделала когда-то. А я свободен уехать. Так что увидимся в Нью-Йорке!

С этими словами Бретт повернулся и пошел прочь. Он поднимался на крыльцо, когда Филипп включил зажигание и тронулся с места.

Был уже вечер, когда Фиби наконец-то присела на софу в своей гостиной и устало вытянула ноги. Она сказала Энни, что проведет день, собирая вещи, и не обманула ее. Это был хороший способ отложить на время личные проблемы.

Бретт намерен покинуть город, сейчас она уверена в этом больше, чем утром, когда еще была призрачная надежда, что он проявит интерес к ней. Но он даже не позвонил, чтобы узнать, как она себя чувствует после этой ужасной ночи, и слабая надежда ушла вместе с дневным светом. Она нисколько не винила его. Прошлой ночью он сказал ей, что прощает ее, однако его прощение было вызвано не любовью, а усталостью. И совсем не его вина, что она снова влюбилась в него.

Глаза Фиби были полны слез. Бретт уедет, и она вынуждена будет примириться с пустотой в своей жизни. Однажды она уже пережила это и должна пережить снова. Однако на этот раз она тоже уедет из Конуэя. Она продаст лавку, поступит в художественную школу, и новая жизнь погасит боль утраченной любви.

Настало время перестать платить долги другим людям, проводя все время в лавке за надоевшей работой. Она больше не чувствует себя виноватой ни перед кем. Кэрк похитил тех двух маленьких девочек, а не она. Он заплатил за свои преступления жизнью...

Ну а для нее только настает время жить. И для этого надо покинуть Конуэй.

В дверь позвонили, и Фиби нехотя поднялась. Возможно, это Энни с заботливо прихваченной домашней едой или, что еще более вероятно, мать. Они не разговаривали со времени последнего обеда у Грейс, но когда та позвонила сегодня утром, Фиби не удивилась: весь город уже знал, кто истинный виновник похищений. Грейс не стала тратить слов понапрасну.

— Я не хочу потерять тебя, Фиби. Я была не права в отношении Бретта Кроуза, но теперь я не буду вам препятствовать.

Прежде Фиби даже не пыталась ее разубеждать, но сейчас она решила сразу пресечь попытки матери устроить ее будущее. Они с Бреттом никогда не будут вместе, и теперь она готовится оставить его в прошлом.

Даже не взглянув на себя в зеркало, Фиби рывком открыла дверь. На пороге стоял Бретт. Она попыталась пригладить волосы, но тут же оставила эту попытку. Она выглядела как женщина, проведшая весь день за уборкой, но именно такой женщиной она и была. Босоногая, в шортах и футболке — женщина, которая никогда не была и не будет изысканной...

Темные волосы Бретта были взъерошены так, как будто он попал под дождь и пытался высушить их без расчески. На нем тоже были шорты, футболка и кроссовки. Но все же он был такой красивый, такой родной и... такой недосягаемый.

— Привет, — сказал он, но она не ответила, и Бретт еще раз пожалел о своем приходе. Но это настоящая мука — встреча с женщиной, которая не принадлежала ему, но которая была столь желанна для него даже сейчас, не в лучшем своем виде. Однако он был не из тех, кто уезжает не простившись. — Могу я войти? — спросил он.

Фиби кивнула, запоздало пытаясь взять под контроль свои эмоции. Бретт тем временем осмотрел ее с ног до головы, заметив и пятно грязи на подбородке, и следы пыли на одежде.

— Ты убиралась? — спросил он, осознавая нелепость своего предположения. Ее мир был разрушен прошлой ночью, а она провела сегодняшний день в уборке?

Фиби вновь кивнула. Но потом пожала плечами, решив сказать ему часть правды.

— Я не могла сидеть сложа руки и думать о том, что один из лучших моих друзей оказался убийцей.

— Люди не всегда такие, какими нам кажутся. Видимо, что-то сломалось в Кэрке много лет назад, — попытался утешить ее Бретт.

Фиби заметила, что в его голосе нет и следа горечи. А ведь Кэрк причинил ему столько зла, подумала она и тут же поправилась: нет, не ему — нам.

— Как было бы хорошо, если бы я вовремя узнала об этом несчастье, — мягко сказала она, и Бретту нестерпимо захотелось подойти к ней, приласкать... Но нет, он потерял на это право, их связь подошла к печальному концу, и виноват в этом только он один...

— Я ездил сегодня к Бену, — сказал Бретт после неловкой паузы. — Он сказал, что Салли чувствует себя значительно лучше. Доктор осмотрел ее и не нашел никаких следов физических повреждений. Наверное, Кэрк действительно бережно обращался с девочкой.

