Я бросила вещи в холле и нашла парней за кухонным столом. Брат сидел, уставившись в ноутбук Слима, и жевал кончик ручки. Слим корпел над блокнотом, затягиваясь микроскопическим косячком. Нельзя сказать, чтобы кто-то из них при этом испытывал воодушевление. Напротив, мое появление что-то чересчур их обрадовало.

— Циско, — первым заулыбался Павлов и сделал нетвердую попытку подняться со стула. Чтобы разглядеть меня получше, он тут же стащил с носа маленькие круглые очки для письма и принялся вертеть их в пальцах. — Скажи, почему искусственные блондинки кажутся мужчинам привлекательнее, когда из-под окрашенных кончиков волос видны корни естественного цвета?

Я бросила на Слима сердитый взгляд. Волосы я красила перед самым приездом в Лондон, хотела произвести впечатление. Очевидно, для достижения наилучшего эффекта придется подождать еще пару недель.

— Вынуждаете меня отрастить длинные волосы?

— Вопрос задал твой брат, — запротестовал Слим. — Откуда мне знать, что он имел в виду?

— Это вопрос из письма читательницы в мою Рубрику. — Павлов развернул ноутбук, чтобы я могла взглянуть. — Девочка подозревает, что двухцветные волосы не на шутку заводят парней, и хочет знать, что я думаю по этому поводу.

— Тогда зачем тебе мое мнение?

Слим отважился встретиться со мной взглядом.

— У Павлова небольшой кризис. Он утратил веру в собственные советы. Небольшой затык, можно сказать.

Брат не сводил с меня умоляющих глаз.

— С каких это пор? — спросила я.

— С тех пор как его невзлюбил редактор.

— Ну? — настаивал Павлов. — Насколько эротичны двухцветные волосы?

Пришлось объяснить: женщины ежегодно тратят миллионы фунтов ради того, чтобы цвет их волос выглядел по возможности естественнее. Любой мужчина, который во всеуслышание заявит, будто ему больше по душе тот природный оттенок, что прет из головы, вытесняя краску, может, и не покривит душой, но навряд ли добьется всеобщего признания своей правоты.

— Стало быть, ответ отрицательный? — подытожил Павлов. — Слушай, а ты не могла бы немного развернуть свою мысль?

Я уселась за стол напротив мальчишек.

— И что еще я должна, по-твоему, сказать?

Слим глянул на Павлова так, словно они общались при помощи телепатии.

— Твой брат вовсе не хочет, чтобы ты что-то сказала, — поделился он со мной. — Он хочет, чтобы ты это написала.

Мне показалось, что Слим шутит. Однако эти двое не торопились прыснуть со смеху, так что пришлось обратиться к Павлову напрямую:

— Ты просишь меня написать твою колонку?

— Ответы должны быть развернутыми.

— И я должна изложить мужской взгляд на женские проблемы?

— Прошу тебя, Цис. Мне позарез нужно продемонстрировать чудеса проницательности и анализа. Я должен доказать, что незаменим.

— И поэтому ты обратился за помощью к женщине?

— Ты замечательно справишься, — сказал мой брат. — Я в тебя верю.

— Мнение профессионала, — добавил Слим, на лице которого уже успела обосноваться широкая улыбка.

Когда подошла моя очередь затянуться травкой, я отказалась, решив не затуманивать мозги, загруженные вопросами, которые Павлов отобрал для своей колонки. Всего их было четыре: сначала о крашеных волосах, потом еще два, от девиц, обнаруживших, что их личная жизнь зашла в тупик. Одну беспокоило безразличие соседского парня, но еще больше — скверные новости, пришедшие по электронной почте. Другую заботила техника поцелуя: бывший бойфренд оглушил бедняжку заявлением, что она «делает это, как рыбка гуппи». Завершал страничку читательских проблем вопль ужаса: парень четвертой читательницы превратил свою спальню в святилище Дженнифер Лопес. «Почему? — спрашивала каждая. — Что за люди эти мужчины?»

На составление ответа ушло примерно пять минут. Я стучала по клавиатуре, пока Слим делал нам кофе, а Павлов пожирал меня нетерпеливым взглядом. Не было нужды перечитывать написанное, я просто нажала клавишу ввода в последний раз и толкнула ноутбук через стол. Мой брат тут же вернул очки на переносицу. Шевеля губами, он прокручивал страницу, с жадностью глотая мой текст. Дочитав, Павлов поднял на меня глаза, моргающие за маленькими линзами. Не знаю, что именно отразилось на его лице в ту минуту: смятение или недоверие.

— Потому что в глубине души все они ублюдки, — сказал он. — Даже лучшие из них.

Немного коротковато, но основную мысль он уловил.

— Что такое? — спросила я.

— Это суть твоего ответа.

— Угу.

— На все вопросы одновременно?

— Почему бы и нет?

— Циско, но это же не совет. Это вероломный обман, поскольку он исходит якобы из мужских уст. Да меня линчуют за это!

— Если хочешь знать мое мнение, — сказала я, — то надо зайти еще дальше и опубликовать имена этих больных на голову мальчишек. Имеет смысл тиснуть их фамилии в твоей колонке. И не забудь адреса. О, знаю, напечатай заодно их фотки! Вот тогда твоим читательницам будет что обсудить.

Кажется, Павлов немного оторопел. Линзы его очков подернулись туманом, а лицо порозовело.

