Автор выражает благодарность

Филиппе Прайд и семейству Ходдеров;

Дэвиду Годвину и всем сотрудникам «DGA»;

Нику Дьюрдену, Дэвиду Киркапу, Серине Мэкеси, Адриану Тейлору, а также фирмам

«G-Stone» — за настроение,

«Unreal» — за сюжет,

«G amp;B» — за то, что они вообще существуют.

Особая признательность — Эмме — за все, и не только.

 

 

1

Прищучить Картье — такой была наша задумка. Нажиться на нем — точно так же, как он наживался на нас самих. Как говорится, око за око, но только с учетом морального ущерба. Мы рассматривали свою месть как акт праведного возмездия, закономерную реакцию на все обиды и унижения, пережитые в его доме. Впервые настроившись на возмездие, я, может, и чувствовала себя персонажем библейской притчи, с той лишь поправкой, что единственным священным писанием в жизни вашей покорной слуги была чековая книжка.

Поначалу никто и не думал, что все закончится столь плачевно. Когда я впервые появилась в доме на Коламбия-роуд, он просто пленил меня — двухэтажное здание, из окон которого открывался прекрасный вид. К тому же с рассвета до заката наш дом был буквально залит солнцем. О чем еще могла мечтать выпускница колледжа, у которой вся жизнь была впереди? Ну, положим, в моем списке заветных желаний значилась также приличная работа, еще неплохо бы наконец подрасти (а то мне приходится целоваться, стоя на цыпочках), но нельзя же хотеть от жизни слишком многого. На первый взгляд, дом казался безопасным и теплым, так или иначе, он сулил крышу над головой, пока я не присмотрю себе что-нибудь получше. Нас подвели некоторые детали обстановки; да, именно они и убедили меня и остальных жильцов сполна возвратить плату за проживание.

Жизнь на Коламбия-роуд довела меня до эмоционального банкротства. Взгляните-ка на меня, и сами поймете: с этой девушкой что-то не в порядке. Ну, во-первых, одежда, что сейчас на мне, не слишком подходящая: рассвет застал меня на заднем дворе босиком, в нежно-розовой ночной рубашке и без всяких следов косметики на лице. Вообразите светловолосую красотку, которой давно пора посетить косметолога. Не сразу и разберешь: двадцать два ей или сорок, — по крайней мере, именно так я себя чувствую. На улице к тому же довольно прохладно. Рановато для задуманного барбекю, но огонь, во всяком случае, согреет меня, пока я буду приглядывать за жарким. Раскочегарить угли несложно, особенно если под рукой имеется все необходимое. Щелчок одноразовой зажигалки, струйка огнеопасного лака для волос и — бах! Язычки пламени стремительно охватывают уголь и начинают приплясывать вверх-вниз, словно недавно вылупившиеся птенцы, жаждущие первой трапезы. Ах, какое угощение припасла я для вас, малыши! Взгляните, что мамочка прижимает к груди? Вязанки купюр! Здоровенные такие пачки наличных! Угощение с шестью нолями, можно сказать. У нас, знаете ли, денег куры не клюют. Настоящее лакомство: плоды вчерашней вылазки во вражеский стан, которые сгорят сейчас синим пламенем, если только мне достанет мужества довести дело до конца.

Когда квартиру снимают несколько человек одновременно, накладки неизбежны: сырость в ванной, например, скандалы вокруг немытой посуды или дележ пространства в холодильнике. Лучше заранее свыкнуться, скажем, с провисшим матрасом, оставшимся от предыдущих жильцов, и стараться о них не думать, ворочаясь ночью в постели. Но даже все это вместе взятое не в силах довести человека до подобного отчаянного шага. Здесь, на Коламбия-роуд, все до единого благоухают розами, в буквальном смысле. Хотите взглянуть, как живется в лондонском Ист-Энде? Тогда загляните к нам. Только приходите в дневное время, когда работает наш цветочный рынок. До отказа набитый лучшим товаром, он постоянно переживает разгар поры цветения. Аромат флоры всех стран и народов наверняка ошеломит вас не меньше, чем натиск продавцов, соперничающих за привилегию обслужить клиента. Некоторые заходят сюда просто полюбоваться и послушать, другие же заглядывают по пути на свидание, свадьбу или поминки. Именно сюда приходят, когда слов уже недостаточно, когда подойдут лишь самые свежие, самые пышные букеты. К закату, по обыкновению, все прилавки испаряются. Если повезет, можно заметить веточку вереска, мечущуюся по мостовой на манер перекати-поля, но главное, что в эти минуты наступают тишина и покой. А это особенно важно для нас сейчас, поскольку накануне мы устроили самое настоящее восстание рабов.

Хотя жизнь по обеим сторонам улицы совершенно разная, сами дома на ней выглядят почти одинаковыми. Оказавшись здесь впервые, я решила, что жить мне предстоит в одном из лучших зданий. Однако так можно сказать обо всех домах на Коламбия-роуд, за исключением соседнего. Интересно, отыщется ли где-нибудь еще улочка с выстроившимися в ряд викторианскими домами, которую портил бы такой жуткий отщепенец, запущенный и жалкий образчик архитектуры ирландской глубинки? Соседний дом выглядит более дряхлым и обветшалым, чем все дома вокруг; вам наверняка знакомы подобные здания, с почерневшими кирпичами под лохмотьями отвалившейся облицовки. Отщепенец, в сумерках впитывающий большинство теней, но в нем непременно все ночи напролет не гаснет свет. Мы живем в доме номер 664, а прямо напротив находится 665-й, что делает нас «соседями Зверя», как выражаются некоторые. Нет, конечно, мы ни разу не видели, чтобы сам прародитель зла при рогах и копытах выходил бы из соседнего дома или входил бы в него. Однако кто бы там ни проживал, он наверняка видел нас насквозь. Все вокруг знали нас как облупленных, перипетии наших повседневных отношений ни для кого не были секретом, а в последнее время и нас самих не покидало ощущение, будто в наш дом вселился дьявол.

Что же могло довести меня до подобной крайности? Только представьте: мне ведь захотелось скормить пламени целое состояние!

Да мне просто-напросто известно, чем нас вынудили поступиться из-за этих денег, вот и все. Я знаю, во что обошлась сделка мне лично.

Речь идет о грубо попранных правах, причем не только о наших правах квартиросъемщиков. Здесь нарушены законы о трансляции, я уж молчу о несоблюдении основных прав личности. Благодаря режиссеру-постановщику по имени Фрэнк Картье, эти денежки покрыты в моих глазах толстым слоем грязи. Может, меня и можно считать исполнительницей одной из главных ролей в его пьесе, но я ведь, черт возьми, не его собственность! Я всего-навсего жила в его доме, вместе с двумя другими персонажами выдуманной им драмы. Мои сотоварищи, между прочим, и сейчас еще в эфире, их жизнь протекает хоть и за закрытыми дверьми, но под пристальным взором любопытствующей публики.

Давайте начнем со Слим-Джима. Это у нас герой-любовник. Им интересуюсь не только я, но и множество наших зрителей. Я знаю, что говорю: по утрам, когда Слим выпрыгивает из душа, счетчик кликов начинает крутиться как бешеный. Похоже, что большинство просто видит его насквозь, прямо через майку с жирной надписью «ЖЕРЕБЕЦ». Как мне кажется, репутацию Слиму создал его халат, подростковая синтетическая тряпка с истершимся комиксом на спине. Халат настолько сел за десяток лет вращения в стиральной машине, что теперь едва прикрывает парню бедра. Как говорится, весьма пикантная деталь. Между нами говоря, Слиму придется как следует потрудиться, прежде чем я соглашусь признать, что под этим неприглядным антуражем скрывается милейшей души парень. В конце концов, именно мне приходится жить в реальной жизни. Все прочие могут выйти из Сети, когда им заблагорассудится, сделать перерывчик, заняться собственной жизнью. И только я способна дать Слиму хорошего пинка, чтобы тот занялся наконец своей. Мой обожаемый лодырь с торчащими во все стороны руками и ногами, с остатками прически а-ля хиппи и с римским профилем. Император безделья, который с радостью проденет кольцо себе в бровь, но вздрагивает при мысли о том, чтобы надеть его мне на палец. Не то чтобы мне так уж этого хотелось. Во всяком случае, едва вернув украденную свободу, я пока не намерена заключать какие-то новые контракты.

Кроме того, Слим без пяти минут женат на своей игровой консоли с выходом в Сеть. Весь мир тому свидетель, но Слима это не пугает, он настоящий энтузиаст. Вот и сейчас, как мне кажется, всякий, кто наблюдает за нашей гостиной, должен увидеть лениво вплывающего в комнату Слима; вот он сгибается, чтобы подобрать джойпад, и усаживается на диване прямо перед монитором. Эта его консоль обеспечивает выход в Интернет, но клавиатура, которая к ней прилагалась, не дождется от Слима и взгляда. Я точно знаю, что он распрекрасно мог бы играть и с ее помощью, но кнопки, очевидно, по его мнению, «просто не созданы для рукоприкладства».

Подозреваю, что все это издержки имиджа. Быть может, называйся клавиатура чем-нибудь вроде «доски удовольствий», Слим хватался бы за нее гораздо чаще. В любом случае, именно с джойпадом в руках он выходит сейчас на игровую арену. Эта зона расположена где-то в киберпространстве, и там мой друг встречается лоб в лоб с другими такими же «слимами» со всех концов света. Игровая тактика моего бойфренда состоит по большей части в перехвате инициативы, что полностью противоречит его собственной жизненной философии. Не жди, пока тебе нанесут поражение. Всех оппонентов надобно стукнуть, да покрепче, всем, что только попадет под руку. Иными словами: убивай все, что движется! Даже если речь идет о партии в виртуальный гольф. Уж таков он есть, милый мой Слим. За тем исключением, конечно, когда настанет пора свернуть косячок или кто-то из незримых наблюдателей огорошит вдруг его известием, что его член высунулся из-под халата. Чаще всего оба этих довода сразу и убеждают Слима надавить кнопку «паузы» и побрести обратно в спальню, чтобы набросить на себя что-нибудь. По пути он сделает лишь одну остановку, чтобы предложить наполовину выкуренный косяк третьему постояльцу нашего дома, открытого нараспашку. «Доставка в номер», — взывает он под дверью и потуже затягивает пояс на чреслах, прежде чем войти.

Если вам, как и многим другим, уже доводилось заглядывать к нам, тогда вы прекрасно знакомы с Павловым. Это мой старший братец, разбавляющий напряженность драмы комический персонаж. Человек, навеки застрявший в своей настолько аккуратно прибранной комнате, что даже Слим чисто автоматически подставляет под свою самокрутку сложенную ковшиком ладонь: не дай бог, на пол упадет щепотка пепла. Павлов всего-то полчаса как на ногах, но его футон уже свернут, а кровать снова превращена в софу. Даже постельное белье сложено в стопочку до вечера, а на смену простыням явились подушки, настолько пухлые, что усесться на них не позволит совесть. Павлов работает на дому — под тем предлогом, что для наведения порядка в хаосе собственных мыслей ему необходим абсолютный покой. Этому правилу подчинен и компьютер у него на столе. Там наш «хранитель экрана» конструирует абстрактные математические узоры, весьма достоверно изображающие поведение волн вдоль берегов Тихого океана во время приливов или что-нибудь в этом духе. С виду мой братец кажется удивительно собранным человеком: короткая стрижка, гладко выбритый подбородок, отутюженная рубашка, всегда чистые брюки и свежие носки. Можете быть спокойны, когда Павлов закончит гладить, на брюках появятся безупречно прямые стрелочки. Всякому, кто наблюдает, как мой брат с неподражаемой легкостью и уверенностью утюжит стрелки на брюках, можно простить заблуждение, будто Павлов во всех отношениях аккуратист. Лишь перед теми, кто решит сузить обзор, приблизив его лицо, Павлов предстанет таким, какой он есть: дерганым и вечно чем-то озабоченным. При увеличении станут видны разбегающиеся от уголков глаз и поленницей сложенные на бровях морщинки, а если в этот миг Павлов еще и оторвется от трудов праведных, его озабоченность сделается очевидной.

— Ты выбрал не самое подходящее время, — сообщает он Слиму, сопровождая приближение косяка отрицательным мотанием головы. — Это не вписывается в мой режим дня.

— Вот что: перестань говорить всякие ужасы и расслабься хоть немного. Давай же, Пав. Если кто-то и в состоянии курить и гладить одновременно, так это ты.

Окруженный шипением пара, Павлов приостанавливается, чтобы глянуть на подношение.

— Спасибо за комплимент, но, боюсь, мне придется попросить тебя уйти.

— Первая затяжка за день, — напоминает Слим, — всегда самая лучшая.

Мой брат обхватывает ладонью затылок, словно прикидывая, не попросить ли помощи у зрительного зала.

— Скажи наркотикам «Да!», Павлов!

— В том, чтобы уметь правильно гладить, нет ничего постыдного.

— Слушай, тебе охота курнуть или нет?

— К несчастью, у меня нет подружки, к которой я могу обратиться за помощью всякий раз, когда мне потребуется выглаженная рубашка.

— Верно, — соглашается Слим. — Но в таком случае, к кому ты обращаешься всякий раз, когда тебе захочется травки?

Нервный тик пробегает по лицу Павлова, он уже готов сдаться. Взгляд на часы. Время определяется с точностью до наносекунды, как обычно.

— Так и быть, ладно. Только по-быстрому.

Мой брат делает мощную, быструю затяжку, моментально уподобляясь астматику с ингалятором.

— А что у тебя сегодня? — интересуется Слим. — Что-нибудь важное?

Мой брат утвердительно кивает и, не выдыхая дым, пищит, что этот день, вероятно, станет решающим для его карьеры.

Слим отступает на шаг.

— Тогда я не стал бы так налегать на курево. Красный сканк, все-таки.

— Мерзавец! — кашляет Павлов, теряясь в дыму. — Я думал, это обычное дерьмо.

Слим оборачивается к гладильной доске.

— По-моему, в таковое сейчас превратятся твои брюки.

— Черт! — Павлов хватает утюг и со страдальческим видом осматривает оставшийся от него отпечаток.

— Осторожно, — предупреждает Слим и указывает на тлеющий окурок между пальцами Павлова. — А то еще уронишь уголек. Так и дыру прожечь недолго.

Еще миг, и Слим потребует косячок обратно, чтобы продолжить свой утренний обход. Если, конечно, он вообще предлагал моему братцу пыхнуть. Увы, весь диалог звучал в моем воображении. Без доступа к компьютеру о происходящем в доме я могу только догадываться, но общий расклад вы уже уяснили. Речь идет о двух парнях с диаметрально противоположными характерами: один рожден для яркого горенья, другой все еще ждет свою искру.

В отличие от Слима, Павлов притягивает к себе ничуть не меньше мужских взглядов, чем женских. Этот показатель убедительно свидетельствует в пользу привлекательности моего брата для обоих полов, хотя сам он не поблагодарил бы меня за такой вывод. «Я не голубо-ой!», — вечно протестует он, явно напуганный собственной сексапильностью. Нет, он вовсе не гей, и подобные намеки неизменно приводят моего братца в ярость. Как и давняя кличка, ставшая теперь второй натурой. Павлов — это фамилия ученого, обнаружившего, что собак можно натренировать пускать слюну по звяканью колокольчика. Вот только у моего братца непроизвольную реакцию вызывает не колокольный звон, а зов матушки-природы.

Для мужчины это странно, но поведением Павлова управляют не член, не голова и даже не сердце. Его босс — мочевой пузырь. Честно говоря, охоту пописать у Павлова может вызвать легчайший стимул, и мы со Слимом используем эту его особенность к собственной выгоде, уж не говоря о тех виртуальных посетителях, что выискивают любую возможность увидеть, как тот стремглав бежит в уборную по любому поводу, будь то капель из неплотно закрытого крана, щелчок ушка пивной банки или писк воздушного шарика. Стоит упереть в Павлова вопросительный взгляд, и он немедленно попросится в туалет. Бедолага все сваливает на психологический груз своей профессии, но, вы уж мне поверьте, семена пали в почву давно. В детстве мы оба держали хомячков. Мой пал геройской смертью в когтях у кошки в ту ночь, когда я забыла запереть клетку. Хомяк Павлова подхватил воспаление легких, перед этим совершенно облысев от чрезмерного тисканья. Погиб из-за преступной халатности, скажем так. Жалкая участь, которая, как мне представляется, грозит теперь самому Павлову, прожегшему свои счастливые брючки.

— Я с удовольствием одолжу тебе свой костюм, — радушно говорит Слим, но ему предстоит тут же сникнуть под испепеляющим взглядом Павлова.

С точки зрения моего братца, этот человек, у которого одно плечо слегка выше другого, застыв перед ровными книжными полками, нарушает безупречность царящей в его комнате симметрии. А такое он пережить не способен.

— Ты подразумеваешь под костюмом меховую куртку и спортивные штаны с отвисшим задом? Уволь.

— У меня где-то есть брюки от костюма, — замечает Слим.

— Прошлым летом ты обрезал их по колено.

— Так надень носки подлиннее…

— Хватит! — не выдерживает Павлов. — Если бы у тебя и были приличные брюки, я не коснулся бы их даже в резиновых перчатках.

— Это еще почему?

— Ты же надеваешь их на голое тело!

— Отказ от нижнего белья есть акт освобождения. Мужской эквивалент костра из лифчиков.

— Слим, я могу уподобить это только псу, разгуливающему без ошейника.

Мой бойфренд расценивает метафору как похвалу.

— Ты прав. В этом и впрямь есть нечто бунтарское и необузданное.

— Вовсе нет, скорее — отпугивающее. При виде собаки без ошейника большинство прохожих переходит на противоположную сторону улицы. Невозможно представить, где побывал этот пес и на что он способен.

Слим пожимает плечами. Бормочет что-то насчет того, что зато стирки меньше. Но Павлов не особенно слушает. Он благодарен другу за великодушие, но брюки для него — дело принципа.

— Попробовал бы сам так одеться хоть разок, — чешет в паху Слим. — Может, перестанешь нервничать.

— Оставь меня в покое, — бросает мой брат и возвращается к осмотру гардероба, развешенного четко по цветам спектра. — Придется заново продумать весь костюм.

— Ну и ладно, — отступается Слим. — Только не ссы.

При звуках этого слова Павлов столбенеет. Взорам тех, кто наблюдает сейчас за сменой выражений на его лице, предстают трепещущие ноздри и сузившаяся полоска рта. Те же, кто следит за Слимом, видят, как тот пытается скрыть озорную ухмылку. Мой брат исчезает из кадра, и если вы хотите догнать его, то придется переключиться на камеру, установленную в туалете. Последовав за моим бойфрендом, который снова засунул в рот жалкий остаток косячка, вы снова окажетесь в нашей спальне, хотя лично я рекомендую подождать на лестнице. Все равно Слим через секунду выскочит.

Потому что не найдет там меня.

Десятью минутами ранее мы со Слимом лежали рядом, выгнувшись ложечками, и я поражалась, как это моему бойфренду всегда удается засыпать без малейших проблем. Когда Слим закрывает глаза, мир вокруг перестает существовать, для меня же он просачивается внутрь. Десять минут тому назад мои руки покоились на ребрах Слима, а пальцы ног едва касались его лодыжек. Каждый день я при помощи щекотки сдвигаю его на край кровати, пока он не оказывается на полу, оставляя постель в полном моем распоряжении. Один из тех ритуалов, что привязывает друг к другу все семейные пары на свете. Миг единения, возвещающий начало нового дня. Вот только, вернувшись в спальню сегодняшним утром, Слим обнаружит произошедшие в программе изменения. По не зависящим от него причинам он сегодня не сможет предложить мне утреннюю затяжку, а я не стану с негодованием отталкивать косяк. В спальне меня нет.

Слышен шум спускаемой воды. На верхней площадке Павлов выходит из туалета на манер хирурга, с обеими руками на отлете, чтобы не дай бог не коснуться чего-нибудь, прежде чем ему удается попасть в ванную и отскоблить ладони под раковиной. Довольно странно, согласна, но при совместном проживании двух мужчин отношение к естественным отправлениям организма неизбежно складывается самое трепетное, что меня вполне устраивает.

— Пропусти меня, пожалуйста! — Мой брат кивает на дверь ванной.

— Не могу, — говорит Слим. — Там твоя сестра.

Выражение лица Павлова угасает на ватт. «Как, уже? — думает он. — В такую рань?»

Слим барабанит пальцами по двери и приникает к ней ухом, чтобы лучше расслышать ответ.

— Милая, тебя дожидается именная сигаретка.

Решится ли Слим назвать меня «милой», вопрос спорный. О происходящем в доме в тот момент, когда парни обнаруживают мое исчезновение, я могу только догадываться. Их худшие опасения подтверждаются, когда Слиму становится ясно: дверь в ванную не заперта.

— Она никуда не собиралась?

Павлов качает головой, бочком проникает в ванную, поворачивает кран с горячей водой и тут же разворачивается на пятках с испуганным выражением на лице, точной копией гримасы Слима.

— Деньги!

Я ничуть не преувеличиваю, сообщая о чистейшем ужасе, прозвучавшем в голосах обоих. Продавцы с цветочного рынка охотно подтвердят, что от нашего дома катится волна паники. Панель шкафчика под ванной отлетает в сторону. Хриплый вопль вырывается из двух глоток: трофей исчез. Здесь, в палисаднике, я слышу этот вой, хлопок двери и быстро приближающейся топот, так что времени выполнить задуманное (в их же интересах) у меня, похоже, остается не много. Позвольте поэтому дополнить картину, рассказав немного о себе, любимой.

Меня зовут Циско. Нет, вы не ослышались. Это прозвище придумал отец, и оно пристало ко мне крепче настоящего имени. Это вам не банальная Кэти или там Клер, так что, поверьте, если бы нас познакомили на вечеринке, то сразу же нашлась бы тема для разговора. В любом случае: я уверена, вы видели мое изображение в Сети. Уменьшенная до размеров компьютерного монитора, я могу сойти за худосочную школьницу, но в реальной жизни я немного покрупнее, что с готовностью подтвердят мои наиболее верные приверженцы. Не то чтобы я по своей натуре была жадной до чужого внимания, просто так получилось. Слим с Павловым не меньше моего страдали от постоянного интереса посторонних. Мы перестали быть личностями и превратились в предметы чужого вожделения и даже насмешек. И поэтому решили действовать. Мы восстали против человека, задумавшего все это. Против нашего домовладельца и антрепренера, импресарио и генератора идей, против нашего Свенгали и шоумена, против жулика, против мистера Фрэнка Картье. И все же, хотя нам и удалось достичь удовлетворившего обе стороны соглашения, я пришла к выводу, что потерь уже не возместить. Украденного не вернешь. Это я поняла, проснувшись нынешним утром, и выбралась в палисадник, чтобы развести костер. Если мы собираемся жить дальше, мосты следует сжечь. Бумажные мосты, зажатые в моих руках.

— Циско! Не делай этого! Стой!

Я оборачиваюсь и вижу, как Слим вываливается во двор. Павлов несется за ним по пятам. На братце нет брюк, как я и воображала, но он тоже жаждет лишить трапезы язычки голодного пламени.

— Не-е-ет…

 

2

На момент моего прибытия в Лондон вопрос о деньгах ребром не стоял. Их у меня попросту не имелось. Совсем, даже ломаного гроша. При мне были только молодость, талант и нищета — классический набор выпускника. Я считалась мастерицей проматывать имущество, грубой лестью выколачивать последние крохи из управляющего банком, а потом (когда вечеринка, наконец, кончалась) удивляться: куда это подевались все денежки? Как раз отсутствие наличных, в первую очередь, и вынудило меня искать счастья в столице. Так и вышло, что тем летом Павлов обнаружил меня в один прекрасный день у своей двери. Я ежилась под внезапно хлынувшим дождем, а за моей спиной ждали два туго набитых чемодана и таксист, требовавший оплатить поездку.

— Циско! — воскликнул мой брат и замер в нерешительности. Правда, раньше мы старались видеться в каникулы, но в последнее время делали это исключительно на Рождество, и поэтому его удивление было вполне объяснимым. Я, кстати, тоже удивилась, увидев брата без намотанного на шею шарфа, берегущего его от простуды. Слегка успокоившись, Павлов вопросительно уставился мне в глаза: — Что ты здесь делаешь?

Обеими руками я вцепилась в фальшивый мех своего воротника.

— Одолжи мне шестнадцать фунтов, тогда скажу.

— У тебя неприятности?

— Пока нет, — ответила я, сознавая, что мой багаж все еще во власти таксиста. И хотя мое имущество отнюдь не состояло из узелка на палке и кота по имени Белые Носочки, я сумела проявить поразительное обаяние Дика , стоило за спиной моего брата вырасти еще одной фигуре.

— О, привет!

Нос придворного шута на лице Иисуса — вот мое первое впечатление от Слима. Второй неожиданностью стали дреды на белом парне. Следующей — чрезвычайно крепкое рукопожатие. У меня далеко не сразу получилось оторвать от него взгляд, и это, пожалуй, тоже сыграло свою роль. На плечах у Слима болталась скверная гавайская рубаха, расстегнутая нараспашку, — в точности как и извлеченный им бумажник.

— Павлов не носит с собой наличные. — Широко улыбаясь, Слим протянул таксисту двадцатку. — Уверяет, что деньги покрыты слоем бактерий.

— Совершенно верно. — Брат освободил мне проход, и я шагнула на крыльцо, радуясь спасению от дождя. Из кухни в дальнем конце коридора доносилась ленивая музыка. И еще: здесь кто-то совсем недавно жарил сладкий перец. Фантастический запах тепла и нагретого на солнце дерева. Верхнюю площадку венчала дверь с матовым стеклом. Мне стало интересно: увижу ли я, как вечером сквозь него просачивается свет?

— Ну сама подумай, сколько народу мяло в руках эту бумажку, — напомнил о себе Павлов, все еще отстаивавший принципы гигиены. — Высока вероятность также того, что очень многие сворачивали ее в трубочку и засовывали в ноздрю.

Я обернулась как раз вовремя, чтобы заметить, как таксист рассматривает двадцатку Слима на фоне дождевых облаков. Напоследок он потянул ее за уголки, проверяя на прочность, и напомнил моему братцу, что деньги — всегда деньги.

— По количеству передаваемых бактерий, — веско уронил Павлов, — деньги уступают только чиху.

Слим, похоже, смутился и предложил таксисту оставить себе сдачу.

— Дай вам бог здоровья. — Таксист выпустил чемоданы из заточения и с насмешкой и жалостью во взоре проследил, как Павлов втаскивает их в дом. Затем лицо его слегка разгладилось, и он ткнул пальцем в скопище цветочных прилавков.

— Пойду куплю жене букетик.

— Деньги, потраченные с умом, — одобрил Слим. — У нас вы всегда найдете умеренные цены.

Видя, как он показывает таксисту лоток в начале улицы, я вдруг вся засветилась изнутри, сама того не желая. Откровенно говоря, Слим был не совсем в моем вкусе. На глазок я определила его возраст: лет двадцать пять или около. В принципе, по этому параметру проходит, но вот этакие раскованные завсегдатаи пляжей никогда меня не привлекали. Загар, мускулы и, вполне возможно, песок в плавках отталкивали меня. Слишком много было в таких парнях первобытного, неукротимого, они ассоциировались у меня с неприятными приключениями. Вроде того, когда, придя в себя наутро после ночи бурного секса, обнаруживаешь: пропал не только мужчина, но и все ценные вещи в придачу. И все же, несмотря на рубаху, больше подходящую жуликам, и канаты косиц, я разглядела в Слиме нечто говорившее о порядочности. Почти о благородстве. История с двадцатью фунтами, в сочетании с обаятельнейшей улыбкой, сообщили мне о прячущемся внутри добросердечном, заботливом юноше, которому надо лишь помочь выбраться наружу. В конце концов, он отнюдь не походил на человека, привыкшего сорить деньгами. Напротив, судя по внешности Слима, этот жест пробил внушительную брешь в его недельном пособии по безработице, и это меня несколько обеспокоило.

— Твоя доброта не знает границ, — заметила я. — Что бы мой брат без тебя делал?

Резко вскинув брови, Слим переключил внимание на Павлова.

— Она твоя сестра?

— Боюсь, что да.

— Пав, но она совсем на тебя не похожа.

— Хорошо это или плохо? — поинтересовалась я и с радостью узнала, что хорошо.

Павлов закрыл дверь и с неохотой представил нас друг другу. Мы обменялись рукопожатиями, а мой брат стоял между нами, как рефери на ринге, в оба глаза следя за тем, чтобы никто не применил недозволенный прием. Я подарила Слиму лучшую свою улыбку, и он завороженно уставился на мои зубы.

Циско только что получила диплом.

— Гордиться особо нечем, — заметила я. — Там записано: технология средств массовой информации.

— Ого! — сказал Слим. — «Приготовились! Внимание! Мотор!»

— Могло быть и так, — уклонилась я от ответа, не желая выставить себя самой ленивой студенткой всех времен и народов. Любимым моим предметом всегда был прогул лекций, но я страшно хотела произвести приятное впечатление и потому умолчала, что взялась за ум в самый последний миг. Едва выцарапала себе бумажку с печатями.

— Стало быть, тебя научили устраивать всякие там шоу?

— Ничего подобного, — абсолютно искренне ответила я, увидев лазейку. — Честно говоря, ничегошеньки не знаю об их скрытых механизмах. Наверное, как специалиста меня с трудом включат в финальные титры.

И опять эта непередаваемая улыбка. Помню, у меня тогда мелькнула мысль: если только этот Слим когда-нибудь достанется мне, то с козлиной бороденкой ему придется распрощаться. С дредами я еще могла как-то мириться, но при условии, что эти заросли никем не заселены. Мы неловко топтались, сгрудившись на коврике у двери, и Слим выручил всех, предложив Павлову пойти поставить чайник. Я двинулась за братом, глазея по сторонам. Время и велосипеды не пощадили белых стен коридора, о чем мне сообщили царапины, а от ковровой дорожки остались лишь лохмотья на нитках ветхой основы. От этого, впрочем, дом лишь казался обжитым и уютным. Вразвалочку следуя за мною, Слим полюбопытствовал:

— И кем же ты хочешь теперь стать, раз уж пришла пора покорять мир?

— Чем бы я ни занялась, это не должно напоминать работу, — ответила я, остановившись, чтобы кинуть взгляд в гостиную. Поскольку вся мебель в ней была развернута в сторону телика, я посчитала, что физические упражнения в этом доме не в чести. Сначала я заметила напольный торшер с хитроумно выгнутым абажуром, бросающим поток света на экран, а затем поразилась пустоте за спинкой дивана. Неосвещенное пространство тянулось вплоть до оконной ниши с наглухо занавешенными стеклами. В целом комната скорее походила на помещение для просмотра телепередач, чем на гостиную. «Ящик» стоял в буквальном смысле на пьедестале, окруженный всевозможными устройствами, а уж что касается безвкусных картинок с печальными собачками на стенах… Непохоже, что эти двое хоть раз пробовали окинуть обстановку критическим взглядом. Двинувшись дальше, я пояснила:

— В моем представлении единственный способ избежать работы, которая походила бы на работу, — это добиться успеха в чем-то, чем тебе нравится заниматься.

— В точности моя философия, — кивнул Слим.

— Слим у нас миллионер.

Невыразительное замечание Павлова заставило было меня рассмеяться, но на пороге кухни я оглянулась и заметила, что Слим отвел глаза.

— Что, серьезно?

Лишь на бумаге, — пожал плечами он. — Мне посулили деньжат за мой е-зин.

— За что, за что?

Ну, попросту говоря, за веб-сайт.

— Да? И чему же он посвящен?

— Сетевым играм в основном. Всякие там новости. Чаты. Рецензии.

— Компьютерное барахло, — подытожил Павлов.

Злобный выпад остался без ответа.

— Мне просто повезло, — скромно пояснил Слим.

— Наверное, тут все не так просто? — предположила я. — Мне всегда казалось, что больших денег в Интернете не заработать.

— Я не занимался сетевым бизнесом, — немного обиженно возразил Слим, — и даже не рассчитывал разбогатеть. Я дилетант, чем и горжусь, это соответствует духу Сети.

— Наш Слим — из числа так называемых старперов, — вставил Павлов. — Сие означает: если ты не сидел в Сети в девяносто четвертом, значит, ты не видел настоящего Интернета.

— Расскажи о сайте, — попросила я с неподдельным интересом. Ведь, слушая монолог Слима, я могла бы раствориться в этом его непередаваемом томном взгляде.

— Еще до того, как в киберпространство хлынула коммерция, — начал он, — я разместил в Сети наспех сделанную страничку, чтобы наладить связь с другими игроками. Самое замечательное в продвинутых геймерах — их энтузиазм. Некоторые относятся к играм крайне серьезно. Они с ума сходят по свежайшим сетевым примочкам, и поэтому, когда случился виртуальный Большой Взрыв, их одержимость привлекла инвесторов.

— Но ведь это случилось со множеством вебстраниц, — сказала я.

— Ну да, но у новых проектов, пытавшихся быстро срубить капусту, не было той верной тусовки, какая уже собралась у меня на сайте. А сейчас, когда игровая индустрия рванула с места в карьер, люди ко мне так и повалили. Кое-какие дельцы в небоскребах смекнули, что здесь дела идут в гору, и предложили мне контракт на миллион. — Слим так выплюнул цифру, словно речь шла о карманных деньгах, каких может хватить на пару кружек пива, не больше. — Чем меньший аванс я потребую, тем больше смогу получить потом в долевом участии и, стало быть, прикарманить, если предприятие выгорит. Так что я взял всего штуку и жду теперь прибыль.

— Да ну! Вроде бы неплохо получилось.

— Еще бы. Какое-то время мне не придется полагаться на твоего брата в смысле оплаты жилья. Неплохо? Да просто чудесно — в том смысле, что я смог вложить бабки в перспективное дело и урвать куш на фондовой бирже. И в то же время плохо, поскольку я чувствую себя продажной сволочью.

— Займись благотворительностью, — наполнив чайник, посоветовал Павлов.

— О тебе я всегда позабочусь, — с ехидцей успокоил его Слим. — Не дрейфь.

— А что, Павлов принимает какое-то участие в твоем сайте?

Насмешливое фырканье братца сообщило, до какой степени я ошиблась.

— Публиковать свои сочинения в Интернете может любой придурок. Все, что требуется, это клавиатура, модем и зонд, воткнутый в лоб.

Я разглядывала свои босоножки, жалея, что не была единственным ребенком в семье. Мое детство омрачалось присутствием старшего отпрыска, безустанно напоминавшего мне, кто из нас главный. Между прочим, Павлову не было особой нужды завидовать чужим успехам: в качестве журналиста мой брат имел такой-то вес, по крайней мере, его имя знали. В определенных кругах. Проще говоря — в некоторых спальнях. В тех, где плакатики с пони соседствуют с журнальными разворотами, изображающими бойз-бэнды в полном составе. Где в грелках в форме плюшевого мишки булькает полбутылки «Баккарди». Там, где девочки-подростки штудируют свои журнальчики, примеряя на себя чужие проблемы. Вот здесь-то и царствует Павлов, и, возможно, именно поэтому он проявляет раздражение, когда разговор заходит о заработках. Мой братец ведет колонку советов читательницам. Он — «любовный хирург» журнала «Блесни умом!», если величать его парадным титулом. Может, Павлов и считается крутым среди недорослей, но такое ведь не впишешь в графу «род занятий». Если только не хочешь привлечь внимание полиции.

— Ты пьешь растворимый кофе? — спросил меня брат, занеся полную ложку порошка над первой из трех чашек. У нас есть еще десять минут, а потом мне нужно будет уйти.

Признаться, я надеялась, что два чемодана, несшие караул под дверью, намекнут Павлову, что я, вообще-то, отнюдь никуда не спешу. Так или иначе, я согласилась на растворимый кофе. Решила еще немного потянуть время, а уж потом переходить в атаку.

— Куда ты собрался? — поинтересовалась я невинным тоном.

— На фотосессию. Редактор хочет, чтобы на моей страничке появился свежий снимок.

Павлов перестал ковырять ложкой в банке и украдкой метнул на меня взгляд, поджидая реакцию. Я постаралась изобразить полный восторг. В отличие от Слима, шагнувшего в кухню с вопросом:

— Как, в этой мерзкой рубашке?

На моем братце была ядовито-оранжевая сорочка с пуговицами сверху донизу. Он весьма неохотно подтвердил, что именно в таком виде и собирается фотографироваться. Слим втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы, Павлов скрипнул своими. Я же не могла отделаться от навязчивого впечатления: насколько дикий диссонанс между цветом рубашки моего брата и зелеными клетками линолеума под его ногами. Даже обрамлявший рубашку дверной проем не мог вобрать в себя исходившее от нее сияние.

— Как человек, повернутый на текстильных мотивах с пальмами и пеликанами, — сделал выпад мой брат. — ты едва ли посмеешь критиковать мой выбор.

Пожав плечами, Слим сдался:

— Мое дело — предупредить.

— Значит, тебе чем-то не нравится рубашка?

— Лично мне она до лампочки, но за твоих читательниц не поручусь.

— Не понял? — сбавил обороты Павлов.

— По-моему, тебе нужна домашняя куртка.

— Чего?

— Удобная бархатная куртка и огромный бокал бренди, который ты сможешь пролить на тапочки.

Слим тайком подмигнул мне, от чего я порозовела. Не до такой степени, однако, как Павлов, который швырнул чайную ложечку в раковину и потребовал выражаться яснее.

— Все дело в ауре, которую ты должен распространять, — пояснил Слим. — Ты ведь хочешь создать образ жреца любви, так ведь?

— Мне платят за то, чтобы я раскрывал особенности мужского подхода к романтическим отношениям. В общем, да.

— И ты должен олицетворять опыт и эрудицию?

Мой брат спрятал ладони в карманах, скромным кивком подтвердив справедливость предположения.

— Ну так постарайся хотя бы выглядеть, как ветеран интрижек и виртуоз постельных игр! Ловелас, меняющий женщин, как перчатки!

Я подавила смешок, надеясь, что высказывания Слима не испортят Павлову настроения, что было бы для меня крайне нежелательно.

— Помяни мои слова, — между тем продолжал Слим, — если фотограф щелкнет тебя в этой мандариновой тряпке, дамы усомнятся в остальных твоих достоинствах.

— Это не мандариновый оттенок.

— По мне, так он просто вопиет о распродаже на овощном рынке.

— Приглядись получше: это персиковый цвет.

— Какая разница? — резонно парировал Слим. — Фрукт есть фрукт.

Брат спросил, насыпать ли мне сахару. Он явно был уязвлен, хотя и делал вид, будто Слим неожиданно нас покинул.

— Спасибо, мне только молока, — ответила я и взмолилась, чтобы мой голос не дрогнул, когда я начну заверять брата, что он выглядит прекрасно. Лишь когда он отвернулся к холодильнику, я смогла обменяться взглядами с его соседом.

— Не пойму, как его только взяли в журнал? — сказала я одними губами.

Павлов держался на своем посту лет пять, заполучив его уже через неделю после прибытия в Лондон. Никаких собеседований или конкурсов, ничего подобного, он просто зашел спросить, не нужен ли журналу сортировщик писем, а редактор вдруг разразился потоком слез. Несчастная любовь или что-то в этом роде. А Павлов оказался тут как тут, с сухой жилеткой наготове, чтобы предложить поддержку и участие. Не побоялся даже испортить свою лучшую рубашку.

— В этих журналах, — объяснил Слим, — все решается просто: надо только переспать с нужным человеком.

Мой брат отвернулся от разделочной доски и протянул мне исходящую паром кружку.

— Между прочим, наш редактор — мужчина.

— Я в курсе, — ответил Слим, потянувшись за своей порцией кофе.

Слим понравился мне не только тем, что умел урезонить Павлова. Пока мы смаковали кофе, он достал миниатюрный скейтборд, не более трех дюймов в длину, и двумя пальцами начал катать его по столешнице. Игрушка для людей достаточно взрослых и умных, чтобы понимать, как нелепо они будут выглядеть на настоящем скейте. То, как Слим катал ее взад-вперед, свидетельствовало о ловкости его пальцев. Кроме того, в его пользу говорило и то, что он принял мою сторону в обсуждении моей же просьбы о временном ночлеге. Я нуждалась в крыше над головой, но не надолго — всего на недельку.

— Без адреса, по которому люди могли бы со мною связаться, я ни за что не смогу устроиться на работу, — объясняла я. — А без работы мне не удастся найти жилье. В результате мне ничего не останется, кроме как выйти на панель. «Мы удовлетворим любые ваши фантазии» — как пишут на рекламных листовках, разбросанных по телефонным будкам.

Павлов слушал не моргая, но, к моему удивлению, остался равнодушен к мольбе о помощи.

— Прости, Циско, но здесь всего две спальни. Рад бы помочь, но не могу. Что тут еще скажешь?

Сидевший напротив Слим прекратил барабанить пальцами по игрушке.

— Скажи: «Хорошо». Скажи: «Мы будем рады». Скажи: «Гостиная в полном твоем распоряжении, пользуйся сколько нужно».

— Но мы же нарушим условия аренды, — возразил Павлов. — Ты не хуже меня знаешь о запрете сдавать жилплощадь посторонним. Стоит Картье пронюхать, и мы втроем окажемся на улице.

— Прошу тебя, Павлов! Мне некуда больше идти.

— Циско, это твои проблемы.

— Отличный совет для колонки напутствий подросткам, — хмыкнул Слим и уверил меня, что я могу спать на диване. — Хозяин дома живет далеко, на побережье. Он даже не узнает, что у нас кто-то гостит.

— Диван не годится, — сказал Павлов.

Мы со Слимом повернулись к нему.

— Это почему? — переспросил Слим, на миг отдернув пальцы от скейта.

Мой брат разглядывал осадок в кружке, будто рассчитывая прочесть там подходящий ответ, после чего выдавил, что пара пружин в недрах дивана, увы, просели.

— Ерунда, — вставила я, — меня это не пугает.

По ту сторону стола Павлов, похоже, оказался в тупике. Его взгляд потускнел, и я вдруг поняла, отчего он не хочет, чтобы я оставалась в этом доме.

— Не переживай, — я пожирала брата взглядом в основном потому, что не могла заставить себя повернуться к Слиму. — Это все мелочи жизни.

— Циско, правда, ничего не получится.

— С каких это пор в диване сломаны пружины?

Игнорируя Слима, брат предложил мне занести вещи в его комнату.

— Я буду спать на полу, — решил он, — а ты займешь мою кровать.

— Диван в полном порядке, — настаивал Слим.

— О диване и речи быть не может, понял?

— Ты что, сломал его и не сказал мне? — Крошечный скейтборд прошелестел по столу, словно доставив обвинение по адресу, и упал на колени Павлова. — Если сломал, то заплатишь. Диван-то мой.

Павлов со злостью отправил скейт в обратное путешествие.

— Я разговариваю со своей сестрой, — заметил он. — И перестань, наконец, дурачиться с этой фиговиной.

— Диван мне дорог. Я своими руками поднял его из руин, помнишь? Если ты сломал мой диван, я имею право это знать!

— Хватит, помолчи, — оборвал его мой брат и тут же сдался: — Диван не сломан.

— Так отчего же на нем нельзя покемарить?

— Оттого.

— От чего «того»?

— Циско — моя младшая сестренка, вот отчего!

Павлов верно рассчитал время, чтобы привстать: Слим только пробурчал что-то насчет дивана и убрал со стола игрушку.

Нарушить молчание пришлось мне:

— Буду спать в твоей комнате, если тебе от этого легче.

Смерив меня гневным взглядом, мой брат испустил тяжкий вздох, свидетельствующий о поражении.

— Забирай гостиную, — разрешил он. — По ночам будешь запираться изнутри.

— Что ты хочешь сказать? — опешил Слим.

— Мне кажется, Циско будет рада возможности побыть в одиночестве, — рассеянно пояснил Павлов, сверяясь с часами, и тут же вскочил со стула, с горечью выругавшись. — Из-за вас я опоздал на съемку!

— Удачи тебе, — пожелала я, пока Павлов огибал стол, чтобы выскочить в коридор.

— Скажи, когда ты приблизительно собираешься вернуться? — елейным тоном осведомился Слим.

Ботинки моего брата прекратили скрипеть. Его лицо опустилось между нами, а руки легли нам на плечи.

— Я могу вернуться в любой момент, — прошипел он. — Вы меня поняли?

 

3

Три дня. Столько времени мне потребовалось, чтобы найти работу. Я провела эти три дня, бегая по агентствам временного найма для неквалифицированных работников; увы, мне пришлось позабыть о своих навыках. Этому меня научили первые же несколько собеседований. Когда я усаживалась напротив типа с бейджиком, на котором должно было бы значиться «Мне скучно», и упоминала о своем дипломе, мне вдруг начинало казаться, будто я только что сообщила работодателю о судимости.

— А вы умеете пользоваться телефоном? — настороженно интересовались мои собеседники, подразумевая, готова ли я отключать мозги пять раз в неделю. В итоге я поняла, что нечего размахивать дипломом, лучше упирать в основном на практические навыки.

Три года. Именно столько времени мне понадобилось, чтобы получить высшее образование. Однако в конце концов я нашла себе место лишь благодаря сексапильной внешности и умению варить кофе. Такая работа не доставляла радости, но, по крайней мере, она позволяла снять собственную комнату — где-нибудь на загаженной окраине, ибо зарплата была не ахти. Раздумывая об этом по пути домой, я старалась не поддаваться унынию. Дом на Коламбия-роуд был, конечно же, лишь временным пристанищем, но, откровенно говоря, он уже успел мне понравиться.

— Вот это достижение! — расцвел Слим-Джим, когда я сообщила ему о своих успехах. — Девушка едва приезжает в столицу и тут же устраивается моделью вот так, запросто. Между прочим, это меня не удивляет.

Парни готовили ужин. Мой брат нацепил передничек; он сидел за столом и нарезал перец на тончайшие ломтики. Его сосед крутился у столешницы, выкладывая на пиццу, похоже, все содержимое холодильника: сыр, помидоры, грибы, ореховое масло и попкорн. Дреды Слима были стянуты сзади черной бархатной резинкой. У меня имелась в точности такая же, но спросить, откуда он ее взял, я не решилась.

— Если ты собираешься работать моделью для журналов в глянцевых обложках, — произнес мой брат, отворачиваясь от разделочной доски, — то я советовал бы тебе сначала хорошенько подумать.

— Вы не поняли, ребята, — я пожалела, что дала лишь расплывчатое описание своих новых обязанностей. Между прочим, Павлов мог бы и отложить нож в сторону, разговаривая с сестрой.

— «Работа в модельном агентстве» — разве не так ты сказала?

— Все правильно, только я буду работать секретарем, принимать посетителей.

Слим отвернулся, чтобы смахнуть ломтики перца с доски, и объявил, что это необходимо отпраздновать в любом случае.

— Давайте сходим куда-нибудь, — предложил он. — Выбирай сама, Циско. Я угощаю.

— Правда?

— Конечно. Куда хочешь, но только одно условие: там должны танцевать сальсу.

— Сальсу? — переспросили мы с братом.

Слим пожал плечами и объявил, что этот танец всегда ему нравился, просто танцевать с Павловым ему как-то не хотелось. Даже если тот и согласится исполнить женскую партию.

— Спасибо, я не танцую, — пискнул мой брат. — Музыка меня совершенно не трогает.

— Именно поэтому мы спляшем сальсу с твоей сестрой. Это ритм, дающий танцорам все мыслимые поблажки.

Я сложила руки на груди, прикидывая, не шутит ли Слим.

— Разве партнеры в подобном танце не должны быть одинакового роста? — спросила я.

— Мы этого не узнаем, — сказал он, — пока не станцуем.

Я уже собралась было принять приглашение, когда Павлов вернул наше внимание к ужину:

— А это еще что такое?

Мой брат выпучил глаза на творение Слима. Одна ладонь на бедре, запястье другой прижато к виску. На миг мне почудилось, что он может рухнуть на пол.

— Пицца, — с некоторой обидой ответил Слим.

— Больше похоже на Пизанскую башню.

— По крайней мере, мы знаем, из чего она сделана, — заявил Слим, — чего никак нельзя сказать о пиццах, доставляемых на дом.

— Пожалуй, положить в пиццу ореховое масло — весьма оригинально, Слим, — вставила я, решив, что он, наверное, готовил нечто особенное специально для меня. — Ни за что не подумаешь, но оно вполне сочетается с джемом.

Вот именно, — подтвердил Слим. — Иногда самые невообразимые комбинации лишь подчеркивают достоинства ингредиентов.

Я почувствовала, как краснею, и поспешила отвернуться. Когда я вновь подняла глаза, Павлов сражался с завязками передника.

— Я понимаю, что ты только что вошла в дверь, — сказал он, — но, пожалуй, нам самое время идти.

— Уже? — Слим немного повеселел и придвинулся к Павлову, качая бедрами и описывая сложные фигуры руками. — Детка, в тебе звучит музыка, которая рвется наружу.

— Все это замечательно. — Мой брат снял передник и, аккуратно сложив его, сунул в шкаф. — Но сначала нам необходимо поесть.

Слим вновь выпрямился:

— Пицца будет готова через двадцать минут.

Павлов ответил, что мы доберемся до столика в закусочной на углу в два раза быстрее.

— Не уверена, что пока могу позволить себе ужинать в ресторане, — дипломатично сказала я.

— Не беспокойся, — утешил меня Павлов, бросая последний испепеляющий взгляд на пиццу. — Ведь за угощение платит Слим.

Ночь. Мы танцуем сальсу, а вокруг просто ад кромешный. Похожий на пещеру клуб с гипсовыми колоннами и верхней галереей, попасть на которую у нас нет никаких шансов. Танцплощадка забита людьми со всех концов света, по большей части в майках или водолазках, причем все широко улыбаются. Стоило закрыть глаза — и с тем же успехом я могла представить себя танцующей где-нибудь на другом полушарии, затерявшейся в море барабанов, колокольчиков, свиста и вспышек яркого света. Затем я открывала глаза, и ребята быстро возвращали меня к действительности. Слим, с его чувством ритма и непринужденностью. был прекрасным партнером. Мой брат танцевал с запрокинутой назад головой и высоко поднятыми руками, двигая бедрами так, словно он вращал хула-хуп. Именно Павлов порекомендовал мне попробовать закрыть глаза. И он же первым ткнул пальцем наверх и предложил передохнуть. Но едва Павлов подошел к винтовой лестнице, как навстречу ему шагнул вышибала обхватом в два обычных человека. Настоящий танк на маленьких торопливых лапках.

— Вы знаете, кто я такой? — вопросил мой брат, наклоняясь, чтобы услышать ответ.

Вышибала заглянул в бумажку на зажиме папки, блеснув напомаженным затылком в свете прожекторов. Затем брови его потянулись вверх, за ними последовало и все жирное лицо.

— А как же, ты — идиот, не умеющий танцевать, верно?

Павлов не ответил ни да, ни нет. Он только стоял рядом, тяжело дыша, в расстегнутой до пупа рубашке пастельных тонов.

Слим осторожно поинтересовался:

— Вы хотите сказать, что он есть в списке?

— Есть, — проревел «танк» в ответ, — но не в этом.

— Если бы ты хоть чуточку представлял себе, с кем говоришь, — заявил не на шутку рассерженный Павлов, — то отошел бы в сторонку и всю ночь гадал бы, уволят тебя или нет!

Вот теперь вышибала решил вспомнить о своих навыках борца. Посоветовав нам обоим приглядывать за своим дружком, пока никто не пострадал, он остановил немигающий взор на Слиме, который поспешно сказал:

— Мы с ним просто соседи. Не бейте меня.

Тяжеловес приблизился, выпрямляясь, чтобы, как мне показалось, двинуть Слиму в челюсть, но на полпути гримаса ярости на его лице вдруг разгладилась, уступая место менее пугающему выражению.

— Ты ведь тот парень, который придумал веб-сайт про игры? — На лице вышибалы зажглась простодушная ребяческая улыбка. — Я про тебя читал.

Тем временем я увлекла Павлова к более дешевому на вид бару, расположенному под галереей. Здесь, спрятавшись от звуковой лавины, мы по крайней мере могли разговаривать, не напрягая глотки изо всех сил. Отсюда мы наблюдали, как Слим ставит закорючку автографа в папке вышибалы.

— Что это на тебя нашло? — спросила я Павлова. — По-моему, он не слишком похож на типичного читателя журнала «Блесни умом!».

Мой брат оперся локтями о цинковую стойку и заговорил, обращаясь, похоже, к своему отражению:

— Фотку Слима напечатали только однажды. Всего один раз, в каком-то захудалом журнальчике, посвященном компьютерным играм, и вдруг оказывается, что каждая собака знает его под кличкой «Дреды-точка-ком». Мой же портрет красуется в каждом номере нашего еженедельника последние пять лет. Неужели я не могу рассчитывать хотя бы на чуточку признания и уважения?

К этому времени Слим воссоединился с нами. Он распахнул бумажник так широко, словно собрался чихнуть в него, но затем просто сунул туда визитку.

— Ты ведь раздаешь советы подросткам, — напомнил он Павлову. — На худой конец, твое лицо может показаться знакомым какой-нибудь малолетке, но я бы не стал кричать об этом на перекрестках. Тебя могут неправильно понять. Ну, так что же вы будете пить?

Павлов заказал водку с тоником. Я попросила то же самое. Слим принес три бокала, все три со льдом, да плюс еще лишний ломтик лимона для моего брата. Затем он поднял свой коктейль, провозгласив тост:

— За твою карьеру модели!

— Едва ли я ее сделаю, — усомнилась я. — Модели не сидят весь день с микрофоном у рта и динамиком в ухе.

Слим отхлебнул из бокала, покатал напиток во рту и проглотил.

— Ухуру сидела.

Мой брат застонал.

— Лейтенант Ухуру из «Стар-трека», — пояснил он, будто я была не в курсе. — Компьютерщики могут цитировать только фантастические сериалы, «Стар-трек» или «Звездные войны». Это их Библия. «Стар-трек» — Ветхий Завет, а «Звездные войны» — Новый. Мне могут возразить, что «Симпсоны» смешали все карты, но на любую религию всегда можно взглянуть под новым углом зрения.

— Еретик! — Слим смерил Павлова высокомерным, довольно долгим взглядом, словно он был неким высшим существом, выносящим приговор простому смертному. Затем он повернулся ко мне, настроенный уже вполне дружелюбно: — Ухуру, как всем известно, была наблюдателем на капитанском мостике и принимала все сообщения.

— Да уж, типичная секретарша вроде меня.

Слим помолчал, словно прикидывая, как мне лучше ответить.

— Надо думать, работенка не сахар, — предположил он и воздел очи, словно в ожидании небесного откровения, каковое вскоре и озвучил: «Флагманскому судну Федерации требуется выпускница колледжа. Обязательны навыки межгалактической связи и готовность путешествовать. Предоставляются короткая форменная юбка и изящный наушник в ухо».

— Замолчи, пожалуйста, — кисло попросил Павлов.

— Могу поспорить, у нее тоже случались накладки.

— Не ставь себя в неловкое положение, — порекомендовал Слиму мой брат. — Циско уже небось раскаивается, что позволила тебе притащить нас сюда танцевать сальсу.

— Пока нет. — Я показала им почти опустевший бокал. — Но если я выпью еще, то все может быть.

— Это точно, — охотно согласился мой брат. — В последний раз, когда ты пошла со мною в клуб и напилась там, дело кончилось танцами на столе.

— Мы отдыхали на Ибице, — напомнила я ему. — Тамошние столы специально для этого и предназначены. А если захочешь поесть, то дожидайся закрытия клубов и возобновления торговли навынос.

— Там было полно изнывающих от страсти подростков, — пожаловался Павлов.

— Кто-нибудь из них узнал тебя?

— Мне они, во всяком случае, об этом не сообщили. — Как ни странно, мой брат улыбался Слиму. — Они все вертелись вокруг Циско, прижимаясь друг к дружке; в их возрасте это еще не выглядит отчаянным жестом.

— Если я правильно помню, ты был единственным, кто не вскочил тогда на стол.

— Какой кошмар! — бросил Слим. — Неужели твой брат никогда в жизни не попадал в неловкие ситуации?

Я посмотрела на Павлова.

— Не вздумай рассказать, — быстро сказал он.

— Ну, вообще-то, было дело…

— Циско!

— Что такое? — Слим изумленно оглядел нас с братом. — Прошу вас, расскажите.

Павлов долго играл со мной в гляделки, но подвел его вовсе не взгляд.

— Мне нужно пописать, — взмолился он. — Только рассказывай покороче, ладно? Мне не слишком-то хочется по возвращении застать финал твоей истории. А затем, — закончил он, обращаясь к Слиму, — я с удовольствием послушаю о самом большом конфузе в твоей жизни.

Мы наблюдали, как мой брат огибает танцплощадку, устремляясь к мужской уборной.

— Это случилось давным-давно, — сказала я Слиму, приняв решение не пересказывать подробности.

— Для конфузов не существует срока давности.

— На каникулах в Италии.

— Стыд — язык, понятный всем народам, — гнул свое Слим. — Давай же, девочка, не ходи вокруг да около.

И я послушалась. Слим заказал выпивку по второму кругу, и я увлекла его назад — в то время, когда наши родители отправились отдыхать. Они решили развлечься на каком-то сафари, слишком опасном для нас с братом.

— Мы отдыхали тогда в Италии, у друзей нашей семьи, — начала я. — У них была вилла, стоявшая прямо на берегу озера Комо. Вокруг сплошь заросшие лесом горы, а у их подножия — деревеньки. Особо нас радовало наличие прогулочного катера.

— Звучит красиво.

— Да, она была самая настоящая красавица.

— Лодка?

— Дочка наших друзей. Единственный ребенок в семье. Ровесница Павлова, но превосходила его по всем остальным параметрам. Длиннющие ноги и огромные ресницы. Копна черных волос и шоколадного цвета глазищи, предмет ее особой гордости. Они плавили сердце моего брата всякий раз, стоило девушке глянуть в его сторону. Чем она и занималась довольно часто. Но я думаю, что делала она это в основном потому, что красавицу слегка расстраивало, как парень ведет себя в ее присутствии. Откровенно говоря, он больше смахивал на привидение. Пытался завязать контакты, конечно, но ничего у него не выходило. Скажем так: их разделял не только языковой барьер.

— Чувствую, повесть о великом конфузе не обманет моих ожиданий, — говоря это, Слим запустил руку в гнездо своих волос и встряхнулся, словно пес после ливня. — Кишками чую.

— Отец девушки пообещал устроить нам напоследок прогулку по озеру, и я враз поняла, что Павлов захочет воспользоваться своим последним шансом покорить сердце красотки. Накануне вечером он не мог уснуть, так взбудоражила его перспектива провести день на озере рядом с любимой. Бедняга побелел как мел еще до того, как ступил на палубу.

— Только не говори, что морская болезнь вынудила его наблевать красотке на платье.

— Хуже, — ответила я. — Прямо на середине озера, когда мы находились на этой лодчонке без удобств, Павлову приспичило.

— Он обоссал ей платье?

— Ему не отлить захотелось.

Отпрянув, Слим уставился на меня с неподдельным ужасом.

— Не мог потерпеть?

— Павлову это было необходимо, — сказала я. — Думаю, желание крепло постепенно, но, когда дело зашло уже слишком далеко, берег был вне досягаемости. Я сразу поняла: его что-то гнетет. Он вдруг стал таким тихим. Таким зажатым. И тогда, поскольку было ясно, что братец не сможет присесть над бортом на виду у этой девчонки, я решилась тихонько поговорить с ее отцом. Тот предложил Павлову отплыть в сторонку на надувном плоту и сходить «по-большому» оттуда. Плот качался за кормой яхты на всякий пожарный случай.

— А случай был именно такой.

— И поэтому нам всем пришлось смотреть в другую сторону, пока Павлов лез на плот с зажатыми в руке бумажками, травил веревку, чтобы оказаться на приличной дистанции, и присаживался, стараясь не свалиться в воду. Отец, как мог, отвлекал дочку и меня, попросив сначала подтянуть парус, а потом заняться ланчем, но расслабиться было невозможно. Мы обе знали, что происходит за кормой. К тому времени как мы, наконец, раскромсали длинные французские батоны, всеми овладело неестественное молчание. Даже ветерок, казалось, притих. Ничего, кроме плеска воды о борт, а потом издалека… ну, ты понимаешь.

— Боже мой. — Слим прижал ладонь к макушке, недоверчиво глядя мне прямо в глаза.

— Мы все это слышали, и я заставила себя начать разговор. Что угодно, только бы забыть об ужасных звуках, даже если придется истощить все свои познания в итальянском. Но я поняла, что мои труды оказались тщетны, когда оба моих спутника начали нервно на меня поглядывать. Я почти видела это в их глазах. Дерьмо, плывущее по левому борту, танцующее на волне за моей спиной… Павлов с большой неохотой вернулся на яхту. Он даже хотел отсидеться на плоту, но это, наверное, было опасно.

Я потянулась за бокалом и наблюдала за Слимом, делая глоток за глотком и гадая, когда же рассеются чары. Он просто стоял с приоткрытым ртом, созерцая нарисованную мной картину. Я подумала, не поведать ли ему заодно, что наши родители так и не вернулись домой из того отпуска, но это была уже грустная история о страшных тиграх и проводниках, у которых не оказалось при себе ружей с усыпляющим средством. Кроме того, я решила, что Павлов уже должен был все рассказать, да и не стоило омрачать недолгое пребывание наедине со Слимом. Даже если бедняга оцепенел от услышанного, просто побыть рядом с ним — уже здорово.

— Ты хотел знать, случались ли в жизни Павлова неловкие ситуации, — напомнила я и увидела, как глаза Слима, дрогнув, сфокусировались. — К тому же теперь тебе ясно, почему личная гигиена превратилась у него в настоящую манию.

— Этому парню срочно нужна подружка.

— Слушай, а он ходил на свидания за то время, что вы знакомы?

— Всего один раз, — ответил Слим. — Я думаю, что во всем виновата его профессия. Для человека, отвечающего на вопросы о любовных переживаниях, всякая интрижка выглядит как работа, взятая на дом. Он натренирован на то, чтобы выявлять и разрешать проблемы.

— А чем же ему не понравилась девица, с которой он встречался? Что с ней было не так?

— Павлов решил, что у нее слишком большие глазные яблоки, — пожал плечами Слим, давая понять, что это выше его понимания. — Между нами, мне кажется, его пугает сама мысль о переходе к физическому контакту. Смешивающиеся флюиды двух тел не слишком-то вписываются в его жизненные принципы.

— Теперь ясно, почему люди считают его геем.

— Генетически гетеросексуален, воинствующе культурен — таким я вижу твоего братца. Я считаю, что если он сумеет решить, к которому лагерю принадлежит на самом деле, то вся неловкость исчезнет сама собой.

— В любом случае, — добавила я, — ему неплохо было бы найти себе кого-нибудь.

Публика за нашими спинами резким свистом приветствовала следующего диджея, вставшего за вертушки, и уже под грохот ударных Слим спросил:

— А какой самый страшный конфуз случался с тобой?

— Я только что рассказала. — Помолчав, я дала Слиму время сообразить, какой отпечаток история с прогулкой по озеру могла оставить в моем сознании. — Не один Павлов носит теперь в себе предубеждение против водных глубин. Я испытала такой стыд, что порой думаю, что уже ничто не заставит меня ступить под парус. Ладно, теперь твоя очередь.

— Моя? Я в жизни не переживал ничего подобного.

— Брось, давай поиграем, — сказала я, рассмеявшись. — У каждого в жизни бывали моменты, когда хочется провалиться сквозь землю.

Слим ненадолго задумался.

— Ты действительно хочешь знать?

— Еще бы.

— Вообще-то все зависит от тебя. От того, как ты себя поведешь.

— Меня не так-то просто шокировать, — заметила я, но все же оторопела, когда он подошел и поцеловал меня. Вот Слим приближается, молниеносный бросок — и его губы соединяются с моими, а уже в следующий миг он вновь у стойки. Робко мнется, ожидая моей реакции.

— Здесь полно людей, в этом клубе, — говорит он и жестом приглашает оглядеться вокруг. — Если ты решишь действовать немедленно и плеснешь мне в рожу разбавленной водкой, я смогу назвать этот миг самым неудачным эпизодом своей биографии. Если же водка останется в бокале, я назову его, возможно, одним из самых светлых моментов.

Признаться, я уже плохо соображала. Звуки сальсы как раз затихали, и мне нужно было хоть как-то отреагировать. Я уже открыла было рот, но не нашла нужных слов и сочла за лучшее отложить разговоры на потом. Тем более что придумала достойный ответ. Вот только мои губы так и не нашли губ Слима, поскольку их опередил Павлов, отыскавший нас обоих.

— Надеюсь, что все кончено? — произнес он, и мы едва успели отпрянуть друг от друга. Павлов раздвинул нас и поднял со стойки свой стакан. Он, похоже, недоумевал, отчего это мы с такой готовностью раздвинулись, но не заметил, как мы переглянулись, что могло бы ввести его в курс дела.

— Стало быть, ты теперь знаешь о самом неприятном моменте в нашей жизни, — продолжал мой брат, обращаясь теперь к Слиму. — Будет справедливо, если ты расскажешь о своем.

— У него такого не было, — выпалила я прежде, чем Слим успел раскрыть рот. — Пока еще не было.

 

4

Чего у Слима не отнять, так это умения владеть своим лицом. У него это получалось лучше, чем я могла вообразить, но совсем не в том смысле, в каком это доступно большинству мужчин. Тот поцелуй требовал смелости, но уже по тому, как Слим отскочил от меня, я уяснила, что он блефовал. Попробовал бы он взглянуть на меня так, словно делает мне одолжение, и ему еще долго пришлось бы сушить свои дреды. Так что вышло совсем наоборот: я покинула клуб в сопровождении парня, который все поставил на карту, в точности зная, чего ему хочется, хотя и не был уверен, что сумеет это заполучить. Во всяком случае, об этом не могло быть и речи, пока мой брат ошивался где-то поблизости. Всю дорогу домой Павлов вышагивал между нами, а затем вытянулся на диване прежде, чем кто-нибудь другой успел застолбить себе местечко.

— Значит, ты не собираешься в кровать? — спросил Слим, наблюдая, как мой братец устраивается поудобнее. — Разве час не поздний?

— По мне, так уже кромешная ночь, — сказала я. — Право же, мне пора на боковую. Я и без того не рада, что на новой работе придется иметь дело с прирожденными красавицами. Не хватало мне еще явиться завтра не выспавшись и с похмелья.

— Ты вполне могла бы занять мою комнату, — предложил Слим и напрягся, готовясь отмести неизбежные возражения. — Я лягу на диване, когда твой брат отправится к себе. Как раз собирался это предложить. Циско нужно хорошенько выспаться, Павлов, но ей это не светит, если ты собираешься валяться здесь, переключая ящик с одного ночного канала на другой.

— Тут ей будет вполне удобно, — Павлов по-прежнему дулся на нас после испытания на прочность, которому мы его подвергли. — Как только ты завалишься спать, Циско получит диван в полное распоряжение.

Выражение лица Слима омрачилось.

— Не надо портить хороший вечер, — сказал он. — Ты не только ее брат, но и мой друг.

Наступило неловкое молчание, и все из-за меня. Именно поэтому я заверила обоих, что начну присматривать собственное жилье в ту же минуту, как получу на руки первый чек с зарплатой.

— Спасибо, что позволили остаться у вас, ребята, — вздохнула я, — но, по правде говоря, мне и самой не терпится распаковать наконец чемоданы.

С момента прибытия я каждое утро собирала свои вещи и складывала их за диваном: простыни и подушку, пижаму, умывальные принадлежности, одежду и косметику. Каждый день я буквально выметала из гостиной все следы своего существования. Я делала это ради брата и его друга, но нелишне было подумать и о себе. Пора найти, наконец, комнату, в которой я смогу оставить след. Павлов первым разрядил обстановку, согласившись, что мое переселение в другое место, пожалуй, действительно пойдет всем на благо. Слим кивнул, словно решив разобраться с этим позднее, и предложил выпить чаю перед тем, как отправиться спать. Я поддержала его, надеясь успеть переброситься словом с моей самозваной нянькой.

— Прекрати, — прошипела я, как только Слим выскользнул на кухню. Павлов уставился на свои руки, водя пальцем по линии жизни на ладони. — Ценю твою заботу, но это уже переходит все границы. Ты же меня просто душишь.

— Меня не столько беспокоит Слим, — в конце концов произнес брат. — По ночам мне не дают уснуть мысли о нашем домовладельце.

— Уверена, что он все поймет. Я ведь не собираюсь жить тут постоянно.

— Единственный довод для Фрэнка Картье — это содержимое бумажника. Он может мириться с неряхой вроде Слима только потому, что тот вскоре разбогатеет. Лучше не вставать на пути у этого типа, Циско. У нашего домовладельца множество связей.

— Как и у любого слесаря или монтера, — не согласилась я. — Он всего лишь предоставляет людям услуги.

Едва заметно улыбнувшись, Павлов подтянул обе ноги, чтобы я могла примоститься рядышком.

— Возможно, я переусердствовал в заботе, — признал он. — Просто, раз уж ты живешь с нами, я чувствую, что должен присматривать за тобой. Будь у тебя свое жилище, поверь, ни за что не стал бы играть на твоих нервах. Но я всегда о чем-то беспокоюсь. Это мне удается лучше всего остального.

— Выкинь из головы, — похлопав брата по лодыжке, я сказала, что благодарна ему за диван.

Павлов не ответил. Он был занят: пугающие мысли о возможных неприятностях заставили его внезапно помрачнеть и тихонько обругать Слима. Я чувствовала, что он не хочет больше говорить о себе, и задумалась, доводилось ли ему прежде делиться сокровенными мыслями, лежа на кушетке.

— Ты не видела пульт от ящика? — спросил меня брат. — Он куда-то пропал с тех пор, как Слим раздобыл игровую приставку.

Я посмотрела на лежавший под телевизором агрегат — полированную металлическую коробочку с торчащим из нее клубком проводов, которых хватило бы на хорошую систему жизнеобеспечения. И клавиатура, и джойпад были снабжены настолько длинными сетевыми кабелями, что при желании можно было распахнуть окна и предложить продавцам с цветочного рынка попробовать свои силы в игре. Увидав, как Павлов рыщет взглядом за моей спиной, я порекомендовала ему отложить поиски.

— Разве ты не можешь оторваться от дивана и переключать каналы вручную?

Мой брат взглянул на меня так, словно я предложила нечто несусветное, и ткнул обличающим пальцем в клавиатуру на ковре:

— Слим советует пользоваться этим, но я принципиально отвечаю отказом. Ящик сходит с ума, когда я беру ее в руки. Забрасывает меня сообщениями об ошибках, когда я пытаюсь включить пятый канал, или предупреждает, что моя память исчерпала ресурс, в то время как все проблемы — в башке у этой штуковины. По крайней мере, с дистанционным управлением ты сам в ответе за происходящее.

Мне захотелось спросить, зачем им вообще нужна клавиатура под телевизором. В конце концов, у Слима есть ноутбук, а в комнате Павлова стоит на столе компьютер. Неужели так уж необходимо путешествовать по Сети, лежа на диване? Затем я вспомнила об ассортименте интернет-магазинов и обнадежила брата:

— Рано или поздно твой пульт наверняка отыщется.

— Помяни мое слово, — заметил Павлов, — стоит потерять основной рычаг управления, и в один прекрасный день машины непременно изобретут такой рычаг для нас.

— Или джойпад.

— Представь себе.

Моя рука сомкнулась на предмете его поисков в тот миг, когда Павлов закончил говорить. Пульт лежал под подушкой с моей стороны дивана. Классно было бы им воспользоваться: нацелить брату между глаз и отключить до утра. По крайней мере, тогда я могла бы провести немного времени наедине с его соседом по дому и выяснить наконец, насколько хорошо мы с ним можем ладить. Брат, однако, оставался «включен» и озабочен, явно намереваясь продолжать в том нее духе. И я решила вытрясти из него еще что-нибудь о Слиме, использовав свой шанс: предложила ему взаимовыгодную сделку — пульт от телевизора в обмен на обсуждение заданной мною темы.

— Почему ты так боишься домовладельца? — спросила я. — Неужели вы двое никогда не приглашали сюда гостей?

Прежде чем забросить удочку, мне пришлось отвернуться, чтобы брат не видел выражения моего лица.

— Наверняка к Слиму приходили девчонки, которые оставались ночевать?

— Скажем так: когда приходит время платить за аренду, в доме не должно быть никого, только мы двое.

Я смотрела на темный экран телевизора, прикидывая, не хочет ли мой брат этим намекнуть, что у Слима другие интересы? Или еще хуже — что он охотник за трофеями? Мне приходилось сталкиваться с такими парнями: они умеют скрывать свои истинные намерения, пока не добьются желаемого. Изображают идеальных мужчин, пока не наступает решающий момент, и тогда остается лишь наблюдать, как в их глазах тихонько меркнет свет. Я не могла поверить, что Слим скроен по подобному шаблону, но уже то, что подобная мысль привела меня на грань паники, сообщило мне о крепнущем чувстве. «Нет, — твердо сказала я себе, — Слим — человек другого сорта. Он не похож на мужчин, встречавшихся мне прежде». Образ жизни Слима, его стиль вообще были для меня в новинку, но притягивало меня даже не это, а что-то другое, расположенное гораздо глубже. Не внешность парня и не его бзики насчет сальсы, киберпространства и резинок для волос, а то, что наши сердца, похоже, бились в унисон. Этот ритм я услышала, впервые войдя в дом на Коламбия-роуд, но потребовался еще и поцелуй, чтобы я смогла прочувствовать его по-настоящему. И теперь я знала: мне нужен только Слим, и никто другой. Думаю, мой брат тоже это понял.

— Он хороший парень, — признал Павлов, хотя я уже махнула рукой на дальнейшие расспросы. Не потому, что брат успел включить ящик, а потому, что в его голосе прозвучала такая покорность судьбе, такое смирение. — Просто мне придется жить с ним и дальше.

Из кухни донесся звон кубиков льда о стекло. Я вообразила, как Слим с самыми коварными намерениями подсыпает что-то в мой бокал, но предпочла не делиться этим с Павловым. Ему сейчас было не до шуток, а кроме того, предмет моих помыслов как раз вернулся в гостиную с тремя порциями виски на подносе. Я встала, чтобы помочь, и с некоей оторопью обнаружила, что жидкость в стакане справа выглядит более мутной, чем в двух прочих. С тревогой вглядевшись в лицо Слима, я увидела, как мерцает крошечное колечко у него в брови. «Не тебе», — одними губами проговорил Слим, улыбку он припас для Павлова, с увлечением переключавшего телеканалы. «Наверное, подыскивает что-нибудь подходящее для вечернего просмотра в кругу семьи, — решила я. — Непростая задача для столь позднего часа, когда сетка вещания перегружена одной-единственной темой».

 

5

На следующее утро я проснулась с гнетущим ощущением, будто кто-то пристально на меня смотрит. Оглушенные внезапным вторжением света, мои сощуренные глаза далеко не сразу смогли сфокусироваться на посетителе.

Мой собственный старший брат.

Я поморщилась. Прижала палец к виску, сожалея о той финальной рюмке. Для человека, глотнувшего вчера напоследок, помимо спиртного, еще и небольшую дозу гомеопатического снотворного, Павлов выглядел пугающе бодрым. Вчера он опрокинул стаканчик и пошлепал в туалет, дав слово, что вернется. Летели минуты, и он выполнил свое обещание, но ближайшие полчаса провел, курсируя между двумя помещениями. Для нас со Слимом это был шанс обменяться сначала улыбками, а затем — долгими, пристальными взглядами. Процесс, обретший еще больший накал, когда мой брат признал, что чувствует себя немного одурманенным, и, покачиваясь, отправился спать. Кто знает? Может статься, он решил, что Слим тоже не вяжет лыка и девицу вполне можно оставить наедине с инвалидом. Но, как выяснилось, его закадычный друг только разминался.

Короче, день завершился в постели Слима, где поутру и отыскал меня братец.

Я осторожно уселась, не без усилия собрав воедино мысли и простыни. Слим даже не шелохнулся. Совсем выдохся. А может, Павлов уже успел поквитаться с ним?

— Уже ухожу, — вздохнула я.

Зря я не настояла вчера, чтобы Слим оставил мои вещички в покое, за спинкой дивана в гостиной. Стоило всего-навсего посетовать — дескать, некуда подвесить брюки от костюма, чтоб не пришлось гладить их утром, — и он расстарался вовсю. Мой багаж со мною заодно вдруг очутился в его комнате, а Слим голышом метался в лунном свете, разбирая мои вещи и предлагая мне чувствовать себя как дома. Бросив один взгляд на одежду, вывешенную вчера на дверцу платяного шкафа, я поспешила отогнать прочь видение: Слим привстает на цыпочки, чтобы забросить наверх мою опустевшую сумку. Вопреки моим протестам, он проявил чудеса радушия и даже убрал ноутбук с маленького столика в углу, чтобы я могла разместить там косметику. При свете дня комната казалась скорее моей, чем его.

— Не желаю быть канатом для перетягивания, — заявила я.

— Ты опоздала, Циско. У нас гость.

— Кто? — поинтересовалась я, и, когда Павлов шагнул в сторону, очередной вздох намертво застрял в моей гортани. Даже Слим — и тот подскочил на кровати, вытаращив глаза так, будто ему только что привиделся какой-то дикий кошмар. Спал бы себе дальше.

— Тук-тук-тук, — ухмыльнулся здоровый мужик, заполнивший собой весь дверной проем. — Надеюсь, не помешал?

На плечи Фрэнка Картье было наброшено желто-коричневое пальто, на голове топорщились остриженные ежиком, уже редеющие седые волосы. Он был по-своему красивым, хотя и несколько потрепанным. Ронни Биггс жилищного сектора (именно так о нем потом скажет Слим) и далеко не бедняк: золотые гайки на пальцах, толстенный браслет и запонки в придачу. Как мне предстояло вскоре выяснить, Фрэнк пребывал в вечных поисках недвижимости, которую он мог бы добавить в свой портфель. И верно, наиболее яркой чертой Картье была странная цепкость взгляда: его ясные синие глаза под двумя тяжелыми бровями казались слишком маленькими, слишком глубоко спрятанными, слишком острыми.

— Эх, ребята, — с неодобрением произнес он, будто стоял сейчас на крыльце, а не на пороге спальни, — и где вы только воспитывались?

Слим прочистил горло.

— Э… знакомьтесь, это Циско.

— Моя сестра, — тихо прибавил Павлов, уподобляясь переводчику при какой-то важной шишке. — Она здесь временно.

— Ну-ну.

— Приятно познакомиться, — вяло произнесла я и оглянулась на Слима, ища поддержки.

— Циско остановилась у нас, пока не подыщет собственное жилье.

Словно не слыша, Фрэнк Картье вскинул голову и вежливо поинтересовался, есть ли у меня работа. Он говорил, проглатывая окончания слов на манер кокни. Это можно было бы посчитать развязным, если бы от всего облика Фрэнка не исходил такой холод. Павлов подтвердил, что я уже успела устроиться на работу.

— В модельном бизнесе, — уточнил он.

— В таком случае, — Картье вновь уставился на меня, — я и сам рад знакомству.

Я уже набрала было воздуху, чтобы объяснить: работа временная, к тому же я всего-то сижу на приеме посетителей в одном городском агентстве по найму моделей. Однако к тому времени улыбка гостя сделалась уже настолько лучезарной, что освещала спальню, несмотря на задернутые шторы. Впрочем, взгляд Картье, похоже, остекленел, и я сообразила, что он сейчас взвешивает меня на каких-то внутренних весах.

— Такая милая барышня, должно быть, и пальцем не пошевелит меньше чем за тысячу? — вопросительно протянул он. — Я не ошибаюсь?

Глядя в изножье кровати, я пояснила, что получаю немного меньше. Слим опять прочистил горло.

— Мистер Картье, может, продолжим разговор после того, как мы оденемся?

— Ну конечно, — сказал хозяин и принялся нащупывать что-то в кармане плаща. Пакетик фисташек, как выяснилось вскоре. — Располагайтесь как дома, — он сунул орех в рот и закатил вбок, к коренным зубам. Мы молча глядели на это, пока Слим не выразился яснее.

— Мне хотелось бы одеться при закрытой двери.

Я потуже вцепилась в простыни, мечтая, чтобы Картье перестал наконец смотреть на меня, издавая этот хруст, что он внезапно и сделал. Проглотив орех, Фрэнк шагнул прямо в комнату и обернулся к Павлову:

— Слышал? Закрой дверь с той стороны и поставь чайник. Мы подойдем через минутку.

— Но, мистер Картье…

— Я бы с удовольствием выпил кофе. Как раз то, что мне нужно.

Слим сидел рядом с таким же ошарашенным видом, что и я сама. Мой брат тем временем действительно потянулся к ручке проклятой двери. И замер, лишь когда Картье нацелил на нас два воображаемых пистолета.

— Шутка! — Он сделал вид, что разрядил оба, один за другим. — Видели бы вы свои физиономии!

— Очень хорошо, мистер Картье, — резко выдохнув, Слим сполз по спинке кровати. — Вы уложили нас наповал.

— А разве нет? — усмехнулся тот. — Зрелище было что надо.

Я испепелила Павлова взглядом, и тот отдернул пальцы от дверной ручки.

— Выть может, все же дадим им время привести себя в порядок? — внес мой брат уже запоздавшее предложение. — Мне кажется, они имеют право побыть одни.

Картье возразил ему, что в этом нет необходимости, поскольку он не намерен тут задерживаться.

— Я видел достаточно, — подытожил он, поворачиваясь к двери.

— Достаточно для чего? — спросила я.

Слим вздрогнул, а я, в свою очередь, испытующе уставилась на мужчину в желтом пальто, который обернулся на мой голос.

— Чтобы все понять. Настало время повысить квартплату.

Стон парней был ему ответом. Картье развел руками.

— Тогда съезжайте!

— На сколько повысить? — спросил Слим.

— Ненамного.

— То есть?

— Чистая ерунда для такой знаменитости, как ты. — Картье не сводил с меня взгляда, отчего могло показаться, что он говорит вовсе не о профессиональных успехах Слима. — Что такое сотня фунтов для свежеиспеченного миллионера?

— Вы шутите, — запротестовал Слим. — Еще сотня фунтов в месяц?

— В неделю.

— Это неслыханно, — взвыл Павлов и принялся за собственные подсчеты. — Получается чуть ли не тысяча в месяц.

Картье начал застегивать пальто.

— Не так уж и много, если поделить на троих. Право же, вполне разумная сумма.

Я далеко не сразу сообразила, что речь идет и обо мне тоже.

— Не знаю…

— Утро вечера мудренее, — поставив точку в этом вопросе, Фрэнк Картье извлек из кармана еще одну фисташку. Он картинно вскрыл ее большим пальцем, что напомнило мне умельцев, сковыривающих пробку с пивной бутылки. Прежде чем скорлупа упала на ковер, хозяин уже повернулся, чтобы выйти. — До встречи в конце месяца.

— Здесь мало места для троих! — Мой брат влип в дверной косяк, чтобы дать Картье пройти, и задергался, когда тот остановился в дюйме от его лица.

— Ничего, сойдет.

Пошевелиться Павлов отважился не раньше, чем мой новый домовладелец сошел с крыльца.

— Просто замечательно, — отметил мой брат и обратился к нам: — Лучше и быть не может, верно я говорю?

Со слегка огорошенным видом Слим подтянул простыню к подбородку.

— Если хочешь, я уйду, — предложила я и приготовилась к худшему. Слим безмолвствовал, но, повернувшись к нему за ответом, я заметила, как потихоньку смягчается его лицо.

— Можно мне вставить словечко? — напомнил о себе Павлов, широко разводя руки. — Мой лучший друг и любимая сестренка вдруг так меня подставили!

Слим упрекнул Павлова в том, что тот едва не оставил нас наедине с монстром. Мой брат уже собрался было защищаться, но тут появление чьей-то тени в дверном проеме заставило его захлопнуть рот. Картье. Снова в кадре. С двумя конвертами для деловых писем, которые он сжимал в руке на манер карточных тузов.

— Гляньте-ка, что я нашел на коврике! — Конверты полетели на кровать. — Вам почта.

 

6

Пришло время внести ясность. Во-первых, у меня нет привычки прыгать в постель к мужчине, — особенно если я собираюсь поселиться с ним в одном доме. Другое дело — если вдруг захочется приключений. Черт, но ведь случайная интрижка все равно, наверное, не протянет дольше суток. А вот когда речь идет о серьезных отношениях… Мне не нужен Павлов с его советами, чтобы понять, что в таком деле спешить не стоит. Уж больно велик риск нарваться на крупные неприятности, да и вообще слишком многое ставится под угрозу. Мое «во-вторых» как раз о Павлове: я хочу кое-что объяснить, но не про его сексуальные заморочки, а про наши с ним отношения. Весь этот вздор насчет дивана. Типа того, что брат не позволит мне уснуть вне поля его зрения. Я ужасно люблю Павлова как брата; но сейчас он, скорее, принял на себя роль чрезмерно заботливого отца. В этом-то и заключается наша с ним общая проблема. О наших родителях имеет смысл говорить только в прошедшем времени, и после их исчезновения из нашей жизни Павлов, как бы это выразиться… перенапрягся. Все это время я старалась не забывать, что его забота и опека проистекают лишь из того, что мы с ним остались вдвоем на всем белом свете. Держа это в уме, я вышла на кухню сразу после того, как Фрэнк Картье наконец оставил нас в покое. Новый день мне пришлось начать с поговорки.

— Нет худа без добра, — завела я. — По крайней мере, здесь ты сможешь приглядывать за мной. Правда же, я не хотела тебя расстраивать. Жаль, что все так вышло, но я рада, что мы снова вместе, Павлов. Обещаю: я горы сверну, чтобы приспособиться. Из нас еще получится счастливое семейство, вот увидишь.

Брат стоял, повернувшись ко мне спиной. Казалось, он не замечает моего присутствия, не говоря уже о протянутой ему оливковой ветви. «Отлично, — подумала я. — Попробуем другой подход».

— Слим говорит, что вы уже довольно давно снимаете этот дом. — Я глубоко вздохнула, надеясь немного рассеять тучи. — Теперь-то я поняла, отчего ты никогда не предлагал мне пожить с вами.

Павлов не двинулся с места. Опустив плечи и низко склонив голову, он бормотал что-то себе под нос, словно ради меня и оборачиваться не стоило.

— Так нельзя поступать со мной, — донеслось до меня.

— Как поступать? — переспросила я, потихоньку заводясь. — Не пойму, в чем, собственно, дело? — Назревал скандал, и я чувствовала, что должна отстоять свою позицию.

— Возмутительно! — была его следующая реплика. — Это игра не по правилам.

— Я не могу постоянно извиняться, — ответила я. — и не собираюсь делать вид, будто храню невинность, чтобы ты и дальше мог трястись надо мною. Павлов, да я, наверное, занималась в своей жизни такими вещами, какие ты мог видеть только в Интернете!

Никакой реакции. Даже волоски на шее не встали дыбом. Поддавшись наитию, я выпалила:

— Однажды я делала это с двумя партнерами сразу. Что ты на это скажешь?

Это его уязвило; во всяком случае, мне так показалось. Павлов обернулся, бледный и напряженный, и лишь тогда я заметила письмо, зажатое в его руке.

— Что я должен сказать? — спросил он с отсутствующим видом, и тут я сообразила, что братец не слышал ни единого моего слова.

— Да так, — поспешно сказала я, — забудь, что я вообще открывала рот.

Павлов опять уставился на письмо.

— Как они могли так поступить со мной?

— Что случилось?

— Это уведомление от редактора. Мой гонорар сокращен вдвое.

— Вдвое? Ничего себе! Но почему он это сделал?

— Вынужден. Журнал сейчас обновляется, и расходы приходится урезать.

— Увольняйся, — посоветовала я. — Уйди оттуда с высоко поднятой головой.

— И куда же я пойду? В очередь за пособием?

— Будешь вести колонку в другом месте. Делов-то!

— Циско, я слишком стар.

— Да тебе же всего тридцать!

— И я даю советы девочкам, которые как минимум вдвое меня младше. Ни один другой журнал не захочет меня взять. Читателям стоит только бросить на меня взгляд, и они подумают: «Да ну на фиг, с тем же успехом спрошу у отца!»

