© Beth White, 2015

© Jennifer Parker, обложка, 2016

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2016

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2016

* * *

 

1

Город Мобил, штат Алабама

Август 1776 года

Лиз Ланье танцевала босиком на пристани возле Уотер-стрит, размахивая ведром для крабов и подставляя лицо легкому утреннему ветерку, дувшему с залива. Конец длинного жаркого лета принес уже ставшую привычной душную и влажную погоду, а вода в заливе потеплела, грозя осенними штормами. Тем не менее она была рада оказаться на свежем воздухе и побродить рядом с лодками ловцов креветок, которые теснились у пристани вместе с торговыми судами, рыболовецкими баркасами и паромами. Ей было шестнадцать лет. Она выросла, и ничто не могло заставить ее сидеть в скучной классной комнате. Возможно, ей следовало бы уложить волосы, надеть платье подлиннее и подумать о том, чтобы научиться тому, что другие девочки ее возраста считали важным.

Встав на цыпочки, Лиз представила, что на ней надето шикарное платье и тугой корсет и она прогуливается в туфельках на высоком каблуке вдоль балюстрады белоснежного замка. «Выше голову и держи спину ровно, дорогуша. Герцог, возможно, пригласит тебя сегодня вечером на танец».

Сильные ароматы соли, рыбы и масла превратились в запах горящих свечей и дорогих духов, источаемый одеждами приглашенных гостей. Швартовочные цепи скрипели, а корабли, покачиваясь на волнах, громко терлись о пирс. Музыка пристани несла ее, словно на крыльях. Девушка повернулась и, задрав голову, посмотрела на купы облаков, вяло дрейфовавшие по жаркому летнему небу.

Пошатнувшись, она закрыла глаза и представила молодого человека аристократического вида, который уверенно шел через толпу прямо к ней. Красивое лицо, серьезные глаза и шпага, пристегнутая к поясу.

– Эй, детка. Мне надо где-то провести ночь. Выручи моряка!

Грубый голос заставил ее мечту исчезнуть, словно песочный замок, накрытый волной. Она обернулась и окинула пристань взглядом. В этот базарный день в город прибыли торговые корабли из Гаваны, Пенсаколы, Батон-Ружа, Нового Орлеана и других городов. Повсюду толпились люди всех возрастов, цветов кожи и социального положения. Женщин было мало. А леди среди них еще меньше. Восточная часть города была домом для моряков, рабов, лавочников и путешественников. А также для дам легкого поведения.

Ее взгляд остановился на загорелом бородаче, который пялился на нее из-за кучи парусины, наваленной на пирсе неподалеку. На нем была обычная матросская куртка и штаны, пошитые из грубой мешковины, а из-под грязной кепки выбивались сальные кудри. В целом эта личность выглядела довольно отталкивающе.

– Попробуй остановиться у Буреля, – ответила она, моля Бога, чтобы этот человек не услышал, как дрогнул от страха ее голос.

– Он не такой симпатичный, как ты.

Девушка рассмеялась и пошла дальше.

Симон говорил ей сегодня утром, чтобы она взяла с собой мачеху. Но Жюстин была на сносях, готовясь родить четвертого ребенка, потому передвигаться ей было сложно.

– Я могу сама о себе позаботиться, – ответила она Симону, засунув руку под корсет, где были зашиты маленькие ножны.

Она вытащила из них небольшой нож, замахала им перед носом все еще сомневающегося Симона и быстро запихнула назад, прежде чем он успел схватить его.

Теперь она очень надеялась, что сможет себя защитить.

Она почувствовала острый запах пота и рыбы, и в этот момент кто-то схватил ее за руку и резко повернул к себе лицом.

– Думаешь, что ты слишком хороша для таких, как я, малышка? Я вот мечтаю о кофе со сливками с утра.

Она посмотрела на перекошенное от злобы лицо моряка.

– Между прочим, малыш, – она быстро приставила нож к его горлу, – я думаю, что ты меня с кем-то путаешь. Я местный цирюльник, люблю очень тщательно брить.

Отбросив ведро, она приготовилась вогнать нож ему в горло.

– Permiso, señorita [1]Позвольте, сеньорита ( исп. ). ( Здесь и далее примеч. пер. )
, – услышала она за спиной густой баритон.

Девушка стряхнула руку моряка, который тут же растворился в толпе, повернулась и посмотрела в сонные карие глаза смуглого симпатичного юноши.

– Чего надо? – Она все еще хотела пустить кому-нибудь кровь, надеясь таким образом доказать Симону, что может постоять за себя.

– Eh, pardon [2]Извините ( фр. ).
. – Его французский был таким же неспешным, как и его испанский. – Разве вы не говорите по-испански?

Она перешла на английский:

– Вы можете извиниться на любом языке, каком пожелаете, просто не лезьте в чужие дела.

Она поддела одну за другой три пуговицы на его сюртуке и улыбнулась, когда они попáдали на доски пристани.

– Боже, какая вредная малышка! – воскликнул он по-английски, глядя, как пуговицы закатились в щель, исчезнув там навсегда. – Но, пожалуйста, позвольте мне застегивать и расстегивать жилет самому, когда мне этого захочется.

Он криво улыбнулся.

– Может быть, вы хотите, чтобы я и остальные отрезала, – предложила она, – поскольку одеваться… Эй, отдай!

Он с интересом рассматривал резную ручку ножа из слоновой кости.

– Конечно отдам, минутку. – Он осторожно провел лезвием по подушечке пальца и нахмурился, когда на пальце выступила красная полоска крови. – О боже, – прошептал он, глядя, как кровь закапала на землю, – возможно, вы могли бы рассказать мне, как найти доктора. Кажется, я поранился вашим ножиком.

– Только не теряйте сознания, – выпалила она, оглядываясь в поисках помощи. – Вы слишком большой, я вас не унесу. И отдайте нож.

– Хорошо, только обещайте, что больше не будете портить мою одежду. – Осторожно обняв ее за плечи, он быстро засунул оружие в ножны. Откуда только он узнал, где они находились? После этого он тяжело оперся на ее плечо. – Будьте добры указать мне дорогу к заведению господина Буреля. Надеюсь, у него найдется для меня комната.

– Решайте уже, кто вам нужен – трактирщик или доктор?

– Мне нужно сесть. Где угодно.

Он закрыл глаза, давая ей возможность полюбоваться своими длинными ресницами, которым позавидовала бы любая дебютантка. Лиз, однако, не собиралась ничем любоваться.

– Через дорогу от трактира есть цирюльня и приемная доктора.

– Мадемуазель так добры ко мне, – юноша снова переключился на французский, вероятно поняв, что это ее родной язык, но тем не менее его голос сохранил томный мягкий тон истинного испанца. – Сожалею, что нас не представили друг другу. Меня зовут дон Рафаэль Мария Гонсалес де Риппарда. Я торговец из Нового Орлеана, и я к вашим услугам.

– Я бы сказала, что это я к вашим услугам. – Она заметила, как игриво изогнулся уголок его красивого рта. – Хватит прикидываться. – Она стряхнула с плеча его руку. – Столько шуму из-за капельки крови.

Испанец удивленно посмотрел на нее:

– Мадемуазель, это не так. Каждая капля крови мне бесконечно дорога.

– Откуда вам знать, что я мадемуазель, а не мадам? А? Вы слишком самонадеянны для чужака.

– А вы действительно мадам? Вероятно, вашему несчастному мужу приходится колотить вас каждый день. Посмотрите только, что вы со мной сделали. – Он показал на испорченный сюртук. – После такого приема стоит ли сюда возвращаться?

– Ну и катитесь и не возвращайтесь!

Он грустно улыбнулся:

– Вы действительно не собираетесь сообщить мне ваше имя?

Девушка хмуро окинула его взглядом. Этот молодой человек казался слишком ленивым, чтобы быть опасным, даже несмотря на его рост и ловкость, с которой он забрал у нее нож. К тому же он спугнул того мерзкого матроса. Еще от него приятно пахло чем-то, напоминающим сандаловое дерево.

– Я мадемуазель Лиз Ланье. Родом из Бэй-Минетт, – добавила она, удивляясь сама себе. – Обычно я не грублю, и я благодарна, что вы отогнали от меня этого негодяя.

В ответ Рафаэль Гонсалес одарил ее белоснежной улыбкой, сорвал с головы треуголку с красным пером и отвесил два глубоких поклона, что, учитывая ее непритязательный вид, выглядело неуместно.

– Вы полностью прощены, милая мадемуазель, сеньорита, мисс. И какое у милой леди прелестное имя! Если все женщины Мобила такие же, я обречен быть их рабом. Возможно, чтобы сохранить здравомыслие, мне необходимо, как Персею, взглянувшему на сирен, ходить здесь с закрытыми глазами.

Лиз рассмеялась и, взяв его под руку, потянула в сторону заведения Буреля.

– Тогда бы вы точно были в беде, смешной вы человек! Вы описали сейчас Одиссея, которому пришлось залить уши своим матросам горячим воском, а себя привязать к мачте, потому что опасно было пение сирен, а не их красота.

Испанец устало взмахнул рукой:

– Все эти замшелые греки похожи друг на друга. Никогда не мог в них разобраться. Но спешу вас уверить, что в ужасе убегу, если вы начнете мне петь.

Лиз никогда в своей жизни ни с кем так не разговаривала. Этот человек разбирался в греческой мифологии. Лиз ждала, что он спросит, откуда девушка, гуляющая по пристани босиком и одетая не в самую импозантную одежду, знает, какая разница между Персеем и Одиссеем.

Но он продолжал идти рядом с ней, насвистывая какую-то мелодию, похожую на «Down among the Dead Men», пока она наконец нехотя не заметила:

– Я не умею петь.

– Ничего страшного. Я могу петь за нас обоих.

И, к ее удивлению, он затянул «De Colores». На улице было много людей, которые улыбались, услышав Рафаэля, и мечтательно смотрели ему вслед. Лиз схватила его за руку:

– Прекратите! Это не Новый Орлеан. Здесь люди не поют на улице.

Рафаэль осекся и томно посмотрел на нее:

– Не поют? Очень неудобно. В следующий раз прихвачу гитару.

– На гитаре посреди улицы здесь тоже не играют. – Лиз хихикнула и остановилась перед таверной. Это было самое большое здание вне стен форта – двухэтажное с широкой террасой, на которой стояло несколько стульев и кресло-качалка. – Вот и таверна. Хотите посидеть здесь, перед тем как отправиться в свою комнату? Я могу зайти и попросить принести вам кружку пива.

– Вы очень добры, мадемуазель, но я хочу попросить вас об одной услуге. Передайте, пожалуйста, это письмо майору Редмонду.

– Майору Редмонду?

Интересно, какие дела могут быть у серьезного отца Дейзи с этим ленивым молодым испанцем?

– Вы его знаете? – Гонсалес нахмурился. – Я оказался в нужном месте снова, не так ли?

Она рассмеялась:

– Его дочь – моя любимая подруга. Что ему передать?

Гонсалес улыбнулся, явно радуясь своей удаче.

– Я привез из Гаваны сто фунтов сахара. Их сейчас разгружают. И я хочу пригласить его на ужин сегодня, если он свободен.

Лиз кивнула:

– Я передам. – Она сильно сомневалась, что занятой майор захочет покинуть форт, чтобы отужинать с молодым торговцем, который даже не побеспокоился самостоятельно доставить приглашение. Но Лиз не видела Дейзи уже несколько дней, и теперь у нее появился повод проведать ее. Она сделала шаг в сторону улицы. – Вы точно не хотите, чтобы я нашла слугу, который мог бы вам помочь?

– Нет, спасибо. – Он распахнул свой красный парчовый сюртук, у которого, увы, не хватало пуговиц. Лиз показалось, что он похож на какого-то кардинала. – Как видите, я в полном порядке. Не стоит беспокоиться. – Положив ладонь на эфес шпаги, Рафаэль поднес руку Лиз к губам для поцелуя. – Adieu, mademoiselle. Adios, señorita [5]Прощайте, мадемуазель ( фр. ). Прощайте, сеньорита ( исп. ).
. Прощайте, миледи. Уверен, мы еще встретимся.

Лиз присела в реверансе, высвободила руку и поспешила на улицу, не желая, чтобы кто-нибудь заметил, как она разволновалась от прикосновения губ испанца к ее руке.

«Какой выскочка», – подумала она, поспешив к форту.

Как же Дейзи будет смеяться, когда она ей все расскажет об этом странном молодом испанце.

Дейзи не удивилась.

– И почему ты бродила там одна? Ты же знаешь, что Симон запретил. – Она отложила вышивку и встала. Ее голубые глаза светились беспокойством. – В конце концов, ты могла взять с собой кого-нибудь из младших братьев.

Лиз щелкнула пальцами.

– Вот что я думаю о запретах Симона! Он мне не отец и не учитель. – Она не могла не улыбнуться, подумав о том, как подруга хотела ее защитить. – И какой толк от пятилетнего ребенка, если на меня нападут бандиты?

– Он мог бы сбегать за помощью!

– Ах! – Лиз потянулась за вышивкой подруги. – Не знаю, как ты делаешь такую мелкую работу. У Жюстин никогда так не получается.

Но Дейзи было не так просто отвлечь.

– Тебе повезло, что этот испанец оказался рядом и спугнул матроса. Я попрошу папу хорошо его вознаградить.

– Дону Рафаэлю не нужны деньги. – Лиз ухмыльнулась, когда Дейзи закатила глаза. – Он просто хочет поговорить с твоим отцом, и это то немногое, что я могу сделать в благодарность за его… благородство.

– Судя по всему, он настоящий фат. Он действительно потерял сознание при виде собственной крови?

Дейзи сняла со спинки стула кружевную шаль и направилась к входной двери. Лиз покачала головой, размышляя о неисправимой честности подруги.

– Ему просто нужен был предлог, чтобы обнять меня. – Она хохотнула. – Я думаю, он тебе понравится, Дейзи. По крайней мере от него хорошо пахло.

– Чего нельзя сказать о твоем брате. – Дейзи горько рассмеялась. – От него всегда воняет рыбой.

Лиз улыбнулась, спускаясь по ступенькам.

– Он бы сказал, что это запах хлеба и сливочного масла. Надеюсь, он наловил достаточно рыбы, иначе сегодня мы будем голодать. До полудня я успела продать все, что у нас было, именно поэтому и пошла к пристани. – Прикрыв глаза от палящего солнца, она остановилась возле лестницы, глядя на видневшиеся вдали главные ворота форта. – Твой папá на службе сейчас?

– Да, он будет у себя в кабинете в административном здании. Он велел мне приготовить ужин к семи, поскольку собирается пригласить несколько младших офицеров. – Дейзи хмыкнула. – Он надеется, что я потеряю интерес к Симону.

– Французский креол-рыбак никогда не будет тебе хорошей партией, Дейзи. Особенно тот, чей дед был рабом.

Лиз сказала об этом без тени грусти. Они хорошо знали, что многие британские военные и обычные горожане не одобряли их дружбу, а неожиданный роман между дочерью майора Редмонда и Симоном Ланье и вовсе привел к оглушительному скандалу.

– Но другая часть твоей семьи – одна из старейших в городе. А Симон – брат моей лучшей подруги. – Дейзи взяла Лиз за локоть и проводила до ворот. – Папе придется привыкнуть к мысли, что я не выйду замуж за военного, сколько бы он их ни водил к нам домой, чтобы я их кормила.

– По крайней мере ты научилась готовить! Иногда я гадаю, не вызван ли интерес Симона, хотя бы отчасти, возможностью сбежать от рыбного рагу Жюстин?

– Ну, Лиз… – Дейзи неодобрительно посмотрела на нее. – Бедная Жюстин…

– Бедная Жюстин знала, во что ввязывается, когда выходила за моего отца.

Лиз решила больше не обсуждать Жюстин. Ее молодая мачеха была красивой глупышкой, но она не заслуживала тягот, которые выпали на ее долю рядом с обаятельным пьяницей, двумя своевольными взрослыми пасынками и тремя, уже почти четырьмя, малолетними детьми.

Как обычно, Дейзи угадала ее мысли.

– Как считаешь, сколько времени еще пройдет, прежде чем…

– Прежде чем родится ребенок?

Дейзи была слишком деликатна, чтобы говорить об этом прямо, но у Лиз подобных проблем не было. Она помогала при рождении младшей сестры и брата, Женевьевы и Дени, и у нее в памяти все еще были свежи крики Люк-Антуана, возвещающего о своем появлении на свет.

Щеки Дейзи порозовели.

– Папа сказал, что я могу послать ей пирог со свининой или еще что-нибудь питательное, когда придет время.

– Я уверена, что пирог со свининой ее порадует, – подмигнула Лиз. – Осталось мало времени. Господи, она еле в дверь проходит. А дом трясется, когда она идет с кухни на заднее крыльцо.

– Лиз! – Дейзи захихикала. – Так говорить некрасиво!

– Но это же правда. – Лиз попыталась спародировать тяжелую походку Жюстин, уперев одну руку в бок и тяжело переваливаясь с ноги на ногу. Внезапно она подпрыгнула и закружилась на месте. – Ах, Дейзи! Благодаря твоему пирогу мне хочется плясать! Как же я могу тебя отблагодарить!

Уперев руки в бока и трясясь от смеха, девушки приветствовали часового, который открыл им ворота и впустил в форт Шарлотт, который во время долгого управления французов назывался форт Конде. Британцы перестроили ветхий форт и назвали его в честь своей королевы восемь лет назад, но древесина уже начала гнить под действием жары, влажных ветров и неистребимых жуков. Лиз была уверена, что во время следующего ливня частокол вокруг форта рухнет.

Лиз никогда бы не пошла в форт одна, но с ней была подруга Дейзи. Вдвоем они часто бегали с поручениями в кабинет майора Редмонда. Пока они шли к главному зданию форта, Дейзи оглядывалась в поисках знакомых лиц. В последний год несколько ребят, с которыми она выросла, присягнули английской короне и были зачислены в армию.

Она не увидела ни одного знакомого. Внезапно из сторожки караульного вышел молодой офицер и быстро подбежал к ним.

– Мисс Редмонд! – запыхавшись, воскликнул он. – Лиз, то есть мисс Ланье! Могу ли я проводить вас, куда бы вы ни шли?

Дейзи остановилась и бросила на него раздраженный взгляд.

– Спасибо, Нил, но мы сами можем найти дорогу.

Поспешно сняв с головы треуголку, юноша неуклюже поклонился и выпрямился, гремя шпагой. По его лбу градом катился пот.

– Уверен, что это так, но ваш отец велел мне не спускать с вас глаз, если вы здесь появитесь…

– Ради всего святого, Нил, – прервала его Лиз. – Где майор Редмонд?

Нил нахлобучил треуголку на голову.

– Он с полковником Дернфордом, но вам туда нельзя! – Он поспешил за девушками, которые двинулись дальше, не обращая на него внимания. – Эй! Я же сказал…

– Я тебя услышала, – кинула Дейзи через плечо.

Она быстро поднялась по ступенькам на террасу и толкнула тяжелую дубовую дверь. Лиз и Нейл поспешили следом за ней. Дейзи остановилась перед столом помощника отца.

– Капрал Тулли, я хочу говорить с отцом.

Тулли оторвал взгляд от бумаг, которые внимательно изучал, и вздохнул:

– Мисс Дейзи, вы же знаете, что нельзя врываться сюда без спроса. Майор мне голову оторвет. – Он с опаской поглядел на закрытую дверь. – У него там полковник Дернфорд.

Дейзи уже открыла рот, чтобы начать ругаться, но Лиз ее опередила:

– Это мы слышали. А почему он тут?

По опыту она знала, что приезд вице-губернатора Западной Флориды всегда предвещал неприятности.

– Я не могу обсуждать это с маленькими девочками. Даже если бы я знал. – Тулли почесал голову, покрытую редеющими рыжеватыми волосами. – Они уже сидят там почти два часа. – Он нахмурился. – Поэтому вам лучше пойти домой и поиграть в куклы.

Лицо Дейзи окаменело.

– Капрал Тулли, вы забываетесь…

Дверь в кабинет майора распахнулась. На пороге появился майор, окутанный клубами сигарного дыма.

– Дейзи? Мне показалось, что я услышал твой голос. Ты в порядке?

– Да, папа. Но Лиз хочет тебе передать какое-то сообщение. – Дейзи взяла Лиз за руку и притянула к себе. – Рассказывай, Лиз.

Лиз заколебалась. Они с Дейзи дружили с тех пор, как познакомились еще детьми, но симпатичный майор с бакенбардами все еще заставлял ее коленки дрожать. И то, что он нетерпеливо нахмурил брови, не помогало делу.

– Что случилось, девочка? У меня довольно важное совещание.

Лиз посмотрела на двух мужчин в форме, сидевших в кабинете майора. Один был юнцом, попыхивающим гаванской сигарой, а другой, потягивавший французский коньяк из бокала, почти точной копией майора.

Лиз собралась с мыслями.

– Сэр, простите за вторжение. Но у меня сообщение от одного молодого человека, которого я встретила сегодня утром возле верфи, дона Рафаэля Мария Гонсалеса де Риппарды, торговца из Нового Орлеана.

Выпалив его длинное имя, она чуть не закатила глаза. Занятой майор едва ли воспринял бы ее рассказ всерьез в таком случае.

Но Редмонд заинтересовался.

– Риппарда! Правда? – Он ухмыльнулся. – Удивлен, что он не пришел вместе с вами. Где этот юный прохвост?

Лиз и Дейзи переглянулись.

– Он остановился у Буреля, сэр. Он сказал, что хочет отужинать с вами сегодня вечером. Или когда вам будет удобно. – Последнюю фразу она добавила от себя из вежливости.

Майор Редмонд, казалось, не заметил этого. Он повернулся и обратился к офицеру, форма которого была щедро расшита золотым галуном, и к юноше с сигарой.

– Полковник Дернфорд, вам будет интересно познакомиться с этим молодым испанцем. Протеже Оливера Поллока, богатого ирландского торговца, который пользуется определенным влиянием среди испанских вояк.

– Эта испанская корона беспокоит меня больше всего, – прохрипел Дернфорд. – Король Карлос решает, куда направить войска, и щедро за это платит. – Он сжал сигару зубами и продолжил: – Я слышал о Поллоке. Если вы считаете, что благодаря этому юноше нам попадет кое-что из того, что предназначено повстанцам, то ради этого стоит потратить немного времени.

Редмонд кивнул и повернулся к Лиз:

– Можешь найти Риппарду и передать ему кое-что на словах?

Лиз присела в реверансе:

– Конечно, сэр.

– Хорошая девочка. Скажи ему… – Он повертел в руках сигару. – Поблагодари его за приглашение, но скажи, что было бы лучше, если бы он посетил мой дом. – Он кивнул Дейзи. – Дорогая, тебе придется накрыть сегодня стол еще на шесть персон. Риппарда плюс семья Дернфордов.

Дейзи приуныла. У Дернфордов было трое детей: две маленькие девочки и мальчик, которым было меньше шести лет. Но девушка послушно сделала реверанс.

– Да, сэр. – Она бросила на отца хитрый взгляд. – Можно, чтобы Лиз пошла со мной? Мне понадобится ее помощь на кухне.

– Да, да, как скажешь, дорогая. – Он попятился, тем самым давая понять, что разговор завершен. – Бегите, мы очень заняты.

Он закрыл дверь, прежде чем девушки успели присесть в реверансе. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Дейзи прикрыла рот ладонью.

– Еще на шесть персон, всего лишь.

Лиз успокоилась:

– Я надеюсь, что Жюстин сможет обойтись сегодня без меня. С утра ей нездоровилось. Что, если ребенок родится раньше?

Дейзи пожала плечами:

– У тебя появится еще один маленький брат или сестра, а я справлюсь.

– Точно. – Лиз улыбнулась капралу Тулли и вышла из здания в сопровождении подруги. – Давай так: ты оставишь сообщение дону Рафаэлю в трактире, а я пойду домой и проверю, как дела у Жюстин, а потом приду к тебе. Что ты будешь готовить на ужин? Хочешь, я принесу устриц?

– Отличная идея. Они пойдут в суп. А ты можешь испечь маисовый хлеб. У тебя получается намного лучше, чем у меня.

– Хорошо, – ухмыльнулась Лиз. – Жду, когда смогу познакомить тебя с доном Рафаэлем. У него такой забавный акцент!

– А у тебя разве нет? – Дейзи рассмеялась и попыталась спародировать креольский говор Лиз. – Пойдем, тыковка, давай всю ночь напролет плясать под луной.

– А у тебя всегда такой правильный английский. Пойдем, дорогуша. Я провожу тебя до ворот.

Лиз отпустила руку подруги и побежала.

Французскую девушку он постоянно держал в поле зрения. И не только потому, что она была красивой. В ее золотистых глазах он заметил опасный интеллект.

Когда она налила ему отличный суп из стручков бамии и креветок, ароматный и горячий, Рафаэль одарил девушку одной из своих лучших улыбок.

– Мадемуазель, я рад, что вы заметили, как сильно я проголодался. Садитесь, и я за вами тоже поухаживаю.

Она посмотрела на хозяина дома, который развлекал полковника Дернфорда в другом конце двухметрового стола.

– Спасибо, месье, но я не… голодна.

Ее улыбка немного потускнела.

Озадаченный, Рафаэль наблюдал за тем, как она подошла к одному из отпрысков Дернфорда и налила ему супа. Ее движения были неспешны, изящны и точны. Что могла означать эта ее нерешительность? То, что ей не были рады в доме Редмондов? Почему? Ведь она и мисс Редмонд были большими друзьями. Некоторые вещи не были понятны Рафаэлю. Но, возможно, это лишь обычный британский снобизм.

Он напомнил себе, что ему нельзя отвлекаться. Его миссия заключалась не в том, чтобы флиртовать с девушкой, которая танцевала в местах, где негоже было появляться леди. Если бы он не оказался рядом сегодня утром, тот матрос мог бы утянуть ее в какой-нибудь переулок. Но какой сюрприз, и приятный сюрприз, что он встретил ее здесь, в доме Редмонда, хотя ее статус оставался для него загадкой.

Лиз. Ее зовут Лиз. Он с трудом оторвал взгляд от ее талии, еще более манящей благодаря блестящим черным локонам, рассыпавшимся по спине. Он повернулся к Дейзи Редмонд, сидевшей по левую руку от него, и заметил, что она наблюдает за ним. В ее больших синих глазах плясали озорные искорки.

– Caray! [6]Тьфу ( исп. ).
– Он хлопнул себя по лбу. – Я забыл о хозяйке дома, которая так добра, что впустила в дом незнакомца и накормила его лучшим креольским блюдом!

Девушка улыбнулась:

– Меня научила его готовить Лиз, сеньор.

Рафаэль велел себе не смотреть на француженку и подул на дымящийся суп, осторожно помешивая его ложкой. Зачерпнув немного, он отправил его в рот. Она напоминала сладкий крем, таявший на языке, с ее французским акцентом и темными золотистыми глазами на лице карамельного цвета. В Новом Орлеане было много креолок, потому подобная особа могла бы легко среди них затеряться. Но эта отличалась от них, и он хотел выяснить почему.

Рафаэль сглотнул и закрыл глаза от удовольствия, потом улыбнулся мисс Редмонд.

– Вы очень способная ученица. Мой нос благодарен вам. И живот тоже. Я ваш раб навеки. Скажите мне, чего желаете, и я уплыву за семь морей, чтобы достать это.

Она рассмеялась:

– Лиз была права. Вы странный.

Рафаэль сделал вид, что оскорбился.

– Странный? У меня не самый хороший английский, но лучше я буду бесстрашным, или учтивым, или даже неотразимым. Странный, мисс Редмонд? Вы меня задели.

Дейзи надула губки, но ее глаза продолжали смеяться.

– Прошу прощения, дон Рафаэль. Как мне загладить вину?

Рафаэль приставил палец ко лбу и нахмурился, словно напряженно о чем-то размышляя.

– Хм. Возможно, вы могли бы… Да. – Он улыбнулся ей. – Я позволю вам провести для меня экскурсию по форту и городу завтра утром. После этого мы снова будем смотреть друг на друга с взаимным уважением и восхищением.

Дейзи расхохоталась:

– Извините, но мне придется отклонить такое интересное предложение, по четвергам я учу детей грамоте.

– Как жаль. – Он покосился на француженку. – Тогда, возможно, если я торжественно поклянусь не петь и не играть на гитаре, сеньорита Ланье согласится занять ваше место?

Лиз как раз наклонилась над самым маленьким сыном Дернфорда, чтобы забрать у него раковину от устрицы. Услышав свое имя, она подняла голову и улыбнулась испанцу.

– Ваша жертвенность вызывает восхищение, но, по всей видимости, вы решили, что я не люблю музыку. На самом деле это в корне неверно.

Мисс Редмонд переводила взгляд с испанца на подругу и обратно, явно озадаченная подтекстом этого диалога.

– У вас есть с собой гитара? Вы должны развлекать нас сегодня вечером!

Рафаэль пожал плечами:

– В детстве я пел в церковном хоре, поэтому да, меня учили. Но я не имел в виду… – Он заметил довольную улыбку Лиз. – То есть, конечно, я спою. Позвольте принести гитару из прихожей.

Мисс Редмонд привлекла внимание отца, постучав ложечкой по бокалу.

– Папа! Когда все поедят, давайте перейдем в зал, где дон Рафаэль даст нам небольшой концерт. Ты не против? Тимбо… – Она повернулась к пожилому рабу, который молча убирал посуду со стола и наполнял бокалы вином. – Пожалуйста, приготовь чай в зале.

– Да, мисс. – Мужчина склонил седую голову и вышел.

Налегая на суп и болтая с мисс Дейзи, Рафаэль украдкой следил за тем, как Лиз Ланье садилась за стол, прямо напротив мисс Дейзи. Он не мог однозначно сказать, к какому слою общества она относилась. Он замечал, что французы из Нового Орлеана имели склонность преувеличивать свою значимость в своих же глазах, несмотря на то что являлись завоеванными жителями испанской колонии. Здесь, в Британской Западной Флориде, менее чем в двухстах километрах от Нового Орлеана, он ожидал увидеть то же самое. Но Лиз смотрела на него не надменно, а так, словно бы находила его занятным. Этот ее интерес, как ни странно, заставлял кипеть кровь в его жилах.

Вместе с последним глотком вина он проглотил вздох. Как же он хотел сбросить с себя образ дона Рафаэля и доказать ей, что он мужчина, а не жалкое подобие музыканта. Однако у него не было ни времени, ни душевных сил, чтобы серьезно ухаживать за девушкой, даже если бы она была к нему расположена.

Тем не менее Лиз была очень симпатичной и яркой, словно дикий цветок. Он мысленно представлял, как выглядит ее семья. Ей не хватало элегантности Дейзи Редмонд, чьи золотистые волосы, молочно-белая кожа и голубые глаза свидетельствовали о ее аристократическом происхождении. Смуглый цвет кожи Лиз, ее черные кудри и экзотический рот говорили о том, что в ее роду были африканцы, но золотистый цвет глаз выделял ее среди негров, мулатов и метисов, у которых в основном были карие и черные глаза.

Изучение культуры было частью его задания здесь. Когда они перешли в зал, майор Редмонд и полковник Дернфорд приотстали от дам. Дейзи основательно устроилась на диване, возле подноса с чаем, как и подобает хозяйке дома. Ее мать умерла от желтой лихорадки вскоре после того, как семья переехала в Мобил, поэтому Дейзи пришлось взять хозяйство в свои руки.

То, что она служила в городе учительницей, лишь добавляло ей важности. Рафаэль все время ждал, что она напомнит ему, чтобы он заправил рубашку и не отрыгивал на людях. Правда, он бы такого в любом случае не сделал, поскольку его дорогая мама постоянно, с самого детства, учила его правилам этикета.

Он был рад, что в этом зале мужчины и женщины не сидели отдельно, как было принято во многих других местах, где он бывал. Даже дети собрались, чтобы поиграть в бирюльки у ног матери, пока взрослые были увлечены беседой.

Рафаэль сидел и посматривал по сторонам, стараясь не упустить ни единой детали, как учил его отец много лет назад. Дом Редмондов был построен во французском стиле. Это была квадратная двухэтажная конструкция, покоившаяся на опорах с широким передним крыльцом, выходившим на Консепсьон-стрит. Внутри две комнаты, одна из которых была гостиной, а другая – столовой, разделялись крытым проходом. В другом конце прохода, как он полагал, находилась кухня и помещение для хозяйственных принадлежностей. На втором этаже находились спальни. Судя по мягкому цвету деревянной облицовки, дому было около сорока лет. Он был комфортен, но не роскошен.

Рафаэль поерзал в прочном, но неудобном кресле, куда его посадили. У него была низкая спинка и высокие подлокотники. Такое устройство мог придумать только англичанин. Юноша с тоской вспомнил об уютной гостиной в доме матери в Новом Орлеане с красивыми коврами и занавесками, мебелью, обтянутой дорогой кожей, и богатой лепниной. Она научила его ценить красоту архитектуры, хорошие книги и привила любовь к французской кухне, чем дополнила наставления отца о практичных вопросах жизни вроде военной службы и коммерции.

К счастью, чувство юмора часто выручало его во время многочисленных поездок в отдаленные поселения вроде Мобила. Кроме того, у него был несомненный талант собирать и распространять нужную информацию.

– Полковник Дернфорд, – начал он, – я очень надеюсь, что теперь, когда сумасшедшие жители северо-востока решили плюнуть в собственный колодец, британские порты на побережье залива не будут закрыты для испанских торговцев вроде меня. Мы, испанцы, конечно, не собираемся воевать с нашими лучшими покупателями.

Рябое от оспин лицо Дернфорда потемнело.

– Значит, вы слышали об этом?

Рафаэль заметил, что он не ответил на его вопрос.

– Эта новость распространяется со скоростью лесного пожара. Эта так называемая декларация независимости, которая как глупа, так и ужасна по своей сути, определенно вызовет переполох в самых неожиданных местах.

– Действительно, она неуместна. – Дернфорд обменялся взглядами с Редмондом. – Так что же вы слышали об этом, дон Рафаэль?

Рафаэль улыбнулся и стряхнул невидимую пыль со штанов.

– Я знаю, что ваш король Георг – худший мерзавец со времен Калигулы. Говорят, что он «мешает правосудию», заставляя судей выполнять только его волю. Что он и его прихвостни заставляют жителей колоний «соблюдать законы, чуждые их обычаям». Что он создал массу новых должностей и наслал на них «толпы чиновников», чтобы притеснять людей и выживать их из родных домов. Что он взимает налоги без согласия людей. Что он, если коротко, коренным образом изменил все аспекты британского правления.

