Замок Уорик, 1602 год

— Поторопись, Анна. Хозяйка сегодня не в настроении.

— Как будто бы это в новинку.

Джойс бросила суровый взгляд на свою подопечную и нахмурилась.

— Придержите язык, мисс. Она ваша старшая, стоит над вами, поставлена Богом.

Анна не стала возражать, продолжая балансировать подносом с утренней едой для хозяйки дома. Ей в самом деле нужно было держать язык за зубами. Но не ради себя. Ее мало интересовали собственные блага, дело было в маленьком ребенке, который был бременем для ее матери. Леди Филиппа накажет не только ее. Она перенесет гнев также на ее мать.

Вздохнув, она поторопилась за Джойс в западное крыло, чтобы донести еду на подносе теплой к моменту, когда хозяйка просыпается. Блестящие куполообразные крышки из серебра накрывали блюда, предназначенные ей на завтрак. Драгоценный металл нагревали над огнем, прежде чем накрыть им каждое из блюд.

Сама Анна поднялась с первыми проблесками зари, чтобы затем присутствовать при пробуждении хозяйки дома. Эта обязанность перешла к ней сразу после того, как она вступила в период отрочества. В первые месяцы у нее болели запястья от тяжести подноса с серебряными крышками, но сейчас она чувствовала себя вполне нормально. Филиппа приказала, чтобы Анна одевала ее каждое утро и спала в девичьей спальне позади кухни под присмотром экономки. Никаких свиданий быть не должно. Она должна сохранить девственность.

Причина была простой. Даже у незаконнорожденной кровь была в значительной степени голубой. Филиппа могла испытывать неприятие даже при одном виде ее и ее братьев и сестер, но она была хозяйкой дома. Она ничего не хотела терять, все у нее было на учете. Кровь Анны могла оказаться полезной при совершении некоторых брачных договоренностей. Находились захудалые рыцари, которые очень ценили благородную, голубую кровь в жене. Не исключено, что Филиппа могла бы использовать ее и как куртизанку, удовлетворяющую причуды некоторых богатых купцов. Но что именно было у нее на уме, она пока не предавала гласности.

Итак, Анна молча стояла, когда полог над кроватью раздвинулся, и Филиппа повернула голову, чтобы посмотреть на собравшихся служанок. Она скользила взором по каждой, разглядывая их одинаковую одежду, начиная от головного чепчика и кончая нижней кромкой платья. Филиппа ничего не упускала. Кажется, ее губы никогда не улыбались.

Картина, висевшая в нижнем зале, запечатлела ее в юности, когда она была еще невестой, но в женщине, которую Анна видела сейчас, не осталось той живости и в помине. Анна наблюдала за Филиппой сквозь ресницы, в то время как шеренга горничных в почтении склонила перед ней головы.

— Этой ночью у меня замерзли ноги.

Покрывала были сдвинуты, и леди села в постели. Пышные подушки подложили ей под спину, чтобы она могла чувствовать себя удобно.

— Дрова были положены неправильно. Угли не держали тепло.

Никто из девушек не сказал ни слова. Они склоняли головы при каждом слове Филиппы, привычно и слаженно выполняя работу в спальне. Тяжелые гобелены были осторожно сдвинуты с учетом того, насколько дорогой была материя. Камин был быстро очищен от золы, и зажжен новый огонь для обогрева спальни. Анна дожидалась, пока леди окончательно усядется, чтобы небольшие латунные ножки подноса не поцарапали ноги хозяйки, а аккуратно опустились, и поднос мог оказаться поверх бедер Филиппы.

Леди принялась проверять, чти находится под блестящими серебряными крышками на подносе. Ее губы вытянулись в одну жесткую линию, когда она отбросила одну из крышек, увидев, что приготовила кухарка.

— Скажите кухарке, чтобы она явилась сюда в обед.

У всех горничных скребануло на душе, потому что каждая из них в то или иное время испытала на себе результаты неудовольствия хозяйки. Для кухарки это будет весьма неприятный день. Филиппа принялась за еду, не переставая при этом оглядывать критическим взором всех присутствующих. Все они научились передвигаться осторожно и мягко, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Глаза их были опущены долу, дабы хозяйка не прочитала в них чего-нибудь ее не устраивающего.

— Я готова подняться. — Филиппа с грохотом поставила освободившуюся посуду на поднос, который был убран почти в то же мгновение.

Другая девушка сдвинула покрывала и простыни к изножью кровати.