— Ну что ты, — возразила я, но уже без прежней убежденности в голосе.

— Именно так. На этой работе надо гореть ярко, тихо истлеть не выйдет.

— Брось, Пав. Ты, наверное, все принимаешь слишком близко к сердцу?

Он протянул мне письмо с подколотым к бумаге макетом странички советов из следующего номера.

— Взгляни только на фотографию, — сказал он. — Естественно, когда я только начал, моя рожа публиковалась крупным планом, но каждый год делается новый снимок, и всякий раз я мельчаю в своей рамке. Все больше компьютерной ретуши. Я давным-давно перестал узнавать собственные зубы.

Вот это улыбка, тут он был прав.

— Что с того? — сказала я в надежде поднять Павлову настроение. — Оранжевая рубашка отлично смотрится на белом фоне.

— Это не довод, — возразил он. — Циско, мое лицо уже некуда дальше уменьшать. Ты что, не понимаешь, о чем я толкую? Они не могут скрыть того факта, что я старею. Еще один шаг назад, и я выйду из фотостудии на улицу.

В кухню проскользнул Слим. На мои плечи опустились две ладони, макушку прижало поцелуем. Я могла чувствовать себя принцессой.

— В чем дело?

— Павлову урезали зарплату.

— Вот бедняга! — посочувствовал Слим. — Не повезло парню!

— Да уж, но он не хочет увольняться.

— Куда же он пойдет, в его-то возрасте?

— Ох, только не начинай все заново, — вздохнула я. — Тридцать — еще не вечер для ведущего странички советов читателям.

— Еще какой вечер, для подросткового-то журнала, — простонал Павлов.

— А как насчет женских месячных? — спросил мой новый бойфренд. Насупясь, я обернулась за разъяснением. Прочистив горло, Слим попробовал построить фразу иначе: — Я имел в виду те ежемесячники, которые у нас издаются для дам.

Покачав головой, Павлов признался, что для них еще слишком молод.

— Чтобы устроиться работать в подобное издание, нужны благородная седина, нелепый галстук бабочкой и комплекция портового грузчика.

— Ушам своим не верю, — сказала я. — Ты слишком стар для одних читателей, но слишком молод для других.

— Пусть посидит пока в чистилище для журнальных советчиков: — Слим изучал фотографию моего брата. — И что же ты теперь будешь делать?

— Соглашусь с урезанной зарплатой. Постараюсь выкроить на оплату жилья.

— Предоставь это мне, — быстро сказал Слим. — Пусть оплата тебя не беспокоит. С деньгами, которые обещают мне дружки на бирже, я, наверное, в любое время смогу купить этот дом.

Мой брат кисло усмехнулся. Наверное, подумал: «Хорошо бы увидеть лицо Картье, когда Слим подкатит к нему с этаким предложением». Я легонько сжала брату локоть.

— Все будет хорошо. Я оплачу свою долю из временного заработка. Кроме того, я великолепно умею готовить из дешевых продуктов. Мы будем сыты, по крайней мере, до тех пор, пока нам не надоедят пироги с тунцом.

Вернув Павлову письмо с макетом, Слим тоже попытался поднять ему настроение.

— Я наговорил тебе всякой ерунды про рубашку. — Он бросил на друга взгляд исподлобья. — Я ошибался. Ты отлично здесь выглядишь.

Сверившись с фото, Павлов смял письмо в кулаке.

— Я похож здесь на фрукт, — выдавил он и тут же попросил позволения удалиться.

Мы молча смотрели, как он направляется к лестнице. И лишь после того как мой брат защелкнул за собой задвижку, Слим повернулся ко мне:

— Что ты ему тут наговорила?

— Когда?

— Про двух партнеров сразу, — осклабился он совсем по-волчьи.

— Ты подслушивал?

— Отнюдь нет. Дело в том, что молодые люди улавливают определенные фразы на расстоянии в тысячу шагов.

— Как это?

Слим пожал плечами.

— Врожденный интерес к чужой сексуальной жизни, наверное. Стоит девушке упомянуть, что она занималась этим с несколькими партнерами одновременно, и мы сразу вострим уши.

— К Павлову это не относится.

— Из всякого правила есть свои исключения. Ну, и как там все было?

— Что?

— Сама знаешь. В каком составе? Парень-девушка-парень? Две девушки, один счастливчик? Все трое — девушки?

— Это мое личное дело, — надменно парировала я, тем не менее наслаждаясь разговором. — Ты и сам наверняка не говоришь о себе всей правды.

Мгновение поразмыслив, Слим признал поражение:

— Какими были бы наши отношения без этих маленьких секретов, а?

— Именно, — согласилась я, присаживаясь за кухонный стол.

Слим выдернул из кармана спортивных брюк собственный конверт и распотрошил его.

— От дельцов с биржи, — сообщил он мне. Заняв стул напротив, он развернул письмо. — Хоть кто-то из нас не бедствует.

Я наблюдала, как его глаза пробежали по странице и застыли как вкопанные в самом низу. Похоже, Слиму никак не удавалось расшифровать подпись.

— Может, поделишься новостями? — наконец спросила я.

Слим поднял голову. Лицо у него было бледное и напряженное, совсем как у Павлова, и я испытала дежа вю: утренние события пошли по второму кругу.

— Они не могут поступить со мной так, — едва слышно выдохнул он. — Ведь правда?

 

7

Стало быть, я — нечто вроде неразменного пенни, который вечно возвращается в карман, даже вопреки желанию владельца, и несет с собою одни неприятности. Раз, другой, а там, глядишь, и всю дальнейшую жизнь, — такое у меня сложилось впечатление. Павлов нашел убежище в своей комнате и предавался там невеселым размышлениям — скорее о собственных бедах, чем о страдающих от безнадежной любви подростках. Слим тем временем продолжал уверять, будто во всем этом нет и не было моей вины. Нет, меня никак нельзя винить в том, что у брата начались нелады с колонкой, как и в том, что его самого выплюнул деловой мир.

— Бывает, цены на акции взлетают до небес, — повторял он, — а потом на бирже случается кризис, и они падают.

— В твоем случае они упали камнем, — заметила я. — Слим, да эта компания даже не успела подержаться на плаву, прежде чем пойти на дно. Куда и утащила за собою твой веб-сайт.

— Слыхала выражение «Никогда не верь хиппи»? Я скажу иначе: никогда не верь парням в деловых костюмах… особенно если пиджак висит на манекене.

— Да где же у них мозги? Неужели они и впрямь воображали, что могут нажиться на тебе, тогда как их собственный бизнес кубарем катился к банкротству?

— Отчаянный жест. Наверное, хотели спастись. Теперь уже не важно. Очередной несчастный случай в Сети, не более того.

— Рано опускать руки. Ты еще оправишься от удара.

— Посмотри в лицо фактам. Я всего лишь заядлый сетевик, полный бездарь в смысле коммерции.

— Скорее ты — сетевой энтузиаст, — поправила я его.

— «Заядлый сетевик» звучит романтичнее, — возразил мне Слим. — «Канава сточная, где отражается луна…» Это про меня.

Мы лежали в постели, уставясь в потолок, который служил своего рода холстом для возникавших перед нашим отстраненным взором видений. Не скажу за Слима, но я изо всех сил старалась не воображать, как выглядит переработанный, изжеванный на макулатуру миллион фунтов. Заманчивые предложения о долевом участии обернулись крахом — поскольку теперь, обанкротились все, кому предназначались барыши. Компания, погубившая бизнес Слима, и сама разлетелась на клочки. Должна признать, Слим держался хорошо. Если бы мой собственный веб-сайт всосала виртуальная канализация, я бы переколотила мерзавцам все окна. Я имею в виду все те окна, за которыми сидит самый главный из всех дельцов. Переколотила бы, вволю наплакавшись сначала, да и потом тоже. Слим же держался молодцом. Он воспринял это как передачу хода в игре: шанс отвлечься, расслабиться, передать инициативу сопернику. Пожалуй, следовало бы поддержать его, постараться сделать так, чтобы его самолюбие не страдало, тем более что я и правда чувствовала вину. И ничего не могла с собою поделать: с какой бы стороны я ни пыталась взглянуть на ситуацию, мое появление в этом доме точно совпадало с моментом, когда благополучие обоих жильцов упаковало вещички и отправилось по другому адресу. Я повернула голову на подушке, чтобы еще раз повторить: «Прости меня, Слим». Я уже потеряла счет собственным извинениям с тех пор, как Картье застукал нас в одной постели, но мне это очень помогало, когда, просыпаясь по утрам, я встречала взгляд Слима.

— Циско, да прекрати же наконец извиняться, — ответил он на этот раз. — Не выдумывай, ты никого не сглазила. Ты не принесла в этот дом несчастье. Здесь нет проклятых. Просто такое иногда случается, и в такие минуты жизнь начинает казаться невыносимой. Но это все временно.

Его голос звучал на фоне щебета стекавших по оконному стеклу ручейков. Дождь не прекращался с того дня, как я впервые вошла под сень этого дома. Если погода и менялась, то лишь к худшему. Я вздохнула — глубоко и тяжко.

— Интуиция подсказывает мне, что ты окажешься во всех отношениях мужчиной моей мечты, — произнесла я затем, — но я сделаю какую-нибудь глупость, и наша жизнь тут же рассыплется, как карточный домик. Такое уж у меня везение.

Бросив на меня косой взгляд, Слим вновь воззрился в потолок.

— Оптимизм — вот что я особенно ценю в женщинах.

— В таком случае что ты нашел во мне?

Помолчав, Слим высвободил руки из-под головы и стащил с запястья браслет, сплетенный из цветных шнурков, обожженных в месте крепления.

— Ну-ка, примерь, — сказал он.

— Что это?

— Амулет — браслет, приносящий удачу. Он у меня уже многие годы. Я привез его из Таиланда.

Не то же самое, что купить в дорогом универмаге, но дело не в этом. В определенном смысле эта вещица была бесценной.

— Не возьму, — сказала я, возвращая Слиму улыбку. Слим в ответ перекатился на бок, убеждая меня продеть руку в браслет. — Скорее всего на моей руке он порвется еще до ланча.

— Я лежу в постели с девушкой, сердце которой тикает мне в унисон, — был ответ, — и ей, черт возьми, нужен я, а вовсе не мои деньги. Это ли не везение? Так что все, что произошло, я воспринимаю лишь как ничтожно малую плату за это счастье.

Я перекатилась поближе к Слиму, прижалась головой к его щеке и разочарованно застонала, когда вдруг сработал встроенный в мои часы таймер и раздался голос синоптика. Он возвестил о приближении теплого облачного фронта если не сегодня, то уж наверняка завтра. Ничего не поделаешь — пора вставать. Придется отправиться на работу, усесться за стойку приема посетителей и начать пополнение прохудившейся казны. В качестве основного добытчика наличных в доме я должна была сейчас работать, работать и еще раз работать. Общение с девушками, ступившими на первую ступеньку лестницы, ведущей к звездам, — не самое прибыльное занятие, но это, по крайней мере, придавало мне отваги следовать за ними по пятам.

— Уже несколько дней ты работаешь допоздна, — сказал Слим, наблюдавший, как я влезаю в одежду. — Мне тебя недостает.

Он лежал, вытянувшись на простыне, и его лодыжки свешивались с кровати, отчего могло показаться, что в данный момент Слиму более всего недостает бирки на пальце ноги.

— А ты уже решил, чем сегодня займешься? — спросила я, выпрямляя лямки платья.

— «Глобальным переворотом», скорее всего.

— Нет, серьезно.

Слим пришел в замешательство, словно не уловив соли в собственной шутке, вслед за чем сообщил, что так называется стратегическая игра, в которую играют в Сети. Игра, надо сказать, не слишком нравственная.

— Особенно если играешь за русских, — внезапно оживился он, усевшись в кровати. — Приняв их сторону, начинаешь с меньшими финансами, но зато в твоем распоряжении оказываются отборнейшие негодяи. В том числе и женщины, которые не остановятся ни перед чем.

Пока Слим читал мне свою восторженную лекцию, я задумчиво расчесывала волосы. Вот к какому выводу я пришла: женщина и впрямь может стать богиней, если только сумеет совместить в себе повариху на кухне, шлюху в спальне и достойную противницу в схватке на джойстиках. Секс и игровые приставки — вот о чем теперь мечтают мужчины. Честно говоря, ни разу еще не видела Слима таким возбужденным. Во всяком случае с тех пор, как лопнул его интернет-пузырь. Я могла просчитаться, полагая, что крушение надежд послужит ему хорошей встряской, но для себя решила, что обязательно верну в этот дом солнце. Что бы там ни говорили метеорологи.

— Хочешь, сыграем? — с надеждой в голосе спросил Слим.

— Давай сперва разберемся с арендной платой, — улыбнулась я.

 

8

Тем же вечером, памятуя об опасности зацепить и порвать подаренный Слимом браслет, я вернулась домой, нагруженная подарками: ничего серьезного, скорее безделушки с блошиного рынка, чем обновки из бутика на Бонд-стрит. Несмотря на все мои сверхурочные старания, больших денег работа в модельном агентстве не приносила. По-моему, даже курьеры на велосипедах прикарманивали больше моего: всякий раз, когда они вбегали внутрь через двойные двери агентства, стоило лишь поднять голову, чтобы увериться — эти парни действительно при деньгах. Хоть я и сидела на месте, а не носилась по улицам, но работала временно, что означало, что я нахожусь на самой нижней ступени профессиональной лестницы. Понятное дело, и подарки соответствовали жалкому заработку. С моими ограниченными доходами я остановила выбор на игрушках для взрослых. Приятный сюрприз для Слима (будем надеяться) и милый сувенир Павлову. Оставалось только молиться, чтобы эти мои знаки внимания помогли вернуть в дом хоть немного света.

Уже выйдя из метро и ругая бесконечную морось, я решила, что тоже заслуживаю небольшого подарка. Было темно. И мокро. И ветрено. Мне хотелось поскорее попасть домой, но если я собиралась считать это жилище своим домом, то оно явно нуждалось в женском уюте. Свернув на Коламбия-роуд, где закрылись уже все лотки за исключением одного, я решила ограничиться пока цветами. Даже если продавцу сперва захочется выяснить мое настроение.

— Ищете букет? — цветочник уже заманивал меня под свой навес. — Или, может, хотите купить растение, несущее радость?

Я смотрела на этого темнокожего громилу в пуховике и не могла понять, к чему такая таинственность. Лоток был подсвечен несколькими фонариками, вывешенными над задником, и лишь цепочка китайской гирлянды отмечала край навеса. Эффект необычный и слегка устрашающий, поскольку яркая подсветка не только не позволяла разглядеть выставленный товар, но и превращала самого продавца в темный силуэт.

— Растение, несущее радость, пожалуй. Будет здорово, если оно продержится у меня хоть месяц.

Продавец расцвел, словно я дала единственно верный ответ. Я заслонилась от света, поднеся к брови сложенную ладонь, но не увидела ничего, кроме букетов, расставленных в ведрах на полках. Здесь не было ни бегоний, ни фиалок, — никаких вообще растений, хотя бы отдаленно напоминающих те, что растут в горшках.

— Травка сейчас просто отличная, — заметил продавец, сгибаясь над прилавком. Фигура как у артиллерийского снаряда, подумалось мне; снаряд с брюшком и улыбкой шириною в милю. — Первосортное дерьмо, снимает стресс как рукой.

— А?

— Хотите сначала попробовать?

Я растерялась и была окончательно сбита с толку, когда цветочник расстегнул висящую на поясе сумку и принялся рыться в ней, гремя монетами. Я осторожно высказалась в том смысле, что денег у меня не много. Продавец цветов оторвал взгляд от сумки.

— Расскажи обо мне друзьям и сможешь заплатить позже, если тебя это устроит.

— Прошу прощения?

Он оперся костяшками пальцев о прилавок и приблизил ко мне лицо.

— Милая, похоже, ты девочка честная, но, если я собираюсь отпускать тебе товар в кредит, мне нужно знать, выиграет ли от этого мой бизнес. Понятно, что я хочу сказать?

— Не совсем, — созналась я. — Мне просто нужны какие-нибудь петунии или что-то вроде того. Я не собиралась брать весь товар оптом.

Продавец вновь выпрямился во весь рост, глаза его сузились, а рука застегнула молнию на пуховике до первого из подбородков.

— Ты ведь знаешь, что я тут продаю, верно?

— Наверное, я не ошибусь, предположив, что цветы?

— Угу, — медленно выдохнул он. — И это тоже. Как раз в это время дождевая капля отыскала дорогу к одной из лампочек, раздалось резкое шипение. Вздрогнув, я отшатнулась от прилавка, подальше от нависающей над ним фигуры с наждаком щетины и странными намеками.

— Я живу на этой улице. — Я решила просто пятиться, пока меня не скроет ночной мрак. — Пожалуй, лучше попробую поискать цветок утром, когда рынок снова откроется.

— Ты живешь на Коламбия-роуд? — ахнул продавец. — Чего ж ты сразу не сказала, что местная? — Откуда ни возьмись, через прилавок перелетел большой букет роз в красивой обертке. Я выбросила вперед руки (защитный рефлекс), и в них очутилась дюжина ярко-красных бутонов на длинных черенках.

— Где же ты обосновалась? Должно быть, новенькая, раньше я что-то тебя не видел, а я тут каждого знаю. — По лицу продавца скользнуло озабоченное выражение. — Лопнуть мне на этом месте, ты ведь не племянница Зверя, я надеюсь?

Немного оторопев от натиска, я не без труда сообразила, что речь идет о номере дома, и ответила:

— Нет, всего лишь соседка.

— Так ты живешь со Слим-Джимом и этим парнем в подтяжках? Который то и дело исчезает, чтобы напудрить себе нос?

— Это Павлов, — кивнула я, уже крепче прижимая букет к себе. — Он мой брат.

— Вы родственники? Иди ты! А я всегда считал Павлова единственным отпрыском в семье.

— Он не особо распространяется обо мне. И уж во всяком случае, не в мужской компании.

— Еще бы. Если сестра — этакая штучка…

Оставалось решить, расценивать ли это как комплимент. Рассудив, что продавец явно отбросил настороженность, я решила, что «штучка» в его устах — похвала. Тем не менее мне нужно было срочно найти приличную вазу для цветов. Еще шаг, я выбралась из-под навеса и, уже оказавшись под дождем, смекнула, что розы представляют собой шикарный и достаточно дорогой подарок.

— Сколько я должна?

Он отмахнулся от вопроса, как от мухи.

— Нисколько. Подарок на новоселье.

— Спасибо, — сказала я уже с улыбкой. — Кстати, меня зовут Циско.

— От слова «цыпочка»?

— Нет, — сказала я, немного смутившись. — От слова «Сан-Франциско». Мой отец очень любил этот сериал.

— «Улицы Сан-Франциско»? — переспросил он, решив выяснить все до конца, и, когда я кивнула в ответ, странно прищелкнул пальцами. — У твоего старика был вкус.

— Честно говоря, мое настоящее имя — Фран, но папа решил, что Циско звучит лучше. Имя, подходящее для путешественницы.

— Так оно и есть, — согласился цветочник. — Я уже понял: за тобой нужен глаз да глаз.

Рассмеявшись, я напомнила ему, что мне пора домой.

— Ну, беги, — последовало напутствие. — И если понадобится что-нибудь, только разыщи меня.

— А кого спрашивать? — обернулась я, уже выйдя из пятна света, отбрасываемого прилавком. — Я ведь не знаю твоего имени.

— Еще узнаешь, — подмигнул цветочник, и голова его при этом дернулась. — Тут меня каждая собака знает.

 

9

Я бросила вещи в холле и нашла парней за кухонным столом. Брат сидел, уставившись в ноутбук Слима, и жевал кончик ручки. Слим корпел над блокнотом, затягиваясь микроскопическим косячком. Нельзя сказать, чтобы кто-то из них при этом испытывал воодушевление. Напротив, мое появление что-то чересчур их обрадовало.

— Циско, — первым заулыбался Павлов и сделал нетвердую попытку подняться со стула. Чтобы разглядеть меня получше, он тут же стащил с носа маленькие круглые очки для письма и принялся вертеть их в пальцах. — Скажи, почему искусственные блондинки кажутся мужчинам привлекательнее, когда из-под окрашенных кончиков волос видны корни естественного цвета?

Я бросила на Слима сердитый взгляд. Волосы я красила перед самым приездом в Лондон, хотела произвести впечатление. Очевидно, для достижения наилучшего эффекта придется подождать еще пару недель.

— Вынуждаете меня отрастить длинные волосы?

— Вопрос задал твой брат, — запротестовал Слим. — Откуда мне знать, что он имел в виду?

— Это вопрос из письма читательницы в мою Рубрику. — Павлов развернул ноутбук, чтобы я могла взглянуть. — Девочка подозревает, что двухцветные волосы не на шутку заводят парней, и хочет знать, что я думаю по этому поводу.

— Тогда зачем тебе мое мнение?

Слим отважился встретиться со мной взглядом.

— У Павлова небольшой кризис. Он утратил веру в собственные советы. Небольшой затык, можно сказать.

Брат не сводил с меня умоляющих глаз.

— С каких это пор? — спросила я.

— С тех пор как его невзлюбил редактор.

— Ну? — настаивал Павлов. — Насколько эротичны двухцветные волосы?

Пришлось объяснить: женщины ежегодно тратят миллионы фунтов ради того, чтобы цвет их волос выглядел по возможности естественнее. Любой мужчина, который во всеуслышание заявит, будто ему больше по душе тот природный оттенок, что прет из головы, вытесняя краску, может, и не покривит душой, но навряд ли добьется всеобщего признания своей правоты.

— Стало быть, ответ отрицательный? — подытожил Павлов. — Слушай, а ты не могла бы немного развернуть свою мысль?

Я уселась за стол напротив мальчишек.

— И что еще я должна, по-твоему, сказать?

Слим глянул на Павлова так, словно они общались при помощи телепатии.

— Твой брат вовсе не хочет, чтобы ты что-то сказала, — поделился он со мной. — Он хочет, чтобы ты это написала.

Мне показалось, что Слим шутит. Однако эти двое не торопились прыснуть со смеху, так что пришлось обратиться к Павлову напрямую:

— Ты просишь меня написать твою колонку?

— Ответы должны быть развернутыми.

— И я должна изложить мужской взгляд на женские проблемы?

— Прошу тебя, Цис. Мне позарез нужно продемонстрировать чудеса проницательности и анализа. Я должен доказать, что незаменим.

— И поэтому ты обратился за помощью к женщине?

— Ты замечательно справишься, — сказал мой брат. — Я в тебя верю.

— Мнение профессионала, — добавил Слим, на лице которого уже успела обосноваться широкая улыбка.

Когда подошла моя очередь затянуться травкой, я отказалась, решив не затуманивать мозги, загруженные вопросами, которые Павлов отобрал для своей колонки. Всего их было четыре: сначала о крашеных волосах, потом еще два, от девиц, обнаруживших, что их личная жизнь зашла в тупик. Одну беспокоило безразличие соседского парня, но еще больше — скверные новости, пришедшие по электронной почте. Другую заботила техника поцелуя: бывший бойфренд оглушил бедняжку заявлением, что она «делает это, как рыбка гуппи». Завершал страничку читательских проблем вопль ужаса: парень четвертой читательницы превратил свою спальню в святилище Дженнифер Лопес. «Почему? — спрашивала каждая. — Что за люди эти мужчины?»

На составление ответа ушло примерно пять минут. Я стучала по клавиатуре, пока Слим делал нам кофе, а Павлов пожирал меня нетерпеливым взглядом. Не было нужды перечитывать написанное, я просто нажала клавишу ввода в последний раз и толкнула ноутбук через стол. Мой брат тут же вернул очки на переносицу. Шевеля губами, он прокручивал страницу, с жадностью глотая мой текст. Дочитав, Павлов поднял на меня глаза, моргающие за маленькими линзами. Не знаю, что именно отразилось на его лице в ту минуту: смятение или недоверие.

— Потому что в глубине души все они ублюдки, — сказал он. — Даже лучшие из них.

Немного коротковато, но основную мысль он уловил.

— Что такое? — спросила я.

— Это суть твоего ответа.

— Угу.

— На все вопросы одновременно?

— Почему бы и нет?

— Циско, но это же не совет. Это вероломный обман, поскольку он исходит якобы из мужских уст. Да меня линчуют за это!

— Если хочешь знать мое мнение, — сказала я, — то надо зайти еще дальше и опубликовать имена этих больных на голову мальчишек. Имеет смысл тиснуть их фамилии в твоей колонке. И не забудь адреса. О, знаю, напечатай заодно их фотки! Вот тогда твоим читательницам будет что обсудить.

Кажется, Павлов немного оторопел. Линзы его очков подернулись туманом, а лицо порозовело.

— Тебе нечего терять, — пожал плечами Слим. — Мы сочиняли полдня, а придумали только несколько абзацев извинений.

— Неужели в этом блокноте твои варианты ответов?

— Нет, здесь всего лишь перечень подходящих для него вакансий, — покачал головой Павлов.

— Здорово! — восхитилась я, довольная, что Слим проявил инициативу. — Ну-ка, похвастайся.

— Видишь ли, — застенчиво протянул Слим, совсем как школьник, которого попросили зачитать сочинение классу, — я тоже хочу добиться успеха в чем-то, что мне нравится делать…

— Чтобы тебе никогда больнее не пришлось работать, — догадалась я. — Хорошее начало.

— Но применить этот принцип на практике оказалось не так-то легко.

— Можно взглянуть? — я вырвала страницу из блокнота прежде, чем он смог возразить. — «Пункт первый, — прочла я. — Стать донором и сдавать сперму».

Павлов фыркнул в чашку с кофе.

— Думаю, этот вариант лучше всех прочих, — сказал он, совладав с собой. — Но доходы вряд ли покроют арендную плату.

— Я записывал все, что приходило в голову, — парировал Слим, — и эта мысль явилась первой.

— «Пункт второй, — с нажимом читала я. — Прославиться». — Я опустила листок, пристально глядя на Слима. — Все, больше пунктов тут нет.

— Если ты сумеешь разбогатеть на сдаче спермы, дружище, то уж точно станешь суперзвездой. — Злорадно улыбаясь, Павлов откинулся на спинку стула. — Обещаю тебе: мужики со всего мира будут готовы выложить состояние за секрет твоей потенции. Будешь давать мастер-классы. Представь только!

— Ладно, полегче, — сказал Слим. — Признаться, я уже пробовал заработать на любимом занятии. Посмотри, в какой луже я сижу теперь.

— Значит, не один Павлов утратил веру в свои силы. — Выждав короткую паузу, я предложила ребятам подумать головой. — Если мы собираемся хоть как-то упорядочить свою жизнь, надо объединить наши усилия.

— Не уверен, что будет прок, — пробормотал мой брат. — Картье потребует денег уже через несколько дней. Если мы не соберем нужную сумму, то в скором времени пойдем куда глаза глядят.

— Ой, чуть не забыла! Между прочим, я принесла вам подарки. — Естественно, это заставило их заткнуться. Оба мучительно соображали, по какому поводу праздник, когда я встала и вышла в прихожую. — Но не бойтесь, не прощальные.

— Весьма милый букетик, — сказал Слим, когда я вернулась в кухню с сумкой на плече и розами в руках. — Это мне?

— Увы, это мне. Букет вручил парень, который, похоже, знаком с вами обоими.

Слим оглянулся на Павлова. Мой брат захлопнул ноутбук.

— Громадный такой мужик с рынка, — пояснила я. — Совсем как Отчаянный Дэн под кайфом.

— Исчерпывающее определение, — хмыкнул Слим.

— Добряк Уильям, — догадался мой брат.

— Hani поставщик цветов и наркоты.

— Так он наркодилер? — Память услужливо прокрутила заново наш разговор, восполняя пробелы.

— Добряк может раздобыть все, — сказал Павлов, — болотные фиалки, подснежники, даже летом, марокканский снежок — круглый год, пожалуйста, жимолость, сенсимилью, — все, что душе угодно.

— За исключением крэка, — вставил Слим. — Вилли не так давно зарекся с ним связываться. Такой товар привлекает другой тип покупателей, а в глубине души Добряк всегда склонялся к тонизирующим средствам.

Отчего же этот Вилли не объяснил толком, чем торгует на самом деле?

— Как мне было догадаться, что он дилер, — негодовала я, — если он все ходил вокруг да около, вместо того чтобы выложить все начистоту?

— С каких это пор наркодилеры выкладывают все начистоту? — Слим схоронил остатки мини-косяка в пепельнице. — Если дилер вдруг называет вещи своими именами, это значит, что его наркотики никуда не годятся. Хочешь понимать его, выучи кодовый язык.

Павлов потыкал в букет кончиком авторучки.

— Вижу, он дал тебе розы.

— Сколько же ты заплатила? — спросил Слим.

— Нисколько. Это подарок.

— Красота, — обрадовался он. — Мы только что прикончили последние остатки нашего запаса.

— Добряк явно запал на тебя, — заметил мой брат и тут же предостерег: — Не вздумай завязать с ним слишком крепкой дружбы.

Все это время я переводила взгляд с цветов на Слима, со Слима — на Павлова, а с брата — обратно на букет. Обычные свежесрезанные розы, при чем же тут травка?

— У меня на работе выдался сегодня непростой денек, — взмолилась я. — Мне хочется отдохнуть в горячей ванне. Пожалуйста, не надо больше никаких загадок.

Слим принял букет из моих рук, ощупал обертку и, обретя искомое где-то посередине, победно улыбнулся:

— В мире, в котором вращается Добряк, розы бывают двух видов: обычные, — Слим замолчал, переворачивая букет черенками вверх; на стол выпал лакрично-черный комок размером с игральную кость, — и необычные.

Я подняла гашиш, сжав его между большим и указательным пальцами.

— Улыбка фортуны, не иначе, — объявил Слим. — Быть может, с этого дня наши дела пойдут в гору.

— Это еще не все, — сказала я и удивила его, потянувшись к сумке. — Сдается мне, ты будешь просто в восторге.

 

10

Я приобрела диск для игровой консоли Слима. На базарчике на Брик-лейн можно раздобыть все что угодно. Надо лишь задать вопрос, и необходимый товар тут же отыщется.

— «Денежный залп!» — На моей щеке отпечатался влажный поцелуй. — Поверить не могу, что ты нашла ее!

— Очень рада, что ты доволен, — сказала я. Хотя вообще-то игру порекомендовал мне продавец. Там их было видимо-невидимо, но мне не хотелось покупать Слиму уже знакомую. Впрочем, стоило мне лишь упомянуть, что мой бойфренд — геймер, знакомый с последними новинками, и этот диск был извлечен из-под прилавка специально для меня.

— Циско, вот это да! — Слим не сводил глаз с пластиковой коробочки. — Я даже не подозревал, что ее выпускали у нас в Англии!

Мой брат отвернулся от раковины, поставив розы в графин с водой.

— Если на обложке не красуются средства массового уничтожения, — сказал он Слиму, — то могу поспорить: ты ее просто не замечал.

Слим перевернул коробочку и показал обложку: угловатая компьютерная блондинка с волосами, собранными сзади в лохматый пучок. Высокие армейские ботинки, черные шорты «Ликра», стильный рюкзачок и патронташ через всю грудь. На картинке она полулежала на гигантском глобусе, словно это был ее лучший дружок или вроде того. Сомневаюсь, чтобы Слим пропустил такое. Даже Павлов одобрительно закивал.

— Как звать очаровашку?

— Мисти Вентура, — ответил Слим. — Игры с женщинами в главной роли — обычное явление с тех пор, как крутые мужики вышли из моды. В наши дни, кроме накачанных мускулов, люди хотят получить еще мозги и чуточку шарма. Но в Мисти самое главное — то, что сначала ее можно подогнать под свой вкус, изменить ее внешность, подобрать определенные умения, навыки по части рукопашного боя или скалолазания. Весь кайф в том, что каждая Мисти уникальна. Выйдя с нею в Сеть, игрок не повстречает там точь-в-точь такую же соперницу.

— Да? А раздеть ее ты можешь?

Слим недоуменно глянул на Павлова, словно тот впал вдруг в детство.

— Это наисовременнейшая игра в стиле «эдвенчер» со множеством участников, — укоризненно объяснил он, — а не эротический ролик. Она бросает вызов ловкости и выносливости игрока.

— Как и любая порнушка.

— Веди себя пристойно.

— Нет, я серьезно, — упорствовал Павлов. — Просмотр порно тоже требует определенной координации в передаче импульсов от глаз к рукам.

— Да, но там ты не можешь контролировать действие! — Слим извлек компакт-диск с игрой из футляра и перевернул его так, чтобы свет заскользил по радужно-зеркальной поверхности. — Благодаря этому диску в твоих руках окажется судьба Мисти.

— Но я где-то слышал: с нее можно стащить шорты, — настаивал мой брат, щурясь на обложку диска. — В некоторых из этих игр можно делать самые невероятные вещи.

— Только если тебе известны нечестные коды, — сказал Слим, явно теряя терпение.

— А это что такое? — переспросила я. — Звучит не очень-то спортивно.

— В большинстве игр заложена возможность смошенничать, — объяснил он. — Игрок пропускает сложный уровень или обеспечивает себя несколькими лишними «жизнями». Иногда еще что-нибудь. — Слим подождал, пока Павлов выпустит из рук футляр. — Но если не знаешь, какую комбинацию кнопок нажать, ты бессилен.

— Похоже на секс, — заметила я.

— Ладно вам, — пошел на попятную мой брат. — Я всего лишь прошу: если вдруг выяснишь, как оставить Мисти в чем мать родила, позови меня.

— Павлов, ты можешь заткнуться? — спросила я. — Кстати, тебе я тоже кое-что купила. — Запустив руку в пластиковый пакет, я извлекла оттуда Морских Дев.

— Что это такое? — спросил он, и я молча протянула ему коробку. Мне показалось, что Павлов сейчас понюхает ее. Вместо этого мой брат поднес коробку к уху и слегка потряс. Внутри что-то шевельнулось. На упаковке был изображен подводный будуар, населенный множеством непринужденно раскинувшихся там юных нимф — морских созданий с рыбьими хвостами вместо ног, большими глазами и широкими улыбками. Некоторые даже махали ладошками.

— Океанские креветки, — пояснила я. — Правильное название Artemia Salina, только «Морские Девы» лучше звучит. Кажется, надо просто добавить в икринки воды, немного пищевого концентрата, и — хлоп! — ты становишься счастливым обладателем целого семейства.

— А раздеть догола их можно? — одними губами спросил Слим.

С выражением недоверия на лице Павлов открыл упаковку и вытащил на свет пластиковый аквариум размером с коробочку для диска. Он состоял из двух похожих на коробочки с фотопленкой пластиковых трубок, к которым прилагалась сложенная в несколько раз инструкция. Явно не находя нужных слов, мой брат приподнял крышку аквариума, но я уже поняла, что сумела задеть нужные струнки его души.

— Ты и вправду купила это для меня? — спросил он.

— Надеялась, они отвлекут тебя от мрачных дум. Ты можешь держать их на столе, рядом с компьютером. Вдруг именно этого тебе и не хватает, чтобы преодолеть творческий кризис и вернуть уверенность.

Павлов продолжал крутить аквариум в руках, не слыша, кажется, ни единого моего слова.

— А на что они похожи?

— На креветок, — сказала я. — Наверное.

— А до каких размеров они вырастают?

— Если правильно за ними ухаживать, то, кажется, до полудюйма.

— Ухаживать? — Павлов вроде бы испытал легкое потрясение. — Как за домашними животными?

— Из тебя выйдет замечательная мамочка, — успокоил его Слим. — А теперь что надо сказать сестре?

Павлов поблагодарил меня за подарок, но как-то неохотно. Слим отвлекся от изготовления первой полноценной самокрутки за вечер.

— Да что с тобой творится? Циско ведь действительно старалась.

Помолчав, Павлов встал со словами:

— Сегодня уже четверг. А в понедельник Картье явится за деньгами. Подарки чудесные. Правда. Мы со Слимом ничего не дарили друг другу, и ты здорово придумала. Знаешь, Циско, мне даже начинает нравиться идея пожить тут втроем, но ведь подарки не выплатят за нас аренду.

Я посмотрела на Слима. Как и у меня, у него не нашлось ответа, и в этой тишине я подумала, что все мы повязаны одним и тем же чувством изоляции. Мне почудилось вдруг, что стены дома сделались прозрачными, и это напомнило мне о наступлении ночи. Я вообразила себе остальных жителей нашей улицы, спеленатых собственными проблемами. В этом городе, таком большом, что временами он становился похож на дремучий лес, человеку оставалось лишь одно: искать себе местечко под солнцем.

Мой брат поднял ноутбук со стола.

— Позвольте откланяться, — сказал он. — Мне еще нужно отредактировать колонку советов читателям.

Прошло не менее двух часов, прежде чем туалет вновь освободился, ибо именно там Павлов решил вносить свою правку. Слим предположил, что так мой брат экономил время, необходимое для беготни туда-обратно. Когда же он выбрался оттуда, мы уже успели погасить свет: в конце концов, завтра с утра мне идти на работу. Шум спускаемой воды и щелканье задвижки не отвлекли нас. Одна надежда, что Павлов сбрасывал накопившуюся за день усталость в том же темпе, в каком Слим расправлялся с моей.

— Что скажешь? — спросил он, садясь на меня верхом и растирая мне лопатки обеими ладонями.

— Неплохо, — ответила я, кряхтя от удовольствия. — Точнее — блаженство.

Редко удается заполучить себе парня, умеющего делать массаж; во всяком случае — правильно делать. Обычно предложение намять спинку служит завуалированным приглашением к сексу. В позиции сзади. И внезапное появление третьей руки уже не становится большой неожиданностью. Впрочем, Слим не лукавил. Он даже проявил инициативу, предложив воспользоваться моими эфирными маслами, но (что еще более странно) начал при этом с головы. Кончиками пальцев он описывал легкие круги во всех нужных местах. Я почувствовала вдруг, что растекаюсь по подушке, и впервые приветствовала медленное продвижение массажиста от головы к ногам.

— Может, мне стоит сдавать тебя в почасовую аренду? — предложила я. — Если бы другие девицы знали о твоих скрытых талантах, они выстроились бы в очередь.

— Спасибо, — скромно ответил Слим. — Я подумаю.

— Но сначала тебе надо извести болячки на ногах.

Я почувствовала, как замерли его руки.

— Какие еще болячки?

— Грибок, — пояснила я, поворачивая голову, чтобы видеть выражение его лица. — И не говори, что ты их не замечал.

Потянувшись назад, Слим ухватил себя за лодыжку и растопырил пальцы. Я заметила шелушащуюся кожу уже довольно давно, и теперь, раз уж нам предстояло спать в одной постели, решила поставить вопрос ребром.

— Я слыхал, что моча якобы хорошо очищает ноги, — сказал Слим. — Она может разрешить большинство проблем там, внизу.

— Что ты имеешь в виду? У тебя еще и проблемы с меткостью?

Нога упала обратно, и Слим, повернувшись, обнаружил, что я улыбаюсь своим мыслям.

— Честно говоря, я надеялся, что грибок сам как-нибудь рассосется.

— И давно он у тебя?

— Не особенно, — сказал Слим, выдержав короткую паузу.

— С месяц?

— По-моему, я подхватил его в Таиланде. Там как раз был сезон дождей.

— И когда это было?

— Несколько лет прошло.

— Ясно, — сказала я и оторвала щеку от подушки, чтобы получше разглядеть своего друга. На лице сквозь дреды просвечивала странная озабоченность. Словно он спрятал свою чудесную улыбку подальше, до лучших времен.

— Ты давненько ни с кем не встречался, я угадала? — Массаж возобновился. Своего рода молчаливое согласие, которое в целом меня порадовало. Радость окрепла, когда Слим принялся разминать мои плечи, проводя ладонями и по внешней стороне грудей. В конце концов он произнес:

— И чем же вызван этот нездоровый интерес?

— Все мужчины нуждаются в подчистке тут и там, когда мы начинаем с ними встречаться, — сказала я. — У них обязательно найдется что-нибудь неприглядное в медицинском смысле, что было спрятано с глаз подальше. Что-нибудь, на что они старались не обращать внимания, а потому получившее шанс разрастись и окрепнуть. Обыкновенно приходится мириться с пятнышками на спине. Должна сказать, Слим, я даже немного разочарована таким здоровым состоянием твоей кожи. Хорошие терапевтические результаты может дать сеанс разглаживания. Заманчивая, признаться, перспектива, но мне вполне хватит, если ты приведешь в порядок свои ступни. Завтра утром мы раздобудем целебную пудру и сразу же приступим к процедурам…

В этот самый миг из моих легких вдруг вышел весь воздух, выдавленный божественно мощным гребком. Затем Слим провел ладонями вдоль позвоночника, немного разводя их внизу, чтобы завершить движение небольшими эротичными завихрениями на каждой ягодице.

— Стало быть, теперь ты моя девушка? — спросил он сухо.

Мои бедра приподнялись с простыни навстречу его ладоням, их медленному скольжению.

— Разве я так сказала? — Я прикусила нижнюю губу. — В таком состоянии не могу отвечать ни за свои слова, ни за действия.

— Тогда забудь про мои ноги и отдайся на волю стихий.

— Ты должен считать себя везунчиком. Известно, что девушки предпочитают откладывать секс до разрешения проблем вроде твоей.

Ладони Слима описывали круг за кругом, подсказывая мне, что сейчас не время разговаривать. Простыня под моими расслабленными бедрами накапливала исходящий от меня жар. Мне вдруг подумалось, что я лежу сейчас в спальне человека, с которым едва знакома, и все же мы словно читаем друг друга, как открытую книгу. Упрашивать Павлова просветить меня о жизни соседа, как выяснилось, не имело большого смысла. С другой стороны, Слим также не многое мог бы сказать обо мне. Чем больше времени мы проводили вместе, тем дальше, казалось, отступает эта проблема. Сложившиеся у нас со Слимом отношения работали на собственной тяге, что бы там кто ни говорил. Когда он убрал руки, чтобы выдавить мне на спину еще немного масла, я подумала: вполне естественно, что мы с ним оказались вдвоем в этой спальне. Затем мои мысли соскользнули на то, что, вполне возможно, уже очень скоро нам придется подыскивать другую.

— Скажи, Картье действительно может нас вышвырнуть?

Слим энергично потер ладони, согревая масло до температуры тела.

— Будем рассуждать логически, — предложил он. — Фрэнк — крупный собственник, своими успехами обязанный только себе самому. Возможно, даже миллионер. Любой городской житель, зашедший настолько далеко, не отдав при этом себя на растерзание дельцам, должен, по-моему, приобрести известные качества. И жестокость — не последнее в их списке.

— Но ведь все не так фатально? — произнесла я, в то время как Слим возобновил свои старания. — Есть ведь и другие дома, другие домовладельцы.

— Только не здесь, — возразил Слим, не переставая ублажать мою спину. — Если хочешь снять приличное жилье у цветочного рынка, дорога у тебя одна. И ведет она прямиком к Фрэнку Картье. ин в вопросах недвижимости то же, что Добряк Уильям — в отношении удовольствий.

— Значит, надо переехать куда-нибудь. Свалить на запад.

— Уж лучше я свалю на шесть футов под землю. Если живешь в Ист-Энде, Циско, на запад пути нет. Как, впрочем, на юг или север.

— Почему же? — спросила я, немного раздвигая ноги, в то время как ладони Слима опустились к внутренней стороне моих бедер.

— Это стало бы катастрофой! Не желаю окунуться в то взаимное презрение, в котором купаются остальные жители города.

— Допустим, нам пришла пора собирать вещички, — отважилась я. — Интересно, станешь ты искать прибежище для нас двоих?

И тут случилось неожиданное.

— Нет, — отрезал Слим, — и слышать об этом не хочу.

Я сделала полуоборот, который он завершил, перебросив мою ногу над своей головой.

— Просто не беру в расчет подобную возможность, — пояснил Слим, паря меж моими коленями, — потому что мы никуда отсюда не денемся.

— Слим, нам это не по карману.

— О, я думаю, мы справимся.

— Как?

— Доверься мне, — сказал он и скрылся с глаз, как солнце на закате. — Ты в надежных руках.

— Это не руки, — промычала я (мир вокруг вдруг поблек и завращался) и доверилась Слиму без дальнейших разговоров.

 

11

Слим был, конечно, тощим, но не плоским, как показалось мне спросонок на следующее утро, когда я очнулась, разбуженная щебетом модема внизу. У меня ушло около минуты, чтобы продрать глаза и убедиться, что я в постели одна. Выпростав руку из-под смятой простыни, я перекатилась на бок, чтобы взглянуть на шторы. Рассвет выдался унылый, обещавший серенький денек, но предметы за окном явно вырисовывались четче, чем накануне, да и дождь, слава богу, прекратился.

Я взглянула на часы с приемником. До пробуждения синоптика оставалось еще навалом времени, но я решила, что день нужно начать прежде, чем тот начнется сам. После бодрых и уверенных вчерашних речей я ожидала, что Слим поднялся еще раньше. Как раз в это время модем затих, и я представила своего бойфренда перед телевизором, уже одетым и готовым к тяжкому труду, с клавиатурой на коленях. Его вчерашняя деловитость придала мне столько сил, что я вообразила, будто новый сайт будет готов уже к ланчу, а к чаю наш дом наполнит толпа инвесторов. Даже если Слим только начал закладывать Фундамент будущего успеха, его предприимчивость говорила мне о многом. В агентство мне нужно было к десяти (в конце концов, мир модельного бизнеса зависит от красоты хорошо выспавшихся людей), но я собиралась сегодня, оказавшись за столом в приемной, вложить в работу и сердце, и душу. От меня требовалось лишь не снимать приклеенную к лицу улыбку. Это не очень трудно. Я натянула джинсы, влезла в джемпер и, рассудив, что надевать парадный костюм еще рановато, поплелась искать Слима. Впрочем, на полпути к лестнице я услышала, как Павлов уже бормочет что-то в своей комнате. Дверь была открыта нараспашку, поэтому я просто сказала: «Тук-тук» — и вошла.

— Ты чего поднялся так рано?

Мой брат сидел за столом, полностью одетый и явно терпящий бедствие. Ладонь на мыши, оба глаза прикованы к экрану. Странно: в спальне Павлова пахло лавандой. Рынок начинал работу еще до рассвета, но наглухо закрытое окно не пропускало внутрь ароматов, обычно в это время уже разносившихся по улице. Затем я приметила свечу, горевшую на книжной полке. Ясно, это ароматерапия.

— Проклятые подростки, — процедил мой брат сквозь зубы.

— Прошу прощения?

— Если у тебя возникли проблемы, вокруг всегда полно людей, готовых помочь, так ведь?

— Думаю, да.

— Учителя, друзья, консультанты. Специалисты по работе с молодежью и центры экстренной психологической помощи.

— Порой и семья кое на что годится.

Ведущий колонки советов читателям развернулся в кресле, одновременно сдергивая очки с носа.

— Так отчего же они не обратятся к этим людям вместо того, чтобы скулить, выпрашивая у меня совет?

Тут до меня дошло, что Павлов одет точно так же, как и накануне вечером. Пожалуй, не стоило интересоваться, ложился ли он сегодня. Вместо этого я уставилась на компьютерный монитор.

— Ты читаешь ту колонку, что я написала вчера?

Крутнувшись вокруг своей оси, братец подтвердил, что на экране — тот самый текст.

— Ну так и отправь ее. Исторгни из своей системы.

— Хотелось бы, но я так долго на нее пялюсь, что уже не могу понять смысла заданных вопросов.

Я просмотрела статью наискось, увидела, что никаких изменений не внесено, и заверила брата, что с колонкой все в порядке.

— Давай отправляй.

— Тебе не кажется, что ее можно несколько ужать?

— Не-а.

— Но в ней столько раз повторяется слово «ублюдок», что я даже сбился со счета. Не уверен, что подростковый журнал опубликует такую писанину.

Со всей убежденностью я посоветовала ему положиться на мое чувство такта. Отодвигаясь от монитора, я заметила, что Павлов наполнил аквариум: тот стоял теперь на дальнем краю стола, рядом с лампой «Энглпойс» .

— Ты оживил Морских Дев! — Я обошла брата, чтобы взглянуть поближе. — Это они и есть? — Я включила лампу. Свет рассеялся в воде, оттенив Десятка полтора крошечных зернышек. Все они, дергаясь, двигались в разных направлениях, скользили по спирали тут и там. — Ого! Не могу дождаться, так хочу посмотреть, на что они станут похожи, когда вырастут.

Павлов, кажется, не разделял мой энтузиазм.

— Не уверен, что стоит ждать этого с таким нетерпением.

— Почему это?

— Ну, я надеялся, что ты окажешься права и наблюдение за ними прочистит мою башку, но, говоря откровенно, мне от них не по себе.

— Как ты можешь говорить такое? Они симпатяги.

— Они похожи на рыбьи какашки, Циско.

— Да перестань же!

— Волокнистые куски рыбьего дерьма с глазами.

Павлов достал из выдвижного ящичка увеличительное стекло и предложил мне убедиться самой. С помощью оптики я отыскала Морскую Деву и инстинктивно отпрянула от аквариума. Брат был прав. Совсем не похоже на плавучий гарем, обещанный рекламой на упаковке. Похлопав Павлова по плечу, я попятилась к двери.

— Дай им имена, — посоветовала я, надеясь, что с возрастом Девы, наверное, обретут хоть какое-то изящество. — И сразу привяжешься к ним.

Тогда как мой брат растерял последние остатки уверенности в себе, Слим, как я обнаружила, с лихвою вернул свою обратно. Я должна была вздохнуть с умилением, найдя его в гостиной, как и надеялась. На нем был халат с аппликацией «манга» и заколки для волос, но это можно было понять: работать ему предстояло в одиночестве. Как я начала понимать, при свободном графике каждый день превращается в «пятницу без галстука». Беспокоиться стоило разве что о том, какое направление принял энтузиазм Слима, ибо увиденное заставило меня призадуматься о нашем будущем.

— Как только я научусь хорошо управлять этой малышкой, — проговорил Слим, — победа будет за нами.

Слим сидел на краешке дивана. Обе руки — на рукоятях джойпада; оба глаза, не отрываясь, следят за экраном. В гостиной стоит спертый воздух, занавески за спиной моего бойфренда тщетно взывают о том, чтобы их кто-нибудь раздвинул и проветрил бы помещение, распахнув окно.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я. — Это «Денежный залп»?

Слим утвердительно кивнул.

— Рычаги управления ни на что не годятся, хотя я уже могу заставить ее двигаться, вот только никак не разберусь с направлением.

Я устремила внимание на экран и впервые хорошенько осмотрела вылепленный по индивидуальному заказу тыл Мисти Вентуры. Воображение подсказывало лишь одно сравнение: два страусиных яйца в черном платке, — если, конечно, страусиные яйца можно запихнуть в столь тесное пространство. Честно говоря, результат творчества Слима был просто смешон. По сравнению с изображением на обложке диска Мисти, похоже, перетянули в шее, конечностях и талии, а затем непомерно раздули все остальные части ее тела.

— Совсем неплохо, — сказала я, — для тинейджера.

— Спасибочко.

Мог бы, по крайней мере, оторваться от телевизора, когда я злюсь. На экране разбитая на пиксели героиня очень замысловатым аллюром бочком продвигалась через джунгли. Все вокруг было завешено лианами и усыпано булыжниками; грунт в сплошных выбоинах; поодаль бурлила и завывала невидимая живность под аккомпанемент далеких раскатов туземных барабанов. Сама Мисти вырядилась настолько неподходяще, что я диву далась, как ей вообще удается ходить. Шорты для велогонок и лифчик в виде патронташа в этом фантастическом мире, положим, казались достаточно функциональными, но на ногах у девушки красовались туфли на высоченных каблуках, что в подобных обстоятельствах выглядело весьма забавно.

— Я думала, это игра для всей семьи.

— Так и есть, — отвечал Слим. — От сопливого мальчишки до седого старца — все обожают Мисти.

— Интересно, что в этой игре привлекает игроков женского пола?

— Ну, здесь как бы попадаются всякие головоломки. Это стимулирует. Этакий реальный вызов.

Спорить не было смысла. Наблюдение за тем, как Слим пытается заставить Мисти прекратить изображать из себя краба, явно могло кого-то стимулировать.

— Где ты видел такие бедра? — сменила я тему. — Между ними можно просунуть стопку монет в два пенни.

— Знаю. — В голосе Слима я расслышала гордость. Боюсь, он вообразил, что я похвалила его за внимание к деталям.

— Слим, золотой стандарт — это монетка в пятьдесят пенни. На тот случай если какому-то идиоту захочется произвести замеры.

Впервые с момента моего появления в гостиной Слим отвлекся от экрана.

— Полтинник? Всего-то?

— По-моему, да. Но ты даже не смей предлагать мне попробовать.

— Дерьмо, — обронил он, возвращаясь к игре. — Павлов сказал, там должно умещаться двадцать пять двухпенсовых монет.

Небольшая перекалибровка могла бы помочь бедняжке научиться ходить по-человечески, но я не успела высказать эту мысль вслух: Слим замер, прислушиваясь к перестуку чьих-то шагов. Кто-то приближался, причем очень быстро. Лихорадочно молотя по клавишам, Слим сумел заставить свою героиню задергаться как паралитика, и тут рядом с его собственным творением мелькнула еще одна Мисти. Она вихрем промчалась по поляне, и все усилия моего бойфренда оказались напрасны. Я даже не смогла оценить размер ляжек, так быстро двигались ее ноги.

— Бег нам еще предстоит освоить, — подосадовал Слим.

— И какова же цель игры? — спросила я, жалея, что не догадалась расспросить продавца на рынке. Мне всегда казалось, что подобные развлечения предназначены для всей семьи. Что в данном случае привлекает игроков, было ясно, но я никак не могла понять, в чем смысл игры.

Приподняв Мисти со дна джунглей, Слим поставил игру на паузу и ткнул пальцем в лежащую на ковре коробку.

— Создатели игры раскручивали ее много месяцев подряд. Очевидно, где-то в ее недрах спрятан тайничок.

— Угу, — сказала я без особенного воодушевления, — и в нем… что?

— Банковские реквизиты, надо полагать. Номер счета, на котором лежит миллион зеленых. — Слим обернулся, чтобы видеть мою реакцию. Лишь увидев его высоко вздернутые брови, я сообразила, что речь идет вовсе не о каких-то виртуальных деньгах.

— Ты это серьезно? Миллион?!!

— Самый настоящий, — подтвердил Слим и продемонстрировал свои намерения, заставив Мисти забиться в диком припадке. — Находишь тайник с колонкой цифр, набираешь «горячую линию» и можешь никогда в жизни больше не выходить на работу.

— Прекрасно, и каковы же шансы, что тайник найдешь именно ты?

— Я над этим работаю, — ответил Слим. — Тираж игры ограничен, чтобы весь мир не помчался в Сеть с мышью наперевес добывать денежки. Стало быть, эта игра — золотая пыль не только в переносном смысле.

Очередной всплеск активности у джойпада и, не сказав «прости», героиня снялась с места. Едва ли ее руки должны были так болтаться, но она с горем пополам все же побежала.

— Жми, Мисти, — проворковал Слим, но в этот миг земля ушла из-под ног у бедной девочки, и та кубарем полетела в яму, кишащую гадюками.

— Впечатляюще, — заметила я, когда прошла первая волна шока. — Только теперь она выглядит немного мертвой.

Откинувшись на спинку дивана, Слим отбросил джойпад в сторонку.

— Небольшая задержка. Я пока лишь на первом уровне.

— И сколько же их всего?

— Что-то около ста семи.

— Понятно, — сказала я. — Деньги не должны достаться кому попало.

— Однако я уже наполовину прошел первый уровень. Вся беда в том, что на каждом из них игрок сталкивается с новыми опасностями.

— Вроде ям, кишащих змеями?

— Через ямы можно перепрыгнуть, надо только наловчиться. Здесь нужнее огневая мощь. Пока я не наткнусь на склад боеприпасов, мне следует опасаться не столько змей, сколько других игроков. Ты видела, мне просто повезло. Быть может, эта вторая Мисти посчитала, что мою и убивать-то не стоит.

— Чего-чего?

— Большинство Мисти, которых я встречал, были экипированы получше, чем Кэрол Смилли , — признал Слим. — Речь идет не о брызгалках, заряженных краской, сама понимаешь.

— Догадываюсь, но ведь нажатие на курок не требует больших умственных усилий. Как насчет головоломок, о которых ты говорил?

— Ну, — выдавил он, помолчав, — каждый новый вид оружия отличается от остальных, так что приходится покумекать, прежде чем научишься эффективно им пользоваться. Стрелять во все стороны, может, и забавно, но здесь требуется мгновенно прикончить противника. И это потребует пошевелить извилинами, уж поверь мне.

— Вряд ли игра мне понравится, — сказала я, присаживаясь рядышком со Слимом. — Ну да ладно, дай попробую.

Слим прижал джойпад к груди, глядя на меня с таким ужасом, будто я предложила ему сделать стерилизацию.

— Извини, — пролепетал он, — что ты хочешь?

— Я думала, ты мне покажешь, как в это играют.

Слим беззвучно помотал головой, явно потрясенный.

— Циско, я делаю это ради тебя. Ради всех нас. Сейчас нет времени на игры! К понедельнику нужно успеть найти тайник и заработать миллион. Как только я отыщу его и расплачусь с Картье, ты будешь играть, сколько пожелаешь. А до тех пор мне надо работать.

 

12

Итак, каждый из моих подарков привел к совершенно непредвиденным результатам. Один загнал моего брата в творческий ступор, а другой подтолкнул моего бойфренда к участию в бессмысленном марафоне. Что же до моего собственного утешения, которому предстояло поддержать и укрепить мой дух, то цветы славно смотрелись на кухонном столе и вполне скрасили мне утро, пока я готовилась к выходу на работу. Порадовал и сам цветочник, окликнувший меня, когда я пробивалась через осаждавшую рынок толпу. Обычно подобные знаки внимания оставляли меня безразличной, но, поскольку круг моего общения теперь сузился, я обнаружила, что интерес посторонних мне льстит. Тем более что Добряк Уильям не унимался, а другие торговцы обернулись посмотреть.

— Гляньте, друзья, — гигант наградил меня шаловливой улыбкой. При дневном свете его пуховик казался настолько раздутым, словно был скроен из стеганого одеяла. — Вот идет девушка, которая любит путешествовать.

— Если бы, — ответила я, розовея на ходу.

— Циско, можно с тобой посоветоваться?

Внезапная перемена тона заставила меня остановиться и оглянуться на Добряка. Сквозь толчею я увидела, как посерьезнело его лицо, и свернула к прилавку.

— Что случилось?

Он подманил меня поближе и, осмотревшись по сторонам, продемонстрировал мне свои ногти.

— Может, их стоит отполировать? Как думаешь?

Я не знала, шутит он или нет. Но первой моей реакцией была улыбка. Мужик, похожий на шкаф, просит поделиться с ним секретами красоты. Добряк растопырил пальцы еще шире, и, когда он повернул их к свету, я поняла: никаких шуток. Впрочем, смотреть на руки было совершенно не обязательно: всякий, кто имеет дело с цветами, едва ли может похвастаться ногтями исключительной красы. Интересно, что же забито под эти ногти — грунт или смола?

— Думаю, сначала их надо хорошенько оттереть, — тактично высказалась я.

— Но к лицу ли мужчине иметь красивые ногти? — Теперь голос Добряка выдавал настоящее беспокойство. — Что подумает о таком парне девчонка вроде тебя?

Попробуем вспомнить, на что похожи ногти Слима. Аккуратно обрезаны, кажется, и уж точно не обкусаны. В принципе, я мало что могла сказать о них, и это само по себе было ответом на вопрос.

— Ногти мужчины не должны бросаться в глаза, — решила я. — Вообще говоря, женщина вряд ли обрадуется, если мужчина посягнет на содержимое ее шкафчика в ванной.

Я подняла глаза на Добряка Уильяма.

— На кого ты хочешь произвести впечатление, Вилли?

— Да особо ни на кого. — Рука тут же вырвалась из моей и скрылась в кармане пуховика. — Просто любопытствую.

Я сухо усмехнулась. В таком случае, мое предложение его не обидит.

— Если хочешь, я могу сделать тебе маникюр.

— Да? А это больно?

— Нет, и не волнуйся: я не растрезвоню об этом всем и каждому.

Улыбка Добряка Уильяма показалась мне философской.

— А ты могла бы отполировать их так, словно мне наплевать, как они выглядят?

— Естественный блеск, — догадалась я. — Но добиться этого не так-то просто.

— Я возмещу потраченное время, — сказал он, — и куплю твое молчание, если понадобится.

— С радостью тебе помогу, хотя, Бог свидетель, деньги мне не помешали бы.

Услышав это, Добряк подался назад и, смерив меня взглядом, осторожно сообщил мне, что я одета в деловой костюм.

— За работу обычно платят, — заметил он.

— Не слишком много, если она временная…

— Ай-ай-ай.

— …к тому же арендная плата не дает мне уснуть по ночам.

— Двойной удар. А как насчет твоего бойфренда? Ходят слухи, что он богач.

Я рассказала Вилли, что финансовые операции моего друга с треском провалились, прихватив с собою и его веб-сайт.

— Вот незадача. И как он воспринял новость?

— Скажем так, на какое-то время Слим ушел в подполье.

— Держится, значит. А в карманах у братца звенит?

Не сильно погрешив против истины, я объяснила Вилли, что мой брат не очень хорошо себя чувствует и что нехватку средств теперь приходится покрывать в основном мне.

— Кстати, кто ваш домовладелец?

— Фрэнк Картье. Ты его знаешь?

При звуках его имени Уильям поморщился, и я задалась вопросом, не доводилось ли и Добряку иметь дело с этим типом? Вглядываясь в его умное по меркам улицы лицо, я надеялась прочесть ответ и в некотором смысле его увидела.

— А может, устроиться к тебе помощницей? — предложила я как бы в шутку. — Твой бизнес, наверное, позволяет по-быстрому загрести деньгу.

Пожав плечами, Добряк уставился невидящим взором куда-то мне за спину.

— Зависит от времени года, — сказал он. — Летом дела идут неплохо, но ничто не сравнится с весной. Когда прибывает первая партия нарциссов, можно на радостях открывать шампанское.

Мы немного помолчали, прежде чем я отважилась добавить, что говорю вовсе не о цветочном рынке. Добряк сделал вид, что не слышит, и я восприняла это как совет не наезжать. «Выучи их язык», — советовал Слим. Может, попробую снова, когда разучу все условные коды.

— Ну, мне пора, — сказала я. — Хочу прийти на работу пораньше и сесть на телефон, поискать что-нибудь еще. Мне позарез нужна хорошая работа, Вилли. Мы в отчаянном положении.

— Будешь проходить мимо больницы?

— Конечно. Как раз по дороге.

Отвернувшись на миг к прилавку, цветочник выхватил большой букет восточных маков, как выхватывают кривую саблю из ножен.

— Сможешь занести это моему другу?

Я глядела на растрепанное розовое подношение, слегка остолбенев. Конечно, перед этим я сама сказала, что не прочь поработать на Добряка, но когда такой шанс мне действительно представился, впала в замешательство.

— На словах что-нибудь передать? — спросила я.

— «Поправляйся скорее», — ответил Добряк. «Уж не кодовая ли это фраза?», — подумалось мне. Он, похоже, прочитал мои мысли. — Что обычно желают человеку, закованному в гипс?

В тот момент я была слишком напугана, чтобы ответить. Я не рискнула ни прощупать черенки цветов (нет ли там спрятанного послания иного рода?), ни поинтересоваться, при каких обстоятельствах кто-то из знакомых Добряка угодил в больницу с переломом. В конце концов, этот «кто-то», кем бы он ни был, мог пострадать, если я откажусь помочь Вилли с доставкой подобного груза. Я осторожно приняла цветы в свои руки.

— Хорошая девочка, — похвалил он и потрепал меня по щеке. — Седьмая палата. Спросишь там Роуз.

— Так это женщина? — Добряк Уильям опустил глаза, скулы его порозовели. Чтобы понять его, мне уже не нужно было взламывать тайные коды. Цветы в моей руке внезапно легли поудобнее. — Передать ей твои наилучшие пожелания?

— Нет смысла, — ретировался за прилавок Вилли. — Кровавая Роуз и так все знает.

— Что за имя такое — Кровавая Роуз? — опешила я.

— Моя подруга вечно попадает в передряги, — сказал Вилли и взмахом руки смел со стойки целую груду лепестков. — Постоянно калечит себя на работе.

Решив, что речь идет, скорее всего, о женщине, торгующей по соседству, я вздохнула с облегчением и повторила, что мне действительно нужно бежать.

— В следующий раз, — пообещала я напоследок, — займемся твоими ногтями.

— Циско, ты супер. Я у тебя в долгу.

— А я в долгу у Картье, — мрачно ответствовала я, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Не переживай ты так! — рявкнул Добряк. Я обернулась. — Это всего лишь деньги.

 

13

До чего же я ненавижу больницы! И всегда ненавидела. Нет, я не боюсь хирургов. Мне даже нравится запах антисептиков, и я способна (правда, с трудом) есть тамошнюю пишу. Но вот с чем мне бывает трудно смириться, так это с моментом выхода из больницы: когда я вновь оказываюсь на улице, мне всякий раз кажется, будто мир изменился, пока меня не было. Чуть ярче солнечный свет, чуть пронзительней запах выхлопных газов, и даже таксисты, мерещится мне, берут немного дороже. Отчего-то время, проведенное в этих добела отмытых стенах, течет иначе, чем за ними. Будь ты пациент или посетитель, время замирает. И остается только вспоминать, какова жизнь снаружи, да прикидывать, куда ты отправишься, выйдя отсюда.

Первый раз, когда меня выписали из больницы, не в счет, поскольку новорожденная не знает, что могло измениться, ей все в новинку. Одиннадцать лет спустя меня выкатили из больничных дверей на кресле-каталке с гипсовой нашлепкой на лодыжке и новообретенным почтением к пони. В пятнадцать я вышла из больницы, лишившись одновременно аппендикса и бойфренда, который не позаботился меня навещать, а всего год спустя еле-еле выползла вон из больничного морга, где остались мои родители. Каждый раз я вступала в мир заново, глядя вокруг чуть другими глазами, и утро, когда я навестила Кровавую Роуз в ее палате, не стало исключением. Как и просил Вилли, я доставила туда букет, а взамен получила урок жизненной философии.

Оторвав глаза от книжки, Роуз спросила:

— Признавайтесь сразу, вы «добрый» или «злой» полицейский? Даже если в руках у копа цветы, никогда не угадаешь.

Отдельная палата пахла духами «Шанель», но все перебивал запах хлорки. Пациентка была одета в алую атласную пижаму, левая нога была загипсована и торчала кверху. Одно запястье было забинтовано, на груди — любовный роман, а на лице — подозрение. Я уже успела войти в палату, но неожиданный вопрос остановил меня как раз возле стула, стоявшего рядом с постелью. Роуз чем-то напоминала женщину, чей муж мотает срок. Пожизненный. Она годилась мне в матери, но чудом сохранила внешность испорченной Барби. Я объяснила, что никакой я не коп, что меня зовут Циско и что у нас имеется общий знакомый.

— Добряк Уильям, что ли? — спросила Роуз, нацелившись на букет в моей руке. Судя по выговору, эта женщина родилась где-нибудь в Эссексе, вероятно, в частном поместье, одном из тех модернистских строений из красного кирпича — с большими воротами и доберман-пинчерами, — там, где никто не посмеет полюбопытствовать, откуда взялись такие деньжищи.

— Добряк Уильям, флорист, — подтвердила я просто на тот случай, если у нее появились какие-то сомнения по поводу цели моего визита.

Волосы у Кровавой Роуз были светлые, но ближе к корням они переходили в такую черноту, что их, видимо, специально так выкрасили. На затылке красовался узел волос раза в два крупнее любой накладки. Не дернув и плечом, она сузила глаза:

— Ты точно не коп?

— Я же на высоких каблуках, — заметила я, делая шаг назад, чтобы Роуз могла оглядеть всю мою невысокую фигуру. — Из меня такой же полицейский, как и стриптизерша.

Этот довод был принят с благосклонной улыбкой, сразу смягчившей выражение лица Роуз, отчего она перестала походить на тюремную вдовушку. Меня распирали вопросы: что с ней случилось и какие у нее счеты с законом, но, пока я набиралась мужества, ее вниманием вновь завладели цветы. Подманив меня поближе, она спросила, сколько с нее.

— Нисколько, — ответила я, но это прозвучало недостаточно убедительно. Во избежание недоразумений я перевернула букет вверх черенками и постучала им о свое бедро. Маки вылезли из обертки без каких-либо гостинцев. Роуз разочарованно пощелкала языком, и, как ни странно, я тоже ощутила укол досады, словно отсутствие в букете наркотиков означало, что как курьер я ни на что не гожусь. Я бочком приблизилась к раковине, нашла графин и наполнила его.

— Либо это вылетело у него из головы, — огорченно сказала Роуз, — либо из обертки где-нибудь по дороге.

Я покачала головой.

— Может, он понадеялся, что цветов будет достаточно, чтобы тебя утешить?

— Ох уж этот Вилли, — вздохнула она. — Ни за что не бросит друга в беде.

Наступило молчание, которое мне следовало прервать, просто выразив согласие. Вместо этого я вновь повернулась к постели:

— Ты знаешь, мне кажется, что он влюблен в тебя.

— Добряк? — удивленно переспросила Роуз. — В меня?

— А что такого? — Я поставила цветы на столик у кровати и придвинула стул, чтобы узнать побольше.

— Не уверена, что Вилли вообще смотрит на женщин под таким углом, — сказала Роуз. — Главная страсть его жизни — цветы. Они его по-настоящему заводят. Один взгляд на его ногти, и сразу становится ясно, к чему он действительно неравнодушен.

— Ну, не знаю. — Маникюрные печали Уильяма я решила оставить при себе. Вместо этого показала на бутоны, доставленные по его просьбе. — Эти цветы говорят о многом.

— Многого в них как раз недостает, — парировала Роуз. Она коротко усмехнулась, но затем вновь натянула маску осторожности, изучая мое лицо. — Мы с Вилли — давние знакомые, — сказала она затем. — Он вечно помогает мне убираться.

— Что ты говоришь?

— Всегда, золотце. Каждый раз.

Ее нежелание вдаваться в подробности убедило меня задержаться. До начала рабочего дня оставалось еще с полчаса, и необходимость пораньше пробраться в контору и занять телефон уже не казалась мне такой уж насущной. Здесь гораздо интереснее. Я просто не могла заставить себя уйти, не прояснив ситуацию. Мне это было нужно, чтобы успокоить собственные мысли.

— Ну, — сказала я, разглядывая сооружение из проволоки на блоках, нависшее над кроватью, — и что же, черт возьми, с тобою приключилось?

— Ничего особенного, — легко отмахнулась от вопроса Роуз, словно лежать под нагромождением блоков и рычагов было даже приятно. — Неудачно упала в галерее искусств.

— Не повезло с приземлением?

— Мраморный пол не особенно мягок.

— Похоже, не самая нищая галерея, — заметила я. — Может, стоит подать на них иск? Получить компенсацию?

Роуз заулыбалась собственным мыслям.

— Это будет не просто сделать.

— Почему?

— Я упала, пытаясь их обворовать, — объяснила она. — Но тебе говорю об этом только потому, что знаю: друг Вилли не станет болтать.

Я открыла было рот, но тут же захлопнула его, оглушенная новостью. Роуз что-то объясняла мне о просевшей под ней стеклянной крыше, но я почти ничего не слышала. Вместо этого я лелеяла мысль, что признание Роуз сделало меня сообщницей преступления. В моем мире «соучастие» было словечком из телевизионных шоу, а не обвинением, способным отправить человека прямехонько за решетку. Сообразив, что теперь Роуз глядит на меня особенно пристально, следя за реакцией, я постаралась овладеть собой и спросила:

— Тебя не поймали?

Кровавая Роуз указала пострадавшей рукой на дверь:

— Если б не Вилли, там стояла бы сейчас полицейская охрана.

— Он тоже был там?

— Добряк не одобряет мой выбор профессии, — рассмеялась Роуз, — но он всегда готов прийти мне на помощь, когда ситуация выходит из-под контроля.

— Ты говоришь так, словно подобные истории происходят с тобой сплошь и рядом, — заметила я. — Признаться, Вилли упомянул, что ты постоянно калечишь себя на работе.

— Он так сказал? — Я увидела, как под маской спокойствия Роуз разлился румянец, и потупилась, чтобы не смущать собеседницу. Когда же я подняла глаза, она заговорила опять: — Да, и поэтому меня преследует моя собственная ДНК.

— Как это?

— Я вечно оставляю кровь на месте преступления. — Она показала запястье и дала мне немного времени, чтобы сделать самостоятельные выводы. — На этот раз чуть не перерезала себе артерию. Осколки стекла упали на мраморные плиты вместе со мной.

— Ужас!

— Не то слово, но Вилли обо всем позаботился. Стоит только звякнуть ему на мобильник, и он сразу примчится спасать меня, хотя обычно я попадаю впросак посреди ночи.

— Да ну! — недоверчиво фыркнула я, хотя про себя решила, что Добряк действительно похож на тех парней, для которых друзья — единственная семья.

— Ты бы видела его лицо всякий раз, когда он спешит мне на выручку, — продолжала Роуз. — Волочит инструмент для уборки, пыхтит, ругается и клянется, что делает это в последний раз, но в душе я знаю… знаю… — На этом она умолкла, освежая, видимо, в памяти сцену, затянутую полицейскими лентами ограждения.

— Ни дать ни взять ангел-хранитель, — сказала я.

— Если бы Вилли не повозил там шваброй, у экспертов был бы просто праздник.

— А что в больнице? — спросила я. — Врачи что-нибудь подозревают?

— Погляди-ка на чудесные цветы, которые расставлены у них в коридорах, — вместо ответа предложила мне Роуз. — Как ты думаешь, кто усыпал здешние палаты лепестками?

Я откинулась на спинку стула: от всего этого у меня закружилась голова.

— Можно задать тебе один вопрос?

— Пожалуйста. Это куда веселее, чем уколы.

— Я просто хочу знать, стоит ли овчинка выделки?

— Какая овчинка?

— Преступление.

Не могу сказать, кто первый вышел из задумчивости — Роуз или я сама. «Да что со мною творится? — вдруг прозвучало в моей голове. — Я всегда относила себя к отряду "хороших девчонок", и на тебе: сижу тут, мило беседуя с воровкой. Вылитая бродячая кошка. Говорят, у них девять жизней, но по виду Роуз можно судить, что несколько уже позади. Надо бы перевести разговор на другой предмет, свернуть беседу, но обстоятельства диктуют свое». Потому-то ее ответ и застрял у меня в мозгу на весь день.

— Есть ли смысл преступать закон? — спросила я вновь.

— Это зависит от того, — ответила Кровавая Роуз, тщательно выбирая слова, — насколько сильно ты нуждаешься в деньгах.

В то утро на работе каждое лицо, вплывающее в поле моего зрения, несло на себе отпечаток преступного прошлого. По крайней мере, мне так казалось. Я говорю не о юных дарованиях со свеженькими личиками и с папками собственных снимков под мышкой, а о тех, кто стоял за ними, кто зарабатывал на модельном бизнесе деньги: об агентах и искателях талантов, о клиентах и сопровождающих их лицах. Совершенно неожиданно каждое их движение стало казаться мне подозрительным: спешная просьба о встрече с кем-то, то, как они ерзали в своих креслах, бубнили в свои мобильники, ожидали препровождения наверх. Все они были насквозь корыстными, продажными типами, не так ли? До своей аудиенции у Кровавой Роуз я ни разу в жизни не смотрела в глаза преступнику, даже не предполагала, что окажусь в подобном обществе. Теперь же могло показаться, что это я не от мира сего — «мисс Лопушок», временная секретарша на приеме посетителей, которая отчаянно пытается оплатить свои счета законным путем.

С приближением ланча мысли постепенно обрели конкретное направление.

— Ты когда-нибудь совершал преступление?

Эту фразу Слим услышал, едва успев снять трубку. Это вам не какое-нибудь «Привет!» или «Ты уже оделся?». И все же к моему вопросу он отнесся достаточно здраво. Я даже слышала, как он жует что-то на том конце, правда, подбирая подходящий ответ. Вопреки показаниям часовой стрелки, в моей голове мелькнула пугающая мысль: что бы Слим ни жевал, он, по всей вероятности, считает это завтраком.

— Циско, — произнес он наконец, — все мы в той или иной мере преступники.

Я метнула взгляд на единственного посетителя в приемной. Мужчина стоял у вращающихся дверей, где всякий раз, когда кто-то входил в здание или выходил из него, сквозь стекла ярким клинком вспыхивало солнце. Этот парень уже какое-то время околачивался у входа, что нельзя считать такой уж диковинкой в бизнесе, построенном на обязательном для всех и каждого принципе напряженного ожидания. Забить тревогу следовало еще утром: он читал вчерашнюю газету. Больше того, его стрижка под машинку вполне подходила под описание образцового полицейского, что убедило меня говорить в два раза тише.

— Только не я, — заявила я Слиму, уставясь в ежедневник, раскрытый у меня под носом. — За всю свою жизнь я ни разу не преступила закон.

— Еще как преступила. И недели не прошло.

— Ну, переборщила с водой для ванны, — признала я, но прикусила язык, так и не объяснив, что половина воды ушла на то, чтобы отчистить напластования грязи на уровне линии прилива прежде, чем я решила воспользоваться ванной. — Но это не правонарушение, Слим, это вовсе не то же самое, что оставить лужу мочи под сиденьем унитаза. И вообще, если уж на то пошло, во всем виноват кто-то из вас, парни!

— Поверь мне, — настаивал Слим, — ты тоже не в ладах с законом.

— Я обнаружила некий посторонний предмет в электророзетке. Вы с Павловым можете сесть за преступления против человечности.

— Я имею в виду особо важное вещественное доказательство, — Слим продолжал вещать, словно дешевый адвокатишка. — Не бычки, найденные в пепельнице, поскольку обвиняемая всегда может отрицать факт затяжки, но игру, которую она приобрела. Это неопровержимое свидетельство того, что ты тоже не ангел, Циско.

— «Денежный залп», что ли? А что в нем такого?

— Ты купила игру на черном рынке.

— Откуда такая уверенность? — Я переложила трубку из одной руки в другую как раз в тот миг, когда по стенам хлестнул солнечный кнут. Вздрогнув, я вскинула голову: стриженный ежиком парень с газетой удалился. Я не была уверена, что могу вздохнуть с облегчением, но все равно выпрямилась. — Согласна, я купила ее не в супермаркете, — продолжала я разговор, — но это еще не значит, что диск паленый.

— Обложка представляет собой цветной ксерокс, Циско. Это настолько явно пиратская продукция, что у парня, который тебе ее продал, должно быть, имелись деревяшка вместо ноги и попугай-похабник на плече. Пересчитай сдачу, если не веришь. Обрати особое внимание на восьмипенсовые монеты.

— Ладно, — уступила я. — Но, кажется, это не делает меня сообщницей тяжкого преступления.

— Да ну? — не смутился Слим. — Прямо сейчас денежки, которые ты за нее выложила, крутятся в зловещих махинациях контрабандистов, промышляющих наркотиками.

— Да она обошлась мне всего в пару фунтов, — взмолилась я. — Что на них купишь? Упаковку парацетамола и автобусный билет до города?

— Я только говорю, что ты тоже правонарушительница. Купила нелицензионную копию, но не мне тебя упрекать, поскольку моя консоль все равно взломана.

— Что случилось? Ты уронил на нее что-нибудь?

Слим пояснил, какой смысл обрел глагол «взломать» в эпоху новых технологий: теперь процессор внутри консоли больше не отбраковывает фальшивые игры вроде той, что я ему купила. Это освобождает владельца от необходимости всякий раз покупать дорогущую официальную продукцию.

— Значит, ты виноват не меньше меня, — прервала я эту лекцию, лихорадочно выводя волнистые линии в записной книжке.

— Я же говорю: все мы преступники.

— И ты ничуть не переживаешь по этому поводу?

— Да нет же, черт! С какой стати?

— Ты обворовываешь рынок видеоигр. Крадешь у производителей выручку.

— С такими-то ценами? Если бы я тратился на все эти игры, то обворовывали бы меня! Вот почему я «исправил» консоль, чтобы покупать пиратские версии и на равных играть с акулами мира развлечений. Это дает ощущение победы, когда игра еще и не начиналась.

— Ну ладно, — со вздохом сказала я. — А как же Павлов?

— А что с ним?

— Я не думаю, что он способен по-крупному нарушить закон.

— Циско, ты говоришь о человеке в персиковой рубашке. А персиковый цвет — преступление против моды.

— Нет, я серьезно.

— А в чем дело? — сразу спросил Слим. — Что взбрело в твою голову? К чему все эти вопросы?

Внезапно мне захотелось спросить себя о том же самом.

— Неважно, — сказала я Слиму, а солнечный всплеск вновь метнулся по приемной: на этот раз вошли посетители. — Вернусь-ка я лучше к своей работе.

— И я тоже, — сказал Слим так, словно до вечера ему предстояло заключить еще немало сделок, а не сидеть, тупо нажимая кнопки на джойпаде.

— Кстати, как продвигается дело? — быстро спросила я, сразу подумав: интересно, как справлялась бы Мисти Вентура, если бы ей самой предстояло добывать деньги на квартплату?

— Хорошо, — уверил меня Слим. — Отлично. Последовало краткое молчание, во время которого Слим, кажется, успел прочесть мои мысли.

— Я тебя не подведу, Циско. Отыщу миллион, вот увидишь.

Мои губы тронула улыбка. Может, я и встречаюсь с мечтателем, но, по крайней мере, могу быть уверена, что для меня в этом его выдуманном мире тоже найдется местечко.

— А ты? Опять засидишься допоздна?

Я взглянула на часы. Время — деньги. А сверхурочное время — дополнительные деньги.

— Точно пока не могу сказать, — ответила я, — хотя бабки мне нужны позарез.

 

14

Принять окончательное решение мне помогла беседа с Кровавой Роуз. Это произошло в ходе уже второго моего визита в ее больничную палату: в тот же день, но уже после работы. Вечер приближался, и мне все меньше хотелось торчать на работе; боюсь, это отразилось на моей улыбке секретаря на приеме посетителей. К шести часам вечера она испарилась вовсе, и я вместе с ней. Я промчалась по городу, спеша в агентство по временному найму, чтобы забрать причитающиеся деньги и попросить подыскать мне более доходное занятие. В результате состоявшегося короткого разговора на обратном пути я вновь зашла в больницу. Что уж такого ужасного в том, чтобы обсудить стратегию своей карьеры с профессиональной взломщицей? Даже если беседа и подтолкнет меня попробовать свои силы в том виде деятельности, о котором не упомянешь в заявлении о приеме на работу.

— Ты, наверное, в отчаянном положении, золотце?

Я уронила сумочку у кровати и придвинула стул.

— Похоже на то.

— Циско, существуют ведь и менее опасные способы заработать.

— За пару дней?

Приподнявшись на подушке, Кровавая Роуз предложила рассказать ей все. Я послушалась, начав с условий аренды и закончив нашим более чем вероятным выселением, если к понедельнику не удастся собрать нужной суммы. Я поведала ей о черной полосе, начавшейся, по-видимому, с моим появлением в доме на Коламбия-роуд, и о своем обете вернуть всем нам благосклонность судьбы. «Чего бы это ни стоило», — дерзко добавила я.

Роуз выслушала не перебивая и ответила мне вопросом:

— Ты уже чувствовала себя испорченной девчонкой когда-нибудь прежде?

— Мы все порой это чувствуем, правда?

— Я спрашиваю потому, — сказала она (и я осознала, что речь не идет о нарушении правил гигиены), — что готова помочь только в том случае, если на тебя еще не заводили дел.

Я тихонько признала, что чиста, что у меня ни разу в жизни не возникало проблем с законом. Я сама испугалась своей порядочности, и стул буквально пискнул подо мной, когда я подалась вперед со словами:

— Это, наверное, плохо?

— Как раз наоборот, — успокоила меня Роуз. — Если тебя ни разу не ловили с поличным, власти ни за что не станут интересоваться тобой. Стало быть, в их архивах нет твоих отпечатков, сведений о твоих привычках, ничего такого, что вывело бы их на тебя. Ни-че-го.

Я попыталась вообразить собственное фото в трех ракурсах и решила, что стану похожа на нечто среднее между Кристиной Риччи и Круэллой де Виль . Неплохая компания, но ведь под это описание подойдет бесчисленное множество блондинок.

— Ну как, ты мне поможешь? — спросила я.

— Зависит от того, что ты задумала.

Я заерзала, смекнув, что мне нечего на это ответить. Весь день мои мысли занимал конечный результат, а не конкретные действия.

— А что бы ты сама порекомендовала? — осторожно спросила я. — Для начинающих?

На губах взломщицы заиграла кислая улыбка: видать, Роуз только теперь сообразила, до какой степени новичок свалился ей на голову.

— Это будет покруче безбилетного проезда в автобусе, — заметила она.

— Я знаю.

— Кажется, ты в этом уверена.

Вместо ответа я показала Роуз плоды своего первого воровства. В агентстве по временному найму, пока босс пытался оправдать явно завышенный процентаж отчислений в свою пользу с моей скудной зарплаты, мною овладел зуд возместить себе хоть что-то. Мелочь, но для меня она олицетворяла готовность взять под контроль собственные финансы.

— Это пресс-папье, — объяснила я, глядя, как Роуз взвешивает на ладони здоровой руки большой стеклянный булыжник. — Должно быть, агентство заказало их для подарков сотрудникам. Ими набиты все коробки, которыми заставлен офис. В любом случае, босс поднял трубку и стал делать вид, что это деловой звонок, а не личный, а я просто взяла пресс-папье у него со стола. При этом он смотрел прямо на меня. Совершенно пустым взглядом, одновременно пытаясь объяснить, почему вчера не явился домой. Я не смогла удержаться и стянула у него эту штуку, чтобы поквитаться — если не за себя, то за его жену, или кто там был на том конце линии.

Роуз сунула пресс-папье в мою подставленную ладонь.

— И как ты чувствуешь себя теперь?

— Хорошо, — призналась я. — Словно день прошел не напрасно.

— А могла бы ты стащить бумажник? Или что-нибудь действительно ценное?

Я сомкнула пальцы на трофее и вдруг почувствовала себя круглой дурой.

— Это совсем другое дело, — признала я. — Такие преступления не для меня.

Стекляшку я сунула в карман, уже жалея, что решилась унести ее.

И тут — словно гром среди ясного неба! Роуз произнесла:

— Циско, мы с тобой принадлежим к одному типу правонарушителей.

— Правда?

— Ты не стащила у босса деньги. Значит, мозги у тебя есть. И глубоко внутри ты хорошо все обдумала.

— Ты мне льстишь.

— Ничуть, — сказала она. — Из женщин всегда получались лучшие преступники.

Мне нравилась Кровавая Роуз, ее внешность, ее подход к жизни. Хотя поначалу я от нее и отшатнулась.

— Допустим, — сказала я. — Рассказывай.

— Спланировать преступление — все равно что влюбиться. — Тут ей пришлось подождать, пока с моего лица не исчезнет улыбка. — В отличие от мужчин, которые вбегают, размахивая инструментами и надеясь на авось, мы способны охватить куда большую картину. Мы умные. Мы думаем головой. Мы изучаем все до мелочей, прежде чем сделать первый шаг. Мы отрабатываем запасные варианты на случай, если все пойдет насмарку, но самое главное — успех вряд ли вскружит нам голову. Мы не вернемся, чтобы повторить все сначала.

Не хотелось напоминать Роуз, что ей приходится читать свою лекцию с больничной койки. Этой вечно попадающей впросак взломщице-рецидивистке крупно повезло. Роуз достался мужчина, какие встречаются один на миллион. Я уже собиралась было озвучить свою мысль, но она первой успела спросить:

— Как насчет ограбления банка?

— Что?

— Что слышала. — Глаза Роуз сузились, а мои широко распахнулись. Ясно: чтобы получить от меня честный ответ, она приготовила свой вопрос заранее и дождалась момента, когда я отвлеклась и расслабилась. После всего, что она тут наговорила мне о женщинах и преступности, этот ход казался не слишком последовательным.

— Грабителей банков любят все, — настаивала она. — Люди ненавидят тех, кто нападает на невинных обывателей. Но стоит обокрасть организацию, и ты внезапно почувствуешь себя народным героем.