— А как ты? Бен сказал, что ты можешь уехать... — Фиби едва не задохнулась от волнения, когда произносила эти слова. Она боялась, что он затем и пришел, чтобы сказать ей об отъезде.

Бретт кивнул головой, не заметив ее замешательства.

— Бен отменил все приказы в отношении меня.

Фиби хотела было сказать, что счастлива за него, но не смогла произнести ни слова. Перспектива никогда больше не увидеть его лишила ее последних сил. Внезапно до нее дошло, что они все еще стоят в холле и она даже не пригласила его присесть.

— Может быть, пройдешь? — запоздало спросила она, но голос ее прозвучал придушенно и ненатурально. Неужели она действительно провела ночь безудержной страсти с этим мужчиной всего несколько дней назад? — Хочешь что-нибудь выпить? Стакан лимонада?

— Я пришел сюда не за стаканом лимонада, — ответил Бретт и глубоко вздохнул. Сейчас наступило время сказать слова прощания. Как трудно их произнести! Он не думал, что когда-нибудь будет готов к этому. — Я пришел сказать тебе, что возвращаюсь в Нью-Йорк.

Она весь день ожидала подобного сообщения, дыхание у нее перехватило. Видно, в глубине души еще теплилась надежда. Но нет, Бретт уезжает. И оставляет ее. После всех этих лет боли и горьких воспоминаний она опять теряла Бретта. Вот только боль сильнее, чем когда-либо раньше.

Она стояла и молча смотрела на него, отмечая, как плотно облегают его тело шорты и какие красивые у него руки. Руки, которые еще вчера так нежно обнимали ее. Двенадцать потерянных лет казались ей пустяком по сравнению с тем, что она теряет сейчас!

Бретт был сбит с толку ее реакцией и попытался заполнить паузу.

— Я оставил дом для продажи сегодня и собрал некоторые вещи матери. Это был нелегкий день.

К Фиби наконец вернулся голос.

— Расставание всегда тяжело, — сказала она, имея в виду и его чувства к матери, и свои чувства к нему. Затем задала самый главный вопрос, который мучил ее больше других: — И когда же ты уезжаешь?

— Завтра, — ответил он, и она почувствовала, что будто скальпелем провели по сердцу. Пряча глаза, она повернулась и прошла в гостиную.

Окно выходило на ее любимый дворик. Куда ни взглянешь, повсюду виднелись кусты азалий, на которых цвели прекрасные яркие цветы. Все они казались ей теперь уже поникшими и слегка увядшими.

Ее любовь к Бретту была похожа на них. Несколько дней, наполненных цветением счастья, а потом двенадцать лет пустоты. И теперь она должна подготовиться к еще большему периоду пустоты, который будет тянуться всю оставшуюся жизнь.

Фиби скорее почувствовала, чем услышала, что Бретт подошел и стал возле нее. И когда он положил руку ей на плечо, она не стряхнула ее. У нее просто не было сил. Да и зачем это сейчас, когда все между ними рухнуло!

— Прежде чем я уйду, Фиби, хочу сказать, что не виню тебя за то детское малодушие, — сказав это, Бретт почувствовал облегчение. — Я наконец-то понял, что это просто одна из многих неприятностей, случившихся с тобой, пока ты взрослела. Ты права. Я не имел никакого права возлагать на тебя ответственность за ошибку, допущенную тобой в семнадцать лет.

— Значит, ты простил меня... — сказала Фиби, и ее голос прозвучал резко и надтреснуто.

Бретт кивнул, немного сконфуженный ее реакцией. Почему она ведет себя так странно, разве она не добивалась от него прощения?

— Да, именно так. Я простил тебя. Ведь ты этого хотела?

Фиби рассмеялась громко и ненатурально, а потом слезы ручьем покатились из ее глаз.

— Конечно, я хотела, чтобы ты простил меня, — всхлипывая, проговорила она. — И понимаю, что ты не можешь жить счастливо здесь после того, что случилось.

— Почему же ты плачешь? — прошептал он, обнимая ее.

Фиби, благодарная за утешение, на которое не рассчитывала, уткнулась лицом в его грудь. Она хотела солгать, чтобы сохранить свою гордость, но потом решила не делать этого. Она уже смалодушничала однажды и этим только ухудшила положение. Настало время правды!

— Мне нелегко отпускать тебя, — сказала Фиби ему в плечо. — Это было нелегко для меня, когда я была девочкой, и это еще тяжелее для меня сейчас. Но я смогла жить без тебя однажды, и, думаю, это удастся мне и теперь.

Бретт мягко отклонил Фиби от себя. Ее васильковые глаза блестели, а тонкие черты никогда еще не казались ему столь прекрасными. Он взял ее руки в свои, и она даже не шевельнулась, чувствуя себя пленницей и этих добрых сильных рук, и серых глаз, таких честных и таких печальных.