Рафаэль говорил тихо, но к тому моменту, как он закончил, он почувствовал, что его голос дрожит от напряжения. Женщины перестали болтать о моде и повернулись к нему, с интересом прислушиваясь. Мадемуазель Лиз пристально смотрела на него широко открытыми глазами.

Он бы многое отдал, чтобы узнать, о чем она думала в этот момент. Многие американцы французского происхождения были враждебно настроены к британцам, но по ряду причин они не могли покинуть дома, чтобы начать все сначала в другом месте. Те, что остались, были вынуждены присягнуть, хотя бы номинально, королю Георгу.

Прежде чем он успел что-то прочитать в ее глазах, Лиз опустила взгляд.

Дейзи Редмонд подалась вперед, сжав кулачки.

– Как они смеют делать такие абсурдные заявления! Король Георг… Так что же, он же король! Он имеет полное право облагать налогами любого, кого захочет! И как ему еще платить таким солдатам, как мой папа и его подчиненные? – Она бросила на Рафаэля гневный взгляд. – Как они смеют?

– Я просто повторяю то, что говорят.

Полковник Дернфорд постучал пальцами по губам.

– Это серьезные обвинения. И вы говорите, что они буквально провозгласили себя независимыми от сюзерена?

– Похоже на то. – Рафаэль сделал глоток из чашки. – Лично я считаю, что все это буря в стакане воды, так сказать.

Последняя фраза разрядила обстановку, и все заулыбались. Мисс Дейзи откинулась на спинку дивана, и тема разговора перешла на менее опасные темы – цену на сахар и проблему пиратов, которые расплодились на торговых путях между Гаваной и Пенсаколой.

К счастью, как и надеялся Рафаэль, офицеры не заподозрили, что его визит может иметь какие-то тайные цели. Оба мужчины продолжали относиться к его визиту как к веселому времяпрепровождению, в то же время с их стороны чувствовалось легкое презрение, что вполне устраивало Рафаэля. Это было даже очень желательно для его миссии.

В конце концов Дейзи вспомнила, что он собирался развлекать их пением и игрой на гитаре. Рафаэль принес гитару, сделанную из розового дерева его дедом. Вынув инструмент из бархатного мешочка с кулиской, пошитого его бабкой, он ухмыльнулся, заметив восхищенные взгляды. Изысканная мозаика из разноцветных кусочков бирюзы и слоновой кости, окаймлявшая резонаторное отверстие инструмента, делала гитару настоящим произведением искусства, а также улучшала качество звука.

Он начал с минорной гаммы и поморщился, когда понял, что гитара не настроена. Наклонившись, он покрутил колки, настраивая их по своему вкусу. Наконец он попробовал ту же гамму и, пожав плечами, посмотрел на француженку.

– Это все, что я могу сделать в этой ужасной жаре. Что бы вам хотелось услышать?

Лиз выпрямилась, по всей видимости, удивившись, что он обратился к ней.

– Оставшуюся часть «De Colores», – выпалила она.

– Хорошо.

Рафаэль взял аккорд, закрыл глаза и запел. Эта песня была не о любви, но он изменил ее. Таков был его дар.

Лиз уставилась на него, очень медленно ее лицо смягчилось, и его озарила улыбка.

Потом испанец вспомнил, что ему нужно обхаживать английскую барышню, а не французскую. Досада. Что за глупость!

 

2

Лиз проснулась рано, практически на рассвете. Стараясь не разбудить Дейзи, которая свернулась калачиком на своей стороне кровати, она аккуратно выбралась из постели и ступила на прохладный паркетный пол. Лиз начала с того, что причесалась и уложила волосы, затем натянула чулки, прикрепив их потрепанными лентами к корсету. После этого девушка поверх ночной сорочки надела старую голубую юбку и платье с открытым лифом. Поморщившись, она поправила корсет, жалея, что у нее нет денег на новое платье. За лето ее тело в некоторых местах обескураживающе округлилось, в то время как в других местах стало более подтянутым. Лиз уже не чувствовала себя той девочкой, которая ходила на уроки с Дейзи и ее гувернанткой прошлой весной.

Лиз тихо спустилась по лестнице, держа туфли в руках и стараясь не наступать на скрипящие половицы. Она пообещала Рафаэлю, что встретится с ним возле таверны утром, как и велел ей сделать майор Редмонд. Она пришла раньше, рассчитывая выпросить бенье на кухне таверны до того, как придет испанец.

На самом деле она бы очень сильно удивилась, если бы Рафаэль не забыл об их встрече. Песня, которую она попросила его спеть, эта прекрасная «De Colores», предназначалась Дейзи. Пропев первую строчку, он глупо уставился на Дейзи, пялясь на нее, словно у нее на голове выросли рога.

Дело было даже не в том, обращала ли Дейзи внимание на других мужчин, кроме Симона Ланье. Она улыбалась испанцу с полным безразличием, которое граничило с оскорблением. Дейзи спросила его, знает ли он песню «Drink to Me Only with Thine Eyes».

Вспомнив, какое удивление было написано на лице Рафаэля, она улыбнулась и обула туфли. Покинув дом Редмондов, она направилась вниз по улице к таверне. Город еще спал в это чудесное утро. Матросы, которые провели весь вечер, бражничая в трактире, еще оставались в своих постелях, а рыбаки не успели вернуться в порт с уловом креветок, крабов и рыбы. Лавки открывались около десяти часов, когда хозяйки и повара отправляли слуг на рынок.

Несколько молодых девушек вроде нее уже занимались разными поручениями. Лиз приветливо махала рукой знакомым, но не останавливалась поговорить, как делала обычно. Когда она дошла до улицы, где находилась таверна Буреля, рядом с платной конюшней и кузницей, ее живот громко заурчал. Повариха Джуни уже, должно быть, испекла горячие бенье. Бенье ей был жизненно необходим.

– Привет, сеньорита Ланье!

Она замерла, приподняв юбку, чтобы перепрыгнуть через лужу, и огляделась по сторонам. Ее внимание привлекло движение на одном из балконов таверны. Дон Рафаэль, одетый в штаны из оленьей кожи и белую рубашку, перегнулся через перила и махал ей красным платком. Его жилета нигде не было видно.

Лиз помахала рукой в ответ.

– Доброе утро, месье! Вы рано встаете! Я как раз собиралась пойти на кухню позавтракать.

– Прошу присоединиться ко мне за завтраком. Я сейчас спущусь.

Прежде чем она успела сказать хоть слово, он скрылся за дверью.

Лиз перепрыгнула через лужу и направилась к входу в таверну. Ее семью и Бурелей связывала давняя история. Ее прабабка работала на кухне у деда нынешнего владельца заведения в таверне «Старый форт Луи» до того, как город перенесли на нынешнее место у устья залива Мобил в 1711 году. За прошедшие годы оба семейства успели породниться, поэтому Лиз могла встретить двоюродных братьев в самых неожиданных местах.

Замужняя дочь месье Буреля Бриджитт подметала крыльцо. Заметив Лиз, она радостно поздоровалась с ней.

– Привет, Бриджитт! – улыбнулась Лиз в ответ.

Она поспешила внутрь, где слуга Зандер накрывал стол возле окна белоснежной скатертью. Он широко улыбнулся ей, расправляя складки на скатерти.

– Креветки понадобятся, когда придет время варить суп.

– У меня нет с собой креветок, Зандер, – ответила она, застыв у двери и положив руку на косяк. – Вообще-то я не видела Симона со вчерашнего утра. – Она бросила взгляд на дверь в кухню. – Я надеялась поживиться горячим бенье…

– Моя Джуни занимается ими с рассвета. Вчера нам привезли сахар! – Он поцеловал свои черные пальцы.

Лиз рассмеялась, увидев озорную улыбку раба.

– Сахар? Тогда мне надо поспешить, пока народ об этом не узнал и их все не раскупили.

– Ох, сеньорита, пожалуйста, не бросайте меня так быстро! – Дон Рафаэль Мария Гонсалес де Риппарда, облаченный в темно-зеленый камзол с пышными кружевными манжетами, штаны из тонкой оленьей кожи и золотисто-алый жилет, спустился к ним по лестнице. – Иначе я буду оскорблен!

По всей видимости, сегодня они будут разговаривать по-английски, то есть на нейтральном языке.

Лиз посмотрела на Зандера. Она не могла заплатить за бенье. Обычно Джуни давала ей мешочек с застывшими каплями вкусной карамели.

– Пойдемте, я хочу, чтобы вы были моей гостьей. Я настаиваю!

Гостьей? Она вздрогнула. Она никогда не посещала таверну как клиент. Если бы месье Бурель вошел и увидел ее, то наверняка отмахнулся бы от нее, как от комара.

По всей видимости, дон Рафаэль неправильно понял ее нежелание присоединиться к нему, поскольку на его лице отразилась настоящая обида. Он отвесил поклон.

– Но я вижу, что вы сильно заняты, потому не смею вас более задерживать и буду завтракать один.

С кривой улыбкой он прошествовал к столу Зандера. Мысли о бенье вылетели из головы Лиз.

– Мадемуазель забыла попросить меня накрыть на двоих, – мягко вмешался Зандер. – Садитесь, мадемуазель, я сейчас принесу приборы для месье.

Он замер за ее стулом, ожидая, пока она сядет. Затем подтащил стул для дона Рафаэля. Дружески кивнув, он направился на кухню.

Лиз казалось, что она попала в собственную мечту прямо с вчерашней верфи. Девушка опустила взгляд на белоснежную салфетку, лежавшую на тарелке, – она была сложена в форме длинношеей чайки. Лиз оглянулась на крыльцо. Бриджитт могла войти в любой момент и выгнать ее.

Дон Рафаэль, казалось, не замечал ее смущения. Он подхватил салфетку, лежавшую на тарелке перед ним, и легко расправил ее, разложив на коленях. Уперев локти в стол, он посмотрел на нее своими сонными карими глазами.

Лиз не смогла заставить себя погубить птицу из салфетки, поэтому отложила ее в сторону и попыталась ответить на взгляд испанца. Он был лишь пустоголовым фатом. Любителем пофлиртовать. Опасаться было нечего.

Лиз прочистила горло:

– Что бы вы хотели увидеть в первую очередь сегодня утром?

– Я уже увидел, – ответил он с улыбкой.

Фат с подвешенным языком. Лиз усилием воли заставила себя не покраснеть.

– Вы еще не видели бенье и омлет с морепродуктами Джуни. Их можно выставлять в галерее.

Наконец Зандер принес тарелку и приборы. Он обратился к дону Рафаэлю с уважением, как к богатому постояльцу.

– Хочу порекомендовать фирменное блюдо шеф-повара на сегодняшнее утро, месье. Омлет…

– Который надо выставить в галерее, я понял. – Испанец подмигнул Лиз. – Хорошо, уговорили. И несколько бенье, и… У вас есть кофе с цикорием? У меня появилась любовь к крепким напиткам с тех пор, как живу в Новом Орлеане.

Зандер поцеловал свои пальцы, тем самым выражая одобрение.

– О да, от него на груди месье будут активно расти волосы! А для мадемуазель?

– Мне обычный кофе.

Может, ее и выгонят отсюда, но прежде она получит удовольствие.

Когда Зандер ушел, Лиз взяла салфетку, собираясь положить ее на колени.

Глаза испанца ласкали ее лицо.

– Вы живете в Мобиле всю жизнь, сеньорита Ланье?

Она кивнула:

– Я креолка, уроженка Луизианы. Мой папа гоняет паром через залив. – «Когда не сидит в тюрьме», – добавила она про себя. – Кроме того, мой дед и его брат владеют кораблями здесь и в Новом Орлеане. Возможно, вы слышали о транспортной компании «Братья Ланье»?

Дон Рафаэль кивнул:

– Я видел корабли. Это важное дело, как мне кажется.

У фата были хорошие манеры. Она не могла понять по выражению его лица, считает ли он странным, что представительница такой достойной семьи ходит по верфи босиком. А все это из-за безумных идей отца. С другой стороны, если бы он не принимал подобных решений, ее бы здесь не было. Она взяла салфетку за клювик, встряхнула ее и положила на колени:

– Я полагаю, мы могли бы прокатиться сегодня на пароме до острова Дофина, если вы не против. Такой хороший день, его можно провести на воде.

Подняв юбку, чтобы не испачкаться, Дейзи взбежала по лестнице, ведущей к школе, прыгая через ступеньку и надеясь, что никто не заметит, что она ведет себя не как настоящая леди. Она уже знала по опыту, что если не напишет нужные для уроков слова на доске до прихода учеников, то потом у нее уже может не быть такой возможности. Дейзи думала, что Лиз разбудит ее, но, когда она проснулась, другая сторона кровати пустовала, а о присутствии там подруги свидетельствовала лишь легкая вмятина на подушке.

Дейзи порылась в кармане в поисках ключа и отперла дверь. В школе была одна комната. Здание прилегало к больнице, расположенной на Консепьсон-стрит. Школа стояла на приподнятой платформе, что должно было уберечь ее от затопления частыми паводками. В то утро полы были все еще мокрыми после сильного ливня, который бушевал за несколько дней до этого. Но, по крайней мере, под ее столом, в самом низком месте комнаты, не было лужи.

Расставив парты, она поспешила к доске и нашла у себя в ящике стола маленький кусочек мела. Отец заказал ей стол, как только понял, что она собирается учить детей, которые бродили по улицам города, словно дикие кошки. Высунув от старания кончик языка между зубами, она начала писать на доске.

Дейзи надеялась, что сможет проводить уроки пять раз в неделю, но пока она убедила отца разрешить ей делать это не более двух раз. Он настаивал на том, что она должна оставлять время на то, чтобы следить за домашними делами. Кроме того, многие дети, которых она собиралась учить, часто были заняты, выполняя мелкие поручения родителей. Ей самой повезло иметь гувернантку, которая научила ее писать, вести себя в обществе, говорить на иностранных языках и понимать музыкальную грамоту. Уважаемая в городе вдова, миссис Калдер, охотно разрешала Лиз присутствовать на уроках, и обе девушки очень расстроились, когда прошлой осенью она подхватила желтую лихорадку и умерла.

Дейзи решила, что не только она достойна хорошего образования, потому и пыталась при всякой возможности уговорить молодых матерей, что, кем бы ни стали их дети в будущем – ремесленниками, дельцами, рыбаками, им совсем не помешает, если они освоят хотя бы азы арифметики, чтения и письма. К радости Дейзи, ее маленький класс разросся до таких размеров, что очень скоро ей нужно было искать более просторное помещение.

Но до тех пор ей необходимо было поддерживать порядок в классе.

Когда она закончила выводить на доске слово «решение», снаружи послышались шаги. Кто-то пришел раньше обычного. Дейзи оглянулась. Наверное, это девятилетняя не по годам развитая и жадная до знаний Эме Робишо. Дейзи едва поспевала снабжать ее книгами для чтения. Ей даже пришлось просить Лиз приносить книги из обширной библиотеки ее деда.

Но когда она узнала высокую фигуру, замершую в дверном проеме и освещенную утренним солнцем, она чуть не уронила мелок.

– Симон! – Она положила мел на подставку под доской и отряхнула платье. – Что ты здесь делаешь?

Он вошел в класс легкой походкой. Обычно довольное выражение его лица на этот раз сменилось странной гримасой.

– Я ищу сестру. Ты ее видела?

– Лиз? – Конечно, он имел в виду Лиз, потому что маленькой Женевьеве было всего четыре года. – Да, она ночевала у меня, но ушла рано утром. Она собиралась…

И в этот момент Дейзи сообразила, что Симон, вероятно, ничего не знал о доне Рафаэле Гонсалесе. Она никогда не врала Симону, но, возможно, ей не стоило рассказывать ему все.

– Куда?

Симон нахмурился. Он всегда хмурился, когда думал, что Лиз попала в беду. Он оперся плечом о доску и сложил руки на груди.

Дейзи практически обожествляла землю, по которой ходил Симон, но иногда он все же слишком заботился о младшей сестре.

– Я так рада, что ты приехал в город сегодня, – с улыбкой сказала она, подходя к нему. – Мне нужна свежая вода из источника для детей. Ты можешь взять ведро и…

– Конечно. После того, как ты мне расскажешь, где Лиз.

Он не злился. По крайней мере пока, и не на нее. Он просто, как обычно, был неумолим.

Дейзи была с ним знакома с тех пор, как ей и Лиз исполнилось шесть лет. В то время Симон был десятилетней уменьшенной копией своего симпатичного отца. Они встретились вскоре после того, как умерла ее мать. В тот день Дейзи нехотя пошла с отцом в магазин. Лиз и Симон, в потрепанной одежде, но тем не менее довольные, были поглощены тем, что устраивали забег черепахи и жабы в одном из боковых проходов магазина, пока их красивая мулатка-мать торговалась с месье Жераром о цене на пару носков для мужа.

Конечно же, Дейзи моментально влюбилась в Симона и ходила за ним по пятам несколько месяцев, пока он не начал выпрыгивать из-за деревьев и пугать ее, доводя до слез. Некоторое время после этого она не обращала на него внимания. Однажды, в тот день ей исполнилось тринадцать, она увидела его сидящим у них на крыльце в ожидании Лиз. Он листал брошюру, которую преподобный Гарретт оставил для отца Дейзи, чтобы он распространил ее среди солдат.

– Что это за глупости? – Он сунул брошюру ей под нос, трясясь от гнева. – Папистские идолопоклонники? Это так ты думаешь обо мне?

– Я… я, конечно нет. – Дейзи прикрыла дверь на кухню, взяла брошюру и уселась рядом с Симоном. Она покрутила бумагу в руках. – Где ты это взял?

– Лежало прямо здесь, возле ступенек. Твоя семья англикане, даже не пытайся отрицать.

В его голосе, хриплом и низком, чувствовалась обида, которая расстроила Дейзи.

– Да, но я не верю всему, что здесь написано. На самом деле я большей части даже не понимаю. Пожалуйста, Симон, ты же знаешь, что я твой друг, то есть друг Лиз.

Не решаясь посмотреть на него, она плотно сжала руки между коленями.

– Ну… я люблю Господа, как и ты. И вам не стоит оставлять подобные вещи, чтобы они валялись на земле, где их может кто-то увидеть, прочитать и оскорбиться, особенно если вы в это не верите.

Дейзи быстро посмотрела на него, радуясь тому, что его голос смягчился. Невыносимый старший братец Лиз незаметно превратился в мужчину. Его лицо стало более мужественным, тело окрепло, и он теперь возвышался над ней, словно башня.

А перед ним стояла тринадцатилетняя девочка, которая в этот день впервые уложила волосы в прическу. Когда он посмотрел на нее, что-то между ними произошло. Она почувствовала это по тому, как порозовели ее щечки, по тому, как почти незаметно изменилось выражение его лица. Он больше не злился, он был озадачен.

Теперь, три года спустя, когда они стояли в школьной комнате возле ее стола, Дейзи поняла всю полноту власти, которую она имела над ним. Если бы она хотела отвлечь Симона, ей нужно было лишь подойти ближе и положить ладонь ему на запястье.

Но он внезапно ухмыльнулся и сделал шаг назад.

– Нет, дорогуша. Не смотри на меня так своими глазками и не надейся, что я забуду, зачем сюда пришел. Что замышляет моя сестра?

Дейзи надула губки, обычно это давало ей возможность получить все, что она хотела.

– Симон…

Он смотрел на нее, не мигая.

Дейзи взглянула на часы и вздохнула. Она явно не успеет дописать слова на доске.

– Сейчас полвосьмого, а дети будут в восемь. Пойдем посидим на крыльце, и я расскажу тебе о доне Рафаэле Гонсалесе де Риппарда.

Рафаэль откинулся на спинку стула, стоявшего на палубе «Принцессы», старого, но еще пригодного для морских путешествий судна под управлением хмурого Симона Ланье. Испанец попытался убедить себя, что его единственный интерес состоит в том, чтобы укрепить влияние Англии на берегах Мексиканского залива.

Унзаге не понравится его задержка. По крайней мере пока он не услышит отчет Рафаэля о проделанной разведывательной работе, которую он выполнит во время этой чудной интерлюдии с очаровательной юной креолкой. То, что она оказалась одной из тех самых Ланье, было занимательно. То, что у нее было привлекательное лицо цыганской принцессы, было восхитительно, но об этом его начальству знать не обязательно.

Лиз сидела лицом к Рафаэлю, одной рукой держась за борт судна. Черные локоны девушки развевались на ветру, а глаза цвета топаза щурились от яркого солнца. Она часто подавалась вперед и указывала пальцем на разные местные достопримечательности. При этом ее платье так сильно облегало грудь, что Рафаэль с трудом мог сосредоточиться на том, что она рассказывала о заливе Бэй-Минетт, бухте Чачалочи-Бэй, парке Маллет-Поинт и устье реки Бон-Секор. В такие моменты ее хмурый братец Симон, который узнал о прогулке от Дейзи Редмонд и примчался на пирс, чтобы присматривать за сестрой, предостерегающе посматривал на Рафаэля, напоминая ему, чтобы он не смел забываться.

– Сеньорита Лиз, – начал испанец, желая отвлечь внимание озабоченного брата, – вы должны мне рассказать, как вы связаны с Ланье из Нового Орлеана.

Он заметил, что на лице Симона чувство покровительства сменилось откровенной враждебностью. В то время как глаза девушки сияли невинностью, взор его черных глаз пылал непреклонностью, а брови грозно сходились на переносице. У юноши была темная загорелая кожа, а кудрявые черные волосы собраны в хвост. Брат и сестра были во многом похожи. У Симона был такой же большой рот, полный белых зубов, которые сейчас были ощерены, словно волчьи клыки.

– Мы к ним отношения не имеем, – холодно заметил Симон Ланье.

Он отвернулся и занялся парусом. Лиз пододвинулась ближе к Рафаэлю и смущенно улыбнулась.

– В нашей семье есть дурная кровь. – Она бросила взгляд на брата. – Это связано с бывшим губернатором Луизианы О’Рейли…

– Лиз, не смей произносить имя этого человека. – Симон сплюнул в море.

– Но, Симон, это глупо! Мы не можем вернуть дядю Гийома…

– Я сказал, не смей! Я позволил тебе пустить этого испанца к нам на судно, потому что нам нужно его серебро, но не вздумай обсуждать с ним наши личные дела. Отцу бы это не понравилось. Comprendre? [12]Понятно? ( фр. )

Лиз посмотрела на брата. В ее глазах блеснули слезы, а подбородок задрожал от волнения.

– Я понимаю, что ты тупица. Мир – это большая шахматная партия, и королю Людовику в ней поставили мат. Нам же, не черным и не белым, предстоит тут жить, а грубость не сможет изменить прошлое.

Симон сжал губы. Через пару минут он отвернулся и начал энергично работать шестом, чтобы их суденышко не налетело на песчаную отмель.

Лиз расстроенно посмотрела на Рафаэля:

– Прошу прощения за этот инцидент…

– Не стоит извиняться, сеньорита, это пустяки. – Он взял ее за руку и нежно поцеловал поцарапанные пальцы девушки. – У меня привычка задавать неудобные вопросы. Мама колотит меня за это каждый день.

Когда девушка улыбнулась, он с довольным видом подался назад. Что ж, пусть ему и не удалось убедить красивую английскую розу провести ему экскурсию по городу Мобил, однако французская камелия, казалось, расцвела от его прикосновения. До конца дня она могла поведать ему много интересного.

Дон Рафаэль отправился обратно в Новый Орлеан, а Лиз осталась помогать Симону привязывать суденышко к пирсу и ждать следующего желающего прокатиться на пароме. То, что она общалась с человеком, который носил титул «дон», заставило ее посмотреть на мир по-другому. До этого дня она отчасти разделяла враждебность брата к испанцам. Она не знала дядю Гийома так же хорошо, как Симон, но она понимала боль, которую принесла его смерть деду и отцу. Защищая этого конкретного испанского джентльмена, Лиз почувствовала, что в ее представлении о мире что-то изменилось.

Она ткнула в бок Симона, который сидел рядом с ней на пирсе, болтая ногами над водой и держа в руке удочку.

– Симон, как ты считаешь, почему дядя Гийом ввязался в восстание против испанцев, а папа нет?

Симон удивленно посмотрел на нее:

– Это было в тот год, когда умерла маман, разве ты не помнишь?

– Возможно, я, как папа, забыла обо всем, кроме этого.

Ей было восемь, и она уже была достаточно взрослой, чтобы понимать: люди умирают, они отправляются на небеса и больше не возвращаются. Маман заболела чем-то, отчего ее красивая, цвета кофе с молоком, кожа посерела, а белки янтарных глаз пожелтели, как кукуруза. Много дней она металась в постели, сгорая от лихорадки, пока запах в комнате не стал невыносимым. Папа не мог смотреть, как уходит жизнь из его любимой Шериз. Он попросил бабушку Мадэлен ухаживать за ней, а сам сидел в лодке и напивался, отчего становился злым, как бешеная собака.

В тот ужасный, бесконечный день, полный грусти и печали, бабушка позвала Лиз и Симона в комнату маман, чтобы они попрощались с ней. Бабушка помыла и привела маман в порядок, потом поменяла постельное белье. Маман была похожа на прозрачного, хрупкого спящего ангела. Симон вел себя на удивление робко. Он схватил Лиз за руку и сжал ее пальцы так сильно, что сделал больно. Неуверенно приблизившись к матери, он поцеловал ее в лоб, потом попятился, весь дрожа. Внезапно он отпустил руку Лиз, всхлипнул и выбежал из комнаты.

Лиз посмотрела на бабушку, которая положила руку ей на голову.

– Давай, дорогая, – прошептала она. – Она знает, что ты здесь, и она не уйдет, пока ты ее не благословишь.

Сердце Лиз было готово вот-вот выскочить из груди, но бабушка была рядом, и поэтому ей было не так страшно. Она сглотнула и встала на колени рядом с кроватью.

– Маман, – прошептала она, – я люблю тебя. Я позабочусь о папá и Симоне.

Веки матери затрепетали.

– Моя дорогая девочка. Сильная и нежная, как роза. – Легкая улыбка появилась на ее распухших губах. – Слушайся бабушку. Прочти все… все книги в библиотеке дедушки.

– Хорошо.

Не зная, что сказать, Лиз стояла на коленях и беззвучно молилась. По ее щекам медленно текли слезы. Через какое-то время бабушка опустила ладонь ей на плечо:

– Пойдем, дорогая. Теперь твой отец должен попрощаться.

Лиз не знала, что он пришел, но, когда она встала и неохотно попятилась к двери, сильный запах перегара заполнил комнату. Она повернулась.

Лицо отца было ужасно в горе. Отпихнув Лиз в сторону, он ввалился в комнату, схватил себя за волосы и согнулся, словно это он бился в предсмертных судорогах.

Бабушка вывела Лиз из комнаты. На кухне девочка обняла бабушку, спрятав лицо у нее на груди, надеясь так заглушить рыдания отца, доносившиеся из комнаты. Бабушка обняла ее, а потом осторожно вывела на веранду.

– Давай посидим на ступеньках. У меня есть для тебя кое-что.

– Мне не нужен подарок, – сказала Лиз, усевшись рядом с бабушкой на верхней ступеньке.

Она лишь хотела, чтобы маман выздоровела. Она обняла руками колени и положила на них голову. Она все еще слышала через открытое окно, как плачет папá.

– Нет, это то, что дала мне моя маман, когда мне это было нужно. Теперь настало время передать это тебе.

Лиз повернула к ней голову:

– Какая маман?

Согласно семейной легенде, бабушку удочерили, когда она была ребенком. Ее настоящей матерью была Эме, незамужняя сестра бабушки Женевьевы.

– Та, что любила меня настолько, что отдала мне свою Библию и научила почитать ее автора.

Лиз нахмурилась, пытаясь понять, о чем говорит бабушка.

– Бабушка Женевьева? – догадалась она.

– Да. Она приехала в Луизиану, когда здесь был всего один ветхий форт и несколько индейских селений. Люди говорят, что она приехала, чтобы выйти за моего папá, но на самом деле она приехала из-за этой Библии. Она верила каждому слову, написанному в ней, и читала ее каждый день.

– Как ты?

Улыбнувшись, бабушка взяла Библию, которая лежала на одном из кресел-качалок на крыльце. Она сидела тут каждое утро, пока всходило солнце, читала и тихо молилась.

– Я хотела быть похожей на нее.

Бабушка была самым счастливым человеком из тех, кого знала Лиз. Она медленно потянулась к книге. Библия была тяжелая, в кожаном переплете и с многочисленными царапинами, появившимися за долгие годы. Книга придавила колени Лиз весом своей мудрости.

– Ты поможешь мне понять ее? Дедушка говорит, что я смышленая, но… – она с сомнением посмотрела на Библию, – там много сложных слов.

Бабушка кивнула.

– Там есть суровая правда, истории о жестокости и зле, но Библия также даст тебе помощь и успокоение, когда они тебе понадобятся. В Библии есть истории о героях, которые жили ради Бога. О женщинах, следовавших за Ним даже тогда, когда их жизнь была тяжела. Женевьева Ланье была таким человеком. Какое-то время ей надо было молчать о своей вере, но Господь защитил ее.

Лиз слышала истории о преследовании гугенотов во Франции, как Женевьева вместе с сестрой Эме попали на судно с двадцатью тремя другими французскими барышнями на выданье, чтобы отправиться в Новую Францию и выбрать мужей из местных подданных короля. Тристан Ланье был видным мужчиной, одним из доверенных советников губернатора Бенвиля. Когда поселение перенесли вниз по реке почти на тридцать километров, он сыграл ключевую роль в выборе нового места для города. Однако они с Женевьевой построили дом вне стен форта, чтобы им никто не мешал выполнять свои кальвинистские обряды.

– Почему Господь не защитил маман от лихорадки? – спросила Лиз.

– Лиз, все умирают – кто-то раньше, кто-то позже. Мы не можем знать, в чем промысел Божий, чего Господь желает для тех, кто любит его. Ты только знаешь, что он всегда с тобой, даже сейчас. Он понимает твою боль, он страдает вместе с тобой, он проведет тебя через это испытание. Посмотри на меня, малышка. – Бабушка взяла Лиз за подбородок. – Твой взор должен быть устремлен на Иисуса, что бы ни происходило.

Вспомнив эту сцену, девушка посмотрела на брата по-новому. Он не был так близок с бабушкой, как она. Неудивительно, что у него были проблемы с верой и способностью прощать.

Симон осторожно положил ладонь ей на плечо.

– Это было тяжелое время для всех нас, дорогая. Дедушке пришлось договориться с британцами, чтобы сохранить имущество. Он пытался отговорить дядю Гийома от поездки в Новый Орлеан, понимая, что восстание – бессмысленно и опасно. – Он пожал плечами. – И как видим, он был прав.

Политика никогда не интересовала Лиз, кроме тех случаев, когда она касалась ее семьи. Но этот молодой испанец разбудил что-то… тревожное в ее душе.

– Ты собираешься жениться на Дейзи?

Симон тяжело вздохнул:

– Конечно, я хочу. Но я не очень нравлюсь майору. И я понимаю почему. – Он горько улыбнулся. – У меня не такие уж блестящие перспективы в жизни.

– Почему ты не хочешь, чтобы дедушка научил тебя судоходному бизнесу? Это было бы ему большим подспорьем.

– Я не хочу сидеть в конторе и перебирать бумажки. Я хочу ходить на своем судне, работать руками. – Он сделал паузу. – К тому же Дейзи молода. Она думает, что ей нужен я, но она также считает, что отец сдастся и благословит нас. Но боюсь, нам придется сбежать, если мы хотим быть вместе. – Юноша нахмурился. – Только не передавай ей мои слова, Лиз.

У них давно не было столь задушевного разговора. Она покачала головой:

– Не передам. Ты об этом много думал, не правда ли?

– Конечно, думал. Я не могу просто так жениться на Дейзи и перевезти ее к нам.

Лиз рассмеялась:

– Нет. И это совсем не смешно, ведь так?

– Да. – Но он улыбнулся. – Я слышу, что говорят в доках, Лиз. Грядут перемены. Теперь, когда американцы пытаются выкинуть бритов, те будут давить торговлю, скорее всего, введут разные запреты, и мне надо будет придумать, как сделать так, чтобы мы не голодали. Пока рыбалка идет хорошо, с нами все будет в порядке… – Он покачал головой.

Симон, возможно, был самым осторожным в их семье, но он ничего не боялся. Его сомнения отрезвили Лиз. Она решила не вспоминать об испанце, которого, скорее всего, никогда больше не увидит. Леска дернулась.

– Симон, ты что-то поймал!

Лучше ловить рыбу, чем сидеть без дела и надеяться, что все образуется.

 

3

Март 1777 года

Лиз помогала Симону разгружать лодку, полную табака, привезенного с острова, когда из-за тюков показалась рыжая голова Нила Маклеода. Его голубые глаза округлились.

– Лиз, пошли быстрее! Твой отец снова попал в историю.

Лиз опустила тяжелый ящик на тюк и выпрямилась, уперев руку в бок. Дни, когда семь месяцев назад она прохлаждалась с милым испанцем, плавая на судне по заливу, давно прошли. Если слухи были верны и армия приближалась к их местам, британские войска в Западной Флориде будут жить на одном табаке. Они с Симоном таскали ящики с табаком все утро. По всей видимости, им предстояло заниматься этим дотемна. Британский фрегат «Хинчинбрук» привез ценный товар из Каролины, обогнув Восточную Флориду и зайдя в Гавану. Команде фрегата была дана четкая команда покинуть порт завтра на рассвете.

Не желая воспринимать слова Нила всерьез, Лиз посмотрела на Симона. Брат не слышал слов Нила, в противном случае он бы уже взорвался от ярости. Он ругался с возницей, телегу которого прислали, чтобы отвезти табак в форт. Отцу следовало быть здесь, чтобы разбираться с перевозкой, тогда Симон мог бы сосредоточиться на лодках, но они не видели его целый день.

– Папа вечно ввязывается во всякие истории, – ответила она, пожав плечами. – Что случилось теперь?

Нил подошел к ящикам и остановился перед Лиз, вертя шляпу в руках.

– Напился и шумел. Я уговорил сержанта, чтобы он не запирал его в камере, но тебе нужно забрать его. Сейчас. Пожалуйста, Лиз.

Лиз посмотрела на свою рабочую одежду – старые штаны Симона и рубашку, поверх которой было надето ужасное, бесформенное домашнее пальто. На ногах у нее были самодельные мокасины. Эта одежда подходила для работы в доках, но ходить в ней по городу было невозможно.