— Но банк! Я собиралась лишь заплатить за квартиру, а не уйти на покой, свив гнездышко в Рио.

— Лучше брать филиал в сельской местности, — гнула свое Роуз. — В глубинке больше ценят хорошие манеры. Грабь их, проявляя уважение, и они смогут потом припомнить о тебе только хорошее. Полицейский, опрашивающий свидетелей, будет вне себя.

— Но… разве тебе не кажется, что начинать лучше с игрового автомата или чего-нибудь вроде того?

— Бери выше, — отрезала Роуз. — Иначе потом захочется вернуться за добавкой, и твое лицо примелькается. Всего только разок, договорились? Что-то, что настолько не вяжется с обычной твоей жизнью, что ты потом сама засомневаешься, не приснилось ли тебе все это.

— Ну да, вот только…

— Поверь мне, — сказала Роуз. — Подходишь к кассиру и требуешь наличные. Говори твердо, но вежливо, а потом делай ноги.

— А если откажут? — спросила я. — Не думаю, что их разжалобят мои слезы.

— Уже то, что ты дошла до подобной крайности, убедит их не перечить. Здесь имеется скрытая угроза, и она гораздо эффективнее всей этой показухи с дрожащим пальцем на спусковом крючке, которую устраивают болваны. Зачем оружие, если хватит и хороших манер?

— Похоже, ты описываешь сцену из фильма.

— Все вполне логично. Ты не единственная будешь задаваться вопросом, происходит ли это на самом деле. В роли грабителя — молодая девушка? Служащие остолбенеют до такой степени, что не смогут не подчиниться. И когда мысль, что их грабят, просочится наконец в их башку, ты уже будешь далеко. Сказке конец. Бурные аплодисменты.

— И все это ради жадного домовладельца? Бессмыслица какая-то! Рассказать кому — не поверят, — возмущалась я. — Сплошное безумие.

— Единственный способ выжить, — согласилась взломщица.

Я встала, чтобы уйти, вновь обретя твердую почву под ногами. Ограбить банк, надо же такое придумать! У меня голова кружилась при мысли, что я могла всерьез обдумывать нечто подобное. Я забормотала, что мне жаль ее напрасно потраченного времени, развернулась… и обвернулась снова, когда Кровавая Роуз сказала:

— Не забудь сумочку. — Пошарив под кроватью, я поняла, отчего эти слова прозвучали так весело. — Тут, между прочим, полно воришек.

 

15

Все мысли только об одном. Смешно даже. Неужто я всерьез могу решиться на тяжкое преступление? Мечтать никому не вредно, но пойти на такое? И все же, выйдя из больницы, я не могла заставить себя думать ни о чем другом. Такое ощущение, словно беру саму себя на слабо. Даже будь я на все сто процентов уверена в успехе, ограбить банк — это слишком, но отступиться от этой идеи казалось проявлением слабости. Что хорошего в пассивном скольжении по жизни? Я — типичная обывательница: окончила колледж и устроилась на временную работу, где потихоньку убиваю время в ожидании мужа и семьи. Неужели так уж заманчиво доползти до могилы, так ни разу и не нарушив правил? По крайней мере, будет, о чем рассказать внукам. Бабушка со своей вечной историей про «Руки вверх!».

Эта дилемма неотступно преследовала меня всю дорогу до дома, бороздя мои мысли так, словно я была легкой поживой. Туристкой, забредшей в опасный район города. Именно так я себя чувствовала, спеша к Коламбия-роуд: немного потерянной и уязвимой, с грузом забот за спиной, наподобие пестро окрашенного рюкзака. Впрочем, и знакомый уличный пейзаж не придал мне уверенности. Я даже подумала: не пробрался ли в дом кто-то прежде меня? Сунула ключ в скважину, и дверь распахнулась сама; она даже не была прикрыта как следует.

— Слим? Павлов? Есть кто-нибудь дома?

Я осмотрелась по сторонам. Может, один из них просто выскочил на секунду и оставил дверь незапертой? Из-за того, что вокруг мельтешили люди, взгляд не мог сосредоточиться: солнце, возможно, и клонилось к закату, но цветочный рынок явно не собирался следовать его примеру. Скоропортящийся товар заставлял продавцов проявлять к концу дня чудеса активности. В ушах звенели выкрики о скидках, а аромат слегка увядших лилий был практически всепоглощающим. Я топталась на крыльце, раздумывая, согласится ли Добряк Уильям сопроводить меня внутрь в этот час пик, прежде чем решила все же взять себя в руки. Легкая паранойя, не более. Вилли, может, и считает себя моим должником после доставки букета в палату к Роуз, но, если я соберусь воспользоваться ее советом, помощь Добряка однажды действительно может мне потребоваться. Вновь подойдя к порогу, я нерешительно шагнула внутрь.

— Ребята? Есть тут кто?

Замок не взломан; поняв это, я сразу почувствовала себя намного уютнее. Конечно, здесь царил приличный бардак, но в этом были виноваты мы сами, наравне с компанией «Поппа Итальяно». Каюсь, мы бросали порой свои куртки мимо крючков, но к рекламным листовкам с изображением пиццы, шелестящим под ногами, не имели никакого отношения. Несколько дней тому назад я чистила коврик, и через прорезь для писем упал очередной флаер. В отдельные дни они прибывали в таком количестве, что казалось, дом без них просто не устоит.

— Выходите, выходите! Где вы попрятались? — воззвала я, хоть и чувствовала, что надрываюсь напрасно. Стряхнув с плеч дождевик, я, однако же, постаралась аккуратно повесить его на вешалку и двинулась по коридору, тихо ругая Павлова за незапертую дверь. В последнее время мой брат жил в параллельном мире, входя в дом и выходя из него так, словно проблемы возникают только у него одного на всем белом свете. В кухне я нашла записку. Крошечные, идеально четкие буковки нельзя было перепутать ни с каким другим почерком, но мне даже не нужно было читать послание, чтобы понять, что моего брата со Слимом дома нет:

«Ушли на встречу с управляющим банком».

Подпрыгнув, я развернулась, и вопль застрял у меня в глотке: всего в метре от себя я увидела человека. Стоя в кухне, он ловко лузгал орехи и не сводил с меня глаз.

— Надеюсь, это не связано с финансовыми затруднениями? — Фрэнк Картье бодро жевал, его рот приоткрывался с каждым новым шевелением челюсти, и плевать он хотел на манеры. При этом он излучал такую самоуверенность, что всякий сразу счел бы его владельцем дома. Вообще говоря, так оно и было. Ну и что с того? Не думаю, что домовладелец имеет право входить к своим жильцам без предупреждения.

— Мы ждали вас в понедельник. — Кривая улыбка скрыла потрясение от неожиданной и неприятной встречи. Вторжение Фрэнка меня не столько напугало, сколько оскорбило. — До тех пор денег и не ждите, — напомнила я ему.

Картье бросил в рот еще одну фисташку и подтвердил, что он в курсе.

— Но я рад, что ты здесь поселилась, Циско. Дом уже начинал пахнуть мужской раздевалкой.

— Мистер Картье, — собравшись с мыслями, я сочла, что его сейчас лучше не злить, — вы что-нибудь хотели?

Наш домовладелец выгнул заснеженные брови, намекая: он хотел бы проглотить то, что у него во рту, прежде чем посвящать меня в свои планы. Я уставилась под ноги, чувствуя смущение и неприязнь. Эти чувства усилились, когда на линолеум упали две скорлупки, тут же разбежавшиеся в разные стороны, как игральные кости.

— Неплохая футболка, — внезапно произнес Картье, отступая на шаг, чтобы оглядеть промежуток между моим топиком и джинсами. — Ты не думала проколоть пупок?

Сложив руки на груди, я нахмурилась, но это, похоже, только распалило его интерес.

— Не прикрывайся, — настаивал он. — Это меня убивает, хотя приятно видеть, что девушка смущается.

— Знаете, у меня такое чувство, что ребята должны вернуться с минуты на минуту. — С этими словами я бочком отодвинулась от него, мечтая освободиться.

Картье тяжело вздохнул.

— Есть и другие дома, которые мне сегодня предстоит навестить. Я просто надеялся поговорить с вами сразу, со всеми троими одновременно.

— Мы занятые люди, — пожала я плечами. — Вечно приходится зарабатывать деньги на арендную плату.

— И не говори, — поддакнул Фрэнк, присаживаясь за стол.

Вовсе не собираюсь беседовать с ним по душам. Я сказала это для того лишь, чтобы он ушел. Картье же указал на стол своими пухлыми пальцами, предлагая составить ему компанию. Чуть плотнее сцепив руки, я осталась стоять.

— У вас-то, надо думать, дела идут как по маслу, — сказала я, делая уступку. — Говорят, недвижимость — это квитанция на получение денег.

Хохотнув, Картье взгромоздил ботинок на краешек стула, который я только что отказалась занять.

— Представь, у меня проблема с потолками в моем собственном доме, — сказал он. — Из сил выбиваюсь, только бы они не рухнули мне на голову.

«Во заливает», — подумала я, глядя, как стул балансирует на двух ножках.

— Слим говорил, вы живете на побережье. Красивый у вас дом?

— Скорее — внушительный, — поправил меня Картье. — Обычное логово богатого повесы.

— Серьезно?

— Там было бы неплохо, если бы дом не валился в это долбаное море. — Картье снял ботинок с соседнего стула. Тот покачался еще немного и хлопнулся на место. — Он выстроен на откосе, ясно? Каждое утро, проснувшись, я вижу, что земли вокруг стало еще меньше, тогда как счет за ремонтные работы удлиняется год от года.

— По крайней мере, эти ваши счета оплачиваем мы и нам подобные, — сказала я, чувствуя еще большую неприязнь к этому человеку теперь, когда мне стало ясно, на что будут истрачены наши кровные. — Вот только мы, возможно, не сможем больше платить.

— Как раз это я и собирался обсудить, — поднявшись со стула, Картье предложил перейти в мою же собственную гостиную, чтобы там выслушать его предложение. — Скажи, где тебе будет удобнее, и мы перейдем туда.

— И что вы нам собирались предложить? — переспросила я, возвращая Фрэнка к сути дела.

Он сказал, что его предложение пойдет на пользу обеим сторонам, и вежливо предложил мне проследовать в комнату. Помня о нашем финансовом положении, я подсчитала, что минута моего времени обходится примерно в сумму, равную плате за электричество в коридоре.

— Я бы предложила вам кофе, — сказала я, проходя мимо Картье, — но молоко скисло.

— А как насчет чего-нибудь покрепче? — Бросив взгляд за спину, я убедилась, что он внимательно приглядывается ко мне сзади. — Поверь, Циско, услышав мое предложение, ты сама захочешь провозгласить тост.

 

16

— Ни за что! И выброси это из головы.

Так реагировал Павлов, когда ближе к концу дня я изложила ребятам предложение нашего домовладельца.

— В точности мои слова, — продолжала я. — И еще: Картье может вдвое поднять свою непомерную арендную плату, но даже тогда мы не захотим участвовать в подобной затее.

Пока мы с братом одинаково негодовали, Слим подошел к делу более практично. Он заметил, что у нас не хватит денег покрыть аренду даже сейчас, не говоря уже о том времени, когда Картье вздует ее до небес, и в результате у телевизора развернулась дискуссия. Я развалилась на краю дивана, надеясь, что пошедший по кругу косячок поможет мне забыть о дневных кошмарах. Павлов ссутулился на другом его краю с пепельницей в руках, а Слим, вытянувшись в струнку, сидел между нами, при помощи джойпада управляя ходом операции по спасению нас троих, — миссии, возложенной на Мисти Вентуру.

Кстати, о продвижении нашей спасительницы (чересчур великодушное наименование, ведь речь идет всего лишь об арендной плате). Слим завел Мисти в катакомбы под джунглями и теперь пытался отыскать выход обратно на поверхность. Ему все же удалось научить героиню ходить, хотя бедняжка то и дело попадала впросак: то ударялась головой о низкие своды, то барахталась в путанице древесных корней. Это не было таким уж грандиозным достижением с его стороны, но, конечно же, затмевало исход переговоров с управляющим банком. Я решила не спрашивать у Слима, побывала ли в банке цветная лента для подвязывания волос, чье исчезновение с моего туалетного столика я обнаружила еще утром. Оставалось лишь уповать на то, что реакция управляющего убедит Слима в следующий раз оставлять дома подобные аксессуары. Если, конечно, ему захочется произвести благоприятное впечатление. Какое-то время я наблюдала за тем, как мой бойфренд следит за успехами Мисти, но затем разрушила волшебные чары, помахав у него перед лицом сигареткой.

— Так, давайте-ка я послушаю еще разок, пока совсем не обессилел. — Слим остановил игру, чтобы обратиться к нам обоим. — Значит, Картье предложил нам бесплатно жить в доме в обмен на присутствие в комнатах нескольких веб-камер?

— Так он и сказал, — кивнула я. — Виртуальная витрина для возможных съемщиков. Они подключаются, осматриваются в доме и подписываются на рассылку сведений о прочей его недвижимости.

— Может, старина Фрэнк тронулся рассудком, пересмотрев все телевизионные реалити-шоу? — предположил мой брат. — Следующим номером он предложит нам заодно еще и присматривать за выводком цыплят. Что это с ним?

Слим загоготал, испустив струю дыма.

— Телевизор тут как раз и ни при чем, — возразил он, отсмеявшись. — По «ящику» ты видишь только то, что показывают. Звук и картинка фильтруются, словно вода через камни. Никаких непристойностей. Ничего неприятного. Сплошное развлечение для массовой публики. Согласен — интересно, но не реальность, а только выжимка. Если хочешь видеть жизнь во всей ее красе и даже влиять на происходящее, отправляйся в Сеть. Сложность в том, что твоя собственная жизнь течет, пока ты наблюдаешь за чужой. Хочешь видеть все — не отходи от компьютера.

— Нам эта идея не очень-то по нраву, — заявил Павлов со слегка оскорбленным видом, одновременно оборачиваясь ко мне за поддержкой.

— Картье хочет установить веб-камеры в кухне, в коридоре, одну здесь, в гостиной, и еще одну наверху, над лестницей. — Замолчав, я дала парням время на подсчеты. Лишь теперь я окончательно поняла, что наш домовладелец не шутил. — Но самое дикое, — закончила я, — еще по камере в каждой из спален! Можете себе представить?

Слим снял игру с «паузы» и ответил, что может.

— Что ты за человек? — поинтересовался Павлов. — Эксгибиционист, что ли?

— Тогда ты — ингибиционист.

— Но как это может служить арендной платой? — быстро спросила я, не желая, чтобы разговор уходил в сторону от поисков требуемой суммы.

Вновь согнувшись над джойпадом, Слим ответил:

— Люди всегда готовы платить деньги, чтобы посмотреть на жизнь других людей.

— Особенно если те не одеты, — пробормотал Павлов.

В ужасе я уставилась на Слима.

— Так он что, предлагает нам поучаствовать в каких-то сексуальных игрищах?

— Картье предлагает нам демонстрировать реальность, не много и не мало. — Повинуясь Слиму, Мисти заспешила к трубе, выдающейся из скалистых обломков впереди. — Вокруг лучших сайтов в Интернете всегда кучкуются люди, верно? Там они сбиваются в стаи, общаются, обмениваются письмами, распускают сплетни, произносят напыщенные речи и ругаются последними словами. Теперь веб-камеры поднимают это общение на новый уровень, позволяя нам еще и видеть друг дружку. Это буквально ломает барьеры, вставляет в глухие кирпичные стены прозрачные окна. Значит, мы можем смотреть на абсолютно незнакомых нам людей, но не обязаны слушать при этом их перебранку и не подвергаемся риску пострадать, если они вдруг взбесятся.

— О, какое облегчение, — ледяным тоном произнесла я. — Картье даже пообещал устроить небольшой ремонт, если мы согласимся. Говорил, что обставит заново жилые помещения внизу, так что, наверное, ожидается лавина посетителей.

— Ну конечно, — продолжал Слим. — Потенциальные съемщики получат шанс увидеть изнутри такой же дом, в каком им предстоит жить самим. И при этом им даже не придется высовывать нос на улицу. Для домовладельца с приличным портфелем предложений это может оказаться очень даже выгодным. Наш Картье набрел на золотую жилу.

— Если хотите знать мое мнение, — донеслось с другого конца дивана, — это все для компьютерных психов.

— В последнее время мы все — компьютерные психи. — Слим даже не повернулся к Павлову. — Просто некоторые отказываются это признать.

— Одного компьютерного маньяка в доме я еще готов терпеть, — гнул свое мой брат, — но не больше. С какой стати мы должны распахивать двери перед людьми, которых наша жизнь интересует больше своей собственной?

Слим оторвал от рычагов руку и картинно прижал ее к виску. В тот же миг Мисти застыла прямо перед трубой, словно была не в состоянии двигаться дальше, если Павлов еще хоть раз откроет рот.

— Похоже, особого выбора у нас нет, — заявил Слим. — Если Картье вышвырнет нас из дому, мы не наскребем даже на задаток за новое жилье, так что будь поосторожнее в выражениях. Если только Мисти вдруг не совершит победный рывок, то, возможно, как раз ты сам будешь больше заинтересован в компьютерных психах, чем они — в тебе.

Пожалев, что вообще упомянула о предложении Картье, я заявила обоим, что если мы расходимся во мнениях, то лучше сразу идти собирать чемоданы. Мой брат съежился на подушке, все еще брюзжа насчет жизни под наблюдением.

— Не слышу, чтобы Мисти жаловалась на судьбу, — сказала я, думая, что последние полчаса мы только и делали, что наблюдали ее сзади. — По крайней мере, она где-то там отчаянно пытается вытащить нас из беды.

Слим поддакнул мне и тут же принял боевую стойку, поскольку из колонок телевизора донеслись звуки, похожие на далекий обвал.

— Черт возьми!

— Что случилось? — я повернулась к экрану как раз в тот миг, когда из трубы показались сначала ноги, а затем и прочие части тела еще одной Мисти Вентуры.

— Ха, не на того напала! — Если бы навыки моего бойфренда соответствовали его боевому настрою, самозванка уже лежала бы мертвой. На деле же он настолько неуклюже задергал джойпад, что его собственная Мисти вдруг приняла позу жареного цыпленка. — Подходи поближе, — тем не менее бросил вызов Слим. — Кто тут против меня? Я глянула на Павлова, который уже повернулся ко мне с весьма растерянным видом. Отчего? Да оттого, что облик упомянутой самозванки был не столько изменен, сколько уменьшен. Перед нами стояла плоскогрудая малявка с двумя огромными бантами на косичках. Она походила скорее на юную девушку, чем на взрослую Мисти.

— Прямо мультик «Ох уж, эти детки!», — заявил мой брат, — только интереснее.

— И что ты теперь сделаешь? — спросила я. — Возьмешь ее за руку и отведешь домой, к папе и маме?

Слим сузил глаза и, процедив: «Внешность обманчива», умудрился-таки убедить свою Мисти принять нечто вроде боевой стойки. Брови Мисти-младшей тут же сомкнулись на переносице, вслед за чем она оскалила зубы. Казалось, Слим удивился, да и все мы порядком опешили, но рычаги управления все-таки оставались в руках моего бойфренда.

— Друг, только не бей ее, — сдавленным тоном проговорил Павлов, когда Мисти под управлением Слима сначала выбросила кулак в пустоту перед собой, а затем вдруг уткнулась в каменную стену, высившуюся поблизости. — Она всего лишь дитя, боже ты мой.

— Я пытаюсь убежать, — взмолился Слим, но было уже слишком поздно. Одним быстрым движением дрянная девчонка перекувыркнулась в воздухе и нанесла Мисти костедробительный удар-подсечку выставленной вперед ногой. Это движение заставило всех нас троих наблюдать за исходом поединка на экране, повернув головы набок.

— Она погибла? — спросила я, глядя, как соплячка удирает прочь от рухнувшей наземь жертвы. — Похоже на это.

При помощи Слима Мисти храбро поднялась с пола подземелья. Она казалась слегка контуженной и явно шаталась, но Слим вновь обрел контроль над джойпадом. Минута отчаяния миновала, и реальность, похоже, постепенно просочилась к нам с экрана.

— Так вот, что касается веб-камер, — вновь обращаясь к Слиму с вопросом, Павлов был настроен уже чуть менее враждебно, — неужели ты всерьез согласен наводнить ими свое жизненное пространство?

Слим заставил Мисти ползком залезть в трубу и лишь потом ответил:

— По-моему, это стоит обдумать. Люди, естественно, побаиваются новых технологий, но машины пока что не стали умнее нас самих. — Новый припадок отчаяния для нас троих: поток воды смыл Мисти головой вперед в бездну, к верной гибели. — Дренажный сток, — вздохнув, Слим нажал клавишу перезагрузки. — Здесь повсюду какие-то западни.

Наступившую скорбную паузу нарушил Павлов:

— А если мы захотим раздеться и лечь спать, как тогда быть?

— Картье предложил поставить по одной камере в каждую комнату, значит, нужно воспользоваться преимуществами «мертвых зон».

— Каких зон? — удивилась я.

Слим повернул голову налево, затем направо и уронил джойпад на колени.

— «Мертвых зон», — повторил он, выставляя руки с растопыренными пальцами прямо перед собой. — У обычной камеры очень узкое поле зрения, так? У всякой камеры, даже у человеческого глаза.

— Верю тебе на слово.

Слим немного развел ладони в стороны, словно надеясь заставить телевизор зависнуть в воздухе, затем снова оглянулся по сторонам.

— Стало быть, если хочешь оставаться невидимым, нужно придерживаться «мертвых зон», где камера тебя не видит. — В наступившем молчании мы с братом соображали, оценивая эту маленькую демонстрацию.

— Ладно, — наконец сжалился над нами Слим и потянулся к клавиатуре. — Давайте я лучше покажу, как это выглядит на практике.

Щелкая клавишами, Слим свернул игру, ввел в браузер адрес поискового сайта и вскоре получил длинный список сайтов с трансляциями веб-камер.

— Ого! — ахнула я, когда он начал прокручивать список. — Да тут их сотни!

— От палат с роженицами до похоронных залов — все человечество здесь, в Сети.

— «У козлика Вилли»? — Павлов уже просматривал список. — Вряд ли разумный человек назовет так свой сайт. Не иначе — американцы!

— «Камера дантиста»? — Я прищурилась, чтобы убедиться, что ничего не напутала. — Так вот что теперь дантисты суют в рот пациентам?

— «Сетевой таксист»? — предложил Слим и прочел вслух краткое описание: — «Лондонское такси приглашает вас посмотреть город. Щелкни клавишей и наслаждайся поездкой».

— «Комментарий экскурсовода по желанию», — закончила я. — Если б только в реальном мире все было так.

На лице моего брата появилась гримаска отвращения.

— Позвольте задать один вопрос, — попросил он и умолк, словно мы уже должны были догадаться, что у него на уме. — Почему это вообще смотрят?

— А почему бы и нет? — отвечал Слим. — Я думаю, людей привлекает теплящаяся где-то жизнь. Даже если вроде бы не происходит ничего интересного, то все равно имеет смысл оставаться на линии — просто на тот случай, если ситуация вдруг изменится. Скорей всего, ты просто проведешь восемь часов у монитора, наблюдая, как водила медленно сходит с ума от все новых и новых пробок. Но откуда тебе знать, что будет потом? Может, ты отключишься, и как раз в этот момент произойдет нечто интересное. У таксиста окончательно съедет крыша, он выскочит из машины, вытащит из-под сиденья винтовку и разнесет в клочья ближайшее бистро.

Я ткнула пальцем в экран.

— А тут что? «Камера Корал».

Слим прекратил прокручивать список и навел курсор на название указанного сайта и его краткое описание. Павлов принялся шептать, словно повторяя условие какой-то задачки:

— «Посмотрите, как Корал работает по дому. Переходите вместе с ней из комнаты в комнату, пока она занята повседневными делами». — Павлов замолчал и наморщил нос. — По-вашему, это может быть развлечением?

Слим нажал «ввод».

— Судите сами.

Ожидая, пока загрузится сайт, я прикидывала, настало ли время сообщить, на какой ноте завершился наш разговор с Фрэнком Картье. Наш домовладелец попросту заявил, что найдет других жильцов, готовых на убийство за привилегию жить в доме бесплатно. И если мы не погасим задолженность после отказа выпустить дом в Сеть, то должны выехать через месяц. Да, именно через месяц! То есть нам предоставляется отсрочка в четыре недели, за которые фортуна еще может повернуться к нам лицом. Но я не попалась на удочку: я сказала Картье, что в случае если мы не сумеем выплатить чудовищную арендную плату к понедельнику, то покинем дом без промедления. Я собралась уже было сообщить это, но не успела набрать воздуху, поскольку на экране появилось окно веб-камеры и мы попали внутрь. Через квадратную скважину мы глядели на таинственную незнакомку с трубкой от пылесоса в руке.

— Это что, видеозапись?

— Прямая трансляция с места событий, дорогая, — ответил Слим.

Картинка не была идеальной и немного дрожала по краям, но тем не менее возникал какой-то задушевный, почти доверительный эффект, недоступный любому кинофильму или телешоу. Я не чувствовала себя крупинкой огромной аудитории; нет, в моем незримом присутствии крылось нечто гораздо более интимное, в некотором смысле действительно похожее на то, что мы без приглашения попали в чужой дом. Если на экране Корал, то мы с нею примерно одного возраста и сложения. У нее короткие светлые волосы, хотя у корней пробивается другой оттенок, похожий на цвет моих собственных волос. Да и шмотки на ней такие же, какие я могла бы купить для себя: розовые бриджи и вишневого цвета кофта с пышными рукавами. Эта женщина явно сдвинулась на чистоте, но, в принципе, больше ничего особенного в ней не было. Глядя, как Корал возит пылесосом по ковру, я прикидывала, что бы ощутила сама, окажись я на ее месте.

— Эта женщина, — помолчав, выдавил Павлов, — она что, этим зарабатывает на жизнь?

— Видишь баннер над окошком с камерой? — Слим передвинул курсор на рекламное объявление какого-то сетевого аукциона. Он щелкнул по нему, и выскочило новое окошко с призывом делать ставки и сообщением о розыгрыше двухдневной путевки в Амстердам. — Это сайт ее спонсоров, и они платят девчонке за каждый клик, поступающий с сайта.

— Значит, уборкой она убивает двух зайцев, — решил Павлов.

— Конечно, все зависит от спроса, — сказал Слим, — но похоже, она предлагает зрелище, которое не прочь посмотреть многие, и реклама размещена достаточно разумно. За клики — наличные, вот и весь принцип.

— Ей платят за то, что она вечно чувствует себя подопытной крысой.

Оба повернулись ко мне.

— Чем бы я ни занималась, — заявила я, — но от чужих взглядов мне становится не по себе.

— Вспомни об арендной плате, — посоветовал Слим. — Тогда это уже не покажется тебе таким уж вторжением в приватную жизнь.

— У тебя какие-то комплексы, связанные с камерой? — поинтересовался мой брат. — Или врожденное отвращение к уборке помещений?

— Что-то ты запел другую песенку, — удивилась я. Косяк дымился теперь в руке у Павлова. Может, дело в нем?

— Финансовый смысл тут есть. Живем в доме бесплатно, и при этом ничего не надо делать.

— Да, но на виду у публики, — подчеркнула я. — Павлов, да ты ведь даже не ешь на людях.

— Это связано с пережевыванием, сама знаешь. С камерой все иначе. Я не могу мириться с тем, что вижу людей, наблюдающих, как я смачиваю слюной пищу.

— Но ведь ты все равно будешь знать, что кто-то на тебя смотрит.

— Ну и что же нам, по-твоему, делать? — набросился он на меня. — Ограбить банк?

— Неплохая мысль. — Я почувствовала, как по коже у меня забегали мурашки. «Почему бы и нет? — подумала я, выдержав взгляд брата. — Всего разочек, как и предлагала Роуз. Что-то невероятное, нечто из ряда вон, и вместе с тем — награда всякому, кто готов подвергнуть испытанию границы повседневности». Павлов, кажется, собирался спросить, чему это я улыбаюсь, но тут между нами появился Слим, тыча в экран указующим перстом.

— Взгляните-ка, — призвал он нас. — Эта девица скрылась в «мертвой зоне».

Повернувшись к ящику, я увидела в центре кадра одинокий пылесос, перевернутое набок удобное кресло и в отдалении — столик на колесиках, но никаких признаков Корал.

— Куда она подевалась? — спросила я.

— Кто знает? — сказал Слим. — Похоже, эта девушка умеет пользоваться недостатками веб-камеры.

— Если хорошенько вдуматься, только законченные идиоты не приняли бы предложение Картье. — Павлов раздавил окурок в пепельнице. — Если это все, чего он хочет, я согласен.

Мы оба уставились на Слима, надеясь, что он примет сейчас ту или иную сторону, но никак не ждали, что парень вдруг замрет, зачарованно уставясь в монитор с полуоткрытым ртом и сузившимися до крошечных точек зрачками.

— Что еще за?… — спросил Павлов, поворачиваясь, чтобы увидеть, что привело Слима в подобное состояние. — Ого!

— Ну ладно! — Беглый взгляд на экран, и я вскочила с дивана. — С меня хватит!

— Она разделась! — Павлов переключил внимание на Слима. — Ты как-то сумел заставить ее сбросить одежду?

Слим оторвал ладони от клавиатуры, взывая о милосердии.

— Может, ей просто стало жарко? — предположил он.

Поглядывая на сетевой спектакль, я пятилась к двери. Любой на месте Корал выпил бы стаканчик чего-нибудь прохладительного.

— Не все сайты с веб-камерами непристойны.

— Наплевать. В одежде или без, но я скорее выставлю свои прелести на обозрение кого-нибудь другого, нежели сетевых извращенцев.

Слим поспешно переключился обратно на страницу поисковой системы, а Павлов спросил:

— И куда ты собралась, если не секрет?

— Раздобыть денег, — ответила я ему. — По-быстрому.

— Надеюсь, законным путем? — поинтересовался он.

Не дав ответа, я покинула гостиную. Ничего, сейчас оба парня последуют за мной.

 

17

«Зайти. И выйти. Не оглядываться. И никогда потом не пробовать снова», — эта мантра сопровождала меня, пока я ехала за город; она звенела в моей голове, заглушая завывания мотора и плеск дождя. Мы сидели втроем в машине Слима. Кафельно-голубоватый потрепанный «жук». Заднее стекло усыпано наклейками с фигурками серфингистов, а «дворники» елозят по лобовому, издавая скрежет царапающего о стекло гвоздя. Едва ли подходящий транспорт для типичных грабителей банков, что стало еще одним доводом в мою пользу. Я не сомневалась, что мы можем уйти от преследования на этой колымаге. Поначалу Слим с Павловым в один голос отвергли мое предложение. Когда я заявила, что говорю серьезно, оба смеялись взахлеб и замолчали, лишь когда я поклялась, что проделаю это в одиночестве.

— Циско, но это же безумие, — было первой реакцией моего брата, и он повторил эту фразу вновь, когда я заглушила мотор и вырубила магнитофон. — Мы ведь не гангстеры. Мы подобными вещами не занимаемся.

— Ты прав. — Магнитофон выплюнул кассету, и я швырнула ее на заднее сидение. — Всё, на обратном пути слушаем Мадонну.

Слим? Из-за него я сидела теперь за баранкой, из-за него несколько последних миль мы слушали записи Доктора Дрэ в попытке помочь ему завестись. Именно Слим теперь переходил улицу, в это дождливое субботнее утро в крошечном городке «болотного края», известном на всю округу своей ярмаркой. Да, мой бойфренд сейчас направлялся к филиалу банка, отказавшего им обоим в займе.

Я поставила машину на узкой боковой улице напротив, обрамленной теми магазинчиками, которые, казалось, вообще не бывают открыты: лавка букиниста здесь соседствовала с фотостудией. Свадебные снимки в витрине были настолько выцветшими и настолько отдавали семидесятыми, что я задумалась: а живет ли сейчас вместе хотя бы одна из этих счастливых пар? Живы ли вообще эти люди? Даже фолианты в витрине книжной лавки казались окаменелостями, а мой брат на пассажирском сиденье рядом сохранял настолько неудобную позу, что вполне мог сойти за каменное изваяние. Я поерзала локтем по ветровому стеклу, стирая с него пыль, и увидела, как Слим оглянулся в нашу сторону и поднял два больших пальца. Если Павлов поймет, что я не менее его самого тревожусь за исход ограбления, то ударится в панику и потянется к ключам. К тому же я уже сожалела о своей выходке с кассетой: сидеть в тишине оказалось гораздо хуже, чем слушать невнятный рэп.

— Смотри, он идет вразвалку, — выпрямился на сиденье Павлов. — Словно превратился вдруг в Снул Догга.

Слим между тем подошел к дверям банка. Сквозь дождевые струи, омывающие стекла, мы видели, как он оттянул на себя тяжелую дверь только для того, чтобы придержать ее перед пожилой, едва плетущейся парочкой. Старики кивком поблагодарили его.

— Я сказал «Снул Догг»? — с тоской в голосе поправился мой брат. — Я имел в виду помощника Доуга .

— Думаю, ему понадобится пара минут, чтобы осмотреться. — Я глубоко вздохнула, когда за Слимом закрылась дверь. — Потерпи немного, скоро все кончится.

— Я даю советы подросткам, — пробормотал Павлов себе под нос. — Какой урок извлечет молодежь, если меня арестуют при попытке ограбления банка?

— Может, они подумают, что ты все-таки похож на живого человека, — прошептала я чуть слышно.

Нашу назревавшую уже ссору оборвал в зародыше донесшийся звук сирены. Мы и дышать-то перестали. Похоже, втянули в себя весь воздух в салоне, когда мимо прошелестела неизвестно откуда взявшаяся полицейская машина. Признаюсь, я потянулась уже к дверной ручке, но расслабилась, когда полицейские, не останавливаясь, пронеслись мимо банка. В отличие от собственного брата, который уже выскочил на тротуар, так что мне пришлось рвануть его обратно за полу пастельного цвета рубахи.

— Черт, куда это ты собрался? — Я потянулась к ручке, чтобы захлопнуть дверцу. И, уже выпрямившись, столкнулась с праведным возмущением Павлова:

— Что уж, и пописать нельзя?

Слим отправился на грабеж в байковой куртке и джинсах, с заправленными под шерстяной шарф дредами и моей сумкой через плечо. Судьба смилостивилась: вязаная шапочка осталась дома. Та самая, которую он откуда-то выудил вчера вечером и появление которой легло в основу первой нашей настоящей ссоры.

— Я буду действовать в одиночку, — настаивала я. В этот момент мы стояли с ним в спальне, сражаясь за шапку. — Это моя задумка, и если я вернусь с деньгами, то все мы по-своему обретем душевное равновесие.

— Бесполезно спорить, — доказывал Слим, в то время как шапка переходила из рук в руки, постепенно теряя форму. — Одну я тебя все равно не отпущу.

— Я-то знаю, на что иду, — заявила я, в очередной раз отбирая у него шапку. — Ну подумай сам: всякий, кто войдет в банк в таком дурацком головном уборе, в считанные секунды окажется на полу с заломленными за спину руками.

— Ну и что ты предлагаешь? По-твоему, милое девичье платьице приведет служащих в такой ступор, что они подчинятся любому твоему слову? Циско, для этого нужны крепкие яйца.

— Как раз их-то у меня и нету.

— Отчего же тебе втемяшилось в башку напасть на банк?

— Для этого яйца не нужны. И лыжные шапочки — тоже. Мне не понадобятся пистолеты и прочая чушь из репертуара отважных самцов. — Я постучала пальцем по виску. — Мне нужны мозги и больше ничего.

— Кто внушил тебе подобную чушь? — Мы обернулись к вошедшему Павлову. Он наблюдал за нами из дверного проема, прислонясь к косяку. — руки глубоко в карманах, а на лице сухая ухмылка. — Добряк Уильям, не иначе? Этот парень может болтать языком, сколько вздумается, Циско, но он так и останется уличным торговцем. Единственный грабеж, на который он способен, — это заламывать запредельные цены на подсолнухи.

— Добряк тут совершенно ни при чем, — твердо заявила я, надеясь, что брат не станет допрашивать меня на этот счет особенно пристрастно. Если бы я созналась, что идею ограбить банк я почерпнула у случайной знакомой, прикованной к больничной койке взломщицы, моя позиция немного поколебалась бы. Вместо этого я сказала: — Все дело в попранной гордости. Фрэнк Картье рассчитывает нажиться на том, что застукал меня в этом доме, и теперь пришло время расплатиться.

— Ограбив банк?

— Отыскав достаточную сумму, не причинив при этом вреда невинным людям и не оставив никого без средств к существованию.

С лица Павлова вмиг слетело всякое подобие улыбки, он таращился на меня в наступившем молчании. Наконец-то они оба ко мне прислушались, и теперь я могла пересказать им свое «Руководство для девушек: как совершить преступление и не быть пойманной». Холодная, нарочито твердая просьба выдать мне всю наличку. Никакого преступного прошлого, никаких записок с угрозами, никаких клоунских масок. Сплошные обаяние и вежливость. Когда Слим меня выслушал, то сперва оглянулся на моего брата, потом уставился на меня.

— А как насчет огневой мощи? Нужно же что-то сунуть им в торец?

— Тоже мне, ковбой нашелся, — фыркнул Павлов. — Дружище, ты английский джентльмен, а не американский гангстер.

— Не придирайся.

— Ты вырос в каменном мешке. Так что какая уж тут стрельба с колес. Как там у них принято разворачиваться в три приема — до того, как идти на кассу, или уже после?

Подняв на Павлова холодный взгляд, я заявила, что оружия не будет и в помине. Но не потому, что не знаю, где его взять, а потому, что оно не понадобится.

— Мы имеем дело с жителями глубинки. Сомневаюсь, что мне даже придется повысить голос, прежде чем я получу то, что мне нужно.

— А мы? Что нам делать, пока ты грабишь банк? Сидеть дома? Хорошенько прибраться к твоему возвращению? — негодовал Слим.

— Да уж, — хмуро прошептал Павлов.

— Слим, я уже все решила. С первыми лучами зари я отправляюсь прочь из Лондона, чтобы поискать подходящий банк.

— Тут все дело в гордости, — сказал он. — В моей мужской гордости.

Иначе говоря, он сам должен проделать всю работу, даже если согласится играть по моим правилам.

— Ты — моя девушка, и меня это беспокоит. Ты сошла с ума и, кажется, поступишь по-своему, как бы я тебя ни отговаривал. Но я не найду себе места, если ты одна отправишься на грабеж и не вернешься. Вот почему я считаю все дальнейшие разговоры бессмысленными. Вопрос закрыт. Завтра утром я сам поеду и найду подходящий банк.

Я уже собралась было в ответ на эту тираду напомнить Слиму, что я свободный человек и могу делать все, что захочу, но он закончил тем, что подмигнул. Черт возьми, он подмигнул мне, и мы оба расплылись в глупейших улыбочках.

— Кстати, — сказала я, — я не ослышалась? Ты назвал меня своей девушкой?

— Может, и назвал. — Слим ухватил себя за локти, неожиданно смутившись. — Это плохо?

— Нет, если этим ты надеялся умаслить меня и сделать все по-своему. Но имей в виду, за рулем буду сидеть я. Нельзя грабить банк и прогревать мотор одновременно. Так не делается. Кому-то придется ждать, пока ты не запрыгнешь на заднее сиденье с наживой. — Дальнейшие препирательства я пресекла, добавив: — Если только ты не боишься доверить мне баранку.

В ответ Слим пожал плечами, но затем уловил юмор и простер ко мне руки. Я шагнула в пространство между нами и позволила притянуть себя еще ближе.

— Возьмите себя в руки, ребятки, — донесся с порога язвительный голос. — Вы обсуждаете будущее преступление так, словно оно абсолютно реально.

Мы обернулись к Павлову, он один из нас еще улыбался.

— Это ведь шутка, верно? Вы двое меня разыгрываете. — Немного помолчав, Павлов с унынием в голосе обратился к приятелю: — Грабеж не игрушки, Слим. У каждого из нас не по три жизни. За такое дерьмо тебя отправят прямо за решетку. Проведешь десять лет за стеной тюряги, деля камеру с сумасшедшим качком, который отжимается двести пятьдесят раз и любит, когда его называют «Сью», ясно тебе? — Голос моего брата дрогнул, он взял слишком высокую ноту. — Я боюсь тюрьмы.

— Что ты хочешь этим сказать? — тихо спросил Слим. — Что не участвуешь в деле?

Павлов побледнел и напрягся. Уперев в нас указательный палец, он поводил вниз-вверх, словно к жесту должны были прилагаться еще какие-то слова, но потом сдался и просто сказал:

— Только чур я не поеду на заднем сиденье, ладно? Меня там укачивает.

Вот так и вышло, что сегодня мы с братом заняли два передних кресла в «жуке», стоящем напротив банка, а теперь оба, совершенно выбитые из колеи, сидели здесь и обменивались колкостями.

— Хотя бы раз в жизни, Павлов, ты можешь потерпеть?

— Если б мог…

— Оглянись вокруг, — посоветовала я. — Нигде поблизости ты не сможешь отлить. Мы довольно далеко от Лондона, и здесь нельзя просто помочиться на мостовую. В здешних краях другие стандарты поведения на улице.

Павлов ткнул пальцем в стекло.

— Мне кажется, что в той чайной найдется уборная.

Уже одна только необходимость выслушивать все это довела содержание адреналина в моей крови до предельно допустимой концентрации. Я обеими руками ухватилась за рулевое колесо и глядела, как белеет кожа на костяшках.

— Слушай, — взмолился Павлов, — они только что открылись.

— Может, заодно раздобудешь там чего-нибудь горячего? — Я глядела на двери банка, стараясь не моргать. Под залпом сарказма притаилась молитва о том, чтобы Слим вернулся целым и невредимым. — Прихвати своему соседу булочку, он будет тронут заботой.

Краем глаза я уловила шевеление на пассажирском сиденье. Павлов повернул голову.

— У тебя найдется немного денег?

— Боже, Павлов, за ними-то мы и приехали!

Мой брат обмяк на сиденье и забарабанил пальцами по приборной доске, в оба глаза следя за моим лицом.

— Ну, — произнес он наконец, — скажи мне — ту вас и правда любовь?

— Чего?

— У тебя со Слимом. Ведь только любви под силу заставить двух здравомыслящих людей временно утратить чувство реальности.

— Павлов, давай поговорим про любовь в другой раз.

— Любовь вдохновляет мужчин, но я больше привык к сюжетам в духе Кейт Уинслет . Ограбление банка для меня нечто новенькое. Хотя когда любовь зажигает сердце и все вокруг летит в тартарары, некоторым, наверное, действительно может показаться, будто весь мир готов упасть к их ногам.

— Сказала ведь, в другой раз! Слушай, как можно быть таким циником и одновременно вести эту твою колонку?

— Люблю черный юмор, — пояснил брат. — Поживешь с мое, тоже будешь его ценить. Значит, я ошибаюсь?

— Сейчас не время задавать подобные вопросы — вот и все, что я сказала.

— То есть я так понимаю, ты его не любишь?

— Даже если и люблю, — сказала я, — то Слим узнает об этом первым.

Павлов сощурился. Пальцы забарабанили чуть быстрее, подсказывая, что на сей раз я не смогу смутить его испытующим взглядом.

— Ладно, — сдалась я. — Наверное, люблю.

— То есть как «наверное»?

Сквозь летящие капли дождя я увидела, как на противоположной стороне улицы распахнулась дверь банка и оттуда выбежал Слим, с прижатой к груди сумкой и выражением угрюмой сосредоточенности на лице. Оно чуть смягчилось, стоило ему поймать мой взгляд. Я инстинктивно потянулась к ключу зажигания, приведенная в чувство его благополучным возвращением и тем, какую четкость обрело вдруг все окружающее. Значит, я и вправду его люблю?

— Без всяких «наверное», — подтвердила я, заведя машину со второй попытки, и повернулась к Павлову: — Впусти его и пристегни ремень. И держи язык за зубами.

Обратно мы ехали без музыки. Только нескончаемый писк «дворников»: протяжный стон — туда, скрежет — обратно. Перед выездом на трассу мы останавливались дважды: один раз, чтобы Павлов мог помочиться в кустах, и второй, когда Слим постановил, что им нужно поменяться местами. Слишком велико было искушение стукнуть по маячившему впереди затылку.

— Мы что, не можем просто забыть обо всем? — упрашивала я, вновь отъезжая от обочины.

— Меня уговаривать не надо, — сказал Слим, ткнув большим пальцем через плечо. — Скажи это ему.

— Кукла из «Маппет-шоу» — и та справилась бы лучше, — донесся голос с заднего сиденья. — С другой стороны, мне легко говорить, я ведь не рисковал своей шкурой.

— По-твоему, это похоже на комплимент, Павлов? — Я подрегулировала сиденье, пытаясь сделать поездку чуть более сносной. Как и болтовня моего брата, шоссе казалось бесконечным. Беспросветный пейзаж вымокших под дождем топких кочек и устрашающе темное небо над ними. Время от времени я поглядывала на Слима: вот человек, виновный в том, что я направляюсь домой с удвоенным грузом мыслей в голове.

— Ребята, — произнес мой брат после короткой паузы, — у вас будут неприятности, если я так и останусь сидеть сзади. Мне уже что-то нехорошо.

— Хрена с два, — прорычал Слим. — Сиди, где сидишь. С глаз долой — из сердца вон.

Пятьсот ярдов тишины и покоя, но затем Павлов не вытерпел и назвал Слима слюнтяем. Произнесенное вполголоса слово почти заглушил скрежет «дворников», но этого хватило, чтобы Слим подпрыгнул на сиденье, развернулся и принялся орать:

— Я не промочил штанишки, ясно? Чего мне было бояться, двух клерков пенсионного возраста?

— Вот и расскажи все толком.

— Павлов, уже входя в дверь, я был наэлектризован. Дамочки за стеклом даже не подозревали, что их ждет. Они даже улыбались мне. И я улыбнулся им в ответ, правда, слегка угрожающе, и решил, что лучше всего будет обратиться к обеим сразу.

— Тебе не обязательно вновь все это переживать, — сказала я.

Слим немного поерзал, все еще злясь на Павлова, но ему не терпелось добиться от нас обоих понимания.

— Я просто хочу, чтобы вы уяснили: я был готов потребовать деньги. Правда. Я держал в голове весь сценарий, в точности как мы и репетировали, и я ни за что не отступил бы от текста.

— Мы просто не могли этого предусмотреть, — вставила я, ругая себя за недальновидность. — Наверное, нас слишком заботило их присутствие в нашем собственном доме, чтобы допустить, что эти чертовы машинки могут оказаться где-то еще.

— Две камеры видеонаблюдения, — продолжал Слим, будто мы нуждались в напоминании, — и обе уставились прямо на меня, мигая огоньками. Что мне оставалось делать? Улыбаться телезрителям?

— Любой на твоем месте просто удалился бы, не уронив достоинства.

— Не заводи опять эту волынку, — предупредил Слим, но Павлова было уже не унять.

— Я и то ушел бы, глазом не моргнув, хотя, признаюсь, налетчик из меня никудышный.

— Ты оставался в машине, — напомнила я.

— Циско, но он додумался открыть сберегательный счет!

Естественно, я приняла сторону Слима, из солидарности и сочувствия. Но, стараясь предупредить готовую вспыхнуть ссору, я не могла не задаваться вопросом: так ли легко напугать меня саму? Роуз уверяла, что никто не сможет привязать к ограблению человека без криминального прошлого, и это я еще могла понять. Даже кадры, отснятые видеокамерой, бессильны наделить лица именами. На подобных записях, которые мелькают в телепрограммах о мире криминала, всякий кажется подозрительным. По разным причинам, от резкого контраста до неудачных ракурсов съемки, все эти кадры заставляют ни в чем не повинных людей казаться преступниками, скрывающими что-то ужасное. «Если бы Слим отважился потребовать деньги, — думала я, — и не оставил бы ничего, кроме своей физиономии на экране, полиции пришлось бы выстроить в ряд всех бездельников страны, чтобы вычислить его. Но главное — это заткнуло бы пасть моему братцу».

— Полиция уже здесь! — завопил он вдруг. — Пригнись, Слим!

Я с хорошим запасом объехала одинокого бобби на велосипеде, посмотрела, как он крутит педали позади нас, и заявила Павлову, что тот испытывает судьбу.

— Они уже ищут беглецов! — Мой брат прильнул к стеклу щекой, озирая небо. — Вертолетов пока не видать, но расслабляться еще рано.

— Хватит болтать вздор! — Слим потянулся к бардачку. — Куда девалась моя кассета с Доктором Дрэ? Она была в магнитофоне.

Я объяснила, что она сзади: улетела куда-то, стоило нажать кнопку выброса.

Павлов пошарил вокруг — сначала на полке за спинкой сиденья, потом под ногами — и вскоре вклинился между нами со Слимом, сжимая в руке нечто совершенно не похожее на кассету.

— Вынужден сообщить, что нашел тут кое-что.

Маленькая сберегательная книжечка с обложкой зеленого цвета. Оформлена под кожу. На передней обложке — наклейка с гусенком из мультфильма, внизу оставлено место для имени владельца. В детстве у меня была в точности такая же, вспомнилось мне. У нас обоих имелись такие, и у меня, и у Павлова. «Сбережения малышей» или что-то в этом духе. Как выяснилось, именно «сбережения» мой брат как раз и держал в руке.

— Она лежала в кармане моей куртки, — возмутился Слим и попытался выхватить книжку. — А ну, отдай, гнусный ворюга!

Павлов, державший книжку вне пределов его досягаемости, заявил, что та, должно быть, выпала, когда они менялись местами. Он уселся поудобнее, чтобы внимательно изучить находку, и зашуршал страничками, то и дело смачивая палец слюной.

— Быть того не может, — заявил Павлов. — Как ты мог?…

— Ну, я запаниковал… и схватил ближайший бланк со стола.

— То, что он открыл детский счет в банке, — это еще полбеды.

— Павлов, молчи, я тебя заклинаю, — подозрительно зазвенел голос Слима.

— Что там? — спросила я, переводя взгляд с дороги впереди на отражение в зеркале заднего обзора.

— «На вашем счету двадцать фунтов».

— Не может быть! — Я едва подавила смешок. Брат сунул книжку мне под нос. Слим сидел тихо, глядя прямо перед собой.

— Ты отправляешься грабить банк, — сказал Павлов, — и отдаешь им деньги?

— Наши последние деньги, между прочим, — сказала я, и мы оба прыснули.

— Ну и что? Там обещали неплохие проценты. — Слим позволил себе улыбнуться. — По крайней мере, хоть что-то мы в итоге заработаем.

— Знаете что? — Я решительно переключила скорость. Какой-то паршивой веб-камере ни за что на свете не удастся оставить нас троих без крыши над головой. — Сдается мне, надо принять вызов.

 

18

• Настоящим Съемщики дают свое согласие на проживание в доме, оборудованном одной веб-камерой в каждой комнате (за исключением ванной уборной).

• Домовладелец имеет полное право использовать в своих интересах материал, запечатленный веб-камерами, для демонстрации своих возможностей на рынке недвижимости, транслируя его в режиме прямого эфира через оплачиваемый Домовладельцем веб-сайт.

• Обзору веб-камер ни при каких обстоятельствах не должны чиниться никакие препятствия.

• Запрещается непристойное, оскорбительное, богохульное и/или противозаконное поведение. В равной мере недопустимы любые инсценированные действия Съемщиков (по предварительной договоренности).

• Домовладелец имеет целью представить свое имущество в наилучшем свете и поэтому дает согласие произвести улучшения в отделке интерьера и, соответственно, меблировки. Съемщики не принимают на себя в связи с этим никаких дополнительных финансовых обязательств.

• При условии соблюдения договаривающимися сторонами условий данного Соглашения, Домовладелец отказывается от взимания со Съемщиков какой-либо арендной платы вплоть до заключения нового соглашения.

— Вот увидите, какую красоту мы тут наведем! Жить вам, ребята, во дворце! Даже погода нынче разгулялась!

Понедельник, половина девятого утра. Над головой — небесная синева, рядом — цветочный рынок в полном своем великолепии, а наши подписи на контракте еще не успели высохнуть. Документ стандартного образца с особыми поправками, внесенными устроителем всей этой затеи. Картье лично настаивал на упрощении церемонии, собрав нас втроем вот так, прямо перед домом. Свою подпись он ставил, распластав бумаги по оконному стеклу, и глаза его определенно замутняла подступившая влага. Он даже завершил процедуру в своем стиле — подходящим к случаю роскошным росчерком. Наш домовладелец явился забрать причитающееся, и лучезарная улыбка не покидала его лица с тех самых пор, как мы согласились на его условия.

— Эти веб-камеры… — произнесла я, отступая на шаг, чтобы пропустить в дом еще одного увешанного связками кабелей рабочего. — Неужели их так сложно устанавливать?

Фрэнк Картье поглядел на Павлова со Слимом с такой усмешкой, будто подобные мелочи могли заботить только меня. Он прибыл не более десяти минут тому назад, а в двери вошло уже с полдюжины нанятых им работников.

— Циско просто прелесть, не правда ли? Я без ума от нее. «Неужели их так сложно устанавливать?»

— Ну и?

— Дорогая, там нет сложностей, о которых тебе стоит беспокоиться. — Картье принялся рыться в сумке на поясе, отвечая мне поучающим тоном. — Улучшение жилищных условий необходимо производить по всем правилам, если уж вообще решил этим заниматься, а я задумал привести ваш дом в порядок.

— За исключением ванной и туалета, — поспешно вставил Павлов, — мы ведь договаривались.

Картье подтвердил, что именно так все и будет, и небрежно вытащил из кармана связку банкнот. Нам стало не по себе при виде такой кучи денег.

— Вы даже не заметите, что мы там вообще побывали, — пообещал Картье, а мимо нас в это время прошмыгнула еще парочка рабочих. Они тащили нечто показавшееся мне чем-то средним между компьютером и шкафчиком из раздевалки спортзала. Протянув палец, Слим коснулся его и присвистнул, словно матовая поверхность была раскалена докрасна.

— Да это же, — сказал он, — сервер, черт меня побери!

— А что такое сервер? — Уставясь на него, я ждала объяснений.

— Сервер — это связующее звено со Всемирной Паутиной. — Картье вернулся к подсчету, деньги перетекали из одной руки в другую так, словно он искал нечто затерявшееся среди купюр. — Мозги, которым подчинено все.

— А нельзя ли поставить его во дворе? — затаил дыхание Павлов. — Как насчет радиации? Может, это что-то вроде огромного мобильного телефона?

На этот раз Картье ответил моему брату таким долгим испытующим взглядом, что мне стало зябко. Голубые глаза мясника, замершие без движения под бровями.

— Без сервера, — произнес наконец Картье, — у нас не будет никакого веб-сайта. Без веб-сайта не будет веб-камер. А без веб-камер у вас не будет ни кола ни двора.

Звук отбойного молотка, донесшийся изнутри дома, придал этой фразе завершенность, а наступившему молчанию — трепет.

— Сервер нас не пугает, — уверил Слим, испепелив Павлова взглядом. — Мы будем хорошо о нем заботиться.

— Тогда я хорошенько позабочусь о вас самих, — Фрэнк продолжал перебирать купюры. Интуиция меня не подвела: он явно искал что-то. Визитку, затерявшуюся меж двух последних бумажек. Зажав бумажку двумя пальцами, он высвободил ее и протянул нам.

— Что это? — спросила я, переворачивая визитку.

— Ваш новый адрес, — сказал он, — в виртуальном смысле слова.

— Caminside.co.uk?

— Запоминающийся, верно? Подумайте-ка сами. — Он выдержал паузу, а затем выдохнул, разъясняя очевидное:

— Игра слов. — Caminside. Cam Inside. Come inside!

— Остроумно, — согласился Слим.

— И когда же мы нырнем в Сеть? — спросил Павлов. — Или как там это называется?

На лице Фрэнка Картье внезапно проявились морщины, словно от незаслуженно нанесенной обиды. Они лишь углубились, когда в доме прекратился стук и начался визг. За кошачьим концертом в стиле кунг-фу, донесшимся через открытое окно, последовало невнятное бормотание, похожее на ругательства. Картье ущипнул себя за переносицу и затем поправил туго перевязанный пучок седых волос под затылком. Уставившись на плитки мостовой, он дергал себя за этот поросячий хвостик, пока крики не прекратились.

— Вы уж простите Кензо его выражения, — сказал он. — От спешки он слегка перевозбудился, но вместе со своими ребятами выметется отсюда еще до заката.

— Это что, займет целый день? — в голосе Павлова явно звучал ужас.

— Мы имеем дело с наемными работниками, — напомнил ему Картье. — Дело на час может растянуться на неделю. Что тут еще сказать?

— Но я не могу так долго оставаться на улице!

— Ему нужно перекусить, — пояснил Слим, — а мне хотелось бы вернуться к незаконченной игре.

— Кто такой этот Кензо? — запоздало вмешалась я.

И в ту же минуту деньги оказались у меня. Картье сунул мне всю пачку без единого слова, ничего не объясняя. И затем повернулся к человеку, качавшему права громче остальных. Теребя звенья браслета, он ждал, пока Павлов не произведет необходимые расчеты.

— В подобных обстоятельствах, — вымолвил мой брат, — я полагаю, мы сможем выжить и на улице.

— Отлично. А теперь идите и ни в чем себе не отказывайте.

Наш домовладелец вновь запустил руку в карман куртки. Впрочем, на сей раз оттуда появились не фисташки, а тонкая сигара. Покатав ее под ноздрями, он сказал:

— Считайте это компенсацией за причиненные неудобства. Рекламной акцией, если хотите. Чем угодно. Только постарайтесь вернуться в наилучшей форме, поскольку ровно в полночь мы распахнем виртуальные двери и пригласим войти потенциальных спонсоров. — Прикурив сигарку, Картье по очереди заглянул в глаза каждому из нас. — Я хочу видеть образцовых жильцов, понятно? В доме полно места, где вы сможете отдохнуть, так что не огорчайте меня перед веб-камерами.

— Не станем, — уверил его Слим. — Как же иначе?

Деньги были теплыми на ощупь, и казалось, что они продолжали нагреваться, пока Картье повторял условия нашего соглашения. Я и представить себе не могла, сколько Картье мне сунул, но, похоже, на эту сумму можно было купить целую кучу удовольствий — больше, чем я могла бы заработать за день. Или за месяц, раз уж на то пошло. Вот почему я помедлила, прежде чем сказать:

— Простите, но мы не можем принять эти деньги…

— …не пожав друг другу руки, — оборвал меня брат и, заслонив своим телом, ухватился за ладонь нашего домовладельца.

— Но…

— Пожалуй, мы пойдем, чтобы дать вам спокойно поработать. — теперь меня заткнул Слим, и внезапно деньги оказались в его ладони, а он уже тянул меня к цветочному рынку, предоставив Павлову заглушать мои протесты.

— Сегодня знаменательный день! — крикнул он нашему домовладельцу, и в этот момент я подчинилась большинству голосов. — Подожди, сама увидишь.

— Да, еще одно, мистер Картье! — Слим обернулся и шел теперь рядом со мной спиною вперед, да еще сложив ладони рупором, чтобы перекричать бурчание толпы. — Пожалуйста, оставьте нам диван! Это антикварная вещь.

Добряк Уильям смотрел на деньги, легшие на его прилавок: крупная сумма, которую оба парня постановили тут же вручить ему.

— На этакую кучу денег, — глубокомысленно промолвил он, — можно накупить много цветов.

Павлов пояснил, что мы собирались покупать не цветы. Тот, другой товар.

— Одно не продается без другого, — предупредил Вилли. — Я работаю только так.

— Добряк, у нас денег до чертиков.

— А у меня цветов — не меньше, — ответил он, подмигнув мне. — Неужели Циско заработала это на временной работе?

— Лучше не спрашивай, — горько сказала я, все еще находясь под надзором. — Из этих денег тянутся ниточки. По идее, мы должны были потратить их, чтобы принарядиться.

— И вы пришли за этим ко мне? — Вилли ткнул себя в грудь растопыренной пятерней. — Я могу, конечно, украсить проходы в церкви. Без проблем. Но людей? Они вряд ли кому покажутся красавчиками, накурившись дерьма, которое я продаю. Может, для них мир действительно меняет краски, но послушайте моего совета: не подходите близко к зеркалам. — Замолчав, он окинул нас троих трезвым взглядом, не выходя из-за прилавка. Слиму и Павлову явно не терпелось затянуться, а дальше хоть трава не расти; я же возвела очи к небесам. — Вы что, переругались? — поинтересовался наш флорист и дилер, навалившись на упертые о прилавок локти.

— Небольшое расхождение во взглядах, — объяснил Слим. — Мы надеялись исправить ситуацию чем-нибудь приличным, но не слишком убойным.

— Говорят, магнолия в цвету страх как хороша.

— Но ее не так уж приятно курить, — уже взволнованно произнес мой брат, подняв деньги с прилавка и хватив пачкой о его край. — Нам что, поискать в другом месте?

Видимо, в следующий миг солнце скрылось за тучкой; во всяком случае, лицо Добряка Уильяма заметно потемнело. Казалось, он вытянулся вверх и напряг все жилы, сразу сделавшись похожим на готовую обрушиться на нас волну прилива.

— Могу я перемолвиться словечком с Циско? — Парни переглянулись, но отшатнулись, стоило Вилли рявкнуть: — Наедине!

— Я что-то не так сделала? — спросила я, гадая, не стоило ли и мне бежать прочь со всех ног. — Я отнесла цветы в больницу, как ты и просил.

— Знаю, — сказал Добряк, все еще хмурясь, глядя куда-то через мое плечо. — Роуз звонила, чтобы поблагодарить.

— Правда? — мой голос дрогнул. — И это все?

— Не-а. — Этим словом Добряк Уильям подвел черту под беседой о своей подруге-взломщице. Лицо его немного смягчилось, когда он выдернул руки из пуховика. — Скажи, когда мы сможем о них позаботиться?

Я уже позабыла про его ногти, но быстро нашлась, сказав, что в последнее время была немного занята. Про неумелый налет на банк я решила не распространяться, рассудив, что, введи его Роуз в курс событий, Вилли, наверное, выскочил бы из-за прилавка при нашем приближении. Вместо этого я опустила взгляд на свои часики.

— Можем заняться этим прямо сейчас, если хочешь.

Его ладони вмиг зарылись обратно в карманы.

— Можно сделать это у тебя дома?

— Не получится. То есть можно, но… — Я объяснила ему про наше соглашение с домовладельцем и показала визитку, которую выдал мне Картье. Добряк Уильям крутил ее в пальцах, пока я объясняла, что сделка решила наши финансовые проблемы, но отныне если ему захочется отполировать свои ногти у нас, то придется делать это под пристальным взором веб-камеры.

— Если говорить о моем бизнесе, — наконец сказал он, — мне становится не по себе, стоит только подумать о слежке.

— А нам придется привыкать.

Добряк отвернулся, чтобы бросить взгляд вдоль цветочных лотков, и на этот раз я последовала его примеру. Павлов со Слимом, явно в расстроенных чувствах, крутились на дальней кромке тротуара. Они то появлялись, то исчезали за потоком пешеходов, радующихся погожему деньку.

— Ну и как жизнь под одной крышей? — поинтересовался Вилли. — Ладите вы трое?

— Да, — ответила я, может быть, слишком поспешно, потому что, снова обернувшись к Уильяму, обнаружила на себе его испытующий взгляд. Он ждал продолжения. — Все отлично. Выли перебои с деньгами, но теперь все пойдет как по маслу, раз уж нам больше не нужно беспокоиться об аренде.

Взгляд Добряка Уильяма приковало что-то находившееся над другим моим плечом.

— Постарайтесь не ссориться, — сказал он с отсутствующим видом. — Даже золотые рыбки могут однажды наброситься друг на дружку.

— Не может быть, — сказала я, улыбаясь. — Или все-таки могут?

— Я бы точно разорвал всех вокруг, попади я в аквариум. — Вилли кивнул в сторону нашего дома. — Вот бы Кензо разозлился.

Я развернулась на месте, встревоженная этим именем. Картье все еще виднелся между прилавков: он так и стоял перед нашей калиткой, только теперь шептался с изможденным уроженцем Востока. В прическе этого человека виднелись перья, а руки порхали так же быстро, как и его язык. Насколько я могла судить, единственным его украшением были только скверные татуировки. Скверные в том смысле, что они, кажется, сплошь покрывали руки от запястий до коротких рукавов белой футболки. На таком расстоянии казалось, что эти руки покрыты чешуей. Сходство усилилось, когда Добряк пояснил:

— Кензо принадлежит «Рыбий глаз».

— А что это такое? — спросила я, недоумевая, с чего вдруг этот человек так размахался руками.

— Рыбная лавка, где ничего не купишь. Забыл, как это правильно называется.

— Аквариум?

— Вроде того. Там можно увидеть самые редкие виды, какие известны человеку. Такие жуткие Уродины, не поверишь.

— Ты видел?

Двое собеседников, стоявших у нашего дома, повернулись к эркеру. Картье показывал куда-то кончиком сигары, а его подручный стоял рядом, заложив разукрашенные руки за спину.

— У Кензо на каждый аквариум наставлено по веб-камере. Зайди на его сайт, сама увидишь.

— Так вот зачем он здесь! — сообразила я.

— Сдается мне, вы с Кензо снимаете жилье у одного и того же человека, как почти все в округе.

— Включая и тебя?

— Скажу напрямик: я признаю только одного домовладельца. — Когда Вилли произнес это, я повернулась, едва не ткнувшись лицом в самый пышный букет на всем белом свете: анемоны, васильки и травы всех видов, которые Добряк успел увязать вместе, пока я стояла отвернувшись. Это было роскошное зрелище, и я зарделась, услышав, что это великолепие — для меня одной. Скромно улыбнувшись, Добряк Уильям обвел одним широким жестом небесный свод над нашими головами. — Не зря провидение послало нам такой чудесный денек, так отчего не послушаться? Бери деньги и постарайся потратить их с умом.

— К десяти мне нужно быть на работе.

— Так позвони и скажи, что заболела. Никто и не узнает.

— Думаешь, стоит?

Внезапно лицо Вилли потускнело, и я поняла, что ребята решились-таки вновь присоединиться ко мне. Правда, они старались держаться подальше от Добряка и букета, словно опасались, что их будут бить.

— Ты возьмешь цветы? А то я начинаю обижаться, — сказал Вилли.

— Я должна тебе что-нибудь?

— Только уважение, — твердо ответил он. Приняв букет в руки, я с облегчением увидела, как на его лицо вернулась улыбка. — А теперь давай звони в свою контору, девочка, и оттянись сегодня по-крупному! Наслаждайся, пока можешь: начиная с завтрашнего дня тебе уже будет невдомек, кто забрел на твой огонь.

 

19

— Мы уже в эфире, как ты думаешь? — спросил Слим, едва я успела прикрыть за собой входную дверь. Он щелкнул выключателем, и мы втроем принялись озираться, задрав головы, неуверенно топчась в прихожей и моргая не успевшими привыкнуть глазами, хотя яркий свет, заливший коридор, исходил не только от лампы.

— Забудь ты про веб-камеры, — сказала я. — Ты уверен, что мы попали в нужный дом?

Мы вернулись ровно в полночь. Закатились внутрь, словно дружная ватага гуляк, вернувшихся с длившегося весь день карнавала. Первым через порог шагнул Слим, и хоть было очень темно, я могла бы поклясться, что он распахнул дверь, боднув ее лбом. Павлов шаркал вслед за ним, а я шла сзади, оберегая букет, который таскала с собою весь день. Слегка увядший и отчаянно нуждающийся в воде, но тем не менее излучающий тепло. Цветы были в хорошей форме, давая фору ребятам, которые успели изрядно пощипать липкий довесок, прилагавшийся к букету. Я ничего не могла с этим поделать. Пусть развлекаются, облегчая ношу, которой снабдил меня наш флорист и дилер, но при условии, что будут таскать мои покупки. Короче, на них легла двойная нагрузка. В коридоре, впрочем, Слим и Павлов заметно приободрились, приведенные в чувство ароматом свежей краски. Со стен исчезли царапины, куда-то делся ковер. Картье упоминал, что собирается обновить первый этаж, но это было просто замечательно.

— Неплохо, — вторил Павлов восторженному свисту Слима. — Голые половицы гораздо легче содержать в чистоте.

— У меня ощущение, что у нас побывали какие-то доброжелательные взломщики, — сказала я, осторожно продвигаясь вперед, словно в арт-галерее. — Потрясающе.

— Картье неплохо поработал. — признал Слим. — У мужика есть вкус.

— Вон она, — сказал Павлов, первым заметивший веб-камеру. — Над дверью кухни.

Камера напомнила мне золотое яичко. Линза объектива утоплена в полусфере, а торчащий сзади кабель исчезает в штукатурке. Вся штуковина держалась на стене благодаря металлической скобе-вилке. Глядя на нее, я внезапно почувствовала себя и впрямь скованно.

— Уже снимает? — спросила я, на всякий случай поправляя прическу.

— Похоже на то. — Слим глянул на часы, чтобы убедиться, что час «Икс» настал. — Отныне нам остается только привыкнуть к ним.

— Сначала я все-таки отолью, — пробормотал Павлов и направился наверх.

Слим повернулся ко мне. Утомленные глаза его покраснели, но дьявольская искорка все еще сверкала сквозь усталость.

— Быть может, совершим экскурсию? — предложил он, протягивая мне руку.

То, что мы увидели, стало кульминацией дня, о котором можно только мечтать. «Ни в чем себе не отказывайте», — сказал Картье, и с его деньгами мы действительно на славу повеселились. Я радовалась, что Добряк Уильям убедил меня насладиться жизнью, хотя и отнесся к затее нашего домовладельца несколько прохладно. Для моего брата высшим шиком стало посещение фантастически оборудованного туалета в ресторанчике, куда мы забрели на ланч. В свою очередь, Слим смог отточить навыки кровопускания, наткнувшись на только что открывшийся в одном из местных подвалов салон видеоигр «Перезагрузка». Не уверена в названии: признаться, я успела только мельком взглянуть на вывеску, прежде чем Слим лишил меня солнца, потащив знакомиться с внутренним убранством заведения.

Длинный ряд каменных ступенек привел нас в нечто похожее на переоборудованный склеп. Обстановка напомнила мне полный набор декораций какого-нибудь фантастического триллера: я разглядела в глубине хромированную стойку бара и тускло светящиеся трубки над головой. В этом подземелье все вращалось вокруг четырех гроздей мониторов, расставленных экранами наружу. Каждую гроздь облепляли индивидуумы мужского пола, что заставило меня задуматься: существует ли болезнь под названием «компьютерная зависимость»? Слим сказал, что они играют в игру под названием «Нация убийц», хотя вскоре я перестала прислушиваться к его оживленному комментарию. Вместо этого я мысленно вернулась на поверхность — точнее, в тот обувной магазинчик, что был через дорогу, — а уже через минуту оказалась там во плоти. Слим решил остаться и провести время в компании таких же, как он, светоненавистников, пока я совершаю покупки, что вполне меня устраивало. Правда, я засомневалась, насколько нормально для вполне взрослого человека самовыражаться в подобном мире фантазий, но разрешение Слиму сейчас заняться чем душа пожелает гарантировало, что он не станет возражать потом, когда мы воссоединимся, так что я продолжу убивать время по собственному разумению.

Что же до Павлова, то он вышел из уборной настолько умиротворенным, что был только счастлив отдаться на милость стихии. И не проявил видимого недовольства, когда мы со Слимом превратили остаток дня в свидание, — и это мой брат, который приложил столько усилий, лишь бы свести на нет наши отношения! Впрочем, именно Павлов заставил меня взвесить свои чувства к его соседу, пока мы приходили в себя в машине, спешившей прочь с места неосуществленного преступления. Я даже начала подозревать, что такой странный способ Павлов избрал, надеясь свести нас как можно ближе: однажды признав, что влюбилась, я теперь не могла дождаться подходящего момента, чтобы рассказать об этом самому Слиму. Мне захотелось поделиться с ним немедленно, когда мы вновь оказались дома наедине, но слишком многое зависело от правильно выбранного момента. Ведь, однажды прозвучав, эти слова уже никогда не обретут прежний вес, и я отчасти надеялась, что Слим произнесет их первым.

Войдя в кухню, мы ощутили себя на страницах модного журнала о правильном образе жизни. Здесь тоже похозяйничал наш домовладелец, и теперь у нас появились начищенные столешницы и шикарные шкафчики для посуды, мойка «Белфаст» и высоченный холодильник о двух дверцах. Яркий свет и клубящийся пар в его недрах заставляли думать, что там хранятся райские лакомства, не больше и не меньше.

— Это слишком круто, чтобы быть правдой, — сказала я. — В чем же подвох?

Слим вытащил из холодильника одну из тех крошечных лоханочек с йогуртом, форма которых, как предполагается, заставляет человека регулярно употреблять их содержимое, и ткнул ею в веб-камеру в углу за нами.

— Весь подвох в том, что я теперь больше не смогу таскать продукты с полок Павлова или поглощать их за столом. По крайней мере, без свидетелей.

Стол фактически остался едва ли не единственным предметом, которого не коснулись перемены, и в некотором роде это было отрадно. Хотя если он и казался слегка потрепанным жизнью в сравнении со всей этой блестящей новизной, старый стол тем не менее давал понять, что все это великолепие наше, что это мы тут живем.

— Картье ничего не упустил, — признал Слим, когда я хорошенько осмотрелась по сторонам. — Иногда меблировка в показательных домах выглядит слишком уж безупречной. Они смотрятся мило, но в них не создается ощущения обжитого пространства, и это может затруднить продажу. Если говорить о виртуальном мире, то любой зритель ошалеет, войдя через парадную дверь, но они почувствуют себя куда лучше этажом выше. Будем надеяться, что наши спальни выглядят по-прежнему. В конце концов, очень многим как раз отступление от идеала и дает возможность почувствовать себя как дома.

Теория Слима казалась вполне разумной, и я могла понять, почему она неприменима к гостиной, где мы обнаружили его старый диван, затмевающий все прочие красоты.

— Глянь-ка! — Слим вошел, совершая обороты вокруг оси. — Ты только посмотри на это!

Свет был погашен, но из-за занавесок пробивалось бледное свечение уличных фонарей. Достаточно, чтобы я заметила, что это уже никакие не занавески, а шикарные портьеры. В тени явно скрывались и другие перемены, так что мне показалось, будто мы украдкой заглядываем под обертку подарка, который предстоит развернуть только утром.

— Пожалуй, я согласна называть все это своим домом, — вторила я, оглядывая изысканные абстракции, сменившие на стенах безвкусный китч.

Слим рухнул на диван. Я видела, как его взгляд остановился на лакированной стойке прямо впереди, с телевизором сверху и игровой консолью, аккуратно выложенной на нижнюю полочку. Этого оказалось достаточно, чтобы Слим тут же оказался перед нею на коленях.

— Картье даже распутал провода, — восторженно объявил он и нащупал клавиатуру в собственной нише. — Этому парню точно известно, как сделать меня шелковым.

Когда Слим вернулся, я уже сидела на диване, радуясь возможности вытянуть наконец ноющие от ходьбы ноги.

— Может, отправимся спать? — спросила я, прижимаясь к нему в тусклом свете. — Знаю, там нет ничего нового, но сейчас мне хочется поближе познакомиться с нашей кроватью. Под покровом ночной тьмы, естественно.

— Конечно, — кивнул Слим, но вместо этого защелкал по клавиатуре. — Только сначала я хочу взглянуть еще кое на что.

— На что именно? — спросила я, когда экран ожил.

Лишь когда тот осветился полностью, я заметила прямо над ним веб-камеру. Но сообразила, какое шоу нам предстоит увидеть, не раньше чем Слим ответил:

— Я хочу посмотреть на нас.

 

20

Щелк-щелк по клавишам, и мы со Слимом приготовились узреть, куда выведет наш новый адрес. Мой друг сидел, нога на ногу, держа клавиатуру на колене, и делал вид, будто недоволен, что я ерошу ему волосы.

— Ты готова?

— Посмотрим, есть ли дома кто-нибудь, — сказала я.

Картинно занеся палец, Слим ткнул в волшебную кнопку. Окошко браузера побелело, и на экране возникла страничка-приветствие:

caminside.co.uk

Жилье для тех, кто ценит уют

Один из домов открыт для осмотра

(договариваться о времени визита не обязательно)

Прихожая Приглашаем спонсоров!

Гостиная Приглашаем спонсоров!

Кухня Приглашаем спонсоров!

Лестница Приглашаем спонсоров!

Спальня 1 Приглашаем спонсоров!

Спальня 2 Приглашаем спонсоров!

чат

послать сообщение

зарегистрироваться

Какое-то время мы оба не могли произнести ни слова. Просто изучали меню, гадая, как именно нас подадут на стол.

— «Для тех, кто ценит уют»? — покачал головой Слим. — Получается, мы просто компания домоседов?

— Наверное, так и было задумано. Ни один спонсор не захочет выкладывать денежки за камеру, которая будет снимать пустоту.

— Всякий, кто заявляет, что якобы ценит уют, — продолжал он, — на самом деле просто помирает со скуки.

— И что дальше? — спросила я. — Предположим, не все посетители разделяют твой скептицизм.

Слим сказал: «Смотри», и нацелился на вторую по счету камеру. Внезапно на экран выскочило новое окно, в котором тут же появились мы: Слим и я. Поначалу картинка дергалась, но довольно быстро обрела устойчивость.

— Проклятье! — вскричала я, вскакивая с дивана, и состроила гримасу, когда изображение последовало моему примеру. — И сколько народу нас сейчас видит?

Камера выбрала ракурс сверху, а уличный фонарь подсвечивал нас на манер театрального софита.

— По меньшей мере, мы с тобой смотрим, — сказал Слим. — Сотрудники Пятого канала, наверное, места себе не находят.

— Пятый канал показывает обнаженку, — напомнила я, — а мы — нет.

— И еще: мы не транслируем звук, — добавил Слим, проверяя громкость при помощи пульта. — Для нас это большой плюс, а вот специалисты читать по губам автоматически получают немалое преимущество.

— Наверное, там и такие водятся. — Сказав это, я осознала, что прикрываю рот ладонью. — Откуда нам знать?

Слим опустил курсор на иконку чата, открылось новое пустое окно.

— Ну, здесь царит молчание, — сказал он. — Просто еще рано. Сайт и работает-то всего несколько минут.

— Может, они стесняются?

— Пока что, — уверил меня Слим, закрывая окно чата, — мы здесь совершенно одни.

Я попросила его кликнуть на расположенную рядом иконку регистрации, мне было интересно узнать еще что-нибудь. Всплывшая страничка умоляющим тоном попросила нас оставить адрес своей электронной почты. Это означало, по версии сайта, что мы сможем получить «еще больше потрясающих подробностей» о портфеле недвижимости Картье. Но мне почему-то не захотелось оказаться первым номером в его списке.

— Не желаю общаться с нашим домовладельцем больше, чем это необходимо, — заявила я.

— Ты чертовски права. — Слим устроился рядом. — В каждом договоре о найме имеется неписаный пункт, обязывающий жильца принимать все меры, чтобы не оказаться дома в день выплаты аренды.

— По крайней мере, мы можем больше не волноваться об этом.

— Нам вообще мало о чем теперь стоит волноваться. — Слим еще немного потыкал в клавиши, и на экране вновь появилось окошко веб-камеры, а в нем — мы сами. — Прямо сейчас мы можем заняться, чем пожелаем, и никто нас не увидит.

Телевизионный Слим повернулся ко мне с плутовским выражением лица.

— Я все вижу, — предупредила я, но Слим не сбавил обороты. — Ну, прекрати. Не перед камерой… хватит!

Звук спускаемой наверху воды заставил нас обоих прийти в себя. Я отодвинулась от Слима и разгладила платье, тогда как Слим, наплевав на свой внешний облик, ухватился за клавиатуру и быстренько переключился на камеру над лестницей.

— Вот он, наш орел! — объявил он, когда на экране показался Павлов, покидающий туалет. — «Гвоздь» шоу.

Мой брат бочком вошел в ванную. Было слышно, как наверху потекла в ванну вода, затем последовали сердитые скребущие звуки.

— Долго ж он там сидел, — отметила я и почувствовала, как Слим рядом кивнул.

Павлов вновь вышел на лестницу, явно не избавившись от беспокойства. Громовой стук бегущих ног чуть опередил его появление в гостиной: наш «любовный хирург» с лицом, соответствовавшим поступи.

— Здесь побывали строители.

Слим вопросительно уставился на него и ответил, что мы знали об этом и раньше.

— Люди Картье. Кензо и монтажники. Если травка плохо влияет на твою память, Павлов, я думаю, тебе больше не следует курить.

Падавший из коридора свет бил мне в глаза, но я все же сумела разглядеть гнев на лице своего брата.

— Они воспользовались нашими удобствами, — объяснил он.

— И что с того?

Циско, строители и туалет не совместимы.

— Кто-то забыл спустить воду? — спросил Слим.

— Судя по луже, которую мне пришлось вытирать, не думаю, что они видели в этом большой смысл.

— Отвратительно! — поморщилась я.

— Зачем разводить грязь? Почему нельзя делать это сидя, как все нормальные люди? — Когда мой брат произнес это, Слим даже бросил перещелкивать веб-камеры. Я видела, как на его лице зарождается улыбочка, но Павлов еще не кончил. — И вы ни за что не угадаете, куда они засунули этот сервер.

— Да ну? — удивилась я. — В бачок унитаза, что ли?

— Я даже не замечал его, пока не выгреб грязь. Обернулся, чтобы присесть, и увидал: жужжит себе, прямо на полочке над дверью.

— Ты так говоришь, словно он забыл запереться, — заметил Слим.

— Не смешно, — отрезал Павлов. — В контракте с Картье особо оговорено: туалет вне посягательств, как и ванная.

— Речь шла о веб-камерах, — уточнила я. — По сравнению с бесплатным проживанием, сервер на полке — скромная уступка.

— Но у меня не получилось пописать, — запротестовал мой брат, — почти совсем. Надо мной нависла эта штука, со всеми своими огоньками, проводками и переключателями.

— Она ничего не видит, — сказал Слим. — Только обрабатывает данные.

— Да, и я уже не могу спокойно зайти в сортир.

Сменив тактику, Слим попросил Павлова шагнуть в кадр.

— Дай людям рассмотреть себя, дружище. Ты стоишь в «мертвой зоне».

— Если не возражаешь, я останусь на месте. Мне гораздо удобнее балансировать на грани…

— …унитазных сидений, — тихонько подсказал Слим и переключился обратно на гостиную. — Брось переживать, лучше приколись. Все не так уж плохо. Честно говоря, вообще ничего не видать. — Я подобрала ноги и, вытянув шею, ткнулась головой в плечо Слима.

— Слушайте, мне пора баиньки, — сказала я. — Мне почему-то кажется, что скучать без нас никто не станет.

Павлов выразил несогласие, с ужасом тыча пальцем куда-то нам за спину:

— Черт, а это еще что такое?

Мы со Слимом подпрыгнули на диване: в сумраке гостиной вдруг зашевелились ослепительно яркие красные точки. Я инстинктивно пригнулась, сразу почувствовав, что Павлов рухнул на диван рядышком, и не успела моргнуть, вдохнуть или взвизгнуть, как Слим уже вскочил и уставился на огоньки. Мы с братом последовали его примеру, понемногу высунув головы из-за спинки. Теперь я видела, что источник красного света укреплен где-то над окном.

— Телеграфное табло, — предположил Слим, — совсем как на фондовой бирже или стадионе.

Я поняла, что он прав, как раз когда световые точки уехали куда-то вбок, оставив непроглядную черноту, почти сразу же ожившую вновь: цепочка слов, ползущих справа налево.

ДОБРО… ПОЖАЛОВАТЬ… ДОМОЙ… Я… ВАС… НАПУГАЛ?

— Оно говорит с тобой, Слим! — Павлов похлопал друга по плечу. — Принеси себя в жертву.

— Почему я?

— Ты хоть что-то смыслишь в подобных вещах.

— А как же наш великий советчик? — с раздражением парировал Слим прямо в лицо Павлову. — Парень, у которого на все случаи жизни есть готовые решения?

ГОВОРИТ… ФРЭНК

— Это Картье, — сказала я, растаскивая их. — Смотрите.

ПОСЛЕДНЯЯ… ПРОВЕРКА… СИСТЕМЫ

— В любую минуту, — шепнул Павлов, — этот дом может унестись в космос.

ХОРОШО… ВЫГЛЯДИТЕ… РЕБЯТА

— Я всегда был фотогеничен, — заявил Слим, бросая первую подвернувшуюся реплику, лишь бы совладать с неожиданностью.

В себе я такой уверенности не находила. И поэтому вздохнула с облегчением, поняв, кто наблюдает за нами, но следующее ползущее по табло сообщение вновь заставило меня съежиться на диване с прижатой к коленям подушкой:

НО… ЦИСКО… ВСЕ… РАВНО… ВЫГЛЯДИТ… ЛУЧШЕ

Слим присел рядом и попросил повременить круглить аппаратуру ногами:

— Он всего лишь честен.

— Пусть тогда помолчит на мои счет, — предупредил Павлов.

— Чем он и занимается, — сказал Слим, вновь завладевая клавиатурой. Курсор подъехал к иконке «Послать сообщение». — Глядите сюда.

СООБЩЕНИЯ

Скажите жильцам «Привет!» и наблюдайте за камерой над диваном

Одно условие — фильтруйте базар!

— Почему на душе у меня так погано? — спросила я.

— Вспомни о квартплате, — порекомендовал Слим.

— Все только это и твердят! — Оторвавшись от дивана, Павлов повернулся к веб-камере спиной. Он изучал табло, мысленно подводя итоги, но потом сдался, уступив хорошему долгому зевку. — Пойду-ка я спать. — Запястья вылезли из манжет, когда зевок перешел в сладкое потягивание. — Только сон поможет мне уместить все это в голове.

Когда Павлов уже опускал руки, моего брата омыла теплая волна розового света:

ПРИЯТНЫХ… СНОВИДЕНИЙ… ПАВЛОВ

Павлов застыл как изваяние, словно увидав Медузу Горгону.

— Откуда Картье знает, что я собрался в кровать?

Слим привлек наше внимание к экрану, напоминая, что зрители еще с нами.

— Если только ты не собирался исполнить кувырок назад, — сказал он, — это совершенно очевидно.

Павлов оглядел свои широко раскинутые руки и уронил их, уступив силе земного притяжения. По-прежнему стоя спиной к веб-камере, он поднял средний палец. Достаточно высоко, чтобы показать его табло, но не достаточно, чтобы это заметил кто-нибудь, кроме нас.

— Спокойной ночи, скотина, — сказал он, согретый этой маленькой победой, а затем повернулся к двери. — Я выхожу из кадра.

Мой брат не дошел еще и до подножия лестницы, а пальцы Слима уже запорхали над клавишами. Не нужно было ломать голову, чтобы понять, почему он так спешит.

— О, перестань, — сказала я, не удержав тихий смешок. — Павлов съедет с катушек, если узнает, что мы шпионили за его спальней.

— Долой шпиономанию, — возразил Слим. — В киберпространстве это называется «коллективные переживания».

Шаги над нашими головами получили наглядное подтверждение: на экране Павлов вошел в спальню. Угол обзора камеры захватывал его матрас, но не тут-то было. Как я поняла, брату это не понравилось, и он сразу потащил свою постель прочь из рамки кадра.

Павлов предупреждал, что так и поступит, — сказал Слим.

— А это разрешено? В контракте говорится, мы не должны пересматривать заведенные привычки и менять жизненный уклад.

— Значит, Павлов решил переставить мебель в комнате. Все делают это время от времени. Это вполне естественно, а именно этого ждет от нас Картье.

Я бросила взгляд на потолок, улыбаясь звуку перетаскиваемой кровати.

— Умный ход, — сказала я и прильнула к Слиму. — Уж точно получше налета на банк.

Слим обнял меня рукой, прижав покрепче.

— Хуже этого может быть разве что сочинение колонки с советами подросткам.

— Это не так уж сложно. Рада, что смогла ему помочь.

— Павлов еще дергается, — сказал Слим. — Боится, что редактор заподозрит, будто колонка написана женщиной.

— Но как? Только потому, что я писала от чистого сердца?