— Тебе нечего терять, — пожал плечами Слим. — Мы сочиняли полдня, а придумали только несколько абзацев извинений.

— Неужели в этом блокноте твои варианты ответов?

— Нет, здесь всего лишь перечень подходящих для него вакансий, — покачал головой Павлов.

— Здорово! — восхитилась я, довольная, что Слим проявил инициативу. — Ну-ка, похвастайся.

— Видишь ли, — застенчиво протянул Слим, совсем как школьник, которого попросили зачитать сочинение классу, — я тоже хочу добиться успеха в чем-то, что мне нравится делать…

— Чтобы тебе никогда больнее не пришлось работать, — догадалась я. — Хорошее начало.

— Но применить этот принцип на практике оказалось не так-то легко.

— Можно взглянуть? — я вырвала страницу из блокнота прежде, чем он смог возразить. — «Пункт первый, — прочла я. — Стать донором и сдавать сперму».

Павлов фыркнул в чашку с кофе.

— Думаю, этот вариант лучше всех прочих, — сказал он, совладав с собой. — Но доходы вряд ли покроют арендную плату.

— Я записывал все, что приходило в голову, — парировал Слим, — и эта мысль явилась первой.

— «Пункт второй, — с нажимом читала я. — Прославиться». — Я опустила листок, пристально глядя на Слима. — Все, больше пунктов тут нет.

— Если ты сумеешь разбогатеть на сдаче спермы, дружище, то уж точно станешь суперзвездой. — Злорадно улыбаясь, Павлов откинулся на спинку стула. — Обещаю тебе: мужики со всего мира будут готовы выложить состояние за секрет твоей потенции. Будешь давать мастер-классы. Представь только!

— Ладно, полегче, — сказал Слим. — Признаться, я уже пробовал заработать на любимом занятии. Посмотри, в какой луже я сижу теперь.

— Значит, не один Павлов утратил веру в свои силы. — Выждав короткую паузу, я предложила ребятам подумать головой. — Если мы собираемся хоть как-то упорядочить свою жизнь, надо объединить наши усилия.

— Не уверен, что будет прок, — пробормотал мой брат. — Картье потребует денег уже через несколько дней. Если мы не соберем нужную сумму, то в скором времени пойдем куда глаза глядят.

— Ой, чуть не забыла! Между прочим, я принесла вам подарки. — Естественно, это заставило их заткнуться. Оба мучительно соображали, по какому поводу праздник, когда я встала и вышла в прихожую. — Но не бойтесь, не прощальные.

— Весьма милый букетик, — сказал Слим, когда я вернулась в кухню с сумкой на плече и розами в руках. — Это мне?

— Увы, это мне. Букет вручил парень, который, похоже, знаком с вами обоими.

Слим оглянулся на Павлова. Мой брат захлопнул ноутбук.

— Громадный такой мужик с рынка, — пояснила я. — Совсем как Отчаянный Дэн под кайфом.

— Исчерпывающее определение, — хмыкнул Слим.

— Добряк Уильям, — догадался мой брат.

— Hani поставщик цветов и наркоты.

— Так он наркодилер? — Память услужливо прокрутила заново наш разговор, восполняя пробелы.

— Добряк может раздобыть все, — сказал Павлов, — болотные фиалки, подснежники, даже летом, марокканский снежок — круглый год, пожалуйста, жимолость, сенсимилью, — все, что душе угодно.

— За исключением крэка, — вставил Слим. — Вилли не так давно зарекся с ним связываться. Такой товар привлекает другой тип покупателей, а в глубине души Добряк всегда склонялся к тонизирующим средствам.

Отчего же этот Вилли не объяснил толком, чем торгует на самом деле?

— Как мне было догадаться, что он дилер, — негодовала я, — если он все ходил вокруг да около, вместо того чтобы выложить все начистоту?

— С каких это пор наркодилеры выкладывают все начистоту? — Слим схоронил остатки мини-косяка в пепельнице. — Если дилер вдруг называет вещи своими именами, это значит, что его наркотики никуда не годятся. Хочешь понимать его, выучи кодовый язык.

Павлов потыкал в букет кончиком авторучки.

— Вижу, он дал тебе розы.

— Сколько же ты заплатила? — спросил Слим.

— Нисколько. Это подарок.

— Красота, — обрадовался он. — Мы только что прикончили последние остатки нашего запаса.

— Добряк явно запал на тебя, — заметил мой брат и тут же предостерег: — Не вздумай завязать с ним слишком крепкой дружбы.

Все это время я переводила взгляд с цветов на Слима, со Слима — на Павлова, а с брата — обратно на букет. Обычные свежесрезанные розы, при чем же тут травка?

— У меня на работе выдался сегодня непростой денек, — взмолилась я. — Мне хочется отдохнуть в горячей ванне. Пожалуйста, не надо больше никаких загадок.

Слим принял букет из моих рук, ощупал обертку и, обретя искомое где-то посередине, победно улыбнулся:

— В мире, в котором вращается Добряк, розы бывают двух видов: обычные, — Слим замолчал, переворачивая букет черенками вверх; на стол выпал лакрично-черный комок размером с игральную кость, — и необычные.

Я подняла гашиш, сжав его между большим и указательным пальцами.

— Улыбка фортуны, не иначе, — объявил Слим. — Быть может, с этого дня наши дела пойдут в гору.

— Это еще не все, — сказала я и удивила его, потянувшись к сумке. — Сдается мне, ты будешь просто в восторге.