– Нил, я сейчас не могу. Ты же видишь, что мы заняты…

– Либо ты придешь и заберешь его, либо его упекут в кутузку. – На круглом лице Нила отразилось нехарактерное для него упрямство.

Папа, должно быть, наломал дров.

– Хорошо, иду. – Она повернулась к Симону. Брату уходить нельзя, поэтому она справится сама. – Симон! Мне нужно отлучиться, я вернусь через час.

Виновато пожав плечами в ответ на яростные протесты брата, она последовала за Нилом. Они пробирались через толпу грузчиков, матросов, купцов и рабов, заполнивших доки. Лиз плотнее натянула шляпу, пытаясь прикрыть ею лицо. Ее волосы были заплетены в косу и спрятаны под шарфом. Она надеялась, что никто не узнает ее и не расскажет Жюстин, что она снова работала на верфи.

Она дернула Нила за рукав:

– Что стряслось на этот раз?

Ее старый друг колебался.

– В «Coup de Chance» играли в «фараон».

«Фараон». Да еще наверняка в смеси с ромом и политикой. Судя по тому, что в этом был замешан Нил, там были солдаты, свободные от несения службы. Этой комбинации Антуан Ланье не мог противостоять.

Когда она не ответила, а просто вздохнула, Нил сказал:

– Я пытался уговорить его уйти. Я сказал, что вы с Симоном работаете у пирса, что он вам нужен. – Нил покачал головой. – Он только промычал что-то о ртах, которые надо кормить, и не двинулся с места.

«Рты, которые надо кормить» подразумевали и ее, поэтому она целые дни напролет проводила, либо работая в доках, либо рыбача, чтобы поймать что-нибудь на ужин. Но Лиз не чувствовала угрызений совести за то, что отказала мужчине, который первым попросил ее руки. Это был друг ее отца, у которого уже было трое детей. Лиз всего шестнадцать лет, а значит, ей еще будут делать предложения. Она украдкой посмотрела на Нила. Он сделает ей предложение, в чем она не сомневалась, как только наберется смелости, чтобы терпеть презрение Симона. Папа согласился бы сразу, радуясь возможности избавиться от нее.

Нил снова посмотрел на нее. Его лицо зарделось, когда их глаза встретились. Он не красавец, но очень хороший парень и, по всей видимости, совсем не возражает породниться с ее немного ненормальной семейкой. Если она выйдет за него, то станет женой британского солдата. И это будет несколько лучше, чем если бы она вышла за Бертрана Робишо.

Почувствовав, как к горлу подкатывает комок, она попыталась отвлечься. Никто не говорил, что жизнь легка. Даже для Дейзи, которая жила в комфортных условиях. Она столкнулась с нежеланием отца выдавать ее замуж за Симона. Но Господь был добр, и что-то должно было получиться.

Лиз улыбнулась и по-сестрински похлопала Нила по плечу.

– Все будет хорошо. Вот увидишь.

Похоже, Господь внял ее мольбам, потому что никто из прохожих не обратил на них внимания, пока они не прошли всю пристань и не свернули на улицу, которая вела к воротам форта. Они остановились возле караульной будки, где Нил обменялся приветствиями с другим молодым пехотинцем.

– По поручению сержанта Адамсона.

Их приход очень обрадовал часового, изнывавшего от скуки.

– А это кто? – Он с любопытством посмотрел на Лиз.

– Сын… месье Ланье, – ответил Нил, нервно поправив воротник. – По запросу Адамсона.

– Ах да. Входите. – Часовой задумался. – Вам, возможно, понадобится телега. Он едва ли сможет идти в таком состоянии.

Сердце Лиз замерло. «Пожалуйста, Боже, пускай он протрезвеет». Иначе она не сможет дотащить его домой. Симон будет вне себя от ярости.

Лиз молилась безо всякой надежды.

Она последовала за Нилом мимо главного здания форта, надеясь, что они не встретят майора Редмонда или еще кого-нибудь, кто ее знал. Она не могла забыть тот день в августе прошлого года, когда они с Дейзи передали послание от дона Рафаэля. Тот день был светлым пятном в это мрачное время, когда британское военное присутствие в порту усилилось, ограничив торговлю с «подозрительными субъектами», в частности с американскими судами. Французские корабли тоже досматривали, потому что ходили слухи, что Людовик XVI готов вступить в союз с американцами.

Она не видела беззаботного испанца с того дня, как они плавали на суденышке по заливу вместе с ее братом. Если он и возвращался в город по своим делам, то не искал с ней встречи. И это ее вполне устраивало. У нее не было времени на ленивых фатов.

Нил остановился, и Лиз внезапно поняла, что они стоят перед бараком. Дверь была распахнута настежь, впуская внутрь свежий весенний бриз. Из трубы вился дымок, рассеиваясь в безоблачном голубом небе. Из котелка, стоявшего на костре, пахло рыбной похлебкой. У Лиз заурчало в животе. Она не ела с самого утра, когда наспех проглотила сушеное яблоко. А уже близился полдень.

– Жди здесь, – велел ей Нил. Он вошел в барак и обратился к кому-то внутри: – Ланье, пора домой. Мы с Лиз отведем тебя.

Послышался стон, за которым последовало непонятное мычание.

– Сэр, – громко сказал Нил, – вы не можете здесь оставаться. Мой сержант…

Нил вылетел из барака. Лиз подхватила его, споткнулась и чуть не рухнула под весом его тела, но ей удалось смягчить его падение. Он тяжело поднялся, сплевывая землю.

– Ты сумасшедший старый медведь! Я пытаюсь помочь тебе!

Лиз приблизилась к двери.

– Папа! Это я! Что с тобой? Почему ты ударил Нила?

Зайдя с ярко освещенного солнцем двора в полумрак барака, Лиз поначалу ничего не могла разглядеть. В бараке было жарко и дымно. Одуряюще пахло похлебкой. Помещение было заполнено грубой мебелью и мешками с табаком, веревки и инструменты висели на стенах.

Что-то на ближайшей койке зашевелилось и зарычало, как медведь.

– Лиз? Что ты здесь делаешь? – Папин французский был невнятным.

– Я пришла забрать тебя домой. Тебе нельзя тут оставаться.

Ей тоже нельзя было находиться здесь, в жилище холостяков. Ее репутация, и так сильно подмоченная, была бы навеки испорчена, если бы кто-нибудь узнал, что она была тут, да еще и в одежде брата.

– Не могу домой. – Папа снова повалился на койку, прикрыв глаза рукой. – Бедная Жюстин. Она ненавидит меня.

Это было абсурдно. Когда это она успела стать наперсницей отца?

– Нет, это не так. Она хочет, чтобы ты вернулся домой. Она скучает по тебе.

– Детям нужна обувь. Тебе нужна обувь. Но я проиграл деньги, вырученные от продажи вчерашних креветок, а Мишель Дюссой отдал свое дело британским свиньям. Я не знаю, что делать.

Лиз заскрежетала зубами. Она любила отца, но он был самым неуживчивым человеком на двух континентах. Ему даже не хватало здравого смысла держать свои сомнительные политические комментарии при себе. Неудивительно, что Жюстин послала его рыбачить.

– Погода улучшается, поэтому обувь нам понадобится не скоро. Пойдем домой, папа. Мы помолимся и придумаем, что делать.

– Есть вещи, которым молитва не поможет, малышка. – Но он сел на койке и потер лицо руками. По всей видимости, он хорошо видел в темноте, потому что взгляд его был неодобрительным. – В чем это ты?

– Я работаю с Симоном в доках. – «И я не проиграла все деньги в карты», – хотела добавить она, но прикусила язык. – В платье было бы неудобно.

– Моя дочь не будет ходить в мужской одежде. – Он встал, покачнулся и неровной походкой направился к двери. Обойдя Лиз, он зло посмотрел на Нила: – Ты все еще здесь?

– Да, сэр. – Нил не сдвинулся с места. – Я сопровождал Лиз. Сержант Адамсон велел мне убедиться, что вы оба уйдете домой. – Он сглотнул слюну. – Он добавил, чтобы вы не возвращались в город, пока не уплатите налоги.

– А иначе что он сделает, арестует меня? – в голосе отца зазвучала агрессивность.

– Да, сэр, арестует. Вообще-то, он собирался это сделать сегодня, но я… я… – Нил покраснел, когда посмотрел на Лиз. – Давайте скорее уйдем отсюда. Это уже не имеет значения.

– Нил, что ты сделал? – Лиз сжала его ладонь.

– Ничего.

Отстранившись, Нил подхватил Ланье под руку, взяв на себя большую часть его веса, и потащил через плац.

– Нил?

Папа пьяно рассмеялся:

– Я вспомнил. Мальчик, на этот раз ты оседлал дикого мустанга. – Он посмотрел на Лиз. – Нил убедил своего командира, что нельзя арестовывать отца его невесты.

– Невесты? – Она встала перед Нилом и толкнула его в грудь. – Ты такой же сумасшедший, как и он? Я за тебя не выйду!

Из-за барака вышли несколько мужчин и уставились на них.

– Это девушка? – спросил один из них.

Нил начал широко шагать, чтобы не упасть под весом папá.

– Лиз, тише. Нам надо отсюда быстрее убираться. – Он огляделся. – Я объясню, когда мы…

– Нам не нужна твоя помощь!

Лиз схватила отца за руку и начала тащить к воротам, в то время как Нил поддерживал его с другой стороны. Она услышала, как солдаты позади них рассмеялись. От унижения у нее наворачивались слезы на глаза.

Они дошли до ворот, и караульный выпустил их, широко зевая. Лиз остановилась и привалилась спиной к частоколу. Плечи девушки болели от напряжения. Ей было тяжело поддерживать отца, который впал в угрюмое оцепенение.

– Нам надо найти телегу. До пристани слишком далеко.

Несколько минут они стояли, отдыхая, а мимо них проходили люди, проезжали редкие всадники и кареты с хорошо одетыми мужчинами и женщинами.

Нил снял шляпу и вытер потный лоб рукавом.

– Я могу сходить в платную конюшню…

Лиз смерила его презрительным взглядом:

– Как и я, ты не можешь себе этого позволить.

Нил с сомнением повернулся к ней:

– Хочешь, чтобы я сходил за Симоном?

Возле них остановилась карета.

– Buenos días, señorita [15]Добрый день, сеньорита ( исп. ).
, – услышала она знакомый веселый голос. – Возможно, я смогу вам помочь?

Лиз прищурилась от солнца. Где же она слышала этот голос? Она поправила шляпу, закрываясь от бликов.

– Дон Рафаэль? Что вы здесь делаете?

Рафаэль понял, что креольская малютка не рада его видеть. И надо признаться, он тоже встретил ее в самый неподходящий момент. Бригадный генерал Бернардо де Гальвес, ставший губернатором испанской Луизианы с нового года, не одобрял мягкие и несколько хаотичные методы ведения дипломатических отношений между Британией и ее мятежными колониями бывшего губернатора Унзаги и потому без колебаний предал бы Рафаэля суду, если бы что-то случилось с грузом, который ждал в порту острова Дофин-Айленд.

Но во время боя с пиратами, с которыми они столкнулись возле побережья Доминики, были повреждены некоторые паруса на грот-мачте и бизань-мачте, и их надо было починить, чтобы «Diamante» смог снова выйти в море и направиться в Новый Орлеан. И поскольку в это предвоенное время информация ценилась на вес золота, Рафаэлю было приказано не терять времени зря.

Однако, взглянув на лицо Лиз Ланье, затененное каким-то широкополым фетровым ужасом, который она, вероятно, считала шляпой, он не смог покинуть ее, оставив в столь сомнительной компании – с полным молодым английским солдатом с прыщавым подбородком и рыжими волосами, выбивавшимися из-под треуголки, и каким-то свирепым пьяницей, который, по всей видимости, еле держался на ногах.

Рафаэль решил не отвечать на ее вопрос прямо, а вместо этого отложил поводья и легко спрыгнул на землю.

– Как вы видите, – начал он по-английски, поскольку его собеседники говорили на этом языке, – я снова прибыл, чтобы спасти даму, оказавшуюся в беде. Я не буду спрашивать, почему дама одета, как паж в грошовой опере. Вместо этого я представлюсь ее спутникам и предложу воспользоваться моей каретой, если это требуется. Господа, я, дон Рафаэль Мария Гонсалес де Риппарда, к вашим услугам.

Его поклон был одновременно ироничным и почтенным, затем Рафаэль выпрямился, прижав красивую новую шляпу с пером к груди, пока выражения боли, ярости, благодарности и удивления одно за другим быстро сменяли друг друга на личике Лиз.

Пьяница резко сделал шаг в сторону и сжал кулаки, покачиваясь на месте.

– Как ты смеешь так разговаривать с моей дочерью, испанский упырь?

Рафаэль моргнул, поморщившись от перегара папá.

– Я не хотел никого обидеть, сеньор. Я хочу лишь помочь. – Он повернулся к девушке. – Возможно, я что-то не так понял?

Симпатичное личико Лиз под уродливой шляпой порозовело. Она встала перед папá и посмотрела снизу вверх на Рафаэля, смущенно улыбаясь.

– Вы все правильно поняли, месье. На самом деле вы явились в ответ на наши мольбы. Мой папа… приболел. Мы… это мой хороший друг Нил Маклеод. – Девушка бросила взгляд на молодого солдата. – Мы пытались помочь папá спуститься к пристани, где работает мой брат. Возможно, если вы не сильно отклонитесь от своего маршрута, вы сможете отвезти нас туда?

Рафаэль, считавший себя наблюдательным человеком, сразу заметил три вещи. Во-первых, «хороший друг» Маклеод выглядел так, будто был готов тотчас же вытащить шпагу и обезглавить Рафаэля. Во-вторых, папа Медведь не был настолько пьян, чтобы не быть в состоянии нанести вред другому человеку, если ему покажется, что этот человек хочет обидеть его маленькую девочку. В-третьих, эта маленькая девочка, по всей видимости, уже жалела, что попросила у него помощи.

Однако природное упрямство, которое из него не смогла выбить даже его властная мать, заставило Рафаэля улыбнуться и поцеловать ей руку. Он стоял и разглядывал ее маленькую ручку с поломанными ногтями и серебристыми шрамами, что говорило о том, что эта девочка постоянно работала ради выживания. Если бы он не был влюблен прежде, эта маленькая ручка кинула бы стрелу Купидона прямо в его сердце.

Она нетерпеливо одернула руку.

– Значит, вы согласны? Папа, позволь Нилу помочь тебе забраться в карету. Давайте уже поедем. Мы заняли всю улицу.

Она положила руку на плечо Рафаэля и запрыгнула в карету.

Рафаэль остался снаружи с Маклеодом и сеньором Ланье, которому не осталось ничего другого, как согласиться. Испанец повернулся к солдату, чтобы помочь ему запихнуть Ланье в карету. Лиз взяла его за руку, постоянно удерживая, чтобы он не завалился набок.

– Нил, спасибо за помощь. – Она выглянула из кареты и протянула Маклеоду руку. – Не знаю, что бы мы делали без тебя.

Солдат покраснел, взял ее руку и неуклюже сжал ее.

– Не волнуйся о… в общем, о том, что я сказал сержанту. Это было глупо, и мне очень жаль.

– Конечно, глупо, но ты хотел, как лучше. – Она ласково улыбнулась и откинулась на спинку сиденья.

Ланье хмуро покосился на Нила:

– Смотри не распускай язык.

– Да, сэр, – покорно ответил Маклеод, попятившись.

Рафаэль ослабил поводья, давая лошади возможность продолжить путь, и посмотрел на девушку. Он чувствовал приятное тепло ее маленького красивого тела, которое оказалось зажатым между ним и ее отцом. Испанец решил поехать к пристани длинной дорогой.

– Не могу не спросить, что же такое Маклеод сказал сержанту? – произнес он спустя минуту.

– Ничего особенного. – Лиз сжала губки, а потом залилась веселым смехом. – Он сказал сержанту, что помолвлен! Со мной!

Она снова рассмеялась.

Рафаэль нахмурился.

– Это смешно, ведь…

– О, дон Рафаэль! Вы сами сказали, что я похожа на мальчика!

– Хм. Да, это так.

Он не мог объяснить ей, что сказал так только потому, чтобы сразу же не подхватить ее на руки. Он был очень удивлен и обрадован, что встретил ее всего лишь полчаса спустя после того, как сошел с корабля. Поэтому он просто подмигнул ей и начал насвистывать мотив из сарсуэлы «Залив сирен».

Вскоре они прибыли к пристани. Не успел Рафаэль остановить лошадей, как Лиз бросила руку отца и вскочила на ноги.

– Папа, лодки Симона нет!

Рафаэль осмотрел пристань, которая тянулась вдоль берега, насколько хватало глаз.

– Где все?

Пристань опустела. Лишь несколько портовых грузчиков вяло перетаскивали какие-то ящики. Нигде не было видно британских солдат. Гальвес заинтересуется этой ситуацией.

– Большинство отправились домой обедать, – пояснил Ланье. – Некоторые пошли к озерам рыбачить или в таверну. – Он сполз с сиденья кареты на дощатый настил причала и зашатался, пытаясь не упасть. – Я прилягу в тени.

Отмахнувшись от руки Лиз, он заковылял к ближайшему навесу, установленному на пирсе. Лиз быстро повернулась и собиралась последовать за отцом.

– Подождите! – Рафаэль спрыгнул на землю. – Я вам помогу.

Он едва успел обежать вокруг кареты, чтобы поймать ее. Складки бесформенного одеяния не могли скрыть тонкую талию Лиз. Испанец, не отпуская девушку, посмотрел ей в глаза, впрочем, он не забывал о ее воинственном отце. Рафаэль закрыл глаза, досчитал до десяти и сделал шаг в сторону.

Лиз всплеснула руками и сердито посмотрела в сторону отца. Он уже лежал под навесом и храпел.

– Что же мне делать?

Рафаэль задавался тем же вопросом. Ему нужно было срочно найти мастера, который быстро и качественно починил бы паруса, но он не мог бросить девушку.

Испанец прочистил горло:

– Сеньорита. Мисс Лиз. Я думаю, что ваш папа не слишком болен.

Она повернулась к нему и нахмурилась.

– Может быть, если вы оставите его здесь отдохнуть, он наберется сил и пойдет домой. Или, возможно, ваш брат вернется за ним.

Она отвернулась.

– Вы не понимаете. Жюстин… жена папá… волнуется. Его не было три дня, и…

Ее голос дрогнул. Это разбило сердце испанца.

– Эта Жюстин не ваша мать?

Она не упоминала этого имени, когда они виделись в последний раз.

– Мачеха. Но она ненамного старше меня, а еще у нас четверо маленьких… – Выпрямившись, она сложила руки за спиной. – Впрочем, это не ваша забота, простите меня за мои жалобы. – Она натянуто улыбнулась. – Спасибо за то, что позволили воспользоваться вашей каретой. Хорошего дня, дон Рафаэль.

Неужели она думает, что он уедет и оставит ее с эгоистичным, испорченным отцом, угрюмым братом и кучей иждивенцев в доме? Он недоуменно покачал головой. Так испанцы не поступают. А он и подавно. Мать бы поколотила его за это.

Однако начал он очень осторожно, поскольку был чрезвычайно горд.

– Я понимаю ваше нежелание рассказывать о семейных невзгодах незнакомцу. Но у меня есть идея. – Он сделал паузу, наблюдая за ее лицом. Лиз была начеку, конечно, но она слушала. – Мне необходимо привезти семье в Новый Орлеан подарки, но мне также нужно закончить одно дело, которое касается моего корабля, а времени совсем нет. Возможно, пока ваш папа восстанавливает силы в ожидании брата, вы окажете мне услугу и купите эти подарки. В благодарность я готов заплатить вам небольшое вознаграждение.

Рафаэль догадался, о чем она думает. Постепенно золотистые глаза девушки заблестели, а губы искривила усмешка.

– Вы заплатите мне за то, что я пойду по магазинам? – Ее смех был похож на звон серебряных колокольчиков. – Месье, я думаю, вы перегрелись на солнце. Какие подарки?

– Пойдемте со мной. Я отвезу вас на рынок и расскажу о моей чудесной матушке и сестре Софии.

Выбор подарков для строгой матери дона Рафаэля, а также для его любимой сестры Софии, которая была тезкой прапрабабушки Лиз, был ответственным делом.

В магазине Жерара она нашла импортную чайницу из сандалового дерева с инкрустацией из слоновой кости, красивым орнаментом и отполированными медными петлями и крючком. Даже у Дейзи не было ничего подобного. Ей придется потратить большую часть того, что ей дал дон Рафаэль, но она знала, что мадам де Риппарда понравится эта вещица.

Если бы кто-нибудь подарил такое Лиз, она была бы без ума от счастья.

Теперь она оказалась перед полками с алансонским тонким шелковым кружевом. В городе были дамы, которые до сих пор носили платья, украшенные этим чудесным материалом, однако Лиз знала всего о нескольких таких модницах. Возможно, французские и испанские леди Нового Орлеана одевались более изысканно, чем женщины в этом британском форпосте. Поскольку начались военные действия между Англией и ее тринадцатью северными колониями, жизнь в Восточной и Западной Флориде, которые остались верными короне, становилась все более и более скромной. На британские торговые суда часто нападали американские каперы, не давая им зайти в порты Пенсаколы, Мобила и Батон-Ружа. Цены взлетели до небес. Только очень богатые люди могли позволить себе такую роскошь, как кружева, ленты и… чайницы.

Засунув руку в карман, она потрогала бархатный мешочек с золотыми монетами, который ей дал дон Рафаэль. Для нее была большая честь, что он доверил ей такое богатство. Лиз покосилась на чайницу, выставленную в витрине магазина. Ей очень хотелось, чтобы он вернулся и помог ей принять решение.

Она повернулась, когда звякнул колокольчик входной двери. Ее двоюродная сестра Скарлет, держа в руках кучу пакетов и зонтик, боком протиснулась в дверь. Сложив зонт, она придерживала дверь, пока ее госпожа вплывала в магазин с видом парижской герцогини.

Ох, мадам Дюссой. Вся радость Лиз от покупки подарков растаяла, словно снег по весне. Она хотела бы поговорить со Скарлет, но все еще была в одежде Симона, а это явно вызовет неодобрительные комментарии матроны.

Мадам Дюссой огляделась, строго поджав губы.

– Месье Жерар? Где вы? Пожалуйста, мне нужна помощь!

Она начала заглядывать за полки, словно бы месье Жерар мог спрятаться под ковром или за напольными часами.

Надеясь, что мадам будет занята обсуждением заказа с владельцем магазина, Лиз поспешила поздороваться со Скарлет, крепко ее обняв.

– Кузина! Какой сюрприз! – Она отступила на шаг, разглядывая лицо Скарлет. Не увидев свежих синяков или царапин, она сжала ее ладонь. – Ты хорошо выглядишь.

Скарлет покосилась на мадам, рассматривавшую кружева, которые совсем недавно заинтересовали Лиз.

– Я тоже рада, – шепнула Скарлет. – Но долго потолковать не получится. Если она увидит, что я с тобой разговариваю, то мне влетит, когда мы вернемся домой.

– Это так неправильно! У нас одна бабушка… – Лиз осеклась, потому что слова здесь были бесполезны. Слова ничего не могли сделать с тем, что Скарлет наказывали лишь за то, что она разговаривала с кузиной.

Скарлет покачала головой и грустно улыбнулась.

– С этим ничего не поделаешь. – Она снова огляделась, ни на секунду не забывая о мадам. – Так расскажи мне, почему ты здесь. Я знаю, что у тебя нет денег.

Лиз не могла сдержать себя.

– Они у меня есть! Смотри.

Она достала из кармана мешочек с монетами, развязала шнурок и позволила Скарлет заглянуть внутрь.

Карие глаза Скарлет расширились от удивления.

– Это…

– Да, испанское золото. – Лиз тряхнула мешочек так, чтобы монеты звякнули. – Помнишь того испанского дона, про которого я тебе рассказывала? Который приезжал в Мобил в августе прошлого года?

– Да. Он вернулся? – Скарлет вздохнула. – Он дал это тебе? Лиз, что ты натворила?

– Да, Лиз, что ты натворила? – Мадам Дюссой протиснулась между девушками и схватила мешочек.

Удивленная и возмущенная Лиз попыталась вырвать мешочек у мадам, но не смогла.

– Отдайте! Это мое…

– Я уверена, что это не так! – Мадам Дюссой высыпала монеты на ладонь и уставилась на Лиз своими голубыми глазами. Она была симпатичной женщиной сорока лет, безупречно одетой и причесанной. – У кого ты их украла? Месье Жерар! – крикнула она, не сводя с Лиз глаз. – Идите сюда и посмотрите, что я обнаружила.

 

4

Рафаэль подъехал на карете к магазину господина Жерара, где он ранее высадил Лиз, швырнул поводья мальчику, который присматривал за экипажами покупателей, и спрыгнул на подъездную дорожку, вымощенную кирпичом. Какой же это был длинный и напряженный, но в то же время продуктивный день. Испанец смог договориться о ремонте корабля и получить информацию, которая будет интересна Гальвесу.

Рафаэлю пришло в голову, что в следующий раз при встрече с губернатором он, пожалуй, попросит отправить его в Мобил на более продолжительный срок. Сейчас же, по всей видимости, он застрял в этом городке как минимум на неделю. Ему придется ждать, пока починят паруса, но в это время он займется закупкой и погрузкой формы, пороха и одеял для американцев, ожидавших его в Новом Орлеане.

Он был обречен наслаждаться очаровательными улыбками сеньориты Лиз Ланье целую неделю. Конечно, если она не сбежала с его деньгами. Тогда ему самому пришлось бы покупать подарки. Улыбнувшись столь глупой мысли, он зашел в магазин.

Подняв голову, он посмотрел на высокий четырехметровый потолок, который поддерживали крепкие балки. Дневной свет проникал в зал через открытые фрамуги окон, освещая товары, расположенные на застекленных полках, сделанных из полированного дерева, и на открытых прилавках. Наконец он понял, что его беспокоило в этом месте – отсутствие людей.

Из задней части магазина послышался какой-то шум. Возбужденные мужские и женские голоса, стук посуды, скрежет металла…

Рафаэль, который никогда не любил спешить, сорвался с места и побежал на шум. Он оказался за дверью с надписью «Контора» как раз в тот момент, когда какая-то леди с крупным носом, одетая в платье лилово-коричневого цвета, подняла руку, чтобы ударить по лицу высокую юную негритянку, за спиной у которой кто-то стоял. Хорошо одетый седовласый джентльмен, на груди у которого висели очки в серебряной оправе, стоял рядом, скрестив руки и бесстрастно наблюдая за этой сценой.

– Простите, – начал Рафаэль, – я ищу сеньора Жерара.

Леди отвесила негритянке оплеуху, но, по всей видимости, удар получился слабее, чем хотелось бы даме. Она резко повернулась к Рафаэлю и окинула его оценивающим взглядом холодных рыбьих глаз.

Мужчина с очками, явно радуясь появлению испанца, сделал шаг в его сторону.

– Я Жерар, – сказал он. – Чем я могу вам помочь?

– Отлично, сеньор. – Рафаэль отвесил поклон, пытаясь понять, кто стоит за спиной чернокожей девушки, хотя к тому моменту он уже начал подозревать кое-что. – Я дон Рафаэль Мария Гонсалес де Риппарда, и я ищу свою юную… родственницу.

Он давно заметил, что чем длиннее у тебя имя, тем сильнее тебя начинают уважать случайные знакомые. Испанец почувствовал, что ему необходимо произвести впечатление на этих людей.

Внезапно Лиз вышла из-за спины подруги, взяла ее за плечи и поцеловала в покрасневшую щеку.

– Скарлет, тебе не нужно скрывать меня. Я сама могу о себе позаботиться. – Она сердито посмотрела на леди с холодными глазами. – Дон Рафаэль, я так рада, что вы пришли! Пожалуйста, скажите месье Жерару, что я не крала этих монет!

Леди в лилово-коричневом платье не сдавалась:

– Как видите, сэр, здесь нет испанцев. По всей видимости, вы ошиблись.

Рафаэль широко улыбнулся, снял шляпу и снова поклонился, словно только сейчас заметил ее.

– Сеньора, – промурлыкал он, подчеркнуто обращаясь к ней с испанским акцентом, – простите мои манеры. Я виноват, что сразу не заметил вас. Но я действительно ищу сеньориту Ланье. Конечно, она не испанка, поскольку наши семьи состоят в очень дальнем родстве. – Рафаэль заметил, как покраснела Лиз. У нее на глаза начали наворачиваться слезы. – Дорогая, неужели из-за монет возникло недоразумение? Мне не стоило взваливать на тебя это задание. Ах, если бы я знал, что так случится. Я такой плохой… кузен.

– Нет никакого недоразумения, есть только большая глупость. – Лиз презрительно посмотрела на леди в лилово-коричневом платье и взяла за руку негритянку. – Я только показала их Скарлет и рассказала, что вы попросили меня купить на них подарки, но мадам Дюссой отказалась верить, что кто-то мог поручить мне такое задание! И она ударила Скарлет за то, что та заступилась за меня. Вы когда-нибудь слышали о подобной несправедливости?

Рафаэль прикусил губу. Он был согласен с Лиз и даже хотел поцеловать ее за то, что она так смело говорила, но вмешиваться в дела рабыни и ее хозяйки было неразумно, и он бы никогда на это не пошел. Он сделал вид, что заскучал.

– Да, да, малышка, но помни, что мы спешим. Нам нужно забрать подарки и уезжать. – Он повернулся к Жерару, словно бы вспомнив о чем-то. – Я полагаю, мои монеты у вас, сеньор?

– Ох! Да, конечно! – Жерар передал ему бархатный мешочек. – Я с удовольствием запакую любую вещицу, которую вы решите купить у нас. Пожалуйста, простите… – Он перехватил стальной взгляд леди в лилово-коричневом платье. – То есть, прежде чем вы уйдете, позвольте представить вам мадам Дюссой, которая просто хотела помочь. В этом недоразумении виноват лишь я.

– Да что там, нечего прощать, – ответил Рафаэль, отвесив мадам Дюссой глубокий поклон. – Я рад знакомству, мадам.

Она величественно кивнула головой, отчего фиолетовые перья, воткнутые в ее светлые волосы, смешно задрожали.

– Дон Рафаэль, я надеюсь, вы прислушаетесь к моим словам, если я скажу, что не стоит позволять этой девчонке ходить по городу в мужской одежде! Посмотрите на нее, она показывала деньги первому встречному. Мои рабы обучены противостоять искушению, но далеко не все наши горожане поддерживают столь крепкую дисциплину.

Лиз открыла рот, явно намереваясь возразить, но Рафаэль ее опередил, заговорщически подмигнув девушке.

– Вы действительно образец для подражания, мадам, – заметил он, радуясь возможности попрактиковать английский. – Я приму ваш совет к сведению. – Он быстро посмотрел на негритянку, успев заметить ее красивые миндалевидные глаза и аккуратный, узкий подбородок. Опередив явное желание Лиз познакомить его с подругой, что усугубило бы ситуацию, Рафаэль взял ее за руку. – Пойдем, дорогая, покажи мне, что ты выбрала для Софии и мамá.

Мадам Дюссой остановила его, сунув под нос длинное страусовое перо.

– Подождите! Дон Рафаэль, прежде чем вы уйдете…

Борясь с желанием чихнуть, он удивленно поднял бровь.

– Сеньора?

Мадам Дюссой убрала перо.

– Я подумала, что если вы не заняты, то, возможно, согласитесь посетить маленькое суаре у меня сегодня вечером. Мы с мужем покровительствуем искусству и пригласили странствующий струнный квартет. Их хвалят. Будут танцы, а наш повар считается лучшим в городе…

Рафаэль планировал провести вечер в портовых пивных, собирая информацию. Но он не мог не воспользоваться возможностью разузнать что-нибудь интересное у местной знати, особенно франкоязычной.

Он снова поклонился, на этот раз еще ниже, чем прежде.

– Сеньора, вы так добры. Я с радостью покину одинокий номер на втором этаже таверны и присоединюсь к вам.

Мадам расцвела:

– Превосходно. Мы живем на северо-западе города. Спросите любого, вам укажут дорогу.

– Тогда до вечера. Всего хорошего.

Рафаэль вывел Лиз из комнаты, не давая ей возможности начать возмущаться. За ним засеменил рассыпавшийся в извинениях Жерар.

Когда они оказались в безопасности в карете – с невероятно дорогой чайницей и пакетом кружев, которыми можно было бы украсить весь Версаль, – Рафаэль взял в руки вожжи и экипаж отъехал.

После нескольких секунд неловкого молчания Лиз вздохнула:

– Мне очень жаль, что так получилось, дон Рафаэль.

– Три раза, сеньорита. Три раза я спасал вас от катастрофы. – Он посмотрел на девушку и улыбнулся, увидев ее смущение. – В сказках это волшебное число.

– Это больше не повторится, я обещаю, – ответила она, ссутулившись.

– Почему-то я сомневаюсь. – Когда она не засмеялась, он вздохнул. – Кто была эта ужасная женщина и почему она верещала о девчонках и рабах?

– Это мадам Дюссой. Она замужем за одним из самых богатых французов в городе. Вы приехали вовремя. В противном случае я оказалась бы в кутузке. – На ее лице показалась тень улыбки. – Я вам трижды благодарна, мой кузен.

– Три раза пожалуйста, кузина. Но если вы позволите мне быть настолько смелым, я хотел бы попросить об услуге взамен.

– Все, что угодно, месье!

– Я лишь хочу попросить вас сопровождать меня на это суаре. Боюсь, что если приду один, то буду выглядеть подобно золотой рыбке в бассейне с акулами.

Ее глаза расширились от удивления.

– Я не могу! Меня не приглашали. Меня никогда туда не пригласят!

– Да бросьте, кузина, вы же не боитесь этой гарпии? Правда же?

– Конечно нет! Ну, немного.

– В Испании гость моего гостя – мой гость. Конечно же, добрая сеньора не захочет обидеть меня, отказав вам. Вы сказали, что сделаете для меня все, что угодно.

Она внимательно посмотрела на него, кусая губы.

– Мне нечего надеть.

– Не буду пытаться вас разубедить в этом, – ухмыльнулся испанец. – Но, возможно, ваша подруга мисс Редмонд согласится одолжить вам платье для такого случая.