Молчание. Видимо, именно поэтому. Как раз в это время Павлов вернулся в кадр за рамой от кровати.

— Мне не по себе при мысли о том, что моя девушка вынуждена жить в таких условиях, — признался Слим.

— В каких еще условиях? С двумя парнями, которые вечно ссорятся, хотя души не чают друг в друге, не говоря уже о домовладельце с длинным носом?

— Мой нос длиннее, — фыркнул Слим. — И я вовсе не обожаю Павлова.

— Еще как обожаешь. Не стесняйся выражать свои эмоции.

— Мы едва выносим друг друга. Насколько я могу судить.

— Ты ничем не лучше его, — поцокала я языком. — Неужели нельзя хоть изредка проявить чуточку открытости и искренности?

— Можно, — сказал он, — если мне от этого есть хоть какая-то выгода.

Шутливый толчок ему в грудь, и мы оба повернулись к экрану. Теперь только краешек матраса остался в кадре, но затем на экране опять появился Павлов, волокущий стол. Несколько минут спустя, снова подключив компьютер, он поправил коврик для мышки, надел колпачки на ручки и привел в порядок остальные рабочие принадлежности автора колонки советов читателям. На этом переезд, кажется, был завершен.

— Нет, ты только глянь, — сказала я. — Он даже не забыл покормить Морских Дев.

Слим еще раз потянулся к клавиатуре и закрыл окошко веб-камеры.

— Думаю, мы видели достаточно, — сказал он, все еще печатая. — Картье тоже.

Теплое свечение со стены над экраном заставило меня поднять глаза.

ГЛЯДИ… СЮДА

— Кто это написал? — спросила я. — Еще одно послание от Картье? Только не говори, что он до сих пор за нами наблюдает.

— Вполне возможно, — отозвался Слим, щелкая по клавишам двумя пальцами. Он нажал «ввод», табло очистилось, и комната вновь расцветилась красным. Как и я сама, признаться, стоило мне прочесть послание Слима. — И сейчас, — добавил он, — мне наплевать на всех, подключись к нам хоть все киберпространство.

СЛИМ… +…ЦИСКО… =

— В ход пошли математические символы, — заметила я и оторвалась от созерцания виртуального граффити, чтобы ухватить его за подбородок и развернуть к себе. Я была рада игре: она позволяла вытащить из Слима еще что-нибудь. — В детском саду это считалось хорошим знаком.

— И теперь еще считается.

Улыбаясь, он опять уставился на экран, но я требовала полного внимания.

— Что я недавно говорила о чуточке искренности? — напомнила я. — Почему бы тебе не попробовать? Подставь слова вместо символов. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Ну ладно: ты мне нравишься. — Слим кашлянул, прочищая горло. — Очень.

— Так же, как ты — мне?

— Не знаю, — сказал он, изучая мои глаза. — А насколько я тебе нравлюсь?

Мои губы легонько коснулись кончика его носа. Я подержала его лицо в ладонях и затем нащупала воротник гавайской рубашки. Притянула поближе, ухватившись за пальмы.

— Я не боюсь выражать свое мнение.

Подумав, Слим улыбнулся:

— А я надеялся, что ты выразишь мое.

Я отодвинулась на дюйм, получив чуть больший обзор. Мне-то было известно, как я отношусь к Слиму. К тому же мое сердце рвалось выложить это ему: казалось, там завелся щенок, шустрый и неуправляемый. Но что если я открою карты, а Слим окажется к этому не готов? Не испорчу ли я все, если выпушу свой заряд, или он как раз этого и дожидается? Я заглянула ему в глаза, но не увидела там ничего, кроме собственного отражения.

— Напрасные надежды, — сказала я, отчасти в шутку. — Ума не приложу, что там творится, в твоей голове.

— Может, то же, что и в твоей? — предположил Слим.

— Ты так думаешь?

— Думаю, — кивнул он. Затем, похоже, до Слима дошло, что он сказал. Мысли его растянулись, и рот — вместе с ними. — Но не в смысле свадьбы, если ты понимаешь, к чему я клоню. Не хочу сказать, что этого не произойдет… когда-нибудь… конечно, я могу представить, как затягиваю этот узел рано или поздно…

Я коснулась его губ пальцем и держала там, пока Слим не оставил попытки что-нибудь еще добавить. Я освободила его, лишь когда единственным возможным продолжением мог стать поцелуй.

— Давай не будем портить момент, — предложила я, когда Слим отвлекся, чтобы снова попытаться все объяснить. — Не желаю слышать признаний, продиктованных надеждой куда-то попасть.

— О, я уже там! — Слим сверкнул глазами, воздевая их ввысь. Я рассмеялась, вторя ему, но тем не менее первой отправилась наверх. Как и Павлов, первым делом мы передвинули кровать — возможно, с меньшей точностью, зато гораздо энергичнее.

 

21

Первой звездой, приглашенной на наше шоу, стал Добряк Уильям. После нескольких дней пребывания нашего дома в Сети установленная на кухне камера начала выдавать в эфир весьма странную картинку: великан в сотню кило весом вверяет моим заботам свои ногти. Должна вам сказать, далеко не всякий мог видеть картину целиком: Добряк настоял, чтобы на протяжении всего маникюра его руки оставались вне кадра. Отсюда и слегка взволнованный вид Вилли, который сидел за кухонным столом, казалось бы, в полном одиночестве. Он не отрывал зачарованного взгляда от объектива, словно поклялся выиграть состязание в гляделки с невидимыми зрителями.

— У меня нет в зубах застрявших кусочков пищи? — шепнул Добряк уголком рта.

— Не заметила. Тебя никто не слышит, Вилли. Расслабься.

— Ничего нет хуже, чем кусочки пищи меж зубов, — заявил он уже громче, но все еще явно нервничая.

— Не считая запущенных ногтей, — поправила его я. — Хочешь, займемся потом педикюром?

Добряку пришлось посмотреть мне в глаза, чтобы удостовериться, что я шучу. Так или иначе, но собранные на углу стола лосьоны и стаканчик с ногтечистками заставили его не без тревоги во взоре вернуться к созерцанию камеры. Благодаря моему брату нам удалось четко поделить наше жизненное пространство на две части — «видимую» и «невидимую». Павлов провел добрых два часа, размечая в доме все «мертвые зоны» до единой. В результате на полу кухни пролегли две полоски красного скотча, расходящиеся из точки, расположенной прямо под камерой. Даже стол был размечен, что оставило мне уголок для работы с ногтями Вилли — там, где это не нанесло бы удар его репутации. Подобным же образом мой брат разбил на сегменты каждую комнату, кроме ванной и уборной, отделив то пространство, где мы жили в кадре, от пространства, где мы жили по-настоящему. Находиться в доме стало гораздо проще, но Вилли все никак не мог привыкнуть.

— Когда вернутся твои молокососы?

— Это ты заставил их уйти, — напомнила я, откидываясь на спинку стула. Последние десять минут я сосредоточенно обрезала и чистила ему ногти. Стоило удалить глубоко въевшуюся грязь, и они заблестели, как осколки древнего фарфора, извлеченные из археологического раскопа. У Добряка Уильяма были довольно красивые кисти рук. Ничего изящного или утонченного, вовсе нет, но уже в том, что он доверил мне эту процедуру, было нечто трогательное. Судя по всему, Вилли мало кого подпускал на достаточно близкое расстояние, чтобы можно было внимательно разглядеть сизые узлы на суставах пальцев. Я невольно призадумалась: уж не сунул ли он их, скрутив в кулак, под нос Слиму и Павлову?

— Что ты им такого сказал? — спросила я. — Уж больно быстро они слиняли.

— Обошелся без грубостей, — был ответ. — Не имею такой привычки.

На Добряка Уильяма я наткнулась, возвращаясь с работы. Залитый уже довольно низко висящим солнцем, цветочник поджидал меня у калитки, хотя Слим с Павловым были дома. Вилли не сказал напрямик, что ему нужно, но вскоре цель его визита сделалась очевидной. Я догадалась хотя бы по тому, как тщательно он избегал и темы ногтей, и моего взгляда, вместо этого болтая о прогнозе погоды, но не бросив при этом на небо ни единого взгляда. Лишь когда я предположила, что настал подходящий момент раздобыть пилочку для ногтей. Добряк оторвал наконец глаза от своих шнурков. Он напустил на себя суровый вид, только когда мы вошли в дом. Стоило ему перекинуться с мальчишками парой слов, и через считанные секунды те уже выбегали из двери, даже не попрощавшись. Подравнивая кожу вокруг ногтя, я сказала:

— Тебе и вправду не стоит беспокоиться о том, что подумают люди. Мой брат кромсает ногти, пока не выступит кровь, а Слим женских черт своей натуры даже не скрывает. Утром насилу упросила его вернуть мою ленту для волос. Расстаться с нею не мог, представляешь?

Вилли отвернул лицо от веб-камеры и с полминуты молча разглядывал меня.

— Кровавая Роуз считает, что ты могла бы найти себе парня и получше.

Вот тебе раз. Вообще-то я не собиралась критиковать Слима и не ждала ответа. Просто хотела, чтобы Добряк немного расслабился, а вместо этого напряглась сама.

— А что о нем знает Кровавая Роуз? — осторожно спросила я, надеясь, что это не станет приглашением к лекции о преступлении и наказании.

— Спроси лучше, чего она не знает, — усмехнулся Вилли, завладев моим вниманием. — Она большая поклонница caminside.

— Роуз была на нашем сайте?

— Она готова смотреть что угодно, только бы не глазеть на пациентов, проходящих мимо ее палаты. Одному только богу известно, откуда у нее ноутбук. Был я у нее тут как-то, так Роуз отложила книгу, которую я дал, и загрузила сайт, чтобы побыть с вами.

Настала моя очередь уставиться на объектив. Мне довольно быстро удалось стряхнуть ощущение, что на меня кто-то смотрит, я сумела установить психологическую ширму между собой и зрителями, но теперь, когда по ту сторону обнаружилось знакомое лицо, все переменилось. Я почувствовала себя театральной актрисой, которая незаметно косится в темноту между двумя софитами, и внезапно озадачилась вопросом: какого черта Роуз это нужно?

— И что, видела она что-нибудь?

— В основном причиндалы твоего бойфренда, — прямо сказал Вилли. — Ты бы посоветовала ему по утрам, когда он подсаживается к компьютеру, потуже завязывать пояс на халате.

Чувствуя, что на этом тема не будет закрыта, я решила вступиться за честь Слима. С халатом я разберусь, тихонько спрячу куда-нибудь эту чертову тряпку.

— Ему здорово досталось в последнее время, — сказала я. — Слим впустил меня в дом, когда мне некуда было идти, и в ответ я стараюсь поддержать его, пока он не вернется на твердую почву.

— С помощью компьютерных игр?

— «Денежный залп» не просто игра. На карту поставлен миллион.

— А заодно можно все дни напролет смотреть на то, как выдуманная красотка размахивает титьками.

— Ее зовут Мисти Вентура, — сообщила я, после чего решила, что тут Слима защищать нечего. — Знаешь, чем дольше я гляжу на парней, сидящих перед экраном этой игрушки, тем меньше она мне нравится.

— Роуз говорит, твой мужик с нею проводит больше времени, чем с тобой.

Я как раз придавала форму ногтю и едва не оттяпала Вилли кусочек пальца.

— Мисти не настоящая, — сказала я, отчасти чтобы напомнить об этом самой себе. — Не думаю, что мне стоит ревновать.

Пожав плечами, Добряк Уильям вернулся к созерцанию объектива, и вскоре его лицо заметно помрачнело. Еще примерно с минуту я молча обрабатывала его ногти укрепляющим маслом, жалея, что Роуз не оставила свое мнение при себе.

— Я чувствую себя рыбой, — произнес он вдруг с неожиданным пафосом. Я едва закончила возиться с первой рукой, но Вилли не желал сидеть смирно. — Рыбкой в банке, где вместо воды — дурные вибрации.

— Не нервничай, — сказала я. — Хочешь иметь красивые ногти, постарайся расслабиться.

— Разве ты сама не вздрагиваешь от всех этих нацеленных на тебя взглядов?

На это я возразила, что едва ли такое зрелище способно привлечь множество зрителей, — не считая, конечно, прикованных к постели пациентов больниц.

— Слим то и дело проверяет, о чем говорят в чате, — пояснила я. — По его подсчетам, нас навещает около сотни посетителей в день. Максимум сто пятьдесят.

— Сто пятьдесят?! — Насупленные брови Добряка плавным движением разгладились, чтобы взлететь еще выше. В его устремленном на веб-камеру взгляде зажегся новый интерес. — Для моего бизнеса это вполне приличный рынок.

— Вилли, сто пятьдесят посетителей — не очень-то много для предприятия со спонсорской поддержкой. Ребята считают, что Картье первым делом провел серьезные переговоры, чтобы заручиться ею.

— Что, у вас уже есть спонсоры? И кто они?

Предложив ему поместить вторую руку в пределы «мертвой зоны», я ответила:

— Насколько мне известно, свой спонсор есть уже у всех камер, кроме одной.

Вместо того чтобы передвинуть стул, Добряк Уильям скрестил руки, словно играя в настольную версию «Твистера» , причем играя сам с собой — с точки зрения гостей, наблюдающих за кухней через Интернет. Сейчас это его, кажется, уже не сильно заботило. Озорная улыбка Уильяма доложила мне, что он догадался, какая камера оказалась наименее привлекательной в финансовом смысле.

— Наш хлюпик, верно?

— Скоро и для Павлова найдется спонсор, — заверила я Вилли, чувствуя, что должна встать на защиту брата. И щелкнула щипчиками, вгрызаясь в ноготь.

— И кто вложил денежки в кухню?

— Производители чистящих порошков.

— Разумно, — одобрил он, оглядываясь по сторонам. — Здесь так чисто, что можно есть прямо со стола, обходясь без тарелок.

— Они хотели заполучить еще и прихожую, но пиццерия добралась туда первой.

— Куда катится мир? — посетовал Добряк. — В последнее время не успеешь отвернуться от двери, как на коврик падает какая-то рекламная бумажка.

— Да уж, это проблема, — согласилась я.

— А как насчет гостиной? Кто-нибудь уже застолбил ее?

— Освежитель воздуха, — сказала я без особой гордости. — И лестницу тоже.

— Остается только ваша спальня.

Так я и знала, что этим кончится. Расспросы Добряка меня не особо волновали, но было немного неловко признать, что спонсором камеры, установленной в нашей со Слимом спальне, стала фирма — производитель презервативов. Неловкость усилилась: Добряк явно пожалел, что не остановился на лестнице.

— Извини, — сказала я. — Ты сам спросил. Смотреть особо не на что: мы передвинули кровать так, что зрителям видны только наши пятки. Кому это интересно?

Повисла неловкая пауза. Я вернулась к ногтям, почти стыдясь того, как здорово мы тут устроились.

— Ваш домовладелец владеет даром убеждения. — Добряк Уильям ждал, пока я подниму взгляд. Лицо его вдруг посерьезнело.

— Слушай, по-моему, ты что-то от меня скрываешь.

— А разве ребята тебе ничего не рассказали? — Похоже, Вилли удивился, но постарался скрыть это, в очередной раз уставясь на веб-камеру.

— Вилли, давай выкладывай.

— Про Фрэнка Картье много чего болтают, просто…

— Продолжай, — попросила я, когда Добряк вновь умолк.

— Скорее всего, обычные сплетни. Городские легенды. Забудь, что я заговорил про это. — Я поняла, что цветочник намерен оставить все как есть, и он не сказал бы ни слова, если бы кончик пилки для ногтей не вдавился Вилли в шею.

— Говори, — промурлыкала я ему на ухо.

 

22

Я нуждалась в шоколаде не меньше, чем Вилли — в свежем воздухе. Когда я пошла провожать Добряка, его ногти выглядели куда лучше прежнего, а я приободрилась, обнаружив, что в газетном киоске продаются также кондитерские изделия. Выставленные в корзинке шоколадные яйца слегка смахивали на пучок веб-камер, но меня это не остановило, и я взяла парочку.

Надо полагать, парни издалека наблюдали за нашей калиткой, выжидая подходящий момент для возвращения, поскольку, когда я пришла, они уже сидели дома. Слим в гостиной гонял Мисти по лесам, а мой брат, судя по всему, наблюдал за обоими. Подслушанный обрывок их беседы заставил меня задержаться в коридоре.

— Я слыхал, что для этого нужно десять секунд продержать нажатыми обе клавиши, а затем заставить ее выполнить рывок на себя. — Голос Павлова едва перекрывал грохот барабанов музыкального сопровождения и тяжелое сопение Мисти.

До меня донесся удрученный вздох Слима.

— Сейчас не время для выкрутасов, — ответил он. — Пойми, на нас смотрит другая Мисти. Что подумает противник, если мы вдруг выкинем этакий фортель? Непохоже на устрашающий маневр, верно?

— Откуда мне знать? Может, она покраснеет и убежит.

Слим раздраженно пощелкал языком, словно Павлов уже заколебал его своими приставаниями.

— Дай я сначала улажу это дельце, — сказал он моему брату, — а уж потом все остальное.

— Кажется, моя Мисти и впрямь на это способна. А может, и обе? Представляешь, если они могут сделать это друг с дружкой? Вместе, в грязи и поту? Ой, мамочки! Я всегда жалел, что программисты не наделили такой способностью Лару Крофт.

— Какой способностью? — спросила я. Стоя на пороге, я смотрела, как мальчишки прячут глаза. — Мне казалось, Лара умеет практически все.

— Циско! — Мой брат вытянулся в струнку, но затем, вновь сгорбившись, забился в угол дивана. — Мы и не слышали, как ты вошла.

— Похоже на то. — Я царапнула пальцем по верхушке шоколадного яйца, сдергивая узкую полоску фольги. — Не стесняйтесь, мальчики. Зачем сдерживаться в присутствии малютки Циско?

Приостановив игру, Слим постарался защититься улыбкой. Затем он оценил выражение моего лица, и улыбка, кажется, погибла на месте. Он прочистил горло:

— Павлов предлагал различные способы расширить возможности Мисти.

— В стратегическом смысле, — пояснил мой брат. — Ничего особенного.

Надкусив верхушку яйца, я подцепила на язык немного начинки.

— Мне тут рассказали кое-что про Фрэнка Картье. По-вашему, тоже «ничего особенного»?

Этот простой вопрос, казалось, заставил все тени выползти из углов комнаты, — словно кто-то включил прожектор, наставив его на диван. Слим поинтересовался, что именно я слышала.

— Черт побери, ты сам прекрасно все знаешь, — ядовито прошипела я. — Похоже, это знают все вокруг, кроме меня. Знаменитая история про нашего домовладельца и его подручного, который совсем недавно побывал в этом доме! И у которого, между прочим, наверняка имеется свой комплект ключей!

В этом месте Павлов не вытерпел и вмешался:

— Картье нанял Кензо, чтобы тот следил за имуществом.

— А заодно и за жильцами, — добавила я. — Добряк Уильям все мне рассказал.

— Напрасно Вилли это затеял, — посетовал мой брат. — К чему распространять подобные дикие сказки?

— Которую из сказок ты конкретно слышала? — Слим уже поднимался на ноги, в явном замешательстве сунув обе руки глубоко в карманы.

— А сколько их всего? — с сарказмом поинтересовалась я. — Мою сказку пришлось двадцать минут вытягивать из рассказчика, и она оказалась достаточно дикой! Если Вилли не сочиняет, то ваш Кензо отмотал срок за то, что пытал жильца. Рыболовными крючками.

— Понятно, — уставился себе под ноги Слим. — История действительно дикая.

— Вилли говорит, что несчастная жертва Кензо якобы живет по соседству, но уже не выходит из дому после того, что с ним сотворили.

— Предположительно, — твердо добавил Павлов. — Знаешь, эту историю Картье вполне мог сочинить сам, чтобы лишний раз напомнить жильцам вовремя вносить квартплату. Скажи честно, неужели ты и впрямь думаешь, что мы со Слимом захотели бы здесь жить, будь в этой легенде хоть крупица правды?

— Тогда почему бы вам не исполнить соседский долг и не сходить поинтересоваться здоровьем бедолаги?

Павлов замер с открытым ртом, не находя слов для возражений.

— Не стоит забывать, что теперь мы живем здесь бесплатно, — подключился Слим, приходя ему на помощь. — Мы должны лишь время от времени мелькать в поле зрения камер. По-моему, чтобы просрочить уплату, надо сильно постараться.

Посмотрев прямо в глаза Слиму (насколько это возможно, учитывая его недюжинный рост), я заметила, что меня в любом случае следовало поставить в известность.

— Послушайте, Вилли рассказал мне о Кензо самый настоящий кошмар. Оказывается, я поставила свою подпись под договором с человеком, который платит этому гаду. Господи, да что с вами творится? Если бы я знала, как Картье обращается с жильцами, я бы даже не переступила порог этого дома, не говоря уже о том, чтобы тут жить.

Мой бойфренд тем временем перешагнул через красную липучку на ковре и вошел в «мертвую зону», чтобы успокоить меня:

— Мне очень жаль, что тебе пришлось услышать эту историю, Циско, но посмотри, как ты перепугалась. Именно поэтому мы и молчали. — Он сделал паузу, чтобы чмокнуть меня в макушку. — С нами решительно ничего не случится, — пообещал Слим. — Мы здесь как за каменной стеной.

Я подняла к нему лицо. Теперь Слим улыбался по-настоящему, и рядом с ним я действительно чувствовала себя в безопасности. Оставалось прояснить еще несколько моментов, но для этого нужно было всецело завладеть его вниманием. Пока мы говорили, Слим всего только раз покосился на экран, но мне и этого хватило. Разумеется, там стояла запыхавшаяся Мисти, а перед нею распахнулась узкая лагуна с далеким водопадом в обрамлении скал. Ясное дело, Слиму не терпится поскорее засесть за джойпад.

— Мне надо закончить дела, — робко выдавил он.

— Обучить ее трюку, который вы обсуждали?

— Нет-нет, — заверил меня Слим и метнулся к дивану, словно заданный мною вопрос разрешил ему вернуться к игре. — Вон за тем булыжником прячется еще одна Мисти. Она уже давно висит у меня на хвосте, но я неожиданно развернулся и, похоже, загнал ее в угол. Эта игра позволяет отвлечься не более чем на пять минут. Вроде перерыва по обоюдному согласию, но если не вернешься к игре вовремя, тебя живьем проглотят.

Я уселась рядом с мальчишками, зная об устремленной на диван камере, но желая утолить любопытство. Слим возобновил игру, повернул Мисти налево, потом направо.

— Где она? — спросила я, отыскивая противницу на экране. — Ничего не вижу, кроме нагромождения камней.

— Видишь шест, блестящий за булыжником? — сказал Павлов. — Там, у края водопада.

— Угу.

— Это дуло ее гвоздемета.

— Ну и ну! А что у тебя?

Слим щелкнул по клавиатуре, и Мисти выставила перед собою два пустых кулака. Не знаю, было ли это показательным выступлением или явной провокацией, но в любом случае, имевшая недюжинное преимущество чужая Мисти ступила на открытую площадку. Оружие, которое она держала наизготовку, было настолько большим, что вполне могло оказаться выкорчеванной башней какого-нибудь танка. Впрочем, и сложена эта Мисти была несколько пропорциональнее, чем творение Слима.

— Чтоб ты сдохла, — сказал Слим и неуверенно пошевелил пальцами.

— Не убегай, — посоветовал мой брат. — Она превратит тебя в подушечку для булавок.

— Лучше беги навстречу, — предложила я. — Сделай то, чего от тебя никак не ждут. — Слим с Павловым таращились на меня в недоумении. Я же, пожав плечами, отщипнула еще кусочек от шоколадного яйца. — Взгляни на ситуацию под иным углом: сиськи — ее единственная защита. Что бы ни ткнулось в эти смехотворные булки, оно тут же отскочит, не причинив ей вреда.

— Решайся на что-нибудь, — подгонял Павлов приятеля, не спуская глаз с экрана, — она уже бежит к тебе.

И точно, чужая, плохо воспитанная Мисти уже неслась в фонтане брызг по кромке лагуны, корректируя прицел на ходу, по мере приближения к нашей Мисти, казалось, лепечущей: «Ничего, это всего лишь одно мгновение». Ее ждала нелепая смерть, а нас — зрелище не из особо приятных, но тут Слим опять принялся давить на кнопки джойпада. Бегать по-человечески его Мисти, похоже, так и не научилась, зато она добилась внушительных результатов по части прыжков. Короткий разбег и мощный рывок вперед: Мисти рванула с места ракетой и чудом умудрилась попасть прямо под подбородок убийце, отчего та отлетела назад и рухнула в воду у берега. Уже затих тревожный музыкальный аккорд, сопровождавший столкновение, но чужая Мисти все еще лежала на мелководье, распростершись на манер морской звезды. Вокруг ее головы медленно расплывался густеющий красный нимб.

— Ура! — Слим вскочил на ноги, подпрыгнул и приземлился на ковре с запрокинутой головой и высоко поднятыми кулаками. — И так будет с каждым!

— Первая кровь, — объявил Павлов, с улыбкой глядя на то, как охваченный ликованием приятель скачет на диване.

— Ну, кто у нас крутой? — проорал Слим, ткнув большими пальцами обеих рук себя в грудь.

— Ты, шеф, — согласилась я, крутя в ладони пол-яйца и прикидывая, как бы поудачнее запихнуть его в рот. — Теперь я ничего не боюсь. За тобой действительно — как за каменной стеной.

— Разве я не говорил, что мы урвем этот миллион? — Слим не почувствовал иронии. Я уже успела забыть о происходящем на экране, но теперь мы все втроем резко обернулись к нему: вокруг Мисти стало нарастать чье-то злобное хрюканье. — Вот дерьмо, — протянул он. — Совсем забыл про…

— …свиней. — Потянувшись за джойпадом, Павлов нажал «перезагрузку». Экран моргнул, и Мисти возвратилась к самому началу уровня. — Еще немного, и она погибла бы кошмарной смертью. В первый раз даже интересно, но сейчас у нас просто нет на это времени.

— Ну, хорошо, — сказала я, сообразив, что Слим не собирается устраивать скандал по этому поводу. — И что все это значит?

Признаться, разъяснения заставили меня пожалеть о том, что я, пожадничав, откусила такой большой кусок скорлупы.

— Это свиньи-убийцы, — сказал Слим. — Они чуют запах свежепролитой крови. Поэтому, как только прикончишь кого-нибудь, надо скорее сматывать удочки, иначе они прибегут и раздерут тебя на клочки. Я так обрадовался, уложив первую Мисти, что свиньи просто вылетели у меня из башки. Но я еще молод, я научусь.

— Отвратительно, — поморщилась я.

— Ничего подобного. — Мой брат переглянулся со Слимом. — В этом вся соль игры.

— Сплошные насилие и жестокость! — негодовала я. — Вы только посмотрите на себя! Ты убил неприятеля голыми руками…

— Лбом, — поправил меня Слим и боднул воздух перед собой. — Этот финт называется «поцелуй из Глазго». Действует безотказно.

— Как раз это меня и беспокоит, — сказала я. — Ты никакой не псих, но легко понять, отчего люди считают, что подобные игры могут свести человека с ума. Да, это всего лишь игра, ребята, но должны же вы видеть границу между фантазией и реальностью.

Думаю, в этот момент все мы опустили глаза на красную липучку — ту границу, что в настоящее время определяла Haine собственное существование. Когда я подняла взгляд, Слим вновь схватился за клавиатуру. Запустив браузер, он отправился прямо в наш виртуальный дом: на экране появилось окошко веб-камеры, а в нем — мы трое.

— Вот наша реальность, — сказал Слим. — По сути, нам платят за то, что мы ничего не делаем. И я готов называть это работой.

Посмотрев на меня, брат расплылся в улыбке.

— Только не волнуйся, — успокоил он любимую сестру. — Если Картье попробует качать права, старина Слим наградит его своим фирменным поцелуем.

Вернувшись мыслями к негуманным деловым приемчикам нашего домовладельца, я засомневалась: а не перешла ли я собственную черту? Мне уже приходилось видеть, каким мастером перевоплощений оказывался Добряк Уильям в общении с парнями, так что вообразить, что он решил и меня подвергнуть своего рода испытанию на прочность, было не так уж и трудно.

— Не хочу, чтобы между нами были какие-то тайны, — сказала я. — Плохо уже и то, что нам пришлось прятать кое-что от веб-камер, но, по крайней мере, будем честными и откровенными по отношению друг к другу.

— Честно говоря, — сказал Слим, и лицо его просветлело, когда он метнул взгляд на моего брата, — есть еще кое-что, о чем тебе неплохо было бы узнать.

— Совершенно не обязательно! — Павлов, кажется, встревожился. — Это дело сугубо личное.

— Что такое? — Сунув остатки яйца в рот, я дочиста облизала пальцы. — С удовольствием посмеюсь вместе с вами. Рассказывайте.

— Слышал, что сказала сестренка? — Слим хитро улыбнулся Павлову. — Давай, сделай ручкой своему новому дружку.

— Ни за что. Это начнется опять.

— Какому еще дружку? — спросила я, стирая шоколадные крошки с уголка губ. — Пав, мы же договорились ничего не утаивать друг от друга.

С дальней стороны дивана до меня донесся тяжкий вздох, но на экране все же разыгралось действие: мой брат помахал ручкой веб-камере, хотя и без малейших признаков тепла или искренности.

— А теперь смотри, — сказал Слим, жестом предложив мне повернуть голову, что я и сделала как нельзя вовремя: табло над окном воспряло к жизни. Нельзя сказать, что при естественном освещении возникшая там надпись выглядела ослепительно, но внимание она, однако же, привлекала:

ВСЕМ… ПРИВЕТ… И… ТЕБЕ… ПОНЧИК… ТОЖЕ… ЧМОК-ЧМОК

Я оглянулась на парней.

— Кто-то говорит с Павловым? Вы выяснили, что это за девушка, его поклонница?

— Кто сказал, что она женского пола? — озадачил меня Слим. Мое недоверие сменилось смехом, лишь когда табло ожило вновь:

КАКОГО… ЦВЕТА… ШТАНИШКИ… ТЫ… НАДЕЛ… СЕГОДНЯ?

— Эти забавные сообщения начали поступать утром, — пояснил Слим. — Сначала просто шуточки, комплименты насчет рубашек, вроде того.

— Откуда мне было знать, что это мужик? — взревел Павлов, глядя прямо в объектив. — Мерзавец только к вечеру признался, что он парень.

— К каковому моменту твой братишка уже успел завязать с этим субъектом весьма прочную дружбу, — фыркнул Слим.

Я спросила, как он сам узнал о происходящем. В ответ Слим послал мне воздушный поцелуй: оказывается, он застал Павлова за нанесением ущерба беззащитным предметам обстановки.

— Мне хотелось разрядиться, — произнес Павлов. — Редактор молчит с тех пор, как я отправил ему готовую колонку. Отсутствие вестей вселяло в меня неуверенность. Естественно, я чуть с ума не сошел, когда этот гад сообщил, что мои глаза «зовут его в постельку».

— А кто он такой? — поинтересовалась я.

Слим напомнил, что речь идет о киберпространстве. Это может быть кто угодно.

— Возможно, даже женщина, выдающая себя за мужчину, — предположил мой брат дрожащим голоском; похоже, он и сам в это не верил.

— Значит, надо перестать обращать внимание на табло, — сказала я. — Кем бы ни был этот тип, вскоре ему наскучит торчать у нас, и он найдет себе сайт поинтереснее.

Мы смотрели на экран, табло за нашими спинами зловеще молчало. Похоже, оно ждало внимания публики.

ХОТИТЕ… ЗНАТЬ… ЧЕМ… Я… СЕЙЧАС… ЗАНИМАЮСЬ?

— Не-е-ет! — завопили мы хором, но совсем по-разному замахали руками, выражая свое нежелание.

— Так я и знал, — Слим закончил выразительным жестом. — Мы имеем дело с одноруким пользователем.

— Все, это выше моих сил, — Павлов выскочил в «мертвую зону». Оттуда он сообщил нам, что идет проверять электронную почту на собственном компьютере в собственной комнате, и если поклонник последует за ним, то уткнется в стену. — Пусть этот ублюдок, если хочет, разговаривает с моим затылком. Ничего больше он не увидит.

ОН… ТАКОЙ… МИЛЫЙ… КОГДА… СЕРДИТСЯ

Проследив, как Павлов метнулся прочь из комнаты, Слим очень быстро успокоился.

— Хочешь пожевать чего-нибудь? — спросил он меня. — Или шоколадное яичко как раз и было твоим ужином?

— Его нельзя считать даже легкой закуской, — сказала я. — Это было лекарство.

— Тогда займусь-ка я кулинарией, — потер ладони Слим. — Сегодня у нас экскурс в восточную кухню. Готовка — мое призвание.

— Правда? — удивилась я. — Собираешься сделать какую-нибудь рыбу? Отказываюсь от любых морепродуктов, вплоть до нового уведомления.

Слим успокоил меня, заявив, что одного кусочка цыпленка с макаронами под черным бобовым соусом будет достаточно, чтобы я не вспоминала ни о чем другом. Надо лишь посидеть немного без дела, и все будет готово через минуту.

— Полежи на диване, — посоветовал он, удаляясь на кухню, — полюбуйся на себя.

— Зачем мне на себя любоваться?

— Ты — лучшее, что можно увидеть в этом ящике.

— А как быть со страшным извращенцем? — крикнула я вслед Слиму, понимая, что, появись сейчас на табло хоть одна буква, это явно будет послание, адресованное мне лично. Я уже собралась крикнуть это второй раз, когда Слим вновь просунул в дверь свою голову с низко висящими дредами и мерцающим в брови колечком.

— Ничего, если мы не станем приглашать его на ужин? — спросила голова. — Макарон у меня ровно на три порции.

 

23

Ноги на экране были явно не мои. Неужели их так исказил объектив веб-камеры? Я едва узнала собственные ступни. Скрестив икры и водрузив пятки на табурет, я изучала свое изображение на экране, гадая, неужели мне понадобится косметическая хирургия. Пальцы следовало укоротить раз в десять, не меньше. Отсосать из них жирок, если такое вообще делается. Все что угодно, только бы привести их в божеский вид. Ногти выглядят неплохо (блестящий пример для Добряка Уильяма), но лак выбран неудачно: блестящая серебрянка, притягивающая к себе внимание, оказалась не способна скрыть недостатки ног. А какие волосы на ногах, хотя я всегда вроде бы за этим следила…

Где-то с минуту или около того я обманывала себя, повторяя, что это неудачный объектив грубо искажает перспективу, но в конце концов перестала выгибать ноги и подворачивать пальцы, чтобы они казались поменьше. Я теперь просто сидела, грустно размышляя о том, что мне надо было выступать в шоу уродцев. В некотором смысле я уже выступаю в шоу. Цирковой номер на диване, в ожидании идеальной партии — парня с грибком на ногах.

— Прервемся на минуточку, — сказала я себе и положила на колени клавиатуру. На себя я уже достаточно нагляделась и потому направила браузер к страничке с нашим меню, призадумавшись, куда бы сходить еще. Наш сайт называется Caminside, то есть «камера внутри». Странно, мне почему-то казалось, будто я стою снаружи, прижав нос к оконному стеклу. Я щелкнула по иконке чата. Решила подслушать разговоры посетителей, бродящих по дому: интересно, что они думают? Слим заглядывал туда порой, отслеживая ручеек трафика, который мы сумели привлечь на данный момент. И зачем только Картье, опытный игрок на рынке недвижимости, подначивает всех этих людей брататься друг с другом, путешествуя по нашему дому? Павлов распознал в этом трюке одну из старейших хитростей в репертуаре любого квартиросдатчика: заставь потенциальных съемщиков осматривать жилье одновременно, и каждый постарается первым застолбить его себе. Передо мной распахнулось окно чата с жалкой горсткой сетевых псевдонимов. Но для меня и этого оказалось многовато. Одним глазком просмотрев беседу, которую они вели меж собой, я немедленно засунула обе ноги обратно в туфли.

ШНУРОК: Ничего подобного, эта девчонка никак не сможет пососать собственные пальчики, а Стелька живет в мире иллюзий, если считает, будто она сумеет сложиться пополам.

СТЕЛЬКА: Даже самые пухленькие могут порой проявлять удивительную гибкость. Пожалуй, стоит потусоваться тут немного, просто на тот случай, если она вдруг решит попробовать.

КЛЮШКА: Шнурок прав. На это потребуются месяцы подготовки. А она всего лишь сидит с таким видом, будто ждет, что на колени к ней сейчас опустится кастрюлька с мороженым. Да ей слабо!

МУХОМОР: Люди, пошевелите наконец мозгами! Вы что, и вправду хотите, чтобы эта жаба с мозолями на ногах принялась вдруг резвиться подобным образом? Даже для меня это чересчур.

— Нет у меня никаких мозолей! — запротестовала я. Но, подумав, повторила то же самое уже с вопросительной интонацией. Затем я полностью обезумела и заорала: — Слим, они тут обсуждают меня!

— Кто? — растерянный голос Слима потонул в шипении котелка и плевках горячего масла. — Циско, можешь подождать? Я сейчас немного занят.

КЛЮШКА: Может, если сделать ей педикюр, она была бы еще ничего.

СТЕЛЬКА: Ты что, чувак, только представь! Ватные тампоны между пальчиков!

МУХОМОР: Мммм!

— Поверь мне, Слим. Важнее этого ничего быть не может.

— Одну секундочку, — голос звучал теперь гораздо суше, шипение масла же, напротив, взяло новую ноту, сделавшись настойчивее, яростнее, неистовее. — Сейчас подойду.

Я уже выбиралась прочь из чата. Щелкнула клавишей. Наугад. Признаться, я просто стучала по всем кнопкам, пока дурацкое окно наконец не захлопнулось. Обнаружить присутствие этих субъектов в доме — это все равно что наткнуться за плинтусом на целое крысиное семейство. События повернулись настолько подлым образом, что мне захотелось вскочить на стул и завизжать. Будь моя воля, я бы вообще ушла с сайта, но в спешке забила весь экран трансляциями: с лестницы, из прихожей и из кухни. На первых двух не происходило ничего, но картинка с третьей камеры невольно привлекла мое внимание. В кадре виднелся Слим: одной рукой он размахивал лопаточкой, в другой держал крышку от котелка. Он медленно заваливался назад всем телом, будто прямо на него готовился прыгнуть разъяренный тигр.

— Хочешь, я помогу тебе с ужином? — крикнула я.

— Нет нужды, — пропел он в ответ. — Подожди секунду, и я приду.

Внутри котелка что-то светилось, и это меня насторожило. Из кухни доносилось уже не шипение, а явственно различимый треск — словно кто-то судорожно мял в руках десять футов фольги. Я уже собиралась подняться с дивана и идти на выручку, когда Слим на экране вдруг перебежал из одного угла кадра в другой, а затем и вовсе его покинул. До меня донеслось резкое лязганье, а затем — тишина. Секундой позже Слим появился уже в двери. Вместо крышки он держал в руках кухонное полотенце. Он вытер уголком бровь и перебросил полотенце через плечо.

— Что стряслось?

— Собиралась спросить у тебя то же самое. — Я переключилась обратно в чат; этот разогревшийся костер следовало немедленно затоптать. Впрочем, теперь к кругу обожателей моих ног присоединилось еще несколько посетителей, и разговор переключился на другую тему.

РОЗА ПРЕРИЙ: Тупому идиоту надо было быстрее бросать в котелок курицу. Не удивительно, что случилась катастрофа.

ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО: Но масло действительно должно сначала раскалиться. Просто он недостаточно долго мешал.

КЛЮШКА: Кто-нибудь видел, оно брызнуло ему на носки?

— Все под контролем, — смущенно посмотрел на меня Слим. Конечно, он имел в виду стряпню, но меня заботили и другие вещи.

— Тебя это не беспокоит? — спросила я, отчаянно стараясь не упустить мысль во второй раз. — Я уже начинаю думать, что кроме нас самих недвижимость Картье больше никого не волнует.

Крутанув пуговицу на пляжной рубахе, Слим нерешительно осведомился, какое значение это имеет.

— Даже обсуждая тебя или нас с Павловым, — сказал он, — эти люди все равно остаются где-то там и не могут нас коснуться. — Его палец обвел ленту-липучку по обеим сторонам от дивана. — Стоит нам пересечь эту черту, и конец представлению.

Я уже собиралась спросить, не кажется ли ему, что та же черта ограничивает и нас самих, наши поступки и наши отношения, но тут в дверях появился Павлов, сияющий так, словно перестать улыбаться он не мог при всем желании.

— Циско, дай я тебя расцелую!

— Полегче, — предостерег его Слим. — Тут тебе не Алабама.

— Твоя колонка! — произнес мой брат. — Ее напечатают в следующем номере журнала «Блесни Умом!», не изменив ни словечка!

— Приятно слышать! — улыбнулась я в ответ. — Говорили же тебе: фортуна переменчива.

— Редактор просто в экстазе. Прислал мне по электронной почте письмо, спрашивает, отчего я раньше не высказывался начистоту.

— Искренность — это главное, — сказала я, бросая косой взгляд на Слима. Интересно, он специально встал перед экраном, чтобы загородить собой чат и кухню? Спрашивать об этом вслух я все же не стала: Павлов имел право на триумф, и я поднялась с дивана, чтобы заключить брата в объятия. Выход из зоны прямой трансляции принес мне неожиданное облегчение, и я решила, что в будущем стану проводить больше времени по ту сторону красной липучки. Мое появление в кадре явно становилось сенсацией для кое-кого из наших зрителей, даже если при этом я не занималась ничем особенным.

— Кажется, пахнет горелым? — вопрос Павлова был адресован нашему шеф-повару. Мой брат склонил голову набок, сморщив нос. Я же глядела на Слима, воплощая собой проницательность.

— Эх, не цените вы моих талантов. — Он отбросил в сторону полотенце. — Ладно уж, купим что-нибудь готовое!

 

24

Сходить за пиццей вызвался Павлов. Слим заикнулся было о заказе с доставкой на дом.

— Не придется даже вспоминать номер телефона, — сказал он. — Теперь, когда «Поппа Итальяно» спонсирует треть нашего жилища, мы просто можем кликнуть на рекламный баннер, и, скорее всего, мальчик-турок на мопеде подкатит к дому в считанные минуты.

Павлов стоял на своем: он пойдет лично, чтобы своими глазами увидеть, как эта пицца готовится. И убедиться, что никто не харкнул в начинку или что-нибудь в этом духе.

— Спасибо! — сказала я ему вслед. — У меня сразу повысился аппетит.

Подождав, пока не захлопнется входная дверь, Слим подарил мне взгляд, предназначенный для спальни.

— Мне известны и другие способы разжечь у девушки аппетит.

— Мне тоже, — проговорила я без всякого выражения, — но меня нельзя включить нажатием кнопки, как ты проделываешь это в своих играх.

С секунду Слим просто стоял там, перед диваном, испытующе разглядывая меня.

— Я тебя чем-то обидел?

Я уже хотела было предложить ему присесть рядом, чтобы мы могли поговорить, но затем вспомнила о зрителях: что они подумают? Наш разговор по душам состоялся в результате в дальнем углу гостиной. Подальше от глаз остального мира.

— Ты здесь ни при чем, — сказала я Слиму, не покидая пределов «мертвой зоны». — Дело во всех остальных.

— В наблюдателях?

— Я помню все, что ты говорил, но у меня не получается выбросить из головы их постоянное присутствие где-то рядом. Это все меняет, и все интимные моменты, какие еще остались в нашей жизни, кажутся теперь немного искусственными.

— Ну, не знаю, — протянул Слим, и я догадалась, что упрямая сторона его натуры взяла сейчас верх. — По-моему, ты все принимаешь слишком близко к сердцу.

Зайдя Слиму за спину, я уставилась в окно.

— Ты тоже жалеешь, что мы согласились на эту затею с камерами, — сказала я. — Уверена. И хотелось бы, чтоб ты сам признал это.

За окном быстро темнело, и цветочный рынок лихорадочно сворачивал торговлю. Продавцы бегали туда-сюда с тележками, тачками и корзинами. Понемногу они выстроились в общую процессию, оставив за собою опавшие лепестки и завитушки сигаретного дыма, но продолжали перекрикиваться. Вилли нес караул за собственным прилавком. Со свежими букетами и рождественской гирляндой.

— Добряк Уильям предупреждал, что все может оказаться не так просто, каким это кажется на первый взгляд, — сказала я.

Ладони Слима легли мне на плечи. Нерешительное касание, обретшее уверенность, только когда я потянулась пожать их. Он сказал:

— Утром табло посоветовало мне получше затягивать пояс на халате.

— Я собиралась порекомендовать тебе то же самое.

— Сначала я здорово смутился, — продолжал Слим, — но затем подумал: собственно, а что мне прятать?

— Ты ждешь от меня сочувствия?

— Циско, когда богатство мужика измеряется двузначной цифрой, то это он должен сочувствовать девушкам.

— Неужели двузначной цифрой?

— Точно тебе говорю.

— Слим, будь это правдой, я обратилась бы за консультацией к врачу, прежде чем подпустить тебя к себе.

— Клянусь, я не вру насчет размеров, — настаивал он, — в сантиметрах.

Уже улыбаясь, я продолжала смотреть на процессию расходящихся по домам цветочников.

— Я думала, у вас, парней, стандартная шкала разбита на дюймы.

— У остальных — да, — признал Слим, — но переход на метрическую систему придал мне дополнительной уверенности.

— Это, однако, не повод размахивать предметом своей гордости перед веб-камерой, — заметила я. — Кто угодно может увидеть.

— Конечно, — согласился он, — но я не имею ни малейшего представления о том, кто эти люди, и именно это примирило меня с их присутствием. Они — никто, я вижу лишь имена на экране. Выдуманные псевдонимы. Почему меня должно беспокоить мнение какой-то Ночной Бабочки о моем приборе?

— Чье мнение? — спросила я, оборачиваясь.

— Я уже не помню точного псевдонима, — быстро сказал Слим. — Я хочу сказать: все эти люди не занимают того места в моей жизни, которое занимаешь ты.

— Не подлизывайся. — Я ткнула пальцем ему в грудь. — Всякий раз, когда с тобой захочет перекинуться парой слов обладательница подобного псевдонима, ставь меня, пожалуйста, в известность.

На губах Слима заиграла эта его удивительная улыбка.

— Честно говоря, ей не терпелось побольше разузнать о тебе.

Уж не знаю, надеялся ли Слим рассмешить меня этим своим признанием, но оно возымело прямо противоположный эффект.

— У меня серьезные отношения только с тобой и больше ни с кем, — сказала я и вдруг почувствовала себя легче воздуха. — Я хочу, чтобы между нами все было нормально, чтобы наши отношения продолжались, я правда этого хочу, но если мы не будем держать при себе самые сокровенные, интимные моменты, те маленькие тайны, о которых ты когда-то говорил мне, то тогда мне придется спросить: а что мы, вообще говоря, делаем вместе?

Слима, похоже, обеспокоила прозвучавшая в моем голосе новая нотка, и его удлиненное лицо, кажется, вытянулось еще больше. То, что я ему сказала, было вовсе не угрозой, я просто выпустила пар. В этом доме мне становилось все труднее выражать свои чувства. И все же я говорила честно. И надеялась только, что он сумеет меня понять.

— Знаешь, — сказал Слим, — давай побудем немного наедине, после ужина. Создадим несколько маленьких тайн, так сказать.

— Мне не хотелось бы куда-то выбираться, — заявила я. — Завтра опять на работу. Мне предстоит еще один день общения с людьми, которым действительно нравится крутиться перед камерой. Заметив, что Слим улыбнулся, я услышала скрежет ключа в замочной скважине. Не обратив на скрежет внимания, он заявил, что о том, чтобы выходить из дому, и речи не было.

— Что ж, пусть зрители последуют за нами в спальню. Камера ничего им не покажет, кроме пустого угла. Может, они и догадываются, что у нас на уме, Циско, но они не смогут помешать нам. Каких бы уродов ни привлекал наш веб-сайт, ни один из них все равно не попадет дальше экрана. С нашей точки зрения, их с тем же успехом могло и не существовать вообще.

Мне было ясно, к чему клонит Слим, но тут в комнату вбежал Павлов. И замер, задыхаясь, словно насмерть перепуганный воробей.

— Что-то не так? — спросила я.

Мой брат сжимал в руках картонку с пиццей. Впрочем, я уже засомневалась, что мы придем в восторг от того, что было внутри. Как выяснилось, с содержимым коробки все было в порядке; Павлова больше беспокоило содержимое автомобиля, припаркованного перед нашим домом. Мой брат прокашлялся, но даже и тогда не сумел выдавить ничего, кроме свистящего шепота:

— Там, снаружи, стоит «моррис трэвеллер», а в нем сидит старик.

— Он что, заблудился? — спросил Слим.

— В некотором роде, — с прискорбием произнес Павлов. — На нем ярко-красное женское платье.

 

25

Когда я приступила наконец к разделке пиццы, та уже успела остыть. Никто из нас, впрочем, не страдал от голода, и не только потому, что угощение простояло так долго, что поверхность начинки уже успела остекленеть. У нас со Слим-Джимом и Павловым просто не было настроения набивать брюхо, вопреки заботливым напоминаниям посторонних:

ПОНЧИК… ТЕБЕ… СЛЕДУЕТ… ПОКУШАТЬ

Воззрившись на табло, мой брат подхватил свою тарелку и оттащил ее в дальний конец комнаты.

— Существует ли выражение для описания сборища сетевых фанов? — спросил он оттуда. — Может, «глядельня»?

ТЕБЕ… НЕ… ПОМЕШАЕТ… НЕМНОГО… ПОПРАВИТЬСЯ… МАЛЫШ

— «Тьма», — предложила я. — Неотступная тьма-тьмущая.

Я сидела по-турецки на ковре, развернувшись лицом к брату, находившемуся в другой части комнаты. Тарелка стояла прямо передо мной, как раз за границей красной липучки. В этот момент я чувствовала, что могу сделать зрителям только одну уступку — они могли изредка лицезреть, как я отламываю кусок пиццы. В поле зрения веб-камеры оставался только Слим, мечущийся за торопливо задернутыми гардинами.

— Тебе видно, чем он там занят в своей машине? — спросил Павлов; — Может, это он шлет мне телеграммы?

Слим бросил в окно очередной взгляд украдкой.

— Я не вижу ноутбука у него на коленях, — сказал он, — но, с другой стороны, не могу сказать точно, где у этого типа руки. — Слим оглянулся удостовериться, что мы все правильно поняли. — Не вынуждайте меня строить догадки, ребята.

— Почему бы тебе просто не выйти и не поговорить с ним? — спросила я. — Мы ведь не просим тебя идти грабить банк.

— А вдруг он опасен?

— А что, похоже? — Это уже мой брат, замолчавший, чтобы обдумать вопрос. — Мужик, наверное, считает, что изумительно прикинут для очередного убийства.

— Так почему бы тебе не разделаться с ним? — сказал Слим. — Я бы хотел знать одно: как этот субчик узнал наш адрес? — В голосе его отчетливо прозвучало подозрение, и это никому из нас не понравилось. Особенно мне — единственному человеку, которому, по идее, Слим должен бы доверять на все сто. Выражение моего лица и впрямь охладело на несколько градусов, когда Слим перестал выглядывать на улицу и спросил нас прямо: — Кто проболтался?

— Быть может, ты нам это скажешь? — усмехнулась я.

Поначалу Павлов хотел вызвать полицию и подвергнуть пенсионера в машине немедленному аресту.

— За что? — поинтересовался Слим. — За ношение оскорбительного прикида?

Хотя я была потрясена видом седока в автомобиле, но не могла не признать, что у старичка имелся вкус. Его наряд был скроен, казалось, из сплошных бретелек (как я обнаружила несколькими минутами ранее, когда мне позволили, наконец, выглянуть в окно), но вовсе не подходил под описание, данное моим братцем. Начнем с того, что старик надел неглиже, купленное, полагаю, в «Викторианском секрете». Возможно, оно даже было от Энн Саммерс, но не слишком хорошо смотрелось на старом вояке с прической «а-ля венок на голове римского императора».

— И кстати, — сказала я парням, этот цвет — пунцовый, а вовсе не красный.

После этого мне предложили заняться пиццей и предоставить наблюдение мужчинам.

— Равно как и всему виртуальному миру, — пробормотала я себе под нос, отрезая кусок Слиму.

НЕ… МОГ… БЫ… ПОНЧИК… ВЫТЕРЕТЬ… ГУБЫ… РАЗОЧЕК… ПОЖАЛУЙСТА?

— Размечтался, — отрезал Павлов. — Кто бы это ни был, детство этого человека явно омрачали ссоры с матерью за обеденным столом.

Слим подошел, чтобы присесть рядом со мной, встревоженный вторжением человека, явно более сильного, чем мы с братом. Куда только девались его шуточки и присловье «Всякое бывает»? Я подвинулась, освобождая рядом местечко. С места в карьер Слим вонзил зубы в треугольник пиццы, хотя еще не окончательно разобрался с Павловым.

— Это ведь ты развел тут весь этот фан-клуб, — сказал он, чавкая полосками плавленого сыра, свисающими с губ. — Я все утро смотрел, как ты флиртуешь с табло. Удручающее зрелище, я вам доложу.

— Я не знал, что это мужчина!

— И поэтому теперь не хочешь сознаться?

Телефон заставил их объявить перемирие. Один звонок, второй, третий.

— Возьмите же кто-нибудь трубку, — сказала я, подразумевая Павлова, стоявшего ближе всех к аппарату. Но вместо того чтобы протянуть руку, тот подождал, пока, после очередного звонка, не включится автоответчик. В динамике послышались шипение, скрежет, а затем треск, но не обычный, а тот, который в последнее время я слышала всякий раз, стоило мне только вспомнить о Фрэнке Картье. Любопытно, на что должны быть похожи его коренные зубы, чтобы так щелкать орехи круглые сутки?

— Я знаю, вы дома, — произнес наш домовладелец. — Знаю это наверняка, потому что я вас вижу. — Я глянула на Слима. Тот осторожно подтянул к себе ноги, торчащие в поле обзора веб-камеры. Из динамика донесся печальный вздох. — Вы специально прячетесь от камер? Слим! Куда делись твои пятки? Павлов! Циско! Что зазорного в том, чтобы посидеть на диване? Я еще могу понять скромность в спальне, но это меня разочаровывает. Должен напомнить, у нас с вами заключено деловое соглашение…

— Возьмите трубку — разволновалась я. — Павлов, ты ближе всех.

Брат лишь показал мне ладонь, кося при этом глазами, словно это помогало ему лучше слышать.

— «Образцовые жильцы» — так мы договаривались? Образцовые жильцы в счастливом доме, а не беглецы, скрывающиеся от правосудия. Если возникают какие-то проблемы, то у меня под рукой всегда есть Кензо, который их запросто разрешит.

— О чем это он? — спросила я. — Черт возьми, да поговори же с ним! Скажи, что наш дом оцепили маньяки.

Слим, как и Павлов, продолжал довольствоваться излияниями динамика. Они оба напряглись и вытянули шеи, прислушиваясь, но не намереваясь отвечать, даже когда Картье изменил тон. Домовладелец пытался подбодрить нас поздравлениями и отчетом о количестве кликов: двести пятьдесят в день. «Вполне достаточно, чтобы успокоить спонсоров, — сказал он, — включая и того, которого я нашел недавно для спальни Павлова. Но есть и другие издержки, которые следует покрыть, вот почему я прошу вас исполнить свою часть соглашения и расслабиться». На этой ноте и оборвался телефонный звонок. Картье повесил трубку. Еще через секунду оба парня вернулись в комнату.

— Какой у него номер? — потянулся к аппарату мой брат.

— Нажми «Ответить на последний звонок», — посоветовал Слим. — Попадешь как раз на него.

Я по очереди оглядела каждого, недоверчиво качая головой:

— Чего же вы, черт побери, сразу не подошли к телефону?

Павлов уже прижимал трубку к уху и потому глянул на Слима так, словно предоставлял ему объяснить мне очевидное. Я выжидающе уставилась на своего бойфренда.

— Мужской монолог, — сказал он, пожимая плечами. — Имея дело с автоответчиком, мы раскрываемся чуть больше, чем при разговоре с живым человеком. Когда дело доходит до того, чтобы оставить сообщение, множество парней вдруг говорят такие вещи, какие ни за что не сказали бы при личной встрече.

— Он звонил, чтобы спросить, как идут дела, — возразила я, — а вовсе не затем, чтобы выговориться.

Брат зажал микрофон трубки ладонью.

— Будь то дела или удовольствия, но это наилучший способ заставить человека выложить все, что у него на уме.

— Фрэнк Картье не показался мне человеком, которого так уж легко запугать. — Я ухватила очередной кусок пиццы и, усевшись на диван, скорчила гримасу — пусть наш домовладелец полюбуется. Да и что ему скрывать?

— Все разговоры насчет того, что он ждал большего от своих жильцов, — сказал Слим, — это дежурная фраза любого домовладельца, жаждущего утвердить свое превосходство. Но мы позволили ему выплеснуть все эти слова в никуда, и в конце концов выяснилось, что у нас не так уж плохо все получается.

— Ну, конечно, — кисло сказала я. — Просто великолепно.

— Ребята! — Павлов по-прежнему стоял с телефонной трубкой возле уха. — Можно немного потише?

— А теперь ты собираешься позвонить ему и рассказать, что за нами следят. По меньшей мере, можно было сэкономить на стоимости звонка.

— Мы еще дешево отделались, — сказал Слим. — В конце концов, знание — сила.

— Мистер Картье? — Пригнувшись к аппарату, Павлов отвернулся, явно сконфуженный моим присутствием. — Если вы меня слышите, поднимите, пожалуйста, трубку.

 

26

Я нехотя отщипывала от пиццы кусочек за кусочком, пока мой брат пересказывал проблему с вредителем, поселившимся в табло. Я все повторяла себе, что должна хоть что-нибудь съесть прямо сейчас, пока аппетит не покинул меня окончательно, но к тому времени, как в автоответчике Картье кончилась пленка, я была сыта по горло. Не пиццей, а злобой, которую вызвала во мне бормочущая исповедь Павлова. Мой брат чуть не поперхнулся собственным языком, прежде чем признал, что это он раструбил наш адрес всему виртуальному сообществу. Мы смотрели, как он кладет на место трубку. В долгой тишине, которая за этим последовала, я гадала, когда он снова решится посмотреть нам в глаза.

— Ты написал адрес на открытке? — переспросил Слим, не в силах уразуметь услышанное. — И поднес ее к объективу веб-камеры?

Павлов ткнул пальцем в табло.

— Говорю же, я принимал его за девицу легкого поведения. Я и в мыслях не держал, что это какой-то мужик, который развлекается, пудря мне мозги. Некоторые его реплики были пределом мечтаний, они обещали все что угодно, если только я открою, где мы находимся. Наверно, я блуждал в собственных фантазиях, да? Самостоятельный, независимый человек имеет полное право подыграть флиртующей даме.

— Скажи, пожалуйста, как консультант по любовным переживаниям подростков, — напомнила я Павлову о его ремесле, — сколько раз ты рекомендовал читателям не открывать свой адрес в Сети, пока они не будут абсолютно уверены, что сумеют справиться с возможными последствиями?

— Там журнальная колонка, Цис, а тут — реальный мир. Что мне было делать? Рассказать обо всем взрослым?

— Идиотский поступок, — сказал Слим. — Ты столько времени рассыпался в извинениях перед автоответчиком Картье, и знаешь что? Ты даже не упомянул, что твоя виртуальная неосторожность обернулась появлением очень даже реального психопата под нашими окнами.

— Неужели я забыл? — Похоже, теперь Павлов действительно растерялся. — Дьявол! Может, позвонить еще раз?

— Стой где стоишь! — Слим метнулся к телефону и, завладев трубкой, попятился прочь от Павлова, словно тот был похитителем младенцев. — Даже не вздумай попытаться отобрать ее у меня.

— По крайней мере, он во всем признался, — заключила я. — Если мы хотим разрешить создавшуюся проблему, надо действовать сообща. Пока мы не обретем твердую почву в смысле заработка, жить в этом доме бесплатно — замечательная возможность.

Я понимала, что говорю, как Слим, и обращалась к нему в первую очередь, но конфликт, назревший между нами троими после подписания договора с Картье, вселил в меня беспокойство и неуверенность.

— Мы просто обязаны быть начеку, научиться жить под наблюдением и разумно пользоваться «мертвыми зонами», раз уж нам известно, где пролегают границы. Даже под прицелом веб-камер, — закончила я, — мы всегда отыщем себе местечко.

Закончив тираду, я повернулась к Слиму в надежде, что тот сообразит, о чем я сейчас мечтаю, и займет пустующее место на диване рядом со мной, а не останется стоять там, вдалеке, у занавесок, куда он отправился опять. Этими беспрестанными вылазками к окну Слим почти довел меня до ручки.

— Если только это не привлечет к нам новых уродов, — неохотно сказал он.

— А парень, сдвинутый на рыболовных крючках, пусть держится подальше, — добавила я. — Меня пугают даже его татуировки.

— Все россказни про Кензо — не более чем миф, — вынес окончательный приговор Павлов. — Впредь постарайся контролировать снедающее тебя беспокойство.

— А ты постарайся держать язык за зубами! — рявкнул Слим, снова поворачиваясь к моему брату. — В следующий раз, когда зазвонит телефон, протяни трубку своей сестре, развернись на триста шестьдесят градусов и молча покинь комнату.

Похоже, Павлов был намерен защищаться, но донесшийся с улицы звук поднял его на ноги совсем по другой причине.

— Неужели уезжает? — спросил он, и тут зажигание со второй попытки заставило мотор заработать. Звук удаляющегося автомобиля частично рассеял также и висевшее в воздухе напряжение. Приподняв уголок портьеры, Слим доложил, что «тот парень в платьице» уехал.

— Слава тебе господи, — проникновенно сказала я. — Вряд ли я смогла бы уснуть, зная, что он торчит там.

— Я тоже, — согласился мой брат. — Пожалуй, это стоит отметить.

Слима, впрочем, напряжение не покинуло окончательно, и он продолжал сверлить Павлова взглядом.

— Я не прочь пыхнуть для снятия стресса, — заявил он, — но почему-то чувствую, что обязан оставаться при этом на виду у камер. А то Картье, не дай бог, решит, что мы занимаемся чем-то противозаконным.

Павлов, казалось, испытывал неудобство, то и дело переминаясь с ноги на ногу. На миг мне почудилось, что сейчас он извинится и отправится проведать сервер в туалете. Вместо этого он наставил молитвенно сложенные ладони на своего приятеля и еще раз повторил извинения.

— Дай ему передохнуть, — выступила я на защиту брата. — Павлов показал себя полным кретином, выставив на всеобщее обозрение наш адрес, но нельзя же теперь на этом зацикливаться. Я сказала это вслух, но Слим не ответил. Даже Павлов сделался похожим на забывшего текст актера, и в эту минуту табло вновь ожило. Оно заморгало розовым светом, словно какой-то злобный телесуфлер:

ПОНЧИК… ТАКОЙ… МИЛЫЙ… КОГДА… В… ДОМЕ… НАПРЯГ

Павлов обалдело смотрел на непрошеный комментарий.

— У меня такое ощущение, будто щенок, которого я притащил в дом, вдруг нагадил на ковер.

— Что напомнило мне о твоих питомцах, — сказала я, хватаясь за первый же шанс поднять всем настроение. — Как поживают Морские Девы? Ты очистил воду, как рекомендовалось в инструкции?

— Чем бы, интересно!.. — брат оборвал себя. Вопрос повис в воздухе; Павлов явно позабыл про все, что находилось в коробке кроме аквариума.

— А как насчет порошка для роста? — спросила я, но ответ уже ясно читался на его лице. — Там две баночки, Павлов, но нельзя сыпать только из одной, забыв про вторую.

Мой брат изобразил вымученную улыбку, поднимая с пола клавиатуру и усаживаясь рядом со мною на диван.

— Наверное, эта штуковина все же годится на что-нибудь, — сказал он, вызывая веб-камеру в своей спальне. На экране открылось новое окошко, но я даже не взглянула на аквариум. Моим вниманием сразу завладел рекламный баннер, висящий над изображением.

БОРИСЬ С ОТЧАЯНИЕМ,

потому что все не так уж и плохо!

Кликни сюда, чтобы получить совет и утешение!

Мы принимаем все основные виды кредитных карточек

— Это и есть мой спонсор? — Павлов щелкнул клавиатурой и пропищал что-то нечленораздельное, когда перед ним распахнулось окошко чата.

КОНСУЛЬТАНТ ТИМ: Слушаю внимательно.

— Чего это он лыбится? — Пальцы Павлова пулеметом защелкали по клавишам.

Я ожидала, что Слим воспользуется моментом, чтобы еще раз пнуть незадачливого соседа, но он был выше этого. Я чувствовала за своей спиной, его присутствие и напрягшиеся в ожидании ладони — на спинке дивана.

ПАВЛОВ: Какие проблемы, дядя?

КОНСУЛЬТАНТ ТИМ: Я здесь для того, чтобы помочь разобраться с твоими. Если ты не против сообщить мне номер своей кредитной карточки, я могу обеспечить тебе умиротворение за 50 фунтов и полный курс психотерапии за 75.

«Любовный хирург» встретил великодушное предложение словесным залпом, в частности порекомендовав самозваному психотерапевту отфрендить себя, прежде чем Павлов отыщет его и заткнет ему пасть неким остроумным способом, о котором тот будет помнить до конца своих дней. Неожиданная вспышка, возымевшая положительный эффект. Павлов определенно успокоился, вернувшись к камере, транслирующей гостиную. Впрочем, в кадре он тоже не стал задерживаться.

— Я иду к себе, — заявил мой брат шепотом. — Обещайте, что не станете подглядывать.

— И что ты собираешься там делать?

— Ничего, — ответил он Слиму. — Мне просто нужно немного побыть в одиночестве.

Помнится, мы со Слимом планировали то же самое, но не такой ценой. Мой бойфренд уселся на освободившееся место на дальнем конце дивана.

— Итак, — сказала я, надеясь, что он придвинется ближе, — на чем мы остановились?

Едва заметно улыбаясь, Слим провел ладонью по лицу, словно стирая с него что-то. То, как он уставился затем на веб-камеру, заставило меня усомниться, что я играю ведущую роль в его размышлениях. В моих собственных он значился в общей очереди под номером один.

— Рано или поздно эта штука встанет между нами, — произнесла я, указывая на объектив, — так ведь?

В горле у меня зашевелился комок, а по телу забегали мурашки.

— Я не смогу долго это выдержать, — все, что он смог выдавить.

Мне показалось вдруг, что Слим говорит о нас, а не о камерах или недоумках, сидящих по ту сторону. Я почти видела нас со стороны: парочка на диване, критически оценивающая ситуацию.

— Почему бы нам не продолжить разговор в постели? — предложила я, поднимаясь. — Я бы с удовольствием улеглась пораньше, подальше от настырных взглядов.

— Отправляйся первой. — Слим и глазом не повел, когда я встала прямо перед ним. — Я сейчас поднимусь.

Я медлила, чувствуя, как мое сердце слегка упало, затем решила, что, возможно, нам стоило бы поучиться у Павлова. Провести минуту-другую в одиночестве, прежде чем начать выкарабкиваться всем вместе.

— Не задерживайся. — Я наклонилась поцеловать его в губы (звук, похожий на чмоканье открываемой банки с пивом), надеясь, что он не станет винить себя во всех наших горестях. Может, Слим и уговорил нас впустить в дом веб-камеры, но на контракте мы с Павловым расписались сами.

Никто не заставлял меня подносить ручку к бумаге или, если уж на то пошло, селиться в доме вместе с парнем, которого я едва знала. Однако и то и другое показалось мне вполне разумным. И нет повода жалеть: прежний Слим на миг вернулся, чтобы предложить мне пойти нагреть постель.

— Ладно, — улыбнулась я. — Буду ждать.

Где-то перед самым рассветом меня потревожил далекий, слабый, но очень высокий визг. Кричала женщина, я была в этом уверена. Оторвав щеку от подушки, я полусонно попробовала сфокусировать взгляд. Свет в спальне так и не был потушен. На мне по-прежнему были лифчик и трусики. Странно, я не ожидала, что к утру они на мне еще останутся. Поскольку Слима рядом не оказалось, мой мозг медленно пришел к выводу, что я, должно быть, уснула, так и не дождавшись его. Еще один крик, целая серия нарастающих по громкости ахов, и тут уж я пружиной уселась на кровати, не без труда пытаясь вообразить сцену внизу. Теперь я поняла, где пропадал Слим. Я также знала в точности, чем он занят там без меня, и отчего-то чувствовала себя бесстыдно обманутой.

Слима не было в спальне, потому что он был внизу, с ней, с Мисти Вентурой, и это как раз в тот момент, когда я сильнее всего в нем нуждалась. Меня захлестнуло желание закатить ему грандиозный скандал за то, что он так и не явился. К тому же меня охватил мучительный порыв забыть обо всем и снова уснуть. «Денежный залп» — всего лишь игра; в конце концов, Мисти — не настоящая. Послушная джойпаду амазонка с убийственным арсеналом, — разве можно всерьез воспринимать ее как соперницу? Если бы не красная полоса на ковре, я бы, наверное, спустилась в гостиную и силой притащила Слима сюда. Однако же линия раздела между двумя зонами заставила меня кое о чем задуматься. Во-первых, я не одета для того, чтобы показаться веб-камере, установленной в углу спальни. Во-вторых, и это важнее, имелся другой способ увидеть, что же там происходит.

Если окончательно севший халат Слима немногое прикрывал на нем, то меня он заставил почувствовать себя искусной соблазнительницей. Пришлось втянуть живот, чтобы завязать поясок узелком, сдавившим мне грудь и поднявшим подол высоко над коленями. Я оглядела свое отражение в зеркале, подумав, не накинуть ли свитер, но затем решила выйти в эфир как есть. Тяжелое дыхание, доносившееся снизу, не располагало к промедлению. Запуская ноутбук Слима прямо на виду у веб-камеры, я вообразила, как прыгают от радости наиболее преданные наши зрители. Ну и ладно. Я-то знала, что они увидят: рассвирепевшая корова в нижнем белье мчится сквозь кибер-пространство, отыскивая окно, которое откроет ей глаза на происходящее.

— Я тебя вижу, — пробормотала я, сверля взглядом экран с изображением гостиной.

Как я и ожидала, там сидел Слим, на самом краю дивана, причем можно было бы выдернуть из-под него эту чертову штуку, а он бы даже не шелохнулся: локти и колени напряжены, джойпад сжат крепко, как псалтырь, на лице — целая палитра эмоций, а Мисти бежит к горизонту, отражаясь в его глазах. Никогда не видела Слима таким оживленным, таким увлеченным каким-то занятием. В любом случае, не этого мужчину я звала присоединиться ко мне наверху. Этот чужой Слим мог предпочесть мне дурацкую игру, явно имевшую для него куда большее значение. Какое-то время я наблюдала за тем, как ухмыляется и гримасничает приятель моего брата, а его дреды колышутся в такт движениям Мисти. Ее манеру двигаться я хорошо запомнила. Затем мои пальцы принялись искать окно с предложением отправить сообщение.

Я печатала, не глядя на клавиши, в этом не было необходимости. Слова появлялись передо мной по мере написания, скользя по табло позади Слима. Я сомневалась, что он заметит мое сообщение, но это послужило мне необходимой разрядкой. Я хоть как-то отреагировала на происходящее, прежде чем скользнула обратно на свою половину кровати.

ТЫ… САМ… НЕ… ЗНАЕШЬ… ЧТО… ТЕРЯЕШЬ

 

27

Когда Слим прокрался в спальню, сна у меня не было ни в одном глазу. Впрочем, он этого не понял. Я не открыла глаз, даже когда его колени проникли под мои. Следующим движением его рука обняла меня вокруг поясницы, но я не могла заставить себя пошевелиться или еще как-нибудь заметить его присутствие. Уже через несколько минут толчки дыхания на моем загривке смягчились, я перестала ощущать запах зубной пасты пополам с табаком и была уверена, что мой друг спит. Отошел ко сну, так вот просто! Игрок отдыхает. Я задумалась, какого рода духами могла бы пользоваться девица вроде Мисти, поскольку Слим пропах бы ими с ног до головы, будь их взаимодействие реальным. Что-нибудь чувственное, надо полагать. Дешевый сногсшибательный запах. Это почти явило ее образ моему сознанию, но мне от этого вовсе не полегчало. Я взглянула на часы с приемником. Примерно через час синоптик включится, чтобы помочь мне с выбором наряда. Перспектива молча закипать на протяжении всего этого времени убедила меня заняться собственным прогнозированием. Я выскользнула из постели и принимала душ до тех пор, пока не пошла холодная вода, а затем надела вещи, соответствующие моему настроению.

Навязчивое чувство, что за тобой наблюдает кто-то посторонний, оказалось не так-то просто стряхнуть. Я приготовила себе немного чаю и тост на виду у кухонной камеры, зная, что люди где-то там подмечают каждое мое движение. Воображаю: некоторые из них прямо сейчас обсуждали меня в чате, но мне было наплевать. «Чего это она вырядилась сегодня в черное? — спрашивают они. — Неужели так трудно есть над блюдцем, чтобы крошки не летели на пол? Сколько еще она собирается тут рассиживаться?» На здоровье. Вся эта ерунда меня ничуть не задевала, такими мелкими и пустыми были эти проблемы, такими поверхностными. Меня интересовали те вещи, что прячутся глубоко внутри нас, которые не может увидеть ни одна камера.

Перекочевав в гостиную, я не стала распахивать гардины, хотя уже забрезжил рассвет, и раздумывала о человеке, проведшем тут всю ночь. Диван еще хранил отпечаток тела Слима, рядом с покинутым джойпадом. Последняя ночь стала для меня откровением, но, если вдуматься, ее тоже можно считать неотъемлемой частью наших отношений. Совместная жизнь обрушилась на нас обоих с такой внезапностью и напряженностью, создав притяжение чуть ли не на химическом уровне, а теперь туман рассеялся. Стало быть, у меня впервые появилась возможность наконец разглядеть, из чего же на самом деле сотворен Слим, хотя мы уже давненько были привязаны друг к другу.

У мужчин обыкновенно бывают хобби — те увлечения, о которых они стараются не упоминать на первом свидании. Однажды у меня был роман с парнем, участвовавшим в соревнованиях по запуску бумажных змеев. Другой намеревался собрать программки всех без исключения футбольных матчей, когда-либо сыгранных футбольным клубом города Манчестера. С такими увлечениями я еще могла мириться: они не имели сексуальной окраски, не были опасны для жизни и вообще представлялись мне довольно скучными. В техническом смысле Мисти Вентура не существовала в реальности, так что примириться с увлечением Слима я вполне могла бы, но вот только что-то внутри меня не давало оставить все как есть. Мне казалось, что Слим словно бы обратился к ней за помощью и поддержкой в разгар кризиса наших отношений. Потягивая чай, я все еще размышляла о событиях этой ночи. Поэтому, когда табло на стене вдруг принялось читать мои мысли, я вздрогнула — да так, что пролила чай на колени.

ЭТА… ИГРА… НЕ… ТАК… ПРОСТА… КАК… КАЖЕТСЯ

— Не может быть!

Фраза поспешно проплыла по экрану — красные огоньки, мерцающие на черном фоне. Новый комментарий не заставил себя ждать; я сразу отказалась от мысли посмотреть, не стоит ли за окном машина.

ПОВЕРЬ… МНЕ… ЗОЛОТЦЕ… Я… ЗНАЮ… ТОЧНО

Так меня называли всего однажды, и я даже припомнила этот одновременно отстраненный и теплый голос, когда следующая строчка догнала остальные:

ЧТО… ЕЩЕ… ОСТАЕТСЯ… ДЕЛАТЬ… КОГДА… ВЕСЬ… ДЕНЬ… ПРИХОДИТСЯ… ЛЕЖАТЬ… В… ПОСТЕЛИ?

— Роуз! — облегченно выдохнула я. — Это ты?

НАВЕСТИ… МЕНЯ… КАК-НИБУДЬ

— Обязательно, — я повернулась к камере, чтобы произнести это по слогам.

Когда Добряк Уильям впервые заметил, что Роуз заглядывает на наш сайт, мне сделалось сильно не по себе. Теперь же я имела более ясное представление о том, что привлекает наших зрителей, и была рада ее виртуальному присутствию. В определенном смысле я даже жалела, что ее нет здесь во плоти, поскольку мне очень хотелось немедленно поговорить с кем-нибудь по душам. Я ждала, что табло загорится вновь, но этого не произошло. Но я все равно не отрывала от него глаз, допивая чай. Интересно, а бывают навязчивые идеи у золотых рыбок?

До выхода на работу оставалось еще немало времени, целая вечность. Как лучше провести его с пользой? Одна моя половина хотела вернуться наверх и устроить Слиму настоящий разнос. Но другая половина знала, что подобное пробуждение ничем хорошим не кончится, а потому я направилась к дивану и уселась туда, где (в кадре веб-камеры) до этого сидел Слим. Немного поиграла джойпадом: интересно, как отреагировал бы Слим, узнав, какие чувства я питаю к его выдуманной возлюбленной? Затем я вспомнила: когда речь заходит о выяснении отношений, мужчина инстинктивно начинает отрицать все. «Гораздо лучше, — решила я, включая игровую консоль, — будет выспросить всю правду у соперницы».

Меню «Денежного залпа» сообщило мне, что Игроку 1 осталось совсем немного до завершения трети игры. Как я выяснила, ткнув в соответствующую кнопку, последний уровень загружался восемьдесят семь раз.

— Каков облом, — сказала я, вспомнив лихорадочную работу пальцами, за которой наблюдала прошедшей ночью. — Бедная Мисти, должно быть, так переживает.

Я решила начать с того места, где Слим вышел из игры. Подключилась к Сети, нажала клавишу «Продолжить игру» и собралась с духом. Меню разъехалось в стороны, словно две створки двери, и внезапно там оказалась она — сплошь пулеметные ленты на груди и огромные ягодицы. Мисти, готовая повиноваться любым желаниям своего повелителя. Вот ведь сука!

Перед Мисти высилась каменистая расщелина в отвесной скале, причем героиня стояла, едва ли не уткнувшись в нее лицом. Мне даже подумалось, уж не поставили ли ее в угол за плохое поведение? Я как раз пыталась заставить девицу повернуться, когда откуда-то издалека до нас донеслось визгливое хрюканье. Кабан, ведущий стадо, поняла я, когда все вокруг окрасилось розовым, а тысяча и один кровожадный хряк превратили Мисти в нечто еще более алое.

— Фу, гадость, — поморщилась я при виде бойни и немедленно щелкнула по кнопке «Начать, сначала». Теперь я знала, что свиньи-убийцы висят у меня на хвосте. Мне стало ясно, почему Слиму потребовалось столько времени на попытки выбраться из этого, похоже, безвыходного тупика. Я не взвешивала свои шансы преуспеть там, где он терпел неудачу, — в основном потому, что не имела представления, как заставить Мисти выпрямиться во весь рост, не говоря уже о действиях в экстремальной ситуации. Примерно в паре футов над нею виднелся скалистый карниз, который казался единственным выходом, но когда появились свиньи, я могла лишь дико стучать по всем клавишам без разбора. В ответ Мисти, кажется, испытала серьезный припадок и, по-моему, была уже мертва, когда к ней подбежала первая хрюшка. Новый перестук клавиш наугад, и мы обе подскочили. Мисти сорвалась в презревший все законы гравитации обратный кувырок, с помощью которого оказалась на выступе как раз в тот момент, когда под нею сомкнулось море сопливых пятачков.

— Молодец, девочка! — сказала я, и на этот раз не только себе самой.

Еще один уступ выдавался справа от Мисти, над ним — еще один, на противоположной стене расщелины. Я изучала рычажки, пытаясь вспомнить последовательность нажатия, доставившую меня сюда, и обрадовалась сверх всякой меры, когда моя догадка оказалась верной. Это было прекрасно, и моя уверенность росла по мере того, как Мисти совершала прыжки с одного каменного козырька на другой. Небольшое разнообразие в нажатии кнопок, и я добавила к ее стремительному восхождению пируэты. Это не было скалолазанием в прямом смысле слова, это был танец, и на него действительно стоило посмотреть. Визг и хрюканье внизу затихали по мере приближения Мисти к вершине, но я перестаралась. Довела бедняжку до такого края, что та повисла на очередном выступе в скале на одних лишь пальцах. Вообще говоря, и это было неплохо, но я умела пока управлять только ногами героини — да и то лишь ниже колен. Я ткнула в самую верхнюю кнопку на пульте, надеясь, что Мисти подтянется на руках и взберется на карниз. Вместо этого она отпустила правую руку. Мы одновременно вскрикнули, хотя только одна из нас издала вопль, слышный сквозь стену спальни. В любом случае, я слышала, как вниз падают камни, подобно бусинам рассыпавшегося ожерелья, и про себя решила, что на ее месте, наверное, орала бы до тех пор, пока сама не оглохла бы окончательно.

— Ну же, давай, — подбадривала я Мисти. — Мы справимся.

Кажется, я ошиблась в выборе клавиш и попробовала еще раз — уже другую комбинацию. Вот это да! Я хорошо запомнила комбинацию, но ни за что не выдам ее мальчишкам: нажатие кнопки, и Мисти все так же висит над пропастью, но из одежды на ней — только обувь.

— Боже мой! — Я зачарованно уставилась на лишенные растительности холмы с темной долиной между ними. — Я сделала это.

— Сделала что? — спросил голос из коридора. Мой брат появился в дверном проеме с видом человека, не столько просыпающегося, сколько вскочившего в полной боевой готовности. — Что же ты сделала? — спросил он снова. — Не считая того, что извела всю горячую воду.

— Ничего. — Я оттолкнула от себя джойпад и невинно улыбнулась Павлову. Это не заняло много времени: вопль пухлой искательницы приключении, камнем летящей навстречу гибели, уже затихал. Хрясь. Хрюканье. И с моей стороны — виноватое пожатие плечами.

— Это что, «Денежный залп»? — Павлов вышел из «мертвой зоны» как раз в тот миг, когда Мисти в очередной раз стала воспоминанием. Ее обнаженное тело оказалось растерзано на миллион цветных пикселей. Мой брат скорчил гримасу, увидев последствия смертельного прыжка. — Слим выйдет из себя, если увидит, что ты встала между ним и Мисти.

— Он все равно не рассвирепеет так, как я прошлой ночью. Уж я бы задала ему, если бы спустилась.

Брат присел рядышком, не отрывая глаз от веб-камеры.

— Я знаю, что произошло, — сказал он. — Видел в своем компьютере.

Повернувшись к Павлову, я ждала, чтобы он расслабился под пристальным взором объектива.

— Значит, ты тоже не мог уснуть?

— Почти не сплю с тех самых пор, как мы угодили в Сеть, — сказал он. — Всякий раз, стоит только прикрыть глаза, мне слышится гудение сервера. Не могу отвязаться от мысли, что он гудит прямо сквозь стены — специально, чтобы позлить меня.

Я поняла его и кивнула. Во всяком случае, Павлов согласен, что со Слимом творится нечто странное.

— И что ты думаешь? — спросила я.

— Насчет твоего дефиле прошлой ночью?

— Ну да.

— Полагаю, тебе не стоит сидеть за ноутбуком в халате Слима. Непристойное зрелище.

— Так ты наблюдал за мной?

— Да, я едва не ворвался к вам в спальню, чтобы набросить на тебя одеяло.

— А как насчет Слима? Ты и пальцем не шевельнул, чтобы посмотреть, чем он занят?

— Я пекусь не о Слиме, — напрямую сказал Павлов. — Меня больше беспокоит твоя реакция на то, чем он занимался.

Приуныв, я уставилась на экран, где перечислялись достигнутые результаты.

— Как ты можешь винить меня? Знаю, он переживает стресс из-за постоянного наблюдения, нам всем от этого не по себе, но Слим предпочел преодолевать этот кризис с Мисти, а не со мной.

Павлов молча изучал список на экране. Возможно, его уверенность поколебалась, когда он увидел количество предпринятых Слимом попыток одолеть последний уровень.

— Цис, несколько раундов игры не поднимут тебе настроения.

— О чем ты говоришь?

— Говорить должен не я, а ты, — настаивал он. — Улучи подходящий момент, выбери спокойную минутку и расскажи Слиму о своих переживаниях. Кроме того, дай ему возможность поделиться своим взглядом на ваши отношения. Нащупай нейтральную территорию, Циско. Это единственный способ сдвинуться с места.

— Спасибо тебе, дяденька Павлов, но иногда компромисс — не лучший вариант. Я знаю, Слим не «ходил на сторону» в общепринятом смысле, но меня все равно не покидает ощущение, что я осталась на обочине. Когда же, интересно, я смогу прочесть твою колонку, которая посоветует девушке играть на равных?

С неохотой Павлов произнес:

— Когда ты ее для меня напишешь.

Я даже рассмеялась, уж очень ловко он переел разговор на другую тему.

— Хочешь сказать, что мне нужно самой отыскать верное решение?

Мой брат вытянул палец в сторону статистики на экране.

— Будь Слим способен совладать с этой игрой, ничего искать бы и не пришлось. Как минимум, он прошел бы все уровни и выбросил ее из головы. Как максимум, мы обогатились бы на миллион зеленых.

— Игрок он не ахти, — заметила я. — Вряд ли нам стоит рассчитывать на какие-то деньги.

— Ну, уж если Слим не способен подчинить себе Мисти, тогда я сомневаюсь, что это вообще в человеческих силах. Не хочу говорить ему это, но Слим — лучший в мире игрок. Единственный человек, способный справиться с такой сверхзадачей.

Подумав немного, я потянулась к джойпаду.

— Внимание на экран, — объявила я.

— Управление «Денежным залпом» — целая наука, а ее интерфейс — один из самых сложных на рынке, — сказал Павлов, да еще и фыркнул, стоило меню распахнуться, открыв все ту же сцену: Мисти у подножия скалы (вновь при полном параде), ее вот-вот атакуют хищные пятачки.

— Пристегните ремни, — посоветовала я, приступая к игре. — У нас сложилось полное взаимопонимание.

— Да ты хоть представляешь себе… Ого! Bay!

Челюсть моего брата отвисала все ниже с каждым очередным уступом, на который взлетала Мисти. Где-то на полпути, в остолбенении тыча пальцем в экран, он наконец научился выражаться членораздельно:

— Я и не думал, что она способна на подобные прыжки!

Еще один подскок с разворотом, и сразу — стремительное обратное сальто.

— Женская интуиция, — пояснила я.

— Но трюки Мисти выходят за рамки человеческих возможностей.

— Мужских возможностей, надо полагать. На самом деле она обычная гимнастка.

— Кроме того, это выходит за пределы моих фантазий.

Мне не хотелось показывать брату, чему я научилась на уступе. Благополучно достигнув вершины, Мисти подобрала на краю пропасти очень кстати брошенный кем-то пистолет и обернулась, чтобы окинуть всю панораму долгим взглядом. Камера, естественно, развернулась вместе с ней, не выпуская из виду филейных частей героини, будто посмотреть стоило только на это. Превосходный вид на вершины деревьев тропического леса и далекую горную цепь лишь оттенял скульптурные полусферы ее ягодиц, тем более что эта часть пейзажа пряталась в просвете между ногами Мисти. «В некотором смысле, — решила я, — это чистой воды вуайеризм: похлеще, чем может предложить любая веб-камера».

— Что дальше? — Я ждала, пока брат вновь обретет дар речи. — Может, продолжим без Слима?

Павлов перевел на меня остолбенелый взгляд, и я поняла, что он хочет спросить, говорю ли я об игре. Я молчала, и мой брат заговорил сам:

— Слим прошел долгий путь. Не стоит, мне кажется, обгонять его на этом этапе.

Мои пальцы парили над кнопками джойпада. Мисти на краю пропасти, ветерок колышет ее собранные в пучок волосы «а-ля порнозвезда». Легчайшее прикосновение к кнопке, и все будет кончено. Сама Мисти пребывала в состоянии безмятежного покоя. Думаю, она привыкла встречаться со своим создателем. В конце концов, низвержение для нее — не особенно суровое испытание. Я покосилась на брата, думая, что сделал бы Слим на ее месте.

— Это не так трудно, как ему кажется, — сказала я. — Упорство в достижении цели — это, конечно, хорошо, но иногда и мозгами пошевелить не вредно.

Павлов поскреб подбородок.