Анна присоединилась к другим девушкам, помогая поднести воду и начать одевать хозяйку. В зависимости от настроения одевание могло занять до двух часов. Горничные кружили вокруг Филиппы, омывая ей ноги и руки и надевая вязаные чулки на каждую ногу. Дорогая нижняя рубашка была надета через голову, за ней последовала стеганая нижняя юбка. Это было очень красивое белье — грубая шерсть подбита дорогим хлопком из Индии, тысячи крохотных стежков поддерживали красивую форму. Даже в начале весны это было необходимо для того, чтобы леди не замерзала.

Уорикшир был последним территориальным английским владением на границе с Шотландией. Графа Уорикширского постоянно вызывали к королевскому двору как хозяина приграничного владения.

Анна страшно скучала по отцу.

Хорошие времена наступали, когда отец приезжал в поместье. Губы Анны дрогнули, и она тут же заставила их сложиться в строгую линию, чтобы не обидеть Филиппу. Однако ее сердце омывалось радостью, когда она думала об отце. Ее мать была счастлива, когда он возвращался. Даже начинала танцевать, видя, как передние всадники въезжали через ворота и объявляли о прибытии хозяина имения. Он находился при дворе всю зиму. Четыре месяца приходилось терпеть безобразное отношение Филиппы, не испытывая при этом его любовного внимания. Отец обожал ее, а также ее братьев и сестер, но придерживался традиций. Филиппа была хозяйкой дома, так что Анна подпадала под ее власть.

Однако же ее положение было лучше, чем у других. Она имела крышу над головой и еду на столе для слуг внизу. На ней были добротное шерстяное платье и сработанные специально для нее туфли, а не перешедшие от кого-то со стороны. Было многое, за что она должна была быть благодарной. Всего одна несчастная хозяйка — это гораздо меньше того, от чего вынуждены были страдать другие.

По крайней мере не было дома Мэри.

Анна содрогнулась. Законнорожденная дочка была безжалостной и не испытывала даже чуточку стыда за свои поступки. Мэри скулила словно младенец и могла по любому поводу впадать в раздражение. Она могла даже разорвать одежду из добротной материи, посчитав ее хуже той, что носили ее подруги, посетившие двор. Филиппа покрывала подобные вспышки, изыскивала деньги в казне имения для покупки того, что требовала ее дочка.

Анна нахмурилась, когда отвернулась от Филиппы. Более справедливо было бы признать, что это именно она находила те средства, которые позволяли леди Мэри перестать скулить. По традиции бухгалтерские книги должны были вестись Филиппой, и обо всех расходах должна была знать Мэри. В Уорикшире было иначе. После исполнения обязанности одеть Филиппу Анна должна была в течение всего дня и даже ночи следить за тем, чтобы эти книги заполнялись аккуратно и точно.

Ее отец настоял на том, чтобы она и ее братья и сестры были образованными. Однако Филиппа решила использовать их знания к своей выгоде. Обязанностью Анны было вести бухгалтерские книги и заботиться о том, чтобы бюджет был сбалансированным. Всякий раз, когда на исполнение прихотей леди Мэри требовалось еще больше золота, именно Анна должна была найти выход, чтобы хозяин не заметил этого. Деньги находились от продажи либо овец, либо материи, которую ткали слуги. Анна не любила эти бездумные траты. Уорикшир был бы гораздо сильнее, если бы деньги не транжирились из тщеславия.

В спальню громко постучали. Одна из горничных поспешила к двери. Когда дверь распахнулась, ясно послышался звук колокольчиков.

— Хозяин возвращается, миледи.

Филиппа нахмурилась.

— Ладно, заканчивайте одевание, недотепы.

Все засуетились, продолжая держать глаза долу. Анна передала вещи другой девушке, потому что научилась держаться подальше от хозяйки в тот момент, когда леди готовилась встретить мужа. Филиппа была щедра на пощечины, предощущая разговор с графом. Одна из горничных замешкалась с надеванием туфли, и тут же последовала смачная пощечина.

— Убирайся отсюда!

Девушка, даже пятясь к двери, не поднимала голову. На ее лице обозначилось ярко-красное пятно. Анна собрала все свое мужество, опустившись на колени, чтобы надеть туфлю.

— Почему я словно проклятая, почему у меня наихудшая прислуга в целой Англии?

Никто не произнес ни слова, но за спиной хозяйки можно было увидеть несколько выразительных взглядов. Раздражение можно было выплеснуть только вот такими взглядами без слов.

Анна встала, счастливая тем, что закончила выполнять свои обязанности. Филиппа устремила на нее взор в тот момент, когда Анна не успела опустить глаза.

— Ублюдок!

Анна поторопилась принять почтительный вид. Однако Филиппа не успокоилась.

— Незаконнорожденный ребенок — это значит зачатый в грехе. Ты должна быть благодарна, что церковь сжалилась над тобой, иначе ты так и осталась бы некрещеной.

— Да, мадам.