– Возможно. – Лиз упрямо сложила на груди руки и замолчала. – Хорошо. Я попрошу Дейзи, а вы можете забрать меня у ее дома. Но если мадам выставит вас, не говорите, что я вас не предупреждала.

Это была ужасная идея.

Дон Рафаэль явно не понимал, какое осиное гнездо ему было суждено разворошить. А Лиз потеряла весь здравый смысл, согласившись на эту авантюру.

Она чувствовала взгляды гостей, когда они с Рафаэлем шли через золотисто-зеленый салон мадам, и буквально слышала, как стихли громкие разговоры и гости начали шептаться между собой, косо поглядывая на них. Лиз вцепилась в руку Рафаэля, словно голодная собака в кость. Мягкий темно-зеленый ковер, выписанный из Обюссона, по которому она ступала в позолоченных туфельках Дейзи, казалось, затягивал ее в ловушку.

Старый дворецкий Дюссоев со своими вечно влажными глазами впустил ее в дом вместе с Рафаэлем. Это было неудивительно, поскольку он едва ли мог узнать в ней похожую на мальчика Лиз Ланье, разодетую сейчас, как кукла. Она боялась повернуть голову, опасаясь, что сложная конструкция из кудрей, которую создала Дейзи у нее на голове, назвав «ток», рассыплется, как карточный домик. Лиз отказалась пудрить лицо, но золотисто-коричневые ленты, прицепленные к платью в разных местах, были très à la mode [18]Очень модные ( фр. ).
.

Дейзи сетовала, что ее единственное длинное платье, которое подходило высокой Лиз, давно вышло из моды. Но в парчовом платье цвета корицы à la française с глубоким вырезом, облегающим лифом и глубокими складками атласа, которые шлейфом спадали с ее плеч до самой земли, Лиз чувствовала себя настоящей принцессой. Глаза дона Рафаэля забавно расширились, когда она спустилась по лестнице в доме Редмондов. Ее объемная, с кринолином, юбка занимала всю ширину лестницы. Испанец низко поклонился, потом поцеловал руку Лиз и повел ее к выходу.

Теперь, идя рядом с ним по самому модному салону Мобила, окруженная нарядно одетыми людьми, Лиз впервые поняла, насколько бедна ее семья.

– Моей креольской принцессе, вероятно, надо освежиться?

При звуке голоса дона Рафаэля она моргнула, с удивлением обнаружив, что они остановились в центре зала, залитого светом свечей. Испанец вопросительно посмотрел на нее своими темно-карими глазами.

– Пожалуй, нет. – Она поморщилась. – Мне кажется, у меня сзади что-то съехало набок.

Веселый заразительный смех Рафаэля захлестнул ее подобно волне.

– Сеньорита, если вы имеете в виду то, что я думаю, то с этим я не могу вам помочь.

Лиз густо покраснела, но, украдкой оглядевшись, поняла, что гости вернулись к своим делам. Она нагнулась к Рафаэлю и прошептала:

– Просто я не привыкла носить столько… вещей под платьем и на голове! Кроме проблемы с этим, какая-то лента щекочет мне шею, а я не могу дотянуться до нее рукой. Пожалуйста, дон Рафаэль, я была бы очень благодарна, если бы вы ее куда-нибудь дели.

– Буду рад помочь, если вы пообещаете не доставать свой ножик. – Улыбаясь, он зашел к ней за спину и положил ладони на плечи девушки. Потом он подался вперед и прошептал ей на ухо: – Но, если мы кузены, зовите меня просто Рафаэль.

Он убрал ленту, заправляя ее в кудри Лиз.

Она задержала дыхание, когда губы Рафаэля приблизились к ее шее. Он же не посмеет…

Она резко повернулась к нему, на ходу поправив платье сзади.

– Спасибо, Рафаэль, – поблагодарила она, присев в реверансе. – Не надо бояться моего ножа. Главное, держите свой жилет подальше от меня.

Он громко вздохнул и снова предложил ей руку.

– Выражаясь по-французски, кузина Лиз, touché [19]Ранен ( фр. ).
. – Он склонил голову набок, когда размеренная аллеманда сменилась быстрой кадрилью. – Не желаете ли потанцевать или вы предпочли бы потягать гарпию за нос и посмотреть, как скоро она вас узнает?

Лиз почти успокоилась и забыла о своем страхе. Теперь же у нее внутри все похолодело.

– Я не думаю…

Но было слишком поздно.

– Дон Рафаэль, – послышался вежливый, хорошо поставленный голос хозяйки, которая шла к ним навстречу. – Я так боялась, что вы забудете прийти!

Рафаэль похлопал Лиз по руке, которая тут же вцепилась в его локоть.

– Крепитесь, дитя, – шепнул он, улыбнулся до ушей и потянул Лиз к мадам Дюссой, прическу которой украшало страусовое перо, хорошо видное в толпе гостей. – Конечно, я не забыл, мадам сеньора! И я привел с собой мою кузину, потому что знаю, как была бы рада моя бабушка донья Магдалена де Ибанес-и-Риппарда, если бы узнала, что Лиз была представлена вашему прекрасному обществу.

О, это была такая нелепая ложь, и никто не собирался в нее верить, поскольку все знали семью Лиз еще до ее рождения. Присев в неловком реверансе, девушка почувствовала, что ей хочется бежать отсюда без оглядки, вернуть свою привычную одежду и больше не показываться в городе.

Мадам Дюссой уставилась на дона Рафаэля, глупо приоткрыв рот. Она быстро взглянула на Лиз, потом снова на испанца. Было видно, что она не могла решить, что делать.

– Ах, конечно, – наконец промямлила она. – Разумеется, пожалуйста, угощайтесь. А вот и Скарлет с закусками. Скарлет! Поставь поднос и принеси мятный сироп для дона Риппарды и… – она махнула рукой, – мадемуазель Ланье.

Лиз резко встала и повернулась к кузине, настоящей кузине, которая удивленно смотрела на нее своими карими глазами.

– Лиз? – пробормотала Скарлет, чуть не уронив поднос. – Что ты здесь делаешь?

Мадам повернулась к ней:

– Девочка, как ты смеешь заговаривать с гостями! Немедленно выполняй приказ!

Скарлет поставила тяжелый поднос на ближайший стол и, снова бросив испуганный взгляд на Лиз, поспешила прочь.

Лиз хотелось побежать за ней, но она почувствовала, как длинные пальцы Рафаэля сжали ее локоть. Он незаметно покачал головой и подмигнул. Лиз с трудом улыбнулась хозяйке.

– Очень рада, что вы меня приняли, мадам. Как видите, дону Рафаэлю сложно отказать, если он принял решение.

– Да, действительно, – ответила мадам, холодно улыбнувшись. – Кроме того, никто не может сказать, что я не занимаюсь благотворительностью. – Указав Лиз ее место, она повернулась к Рафаэлю, игриво взмахнув веером. – Дон Рафаэль, полагаю, вы не знакомы с моим мужем. – Она позвала высокого сутулого джентльмена в напудренном парике, который стоял в окружении курящих сигары мужчин. – Месье Дюссой, идите сюда, сэр. Я хочу вас кое с кем познакомить.

Лиз встречала Мишеля Дюссоя много раз, в основном в церкви. Этот добрый, рассеянный человек был на удивление проницательным дельцом. Как бы ни относилась мадам к Лиз, его деловые контакты с семьей Ланье отличались честностью и благожелательностью.

Дюссой пожал Рафаэлю руку, когда же его взгляд упал на Лиз, он просто вежливо поклонился ей, ничем не выдав удивления, за что она была готова поцеловать его в изрытую оспинами щеку. Вместо этого она улыбнулась и присела в реверансе.

– Месье, я хотела поблагодарить вас за то, что вы уступили место моей мачехе во время утренней воскресной мессы.

– О, не стоит благодарности. Если мадам Жюстин продолжит такими же темпами, скоро понадобится отдельная скамья, чтобы усадить весь клан Ланье! – Когда Лиз засмеялась, Дюссой устремил любопытный взгляд своих серых глаз на Рафаэля. – Жена рассказала мне о молодом испанском доне, который застрял в нашем городе из-за поломки судна. Я надеюсь, вы нашли все, что необходимо для ремонта, но, если чего-то не хватает, я могу помочь. Вам необходимо лишь подъехать к моей конторе на Сент-Франсэз. Мы занимаемся ремонтом судов и морской торговлей.

– Спасибо, сэр, – ответил Рафаэль. – По всей видимости, пройдет не меньше недели, прежде чем нам удастся собрать нужные материалы. Между тем мой партнер, сеньор Поллок, поручил мне заняться грузом, который может испортиться до того, как мы доберемся до Нового Орлеана.

Губы Дюссоя тронула усмешка.

– Вы действительно связаны с Оливером Поллоком? Я однажды встречал его, когда ездил в Новый Орлеан. Это было еще до того, как американские повстанцы заблокировали торговлю между нашими городами. Отличный малый! Рыжий, как гребешок петуха!

Рафаэль рассмеялся.

– Действительно, сэр. И характер такой же. Он снимет с меня голову, если я не вернусь в порт до конца марта. – Он сделал паузу и подался вперед. – Это правда, что вашим судам сложно попасть на свои рынки? Я думал, что присутствия британцев достаточно, чтобы пираты и каперы держались на почтительном расстоянии от этих мест.

Губы Дюссоя превратились в тонкую линию.

– Я вам этого не говорил, но на островах возле Мобил-Поинта сидит какой-то дьявол, который уже не раз становился причиной крушения моих судов. Некоторые говорят, что он американец, другие утверждают, что француз, охотящийся за испанским золотом.

Рафаэль с сомнением покачал головой:

– Неужели невозможно определить, что у него за судно? Мне это кажется маловероятным.

– У него маленькое и быстрое судно, и, если верить моим людям, он маскирует любые признаки, по которым можно было бы определить, откуда он.

Лиз внезапно заинтересовалась разговором:

– Как он маскируется?

Дюссой махнул рукой:

– Закутывает голову шарфом, чернит лицо и надевает обычную одежду. Умный парень.

– Мой брат рыбачит в тех местах. Он ни о чем подобном не рассказывал.

Лиз посмотрела на Рафаэля, гадая, видел ли он что-то подобное. Рафаэль, казалось, был немного смущен.

– Зачем французам забираться так далеко на северо-запад? Все их порты в Карибском море.

– Дружище, этот порт был французским добрых шесть десятков лет. То, что над фортом развевается британский флаг, не значит, что здесь не осталось французов. – Дюссой развел руки в стороны. – К тому же, как вы наверняка знаете, мы, то есть французы, подписали договор с американцами несколько недель назад. Лафайет лично надел форму и поехал помогать Вашингтону.

– Месье муж. – Мадам крепко взяла его за руку. – Всем известно, что теперь мы преданные британские подданные и не знаем, что могли бы замышлять французы. – Она игриво улыбнулась Рафаэлю. – Хотя я не удивилась бы, если бы наши испанские соседи связали судьбу с этими буржуазными американцами. Король Карлос, как известно, спит и видит, как вернуть под контроль Гибралтар и Менорку.

Рафаэль рассмеялся.

– Мадам, вы шутите. Зачем Его Величеству помогать кучке колонистов, которые восстали против законного монарха, если это может подвергнуть риску его власть? Вы не слышали об американском капитане, который прибыл в Новый Орлеан? Капитан Гибсон, по всей видимости, продавал ром, пытаясь замаскировать этим факт покупки одежды, одеял и пороха для их небольшого мятежа. И представьте себе, он не успел и глазом моргнуть, как губернатор Гальвес его арестовал.

– И поделом, – отозвался Дюссой, хмуро посмотрев на жену. – Женщины, как вы знаете, плохо разбираются в политике, поскольку им обычно приходится заниматься повседневными делами, а не вопросами международных отношений. Даже если бы дело было не в интересах монархии, Карлос слишком дорожит своей казной, чтобы ставить ее под удар из-за какого-то стремления колонистов к самоуправлению.

Лиз много раз слышала, как дедушка и папа спорили об этих вещах, и сама принимала участие в этих спорах. Прежде, чем она успела возразить, Рафаэль улыбнулся ей и похлопал по руке.

– Следует согласиться, что подобные темы до боли скучны, когда играет музыка и есть возможность танцевать с прекрасной партнершей. Сеньорита, окажите мне честь танцевать с вами этот менуэт.

Она не заметила, что музыка уже давно затихла, теперь музыканты возвращались на свои места. Она в отчаянии огляделась. Это было испытание. Легкое, но жестокое испытание. Менуэт был сложным танцем, который одновременно могла танцевать только одна пара, пока все остальные наблюдали. Этот танец мог прославить и возвысить, но в то же время опозорить и уничтожить. Что же ждало Лиз?

Испанец посмотрел на Лиз, которая присела в реверансе. Бабушка Мадэлен когда-то учила ее и Симона этому танцу, хотя, конечно, у них не было возможности практиковаться. Что, если она забыла, как правильно выполнять фигуры? Что, если у нее опять платье съедет набок? Что, если разрушится ее башня из волос?

Мысль об этом показалась ей забавной. Выпрямившись, она вышла с Рафаэлем в центр зала. Они поклонились сначала друг другу, а потом зрителям. Она ему покажет. Она им всем покажет!

Танцуя рядом с Рафаэлем, она следовала за ним в исполнении па. К счастью, она смогла поймать ритм и подстроиться под него. Разойдясь в разные стороны, они снова встретились в задней части зала, после чего оказались в центре, где Рафаэль закружил ее так, что она не заметила, как очутилась в углу. К тому времени, как они закончили танцевать первую фигуру, колени Лиз перестали дрожать.

Хотя в этом танце не было никакого эротического подтекста, если не считать того, что Рафаэль ни на секунду не сводил с нее глаз, с братом Лиз танцевала совсем по-другому. Когда танец подошел к концу, Лиз почувствовала, что кровь в ее жилах вот-вот закипит. Она заметила мозоли на его ладонях, кроваво-красный след на левом указательном пальце и маленький серповидный шрам возле глаза. Они вместе поклонились гостям, а потом, повернувшись друг к другу, Лиз присела в реверансе, а Рафаэль поклонился. Девушка замерла. Ее сердце громко стучало, дышать было тяжело. Она почувствовала, что не сможет подняться и упадет.

Словно бы ощутив ее ужас, Рафаэль протянул руку и взял ее за локоть.

– Ну же, кузина, не теряйте здесь сознание, – прошептал он, помогая ей выпрямиться.

– Как вы могли так поступить? – шепнула она, покачнувшись. – Вы же знаете, что я по салонам не хожу.

– Что? Разве вы не верите в мое мастерство?

Он провел ее в угол зала под скромные аплодисменты.

Прижавшись спиной к стене, она посмотрела на белый шейный платок и острый подбородок Рафаэля, который отгородил ее от гостей.

– Верю ли я? Я вас едва знаю! В моей голове с трудом укладывается то, как хорошо вы обошлись с моим отцом, и одновременно глупые любовные песни, которые вы распевали моей подруге, и неприятные вопросы, которые вы задавали моему брату. Да вы сами можете быть тем пиратом, о котором рассказывал месье Дюссой.

Рафаэль нахмурился и беззвучно присвистнул, глядя на девушку. На какое-то мгновение его карие глаза потемнели, став практически черными. Лиз показалось, что она заметила в них тень обиды.

От расстройства, что смущение заставило ее нагрубить, она закрыла рот ладонью.

– Простите, дон Рафаэль, – пробормотала она. – Я зря вам нагрубила.

Легкий смех развеял сгустившиеся тучи.

– Пират! Вы меня поймали. Как же я умен, если повредил собственный корабль, чтобы украсть золото из трюма и спрятать его от себя самого!

– Это не более глупо, чем платить кому-то за то, чтобы он купил подарки для вашей семьи.

Рафаэль картинно поклонился.

– Итак, мы выяснили, что дон Рафаэль смешон и глуп. И я отказываюсь дальше обсуждать эти очевидные факты. Меня больше интересует, какие отношения связывают вас с юной рабыней по имени Скарлет, из-за которой вам сегодня досталось.

А, ну пожалуйста. Если она ему не скажет, он все равно узнает. Кроме того, он и так уже в курсе, что она сестра рыбака и дочь пьяницы-паромщика. Бессмысленно скрывать правду.

Она внимательно посмотрела на гранатовую булавку, спрятавшуюся в складках его шейного платка.

– Предупреждаю, это очень длинная и скучная история.

Он улыбнулся и взял ее под руку.

– Тогда давайте отведаем закусок и пройдемся по комнате. Я не спешу.

– Очень хорошо.

Закуски были расставлены на длинной буфетной стойке, установленной между створчатыми окнами, что выходили на главную галерею. Огромное количество всевозможных кондитерских изделий было разложено на многоуровневых серебряных подносах, стоявших рядом с кристальным кубком, наполненным какой-то светлой жидкостью – возможно, шампанским, но, скорее всего, лимонадом. Рафаэль наполнил бокал и подал его девушке.

– Спасибо.

Сделав глоток, девушка боролась теперь с желанием поморщиться. Некоторые напитки были созданы лишь для украшения. Рафаэль поднял бокал:

– Я склонен полагать, что мы выживем.

Взяв девушку под руку, Рафаэль повел ее по салону. Через какое-то время Лиз украдкой взглянула на спутника и увидела, что он задумчиво смотрит на нее.

– Ну же, кузина, – сказал он. – Рассказывайте.

Девушка улыбнулась, несмотря на то что ей не хотелось ничего рассказывать.

– Вы познакомились с моим папá.

– Ах да, ваш папá. Я знал, что ему уготована роль в этой длинной истории.

– Да, но он не был прежде столь outré.

– Outré? Я не знаю этого слова.

– Невоспитанный. Не принимающий общественные правила.

– И какое же отношение ваш невоспитанный папá имеет к этой гарпии?

На этот раз настало время усмехнуться Лиз.

– Мой папá и мадам Дюссой были одно время помолвлены!

 

5

Держа в руках поднос с грязными бокалами от шампанского, Скарлет стояла на заднем крыльце перед зданием отдельно построенной кухни. Музыка и гул разговоров доносились через открытые окна в передней части дома, раня ее, словно отравленные шипы кожу. Не для тебя. Не для тебя, девочка. Никаких танцев, и не разговаривай с гостями, даже если они приходятся тебе родней.

Как Лиз оказалась в салоне мадам, разодетая, как французская кукла? Она чуть не уронила поднос от удивления, когда увидела кузину, гуляющую по салону под ручку с этим испанцем. Судя по тому, как он мастерски разделался с мадам днем, когда она без лишних вопросов выпустила из своих лап Лиз, именно он предложил кузине прийти сюда. Она слышала, что испанские мужчины с рождения обладали гордыней, чувством превосходства и собственного достоинства, которое исходило из их пор подобно экзотическому аромату.

А Скарлет потом пришлось за них отдуваться. Мадам ругала ее и забрасывала бесконечными вопросами. Почему дон Рафаэль доверил столько денег босоногой Лиз Ланье? Почему Скарлет ослушалась госпожу и общалась со свободными людьми в общественном месте?

Понимая, что объясняться с мадам бесполезно, Скарлет молчала, чем еще больше взбесила хозяйку. Если бы она не была нужна при подготовке к вечеринке, Скарлет, без сомнения, провела бы остаток дня одна в глухом сарае, где стояли кареты. Есть ей тоже не дали бы. И она бы не заговорила с Лиз, что принесло ей только неприятности.

Она закрыла глаза, пытаясь подавить желание расплакаться. С мадам у нее мира не было. Каждую секунду, стоя здесь, она рисковала навлечь на себя гнев хозяйки и неизбежное наказание. Как же она скучала по матери! Отца, который работал в поле, продали, когда Скарлет была ребенком, поэтому его она почти не помнила. Но маман умела напомнить ей, чьей рабыней она была на самом деле. Что наказание было Божьим очищением. Что радость могли приносить не только красивые платья и вкусная еда.

Но Бог забрал маман. Прошлым летом она умерла на руках Скарлет. Ее жизнь унесла лихорадка, которую вызвала инфекция, попавшая в больной зуб. Мадам была так рассержена, что потеряла швею, что чуть не продала Скарлет в приступе злости. Но вмешался ее муж, аккуратно напомнив жене о ценности Скарлет как женщины и о том, как хорошо она управлялась с иголкой. Он добавил, что едва ли удастся найти замену Скарлет за те же деньги. Он сочувственно посмотрел на девочку, дав понять, что она должна помалкивать.

Месье дал бы ей вольную, если бы имел возможность это сделать. Он так ей однажды и сказал. Но он не мог себе это позволить, потому она оставалась рабыней. Ей повезло, что ее выдали за молодого кузнеца семьи Дюссоев, хотя они и не могли вступить в законный брак. Каин относился к ней с глубоким уважением, которое часто перерастало в страх. Скарлет он нравился. Все могло быть гораздо хуже. Рабы, работавшие в поле, считались скотом. По крайней мере она жила в доме, в комнате рядом со спальней мадам, где та хранила платья. Она ходила с мадам в церковь каждое воскресное утро, сидела на балконе с другими рабами. Ей позволяли днем общаться с Каином, его родителями и двумя старшими сестрами.

У нее почти была семья.

Но ее настоящей семьей была Лиз. По крови. По свободной крови перед Богом.

Поддавшись какому-то внутреннему порыву, она осторожно поставила поднос на крыльцо подальше от двери, чтобы никто на него не наступил, а потом спустилась по ступенькам и спряталась под низкой веткой магнолии, которая росла возле дома. Ночь была тихой и темной. Весенний туман висел над деревьями, а земля была сырой и холодной. Когда она зашла за угол дома, музыка стала громче, совпав с мелодией в ее голове, и девушка начала танцевать. Если ее увидят здесь, то выпорют, но она не могла заставить себя вернуться.

Спрятавшись в тени, она наблюдала в окно за танцующими гостями. Она заметила Лиз, прохаживающуюся под ручку с испанцем. Кузина смотрела на него блестящими глазами. Черные кудри начали выбиваться из-под украшенной лентами конструкции у нее на голове. Испанец склонил голову, слушая ее, его глаза были полны эмоций, которые Лиз, казалось, не замечала.

Скарлет затаила дыхание, ощутив неприятное чувство зависти.

«Это не для тебя и никогда не будет для тебя».

Она опустилась на колени, ее сердце обливалось кровью.

– Боже, Отец мой, – прошептала она. – О Боже, моя скала и крепость, мой господин. Неужели это Твоя воля? Я прошу снова: отпусти меня, дай мне свободу. Я обещаю служить Тебе, но спаси меня от этой боли. – Она обхватила голову руками, сдерживая слезы. Она не знала, сколько просидела так в темноте. Наконец она встала, ощущая боль в затекшем теле и печаль, вытерла мокрое от слез лицо передником. – Глядите на рабу Господню, – вздохнула она. – Да будет так, как того пожелает Господь.

Рафаэль присвистнул сквозь зубы.

– Ваш папа был помолвлен с гарпией? Правда?

Такого поворота он не ожидал.

– Да, когда она была мадемуазель Изабель Эйот, а папá был очень молод и глуп. Помолвку организовали их родители. Вам следует знать, что моей семье не всегда так не везло. – Она покосилась на испанца, словно бы ожидая возражений. – Ланье приехали в Луизиану из Канады вместе с Ибервилями и Бьенвилями, даже раньше Эйотов. Их семья тоже занимается перевозками.

– Но…

– Имейте терпение, месье, и я поясню. Существует две ветви семейства Ланье – одна ведет начало от Тристана Ланье, который обосновался в Мобил-Поинт возле самого залива; другая – от его младшего брата Марка-Антуана, французского матроса. Две линии сошлись, когда сын Марка-Антуана Шарль, или, как его иногда звали, Шаз, женился на приемной дочери Тристана, Мадэлен. Мой дедушка Шаз основал компанию по морским перевозкам. У него было два сына. Мой папа – его младший сын. Он был симпатичным и импульсивным, но, как показала жизнь, не таким умным, как брат…

Рафаэль подождал, пока девушка собиралась с мыслями. Было видно, что они витали где-то далеко. Сильная любовь к историям и природное любопытство подсказывали ему, что эта милая девушка хранила много тайн.

Спустя несколько секунд она моргнула и продолжила рассказ:

– Как я уже говорила, Эйоты и Ланье готовы были породниться после брака Изабель и Антуана. Дедушка Шаз послал папá в Новый Орлеан, чтобы он купил корабль в качестве свадебного подарка. Но, как вы знаете, невольничий рынок находится возле моря.

Она сделала паузу, словно бы этот факт все объяснял.

Рафаэль кивнул:

– Да, я видел его.

– В общем, Антуану захотелось посмотреть на продажу рабов, так как прежде он этого никогда не видел. Так случилось, что в тот момент там продавали красивую молодую женщину. Это была мулатка с кожей цвета кофе с молоком и губами, красными, словно спелые ягоды.

Рафаэль посмотрел на чувственный рот Лиз.

– Поэтому он купил ее вместо корабля.

– Да, – Лиз поморщилась. – Но папá было недостаточно того, что он привез домой красивую рабыню вместо корабля. Он решил освободить ее и заставить священника провести обряд бракосочетания.

– Он женился на рабыне? Ваша мать была рабыней?

Ему следовало раньше об этом догадаться. Дело было даже не в ее смуглой коже и не в черных кудрях. Ее манеры не были грубы, но в них сквозила какая-то простоватость, наивность. И он внезапно осознал, что, когда придет время, Лиз всем сердцем воспримет и поймет идеалы свободы.

Она покачала головой:

– Когда я родилась, она уже была свободным человеком. Но им с папá пришлось несладко. Нет, дедушка Шаз не собирался отрекаться от сына, но он был зол, что потерял деньги, которые предназначались на покупку корабля, и не собирался давать ему еще. Эйоты, конечно, были уязвлены до глубины души, и с тех пор семьи враждуют.

– Ах, вот откуда эта ненависть гарпии.

Лиз вздохнула:

– Да.

– А при чем здесь Скарлет?

Лиз остановилась и повернулась к Рафаэлю.

– Посмотрите на меня, месье. Разве вы не видите? Наши матери были сестрами.

Рафаэль посмотрел на нее долгим взглядом. Он увидел душу, которая была готова драться за других, и эта душа была заключена в теле женщины, которая не подозревала о своей хрупкой красоте. Опасные слова замерли на его губах. Боясь произнести их, он отвернулся. Наконец он выдавил из себя:

– Я вижу, что вы чувствуете вину за то, чего не совершали.

– Но вы же понимаете! Как я могла быть такой жестокой и прийти сюда в таком наряде?! Получается, я выставила напоказ свою свободу перед Скарлет. – Ее голос задрожал. – Чья это вина, если не моя?

– Сеньорита… Лиз, послушайте меня. – Он приблизился к ней и быстро заговорил: – Вы не поможете кузине, задавая подобные вопросы в этой компании.

– Тогда где мне их задавать? В церкви? – Она рассмеялась. – В этой комнате собрались добрые католики, которые регулярно посещают мессу. И если у них нет рабов, то лишь потому, что они не могут их себе позволить.

– Я согласен, что мир несправедлив, и я понимаю и восхищаюсь вашим сочувствием и любовью к Скарлет. Но мы все находимся под влиянием обстоятельств, которые делают из нас либо сильных и волевых людей, либо озлобленных и мстительных подлецов.

Густые ресницы дрогнули, и девушка посмотрела на испанца.

– Вам понравилась бы моя бабушка Мадэлен. Она когда-то говорила мне то же самое.

– Похоже, она была здравомыслящей женщиной. – Он улыбнулся. – И помните, кузина: вещи не всегда такие, какими кажутся. – Надеясь, что он только что не выдал себя, Рафаэль взял ее за руку, затянутую перчаткой, и повел в центр комнаты, где готовились танцевать кадриль. – Теперь давайте потанцуем и забудем обо всем, пока Золушка не вернулась в лапы мачехи.

Сквозь ветви дубов, которыми была обсажена Консепсьон-стрит, Лиз увидела луну. Ее яркий белый серп плыл среди звезд. Рафаэль остановил лошадь перед домом Редмондов. Казалось бы, Лиз должна была быть морально и физически истощена после такого напряженного дня, однако она была возбуждена и не спешила прощаться с испанцем.

Она подождала, пока он спрыгнет на землю. Рафаэль привязал поводья к коновязи и подошел к карете. Лиз подалась вперед и протянула руку, чтобы он помог ей спуститься. Вместо этого испанец схватил ее за талию и резко поставил перед собой. Лиз удивленно посмотрела на него.

– Вы уверены, что мисс Дейзи ждет вас? – Он говорил тихим голосом, подчеркивая тот неудобный факт, что они остались наедине в темноте.

– Да.

Ей следовало отступить и побежать к двери дома. Но, как Лиз уже говорила ему, она не была светской леди. И не была готова отпустить его. Но Рафаэль, по всей видимости, предпочитал соблюдать приличия.

– Хорошо, тогда я проведу вас до двери. – Он взял ее под руку. – Вы рады, что составили мне компанию?

Что за вопрос! Она впервые попала на вечер в богатом доме. Она впервые оделась, как настоящая леди. Она впервые танцевала с джентльменом, который не приходился ей родней. Эти три вещи, возможно, никогда больше не повторятся, но, как и Золушка, она теперь сможет рассказывать своим детям истории об этом волшебном вечере. Она остановилась и тронула Рафаэля за руку. Он удивленно посмотрел на нее.

– Что случилось?

– Ничего, я… – Она внезапно смутилась. – Я просто хочу поблагодарить вас. За то… за то, что заставили меня поехать с вами, за то, что я на один вечер почувствовала себя принцессой. – Собравшись с духом, она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Никто никогда раньше не обращался со мной так.

Она хотела убежать, но Рафаэль схватил ее за руку и загородил проход.

– Подождите. Я думаю, произошло недоразумение.

– Что вы имеете в виду?

Большая магнолия загораживала свет луны, поэтому лицо Рафаэля оказалось в тени. Лиз не боялась, но что-то в его голосе заставило ее замереть на месте.

– Вы думаете, что я жалею вас?

– Ну, да, конечно, – твердо ответила она. – Вы очень богатый и добрый человек, и я…

– Я не добрый. И я вас не жалею. – Он подошел ближе, как тогда, когда они танцевали менуэт, только на этот раз сила его личности, казалось, обволакивала ее, смягчая все звуки ночи, поглощая и фокусируя свет так, что она могла смотреть только ему в глаза. – Eres bella, mi corazón [20]Вы красивы, мое сердце ( исп. ).
.

Эти слова, казалось, принес на своих крыльях ветер. В следующее мгновение… Ох! Ничто в тяжелой жизни Лиз не подготовило ее к сладкому поцелую настоящего дамского угодника. Он целовал ее снова и снова, потом схватил за подбородок, прижав большой палец к ее нижней губе, и отстранился, прежде чем начать снова страстно ее целовать. Этот солдат любви держал Лиз в плену с помощью сладких слов и горячих поцелуев. Ей следовало уйти немедленно, ибо в противном случае она могла нарушить все обещания, которые давала себе и умершей бабушке, и тогда дорога назад для нее была бы закрыта.

Она отстранилась, упершись руками в его грудь.

Он тут же отпустил ее, тяжело дыша, как будто только что пробежал несколько километров.

Наступило неловкое молчание. Лиз и Рафаэль смотрели друг на друга, словно противники на войне.

– Лиз! – наконец прохрипел он. – Мне жаль…

– Не надо. – Она прижала ладони к щекам. Они пылали, как в горячке. – Я сама виновата. Я сблизилась с вами… но я хотела лишь дружбы. Дальше это не могло бы зайти, поскольку брат убил бы вас, а потом мне пришлось бы…

– Лиз! Прекратите!

Теперь он смеялся, протягивая к ней руку. Смутившись, Лиз отступила на шаг.

– Да, я прекращу. Спокойной ночи, дон Рафаэль. – Она присела в реверансе. – Спасибо за вечер и удачи вам на море, потому что мы больше не увидимся. Мне нужно утром возвращаться домой, поэтому передавайте мое почтение маман и сестре…

– Я же сказал, прекрати!

Он быстро подошел к ней, обхватил ее лицо ладонями и страстно поцеловал. Прижавшись лбом к ее лбу, Рафаэль прошептал:

– Только так я могу заставить тебя замолчать.

Она закрыла глаза и замерла, пораженная.

– Я не знаю, чего вы хотите, – пробормотала девушка.

– Я ничего не хочу, ты, сумасшедший ребенок. Я просто удивлен, что ты не вытянула свой ножик. Разве что… я тебе немного нравлюсь?

– Вы мне нравитесь, – призналась она. – Я думаю, в этом проблема. Но даже такая босоногая креолка, как я, знает, что леди не целуется в губы с мужчиной, если он не ее муж.

Он вздохнул:

– Ну… возможно, я немного перегнул палку, но давайте возложим вину за все на лунный свет и запах жимолости и начнем все сначала. Si? [21]Да ( исп. ).

Быстро посмотрев на испанца, Лиз увидела, что он говорит искренне. На его лице витала легкая улыбка.

– Хорошо.

Рафаэль вздохнул с облегчением:

– Отлично. Со мной вам ничего не грозит, я обещаю. Мы снова друзья, да?

– Да. Но мне уже пора идти. Дейзи будет волноваться.

– Я пробуду в Мобиле еще несколько дней, а потом вернусь в Новый Орлеан. Вы возьмете меня на рыбалку, пока я не уехал?

– Вы любите рыбалку?

Почему-то Лиз показалось это странным.

– Я люблю рыбачить почти так же сильно, как и танцевать, хотя и не так сильно, как целоваться.

Она рассмеялась:

– Возможно, я смогу научить вас некоторым приемам.

Рафаэль широко улыбнулся и поцеловал ей руку.

– Можете научить меня всему, чему пожелаете, моя принцесса. Теперь бегите к подруге, а то, боюсь, я забуду, что я джентльмен, который всегда выполняет свои обещания.

Она убежала, но, подойдя к двери, не удержалась и обернулась. Он уже забрался в карету и смотрел на нее. При свете луны она увидела, как он поднял руку, и быстро распахнула дверь.

Закрыв за собой дверь и прижавшись к ней спиной, она зажала себе рот ладонью. Боже, что же сейчас произошло?

– Лиз? Это ты?

Испуганный шепот заставил Лиз вздрогнуть у двери. Свет одинокой свечи осветил заспанное лицо Дейзи, которая стояла в ночной сорочке на черной лестнице.

– Да, это я. Мне жаль, что я тебя разбудила. Я только что вернулась.

– Который сейчас час?

– Я не знаю. Должно быть, полночь.

– Мне следовало поехать с тобой. – Дейзи внимательно посмотрела на нее, словно ожидая услышать что-то плохое. – Ты в порядке?