— Слиму нужна дружеская беседа.

— Ну вот, опять, — сказала я. — Черт, до чего же ты рассудительный. В «Блесни умом!» — и то уже решили, что ты не годишься для их колонки.

— Знаешь, пожалуй, мне нужно с ним поговорить.

Я отпрянула немного, впитывая эту мысль.

— Думаешь, он станет тебя слушать?

— Конечно, — ответил Павлов. — При том условии, что я не стану вешать ему на уши журнальную лапшу. Ни один парень этого не вынесет. Надо придумать что-то такое, что достигнет самой сути, не оставив у Слима впечатления, будто его считают полным придурком. Придется говорить на особом языке.

— Да? И что это за язык?

— Пустой треп в основном.

— Ох, перестань.

— Говорю же, тебе не понять, — Павлов повернулся к экрану, и настал мой черед задуматься, говорил ли он все это время о «Денежном залпе» или же нет. Мои сомнения лишь усугубились, когда брат произнес: — Слиму надо научиться осматриваться по сторонам, а не переть напролом в любой ситуации, как ты сама только что продемонстрировала.

Хотя нам с Павловым только-только пришло время позавтракать, Мисти уже встречала закат. Вдали, над зарослями электронных джунглей, виднелись стаи скользящих над верхушками деревьев фламинго. Даже тени были здесь предусмотрены, равно как и туман, окаймлявший далекие горные силуэты. Я вообразила, как создавший игру искусник сидит у экрана в белом халате и крутит себе бороду: этакий бог компьютерных маньяков перед своим сетевым детищем. Сплошные Евы, куда ни глянь, и ни одного Адама поблизости.

Павлов прав. Просто мне слишком о многом надо было подумать.

Я смотрела на Мисти, все еще думая о Слиме: гадала, как он отреагирует на вразумления Павлова. Я взглянула на камеру, жалея, что не могу видеть себя со стороны. А впрочем, что могут понимать завсегдатаи нашего сайта? Они, наверное, могут посоветовать мне изменить оттенок губной помады или способы позлословить, понося мои застольные привычки, но более важные вещи им недоступны. Мисти тем временем продолжала обозревать уже пройденный маршрут. Казалось нечестным дать Слиму спуститься в гостиную и обнаружить, что я одержала над ним верх в его собственной игре. Держа все это в уме, обуреваемая самыми противоречивыми эмоциями, я заставила девицу добровольно шагнуть в пропасть.

— Ой, — содрогнулся мой брат, когда картинка на экране дрогнула и звук падения сопроводился быстро затихающим воплем.

Я тоже поморщилась. Где-то далеко внизу свиньи-садисты с аппетитом принялись за новую порцию. Павлов поднялся с дивана и расправил на себе рубашку, сегодня — лютиково-желтую.

— Жестоко, но зато из лучших побуждений, — сказал он. — Ты правильно поступила, Циско. А теперь дай мне сыграть свою роль. Я поговорю со Слимом. Дам ему понять, что тебе нужно чуть больше внимания. Лучше, если он услышит это от меня. Ни о чем не беспокойся.

— Когда исход дела тебе не безразличен, — заметила я, — ты и вправду даешь неплохие советы. — Отложив в сторону джойпад, я вслед за братом встала с дивана, довольная, что уже спозаранку успела добиться столь важного результата.

— Значит, ты поможешь мне с вопросами этой недели? — спросил Павлов.

— Я так понимаю, тебя вовсе не интересует судьба несчастных, которые пишут в журнал?

— Ничего подобного, — сказал он. — Просто у тебя гораздо лучше получается им отвечать. С тех самых пор, как вся моя работа стала достоянием Сети.

— Сколько можно повторять, Павлов: ты еще достаточно молод, чтобы раздавать советы читателям подросткового журнала.

— Я уже не тот, что раньше, — гнул свое брат, — и после восторгов редактора мне стало казаться, что я еще и чересчур мужчина. — Он оглянулся на мирно дремлющее табло. — Если успеешь сочинить колонку до прихода редактора в офис, я буду спокоен. Это значит, что он не увидит тебя за работой.

— С чего бы ему меня рассматривать?

— У меня нехорошее предчувствие, — сказал Павлов, прищурившись.

Теперь настала моя очередь взглянуть на табло: я все еще не могла понять, что такого оно ему сказало.

— Тогда лучше сразу введи меня в курс дела, — предложила я. — Может статься, бросить взгляд на девичьи проблемы с мужской точки зрения действительно окажется полезно.

 

28

— «Как сделать, чтобы компакт-диски прилипали к соскам?»

— Жуть.

— «Насколько безопасен пирсинг клитора?»

— Дикость.

— «Мечтаю спать со своей кузиной!»

— Деревенщина. «Блесни умом!» по своей сути — журнал столичный.

Мы сидели в спальне Павлова. Казалось, какую проблему ни возьми, брат обязательно отыщет причину оставить вопрос без ответа. Мы пристроились за его компьютером, повернувшись спинами к веб-камере. Павлов пролистывал вопросы, присланные по электронной почте. Прикасаться к обычным письмам ему не хотелось с тех пор, как некая встревоженная кожным зудом девочка попросила его определить вид клеща, приклеенного прозрачным скотчем к уголку страницы. К письму также прилагался завиток лобковых волос.

— Ладно, а как тебе вот это: «Схожу с ума от Бритни»?

— Тоже мне проблема, — рассудил Павлов. — Я и сам от нее без ума.

— У меня тоже был одно время сдвиг на Кайли, но я, наверное, просто очень ценила ее талант и немного запуталась в собственных чувствах.

— Даже если так, не говори об этом Слиму. Он перестанет спать по ночам.

Глядя в угол экрана, я прикидывала, покажется ли он прежде, чем я уйду на работу. Затем мой брат заметил, что вопрос про Бритни, как и многие другие, поступил от парня.

— Правда? — удивилась я. — Какие, например?

— Хотя бы тот, про пирсинг, — сказал Павлов. — Малого беспокоит, не случится ли что-нибудь с его мужским достоинством, если подружка все-таки проденет в клитор кольцо.

— Безопасен ли пирсинг клитора для него? — Я-то проглядела лишь первую строчку. Прочитай я весь вопрос целиком, обязательно ткнула бы в клавишу «удалить». — Нет, каков эгоист!

Павлов пожал плечами.

— Проблемы, которые возникают у пацанов, всегда сводятся к члену.

Я еще раз впилась взглядом в экран:

— Мне казалось, что в журналы типа «Блесни умом!» пишут исключительно девочки…

— Ты будешь просто поражена. Немало задачек подкидывают мне дружки наших читательниц или их братья. Натыкаются на брошенный журнал, прочитывают колонку советов, когда никто их не видит, а затем подбрасывают мне свои проблемы.

— А чем плохи их собственные журналы? — не поняла я. — Почему бы им не обратиться туда?

— Какие собственные журналы? — переспросил Павлов. — Если тебе еще нет шестнадцати, а у тебя возникла проблема с винчестером, Драммашиной или моделью паровоза, никаких проблем. Существуют технические издания, эксперты которых всегда придут тебе на помощь. Но если ты ищешь мужской эквивалент девчоночьих журналов, где речь идет о сфере личных отношений, лучше забудь об этом. Мальчишка не может вынести, чтобы кто-то увидел его покупающим подобное подспорье, а потому индустрия СМИ не заходит так далеко.

— Ясно. — Теперь я прокручивала электронные письма, выискивая женские имена в строке «Отправитель». — Но ты ведь не рассматриваешь мужские проблемы на своей странице. Эти ребята, наверное, в отчаянии, если пишут в журнал, заранее понимая, что не получат ответа?

Молчание Павлова подтвердило мою догадку. Я задумалась, как же он сам решал свои проблемы, будучи подростком? Однако стала углубляться: как знать, может, именно поэтому мой брат теперь и стал таким, какой он есть?

— Как насчет такого вопроса? — спросила я, остановившись. — Об этом я и сама частенько задумывалась: почему парням непременно хочется, чтобы девушка глотала сперму?

Павлов прочел письмо сам.

— Забота о чистоте простыней, надо полагать.

— Мне отчего-то кажется, что эту причину не назовет никто, кроме тебя.

— В смысле питательных веществ это не так уж и плохо.

— Как чересчур многие мужчины пытались меня убедить, — не сдавалась я.

— Там много протеина, — перечислял Павлов, — энзимы, цинк и витамин «С». Кроме того, в порции содержится всего лишь пять калорий.

Я дала Павлову немного времени, чтобы он взял свои слова обратно — ну хотя бы слово «порцию». Но брат смотрел на меня так, будто, возложив руку на Библию, только что втюхал кому-то чудодейственное средство для похудания.

— Только не говори, что из этого получается отличная маска для кожи лица.

— Ты права. — Казалось, его чуть ли не возмутил мой цинизм. — Многие парни клянутся, что это превосходно заменяет им лосьон после бритья. По капельке за каждое ухо, и…

— Хватит! — Я выставила вперед ладонь. — Никогда больше не пойду на свидание.

— Вовсе не значит, что все пользуются таким лосьоном, — пошел на попятную Павлов. — В любом случае, эти сведения не подходят для моей колонки. Я «любовный хирург» подростков, а не сексолог для взрослых.

— Но мы просмотрели уже целую кучу вопросов. И независимо от того, кто их сочинял, почти все они посвящены сексу.

— Рекламодатели тоже из-за этого нервничают, — подтвердил брат. — Вот почему подобные вопросы вне моей компетенции. Приходится размазывать сопли, отвечая на всякую ерунду.

— А что, разве девочки не пишут про влюбленность?

— Пишут, конечно, — вздохнул Павлов, — но вопросы всегда одни и те же: «Как мне вытащить его погулять?», «Почему он такой непостоянный?», «Как заставить его любить только меня одну?» Попробуй-ка ответить на это, не упоминая про секс.

— И как же ты вносишь разнообразие? — поинтересовалась я. — Сам сочиняешь вопросы, что ли?

Когда Павлов погрузился в молчание, я рискнула спросить напрямик:

— Тот вопрос — про двухцветные волосы, которые заводят мужчин, — исходил от тебя?

— Я тут ни при чем, — отмазался Павлов, но вовремя прикусил язык, не успев признать, что загадка привлекательности темных корней мучила Слима.

Я кивнула на длинную череду писем на мониторе.

— Эти девчонки просто рыдают, умоляя дать такой важный для них совет о сексе, а ты игнорируешь их? Бог в помощь пацанам, но зачем же давать от ворот поворот всем без разбора?

— А что остается? На мне лежит обязательство ежемесячно выдавать свеженькие проблемы, которые не покоробят тех, кто оплачивает счета.

— У тебя есть обязательства перед твоими читательницами, — сказала я, остановив выбор на вопросе про оральный секс. — Так или иначе, ты им здорово поможешь, затронув эту тему. Когда какая-нибудь твоя читательница, прижавшись в следующий раз к своему бойфренду, почувствует вдруг на своем затылке ладони, она будет увереннее противиться давлению.

— Циско, если я отправлю в редакцию такой непристойный материал, редактор уволит меня и глазом не моргнув.

— Может, и так, — согласилась я, — но он сделает это в любом случае, как только он узнает, что за твоими советами стою я.

— Нельзя же давать в печать колонку советов, где все вопросы действительно присланы читателями, — возмутился Павлов. — Это как-то… типа… непрофессионально.

— Ладненько, — сказала я. — Так и быть, предлагаю компромисс. Оральный секс остается, и я еще выдумаю для тебя парочку вопросов о перипетиях любовных отношений.

— Например?

— «Подозреваю, что мой парень встречается еще с кем-то. Что делать?»

— Ага, вот отличный вопрос, — улыбнулся брат. — Сдается мне, ты сумеешь дать хороший совет. А второй?

Потянувшись через весь стол к аквариуму, я приподняла платок, которым тот был накрыт:

— «Ему не по сердцу мой подарок».

Я поднесла сферу к экрану монитора. На свет помутневшая, заросшая водорослями вода напоминала уксусный маринад.

— Выглядит не ахти, прямо скажем.

Щека к щеке с братом, я вспомнила вдруг, как мы, еще детьми, сидели вот так же перед банками из-под варенья, кишащими живностью из пруда. Разница состояла в том, что теперь мы смотрели не на обитателей лужи. Перед нами был первобытный бульон из самого начала времен. Суп настолько прокисший, что я едва видела свет по ту сторону. И все же, вопреки безжизненному состоянию воды, во мне шевельнулось страшное подозрение: кто-то прячется там, внутри, наблюдая за нами.

— Быть может, пора чистить воду? — вслух задумалась я. — Бедненькие.

Из глубин показались пузыри, всколыхнувшие поверхность.

— Порошок роста пошел им на пользу, — оптимистично высказался Павлов.

— Еще бы! Сколько ты сыпал? По щепотке ежедневно?

— Только вначале, — признался он. — Потом я испугался и засыпал все сразу, чтоб они не проголодались, если я оставлю их на время в одиночестве.

— Испугался? Чего это, интересно?

— Побоялся заразиться.

Все мое сочувствие к брату разом испарилось.

— В этой стекляшке — не проба жидкости из реки Эбола . На упаковке сказано: «Для детей с шести лет». Чего же ты испугался?

— Посмотрим, как ты снимешь эту крышку.

Я немного качнула аквариум, вода в нем хлюпнула и заволновалась, и мы оба отпрянули, когда два существа, похожих на лохнесское чудище, выглянули на миг, чтобы снова скрыться из виду. Подрастая, прежние рыбьи какашки обзавелись огромными глазищами и лицами призраков.

— Совсем не похоже на картинку с упаковки, — заметила я, обретя дар речи.

— Циско, они не похожи ни на одну из тварей этого мира.

Достаточно мимолетного взгляда, и вот я уже трепещу при мысли, что за этим стеклом кроется нечто. Причем в эту самую минуту это «нечто», скорее всего, холодно и пристально изучает нас.

— А не обратиться ли к Кензо? — спросила я. — Он ведь владелец веб-аквариума. Может, отнести их ему и спросить совета?

— Ты была там хоть раз? — Судя по тону, каким Павлов это произнес, я вряд ли могла бы легко забыть увиденное. Щелкнув мышью, он открыл браузер и набрал нужный веб-адрес. — Ближе веб-сайта я туда не подойду.

И я уже видела почему. Черный фон не сулил ничего хорошего. Название «Рыбий глаз» на медной доске вверху страницы напоминало те старые лавчонки редкостей и курьезов, куда мало кто решается войти. Загрузилась какая-то таблица. Галерея веб-камер, поняла я, когда ячейки стали заполняться.

— Трансляция из «аквариумов», — пояснил Павлов. — В основном затем, чтобы Кензо мог приглядывать за питомцами, пока пытает жильцов Картье рыболовными крючками и баграми.

— Добрая душа, — сказала я без выражения: любые намеки на юмор терялись рядом с «животрепещущими» картинами на мониторе. Вообразите начальные титры к «Семейке Брэйди» , но с отвратительнейшей рыбой в каждом кадре. Как мне показалось, во всех без исключения окнах на сайте висел раздутый усатый монстр. Большинство рыболовов вышвырнет такой улов обратно в воду, чтобы поспешить в ближайший паб с новой байкой.

— Кензо коллекционирует редкие виды.

— Какое счастье, что они не встречаются повсеместно. У него что, нет обычных золотых рыбок?

Павлов прокрутил страницу, и в самом низу обнаружилось окошко, растянувшееся на весь экран. Еще одна веб-камера демонстрировала небольшой бассейн с кружащей в нем маленькой акулой.

— Не похоже на рыбу, которую кот средних размеров может вытащить из банки лапой, — заметил мой брат. — Поглядел бы я на такой аттракцион.

— А разве это не запрещено? — спросила я, наблюдая, как холеный убийца выписывает в воде восьмерки. — Я имею в виду — держать дома акулу? Неужели кто-то захочет ее купить?

— По-моему, этот экземпляр не предназначен для продажи, — успокоил меня Павлов. — Во всяком случае, так говорил мне Вилли.

— И все же, — покосилась я на его собственный «аквариум Юрского периода», — Кензо, возможно, найдет какое-то применение твоим Морским Девам.

— Их судьба настолько важна для нас? — развернулся ко мне Павлов.

Я постучала пальцами по столу, прикидывая, пришли бы в восторг зоологи при виде его питомцев или нет. Может, старина Дарвин специально умолчал о подобных видах на страницах своего эпохального труда, чтобы не распугать читателей? Вполне разумный маркетинговый ход.

— А что ты намерен с ними делать? — спросила я. — Если ты решил от них избавиться, возражать не стану. Я ведь купила их только для того, чтобы порадовать тебя, но вышло, по-моему, наоборот.

Мой брат с неохотой взял аквариум в руки.

— Спустим в унитаз?

— Жестоко, но зато из лучших побуждений, — ответила я. — Мы ведь не живем на берегу океана, как некоторые.

Выйдя в «мертвую зону», Павлов обернулся:

— Слушай, а как насчет моей колонки? Существует ли хоть малейший шанс, что ты успеешь дать ответы на все вопросы прежде, чем уйдешь на работу?

Отвернувшись к монитору, я испустила вздох составляющего смету строителя.

— Как ты думаешь? — Павлов стоял на пороге, производя свои собственные калькуляции. — Может, на этой неделе нам стоит вставать пораньше?

Решив немного помучить брата (прежде чем послать его подальше), я задумчиво повторила его предложение.

— Иди, выпускай рыбок, — сказала я наконец. — К твоему возвращению колонка будет готова.

Так и вышло. Раздавать советы оказалось не сложно. Дилемма «глотать — не глотать» разрешилась сама собой: в следующий раз, когда парень предложит тебе поработать ртом, советовала я девчонке, не надо выплевывать или глотать, лучше поделись. Передай часть микстуры обратно с поцелуем. Вопрос о нежеланном подарке вообще не был такой уж проблемой; скорее, он послужил мне трамплином перед атакой на мужчин, которые отказываются радоваться всем подаркам, которые нельзя выпить, сунуть в видеомагнитофон или привесить к поясу рядом с другими инструментами. Последний вопрос оказался сложнее всех прочих.

Вопрос об отношениях, идущий прямо из сердца.

Речь шла о девушке, которая встречается со своим парнем не так уж долго. Фактически она переехала к нему жить сразу после знакомства. Потребовалась хорошенькая встряска, чтобы девушка смогла осознать, какую роль этот человек играет в ее жизни, но сама ее влюбленность теперь угрожала встать между ними. Почему? Я знала ответ, живя с виртуальной замочной скважиной в каждой комнате: чем больше видишь любимого человека, тем меньше понимаешь его. В любом случае, бедняжка оказалась в тесном замкнутом пространстве. Если бы выяснилось, что бойфренд не способен проводить с ней двадцать четыре часа в сутки, это разбило бы ей сердце. Вот почему бедняга злилась на себя, вот чего она боялась, и вот почему ей был нужен совет специалиста.

Конечно, в вопросе ничего такого не говорилось, а уж тем более — про неудачное ограбление банка. С лимитом в тридцать слов, отведенным для описания каждой проблемы, это вылилось в рассказ об отношениях, развивавшихся настолько стремительно, что они уже готовы были выжечь себя дотла. И поэтому я не могла заставить себя ответить.

— Насчет этого не беспокойся. — Я оторвалась от раздумий, обнаружив в комнате брата, уже успевшего выпустить Морских Дев на волю. — Если я сам не смогу ответить на этот вопрос, — сказал он, возвращая опустевший аквариум на дальний край стола, — то я знаю человека, способного дать ответ.

«Сначала этого „человека" придется разбудить, окатив холодной водой из ушата», — подумала я. Опустив взгляд на часики, я с облегчением обнаружила, что пора бежать на работу».

— Мне нужно идти. Передай Слиму привет.

— Мы с ним непременно потолкуем, — заверил меня брат. — Он ко мне прислушается.

Я перешагнула красную линию, чтобы чмокнуть брата в щеку. Даже если Павлов и стер этот поцелуй, стоило мне отвернуться, он все равно понял, что кому-то дорог. А далеко не каждому так повезло. Я поняла это через несколько минут, ибо, закрывая за собою дверь, клянусь, слышала скрип другой двери наверху. Слим, кто же еще. Неужели он все это время не спал? Незримо витал в спальне Павлова, благодаря ноутбуку и спонсорским отчислениям чата «Борись с отчаянием»? Может, даже читал колонку через мое плечо, дожидаясь, пока настанет время покинуть убежище? Я поспешила к цветочным лоткам и, набирая темп, изо всех сил захлопнула за собою калитку.

 

29

Бывает порой: выйдешь за порог, и тебе кажется, словно все вокруг как-то странно на тебя смотрят. Чаще всего так бывает, когда соорудишь себе неудачную прическу. Или накануне перебрал и маешься с похмелья. Или когда, крадучись, покидаешь квартиру какого-нибудь парня, стараясь не разбудить хозяина, потому что не можешь вспомнить, как того зовут. Такая вот прогулка выдалась и сегодня; хоть я и не надела на работу вечернее платье, но все классические признаки были налицо: странные взгляды, которые украдкой бросали на меня незнакомые люди, тихий шепот за спиной. Обычно я объясняла все паранойей, но, поскольку наш дом теперь был утыкан веб-камерами, у меня имелись довольно веские причины подозревать, что за мною наблюдают.

Все началось с Добряка. Цветочник на дальнем конце рынка отмахнулся от покупателя, чтобы уставиться на меня. Я продолжала идти, переложив сумку с одного плеча на другое. Я здорово злилась — в основном на Слима — и уже смирилась с тем, что весь день пойдет наперекосяк. Но странные взгляды встречных окончательно выбили меня из колеи, и я, резко обернувшись, выместила злобу на первом, кто попался под руку:

— Что такое? — выкрикнула я. — Ну чего ты так на меня уставился?

На секунду Вилли опешил, но вскоре опомнился и, ухватив себя за пояс, развернулся ко мне задом, обтянутым просторными спортивными брюками.

— Платье! — всхлипнул он, и мне показалось, что толпа раздвинулась, чтобы его голос мог достичь меня напрямую. — У тебя подол платья зацепился за резинку трусов.

Когда я покинула цветочные ряды, мои щеки все еще горели. В этом конце Коламбия-роуд было уже не так людно, но я не теряла бдительности, высматривая детали вроде аспидно-серого «моррис трэвеллер». Он оказался припаркован на солнышке прямо передо мной. Я не могла сказать наверняка, наш ли это знакомец. Вчера было уже слишком темно, чтобы определить цвет, а сейчас солнце светило слишком ярко, и разглядеть, кто сидит внутри, не представлялось возможным. Если, конечно, в машине вообще кто-то был. Лобовое стекло сияло так, что больно было смотреть. Набрав темп, я бросила еще один косой взгляд украдкой и временно ослепла. Из уголка глаза выкатилась слеза, за которой могли последовать и другие, если бы я позволила себе припомнить недавние события. Вот какой ранимой я себя чувствовала, направляясь к автобусной остановке за углом, потому что не могла ехать в метро: слишком много лиц, слишком тесно, и некуда отвернуться, чтобы глотнуть воздуха.

На остановке выстроилась небольшая очередь. Похоже, все эти люди в упор меня не видят, не считая мужчины в костюме в тонкую полоску: он стоял последним и заметно съежился, стоило мне подойти. Впрочем, выглядела я, прямо скажем, эмоционально неуравновешенной девицей и едва сдерживалась, чтобы, захлюпав носом, не броситься к нему на плечо с просьбой обнять меня покрепче. «Странно, — думала я, — люди не желают тебя знать как раз тогда, когда тебе позарез необходима толика участия. Причем мужчины кажутся наиболее жестокосердными, они явно не горят желанием шагнуть тебе навстречу, показав, что у них тоже есть чувства. Идиотская ситуация: люди располагают безграничными возможностями сострадать, чувствовать и любить, но понастроили себе защитных укреплений, лишь бы, не дай бог, не проявить себя такими, какие они есть на самом деле».

Решив взять себя в руки, я вспомнила, что мы со Слимом всего-то несколько недель как вместе. Стало быть, я вполне могу взглянуть на все со стороны, стряхнуть напластования эмоций и спокойно разобраться в наших с ним отношениях. Похоже, все как раз наоборот: я завела себя в тупик и всецело завишу теперь от Слима, который один способен удерживать меня на плаву. Почему? Да потому, что Слим таскал у меня резинки для волос и ленты, а мне еще не встречались парни, до такой степени раскованные в этом смысле. Кроме того, он легко ладил с моим братом и довольно спокойно воспринимал мои бредни насчет легкого заработка. Никто из моих знакомых не пошел бы на ограбление банка ради меня. Самое же главное — нас со Слимом сплотили испытания, пережитые вместе. А разъединяла — технология: камеры, оплачивавшие наше жилье, и сетевая игра со спрятанным в ее глубинах миллионом. Вещи, изобретенные, чтобы скрашивать человеку существование.

Из раздумий меня вывел какой-то идиот на белом фургоне: шелестя шинами мимо остановки, он надавил на гудок и уставился на меня так, словно ждал, что я поблагодарю его за это. «По крайней мере, Слим не был настолько невнимателен, — подумала я и вдруг обнаружила, что стою уже в голове очереди, а не в хвосте. — Да что со мной такое происходит? Неужто я дышу каким-то другим воздухом?» Я действительно не чувствовала выхлопных газов, летящих на меня справа и слева, что настораживало, поскольку над мостовой явно покачивалась завеса гари. Задумавшись, нет ли в моей внешности отклонений под стать моим ощущениям, я обернулась, чтобы поискать, в чем бы отразиться, и тут же принялась хватать открытым ртом всю ту дрянь, что носилась в воздухе. Ибо передо мной предстало не собственное мое отражение, а выставленные за стеклом аквариумы. Сверху висела каллиграфическая вывеска.

— Это же «Рыбий глаз», — прошептала я, увидев морских чудищ, которых утром разглядывала через посредство веб-камер.

Само заведение смахивало на лавку подержанных электротоваров; вся разница в том, что витрины были заставлены отнюдь не телевизорами. В жизни зверюги казались крупнее, чем на экране; они были даже более раздутыми и пятнистыми, и каждая просто висела в цветущей воде множества оттенков: некоторые — в компании водорослей, другие — над голыми камнями. Я и понятия не имела, как называются эти виды, но все рыбы до единой смахивали на придонных падальщиков.

Зачарованная увиденным, я покинула очередь, чтобы взглянуть поближе. И, подойдя, заметила миниатюрные камеры, прицепленные к верхней кромке каждого аквариума. Их неподвижность напомнила мне о зимородках, замирающих над самой водой перед тем, как ринуться вниз на жертву. Упершись ладонями в колени, я заглянула в промежуток между двумя стеллажами. Аквариумы стояли там повсюду но особое мое внимание привлек длинный бассейн у противоположной стены. В нем беспокойно двигалось нечто глянцевито-серое.

«Боже мой, — сказала я себе, — да это ведь Челюсти-младший!» Сложив ладони на манер бинокля, я прильнула к стеклу, надеясь получше рассмотреть чудовище, и как раз в это время перед аквариумом с акулой прошествовал владелец «Рыбьего глаза» собственной персоной. Кензо, хмурясь, прижимал к уху трубку от старомодного телефона с кабелем, тянувшимся от кассового аппарата в дальнем углу. Скорее всего, получал инструктаж от хозяина. Обсуждали небось, что будут делать, если нам вздумается выпрыгнуть из банки. Загромоздившие витрину аквариумы рассеивали свет, пропуская внутрь лавки лишь небольшую его часть, тени жутковато качались по стенам. Ясно, отчего Павлов не рвется в магазинчик Кензо. Тот, однако, чувствовал здесь себя как дома. Свободной рукой он кормил постояльцев, разбрасывая по аквариумам хлопья, словно добавляя приправу в бульон. Рыбы охотно ели корм, и я даже засомневалась в верности своих предположений. Может, он разговаривает вовсе не с Картье, а со своей матерью? Или, скажем, договаривается о крупном пожертвовании в благотворительный фонд? В конце концов, я ведь только сторонний наблюдатель, а внешность обманчива; это мне известно не понаслышке. Я так увлеклась размышлениями о том, что склонна делать поспешные заключения, что далеко не сразу сообразила, что Кензо меня заметил. Мужчина с руками, покрытыми татуировками, даже отвлекся от телефонного разговора, когда я вновь скользнула взглядом по его лицу. Должно быть, он недоумевал, что со мной случилось, когда я вдруг отшатнулась от витрины. Быстрый вдох городского смога и длившийся гораздо дольше выдох вернули меня на улицу, а затем я увидела автобус, готовый везти меня навстречу новому дню.

На работе все смотрели друг за другом в оба. Стоит ли удивляться: я подвизалась в отрасли, где люди зарабатывали этим себе на жизнь, хотя между десятью и полуднем это, возможно, проявлялось еще не столь отчетливо. Ношение темных очков по утрам относилось к непременным атрибутам модельной индустрии, что, впрочем, не касалось меня, работавшей за столом в приемной. Мне особенно нравилось наблюдать за входящими специалистами по отбору моделей и агентами. Меня завораживала их манера осматриваться в приемной, бросая взгляды в обе стороны и не поворачивая при этом головы. Модели подражали им по мере возможности: насколько я могла судить, они прилагали все усилия, чтобы не пропустить ни единого взгляда, одновременно как бы не замечая их. Эти люди незримо наблюдали друг за другом, и меня это одновременно интриговало и отталкивало. Лишь когда кто-то из них замечал меня, моя проницательность начинала давать сбои. Наверное, я слишком нервничала из-за Слима. Видимо, поэтому сегодняшние посетители старались держаться от меня подальше. Взглянув на меня мельком, они отводили глаза, чтобы затем вглядеться попристальнее. Все эти взгляды, задерживавшиеся чуть дольше обычного, делали меня похожей на одушевленное подобие полицейского фоторобота. Смесь неуловимо знакомых черт, за которой невозможно разглядеть личность.

Несколько дней тому назад я верила, что сумею незаметно для окружающих ограбить банк. Теперь я даже не могла поправить волосы без того, чтобы кто-то рядом не обратил на это внимание. Женщина, сидевшая на диване, устремила на меня испытующий взгляд, стоило мне разочек потянуться за скрепками. Ее глаза скрывались за темными линзами старомодных очков, но она чуть наклонила голову — явно чтобы рассмотреть меня. Я решила, что ей где-то под шестьдесят, хотя прежде никогда не видела такой безупречно чистой и гладкой кожи, таких четко выступающих скул. Однотонная шелковая косынка чуть старила ее, одновременно придавая даме элегантность. Улыбку я заметила, только когда женщина сдернула с носа свои темные очки и подошла вплотную, глядя на меня так, словно совершила открытие. На миг мне даже почудилось, что настал мой звездный час. «Париж или Нью-Йорк, — решила я. — Куда же она собирается пригласить меня?» Затем женщина открыла рот, разрушая мои иллюзии:

— В пять часов мне назначена встреча наверху, и я хотела попросить вас сделать за меня несколько звонков.

Дотянувшись до моих блокнота и авторучки, она нацарапала длинный ряд цифр.

— Вот номер моего рейса, вылет сегодня вечером. Мне нужно, чтобы вы позвонили и убедились, что мне забронирован билет клубным классом. Проследите, чтобы на расстоянии по меньшей мере трех рядов от моего места не было никаких детей. Номер внизу — рабочий телефон моего мужа. Позвоните ему и напомните, чтобы вечером он вывел волкодава гулять. Если, конечно, у него не возникнет желания развлечь каких-то других шавок, пока я в отъезде.

Кажется, женщина неправильно истолковала мою увядающую улыбку, решив, что я ей сочувствую. Во всяком случае, она оборвала поток распоряжений и внезапно наклонилась ко мне так, словно мы с ней были подруги не разлей вода.

— Уверена, вы справитесь. А если он примется кормить вас обычным дерьмом, напомните ему о моем незакрытом обратном билете.

— Конечно, — мягко сказала я, гадая, не попросит ли она забежать к ним попозже и приготовить ее мужу ужин. Может, даже и отсосать ему, чтобы не шатался где ни попадя. Номер, который она мне только что вручила, отчего-то показался знакомым. Так он же отпечатан в «шапке» моих платежек, поняла я вдруг. Телефон моего вечно флиртующего босса из агентства по временному найму. Я уж было зажглась идеей испортить его жене день, но вдруг вспомнила, отчего не могу позволить себе потерять эту работу. Плата за жилье уже не была неразрешимой проблемой, но, если широкие массы населения перейдут вдруг от взглядов к иным вольностям, держать оборону проще здесь, нежели сидя дома. Уголки моих губ начинало саднить от улыбки, так что я аккуратно сложила вырванный из блокнота листок, сказав:

— Немедленно об этом позабочусь.

— Не сомневаюсь. — Женщина вернула темные очки на законное место. Понимающий взгляд, который она бросила на меня над оправой, подсказал мне, что жена моего босса, вполне вероятно, уже в курсе того, как я появилась за этим столом. — Похоже, вам можно доверять.

 

30

Кровавой Роуз в палате не оказалось. Дыба для увечных тоже исчезла, но подругу Вилли явно еще не выписали: на подушке красовался роман Джеки Коллинз. «Роуз не могла уйти далеко», — подумала я и двинулась по коридору.

Я решила заглянуть в больницу по дороге домой. Конечно, я устала, но мечтала не об отдыхе. Меня измучил нездоровый интерес к моей персоне: сначала цветочник, затем этот кошмар перед рыбной лавкой Кензо, а на закуску — целый час телефонных разговоров, который потребовался, чтобы уладить все проблемы женщины, славившейся, как я поняла, чутьем на молодые таланты. Постепенно я поняла, как меня воспринимали собеседники и чего я на сегодняшний день добилась в жизни. Девушка, прячущаяся за кем-то другим, — вот кто я была такая. Сперва Мисти, а теперь вот модели. Я чувствовала себя книгой, ненавидящей свой переплет. Мне хотелось открыть страницы, чтобы меня прочитали и поняли. Поэтому я не пошла сразу после работы домой. Решила сперва навестить человека, на которого я могу положиться, который посмотрит на меня и прочтет всю правду между строк.

Коридор выходил в больничный садик. Залитый солнцем квадрат с травой, кустиками и беспорядочно расставленными креслами-каталками. Медсестра тоже была там, но лишь одной пациентке составлял компанию «флорист и дилер в одном лице». Я притормозила за стеклянной дверью, не уверенная, чему именно собираюсь помешать. Нога Кровавой Роуз все еще упакована в гипс, а на коленях лежит потрясающий букет пестрых тюльпанов. Цветочный эквивалент пламени, туго перетянутый лентой. Как раз в это время медсестра стала переходить от кресла к креслу. Время приема лекарств, сообразила я, глядя, как моя знакомая взломщица, улуча удобный момент, просовывает руку между бутонами.

Добряк Уильям сидел, подложив под себя руки и задрав колени, словно мальчишка. Очень большой мальчишка. Настолько большой, в сущности, что я засомневалась, получится ли у него вновь подняться на ноги. Он сотворил что-то со своей прической, заметила я: сделал косую челку, словно жаждал вернуться к первобытной дикости. Но вот что действительно заинтересовало меня, — так это взгляд, которым Вилли то и дело окидывал Роуз, когда думал, что та не видит. Он напомнил мне святого Бернарда — надежный как скала, но настолько, черт возьми, меланхоличный, что иметь с ним дело не было никакого желания.

Мне захотелось немедленно протолкнуться в дверь и вбить в башку Добряка немного мозгов, попросить его расслабиться и рассказать Роуз о том, что творится у него внутри. С красивыми ногтями или без, но если он так и будет молчать, то, скорее всего, потеряет ее. Я даже ухватилась за дверную ручку, но толкнуть дверь уже не смогла. Как можно вламываться в чужой монастырь, размахивая уставом собственного сочинения? В общем, вместо этого я поплелась по коридору обратно, оставив Добряка Уильяма самостоятельно разбираться со своей жизнью, пока я отыскиваю телефонную будку, чтобы наладить собственную.

Трубку снял Павлов. Я вздохнула с облегчением, но в то же время испытала укол разочарования.

— Ты уже говорил с ним?

— Погоди, Циско, дай мне срок.

Я забилась в глубь будки, присев на корточки под козырьком так, словно не выносила близкого соседства с системой пожарных разбрызгивателей.

— Но ты же обещал, — возмутилась я. — Слим сейчас с тобой?

— Его только что разнес в клочья случайный камнепад, если ты об этом. Да, он со мной, пока не перезапустит уровень.

— Тогда не откладывай, — взмолилась я. — Поговорите по душам. Для меня это действительно важно. — В трубке послышалось карканье: это брат открыл рот прежде, чем придумал, что сказать. Поэтому я вклинилась снова — на тот случай, если он вдруг заявит, что передумал. — Моя жизнь зависит от тебя, Павлов.

— Я обязательно сделаю это, — подтвердил он, уже как бы оправдываясь. — Мне и без того весь день худо из-за этого растреклятого табло, так что, пожалуйста, не наезжай.

— Тебе все еще надоедают?

— Скажем так: если я нахожусь в гостиной и роняю какой-то предмет в «живую зону», то так и оставляю его там лежать.

— Ну и правильно, — сказала я. — Сделай доброе дело, Павлов. Поговори с ним, пожалуйста.

— Для разговора нужно выбрать время и место, — ответил он, уже чуть холоднее. — И повод.

Подумав, я извинилась за настойчивость.

— Просто эти мысли не дают мне покоя с тех пор, как я ушла на работу. Куда бы я ни сунулась, мне все кажется, что за мной наблюдают, и я просто хочу вернуться в дом, где смогу немного отдохнуть. По крайней мере, там за мною точно ведут слежку.

— Странно, что тебе вообще удалось сегодня выйти.

— А что такое?

— Этим утром, — сказал Павлов, — примерно через час после твоего ухода я собирался выйти купить молока. Путь мне преградил целый курган из рекламных проспектов, воспевавших пиццу, на коврике у двери. Почтовый ящик был забит так плотно, что я испугался, уж не погребен ли весь мир за дверью под толстым слоем отпечатанных в дешевой типографии рекламных листовок.

— Может, у них ценовой конфликт? — предположила я.

— Это больше напоминает осаду крепости, — ответил мне брат. — Я попытался открыть дверь, и она увязла в бумаге. Пришлось распечатать новый мусорный пакет, чтобы убрать в прихожей. Можешь поверить? Слим думает, что конкуренты «Поппа Итальяно» пытаются напихать в кадр побольше пиццы, чтобы заставить Картье поменять спонсора.

— Напихать побольше? Хорошая мысль. Две пиццы на дом по цене одной.

Павлов ненадолго умолк. Я вообразила, как озадаченный моим легкомыслием брат наскоро пересматривает содержание ответной проповеди.

— Ну ладно, — смягчился он наконец. — Я поговорю со Слимом, но ситуацию с рекламными проспектами тоже надо обсудить.

— Ясно, — сказала я, улыбаясь в трубку. — Повесим на дверях одно из тех объявлений, которые запрещают совать в ящик рекламу и бесплатные издания, отваживают коммивояжеров и все такое.

— Плакаты тут не помогут, — сказал брат. — Если объявление заметят дети, то в нашем почтовом ящике окажутся экскременты и бог знает что еще. Единственный способ изменить положение вещей — это поговорить с человеком напрямую.

— Вот и займись этим. — Не было нужды пояснять, что в виду имеется Слим. Дав брату время догадаться самостоятельно, я добавила: — Полагаюсь на тебя, Павлов.

Ума не приложу, как Добряк Уильям проскочил мимо незамеченным, но его уже не было, когда я вернулась в садик. По пути к выходу он непременно должен был миновать телефонную будку. Поразмыслив, я наскоро проверила содержимое сумочки, прежде чем выйти на солнце. Как знать, не подложил ли он туда что-нибудь, пока я стояла отвернувшись? Чтобы предупредить о слежке?

— Гляньте-ка, Циско! Собственной персоной! Наконец-то!

Кровавая Роуз выкрикнула это, будто сидела на последнем ряду стадиона. Наушники на ее голове растолковали мне эту поразительную реакцию, когда я неторопливо приблизилась и просто сказала: «Привет». В сотый раз за день люди обернулись на меня посмотреть. Я присела за креслом-каталкой Роуз, заняв уже примятое Добряком место на траве. Фигуру больной обтягивал шелковый халат сливового оттенка с серебристым пояском и пепельной строчкой вдоль одного из лацканов. Она выдавила для меня улыбку, и сигарета в ее губах сразу приняла горизонтальное положение. Роуз сдернула наушники. Взломщица-рецидивистка, кажется, не замечала, что привлекла всеобщее внимание.

— Что слушаешь? — спросила я. — Мне понравится?

Проводок тянулся к тюльпанам на коленях Роуз. Тогда-то я и сообразила: под цветами не плеер, а портативный компьютер. Крышка была прикрыта, словно створка раковины, и я догадалась, что, какая бы музыка ни звучала в наушниках, ее, по всей вероятности, скачивали из Сети. Роуз назвала мелодию, и я тут же забыла о сетевых примочках.

— Вступительные такты к сериалу «Скорая помощь» и случайный набор музыкальных фрагментов из первых серий.

Я подождала немного, и лишь затем до меня дошло, что Роуз не шутит.

— И ты можешь это слушать? — притихнув, я оглянулась по сторонам. — В больнице?

— Притупляет скуку, — объяснила она и выхватила изо рта окурок. — Заставляет думать, что здесь интересно. В сериале всегда разворачиваются какие-то драматические события. А здесь если что и разворачивается, то одни только простыни.

— Ясно, — кивнула я. Интересно, что должно произойти, чтобы я научилась думать, как Роуз? — Тогда, наверное, тебе не терпится выбраться отсюда?

— Не терпится? — Она потянулась к колесам, чтобы пошевелить кресло. — Да я с ума тут схожу, золотце. Все жду, когда же с меня снимут эту пакость.

Она постучала по гипсу. Я обратила внимание, что Роуз ставила на нем карандашные отметки, считая дни.

— В день, когда с меня свалится эта скорлупа, — продолжала она, — я вернусь на крыши. Займусь, наконец, своим ремеслом.

— Не стоит, — с некоторой убежденностью возразила я. — Преступление не всегда оправдывает себя.

— Вилли это не понравится, но я не могу наплевать на собственное призвание.

Не сводя глаз с тюльпанов, я заверила Роуз, что иметь рядом кого-то, кому небезразлична твоя судьба, всегда хорошо. Разве этого мало?

Роуз пожала плечами.

— Наверное, ты права.

— Роуз! — я едва не лишилась дара речи. — Черт возьми, да ты же прекрасно знаешь, как Вилли к тебе относится. Да парень наизнанку выворачивается, только чтобы ты его заметила. Посмотри на его ногти. Вилли потребовалась бездна мужества, чтобы привести их в порядок.

— Знаю. Видела, как ты их полировала. — Кровавая Роуз вновь напомнила мне, что каждая крупица моей жизни протекает на всеобщем обозрении. Конечно же, я понимала, что камеры улавливают все до мелочей, но никак не ожидала, что это обернется против меня. Какое-то время я просто сидела на газоне, как Добряк Уильям, скрестив ноги, дергала траву и не могла поднять глаз.

— Что еще ты видела? — спросила я.

— Этим утром — буквально все, — ответила Роуз. — Пока ты не ушла на работу.

— Значит, стоит рассказать, что за денек выдался сегодня…

— Нет нужды. Сразу видно, дела идут хреново.

— Настолько заметно?

— Может, Добряк чуточку робко завоевывает мое сердце, — сказала Роуз, — но он всегда рядом, когда мне плохо, когда мне нужна помощь. В отличие от многих других парней.

Таких, как Слим? Кажется, Кровавой Роуз пришло на ум сравнить наших кавалеров, и она подтвердила это, когда я спросила ее напрямик.

— Вилли говорит, он вызывает у тебя сомнения.

— Для человека, проводящего в женском обществе круглые сутки, он слишком малому научился в смысле общения с противоположным полом.

Я вспомнила, как пыталась сыграть в «Денежный залп», но решила не рассказывать Роуз про то, что мне удалось сорвать с Мисти одежду. Об этом ей знать не обязательно.

— Знаешь, игра не особенно сложная, — вместо этого заметила я. — Мы с Мисти Вентурой забрались так высоко, насколько это вообще возможно.

— А потом спрыгнули вниз с этой кручи.

Тут-то моя челюсть и отвалилась. По крайней мере, на секунду-другую. Как, черт возьми, Роуз могла узнать об этом, наблюдая за моей игрой с дивана? Ведь веб-камера висит прямо над экраном. Я изучала ее лицо, пытаясь найти объяснение, но затем поняла, что Роуз всего лишь следовала моему примеру. Наблюдала за тем, как я реагирую на успехи Мисти, и делала из этого свои выводы. Вчера со Слимом было то же самое. Ящик, возможно, и стоял в «мертвой зоне» под камерой, но я могла описать происходящее на экране, потому что это ясно отражалось у него на лице.

— Подумать только, — сказала я. — Господи! Мало-мальски обладая воображением, зритель, наверное, может заглянуть и за кулисы.

Роуз не ответила; во всяком случае, ответ мне дали колеса ее кресла. Пациентка развернулась к дорожке, ведущей прочь из садика, в ее личную палату.

— Там, — сказала она, — мы сможем подключиться к нашему «дому напоказ» в приватной обстановке. Здесь слишком много людей. — Роуз окинула всех прочих пациентов прощальным взглядом.

Большинство больных дремало в собственных инвалидных креслах; может, они медленно испускали дух или, вполне вероятно, были уже мертвы. По крайней мере, так почудилось мне — все эти вдвое сложившиеся люди, все эти опущенные к коленям головы. Я возразила, что они вряд ли помешают, но Роуз стояла на своем. Она, видите ли, всегда путешествует по Сети за закрытыми дверьми. А все потому, что ей нравится смотреть определенного сорта вещи.

— Порнография? — поинтересовалась я, когда мы добрались до палаты. Роуз, кажется, удивилась моему предположению, но смолчала.

— Это для мужиков. — Подняв ноутбук на кровать, она раскрыла его, словно ларчик с драгоценностями. — Меня заводят сайты с веб-камерами, а в них — совсем другие произведения искусства.

 

31

Телефонный кабель из разъема у кровати Кровавая Роуз высвободила при помощи отмычки. Конструкцией такой шаг вроде не предусматривался, а потому, пока Роуз подсоединяла кабель к ноутбуку, я захлопнула ведущую в коридор дверь. И даже задернула занавески, предчувствуя, что мне предстоит увидеть нечто противозаконное. Однако когда я вернулась с пластиковым стулом, мы уже были в Сети и браузер показывал фасад какого-то официального с виду здания. Ссылка, вне сомнения, хранилась в закладках, слишком уж быстро Роуз на нее вышла.

— Вот от этого я просто балдею. — Казалось, лицо Роуз светится, хотя отблеск от экрана тут был ни при чем. — Потрясающе, с какой готовностью люди распахивают двери перед вторжением из Сети. Это здорово облегчает мне работу.

У нижней кромки экрана располагалось меню, и каждая кнопка вела в различные части здания. Когда мы оказались в гостиной, я сообразила наконец, почему Роуз на «ты» с киберпространством: взломщица просто присматривалась к помещению.

— Значит, ты наблюдала за нами, собираясь обчистить хату?

Она весело рассмеялась:

— Золотце, я у своих не ворую.

Не знаю, говорило ли это в пользу нашего социального положения или внутреннего убранства дома, но через пару секунд Роуз выбралась из большого здания, и я поняла, что вскоре смогу судить об этом, взглянув на все собственными глазами.

— Сейчас дома мой брат, — сказала я. — Говорит со Слимом, надеюсь.

— Поглядим-увидим, верно? Я бы и сама перемолвилась с ним парой слов. — Роуз нажала клавишу ввода. — Твоему бойфренду не мешает привести себя в порядок, и не только в смысле прически.

Начала грузиться страничка с приветствием, дополненная теперь информацией обо всех наших спонсорах. Неожиданно для себя самой я зарделась, и не только потому, что дико было слушать, как кто-то рассуждает о моей жизни так, словно это сюжет мыльной оперы. И вот появился наш сайт.

caminside.co.uk

Жилье для тех, кто ценит уют

Один из домов открыт для осмотра

(договариваться о времени визита не обязательно)

Прихожая Спонсор — пиццерия «Поппа Итальяно».

Гостиная Спонсор — освежитель «Воздушный полисмен» (аромат лимона).

Кухня Спонсор — чистящие средства для раковин «Хлор-терьер».

Лестница Спонсор — освежитель «Воздушный полисмен» (аромат лаванды).

Спальня 1 Спонсор — презервативы «Рубчик-голубчик, инк.».

Спальня 2 Спонсор — служба психологической помощи «Борись с отчаянием».

чат

послать сообщение

зарегистрироваться

— Кстати, насчет спонсоров? — спросила Роуз. — Вы пользуетесь услугами хоть одного из них?

Я уже собиралась сказать, что мы со Слимом ни в грош не ставим кондомы, но мысль провалилась куда-то в желудок прежде, чем я успела выплюнуть ее наружу, так что я ответила, что иногда мы едим пиццу, но никогда не используем освежители или линию психологической помощи, потому что от обоих у меня начинают слезиться глаза. Роуз посочувствовала, добавив, что Добряк Уильям берет с собой чистящие средства именно этой марки всякий раз, когда она зовет его на операцию «Уборка».

— Хорошо, наверное, было бы жить с таким хозяйственным парнем, — заметила я.

Роуз пробежала курсором сверху вниз по меню. Глянула на меня. Такое чувство, что она сейчас спросит, удобно ли я сижу.

— Поглядим, как твои справляются, — предложила она вместо этого.

Было странно видеть нашу гостиную, не присутствуя в доме. Сайт не был «озвучен», и это делало ощущение еще более необычным. Даже в смысле изображения — смотреть практически не на что. Пустой диван с распластанным на подлокотнике геймерским журналом и кружкой на ковре рядом с клавиатурой. На заднем плане — заходящее солнце в окнах эркера, совсем как и здесь, в больнице. Тут картинку дополняет тепло на моей спине, дома — вытянувшиеся веером столбы мерцающих пылинок. Да уж, ребята из «Воздушного полисмена» вряд ли испытали бы восторг при виде такой пылищи. Вернувшись, я вполне могу обнаружить выломанную дверь и синтетическое благоухание по всему дому. Я повернулась к Роуз. Любопытно, какой вывод она делает из увиденного?

— Извини за бардак.

Похоже, Роуз слегка опешила:

— Что ты, он создает впечатление достоверности.

Все это, кажется, следовало рассматривать как срез каждодневной жизни обычных людей, но я все равно переживала. Вообще-то, Слим мог быть чуточку поаккуратнее или, по крайней мере, бросить небрежно свои вещи в «мертвой зоне». Все лучше. Затем меня осенило: может, он так и сделал? Я представила два берега хлама по обе стороны от благоухающей лимоном комнаты. Роуз переключилась на прихожую, и я поняла, что занимаюсь в точности тем, что зрители обсуждали снаружи: строю догадки о том, чего попросту не могу видеть. Сейчас я смотрела на пустую прихожую, гадая, куда мог спрятаться Слим и сдержал ли Павлов свое обещание.

— Попробуй щелкнуть в кухню, — посоветовала я. — Мы часто разговариваем, сидя на кухне.

— Надеюсь, это положительно влияет на кулинарный процесс, — сказала Роуз и кликнула мышью, переключаясь с одной камеры на другую. — Слима не стоит пускать туда в одиночку.

— Всего-то чуть-чуть подгорело, — встала я на защиту бойфренда, но тут меня отвлекла появившаяся на экране картинка. Ребята сидели за столом, друг против друга, но хорошо виден был только Павлов. От его собеседника остались только нос и щека — выдающиеся вперед части профиля, изредка сдабриваемые случайным блеском кольца в брови. Как знать, случайно Слим оказался в «мертвой зоне» или же загнал себя туда умышленно? Будем надеяться, что это мощь приведенных Павловым аргументов вынудила его ретироваться в виртуальную тень.

— По крайней мере, они ведут беседу, — сказала я. — Как думаешь, братец все ему скажет?

Роуз не потребовалось отвечать, поскольку Павлов как раз в это время сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. Слим, очевидно, парировал его довод чем-то, потому что с его стороны на экране возникла рука, которая принялась взвешивать воздух. Он говорил о чем-то важном, казалось мне, в то время как мой брат пощипывал переносицу, солидно кивая в ответ. Наблюдая за этой немой сценой, я немедленно предположила самое худшее: Слим заявляет, что не может тратить свое драгоценное время на мои заморочки. Что я вела себя слишком назойливо, слишком нелепо и вообще могла бы поучиться кое-чему у Мисти. Воображаемая речь Слима звучала у меня в голове, и все тело при этом похолодело. Внезапная, резкая смена температуры. Словно в душе, когда кто-то балуется с кранами.

— Так даже хуже, чем совсем ничего не знать, — сказала я в итоге. — Я просто вкладываю в их уста слова, которых на самом деле не хочу слышать.

Роуз отчего-то не следила за экраном, а разглядывала клавиатуру, собрав губы в кривую усмешку и словно прикидывая, что же делать дальше. Затем она повернулась ко мне, и на ее лице появилось выражение сочувствия — та жалостливая улыбочка, которой одаривают собеседника перед тем, как преподнести скверную новость:

— Помнишь, я говорила тебе утром, что эта игра не так проста, как кажется?

Я кивнула в ответ и мысленно вернулась в гостиную, к былым своим опасениям насчет проницательности Роуз по поводу моих игровых талантов.

— Ты ведь не про «Денежный залп», верно?

Кровавая Роуз прогнала улыбку с губ.

— Золотце, я говорила о множестве вещей.

Инстинктивно я вновь обернулась к экрану, все еще недоумевая, что она имеет в виду, но почему-то уверенная, что смотрю в правильном направлении. Оторванная от тела рука Слима продолжала критиковать моего братца, но выяснить, что происходит на кухне, не было никакой возможности. Сайт caminside здесь бессилен. Единственным способом было оказаться в доме; я вдруг поймала себя на мысли, что разглядываю нашу кухню глазами воровки, прикидывая возможные варианты проникновения внутрь. Оказавшись таким образом на месте Роуз, я повернулась к ней:

— Ты можешь увеличить обзор, да?

Она ответила, но сперва потянулась к клавишам, и я уже догадалась, в чем дело.

— Думаю, тебе лучше всего взглянуть самой.

Так я и сделала. Смотрела и поражалась. Только это мне и оставалось: Роуз зашла на другой веб-сайт, очень напоминающий первый, но с совсем другой перспективой сцены на кухне. Я смотрела теперь с точки, находившейся прямо над кухонным столом. И при этом гадала, сколько еще камер Картье тайно протащил в дом.

— Не может такого быть, — выдавила я, словно спотыкаясь о слова. — Это ведь не caminside. Что же это такое?

— Второй сайт вашего домовладельца, — Кровавая Роуз облегченно вздохнула, прежде чем ответить, словно радуясь случаю отделаться от тайны. Она направила курсор к полоске меню. Та была разбита на ячейки-квадратики, пронумерованные от одного до тридцати, и выбранный загорался неоновым огоньком. На экран выскочила картинка, снятая из-за часов на полке, расположенной за стеной Павлова. Две размытые стрелки слегка искажали силуэты сидящих за столом, отчего происходящее на кухне казалось запретным зрелищем.

— Глазам своим не верю!

— Добро пожаловать на camplicity.com, — сказала Роуз, отдернув обе руки от ноутбука, будто от приведенного в действие взрывного механизма.

— Как ты его назвала?

— Полагаю, его название происходит от слова «соучастие» , — пояснила она, с неохотой выговаривая каждый слог, словно подруга, понимающая, что должна причинить боль прежде, чем сможет помочь. — Совместное участие в каком-либо незаконном или неблаговидном деянии. Например, во внедрении десятков скрытых веб-камер в дом, обитатели которого наивно полагают, что в каждой из комнат их установлено всего по одной.

Я слышала каждое слово, но почти ничего не могла понять. Была не в состоянии.

Роуз прервала свои откровения простым нажатием клавиши, что дополнило видеоряд звуковой дорожкой. Откуда ни возьмись, я услышала возбужденные голоса спорящих. Разговор явно принял совсем не тот оборот, что был обещан Павловым. С этой вновь обретенной перспективы я смогла уяснить, что предметом обсуждения были отнюдь не мои чувства к Слиму, а прежде скрытое из виду надкушенное шоколадное яйцо, которое Слим, подняв, демонстрировал прямо в объектив. Мой бойфренд, ведущий телешоу «Скрытая камера».

— Смотри, — предложил он через динамики ноутбука голосом, начисто лишенным басов. Он поднес к губам яйцо с прорехой в верхушке. — Вопрос в том, куда язык отправится вначале. Прямо к сладкой карамельной начинке, «гвоздю» всей программы, или же к верхней стенке скорлупы?

— Слим, ты уходишь от ответа на вопрос. Про яйцо разговора не было.

— Скорлупа — не столь очевидный выбор, потому что над ней еще предстоит поработать, прежде чем она растает во рту. Но когда она все же поддастся, — Слим повернул в руке яйцо, словно гигантский драгоценный камень, — эти лишние усилия будут вознаграждены сполна.

— Забудь ненадолго про шоколад. — Мы смотрели через плечо моего брата, но я знала наверняка, что внутри у него звенит свернутая пружина. — Я говорю о своей сестре.

— Знаю.

— Слим! Она сильно расстроена после нынешней ночи.

— Ну, подумаешь, заработался допоздна, — отмахнулся он. — Делов-то!

— Называй это работой, если хочешь, — не отступал Павлов, — но, прошу тебя, не жонглируй своей жизнью. Вы оба играете в одной команде, и моя сестра переживает, что это может остаться в прошлом.

— Ты говорил с Циско? О нас?

— Еще тогда, у банка. Когда мы поджидали, пока ты не закончишь ломать комедию.

— И что она сказала?

— Что любит тебя.

Это, кажется, заставило Слима задуматься. Что бы ни стояло за песенкой про сладости, которую он пел прежде, ее мелодия, похоже, улетучилась, когда Слим кивнул моему брату.

— Я слышу, — сказал он, и я тоже слышала Павлова, жалея, что не могу прямо сейчас войти в дверь кухни и заключить его в объятия. — Я хочу с нею помириться. Правда, хочу.

— Вот и хорошо, — с облегчением произнес мой брат. — Рад это слышать.

— Но сначала скажи, как именно ты съедаешь яйцо, едва его надкусив? — Опять двадцать пять. Я никак не могла узнать Слима, меня бесила эта дурацкая усмешка. Что с ним творится? — Давай выкладывай, ты же сам завел этот разговор.

— Я только сказал, что ты слишком долго щиплешь верхушку, — опять Павлов, но уже про шоколад. — Вовсе не хотел представить это как аллегорию чего бы то ни было.

— Но ты выразил свое мнение, — не согласился Слим. — Точку зрения с весомыми сексуальными, психологическими и философскими обертонами.

— Слим, ты мелешь чушь. Полную ерунду.

Я принялась ломать руки, удрученная услышанным, в ярости, что мне пришлось это пережить. Слим прицелился яйцом в моего брата, и все эмоции померкли во мне, кроме дурных предчувствий.

— Я продолжаю стоять на своем. — Взгляд моего бойфренда не сулил пощады. — То, как ты управляешься с шоколадным яйцом, отражает твой подход к девушкам.

Все, хватит. Я стиснула лоб ладонями и застонала, громко и протяжно.

— Я не знала, как рассказать, — озабоченно произнесла Роуз, возвращаясь к клавиатуре. — Тебе нужно было увидеть все своими глазами.

— Оставь. — Я поняла, что она хочет закрыть браузер, и спросила, нельзя ли мне самой пощелкать мышкой. — Дай-ка я рассмотрю их получше.

Я придвинулась ближе, но на экране передо мной был вовсе не Слим. Нет, этот человек не носил моих ленточек для волос и не врывался ради меня в банки. За столом сидела настоящая амеба, пожиравшая мое шоколадное яйцо. Последнее, между прочим. Я припрятала его на черный день в холодильник, чтобы оно было холодненьким: в разгар кризиса стоило только сломать печать и устроить пирушку, как мне сразу стало бы легче. Даже Морские Девы не превратились в подобных монстров. В этот момент Слим сунул в рот все, что еще оставалось от моего лакомства, и я вновь очутилась в больничной палате, рядом с Роуз, и могла смотреть теперь куда угодно, только не на экран ноутбука.

— Это даже отдаленно не «секси», — влез со своим комментарием мой братец, пока я пялилась на плитки пола под кроватью. — И потом, ты испортил себе аппетит.

— Если Слим скажет еще хоть слово про десерт, — пробормотала я, не без труда поднимая взгляд, — клянусь: я протяну руку прямо сквозь экран и так врежу ему, что он полетит со стула.

— Всего лишь два парня, несущих вздор, — сказала Роуз. — Попробуй понять, золотце. Этого не происходило бы, будь ты рядом с ними, за столом.

— Этого вообще не должно происходить! — рассерженно выкрикнула я. — Господи Иисусе, Роуз, я чувствую себя оскорбленной до глубины души.

В голове у меня мелькал калейдоскоп сцен общения с нашим домовладельцем. Вот Картье поглощает орехи у двери нашей спальни, подбирается ко мне в кухне. Человек, подаривший нам идеальное устройство быта.

— Кусочек обычной жизни обычных людей, вот о чем шла речь. — Кажется, самое время повернуться к экрану. — Так мы договорились с ним, Роуз. Только ломтик, а не целый чертов пирог!

Именно его, похоже, Слим и засунул себе в рот. Глаза скрылись в щелочках век, и он едва сдерживал хохот, тщательно пережевывая мое шоколадное яйцо. Смотреть на это было мукой. Кажется, Павлов придерживался того же мнения: встав из-за стола, он направился к двери. И все же, вопреки самой себе, я не могла отвернуться. Тем более что Кровавая Роуз как раз поинтересовалась: выдержу ли я прогулку по дому? Готова ли по достоинству оценить все вероломство нашего домовладельца?

— Я совершенно случайно наткнулась на этот сайт. — Роуз отщелкнула обратно пару страниц, возвращаясь на caminside.co.uk, в виртуальный выставочный дом, созданный Фрэнком Картье, который я воспринимала теперь лишь как фасад. Мы вновь смотрели на страничку с приветствием, но уже под иным углом зрения. Теперь мне было до лампочки, кто нас спонсирует. Мои глаза были прикованы к курсору, по воле Роуз скользящему вниз, к трем вариантам в нижней части экрана. Она проигнорировала возможность войти в чат или послать сообщение на табло, но занесла стрелку над приглашением зарегистрироваться.

— Мне стало интересно, какими фондами располагает мистер Картье, — объяснила она. — Обыкновенно съемное жилье меня не привлекает, но хороший вор никогда не пройдет мимо открытого окна, понимаешь?

— И что ты увидела?

Роуз выделила поле, запрашивающее адрес электронной почты.

— Я получила список, как и было обещано, плюс предложение подписаться на второй сайт. Членство влетело мне в копеечку, конечно, но обычно люди только счастливы платить за удовольствия подобного рода.

Я пожалела, что мы сами не заполнили форму, но затем сообразила: наш бессовестный домовладелец мигом узнал бы обратный адрес и запрограммировал бы почтовую программу так, чтобы она вроде как блокировала его. Я не знала, как это делается, и мне было наплевать. Хватит с меня новейших технологий. И с компьютерщиками тоже покончено.

— Покажи мне опять Слима, — попросила я. — Хочу знать, что я еще пропустила.

Роуз проникла в кухню под другим ракурсом — благодаря веб-камере, спрятанной в недрах посудного шкафа. Через застекленную дверь мы смотрели в объектив, нацеленный прямо на моего брата. Водяные трубы приветствовали его возвращение свистом и стонами. Тем временем Слим — сидевший за столом чужак — ковырял в зубах, поставив локти как раз за красной линией скотча, воображая, что спрятался от зрителей.

— Черт, и вкусная же штука! — сказал он Павлову.

— И знать этого не хочу, дружище. — У моего брата начинала лысеть макушка, только теперь я это заметила. Тонкую прядку в модельной стрижке он сам, очевидно, еще не обнаружил, хотя я не поручилась бы за его редактора.

— Хочу убедиться, что по возвращении Циско увидит совсем другого человека.

Слим вытер уголок рта тыльной стороной ладони и закивал так, будто проглотил бог знает что.

— Мне нравится твоя сестра, — сказал он. — Очень нравится…

— Иными словами, он тебя любит, — вклинилась Роуз со своим переводом. — Но, как я понимаю, прямо сейчас тебе трудно в это поверить.

— Всегда было трудно, — сказала я со слезами, наворачивающимися на глаза, — потому что он никогда не говорил этого вслух.

— Циско, таковы мужчины. Они по-другому выражают мысли. Сама знаешь.

— О да, теперь знаю! — Потянувшись к ноутбуку, работающему уже из последних сил из-за разряженной батареи, я захлопнула крышку. — Камера не врет.

 

32

Я появилась дома, когда час пик для посетителей сайта давно миновал — в десять, одиннадцать, а может, и в полночь. Признаться, в тот вечер я следила скорее за количеством выпивки, чем за циферблатом над стойкой. Слим с Павловым обнаружились в гостиной, где они валялись на диване, глядя документальный фильм о дикой природе.

— Циско, мы уже начали беспокоиться, — произнося это, мой брат вытянулся в струнку и проглотил последний кусочек банана, который жевал. Слим посмотрел на меня с тревогой. Даже по табло пробежало какое-то приветствие, но я не собиралась ломать голову, кто послал его на этот раз. Я стояла на пороге гостиной, голова слегка кружилась от выпитого, а все внимание было приковано к этой парочке. В телевизоре как раз случился всплеск активности: там вовсю запрыгали обезьяны, собиравшиеся, похоже, на славу позабавиться.

— Где ты была? — с нервной улыбочкой вопросил Слим.

— Шпионила за людьми, — резко бросила я, чтобы отбить у него охоту расспрашивать. Затем ткнула пальцем в экран. — Я пропустила что-нибудь интересное?

— Все как обычно. — Павлов потянулся за пультом и уменьшил громкость. — Фильм про поведение животных в девственных лесах. Приматы чешут себе задницы и вступают в вечные перепалки по поводу того, кому сидеть на самой лучшей ветке. И так далее.

— Кажется, это уже показывали, — с готовностью добавил Слим.

Один из телевизионных бабуинов, похоже, извлек из своей шерсти клеща. Он изучил его, словно никогда в жизни не видел ничего подобного, а затем сунул себе в рот. Затем поискал следующего и повторил всю процедуру сначала.

— Знакомые образы. — Чуточку покачиваясь, я повернулась к мальчишкам и обнаружила, что те не сводят с меня глаз.

— Кажется, тебе надо отдохнуть, — заикнулся было Павлов, но не соскользнул с дивана, поскольку в ответ я громко расхохоталась. Меня насмешили не столько опасения, скрытые в его словах, сколько их предсказуемость. Я прикрыла рот ладонью, видя, как растет охватившее обоих смятение.

— Не спрашивай, почему я смеюсь, — сказала я брату, которому удалось наконец встать. — Тебе это не покажется забавным.

Оглянувшись на веб-камеру, Павлов пересек красную линию на ковре. Будто «мертвые зоны» еще хоть что-то значили.

— Ты была в гостях у Добряка Уильяма? — спросил он. Я покачала головой, но такого ответа, похоже, они и не ждали. — Никогда не бери ничего у этого мужика, слышишь? Даже если он уверяет, будто это семена, предназначенные для посадки.

— Я в полном порядке, — сказала я, заглядывая брату через плечо. — Просто немного взволнована.

Слим сидел теперь на краешке дивана, не сводя глаз с обезьян, но явно дожидаясь случая пообщаться со мною наедине.

— Мы поговорили, — шепнул Павлов, проходя мимо меня в прихожую.

— Да неужто? — хмыкнула я, не оборачиваясь.

Когда выяснилось, что Картье надул нас с камерами, моим первым побуждением было вытащить ребят из-под прожекторов и все им выложить. Покидая больницу, я намеревалась, не откладывая, поспешить домой и пошептаться с ними на улице. Однако герметичность больничных дверей сбила меня с толку — предзакатные сумерки и внезапное похолодание стали для меня полной неожиданностью. Я вернулась в мир, который продолжал движение без меня. Казалось, город опустел, все люди разошлись по домам, чтобы насладиться приватной жизнью в кругу близких. Это все с такой силой навалилось на меня, что я уселась на ступени и уткнулась лицом в ладони, чтобы никто не видел слез, даже случайные наблюдатели, коротающие время, следя через веб-камеры за уличным движением.

Ощущение такое, словно я полюбила чужого, совершенно постороннего человека. Выходя из дому утром, я предполагала, что в Слиме, наверное, присутствует нечто сокрытое от моего взгляда, но увидеть таков никак не рассчитывала. Роуз показала мне другую сторону моего бойфренда, причем под таким углом, что я просто взбесилась. При одной лишь мысли о Фрэнке Картье я готова была закричать. Второй сайт оказался непростительной низостью, но именно он явил мне Слима во всей красе. Эти двое казались неразрывно связанными клубком скрытых веревочек, и поэтому-то я и направилась вместо востока на запад. Сознавая, что поступаю не менее гнусно, чем засевший под кроватью шпион, я отдалялась от дома. Прежде чем начать действовать, мне нужно было увидеть все: полную картину мошенничества нашего домовладельца, разыгранную в мое отсутствие.

Интернет-кафе расположилось недалеко от того погребка, куда завел меня однажды Слим. Я промчалась мимо клуба любителей поиграть с компьютером, даже не взглянув на ступеньки: мои пальцы ныли от желания пробежаться по клавишам иного рода. Вопреки пустым улицам, интернет-кафе было набито под завязку: целые отряды рассаженных рядами интернет-пользователей — от бизнесменов до студентов, от любителей путешествовать автостопом до представителей богемы. Все они, казалось, с головой ушли в свои виртуальные миры и не обратили ровным счетом никакого внимания на задерганную, погрязшую в собственных проблемах девицу и на труп, через который ей пришлось переступить, чтобы подсесть к стойке бара и заказать джин с тоником. Про труп, конечно, шутка, но клянусь вам: любой из посетителей мог упасть замертво в одной из этих кабинок, и никто вокруг даже не повел бы и ухом. Другое дело, конечно, если бы об этом сообщили в чате или в объявлении, отправленном на какой-нибудь форум. Забравшись на табурет у стойки, я уставилась в глубину кафе, выбирая, какого бы парня мне подцепить, чтобы наказать Слима. В двух рядах от меня виднелись обернутая замшей голова и пара глаз цвета морской волны, которые могли бы скрасить мой день и, возможно, мою ночь тоже, если б их обладатель только догадывался о моих мыслях. Но, в общем, это было всего лишь развлечение, средство хоть чем-то занять свои мысли, пока не освободится место за компьютером. И когда это произошло, меня интересовал уже только один мужчина.

Слима с Павловым я нашла в состоянии довольно нервозном: оба стояли у окна в гостиной, по очереди выглядывая из-за портьер. Любопытно, сколько еще народу, подобно мне, наблюдает сейчас за ними «с высоты птичьего полета»? Ибо, попав в гостиную через complicity (спасибо Роуз за пароль доступа), я обнаружила там целую уйму упрятанных в стены камер, замаскированных кирпичами и зеркалами, картинами и лепниной. Вид из некоторых действительно напоминал взгляд сквозь замочную скважину. Выпуклые линзы, частично скрытый обзор и рваные края кадра словно сговорились выставить зрелище как можно более запретным, сомнительно законным и потенциально непристойным. Вот оно — мое жилище под неусыпным надзором, совсем как телевикторина, правила которой работают против нас. Я нашла ползунок громкости, но не стала прибавлять звука: сейчас мне меньше всего хотелось, чтобы люди заглядывали мне через плечо.

— Он сменил неглиже, — вот первое, что я услышала: голос Слима, пропущенный через высокочастотный фильтр компьютерного динамика. — Наверное, твоя сестра назвала бы этот цвет кремовым.

— Вчерашний старец? — спросил Павлов. — Я не вынесу еще одного фаната со склонностью к женским шмоткам.

Слим отошел от окна, и произнес официальным тоном:

— Могу тебя заверить: это тот же мужик, что и прошлым вечером.

— Тогда нам, пожалуй, стоит вызвать полицию.

— Павлов, нам придется действовать самостоятельно. Я не собираюсь звонить в службу спасения, вопя, что рядом с моим домом припарковал свою тачку пенсионер, повернутый на женском белье. Нас могут привлечь за ложный вызов, а если блюстители закона переступят этот порог, я тут же сяду за хранение.

— О чем ты? — не понял мой брат. — Скорее, тебя заберут за прическу, которая не к лицу белому гражданину.

— И это говорит человек, чей зад прикрыт откровенно непристойной рубашкой. — Искорка вернулась в глаза Слима — тот озорной блеск, который некогда притягивал меня, как магнит. На этот раз, однако, он был обращен в другую сторону. — Как бы ты обозвал этот цвет? — спросил он. — «Нектарин»?

Павлов оглядел свою рубашку, оправил манжеты и сказал:

— За дреды на башке у бледнолицего дают куда больший срок.

— Нет, они ведь учитывают содержимое всего гардероба. — Слим ткнул пальцем вверх, на дремлющее до поры до времени табло. — Урод, который так тебя беспокоит, пожалуй, заявит, что ты сам его спровоцировал. Тебе не поздоровится, сынок. Как пить дать, упрячут за решетку.

— Тогда я прихвачу и тебя туда же, — произнес Павлов из своего угла гостиной. — Расскажу им, как преступно ты обращаешься с моей сестрой.

— Это вовсе не было преступлением! — выкрикнул Слим с быстротой молнии. — Все делалось с ее согласия!

Я чуть отпрянула от монитора, не веря, что он мог сказать такое. Даже Павлов, кажется, опешил, но он-то не знал причины моего праведного гнева. Я негодовала оттого, что в наших со Слимом отношениях пока что присутствовал исключительно «правильный», традиционный секс. Если мой бойфренд и полагал, что мы можем испробовать какие-то недозволенные приемчики, он об этом ни разу не заикнулся. Я со своей стороны, всегда считала, что парни перестают нести подобную чепуху, едва потеряв невинность. Придумывать истории о своих сексуальных подвигах могут только школьники, не желающие выделяться из толпы им подобных врунишек. Оставалось надеяться, что мой брат вырос из коротких штанишек, и не станет верить всем этим россказням. Впрочем, он принялся кивать, хотя Слим явно его озадачил.

— Предумышленное пренебрежение подругой, — тихо вымолвил Павлов. — Именно это обвинение я как раз собирался выдвинуть.

Напряжение в гостиной росло, и разделяющий нас экран показался мне таким же прозрачным, как распахнутое окно. Затем Слим сломался и со вздохом уставился на свои ноги.

— Ты уже все сказал, — заверил он Павлова. — Когда Циско явится домой, она найдет переродившегося Слима.

Я оглянулась на замшевый затылок неподалеку, всего в нескольких компьютерах от меня, и задумалась: а как отреагирует Слим, если сегодня я вообще не приду домой? То, что он тут наговорил, возмутительно. С другой стороны, возмутительно и то, что я явилась сюда его послушать. Подумав, я переключилась на камеру, о существовании которой мы все знали. На втором сайте Картье можно было найти и такой ракурс, и отчего-то я чувствовала себя удобнее, наблюдая оттуда, несмотря на добавленный звук. На экране мой брат снова мусолил портьеры: сложил их, а затем расправил — так, словно в этом был хоть какой-то смысл.

— Чур, когда она придет, — услышала я, — каждый сам за себя.

— Ты хочешь покинуть меня в самый ответственный момент?

— Слим, тебе не нужна моральная поддержка, чтобы просто извиниться.

— Предположим, Циско захочет поговорить начистоту, — сказал Слим. — По крайней мере, пока ты в комнате, она не станет давить на меня бредом вроде взаимных обязательств.

— Вы знакомы-то всего ничего, — напомнил ему Павлов, подобно Слиму зайдя за спинку дивана. — Ты ведь не из тех, кто считает, будто пара недель, проведенных вместе, — большой срок?

— Павлов, я не меньше ее самой хочу, чтобы у нас все получилось. Но кому придет в голову спешить с разговорами про любовь до гроба?

— Почему бы и нет?

— Такие разговорчики, — заявил Слим, — это серьезный скачок в отношениях.

— Обсуждение взаимных обязательств?

— Именно.

Мой брат дал Слиму секунду поработать над ошибками, после чего сдался и взглянул на часы.

— Циско может вернуться в любой момент, — сказал он. — Когда она войдет в эту дверь, лучше быть готовым к встрече.

Слим согласился и принялся прохлопывать карманы камуфляжных брюк, где-то под коленями (я лишь строила догадки, поскольку обзор загораживало принадлежащее ему замаскированное под диван чудовище) мой бойфренд, похоже, наглел, что искал. Но даже и тогда он не вытащил искомое на всеобщее обозрение. Вместо этого глянул на единственную камеру, о присутствии которой они знали (прямо мне в глаза, так мне показалось), и выскользнул из виду.

— Я всегда говорил: готовься к худшему, и тогда все покажется не таким уж страшным.

— Обычная размолвка между влюбленными, — заметил Павлов, обращаясь, кажется, к собственным тапочкам. — Циско не собирается лишать тебя жизни.

В ответ из-за дивана высунулась рука, ухватила моего брата за локоть и решительно утащила его прочь из кадра. Если бы я смотрела через caminside, не догадываясь о существовании второго сайта, настало бы самое время отключиться и заняться чем-то менее скучным. Теперь же в моем распоряжении имелся целый арсенал веб-камер, и я могла выбрать угол получше, чтобы увидеть продолжение: чем они там занимаются? Обратный щелчок на камеру в эркере, и вот он, Слим: сидит, опершись о спинку дивана, с наспех свернутым косяком в пальцах. Он уже успел курнуть и внимательно разглядывал его между двумя затяжками.

— Береги ковер, — посоветовал он, передавая самокрутку Павлову. — Стоит Картье наткнуться на прожженную дыру, и он сразу поймет, чем мы тут занимались.

Я потянулась к мышке, думая, как они ошибаются, и залезла прямо под диван. Обзор оставлял желать лучшего: всего лишь полоска света, определявшая расстояние между двумя мужскими задами. Фактически полностью видна была лишь пепельница посредине. Опять-таки, меня обеспокоил не столько открывшийся вид, сколько комментарии пользователей, ползущие в окошке чата. Того самого, что возник под картинкой, стоило мне оказаться под диваном.

ВАКХ: Только взгляните на эти комья под диваном!

ТРОГЛОДИТ: Ну и грязища! Нет ничего хуже скопления домашней пыли.

ЗАБИНТОВАННЫЙ: Эй, люди! Вам не нравится пыль? Отправляйтесь куда-нибудь повыше.

ВАКХ: Повыше? А ты видал паутину в камере за лампочкой?

Это было даже гаже, чем высказывания повернутых на ступнях фетишистов; похоже, привлеченная этим сайтом аудитория могла обрести голос только на уровне половиц. Я уже собиралась с духом, чтобы представиться с помощью клавиатуры и взять на себя ответственность за светлые волоски, темнеющие ближе к корням, о которых как раз зашла речь в чате, когда брат опередил меня буквально на миг:

— Не помешает устроить здесь генеральную уборку, — услышала я его голос.

— Да брось ты. Потерпит еще с месяц.

Рука, взъерошившая ворс на ковре, опустилась вниз.

— Пощупай, Слим. Тут полно крошек от бисквита и прочей грязи.

— Неужто твой бзик на чистоте — какая-то гормональная примочка? Совсем как у сестры: сплошные страсти на пустом месте. Имей в виду, она девчонка, ей это позволено.

Павлов нащупал комок пыли и бросил его в соседа.

— Я говорю о достойном существовании человека, — заявил он. — Одному богу ведомо, что творится под этим диваном.

Потянувшись к бокалу, я благословила им экран и обнаружила, что уже успела осушить его.

 

33

Бармен обслужил меня мигом. Он как раз разгружал аппарат для мытья стаканов, когда я оставила свой пост у компьютера и приблизилась к стойке. Наверное, павшая на беднягу тень, похожая на Джека-Потрошителя, убедила его, что стаканы могут подождать. Меня преследовали адовы муки: я знала, что натворила, и инстинкт советовал мне стереть это из памяти, основательно напившись. Пока бармен обслуживал меня, я наблюдала взлет воздушного пузыря за стеклом и думала, не посоветовать ли ему открыть вентиль пошире и нацедить кружку-другую.

— Ты встречаешься с кем-нибудь? — спросила я.

Бармен с бокалом придвинулся ближе, но дистанцию все же держал. Не знаю, кого из нас больше удивил этот внезапный вопрос. Он просто сорвался с моих губ. Импульсивная нужда перемолвиться с кем-то хоть словечком. Хорошо еще, что бармен был красавчик, хоть и держался как-то по-мальчишески настороже.

— Не пугайся, — успокоила его я. — Не собираюсь бросаться к тебе в объятия. Пока что меня больше интересует содержимое твоей головы.

Немного расслабившись, бармен тщательно вытер стойку тряпочкой и поставил передо мною заказ.

— Встречаюсь, — подтвердил он, застенчиво улыбаясь.

— Хорошо, — одобрила я, чувствуя себя идиоткой. — Я тоже.

— Прекрасно, — улыбка стала совсем беззаботной. Он оперся на локти. — У нас много общего.

Я глядела вдоль стойки, подавляя в себе искушение спросить, не желает ли он развлечься в любом случае.

— Просто хотела поинтересоваться: знает ли тебя твоя вторая половина как облупленного или что-то ты держишь от нее в тайне?

Обернувшись, я увидела, что он взвешивает мой вопрос, а вовсе не меня. Какая досада. Для разнообразия мне сейчас не повредило бы чужое внимание.

— Отвечу так: ты уже третья на этой неделе задаешь мне подобный вопрос.

— Шутишь!

— Это же интернет-кафе, — пожал плечами бармен. — Романы, которые завязываются у монитора, как правило, основаны на взаимных выдумках. Люди приходят сюда, чтобы анонимно пофлиртовать в чате или завести бурный роман в эпистолярном жанре с прекрасным незнакомцем, но всегда есть опасность, что кто-то без памяти влюбится в собственные фантазии.

— То есть?

— Сетевые выдумки — палка о двух концах. Но об этом легко забыть, если кончики пальцев уже унесли тебя прочь. — Приподняв подбородок, он глянул мне за плечо. — В результате выясняется, что прекрасный принц, этот плейбой их мечты, — на самом деле не более чем хлещущий пиво водитель грузовика, и девицы устраивают истерику прямо в баре.

— Типичный обман, — пробормотала я. — Вот чертовы мужчины.

— О, женщины точно так же обожают скрывать правду, — поправил меня бармен. — Но они не вводят партнеров в заблуждение намеренно, как это делают мужики. Скорее, они прикрывают заплатками то, что считают дефектами собственной внешности или характера. Вчера там, где ты стоишь, сидел один парень, который долгие месяцы вел электронную переписку с «мисс Детройт-1997». В конце концов она открыла ему свою маленькую тайну, и от потрясения он потерял дар речи.

— Какую, интересно? Красавица уже замужем?

— Она не выиграла конкурс.

— И это нельзя простить? Тем более что они уже наладили тесную связь.

— Кроме того, она оказалась хлещущим пиво водителем грузовика.

— Ого, — сказала я и посовещалась со своей выпивкой. — Но она хоть была женщиной?

— Хватило и грузовика.

— Полагаю, это действительно серьезно, — согласилась я, поразмыслив. — Но потом он, должно быть, от души посмеялся?

— В конце концов я вызвал ему такси, — без всякого выражения сказал бармен. — Парень был не в том состоянии, чтобы сесть за руль колымаги.

— Что, этот парень и сам водит грузовики?

— Не знаю. По крайней мере, не в Сети. Прежде чем его возлюбленная сообщила свое потрясающее известие, он был для нее всем, что та хотела услышать.

Я изучала лицо бармена, глядя поверх бокала. История была слишком хороша, чтобы оказаться правдивой, но и сам он был таким же. Помочь расстроенному парню добраться до дому было так мило с его стороны — на этот добросердечный жест был бы способен и Слим. Тот много чего делал, не подумав.

— Меня зовут Циско, — сказала я наконец. — Лучше не спрашивай, почему.

— Максимилиан, — любезно кивнул в ответ бармен. — Та же история.

Я забралась на табурет, поймала его взгляд, и улыбка бармена вернулась на прежнее место.

— Ну, Максимилиан, — я придвинулась ближе, — ты рассказал, что происходит с людьми вокруг, а как насчет тебя самого?

— Пожалуйста, — взмолился он, — зови меня Макс. Моя пассия иногда называет меня Милли, но это всякий раз рвет мне башню.

— Ну и что, она знает тебя как облупленного?

— Нет, — сказал бармен и, как бы между прочим, добавил: — только не она, а он.

С пылающими щеками я попыталась извиниться за поспешность своих выводов, но в итоге просто сгорбилась перед ним.

— Ну, — выдавила я, — это многое говорит о моей проницательности. Чуть раньше я поклялась бы, что ты флиртуешь со мной.

— Флиртовал, — признался Макс, — но я бы не хотел, чтобы об этом узнал мой партнер. Это выглядит скверно, даже если я настолько верен ему, что впору расплакаться.

Подумав немного, я пришла к выводу, что обо мне можно сказать то же самое. Затем спросила, глядя на него в упор:

— Очевидно, ты очень хорошо знаешь своего партнера?

Макс покачал головой в ответ.

— Я повторяю это всем пропащим душам, что умываются здесь слезами: никого нельзя знать на все сто процентов. Это попросту невозможно. Даже если человеку нечего скрывать, всегда найдутся вещи, которых ты о нем не знаешь и не захочешь узнать. То же самое, что заглядывать в черную дыру. Все хотят выяснить, что там прячется, но для этого приходится рисковать слишком многим.

Я ткнула большим пальцем куда-то через плечо, в скопление компьютеров у него за спиной.

— Кажется, я только что заглянула в такую дыру. Одним глазком.

— Вот оно как, — протянул Макс, словно это все расставило на свои места. — И теперь вновь обретенное знание рвет тебя на части, верно?

Я сказала, что именно в таком положении и нахожусь: лицом к лицу со своей собственной бездной. Получила полное представление о том, на что похожи парни за закрытыми дверями.

— Стало быть, у тебя теперь только два выхода, — определил Макс. — Выйти из Сети прямо сейчас и надеяться, что твои отношения переживут подозрительность, которую ты неизбежно в них привнесешь, или продолжать идти вперед с широко открытыми глазами. Выяснить о своем мужчине все, что только возможно, и затем спросить себя: любишь ли ты его по-прежнему? Потому что если любовь никуда не денется, когда ты пройдешь всю черноту до самого конца, то уже ничто на планете никогда больше не встанет между вами.

У меня закружилась голова. А бармен по имени Максимилиан как ни в чем не бывало потянулся к своей тряпочке и снова протер стойку.

— Спасибо, — почти благоговейно сказала я и осушила бокал. И тут сообразила, что еще не доставала кошелек. — Сколько я тебе должна?

— Сколько? — сперва мне показалось, что Макс ведет подсчеты в уме, но затем он вернулся, уже с улыбкой, к прежнему занятию. — Брось, о чем ты говоришь? Скоростной и неограниченный доступ к Сети — это большой плюс моей работы, но ничто не сравнится с теми сплетнями, которые я порой выслушиваю.

Теперь настала моя очередь щегольнуть улыбкой: замечательное ощущение, а я уж и не думала, что когда-нибудь смогу улыбнуться. Я вновь почувствовала в себе такую решимость, что Максу теперь лучше остерегаться новой подруги.

— Держи бокалы сияющими и нарежь свежий лимон, — сказала я. — Потому что передо мной лежит долгий путь открытий, ведущий в глубины Сети, и мне еще не раз придется вернуться, чтобы подкрепить свои силы.

Макс присвистнул сквозь зубы, но он, похоже, не хуже меня знал, чего ожидать. Это впечатление усилилось, когда он, поглядев мне в глаза, спросил:

— Уверена, что выдержишь?

— Как бы там ни было, — заверила я бармена, — моего бойфренда ждет сегодня крупный скандал.

 

34

Бабуины. Ищут друг у друга блох, ссорятся, нежничают и спариваются. Это зрелище стало фоном моего ночного тет-а-тет со Слимом: Павлов сдержал обещание и оставил нас наедине. Теперь мой брат опустошал наверху бачки и наполнял водой раковины, пока мы двое искали способ сдвинуться с мертвой точки.