По-настоящему это оскорбление не причиняло боли. У Анны давным-давно выработалась защитная броня после злобных ударов, которые Филиппа наносила языком. Это гораздо легче, чем выносить ее оплеухи.

Шурша шелковыми юбками, в комнату влетела леди Мэри.

— Отец выдал меня замуж на сторону! Ой; мама, я не хочу ехать в Шотландию!

Леди Мэри бросилась на грудь матери.

— Скажи мне, что я не должна ехать, мама! Пожалуйста!

Она стала скулить так громко, что ее вопли могли бы поднять даже мертвого. Слезы лились ручьями по ее щекам, когда она оторвалась от матери.

— Скажи ему, что я не поеду на ложе этого шотландца!

— Хватит воплей, Мэри!

Все находящиеся в комнате повернули головы и увидели в дверях властителя замка. Даже с поседевшими серебристыми волосами он не казался менее могучим и выглядел как настоящий хозяин дома. И даже Филиппа почтительно склонила голову, успев притянуть к себе дочь.

— И я прокляну тебя, если ты опозоришь меня, дочь! Это весьма солидный брак с молодым Бродиком. Он уже имеет титул.

— Шотландский.

Мэри капризно вытянула губы и заскулила.

— Времена меняются, дочь. Скоро мы станет единой нацией, объединенной властью короля, шотландца по рождению. Макджеймс будет отличной партией, гораздо лучшей, чем многие из твоих друзей по двору.

Граф посмотрел на жену, но затем сосредоточил внимание на Анне. Анна была не в силах заставить свои губы перестать шевелиться — они приветствовали отца, хотя при этом она склонила голову. Глаза ее засветились, но со стороны Мэри послышалось шипение, когда она заметила, как взгляды Анны и отца встретились. Единокровная сестра Анны посмотрела через плечо матери, и в ее глазах сверкнула ненависть.

Отец напрягся, снова перевел взгляд на жену.

— Вассалы графа Алькаона должны прибыть сюда через неделю. Мне было позволено отлучиться только для того, чтобы отвезти Мэри домой. Я уезжаю ко двору на заре. — Он наставил толстый палец на Мэри. — Ты поступишь, как я договорился, и никаких больше слез. Детство закончилось. Филиппа, присмотри за этим.

— Она должна выйти замуж?

Граф вспылил:

— О Боже, женщина! Ей двадцать шесть лет! Она воротит нос от каждой партии, которую я ей предлагал. Больше никаких дискуссий! Моя ошибка в том, что я дал вам право слова по этому вопросу. Мэри должна была выйти замуж четыре года назад, но я все ждал, пока она согласится на предложенную партию или сама скажет о своем выборе. Мадам, прошло уже восемь лет, как мы определили ее ко двору.

— Но он шотландец, отец.

— Он граф. — Мэри отпрянула назад, когда отец шагнул в ее сторону. — Это человек, чьи земли граничат с нашими, что делает выбор его в качестве мужа еще более привлекательным.

Мэри зарыдала еще громче, и отец возмущенно крякнул, вылив все свое раздражение на Филиппу.

— Ты видишь, жена? У тебя всего один ребенок, за которым ты должна была следить, и этот великовозрастный ребенок скулит и ведет себя так неблагодарно, хотя ему предложили очень хорошую партию. Так что ты хочешь от меня, дочь? Остаться старой девой? Или пополнить ряды твоих опозоренных подружек по двору, которые носят в чреве бастардов? Не так много лордов, которые пожелают взять тебя в жены с учетом того, что твоя мать так и не родила сына.

Мэри содрогнулась и встала, ее глаза округлились от ужаса. Она затрясла головой под взглядом отца. Анна пожалела свою единокровную сестру; мир был жесток к дочерям, потому что они несли на своей репутации доставшееся им от матери пятно. Поскольку Филиппа так и не родила наследника, Мэри подозревали в том, что она представляет собой плохой выбор в качестве жены.

— Да, теперь ты понимаешь суть дела. Еще один год — и кто тебя возьмет? Пришло время для замужества и рождения детей. Это не помолвка, дочь. Ты отдана замуж по договоренности. Молодой Макджеймс не склонен откладывать и ждать, когда будет организована свадьба. Дело скреплено печатью. Теперь ты жена и должна выполнять свои обязанности.

Граф повернулся и вышел из комнаты, гремя шпорами. За ним последовали его люди, которые были свидетелями всей сцены. Филиппа забыла про девушек, находящихся в комнате. Уединение было слишком большой роскошью.

Как жена графа Мэри должна будет жить на глазах у многих людей, которые будут следить за каждым ее движением. Там, в имении, она должна будет управлять этими людьми.

— Мама, ты должна дать мне Анну. Из-за бухгалтерских книг. Я не знаю, как их вести.