– Конечно, в порядке. – Лиз притронулась к волосам, надеясь, что на них не осталось следов от объятий Рафаэля. – Было чудесно.

Дейзи засомневалась на минуту, а потом вдруг улыбнулась.

– Я рада. Ты заслуживаешь того, чтобы иногда хорошо проводить время. – Она протянула руку. – Пойдем ко мне. Все расскажешь.

Лиз взяла ее за руку и пошла за подругой, подняв юбку, чтобы не споткнуться.

– Твой папа спит? – шепнула она.

Комната отца Дейзи находилась в другой части большого дома, но она все равно боялась, что потревожит его.

– Думаю, да. Он работал допоздна, писал письмо полковнику Дернфорду и губернатору Честеру. Он обеспокоен тем, что будут делать французы теперь, когда они примкнули к повстанцам. Все сложнее поставлять товары в наши порты.

– Я знаю. Об этом говорили на вечеринке.

Она решила не рассказывать об опасениях месье Дюссоя о том, что испанцы могут вступить в войну. Лиз не хотелось пугать Дейзи слухами.

Они поднялись на второй этаж и повернули направо к открытой двери в спальню Дейзи. Когда они вошли, Дейзи закрыла за ними дверь. Она поставила свечу на тумбочку и помогла Лиз раздеться.

– Удивительно, что это платье на тебе так долго продержалось, – заметила она, отстегивая тяжелый шлейф, пока Лиз расшнуровывала корсаж. – Помню, когда я впервые его надела, у меня голова болела весь вечер!

Лиз сняла корсаж и уронила его на пол, потом отвязала ленты платья и нижней юбки. Стряхнув их с себя на пол, она отступила в сторону.

– Я рада, что ты дала мне возможность походить по комнате и лестнице в этом платье. Иначе у меня ничего бы не получилось. – Мягко рассмеявшись, она сняла накладку с бедер и швырнула ее в угол. – Наверное, эту штуку придумал какой-то мужчина!

– Без сомнения. – Захихикав, Дейзи подвела подругу к стулу, стоявшему возле туалетного столика. – Садись. Я распущу твои волосы, а ты займись корсетом.

Она резко дернула завязку на спине Лиз.

– Уф! – Лиз с облегчением вздохнула. – О боже, как же хорошо! – Она закрыла глаза и расслабилась, пока Дейзи вытягивала из ее волос шпильки и бросала их на столик. – Я не знаю, как ты надеваешь все это почти каждый день.

– Ко всему привыкаешь. – Дейзи разрушила ток из густых волос Лиз, и они упали ей на колени. – Но я не все время так одеваюсь. Дети не ждут, что ты будешь одеваться по последней моде.

– Как и портовые рабочие. И я знаю, что брат любил бы тебя, если бы ты носила вместо платья мешок и заплетала волосы в косички.

Дейзи улыбнулась, и обе девушки замолчали. Лиз пришло в голову, что гарпия, как прозвал мадам Дюссой Рафаэль, пришла бы в ужас, если бы увидела, как дочь командующего фортом обслуживает вот так отпрыска рабыни. Если бы мать Дейзи не умерла рано и успела воспитать дочь, она наверняка с меньшей готовностью переступала бы через социальные рамки, которые разделяли ее и Лиз. Так как обе девушки росли без матерей, это позволяло им спокойно общаться на равных.

Наконец, переодевшись в ночную сорочку, расчесав и собрав волосы в хвост на ночь, Лиз забралась под одеяло рядом с Дейзи, которая потушила свечу и тоже легла.

– Жаль, что ты не можешь постоянно жить со мной, – зевнула Дейзи. – Я всегда хотела иметь сестру.

– М-м-м.

В последние годы Дейзи часто говорила об этом, а впервые упомянула тем летним днем, когда умерла мать Лиз. Девушка сидела на ступеньках конторы дедушки, держа на коленях книгу. Слезы скатывались по ее щекам и падали на страницу. Дейзи, которая проходила мимо вместе с гувернанткой, остановилась, чтобы выяснить, что случилось. Не в силах объяснить всю глубину своей печали, Лиз просто покачала головой.

Дейзи, не обратив внимания на то, что гувернантка уже свернула на другую улицу, села рядом с Лиз.

– Мне очень жаль, – прошептала она и сидела молча, пока, почти час спустя, за ней не вернулась обеспокоенная гувернантка.

С этого дня девочки стали лучшими подругами.

Но сейчас Лиз была нужна своей семье. Она лежала на спине, прислушиваясь к поскрипыванию старого дома, к шелесту листьев за окном, к тихому дыханию Дейзи, лежавшей рядом. Наконец она не выдержала и задала вопрос, который ее так сильно мучил:

– Дейзи, Симон тебя целовал? В губы, я имею в виду.

Наступило долгое молчание.

– Это непростой вопрос, – ответила Дейзи. – Почему ты спрашиваешь?

– Я не буду думать о тебе плохо, если целовал. Мне просто интересно, как это произошло. Если произошло.

Дейзи вздохнула:

– Всего один раз. Я сказала ему, что он не должен этого делать, пока мы не обручимся. – Кровать задрожала, когда она перевернулась на другой бок и продолжила: – Это произошло случайно. Он принес свежую воду в школу, а я пришла туда раньше, когда там никого еще не было. Потому мы оказались наедине. Я уронила сумку на пол и нагнулась, чтобы поднять ее. Он тоже нагнулся, и это случилось. – Дейзи замолчала, а потом добавила: – Вот так вот.

Лиз молчала. Она была несколько разочарована, поскольку это не было похоже на тот взрыв эмоций, который случился между ней и Рафаэлем. Она прижала руки к груди. Возможно, ей не стоило из-за этого переживать, поскольку Рафаэль через несколько дней вернется в Новый Орлеан, и ей едва ли суждено было увидеть его снова. Что значил один поцелуй для мира? Как он сам сказал, лунный свет и запах жимолости.

– Ну, – сказала она, – спасибо, что рассказала. Мне просто было интересно.

– Лиз. – Дейзи быстро села на постели. – Ты же не будешь спрашивать Симона об этом, так ведь?

Теперь она знала столько секретов, что могла лопнуть.

– Конечно нет. Да я с ним почти и не разговариваю. Он слишком занят сейчас.

– Хорошо. – Дейзи снова легла. – Тогда спокойной ночи, сестренка. Я рада, что ты от души повеселилась.

– Спокойной ночи, Дейзи. Я надеюсь, что твой папа позволит тебе однажды выйти за Симона. Тогда мы станем настоящими сестрами.

Они обнялись, а потом повернулись друг к другу спинами. Лиз закрыла глаза, но заснула она намного позже.

Отодвинув стул назад, Рафаэль положил салфетку на пустую тарелку и встал. Еда и обслуживание в заведении Буреля были отменными, ничем не уступая любой харчевне Нового Орлеана. Но ему было не по себе.

«Ну же, признай, – уговаривал он себя, – тебе ее не хватает».

Он не видел Лиз уже два дня, с того момента, как они целовались возле дома Редмонда. Он мог бы ее разыскать, но его так поразила собственная невыдержанность, что он заставил себя сосредоточиться на работе, чтобы отогнать мысли о сладких губах, шелковой коже и лучистых глазах.

К сожалению, он мог не думать о ней лишь десять минут кряду. Хлопнув дверью таверны сильнее, чем следовало, он вышел на улицу и, заложив руки за спину, начал наблюдать за экипажами и людьми, двигавшимися в обе стороны по Дофин-стрит. По крайней мере парусный мастер пообещал ему закончить работу днем. Потому ему следовало провести последние часы в Мобиле, собрав как можно больше информации о порте. Гальвес захочет знать подробности того, как выглядят фортификационные укрепления, что за оружие на них установлено, преданы ли горожане властям и прочее. Эти данные должны были обеспечить успех или провал испанской осады.

А осада была неизбежна. Гальвес хотел захватить все порты залива от Натчеза и Батон-Ружа до Мобила и Пенсаколы. Вопрос только, когда? Груз золота, который корабль Рафаэля вез из Мадрида, был важным вложением в обеспечение снаряжением и оружием американских солдат.

И он уже опаздывал с доставкой. Американский капитан Гибсон и его команда томились в заточении, если таковым можно было назвать пребывание в доме Гальвеса. Там они ждали возвращения Рафаэля. В некотором смысле эта задержка усиливала видимые проявления нейтралитета Испании. Но Рафаэль знал, что Гальвес будет рад, когда американцы покинут Новый Орлеан. Рано или поздно британцы могли начать что-то подозревать.

– Я надеюсь, что вам понравилось в Мобиле, сэр, – раздался за его спиной медленный, зычный голос.

Рафаэль повернулся. Он так задумался, что даже не услышал, как открылась дверь таверны и на пороге показался слуга Буреля Зандер. Негр хмурился, нервно теребя в руках полотенце.

– Мне все понравилось, спасибо, – успокоил он слугу. – Хорошая еда, чистые простыни, отличное обслуживание. Пожалуйста, не обращайте внимания на то, что я так сильно хлопнул дверью.

Зандер улыбнулся, радуясь, что неудовольствие клиента вызвало не его обслуживание.

– Очень хорошо. Если вам что-нибудь будет нужно, только скажите.

– Да, спасибо. Хотя… – Рафаэль склонил голову набок. – Зандер, как давно вы знаете мисс Лиз?

Негр широко улыбнулся:

– С детства, когда она бегала по улицам с этим своим братом-сорванцом. Они постоянно что-то замышляли.

– Ага, то есть вы хорошо осведомлены об их семейных делах.

Зандер кивнул.

– Я знаю почти все, что происходит в этом городе. Во время еды люди любят поговорить, а кухня Джуни привлекает голодных горожан.

Рафаэль огляделся по сторонам. Возможно, у него найдется время для еще одного поручения, прежде чем он покинет город.

– Почему, как вы думаете, дед Лиз не хочет иметь с ней ничего общего? Он вроде довольно богатый человек.

– Не такой богатый, как некоторые, сэр, и я не знаю, с чего вы взяли, что он не хочет иметь ничего общего с мисс Лиз. Месье Шаз обожает мисс Лиз.

– Ну, я решил так, увидев, как она одевается… – Рафаэль неловко закашлялся. – Если старый сеньор ее любит, почему он не дарит ей красивые вещи?

Зандер задумался.

– Я думаю, все дело в гордости месье Антуана. Он не хочет, чтобы отец лез в его дела.

Рафаэль вспомнил рассказ Лиз о том, как ее отец поссорился со своей семьей. Необдуманные решения, чем бы они ни были оправданы, всегда имели определенные последствия, как он уже успел убедиться на собственном опыте. Он подумал о парусах, которые должны были привезти через несколько часов, о порохе и золоте в трюме его судна, а потом о красивых глазах Лиз. Каким бы необдуманным ни было его решение, Рафаэль его принял.

– Где можно найти сеньора Ланье в это сонное утро четверга?

– В месье Шазе нет ничего сонного. А найти его можно в конторе его фирмы, это дальше по улице.

Зандер описал, как выглядит здание снаружи. Рафаэль дал ему монетку.

– Спасибо, Зандер. Днем я вернусь за вещами и тогда расплачусь с Бурелем.

Он вышел на улицу, которая потихоньку оживала. Из порта доносились крики рабочих, из кузницы слышался грохот молота, торговцы громко зазывали покупателей в свои лавки. На Роял-стрит уже было полно народу. Иногда мимо проезжал конный экипаж. Рафаэль начал искать кирпичное здание, которое ему описал Зандер.

Большинство зданий в Мобиле, как и в Новом Орлеане, были двух-или трехэтажными, с изысканно украшенными балконами на каждом этаже и крышами, крытыми деревянной черепицей. Несмотря на четырнадцать лет британского господства, это все еще был очень французский город, с геральдическими лилиями, вплетенными в каждый орнамент, створчатыми окнами и яркими ставнями.

Пройдя несколько кварталов, Рафаэль остановился перед узким трехэтажным кирпичным зданием, украшенным кованой лестницей, ведущей на второй этаж. Аккуратная вывеска на стене возле главного входа гласила, что здесь находится контора компании «Месье Шарль и Томас Ланье, морские перевозки». Он пришел по адресу, но, по всей видимости, дед Лиз работал с родственником. Кто такой Томас?

Проверив состояние своего воротника и манжет, он взбежал по ступенькам, стуча шпагой. Дед Лиз не мог отказать ему в аудиенции.

Рафаэль схватил дверной молоток и постучал в дверь. Спустя мгновение на пороге появился высокий седовласый джентльмен в черном строгом костюме, давно вышедшем из моды.

Подняв брови, старик осмотрел Рафаэля с ног до головы.

– Bon jour! [22]Здравствуйте ( фр. ).

Рафаэль улыбнулся и поклонился.

– Доброе утро, сэр. – Ланье были французами, но ему больше нравилось говорить по-английски. – Я дон Рафаэль Мария Гонсалес де Риппарда, и я пришел к сеньору Ланье, то есть сеньору Шарлю Ланье.

– Я Шарль Ланье, – ответил мужчина по-английски. – Чем могу помочь?

– Мне вас рекомендовал сеньор Дюссой, с которым я познакомился на одном мероприятии два дня назад. Я понял, что, если кому-то нужно что-нибудь отвезти в Новый Орлеан, суда Ланье в этом деле лучшие.

На лице старика отразилась гордость. Он сделал шаг назад, шире открыв дверь.

– Заходите.

Рафаэль последовал за ним в богато отделанную приемную, ступая по красному китайскому ковру, который гармонировал с шелковыми подушками, лежавшими на паре стульев с высокими спинками, стоявшими в углу. В этот момент бедность Лиз стала для Рафаэля еще более очевидной. Когда они подошли к открытой двери просторного кабинета, Рафаэль с трудом пытался справиться с волнением.

– Садитесь, пожалуйста, – предложил Ланье, указав на стул эпохи Людовика XIV, стоявший напротив огромного стола. За ним находилось открытое окно. Легкий мартовский ветерок шевелил занавески и пачку бумаг, придавленных к столу оловянным пресс-папье в виде льва.

– Спасибо, сеньор, – спокойно сказал Рафаэль.

Когда старик сел в кресло, его губы тронула легкая усмешка.

– Вы бродите по порту уже почти неделю, но только сейчас заинтересовались лучшим перевозчиком в городе. – Он сложил в замок свои узловатые темные пальцы и оперся на них подбородком. – Вы слишком молоды для делового человека.

Рафаэль удивленно посмотрел на француза:

– Откуда вы знаете, сколько я здесь нахожусь?

– Мне известно почти все, что происходит в этом городе. – Старик усмехнулся. – Я также знаю, что на днях вы посетили вечеринку этих провинциалов Дюссоев, прихватив с собой мою внучку. А это значит, что вы пришли узнать, что за мерзавец ее дед, позволяющий девочке бегать по улицам в рванье, если может позволить себе одевать ее в шелка.

Рафаэль попытался не подать виду, что его огорошила такая несвойственная французам прямолинейность. Кроме того, в облике старика было нечто особенное. То ли это проявлялось в форме носа, то ли в холодном блеске глаз. Если бы не его старомодная европейская одежда, он был бы похож на индейцев, которых Рафаэль видел на рынке. Пожав плечами, он принял вызов.

– Не скрою, меня посещала подобная мысль.

Ланье хохотнул:

– Это, конечно, не ваше дело. Но так как Лиз, похоже, к вам неравнодушна, я готов обменяться с вами информацией. А напоследок я дам вам совет.

– Что бы вы хотели знать, сеньор? – Рафаэль беззаботно закинул ногу на ногу. – Мой слабый мозг к вашим услугам.

– Я хочу знать, что заставило Изабель Дюссой пригласить Лиз к себе в салон.

Рафаэль пожевал губами:

– Вы имеете в виду, не считая моего обаяния и обхождения?

Ланье презрительно хмыкнул:

– Я не исключаю, что Изабель вы могли понравиться. Но ее ненависть к Ланье общеизвестна и, возможно, небезосновательна.

– Вы же знаете поговорку, что легче получить прощение, чем разрешение?

Лицо старика замерло.

– В свое время чувство равнодушия к ней уничтожило отца Лиз. Я бы не рискнул досаждать Изабель.

– Видите ли, я был осторожен. Сеньора Дюссой очень хотела, чтобы дон Рафаэль посетил ее маленькую вечеринку. – Рафаэль сделал паузу, внимательно наблюдая за выражением лица Ланье. В его черных глазах, превратившихся в две узкие щелки, ничего нельзя было прочесть. Он положил руку на бронзовую рукоять канцелярского ножа, чем напомнил Рафаэлю о том, как Лиз своим ножиком срезала с его сюртука пуговицы. – Ей практически не угрожала опасность оскорбления, – добавил он мягко.

– Ну да, – проворчал старик, швырнув нож на канцелярскую книгу. – Вы должны понять мои чувства. Внучка превращается в красивую женщину, а мне даже нельзя защитить ее от опасностей нашего общества, не говоря уже о том, чтобы купить достойное платье.

– У меня сложилось впечатление, что так случилось по вашей вине, – заметил Рафаэль.

Ланье резко встал и повернулся к окну.

– Я полагаю, она рассказала вам об этой развалине – моем сыне Антуане.

– Я познакомился с ним. Он очень любит ее, как и ваш внук Симон. Они оба охраняют ее, словно псы сахарную кость. Собственно, как и драчливый солдафон по имени Нил Маклеод.

Ланье усмехнулся и взглянул на испанца через плечо.

– Встречали юного Нила? Он сделал Лиз предложение, когда ему было восемь лет.

Рафаэль не рассказал старику о неприятной сцене с Нилом, свидетелем которой он стал в порту.

– В людях она легко пробуждает преданность.

Возможно, он сказал больше, чем следовало, поскольку старик резко обернулся и нахмурился.

– Я так полагаю, вы уже тоже в нее влюблены.

Рафаэль удивленно поднял брови и приложил к глазам лорнет.

– Ох, сеньор, я купец, бороздящий моря. Я лишь пытаюсь заморочить голову человеку, который, как мне сказали, может свести меня со сливками общества вашего города. Увольте меня от привязанности к какой-либо девице, пускай даже красавице.

– Интересно, что бы о вас сказал мой отец, – пробормотал Ланье, подозрительно поглядывая на Рафаэля. – Я смотрю, что внучка уже рассказала вам историю нашей семьи.

Рафаэль ухмыльнулся:

– Возможно. Но я пришел обсуждать не то, что она мне рассказала. Я хочу знать, где я могу ее найти, потому что она обещала взять меня на рыбалку.

– Вас… – Ланье от удивления раскрыл рот. Он посмотрел на кружевные манжеты и дорогое тонкое сукно, из которого был пошит модный камзол Рафаэля.

– Да, и я собираюсь покинуть город, как только изменится ветер. Поэтому лучше бы нам отправиться на рыбалку немедля. – Рафаэль пожал плечами. – А теперь, пожалуйста, поделитесь со мной советом, который вы мне обещали дать.

 

6

Лиз стояла по щиколотку в болоте, нарезая юкку, из которой Жюстин плела корзины, и тут она услышала, как кто-то окликает ее. Она выпрямилась и прикрыла глаза ладонью, окинув взглядом зеркальную поверхность залива Бэй-Минетт. Из Мексиканского залива дул соленый ветер, нагоняя мелкую волну на низкие берега. Март в этих местах обычно бывал прохладным и влажным, но в этом году лето наступало раньше.

Лиз прищурилась, пытаясь разглядеть лодку, которая медленно приближалась со стороны Мобила. В лодке не был установлен парус, и эта старомодная пирога передвигалась при помощи весел. В ней сидели двое мужчин. Когда лодка подплыла ближе, Лиз заметила, что один из них молодой и темноволосый, а другой сутулится и в его волосах проглядывает седина.

Кто же это? Это не лодка Симона. Эту пирогу она прежде не видела. Лиз протерла глаза. Молодой человек был очень похож на…

Девушка чуть не уронила корзину. Рафаэль Гонсалес… и дедушка? Она сжала нож в руке. Пропав на два дня, Рафаэль пересек реку и приплыл прямо к ней домой? Да еще в компании ее деда, который не был здесь двадцать лет, с тех пор как отец построил этот самый дом?

Когда лодка приблизилась, Лиз опустила взгляд на свою юбку из полосатого выцветшего поплина серо-голубого цвета. Она просунула ее между ног и заткнула край за пояс, сделав из нее широкие штаны, что позволяло работать в воде, не намочив одежду. Волосы девушки были заплетены в косички, закрученные в два завитка, а руки поцарапаны острыми краями травы до самых локтей.

Лиз решила было броситься к дому и спрятаться за ним, чтобы мужчины подумали, что она ушла. Но потом вспомнила, что Рафаэль видел ее и в худшем виде. Он знал, что она тяжело работала, как настоящая рабыня, чтобы поддержать семью. Он также знал, что причуды и прихоти современных девушек ей были чужды, поэтому едва ли начнет относиться к ней хуже, увидев за таким занятием.

А если даже и начнет, то что? Почему ее должно волновать мнение испанского фата из Нового Орлеана?

Лиз бросила нож на влажную траву в корзине и принялась ждать, уперев ладонь в ноющую спину, пока лодка подплывет к пристани. Она наблюдала, как Рафаэль убрал весла, выбрался на пирс и схватил веревку, брошенную дедушкой, чтобы привязать к скобе.

Он подал старику руку, помогая выбраться из лодки, а потом повернулся к Лиз и улыбнулся.

– Hola, prima! [23]Привет, кузина ( исп. ).
Смотри, кого я тебе привез!

Он просто неисправим.

– Дедушка! – воскликнула Лиз. – Я так рада видеть тебя! – Она повернулась и с трудом побрела к сухой земле, пока мужчины шагали по пирсу, оставив пирогу покачиваться на воде. – Что ты здесь делаешь? Я не верю, что ты переплыл залив!

Она засмеялась, когда дедушка обнял ее и закружил на месте. Он был, как всегда, сильным и решительным. Запах табака щекотал ноздри девушки.

– Твой молодой человек убедил меня, что рыбачить лучше с этой стороны.

Старик посмотрел через плечо на Рафаэля, который наблюдал за ними, скромно улыбаясь. Лиз уже успела привыкнуть к его улыбке.

Она перевела взгляд на деда.

– Он не мой молодой человек, – отрезала она, вспыхнув. – В любом случае я сегодня не могу рыбачить, я работаю!

Дедушка опустил Лиз на землю и взял за руки, внимательно осматривая ее наряд. Улыбнувшись и покачав головой, он усилием воли воздержался от комментариев.

– Ты можешь задержаться, чтобы пообщаться с дедушкой.

Рафаэль подошел поближе.

– Я бы на вашем месте был осторожен. Она кажется невинной, но неплохо управляется с ножом, а этот явно больше того, что она наставила на меня на пристани полгода назад.

Ланье удивленно посмотрел на испанца, но в этот момент Лиз взяла его за руку и повела к дому.

– Не обращай внимания на эти глупости. Пойдем, Жюстин покажет тебе младенца. – Она бросила на Рафаэля уничижительный взгляд. – Вы тоже можете к нам присоединиться.

– Вот так слова ранят мое сердце куда сильнее, чем любой кинжал, – картинно проговорил он, приложив ладонь к груди.

– Сколько их уже? – спросил дед. – Держу пари, что стоит Антуану взглянуть на женщину, и она тут же начинает рожать ему детей.

– Да ну, дедушка, – рассмеялась Лиз. – Реми четвертый, если не считать меня и Симона, конечно. Он такой миленький и уже начинает сам сидеть. Он что-то лепечет и улыбается, когда другие дети разговаривают с ним. Он чудный.

Ланье остановился возле ступенек в том месте, где доски начали гнить и проседать.

– Это опасно. Что, если кто-то из деток провалится? Антуан должен это исправить.

– Он отремонтирует. – Лиз переступила через прогнивший пол, а потом взяла деда за локоть, чтобы помочь подняться по ступенькам. – Я постоянно напоминаю ему. Ты так давно не посещал нас. Заходи, я заварю тебе чая. – Стараясь не стесняться бедной обстановки в доме, она повернулась к Рафаэлю. – Будьте осторожны, дон Рафаэль, тут…

– Я всегда осторожен, сеньорита, – весело ответил испанец. – Никогда не угадаешь, когда аллигатор решит пообедать твоими ботинками. Хотя я, возможно, мог бы исправить ситуацию, сшив туфли из его шкуры.

Как можно сердиться на такого человека? И чем же он занимался последние два дня? Она, конечно, не сидела дома, ожидая, пока он позовет ее, но он мог бы, по крайней мере, попытаться найти ее. Ну, раньше.

Она распахнула входную дверь, заглянула внутрь и осмотрела пустой зал.

– Жюстин? Ты где? – Она знала, что дети играют во дворе. Из одной из задних спален послышался шум. – У нас гости.

– Я меняю пеленки, – крикнула Жюстин. – Я сейчас буду. Кто там?

– Придешь и увидишь. Это сюрприз. – Она посмотрела на деда и прижала палец к губам. – Заходите, – шепнула она, махнув рукой деду и дону Рафаэлю.

Войдя внутрь, Рафаэль окинул взглядом небольшой зал, который был заставлен обшарпанной мебелью. На столе лежали наполовину готовые корзины. В углу стояли удочки. В своем синем камзоле, серебристо-сером жилете с орнаментом и серебряными пуговицами он выглядел как павлин в курятнике. Но он постарался расслабиться и тщательно все осмотреть.

Рафаэль подошел к корзинам и взял в руки одну из них, чтобы понять, как она была сплетена.

– Они прекрасны. Моей матери понравилась бы такая корзинка. В Новом Орлеане они бы разошлись, как горячие пирожки, если бы вы позволили мне продать их.

– У Жюстин золотые руки, это она их плетет, не я, – заметила Лиз, пожав плечами. – Я просто нарезаю траву для нее. – Тут она заметила в коридоре мачеху с малышом Реми на руках. – А вот и она. Спросите у нее.

– Что? – Как всегда, золотистые волосы Жюстин были собраны в большой узел, заколотый черепаховым гребнем. Ситцевое рабочее платье плотно облегало фигуру женщины. Она посмотрела на деда, который, улыбаясь, замер возле двери с шляпой в руке. Было видно, что она смутилась. – Месье Ланье! Антуан не говорил мне…

– Он не знает, что я здесь.

Старик Ланье посмотрел на Лиз, которая тяжело вздохнула. Люди, которых она любила, были в ссоре. Почему они не могли простить друг друга и помириться?

Она подумала, что ей самой придется улаживать эти вопросы.

– Жюстин, это дон Рафаэль, который возил меня на вечеринку к мадам Дюссой. Он заинтересовался твоими корзинами. – Она похлопала в ладоши и поцеловала маленького Реми в щечку, а потом взяла его на руки. – Пойдем, малыш, дедушка хочет с тобой поиграть!

Надеясь, что Рафаэль сможет отвлечь Жюстин, Лиз сунула дрыгавшего ножками малыша в руки опешившего деда.

– Не волнуйся, – засмеялась она, – его покормили и пеленки поменяли, поэтому пока он будет сухой.

Поняв, что они сами со всем разберутся, Лиз подхватила корзину и пошла по коридору. Так как Жюстин была занята, ей следовало присмотреть за другими тремя детьми.

Она нашла их под крыльцом. Шестилетний Люк-Антуан, самопровозглашенный генерал, которому надоело заставлять маршировать свои войска в лучших традициях французской армии, теперь присел на корточки и держал в руках ведро, пока пятилетняя Женевьева и трехлетний Дени сидели на земле и рыли в ней ямки погнутыми ложками. Недалеко валялись три коротких тростниковых стебля.

Лиз нагнулась, уперев ладони в колени.

– Что вы там делаете, ребята?

Люк-Антуан огляделся.

– Папá сказал, что возьмет меня на рыбалку, если я соберу ведро червей.

– Я тоже буду рыбачить. Видишь? – Дени показал Лиз ложку, на которой извивался большой коричневый червь.

– Не будете вы рыбачить, – возразила Женевьева, закатив красивые карие глаза. – Вы еще маленькие.

Дени насупился:

– Теперь Реми маленький!

Лиз подняла юбку и забралась под дом, чтобы обнять Дени.

– Конечно, он маленький. Но я думаю, что вам всем надо подождать немного, поскольку у нас гости. Где папá?

Люк-Антуан сердито посмотрел на нее взглядом Симона.

– Он пошел, чтобы взять лодку Симона. Он обещал.

– Я знаю, но к нам приехал ваш дедушка, чтобы повидаться с вами, и… еще один господин. Маман хочет, чтобы вы пошли помыли руки и поздоровались.

– А этот господин возьмет нас на рыбалку? – спросила Женевьева.

– Рыбалка! – поддакнул Дени.

Лиз вздохнула:

– Не в этот раз.

– Сейчас вполне подходящий момент для рыбалки. Я же говорил, что приехал рыбачить, – Лиз услышала глубокий голос Рафаэля откуда-то сзади.

Она оглянулась и увидела испанца, который, улыбаясь, заглядывал под крыльцо. Она нахмурилась:

– Вы же собирались поговорить с Жюстин.

– Милая молодая женщина, но она, по всей видимости, боится, что дедушка уронит ребенка, поэтому я отпустил ее спасать их обоих. – Он присел на корточки. – Привет, детишки! Отличное место для рыбалки. Должен заметить, что в воде рыбы должно быть больше.

– Мы тут не ловим рыбу, – серьезно возразил Люк-Антуан. – Мы ищем червей.

– А, ты знаешь толк в этом деле, я уверен. Можно посмотреть?

Люк-Антуан поколебался, потом повернулся и подполз к Рафаэлю, зажав в руке ведро. Дени и Женевьева последовали за ним. Лиз медленно двинулась вслед за детьми, соблюдая осторожность, чтобы не разбить голову о балки под крыльцом.

Когда она выбралась наружу, то увидела, что дети собрались вокруг Рафаэля, который присел на корточки возле Дени. Женевьева хихикала, а мальчики отпихивали друг друга локтями, стараясь стать поближе к испанцу.

– Я полагаю, – начал Рафаэль очень серьезным голосом, – что этот парень уже достаточно взрослый, чтобы поймать аллигатора. Или даже кита.

– В этих местах нет китов, – возразил Люк-Антуан, понимавший все буквально. – Слишком мелко.

– Вы когда-нибудь видели кита? – спросила Женевьева.

Рафаэль аккуратно положил червя на ладонь Дени.

– На самом деле да. Однажды я плавал на корабле в Венесуэлу вместе с отцом, и там мы встретили большое стадо китов. Посреди океана они пускали фонтаны высотой с гору.

Глаза Лиз и детей округлились от удивления.

– Как бы хотелось увидеть это.

Рафаэль внимательно посмотрел на нее своими карими глазами. По какой-то причине его взгляд был нежнее, чем поцелуи.

– Месье. – Женевьева потянула его за рукав. – Мы будем рыбачить или нет?

– Дженни, господина зовут дон Рафаэль, – сообщила Лиз, надеясь, что он не заметил, как она покраснела. – Дон Рафаэль, хочу познакомить вас с моей сестрой Женевьевой и братьями Люк-Антуаном и Дени.

Рафаэль пожал руки мальчикам, потом встал и низко поклонился маленькой Женевьеве. Он ухмыльнулся, когда она подпрыгнула и присела в реверансе.

– Сеньорита, я очарован. Вы так же милы, как и ваша сестра. – Он посмотрел на Лиз. – Дамы, вы уверены, что хотите… насаживать наживку на крючки и трогать руками мокрую чешуйчатую рыбу?

Лиз ответила снисходительным тоном, пытаясь скрыть замешательство:

– Папа научил меня насаживать наживку на крючок, когда я была такая же маленькая, как Дени. Я покажу вам аллигаторов!

Полчаса спустя, закинув самодельные удочки в воду, они сидели на пирсе, дрыгая ногами над водой. Рафаэль снял красивый камзол и положил его рядом. Лиз с замиранием сердца смотрела на его широкие мускулистые плечи, которые почти не скрывала полотняная рубашка. Он нагнулся и поправил лески детей, чтобы они не спутались.

В конце концов, он приехал, чтобы увидеть ее. Ему пришлось отыскать деда и как-то убедить его совершить этот чудесный и неожиданный визит. Лиз пыталась представить, о чем дед разговаривает с Жюстин. Нужно, чтобы они договорились, но насколько же это будет сложно для несчастной, испуганной Жюстин.

Рафаэль посмотрел на Лиз поверх головы детей.

– Ты говорила, что твой отец отправился, чтобы взять у Симона лодку. Разве твой брат не живет с вами?

– Нет. Не живет… с прошлого лета. – Лиз редко рассказывала о делах семьи посторонним людям, но Рафаэль знал о том, что у ее брата с отцом были напряженные отношения. – Они уже немного общаются. Симон построил себе маленький домик в бухте Чачалочи-Бэй.

– Ах, вот как.

Лиз видела, что у него еще были вопросы. Но у нее тоже возникли вопросы.

– Я думала, вы уже вернулись в Новый Орлеан.

– Лиз.

Она нехотя посмотрела на него. Он поддерживал рукой удочку Женевьевы, с тревогой глядя на Лиз.

– Я не мог уехать, не увидев вас.

Ее пульс участился, она подняла голову:

– Теперь вы познакомились со всей моей семьей. И вы даже смогли очаровать дедушку. Как вы с ним познакомились?

– Я пошел к нему в контору. Хотел увидеть… – Он заколебался, бросив взгляд на Женевьеву, которая радостно смотрела на него. Рафаэль улыбнулся. – У вас очень интересная семья.

– Еще бы. Вы знаете, например, что отец моей бабки – граф де Лемери?

Он моргнул:

– Ваш дед похож на индейца.

– Все верно. Его мать родом из племени коасати, хотя его отец, Марк-Антуан Ланье, был канадцем. Отец бабушки Мадэлен Тристан Ланье приходится ему единокровным братом по матери. Отец Тристана, граф де Лемери, перед смертью узаконил его статус, хотя Тристан не вернулся во Францию, чтобы унаследовать титул. Он уже успел пустить корни здесь. Кроме того, его жену разыскивали во Франции за убийство драгуна. – Она рассмеялась, заметив растерянное выражение лица Рафаэля. – Однажды я нарисую вам наше генеалогическое древо для наглядности.

– Возможно, мне все же стоит обращаться к вам «ваше высочество». – Он ухмыльнулся. – Хотя в последнее время я начал задумываться, какая разница, течет в жилах человека голубая кровь или нет. В наши-то времена. Я недавно познакомился с… американцами, – он покосился на девушку, наблюдая за ее реакцией, – которые приводят много доводов в пользу того, что все люди рождаются равными. У моего отца довольно плебейская родословная, и всего он добился доблестью, а не происхождением.