— Кстати, насчет обезьян, — произнес Слим, кивая на экран. — Есть теория, что некоторые из них составляют пары на всю жизнь, но обычному человеку такое и в голову не придет при виде того, как порой ведут себя самцы.

Я обернулась к телевизору, не желая присаживаться рядом со своим другом на диван, и увидела, как один из самцов свисает с ветки, вцепившись в нее пальцами ног. Я знала точно, что это самец, потому что вниз также свисали его яички, и животное казалось совершенно завороженным этим зрелищем: оно то и дело протягивало лапу, чтобы потеребить их туда-сюда, издавая при этом истошные крики, чтобы все прочие видели, на что ему повезло наткнуться. Пусть я первой холодно усмехнулась, но ведь это Слим нарушил молчание.

— Точно, это уже один раз показывали.

— Слим, я…

— Прости меня за прошлую ночь, — сказал 0н. — Я здорово тебя подвел и прошу прощения. Павлов открыл мне глаза, рассказав, как ты расстроилась из-за нас с Мисти. Могу сказать одно: с этими веб-камерами Картье всех нас обвел вокруг пальца.

— Ты сам не знаешь, насколько прав.

— Нужно срочно поговорить с хозяином, уговорить его выключать камеры хотя бы после шести. Обыкновенные виртуальные дома не держат двери открытыми все двадцать четыре часа в сутки, так почему мы должны быть исключением?

— Думаю, у него есть на то свои причины. — Я испустила вздох, надеясь, что Слим сейчас заткнется и даст мне возможность заговорить, а вовсе не покинет диван ради нового осмотра прилегающей территории. Глядя, с какой осторожностью Слим высовывает нос из-за портьеры, я чувствовала, как он стремится оттянуть неизбежное. Павлов вынудил его поговорить со мною по душам, обсудить наше с ним будущее, и вместо этого Слим застыл теперь у окна, спиной ко мне.

— Слим, — сказала я, на этот раз тверже. — Хочу тебя кое о чем предупредить.

— Да все в порядке, — ответил он, поднятой ладонью отметая мои возражения. — Наш старинный друг в дамском белье, я и сам его вижу.

— Я хотела поговорить не о нем…

— Когда ты проходила мимо, он случайно не спал за рулем? — Слим оглянулся на меня, и в глазах его блеснул панический ужас. — Старому человеку многое можно простить: бесконечные приступы ностальгии, запачканную подливкой одежду, отход ко сну каждые десять минут, но дамское неглиже? Меня теперь не удивит, даже если он появится в платье, сшитом из человеческой кожи.

— Его неглиже, — перебила я, — скорее, цвета жженого сахара, а вовсе не кремовое.

Медленно, как будто я только что приставила кончик лезвия к его шее, Слим развернулся ко мне с таким видом, будто сомневался, правильно ли он расслышал мою реплику. Можно подумать, это я сторожу под окном, надеясь на автограф.

— Разве я назвал этот цвет кремовым?

Чувствуя, что дрожу внутри и снаружи, я отстраненно подумала: интересно, сколько людей сейчас испытывают оргазм при виде этой сцены, взирая на нее не только через знакомую нам камеру, но и через тот, второй сайт. Я глядела на Слима, готовясь выложить все начистоту, поведать ему всю подноготную, рассказать обо всем без утайки, но что-то заставляло меня тянуть время. Какой-то инстинкт, не подверженный алкоголю и не затронутый той бурей эмоций, что призывала меня уладить личные разногласия прямо сейчас, у всех на виду. Поэтому вместо того чтобы, широким мановением руки обведя комнату, показать, где прячутся тайные камеры и микрофоны, а вслед за этим поразить Слима известием, что я в точности знаю, как он описывал наряд старика в машине, я просто сказала ему:

— Я слишком хорошо тебя знаю, — и ретировалась на кухню.

Я нуждалась в пространстве, стакане воды и глотке свежего воздуха. Воды в кухне хоть залейся, но про приватность можно забыть, и не только потому, что Слим поволокся за мной. Я чувствовала его присутствие спиной, на расстоянии; возможно, он гадал, на какие жертвы ему теперь придется пойти, чтобы вновь завоевать мое расположение. Опять тот же вопрос: может, рассказать ему обо всем? Просто развернуться сейчас и промчаться по кухне ураганом, с корнем корчуя камеры — слева, справа и по центру. Все равно здесь царит бардак. В мойке — немытые тарелки. На доске — хлебные крошки. На столе лоскутья фольги, жалкие остатки шоколадного яйца, явно указывающие на то, что настала очередь Слима прибираться.

— Это все из-за Мисти? — Я услышала, как он прочищает горло. — Если да, я прекращу прямо сейчас. Ты для меня значишь намного больше, чем поиск спрятанных в игре денег.

— Да нет, дело не в ней. — Я нашла стакан и наполнила его, позволив воде перелиться через ободок. — Уже не в ней.

— Вот как? — Слим выдохнул так резко, что я вообразила, как он съеживается, выпустив весь воздух. — Ты не поверишь, сколько уровней нам удалось одолеть сегодня! Мисти вскарабкалась по громадной скале, а наверху ее ждали сюрпризы и призы. Сначала мы нашли пистолет, а затем карту. Карту, Циско! — Могло показаться, что они бегали там вдвоем. — Вряд ли создатели игры разбросали их повсюду, так что моя Мисти, должно быть, оказалась среди первых, кому повезло наткнуться на такую карту. Боевой дух сразу взлетел до потолка. И более того — мы с ней наконец-то научились бегать… ну, действительно быстро работать ногами и, заметь, в нужном направлении. Крестик на карте отмечает место, где закопаны денежки, и с каждой очередной милей «Денежного залпа» мы все ближе и ближе. Так что держись меня, Циско, нас ждет победа… Цис? Да что с тобой такое? Эй, ты же плачешь. Ничего, сейчас я тебя развеселю. Иди-ка ко мне. Тихо-тихо. Ну, из-за чего все эти слезы?

Тот Слим, что обнял меня в эту минуту, не был человеком, на которого я взирала из киберпространства, тем самым, что, прикончив косячок на пару с моим братом, вернулся на диван. Они оба бездельничали перед объективом веб-камеры (которую мы впустили в свою жизнь), пребывая в блаженном неведении относительно того, что с тем же успехом могли бы выходить в прямой эфир прямо с Лейчестер-сквер , окруженные софитами и благоговейной толпой поклонников.

Больше всего меня беспокоили мелочи — то, что парни обсуждают абсолютно бессмысленные вопросы вместо вещей, которые хоть что-то значили. Слушать, как Слим доказывает, что мышечная усталость плохо отражена в кинофильмах, было почти то же самое, что и рассматривать его мозг в многократном увеличении, не находя ничего, кроме куриного пуха.

— Все эти пассажи на клавиатуре компьютера, — завел он. — Интересно, почему никто из актеров не страдает от боли? События, разворачивающиеся в «Матрице», с этой точки зрения не совсем правдоподобны, — продолжал он. — Просто уму непостижимо, как это Киану удалось отстоять будущее для всех нас, не испытав даже мимолетной ломоты в запястье.

Когда мой брат возразил, что в фильме Ривз не столько стучал по клавишам, сколько сражался врукопашную, Слим ответил ему, сославшись на картину «Вам письмо» :

— История Тома и Мэг завязывается в чате, и мы что, должны поверить, что эти двое никогда не занимались киберсексом? Простите, а где же правила сетевого этикета? Когда цепляешь кого-нибудь в чате, невежливо не поинтересоваться, раздета ли твоя партнерша догола. Даже если подобная переписка показалась бы слишком откровенной цензорам, можно было напялить на руку одного из главных персонажей эластичный бинт, который выразил бы ту же мысль.

Павлов предположил, что подобная сцена могла бы потом войти в полную режиссерскую версию фильма, но я, признаться, не совсем уловила позицию Слима. И, не углубляясь в дебри, предпочла всем этим рассуждениям расслабляющий отдых у стойки бара и совет эксперта-аналитика в лице Макса. Первый из множества, как потом выяснилось. Вернувшись к компьютеру, я обнаружила, что парни вновь занялись «Денежным залпом». Оба следили не отрываясь за успехами Мисти, все дальше уходя мыслями в царство типично мужских фантазий.

— Если бы кому-то пришло в голову экранизировать эту игру, — пошевелился Слим, вновь завладевший джойпадом, — кто, по-твоему, мог бы сыграть Мисти?

— Бритни.

— Ты всегда называешь только это имя, — пожаловался Слим. — С тобой неинтересно: ты отвечаешь, не подумав.

— Она талантливая актриса.

— Которая, к несчастью, слишком уж хороша для велосипедных шортов.

— Ну, и кого бы ты выбрал сам?

Слим помолчал, готовясь к головокружительному прыжку через дыру, прожженную в веревочном мосту над пропастью, и затем выдал:

— Честно говоря, любую актрису, которая согласилась бы взять меня в качестве основного партнера. Вот уж был бы сон наяву. Можешь представить, каково это — быть в одной команде с Мисти? Попасть в ее мир?

— Что? Взаправду?

— Ну да, оказаться внутри игры. Подобраться к призовым деньгам настолько близко, чтобы почувствовать их запах.

— Не думаю, что ты ушел бы далеко, — промямлил мой брат. — Ты был бы слишком занят поиском комбинации клавиш, которая заставила бы твою партнершу раздеться.

Слим помолчал. Он случайно завел Мисти в полосу зыбучего песка, и это потребовало от него предельной концентрации внимания.

— Думаю, настоящие проблемы возникли бы, попытайся она стащить одежду с тебя, — произнес он наконец, следя за медленным погружением героини в песок.

— Вовсе нет, — возразил Павлов. — Если бы мисс Вентура согласилась сбросить свои презренные тряпки, я был бы только счастлив, вися над пропастью, карабкаться дальше в надежде по-быстрому разбогатеть.

— Точно, — Слим сказал это как-то неубедительно. — Когда это ты в последний раз пробовал заниматься спринтерским бегом без подштанников?

— Мм? Когда мне было года три, наверное. Затем я понял, что нижнее белье значительно упрощает человеку жизнь. Вот истина, не требующая доказательств.

Вторая камера показала мне Мисти уже по шею в зыбучем песке. Все это время Слим дергал джойпад туда-сюда, словно от этого могло еще хоть что-то зависеть.

— Подумать только, — сказал он рассеянно. — Там, внизу, мы устроены не слишком аэродинамично. Адская боль даже от пробежки трусцой.

— О, но ведь в игре ты можешь вносить изменения в свой внешний облик, верно?

— Ты не ошибся.

— Тогда я сделал бы свой агрегат достаточно длинным, чтобы обернуть его вокруг пояса. — Мой брат, казалось, вполне доволен столь остроумной стратегией. — И тогда, если нужно пробежаться, можно просто завязать его на талии.

— Хорошая мысль. Кроме того, это удобная подвеска для оружия.

— Точно. Зачем таскать с собой рюкзак?

На мгновение оба примолкли: их заворожило зрелище песка, медленно скрывающего макушку Мисти. Затем Слим сказал с тяжким вздохом:

— С хреном такой длины я мог бы бросить ей конец. И вытащил бы девушку из песка.

— Такого в кино не увидишь! — Павлов потянулся к клавиатуре и, сокрушенно качая головой, пристроил ее на коленях. — Думаю, хватит с нас пока Мисти. Что подумает Циско, когда вернется и обнаружит, что ты опять с ней играешь?

— Погоди-ка! — вознегодовал Слим. — Ты отключил меня от сервера!

— Клавиатура обладает приоритетом перед джойпадом. Таков естественный порядок вещей. Хотя дистанционка будет рулить вечно.

— Дай мне расслабиться, Павлов. Еще одна попытка. Сегодня я в ударе.

— Хватит — значит хватит! — отрезал мой брат, стуча по клавишам. — Пора заняться уборкой.

То, чему я стала свидетелем, потребовало еще одной передышки у стойки бара. Я не разрыдалась и даже не закричала в полный голос, но прошла через огромное количество джина, сочувствия и салфеток, и все благодаря моему новому другу-гею. В конце концов Макс убедил меня пойти домой, хотя бы для того, чтобы выслушать Слима. К этому времени я считала, что знаю своего так называемого бойфренда лучше, чем он сам. И хотя меня не покидало чувство опустошенности, которое больше подходило одной из проклятых фисташек Картье, я решила, что, по крайней мере, теперь меня никогда уже не сможет расстроить мужчина. С такой глубиной проникновения в мужскую психологию, какой мне сегодня удалось достичь, любые мои отношения с противоположным полом отныне всегда будут начинаться с чувства разочарования. Фактически именно это чувство и мучало меня, когда я выключала компьютер. По дороге к выходу мне пришлось протискиваться мимо обладателя замшевой головы. Впрочем, его внимание так и осталось прикованным к экрану, так что с тем же успехом я могла быть одета в одни домашние тапочки. Потом я увидела, за чем же он так увлеченно следит… Чертов camplicity! Меня действительно задело за живое, что человек мог так увлечься подобным зрелищем. Фанатик не сразу оторвался от монитора, даже когда я постучала его по плечу со словами:

— Этого парня ждет крупный нагоняй.

— Какого черта?… — Когда этот тип наконец обернулся, когда он увидел, кто навис над ним, нагло вторгшись в его жизненное пространство, у него перехватило дыхание.

— Не переключайте канал, — бросила я напоследок. — Буду дома минут через двадцать.

Мое появление сопровождали скрежет ключа в замке и вздох. Это вздыхала дверь, сдвигая с коврика в прихожей кучку рекламных проспектов, восхвалявших пиццу. Судя по гулу в гостиной, парни еще не закончили эту свою «уборку». Я сообщила им о своем появлении, изо всей силы хлопнув дверью, и не особенно удивилась, когда пылесос тут же заткнулся. Почему? Потому что наш агрегат был хриплым дедушкой, который то и дело чихал, стоило только включить его в сеть. Модель, громкое гудение которой я услышала, оставалась лишь мечтой, — как и ее владелица: обеих в доме пока не было, а гудение доносилось из динамиков благодаря трансляции, которой наслаждались мои мальчишки. Я знала это, потому что своими глазами видела, как они подключаются к сайту этой стервы! Ее зовут Корал, и она помешана на чистоте. С помощью кредитной карточки можно увидеть, как она со своим верным пылесосом залезает в каждый укромный уголок, в каждую еле заметную щель в своем жилище: за тахту, под кофейный столик, куда угодно. Павлов со Слимом не пошли дальше бесплатного предварительного ролика, но я не сомневалась, что виной тому — лишь наш подмоченный кредит в банке.

Пока я шла по коридору, воцарившаяся в гостиной тишина сменилась шумом хрюкающих приматов. Я свернула в гостиную, вообразив, что там раскинулись джунгли, но обнаружила только Слима и Павлова. Оба развалились на диване, делая вид, будто уже давно смотрят документальный фильм о жизни в нехоженых дебрях. «Уже глухая ночь, — запоздало поняла я. — Час пик давно миновал».

— Циско! — обрадовался мой брат, и я вернулась в наш дом, чувствуя себя так, словно не пропустила ни одной распроклятой детали. — Мы уже начали беспокоиться…

 

35

Мне был нужен именно тот Слим, что обнял меня на кухне и так прижал к себе обеими руками, словно испугался, будто дом сейчас рухнет. Вместе с крышей, балками, кирпичами, линолеумом и обоями. Я могла лишь прижаться к нему еще крепче, всхлипывая у него на груди, оказавшись вдруг ближе, чем когда-либо, к его скрытому за семью замками сердцу.

— Давай поговорим, — шептал он, — расскажи мне все.

Я была не против. Меня переполняла решимость открыть Слиму все. Но эти объятия наедине, тепло его тела, тесно прильнувшего к моему, попросту заглушило все прочие желания. Ибо я была с мужчиной, которого любила вопреки увиденному, вопреки всему, что этот день швырнул мне в лицо. Я по-прежнему злилась на Слима, но это все осталось где-то там. Здесь существовали только наши объятия. Здесь и сейчас. Мы вдвоем, но все же не одни. Слим сделал шаг назад, и, подняв лицо, я увидела, что он ждет, нахмурившись, пока я не заговорю начистоту.

— Не могу. — Я вытерла глаза и прокашлялась. — Не здесь.

Слим обхватил ладонями мои влажные щеки.

— Тогда пошли в постель. Поговорить можно и там.

— Где? — Я почувствовала, как бессильно упали его руки.

— В спальне, — робко сказал он. — Или я ляпнул глупость?

Проведя столько времени перед вторым сайтом Картье, я лишь теперь нашла время подумать о том месте, которое занимаю в нем сама. Меня интересовал только Слим, но ведь и сейчас мы перешли к непосредственному общению, грозившему принять горизонтальное положение на глазах у всех. Поэтому я сперва выпалила: «Да!» Потом, вздрогнув, поправилась: «Нет». А затем, поморгав, призналась, что у меня немного кружится голова.

— Тем более стоит прилечь, — решил Слим, и я собралась уже с силами, чтобы открыть ему, что в моем головокружении виновата не только выпивка, уже набрала полную грудь воздуху, но Слим перехватил инициативу, начав целовать меня — в скулу, в щеку, в губы. Потом он отодвинулся с довольной улыбкой и откинул назад прядь, выбившуюся после наших объятий.

— Тебе нужно поспать, Циско, — заявил мой бойфренд. — Какое бы решение ты ни приняла, мы сможем обсудить его завтра утром.

— Но…

— Ни слова больше! — Палец Слима запечатал мне губы. — Устроюсь на диване, дам тебе побольше места. Кстати, у нас скопилась гора грязной посуды. — Он повернулся к мойке. — Пора и мне заняться делом.

Вытерев щеки тыльной стороной ладони, я сказала, что он вовсе не обязан этого делать.

— Что? — переспросил Слим и уставился на меня с той самой искоркой во взгляде, яркой, как никогда прежде. — Ты хочешь сказать, я могу больше не мыть посуду?

Секс. Теперь именно это витало в воздухе. Я почти ощущала похоть, прикрывая дверь спальни, но исходила она не от меня. Всю комнату, казалось, заполнили чужие глаза, — словно зрители, следившие за нами в кухне, стремглав взбежали по виртуальной лестнице, чтобы оказаться в спальне раньше меня, и предусмотрительно погасили свет, создавая интимный полумрак. Даже пробивавшаяся сквозь жалюзи луна то и дело меркла на фоне неоново-розовых вспышек. Я не сразу сообразила, что это мигает «хранитель экрана» в ноутбуке. Слим оставил аппарат включенным в углу комнаты, и неоновая вывеска дешевого мотеля все продолжала мигать, гоняя буквы по кругу. Стоило мне задаться вопросом, возможно ли вообразить более эротичную обстановку, как сквозь стену из комнаты Павлова до меня стали доноситься низкие, протяжные звуки трубы. «Брат опять работает по ночам, — подумалось мне. — Как и мой бойфренд, Павлов и не подозревал о сценических прожекторах, в лучах которых все мы оказались».

Надо им все рассказать. Хватит тянуть. Если я буду скрывать, что знаю о camplicity.com, то чем я лучше всех тех, кто платил Картье за привилегию шпионить за нами? В кухне я стушевалась из-за переполнивших меня чувств к Слиму. Оказавшись в спальне, я наконец стряхнула с себя столбняк, но о том, чтобы рассказывать здесь что бы то ни было, и речи быть не могло. Я повернулась к незастеленной кровати; полагаю, завсегдатаи сайта должны счесть эту неряшливость обычным делом. Следовало, наверное, прийти в ярость, но я уже пережила все это. По крайней мере, ничего больше они не увидят, решила я и тут же задумалась: что, интересно, удерживает Слима внизу?

Один, последний взгляд. А потом, собрав всех вместе, я объявлю, что нам нужно серьезно поговорить. Но только на улице. Я преклонила колени у ноутбука и впечатала в строку браузера адрес веб-сайта. Мне просто хотелось убедиться, что Мисти отсутствует на экране ящика, что мне удастся полностью завладеть вниманием Слима. К моему удовлетворению, гостиная действительно оказалась пуста. Единственная смутившая меня деталь в кадре — то, что свет был уже потушен. Несмотря на это, картинка оставалась идеальной. Немного обесцвеченная; именно такую показывали камеры, хранившие тишину ночи на пляже.

Инфра-чертов-красный свет. Неужели для Картье нет ничего запретного? Раз уж на то пошло, я не удивилась бы, обнаружив, что дом подключен к системе камер, просвечивающих нас рентгеновскими лучами. Сейчас бы мне самое время завопить что было силы, но мне мешала музыка, доносившаяся сквозь стену. Рефрен трубы теперь поддерживали неистовые барабаны. Еще я слышала звон посуды из кухни: было похоже на то, словно кто-то свалился с лестницы с подносом чашек и ложек. Курсор на экране ноутбука поплыл, перещелкивая камеры в меню, и я с трудом сообразила, что сама направляю его туда. Вскользь вспомнив о Роуз, я проникла в спальню к брату и немедленно пожалела, что рядом нет бармена Макса, который бы все расставил по местам.

— Боже ты мой, — звук собственного голоса вернул мне чувство реальности. — Вот чем, оказывается, он там занят!

Музыка Павлова доносилась вполне отчетливо даже через стену, но теперь, когда она шла еще и из колонок ноутбука, я поразилась, отчего у моего брата еще не хлещет кровь из ушей. Труба завывала на фоне неистовствующих ударных. Какая-то известная джазовая пьеса, угодившая в джангл-преисподнюю, но эта музыка явно нравилась Павлову до глубины души. Я-то думала, что эта свистопляска помогает моему брату работать, а он, оказывается, тем временем юродствовал. Он даже не терзал воображаемую гитару, а вытворял нечто еще более нелепое. Воображаемую ударную установку я, пожалуй, еще могла бы понять, но ударные вместе с басом?

Видеть, как Павлов порхает по «мертвой зоне», было все равно что наблюдать за казнью на электрическом стуле. Мелодия затихла вдали, и это ненадолго угомонило его, но первые же ноты истеричного женского вокала вновь побудили моего брата к действию. На сей раз Павлов крепко зажмурился, запрокинул голову, и стиснул в обеих руках воображаемый микрофон: мой брат, звезда клубных вечеринок. Зрелище не казалось умилительным, но в конце концов, это ведь сугубо личное. Сцена, не предназначенная для публичного просмотра.

— С одним ясно, — пробормотала я, подводя курсор к изображавшей кухню иконке и пребывая в полной уверенности, что Слим моет там посуду: снизу до меня доносились соответствующие звуки. Тем не менее, тыча мышью в клавишу камеры, я содрогнулась в благоговейном ужасе. — Посмотрим на второго.

К моему облегчению, Слим стоял у мойки, а замыкавшая «мертвую зону» красная лента тянулась в паре футов за его спиной. В лентах теперь не было никакого смысла — я разглядывала кухню с выгодной точки обзора. Слим старался вовсю: об этом мне поведали втиснутая в щель между плитками крошечная камера и поборники мыльной пены, засевшие в открывшемся одновременно с картинкой окошке чата. Вопреки их возбужденному комментарию, меня тронул портрет моего бойфренда в этом выгодном ракурсе. Быть может, устроенное Павловым шоу и не могло тягаться с этим зрелищем, но про себя я решила простить ребятам все их грехи. Жаловаться мне не на что, да я и не имею на это никакого права. При чем тут я, фактически нагло вторгшаяся в их личную жизнь, чтобы подсмотреть, что происходит за кулисами? Я обдумывала это, наблюдая, как Слим насухо протирает столы и выжимает тряпку. И вдруг переполнявшие меня чувства поменяли знак с минуса на плюс, а затем в буквальном смысле растаяли, как мыльная пена: мужчина моей мечты расстегнул штаны и сполоснул в ней свой член.

 

36

— Я должен тебе кое-что объяснить, — заявил Слим, войдя в спальню. Даже если он собирался сказать, что пройдет по горячим углям, только чтобы быть со мной, то умолк, едва его органы чувств догнали язык, потому что в спальне больше не вспыхивал фальшивый неон. Ее освещала лишь усыхающая полоска света из коридора, окончательно пропавшая, когда дверь защелкнулась. Какое-то время темнота казалась абсолютной, но затем стал заметен просеянный сквозь жалюзи лунный свет, уподобивший нашу постель шкуре зебры. Такой и увидел меня Слим, когда его глаза привыкли к темноте: лежащей с подоткнутым под самый подбородок покрывалом.

— Ты уже выключила ноутбук, — заметил он. — И что бы я без тебя делал?

— Наверняка выжил бы как-нибудь, — сказала я.

Слим принялся расстегивать свою гавайскую рубаху.

— Тебе что, холодно?

Холодно ли мне? Да при виде омовения, которое Слим провернул у кухонной мойки, мое сердце обратилось в ледышку, а чувства угрожали застыть хладным камнем, ведь я лицезрела, как заодно он подтерся чайным полотенцем. Это бытовое злодеяние настолько меня потрясло, что я даже не заметила, как Слим покинул кухню, и тупо глядела на опустевший экран, пока звук шагов на лестнице не вынудил меня спешно замести следы. Застань меня Слим за шпионажем, не знаю, кто из нас первым сгорел бы со стыда — он или я. Ничего не оставалось, кроме как захлопнуть крышку ноутбука, поскорее забраться под одеяло и злиться на саму себя. Я пришла домой, чтобы бросить парням спасательный круг, уберечь их от взбесившихся камер и от себя самих, но теперь уже не видела выхода ни для кого из нас. Тотальная слежка не позволяла предвидеть развитие событий. Слим уже вылезал из камуфляжных брюк, и мне ужасно хотелось остановить его, но я не могла. К тому времени как я решила, что делать с незримой публикой, он уже прижимался ко мне под одеялом. Исходящий от него характерный запах лимона также не способствовал проветриванию моих мозгов.

Слим уложил руку мне на бедро и тут же в изумлении оторвал голову от подушки.

— Циско, тебя явно знобит! — Он заглянул под покрывало и затем снова поднял глаза — так, словно узрел там нечто ужасное. — Или это новая мода?

Я юркнула в постель в одежде и теперь оказалась загнана в угол. Так дальше продолжаться не могло, но вместо того чтобы играть на публику, я постаралась выжать как можно больше из создавшегося положения. Набросив покрывало на наши головы, я придвинулась к Слиму и нащупала его ухо.

— За нами наблюдают, — прошептала я.

— Знаю, — выдохнул он в ответ, словно осознав причину моих ухищрений. Я чувствовала, как он приподнимает одеяло, одной рукой делая пещерку, чтобы я могла видеть все до изножья кровати.

— На экранах видны только наши ноги, — сказал Слим, и я вспомнила, что он еще блуждает впотьмах. — Если не снимать носки, то мы всегда в полном облачении, даже если одеяло соскользнет.

— Ты что, улегся в носках?

Как будто в этом все дело. Да и вообще, странно слышать подобный упрек от дамы, забравшейся под одеяло в платье, которое она носила весь день. Так или иначе, но если Слим надеялся на удачу, пытаясь смягчить меня, то он вновь потерпел поражение.

— Это все проклятые любители обсасывать со всех сторон пальцы ног, — сказал он, явно недоумевая, отчего я так настаиваю на том, чтобы говорить шепотом. — Не поверишь, но некоторые из них просто забрасывают меня электронными письмами. Дают полезные советы, как избавиться от грибка. А также сообщают основные правила ухода за ногтями. Будто мужику стоит об этом беспокоиться.

— Это не шуточки, — выдавила я еле слышно. — Мне нужно рассказать тебе кое о чем.

Слим приподнялся на локте. Я решила, что он устраивается, чтобы лучше меня слышать, но вместо этого парень зашептал сам:

— Утро вечера мудренее. Взойдет солнышко, и вещи перестанут казаться такими мрачными. — На какой-то миг я поддалась. Под одеялом было практически ничего не видно, а присутствие Слима словно оборачивало меня защитным коконом, спасая от любопытных глаз.

— Знаешь, — снова заговорил он, теперь уже чуть слышно, — неважно, что на тебе надето, когда ты просыпаешься утром, все равно это самый лучший твой наряд. Иногда я встаю пораньше просто для того, чтобы взглянуть на тебя. Твои ресницы расходятся, ты открываешь глаза, и в комнату возвращаются свет и краски.

Я сцепила руки у него на шее, притянула как можно ближе и сразу выпалила самое главное:

— Ты меня любишь? — спросила я, и мне вдруг стало наплевать, слышит ли нас кто-нибудь еще. Мне о многом предстояло ему рассказать, но перво-наперво я хотела убедиться в самом главном. Мне это было необходимо. — Потому что я люблю тебя, Слим, но ты для меня по-прежнему одна сплошная загадка.

Дреды Слима скрыли наш поцелуй от всего окружающего мира. Глубокий, тщательный поцелуй, на который я с готовностью отвечала, пока Слим не прервал его. На губах его растворились три слова, которые я не совсем расслышала, поскольку как раз в этот момент он вывернулся из моих объятий. Я подняла голову от подушки, услышала, как Слим бормочет под покрывалом нечто похожее на мантру, и удивилась: куда это он собрался? И затем подскочила в ужасе, почувствовав, как его ладони забираются под мою юбку, нащупывая трусики.

— Да что случилось? — спросил Слим, стоя на коленях над опустевшей простыней. Тряхнув плечами, он избавился от наброшенного на спину одеяла. — Я что-то не то сделал?

— Мы можем поговорить об этом снаружи? — Я вжалась в изголовье кровати; дальше была только стена.

Кажется, Слим утратил дар речи и к тому же немного растерялся. Он подтянул колено к груди, уже слегка обеспокоенный своей наготой.

— С тобой все в порядке?

— Нет, — фыркнула я, озадачив его еще больше. — Я чувствую себя шоколадным яйцом.

— Вот оно что. — Слим изобразил гримасу, но при этом слегка расслабился. — Ты разозлилась на меня за то, что я сожрал последнее?

— Я не это имела в виду! — Рывком соскочив на пол, я чуть не увлекла его за собой. Гнев потащил меня через комнату, вокруг постели, но унижение быстро его нагоняло. И дело было не только в любимой теории Слима, основанной на практике. Больше всего меня уязвляло то, что он верил, будто способен все исправить, если хорошенько постарается. Ладно. По крайней мере, я одета. В подобный момент нет времени на одевание.

— Если дело только в шоколаде, — заговорил Слим, — я выскочу на улицу и раздобуду его, прямо сейчас. Даже если придется топать в центр.

— Раньше надо было думать!

Я рванула дверь на себя. Свет озарил кровать, заставив Слима инстинктивно прикрыться: одной рукой он защитил глаза, другой — гениталии.

— Теперь уже слишком поздно, и это касается множества вещей.

Человек, после мытья посуды сунувший свой детородный орган в лохань с мыльной водой и хваставший перед моим братом вещами, которых не было и в помине, казался теперь таким беззащитным. Почти беспомощным. Голый от лодыжек и выше, он был безоружен перед пристальными взглядами посетителей сайта.

— Поздравляю, — сказала я, думая о наших зрителях. — Мы с Павловым пережили самый большой конфуз в своей жизни на озере в Италии. А ты только что выставил себя в глупом свете, прямо здесь, в собственном доме!

— Циско, но мы в «мертвой зоне»… Куда же ты?

— Прочь, — бросила я, прежде чем хлопнуть дверью. — В оффлайн.

 

37

Мисти Вентура повела бы себя иначе: столкнувшись с парнем, который пытался бы подступиться к ней, как к шоколадному яйцу, эта девица ответила бы ударом ноги в высоком прыжке или просто свернула бы подонку шею. Сомневаюсь, чтобы она сбежала по лестнице, как я; вместо этого Мисти выскочила бы в окно, сделав обратное сальто, или же выбралась бы на крышу — скорее всего, с перекинутым через плечо Павловым в придачу. Впрочем, Мисти была героиней в жанре экшен, она обладала длинными конечностями и не существовала за пределами экрана. В отличие от нее, у меня была жизнь, выходившая за отпущенные виртуальной красотке границы. У меня имелись чувства, с которыми приходилось бороться, совершая порой ошибки, но у меня были также и друзья, — и этим мы с нею различались. Мисти Вентура зализывала раны, отыскивая разбросанные вокруг аптечки; я же поплелась к нитке гирлянды, обрамлявшей прилавок в конце нашей улицы, к единственному еще работавшему в столь поздний час лотку с невообразимым количеством бутонов. В «Денежном залпе» не найти такого вот флориста и дилера в одном лице, человека-гору, который ради меня с готовностью плюнул на ночной бизнес, помог привести в порядок мысли и чувства, а также выделил комнату в своей квартирке, сказав лишь, что я могу оставаться в ней ровно столько, сколько захочу. Мисти не могла похвастать подобными пустяками — теми волшебными мгновениями, что помогают вращаться мирозданию нашей реальности. Каждому необходим друг вроде Добряка.

Не припомню, как мне удалось уснуть, но, должно быть, спала я довольно крепко, потому что, открыв глаза на следующее утро, долго и недоуменно озиралась вокруг. Едва я успела навести резкость на незнакомую обстановку, как на кончик моего носа уселась бабочка. Она балансировала там, и крылья павлиньей расцветки, похоже, захлопали — в точности, как и мои ресницы. Стоило мне ахнуть, и она упорхнула. Оторвав голову от подушки, я обнаружила, что вся комната заполонена бабочками: они лепились к столбикам кровати и распахнутым занавескам, перелетали с места на место в протянувшейся через всю комнату полосе солнца, словно здесь был какой-то лужок, а вовсе не верхний этаж многоквартирного дома. Сквозь открытое окно было слышно, как практикуется в гаммах некая оперная дива, обитательница квартиры в противоположном углу квадратного двора. Еще я почуяла запах черной патоки и задумалась: что же, интересно, стряпает там Вилли?

— Какие люди! — приветствовал он меня, хоть и стоял, повернувшись спиной. Я затянула поясок на шелковом кимоно, которое нашла в гардеробе Добряка среди множества жилетов-пуховиков. — Будешь яичницу? — спросил он. — Я могу приготовить глазунью, а могу вообще ничего не готовить.

— Спасибо, — сказала я, — меня вполне устраивает второй вариант.

Добряк стоял посреди кухни. Вместо рубашки на нем красовался передник, полосатый, как зубная паста. Замешивая тесто в большой фарфоровой миске (при этом его мясистые плечи поочередно вздувались и опадали), Вилли заявил мне, что глазунья — лучшее утешение, какое только можно придумать. Но я сказала, что перекушу где-нибудь по дороге на работу. Не потому, что хотела избежать необходимости присесть и обсудить свои невзгоды, а из-за странностей, которые я только теперь начала замечать и которые вовсе не ограничивались отведенной мне спальней.

— Зачем тебе столько бабочек? — спросила я, медленно поворачиваясь, чтобы как следует разглядеть всю обстановку: сплошь покрытые трепещущими крылышками бамбуковую мебель, вязаные коврики и туземные барабаны. — Ты их что, коллекционируешь?

Два окна лоджии открывали вид на городские крыши, на стене небольшой рисунок гуашью в позолоченной рамочке — эскиз натюрморта с опрокинутой набок вазой. Я сперва даже решила, что Добряк дурачится, когда услышала в ответ:

— «Пестрых дам»?

— Кого?

— «Пестрые дамы», или репейницы. Так их еще называют, — проворчал он, обходя меня стороной, обе ручищи в муке. — В каждой профессии есть доля риска. Принял вчера партию златоцвета, забыл закрыть на ночь окно, и вот извольте радоваться!

Вилли открыл шкафчик под раковиной и шагнул в сторону, чтобы продемонстрировать мне охапку изогнутых багряных бутонов и выпустить оттуда еще пару красивых трепещущих бабочек.

— Я бы давно отправил цветы на прилавок, но не хочу связываться с этими проклятыми тараканами, что порхают вокруг. Я бы чувствовал себя деревенским дурачком в массовке у Диснея.

— Было бы очень мило, — возразила я. — Бабочки такие красивые.

— Циско, — предостерегающе пророкотал он, чтобы я не забывала, с кем имею дело. — Златоцвет останется здесь, пока улицы не накроет ночная мгла.

Я решила сменить тему, не желая испытывать терпение человека, отнесшегося ко мне с таким участием. Вилли уже отвернулся к миске с тестом.

— Это обычный пирог? — спросила я. Добряк, похоже, был занят выпечкой одного из тех пирогов, что, нарезав квадратами, продают на народных гуляниях.

— Естественно. — Вилли взвесил на ладони порцию теста. — А на что, по-твоему, это похоже?

— Пахнет замечательно. Мужчины, умеющие печь, — самые лучшие на свете.

— Да ну? — вновь повернулся ко мне Добряк. — Ты так думаешь?

Пришлось улыбнуться. Не умеющий скрывать своих чувств, Вилли казался настолько прозрачным, что я почти видела за его спиной уставленную цветами этажерку.

— Чудесно, когда готовишь для кого-то, — сказала я. — По-моему, самые вкусные на свете пироги люди пекут для любимых.

Называть имя Роуз не потребовалось; Вилли и без того внезапно утратил способность смотреть мне в глаза.

— Если хочешь, могу занести его в больницу, — предложила я. — В последнее время я все чаще там бываю.

— Нет нужды, — обтерев о передник руки, он выудил пачку сигарет из кармана у пояса. — Роуз вымелась оттуда вчера вечером.

— Сбежала?

— Ладно тебе, ее выписали. Сняли гипс, и Роуз тут же заявила, что может ходить самостоятельно. Потом, правда, послушалась моего совета и села в такси.

— Она кажется такой независимой, — сказала я, — но ты, наверное, все равно доставил ее домой в целости и сохранности.

— Всегда так и делаю, — успокоил меня Вилли, — надо бы, пожалуй, заглянуть к ней попозже. Может, ей требуется какая-нибудь помощь.

— Покормить ее пирогом, например, или удовлетворить аппетиты иного рода.

Добряк, кажется, смутился, да и сама я немного сконфузилась от собственного выпада. Хотя я сама запуталась в своих отношениях со Слимом, я твердо решила вынудить Вилли обсудить наконец его собственные проблемы. Вытащив сигарету, он заткнул ее за ухо и, к моему облегчению, усмехнулся.

— Роуз беспокоится за тебя, Циско. Мы оба беспокоимся.

— Значит, она ввела тебя в курс событий?

— Картинка на экране ноутбука была вполне красноречивой, — покачал головой Добряк. — Я примчался, чтобы отвезти Роуз домой, и нашел ее приклеенной к веб-сайту вашего хозяина.

— Кого же ты увидел?

— А какая разница? Рыбка в банке и есть рыбка в банке, с какой стороны ни гляди.

— Все меняется, когда попадаешь внутрь, к другим таким же рыбкам, — вздохнула я. При мысли о двух рыбках, остающихся пока в аквариуме, я снова пришла в волнение. Минуту спустя я поняла, что неприлично таращусь на Добряка, но тот, кажется, не принял это на свой счет. Лишь воспользовался затянувшейся паузой в разговоре, чтобы закатать рукава чуть повыше. Словно работа, ждавшая его впереди, обещала быть грязной.

— Хочешь, расскажу, что я увидел? — спросил он.

— Давай, — я присела за стол. — Хуже от этого мне все равно уже не сделается.

— Циско, я увидел троих человек, живущих в одном доме.

— Значит, ты выбрал не ту камеру, — заметила я. — После вчерашнего я больше не смотрю телешоу с участием мужчин.

— Ничего из ряда вон выходящего.

Я поведала Добряку про Слима и его выходку у кухонной мойки. И глазом не моргнув, Вилли пожал плечами:

— По крайней мере, твой парень ценит чистоту.

— Я говорю про его член, а не про мытье посуды!

— Вот-вот, другие мужики на его месте не стали бы споласкивать ни то ни другое.

— Ты не шокирован?

— Твой бойфренд не имел понятия, что на него кто-то смотрит. Все мы ведем себя иначе, когда думаем, что совершенно одни.

— Неужели? — кисло переспросила я.

— Поверь мне, — сказал Добряк и дал мне время это обдумать. — Все до единого.

Я попыталась выдержать его взгляд, но Вилли уже добился своего. Думая только о мальчишках, я все это время как-то упускала из виду, что могли видеть люди, наблюдавшие за мной. Те вещи, которые я делала, будучи предоставлена самой себе.

— Посмотри на меня, — сказала я. — Ты вогнал меня в краску.

— Посмотри-ка лучше на меня! — Добряк протянул ко мне руки, ладонями вниз. Пошевелил пальцами, и десять перламутровых ногтей заблистали на солнце. — Я еще помню, как ты трудилась над этими красавчиками. Стыд-то какой.

— Вилли, да я просто привела твои ногти в порядок. Ерунда. — По всей вероятности, больше народу видело меня нагишом, чем заметило его ноготки. — Одному богу известно, чем я могла заниматься в кадре, — сказала я, — но это наверняка покруче, чем выставить себя человеком, умеющим ценить маленькие удовольствия вроде чистых ногтей.

— Ты умеешь хранить тайны? — спросил Вилли, стряхивая с себя образ цветочника в переднике, и я обмерла, когда он раскрыл мне самую интимную тайну из всех, что я слышала в своей жизни. Это признание все расставило по местам и во многом объяснило его неохоту продвинуть свои отношения с Роуз. — Скажи-ка теперь, что это не помеха, — вдруг закончил он, словно передавая мне право сделать очередной ход.

— Но ведь для этого есть таблетки! — сказала я. — Инъекции всякие. Полный набор всевозможных методик. Импотенция — процветающая индустрия, если так можно выразиться.

— Порой лекарства бессильны, — постучал себя в грудь кулаком Добряк Уильям. — Надо, чтобы это шло прямо отсюда, или пусть не идет вообще.

— Чепуха.

— Это чисто мужская тема. — Тут на ухо Вилли села бабочка, но он, кажется, не возражал. — Мне просто казалось, что тебе полегчает, если ты узнаешь про мои интимные проблемы, но я и не рассчитывал, что ты сумеешь меня понять.

— И ты считаешь, что Роуз не захочет из-за этого иметь с тобой дело? — Я откинулась на спинку своего стула. — Ну и ну! Только мужчине могут прийти в голову подобные мысли. Господи, Вилли, да поделись же с ней. Ты сдвинешь дело с мертвой точки.

— Я могу двигать этой штукой, куда хочу, но только не вверх, — твердо сказал он. — И только это имеет значение.

— Сперва Слим, а теперь и ты туда же. — Мой голос чуть окреп. — Как говорит мой брат, все ваши проблемы сводятся к члену.

Добряк Уильям потянулся к коробку спичек на столешнице.

— Павлов мочится сидя, — сказал он и метнул на меня взгляд, чтобы проследить за реакцией. — Даже подстилает газету на сиденье. В собственном-то доме.

— Да ну? — опешила я, тогда как Добряк кивнул с самым серьезным видом. — Правда?

— Судя по тому, как твой братец, Циско, устраивает там гнездышко, у него самого большие проблемы с членом.

— О, — протянула я, делая уступку в споре, только чтобы сообразить, о чем идет речь. — Боже ты мой, значит, Картье поставил веб-камеры в туалете?

— А также в ванной, но линза была совсем запотевшей, когда Роуз показывала мне картинку.

— Вот черт. Этого и следовало ожидать!

— Я ничего не видел, — Вилли выдвинул из-за стола еще один стул и осторожно уселся напротив, смахнув прежде двух бабочек с сиденья. — Но я убедил Роуз, что тебе тоже стоит взглянуть. В общем, вчера мы это обсудили. У меня даже нос облез, пока я загорал в больничном саду.

— Я тебя видела, — подтвердила я.

— Конечно, видела, — обезоруживающе ответил Добряк, снимая крышку с маленького серебряного ларчика. Я смотрела, как Вилли отрывает пять листочков от мотка сигаретной бумаги, гадая, не ждет ли он гостей. Может быть, именно это соображение заставило меня возобновить разговор. — Фрэнк Картье дал слово, что об этих двух помещениях речь не идет вообще. И, поверишь ли, при этом он смотрел прямо мне в глаза?

— Еще бы, — кивнул Добряк, проведя языком по липкой полоске на бумажке. — Для Фрэнка ваше неведение — настоящий подарок, как раз оно и делает вас троих ценным приобретением. Ему-то известно, что сетевые маньяки заплатят по полной программе лишь в том случае, если вы не подозреваете о наблюдении. Причем каждый надеется не пропустить самую кассовую сцену.

— Они что, фанаты компьютерных игр? — спросила я. — Только не говори, будто Мисти — наш основной аттракцион.

Добряк Уильям, казалось, был озадачен. Он вынул сигарету из-за уха, ногтем распорол ее вдоль и высыпал табак на уже готовый бумажный желобок. Все это он проделывал, одновременно объясняя, что имел в виду под «кассовой сценой».

— В каждом хорошем фильме, — растолковывал Вилли, — есть некий момент, который привлекает людей в кинотеатр, верно? Ключевая сцена или кадр, посмотреть на которые являются зрители. Тот эпизод, о котором потом все говорят.

— Например, сцена на платформе в «Короткой встрече»?

— Это дамская лента, мелодрама. Вспомни еще что-нибудь.

— Хорошо. Что, например?

— Видела когда-нибудь «День независимости»?

— Вот уж точно не женское кино, Вилли. Оно же про пришельцев, которые разносят лазерами Белый Дом. Фильм для детей и подростков.

— Но ты ведь выложила денежки, чтобы увидеть его?

— По-моему, я брала видеокассету напрокат, — осторожно сказала я.

— И ты помнишь тот момент, когда Белый Дом взлетел на воздух?

— Конечно. Об этой сцене нам все уши прожужжали.

— Вот тебе и кассовая сцена. — Добряк Уильям достал из ларчика приличный комок гашиша. — А как насчет «Титаника»? — спросил он затем.

— Признаться, его я так и не посмотрела, но, кажется, могу подробно изложить тот эпизод, когда потонул корабль. Столько народу мне его пересказывало.

— Отлично, вот тебе еще один пример. — Отодвинув стул, Вилли потянулся за зажигалкой на разделочном столике. Для этого ему пришлось чуть-чуть отъехать от стола, а затем еще немного, чтобы освободить место для ног. Подмигнув мне, он расселся, скрестив увесистые икры. — Шарон Стоун в «Основном инстинкте», — сказал он, — вот уж точно кассовая сцена, правда?

— Я поняла, куда ты клонишь, — сказала я и мысленно вернулась к нашей ситуации. Сколько же раз я устраивалась на диване поудобнее, будучи в юбке? — Но почему люди просто не смотрят порно ради подобных кадров?

— В упомянутом тобой жанре тоже имеются свои кассовые сцены, — сказал Вилли и, похоже, выключился из беседы, чтобы забить косяк. Допытываться, что именно он имеет в виду, я не стала. Стоило мне задуматься, о каких сценах речь, и я тут же обмякла, а щеки запылали, как гашиш в пламени спички.

— По крайней мере, в похабных лентах действие гарантировано, — сказала я, мечтая уйти от этой темы.

— Ну конечно, — согласился Добряк. — Но весь прикол не в ней самой, а в ее вероятности. Люди заходят на сайт и уже не могут оторваться от экрана: все может начаться в любую минуту. — Он уложил косяк на ладонь и второй ладонью свернул его, словно маленький букет. Никогда в жизни еще не видела, чтобы кто-то скручивал косяк подобным образом. — Люди ошиваются на вашем сайте, потому что там нет ни сценария, ни цензуры, а в результате Картье дерет с них бабки. У него поминутный тариф, если верить Роуз.

— Не спросив у нас разрешения, — вознегодовала я, — не поставив в известность!

— Что и делает вас уникальным товаром. — Добряк Уильям чиркнул зажигалкой, сделал единственную затяжку и сипло заговорил: — Возьми шоу про пауков в коробочке, которое шло недавно по «ящику». Можно запихать сколько хочешь экстравертов в один дом и потом манипулировать этой смесью, подогревая зрительский интерес, увеличивая вероятность скандалов и секса, но основная мысль проста: эти люди знают, что за ними наблюдают. Каждое их движение, каждое сказанное ими слово — работа на публику. Тогда как на вашем сайте, Циско, они видят все — в том числе и то, как ты сама, твой бойфренд и брат-зануда переходите из одной зоны в другую. Выходя из кадра, ваша троица перестает быть настороже, и вот тогда-то начинается настоящее шоу. Такие вот дела.

— Бесцеремонное вторжение в частную жизнь, — вот как это называется, — пробормотала я, заключив, что косяк предназначен исключительно для него самого. Затем я выставила на стол локти и прижала ладони к вискам. — Я чувствую себя обманутой, Добряк. Я просто в ярости.

— Частная жизнь каждого из нас бесценна, — с ноткой сожаления сказал Вилли. — Похоже, в последнее время люди совсем выпустили это из виду.

— И что же мне теперь делать?

— Возвращайся в свою банку, к прочим рыбкам, — был ответ. Глаза Добряка розовели по мере уменьшения окурка. — Только никого не суди по поступкам, не предназначенным для чужих глаз. Своего бойфренда в частности.

Мне вспомнилась фраза, однажды произнесенная Слимом, и я повторила ее:

— Какими были бы отношения любящих без маленьких секретов, а?

— Вот именно.

— Значит, я должна просто забыть о том, что видела? Стереть запись, так сказать?

— Да нет же! — просипел он. — Шоу должно продолжаться.

— Вилли, перестал бы ты столько курить. Ты уже теряешь мысль.

— Пища духовная, — сказал он, рассматривая зажатый в пальцах бычок. — И топливо для нового сюжета из вашей повседневной жизни.

— Какого еще сюжета?

— Который я для вас придумываю, — резковато выпалил Вилли, словно я отвлекала его разговорами обо всякой ерунде. — Я думаю о том, как уравнять доходы, — продолжал он. — А еще — о рейтингах.

— О каких рейтингах?

Осмотрев остатки косячка, Добряк Уильям основательно понизил бабочкам видимость, прежде чем пояснить:

— Я имею в виду ваши законные проценты с интереса публики.

— Какие еще проценты? — изумилась я. — Ублюдки, которые подключаются к camplicity.com, платят Картье. Именно он загребает все деньги, а вовсе не мы.

— Так предложи им еще какое-нибудь зрелище. — Здоровяк на противоположном конце стола лукаво уставился на меня, задрав подбородок, будто выступал в шоу «Альфред Хичкок представляет». — Дай им что-то такое, что можешь посулить только ты, Циско. Уникальное в своем роде представление. Нечто, чего они не захотят пропустить.

 

38

Прошло целых два дня, прежде чем я подняла трубку, чтобы поговорить со Слимом. Все это время я обреталась у Добряка, ходила на работу в модельное агентство и много размышляла. Раздумья мои протекали, по большей части, за столом в приемной. Наверное, я и во сне могла бы стоять там с теплой, радушной улыбкой на устах. И ведь она ни разу она не сползла с моего лица. Даже когда из странствий возвратилась старая стерва, супруга моего босса. Та, у которой имелись каверзные вопросы к мужу, так же как у меня — к ним обоим. Кроме того, я улыбалась фотографам и охотникам за юными талантами. Я оставалась лучезарной даже под всеми внимательными и слегка удивленными взглядами, которые на меня бросали люди, уже успевшие вроде отвести глаза. То узнавание, которое раньше начинало брезжить на множестве лиц при виде кого угодно, только не меня. Впрочем, я догадывалась, где это они могли видеть меня раньше. Поскольку я сама побывала на complicity, у меня имелось окно в их частную жизнь. Мне точно было известно, чем занимаются совершенно незнакомые мне люди за плотно прикрытыми дверьми, перед мониторами своих компьютеров. И это давало мне повод для неформальных улыбок, не позволяло расползтись по швам.

Это Вилли настоял, чтобы я выждала подходящий момент, прежде чем вновь наладить связь с домом. Добряк уверил ребят, что я в безопасности, у меня все хорошо и что никому из них не причинят вреда, если только они поверят ему на слово. Конечно же, я хотела вернуться домой, но Добряк повторял, что сначала мне нужно привести в порядок свои мысли. Он заявил, что мне жизненно необходимо спокойно сообщить ребятам новости, чтобы они, не дай бог, не впали в истерику и все не испортили.

— С чего бы это им вдруг впадать в истерику? — поинтересовалась я.

Добряк объяснил, что парни нередко теряют способность рассуждать здраво, обнаружив вдруг, что их обвели вокруг пальца. Он предложил мне положиться на интуицию. Именно поэтому я и была немногословна, когда наконец перестала игнорировать свой мобильник и приняла звонок от Слима. Выдох облегчения на том конце провода, а с моего лица сползает дежурная улыбка. Мы договорились встретиться где-нибудь подальше от дома. На нейтральной территории. Место, которое я предложила, не имело никакого отношения к Фрэнку Картье, но зато для нас обоих было весьма памятным.

Получить выпивку в подвале «Перезагрузка» оказалось легко. Стоило только поймать взгляд бармена, дать ему секунду, чтобы осознать, что существо женского пола действительно оказалось здесь добровольно, и он помчался выполнять заказ с такой скоростью, словно я была хозяйкой заведения. Вспрыгнув на табурет, я заказала водку с тоником и наблюдала, как бармен пытается изготовить требуемое: так, словно в своей жизни ему приходилось подавать только диетическую колу и скверный кофе.

Я прибыла на место заранее, надеясь немного свыкнуться с обстановкой и почувствовать себя по возможности раскованнее в этом чуждом, почти враждебном окружении. Зажав в губах соломинку, я развернулась на табурете, чтобы сделать долгий глоток и бросить еще более долгий взгляд вокруг. Похоже, со времени моего последнего скоротечного визита здесь мало что изменилось. Все тот же шум схваток, те же приглушенные отсветы, серебряные трубки и запутанный трубопровод над головами, те же четыре группки обращенных взглядами вовнутрь мужчин, окруживших четыре пучка обращенных вовне мониторов. На этот раз, впрочем, я не чувствовала прежней угрозы. В конце концов, люди приходят сюда расслабиться. Окружающий мир их совершенно не волновал; во всяком случае, мне так показалось.

Как раз в это время в подвал спустился какой-то парень; он пригнул голову, чтобы не задеть ею трубы, и пробился к противоположному концу стойки. Держался он весьма непринужденно и с виду был очень чистенький: черный костюм с зауженными брюками, синяя хлопчатобумажная рубашка, две верхние пуговицы которой небрежно расстегнуты. Мимолетного взгляда хватило, чтобы я могла сказать: вот человек, готовый к приключениям. Даже удивительно: что такой, как он, мог забыть в этом подвале? Может, сюда ходит его босс? Я не удержалась от того, чтобы, оторвавшись от бокала, еще раз взглянуть украдкой — просто удостовериться, что парень не случайно сюда забрел. И, обнаружив, что парень разглядывает меня в упор, ахнула:

— Слим?

Он осторожно приблизился.

— Рад тебя видеть, — сказал Слим.

У меня далеко не сразу получилось совместить знакомый голос со стоящим передо мной человеком. Если витать в иных мирах — преступление, то я виновна не меньше окружавших нас геймеров.

— Ты подстригся?

Слим протащил пятерню от макушки к основанию шеи. Короткие взъерошенные пряди без труда пробивались между его пальцами, и я не верила своим глазам. Канаты дредов исчезли бесследно. Обрамлявшие его лицо раньше, они определяли образ жизни Слима, а теперь оказались безжалостно уничтожены, уступив место чему-то не менее странному. Короткие волосы, определенно со всеми задатками лохматой гривы — вот простейшее описание его нового облика. Даже кольцо исчезло из брови, в результате чего новое лицо Слима вернуло себе естественную симметрию, практически идеальную, на мой взгляд.

— Нравится?

— Эта прическа подчеркивает твой нос, — сказала я. — Довольно мило.

Слим вежливо принял комплимент и приблизился еще на шаг, излучая жизнелюбие.

— Добряк Уильям говорил, ты живешь сейчас у него, — заметил человек, в котором я все еще с трудом узнавала Слима. — Он не захотел открыть своего адреса, но мне всегда было интересно: на что похоже его жилище?

— Квартира Вилли? — задумалась я. — Красиво. Чисто и просторно. Очень женственно во многих отношениях. Я даже нашла красивое кимоно у него в гардеробе.

— Серьезно?

— Только, умоляю, не говори ему, что я это тебе рассказала.

— Я похож на дурака?

— Слим, ты един во многих лицах, — сказала я, — но дураков среди них нет.

Чуть порозовев, он обвел жестом стойку и полез во внутренний карман пиджака.

— Можно угостить тебя чем-нибудь? — спросил он, выуживая оттуда горсть мелочи. Я покачала головой. В данных обстоятельствах я была богачкой. Под вопросительным взглядом бармена Слим застенчиво отсчитал сумму, достаточную для бокала колы. — Пожалуйста, диетическую, если у вас есть в холодильнике.

— По крайней мере, с виду ты набит деньгами, — сказала я. — Тебе, часом, не нужно появиться в суде или что-нибудь в этом роде?

Рассмеявшись, Слим-Джим предложил мне приглядеться к стрижке.

— Мне помогал твой брат, — признался он, и я запустила палец ему за лацкан. — Говорю, пришла пора заложить новую программу. А он смеется: ты же не компьютер, просто смени имидж. Дескать, я нуждаюсь в приличной прическе и хороших шмотках.

— Достойный совет.

— Так или иначе, со старой моделью покончено. Она плохо справлялась со своими обязанностями.

Слим стоял почти вплотную: локоть на стойке, пальцы поглаживают мои. Достаточно близко, чтобы я отвела взгляд, вспомнив об увиденном. Надо сейчас рассказать про camplicity, и будь что будет. Вопрос лишь в том, как вырулить в разговоре к нужному моменту.

— А как дела у Павлова?

— Все хорошо.

— Да?

— Просто прекрасно.

— А зрители, — спросила я, лихорадочно пытаясь нащупать лазейку, — они хорошо себя ведут?

— Насколько это возможно, — со всей серьезностью кивнул Слим. — Табло хандрит, потому что мы его занавешивали, а наш дружок в неглиже обрел привычку подъезжать к дому вечерком, чтобы немного вздремнуть за рулем. Эта остановка стала составной частью его ежедневного моциона. По-моему, это даже хорошо для человека на склоне жизненного пути: если в заведенных привычках начинаются сбои, значит, и мозги катятся туда же.

Я невольно рассмеялась, вновь радуясь компании Слима. Его новый облик — сдержанный, но достаточно яркий — действительно был чем-то особенным.

— А как поживает Мисти? — осведомилась я, уже слегка игриво.

— Она в полном порядке.

— Да? Вы добрались куда-нибудь?

— До самого конца, — сказал он, улыбаясь в ответ.

— Что? До самого конца?

— То есть мы сейчас на пляже. За сотню с лишним уровней мы с Мисти исходили весь мир. Одолели горные перевалы и барханы пустынь, прошли сухими руслами рек и змеящимися козьими тропами и добрались теперь до пляжа. Карта говорит, что деньги где-то рядом, и я знаю наверняка, что мы добрались первыми, поскольку отпечатков ног чужих Мисти на песке что-то не видно.

На этом Слим оборвал себя, вероятно вспомнив, что я-то не жила этим так же, как он. Помолчав, он заговорил с убежденностью:

— Я все ближе к наличным, Циско. Правда-правда. Вот только не знаю, куда двинуть дальше. Океан отпадает сразу. Это край света, в виртуальном смысле. С него нельзя свалиться, если идти дальше, но есть риск, что игра зависнет.

— Быть может, стоит уложить ее позагорать, — с улыбкой предложила я. — Некоторые считают, что лучше всего думается в положении лежа на спинке.

— Это бы значило утратить бдительность, — возразил Слим, не замечая мою колкость. — А ведь я неплохо справляюсь, уничтожая себе подобных. Всю последнюю неделю — по одной Мисти каждое утро.

— Ничего не скажешь, достижение.

— Я тоже так считаю, — кивнул Слим. — Стыд и позор: рядом нет никого, кто мог бы это оценить.

— Не будь так уверен, — пробормотала я в свой бокал.

— Она передавала тебе привет.

— Кто? Мисти?

— Правда. Она скучает по тебе. Мы все скучаем. Дом опустел, когда ты перестала за нами присматривать.

Неловкая пауза. Слим первым набрал воздуху, чтобы предложить мне вернуться, но у меня на уме было лишь одно, и теперь настало время поделиться. Не отрывая глаз от его лица, я открыла тайну зрительских кресел второго веб-сайта, придуманного Фрэнком Картье.

Слим, выслушав мои откровения, окаменел. Рассказывая о скрытых камерах, я сделала упор на увиденном. Объяснила, почему ушла из дома. Настаивала, что теперь он должен полностью довериться мне, если хочет покарать мерзавца Картье. За все это время Слим не произнес ни словечка. Сначала привалился к стойке, а потом, когда я закончила рассказ, молча уперся лбом в согнутый локоть. Казалось, он ушел в себя, отыскивая спасение в том пространстве, которое ему все еще принадлежало.

Мой брат, узнавший обо всем чуть позже, отреагировал совсем иначе. Я позвонила домой с мобильника, распорядилась, чтобы он вышел на улицу, а затем повторила все с самого начала. Когда я закончила, мне пришлось даже отодвинуть трубку от уха. Слим и тот вздрогнул, когда из динамика донесся душераздирающий яростный визг. Я предвидела, что Павлов окажется намного голосистее своего приятеля, и именно поэтому решила просветить его на безопасном расстоянии.

— Так, и что теперь? — со стоном поинтересовался Слим.

Я выключила мобильник, осушила бокал и произнесла то, за чем он сюда шел:

— Пошли домой.

— Нам туда нельзя, — сказал Слим. — Как мы теперь сможем там жить?

— Считай это испытательным сроком, — сказала я и жестом предложила ему первым двинуться к выходу, — но кое-какие перемены все же неизбежны.

— Какие, например? — спросил Слим, обходя игровые мониторы так, словно те перестали существовать.

— Не беспокойся, — сказала я, улыбаясь тайком при мысли о плане, который ради меня разработал Добряк Уильям. — Ты уже положил хорошее начало.

 

39

Павлов поджидал нас на улице. Мой брат был похож сейчас на человека, перед которым захлопнули дверь его собственного дома: стоя на крыльце, он переминался с одной ноги на другую. Родителей нет дома, открыть некому, а в туалет, однако же, хочется.

— Фантастика, — иронически произнес он, когда мы со Слимом вышли из цветочных рядов. — Говорил я вам, ничего хорошего от этой затеи не ждите.

— Спокойно, — сказала я и вытащила собственную связку ключей из кармашка сумки. — Там, внутри, нас ждут всевозможные утешительные призы.

— Что ты задумала? — спросил Павлов, загораживая собой дверь. — Нам нельзя входить внутрь. Там же повсюду кишат камеры.

— Не повсюду, — сказала я. — Имеется один небольшой невидимый участок наверху, рядом с лестницей. Единственная настоящая «мертвая зона» во всем доме. Там, кстати, можно и пошептаться, потому что нигде рядом нет микрофонов.

— Откуда ты знаешь?

— У меня было несколько дней, чтобы обследовать второй сайт. — Вставив ключ в замок, я обернулась, чтобы обратиться к обоим сразу: — Сейчас мы войдем и будем вести себя совершенно естественно. Все понятно? Слим, я хочу, чтобы ты забрал свой ноутбук из спальни и загрузил его на «белом пятне». Павлов, похоже, с тобой случится крупное несчастье, если ты не облегчишься как можно скорее. Делай, что должен, но не дай зрителям понять, что знаешь о наблюдателях.

— Ха! Будто у меня что-то может получиться. — Мой брат повернулся к приятелю за поддержкой, но Слим почти совсем не открывал рта с тех пор, как мы выбрались на свет из подвала «Перезагрузка». Казалось, он пребывает в оцепенении. — Это почти то же самое, что и воспользоваться общественным сортиром!

— Павлов, мы можем просто постоять здесь еще и подождать, пока не лопнет твой мочевой пузырь, но мне почему-то кажется, что ты предпочтешь опорожнить его на глазах у публики, чем подвергнуть себя подобному унижению. — Я приоткрыла дверь на дюйм, преодолевая сопротивление очередной кучи рекламных проспектов, и предложила брату идти первым. — Все, мы заходим внутрь. Не вздумайте провалить нашу игру.

— Вот, значит, как ты это воспринимаешь? — зашипел Павлов. — Для тебя это игра?

— Игра это или нет, — сказала я, толчком распахивая дверь, — но в любом случае следующий ход за нами.

Когда мы впервые вошли в дом после того, как его оборудовали камерами слежения, от наступивших перемен у нас перехватило дух. От новых ковров на полу до кухни, словно сошедшей со страниц каталога, дом казался идеальным. Теперь он походил на насквозь фальшивую декорацию, выстроенную в студии картонную коробку, внутри которой куда меньше жизни, чем бурлит вокруг. И все же мальчики меня не подвели. Они все сделали, как я просила, хоть и были слегка заторможены в движениях. Меня же больше беспокоило то, что им предстояло сейчас увидеть впервые. Прежде чем раскрыть план, который мы выносили вместе с Добряком, следовало устроить этим двоим экскурсию по второму сайту. Сделать это можно было и в интернет-кафе, но предложение, которое я собиралась внести, предназначалось для внутреннего пользования, и поэтому я решила, что буду придерживаться заранее намеченной программы.

— Вы только посмотрите, — шепнул Слим, впервые попав на сайт complicity. Мы втроем сгрудились на лестничной площадке, еле поместившись в «белом пятне». — Можно даже под диван заглянуть.

— Между прочим, в кухонную раковину тоже встроена камера, — с нажимом заметила я, но как раз в этот миг ноутбуком завладел Павлов. Мы все умолкли, когда он щелкнул на ссылке уборной.

— Безобразие, — прошептал мой брат, пробежав по всем точкам обзора, предлагаемым на странице, даже не задержавшись, чтобы почитать реплики в окошке чата, прикрепленного к каждой из камер. — Отвратительно.

— А что, спальни представлены на сайте в том же объеме? — Поймав мой взгляд над клавиатурой, Слим правильно принял молчание за утвердительный ответ.

— А помните, как Картье тут соловьем разливался насчет «обжитых пространств»? — промычал Павлов. — В следующий раз, когда нога Фрэнка ступит в этот дом, он покинет его в черном мешке, застегнутом на молнию. Посмотрим, как домовладельцу это понравится.

— Ты перестанешь наконец размахивать кулаками? — вступил Слим, и сам вспыливший после посещения сайта. Ему явно хотелось закричать во весь голос. — Сейчас не время для дрянной бравады. Подобная игра бицепсами ни к чему не приведет.

— Спасибо, Слим, — сказала я, отметив про себя, что за время нашей разлуки он успел преобразиться не только в смысле прически. — Рада, что мы наконец-то говорим на одном языке.

Слим вежливо кивнул. Дождавшись, пока не утихнет праведный гнев Павлова, он внес свое предложение: сжечь дом дотла.

— Почему бы и нет? — убежденно заговорил Слим, когда я нахмурилась в ответ. — Обойдемся без кровопролития.

Я бросила взгляд на брата, щелкавшего клавишами с видом виртуального мстителя. Когда Слим попросил его включить камеру, установленную над входом («Лучше всего горят дверные коврики»), мне показалось, что я чую исходящий от обоих запах тестостерона.

— Парни, — я повысила голос чуть больше, чем мне бы того хотелось, но это был единственный способ удержать их под контролем. — Насилие — не наш метод. У меня есть план, который вернет все, что нам причитается, и даже больше, но я не скажу ни слова, пока вы оба не успокоитесь. Попробуйте закрыть глаза и сосчитать до десяти.

Два гневных взгляда были мне ответом, но я говорила совершенно серьезно.

— Начинайте. — Лишь когда они с неохотой подчинились, я наградила обоих улыбкой. — Теперь слушайте: мы не должны терять хладнокровие. Мыслим рационально. Шевелим мозгами. Короче, слушайте внимательно и делайте в точности то, что я говорю. Все понятно? Хорошо. Поехали… Раз. Два. Три…

На счете «три» из динамиков ноутбука донесся знакомый шелест. Что-то тихонько просовывали к нам под дверь, что заставило обоих моих собеседников широко распахнуть глаза. Окошко веб-камеры, все еще нацеленной на входную дверь, подтвердило услышанное.

— Ну все, попался! — Павлов тенью мелькнул перед экраном в попытке преодолеть ступени и задел при этом его уголок пяткой. — Сейчас я отучу этих гадов лезть в нашу жизнь.

— Погоди! — Я захлопнула ноутбук, пока его не затоптали, и не без труда выпрямилась, чтобы бежать за братом. Не так-то это просто в юбке до пят, да еще и с нависшим надо мною Слимом. — Сосчитай до десяти!

Если ты устроился работать разносчиком пиццы, то на быструю карьеру не рассчитывай. Единственные преимущества, которые получаешь, — это мопед с большой коробкой на багажнике, исцарапанная мотоциклетная каска и красная куртка на молнии, ну еще, в лучшем случае, немножко чаевых. Обязанности самые несложные: развозишь заказанную пиццу, а когда развозить нечего, раскидываешь по домам рекламные открытки. Чаевых, конечно, в таком случае ждать не приходится, но с другой стороны, разносчик вряд ли ожидает наткнуться на разъяренного сумасшедшего, одетого как типичный психолог-консультант, который попытается запихнуть комок бумаги ему в глотку. Вряд ли простой разносчик пиццы знает, как выглядят психологи, хотя мне представляется, что на этого парня встреча с Павловым произвела известное впечатление.

— Что, не нравится? — вопил мой брат, когда я пыталась оттащить его. Бедняга рассыльный оказался прижат к стене у крыльца: глаза в ужасе зажмурены, а во рту — очередной смятый флаер. — Мой почтовый ящик — не пункт приема макулатуры, так что больше не марай эту дверь своей дрянью, слышишь?

— Павлов…

— Потому что в следующий раз, клянусь Господом Богом, я засуну эти бумажки в твою поганую задницу!

— Павлов, люди же смотрят! — Уже вторая по счету попытка отвлечь его внимание исходила не от Слима или меня, но с той стороны калитки. Я первой перевела туда взгляд и успела заметить, как Фрэнк сунул в рот еще один орех и ухмыльнулся своему спутнику. Зеваки набежали, наверное, со всего цветочного рынка и выстроились вокруг полумесяцем.

— Картье? — Теперь уже ничто не могло шокировать Слима.

Мы с ним одновременно выпустили из рук воротник рубашки моего брата. Наверное, выражение наших лиц побудило собравшихся срочно отправиться по своим делам. Когда мы втроем повернулись к зевакам, то промежутки между цветочными прилавками немедленно обрели для них чрезвычайную привлекательность. Вмиг рядом с нами остались лишь двое: наш домовладелец собственной персоной и сухопарый уроженец Востока, который стоял, опершись о калитку. С изображавшими рыб татуировками на руках, похожими на длинные рукава, пришитые к майке. Я сразу приметила стоящий у его ног набор инструментов, и это напугало меня пуще прежнего.

— Не стоит грубить спонсорам, — предостерег Картье, вытянув окольцованный палец по направлению к моему брату. — Пицца — это ваш хлеб с маслом.

— Слушай, что тебе говорят умные люди, Павлов. — Я уперла в брата свирепый взгляд, чтобы он не вздумал со мною спорить. Приходилось импровизировать, и я надеялась, что он это поймет. Мой брат с неохотой выпрямился. Рухнув на крыльцо, разносчик пиццы принялся выплевывать жеваный флаер; бейсбольная кепка на его голове чудом не свалилась, хотя и съехала набок.

— Надеюсь, мы не помешали вам своим вторжением? — спросил Картье, против обыкновения дружелюбно. — Кензо хотел проверить, нормально ли функционируют системы сервера.

— Разве это вторжение? — недоверчиво вопросил Павлов, и я догадалась, что его помутившийся разум наделил вопрос нашего домовладельца совсем иными обертонами.

— Позвольте я расскажу вам кое-что о функциях этой системы. — Казалось, Слим решил взять быка за рога, но разносчик пиццы опередил его: улучив момент, он выскочил из-за наших спин и одним прыжком перемахнул заборчик перед окном эркера. Пока Слим приходил в себя, я уже шагнула вперед со своей коронной улыбкой секретарши, принимающей посетителей.

— Мистер Картье, — пропела я, — похоже, ваша система работает сказочно, но откуда нам знать? Мы здесь всего лишь актеры. Если Кензо желает войти в дом и смахнуть пыль с сервера, пожалуйста. — Сказав это, я гостеприимно повела рукой в сторону распахнутой двери. — Будьте нашими гостями.

Я метнула в мальчишек взгляд фарфоровой куколки, но сопроводила его таким выражением лица, которое приказало им заткнуться и не вмешиваться. В конце концов, нам нечего было скрывать: я спрятала выхваченный из-под каблуков Павлова ноутбук, прежде чем кинуться спасать от той же незавидной участи разносчика пиццы. Фрэнк Картье благожелательно кивнул в ответ на мое приглашение.

— Как раз это я и надеялся услышать, — сказал он, похоже, успокоившись на мой счет, но держа Слима под прицелом. — Классная стрижка, — заметил он, кивнув своему компаньону. — И костюмчик что надо. Похвально, что вы стремитесь обратить наше предприятие в процветающий бизнес.

Мне показалось, что Слим вновь сейчас вскипит, и поэтому я встала на его ногу, пропуская внутрь Кензо с инструментом. Павлов тоже дернулся, но только потому, что перетрусил, о чем впоследствии не преминул напомнить ему Слим.

— Скажите, пожалуйста, — начала я, от души надеясь, что парни подхватят мою песенку, — часто ли вы заглядываете к нам на сайт, мистер Картье?

— С моим-то портфелем недвижимости? — переспросил Фрэнк с укоризной, так, словно я обязана была держать в голове эту деталь. — Я и свой-то дом вижу нечасто. Круглые дни толкусь здесь, в городе. Дела, знаете ли. Постоянно нужно что-то чинить, ублажать жильцов, решать всевозможные проблемы. — Картье сфокусировался на Павлове, по-прежнему стоящем за моей спиной, и ненадолго задумался. — Быть может, тебе стоит взглянуть, как я живу? Мне не помешал бы совет профессионала, чтобы справиться с бессонницей.

— У меня уже есть кое-какие предположения, отчего вам не спится, — буркнул мой брат, но Картье его уже не слушал, просто смотрел на нас троих из-за калитки.

— Я не ошибся: тот день действительно оказался великим, — заявил он затем, по очереди оглядывая нас. — Разве я не уверял, что наша договоренность осчастливит всех? Вы только взгляните, — он обращался теперь к самому дому. — За каждым кликом — реальные кирпичи. Вот что это такое. Люди выстраиваются в очередь, чтобы снять у меня жилье; вот почему я теперь так занят, да и у вас самих, судя по успехам Слима, тоже вскоре должны появиться лишние денежки.

Теперь-то мальчишки непременно взорвутся, но если это произойдет сейчас, мы так никогда и не посчитаемся с Картье. Поэтому я первой обрела дар речи, продолжая играть в ту же игру, по возможности с невинной миной на лице. Жаль, Добряк Уильям не слышал, как я пропела Картье все, на что тот и рассчитывал. Краем глаза я, кстати, заметила цветочника, поглядывающего на нас с дальнего конца рынка.

— А как продвигаются дела с вашим собственным домом? — спросила я у нашего хозяина. — Строители уже все закончили?

Я надеялась заставить Картье говорить о себе, а не о нас, пока из дома не выйдет Кензо и они оба не оставят нас в покое. И совсем не ожидала, что улыбка на его лице мгновенно трансформируется в гримасу. Уголки глаз напряглись, взгляд сузился.

— Знаете что? — сказал он. — Иногда мне хочется оказаться на вашем месте.

— Неужели? — Судя по голосу, Слим был поражен донельзя.

— Стать квартиросъемщиком, — пояснил хозяин и потянулся в карман за фисташками. — Когда возникают какие-то бытовые неполадки, вы просто звоните владельцу дома, и тот платит за их устранение. Проще не придумаешь. А я? Мне некому звонить, и мое жилище может рухнуть в океан, если только не укрепить сам дом и береговую линию заодно. Да, — вернулся Картье к заданному вопросу. — Строители все еще работают. С девяти до пяти мои владения так и кишат ими. Сосут из меня деньги. И хоронят мою мечту хоть немного побыть одному.

— Это, наверное, ужасно, — сочувственно произнесла я. — Ну что у вас за жизнь!

— Настоящий ад, — подтвердил Фрэнк и, казалось, случайно повернулся к соседнему дому. — Порой мне кажется, что я зажат между дьяволом и глубоким синим морем .

Возможно, Картье заметил какую-то тень, мелькнувшую за давно не мытыми стеклами. Не знаю, я не решилась повернуться. Даже не захотела переспрашивать, всерьез ли он это говорит. Картье снова потянулся к седоватому ежику на макушке, обозревая неряшливый фасад так, словно этот вид причинял нравственные муки ему лично.

— Кстати, — заговорил он опять, — у жильцов ведь есть еще и права.

— Права? — не веря собственным ушам, вновь вмешался Павлов.

— Ты не ослышался, — на сей раз унять моего брата вызвался Слим. Неожиданный оборот, подкрепленный подмигиванием в мою сторону. — Где были бы мы, жильцы, мистер Картье, не будь у нас прав?

— На улице, где ж еще, — отсутствующим тоном ответил тот, делая шаг назад, чтобы лучше разглядеть соседний дом. — Итак, права. Жилец имеет полное право запереться изнутри. Он может довести свое жилище до состояния полной разрухи, стоит ему только захотеть. Может не пускать своего домовладельца на порог, если надумает делать ремонт. И создать тому все мыслимые проблемы, хотя одному богу известно, что вселяется в людей, когда они ведут себя подобным образом.

— Кто-то не хочет поддерживать с вами отношения?

Уронив взгляд на Павлова, Картье посоветовал ему не забивать себе этим голову.

— Если у моих жильцов возникают какие-то проблемы, — сказал он, — им следует всего лишь обратиться ко мне за помощью.

— Рады это слышать, — выпалила я и с облегчением увидела Кензо, выплывающего из двери. Ни дать ни взять рыба в воде. Он кивнул Картье, вроде бы подтвердив что-то, что явилось для меня сигналом препроводить обоих парней через порог. — Если у нас когда-нибудь возникнут хоть какие-то проблемы, мистер Картье, мы немедленно введем вас в курс дела. Будьте спокойны.

— Как раз это я и надеялся услышать, — повторил он, на сей раз с явным удовольствием в голосе, и распахнул перед Кензо калитку.

 

40

Зайти и выйти. Мы уже пытались сделать это однажды, но теперь собирались пройти весь путь до самого конца. Что могло нас остановить? Это ведь даже не кража. На этот раз мы собирались дарить, а не отбирать. Вот как я повернула все дело, пока мы ехали к побережью. Мы втроем направлялись к дому Картье, стоявшему на откосе. Вновь мчались сквозь дождь на все том же «жуке» туалетно-голубого цвета, с теми же мертвыми «дворниками». Этот автомобиль вполне подходил для задуманного предприятия и даже стал одним из пунктов в списке причин, по которым, как я заявила, мы просто обязаны были действовать. Конечно, можно было бы просто бросить дом, прикрутить скарб к багажнику на спинке «жука» и направиться в противоположную сторону, но ощущение несправедливости продолжало бы подмигивать нам в зеркало заднего вида. Поначалу и Слим, и Павлов отвергли мое предложение. Когда я сказала, что не шучу, оба лишь рассмеялись в ответ, но затем вспомнили: в прошлый раз я поклялась взять на работе отгул и провернуть все сама.

— Циско, это уже выходит за пределы безумия, — такова была первая реакция моего брата, и он повторил эти слова еще раз, когда я заглушила двигатель у конечного пункта наглей поездки.

— Павлов, — я развернулась на водительском сидении, — заткнись, ладно?

Слим? Из-за него я сидела сейчас за баранкой. Из-за него я наложила запрет на прослушивание по дороге гангста-рэпа, — вдруг эта музыка сбивает его с толку. Мой новый, улучшенный бой-френд настоял на том, чтобы самому пробраться внутрь вместо меня. Мы наблюдали теперь, как этим ветреным утром он сначала перебежал под моросящим дождем через прибрежное шоссе, а затем вошел в ворота. Обменялся кивками с рабочими так, словно каждого знал лично, и даже отважился помахать пятерней подносчику кирпичей, направляясь по дорожке к неясно вырисовывающейся впереди глыбе с башнями, окруженной строительными лесами. Фрэнк Картье не прихвастнул, сказав, что живет в большом особняке. Его дом был просто громадным. Одна из этаких гранитных крепостей с узкими окнами и крутыми, наклонными крышами, слишком грандиозная для одного-единственного жильца. Фрэнк не приврал и насчет проблем с эрозией почвы. Обрыв начинался в считанных ярдах от задней части здания, и там не было уже ничего, кроме моря и далекого горизонта. Я остановила «жука» на обочине напротив ворот, в окружении сгибавшихся в три погибели деревьев, и мечтала теперь, чтобы солнце чуть старательнее пробивалось сквозь завесу облаков. То и дело по воде скользил луч, из чего я заключила, что при хорошей погоде здесь вовсе не так уж тоскливо. В данный момент, однако, погода заботила меня менее всего. Я протерла стекло от испарины, увидела, как оглянулся на нас Слим, и украдкой показала ему большой палец. Все вместе и каждый в отдельности — мы были до смерти напуганы, и скрыть это было невозможно. Единственная разница состояла в том, что Слим сейчас там, снаружи, а мы сидим в машине и наблюдаем за ним в окно, словно на экране.

— Он все испортит, — заявил Павлов, выглядывая в очередной раз. — Разносчики пиццы так не ходят и уж тем более не заговаривают с незнакомыми людьми. Слишком дерзко для работника сферы обслуживания.

— Ты видишь, чтобы кто-нибудь из рабочих записывал в блокноте приметы подозрительного типа? — спросила я, надеясь, что это заставит братца наконец прикусить язык. — Это ведь не публика в партере. Обычное дело: кто-то на строительстве проголодался, а Слим явился доставить заказ. Вот и все, о чем эти люди подумают, когда увидят его.

Мы с братом видели, как Слим шел по огибавшей дом дорожке. Обзор закрыл разросшийся куст рододендрона, но я знала, что Слим сейчас выискивает черный ход. Его защитный шлем подпрыгивал вверх-вниз, фирменная ярко-красная куртка на молнии не вызывала у окружающих подозрений. Пространные извинения Павлова плюс косячок из неразбавленной табаком травки — вот и все, что потребовалось, чтобы тот парень из «Поппа Итальяно» одолжил нам на денек свой рабочий костюм. Он даже дал нам в придачу большую картонную коробку из-под пиццы, куда Слим и спрятал оборудование.

К несчастью, это дало моему брату лишний повод для волнений.

— Он даже не держит коробку горизонтально. Смотри! Ты видела? Словно его вообще не волнует, в каком состоянии будет доставлена пицца. Если подобный работничек нарисовался бы у моей двери, я потребовал бы телефон менеджера.

— Недовольных не будет, братишка, потому что пиццу никто не заказывал. — Я широким жестом обвела рукой рассыпанных по владениям Картье рабочих в строительных касках.

Они действительно кишели повсюду: входили в дом и выходили из него, ползали вверх-вниз по окружившей его клетке лесов.

— Кому какое дело до неполадок в работе службы по доставке пиццы? Единственного человека, кто додумался бы задавать вопросы, здесь нет. — Я напомнила брату, что Картье строит из себя дельца, не имеющего времени на развлечения; наш домовладелец делал это весьма красноречиво. — Поверь мне, — сказала я, — он уехал в город на весь день.

Павлов с неохотой признал мою правоту, которую подчеркивало отсутствие машин на подъездной дорожке.

Слим тем временем исчез из виду, пробравшись в дом. Пока все шло по плану.

Павлов сверился с часами.

— Еще десять минут, — объявил он мне. — Дольше мы стоять не сможем.

— Мы будем стоять, пока не выйдет Слим. — У обочины неровно выстроились туалетные кабинки. Я объяснила брату, что никто не заметит, если ему приспичит воспользоваться удобствами, разрешив таким образом одну потенциальную проблему. Он, однако, заявил, что предпочитает комфорт.

— Не думай только о себе, — посоветовала я. — Мы работаем в одной связке.

То же самое я повторяла и раньше, в ходе разработки нашего плана. Едва успев запереть дверь за Картье и Кензо, ребята насели на меня, требуя объяснить, зачем я подпевала этому ублюдку. В ответ, как и было задумано, я вытащила обоих во двор, где и посвятила их в детали нашей мести. Я предлагала развернуть огни рампы в зал: наш домовладелец сам окажется под наблюдением, да еще и заработает для нас несколько пенни.

— Ну да, конечно, — ухмылялись они. — Соорудить сайт с веб-камерой, установленной в доме Картье? Отличная мысль. Какая досада, никто из нас не знает, как это провернуть.

Слим признался, что не владеет необходимыми навыками программирования. По его словам, среди наших знакомых есть лишь один человек, обладающий нужными знаниями и опытом, но Кензо уже работает на Картье. Пришлось выложить перед ними все карты. Я спросила напрямик, что им больше по душе: разобраться с Картье по всем правилам или молча утереться? В конце концов, если вопрос лишь в том, чтобы найти кого-нибудь, кто был бы рад нам помочь, то такой человек уже есть. Разве они забыли о крупной специалистке по уборке квартир?

— Замечательная девушка эта Корал. — Павлов вжался в пассажирское сиденье, кивая в такт своим словам. Он молчал уже несколько минут подряд, просто наблюдая за клубящимися над морем облаками, и я задумалась, только ли о ней его помыслы. — С ней даже работа — не работа, а мечта.

— Не сомневаюсь.

— Должно быть, Корал получает сотни электронных писем ежедневно: вопросы, просьбы сделать то-се, пятое-десятое, но мне она ответила сразу, не прошло и часа.

— Причем так, словно давно тебя знает, — заметила я. — Скажи-ка, вы с нею, случаем, не состояли в длительной переписке?

Павлов невнятно запротестовал, но я ему не поверила; впрочем, какая разница? В отличие от него, я могла сейчас думать только об одном человеке. Представляла, как он крадется сейчас на цыпочках по гулким коридорам там, впереди.

— Может, она на тебя запала? — не подумав, ляпнула я и молча взмолилась, чтобы Слим не попал в беду.

— Ты так думаешь?

Я обернулась к брату. Вытянувшись в струнку, он с напряжением ждал ответа.

— Павлов, откуда мне знать? Похоже, нам просто повезло с техническим консультантом.

— Думаю, у нас с Корал есть что-то общее на биохимическом уровне, — гордо объявил он.

— Вы ведь даже не встречались, — удивилась я. — Все технические подробности она шлет нам по электронной почте.

— Тем более. Виртуальный роман вполне меня устроит. К чему вся эта интимность, прикасания друг к другу без нужды!

— Кроме того, ты пообещал ей двадцать процентов с любого навара от сайта с Картье в главной роли. Я бы сказала, эта девочка думает головой, а не сердцем.

Павлов затих. Я снова оглянулась и поспешила извиниться. Моя нетактичность объяснялась легко: мой брат и сам знал, что я на взводе. Мы оба умолкли. Внутренним оком я бродила по дому Картье вместе со Слимом, искала и нашла компьютер, потом открыла коробку из-под пиццы, в которой пряталось все оборудование, необходимое для того, чтобы связать его с замершим в ожидании внешним миром. Когда Павлов родил очередной вопрос, я уж решила, что он интересуется, каково нам работается вместе.

— У вас со Слимом все наладилось?

— У нас все нормально.

— Что значит «нормально»? Девочки пишут в мою колонку, когда у них все вроде нормально, но бывает и лучше. Знаю по опыту, если ты говоришь «все нормально», это означает: ничего хорошего.

— Говорю же, нормально, — настаивала я. — Могло быть и лучше, если б я знала, какие чувства испытывает ко мне Слим, но это мои личные заморочки. В любом случае, ты вздохнул бы с облегчением, если б у нас что-то не склеилось. Или я не права?

— Циско, я хочу только, чтобы ты была счастлива. — Мимолетная улыбка на лице моего брата подтвердила его искренность. — Просто счастлива.

Какое там счастье, внутри меня все ныло. Веб-камеры выдали Слима с потрохами. Вся Сеть видела, что он вытворял в мое отсутствие, и я просто не могла выкинуть это из головы. Ладно, допустим, Добряк Уильям убедил меня, что настоящий преступник — наш домовладелец и больше никто. Да, я приняла как данность, что Слим просто стал его безвинной жертвой (как, впрочем, и все мы), но одно лишь время покажет, научило нас хоть чему-то это испытание или нет. Пусть даже Слим сумел измениться внешне, но мне нужно было знать наверняка, что перемены шли изнутри. Павлов извлек из кармана бумажную салфетку, развернул ее на коленях и вновь протер ветровое стекло. Все еще думая о Слиме, я приоткрыла окно.