У Анны сдавило горло, когда она поймала взгляд своей единокровной сестры. Он был похож на взгляд леди, когда та смотрит на кобылу, которую собирается купить. Филиппа повернулась в ее сторону, и Анна наклонила голову, хотя у нее все кипело внутри.

— Все вон из комнаты! За исключением Анны.

Джойс беспомощно посмотрела на Анну, выходя вместе со всеми из спальни.

— Подойди сюда, Анна.

Филиппа снова оказалась в своей стихии, в ее голосе ощущалась привычная властность.

Анна двинулась к ней, стараясь не шаркать ногами. Ей придется прислуживать леди, но она ее не боялась. Страх — это для детей и дураков.

— Сними свой чепчик.

Льняной убор удерживался на голове с помощью тонкого ремешка под подбородком. Единственная пуговица была слева. Чепчик с ремешком не позволял волосам выбиваться из-под него. Снимая его, Анна посмотрела на леди, не понимая, чего от нее хотят. Филиппа довольно долго разглядывала ее, изучая буквально каждую деталь ее внешности.

— Иди.

Снова надев чепчик, Анна направилась к двери, но ее опять остановила Филиппа.

— Ты была внимательна на занятиях, девочка?

Снова поворачиваясь к хозяйке, Анна ответила:

— Да, леди.

«Но вовсе не потому, что ты так повелела».

Она занималась упорно потому, что это давало ей знания. Они оседали в ней, и их невозможно было выкорчевать.

— Займись книгами и останься там.

Анна лишь наклонила голову, боясь, что голос ее подведет и она произнесет что-то не слишком уважительным тоном. Замужество Мэри не столь уж важный повод для того, чтобы хозяйка слишком расстроилась. Всякий, у кого есть хоть немного мозгов, ожидал подобного сообщения в течение многих лет. Поводом для беспокойства могло быть лишь то, что ее привез домой отец. Счастье Мэри в том, что ее новоиспеченный муж не знает, что она за штучка; она могла ведь и взбрыкнуть и отказаться выполнять брачные обязанности. Но тогда ее ждала бы участь старой девы и сплетни достигли бы пика. Усилились бы подозрения, почему Мэри так противится браку, который сделал бы ее хозяйкой лучшего имения, чем то, которым управляла ее мать. Если ее приданое соединить с земельными владениями мужа, то их дети стали бы богаче, чем были их родители. Это была великолепная партия.

Мэри просто была слишком по-детски наивна, чтобы понимать, откуда на столе появляется еда, когда она садится ужинать. Анна знала, откуда берется зерно для каждой булки хлеба. Она знала, почему урожай был скудный или почему овцы не котились так часто, как следовало бы. Требовался здравый ум, чтобы все учесть и сбалансировать и обеспечить кормами поголовье скота на зиму. Если продать слишком много, не хватит на еду. Истинной хозяйкой замка была та леди, которая брала ответственность за ведение всех дел в поместье.

— Что она хочет?

Джойс пряталась за углом; старшая экономка теребила фартук, желая услышать, что произошло после того, как она покинула спальню.

— Она приказала мне сесть за бухгалтерские книги. Бьюсь об заклад, что она снова хочет потрясти казну, чтобы пополнить гардероб Мэри.

— Твой язык перешел тебе от твоего отца. Только благородного происхождения человек вправе так разговаривать. Ты бы поостереглась, девочка, хозяйка тебя не любит.

— Я это отлично знаю.

Взгляд Джойс смягчился.

— Ах ты, моя голубушка! Я очень-очень сожалею. Она страшно зловредная. Ты была верной дочерью. Твой отец может гордиться тем, как ты оказывала почтение этой противной корове.

Лицо Анны просветлело. Ее отец был дома. По крайней мере она может радоваться, зная, что он находится в комнате ее матери. Он всегда приходил туда, когда бывал дома, к неудовольствию и раздражению Филиппы. Иногда Анна подозревала, что он делал это для того, чтобы позлить свою высокородную жену.

После заката

Анна торопливо шла по коридору; исполняя свои обязанности, она задержалась допоздна. Светлая улыбка появилась на ее губах, когда она приблизилась к спальне матери. Это был дальний, северный конец замка. Здесь было довольно холодно зимой. Но Айви отказалась переселяться, хотя граф и предлагал ей это.

Айви не хотела лишних неприятностей. Ее семья должна была жить с Филиппой, пока хозяин находился при дворе. Леди дала ей эту спальню, и она будет ею довольствоваться. Не важно, будут зимние холода или нет.

Анна открыла дверь. Несколько свечей освещали комнату.

— Вот и моя девочка. Моя жена заявляет, что ты наихудшая из горничных, которую она когда-либо имела.