Лиз заколебалась.

– Однако, Рафаэль, благодаря происхождению вас называют доном.

– Да, – Рафаэль пожал плечами. – Посмотрим, достоин ли я этого титула.

В этот момент Женевьева взвизгнула и потянула удочку из воды.

– Рыбка! Я поймала рыбку!

Рафаэль подался вперед, чтобы помочь девочке снять рыбу с крючка, не обращая внимания на то, что она заляпала водой его белоснежные манжеты и штаны.

– Ее можно оставить как домашнее животное. – Он показал десятисантиметровую рыбу Женевьеве. – Она слишком большая для наживки и слишком маленькая для обеда.

– У нас не может быть домашних животных, – грустно возразила Женевьева. – Папа говорит, что у нас уже и так ртов хватает.

Рафаэль рассмеялся:

– Тогда давай отправим ее к маме, чтобы она немного подросла, прежде чем попасть к тебе на стол. – Рыба с плеском упала в воду. Рафаэль вытер руки о штаны. – Кто-нибудь, дайте мне червя.

Но Лиз отрицательно покачала головой:

– Нет, мы и так здесь уже слишком долго. – Дети принялись хныкать, а Лиз – демонстративно сворачивать леску. – Хорошего понемножку, малыши. Всему приходит конец, даже такому интересному и полезному занятию, как рыбалка.

Дети продолжали бы ныть и дальше, но Рафаэль начал шумно и неловко сворачивать свою леску. Он умудрился запутаться в ней и зацепиться крючком за воротник собственной рубашки. Дети хихикали и пытались показать ему, как это правильно делается, пока Лиз помогала ему распутаться.

Возможно, у его напускной неловкости была еще одна причина. Он был так высок, что ему пришлось нагнуться, уперев ладони в колени, чтобы Лиз смогла дотянуться до крючка. Его черные волосы щекотали подбородок девушки, а аристократический нос находился в опасной близости от ее шеи. От горячего дыхания испанца у Лиз по коже бегали мурашки. Она почувствовала, что дрожит. Не было ни лунного света, ни запаха жимолости, которые могли бы помочь им забыть о том, что они принадлежат разным мирам. Был лишь солнечный свет, крики детей и тихий плеск волн у пирса. Они были просто юношей и девушкой, которых тянуло друг к другу. Это притяжение было неизбежным, словно прилив. Лиз поняла это уже давно. Наконец она смогла отцепить крючок и отодвинуться от испанца. Рафаэль поднял голову и благодарно посмотрел на девушку.

– Спасибо, кузина, – прошептал он, подмигнув ей. – Вы спасли мою рыбачью экспедицию от полного провала.

– Интересно, какую рыбу вы ловили, – ответила она, стараясь не рассмеяться.

– Если вы не знаете, то я самый ничтожный рыбак на свете. – Криво усмехнувшись, он выпрямился и посмотрел на детей. Его глаза расширились от удивления. – Ох.

Лиз повернула голову, ожидая увидеть детей, занятых очередной проказой.

Но все трое подбежали к краю пирса и запрыгали на месте, махая руками лодке, которая приближалась к ним.

– Папá! – взвизгнула Женевьева. – Папá! Посмотри, кто к нам пришел!

Рафаэль понимал, что ему следовало отчалить во время утреннего прилива. Корабль был загружен товарами, паруса починены, команда занята делом, а капитан извещен о скором отбытии.

Но решение старого сеньора Ланье посетить семью сына все изменило. Ему надо было еще раз посмотреть на озорное личико Лиз, чтобы убедиться, что никто другой был не в силах очаровать его, что эта обычная молодая женщина, дочь пьяницы рыбака, умнее и образованнее даже его собственной сестры, и ее смех мог очаровать кого угодно.

О да, сила ее духа притягивала его, словно магнитом. Несколько месяцев назад он бы посмеялся над собой за такие мысли. Она смотрела на него с восхищением, и это радовало его больше всего.

Рафаэль заморгал и увидел, что ее отец выбирается на пирс. Как ни странно, он был трезв и, похоже, был настроен утопить Рафаэля в заливе, как котенка. Нахмурившись, Антуан погладил детей по головам и пошел дальше по пирсу.

Рафаэль подумал об обязанностях, которые ждали его в Новом Орлеане, о корабле с ценным грузом, который должен добраться до места назначения как можно быстрее. С другой стороны, ему нужно было разрешить этот кризис, от которого зависело его счастье.

Он сделал шаг вперед, частично закрыв Лиз собой. Она не должна страдать из-за его эгоизма.

– Сеньор, добро пожаловать.

В ответ Ланье что-то прорычал и ускорил шаг.

Лиз резко выдохнула и схватила Рафаэля за локоть.

– Папá, мы тебя ждали! Дети…

Ланье резко взмахнул рукой, заставив ее замолчать.

– Забери их в дом. Скажи Жюстин, что я вернулся.

– Но, папá…

– Отойди от моей дочери, ты, испанский ублюдок, – прогрохотал Антуан. Он повернулся к детям, которые со страхом смотрели на него. – Быстро в дом!

Малыши тут же поспешили к дому.

– Папá, я просто доставала крючок, застрявший у него в рубашке! – пролепетала Лиз.

Рафаэль намеренно повернулся спиной к Ланье и посмотрел на Лиз. Страх и страдание в ее глазах отозвались болью в его сердце. Он ее не опорочил, хотя поцелуи в тот вечер чуть не привели к тому…

Что? Разве он обходился с ней плохо? Он относился к ней так, как хотел бы, чтобы относились к его сестре. Он мог бы настаивать, но он ведь уже не маленький мальчик, чтобы поддаваться эмоциям. Он взрослый мужчина, который должен держать чувства под контролем. Он должен был защитить ее и ответить за последствия собственных поступков.

Он взял ее руку и поднес к губам.

– Идите к дедушке. Я поговорю с вашим отцом.

– Рафаэль, мы не сделали ничего плохого. Но вы не понимаете его ненависти к испанцам. Он убьет вас.

Рафаэль слышал тяжелое дыхание Ланье за спиной.

– Ваш дед рассказал мне. Я поговорю с ним, а теперь бегите.

Бросив на него быстрый взгляд, Лиз подхватила юбку, намереваясь побежать к дому, но было слишком поздно. Одной рукой Антуан схватил Лиз за запястье, а другой вцепился в плечо Рафаэля.

– Я же говорил тебе, чтобы ты не встречалась с ним! – крикнул он, встряхнув руку Лиз. – Разве ты не знаешь, что от него добра ждать нельзя? Неужели ты так низко пала, что позволишь ему вертеть собой, как ему заблагорассудится?

Рафаэль очень хотел ударить Ланье, но он боялся зацепить Лиз. Она внезапно замерла, словно бы понимая, что вырываться нет смысла. Заметив это, Рафаэль так рассвирепел, что чуть не потерял голову и не бросился на отца девушки.

Неимоверным усилием воли он заставил себя успокоиться и рассуждать логически. Лиз была дочерью этого человека, а значит, его собственностью. Он не собирался расставаться со своей собственностью без определенной платы. Поэтому Рафаэлю нужно было взглянуть на ситуацию с точки зрения торговца. Что он мог предпринять?

Изобразив на лице удивленную улыбку, он посмотрел на руку Ланье, которой тот схватил его за плечо.

– Дорогой сэр, я уверяю вас, в этом энергичном способе привлечь мое внимание нет нужды. Я вас слушаю очень внимательно. – Он улыбнулся. – Конечно, вы не знаете. Пока вас не было, мы с вашей дочерью договорились, что я найму ваш паром для переправки моих вещей на корабль, который бросил якорь у острова Дофина. – Он покосился на разъяренного Ланье. – Но, возможно, вас не интересует эта сделка?

Ланье немного ослабил хватку и задумался.

– Возможно, что интересует. Но Лиз не может говорить за меня. Она еще ребенок.

Рафаэль подавил желание возмутиться такому унижению человека, которому этот грубиян был обязан благополучием и, возможно, жизнью.

– Тогда хорошо, что вы прибыли. Мне бы не хотелось обращаться к другим людям. – Он рассмеялся, снова бросив вопросительный взгляд на свое плечо, в которое вцепился Ланье. – Теперь вы можете отпустить меня. Я обещаю, что не убегу.

На время гнев Ланье утих. Хмыкнув, он отпустил плечо Рафаэля и руку Лиз и направился к дому.

– Заходи в дом, испанский хлыщ, и мы обмоем сделку за кружкой пива.

Рафаэль пошел за ним, противясь острому желанию взять Лиз за руку. Удивительно, как этому человеку удавалось вести серьезные дела. Более вздорного пьяницы он еще не видел.

– Папá. – Лиз догнала отца и взяла его за локоть. – Прежде чем войти, знай, что у нас гость. Я пыталась сказать тебе, когда…

– То есть еще один? – Ланье вздрогнул.

– Да. – Лиз виновато посмотрела на Рафаэля. – Папá, дон Рафаэль привез дедушку.

Ланье замер на месте и уставился на Лиз.

– Что? Зачем?

– Он хотел увидеть детей, особенно Реми. – Глаза Лиз наполнились слезами. – Папá, он очень любит нас. Пожалуйста, будь с ним добр.

По каменному выражению лица Ланье Рафаэль не мог понять, услышал ли он мольбы дочери. По крайней мере он не отмахнулся от нее. Распахнув дверь, он вошел, оставив Лиз и Рафаэля на крыльце.

– Отец, – холодно сказал Ланье. – Не знаю, в чем причина такого неожиданного желания посетить нас, но теперь, когда ты удовлетворил любопытство, я надеюсь, ты вернешься в свое британское поместье и не будешь нас трогать.

Рафаэль услышал, как вздохнула Лиз.

– О нет! – прошептала она.

Он предостерегающе поднял руку:

– Пускай твой дед сам разберется.

Наступило напряженное молчание, прерываемое лишь агуканьем младенца. Потом послышался тихий голос Шарля Ланье:

– Это не так, сын. Это не любопытство, я просто жалею, что не пришел раньше.

Антуан Ланье медленно прошел в зал и остановился, сложив руки на груди. Он смотрел на отца, который, все еще держа ребенка, сидел на единственном удобном стуле. Кивнув, Рафаэль подтолкнул Лиз вперед и вошел за ней. Они остановились у двери, а Жюстин и дети собрались возле стола, с которого убрали все корзины.

Маленькая Женевьева взобралась на лавку и стала на колени.

– Папá! Дедушка принес лимонные конфетки. Видишь?

Она открыла рот. Лицо Антуана смягчилось.

– Да, вижу. – Он снова посмотрел на отца. – Спасибо, отец. Мы все рады тебя видеть.

– Я скучаю по тебе, Антуан, – мягко сказал старик. – Особенно теперь, когда умерла твоя мать. Я надеялся, что ты привезешь их домой, чтобы они познакомились со своим наследством.

– Их дом и наследство здесь, – возразил Антуан. – Когда они подрастут, то смогут сами тебя посещать, как это делают Лиз и Симон. – Он сердито посмотрел на Лиз. – Хотя мне кажется, что я слишком много им позволяю. Кажется, они забыли, что такое здравый смысл.

– Антуан, – осторожно вставила Жюстин. – Давай не будем ссориться при госте. – Она встала, чтобы забрать маленького Реми, который начал грызть карманные часы деда, и улыбнулась, когда он не захотел идти на руки. – Пойдем, малыш, пора кушать. Лиз, может, ты приготовишь чай? Бери детей и иди за мной.

Не ожидая ответа, она присела в реверансе и вышла.

Лиз бросила на Рафаэля беспомощный взгляд.

– Хотите чаю?

Меньше всего в тот момент Рафаэлю хотелось чая. Кроме того, он решил, что мачеха Лиз – симпатичная штучка.

– Не совсем, сеньорита, – улыбнулся он.

Когда девушка повела детей к выходу из дома, Рафаэль и Антуан сели за стол. Испанец мысленно сравнил простоту этой комнаты с роскошью салона Дюссоев. Здесь не было толстых ковров, импортной мебели или портретов в золоченых рамах. Никаких вкусных пирожных на серебряных подносах и канделябров с ароматизированными свечами, призванными смягчить зной полуденного солнца. Никаких разодетых гостей, ведущих праздные разговоры под музыку струнного оркестра. Лишь три молчаливых мужчины в хибаре рыбака.

Рафаэль ждал, готовясь выступить в качестве посредника.

Наконец Антуан прочистил горло.

– Где же Жюстин с ее чаем? – проворчал он. – У меня есть бочонок с пивом на заднем крыльце. – Он начал вставать.

Шарль жестом остановил его.

– Нет, сын мой. Я вижу, что мне не рады здесь, поэтому не останусь. Я просто хотел подержать на руках детей, пока еще не слишком поздно. – Он посмотрел на Рафаэля. – Дать нам возможность заработать было хорошим поводом. Вы можете завершить сделку, а потом мы покинем этот дом.

Антуан стукнул кулаком по столу:

– Ты делаешь из меня мерзавца, хотя именно ты выкинул меня!

Старик поджал губы:

– Ты сам хотел идти своим путем. Я просто позволил случиться тому, что случилось.

– Последствия отразились на твоих внуках. Им приходится нести бремя твоего эгоизма.

Испугавшись, что разговор может выйти из-под контроля, Рафаэль привстал, зацепив боком стол.

– Мне кажется, джентльмены, что вам лучше объединить силы и убедить британских господ, что всем будет выгодно разрешить свободную торговлю с испанскими судами, которые хотят бросить якорь возле вашего милого города. Нехорошо, что они попустительствуют каперам, которые вредят торговле в этих водах.

– Попустительствуют? – Старик хохотнул. – Английский флот трясет французские, испанские и американские суда одинаково, а армия закрывает на это глаза. Король Георг не забывает сшибать налоги со всех подряд. Моя семья владела собственностью в этих местах добрых три четверти века, а я лишь стараюсь не потерять ее из-за жадности его величества.

Антуан повернулся к Рафаэлю:

– Испанцы не лучше. Эти собаки взяли Новый Орлеан за горло и убивают любого, кто посмеет протестовать.

С одной стороны, Рафаэль понимал ненависть француза к людям, которые казнили его брата. Однако он был молод и горд, а потому не терпел оскорблений. Он встал, быстро моргая от злости, но сумел взять себя в руки:

– Я не согласен, что Новый Орлеан хиреет под управлением Гальвеса. – Он пожал плечами. – Кроме того, все это одна вода под очень старым мостом. Сейчас вопрос в том, как пробиться через пиратов, которые рыскают в водах залива.

Антуан прищурился.

– Мое судно вооружено, как и суденышко сына. Кроме того, мы часто бываем в прибрежных каналах, которые англичане не хотят и не могут патрулировать. Ваш груз будет в полной безопасности.

– Приятно слышать. – Рафаэль заколебался. – Я хотел поднять парус до вечернего прилива.

– Мы можем отбыть прямо сейчас. – Антуан окинул Рафаэля внимательным взглядом. – Но если еще раз позволишь себе вольности с моей дочерью, я тебе кое-что отрежу.

Лиз напомнила себе, что Рафаэль возвращался в Новый Орлеан и она его больше не увидит. Девушка поставила на серебряный поднос Жюстин облупленный чайник и четыре чашки разных размеров. Ее молодая мачеха принесла поднос с собой как часть приданого. Это была одна из немногих красивых вещей на их кухне. Его доставали, когда в доме появлялись дорогие гости вроде дедушки. И Рафаэля Гонсалеса.

Лиз понимала, что испытывает терпение отца на прочность. Если она перегнет палку, то достанется не только ей, но также Жюстин и детям. Ее задачей в семье было поддержание мира. Она помогала им любить друг друга, как учила бабушка Мадэлен.

Бабушка, родившаяся в позоре, но выросшая в хороших условиях, понимала ценность миротворцев. Лиз считала, что, поддерживая мир в семье, она отдает дань уважения бабушке.

Таким образом, если она не могла сохранить Рафаэля, то хотя бы должна была расстаться с ним без горечи раздора. Выпрямившись и улыбнувшись, она подхватила поднос и вошла в комнату.

Она увидела, что мужчины встали из-за стола и собираются уходить.

– Папá! Вы куда?

Отец, чуть ли не выталкивая Рафаэля в дверь, повернулся к дочери.

– Испанец нанял меня отвезти груз на его корабль возле острова Дофина. Скажи Жюстин, что я буду позже.

– А как же чай? – Она опустила взгляд на поднос. – Дедушка, разве ты не хочешь…

– Попьем чай в другой раз, – мягко ответил Ланье. – Я приду снова, дорогая. – Он подошел и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и прошептал на ухо: – Как и дон Рафаэль, как я понимаю.

Лиз посмотрела на Рафаэля, который послал ей воздушный поцелуй из-за спины Антуана. Отец отпихнул испанца в сторону и зарычал:

– Ну же, старик? Ты хотел пойти с нами. Прилив не будет ждать.

Лиз поставила поднос на стол и обняла дедушку:

– Пожалуйста, возвращайся! Мы скучали по тебе! – Она понизила голос: – И поблагодари Рафаэля за то, что пришел. И передай, что я буду молиться за него.

Дедушка снова поцеловал ее и отпустил.

– Он хороший человек.

Дед последовал за отцом.

Лиз выбежала на подгнившее крыльцо и увидела, что мужчины начали отвязывать лодки, чтобы плыть к Мобилу. Возможно, она никогда больше не увидит Рафаэля, но ее жизнь больше не будет прежней. Он увидел в ней не только дочь пьяного рыбака. Он стоял рядом с ней, выслушивая злые слова Изабель Дюссой, и показал ей, насколько труслива эта женщина. Он даже зажег в ней надежду, что однажды Скарлет сможет стать свободным человеком, если проявит смелость, настойчивость и ум.

Лиз решила развивать в себе эти три качества.

 

7

Порт Нового Орлеана, Новая Испания

22 марта 1777 года

Судно «Valiente» с трудом вошло в порт Нового Орлеана. И дело было не только в порванных парусах. Правая сторона верхней палубы, где располагались пушки, сильно пострадала от бортового залпа, а нижняя палуба получила пробоину и активно черпала воду. Две из трех мачт с прямыми парусами были сломаны, потому корабль шел с сильным креном.

Рафаэль, хромая и держась за плечо, в которое попал кусок шрапнели, извлеченный позже судовым врачом, спустился по сходням на берег. Его былой самодовольной манеры держаться не было и в помине. Он откровенно боялся отчитываться перед губернатором. Гальвес вполне мог оторвать ему голову… если этого сначала не сделает Поллок.

Золота не было.

Он не мог в это поверить. То, что они пережили атаку пиратов, было чудом.

Рафаэль остановился и закрыл глаза. Казалось, что пристань ходит у него под ногами ходуном. В раненом плече пульсировала боль, а содержимое желудка просилось наружу. Больше всего на свете в тот момент Рафаэль хотел вернуться к себе в каюту. Но ему необходимо было отчитаться. Гальвес уже наверняка узнал об атаке, и каждая минута промедления лишь ухудшала положение испанца.

Рафаэль взял себя в руки, пересек Декатур-стрит и направился к правительственному зданию Кабильдо в районе Places d’Armes. У него за спиной в доках кипела жизнь. К пирсу подплывали лодки ловцов креветок, баржи и буксиры. Портовые грузчики тащили на пристань бочки, клети, мешки и всевозможные емкости. Смех, шутки и ругань на всех языках мира вперемешку с резкими свистками и грохотом повозок и телег создавали неимоверный гам. Обычно, возвращаясь домой, Рафаэль тратил немного времени, чтобы впитать яркие краски и звуки этого ставшего ему родным города.

Но сегодня…

Сегодня все его мысли занимала потеря двадцати четырех тысяч песо, за которую ему придется ответить. Шум вокруг только усиливал головную боль, из-за которой он готов был буквально повалиться на землю.

Он не остановился, даже чтобы полюбоваться красотой церкви Святого Людовика, построенной в центре Places d’Armes. Когда он подошел к Кабильдо, его приветствовал зевающий молодой лейтенант в мешковатой форме и огромном напудренном парике. Его больше занимал собственный внешний вид, который он внимательно изучал, разглядывая отражение в начищенных до блеска итальянских кожаных сапогах, а не документы Рафаэля, на которые он взглянул лишь мельком. Отметив про себя, что позже необходимо будет донести на этого невнимательного часового, Рафаэль постучал в дверь губернатора.

Спустя несколько секунд дверь открыл сам Гальвес. Его недовольное лицо сразу же просветлело, и он улыбнулся.

– Гонсалес! А я-то уже начал подумывать, что ты сбежал с королевским золотом. Заходи и рассказывай… – Он нахмурился. – Садись быстрее, а то сейчас рухнешь. Сюда.

Он ногой подтянул стул и усадил на него испанца.

– Спасибо, сэр. – Рафаэль пытался не сутулиться, глядя на начальника. – Я… в порядке. Но у меня дурные новости.

Гальвес сложил руки на груди.

– Похоже на то. Ты ходил к врачу?

– Да, сэр. У меня дырка в плече и мигрень, но я приду в себя, когда приму ванну и отдохну денек. – Рафаэль сглотнул. – Золото. Его нет. Мы попали в засаду к пиратам сразу за островом Дофина. К счастью, они не нашли порох.

Гальвес удивленно посмотрел на него.

– Пираты забрали золото, оставили порох и отпустили корабль? – Он присел на край стола. – Это странно.

Рафаэль сгорбился и оперся затылком о спинку стула, закрыв глаза, чтобы не видеть ужасные образы, которые преследовали его последние сутки.

– Да, сэр, я знаю. Если бы я этого не видел, то не поверил бы.

– Начни сначала тогда. Расскажи мне все.

– Мы отплыли на четыре километра от острова Дофина по направлению к Миссисипи. Погода была хорошая, дул сильный юго-западный ветер, море было спокойное. Я стоял на мостике, на руле был Торе. Мы зорко смотрели по сторонам, потому что пираты любят прятаться в рукаве реки. Матрос на марсе крикнул, что к нам быстро приближается корвет. Скоро мы его тоже увидели. Корабль был около двадцати метров в длину и водоизмещением примерно в семьдесят тонн. На нем было десять пушек, а на флагштоке развевался британский флаг. Корвет шел очень быстро, сэр. Так быстро, что не было сомнений: он нас догонит. – Рафаэль пожал плечами. – Они дали предупредительный залп, и я понял, что нам лучше остановиться или дать бой.

– Вы были в британских водах?

– Возможно, хотя я мог бы с этим поспорить.

– Да, их не стоило провоцировать, – нехотя согласился Гальвес. – Значит, ты бросил якорь.

– Да, сэр. Я выбрал осторожность и поплатился за это.

Гальвес хмыкнул.

– Что случилось?

– Когда мы остановились, их капитан и три матроса приготовились перейти к нам. Они были вооружены до зубов и, кроме того… – Рафаэль скрипнул зубами. – Их лица были измазаны краской, головы бриты, к подбородкам прицеплены искусственные бороды. Я готов поклясться, что это были британцы, но у их капитана был легкий акцент. Возможно, французский.

Гальвес пожал плечами.

– Лягушатники злопамятны. Но зачем прятаться под английским флагом?

Рафаэль выпрямился.

– Я не знаю, но, как только до меня дошло, что нас провели пираты, я дал команду открыть огонь. Очень быстро все заволокло дымом. Послышались крики, и тут меня ранили и я упал. – Вспомнив пронзительную боль, которую он ощутил в тот момент, Рафаэль потер плечо. – Похоже, они решили, что я мертв. Я пришел в себя в луже крови и увидел, что пираты заставили моих людей выносить из трюма ящики с золотом. Я понял, что нужно что-то делать. Я заполз в укромную нишу, где у меня был спрятан мушкет и пули. Я заранее договорился со своими людьми о серии условных знаков на случай непредвиденных обстоятельств. Это были в основном свистки. – Он ухмыльнулся, вспомнив ужас пиратов, когда его матросы внезапно побросали ящики и легли на палубу, пока Рафаэль прикрывал их огнем из мушкета. – Мои люди заслуживают медали, сэр. Мы отплыли, прежде чем они могли нас остановить. Было тяжело, но мы выжили.

Гальвес помолчал.

– Да уж, – наконец сказал он. – Бывают катастрофы, но нужно уметь восстанавливаться после них.

Он не сердился. Не обвинял его. Рафаэль знал, что будь кто-нибудь другой на месте губернатора, он отдал бы его под суд или сразу повесил. Именно поэтому Рафаэль был предан этому человеку. Как он мог ему отплатить?

– Я верну золото, сэр. Я вернусь в Мобил, найду логово пирата и привезу золото вам.

– Да, но сначала надо, чтобы зажило твое плечо. А я тем временем пошлю Поллока забрать припасы и порох. Потом подумаем о золоте.

– Чем дольше мы будем думать, тем меньше будет шансов его вернуть.

– Терпение, – ответил Гальвес, подняв руку, когда Рафаэль попытался встать. Губернатор сел за стол. – У тебя письмо от нашего друга из Пенсаколы?

– Да, конечно. – Смутившись, что забыл о таком важном вопросе, Рафаэль сунул руку в карман камзола. – Вот. – Он передал Гальвесу толстый конверт, который всегда носил с собой. – По крайней мере это не попало к врагу.

– Да. Если есть что-то, более ценное, чем трюм, набитый золотом, так именно это. – Гальвес сорвал печать, вынул лист бумаги и пробежал его глазами. Губернатор хищно ухмыльнулся. – Учитывая данные о форте Шарлотт в Мобиле, которые ты добыл, Испания скоро будет контролировать все побережье залива. – Он посмотрел на Рафаэля исподлобья. – Можешь идти, Гонсалес. Приведи себя в порядок и отчитайся Поллоку. После этого скажи, что я хочу его видеть.

– Да, сэр. – Рафаэль с трудом поднялся на ноги и отдал губернатору честь. – Спасибо за доверие. Я вас больше не подведу.

Гальвес махнул рукой, продолжая читать. Рафаэль вышел из кабинета. Он уже начал придумывать план, как возвратиться в Мобил. Он вернет золото. А если при этом ему удастся провести хотя бы часок с одной милой креолкой, тем лучше.

Мобил

Март 1777 года

В бухту Чачалучи-Бэй возвращалась весна. Дикие цветы росли тут и там вдоль индейских троп в зеленой глубине лесов. Лиз хотелось остановиться и нарвать их. Голубые цветы, ее любимые, напоминали ей о Рафаэле, который пел песню «De Colores». Она шла по лесу, мягко ступая по сосновым иголкам, принесенным ветром, и осторожно касаясь пальцами нежных лепестков.

Она решила, что Рафаэль уже добрался до Нового Орлеана. Возможно, он подарил чайницу маман, а сестре Софии кружева. Той повезло, что у нее такой брат.

С другой стороны, ее Симон лучший из братьев. Поэтому она гуляла по лесу, уверенная, что сможет убедить его вернуться домой.

Ну, почти уверенная. Симон мог быть очень несговорчивым, когда ему казалось, что Лиз лезет в дела папá и Жюстин.

Ну а что еще она могла поделать? После того как их посетил дедушка, папа пил все больше и больше, несмотря на то, что Лиз выливала все пиво, которое находила, в воды залива. Кроме того, он приносил детям все меньше и меньше еды. Днем ранее он ругал весь свет, когда обнаружил, что его заначка под лестницей пропала.

Да, она готова была выслушать Симона, только бы ему удалось уговорить папá успокоиться.

Лиз не могла не вспоминать счастливые времена, когда Люк-Антуан был младенцем, папа и Жюстин только поженились и любили друг друга, а она и Симон были предоставлены самим себе. Иногда ей хотелось вернуться в те времена, когда они с Дейзи устраивали чаепития, пока Симон с друзьями рыбачил в бухте и охотился в лесу. Это было еще до того, как она поняла, что ее кожа уже никогда не будет светлой, как бы она ни терла лицо, и что ее волосы никогда не будут такими же шелковистыми, как светлая грива Дейзи.

С тех пор как они начали делать высокие прически и носить длинные юбки, жизнь стала очень сложной. Теперь она занималась лишь тем, что доставала еду себе и родным, хотя ее сердце находило успокоение только тогда, когда она читала книги в библиотеке дедушки.

В городе и окрестностях жили молодые люди, с которыми она могла бы создать семью, но это означало, что ей пришлось бы бросить Жюстин и малышей буквально на произвол судьбы. У нее на такое не хватало духу.

Споткнувшись о ветку, она отшвырнула в сторону букет цветов и смахнула со щеки набежавшую слезу. Рафаэль не возвращался, а от мечтаний толку было мало, о чем Симон напоминал ей неоднократно. И поскольку он в семье был самым практичным человеком, ему следовало помочь ей найти способ развеселить папá.

Сквозь деревья она заметила суденышко Симона и окликнула брата. Но свет на воде заставил ее замолчать и затаить дыхание. Странно. Она знала здесь каждую ветку и кочку. Что-то было не так. Она остановилась и прислушалась. До ее слуха донесся какой-то стук, словно бы кто-то рыл песок.

Что задумал Симон?

Она подошла ближе, прячась за деревьями. Лиз заметила брата, который стоял по колено в яме в десятке метров от воды, сосредоточенно работая лопатой. Ей было непонятно, выкапывает он что-то или пытается зарыть.

Она стояла и размышляла, стараясь понять, куда так часто уходит Симон и почему не хочет общаться с Дейзи. Ходили слухи, что в маленькую экономику их городка начались вливания крупных сумм денег. Стоит ли ей привлечь его внимание? Или продолжать наблюдать?

Она снова подумала о разговоре с бабушкой в тот день, когда умерла мать. Слова бабушки поселили в ее душе веру, благодаря которой она искала Иисуса в повседневной жизни и в людях, которых встречала каждый день. Иногда она слышала его в заразительном смехе Дейзи, ощущала в детских поцелуях малышей, видела в глубинах океана за окном. Когда она танцевала с Рафаэлем, то почувствовала какой-то неописуемый огонь. Неужели это был Бог?

Возможно.

Но где был Господь теперь, когда Рафаэль уехал, ее мать и бабушка умерли, отец спивается, а с Дейзи они видятся лишь изредка из-за своих забот?

– Позволь мне посмотреть, отец.

Она заморгала, расправила плечи и вышла из-за дерева.

– Симон! Что ты делаешь?

Он резко выпрямился и поднял лопату.

– Лиз! Что ты здесь делаешь?

Он посмотрел на частично засыпанную яму в песке. Он не мог ее скрыть, потому и не пытался. Но он не был рад ей. И не ответил на ее вопрос.

Симон опустил лопату и замер, сжав губы.

Лиз осторожно подошла к брату. Она его не боялась, просто не могла сообразить, что спросить у него, чтобы он сказал ей правду.

– Мне надо с тобой поговорить.

Ее внимание привлекала яма. Она заметила в ней угол парусинового мешка, присыпанного песком. Внутри было что-то угловатое и объемное.

– Что-то случилось с младенцем?

Симон присутствовал при родах всех детей Жюстин, поэтому понимал, что с ними может быть тяжело, может приключиться все, что угодно.

Лиз покачала головой.

– Нет, с Реми все хорошо. Просто… – Она подошла ближе. Симон не был вором. – Закончилась еда. Папа больше не рыбачит, он проиграл лодку… и он пропивает все деньги, которые мы выручаем за продажу корзин Жюстин. Он, возможно, послушает тебя…

– Подожди. Он пропил лодку? Когда он брал мою, он говорил, что его посудина утонула. – Лицо Симона потемнело от гнева. – Лиз, где моя лодка?

– Папа забрал ее в Мобил вчера, и с тех пор мы его не видели. Симон, ты должен что-то с этим сделать.

Симон с усилием воткнул лопату в песок.

– Сперва я верну свою лодку и никогда больше не буду ее никому давать. После этого я собираюсь обустроить здесь свою жизнь и не оглядываться назад. – Должно быть, он увидел обиду и испуг на лице сестры, поэтому отвернулся. – Я не знаю, чего еще ты от меня ждешь. Папа взрослый человек, у которого полно возможностей добиться успеха, но он не может взять себя в руки. Мне очень жаль Жюстин, но она решила выйти за него, потому должна нести бремя последствий.

Лиз удивленно смотрела на брата. Она не узнавала его.

Не услышав ее ответа, Симон вздохнул.

– Лиз, ты знаешь, что я люблю тебя, но, если ты хочешь, чтобы папа очнулся, мы должны прекратить поддерживать его. – Он оглянулся на приспособленную для жилья лодку, которая покачивалась на волнах. – Здесь мало места, но ты можешь пожить здесь до тех пор, пока не выйдешь замуж и не обзаведешься собственным хозяйством.

– Жить здесь? Бросить Жюстин и детей? – У Лиз подкосились ноги. – За кого я выйду замуж?

– Весь город знает, что Нил Маклеод готов жениться на тебе в любую минуту. Ты же умная девушка, не надо глупить.

– Нил готов? Ты считаешь, что это повод для брака с ним?

– Да, очень практичный повод. У Нила нормальная работа, ему регулярно платят. Он на хорошем счету у начальства и может купить землю, если захочет. – Симон улыбнулся. – Одному Богу известно почему, но ты ему нравишься, несмотря на то как ты с ним обходишься.

Лиз пыталась привести мысли в порядок.

– Нил мне почти как брат, но дело не в этом. Я не могу бросить Жюстин с четырьмя детьми на шее. Если бы могла, то уже давно бы переехала к дедушке. Ты знаешь, он приходил к нам пару дней назад. Я думала, что они с папá помирятся, но… – она почувствовала, как к горлу подкатил комок, – стало только хуже.

Симон смягчился.

– Тебе следует перебраться к дедушке. Ты нужна ему, возможно, так же сильно, как Жюстин. Ты могла бы жить, как леди. Тебе не пришлось бы выходить за Нила, если он тебя не устраивает. Может, кто-нибудь другой поухаживал бы за тобой. Возможно, один из британских беженцев, которые уезжают из восставших штатов.

Лиз топнула ножкой.

– Я не хочу жить, как леди, если это будет означать, что мне придется обхаживать людей, которые забирают собственность у местных жителей, обосновавшихся здесь поколения назад. Как бы сильно я ни любила Дейзи и ее папá, я не англичанка и никогда ею не буду.

– С таким отношением точно не будешь. – Симон нахмурился. – Лучше бы ты была благодарна людям, которые установили законы и защищают нас. Ты же не сочувствуешь американским повстанцам, не так ли?