— Свежий воздух нам, пожалуй, не повредит.

— Какой уж тут свежий воздух, — отвечал мне брат, и взгляды, которыми мы обменялись, показали, что все это время Павлов следовал за потоком моих мыслей. — Не время расслабляться и рефлексировать, — добавил он. — Сейчас тебе нужны только глаза.

Их-то я и пустила в ход. Вернулась к созерцанию особняка и смотрела на него, ни на что больнее не отвлекаясь, пока парадная дверь, открывшись, не выпустила нашего драгоценного разносчика пиццы. Даже солнце пробило тучи в честь такого события, наполнив салон «жука» светом. Все было готово к возвращению героя, и я запустила мотор.

— Поехали домой, — сказала я Павлову. — Мы со Слимом все непременно выясним, как только у нас появится возможность поговорить без свидетелей.

 

41

Предположим, что вы — подписчик нашего сайта. Тогда вряд ли хоть раз вы, бродя по Сети, не заглянули на cawplicity.com. Вышло все так: вы посетили наш первый сайт, сгорая от нетерпения увидеть, как в арендованном помещении живут реальные люди. Быть может, вы и сами подумывали перебраться в наш район, а потому подписались на рассылку сведений о недвижимости, которую может предложить домовладелец, а впридачу получили приглашение увидеть гораздо больше. «Мертвые зоны» — прямо на блюдечке. Пришлось выкладывать денежки: интересно же взглянуть, чем занимаются люди, выходя из кадра. Настоящей наживкой оказались первые два визита, правда? Новизна. Развлекуха. Ваша уверенность в себе постепенно растет, и вы пробуете написать что-нибудь на табло. Это почти то же самое, что и помахать рукой в камеру, только теперь вы говорите «привет» самому себе.

По большому счету, вас притягивают актеры. Надеясь увидеть что-нибудь из ряда вон выходящее, вы постоянно следите за тем, как эти трое ковыряют в пальцах ног. Если пожертвовать сном, можно даже увидеть немного «обнаженки». И довольно скоро вы влезаете в чаты. Заводите друзей под диваном, над кроватями, за кухонной раковиной. Сайт становится предметом разговора в вашей реальной жизни. Возможно, вы отправляете наш адресок друзьям — одному, другому, нескольким — и вновь переживаете волшебные моменты, собираясь на работе у автомата с питьевой водой. Ни о чем не подозревая, вы занимаетесь строительством обширного фан-клуба. Создается ощущение, что вы знакомы с актерами накоротке. Вы видели, как они едят и спят, ругаются и трахаются, смеются и шатаются без дела, но самое главное — они живут. Чем бы актеры ни занимались, вы тоже были там, присутствовали при этом, и как-то это объединяет вас, сплачивает в единую семью. И поэтому, когда кто-то из этой троицы вдруг присылает вам электронное письмо (та девушка, чьи волосы давно требуют окраски), приглашая увидеть то, что пока остается за кадром, вы не в силах упустить этот шанс. Может, потребуются дополнительные вложения, но что с того? Это поднимет ваше единение с персонажами на новый уровень. И потом, она так вежливо попросила об этом…

— Отлично. Поехали. Десять, девять, восемь…

Слим придумал вести обратный отсчет, а Павлов предложил позавтракать сегодня бокалом игристого. Довольно смело, хоть он и успел облачиться в рубашку перед началом празднества. Обернув бутылку чайным полотенцем, мой брат выдернул пробку.

— Семь, шесть, пять…

Мне было глубоко безразлично, как эти двое решили отметить торжественный момент, главное — мне принадлежало право, нажав «ввод», загрузить новорожденный сайт.

— Четыре, три, два…

— Один! — прогудели мы, насколько могли, сдержанно. И подавили смешки, увидев, что шампанское вспенилось на рукаве Павлова, но вспомнили, зачем собрались, когда перед нами распахнулось окошко новой веб-камеры. Мы втроем опять устроились на «белом пятне», столпились у ноутбука, готовясь увидеть плоды своих тяжких трудов. Спустя ровно сутки после того, как Слим побывал в усадьбе Картье на взморье, наш вещающий в прямом эфире сайт явил себя замершему в ожидании миру.

— Леди и джентльмены, — выдохнул Слим, — есть контакт.

— Мы сделали это! — Я салютовала бокалом ему и своему брату, который не замедлил предложить тост:

— Добро пожаловать на getcartier [21]Свяжись с Картье (англ.)
.co.uk!

Прищучить Картье. Таков был план, наша точка отсчета, наш шанс поквитаться с коварным домовладельцем. Рассвет нового дня, во всех возможных смыслах. Как некогда заметил мой брат, на все можно взглянуть под новым углом зрения. Так, и что же вы имеете за свои кровные? Мизансцена, в общем-то, довольно проста: одна камера — в библиотеке, прямо над настольным компьютером Картье, а другая — в соседней комнате, нацелена прямиком на высоченное трюмо. Интерьер являл собой столкновение стилей и эпох, будучи собран из разнообразных элементов в отчаянной попытке обрести индивидуальность. Единственным связующим звеном можно считать лишь то, что все здесь являло собой копию оригинала: стекла (подделка под тюдоровские времена) в псевдовикторианских окнах, свод, позаимствованный из архитектуры эпохи короля Георга, и даже хитроумно выполненные в псевдоелизаветинском стиле портреты глав клана Картье. Благодаря внедренным нами камерам наблюдения, эту нелепую эклектику могли теперь видеть все желающие. Она как бы лишний раз подчеркивала, что дом просто разваливается.

Обстановка особняка упростила Слиму задачу. Мой бойфренд превосходно спрятал обе камеры, приспособив набитые опилками охотничьи трофеи так, что те вновь обрели некогда утраченный дар зрения. Орел на книжной полке в библиотеке мог отныне похвастать новым глазом, а медведь гризли в соседней комнате приобрел в горле комок, которого там не было на момент гибели животного. Сверлить дыру в перегородке, чтобы подсоединить кабель к компьютеру Картье, не пришлось. По словам Слима, особняк плейбоя однозначно пережил свои лучшие годы. В стенах было столько щелей и трещин, что при желании Слим и сам мог бы протиснуться сквозь стену, а не то что просунуть тонкий проводок. В результате мы получили возможность увидеть злодея в одиночестве перед своим компьютером, в компании с собственным отражением в зеркале.

Взять в кадр Картье, сидящего за монитором, предложила Корал. Она предчувствовала, что поклонники camplicity с ума сойдут на радостях. Взломав наш сервер и перекачав себе базу пользователей, виртуальная консультантка заявила, что глядеть на созерцающего свое творение Картье — практически то же самое, что и наблюдать за каким-нибудь злобным божеством. Если верить Слиму, изначально в библиотеку можно было попасть через две двери. Основная, некогда выходившая в центральный холл, ныне заперта, но боковая дверь рядом со столом Картье стоит нараспашку и даже подперта шлепанцем. В этой комнате почти нет предметов обстановки, только зеркало на одной стороне и здоровое чучело старого медведя — на другой, но между ними достаточно места, чтобы, как выразился Слим, наш злой гений мог загубить свою репутацию.

Здесь не было нужды сооружать чаты, табло для приема сообщений или какие-то другие интернетовские прибамбасы. Мы предлагали лишь взгляд изнутри, коротко и ясно. Честно говоря, я не слишком верила в затею, но почти все подписчики второго сайта согласились с нашими условиями. Каждый платил десять фунтов за наши услуги или пятерку, если мог приобщить кого-то со стороны. У Корал обнаружилась отменная деловая хватка: она придумала, как набить дом виртуальными посетителями, пусть даже те были сумасшедшими интернетчиками. Эти субчики в очередь выстраивались, чтобы попасть внутрь. В любом случае, я преклонялась перед ее хитроумием. Мой брат был первым, кто связался с Корал, но даже это не помешало ему проявить недовольство итоговым продуктом нашего сотрудничества в миг его появления на свет.

— Как, это все? — Павлов таращился на возникший в окошке анонс: «Ежевечернее вещание в прямом эфире!»

— Сайт соответствует спецификациям, очерченным твоей подружкой. Да, это все.

— Корал мне не подружка, — поправил мой брат Слима, — но у нее имеется четкое расписание выходов в Сеть. И потом, на сайте у Корал лежит, по крайней мере, архив картинок на случай, если посетитель не застанет ее дома.

Слим-Джим воздел глаза к потолку. Павлов опять принялся за старое, словно мы не обсудили все мелочи уже миллион раз.

— Камеры в доме Картье начинают вещание только тогда, когда Фрэнку взбредет в голову включить компьютер. Подобные вещи без питания не работают.

— Технические детали оставь при себе, — насупился Павлов. — По-твоему, это привлечет зрителей?

Взглянув на своего бойфренда, я заметила, как тот, закусив губу, глотает все те язвительные замечания, которые свободно полились бы из Слима старого образца. Даже если мой братец только что выставил себя полным «чайником» по отношению к новинкам технологий, на свете имелся только один человек, которого все мы мечтали сровнять с землей.

— Как только наш домовладелец выйдет в Сеть, — объяснила я, спеша на помощь Слиму, — подписчики немедленно об этом узнают. А поскольку это может случиться в любой момент, все они ждут, затаив дыхание. Дополнительная приманка.

— Автоматическая рассылка электронных писем, — с гордостью пояснил Слим. — Собственными руками настраивал программу.

Мой брат, в свою очередь, поборол искушение вступить в перепалку и вместо этого переключился из виртуальных апартаментов Картье назад, на camplicay.com. Пулеметные щелчки мышью подтвердили, что дома никого нет: забираясь в особняк Картье, мы неизбежно выпадали из собственного.

— Я не смогу жить так вечно, — захныкал Павлов. — Это противоестественно.

Он говорил за всех нас, вернее, тихонько шептал. Мы вновь собрались на крошечном пятачке лестничной площадки, сгрудившись в единственном месте своего дома, где можно было спрятаться от внешних наблюдателей. Мы примолкли и закрутили головами, наше молчание скрашивалось лишь угасавшим шипением в бокалах.

— Ты абсолютно прав, — сказал наконец Слим. — Это и впрямь противоестественно.

Но нам придется потерпеть, если мы хотим, чтобы план сработал.

Павлов обернулся ко мне, заново обдумывая весь наш проект.

— Он прав, — подтвердила я. — Нельзя позволить Картье пронюхать, что мы знаем о втором сайте. Если ему хотя бы покажется, что мы в курсе того, что весь этот дом торчит в Сети, он обязательно почует недоброе. И в каком-то уголке его сознания непременно заскребется крыса.

— Скорее, компьютерная мышь! — Слим ждал нашей реакции, высоко задрав бровь, но в том ограниченном пространстве, в котором мы пребывали, места для полноценного смеха просто не было.

— Ребята, — сказал он, когда спазм прошел, — это невысокая плата, если учесть, что мы получим в итоге.

Слим говорил не только о деньгах. Мы с Павловым знали, сколько задолжал нам Картье в денежном эквиваленте, и для того чтобы собрать эти деньги, требовалось известное время. Мы не знали наверняка, когда getcartier выйдет в Сеть и представит нашего домовладельца всему миру, но, когда это случится, мы сможем чуть иначе взглянуть на то, что он сотворил с нами.

— Ну хорошо, — сказал мой брат и залпом осушил бокал. — Вперед!

— Ты там того, поосторожнее. — Слим проследил за тем, как Павлов выбрался в поле зрения камер, и вслед за мной обернулся к ноутбуку. Не затем, чтобы увидеть Павлова, разумеется; мы желали убедиться, что наша консультантка была свидетельницей запуска нового сайта. Мне оставалось всего-навсего свернуть картинку со второго сайта Картье, и вот оно, под ней, — окно, которое мы не закрывали с тех пор, как подключили Корал к делу. Судя по трансляции с ее сайта, Корал смотрела complicity: во всяком случае, она сразу же просияла, стоило только моему брату высунуться за пределы «белого пятна».

— Кое у кого уже завелась фанатка номер один. — Оглянувшись через плечо, я чуть подвинулась, чтобы Павлов мог увидеть экран ноутбука. И затем, уже переведя взгляд на Слима, задумалась: а можем ли мы сказать то же друг о дружке? Я с удовольствием ухватилась бы за шанс выяснить это, но приемная модельного агентства уже ждала мою улыбку, а Слиму вот-вот предстояло вернуться к машущей пистолетом искательнице виртуальных приключений, устроившись, как водится, на своем обожаемом диване. Ради внешнего эффекта мы должны были вести себя как обычно. Так что я не особенно удивилась, когда Павлов спросил, могу ли я задержаться на пяток минут.

— Мой редактор считает, что я делаю успехи, — объяснил он, возвращаясь в «белое пятно», чтобы говорить свободнее. — Он даже пригласил меня в редакцию на следующей неделе, хочет пересмотреть условия моего найма. — На лице брата нарисовалась вдруг гримаса безропотного страдания. — Пожалуйста, Циско, помоги мне. Твой мужской подход к проблемам читательниц «Блесни умом!» вне конкуренции.

Вздохнув, я бросила взгляд на часики.

— Наберу твою колонку прямо сейчас, на ноутбуке, — решила я. — Запрись пока в туалете, а я постучу, когда закончу.

— В туалете? — огорчился Павлов. — Почему именно там?

— Потому что ты вечно там торчишь, — объяснила я. — Самое подходящее для тебя местечко. Что, если редактор «Блесни умом!» зайдет на complicity и застанет тебя марширующим из угла в угол у меня за спиной, пока я строчу твою колонку?

— Может, уже застал, — с долей горечи произнес Павлов, словно уже некоторое время подозревал о чем-то подобном.

— В любом случае, — заметила я, — рисковать не стоит. Ты можешь потерять работу.

— Но эти камеры! — возопил мой брат. — Сидеть под гудящим сервером и без того было неприятно, а теперь еще надо жмуриться всякий раз, когда я захожу туда отлить. Воображаю себе уютное, никому не известное место, где никто меня не видит.

— Что ты сказал? — вдруг забеспокоился Слим. Да и у меня мурашки по спине забегали.

— Я представляю, что нахожусь в звуконепроницаемом помещении, — продолжал Павлов, не обращая на нас внимания, — никакого гудения сервера, никакого хлюпанья в трубах. По-моему, где-то в моем сознании формируется комплекс, Циско. И это будет самый настоящий кошмар.

— То есть ты закрываешь глаза, входя в туалет?

— И затыкаю уши пальцами.

— Ты шутишь?

— Но я не в силах терпеть.

— Ничего, потерпишь, как миленький. Если только хочешь, чтобы я вела твою дурацкую колонку, — отчеканила я. — Все должно выглядеть убедительно, Павлов. Мы должны чувствовать себя как дома в любом помещении. Иначе занавес не просто опустится, он рухнет на наши головы.

 

42

Хорошая актриса чувствует себя на сцене как дома: там, в свете прожекторов, она оживает, вкладывая в выступление и тело, и душу. По крайней мере, именно так лицедеи рассказывают об этом, приглашая репортеров модных журналов в свои уютные жилища. Я же всегда подходила к актерскому ремеслу с долей цинизма. Надо всего-то разучить реплики, добиться точности в движениях, вызубрить нужные позы — тоже мне, высокое искусство! Рассуждая подобным образом, я и сама вышла на «сцену», чтобы заняться несложной импровизацией по ходу скучной пьесы, которую разыгрывала с парой других самодеятельных актеров. Роль удалась, и сознание этого вернуло на мое лицо улыбку, шедшую от самого сердца.

Для разнообразия я прихватила ее на работу. Продемонстрировала Добряку Уильяму по пути туда и даже поделилась ею с владельцем «Рыбьего глаза», поджидая автобус. Кензо возился с аквариумами по ту сторону витрины и, углядев лучезарную улыбку, которой я одарила его, пока ждала своей очереди на остановке, он, кажется, пришел в замешательство. В это самое время подъехал мой автобус, но я умудрилась бросить взгляд на кружившую в аквариуме акулу. Не хотелось думать о том, что же подпитывает эту безостановочную активность, но даже подобные мысли не могли стереть улыбки с моего лица. Ничто не могло ее уничтожить. Даже то, что рабочий день начался встречей с моей любимой искательницей талантов, которая и снабдила меня унизительными поручениями.

— Позвоните моему мужу, — начала она. — Скажите этому Мистеру Гуляке, что волкодав у меня. Вернувшись, я обнаружила, что беднягу не выгуливали сутками. Бог знает, где он шлялся, но, когда будете с ним говорить, особо подчеркните, что этим утром мне надо повидать кое-кого, и обязательно убедитесь, чтобы его грызла совесть за то, что я взвалила это на вас.

— Конечно, — очаровательно улыбалась я, и ни единая черточка не дрогнула в моем лице, когда большая глупая псина подняла лапы на стол и напустила слюней прямо мне на блокнот.

Парни тоже играли неплохо. Я знала это, потому что провела обеденный перерыв в интернет-кафе. Честно говоря, я бегала туда всю неделю и тихонько занимала свое место среди всех этих людей, явившихся проверить, как там дела на Коламбия-роуд. По слухам, большинство зрителей были рады, что Слим не сдается в схватке с «Денежным залпом». Пусть он и превратил полоску песчаного пляжа в траншею, наблюдать за тем, как он ищет выход вместе с Мисти, уже само по себе было увлекательно. Мой брат регулярно присоединялся к нему на диване, чтобы тоже взглянуть на это. Кроме того, он размеренно и неизменно цинично комментировал все действия Мисти, иногда отвлекаясь для перебранки с табло. Выглядело это, надо сказать, вполне убедительно. Особенно когда они улучали момент выкурить косячок в так называемой «мертвой зоне» и сыпали шуточками, подходящими двум недоумкам. Слим и Павлов безупречно справлялись с ролями недалеких парней, оставленных без присмотра, в этом им не было равных. Однажды Павлов выплыл из уборной, принял у Слима эстафету в виде окурка и устроил даже целое шоу, стараясь не вылезти при этом за красную черту.

— Можно спросить кое-что? — поинтересовался он и закусил губами косяк.

— Конечно, — радушно отвечал Слим. — Всегда пожалуйста!

Павлов подобрал подол рубашки, приподнял его над пряжкой пояса и испытующе воззрился на собеседника:

— Как думаешь, в этих брюках мой член кажется достаточно большим?

Слим проглотил улыбку, уже готовую расплыться по его лицу, но не бросил ни единого взгляда на штаны моего брата. Зато поделился собственным наблюдением:

— У меня самого член такой огромный, что содержит целый штат работников.

— Да? — похоже, заинтересовался мой брат.

— Со всей музыкой, приятель. Все по полной программе.

— По-твоему, это большой? Работники, которых нанял мой член, сами нанимают работников. Если хочешь поговорить с его управляющим, запишись на прием у секретаря.

— А у моего есть свой агент, — категорическим тоном парировал Слим, отметая дальнейшие возражения. — Вот какой у меня большой член.

— Мой все равно больше. — Павлов небрежно ткнул пальцем за окно. — Видал туристов в автобусе?

Это была классика, и я нередко делилась с барменом избранными выдержками из диалогов. В ответ он в лучшем виде обеспечивал меня напитками, а также льдом и моральной поддержкой.

— У тебя все хорошо, — повторял Макс, и это действительно было бы так, если б еще не приходилось думать о колонке моего братца. Впрочем, лишь в самом конце недели я попросила моего друга-бармена сделать перерывчик и кое над чем покумекать вместе. За последние дни клиентов в интернет-кафе заметно прибавилось. Это все, что он сумел мне сказать.

— Циско, — изобразил шок Макс, когда я поделилась своими опасениями, — но ведь это же чудесно! Если у людей все всегда идет хорошо, это настораживает. Вся соль как раз в том, чтобы все было настоящим. Это и делает сайт camplicity почти таким же неотразимым, как и getcartier.

— Ты подписался?

Мой новый друг сказал, что ему нет в том никакой нужды, и предложил обойти ряды пользователей.

— Те люди, что следят за парнями, с которыми ты живешь, пока попросту убивают время. Ждут самого главного.

— Отлично! — сказала я. — Наш Фрэнк стал хитом.

— Вчера вечером я сбивал коктейль, и мне вдруг почудилось, что разом запищало все заведение.

— Запищало?

— Им всем пришли сообщения по электронной почте.

— А, — дошло до меня наконец. — Дома мы тоже всегда получаем предупреждение. Впрочем, узнав, что наш домовладелец только что загрузил компьютер, мы не спешим подключиться к его сайту.

— Разумно, — похвалил Макс. — Насколько я мог судить, все свое свободное время он не отрываясь проводит за просмотром camplicity.

Я уже подносила к губам бокал, но при этих словах снова опустила его, присвистнув.

— Вообрази, что стало бы с Картье, если б он увидал, как мы наблюдаем за ним самим.

— Не надо этого делать, — посерьезнел Макс. — Мне кажется, это не сойдет вам с рук.

Когда я вернулась с ланча в ту пятницу, моя любимая искательница талантов уже поджидала меня у стола в приемной. Похоже, она провела здесь уже изрядное количество времени. Выяснилось, что эта дама отказалась от услуг замещавшей меня барышни — временной работницы, подменявшей временную работницу. Когда я сбросила плащ и расплылась в улыбке, ее лицо напряглось. Не иначе, меня опять ожидает длинный список поручений. Возможно, она попросит сунуть под одежду крохотный микрофон, прежде чем отправиться в следующий раз получать зарплату из рук ее старика. Уже успев пообщаться чуть ли не со всеми ее знакомыми — от служащих, сдававших ей напрокат автомобиль, до парикмахера, — я была готова ко всему. Кроме, разумеется, того, что она предложит мне работу.

— Вы легко сходитесь с людьми, — сказала дама, — а мне как раз сейчас не хватает менеджера по вербовке.

— Пардон? — Мне послышалось «менеджера-проблядовки». Просьба отправиться спать с ее мужем была бы, конечно, ударом ниже пояса, но я сохранила хладнокровие, и не напрасно, поскольку женщина стащила с носа свои солнцезащитные очки и перешла к детальному описанию требований, соответствующих должности. Услышав про кругосветные вояжи и средства, выделяемые на покупку нарядов, я уже хотела было тут же спросить, когда приступать. Перспектива моей карьеры, если я буду служить этой леди верой и правдой, как и прежде, выглядела слишком уж заманчивой, чтобы быть правдой.

— Что скажете? — спросила женщина, и очки вернулись на прежнее место. Моя голова приказывала, чтобы губы немедленно произнесли «да», чтобы руки поставили подпись в обведенном пунктиром месте еще прежде, чем она разложит контракт. Вот он, мой припозднившийся шанс путешествовать! Я набрала в рот воздуху, тщетно борясь с охватившим меня возбуждением, но сердце заговорило прежде, чем я успела велеть ему замолчать:

— Можно дать ответ в понедельник? Сначала мне хотелось бы посоветоваться кое с кем.

Явно нервничая, Слим поджидал меня у дверей агентства. Я почему-то решила, что он случайно кокнул какое-нибудь стеклянное сокровище, которым я сильно дорожила. Это сразу пришло мне в голову, когда бойфренд протянул кричащий букет: тюльпаны пополам с молочаем.

— Нам с Мисти захотелось прогуляться, — сказал он, подначивая меня. — Хватит уж мне торчать в четырех стенах. Вот я решил встретить свою девушку после работы, узнать, как идут у нее дела.

На Слиме была рубашка, которая могла бы принадлежать ведущему колонки советов подросткам в эпоху черно-белого кино. Об отутюженные стрелки на брюках можно было порезаться, а в начищенных ботинках я увидела сразу два своих отражения. С короткой стрижкой Слим выглядел человеком, идущим по жизни твердой поступью. Мне захотелось поделиться с ним хорошей новостью, но у нас уже накопилось более чем достаточно вопросов, которые и предстояло обсудить во время этой медленной, нога за ногу, прогулки домой.

— Слушай, а вы, часом, не поссорились? — спросила я, подразумевая вовсе не Мисти.

Улыбнувшись, Слим вручил мне букет.

— Мы это преодолеем, — только и сказал он в ответ. — В конце концов, мы работаем в одной команде.

Я повертела в руках букет, любуясь подношением, и с удивлением обнаружила, что обертка расползается в ладонях. Пришлось скрутить ее плотнее, чтобы та не свалилась.

— Только не говори, что купил цветы с другого лотка, — сказала я. — Что подумает Добряк?

— За прилавком Вилли крутился его подручный. Он сказал, босс отправился навестить заболевшего друга. — Слим остановился и выразительно поглядел на меня, словно наш дилер откачивал сейчас дознавшегося наркомана или что-то в этом роде.

Мне захотелось рассказать ему про Роуз и, в частности, поведать о том интимном аспекте жизни Добряка Уильяма, который мешал ему выразить даме свои чувства. Если б моя собственная личная жизнь не протекала под пристальными взглядами публики, я, возможно, и поделилась бы тайной Добряка со Слимом. А так просто заметила:

— Вилли очень привязан к своим близким.

— Иногда мне хочется быть на него похожим, — произнес Слим так быстро и так тихо, что мне почудилось, будто он говорит сам с собой. Похоже, мысль вырвалась наружу, не подвергшись внутренней цензуре.

— Нет нужды, — сказала я. — Ты и так неплохо справляешься.

— Неплохо, но не хорошо? — Слим поднял руку, чтобы коснуться колечка в брови, и ухмыльнулся, не обнаружив его на месте. — В придачу к новой версии программы пользователь обычно получает инструкцию или телефон службы техпомощи. Должен же существовать какой-то способ убедиться, что все делаешь правильно. — Постучав по виску, Слим передернул плечами. — А я сплошь и рядом пользуюсь методом проб и ошибок.

— Это нормально, пока мы готовы учиться на ошибках, — сказала я и улыбнулась, когда Слим предложил перевесить мою сумку к себе на плечо. — Это самое главное.

Мы дошли до автобусной остановки и продолжали идти, не обратив внимания на станцию метро. Я даже не поняла, что мы ее прошли, пока вдали не показалась следующая, но даже тогда мы продолжали идти, прокладывая путь сквозь суету часа пик, как и все прочие в этом городе, забывая встречные лица в тот же миг, как те скрывались позади. Анонимность значила для нас все, и мы ухватились за этот шанс поговорить, открыться друг другу, рассказать, откуда мы идем, перечислить все те места, куда могли бы направиться. За нашими спинами сквозь облака пробивалось заходящее солнце. Пока мы дрейфовали к востоку, оно постепенно вытягивало наши тени, — а те, удлиняясь, превращались в стрелки, указывавшие направление.

 

43

Последние сомнения разрешились на Коламбия-роуд. Мы вышли к цветочному рынку, держась за руки (давненько такого не бывало), и я немедленно почувствовала: что-то здесь не так. Сумерки быстро сгущались, выкачивая цвета из лепестков под ногами. Большинство цветочников уже свернули торговлю, и улица вернулась во власть автомобилей. Они постепенно заполняли пустоты на месте прилавков, как делали это каждый вечер.

— Ты увидела призрак? — спросил Слим, когда моя ладонь напряглась в его пальцах. Мы стояли на белой линии, ровно посередине улицы.

— Старик в неглиже, — я показала на пустое место перед нашим домом. — Где же он?

Мы оба огляделись: может, сегодня он припарковал машину где-то поблизости? Наши поиски оборвал рокот выезжающего из-за поворота автомобиля. Развернувшись, мы вгляделись в дальний конец улицы. Вот он, стариковский «моррис трэвеллер», тихонько подкрадывается ближе, и закатное небо скользит, отражаясь в его лобовом стекле.

— Наконец-то приехал, — этими словами Слим приветствовал приближавшийся автомобиль.

Несколько голубей с напрасной поспешностью упорхнули прочь с его пути. Если невидимый старик за рулем намеревался нас раздавить, мы вполне успевали выкурить по последней сигарете, прежде чем тот подобрался бы вплотную. Машина шла на холостом ходу и замерла всего в ярде от нас. Уж не умер ли он там? Признаться, я струхнула. Это случалось с людьми в его возрасте; гораздо чаще, чем у них возникало необоримое желание влезть в женское платье и гоняться за незнакомцами. Внезапный скрежет коробки передач заставил меня затаить дыхание, но я облегченно выдохнула, когда машина, пятясь, добралась до излюбленной парковки, остановившись точно напротив нашей калитки.

— А я так напуталась, — сказала я, когда мы заспешили к двери. — Думала, он уж больше не вернется.

Войдя, мы со Слимом обнаружили, что мы не единственные, кого беспокоит перерыв в нашей интимной жизни. Мы столько говорили по дороге о том, где уже побывали и куда хотели бы попасть вместе, но старательно избегали всего, относящегося к настоящему моменту. Эти наши отношения отличались от общепринятых, стандартных, с тех самых пор как изо всех щелей дома вылезли веб-камеры. Может, мы и усердно разыгрывали представление для Картье, стараясь, чтобы наше поведение не отклонялось от нормы, но одна простая вещь просто-напросто исчезла из моего репертуара. Действие, которое я отказывалась выполнять, зная о присутствии публики. Действие, которое по ночам удерживало нас со Слимом порознь: двое бесполых в одной постели.

Признаюсь, пару раз я испытывала искушение, но стоило нам придвинуться друг к другу, как мне вдруг начинало казаться, что зрители придвигаются еще ближе, а изо всех углов к нам тянутся объективы камер: идет схватка за лучшие места в партере. Претензии, которые нам вот-вот предстояло выслушать от человека, считавшего себя хозяином труппы, мы могли бы предъявить друг другу и сами, ибо испытывали в связи с этим не меньшее разочарование, чем наиболее стойкие из наших фанов.

— Вы только посмотрите на них, — объявил Фрэнк Картье, приглашая нас пройти в нашу собственную кухню так, словно мы с ним не виделись уже много лет. Он повернулся к Павлову, который сидел за столом, теребя уголки салфетки. — Ну разве они не идеальная пара?

Даже не обдумав заданный вопрос, мой брат поспешно согласился с домовладельцем (словно тот держал его в заложниках), что мы созданы друг для друга.

— Мы очень рады вас видеть, мистер Картье, — прочистил горло Слим. Я надеялась, что от этого его голос зазвучит увереннее. — С сервером, надеюсь, ничего не случилось?

— Насколько я знаю, сервер шпарит вперед на всех цилиндрах! — Он был здоровый мужик, наш домовладелец. Не Добряк Уильям, конечно, но казалось, что Картье заполняет собой столько же пространства. Он привалился к мойке, плечи квадратные из-за пальто, да вдобавок еще этот тяжелый взгляд из-под нависших бровей, который всегда отыскивает вас первым.

— Замечательная штука технология, — продолжал Фрэнк. — Стоит только поставить отлаженную систему, и она работает безотказно. Единственное, что может все испортить, — человеческий фактор.

Его тон как бы намекал, что мы каким-то образом подвели своего домовладельца. Это сделалось еще более очевидным, когда тот убедил Павлова ненадолго оставить нас наедине. Картье даже не пришлось просить его выйти; он просто набрал стакан воды и оставил струйку течь в раковину. Мой брат тут же вскочил из-за стола и поспешил к лестнице.

— Жажда мучает всех владельцев недвижимости, не такое уж простое это дело, — произнес Картье между двумя глотками. — Всю неделю бегал по жильцам. Хотел убедиться, что всем уютно. — Он сделал паузу, чтобы влить в себя остатки, и шагнул к нам. — Скажите, у вас двоих ведь все нормально, не так ли?

— Отлично, — быстро ответила я. — Лучше не бывает.

Картье махнул рукой в сторону единственной камеры в помещении, о существовании которой мы должны были знать:

— Небось эта штуковина прямо-таки лезет к тебе в лифчик?

— Никоим образом, — сказала я, гадая, намеренная ли это грубость.

— Ты уверена? Если бы я сам жил в доме, отчасти пребывающем в Сети, то вполне возможно, это могло бы сделать меня слегка… застенчивым, что ли. С причудами. Тогда я вел бы себя немного натянуто.

— Это не про нас, — помотала я головой.

— Не хочу, чтобы эта вещица становилась между вами.

— Трогательно, что вас так заботит наш комфорт, — уверил его Слим, — но мы уже привыкли к камерам. Сколько уж времени прошло. Честно говоря, я уже почти не замечаю красные полоски на полу. Кажется, мы уже привыкли жить в этих условиях.

Мне показалось, что я сейчас расхохочусь, но причина появления Картье была совершенно ясна, настолько явно он обходил суть дела, прямо консультант по вопросам брака. Слишком уж старательно хозяин делал вид, что его беспокоит наше благополучие.

— Счастливые жильцы. Вот кого я хочу видеть, — заверил нас Фрэнк. — Ничего иного мне не нужно.

У меня появилось желание закончить игру и заявить, что мы не снимаемся в роликах «только для взрослых». Даже если от этого многократно возрастет число подписчиков тайного второго сайта, трахаться на виду у всех мы не станем. Довольно и того, что творит с нами Картье. Я решала, не раскрыть ли карты прямо здесь и сейчас, но в этот момент Павлов вернулся с жалобой.

— Ну все, — сказал он с легкой паникой в голосе. — Труба забилась.

— Прекрати спускать в нее столько бумаги, — посоветовал Павлову наш домовладелец, но глядел он при этом на нас со Слимом. Подумав, я обняла Слима рукой: не об этом ли зрелище мечтает Картье?

— Это затор другого свойства, — не унимался Павлов. — Это скорее… напоминает приливы и отливы.

Поморщившись, Картье медленно повернулся вокруг оси.

— Приливы и отливы?

— Вода поднимается, а потом опускается. Если дернуть слив как следует, она перельется через край.

— И ты выкладываешь мне это сейчас? Вечером в пятницу?

— Вы все-таки наш домовладелец, — напирал Павлов, обмениваясь с Фрэнком застывшими взглядами. Санитарное состояние дома для моего брата — вопрос принципиальный.

— Ладно, не заводись, — наконец проронил Картье. — Попрошу Кензо заглянуть, но не ждите его раньше понедельника. А пока импровизируйте.

— То есть как это?

— Уж не знаю. Приспособь бутылку из-под молока. Сходи к соседям.

— К соседям? — возмущенно пискнул мой брат.

— Мы справимся, если не будем спускать всю воду сразу, — сказала я, чтобы достичь компромисса. — Кому захочется, чтобы его беспокоили на выходных?

Согласно кивая, Фрэнк Картье разгрыз воображаемый орех, а затем упер палец в Слима.

— Пригляди за этой девушкой, слышишь? Ублажи по полной программе, пока у нее выходной. Она — звезда и заслуживает самого лучшего, — как для тела, так и для души.

— Знаю, — притянул меня к себе Слим. — Дурак я буду, если выпущу ее из виду.

— Тогда моя миссия выполнена, — Картье расслабил плечи под пальто и сообщил нам, что ему пора идти, поскольку он хочет попасть домой до наступления темноты.

— Остался еще один вопрос, — сказал Павлов, уступая ему дорогу.

Не разворачиваясь, Картье остановился в коридоре, спиной к моему брату и низко склонив голову.

— Что бы там ни было, — сказал он угрюмо, — я не собираюсь портить себе уикенд.

— Но, мистер Кар…

— В понедельник, Павлов. Потерпи ты пару дней хоть раз в жизни.

 

44

— Эх, надо было сказать ему, что нас преследует маньяк, — чуть позже сокрушался Павлов, в который уже раз. Похоже, он надеялся, что, повторяя это снова и снова, сможет изменить результат визита Картье. — Ни один домовладелец не бросит жильцов на произвол судьбы, зная, что те подвергаются риску. Он занялся бы этим, если б я только рассказал. Может, убил бы двух зайцев одним выстрелом и нам бы заодно починили горшок.

— Забившийся унитаз, может, и его проблема. — Слим протянул моему брату только что изготовленную самокрутку. Ну что ж, мудро, учитывая, что Павлов пребывал на взводе с момента ухода нашего домовладельца. — А вот престарелый транссексуал, скорее всего, проблема наша.

— Я по-прежнему считаю, что это отвратительно. — Мой брат прервался, чтобы сделать первую затяжку, которая, к счастью, успокоила его и заставила умолкнуть. Мы снова сгрудились в пределах «белого пятна» на лестничной площадке, где проводили теперь столько времени, что устилавший ее ковер уже, пожалуй, требовал чистки, из-за нападавшего на него пепла в основном. Хотя ковер нам не принадлежал, а почтения к дому в последнее время в нас заметно поубавилось.

Парни преклонили колена по обе стороны от меня, и втроем мы уставились в стоящий перед нами ноутбук. Загрузился сайт complicity, и я с радостью увидела, что веб-камеры демонстрируют отсутствие жильцов в доме. Даже если внимательный зритель, подмечающий все детали, углядел бы всплывший к потолку завиток дыма, то при всей своей наблюдательности не разглядел бы сам косяк, который мы передавали друг другу за пределами видимости камер. Слим частенько их сворачивал — особенно с той поры, как мы подбросили Картье свои гостинцы. Здесь, в доме, травка помогала разрядить ситуацию. Размывала барьеры, так сказать. Для внешнего мира мы оставались невидимы в своем убежище до тех пор, пока говорили вполголоса. Я забрала косячок у брата, который словно окаменел, сжимая его в пальцах.

— Как вы думаете, чем он занимается, оставшись в одиночестве? — размышляла я вслух. — По словам Картье, он весь — сплошные дела и заботы, никаких развлечений, но ведь люди выкладывают денежки, чтобы посмотреть, как он сидит за своим компьютером.

— А какая нам разница? — переспросил Слим. — Проведя немало времени по эту сторону веб-камеры, я не горю желанием развернуть ее и понаблюдать за кем-нибудь еще.

— Ладно тебе, — сказала я. — Было бы здорово облить его грязью.

— Он зарабатывает для нас деньги, — напомнил Слим. — Может, и не бог весть какие, но я, по крайней мере, опять сплю по ночам. Не хочу присоединяться к почтенной публике. Зачем? Чтобы мне потом снились кошмары? Предоставь это им, Циско. В конце концов, они платят за эту привилегию.

— Но он практически попросил нас заняться любовью в прямом эфире! — возмутилась я, отчего мой брат стряхнул с себя оцепенение. — Может, нам лучше уехать куда глаза глядят, пока это еще возможно?

Я ляпнула не подумав, но явно выразила общий настрой, и все вздрогнули, пусть даже звон, который мы одновременно услыхали, всего лишь сопровождал новое сообщение, прибывшее по электронной почте. Автоматически зажегся «зеленый свет» от getcartier. наш мучитель включил компьютер. Это был сигнал — пора втиснуться в привычную роль, выйти на сцену и зажить прежней жизнью. К этому времени ребята уже натренировались действовать по этой подсказке. Слим направился в гостиную, где возобновил свои отношения с Мисти Вентурой, тогда как Павлов удалился в спальню и занялся глажкой. Что делала я? Просто импровизировала. Четко выписанной роли у меня не было. Я приноравливалась к остальным игрокам пьесы, но прямо сейчас не желала вписываться никуда, кроме этого участка ковра. Так и коротала время, сидя в «белом пятне» в компании с наполовину выкуренным косяком и ноутбуком, подключенным к библиотеке Картье. Я была именно там, где мне хотелось сейчас быть. Парням оно, может, и до лампочки, но я не могла побороть любопытство. И что же я увидела через орлиный глаз? Слегка искаженный вид на Фрэнка перед монитором; угол обзора показывал происходящее на экране. Ничего сверхъестественного, но для меня — более чем достаточно. Наш домовладелец устроился в кресле, и я решила, что он едва вошел домой: похоже, ему только сейчас пришло в голову стряхнуть с плеч пальто.

— Здрасьте, мистер Картье!

Когда тот принялся стучать по клавиатуре, я приготовилась к любым неожиданностям, но все же дрогнула, когда на его мониторе возникла страничка с приветствием второго сайта. По крайней мере, подумалось мне, на этот раз мы с ним поменялись местами.

— Входя, не забудьте вытереть ноги, — сказала я и немного дальше откинула крышку ноутбука, чтобы обеспечить себе комфортабельный просмотр.

Кажется, впервые я смотрела на Картье, а тот не сверлил меня глазами в ответ, отчего взгляд нашего домовладельца отчасти утратил внутреннее напряжение. Фрэнк сделался чуточку менее внушительным. Но, с другой стороны, выражение его лица обрело новую жесткость: Картье щелкал по клавиатуре, бормоча что-то похожее на ругательства.

— В чем дело? — По монитору было видно, что он сейчас с нами в самом прямом смысле, движется при помощи камер вниз, на кухню. — Чего же ты ищешь?

Еще щелчок, и Фрэнк вошел в гостиную. Теперь на его экране был виден Слим, сидящий по-турецки на диване с джойпадом на коленях и с выражением предельной сосредоточенности на лице. Мне показалось, наш домовладелец захочет остаться там, побыть какое-то время со Слимом или, поменяв угол зрения, проследить за успехами Мисти, но Картье снова вышел и бросился вверх по лестнице. Я видела, как он перещелкивает картинку с одной лестничной камеры на другую, и, клянусь, сквозь меня словно прошел призрак. Следующей остановкой стала спальня Павлова. Вскользь глянув, как мой брат отпаривает носки, Картье быстро удалился. Когда же он проник во вторую спальню, я похолодела. Фрэнк медлил в пустой комнате, не спеша разглядывая детали обстановки. Брошенные трусы. Смятая салфетка со следами губной помады. Углубление в моей подушке на кровати. Увидев, как близко он придвинулся к экрану, я с отвращением отпрянула.

Этот урод явился за мною.

Нет, это не просто невинный бизнес; когда Фрэнк заглянул в окно чата внутри бельевого шкафчика, я поняла все. Это не только удовольствие. Наш домовладелец загребал наличные, а заодно получал наслаждение от понаставленных тут камер. Только чтобы убедиться в этом окончательно, я раздавила окурок и по очереди навестила парней. Сперва поговорила с Павловым (просто пару слов шепотом на ухо), а затем спустилась в гостиную, отыскала Слима и шепнула ему ту же просьбу. Слим поступил именно так, как я и просила. Когда он оставил меня сидеть на диване в одиночестве и присоединился к Павлову на «белом пятне», мне оставалось лишь догадываться, где бродит теперь Картье. Я подозревала, что он незримо кружит надо мной, и поставила свой эксперимент только для того, чтобы выяснить это наверняка. Чувствовала себя наживкой на крючке: сижу тут на диване, а два азартных рыболова следят за нашим домовладельцем с экрана ноутбука. Джойпад так и просился мне в руки, но едва ли Слим похвалил бы меня за попытку вмешаться в его игру на этой стадии. Как он и рассказывал, сама Мисти тяжко дышала, стоя где-то у полосы прибоя. Виртуальное солнце парило над горизонтом, пронизывая воду своими лучами. Я смотрела на этот искусственный пейзаж и жалела о том, что не могу как-нибудь исхитриться и присоединиться к ней, перебраться из этого мира в другой. Жалеть пришлось недолго: в дверях показался Павлов с сжатыми в бескровную линию губами, явившийся, чтобы позвать меня наверх.

— Ты не ошиблась, — шепнул Слим, когда мы присоединились к нему за ноутбуком. — Картье обшарил тебя с ног до головы, а потом полез под диван — в чат, чтобы поделиться увиденным.

— Почитала бы ты его комментарии, — промолвил мой брат. — Впрочем, лучше поверь на слово, перед нами вуайерист самого низкого пошиба.

На экране Картье без устали щелкал по клавишам. Он перебирал камеры на лестничной площадке, кружа над нами, как виртуальный стервятник, удивляясь, должно быть, куда это мы запропали. Заметив в кадре краешек своей макушки, я тут же пригнулась, тихонько ругаясь под нос, но вовсе не потому, что волосы уже отросли и их пора было снова покрасить.

— Ну, хватит! Пора прикрывать лавочку.

— Циско права, — поежился рядом мой брат. — В жизни еще не чувствовал такой клаустрофобии. Едва только он выйдет с нашего сайта, надо уносить ноги.

В это время Картье, похоже, оставил поиски непонятно куда пропавших жильцов и щелкнул на камеру, размещенную в уборной. Выбранный им кадр выглядел тошнотворно; меня и вправду замутило при мысли, что люди могли наблюдать за нами с этой выигрышной позиции.

— Прилив, — заметил Слим. — Смотрите-ка.

И верно, вода стояла в опасной близи от бортиков. Я подумала, что Павлов сейчас взорвется. Но мы сделали это вместе — не потому, конечно, что унитаз грозил протечкой, но потому, что Картье нырнул в него, переключив браузер на камеру, в которую мы сами никогда не заглядывали. Мы даже не подозревали о ее существовании: она расположилась за двойным изгибом трубы, просто невероятно. На веб-сайте, где ничто не свято, в мире, где каждая песчинка становилась предметом ажиотажа, этот козел вмонтировал камеру в канализационную трубу!

— Матерь божья! — сдавив щеки ладонями, я тупо взирала на откровение, явленное мне с монитора Картье.

Картинка напоминала кадры, сделанные шарящим по морскому дну глубоководным батискафом; она приходила из таких глубин, что оператору приходилось управлять съемками с поверхности. Камера казалась мне каким-то зондом, поскольку сквозь мглу еле пробивался желтоватый свет — слишком слабый, чтобы можно было различить хоть что-то, кроме взвешенных в воде частиц. Развернув кресло к шкафу рядом со столом, Фрэнк вытащил из бара бутылку шотландского виски. Я не винила его за внезапно возникшую потребность промочить горло. Жаль только, что уйдя за стаканом, он пропустил тот момент, когда луч света в канализации вдвое ослабил свою пропускную способность и сделался из желтого серебристо-зеленым.

— Вы это видели? — Я прикрывала рот рукой, что объяснялось необходимостью говорить шепотом и внезапно нахлынувшей слабостью. — Там, внизу, что-то шевелится.

— Чем бы оно ни было, — сказал Павлов, — я сейчас закричу.

— Это экскремент? — Слим склонился чуть ниже, когда еще одно тело неясной формы, скользя, пробуравило свет. — Как я понимаю, выставочный экземпляр.

— Не меньше фута, — вздрогнула я. — Монстр какой-то.

— Еще не легче, — проговорил мой брат, уже с ноткой ужаса в голосе. — Эта штука движется против течения.

Все втроем мы придвинулись к ноутбуку, словно тот высасывал из дома воздух в надежде вытащить нас отсюда прямо на экран монитора Картье. На фоне зыбкой мглы перед нами вдруг возник любопытный глаз на стебельке. Многократно увеличенный, он хитровато взирал на нас, отчего мы со Слимом повернулись к Павлову, который, в свою очередь, воздел очи к небесам и тихонько пропищал голоском потерявшегося котенка:

— Морские Девы!

Чем занималась эта зверушка? Дурачила Фрэнка? Играла в жмурки-пряталки с нашим домовладельцем, отошедшим налить себе стаканчик? Похоже, именно так: зверюга отпрянула от линзы, чтобы сплавать за друзьями. Это длилось секунду или две — мельтешащий в кадре косяк раздутых мутантов, бросившихся врассыпную за миг до того, как Картье вернулся за клавиатуру. Я была ошарашена. Затуманенный травкой, мой мозг все еще пытался выжать какой-то смысл из увиденного. Молчание здесь отнюдь не помогало, и поэтому я заполнила паузу первым что пришло на ум:

— В инструкции сказано: они игривые.

— В инструкции много еще чего говорилось. — Слим бросил сердитый взгляд на моего брата. — Но я не думаю, что там затрагивался вопрос, что происходит, если бросить им сразу всю питательную смесь для роста и смыть после этого в унитаз!

— Давайте убираться отсюда, — сказал Павлов, уже преступивший, судя по голосу, грань безумия. — Если в доме отсутствует санитария, в нем отсутствую и я.

— Погоди! — Слим предупреждающе поднял указательный палец и опустил его, тыча в ноутбук. Картье только что выключил монитор и забирал свой плащ со спинки кресла. — Этот ублюдок еще не расплатился с нами.

Наш домовладелец сделал то, что так отчаянно хотелось сделать мне: опрокинув в себя стакан виски, он вышел из кадра. Мы втроем остались торчать в глазу орла, наблюдая, как Фрэнк покидает библиотеку.

— Дуй в гризли, — поторопил мой брат Слима, уже не скрывая возбуждения. — Он пошел в соседнюю комнату. Давай сюда мишку. Дай мне этого долбаного медведя!

Слим пробарабанил по клавишам, и картинка на экране переключилась на вторую камеру. Мы словно оказались внутри пещеры, таков был обзор из медвежьей глотки. Сквозь пространство меж челюстей мы видели зеркало на дальнем конце комнаты, а в нем — самих себя. Хищник, выпрямившись во весь рост, стоял на задних лапах, высоко задрав обе передние. Зрелище можно было бы назвать путающим, если бы Картье не приспособил медвежьи когти под вешалку для курток.

— Вот и он, — сказал Слим, когда в кадре появился Фрэнк и приблизился к веб-камере вплотную. Он явно вешал пальто на медвежью лапу, но между клыками были видны лишь отдельные фрагменты происходящего: румяная щека, капустная кочерыжка уха, еще что-то, уже ни на что не похожее — это Картье обернулся к зеркалу.

— Это похуже Морских Дев, — сказал Слим. — От всей души надеюсь, он сделает сейчас что-нибудь действительно постыдное.

— Сколько народу сейчас это смотрит, как ты считаешь?

Слим повернулся к Павлову:

— Вполне достаточно и того, что мы трое это увидим.

— Только если Картье не дает своих представлений нагишом, — предостерег мой брат. — Все что угодно, только не это.

Фрэнк, однако, кажется, не собирался делать ничего неприглядного. Впрочем, то, что он извлек из кармана пиджака, потребовало от нас самого пристального внимания. Стоя спиною к нам, Картье потряс бицепсами, а затем принялся боксировать со своим отражением — видно, он считал себя непобедимым тяжеловесом. Маленькая косичка подпрыгивала вверх-вниз, когда Фрэнк перескакивал с одной ноги на другую.

— Если бы я только мог заставить медведя двигаться, — сказал Слим, — я шагнул бы вперед и дал бы Картье пинка под зад.

— Не спеши с выводами, — не отрываясь от экрана, сказала я. — Погляди лучше, что зажато у него в кулаках.

Слим с моим братом приникли чуть ближе к экрану, и я терпеливо ждала, когда же они заметят то, что я уже успела углядеть. У Фрэнка там был вовсе не столбик монет — старый трюк ведущих нечестную игру боксеров. Сумма была более значительной, и выражалась она в бумажных банкнотах: по меньшей мере пара тысяч фунтов в каждой горсти. Ничего другого о спортивных достижениях Картье я сейчас и знать не желала.

— Гляньте-ка, — взлетел вверх по гамме голос Павлова. — Глядите!

— Сегодня пятница, — тихонько присвистнул Слим. — День выплаты арендной платы.

— За что? — переспросила я. — За недвижимость внутри Сети или вне ее?

— В любом случае, — заметил мой брат, — надеюсь, он тщательно моет руки.

— Такую грязь не так-то просто отмыть, — возразила я. — Если только она ведет происхождение от camplicity.com.

Фрэнк нанес отражению прямой удар, потом хук, а затем, танцуя, развернулся прочь от зеркала, словно был теперь готов поквитаться с медведем.

— Господи Иисусе, скорее выбирайся из глотки!

— Не двигайся! — Слим ухватил моего брата за запястье, не давая тому вскочить и убежать. — Даже не дыши.

Нас раскусили. Картье узнал о существовании камер. Должен был узнать, не так ли? Вот он приближается к гризли с двумя пачками банкнот и таким выражением на лице, словно сейчас свалит медведя одним точным ударом. Затем, как я и боялась, Фрэнк потянулся вперед, но его пальцы не нащупали нас в медвежьем горле. Они нырнули ниже. Куда-то в район медвежьих кишок, решила я. Судя по тому, как картинка закачалась вверх-вниз, наш домовладелец проявлял при этом явную агрессию.

— Чем он занят? — шепнул Слим, но нужды повторять вопрос у него не возникло. Шагнув в сторону, Фрэнк Картье принялся рыться в кармане своего пальто. В зеркале напротив отразилась вся картина целиком: гризли с развороченным нутром, расстегнутая застежка-молния на брюхе открывает зияющую пустоту, заполненную необычной набивкой. Аккуратно перевязанные пачки — точно такие же, как и те две, что Картье только что прибавил к остальным.

— Вот это, — произнесла я, когда наш домовладелец вернулся, чтобы добавить в медвежье тулово очередной кирпичик, — как раз и называется «Денежный залп».

 

45

На следующий день мы стояли на морском берегу. Воду пронизывало лучами низко висящее солнце, я повернулась к Слиму со словами:

— Подобные вещи в реальной жизни всегда выглядят гораздо лучше, правда?

— Не уверен. — Слим отшвырнул горсть песка, поддев ее носком ботинка. — С удовольствием посидел бы сейчас на диване.

Мы нарядились соответственно случаю. На Слиме черная водолазка и военного образца брюки, через плечо переброшен моток веревки, а подвернутый вязаный подшлемник открывает уши. Для ограбления банка маска была чересчур, а в прошлый раз для выполнения задачи идеально подошел костюм разносчика пиццы. Теперь я не встревала со своими советами: все что угодно, лишь бы наряд придавал Слиму уверенности в успехе предприятия. Мой бойфренд напоминал сейчас несколько поизносившегося мужика из роликов «Милк трэй» , но вряд ли он встретит знакомых. По крайней мере, мы на это надеялись.

— Соберись, — ободряюще сказала я. — Если мы провернем это дельце, будешь купаться в роскоши и наслаждаться комфортом до конца своих дней.

Тут зазвонил мой мобильный; он пищал каждые тридцать минут, начиная с того момента, как мы нарисовались на пляже под особняком Картье. Мы добрались сюда в самом начале первого. Бросили «жука» в отдалении на прибрежном шоссе и весь день провели в ожидании сигнала к началу штурма. Напряженное, томительное ожидание: мы наблюдали, как неторопливо плывет по небу солнце, как набирают силу морские ветра.

— Говори, Павлов, — бросила я в трубку. — Что происходит в доме?

— Без перемен, — сказал он. — Свинья в загоне.

Я вздохнула, зажала рукой микрофон и передала сообщение Слиму.

— Фрэнк еще дома, — сказала я. — Это ты посоветовал моему брату так идиотски изъясняться?

— Возможно, — подтвердил он с глуповатым выражением на лице. — Так ведь обычно и делается, верно?

Я высказалась в том смысле, что некоторые смотрели слишком много второсортных боевиков, после чего вернулась к Павлову и объявила тому, что больше ждать мы не можем.

— Надо действовать до наступления ночи. Нельзя пропустить закат, и вдобавок я не хочу промокнуть, если соберется гроза. Сегодня утром я вымыла волосы.

Недолгое молчание на линии, а затем ответ:

— Значит, ты хочешь, чтобы я покормил свинью?

— Чего?

— Как мы и обсуждали. Я готов наполнить кормушку. Дай сигнал, и я это сделаю.

— Павлов, — сказала я, помолчав, — просто включи запись, хорошо?

— Так точно. Код один-ноль-четыре.

— Ох, да скажи, ради бога, почему нельзя просто ответить «да»?

— Смотрела «Смоки и бандит»? Там именно так сообщали о конце сеанса связи.

— Забудь ты про фильмы, — разозлилась я. — Мы сейчас не в кино. И общепринятые правила здесь не в счет.

— Вас понял, перехожу на прием.

— Братишка, заткнись и поставь чертову запись. Мы со Слимом готовы начать восхождение.

— Удачи вам, ребята! Действуйте! — сказал Павлов, словно это я, а не он, напрасно теряла время.

Выключив телефон, я задернула молнию на пуховике без рукавов, но с похожим на ошейник воротником. Подарок от цветочника, у которого я недавно гостила: Добряк Уильям держал целый ворох таких, просто на всякий случай. Вселяясь к нему на недельку, я оставила чемоданы дома, и пуховик стал одним из множества бескорыстных подарков Вилли, отвергнуть которые я побоялась. Сейчас он очень мне пригодился.

Отвернувшись от воды, Слим оценивал отвесный обрыв перед нами. То, что некогда было меловой стеной, со временем превратилось в изрытую бухточку со скалистыми вкраплениями, сдерживавшими булыжники. На затянутом сетью, во избежание дальнейшей эрозии почвы, склоне зелеными пятнами выделялись островки диких трав и утесника. Ближе к вершине из скалы выдавался ряд стальных свай. Работа по укреплению грунта, не более того, но из-за частокола усадьба делалась похожей на крепость. Даже свесившийся через край плющ казался живой изгородью. Слим снял с плеча веревку. На мой взгляд, виновата была перспектива: мне лично склон вовсе не казался таким уж трудным для восхождения. Мы, вероятно, могли бы просто забраться туда пешком, но я решила промолчать. Слиму явно не терпелось принять на себя командование, и мне не хотелось портить ему этот момент. Будем надеяться, что если он отправится наверх первым, то желание верховодить рассеется у него прежде, чем мы оба попадем в настоящую беду.

— Уверена, что не хочешь просто подождать меня здесь? — спросил Слим. — Подняться будет непросто.

— Обо мне не беспокойся. — Оглянувшись на морскую гладь, я заметила первые полосы похожих на жадные пальцы туч, протянувшиеся к горизонту из-за небесных кулис. — Главное попасть внутрь, пока не ливануло.

Зайти. И выйти. Правда теперь задача стала более рискованной, но зато обещала в случае успеха серьезные перемены. Долгих объяснений не потребовалось. Ребята и сами понимали: после всего, через что протащил нас Фрэнк Картье, мы уже не могли успокоиться на том, чтобы попросту уравнять счет. Пусть мы и поквитались, подключив его дом к скрытой веб-камере, это никак не могло нанести Картье серьезный финансовый урон. Слишком уж крупную сумму он припрятал на наших глазах. Выбравшись из медвежьей глотки прошлой ночью, мы сочли разумным взять с него еще и набежавшие проценты. Разумеется, это потребовало от нас троих недюжинной дальновидности и тщательного планирования, а с моей стороны — еще и дополнительных жертв, но об этом потом. Я даже попросила Корал объяснить, как нам перекрыть доступ на getcartier для сторонних наблюдателей. Никто не увидит, как мы потрошим гризли, извлекая золотую набивку из чучела, а самое главное — не останется никаких свидетельств нашего визита. Отныне вещание из дома Картье было ограничено. Картинка из усадьбы не шла дальше ноутбука на Коламбия-роуд, а следящий за нею Павлов получил четкие инструкции регулярно выходить на связь с отчетом о местонахождении нашего домовладельца.

Следуя за Слимом, одолевающим теперь булыжники у подножия кручи, я гадала, далеко ли зашли бы парни в своих попытках уязвить Фрэнка в незащищенное место, не будь меня рядом. Скорее всего, до колокольчика над дверью. Не дальше. Я прекрасно изучила образ мыслей людей, с которыми мне приходится иметь дело.

Составляя план, мы, конечно же, спорили до хрипоты, но в итоге и Слим, и мой брат согласились: к усадьбе следует подбираться со стороны моря. Надо отыскать слабое звено в обороне и войти именно там. Я знала точно: даже если нам придется разбить окно, наш домовладелец не услышит звона. Слишком уж хорош был приготовленный нами отвлекающий маневр, чтобы отвлечь его хоть на миг. Не хуже призового фонда, доступ к которому открывала для нас эта уловка. И сейчас, взбираясь по откосу к особняку Картье, я знала точно, где сейчас находится наш домовладелец: сидит в библиотеке, смотрит трансляцию с complicity. Камеры внутри орла и медведя подтвердили, что Фрэнк подключился к нашему сайту, стоило только солнцу взойти, и покидал монитор для того лишь, чтобы найти что-нибудь пожевать, выпить или прочесть. По последним сообщениям от Павлова, он так и не вылез еще из своего шелкового халата. Похоже, Фрэнк Картье влачил свою жизнь у компьютерного экрана, чтобы не пропустить в чужих ни единой интересной детали.

Картье не подозревал об одном: мы со Слимом и с Павловым провели всю ночь за подготовкой к рассвету этого нового дня. У меня имелись все причины опасаться, что в случае нашего промедления кто-то добрался бы до особняка раньше нас. Кто знает, сколько человек видело, как Фрэнк набивал пачками наличных своего мишку? Сколько воришек слоняется в киберпространстве? И для каждого это зрелище могло послужить приглашением к действию. Вот почему мы все обдумали, пока мир снаружи крепко спал. И даже отсняли небольшой видеоролик, который Корал — новая подружка Павлова — должна была скормить серверу, как некую гарантию того, что задница Картье не оторвется от кресла, пока мы воруем у него денежки. Идея принадлежала самой Корал: записать сцену, которая одурачит Фрэнка, заставив думать, будто я сижу дома, наслаждаясь минуткой полного одиночества. Я изъявила согласие выступить и запечатлеть свое выступление только при том условии, что дверь спальни будет заперта, а занавески задернуты. Ясное дело, я не могла остаться одна в присутствии цифровой камеры. Благодаря подлой выходке нашего домовладельца, в комнате вместе со мной мог оказаться кто угодно. Все, кроме самого Картье: я не начала позировать, пока в окошке getcartier не погас последний огонек, и для меня имело значение только это.

— Те кадры, что ты отсняла в спальне, — возглавлявший нашу процессию вверх по откосу Слим замер как раз надо мной, — смогу ли я когда-нибудь их увидеть?

— Нет, это закрытый сеанс, — сказала я. — Только для Фрэнка.

Уклон становился все круче, и мы опустились на четвереньки, пытаясь нащупать точку опоры в меловых отложениях. Вся сложность была в том, чтобы не отвлекаться ни на минуту. Подъем требовал самого пристального изучения каждого кусочка породы под нашими ногами. Мы подвергли себя очень даже реальному испытанию — и не только благодаря нехватке сна и неослабевающему (в силу целого ряда причин) внутреннему напряжению. Нас изрядно тяготила и сама миссия. Мы со Слимом, казалось, перешли уже всякие границы, предпринимая третью по счету экскурсию в мир преступности. Только еще раз посетив этот чуждый для меня мир, мы смогли бы вернуться к нормальной жизни.

Сверху до меня доносилось тяжелое сопение Слима, с ворчанием преодолевавшего залежи расшатавшихся камней.

— Может, хоть на словах опишешь самые интересные моменты? — послышалось затем. — В частности, «гвоздь» программы.

— Запись должна отвлекать Картье, а не тебя! — Я пыталась догнать Слима, но летящая в лицо меловая крошка была неумолима. — Она дает нам тридцать минут форы. Всего лишь полчаса мы можем рассчитывать на то, что он не выйдет из библиотеки. Так что ползи дальше, и желательно молча.

Может, я была не права, мои нервы действительно пошаливали, но эта гневная отповедь точно совпала с моментом, когда Слим утратил опору под ногами. Вот носок его ботинка нащупывает обнажение прочного камня, а всего через миг я едва успеваю заслонить лицо под душем запрыгавших вокруг обломков.

— Черт! — завопили мы на два голоса. Лишь когда ветер унес остатки пыли, я решилась вновь взглянуть вверх и выдохнула с облегчением: Слим все еще был там, балансируя на пучке травы. С небрежной улыбкой, между прочим.

— Кончай свои киношные трюки! — бросила я. — Мне уж померещилось, что теперь-то ты уж точно костей не соберешь.

— Даже ногу не подвернул, — фыркнул Слим, вслед за чем земля ушла из-под его ног.

 

46

Как подсказывает мне опыт, мужчины реагируют на травмы двояко: одни делают вид, что ничего не случилось, другие поднимают вопль до небес. И никаких нюансов и промежуточных вариантов. Если бы пострадавшим оказался мой брат, он наверняка тут же набрал бы номер Службы спасения. Я даже вообразила, как вертолет спасателей зависает рядом с нами, пилот оценивает ситуацию с воздуха, а его напарник вытаскивает мегафон и во всеуслышание разносит нас за напрасный вызов. Это непременно отвлекло бы Фрэнка Картье от его компьютера. К счастью, Слим относился к первому типу: подвернув лодыжку, он прикусил губу и заявил, что все в полном ажуре. Может, его гордость и провалилась сквозь землю, но все остальное просто-напросто съехало по склону на пару ярдов вниз. Впрочем, глядя на то, как он карабкается ко мне, я догадалась, что на сей раз без увечий не обошлось. Слим странно морщился всякий раз, вставая на левую ногу, отчего мне стало ясно, что командование операцией придется взять на себя.

— Давай сюда веревку. — Я вытянула руку, чтобы помочь Слиму подняться, но он упорно делал вид, что не слышит. — Брось, я же вижу, тебе больно. Позволь облегчить тебе жизнь.

— Ты хочешь привязать себя ко мне? — спросил он.

— Нет. Я хочу привязать тебя к себе.

— Полезешь первой?

— Положись на меня, — сказала я. — Ты же доверяешь мне, правда?

Солнце неуклонно меркло, и я чувствовала, что его подгоняет ненастье. Сумерки слишком быстро сгущались в непроглядную тьму, а ветер со свистом носился вокруг и уже успел разметать мои волосы по всему лицу. Заколку я прихватить, конечно, не догадалась. Слиму уже не было нужды таскать у меня резинки, так что пришлось импровизировать с его браслетом. Не без труда уложив волосы в «конский хвост», я привязала к себе Слима веревкой.

— Не хочу опять вспоминать виденные когда-то фильмы, — проговорил он, раскидывая руки в стороны, пока я билась над узлом, — но разве мы не должны привязаться к чему-то прочному?

— Ага! — Я запрокинула лицо. — Вот, значит, как это делается в кино?

Слим подтвердил, что в «Скалолазе» Слай Сталлоне никогда не ползал по горам, не привязавшись сперва к дружку или к подружке. Не важно, к кому, но этот кто-то непременно пристегивался к скале специальным канатом.

— Ты прав, — согласилась я, оглядывая затянутую на его пояснице веревку. — Но где они его брали?

Слим пожал плечами.

— Специальное альпинистское снаряжение, кажется. Главное, это очень эффектно выглядит на пленке. Демонстрирует духовную связь персонажей.

Я натянула веревку, потуже затягивая узел, а тот расползся вовсе. Мы со Слимом посмотрели друг на друга и расплылись в одинаковых улыбках. Я подобрала веревку и швырнула вниз, не чувствуя необходимости что-либо объяснять. Пора заняться делом. Безо всяких выкрутасов.

— За мной, — сказала я и возобновила восхождение. — Рискнем наплевать на общепринятые правила.

Слим выбрал для операции большие грубые ботинки, но моя обувь, как выяснилось, лучше подходила для лазания. Мягкая кожа, гибкие подошвы и твердая опора голени отлично послужили мне, пока я подбиралась к фундаменту. Да и остальной мой костюм тоже оказался более чем уместен. Джинсы стали бы натирать во время такого подъема, а любая куртка сковала бы движения ничуть не хуже короткого жилета с плеча Вилли. Без него мне сделалось по-настоящему прохладно, зато, выбравшись из пуховика, я смогла отыскать подходящий промежуток в стальных прутьях и протиснуться туда. Самое время отдышаться: вбитые в грунт сваи образовывали платформу, на которой можно было стоять. Это дало мне шанс заняться поклажей — при мне была сумка на лямке, которую я забросила теперь за спину. Надо сказать, она сделалась гораздо удобнее, когда внутри нее оказался туго свернутый пуховик, — весила ровно столько, сколько нужно. Лишь поправив лямку на плече, я заметила, что Слим и не думает выбираться. Что могло его задержать? Я опустила взгляд под его широко расставленные ноги (может, нужно помочь?) и обнаружила, что он не двинулся с места.

— В чем дело теперь? — На меня смотрело перевернутое лицо, исполненное восторга и благоговения. На миг я испугалась за свои шорты: не появилась ли в них дыра? Я позвала Слима по имени, пришлось даже пощелкать пальцами, чтобы тот вернулся из своих мечтаний. — Ты, часом, не впал в ступор?

— Ни боже мой! — Подобравшись ближе, Слим поднес лицо к прутьям и схватился за них обеими руками, как заключенный в камере. — Если только ты не захватила другой бюстгальтер…

— Слим, — оборвала я его, — у тебя явный шок.

— Шок? — переспросил он. — Да, я убит наповал.

Слима явно распирало желание высказаться, но я не дала ему такой возможности.

— Да, тебе едва удалось выжить, — согласилась я, — но сейчас не время искать сочувствия у окружающих. Постарайся сосредоточиться на нашей задаче и подтягивайся сюда.

Пляж внизу казался отсюда совсем узкой лентой. Заливчик в форме раковины морского гребешка. И того же цвета — теперь, когда тучи, сжимая кольцо, стали наливаться синевой. К тому времени, как Слим выбрался на сваи, мне уже не терпелось завершить восхождение. Оставалось совсем немного — я уже могла дотянуться до плюща, свисавшего с вершины. Проблема заключалась в том, что он сильно разросся и нависал теперь над нами. Я как раз выискивала наиболее подходящую тропинку наверх, когда мой телефон опять заблеял. Я отстегнула его от пояса.

— Говори, брат.

— Записи осталось еще на пятнадцать минут, — с надрывом сказал Павлов. — Вы уже внутри?

— Особняка?

— «Загон» звучал гораздо лучше, но будем называть его особняком, если так нужно.

Покосившись на Слима, я поймала на себе очень странный взгляд.

— Прекрати же! — прошипела я, на миг отвлекшись от звонка.

— Твоя запись сработала, как мы и надеялись, — продолжал Павлов. — Картье настолько углублен в просмотр, что я даже не уверен, дышит ли он. Сообразив, зачем ты заперлась в спальне, он нацедил себе еще стаканчик виски и устроился более чем удобно.

— А ты сам? Тебе видно, чем я занимаюсь, на его мониторе?

— Я сознательно ограничил свой обзор другой секцией экрана. И знать не желаю, что способно ввергнуть его в такой ступор. Что бы ты ни вытворяла, я уничтожу запись, как только она кончится.

Я поглядела на Слима. К счастью, он оглядывал последние метры подъема, а не меня.

— Довольно скоро мы окажемся в доме, — сказала я Павлову. — Позвони, если Фрэнку вдруг вздумается прогуляться.

— Даже если он просто моргнет, я дам знать.

— Мы на тебя полагаемся, — сказала я. — Никаких перерывов на посещение туалета, слышишь?

— Вас понял, — слишком поспешно произнес Павлов. Я почувствовала, как душа уходит в пятки, прежде чем он заговорил снова. — Не делайте ничего радикального в ближайшие шестьдесят секунд, хорошо? Я сейчас вернусь.

Я защелкнула телефон, прикидывая, сумеет ли мой брат управиться с молочной бутылкой, а затем вновь уставилась на кромку обрыва над головой.

— Что теперь? — с долей обреченности спросил Слим.

Глядя на его развернутый к небу профиль, я поняла, что единственный возможный путь — подъем наверх.

— Вставай на колени, — сказала я. — Похоже, я смогу дотянуться, если влезу к тебе на плечи.

— Прямо в ботинках? — Слим, кажется, вновь приободрился.

— Потом я подам руку и вытяну тебя наверх. Сейчас нет времени выяснять, кто из нас главный.

— Так точно, мэм! — Слим опустился на колено и склонил голову, готовясь принять мой вес, откровенно говоря, слегка избыточный. С колотящимся в груди сердцем я встала ему на плечи и преодолела последний отрезок скалы.

— А теперь медленно и осторожно, — сказала я, — давай поднимайся.

Я потянулась к листве, радуясь опоре: выпрямляясь, Слим ухватил меня за лодыжки. Внезапно ветер показался мне чуть сильнее прежнего, а привкус соли — чуть гуще. Где-то над головой вопили чайки. Все хотели меня отвлечь, но я не поддалась на эту провокацию. И добилась успеха. Уцепилась сначала одной рукой, а потом перехватила другой, чуть подальше, поймала крепкую с виду плеть плюща и оторвалась от плеч Слима. Повисла (кажется, едва ли не горизонтально), а потом, подтянувшись, выбралась из пустоты на козырек обрыва.

Слим выкрикивал мое имя, но я не слышала. Я вдруг оказалась в полном одиночестве. Наудачу потянулась вперед, затем еще дальше, и листва расступилась, открывая придвинувшуюся чуть ли не вплотную стену особняка. Дом величаво стоял над оползающим обрывом, держался до последнего. Как и я сама. При этой мысли я хихикнула, чувствуя абсурдность ситуации и собственную бесплотность. Странное такое ощущение: оно возникает, когда приходится вытягивать себя из бассейна, а усталость такая, что ты готова со счастливой улыбкой выпустить из пальцев поручни и утонуть. Лежа животом на кромке обрыва, я сделала последний рывок вперед, уперев под себя локти и зарыв пальцы глубоко в почву. Рискнула осторожно перенести вес на простертые вперед ладони и потерпела неудачу: край обрыва осыпался вниз, а я вдруг начала отчаянно хвататься за летящий мимо ветерок. Дом, кажется, высоко подпрыгнул; плющ с некоторым опозданием затрещал внизу. Я услышала, как воздух покидает мои легкие, а Слим истошно орет снизу: «Циско!»

И тогда все замерло, качнувшись напоследок. Где-то внизу прекратили барабанить осыпавшиеся камни. Слим тоже умолк, не оставив никакого музыкального фона, кроме мягкого шума набегавших на берег волн. Приоткрыв глаза, я обнаружила, что сжимаю в руке побег плюща — побег, чьи увядшие желтые листья медленно сглаживались, проходя сквозь кулак.

— Слим? — выдохнула я. — Плохо дело. Я сейчас упаду.

— Ты не упадешь, — не задумываясь, возразил он. — Ну же, давай, Мисти. Ты сильная. Сосредоточься. У тебя все получится. Я знаю, ты сумеешь.

Моя рука, кажется, сжала ветку чуть крепче, и я с удивлением обнаружила, что еще не все силы на исходе. Во мне напряглись мускулы, о существовании которых я даже не подозревала. Мне вдруг очень захотелось достичь вершины, тем более теперь, когда все встало на свои места.

— Как ты меня только что назвал?

— Циско, прямо над тобой торчит здоровенный старый прут. Протяни руку, и дело в шляпе. Он выдержит даже слона.

Проигнорировав двусмысленность последнего изречения, я повторила снова:

— Как вы меня сейчас назвали, мистер?

После короткой паузы нерешительный голос признал:

— «Мисти». Простая оговорка.

— Тогда скажи это еще разок, погромче! — Запрокинув голову, я сперва увидела быстро темнеющее небо, а затем и корень, о котором шла речь.

— Скажи это, Слим!

— Мисти? — переспросил он, словно пробуя слово на вкус.

— Еще раз!

— Ты хочешь, чтобы я называл тебя «Мисти»? — Именно это я и хотела услышать. Вот он, тот толчок, который был мне необходим, чтобы благополучно забраться наверх. Я выбросила к корню свободную руку. Я спешила выйти на следующий уровень, и перед лицом грозящей катастрофы мне в голову лезла разная забавная дребедень. Например: что, если это резкое движение оставит меня в чем мать родила?

— Давай, девочка! — подбадривал меня Слим. — Вот же он. Хватайся! Ты почти у цели. Ты схватила его. Вперед, Мисти!

Трава на вершине была влажной от росы. Лежа на своей сумке, я чувствовала, как травинки щекочут мне икры и шею. Смотрела, как грозовые облака сбиваются в одну большую кучу в полумраке вечернего неба, уже понимая, что моим волосам в любом случае суждено сегодня намокнуть. Столь тривиальная, казалось бы, мыслишка вернула ясность окружающему миру, и я поняла вдруг, что валяюсь прямо под окнами Картье. В любой момент в доме может вспыхнуть свет, и тогда все будет кончено. Усевшись, я уже приготовилась воззвать к Слиму, как тот, собственной персоной, показался из-за края обрыва. Обрушенный мною пласт земли лег ему под ноги ступеньками, а кусты изобразили перила на чертовом мосту. Слим выбрался наверх, прямо в мои объятия, такой теплый по сравнению с ветром и такой родной. Затем я отодвинулась и, с такой же ликующей улыбкой на лице, влепила ему зуботычину.

— Ты мне сейчас жизнь спас, — сказала я Слиму. — Но никогда больше не смей делать этого подобным образом!

 

47

Где-то в доме меня показывали на экране. Система видеонаблюдения, которая продемонстрировала бы владельцу, как мы со Слимом крадемся по периметру здания, тут не была предусмотрена, так что речь шла всего лишь о кадрах, снятых крупным планом в моей спальне. Я сделала запись ранее, экспромтом, чтобы доставить удовольствие нашему домовладельцу. Насколько мог судить Фрэнк, я сидела сейчас на краешке собственной кровати, снимая чулки. Он видел, как я выгибаю ногу, поджимаю пальцы, и хлоп — чулок снарядом летит куда-то в угол. Потом, скрестив на груди руки, я стягиваю с себя блузку и, оставшись в одном белье, встаю перед зеркалом, чтобы испробовать различные подходы: сперва немного надменности, затем легкий флирт и кокетство. Причиной тому, очевидно, размолвка с бойфрендом; девочка ищет позу как можно более привлекательную, чтобы напомнить самой себе, чего он, скорее всего, лишился. По крайней мере, я надеялась, что наш домовладелец именно так воспринимает сцену, разворачивающуюся у него на глазах. Потому что на самом деле я штурмую сейчас строительные леса вокруг его особняка совершенно другим манером.

— Как твоя нога? — обернулась я к Слиму, карабкавшемуся несколькими перекладинами ниже. Хоть я и закатила ему оплеуху (да такую, что вся щека расцвела), но по-прежнему беспокоилась о его здоровье и была озабочена его отставанием. В воздухе замельтешили дождевые капли: тучи все-таки настигли нас сзади.

— Выживу, — произнес наконец Слим. — Если только опять не перепутаю имена своих подружек.

Свой выбор я остановила на округлой стене, довершавшей основное крыло здания. За ней, по моим предположениям, должна была находиться винтовая лестница. Стоило только протиснуться сквозь одно из окон там, наверху, и мы получали доступ на любой этаж. Слим быстро согласился с моими выводами, и не в последнюю очередь потому, что ярусы досок и перила лесов делали подъем практически безопасным. Первые два окна, впрочем, оказались заколочены, а третье — заблокировано куском древесно-стружечной плиты. Оставалось только чердачное окошко на самой верхотуре.

— Взгляни, — сказала я, когда Слим, пыхтя, влез наверх и выпрямился у меня за спиной. — Оно уже разбито.

— Причем снаружи.

Слим был прав: осколки усеяли крышку стоявшего внутри ящика. Мы опасливо переглянулись. Проникнуть в чужой дом, словно взломщики, мы решились не от хорошей жизни, но теперь, более чем когда-либо, идея начинала казаться нам совсем уж скверной. Конечно же, мы не единственные знали, где старина Фрэнк прячет денежки: всякий, кто следил за трансляцией по getcartier, пока тот набивал медведя пачками наличных, разделял с нами это знание. Меня сейчас беспокоила одна мысль: какая-то часть нашей аудитории могла поддаться искушению действовать без промедления.

— Неужто опоздали? — ахнула я. Оставшиеся в раме стеклянные лезвия выглядели ужасно неровными.

— Не-а. — Ухватившись за один из стыков в лесах, Слим пошатал его немного. — Скорее всего, ковбои-строители случайно расколотили стекло. Никакого уважения к чужой собственности.

Я криво улыбнулась.

— Тогда у них есть нечто общее с владельцем дома.

Ногами вперед я проникла в оконце, попутно выбив остатки стекла. Поскорее бы уж завершить начатое. Едва оказавшись внутри, я нашарила в сумке заранее припасенный фонарь.

— Если мне позволено будет выразить свое мнение, — прокряхтел Слим, следуя по пятам за мною, — ты воплощаешь в себе все, о чем только может мечтать парень.

— Низкая лесть. — Я включила фонарь, и в глаза ему ударил сноп света. — Это делает меня твоей любимой подружкой или вторым персонажем игры?

— И то и другое, — ухмыльнулся Слим, прикрывая лицо.

Я перенесла луч фонаря на более интересные предметы. Теперь я уже знала своего бойфренда даже слишком хорошо и радовалась, что он способен скрывать нервозность. По крайней мере, сейчас это помогло мне обрести хладнокровие, что было довольно сложно теперь, когда мы проникли в особняк. Снаружи я боялась свалиться с кручи или со стены. Здесь чувство опасности порождалось неизвестностью, из-за чего становилось еще острее. Тут было темно, разбитое стекло дребезжало от сквозняка, и доски пола скрипели, как палуба старинного галеона.

Луч моего фонарика прорезал тьму, поочередно выхватывая морские сундуки, ящики из-под чая и складные пластиковые стулья. Здесь был свален хлам всех исторических эпох — чердак был забит им под самый потолок, и лишь в самом центре оставался узенький проход. Широкий взмах фонарем, и взгляду предстали оловянные кружки и персидские ковры, комод и даже компьютер «Коммодор». Название подсказал Слим. Он устремился к находке, чтобы рассмотреть ее вблизи, и мне даже пришлось напомнить ему, что мы не на барахолке.

— Но эту штуку продавали еще в восьмидесятые! — возмутился он, и вслед этим его словам над нашими головами громыхнуло. Начиналась гроза. — Это не просто антикварная вещь, это древний артефакт. Такие могут составить счастье подлинного коллекционера.

— Как и деньги, ждущие нас внизу, — прошипела я через весь чердак. — Первый посетитель обслуживается в первую очередь. Помнишь?

Лишний повод отвлечься, без которого вполне можно обойтись. А для Слима — еще один способ на время забыть о том, в какой шаткой ситуации мы оказались.

— Пошли! — сказала я. — Здесь нельзя просто нажать на «паузу». — Слим погладил компьютер с доброй улыбкой, приготовленной для домашнего питомца, которому предстоит усыпление, и снова пристроился за мной. Лучом света я хлестнула по своим часикам. В запасе еще минут десять в лучшем случае.

— Ты неправильно его держишь. — Слим подошел настолько близко, что задевал щекой мое плечо. — В отличие от обычных фонариков, этот сконструирован так, чтобы его держали над головой, понятно? Подними его повыше: всякий узнает, что у тебя есть вкус. Ты ведь имеешь дело с классическим дизайном. Важно, чтобы ты отдавала должное этому предмету, держа его правильно. — Я развернулась, подняла фонарь, как и было предложено, а затем легонько щелкнула Слима по лбу.

— Так пойдет? — спросила я. — Или стоит еще раз попробовать?

Слим молчал. У него даже не было возможности погладить пострадавшую бровь, потому что в этот миг еще чей-то явственно различимый голос позвал меня по имени. Где-то внизу, в этом доме, кто-то звал меня. Вот опять: «Циско!» — уже громче, и я поняла, что голос мужской. Я развернула луч на сто восемьдесят градусов, высветив чучело совы с переброшенной через него парой боксерских перчаток, и нашарила проход дальше.

— Картье, наверно, — выдохнул Слим. — Вот гад!

Теперь, зная, что в моей руке зажато оружие, я подняла фонарик, как научил Слим. В углу проход обрывался во тьму, скрывавшую что-то вроде винтовой лестницы.

— Пошли, — шепнула я и последовала за лучом.

— Что? Ты собираешься на это смотреть?

— Слим, у нас нет времени.

— Тебя вообще учили чему-нибудь в этом твоем колледже?

— Я не собираюсь погибнуть, Слим. Я специализировалась на ужастиках.

— Ты рвешься все исследовать в одиночку, что делает тебя потенциальной жертвой.

— Вот как? — спросила я. Видно, единственный способ привести Слима в чувство — это победить его в споре. — Только потому, что я женщина?

— Отчасти, — промямлил он.

Любопытно, о чем же он предпочел умолчать?

— А еще потому, что я курю траву и занимаюсь сексом?

Слим потупился, явно сознавая неуклюжесть своих доводов.

— Дрянные девчонки никогда не доживают в боевиках до финальной сцены, верно? Ты это имеешь в виду? Дурачась, они лезут куда не надо и получают по заслугам?

Взгляд Слима подтвердил, что я не ошиблась.

— В таком случае мне нечего бояться, — заявила я. — Завладев теперь вниманием Слима, я сунула луч фонарика ему под подбородок, торопясь закончить акт его пробуждения. — Во-первых, мы с тобой уже давненько не спим вместе, — напомнила я, — а во-вторых, я вовсе не ищу спасения от всех этих переживаний в травке. От нее безумие только усиливается. Можно сказать, я осознала старые ошибки, Слим, и от этого мои шансы на выживание резко возросли. Уяснил? Вот и хорошо. А теперь не отставай от меня.

Девушка, которая разбирается в хитросплетениях киносюжетов даже лучше, чем он сам? Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть Слима с небес на землю. В бытность свою студенткой, слушавшей лекции по данному предмету вполуха, я ни за что бы не подумала, что эти знания хоть как-то пригодятся мне в жизни. К счастью, я уже успела отождествить взывающий ко мне голос с конкретным лицом. Это был сам Слим. На компьютерном мониторе в библиотеке продолжалась трансляция отснятого накануне ролика. Теперь, когда я сообразила, какой фрагмент этой записи крутится сейчас внизу, во мне с новой силой вспыхнуло отвращение к ублюдку, наблюдающему за мною на экране. Я решила, что Фрэнк уже посмотрел первую часть, где я дурачусь у зеркала, примеряя различные одежды и позы, и теперь созерцает, как я голышом распростерлась на кровати. Исключительно ради него, но, по сути, ради нас всех. Когда там, дома, Слим принялся выкрикивать мое имя, призывая спуститься вниз, сюжет уже успел достичь своей кульминации. Эти призывы-то мы и слышали.

Мне стало окончательно ясно, о каком моменте записи идет речь, когда до меня донесся мой собственный голос. «Чего тебе?» — раздраженно крикнула я в ответ, раздосадованная помехой. В полном соответствии со сценарием, Слим напомнил мне, что уже через несколько минут нам нужно уходить из дома. Какая-то вечеринка, надо полагать: голос Слима доносился сквозь закрытую дверь спальни, и я не думаю, чтобы нашему зрителю было хоть какое-то дело до того, куда и зачем меня зовут. Если мы сыграли все, как надо, Картье могло заботить только одно: долго ли я буду подбирать себе наряд, который мне действительно нравится. Чтобы добиться нужного настроя, эту финальную сцену я даже сыграла под музыку, врубив систему.

— Кайли? — Слим тоже сообразил, что к чему, прислушавшись к долетевшей до чердака музыке. Он одобрительно кивнул. — Певица, чей голос, увы, недооценивают составители саундтреков.

Что бы он там ни говорил, музыка стала гениальным штрихом: теперь у нас появилась возможность определить точное местонахождение библиотеки. Где-то в этом похожем на разбойничью пещеру особняке Фрэнк Картье приник к монитору, и я даже представила, как пары его разгоряченного дыхания оседают на плоском экране. Впрочем, до окончания записи у нас осталось не так уж и много времени, а потому я вновь позволила фонарю возглавить нашу процессию: посветив за угол прохода, уткнула луч в пол под нашими ногами.

— Что там такое? — Слим опустил руки мне на плечи.

— Чердачный люк, — сказала я. — Распахнутый настежь.

Выключив фонарик, я направилась к квадрату света впереди и замерла вновь, когда оттуда донесся еще один звук. Сначала мне показалось, что это скрипят половицы, но звук оказался жалобным человеческим стоном, за которым последовала слабая мольба о помощи. Рухнув на колени, я проползла последние несколько ярдов и осторожно потянулась вперед, чтобы взглянуть.

— О господи! — Я немедленно пожалела, что выбросила веревку. — Надо спуститься.

Слим присоединился ко мне у люка. Далеко внизу, в большом вестибюле, распростерлась на спине потерявшая сознание женщина, чья рука была согнута под углом, который никак не назовешь естественным. Выбранная музыка уже не казалась мне такой подходящей. Голос Кайли взмывал вверх по винтовой лестнице, призывая пуститься в пляс или сделать что-нибудь вроде того.

— Ее зовут Кровавая Роуз, — сказала я.

— Ты с ней знакома?

Очнувшись при звуке собственного имени, Роуз приоткрыла глаза.

— Золотце. — Она поморщилась, словно ей было больно говорить. — Разве я не советовала тебе бросить это дело после первого раза? — Волосы взломщицы были собраны в пучок на затылке, и вся она была затянута в черный кожаный комбинезон. Кроме того, на Роуз было множество украшений, включая пояс из серебряных колец с подвешенными к нему сверкающими инструментами — атрибутами ее ремесла. Слабо улыбнувшись, она вновь уронила ресницы.

— Роуз — наша большая фанатка, — объяснила я Слиму, мучительно соображая, как же нам обойтись без лестницы: та, что лежала в ногах у упавшей, казалась недосягаемой. Похоже, они обе сорвались со скобы здесь, наверху; меня беспокоило, что и нас может ждать та же судьба.