— Добрый вечер, отец.

Анна наклонила голову в знак глубокого уважения. Ее родитель одобрительно кивнул. Некоторое время он смотрел на нее с непроницаемым выражением лица, затем широко развел руки.

Анна бросилась ему в объятия и засмеялась, он крепко обнял ее. Затем, отпустив Анну, дотронулся пальцем до ее носа.

— Ты молодец, не имеешь привычки жаловаться.

— Я обещала поработать еще больше завтра, отец.

Граф улыбнулся:

— Я знаю, что ты это сделаешь. Знаю также и то, что Филиппа все равно будет недовольна. Но я здесь, не для того, чтобы говорить о моей жене.

Засмеявшись, он протянул руку к Айви, привлек ее к себе и поцеловал в щеку.

— Я очень скучал по вас.

— Расскажи нам о дворе, отец.

Сестренка Бонни, самый младший ребенок ее родителей, любила слушать рассказы отца. Граф поднял вверх указательный палец.

— Я думаю, что могу рассказать вам о маске, которую на прошлой неделе подарил граф Саутхэмптон.

Бонни пришла в полный восторг. Анна любила наблюдать за своей младшей сестренкой. Она взяла с тарелки сушеный фрукт. На столе, где обычно не бывало ничего, кроме каши да сыворотки, сегодня были фрукты, булочки и даже эль. Бренда, должно быть, тайком принесла фруктовый пирог из кухни в ответ на головомойку, которую задала ей этим утром Филиппа. Подобные угощения предназначались только для хозяйки дома, но поскольку хозяйка ничего не смыслила в приготовлении блюд, слуги мстили тем, что готовили их в большем количестве. Филиппу, наверное, хватил бы удар, если бы она увидела, что дети Айви едят ту же самую пищу, что и она с Мэри.

«От этого пироги становятся еще слаще».

Анна попыталась осудить себя за подобную мысль, но из этого ничего не вышло. Да, был богатый стол и праздничное настроение, но главное — это внимание к ее отцу со стороны всех присутствующих. Спальня была ярко освещена, а за дверью слышался веселый смех. Когда Анна наконец стала готовиться ко сну, сердце у нее ликовало.

Нет, оскорбления Филиппы не смогут поколебать любовь, которую чувствует к ней отец. Хозяйка дома могла верить в собственную всесильность, но она не могла ничего поделать с тем, что отец ее любит.

У каждого есть в жизни что-нибудь неприятное. Филиппа вынуждена была постоянно носить в себе раздражение. И не нужно беспокоиться об этом. Честно говоря, это такие мелочи.

Во время восхода солнца

Граф Уорикширский запрыгнул в седло с такой же легкостью, как и любой другой мужчина из числа тех, кто ехал вместе с ним. Одежда на нем сейчас не отличалась особыми изысками, но он был одет в костюм из добротной английской шерсти, что могло защитить от любого холода.

Анна наблюдала за ним из окна второго этажа, раскрыв ставни, ее сестренка Бонни также собиралась бросить последний взгляд на их отца.

— Как ты думаешь, отец привезет тебе мужа в следующий раз?

Бонни в свои четырнадцать лет еще плохо знала суровую действительность, не понимая до конца, что значит быть рожденной вне брака. Конечно, вся семья опекала ее всеми возможными способами. Однако уже скоро Бонни станет взрослой.

— Не знаю, малышка, но я постараюсь не беспокоиться по этому поводу. Отец всегда проявляет заботу о нас.

Бонни засмеялась, в глазах ее сверкнули искорки.

— Я думаю, что он привезет тебе рыцаря. Такого, кто совершил благородное дело для королевы, и она лично даровала ему рыцарское звание.

Бонни вздохнула, предавшись наивной девчоночьей мечте. Даже Анна поддалась моменту. Ей тоже хотелось верить, что счастье дается каждому. Дернув сестренку за волосы, она улыбнулась:

— Может быть, этот рыцарь ожидает, когда ты подрастешь.

Глаза у Бонни снова блеснули, она от удивления приоткрыла рот.

— Ты в самом деле думаешь, что он может ждать меня?

— Да. Во всех городах отсюда и до самого Лондона все знают, какое ты сокровище. Вполне вероятно, что тебе придется выбирать между претендентами.

— Ну, ты дразнишь меня! — Губы у Бонни дрогнули. — Это не слишком хорошо. Я могу стать тщеславной.

— Сейчас, моя славная, я всего лишь присоединяюсь к твоей мечте. Ты ведь не откажешь мне, в этом удовольствии?