– Я ничего о них не знаю. На самом деле мне плевать на политику. – Девушка сгорбилась. Симон явно был занят своими делами и не собирался ей помогать. Она посмотрела на полузасыпанный песком мешок. – Что это?

Симон бросил взгляд через плечо.

– Это что-то, что я нашел.

– Что-то ценное? Деньги? Симон, что ты наделал?

– Ничего незаконного, мисс Любопытство. – Он хмуро посмотрел на сестру. – Клянешься, что не скажешь никому?

– Скажу, если ты что-то украл.

– Лизетт, ты меня знаешь. Но ты должна обещать мне. Я не уверен еще, что буду с этим делать, поэтому пускай пока полежит здесь.

Лиз обуревало любопытство и возмущение.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Я сохраню твой секрет. Если ты поможешь мне придумать, как сделать так, чтобы папá сидел дома и работал.

Симон кивнул и отшвырнул лопату, потом схватил мешок за ворот и вытащил его из ямы. Развязав веревку, он запустил обе руки внутрь.

Лиз услышала звон монет. Симон повернулся и встал, держа в руках блестящие металлические кругляшки, ярко блестевшие на солнце.

Золото!

Скарлет развешивала белье, когда маленький брат Лиз, Люк-Антуан, пересек двор и, нырнув под висевшую пару штанов месье Мишеля, повернул затем в кузницу. Было прекрасное весеннее утро, птицы пели в ветвях магнолий, легкий ветерок развевал простыни. Скарлет вдыхала аромат жасмина, радуясь тому, что мадам не вернется в этот день на обед. На самом деле Скарлет даже нравилась эта работа, потому что ей не надо было сидеть в доме и выслушивать замечания экономки, мадам Мартины. Мартина была матерью Каина, поэтому после смерти маман она начала указывать Скарлет, что и как ей делать.

Мартина считалась лучшим поваром на двух континентах, что придавало ей вес в доме Дюссоев, но Скарлет ни за что на свете не позволила бы ей указывать, как правильно гладить и крахмалить красивые юбки мадам. Маман Скарлет научила ее правильно стирать тонкое белье, поддерживать его в нормальном состоянии, шить одежду для женщин разной комплекции. Скарлет знала себе цену, что бы ни говорила Мартина.

Она напевала любимую песню маман о земле Беула, где они хорошо жили в прежние времена. Она замолчала на полуслове, прицепила последнюю простыню и пошла за мальчиком. Люк-Антуан, строго говоря, не был ее двоюродным братом, потому что его маман была белая леди миссис Жюстин. Но он был младшим братом Лиз, а значит, родственником Скарлет, что бы ни говорила мадам. Он должен был быть в школе, а не бегать по двору Дюссоев или мешать Каину в кузнице.

Скарлет подошла к аккуратному, крытому жестью домику, где Каин бывал по утрам. Со стиркой можно было подождать.

В кузнице пахло металлом, маслом и дымом. Было так жарко, что Скарлет тотчас же вспотела. Она не сразу заметила Люк-Антуана, но сквозь дым увидела силуэт Каина, стоявшего возле наковальни к ней спиной. Он был большой и черный, как железо, с которым работал. Каин поднимал огромный молот, словно легендарный бог-олимпиец, – о жителях Олимпа Лиз читала в библиотеке дедушки. Дрожа от удовольствия, Скарлет наблюдала, как молот с глухим лязгом опускается на раскаленный кусок железа, лежащий на наковальне. Каин был самым сильным человеком из всех, что встречала Скарлет, но с ней он был вежлив и нежен, как ягненок. Его сила и застенчивая улыбка заставляли ее коленки дрожать.

Но чтобы управлять мужчиной, женщина должна оставаться загадкой – так учила маман.

Уперев руки в бока, она двинулась к горну.

– Каин! Я иду в большой дом за печеньем и сиропом. Тебе принести?

При звуке ее голоса он повернулся и стащил с лица красный платок, которым закрывал рот и нос. Негр ласково улыбнулся ей. Скарлет почувствовала, как внутри у нее потеплело. Она подавила улыбку.

– Я проголодался, – сказал он. – Откуда ты знаешь?

Скарлет остановилась на почтительном расстоянии от горна.

– Ты всегда голоден. Когда ты уже перестанешь расти?

Качая головой, Каин положил молот на стол и потер руки.

– Пока ты и мама кормите меня, наверное, никогда. – Он гулко расхохотался. – Я вырасту и проломлю головой крышу, как бобовое дерево Джека. Мадам знает, что ты здесь?

– Она уехала в город.

– Тогда иди сюда и поцелуй меня. Ты мне нравишься больше, чем печенье.

– Мы уже вчера целовались. Слишком много угощений, как известно, портят маленьких мальчиков, и они начинают лениться. – Она рассмеялась, увидев, как он погрустнел. – Кроме того, тут жарко, как в аду, и от тебя несет аж на улицу. Хотя, возможно, это навоняла мышка, которая сюда забежала. Ты не видел здесь Люк-Антуана?

Каин посмотрел по сторонам.

– Нет, но я был занят последний час. Мадам нужны новые колеса для кареты.

На его лице Скарлет заметила странное выражение. Она нахмурилась.

– Он уже не в первый раз такое проделывает, так ведь? Где он?

– Я же говорю, не знаю. Я его сегодня не видел. – Каин повернулся к горну. – Мне надо работать. Но я не откажусь от печенья, если у мамы есть лишнее.

Скарлет потопала ножкой, глядя на его широкую спину.

– Хм. Ну посмотрим.

Она развернулась и быстро вышла из кузницы. Большой лжец. Что он скрывает? Обойдя кузницу, прислонилась к стене и прислушалась. Она услышала, как Каин качает мехи под громкий рев пламени. Затем она услышала детский голосок.

– Эй, Каин! Как думаешь, может, она и мне печенье принесет? Я очень проголодался.

Ага! Она не ошиблась. Разозлившись, она влетела в кузницу в тот момент, когда кузнец со спокойным выражением лица повернулся к ребенку, чтобы ответить. Люк-Антуан выглядывал из-за кареты мадам, стоявшей у стены без колес.

– Как ты попал сюда, что я не заметил? – Каин отпустил мехи и протер потный лоб платком. – Из-за тебя у нас будут неприятности.

Мальчик ухмыльнулся.

– Ты правда не видел меня? Я вел себя тихо.

– Нет, но я видела тебя! – Скарлет подбежала к мальчику, схватила его за ухо и вытащила из-за кареты. – Почему ты не в школе, мальчик?

– О! Мне стало скучно. И я проголодался. – Он грустно посмотрел на нее из-под копны грязных волос. – Маман ничего не дала мне на обед, потому я пошел на охоту. – Тряхнув головой, он высвободился. – Каин часто дает мне поесть. Правда ведь, Каин?

Каин пожал плечами, смущенно глядя на Скарлет.

– Когда у меня есть чем поделиться, я так и делаю. Ты можешь принести и ему печенья, правда?

Скарлет хмуро посмотрела на Люк-Антуана, избегая умоляющих глаз негра. Она знала, как мадам относилась к Ланье. Но увидев прозрачную кожу на лице мальчишки, выпирающие широкие скулы, услышав громкое урчанье его желудка, она вздохнула:

– Хорошо. Я вернусь через минуту. Но ты должен пойти в школу после того, как поешь, понятно?

– Да, мэм! – ответил он, улыбнувшись.

Девушка потрепала его по голове.

– Я не мэм.

Она развернулась и пошла к дому.

Мартина, которая всегда перечила Скарлет, казалось, не хотела расставаться ни с одним кусочком своего известного печенья. Но когда Скарлет сказала, что они для Каина, женщина упаковала пять кусочков в выложенную материей корзину и запихнула туда банку с тростниковым сиропом и немного колбасы.

Скарлет отнесла еду в кузницу и с глухим стуком поставила корзину на рабочий стол Каина.

– Клянусь, твоя маман самая своенравная женщина в городе. А ну не трогай! – Она хлопнула Люк-Антуана по руке, которую тот протянул к корзине. – Сначала помой руки. Вы оба.

Скарлет пристально посмотрела на Каина.

Двое мужчин, один большой и черный, а другой маленький и белый, направились к ведру с водой, которое Каин держал под рукой, чтобы регулировать жар. Они вымыли руки и лица и подошли к Скарлет, чтобы она убедилась, что теперь они могут приступить к трапезе. Используя серебряный столовый нож мадам, Скарлет намазала печенье вкусным густым сиропом и дала по кусочку Каину и Люк-Антуану.

– Подождите! – воскликнула она как раз в тот момент, когда мальчик откусил половину печенья. – Разве маман не учила тебя читать молитву перед едой?

– Да, мэм, – промычал он, покраснев. – Простите.

– Склони голову, – строго велела она, подмигивая Каину. – Дорогой Господь, мы благодарим Тебя за эти дары. Помоги нам прожить наши жизни достойно, вознося хвалу Тебе. Аминь.

Не успела она закончить фразу, как Каин уже расправился с одним печеньем и потянулся за другим.

– Аминь, – повторил он, улыбнувшись.

Какое-то время они ели молча. Скарлет зорко следила за тем, чтобы мальчик не заляпал сиропом одежду и не облизывал пальцы. За Каина она не переживала. Маман научила его хорошим манерам: он мог бы есть за одним столом с самим губернатором. Кое за что Скарлет была благодарна Мартине.

Она с удовольствием наблюдала за своим женихом, за тем, как перекатываются большие мышцы под тонкой льняной рубашкой, когда он тянется за очередной порцией печенья, как на его щеке появляется маленькая ямочка, когда он жует. Его волосы были коротко острижены, чтобы не завелись вши, а уши плотно прижаты к голове идеальной формы. Он стал бы прекрасным отцом для их детей. Она положила руку на живот, представив, что беременна.

– Я больше не могу есть, я сыт.

Скарлет замигала и посмотрела на Люк-Антуана, который похлопал себя по животу. Вероятно, он не привык так много есть зараз. Что бы ни говорили о мадам и месье Дюссой, но кормили они своих рабов хорошо.

– Я надеюсь, тебе не будет от этого плохо?

Люк-Антуан покачал головой.

– Нет, мэм. Мне понравилось. – Он посмотрел на корзину, где осталось одно печенье. – Можно я возьму его домой и разделю с братом и сестрой? Младенец ест только мамино…

– Конечно можешь, – рассмеялся Каин, швырнув печенье мальчику. – Теперь возвращайся в школу, пока мисс Дейзи не пришла за тобой сюда снова.

Скарлет схватила его за руку.

– Она знает, что он сюда приходит? А что, если узнает мадам?

– Что узнает? – Скарлет вздрогнула, услышав стальной голос хозяйки.

Мадам Дюссой стояла в дверях кузницы, уперев в бока руки, затянутые в лайковые перчатки, и склонив голову набок.

– Мадам!

Скарлет сползла с бочки, на которой сидела. Больше ничего она не могла сказать: Люк-Антуан не мог так просто взять и исчезнуть.

– Да, это я, – заметила мадам холодно. – Что это вы делаете? Устроили чаепитие?

– О, мадам, простите, – пролепетала Скарлет. – Мы просто обедали, я развесила постиранное, а Каин работает над вашей каретой. Мы решили, что будет очень по-христиански, если мы покормим этого мальчика…

– Я проголодался, – подтвердил Люк-Антуан, на горе Скарлет привлекая внимание мадам.

– Ты один из Ланье, – сообщила она ему.

– Да, мэм, – тут же согласился малыш. – Я Люк-Антуан.

Мадам окинула его презрительным взглядом.

– Вижу. Выглядишь как отец. – Но на этом она не остановилась. – Еще ты похож на попрошайку. Я выступаю за благотворительность, но в разумных пределах. Если я позволю одному ребенку сбегать из школы и приходить ко мне за едой, очень скоро вас здесь будут толпы каждый день. – Она перевела взгляд на Скарлет. – Ты знала, что нельзя его поощрять, верно?

Скарлет уставилась на хозяйку. Она знала, что ей следовало сказать.

«Да, мэм. Я была не права. Это не повторится».

Но это повторится.

Когда молчание затянулось, мадам вошла в кузницу.

– Ты самое неблагодарное ничтожество из всех, за которые я имела несчастье отвечать! Я хорошо тебя кормлю, ты носишь мои платья, я даже позволяю тебе проводить воскресенья с Каином, словно вы женатая пара. И ты платишь мне тем, что увиливаешь от работы и крадешь мою еду для всяких бродяг. – Мадам холодно посмотрела на Каина. – Я была о тебе лучшего мнения. Скарлет явно очаровала тебя. Вероятно, я не могу больше вам доверять. – Она глубоко вздохнула. – Мне очень жаль, но последствий не избежать. Мне нужно подумать, что делать с этой… ситуацией.

Скарлет ожидала, что мадам ударит ее. Хотя она не порола домашних рабов, как многие другие господа, но ярость иногда толкала ее на насилие.

Скарлет поняла, что ее накажут. Теперь еще и Люк-Антуан был в этом замешан.

– Пожалуйста, мадам, позвольте мне отвести мальчика в школу. Я прослежу, чтобы мисс Дейзи больше не позволяла ему сбегать.

По лицу мадам нельзя было понять, о чем она думает.

– Нет, я сама этим займусь. Вы с Каином возвращайтесь к работе. Я разберусь с вами позже.

– Нет! – Люк-Антуан вскочил на ноги. – Вы не моя маман, и вы не можете мне приказывать. Вы… оставьте Каина и Скарлет в покое. Они не сделали ничего плохого, просто дали мне печенья.

Мадам удивленно хохотнула:

– Ты прав. Я точно не твоя мать и очень рада этому. Но ты будешь уважать старших, молодой человек. Моя упряжка стоит перед домом. Пригони ее сюда и, если ослушаешься, очень пожалеешь, понял?

Люк-Антуан с вызовом посмотрел на женщину. Наконец он отвел взгляд и пробормотал:

– Да, мэм.

Мальчик выбежал из кузницы, а Скарлет и Каин обменялись встревоженными взглядами. Потом девушка присела в реверансе и пошла выполнять приказ мадам. Спорить было бесполезно.

«О Господи, дай мне силы».

Когда дверь в класс внезапно распахнулась, Дейзи подняла взгляд от сочинения Эме Робишо.

Эме, которая сидела за одной партой с Сюзанн Бутэн, младшей дочерью доктора, вздохнула и прошептала:

– Я же говорила вам, что он вляпается в передрягу, мисс Редмонд.

Проницательная Эме имела в виду Люк-Антуана Ланье, который стоял в дверях рядом с самой противной женщиной в Мобиле, миссис Изабель Дюссой. И мадам явно здесь не нравилось.

Дейзи не придумала ничего лучшего, как поздороваться.

– Доброе утро, миссис Дюссой. Я вижу, что вы нашли Люк-Антуана.

Женщина отпустила плечо мальчика, в которое она вцепилась рукой, и легонько подтолкнула его в спину.

– Так и есть. Он ел украденную из моей кладовки пищу и любезничал с рабами. Я так понимаю, он должен быть здесь?

Дейзи поняла намек на то, что она халатно относилась к своим обязанностям. Но разве она должна была бросить детей и отправиться на поиски сорванца, который постоянно убегал от всех? Даже Симон бы не пожурил ее за это.

«Ну, это Люк-Антуан. Он вернется, когда проголодается».

Дейзи встала и выпрямилась, как делал ее отец, когда его авторитет пытался поколебать какой-нибудь выскочка из младших офицеров.

– Благодарю вас за заботу, мэм, – начала она холодно. – Я прослежу, чтобы он ответил за проступок и отработал съеденные продукты, помогая убирать в вашей конюшне каждое утро до конца недели. – Она хмуро посмотрела на мальчика. – Верно, Люк-Антуан?

Малыш сник под пронзительным взглядом учительницы.

– Да, мэм. – Он повернулся к миссис Дюссой. – Я не крал. И, пожалуйста, не порите Каина или Скарлет. Они были добры со мной.

– Не со мной, а ко мне, – поправила его Дейзи.

– Ко мне, – вздохнул мальчик. – Можно я буду кормить лошадей? Или объезжать их? Я хорошо держусь в седле.

Миссис Дюссой тряслась от злости.

– Да я бы ни за что не позволила…

– Нет. – Дейзи взяла мальчика за грязный подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты будешь ходить к миссис Дюссой с утра перед школой. Ты пропустил несколько заданий, потому тебе придется постараться, чтобы наверстать упущенное время. Эме и Сюзанн уже обогнали тебя сегодня.

Мысль о том, что какие-то девчонки смогли его обойти, возымела нужный эффект. Люк-Антуан молча сел на свое место за партой.

Дейзи осталась один на один с миссис Дюссой. Она никогда еще не чувствовала себя такой молодой и неопытной. Она расправила плечи.

– Вы можете положиться на меня в этом вопросе, мэм. Я не думаю, что он снова попробует повторить этот трюк. Спасибо за то, что вернули его мне.

– Ну. – Мадам фыркнула. – Полагаю, другого и не стоит ожидать от мальчишки с таким происхождением. Но дисциплине моих рабов был нанесен урон, и это серьезно, если они решат, что могут на равных общаться с лучшими людьми.

Дейзи прикусила губу, вспомнив разговор по душам, который был у нее сегодня утром с их домашним уборщиком Тимбо. Была ли она «лучше» его? Она была его хозяйкой, потому что у ее отца были его документы, он одевал, кормил и содержал Тимбо, требуя взамен беспрекословного повиновения. Но каждый день она пользовалась мудростью его осторожных, спокойных ответов на ее постоянные вопросы. Во многом Тимбо был для нее дедушкой, которого она никогда не знала.

Она подумала о книге, спрятанной под кроватью, книге, которая перевернула ее представления о таких вещах, как свобода и равенство. Ее отец, как и миссис Дюссой, рассердился бы, если бы узнал, что она читает подобную литературу.

– Поступайте, как считаете нужным, конечно, – спокойно сказала она. – А я буду поступать со своими учениками так же. Опять-таки, мне очень жаль, что Люк-Антуан потревожил вас. Простите, но я должна вернуться к уроку. – Она присела в реверансе и направилась к доске.

– Ну-ну!

Миссис Дюссой хмыкнула, развернулась и вышла, хлопнув дверью.

Дети захихикали. Дейзи проигнорировала их и продолжила вести урок. Симон рассмеялся бы, если бы она ему рассказала об этом случае. Даже замечание мадам о «таком происхождении» наверняка насмешило бы Симона, поскольку его предки владели большим куском Новой Франции в то время, когда Дюссои заготавливали шкуры в Канаде.

Но это не имело значения. Она любила Симона за его чувство юмора, здравый смысл и сильный характер. У него было такое выражение лица, когда он смотрел на нее, что у Дейзи дрожали колени.

– Мисс Редмонд, мне кажется, вы ошиблись в слове «внимание», – заметила Эме.

– О боже, действительно.

Покраснев, Дейзи исправила ошибку и мысленно выругала себя. Она уже начинала вести себя, как Лиз.

 

8

Новый Орлеан

Май 1777 года

Рафаэль в костюме из черного бархата, с черной атласной отделкой на манжетах и шлицах, – не самом шикарном из имевшихся у него вечерних нарядов, протянул треуголку дворецкому Поллока. Он замер на секунду перед зеркалом, которое лично привез из Гаваны в марте, потом поднялся по ступенькам в большой салон, окнами выходивший на Шартр-стрит.

Дожидаясь своей очереди, чтобы поприветствовать хозяина, Рафаэль подумал, что все влиятельные горожане, должно быть, собрались в этом доме. Губернатор Гальвес стоял у французского окна рядом со своей спутницей, красивой вдовой Марией Фелицианой де Сент-Максент Дэстреан. Окна были раскрыты, впуская в зал легкий весенний ветерок, а сотни зажженных свечей освещали улицу. Как обычно, желая подчеркнуть свой высокий статус, Гальвес надел строгую форму, которая сильно контрастировала с шикарным нарядом его леди.

Сердце Рафаэля было пленено другой креольской леди. Он поймал себя на том, что изучает донью Марию с некоторым рассеянным восхищением, словно бы она была красивой картиной, стоимость и мастерство художника которой ему предстояло оценить. В ее темные локоны были искусно вплетены ленты и шелковые цветы с длинными нитями, которые подчеркивали лебединый изгиб шеи. Серьги с янтарем и рубинами сверкали в ушах, на шее переливалось дорогое ожерелье. Умело подведенные темные глаза были очень выразительны.

Неудивительно, что Гальвес почти не сводил глаз с лица леди.

– Губернатор явно очарован, не так ли?

Рафаэль повернулся и увидел жену Поллока, Маргарет. Она улыбнулась и, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Испанец ухмыльнулся.

– Без сомнения. Рано или поздно она станет доньей Гальвес. Готов поспорить, что до Рождества все устроится.

– О, думаю, намного раньше, – вставил Поллок, пожимая руку Рафаэлю. – Надеюсь, что она скоро даст положительный ответ, чтобы он мог сосредоточиться на делах насущных.

– Я не заметил проблем с дисциплиной.

Рафаэль потер плечо, которое почти перестало болеть после ранения.

Поллок наклонился к нему и шепнул:

– Гальвес, может, и рычит на вас, но он доволен информацией, которую вы привезли. Между прочим, король разрешил нам послать вверх по реке дополнительные одеяла и порох.

Прежде чем ответить, Рафаэль оглянулся. Миссис Маргарет подошла к другим гостям, торговцу индиго и его прекрасно одетой жене. Везде были шпионы. Он считал, что раз уж ему удалось так просто проникнуть в Пенсаколу, то и британцам могло быть не сложно повторить этот трюк здесь. Гальвес предупреждал, чтобы никто не болтал лишнего на публике.

Кивком он предложил Поллоку отойти в тихий угол, где они могли бы поговорить, не боясь быть подслушанными. Рафаэль скрестил руки на груди и мягко заметил:

– Гальвес простил потерю золота, но я собираюсь его вернуть.

– Губернатор справедлив и практичен. Он никогда не накажет человека за то, что было не в его силах предотвратить. А пираты – негодяи, которые, увы, наживаются на любом прибрежном конфликте. Нам повезло, что это пока единственный груз, который мы потеряли. К счастью, никто не погиб, что можно считать настоящим чудом. Как вы собираетесь возвратить его?

– Я уже подумал об этом. Как я докладывал, люди в Мобиле и Пенсаколе недоедают. Их запасы муки истощены. К тому же на носу период летней лихорадки. – Рафаэль посмотрел в глаза Поллока. – Что, если как жест доброй воли я возьму немного хинина, доставленного из Перу, и полторы сотни бочонков пшеницы? Я также могу взять вооруженную команду, потолкаться в доках, покутить немного. – Он ухмыльнулся. – И так далее.

– То есть вы хотите заняться тем, что лучше всего умеете делать. – Поллок закатил глаза. – Я думаю, что это чудесная мысль. Если бы я был моложе, поехал бы с вами. Я вас снаряжу, потому что считаю, что мы должны попытаться вернуть золото. Американцам нужна вся помощь, которую мы можем им предоставить. – Он сделал паузу и продолжил неожиданно неуверенным тоном: – Что вы думаете о трактате Адама Смита?

Рафаэль выпрямился.

– Читал. Довольно убедительно, а если мы еще вспомним работу Томаса Пейна… Ну, я еще не готов отказаться от испанского подданства, но мне хотелось бы, чтобы этот американский эксперимент удался. – Он отвел взгляд. – Я знаю людей, которые сейчас не имеют возможности сделать выбор, но они заслуживают лучшей судьбы.

– Людей? – Поллок обладал чудесной способностью вытягивать из Рафаэля нужную информацию. – Люди в целом или какие-то конкретные люди?

Рафаэль молчал. Изящные движения танцовщицы напомнили ему о Лиз, о том, как они танцевали в салоне мадам, как она смотрела на него во время менуэта. Он вспомнил, как девушка чувствовала себя виноватой в том, что ее кузина Скарлет не может посещать такие вечеринки, и как она пыталась поддерживать свою бедную семью.

– Скорее, конкретные, чем в целом, – улыбнулся Рафаэль.

Поллок рассмеялся.

– Я понимаю, что надо быть осторожным, учитывая, где мы сейчас находимся. Кстати, посмотрите, кто приехал. Я должен поговорить с вашей матушкой, и, возможно, в отсутствие вашего отца, вы захотите пойти со мной, чтобы отгонять щенят, которые будут скулить и просить угощение у вашей сестры.

Рафаэль повернулся в тот момент, когда в зал вошли две самые значительные женщины в его жизни. Это были его мать, все еще красивая женщина, несмотря на серебристые нити над висками, и сестра София, ее уменьшенная копия, похожая на экзотическую птичку, одетая в платье с лавандовыми кружевами, которые выбрала для нее Лиз. Их быстро окружили мужчины в форме, которые хотели танцевать с Софией.

– Да, – пробормотал он, с досадой поглядев на Поллока.

Протолкнувшись через толпу вояк, он подошел к Софии в тот момент, когда молодой адъютант с выпирающим кадыком и длинным носом пригласил ее на танец.

Забрав у адъютанта танцевальную карту и тут же отказав ему, София крепко обняла брата.

– Рафаэль! Посмотри только, как хорошо смотрятся эти кружева. Разве я не очаровательна? – Она сделала шаг назад и покрутилась на месте. – Ты должен снова поехать в Мобил и привезти еще таких кружев. Возможно, тебе удастся раздобыть там кружева шикарного нежно-зеленого цвета, как в журнале «Модные мелочи».

Стараясь не морщиться от боли, появившейся в плече, и от глупостей, которые говорила сестра, он взял ее под руку и быстро увел от толпы несостоявшихся ухажеров. Он подвел девушку к столу с закусками.

– Ты очаровательна, сестричка. В этом нет сомнений. И, конечно, я живу для того, чтобы снабжать всем необходимым твою модистку. Однако хочу напомнить, что я не смогу отправиться в путь, пока у меня не будет достаточно товаров, чтобы наполнить трюм корабля.

София нахмурилась, потом захихикала и наклонилась к брату.

– Ох, я так скучала по тебе! Где ты пропадал последние несколько недель? Мама сказала, что ты, наверное, работал на мистера Поллока, но я не верю, что это помешало тебе заглянуть ко мне и взять с собой покататься на лошади. И, Рафаэль, ты совсем не ходишь на мессу! Падре Хуан не рассказывает мне, ходил ли ты исповедаться, потому что это якобы не мое дело. Но это мое дело, и меня беспокоит твое духовное…

– Успокойся, София, – рассмеялся Рафаэль. – Я обещаю, что еще могу рассчитывать на искупление грехов. Вообще-то… – Он оборвал себя на полуслове. Как он мог объяснить ей, что после возвращения в Новый Орлеан его охватило неукротимое желание помолиться обо всем? Его семья подумает, что он спятил. Любой, кто знал дона Рафаэля достаточно хорошо, едва ли заподозрил его в набожности. Он снова рассмеялся и передал Софии бокал с лимонадом. – Вообще-то, я разобрался с делами и теперь могу присоединиться к тебе и родителям завтра вечером, когда будет служба.

– Правда? О Рафаэль, это чудесно! Мама будет в восторге, а папа перестанет ворчать, что тебя постоянно нет дома.

Рафаэль сразу же пожалел, что на этой вечеринке не было напитков крепче лимонада. Он прикусил губу и выпалил:

– Если бы я носил форму, как хотел папа, я бы появлялся дома намного реже. Я бы служил в Перу или Доминике, или еще в каком-то забытом Богом месте. Иногда слал бы письма.

– Я тебя обидела! – воскликнула София, в ее прекрасных карих глазах заблестели слезы. – Я не понимаю, почему вы с папой не можете простить друг друга и прекратить эту вражду. Я рада, что ты не военный! Я не хочу, чтобы ты подвергал себя опасности, чтобы в тебя стреляли или ранили штыком, или… Потому что очень плохо, что Кристиан и Данило… – Глухо всхлипнув, девушка прикрыла рот рукой и отвернулась.

Рафаэль мысленно выругался. Он не хотел расстраивать ее, тем более в таком месте. Его старший брат Кристиан не появлялся дома вот уже два года, а Данило, который был младше Рафаэля всего на десять месяцев, сразу после Рождества отправился на корабле в южные колонии. Рафаэль понял, что не зря он не рассказал матери и Софии о том, как его чуть не убили пираты.

Он вздохнул и обнял ее здоровой рукой.

– Пойдем, София, я помирюсь с отцом, обещаю. Завтра мы зажжем за Кристиана и Данило по десять свечей. Я знаю, что Господь защитит их.

София смахнула слезы затянутой в перчатку рукой и усмехнулась.

– Почему у меня никогда нет под рукой платка, когда я начинаю плакать? Это ужасно!

– Именно поэтому твой брат такой денди, – заметил Рафаэль, протягивая ей свой большой кружевной платок. – Приведи себя в порядок, и я позволю тебе потанцевать с тем носатым адъютантом. Я уверен, что он не заметит, как порозовел твой носик.

София высморкалась и с улыбкой вернула платок брату.

– Рафаэль, пожалуйста, никогда не меняйся. Я люблю тебя таким, какой ты есть, хоть ты и денди.

Это было слабым утешением, но он был благодарен сестре. Он провел ее обратно к ухажеру и принялся разгуливать по залу в поисках шпионов и информации. Губернатор предложил встретиться утром, и, если он хочет получить разрешение вернуться в Мобил, ему следовало подготовить для этого веские доводы.

Мобил

Октябрь 1777 года

Лиз накинула на плечи шаль и вышла за Дейзи из школы на улицу. Неожиданный порыв осеннего ветра сорвал с веток дуба пожухлые коричневые листья и закружил их по улице. В августе школа переехала в более просторное помещение на Консепсьон-стрит, чтобы в ней могли заниматься и дети лоялистов, которые бежали из северных колоний. Дейзи уговорила Лиз помочь ей с обучением самых маленьких детей.

Когда ее отец неожиданно для всех предложил ей переехать к Редмондам, Лиз осторожно сообщила эту новость Дейзи, которая, громко взвизгнув от радости, заключила подругу в объятия.

Очень скоро для Лиз началась спокойная жизнь.

Ее лишь беспокоило внимание Нила Маклеода. Когда девушки вышли на улицу, из-за угла появился Нил собственной персоной, весело насвистывая. Он улыбался, сдвинув треуголку набок и повесив на плечо мушкет, прекрасно зная, что уроки в школе заканчиваются в это время. Завидев молодого человека, Лиз развернулась, собираясь спрятаться в школе. Но Дейзи потянула ее по улице, улыбаясь и махая рукой.

– Нил! Рада тебя видеть! Ты сегодня не на службе?

– Да, еще сутки. Можно я провожу дам домой?

Нил с надеждой посмотрел на Лиз, которая не решилась отказать ему. Кроме того, Дейзи так сильно сжала ее руку, что там наверняка останется синяк.

– Конечно, если ты не сильно устал.

Нил пошел рядом с девушками, изо всех сил стараясь не зевать.

– Я в полном порядке, совсем не устал. Стоять в карауле так скучно. Я не знаю, почему майор считает это таким важным. Здесь же совершенно безопасно. Говорят, что американцы спустятся по реке и атакуют нас, но все же знают, что у них, по сути, нет флота. Вот испанцы – это другое дело… – Нил осекся и быстро посмотрел на Дейзи. – Простите, не хотел критиковать вашего отца. Ему же надо выполнять приказы.

Лиз переглянулась с Дейзи. Они обсуждали эту тему вот уже несколько дней. В последнее время майор Редмонд стал мало общаться с людьми, много хмурился и говорил на повышенных тонах.

– Нил, зачем испанцам приходить сюда? – заметила Лиз. – Они поддерживают нейтралитет в этой войне, верно?

Нил пожал плечами.

– Так они говорят. Но они остановили один из наших кораблей, который хотел войти в гавань Нового Орлеана. В то же время этот хитрый Гальвес приютил у себя американских контрабандистов, которые занимаются разбоем на Миссисипи уже полгода или дольше.

– Откуда ты это знаешь?

По причинам, которые Лиз сама не могла пояснить, ее интересовало все, что было связано с Новым Орлеаном. Казалось, Нил не заметил интереса в ее голосе.

– Еще одна семья беженцев из Натчеза прибыла к нам вчера поздно вечером. Это уже третья группа за месяц. Майор велел мне найти им временное жилье. Таких нытиков я еще не встречал. – Он начал растягивать слова, уперев руку в бок. – В этом набитом москитами болоте так жарко, что я, солдат, не понимаю, как вы, люди, здесь живете. Если бы король Георг знал, на какие жертвы мы пошли ради короны, он бы всех нас моментально посвятил в рыцари, вместо того, чтобы позволять повстанцам выгонять нас из собственных домов!

Лиз и Дейзи засмеялись.

– Как считаешь, долго еще война продлится? – спросила Лиз, посерьезнев.

Нил покачал головой.

– Понятия не имею. Может, месяц, но скорее всего год, потому что в дело вмешались французы, а это усложнило ситуацию. Все зависит от… – он осекся и посмотрел по сторонам, – от того, как пройдет следующая кампания. Я слышал, что мы, возможно, ударим по Новому Орлеану, если испанцы нас обманут.

Лиз почувствовала, как у нее задрожали коленки.

– Ударим? Но ведь нет причины…

– Ну-ну, не надо пугаться, – отозвался Нил, поняв, что ляпнул лишнее. – Как я уже говорил, полковник Дернфорд с опаской относится к испанцам, но он не может ничего доказать. Кроме того, я просто рассуждаю, а ты же знаешь, что я мелкая сошка.

Наступило долгое неловкое молчание. Они подошли к магазину месье Жерара «Эмпориум», который казался пустым без посетителей. Когда они добрались до особняка Редмондов, Дейзи повернулась к Нилу.

– Хочешь зайти выпить лимонада, Нил? – вежливо спросила девушка.

– Я бы зашел, но… – Он замялся. – Пожалуйста, забудьте все, что я говорил. У меня будут неприятности, если твой отец узнает, что я тут наговорил.

Дейзи притронулась к его руке.

– Ты не рассказал ничего нового. Весь город и так судачит об этом. Вы с Лиз можете пока покататься на качелях, а я скоро вернусь с напитками.

Прежде чем Лиз успела возразить, Дейзи взбежала по ступенькам к двери.

Лиз осталась одна с Нилом, держа его за руку. Она внезапно почувствовала, как сильно она привлекает его. Отстранившись, она начала подниматься по ступенькам, но в этот момент юноша неловко схватил ее за плечо.

– Подожди, Лиз, я… пока не вернулась Дейзи, я хотел… пригласить тебя… – Он запнулся. – Завтра у Буреля будут танцы. Я хотел бы… пойти туда с тобой.