— Я могу туда спуститься. — Из темноты за моей спиной пружиной выскочил Слим. Перешагнув через распахнутый люк, он спустил обе ноги к свету.

— Погоди, — сказала я. — Мне такой прыжок не осилить.

— Знаю, — Голос Слима звенел от напряжения, когда, держа свое тело на весу, он начал медленно опускаться в квадрат. Уже вытянувшись во весь рост, он поднял на меня глаза и призвал спуститься по нему, как по канату. — Отыщи деньги, Циско, а я позабочусь о твоей подруге.

— Что? — Кажется, я чего-то не поняла.

— Я буду только мешать тебе, — прошипел Слим. — Ну, мы работаем в одной команде или как?

Понимая, с какой быстротой ускользают от нас драгоценные секунды (в точности как и сам Слим), я взмолилась:

— Помоги мне, Боже, если это очередной фрагмент из фильма!

— Так и есть, — взволнованно подтвердил Слим, продолжая висеть лишь на кончиках пальцев. — В этом кино я играю самого себя. Имей в виду, никто из нас не увидит последних кадров, если ты не завершишь начатое.

Спорить не было времени. Обхватив Слима за плечи, я принялась сползать по его торсу. Роуз следила за нашими действиями без особого интереса. Она лежала там бледная и побежденная, и искорки исчезли из ее глаз.

— Получи с него по всем счетам, Циско.

— Слим…

— Ты — звезда, — прохрипел он. — И всегда была ею.

Все шло как по маслу, пока я не добралась до поясницы. Цепляясь за военные брюки Слима, я чувствовала, что сползаю, не прикладывая к этому ни малейших усилий. Только этого нам сейчас и недостает, подумалось мне: чтобы он остался сейчас без одежды. Затем я почувствовала, как пальцы моих ног коснулись пола. Я готовилась прыгнуть, но Слим меня опередил: он выпустил хватку на кромке люка, и мы оба рухнули вниз, произведя при этом немало шума, но Кайли нас прикрыла: она затянула припев как раз в тот миг, когда мы единой кучей рухнули рядом с незадачливой грабительницей. Ожидая, пока Слим встанет с меня, я открыла глаза и увидела Роуз со слабым подобием улыбки на губах.

— Привет, — только и могла выдавить я. — Познакомься с моим бойфрендом.

— Мы все делаем вместе, — добавил Слим. — Нас с Циско просто водой не разольешь.

 

48

— Лейтенант Ухуру, — порывался произнести Слим, когда я щелчком открыла мобильник, чтобы позвонить брату. Глаза моего бойфренда светились — похоже, он из последних сил заставлял себя молчать. Но даже Слим, наверное, понимал, что шутки сейчас неуместны. Здесь все было взаправду. Еще как взаправду У Роуз оставалась всего одна жизнь, и если я не смогу верно распорядиться этими последними минутами, наша игра тоже подойдет к финалу. Вот почему я хотела связаться с Павловым, выслушать его последнюю сводку. Быстро набрала номер, подождала ответа, но мой брат не брал трубку.

— Что-то не так? — спросил Слим, когда мое лицо потемнело. — Только не говори, что у него опять прохудился мочевой пузырь.

Защелкнув трубку, я сказала, что в недрах дома нет приема. Это, вообще-то, было неправдой, но сейчас не имело значения: без боя я сдаваться не собиралась.

— У меня нога сломана, Циско, — прошептала Роуз, едва державшаяся на плаву, но все еще болеющая за меня. — У тебя все получится. Знаю, ты сможешь.

Слим стоял на коленях рядом с нею, затягивая свой ремень на руке пострадавшей. Подобие перевязи, смягченное вязаной шапкой.

— Слышала, что говорит леди? — спросил он и подмигнул мне. — Марш!

Я кисло улыбнулась, тем не менее его навыки оказания первой помощи произвели на меня впечатление. Где-то внизу Кайли уступила микрофон Мадонне, которая тут же снизила темп, затянув «Что чувствует при этом девушка». В смысле музыкального сопровождения баллада еще меньше подходила для обещавшего сплошной экшен эпизода со мною в главной роли. Пришлось напомнить себе, что музыка играет не для меня, а для Фрэнка: я надеялась подчеркнуть особую интимность трансляции из моей спальни.

На записи я едва успела влезть в трусики и лифчик. По правде говоря, у меня не было решительно никаких причин разоблачаться, хотя какому мужчине придет в голову искать в подобной сцене огрехи сюжетной линии? Не думаю, что Фрэнк захотел бы прерваться сейчас на чашечку кофе, особенно если видел, как я лезу в гардероб за весьма необременительным нарядом. Протиснувшись в платье и приведя в порядок прическу, я выбегу из спальни, и тогда конец всему шоу. По нашему плану мы со Слимом должны были убраться из жилища Картье прежде, чем это случится: время не столько ускользало от нас, сколько терялось из виду где-то у горизонта. Мысль о возможной неудаче убедила меня оставить Слима рядом с Роуз и двинуться к винтовой лестнице. Ибо в некотором смысле Фрэнк имел на меня свои виды. Если, я не потороплюсь, он получит все бесплатно.

Первое окно, которое я миновала, было заколочено; именно его мы испытывали на прочность снаружи. Буря на улице совсем распоясалась, судя по ударам, под которыми дрожал кусок древесностружечной плиты. Одолев первый пролет, я начала понимать, что на честном слове тут держалась отнюдь не одна лестница на чердак. Весь этот чертов дом просил каши. Может, конечно, это просто тряслись на ветру строительные леса, но, заслышав их треск, я ускорила шаги.

— Это вовсе не я, — бормотала я себе под нос и вправду была сейчас кем-то другим.

В это самое время я должна была сидеть дома, расслабляться в теплой ванне со стаканчиком вина и с хорошей книжкой — подходящим для девушки чтением. Спеша вниз по ступенькам, я пообещала себе, что именно так и вознагражу себя за труды, если только выберусь живой из этой передряги. В этот момент деньги казались мне никчемными бумажками. Я мечтала о мыльных пузырьках, хорошем вине и любовном романе. Мы боялись Картье и ненавидели его, но все же решились на эту отчаянную выходку. Тот зуд, что снедал меня, призывая действовать (себе-то я могла в этом признаться), поставил передо мной непростые вопросы. Кто я такая на самом деле? Чего я хочу от жизни — не только в смысле карьеры, но и в космических масштабах? Наконец-то я чувствовала, что по-настоящему живу. Я ожила. Пусть даже я и мечтала сейчас откупорить бутылку, пустить в ванну горячую воду и с головой уйти в какое-нибудь легковесное чтиво.

Изогнутые ступени вывели меня в коридор. Я смотрела на отделанные дубом стены, тяжелые двери и большую прихожую в дальнем его конце. Если бы не железные трубы, подпиравшие крышу, вид оказался бы весьма впечатляющим: коридор меньше походил бы на штольню и больше — на тот особняк плейбоя, сохранение которого наш домовладелец считал делом своей жизни. Стоящая перед ним задача казалась невыполнимой, поскольку все вокруг несло на себе печать упадка. Сразу было видно, что высокий потолок не параллелен полу, а тени казались какими-то перекошенными. Я кралась по плиткам к последней двери по правую сторону. К моему смятению, дверь в библиотеку была распахнута настежь, а внутри погашен свет. Я не видела Картье, но смогла определить, где стоит компьютер: тусклое, как на дне морском, свечение монитора едва ли не пульсировало в такт звуку, шедшему из колонок. Даже отсюда было заметно мерцание в глазах гризли. Гадая, вернулся ли Павлов на свой пост у ноутбука и видит ли он меня сейчас из-за этих выбеленных резцов, я крадучись двинулась к мишке и тут же засекла какое-то движение сзади. Уж не приглядывают ли за мной друзья? Развернувшись, я здорово напугала собственное отражение в зеркале и строго-настрого посоветовала себе не поддаваться панике. Никогошеньки тут нет, и я подобралась очень близко к Картье, ближе уже некуда. Я даже слышала, как подпеваю Мадонне в кадре complicity. Даже Фрэнк присоединился к нашему дуэту: финал сцены в спальне явно пришелся ему по вкусу. Тем временем звезда экрана приступила к делу, намереваясь как следует обчистить благодарного зрителя.

Отыскав на медвежьем брюхе молнию, я потянула застежку вниз. Сердце так грохотало в груди, что я даже забеспокоилась: уж не слышно ли его из соседней комнаты? И тут я припомнила вдруг, неизвестно почему, лавку букиниста напротив банка, который мы пытались грабануть. Именно этот богом забытый магазинчик стоял перед моим мысленным взором, когда из медведя посыпались пахнущие плесенью деньги. Подобных ощущений ни за что не испытаешь, наблюдая за происходящим через объектив веб-камеры. «Вообще, зрители очень многое теряют», — подумалось мне, когда я стаскивала сумку с плеча. Заключительный аккорд, и с ограблением покончено. Пару раз сумку пришлось тряхануть, чтобы всунуть туда последние пачки, но выигрыш того стоил. Распотрошенный медведь приобрел больной вид, что дало мне представление о том, как будет выглядеть Фрэнк, когда обнаружит пропажу. Чиркнув напоследок молнией, я выпрямилась во весь рост. Мадонна уже сворачивала свой концерт, но я опередила ее. Вот и все. Мы пробрались в сокровенную берлогу Картье, и теперь я покину ее через парадную дверь! Я выбежала в коридор, и радость победы бурлила в моих венах, чтобы вмиг улетучиться, стоило моему мобильнику громко заблеять.

— Алло?

Я ответила на звонок. Поверить в это не могу, но именно так я и сделала. Паническая попытка во что бы то ни стало угомонить телефон.

— Запись уже подходит к концу, — прошептал Павлов, словно опасаясь лишних ушей. — Лучше бы вам поспешить.

— Спасибо, — сказала я, не сводя глаз с двери в библиотеку. Послышался скрежет отодвигаемого кресла.

— Ой-ой! — выдохнул мой обожаемый брат. Глядя при этом в экран ноутбука, не иначе. — Свинья покидает хлев. Повторяю: Фрэнк Картье выходит из библиотеки!

— Да уж вижу. — Как раз в это время в проеме появился наш злой гений. Клянусь, Картье показался мне раза в два крупнее обычного: уж очень точно он вписался в дверную раму. — Спасибо тебе, Павлов.

— Вы еще не покинули дом? Сообщите свое местонахождение.

— Мое местонахождение? — Я прикрыла телефон ладонью, якобы чтобы посовещаться. И тут же вернулась на линию, с уже готовым ответом: — В полной жопе.

 

49

Фрэнк Картье выплыл из библиотеки с таким видом, будто его выдернули из постели. Моргая на свету, он завязывал узел на поясе халата. Когда его взгляд начал тяжелеть, я отступила на шаг и напомнила себе, что дышать все-таки необходимо.

— Только не подумайте ничего такого, — сказала я.

— Ну конечно, — протянув руку куда-то за дверь, Картье вооружился кочергой.

Будь со мною Слим, он мог бы напомнить: в кино за «плохими парнями» всегда сохраняется право первого выбора оружия. Но Слим хлопотал сейчас над Роуз, и мне еще никогда не бывало так одиноко. Картье взвесил инструмент в руке, решая, как я поняла, непростую задачу: как это мне удается находиться в двух местах одновременно?

— Чтоб я сдох, — вымолвил Картье, когда весь наш план прокрутился в его мозгу. — Какая радость, что ты заглянула на огонек.

— Возьмите деньги! — Я сбросила сумку с плеча на пол между нами.

Ухмыльнувшись, Фрэнк покачал головой. «Да он вовсе не о деньгах думает!» — поняла я с содроганием. Всего несколько секунд тому назад я выступала на том мониторе в библиотеке, даря Картье все то, чего он так жаждал: свои сиськи, свою задницу, всю себя, — но лишь на расстоянии, откуда-то издалека. А теперь я предстала пред ним воочию, отрезанная от внешнего мира. Как раз в этот миг над особняком прогремел гром, хотя мы, скорее, почувствовали его ногами.

— Не стоило тебе сюда приходить, — Фрэнк закинул кочергу на плечо и возвел глаза к потолку. — Здесь довольно опасно.

Я отшатнулась от нашего домовладельца, когда тот шагнул ко мне, молясь о том, чтобы все эти россказни о пытках жильцов действительно оказались лишь беспочвенными слухами.

— Вы ведь не собираетесь бить меня? — показала я на кочергу. Во тьме библиотеки за спиной Картье я разглядела какое-то движение и резко втянула в себя воздух.

— Нет, если только ты не попросишь меня об этом, — промурлыкал Фрэнк, и вновь я оказалась лицом к лицу с мужчиной, настроенным поиграть. Этот экземпляр относился к самым мерзким представителям своего вида, а придуманные им правила характеризовали его как нельзя лучше.

— Ты и я, Циско. Что скажешь? — пошевелил он белоснежными бровями, насквозь прожигая меня взглядом. — Пошли в кроватку, а потом я даже поделюсь деньгами.

Клянусь, Фрэнк так и сказал. Он сделал это невероятное предложение, и в моей голове взорвалась бомба.

— Стой где стоишь! — настолько внезапно взвизгнула я, что и сама перепуталась. — Неужели вы в грош не ставите окружающих? Где же ваши моральные устои? — Почему-то я вдруг оказалась прямо перед ним, смотрела в заросшие щетиной ноздри и совершенно не боялась кочерги на его плече. — Неужто вы и вправду считаете, что знаете меня?

— Как облупленную, — кивнул Картье с довольным и гордым видом.

Теперь настала моя очередь покачать головой.

— Вы внимательно следили за каждым моим движением, Фрэнк, и это говорит о вас намного больше.

Фрэнк почесал затылок, вникая в смысл моих слов.

— Ну ладно, — сказала я, но не ему. — Так тому и быть.

Фрэнк нахмурился, соображая, правильно ли услышал меня, но затем выражение его лица сделалось удивленным: чья-то рука перехватила сзади кочергу.

— «Ах, проказники!» — шепнул Слим, сражаясь за обладание кочергой. — Могу поспорить, именно так вы сейчас и думаете, мистер Картье. По крайней мере, я подумал бы именно это, окажись я на вашем…

«Месте», — собирался закончить он. Но смолк, когда Картье ухватил его за палец и, крутанув, развернул Слима лицом к себе. Выражение лица Слима претерпело ту же трансформацию. И оно продолжало меняться по мере того, как наш домовладелец принялся гнуть его палец в обратную сторону.

— Пожалуйста, не надо, — простонал Слим, сползая на колени. — Только не тот палец, которым я жму на курок!

— Где твоя пушка? — замер Картье.

— У него ее нет, — объяснила я, но Фрэнк стоял ко мне спиной. С его точки зрения, я находилась вне кадра. — Речь идет всего лишь о джойпаде.

— Компьютерные игры, — проблеял Слим, но едва ли был услышан. Тут раздался оглушительный хруст, но его драгоценный палец был ни при чем: просунув руку в медвежьи челюсти, я тянула веб-камеру, пока та не вырвалась на свободу. Не думаю, чтобы медведь сильно пожалел об утрате нескольких зубов на этой стадии своей карьеры.

— Продолжайте, — сказала я и направила объектив на сцену преступления; по мере моего приближения к Фрэнку из медвежьей пасти вытягивался кабель. — Просто имейте в виду, что все, что вы сейчас делаете, может быть использовано против вас на суде. Все это записывается сейчас на Коламбия-роуд, Фрэнк, а ноутбук никогда не лжет.

Картье отбросил руку Слима так, словно его обожгло током. Слим отреагировал похожим образом, вслед за чем пошевелил пальцами, оборачиваясь ко мне.

— Простое растяжение, — заверил он, будто сейчас мне было до этого дело. — Выживу.

Фрэнк стоял теперь прямо перед нами, демонстрируя пустые ладони, и я поняла, что перевес на моей стороне. Выставив зажатую в обеих руках камеру перед собой, я почти чувствовала, что с ее помощью могу загнать Картье в угол.

— Не подходи слишком близко, — Слим показал на объектив. — Сужаешь обзор. Циско! — завопил Слим, но предупреждение малость запоздало. С очередным моим шагом кабель вытянулся в струнку и вырвался из разъема в задней части камеры.

— Что дальше? — воззвала я к Слиму, но следующий ход был за медведем, и мы оба прыснули в разные стороны с его дороги. Опрокинутый моим последним рывком, тяжеловес рухнул на Картье. Тот попятился, но медведь оказался быстрее и показал ему, что такое «поцелуй из Глазго» в исполнении настоящего гризли. Наш домовладелец взвыл, пытаясь удержать равновесие, но силы были неравные, и медведь повалил его на спину и придавил к полу рядышком с деньгами.

— Не будем терять времени! — Слим подхватил сумку, бросил ее мне и выскочил в коридор. — Бежим!

— Не в ту сторону, — крикнула я. Мне казалось, что бежать надо к парадной двери, а не назад к лестнице, но когда я присоединилась к своему бойфренду, все стало на свои места. Слим присел на корточки рядом с Роуз. Она лежала у двери в библиотеку, где он ее оставил. Слим перекинул грабительницу через плечо, поморщившись, когда больная лодыжка приняла на себя дополнительную нагрузку.

— Вперед, Циско! — Он махнул рукой в сторону парадной двери, призывая меня возглавить бегство. Я даже не бросила взгляд в дверной проем, который мы недавно покинули, но шестое чувство подсказывало мне, что Картье уже почти оправился от падения. Прижимая к груди сумку с деньгами, я пролавировала между подпорками крыши, набрала скорость в прихожей и со всей дури врезалась в дверь, нажимая на ручку. Я дергала ее вверх-вниз, но дверь не желала поддаваться.

— Здесь закрыто!

— Сюда! — Слим нырнул в коридор, но, увидев, как Картье, шатаясь, выбрался туда же, развернулся обратно — уже с отчаянием на лице. Даже Роуз заразилась общей паникой и призвала Слима оглянуться: наш преследователь уже заходил со спины. Слим метнул взгляд налево, потом направо, увидел открытую дверь.

— Кухня! Оттуда всегда отыщется выход.

Не знаю, что я ожидала увидеть. Деревянные шкафы, наверное, или отдельно стоящую стойку с рядами блестящей утвари над головой, а может, и полный хаос, в котором мы окажемся, влетев в дверь. Что мы увидели вместо этого? Это оказалась вовсе не кухня, а подсобное помещение: ни одного окна, никакого выхода, ничего вообще. Полка с обувью, какая-то одежда на крючках и алюминиевый желоб на запоре. Задвижка оказалась открыта. Труба выглядела достаточно широкой, чтобы туда мог протиснуться человек. Выбора не было.

— Шутишь? — пытался отдышаться Слим. — Ты что, не видела «Звездных войн?»

— Лезь первым, — сказала я, снимая Роуз с его плеча. — Кому-то нужно подхватить ее внизу.

— Но это же измельчитель мусора, — сопротивлялся мой бойфренд. — На выходе из этих штук происходят скверные вещи.

— Это для грязного белья. — Роуз сползла с него, когда я произнесла это, и заявила, что сможет стоять самостоятельно. Впрочем, особой новизны в нашу стратегию бегства это не привнесло. — Бога ради, — вскричала я, — он уже близко!

— Я могу разбиться…

— Куда это вы собрались? — Мы развернулись к двери. Вооруженный кочергой Фрэнк уже стоял в прихожей. Словно маразматики решили сыграть партию в «Клюдо» .

— Лезь! — крикнула я Слиму, хотя тот уже наполовину скрылся в отверстии желоба. — Представь, как поступила бы Мисти!

Он отправился вниз головою вперед, громко крича по дороге. Боевой клич, длившийся, впрочем, гораздо дольше, чем я ожидала, и оборвавшийся на визгливой ноте. Последовавший за этим вязкий всплеск стал для меня настоящим сюрпризом. Похоже, Слим приземлился отнюдь не на носки и простыни, но я упустила шанс спросить, как там дела, поскольку к нам присоединился теперь Фрэнк с бесформенным, окровавленным носом. Угрожающе взмахнув кочергой в одной руке, он вытянул к нам другую:

— Давай сюда сумку. Гони деньги, Циско.

— Да пошел ты, золотце!

Картье переключил внимание на Роуз. Должна признаться, я отдала бы наличные прямо сейчас — все, что угодно, лишь бы выбраться отсюда.

— А это кто? Твоя подруга?

— Я — твой худший кошмар, — с вызовом в глазах и на устах выплюнула Роуз, настоящее воплощение Ист-Энда. Даже Фрэнк подрастерял самоуверенность. Тем более что в парадную дверь громко застучали. Гроза по-прежнему сотрясала особняк, ветер безутешно выл, но стук не шел с неба. Поначалу я решила, что вернулся Слим, и только сейчас поняла, как же меня беспокоит его судьба. Но тут голос, принадлежащий кому-то другому, выкрикнул «Пицца!», и мы трое переглянулись.

— Кому, интересно?

— Я ничего не заказывала, — уверила я Фрэнка, сбитая с толку. — А вы?

— И я тоже, — казалось, Картье не совсем твердо держится на ногах. Какой-то он сделался заторможенный. Фрэнк коснулся пострадавшего носа тыльной стороной ладони и, похоже, очень удивился, обнаружив на ней что-то липкое. Он повернулся к Роуз:

— А что скажете вы, леди?

Новый мощный толчок в дверь отвлек его внимание, — пожалуй, к лучшему, поскольку Картье больше не следовало расстраиваться. Кто бы ни ломился сейчас в дверь, стук казался весьма настойчивым. Еще бы: кому охота разносить заказы под таким ливнем! Картье, казалось, никак не мог сообразить, что теперь делать.

— Вы проголодались? — спросил он.

Никакого аппетита у меня и в помине не было, но грех не использовать такую удобную возможность отсрочить расправу. Поэтому я сказала:

— Отказываться от ломтика пиццы в субботу вечером не в моих правилах.

Очередной залп ударов убедил Фрэнка принять решение.

— Ни с места, — предупредил он, покачав перед нашими лицами концом кочерги. — К счастью, у меня найдутся деньги, чтобы заплатить.

Он шагнул в прихожую, нащупывая ключи в кармане халата, и внезапно превратился в темный силуэт: в сводчатых окнах сверкнула молния. Прежде чем вспышка закончилась, Фрэнк уже распахивал дверь.

— Кто-то заказывал пиццу, сделанную по особому рецепту?

Я едва могла различить фигуру рассыльного — огромного здоровяка, мнущегося на пороге. Дождь струйками стекал с его мотошлема и зажатой в перчатках картонной коробки. На покрытой гравием дорожке в отдалении стоял на подставке мопед с незаглушенным мотором. Маленький, почти игрушечный. Оглядев гостя и его транспортное средство, Фрэнк произнес:

— Должно быть, вы ошиблись адресом.

Разносчик пиццы сверился с размокшим чеком.

— О, похоже, вы правы. Наверное, не там свернул.

Картье сунул кочергу под мышку и потянул на себя коробку; теперь эти двое держали ее за уголки. Я глянула на Роуз. Та ухватила мою руку своей здоровой.

— Ближайшие соседи живут в трех милях дальше по берегу. Давайте-ка я освобожу вас от необходимости туда ехать.

— Не уверен, что могу отдать вам чужой заказ, босс.

— У меня тут голодные гости, — завладел коробкой Картье. — Интересно, что это за особый рецепт? — Под мотоциклетным шлемом надулись желваки.

— Кто мешает вам посмотреть? — предложил рассыльный.

Фрэнк поддел крышку, но не успел толком рассмотреть начинку, поскольку доставщик пиццы ударом двух кулаков снизу вверх швырнул все содержимое коробки ему в лицо. В дверь словно ворвался настоящий скорый поезд. Так это выглядело, когда томатная паста полетела во все стороны, а потрясенный Картье отступил на несколько шажков. Его противник поднажал еще немного, сопроводив вторжение новым тычком в грудь хозяину, а затем повернулся к нам и салютовал одним пальцем. Это был вовсе не мальчик на посылках. Не случайный спаситель. Цветочник и дилер в одном лице, наш ангел-хранитель.

— Это и есть мой собственный рецепт. — Добряк Уильям сграбастал Картье за лацканы и хорошенько рассмотрел, прежде чем нанести тому финальный прямой удар. Наш ошеломленный и удивленный домовладелец был остановлен в полете одной из импровизированных колонн. На этот раз, казалось, сам особняк из последних сил старается смягчить удар. Вилли стащил с головы шлем, с интересом глядя, как Картье медленно съезжает вниз по явно пострадавшей опоре.

— Фирменный рецепт от Добряка, — сказал он и встряхнулся, сбрасывая дождевые капли. — Поменьше сыра и побольше травки.

 

50

Кровавая Роуз обрела защиту и опору. Глядя, как она, спотыкаясь, ковыляет по прихожей в объятия Добряка, я сообразила, что она все-таки успела, уже лежа под чердачным люком, связаться с ним по мобильнику и вызвала подмогу прежде, чем шок от полученных травм взял свое. Признаться, взломщица сопроводила появление нашего спасителя таким переполохом, что я забеспокоилась, не очнется ли Картье от беспамятства. Визжа и улюлюкая, Роуз осыпала лицо Вилли поцелуями. И все же, подумалось мне, из них вышла бы прекрасная пара. Отличная команда. А я? У меня имелся Слим-Джим — мой бойфренд, который, кстати, как раз в это время появился у парадного входа. Выплывший из темноты за сплошной стеной дождя Слим был увешан самыми разнообразными отбросами: корочками от бекона, банановыми шкурками, нитками для чистки зубов, комками овсянки и чем-то еще, о чем я даже думать не хотела.

— Эй парень, что за вонь? — Кажется, появление Слима встревожило Добряка Уильяма, и он заслонил Роуз от напасти. — Откуда ты взялся?

Слим стряхнул с плеча эполет из картофельной шелухи и уставился на нас, моргая сквозь маску грязи.

— Небольшая постирушка, — сказал он, сверля меня взглядом, но обращаясь при этом к Вилли.

— Ты молодец, — заверила я и с радостью увидела, как Слим расплылся в улыбке. Я и сама улыбалась, выходя под струи ливня, чтобы обнять его. Да, Слим перепачкался с ног до головы, но все равно он был мой, и дождь смывал грязь, пока мы стояли, прижавшись друг к дружке.

— Ты забываешь кое о чем, золотце.

Я оглянулась на особняк и увидела, что Добряк Уильям в буквальном смысле выбил почву из-под ног у Роуз. Он перенес ее через порог на одном локте, на манер Кинг-Конга. Роуз держала мою сумку, и только приняв ее, я вспомнила, что та не пуста. Я предложила Роуз поделить добычу поровну, и в ответ услыхала, что, наверное, издеваюсь.

— Забирай все деньги себе. — Роуз уперлась затылком о плечо Вилли, где ее уже не задевали порывы ветра. — Я не останусь внакладе, мое сокровище уже тут, рядом со мной.

Я одарила улыбкой сначала Добряка, а затем — Кровавую Роуз и забросила сумку на плечо. Слим между тем осклабился, решив поддержать меня:

— Молоток, Вилли, бес тебе в ребро! — Он протопал по гравию, стукнул здоровяка по плечу и развязно подмигнул Роуз. — Этот парень всегда на высоте, поверь мне.

После дружеского тычка Добряк Уильям и бровью не повел, хотя на комплимент отреагировал, правда совершенно иначе, чем мог рассчитывать Слим.

— Видишь эту штуку? — спросил он, указывая на мопед, все еще тарахтящий под ливнем. — Так и быть, я разрешу тебе уехать на ней домой.

— Что? Быть не может, Вилли, это же мопед.

— Еще как может, — рявкнул Добряк, и раскат грома подтвердил его правоту. — Я обещал вернуть этот мопед. Дал честное слово туркам из «Итальяно».

— Почему бы тебе не поехать самому?

— Потому что Роуз нужно снова везти в больницу, а в тачке не хватит места для нас троих, сундука с деньгами и твоего глупого рта в придачу.

— А-а, — присмирел Слим под этим внезапным натиском.

— Только не возись напрасно с передними тормозами, — добавил Добряк. — Там их попросту нет.

— Но я же могу погибнуть! — В голосе моего бойфренда прорезалась паника. — Если я и не слечу с мопеда, меня наверняка задавит стыд.

— На вот, прикройся! — Добряк Уильям бросил ему шлем. Слим поймал его, словно пулю в живот, но устоял. — А теперь будь хорошим мальчиком и прикрой дверь, пока в прихожей у твоего домовладельца не развелись грязь и сырость.

— Я ляпнул что-то не то? — взвыл Слим.

— Как следует захлопнись! — с напором повторил Вилли, речь явно шла уже не про дверь. — И скатертью дорожка.

Слим с неохотой подчинился. Я смотрела, как он плетется сквозь косые струи дождя, возясь с ремешком шлема. Пока Слим подходил к дому, ветер сдувал с его спины ошметки мусора, заметал их через распахнутую дверь в прихожую и вновь выбрасывал на крыльцо. На крыльце бушевал настоящий вихрь, и захлопнуть дверь Слиму удалось далеко не сразу.

— А как же Фрэнк? — спохватилась я, но мой вопрос потонул в фантастическом скрежете.

То был не просто треск захлопнувшейся двери, даже если ветер и подсобил немного Слиму. Ни при чем тут была и рентгеновская вспышка молнии, как раз в этот миг озарившая низко нависшее над нами небо. Возможно, она ударила где-то совсем рядом, потому что земля вроде бы обрела электрический заряд, а загремевший следом гром никак не хотел стихать. Он лишь набирал силу, обретя поддержку в зловещем скрежете, донесшемся с дальнего конца здания. Звенело стекло, трещало дерево. Грохот ломающейся арматуры пронесся по всему особняку и напоследок перерос в настоящую лавину. Слим еще не сошел с крыльца. Я крикнула, чтобы он возвращался к нам, но мой бойфренд так и стоял, вцепившись в дверную ручку, когда весь проклятый особняк расползся, как плохо взбитое суфле: кирпичи и цемент обрушились вниз, взметая облако пыли, которое ветер потащил прочь от обрыва, в нашу сторону. Я прикрыла лицо, чувствуя, как дрожит почва под ногами, вслед за чем наступила неестественная тишина. Гроза по-прежнему бушевала над скалами, но я слышала лишь, как дождь поливает гравий, и думала о том, что этот звук очень напоминает умеренно громкие аплодисменты.

Отважившись, наконец, обернуться, я увидела резко приблизившийся к нам край обрыва.

Никто не пошевелился, пока мы приглядывались к этой внезапной перемене в ландшафте, включая и Слима, который неожиданно для себя самого очутился на самом краю пропасти. Катастрофа казалась одновременно нереальной и неизбежной, но я не стала долго раздумывать над тем, как это могло случиться. Для этого потребовалось бы подойти к самой кромке и уставиться вниз, а мое воображение уже подсказывало, что именно я там увижу.

— Ништяк! — первым опомнился Добряк, протяжным свистом выразив свое удовлетворение от увиденного. — Будет о чем рассказать внукам.

— Минута из тех, что запоминаются на всю жизнь, — согласилась я.

Следующим зашевелился Слим-Джим. Он выпустил из пальцев дверную ручку, просто уронил ее в бездну, и подошел, отряхивая ладони.

— Какая ужасная утрата. Компьютер «Коммодор» — и вдребезги. Мое сердце разбито.

Вилли пробормотал ругательство по адресу чокнутых компьютерщиков. Высказавшись, он повернулся, чтобы удалиться с Роуз в объятиях — так, словно это она была девицей на выданье, а не я. С другой стороны, у меня теперь имелась своя собственная роль, и я надеялась, что Слим поможет провести эту мизансцену.

Убрав с лица мокрую прядь, я спросила:

— Мы с тобой отличная команда, правда?

— У меня был замечательный командир, — ответил Слим, подходя ближе. Инстинкт подсказывал мне, что момент настал. Так или иначе, здесь не осталось уже никого, кроме нас двоих. Мой бойфренд уже набрал было воздуху, собираясь что-то добавить, но тут ветер опрокинул мопед, который не замедлил заглохнуть.

— Ты бы поскорее завел его, — сказала я, наслаждаясь диалогом, хотя разгул стихии изрядно его и сократил. — Пока мотор не остыл.

Двухколесное чудище относилось к тем устройствам, которые надлежало заводить прямо на ходу, но Слим героически выдерживал мой взгляд, устраиваясь в седле, после чего оглядел зажатый меж ног агрегат. Однако момент для объяснений был упущен. Поэтому я просто скрестила два пальца, сунула их Слиму под опущенный нос и отошла, чтобы он мог, не теряя своего достоинства, справиться с мопедом.

Добряка Уильяма мне удалось догнать уже у ворот усадьбы. Казалось, ему не стоило никаких усилий нести все это время Роуз, и меня подмывало осведомиться: не найдется ли местечко и для меня? Позади нас начал нарастать гул, похожий на жужжание рассерженной пчелы; затем по спине Вилли скользнул луч света. Оглянувшись, я увидела нагонявшую нас единственную фару и присоединилась к парочке у ворот.

— Интересно, у него есть страховка? — спросила Роуз, когда Слим вырулил на шоссе и, сворачивая налево, прихватил с собою часть веток росшего у обочины куста. Я повернулась, чтобы ответить, и увидела, что она смотрит на оставшиеся позади руины. Где-то там наш злой гений встретил свою судьбу, я только сейчас осознала это.

— О какой страховке речь? — переспросила я, недоумевая, кого же Роуз имела в виду. — Недвижимости, имущества или жизни?

Мы поплелись дальше, держа курс на «жука», припаркованного на обочине вдали. Сквозь дождевые струи я видела, как затухает, скрываясь из виду, красный огонек заднего фонаря. Признаться, я вглядывалась в даль с таким напряжением, что огонек так до конца и не растворился во тьме.

 

51

Всю обратную дорогу меня преследовала гроза. Она бушевала у меня над головой, когда я затормозила у больницы, и ливень буквально захлестывал улицу, когда я парковала машину позади «морриса трэвеллера». Автомобиль стоял, как обычно, напротив нашей калитки: еще один человек, не желающий оставить меня в покое. Стекло запотело изнутри, но я заметила внутри старичка, сквозь дождевые струи наблюдавшего за окном нашей гостиной. После всех сегодняшних потрясений у меня возникло желание распахнуть дверцу и поведать ему о своих чувствах — просто на тот случай, если он удивляется, где мы пропадали все это время. Я действительно подошла уже вплотную к дверце водителя, но, заметив кое-что в полумраке салона, поспешила вернуться на тротуар. Старик был одет в женское платье, и в этом не было ничего неожиданного. Меня остановили признаки его лихорадочной активности. Уж не знаю, чем там занимались его руки, но я сочла, что пытаться это выяснить будет не слишком вежливо. Кроме того, дома мне предстояло свести счеты еще кое с кем.

— Павлов! — Я не стала возиться с ботинками в коридоре, а просто прошла в дом, чеканя шаг и оставляя влажные следы. — Все равно не спрячешься.

Я пыталась дозвониться до брата по дороге с побережья, но всякий раз попадала на автоответчик. Похоже, провалившему роль дозорного Павлову было слишком стыдно, и он избегал всяких со мной объяснений. Я надиктовала несколько просьб перезвонить: никаких ругательств, ничего грубого, что заставило бы измениться в лице Добряка Уильяма, которого я видела в зеркале заднего вида. Не пожелав расслабиться, наш цветочник-дилер сидел, просунув голову между мной и Роуз, а его руки служили для нас обеих подголовниками. Поток его соображений о моих соседях по дому был чем-то вроде радио, которое я была не в силах выключить. Если бы Вилли сообразил, как я злюсь на брата, он наверняка выхватил бы у меня трубку, лишив удовольствия излить гнев. Вот почему я хранила спокойствие, пока Павлов игнорировал мои звонки. Изображала вошедшее в пословицу затишье перед бурей, чтобы в полную силу излить ярость, едва переступив порог нашей гостиной.

— Для человека, профессионально занимающегося решением чужих проблем, ты сильно прокололся, Павлов.

— Циско! — пискнул он. — Пожалуйста, только сохраняй хладнокровие!

Он сидел на диване, явно нервничая, и даже подпрыгнул, когда я открыла сумку, чтобы продемонстрировать ему все деньги. Странно, но он даже не поднялся, а так и продолжал ерзать на краешке дивана, удерживая на коленях клавиатуру, с какой-то напряженной, почти болезненной гримасой на лице. Я глянула на экран. Там все еще красовался сайт getcartier, хотя связь с ним уже давно была оборвана. Смотреть было не на что — просто окошко веб-камеры с застрявшим в нем сообщением об ошибке соединения. Увидев родного брата в таком состоянии, я почти прониклась к нему жалостью. Вероятно, Павлов несколько часов кряду тупо взирал на опустевший экран, ругая себя за то, что покинул свой пост, когда мы действительно нуждались в его помощи. Испытывая при этом отвращение к самому себе, которое, вероятно, не испарилось после всех тех слов, которыми он уже наверняка себя обозвал.

— Тебе пора стать хозяином своей жизни, — вздохнула я. — Сегодня все мы изрядно натерпелись, но будущее в твоих руках. Просто расслабься, Павлов. Дай себе передышку и вспомни обо всех полезных вещах, которыми ты можешь поделиться с людьми. Ты ведь можешь помочь окружающим — советом, по крайней мере.

Я сообразила, что барабанящий в окна дождь не слишком помогал ему расслабиться: вся эта вода, переливающаяся из сточных канав в канализационные люки, но в некотором смысле это был его шанс на освобождение.

— Забудь ты про засорившийся унитаз, — сказала я, загораживая экран. Все что угодно, лишь бы вызволить брата из той мучительной ситуации, в которую, похоже, он себя вогнал. — И после всего, через что я прошла сегодня, настоятельно рекомендую не подходить к двери, когда на следующей неделе в нее постучит Кензо.

Тут я примолкла, потому что Павлов начал быстро что-то печатать. Пальцы моего брата пробежались по клавиатуре, и почти немедленно на табло за его спиной проползло предупреждение:

ОН… УЖЕ… ЗДЕСЬ…

Покрытая татуировкой рука вцепилась мне в горло, задушив рвущийся наружу инстинктивный вопль. Затем мою щеку овеяло разящее тунцом теплое дыхание, под нос ткнулся нож для разделки рыбы, а из коридора донесся голос, убедивший меня перестать трепыхаться:

— Полегче, Кензо. В этом доме мы только гости.

Картье. Фрэнк хренов Картье, черт бы его побрал! Я покосилась вбок, по примеру брата, и перед нами возник наш домовладелец, расхристанный как никогда. Его лицо сильно пострадало, и не только от доставленной Добряком пиццы. Свежая рана зияла на лбу, вокруг расположились царапины, а в некогда светлых волосах застряла кирпичная крошка. Но он еще держался на ногах, хоть и пошатывался; это зрелище заставило меня испугаться по-настоящему. Тем временем Кензо ослабил хватку и швырнул меня на диван, наподдав коленом, и я обругала его, валясь рядом с Павловым. Диван издал жалобный стон, который легко мог вырваться из уст любого из нас, особенно когда Кензо вернулся к коробке с рыболовными снастями, которую приволок с собой.

— Орудия палача, — с насмешкой произнес Картье, словно все мы собирались на славу повеселиться.

— Как вы выбрались оттуда? — Мой голос дрожал все сильнее, по мере того как моя мысль бежала все дальше. — Как вы добрались сюда?

— Может, он знает хакерские коды? — пробормотал Павлов.

Фрэнк, казалось, был удивлен этим замечанием не меньше моего, но не стал возражать. Я же мысленно прокрутила нашу обратную поездку. Рессоры «жука» были опущены что-то уж слишком низко даже после того, как я высадила пассажиров у больницы. Ожидая, пока я приду к единственно верному выводу самостоятельно, наш домовладелец вытащил фисташку из кармана оборванного халата. Всю дорогу трястись в багажнике, поразилась я, невидимкой нестись куда-то во тьме, в компании с домкратом, да перед этим еще и пострадав от катастрофы, — а у него даже аппетит не пропал! Я обернулась к Павлову, призадумавшись о мошенничестве с компьютерными кодами, и с гневом воззрилась на Картье.

— Да, он-то явно играет не по правилам, — заключила я наконец. — Что он-лайн, что офф-лайн.

Ногтем и указательным пальцем Фрэнк очистил орех, кивая при этом, словно я только что одарила его комплиментом.

— Именно поэтому я никогда не проигрываю, — заявил он, хотя в голосе не слышалось радости победы. Слова звучали невнятно, а зрачки скрылись за опустившимися шторами век. Заряд батареек на исходе, подумалось мне.

— Вспомнили бы лучше о цене, которую за это пришлось заплатить, — посоветовала я и увидела, как вновь распахнулись эти жестокие глаза мясника.

— Кензо, — сказал он, — убедись, что из сумки ничего не пропало.

Владелец «Рыбьего глаза» прекратил выковыривать ножом грязь из-под ногтей и склонился над сумкой, как и было приказано. Ногти Кензо никуда не годятся, отметила я, наблюдая, как он пересчитывает пачки. Ногти Кензо были мягкими и тусклыми, признак слишком долгого пребывания в воде.

— Я вручаю вам уведомление, — сказал Картье. — Оно вступает в действие немедленно.

— Мы должны съехать? — удивленно переспросил Павлов. — Это что еще такое? Кто выселяет людей среди ночи?

— Нужно же мне где-то жить. Какой я теперь домовладелец, без крыши над головой?

— Вы сами навлекли на себя катастрофу, — возразила я. — Спровоцировали ее медленно, но верно.

Картье прикрыл глаза. Его голова немного подалась вперед, и мне показалось, что Фрэнк лишился чувств. Но он был в полном сознании и заговорил вновь, спокойно и ровно, вопреки тому, как выглядел:

— Разумеется, нам, необходимо свериться с описью. Исследовать дом на предмет порчи имущества.

— Порчи?

Павлов не ошибся. Именно это и вдохнуло в нашего домовладельца жизнь. Он очнулся и подтвердил, что именно этим он и намерен заняться, поскольку является здесь хозяином.

— Естественный износ я еще могу понять. От него никуда не денешься. Но поломки и неосторожное обращение? Жильцам придется расплатиться всеми доступными им средствами.

Кензо весьма кстати завершил подсчет денег и вернулся к коробке со снастями. Я в немом ужасе смотрела, как он открывает расположенные ярусами полочки и вытаскивает лоток, набитый рыболовными крючками. Фрэнк Картье улыбался от уха до уха.

— Пора платить, ребятки.

— Не имеете права, — слабо выдавил Павлов. — Этого нет в контракте.

— Точно, — согласился Картье. — Так подай на меня в суд!

— Не смейте нас и пальцем тронуть! — Обведя комнату широким жестом, я предложила ему оглянуться вокруг. — Весь этот дом подключен к Сети. Вы сами наладили трансляцию, и все это идет в прямой эфир через camplicity. Каждое ваше движение!

— Да, это верно, — совершенно спокойно произнес он, и я смекнула, что он уже подумал о камерах. — Воображаю, мои подписчики так и льнут сейчас к своим экранам. — Фрэнк умолк, когда я перевела взгляд на Павлова. Должно быть, он уже догадался, что мой брат утратил всю готовность сражаться. Павлов просто растекся по дивану, тупо глядя, как Кензо подбирает нужные крючки, словно смотрел очередной документальный фильм по «ящику». Картье подмигнул мне:

— Именно поэтому люди и смотрят подобные шоу, Циско. Они только счастливы часами смотреть, как ты медитируешь в позе лотоса, надеясь рано или поздно увидеть что-нибудь действительно уникальное, а именно это им сейчас и покажут. Секс и перебранки имеют свою притягательную силу, но это окажется настоящим «гвоздем» программы. Поверь мне, зрители не оторвутся от экранов до самого конца представления. Который будет печальным.

— Чушь, — сказала я, мечтая, чтобы брат отвлекся от крючков и поддержал меня. — Может, я слишком наивно верю в человечество, но никто из них не сможет просто сидеть и смотреть, когда мы окажемся в настоящей беде.

— Мы говорим о веб-сайте для вуайеристов, — напомнил Фрэнк. — Это вам не «Крайм-уотч» , здесь нет контактной линии для жалоб и предложений. А если кому-то захочется высказаться, — закончил он, адресуясь в пространство, как одержимый ясновидец, — всегда можно обменяться репликами и с другими посетителями сайта.

— Я устрою грандиозный скандал, — уверила я его. — Вот увидите.

— Никто из моих жильцов еще никогда не жаловался на дурное обращение. — Не замечая собственного плачевного состояния, Картье потянулся, чтобы поправить «конский хвост» на затылке, и руки его обильно окрасились кровью. — Жаловаться было уже некому.

 

52

Те истории о нашем соседе, что я слыхала, уже не казались такими уж неправдоподобными городскими легендами. Возможно, наш домовладелец и нацепил на лицо эту улыбку, просто предваряя кульминационный момент анекдота, но Кензо продолжал свою подготовку с убийственной сосредоточенностью. Он уже извлек из лотка набор из полдюжины крючков различного калибра, которые блестели под стать инструментам хирурга. Эта демонстрация, конечно же, могла быть и пустой угрозой, но вот только японец втыкал себе каждый новый крюк в полоску кожи между большим и указательным пальцами. Казалось, Кензо не чувствует боли, и вполне возможно, и ему правда не было больно, но каждое новое добавление в коллекцию заставляло меня морщиться и отводить глаза. «Этого просто не может быть, — повторяла я про себя. — Мы неправильно выбрали место, время и, более того, часовой пояс». Мне хотелось, чтобы гроза ушла и настало утро: вся эта сцена выглядела бы совсем иначе при ярком свете заливающего гостиную солнца и с полным кофейником свежесваренного кофе под рукой. Мне недоставало Слима, и я жалела, что Добряк Уильям заставил его поехать домой на мопеде. По крайней мере, втроем мы получили бы численное превосходство над противником.

— Что ж, не начать ли инспекцию? — Фрэнк втянул воздух, чтобы продолжить, но вместо этого отчаянно закашлялся. При этом он прикрыл рот рукой, но я успела заметить алые пятнышки, расплывшиеся по ладони.

— Пожалуй, — зашевелился наконец Павлов, — не стоит доводить дело до этого.

Картье вытер руку о халат.

— Если ты предпочитаешь рассчитаться за ущерб прямо сейчас, меня это устроит. Не обещаю, что не будет больно, но зато все кончится гораздо быстрее.

Нельзя сказать, чтобы у Картье был при этом цветущий вид. Произнеся свою реплику, он с гримасой боли проглотил все то, что исторгли его легкие.

— А вы не забыли, что у нас до сих пор забит унитаз? — Для пущей убедительности Павлов приподнял с коленей клавиатуру. С молчаливого согласия Фрэнка он переключился на камеру, установленную над горшком. Даже Кензо приостановил свои приготовления, чтобы взглянуть на экран. — Весь день он грозит протечкой.

Мне не требовалось подтверждение его правоты в виде прямой трансляции из уборной, но я с трудом могла поверить, что мой брат просто напоминает Фрэнку о нерешенной проблеме с канализацией. Затем Павлов положил ладонь мне на колено и успокаивающе по нему похлопал. В нем заговорил ведущий колонки советов, сообразила я. Тот профессионализм, который временно его покинул, вернулся, подсказав готовое решение.

— Туалет обойдется вам недешево, — предупредил Картье. — У вас появились какие-то предложения или подождем, пока Кензо подсчитает общий ущерб?

— Быть может, он сумеет починить унитаз? — предположил Павлов, и я начала понимать, что он задумал. — Видите ли, я хотел бы пописать прежде, чем настанет время платить по счетам.

Фрэнк пробуравил моего брата холодным взглядом, внимательно изучая его, несмотря на то что сам едва держался на ногах. После всего, что ему пришлось сегодня вытерпеть, котелок у Картье явно варил не слишком хорошо.

— Справедливое требование, — произнес он наконец, не без труда оторвавшись от каких-то внутренних выкладок. Кензо, казалось, был разочарован, но без пререканий захлопнул крышку на ящике для снастей и двинулся к двери. Крючки остались торчать в его руке, даже когда он поднял ящик. Не хотелось думать о том, когда же наступит их черед.

— Мне кажется, что засорилось где-то за изгибом трубы, — сказал Павлов.

Картье демонстративно забрал у Кензо нож. Я почувствовала, как мой брат немного сник, и сообразила, что по плану Павлова нам предстояло броситься на нашего домовладельца сразу, как только японец покинет гостиную. Подчиненный Картье вышел, не произнеся ни слова. Но все равно владелец «Рыбьего глаза» оставил позади себя нестерпимое молчание. Может, снаружи и бушевала гроза, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось здесь. Я украдкой бросила взгляд на Павлова. Он углубился в рассматривание экрана с изображением унитаза, кляня себя на чем свет стоит, судя по напряжению в лице. Фрэнк, казалось, наслаждался его муками. Я оглянулась, и он возвел очи к небесам, подразумевая, что мочевой пузырь моего брата сведет его в могилу. И лишь когда в кадре появилась голова Кензо, Павлов вздохнул:

— Ну наконец-то!

— Ты и вправду так мучаешься? — спросил Картье. — Господи, парень, да у тебя проблемы.

— Они появились с тех самых пор, как тут поселилась. — Я не отрывала взгляда от экрана, где Кензо склонился над унитазом. Он снял крышку с бачка и уставился внутрь. — Не стоит бранить нас за то, что мы постоянно живем в напряжении, — добавила я. — Этот дом полон скрытых сюрпризов.

Картье явно страдал, причем не только физически.

— Циско, это помещение сдается под ключ. Замаскированные сюрпризы входят в комплекс услуг. По крайней мере, я слежу за состоянием водопровода. У вас нет тараканов, мышей или блох.

— Я скорее предпочту, чтоб они здесь кишели, — фыркнула я в ответ, — чем соглашусь жить на виду у лишней веб-камеры.

— Лишь в том случае, если останешься в живых.

Даже Павлов уловил угрозу. Фактически мой брат подпрыгнул даже выше меня самой, когда сквозь потолок до нас донесся глухой стук. Экран разъяснил нам происхождение шума: стоя на коленях за унитазом, Кензо обстукивал фановую трубу разводным ключом. Я взмолилась, чтобы это устранило причину закупорки трубы (которая была нам хорошо известна), поскольку эта проблема слишком уж дорого могла нам обойтись. К моему ужасу, однако, уровень воды только повысился до самого бортика. Немного воды даже перелилось через край, прежде чем резко опуститься обратно с громким чмокающим звуком.

— Это, — заявил Фрэнк, засовывая обе руки в карманы халата, — я и хотел увидеть. А теперь, Павлов, будь любезен сходить облегчиться. Тогда мы сможем перейти к делу.

— Вот так сразу? — В голосе моего брата явственно слышалась паника. План его трещал по швам, ведь у Картье был при себе нож. — А может, Кензо проверит сначала, нормально ли работает слив?

Фрэнк выудил из кармана скорлупку от фисташки, внимательно изучил ее, словно тот обезьян, которого мы видели по телику, и брезгливо отбросил в коридор. Внезапная перемена в настроении, которая стала еще более очевидной, когда он проорал, задрав голову, чтобы Кензо продемонстрировал нам безупречный слив, поскольку его уже заколебали жалобы моего брата. Затем Картье повернулся к нам, поинтересовавшись, нет ли у нас случайно, каких-нибудь орешков.

— Извините? — Кажется, я неправильно поняла. Просто не ожидала, что он вдруг выскажет такую вежливую просьбу. Сначала гневные вопли, и сразу же — мольба дать чего-нибудь вкусненького.

— Когда у меня нет фисташек, — пояснил Картье, — я становлюсь раздражительным.

— Не думаю, что в этом доме есть хоть какие-то орехи, — признала я, готовясь к очередному всплеску эмоций.

— Есть, да еще какие. — Павлов повернулся, чтобы указать за окно. — Там, в шелухе «морриса трэвеллера» сидит самый крепкий орешек, какого только видел свет. Какой-то слабоумный старик каждый вечер приезжает сюда в новом женском платье.

Картье нахмурил брови, липкая полоска ссадины заблестела на лбу.

— Не шутишь? Вас преследует поклонник?

— Вот видишь? — спросил у меня Павлов прежде, чем я смогла ответить Фрэнку, и снова положил ладонь на мое колено. — Я же говорил, что мистер Картье не обрадуется.

— Он нам совершенно не мешает, — невинным тоном возразила я. — Этот старикан уже вроде как сделался частью обстановки.

— Только не в моем доме! — Пошатываясь, Фрэнк двинулся к окну. Отдернув портьеру, он выглянул на улицу и тут же обернулся с пылающим от гнева, враз помрачневшим лицом. — Простите, я покину вас ненадолго.

Мужик был прямо вне себя; я говорю не про того, что сидел в машине (о нем-то я ровным счетом ничего не знала), а про того, что вышел твердым шагом, намереваясь схватиться с маньяком врукопашную. Между тем Кензо на экране спустил брюки до лодыжек и уже садился на сиденье нашего унитаза. Одно из двух: либо у японца больше общих черт с моим братом, чем мне казалось раньше, либо он относится к тому разряду людей, которые позволяют себе большие вольности вне стен своего дома. Присутствие камер его явно не беспокоило; по крайней мере, выскальзывая из гостиной вслед за Павловым, я успела заметить, что Кензо занят делом.

Фрэнк оставил входную дверь открытой нараспашку. Просто выбежал на улицу в халате, невзирая на ливень. Мы остановились на крыльце и смотрели, как он марширует к машине, стоящей у калитки. Небо прочертила дуга молнии, — как раз когда Фрэнк постучал в окно кольцом на мизинце.

— Можно тебя на пару слов, милочка? — Сложив пальцы козырьком, он прильнул к стеклу, заглядывая внутрь. — Всякий, кто заинтересуется моей собственностью, сначала приходит ко мне!

Я испугалась, что старика сейчас хватит удар. Конфликт явно был не из тех, когда все кругом спешат на выручку. Обычно, когда с улицы доносятся подобные крики, люди отходят подальше от окон. Павлов потянул меня за рукав, и я решила, что нашему старцу придется выпутываться самостоятельно. Если он не выйдет к Фрэнку сам, здесь вскоре нарисуется Кензо, который выудит его из машины, а мы не собирались строить из себя праздных зевак.

Я двинулась за братом, пригибаясь под эркером. Если разносчику пиццы удалось перемахнуть через забор, значит, это под силу и нам с Павловым. Фрэнк уже стучал по крыше машины кулаком, а в дверце остались заметные вмятины, хоть он колотил в нее босыми пятками.

— Извращенцам вроде тебя место за решеткой! — возопил он, но тут же примолк: дверца внезапно открылась, отбросив Фрэнка на шаг назад. И тогда старик предстал перед нами во всем великолепии: в усыпанном блестками наряде с юбкой по колено, с подобранными в тон сандалиями на ремешках и с обильным макияжем на лице. Старичок впервые покинул тихую гавань, вооруженный сумкой на ремне и каким-то электроинструментом, нацеленным прямо в грудь нашему домовладельцу.

— Боже ты мой! — Мой брат мертвой хваткой сжал мне руку, тогда как Фрэнк замер на тротуаре. — Эта штука стреляет гвоздями!

Я уже собиралась закричать, но Кензо меня опередил: неистовый кошачий вопль донесся до нас из дома. При подобных же обстоятельствах, вспомнилось мне, мы и свели с японцем первое знакомство. В то же время моим вниманием завладел еще один звук — жалкая пародия на шум мотора, тем не менее довольно быстро нараставший.

— Кензо? — произнес Фрэнк Картье, не отрывая взгляда от странно одетого старика, держащего его на мушке. — Бегом сюда!

— Не делайте этого! — взмолилась я. — Опустите оружие!

— Циско! Вернись!

Выпрямившись, я метнулась к забору и вскарабкалась наверх, прежде чем Павлов смог задержать меня. Еще не успев толком все обдумать, я громко призвала маньяка к состраданию, и прицел гвоздемета повернулся в мою сторону. Державший его старец выглядел напуганным и смущенным таким вниманием к своей персоне. Для человека явно за семьдесят он был в хорошей форме, но совершенно внезапно мне показалось, что он чувствует себя не так уж и комфортно в своем женском платье.

— Спокойно, дедуля! — Я как раз пыталась справиться с истерикой, когда рядом со мной оказался Павлов. С высоко поднятыми руками мы просили враждующие стороны успокоиться, но нарастающий хаос заглушал наши призывы. Кензо по-прежнему вопил и грохотал чем-то в доме, а настойчивое гудение с каждой секундой нарастало; могло показаться, что кто-то сверлит дыру в ночной тьме. Все еще хлестал дождь, и никто не удивился, когда Картье воспользовался удобным моментом, чтобы удрать: Фрэнк развернулся на тротуаре, надеясь пропасть в темноте, но застыл на месте, увидев, что надвигается прямо на него. Мопед. Какой-то рассыльный, спешащий сюда на всех скоростях. Это Слим добрался домой! Фрэнк прикрыл глаза локтем, но луч единственной фары уже успел ослепить его.

— Тормози! — завопил мой брат.

Это было красиво. Слим бросил руль в одну сторону, свое тело — в другую, и мопед заскользил вперед под визг покрышек, чтобы остановиться прямо перед нашим домовладельцем. Внезапно оказавшись меж двух огней, Фрэнк верно оценил ситуацию. Прямо на него шагал старик с гвоздеметом наперевес; костюм его уже размок под дождем, но он неумолимо приближался, словно гибрид двух Квентинов — Криспа и Тарантино.

— Держись от меня подальше, слышишь? — Картье повернулся к Слиму, потом развернулся опять, в такой панике кружа на месте, что поясок его халата развязался, но он даже не заметил. Нащупав за спиной калитку соседнего дома, Картье, хныча, бросился к двери.

— Впустите меня! И побыстрее! Пожалуйста!

На втором этаже был зажжен свет, хотя, с другой стороны, он вечно там горел. Наш домовладелец, похоже, не собирался отступать, тем более что над его головой только что просвистел гвоздь, вонзившийся в прогнившую дверь.

— Нет! — Обернувшись крутом, Картье увидел у калитки свой худший кошмар, медленно к нему приближавшийся. Фрэнк лихорадочно рылся в карманах, пытаясь нащупать что угодно, только не фисташки. Раздался звон, и он выудил связку ключей. Быстренько перебрал их, прежде чем, обернувшись, попытался отыскать скважину. Картье громко всхлипнул, когда очередной гвоздь чуть не угодил ему в руку, но затих, стоило двери приоткрыться изнутри на какой-то дюйм. Я не видела, кто стоял за дверью, но, судя по тому, как вытянулось у Фрэнка лицо, он пережил сильный шок. Связка ключей выпала из пальцев. Он оглянулся, и я впервые различила в его глазах страх. Ему пришлось выбирать из двух зол, и, похоже, он счел меньшим гвоздемет. Картье явно приготовился к решающему поединку с уже входившим в калитку стариком и даже затянул пояс на халате, стремясь сохранить достоинство в этом последнем сражении. Но затем он попятился, а дверь за его спиной приоткрылась шире, чтобы всосать его. Лишь на самом пороге Фрэнк покачнулся и на миг поймал мой взгляд, прежде чем утонуть во тьме со склоненной долу головой. Бог знает, кто стоял за дверью, но захлопнулась она с такой нечеловеческой силой, что я засомневалась, правильный ли выбор сделал наш домовладелец. Тем более что противник, заставивший его сгинуть, уже опустил оружие.

— Кому из вас знакомо имя Мисти Вентура? — спросил старик и так быстро развернулся к нам, что подол его юбки взметнулся, открыв колени.

— Ему! — выкрикнул Павлов, показывая на Слима. — Мой приятель души в ней не чает.

Я не видела, чтобы Слим вынимал ключ из замка зажигания, но мопед под ним внезапно умолк. И тут я поняла, что больше не слышу возни Кензо. Вообще ничего больше не было слышно. Ни дождя. Ни ветра. Ни грома. Ничего. Словно в этот миг всех нас накрыли большим стеклянным колпаком, оставив наедине с опасным безумцем.

— Возможно, мы знакомы? — с опаской спросил Слим.

Кивнув, старец подошел поближе.

— Ты убил меня, — прохрипел он. — Тогда, у водопада.

— Быть того не может, — дрогнул Слим. — Это были вы?

— Как тебя зовут? — пролаял старик с удвоенным рвением. — Когда ты не превращаешься в Мисти?

Представившись, Слим заговорил скороговоркой:

— Все, что я мог натворить от имени Мисти, явно было ошибкой, причем большой. Увы, я так и не научился толком управляться с джойпадом. Слишком уж близко там расположены кнопки. — Тут язык у него начал заплетаться. — И хотя, возможно, я действительно был виновен в том смертельном столкновении, в том прыжке головою вперед, это была просто ужасная случайность, которая, готов поклясться, никогда больше не повторится. Никогда.

— Пожалуйста, простите! — взмолилась я и произнесла вслух то, что так долго носила в себе, ибо лишь этот последний довод мог спасти нас. — Я люблю его.

— А я люблю ее! — добавил Слим, продолжая взывать о снисхождении, хотя дуло гвоздемета только что уперлось ему в основание подбородка. — По крайней мере, дайте мне сказать ей об этом, — провыл он. — Я еще ни разу не говорил ей этих слов!

Слим произнес то, что мне так хотелось услышать. По идее, это признание должно было стать драгоценнейшим мигом наших отношений. Но сейчас я, признаться, всерьез опасалась, что этот миг станет и последним. Кстати, стариковское платье тоже знавало лучшие дни, — помню, именно это пришло мне тогда в голову. Хоть я и была готова расстаться с жизнью, мои чувства могли сосредоточиться на чем угодно, только не на неизбежном. На угомонившейся стихии, на предложенной мне шикарной работе, на том, что я нахожусь далеко не там, где хотела бы. Поэтому я едва могла поверить своим глазам, когда старая развалина в женских шмотках, так долго преследовавшая нас, рухнула вдруг в объятия к моему бойфренду.

— Молодой человек, я люблю вас не меньше, — пролепетал старик, задыхаясь. Я лишь машинально отметила стук гвоздемета о мощеную дорожку. Даже Павлов стоял, раскрыв рот и вытянув руки по швам. — Эта распроклятая игра, — прохныкал старец, — она ведь сводила меня с ума.

— В самом деле?

— Довела меня до ручки. Я проводил у монитора дни и ночи напролет, но так и не сумел отыскать сокровищницу…

Слим бросил на меня очень серьезный взгляд, прежде чем похлопать бывшего оппонента по дрожащей спине.

— Ладно, папаша. Выкладывай все как есть. Я ведь тоже едва не тронулся.

Отпрянув, старик заявил, что гибель от руки Слима счастливо избавила его от окончательного помешательства.

— Я далеко не сразу сделал верные выводы, — признался он, все еще плача. — По правде говоря, я здорово злился, когда впервые тебя выследил. В конце концов, ты ведь убил меня! Но со временем я понял, что мне становится лучше, когда я просто нахожусь рядом с тобой, у твоего дома. Я все меньше корпел над игрой в «Денежный залп», у меня оставалось все больше времени на то, чтобы вернуться к самому себе. — Он задрал лицо к Слиму; размытая тушь стекала по скулам двумя узкими ручейками. — Я так долго играл в эту игру, что уже начинал терять связь с реальностью.

— От нее сложно оторваться, — кивнул Слим.

— Еще бы, — поддакнул Павлов.

Его реплика, однако, осталась неуслышанной, поскольку прямо перед нашим домом опять зазвучали душераздирающие крики. Я оглянулась на нашу дверь как раз в тот момент, когда из нее выбежал Кензо: мужик с татуировками на руках, казалось, пытался спастись от летящего за ним пчелиного роя. Очевидно, он считал, что его жизнь в опасности; это было ясно хотя бы по прыжкам в наполовину приспущенных штанах. Для редкостного молчуна, каким мы его знали, Кензо унесся в темноту, издавая чересчур много шума. В любой другой день я забеспокоилась бы, что подумают соседи.

— Позвольте я сам о нем позабочусь, — новый друг Слима присел, чтобы подобрать с дорожки гвоздемет. — Ты положил конец моей игре, а я доведу до конца твою.

Когда он выпрямился вновь, стало ясно, что где-то внутри него что-то опять сорвалось с привязи. Уж будьте уверены, никто из нас не отважился преградить старику путь, когда он поспешил за Кензо, лавировавшим между припаркованными у тротуара машинами. Событий этой ночи хватило бы на всю жизнь, и я знала наверняка, что парни придерживаются того же мнения. Безумие кружило вокруг нас в диком хороводе, а я мечтала оказаться сейчас только в одном месте. И оно называлось «дом».

 

53

Пробуждение под аккомпанемент прогноза погоды задает настроение на целый день. Метеоролог предсказывает и повышение температуры, и понижение: все те перемены, которые еще только предстоят. Их бывает сложно осознать, когда еще дремлешь в постели и нет сил заткнуть говорящий будильник. А порой прогноз настолько не походит на вид за окном, что поневоле задумываешься: может, я еще сплю?

— Циско! Не делай этого! Стой!

В жизни не любила понедельники. Подъем ни свет ни заря был для меня потрясением. Обычно я во всем виню будильник, но минувшие выходные внесли в мое настроение свои коррективы. В результате я еще до прогноза была готова к началу нового дня: кралась босиком по палисаднику в карамельно-розовой ночной рубашке и без малейших следов косметики.

— Нет!

На уличной брусчатке лежит ветка, сломанная недавней грозой. Она похожа на погнутую метлу с венчиком листвы вместо прутьев. Бог знает, откуда ее принесло; я не могу отождествить ветку ни с одним деревом в ближайших палисадниках. Обычным утром на камнях оказалась бы россыпь лепестков, явившихся со всех концов земли. Калифорнийские розы, голландские тюльпаны, патагонские пионы и — я видела их однажды — даже арктические люпины. Само собой, ветры-пассаты не пересекаются на востоке Лондона. Достаточно одного порыва, и из водостока выплывут цветочные конфетти всевозможных форм и оттенков. Подобные привычные мелочи как раз и удерживают человека от переезда. Те мелочи, которые не отыщешь больше нигде, по которым будешь скучать, если поселишься в другом месте. Для меня, пожалуй, главное здесь — это цветочный рынок. Мне нравится, что в любой момент я могу сойти с крыльца, будь то дождь или солнце, и увидеть бутоны всех четырех времен года.

Возьмите рассвет в воскресенье. Улица в обычном беспорядке. Разбитые бутылки, погнутые антенны, повсюду смятая реклама пиццы. Субботним вечером иногда удается услышать, как происходит замусоривание: пьяницы и разносчики заказанных на дом блюд, сумасшедшие и спорящие парочки, звон разбитых стекол и сирены автомобильных сигнализаций — сплошь разрушительные процессы. И все же я знаю: стоит мне выйти из дому на следующий день, и я увижу, как улица переродилась и цветочники вновь заняты своим делом. Торговцам приходится изрядно потрудиться, чтобы вымести всю грязь, но жизнь должна продолжаться, люди стараются как могут, делают все от них зависящее… Именно поэтому мне хочется быть с ними рядом. Теперь я принадлежу этому месту и начну сегодняшнее утро с уборки.

— Подумай хорошенько, детка. Финал не обязательно должен быть именно таким.

Мы настороженно оглядывались в поисках нашего домовладельца, но дом по соседству, как и прежде, не подавал никаких признаков жизни. Никто не приходил, никто не уходил, и свет продолжал гореть в окнах, как обычно. Люди порой оставляют его включенным, отправляясь куда-нибудь, в надежде отпугнуть злоумышленников. Именно так объяснял это Павлов, который то и дело выглядывал на улицу, поджидая служащего компании по выведению вредителей, спешившего к нам по срочному вызову. Никто из нас не рискнул спросить, что же специалист обнаружил там, в трубах под унитазом, но он сбегал в свой фургончик за контейнером и ушел в достаточно приподнятом настроении. У этого парня была голова, как у насекомого, сплошные глазищи и конусообразный подбородок. В некотором смысле ему можно было позавидовать. Выглядеть он мог как угодно, но человеку явно хорошо платили за ту работу, которая ему нравится. Стало быть, ему не приходилось зарабатывать себе на жизнь.

— Циско, скажи что-нибудь. Мы же в одной команде, ты помнишь?

Если верить картинке, поступавшей из «Рыбьего глаза», Кензо тоже не приходилось беспокоиться о заработке. С некоторой опаской мы подключились к его веб-сайту и, перебрав установленные над аквариумами камеры, обнаружили странную вещь: лавочка сама превратилась в аквариум, вода заливала ее от пола до потолка. Стены несли на себе явный отпечаток чьей-то безудержной ярости, да и подводившие воду трубы оказались разбиты и переломаны, как те самые аквариумы, которые они прежде питали, — но, по крайней мере, товар Кензо быстро освоился в образовавшемся пространстве. Более того, подводные обитатели выглядели намного симпатичнее, свободно плавая по лавке. Правда, за исключением акулы. Она покинула расколотый аквариум у дальней стены и теперь выглядела даже более угрожающе: акула подплыла поближе и предстала перед нами крупным планом. Слим клялся, что видел, как в кадре проплыл клубок рыболовных крючков с насаженным на них оторванным пальцем в виде наживки, но к тому времени я уже достаточно насмотрелась. Мне было ясно одно: пора выбираться из нашего собственного «аквариума», именно с этого я хотела начать новую неделю. Для освобождения требовались: дешевая зажигалка, залп баллончика с лаком для волос и шестизначная сумма, лежащая в моей застегнутой на молнию сумке.

— Представлению конец, — заявляю я, принимая боевую стойку над сложенным мною барбекю. Язычки пламени весело пляшут, подсвечивая снизу охваченные паникой лица Слима и Павлова. — Нужно поставить точку и двигаться дальше.

— С такими деньгами, — говорит Слим, — мы отправимся, куда захочешь.

Эти двое едва ли готовы к новым приключениям. Слим в своем допотопном халате и майке, брат — в свежевыглаженной рубашке и семейных трусах. Будь на мне что-нибудь поприличнее, я бы попросила их взглянуть на себя, прежде чем строить планы.

— Эти деньги не приведут нас туда, куда нам действительно нужно попасть, — говорю я вместо этого. — Я ведь помню, как они нам достались. Какую цену мы за это заплатили.

— Ничего мы не платили. — Павлов бочком обходит костерок и замирает на месте, стоит мне пригрозить поджарить первую пачку. — Циско, мы их заслужили, разве не так?

— Павлов, ради этих денег мы пожертвовали частной жизнью, самоуважением и в придачу едва ли не разумом.

— Все это к нам еще вернется, — говорит он, оглядываясь на Слима, ища поддержки. — Теперь ведь все кончилось.

— Ой, да что ты такое говоришь? — Я жестом предлагаю обоим оглянуться на дом. — Тогда почему мы все еще в Сети?

Парни переглядываются, молча признавая мою правоту и мечтая убраться отсюда. Ведь через какие треволнения нам пришлось пройти из-за веб-камер, а мы даже не вырвали их из стен. Усталость и переутомление нас не извиняют. На коробке сервера имелась кнопочка «выкл.», это вам не какие-то ракетные технологии, в которых мы были бессильны разобраться. Все трое распрекрасно знали, черт меня побери, почему мы еще продолжаем выходить в прямой эфир по каналам camplicity.com, но эта причина оставалась невысказанной. До сих пор.

— Это деньги, которые мы получили, не шевельнув и пальцем, — неловко выдавливает Слим, но умолкает, не успев добавить, что они нужны нам позарез. — Люди все еще платят за зрелище.

— И потом, режиссерское кресло отныне пустует, — переминается с ноги на ногу мой брат. — Мы теперь тут главные.

— Ты и впрямь так думаешь? — Эти доводы не трогают меня. — Слишком уж все просто, Павлов. Люди выставляют себя на всеобщее обозрение и уверяют друг друга, что все под контролем? «Мы занимаемся этим ради острых впечатлений»? Кого мы обманываем? Допустим, жизнь на виду у публики способна прославить человека. Она может даже принести ему неплохие денежки, пока в дом не въедут новые жильцы, но как насчет жизни, которую ты приносишь при этом в жертву? Той, что действительно чего-то стоит?

Я смотрю на огонь, как и остальные. Пламя жмется к углям, уже успевшим раскалиться докрасна. Перевожу взгляд на сумку с деньгами у ног. Даже если подбросить уголька, думаю я, потребуется немало времени, чтобы извести все пачки до последней.

— Веб-камеры — всего лишь временная мера, — говорит Слим со вновь обретенной уверенностью, даже с энтузиазмом. До чего же ему не хочется позволить мне спалить нашу добычу. — У твоего брата этим утром назначена встреча с редактором. После того как ты приложила свою руку к его колонке, Циско, ему грозит заметное повышение зарплаты.

— «Блесни умом!» только что вдвое повысил расценки на рекламу на странице советов читателям, — объясняет Павлов. — И все благодаря популярности твоего мужского подхода к проблемам интимных отношений. По справедливости, сколько бы мне ни заплатили, эти деньги твои.

— Мы можем разделить их, — говорю я, сжимая губы, чтобы те не растянулись в улыбке. — Это как раз и значит «работать в команде».

— Кстати говоря, — начинает Слим, неожиданно забеспокоившись. — Кажется, мы с Мисти наконец-то достигли цели.

— Ты нашел сокровищницу?

Сдержанно и скромно Слим описывает, как он только что взобрался с пляжа на обрыв, где на самой вершине увидел домишко, в котором еще не успела побывать ни одна Мисти. Он объявляет, что сумел даже проникнуть внутрь через разбитое окно и не истечь при этом кровью. Последнее испытание перед получением заслуженной награды.

— Я приостановил игру, чтобы прочистить мозги, — говорит он. — И решил найти тебя, рассказать об успехе. Мне хотелось разбудить тебя хорошей новостью, и посмотри, где я оказался теперь.

— Серьезно? — я прикидываю, что это может значить. — В этой хижине лежит бумажка с реквизитами банковского счета на целый миллион долларов?

— Что же мы тут сидим? — Павлов уже на ходу задает этот вопрос, подгоняемый, надо думать, тем обстоятельством, что я только что подняла сумку, намереваясь обложить кострище топливом. — Слим, пауза в этой игре работает всего пару минут, по истечении которых любой может обогнать тебя.

— Бежим, — говорю я, подталкивая брата к дому. — Вперед, Слим!

Мисти тяжело дышит, когда Слим берет в руки джойпад. Он переходит прямо к делу, игра возобновлена, но это не слишком помогает девушке восстановить нормальное дыхание. И все же, по крайней мере, в этой каморке нет медведя гризли или каких-либо других сюрпризов, только ржавый сейф с круглой ручкой. Это наша зона, и больше ничья. Наконец-то.

— О, Слим! — отвернувшись от экрана, я от души целую его в щеку. — Я так горжусь тобой.

— И я тоже, — соглашается мой брат, хоть и ограничивается словами.

Я замечаю, как дрожат руки Слима. Он с трудом проглатывает комок в горле, по очереди оглядывая нас.

— Мы заслужили эту награду, верно?

— До последнего пенни, — киваю я.

Слим протягивает мне джойпад.

— Сделай это сама, — говорит он. — У тебя лучше получится.

— Ни за что.

— Мой указательный палец плохо гнется.

— Это твой триумф, Слим. У тебя все выйдет как надо.

— Может, прекратите эти экивоки? — спрашивает Павлов. — Если Мисти так и будет стоять, ничего не предпринимая, ей в спину рано или поздно воткнется чей-нибудь топор. Открывай сейф и покажи мне бабки!

Павлов прав, но на самом деле игра тут ни при чем. На кону миллион, и нам в затылок должна дышать целая армия других игроков. Ума не приложу, сколько их, но подозреваю, что некоторые путают сейчас реальный мир с искусственным, тикая на манер часовых механизмов перед своими экранами. Я просто еще не готова к новым схваткам.

— Ладно, уговорили. — Слим набирает полную грудь воздуху, заставляя Мисти шагнуть вперед. — Пожелайте мне удачи.

«Вот оно! — думаю я. — Еще один момент из тех, которые мы так долго ждали». Впрочем, от Слима требовалось лишь сделать последний шаг: как только он подводит Мисти к сейфу, та перехватывает инициативу, следуя запрограммированной инструкции. Когда девушка поворачивает колесо, скрипят давно не смазывавшиеся петли, и с громким щелчком дверца сейфа распахивается. Вокруг нас, воображаю я, все, кто подключен сейчас к веб-камерам, вытягивают шеи. Ну и ладно, они бессильны вмешаться. Ничего им не обломится. Это состояние принадлежит нам, и только нам.

— Боже мой!

— Вы только взгляните!

Я смотрю на Слима. Его глаза широко раскрыты, он потрясен увиденным.

— Сейф пуст!

— Его кто-то взломал! — следует немедленный вывод Павлова. — Ищите следы крови. Если здесь уже побывала Роуз верхом на собственной Мисти, мы, по крайней мере, знаем, где ее найти. До больницы отсюда рукой подать.

— Мы первые, — едва шевелятся губы Слима. — Иначе сейф стоял бы уже открытым.

Павлов спрыгивает с дивана и хватает пластиковую коробочку, в которой продавалась игра. Он выхватывает инструкцию и роняет коробку к ногам.

— Гнусное надувательство, — пыхтит он. — Тут сказано, что в сейфе лежит код. Надо лишь набрать «горячую линию», сообщить цифры, и деньжата наши.

Потянувшись, я выхватываю коробочку из-под ног готового растоптать ее брата. Вот она, на обложке, Мисти Вентура во всей красе. Черные ботинки, велосипедные шорты и патронташ на титьках. Помнится, парни были в восторге, когда я впервые принесла игру в дом, но сейчас Мисти кажется неумелой подделкой под человека. Даже Слим, похоже, не горит желанием провести с нею еще хоть минутку. Но с другой стороны, все игры, наверное, теряют свою притягательную силу, стоит только пройти их до конца.

— Никого тут не было, — повторяет Слим, и его смиренный тон лишь подтверждает то, о чем я начинаю догадываться сама. В конце концов, наша копия «Денежного залпа» была всего лишь пиратской подделкой. Пусть она и пропустила Слима на игровое поле, как и всех прочих игроков, но настоящий-то приз может вручить только официальная версия.

— Нас никто и не пытался надуть, — говорю я. — Мы обманули себя самих.

В воздухе сгущается молчание. Я ловлю себя на том, что смотрю куда угодно, только не на экран.

— Вот оно что, — наконец произносит Слим, бросая джойпад на ковер. — Прости-прощай, Мисти Вентура. Конец тебе.

— Это время не было потрачено впустую, — напоминаю я. — Ты нашел выход из множества сложных ситуаций, да и я многому научилась, глядя, как ты играешь с Мисти.

Слим испускает долгий, протяжный вздох: так, словно душа его расстается с бренной оболочкой. Он растекается по спинке дивана и протягивает руку в направлении золотого яйца наверху — веб-камеры с зеленым огоньком.

— Люди наверняка подумают, что я неудачник.

— А кого трогает, что они там себе думают? — спрашиваю я. — По крайней мере, ты уселся на этот диван, чтобы чего-то достичь. Ладно, пусть программа оказалась умнее нас, но ведь могло быть и хуже. Ты мог тратить время впустую, подключаясь к какому-то другому веб-сайту, чтобы посмотреть, как в режиме реального времени сходит с ума кто-то другой. И чего бы ты достиг тогда? Разве что убедился бы, что твое собственное печальное, скучное существование не настолько никчемно, как ты того опасался. — Я откинулась на спинку дивана рядом и успокаивающе похлопала по его ноге, этому жесту я научилась у брата. — Забудь ты про зрителей, Слим. Это же твоя жизнь, и я знаю, что ты вложишь и сердце, и душу в то дело, которым займешься дальше.

Павлов встает с дивана и проходит мимо экрана. Странно видеть, как он — полуодетый, в рубашке, трусах и носках — бредет к двери, но в этом зрелище есть и нечто утешительное. Почему-то он кажется теперь более спокойным, расслабленным. Естественным, что ли.

— Оставлю-ка я вас наедине, — говорит он. — Если понадоблюсь, я в туалете.

Я выдавила сочувственную улыбку, но брат никак не отреагировал. Вместо этого Павлов скорчил гримасу, глядя куда-то мне за спину. Я сообразила, в чем тут дело, еще прежде чем успела обернуться и прочитать сообщение на табло:

ЖМИ… ВО ВСЕ… ЛОПАТКИ… ПОНЧИК!!

— Наплюй, — советую я.

— Делай, что тебе надо, — соглашается Слим.

Но Павлов не уходит. Он застыл, словно изваяние.

— Я не имел в виду отлить, — говорит он наконец. — Субботний вечер, проведенный в компании с Кензо, оказался хорошим тренингом. Я понял, что могу сдерживаться, если только подключу мозги.

— Молодчина! — радуюсь я за брата, а Слим приподнимается с дивана, чтобы пожать ему руку.

— Мои поздравления, дружище! Ты все-таки затянул этот узел.

Я жду, что Павлов поморщится, когда Слим хватает его ладонь, но брат не оправдывает моих ожиданий. Надо полагать, виной тому — опыт жизни на всеобщем обозрении. Если это значит, что он научился расслабляться в кругу ближайших друзей, тогда из этой затеи все-таки вышло нечто полезное. Но Павлов продолжает испепелять табло взглядом, словно призывая неизвестного обидчика выйти вперед и показаться всем.

— Можно задать вопрос? — Слиму требуется секунда, чтобы сформулировать его. — Если тебе не хочется ссать, чем же ты собирался заняться в туалете?

Это возвращает Павлова к нам.

— Циско права насчет веб-камер, — говорит он затем. — Нам не нужны подписчики Картье. Пропади они пропадом вместе со своими деньгами. Свою жизнь я ценю дороже и сейчас хочу еще кое-что сказать.

Павлов подходит к табло.

— Можешь засунуть колонку советов себе в зад. Надо было уволиться, еще когда ты прекратил печатать мое лицо крупным планом!

— Павлов!

— Лучше молчи, Слим. Я разговариваю со своим редактором. С человеком, который находит забавным сваливать на ветерана странички советов больше проблем, чем тот заслуживает.

— У тебя паранойя, — настаивает Слим. — Там может быть кто угодно.

— Скажем так: я потрохами чувствую, кто там прячется. И даже если я ошибаюсь, он, скорее всего, тоже наблюдает за нами, так что, с моей точки зрения, разницы никакой. — Павлов грозит табло кулаком и твердо заявляет, что не пойдет сегодня на встречу с редактором. Какую бы сумму тот ни посулил, она не сравняет счет. — Считайте, — заявляет он, — что я только что заявил об увольнении.

— Ты уверен? — переспрашиваю я. — Мне не сложно помогать тебе сочинять колонку.

— Я ценю твое предложение, — отвечает мне Павлов, — но я решил вернуть себе достоинство и на профессиональном поприще. Тридцатилетний ведущий колонки советов подросткам, — он усмехается при этой мысли. — Кому я вешаю лапшу на уши?

С невольным стоном я усаживаюсь обратно на диван.

— Сколько раз можно повторять: ты далеко не стар для своей работы! Ты молод сердцем, а только это и имеет значение.

— А чем ты намерен заниматься, — интересуется Слим, посчитав, видимо, мои старания обреченными на провал, — пока не состаришься окончательно, чтобы вновь заслужить доверие читателей?

Павлов реагирует так, словно ему только что сказали, что цвет его носков не гармонирует с цветом трусов: он смотрит в пол перед собой, потихоньку краснея.

— Я уже обсудил это с Корал в ходе нашей электронной переписки, — застенчиво говорит он. — Вместо того чтобы потребовать денег за свои консультации, она попросила меня принять участие в совершенно новом интернет-проекте.

— Она хочет, чтобы ты занимался стриптизом? — ужасается Слим. — Вот что, дружок, не горячись. Даже я не настолько уверен в собственном теле.

— На самом деле это будет агентство по уборке помещений с приемом вызовов через Сеть. — Щеки Павлова пылают уже совершенно по другой причине. — С удовольствием хочу сообщить, что Корал покончила с играми на раздевание.

— Не может быть, — сказала я, обрадованная новостью. — Мой брат собирается принять участие в неоперившемся проекте?

— Причем самое активное участие? — Слим приподнял было бровь, но тут же скорчил дружелюбную мину. — Честно говоря, мне кажется, что вы двое сумеете добиться успеха.

Павлов кивает, не обращая никакого внимания на беззвучную тираду табло. Я гадаю, понимает ли он, на что идет.

— Я покину вас ненадолго, исправлю кое-что в уборной, — говорит он затем, пятясь к двери. — Надеюсь, что вы не станете терять времени даром.

— Удачи! — кричу я вслед, уже догадываясь, чем собирается заняться Павлов. Кстати, я сама еще не осуществила собственное намерение, а потому я встаю с дивана и подхожу к Слиму вплотную. Мне необходимо завладеть всем его вниманием и, значит, руками тоже. — Похоже, я здорово опоздаю на работу сегодня, — говорю я.

Слим смотрит на часы, но видит там что угодно, только не точное время.

— Циско, — говорит он, — тебе же предложили такую работу! Та тетка, искательница дарований, она ведь первым делом захочет узнать твой ответ.

— Знаю, — говорю я, уже улыбаясь. — И она его узнает, когда я просто не приду.

— Нельзя же с ходу отвергать такой шанс! Все эти путешествия, которые она тебе наобещала, возможность ездить по всему миру, встречаться с новыми людьми. Ведь ты всегда об этом мечтала.

— Я рада, что смогла все хорошенько обдумать за эти выходные, — объясняю я. — И поняла, что хочу лишь одного — быть здесь, рядом с тобой. Путешествовать будет, конечно, здорово, но сначала я хочу пустить где-нибудь корни.

— Но такой шанс выпадает только раз в жизни.

Я киваю на набитую деньгами сумку, забытую рядом с диваном.

— Совершенно верно.

Мне кажется, что Слим хочет возразить, но Павлов, похоже, щелкает наверху тумблером, поскольку весь наш дом вырубается из Сети. Все чудеса новейших технологий запрятаны теперь в остов самого здания, и это почти совсем недоступно глазу. Крошечный огонек, венчавший веб-камеру над телевизором, меняет цвет с зеленого на красный; бежавшая по табло фраза сокращается до точки. Что действительно производит впечатление, так это умиротворение, которое приносит с собой перемена. Все это время, осознаю я, мы жили в беспрестанном электрическом гуле, очень тихом, но настолько ровном, что все трое ошибочно считали его тишиной. Мы со Слимом просто оглядываемся вокруг, впитывая обстановку гостиной с новым трепетом, а затем утыкаемся взглядом в сумку с целым состоянием внутри. Я замечаю Слиму, что угли, наверное, уже раскалились добела.

— Если мы сумеем довести дело до конца, — говорит он после долгого молчания, — то потом отпразднуем это.

С места в карьер, мои мысли уносятся в интернет-кафе.

— У меня есть приятель-бармен. Он непременно угостит нас за счет заведения.

— Нет нужды. — Слим напоминает мне о нашей маленькой экскурсии в загородное отделение банка. — Насколько я помню, где-то на банковской книжке у меня должна лежать заветная двадцатка.

— Ты не ошибся, — говорю я с уважением. — Вполне возможно, там даже уже набежали кое-какие проценты. Их, пожалуй, должно хватить мне на прическу.

Слим закидывает сумку на плечо.

— Может, лучше отращивать волосы, не докрашивая? — предлагает он.

— Это мысль, — говорю я, прикидывая, что с волосами натурального цвета будет легче управиться. — Хотя какое-то время моя прическа будет выглядеть ужасно.

— Откуда ты знаешь? — поворачивается к двери Слим. — Некоторые могут посчитать двухцветные волосы эротичными. — Если в его глазах и появилась знакомая мне искорка, то мне ее не видно, но я знаю, куда Слим направляется, и радуюсь, что мы действуем заодно. — Давай покончим с этим, — заключает он. — А потом ухнем все наши сбережения на бутылку приличного шампанского.

Мы оставляем замершую на экране Мисти в компании прокручивающихся титров. Я, конечно, оденусь, прежде чем мы выйдем в город, но пока вполне довольна своим нарядом. Стоит сперва немного продрогнуть, если знаешь наверняка, что на дне сумки тебя ждет стеганый пуховик. Слим, похоже, бьет копытом. Судя по тому, как он набирает скорость, проскакивая через кухню во двор, — его лодыжка уже в полном порядке. Ведя меня за руку, Слим вприпрыжку возвращается туда, где все это началось.

— Нет, вы только посмотрите, как парень разошелся, — говорю я. — Тоже мне, подпольный миллионер!