Бонни подняла руку и помахала графу. Родитель пришпорил лошадь и двинулся к воротам. Руки Анны остались лежать на подоконнике, потому что она знала, что отец не оглянется. Он никогда не оглядывался. Филиппа и Мэри стояли на ступеньках, на месте, предназначенном для леди. Отец, отъезжая, так и не посмотрел на них.

— У тебя будет муж, Анна, я вчера видела это во сне.

Анна закрыла ставни, убедилась, что защелка сработала. Бросив взгляд вдоль коридора в обе стороны, она покачала головой.

— Бонни, ты ведь знаешь, что тебе говорила мама о твоих снах.

Бонни не стала каяться. Более того, она упрямо вскинула подбородок.

— А я все-таки видела этот сон, и я рассказываю это тебе потому, что твой жених приедет за тобой. И вскоре у тебя в животике появится ребенок. Это будет мальчик, который родится перед днем осеннего равноденствия. И не бойся, ты не умрешь.

Анна уставилась на сестру, по спине ее пробежала дрожь. У Бонни был дар предвидения. Вся семья знала об этом и старалась этот факт скрыть. Бывали люди, которых сжигали на столбах и за меньшие грехи. При столь старой королеве местные магистраты удерживали свою власть железными кулаками.

— Ты никому больше об этом не говорила?

Бонни покачала головой.

— Ты же знаешь, я обещала маме, что не буду рассказывать свои сны. Я не нарушала слова, но это ведь о тебе и останется в семье.

— Очень хорошо, моя славная, держи и впредь язык за зубами. Рыцари не любят женщин, которые, словно вороны, каркают день и ночь.

— Но он приедет за тобой, Анна. Я видела его на черном коне. У него огромный меч. Он носит его за спиной, как это делают шотландцы. Помнишь, мы видели их на ярмарке прошлой весной?

Анна покачала головой.

— Это леди Мэри выходит по договоренности замуж за шотландца, а не я. Должно быть, ты именно это видела.

— Нет, я видела тебя. Я видела, как он въезжает во внутренний двор и ищет тебя. У него глаза темные, как полночь.

Анна испытывала искушение выслушать сестру, но подавила в себе это желание. Жизнь была трудной. Черпать утешение в снах девочки — вряд ли это поможет. Тем более сейчас, когда Филиппа взвалила на нее новое бремя. Бонни достаточно скоро узнает об этом. Кровь их отца была и благом, и проклятием, и не существует способа встретить истинную любовь.

Никакого.

Земля Макджеймса

— Ты определенно в дурном настроении. Я-то думал, что ты хотел именно этого.

Бродик фыркнул, взглянув на брата. Каллен в ответ тихонько хохотнул.

— Я не могу жениться по собственному желанию, Каллен. Ее земли граничат с нашими землями. Приданое увеличит земли Макджеймсов. И не просто земли, а богатые, плодородные фермы с водой. Если у ее отца больше нет законнорожденных детей, все имение когда-то перейдет в наши руки.

— Я все-таки чувствую, что ты очень сердишься оттого, что всем будет очень хорошо. — Каллен достал овсяные лепешки, но не стал их есть. — Может быть, тебя беспокоят постельные дела? Знаешь, браг, не каждому так везет, как мне. Тебе не следует завидовать моему умению обращаться с девчонками. Зависть — это грех.

— Как и хвастовство.

Каллен сверкнул белыми зубами.

— Не совсем так, я тебе говорю правду. Мой член…

— Оставь это для девушек, брат.

Каллен засмеялся, как и несколько других мужчин, сидящих рядом. Бродик встал и пошел прочь от стоянки. Каллен был прав: он действительно был сегодня настроен мрачно. Привозить невесту следовало бы в более светлом расположении духа.

То была отличная партия, не приходилось сомневаться.

Хорошо для его людей, хорошо для его детей, но это не меняет того факта, что он побаивался брать леди из английского двора к себе домой. Он был при английском дворе и благополучно сойдет в могилу, никогда более не ступив туда ногой. Женщины при дворе были притворщицами, лживыми созданиями с раскрашенными лицами. Носили они громоздкие, неуклюжие платья, которые скрывали естественные женские формы, лишая его возможности проявить хоть какой-то интерес к ним. За исключением грудей. Он вспыхивал, когда думал о том, что придворные леди красили себе соски, потому что вырезы лифов были настолько низкими, что их можно было увидеть. Бродик не был от природы ревнивым мужчиной, но отнюдь не хотел быть рогоносцем. Его английская жена откроет соски только для его собственных глаз.

От этих мыслей настроение становилось еще хуже. Глядя в сторону границы, Бродик вполголоса выругался. Несмотря на соседство и объединение земель, он и предназначенная ему в жены женщина отличались друг от друга как день и ночь. Он не позволит ей вести себя бесстыдно, и за это она его возненавидит. Мало надежды на то, что их союз будет благополучным, а тем более приятным. Он был старшим из Макджеймсов, это была его обязанность, которая тяжело давила на плечи.