Двенадцать лет назад любая мысль о Фиби вызывала в нем бурю негодования. Может быть, потому, что чувство к ней несмотря ни на что никогда не умирало? Да, эта маленькая женщина с длинными волосами пленила его сердце много лет назад и никогда не отпускала.

Пальцы Бретта нежно прошлись по изгибу ее шеи. Грехэм был прав. Настало время сказать ей о своих чувствах.

— Я боролся со своими чувствами с того самого момента, как увидел тебя снова, — прошептал он. — Даже после того, как мы провели вместе ночь, я пытался убедить себя, что это не любовь.

Глаза Фиби широко раскрылись и заблестели от слез.

— Ты любишь меня? — спросила она, и в ее голосе прозвучал благоговейный страх.

— Я думаю, что никогда не прекращал любить тебя, — ответил Бретт и притронулся пальцами к ее губам, чтобы не дать ей сказать то, что она пыталась сказать. — Не говори ничего. Даже если ты не любишь меня, достаточно того, что ты так внимательно слушаешь. Ведь ты же слушаешь меня, правда?

Фиби улыбнулась ему и отняла его ладонь от своих губ.

— Что, по-твоему, я пытаюсь сказать тебе в течение последних десяти минут? Или, ты думаешь, я могу не любя лечь в постель с любым ловеласом, посетившим наш город?

— Только не это, — ответил Бретт, и их губы слились в поцелуе, нетерпеливом и нежном одновременно.

Фиби закрыла глаза, чтобы полнее ощутить его объятие. Он запустил пальцы в ее волосы, как уже делал когда-то, и она вспомнила ощущение, которое испытывала прежде.

— Уедем со мной, — попросил он, прерывая поцелуй. Лучи заходящего солнца вспыхнули в его темных волосах и придавали лицу оливковый оттенок. Он выглядел таким же юным, как и много лет назад. — У меня отличная квартира в Нью-Йорке.

— Что же мне делать с лавкой? — спросила Фиби, наслаждаясь его предложением и взглядом серых глаз, в которых плясали беззаботные искорки, совсем как у того Бретта, в которого она когда-то без оглядки влюбилась.

— Ты должна продать ее, — сказал он, и это прозвучало у него так, как будто вопрос уже решен. — А доход от продажи обеспечит пенсию твоей матери. И Боб будет свободен выбрать себе любую профессию. Ты же сама говорила, что бизнес ему не по душе.

Фиби кивнула и сделала вид, что раздумывает над его предложением.

— А ведь это идея!

— Конечно, это решит все проблемы, — быстро продолжил Бретт, чтобы не дать ей возможность передумать. — Твоя семья была бы счастлива, а ты — свободна. И вышла бы за меня замуж.

— Замуж? — переспросила Фиби. Бретт Кроуз, которого она всегда любила и в неотвратимости потери которого она была уверена всего лишь час назад, хочет, чтобы она вышла за него замуж?!

— Конечно. Ведь я же в самом деле люблю тебя, — сказал Бретт, радостно улыбаясь. — Если тебе нужно время, чтобы все обдумать, не делай этого, пожалуйста, слишком долго.

Бретт приблизил свое лицо к ее лицу, поднятому навстречу. И как только он коснулся губами ее губ, Фиби обвила его шею руками, а он прижал ее к себе еще крепче.

Фиби закрыла глаза. Для нее в этом мире перестало существовать все, кроме этого мужчины и этого поцелуя. Однако он неожиданно отстранился, и она почувствовала пустоту там, где только что были его руки. Фиби удивленно открыла глаза и увидела, как он улыбается ей сверху вниз — так близко, что она могла видеть несколько волосков, которые он пропустил при бритье, и ощущать только ему присущий запах.

Его серые глаза вселяли столько надежды, а орлиные черты мужественного лица казались такими родными, что она не могла больше заставлять его томиться ожиданием.

— Бретт, я уже приняла решение, — сказала она. — Я продам магазин!

Бретт улыбнулся ей, довольный, что настало наконец время вернуть прошлому то, что ему принадлежало.

— Тогда у меня всего один вопрос. Выйдешь за меня замуж?

Фиби закрыла глаза и представила Бретта таким, каким его знала: сначала непокорным подростком, потом своим первым любовником, затем преданным ею мужчиной, опечаленным сыном. Человеком, без которого она не может жить.

Когда она открыла глаза, солнце еще не село, и Конуэй купался в его лучах. Но свет в сердце был еще ярче...

— Да, — просто сказала Фиби и, увидев счастье в глазах Бретта, поняла: тени прошлого навсегда ушли из их жизни.