И Каллен просто не имел понятия, насколько он расстроен.

Бродик пнул камень ногой. Он был связан традицией — обязан был жениться на той женщине, которая увеличит благосостояние его людей. Было бы несчастьем, если женщина будет недовольна пребыванием в его доме.

Но он был граф Алькаон.

Он сделал глубокий вдох, испытав чувство гордости. Быть графом — это не то, что ходить со склоненной головой. Он потратил годы на то, чтобы завоевать это право. Его северные границы были не столь спокойными, как южные. Когда его отцу разрубили топором ногу, именно Бродику пришлось вести вассалов Макджеймсов. Он по многим причинам предпочитал битву женитьбе.

Бродик снова посмотрел на английскую землю, которая вскоре станет его собственностью.

В некотором отношении женитьба сродни битве — только сильный окажется победителем. Он заявил право на английскую невесту и посеет семя в ее чреве, чтобы она родила сына, и тогда все наследство будет принадлежать ему. Он из рода Макджеймсов. Он Макджеймс, который не привык проигрывать.

Замок Уорик

— Леди Мэри принимает ванну, и ты должна обслужить ее.

Кухарка Бренда произнесла эти слова под шум воды, наливаемой в два медных кувшина, стоящих на плите. Затем помешала дрова в громадной печи и подбросила туда толстое полено.

— Подожди воды.

Протирая глаза, Анна уставилась на плиту. Языки пламени гипнотизировали ее, она с трудом преодолевала желание снова смежить веки и подремать еще немного.

— Поднимайся, не пытайся снова заснуть.

Анна засмеялась.

— Ночь была короткая, но приятная.

Бренда улыбнулась. Вода вскипела, Анна взвалила на плечи деревянное коромысло с двумя кувшинами.

— Отправляйся, да только не ошпарься.

Делая аккуратные маленькие шажки, Анна поднялась по лестнице на верхний этаж. Леди этого дома купались в своих спальнях, и для этого требовалось подносить туда воду. Пар шел от медных кувшинов, когда она постучала в дверь для слуг, которая давала возможность входить в спальню леди через боковой вход. Это было секретом даже для большинства обитателей замка, об этом знали лишь экономка да кухарка.

— Войди.

Мэри была еще полностью одета. Анна в смятении посмотрела на нее и поднесла горячую воду к корыту возле камина. Льняные простыни висели, согреваясь на вешалке, еще несколько кувшинов воды, предназначенных для полоскания, стояли на полу. На серебряном подносе лежало дорогое французское мыло.

— Запри дверь, Мэри.

Мэри, похоже, была столь же шокирована, как и Анна, услышав Филиппу. Леди хмуро посмотрела на дочь.

— Поторопись. Нужно все сделать втайне. Ни шепотка никому из слуг. Если ты, дочь, передумала — в этом случае купаться можешь ты.

Мэри покачала головой и побежала к двери. Она заперла толстой деревянной балкой дверь, после чего повернулась лицом к Анне.

— Вылей воду, Анна.

— Да, конечно…

Анна стиснула зубы и лишь после этого поняла, что эти слова произнесла она. Филиппа прищурилась, на ее лице появился легкий румянец. Анна взялась за кувшин, обернув подолом юбки горячую ручку, ожидая услышать от леди ругательства.

Однако не последовало ничего, кроме шума наливаемой воды. Анна взялась за второй кувшин и вылила из него воду в корыто.

— Анна, сними платье и полезай в корыто.

Повернувшись, Анна уставилась на леди, полагая, что чего-то не поняла. Филиппа в упор смотрела на нее, словно давила всей своей властью.

— Купаться будешь ты, Анна. Мэри и я поможем тебе.

— Здесь?

Кажется, она произнесла это несколько возбужденным и уж никак не смиренным голосом. Похоже, хлебнула в избытке вина.

Филиппа насмешливо хихикнула. В этом звуке было что-то зловещее, отчего у Анны пробежала дрожь по позвоночнику. Леди хлопнула ладонями.

— Да, здесь. Ты влезешь в это корыто и вымоешь себя с головы до пят. В конце концов ты заработаешь серебряный шиллинг, который я вынуждена тратить на твою мать и ее отродье. Раздевайся. Немедленно.

Анна не мигая смотрела на женщину. Ненависть — гадкая штука, она исказила черты лица Филиппы. Анна только сейчас поняла, почему она не похожа на свой портрет: ее душа насквозь прогнила от злобы.

— Раздевайся, Анна. Ты займешь место Мэри у этого шотландского графа.

— Я не сделаю ничего подобного.

Анна произнесла это ровным тоном потому, что ее просто-напросто обуял шок. Мэри ахнула, возмущенная тоном Анны, но Анна не обратила на нее ни малейшего внимания. Филиппа ухмыльнулась, презрительно скривив губы.

— Не сделаешь? Ты выполнишь мои указания, иначе я вышвырну твою мать. Сегодня же ночью.

Анна почувствовала, что ею овладевает ужас.

— Мой отец не позволит вам это сделать.

— Моего мужа здесь нет, и если я выгоню твою мать, она умрет задолго до его возвращения.

Прикрыв рот ладонью, Анна постаралась скрыть свое отвращение к этой женщине.

— Это убийство, миледи. Смертный грех.

— Я называю это справедливым возмездием. — Филиппа затряслась от гнева. Затем, слегка придя в себя, вскинула бровь. — Очень просто избежать этого. Мэри воспитана в деликатном духе, и она не может вынести прикосновений мужчины. Ты же рождена женщиной легкого нрава, и тебе, ничего не стоит предоставить свое тело мужчине.

— Моя мать возлюбленная отца, и у нее не было других любовников.

Филиппа презрительно махнула рукой.

— Если она женщина с характером, то тем лучше. Я ожидаю, что в тебе воспитано чувство ответственности, если твоя мать настолько благоразумна, как ты говоришь.

Филиппа потянулась к ремешку, который удерживал на голове чепчик Анны. Она расстегнула пуговицу и стащила его с головы девушки.

— Ты искупаешься и оденешься так, как я тебе скажу.

— Я не могу.

Голос Анны остался твердым. Филиппа фыркнула.

— Ты это сделаешь. И имей в виду, что ты будешь в точности играть роль, если не хочешь, чтобы твоих сестер постигла печальная судьба.

Глаза у Анны широко раскрылись. Увидев ужас в ее глазах, Филиппа ухмыльнулась.

— А теперь слушай меня внимательно. Ты займешь место Мэри, иначе я отдам замуж твоих двух сестер еще до наступления темноты за самых отвратительных мужчин, каких только смогу найти! Что касается твоих братьев, я знаю нескольких шлюх, которым требуются мужья. Нам нужно позаботиться об их христианских душах. Брак может быть тем средством, которое им требуется, чтобы они раскаялись в своих грехах.

— Вы жалкое и презренное создание, — не смогла сдержаться Анна.

Впрочем, даже сам Господь Бог не осудил бы ее за столь справедливые слова.

— Я хозяйка этого дома, и мое слово здесь — закон.

Филиппа замолчала, празднуя свой триумф, глаза ее блестели лихорадочным блеском. Она указала пальцем на корыто.

— Я не лгунья и не умею обманывать мужчину.

Филиппа снова махнула рукой.

— Не будет никакой необходимости лгать. Ты дочь графа. Тебя посылают на ложе шотландца. Просто не говори ничего лишнего, и все будет хорошо. Когда ты забеременеешь, ты попросишься домой, чтобы рядом с тобой была мать, когда наступит время родов. Вот видишь? Все очень просто.

— Неужели вы верите, что граф не заметит, что ему подменили одну жену другой?

Филиппа снова махнула рукой.

— Этот человек — шотландец. Шотландцы — воинственные люди. Скорее всего он вспашет твою целину несколько раз, удостоверится, что ты понесла, и снова уедет на войну против своих кланов. Ни один мужчина не проявляет интереса к беременной жене, а шотландцы предпочитают нецивилизованных женщин. У него наверняка есть любовница, и твое ложе не будет представлять для него интереса, как только он узнает, что посеял ребенка в твоем чреве. К тому времени, когда младенец родится и шотландец вернется, чтобы увидеть сына, пройдет больше года. Подмениться будет очень даже легко. Мужчина не запомнит даже цвета твоих глаз. Кроме того, вы с Мэри очень похожи. Попомни мое слово, девочка, тебе лучше настроиться на то, чтобы родить сына.

— Я не могу участвовать в этой грязной игре. Мой отец предназначил Мэри этому мужчине.

— А я даю ему другую его дочь, но все-таки его ребенка. Как хозяйка дома, я могу это сделать.

— У вас нет права лгать в этом отношении. Нечестность — это смертный грех.

Филиппа помрачнела.

— Сделай свой выбор наконец. Сними свое платье и искупайся либо приготовься к тому, что твоя мать уйдет через ворота замка, в то время как твои братья и сестры должны будут остаться в замке. Обвинение в краже будет достаточным основанием убедить стражников вышвырнуть ее на дорогу. Твой отец сейчас при дворе, так кому, ты думаешь, поверит капитан стражников? Хозяйке дома или тебе?