Его уши покраснели, а в глазах появилась робкая надежда. Он был таким милым и знакомым парнем, словно пара старых домашних тапочек.

Он нравился Жюстин и отцу. Детям тоже. Даже Симону.

Как она могла ему отказать?

– Лиз! Лиз! Я прибежал к школе, чтобы увидеть тебя!

Девушка обернулась. Люк-Антуан бежал к ней с другой стороны, перепрыгивая через лужи, уклоняясь от прохожих и размахивая руками.

Ее маленький брат, неожиданно для всех, смог угодить ее величеству Изабель Дюссой, за что она предложила ему стать подмастерьем Каина в кузнице. Ему выделили койку как новому слуге, кормили три раза в день, а также позволили посещать школу трижды в неделю. За это он должен был на протяжении десяти лет исполнять поручения и помогать молодому кузнецу, попутно изучая тонкости его мастерства. Мальчику очень нравились его новые обязанности.

В тот момент он, однако, не выглядел счастливым. Когда он подбежал, Лиз заметила у него на щеках слезы.

Она крепко обняла его. Мальчик зарылся носом в кружевные оборки ее платья.

– Люк, что случилось? – Она погладила его по голове и посмотрела на удивленного Нила. Когда брат не ответил, она внимательно посмотрела на его лицо, гадая, не побил ли его кто-нибудь. – Что случилось?

– Скарлет! – Люк-Антуан всхлипнул. – Мадам Дюссой продала ее! Какой-то торговец с Миссисипи забрал ее сегодня утром!

Свечи в окнах Буреля горели, словно светлячки. Лиз направлялась туда вместе с Нилом, который шел рядом с ней. Она постоянно вспоминала тот вечер весной, когда Рафаэль повез ее на вечеринку в дом Дюссоев. Тогда, надев платье Дейзи и сделав высокую прическу, она чувствовала себя принцессой.

Дейзи и в этот раз предложила взять то платье, но у Буреля не надо было притворяться ценителем современной моды. Вместо этого она надела самый новый из двух своих нарядов – светло-голубую трикотажную юбку с вышитыми вишнями и красную кофту, отороченную черным атласом. Высокая шапочка добавляла ей строгости, как и подобало школьной учительнице.

Нил принял ванну и побрился, прилизав рыжие вихры какой-то помадой, от которой Лиз постоянно чихала. Вместо красной формы он надел строгий коричневый фрак и панталоны из оленьей кожи, которые плотно облегали его тяжелые, толстые ноги, а также башмаки с большими накладными пряжками.

Когда они попрощались с отцом Дейзи, Нил совсем умолк, только иногда покашливал. Этим он напоминал Лиз любимого дедушкиного мула Чарли.

Наконец она не выдержала:

– Нил, боюсь, я сегодня вечером едва ли смогу нормально повеселиться. Если хочешь, можешь пойти туда без меня. Я не обижусь.

Он заколебался.

– Я не думаю, что тебе стоит оставаться одной. Я знаю, что ты расстроилась и рассердилась из-за Скарлет, но…

– Я не расстроена, Нил. Я в ярости. Как низко надо пасть, чтобы… разделить мужа и жену?! Она просто мстит так моему отцу за то, что он ее бросил много лет назад.

– Ну, я бы так не делал, но в этом нет ничего незаконного. Так многие поступают. Лиз, как бы сильно ты ни любила Скарлет, она не свободная гражданка. Мадам Дюссой – хозяйка и имела право продать ее, если та ей не угодила.

Лиз сжала губы, подавив крик, готовый вырваться наружу. Нил был прав, но ей было так больно от услышанного, что, казалось, эта боль не пройдет никогда. Сама мысль о том, что ее нежную пугливую кузину забрал какой-то чужак, который может в любую минуту обидеть ее, причиняла почти нестерпимую боль. Если бы она знала, куда уехал этот торговец, то обязательно отправилась бы вдогонку. Ей давно надо было найти способ освободить Скарлет. Тогда этого бы не произошло.

– Каин вне себя от горя, – сказала Лиз, немного успокоившись. – Мадам пришлось заковать его в кандалы, чтобы он не сбежал на ее поиски. Она бьет его, Нил. Забрав у него жену, она высекла его, как животное.

Голос девушки дрогнул. Нил протянул ей руку.

– Я знаю, – сказал он, – но они ведь не были женаты. Он погорюет, а потом найдет другую девушку. Вот увидишь.

Лиз остановилась и одернула руку.

– Ты правда так считаешь? Если у него черная кожа и он принадлежит кому-то, то у него нет чувств? – Нил посмотрел на нее и отрицательно покачал головой. – Люди говорят, что мы со Скарлет как сестры! Наши матери были близнецами! Что, если со мной что-то случится, Нил? Ты тоже погорюешь, а потом найдешь другую?

Это были жестокие слова, которые она сказала сгоряча, не подумав. Но если Нил действительно хотел жениться на ней, а она знала, что этого он хотел очень сильно, то ему надо было понимать, с кем он имеет дело. Она не была принцессой или леди. Она была лишь дочерью освобожденной рабыни и пьяницы рыбака.

У Нила отвисла челюсть, а в глазах появилась обида и грусть. Он отвернулся.

– Как ты можешь так говорить? Я… я люблю тебя, Лиз. Всегда любил. Ты у меня единственная. – Когда она не ответила, он набрался храбрости и снова посмотрел на нее. – Знаю, что я не такой модный, как тот испанский парень, но я могу заботиться о тебе, а майор говорит, что он поможет мне найти домик, пока меня не переведут в другое место.

Нил вспомнил про «испанского парня» не к месту. Сердце Лиз замерло при мысли о Рафаэле. Даже Нил заметил, что она очарована им. Как унизительно! Гордость добавила металла в ее голос.

– Спасибо, я сама могу о себе позаботиться. – Она досчитала до десяти. – Нил, ты хороший человек и заслуживаешь девушку, которая полюбит тебя всем сердцем. А я… я слишком нетерпеливая, слишком независимая, слишком… слишком… все! Я заставлю тебя страдать через неделю совместной жизни.

Нил подошел к девушке и попытался взять ее за руку.

– Не отказывайся, Лиз. Я готов ждать тебя. Я не собирался говорить так рано, но ты… ты вроде как вынудила меня. – Он тихо засмеялся. – И за это я тоже тебя люблю. Тебе все интересно. Тебе надо все перевернуть, рассмотреть, обсудить и исправить, если получится.

Он был полностью откровенен, мил и упрям, прямо как тот старый мул. Она попятилась, качая головой.

– Никаких обещаний, Нил.

– Я подожду. Пойдем, я слышу музыку. – Он предложил руку, и ей ничего другого не оставалось, как взять ее.

Когда они вошли в маленький, наполненный людьми зал, Лиз выдавила из себя улыбку. Она разговаривала и плясала как ни в чем не бывало, словно бы у нее совсем не было никаких забот на этом свете. Внутри же у нее все клокотало от обиды и ярости. Не давая выхода своим эмоциям, Лиз понимала, что рано или поздно взорвется. Неужели Господь хочет, чтобы она вышла замуж за человека, который не сможет ей возразить, просто превратится в мягкую подушку, с которой она сможет сделать все, что угодно? Без сомнения, Нил мог быть хорошим добытчиком. Но разве этого достаточно для брака?

С другой стороны, что, если она поищет кого-то другого, но никого не найдет? Мысль о том, чтобы прожить остаток дней старой девой, ужасала ее. Она любила детей и считала счастьем, когда ей удавалось вызвать у них интерес к новым мирам и людям, о которых писали в книгах. Но рано или поздно, о боже, Дейзи выйдет за Симона, а Лиз будет в одиночестве заниматься школой. Достаточно ли ей будет учить чужих детей и никогда не почувствовать радости материнства?

Поморгав, она отогнала от себя эти тяжелые мысли и сосредоточилась на том, что происходило вокруг. Бриджитт превзошла себя, устроив в зале таверны веселое празднование сбора урожая. Столы и стулья поставили вдоль стен, чтобы освободить место для танцев, а неровный дощатый пол отдраили до блеска. Яркие оранжевые тыквы и фиолетово-золотистые горлянки украшали мешки с сеном, наваленные по углам для тех, кто хотел бы пошептаться. Горожане, одетые в свою лучшую одежду, кружились по залу под музыку двух скрипачей, сидевших на возвышении в задней части зала.

Лиз взяла Нила за руки, приготовившись к народному танцу. У нее не было причин грустить. У нее была работа, чистый безопасный дом и хорошая компания. Если она проголодается, на столах достаточно еды. На самом деле она ничего не ела с полудня предыдущего дня, но даже сама мысль о еде заставляла ее голову идти кругом. Нил с тревогой поглядывал на нее, а Лиз пыталась выдавить из себя улыбку. Возможно, ей стоит расслабиться и попросить его проводить ее домой.

Когда она повернулась к двери, то увидела там Рафаэля Гонсалеса под руку с Дейзи Редмонд.

 

9

Пока его не было, она успела повзрослеть.

Рафаэль не знал, что думать. Он ожидал увидеть веселую экзотичную девчушку, которая вскружила ему голову своим французским акцентом, полными губами и острым юмором. Вместо этого он тупо уставился на тихую бледную тень той Лиз. Внезапно кто-то ущипнул его за руку.

Он закрыл рот и посмотрел на Дейзи Редмонд, которая прошептала:

– Ну же, дон Рафаэль, пойдемте, а то все подумают, что я притащила сюда статую Дон Кихота.

Он рассмеялся, похлопал ее по руке и усилием воли заставил себя сделать несколько шагов.

– Хотите потанцевать? – предложил он, когда они прошли через зал. – Или подождем следующего танца?

Себе же он велел не смотреть на Лиз.

Но почему нет? Рафаэль не понимал. Она была самым изящным существом в зале, словно бесценный холст в мрачном чулане. Зачем она надела эту ужасную шапочку? И оделась, как старушка?

И зачем, о боже, она танцует с этим британским драчуном? Кажется, его зовут Нил.

– Думаю, нам лучше танцевать. Вы привлекаете внимание.

Дейзи потянула его к краю зала, где он остановился в конце ряда других мужчин, и подхватила юбки, чтобы стать к нему лицом.

Рафаэль танцевал механически. Когда он прибыл в город, то не знал, где искать Лиз. Сначала он решил покончить с делами, доставив пшеницу майору Редмонду. Майор пригласил его домой выпить, где, по счастливой случайности, Дейзи рассказала ему о вечеринке, на которой должна была быть Лиз.

Теперь, когда он пришел сюда и увидел Лиз, то почувствовал, что все идет не так, словно бы, как он когда-то шутил, он приплыл не в тот порт. Удивительно, но прошел всего лишь год с тех пор, как он отнял у нее ножик и, образно выражаясь, воткнул его себе в сердце.

Она пронеслась мимо него, опустив глаза. Хотя нет, вот она бросила на него пронзительный взгляд топазовых глаз, прежде чем исчезнуть в толпе танцующих. Рафаэль хотел последовать за ней, но танец закончился. Дейзи присела в реверансе перед ним, а ему следовало поклониться.

– Спасибо, моя леди. – Он взял Дейзи под руку. – Я полагаю, здесь где-то должны быть закуски. Хотите пить?

Она достала из кармана кружевной веер и закрыла им раскрасневшееся лицо.

– Да, хочу. Но сначала отведите меня к Лиз.

Он прикусил губу.

– Стоит ли?

– Если вы не хотите и дальше сердито смотреть на нее через весь зал, я настаиваю.

– Я не смотрю на нее сердито.

– Тогда хмуро. Словно бы вы наелись зеленой хурмы.

Рафаэль сдался и позволил ей отвести себя в угол, где в окружении напудренных париков местных джентльменов виднелась огненно-рыжая голова Нила.

Не сердиться. Не хмуриться. Рафаэль занервничал.

Да что с ним сегодня такое? В компании женщин он никогда не лез за словом в карман.

Он обогнул последнего напомаженного джентльмена и остановился. Скромное платье Лиз было застегнуто до самого подбородка, а ужасный чепец закрывал почти все ее роскошные черные волосы. Он хотел сорвать его, запустить пальцы в ее шевелюру и целовать снова и снова.

Вместо этого он, как ему показалось, высокомерно улыбнулся.

– Мисс Ланье! Какая встреча. И мистер… мистер… О боже, кажется, я не помню, как вас зовут, сэр.

– Маклеод. – Нил неловко шаркнул ногой. – Здравствуйте, лорд Рафаэль. Вы снова к нам приехали.

– Да, дела-дела, – ответил Рафаэль. – Если вы только не считаете, что я должен быть в другом месте. – Он усмехнулся. – У меня важное дело к майору, понимаете ли.

– Майор Редмонд вон в том углу вместе с Гиллори и сержантом Андерсоном. – Маклеод взглянул через плечо. – Но будь я на вашем месте, я бы его не беспокоил. Он сейчас немного зол. Простите, Дейзи.

– О, мы уже пообщались с ним сегодня, – заметил Рафаэль. – Я только что доставил сотню бочонков с пшеницей в Пенсаколу и еще пятьдесят бочонков сюда.

Он заметил, что Лиз смотрит на него. Она вцепилась в локоть Маклеода, словно бы боясь упасть. Что здесь происходит? Неужели она уже что-то пообещала этому юнцу, пока он был в Новом Орлеане?

Маклеод, казалось, заметил его взгляд, потому что тут же похлопал Лиз по руке.

– Очень мило. Мы с Лиз как раз хотели выйти наружу, чтобы подышать свежим воздухом.

Но Лиз отдернула руку и сделала шаг в сторону.

– Я не… я… то есть давай пока не пойдем, Нил. – Она покраснела. – Дон Рафаэль, вы так добры, что помогли нам в этот сложный момент и привезли припасы. Мы не могли раздобыть зерна, потому что его доставку блокируют на реке Алабама. Так приятно будет снова есть настоящий хлеб!

– Я счастлив, что смог вас порадовать, – прошелестел Рафаэль, улыбаясь при мысли о том, что уязвил Маклеода. – Хотите пойти вместе с нами к майору? Я должен с ним договориться о переправке зерна.

– Я так понимаю, вам надо будет сразу же вернуться в Новый Орлеан, – с надеждой в голосе отозвался Маклеод.

– О нет, я побуду тут еще какое-то время. Как минимум неделю. – Рафаэль протянул Лиз руку. – Идете, мисс Ланье?

Она посмотрела на хмурого Маклеода и отвернулась.

– Да, иду.

Вот так легко Рафаэль ушел под руку с двумя самыми красивыми женщинами в зале, оставив Маклеода трястись от гнева и замышлять месть, но Рафаэлю было все равно. Тепло руки Лиз наполняло его эйфорией, заставляющей забыть обо всем. Он хотел услышать ее голос.

– Мисс Редмонд сказала мне, что вы помогаете ей учить маленьких детей грамоте и что вы переехали в город в ее дом. Сознаюсь, мне интересно знать: отчего произошла такая перемена?

Лиз просто пожала плечами.

– Рано или поздно вырастаешь, и хочется быть меньшей обузой для семьи. Вообще-то, я помогаю братьям и сестре.

В ее голосе чувствовалась гордость. Рафаэль мог только рукоплескать ее верности и доброте.

Однако он чувствовал: она что-то недоговаривает, что-то, о чем, возможно, не знает даже Дейзи. Он хотел остаться с девушкой наедине, чтобы можно было спокойно поговорить.

Рафаэль решил потерпеть, ведь секреты раскрываются лишь в том случае, если вы ждете этого достаточно долго.

– Лиз слишком скромна, – мягко заметила Дейзи. – Я не знаю, как бы я справилась, если бы она не взяла на себя самых маленьких. С весны количество детей удвоилось.

– Правда?

Рафаэль хотел спросить что-то еще, но в этот момент его заметил майор Редмонд.

– Какая встреча! – Он повернулся к собеседнику, плотному джентльмену в строгом вечернем костюме и напудренном парике. – Гиллори, посмотрите, кого Дейзи и Лиз привели на вечеринку! Наш добрый друг дон Рафаэль, мы всегда ему рады в Мобиле.

Джентльмен в парике улыбнулся.

– Да-да. Джуни найдет хорошее применение зерну, как только из него сделают муку.

Рафаэль с грустью подумал, что если бы добрая слава человека зависела от того, как быстро и успешно он привозит нужный товар, то он бы уже обрел бессмертие. Рафаэль поклонился.

– Я очень рад, что смогу снабдить мисс Джуни продуктом для ее чудных бенье. Они сыграли свою весомую роль в том, что я принял решение остаться на несколько дней.

Гиллори рассмеялся.

– Ваш номер уже готов, сэр, и, уверяю вас, вы можете оставаться здесь так долго, как пожелаете.

Рафаэль обвел взглядом зал.

– Вы собрали здесь довольно много людей сегодня.

Майор Редмонд кивнул.

– Эмигранты-лоялисты массово бегут из северных колоний в Западную Флориду. Интересно, останутся ли они здесь после того, как войска короля разобьют повстанцев?

Рафаэль не заметил в голосе майора ни тени сомнения. Он явно считал, что победа британцев – это вопрос времени. Испанец подавил зевок.

– Не понимаю, зачем людям возвращаться в тот суровый край, где один лед и снег, если здесь, в этом чудесном теплом краю, такие великолепные пейзажи.

Он подмигнул Дейзи.

– Дон Рафаэль, вы преувеличиваете. – Дейзи тряхнула головой и взяла отца за руку. – Возможно, вам стоит опробовать эту лесть на северянках. Мы, южанки, видим вас насквозь, правда, Лиз?

По всей видимости, этот вопрос застал Лиз врасплох. Она резко выдохнула и быстро посмотрела на Рафаэля, прикусив губу.

Рафаэль никак не мог придумать шутку, чтобы разрядить обстановку.

– Видим, – наконец выдавила она из себя. – Да, конечно.

Дейзи закатила глаза.

– Я слышу, что братья Тули собираются играть джигу. Почему бы вам не сплясать, пока мы с папá будем искать закуски. Я сейчас не хочу танцевать.

Рафаэль кивнул, радуясь, что решение приняли вместо него.

– Почту за честь, мисс Ланье.

Лиз заколебалась, но потом все-таки взяла его за локоть. Когда они шли через зал, Лиз все время смотрела в пол.

– У меня нет настроения танцевать, – призналась она.

– Тогда пойдемте на веранду, где сможем поговорить. Я думаю, что-то не так.

Рафаэлю было неприятно, что Лиз, казалось, немного боится его, но в то же время он был рад тому, что они смогут нормально поговорить. Рафаэль провел ее до двери и дальше на веранду. Лампа возле двери давала достаточно света, но лавку в дальнем конце веранды поглощала тень. Рафаэль направился к ней, ни секунды не колеблясь. Позволив девушке сесть, он устроился рядом, достаточно близко, чтобы слышать шелестение ее юбок и учащенное дыхание.

Прошло несколько секунд. Лиз вздохнула.

– Вы говорите по-английски намного лучше, чем в прошлый раз.

– Вы тоже. – Он рассмеялся. – У вас появился такой… британский акцент.

– Это потому, что я много общаюсь с Дейзи, – ответила она, и он по голосу понял, что она улыбается. – И детьми. Они постоянно поправляют меня.

– А… лейтенант Маклеод?

Она поколебалась.

– Он меня не поправляет.

– Он бы не посмел, я уверен. Кажется, вы сблизились. – В его голосе не было зависти, просто уверенность. – Возможно… то есть я имею в виду, что вы давно дружите, верно?

– Да, – прошептала она.

Жаль, что Рафаэль не мог в темноте разглядеть лица Лиз, попытаться истолковать ее чувства.

– Рафаэль, он сделал мне предложение.

Рафаэль почувствовал, что ему трудно дышать от боли. С большим трудом он прохрипел:

– Правда? И что вы ответили?

– Я не… я не отказала, но… вас давно не было здесь. Я не знала, вернетесь ли вы…

Рафаэль обнял ее за плечи и крепко поцеловал в губы. Через несколько секунд он отстранился.

– Вы знали, что я вернусь, – прохрипел он. – Я сказал, что вернусь.

– Мужчины лгут. Вы говорили мне тогда, но нельзя зависеть от обещаний.

– Я не такой, как ваш отец.

– Нил тоже не такой. Он очень хорошо ко мне относится.

– Но вы его не любите.

Она бы сказала обратное, если бы это было так.

– Конечно, я люблю его. Подождите, Рафаэль! – Дрожащей ладонью она прикрыла рот. – Не надо поцелуев… пожалуйста!

Он поцеловал ее ладонь и прижал к своей щеке.

– Почему нет?

– Потому что я не могу думать, а мне надо подумать.

– Иногда думать не нужно. Что вам подсказывает сердце?

– О Рафаэль! Мое сердце мудрым не назовешь. Я не могу доверять ему, особенно в такой день, когда вы появляетесь без предупреждения и когда я раздавлена горем…

– Что? Что случилось? Кто-то обидел вас? Я убью его!

– Нет… нет, дело не в этом. Не надо никого убивать. Это безвыходное положение. Дело в моей кузине Скарлет. Ее продали работорговцу, и я не знаю, где она и увижу ли я ее снова.

Глаза Рафаэля привыкли к темноте, и он увидел, как слезы текут по ее щекам и падают на пол.

– Эта женщина настоящая дьяволица.

– Да, это так. – Лиз грустно засмеялась. – Но проклинать ее нет смысла. Если бы я знала, куда этот человек увез Скарлет, я бы… но мадам Дюссой не хочет рассказывать. Она заперла Каина и ударила моего маленького брата, когда тот пытался его освободить. – Отодвинувшись от Рафаэля, она вытерла глаза. – Это очень плохая ситуация.

– Согласен. Я постараюсь вам помочь. Положитесь на меня.

– Вы очень похожи на Симона. Он не знает значения слова impossible [28]Невозможно ( фр. ).
. – Она произнесла последнее слово по-французски, выплюнув его, словно что-то отвратительное.

Возможно, так оно и было.

– Я считаю, что в большинстве случаев могут помочь находчивость и настойчивость. – Он ухмыльнулся и притронулся пальцем к ее носу. – Однажды вы узнаете, что мы, испанцы, очень настойчивый народец. Теперь давайте вернемся внутрь, пока я не забыл обо всем и не зацеловал вас до потери сознания.

Дейзи увидела, что Лиз вернулась в зал вместе с доном Рафаэлем, и почувствовала укол зависти. Не потому, что ей хотелось внимания испанского джентльмена, а потому, что шапочка Лиз съехала немного набок, губы покраснели, а на щеке был заметен след от мужской щетины. Она бы многое отдала, чтобы Симон ее так же обнимал и целовал! Но в последнее время Симон стал таким осторожным, начал так внимательно относиться к ее репутации, прислушиваться к мнению ее отца, что даже отказывался оставаться с ней наедине.

Каждый раз, когда дверь в таверну открывалась, она ожидала увидеть его, пахнущего соленым ветром, исполненного молодецкой удали. Но он же сказал ей, что не придет: у него не было времени на такие глупости, как танцы. Нет, он работал над какой-то задачей, о которой упоминал лишь вскользь. Ее решение, по его словам, однажды должно было позволить ему просить руки Дейзи.

Однажды! Время шло, и чудесные дни, которые они могли бы провести вместе, уходили безвозвратно. Она не утверждала, что одинока: у нее был отец, который заботился о ней, и Лиз, с которой они дружили, а также дети в школе, заполнявшие ее дни умственной работой и весельем. Но она хотела разделить с Симоном единение сердец, какое было у ее родителей.

– Мисс Редмонд, простите, мисс Редмонд!

Она заморгала и посмотрела на улыбающееся лицо дона Рафаэля.

– О! Вы мне?

– Ну да, но, если вы заняты, я удалюсь и поговорю с кем-нибудь еще.

Она рассмеялась, не понимая, говорит ли он серьезно или просто валяет дурака. По нему было сложно сказать.

– Простите, я замечталась. – Она огляделась и увидела, что они очутились в относительном одиночестве в углу зала. Дейзи поняла, что Симон не придет. – Где Лиз?

– Разносит лимонад страдающим от жажды солдатам и рыбакам. – Он кивнул в сторону стола с закусками, где Лиз управлялась с явным удовольствием. – По всей видимости, это все развлечения, которые нас ждут сегодня. Наша нежная мисс Ланье обеспокоилась, что вы могли загрустить, и попросила меня, чтобы я вас привел, а точнее, пригласил на танец. – Он низко поклонился. – Не желаете ли потанцевать, мисс Редмонд?

Он был настоящий денди, и ей следовало быть благодарной за его внимание, но все, что она хотела, так это пойти домой, разуться, снять корсет, выпить чаю и лечь спать. Она вздохнула и встала.

– Да, пожалуй.

Рафаэль поморщился.

– Я все понимаю.

– О, дон Рафаэль, я не хотела…

– Конечно, хотели. – Он покачал головой. – Ничего страшного. Меня прислала королева моего сердца, чтобы вы потанцевали, потому мы будем танцевать.

Рассмеявшись, она взяла его под руку, и испанец повел девушку в центр зала. Мужчины поклонились, женщины присели в реверансе, партнеры взялись за руки, и танец начался.

Дон Рафаэль, умевший играть на музыкальных инструментах, имел острое чувство ритма и обладал поразительной способностью помогать менее опытным партнерам избегать столкновений. Но он ничего не мог поделать с рассеянностью Дейзи. Когда в дверях появилась высокая фигура Симона, она резко остановилась. Ее сердце готово было вот-вот вырваться из груди.

«Он пришел за мной».

Другие танцоры недоуменно посмотрели в ту же сторону, а потом продолжили танец, загадочно улыбаясь.

Она не ожидала увидеть его в такой одежде. Он был одет, как принц из сказки. Она слышала истории о роскошных нарядах генерала Вашингтона: сюртуки, привезенные из Франции, с дорогими, но вместе с тем незаметными пуговицами, сапоги из итальянской кожи, несметное количество богато украшенных жилетов. Однако сегодня Симон заткнул бы старину Джорджа за пояс.

Глядя на него, Дейзи дрожала как осиновый лист. Она вспомнила Песнь Песней: «Это мой любимый, а это мой друг».

Он пошел вдоль стены, огибая толпу, пока не дошел до угла, где ее отец разговаривал с сержантом Андерсоном, Гиллори и Нилом Маклеодом. Она увидела, как отец удивленно обернулся, когда Симон тронул его за плечо. Он окинул разодетого ухоженного юношу быстрым взглядом.

Неужели Симон хотел попросить у отца разрешения ухаживать за Дейзи? Сейчас? В этом зале, полном людей?!

Внезапно заметив пары, кружащиеся вокруг нее, она приблизилась к дону Рафаэлю, который мягко пожурил ее за то, что она покинула его. Не было времени отвечать, потому что танец ускорился. Краем глаза она заметила, что Симон и отец пошли к двери, вышли наружу и скрылись в темноте.

Следующие двадцать минут были настоящей пыткой. Дейзи смеялась над шутками дона Рафаэля, пыталась подбодрить расстроенного Нила, чья явная ревность угрожала испортить всем настроение, и украдкой поглядывала на дверь. Что бы сказал папа? В детстве она относилась к Симону, когда тот приходил к ним вместе с Лиз, с сочувствием, как если бы он был полуголодным дворовым котом. Позже, когда между ними возникла привязанность, все изменилось. Симон стал нежелательным гостем в их доме, которого терпели с трудом.

Казалось, что только Лиз понимала ее обеспокоенность. В глазах подруги была тревога, когда она взяла Дейзи за руку и прошептала:

– Не беспокойся, все будет хорошо.

Дейзи постоянно посматривала на дверь, которая оставалась плотно закрытой.

– Возможно, – прошептала она в ответ.

Сколько бессонных ночей она провела, мечтая об этой минуте! Сколько раз она, наблюдая, как пропасть между двумя мужчинами становится все шире, молила Бога, чтобы отец смягчился!

Она не заметила, как приблизилась к двери. В этот момент дверь распахнулась и вошел Симон. Он был один. Юноша искал ее взглядом. Его загорелая кожа посерела, словно бы ему сделали кровопускание, а рот был сжат в узкую линию.

От страха она чуть не потеряла сознание. Он склонился над ее рукой, и жар его губ обжег ее сквозь тонкую перчатку. Он не выпускал ее руки. Дейзи смотрела на затылок Симона, где волосы были собраны в хвостик.

Наконец он выпрямился и, не улыбаясь, сказал:

– Твой отец разрешил мне поговорить с тобой.

– Да. Хорошо. – Она тяжело сглотнула. – Где?

– Там.

Симон кивнул в сторону двери, которая вела в одну из небольших комнат, где гости могли играть в карты или еще как-то развлекаться небольшими группами. Он отпустил ее руку и направился к двери, не оглядываясь.

Дейзи последовала за ним. Она готова была идти за ним на край света.

К счастью, комната оказалась пустой. На продолговатом столе эпохи Людовика XIV, стоявшем между двумя занавешенными окнами, кто-то оставил зажженную свечу. На красивом золотисто-красном ковре в центре комнаты стояла пара стульев с высокими подлокотниками и обитый бархатом диван. Дейзи вошла и остановилась возле двери, гадая, что будет делать Симон. Он вел себя так странно, передвигаясь короткими резкими шажками.

Они не чувствовали неловкости, когда оставались наедине. Но в этот раз, когда на их разговор дал разрешение отец и они уединились в этой полутемной комнате, в то время как за дверью веселилась толпа, Дейзи начала волноваться.

– Закрой дверь и давай сядем.

Симон сел на один из стульев, оставив ей на выбор другой стул или диван.

Диван был к нему ближе. Когда она села, край ее платья закрыл часть сапога Симона. Дейзи смотрела в пол, боясь поднять на юношу глаза. Он собирался каким-то образом причинить ей боль, но ей не хотелось увидеть это в его глазах.

– Я не могу просить твоей руки.

Он швырнул эти слова в тишину, словно камни.

Дейзи поняла их. Она не хотела плакать.

Симон тяжело вздохнул.

– Но я попрошу, когда вернусь. Если вернусь. Твой отец говорит, что есть шанс.

В этот момент она посмотрела на него. Его глубоко посаженные глаза, такие темные, почти черные, пристально смотрели на девушку. Страсть охватила ее полностью, без остатка.

Потом она поняла, что он сказал.

– Когда ты вернешься? Куда ты собираешься?

– Я не могу тебе сказать. И ты не должна меня ждать. Я отправляюсь на рассвете.

– Я не должна тебя ждать? Что ты имеешь в виду?

Он отвернулся.

– Если я не вернусь через год, ты должна будешь найти другого, который сделает тебя счастливой, потому что… потому что это будет правильно.

Она вскочила на ноги.

– Симон! Что ты наделал?

– Я нашел способ получить благословение твоего отца. Способ заработать для нас целое состояние. Тогда ты сможешь жить, как английская леди.

– Но я не хочу этого! Почему ты не спросил, чего я хочу? Мне нужен только ты!

Она почти прокричала это. Если она выглядела при этом, как жалкая попрошайка, пусть так.

Симон понурился и обхватил руками голову.

– Посмотри на меня, Симон Ланье! Я знаю, что ты любишь меня, и я знаю, что отец любит меня, но в этом случае вы совсем не правы. – Симон не шелохнулся. Тогда Дейзи опустилась перед ним на колени и обняла его ноги. – Пожалуйста, любимый, не бросай меня. Я поговорю с папá, и он увидит, что я люблю тебя и хочу принадлежать только тебе. Если он не согласится, мы найдем другое место, где будем жить вместе в мире. Да я лучше…

– Нет! – Он выпрямился, взял ее за руки и посмотрел в глаза. – Разве ты не видишь, что я не могу так поступить? Мой отец порвал со своей семьей навсегда, когда женился на той, что была ниже его на социальной лестнице, и я не хочу, чтобы ты допустила подобную ошибку. Ты не знаешь, что такое нищета. Пожалуйста, Дейзи, я не выдержу этого.

Упрямая гордость отразилась на его лице. Дейзи поняла, что ей непросто будет переубедить его.

– Хорошо, но должен же быть выход. Как насчет твоего деда? Лиз говорит, что он помирился с твоим отцом. Он богатый человек, а я бы помогла тебе. Или… он уже? – Она нахмурилась. Стоя на коленях, она обратила внимание на его богатый наряд. – Симон, где ты достал эту одежду?

– Я за нее заплатил, я на нее заработал. Как на все, что у меня есть. Никто, слышишь меня, никто не даст мне того, чего я не заработал. Ни дед, ни твой отец, ни даже ты.

– Но это неприемлемо для любви! Ее не зарабатывают, ее дарят просто так, не ожидая взамен ничего, кроме любви.

– Если ты любишь меня, ты поймешь, почему я должен идти своим путем. Дейзи, я такой, каков я есть, таким меня создал Бог. Он дал мне этот цвет волос и форму рук. – Он развел руки в стороны, зацепив пальцем ее платье. – Я должен что-то сделать, доказать себе, что стою тебя. Все равно дороги назад нет.

Дейзи пристально посмотрела на Симона, чувствуя, что он ускользает от нее. Наконец, она нагнулась и поцеловала каждую его заскорузлую ладонь.

– Хорошо. Но знай: если ты не вернешься через год, я отправлюсь на твои поиски.

 

10

С любопытством поглядывая по сторонам, Рафаэль беседовал со скрипачами о том, что они будут играть дальше. Он стоял и делал вид, что слушает, как один из музыкантов хвалит новую песенку «Любовь в деревне». Публика в зале постепенно менялась, как цвета в калейдоскопе.

Когда Рафаэль танцевал с Дейзи, то заметил в толпе высокого юношу, которого он не узнал со спины. Тот как раз разговаривал с майором Редмондом. Он был одет в темно-синий сюртук с кружевными манжетами, который плотно облегал широкие плечи, и светло-коричневые штаны. Кудрявые темные волосы, на которых не было ни следа пудры, были собраны в аккуратный хвост. В этом захолустном городишке не могло быть много людей, одевающихся по моде. Так кто же этот человек?

Когда юноша поклонился майору и обернулся, Рафаэль чуть язык не проглотил от удивления. Это же Симон Ланье. Когда это он успел стать таким денди? Неудивительно, что Дейзи сама не своя.

И что такое важное обсуждали Симон и майор добрых полчаса? Когда они вернулись и Симон надолго заперся в комнате с Дейзи, что было совершенно неприлично, любопытство Рафаэля разгорелось с новой силой. Происходило нечто странное.

Внезапно дверь в комнату открылась и на пороге появился Симон. Он пробрался сквозь толпу и вышел наружу, не сказав никому ни слова.

Рафаэль повернулся к скрипачу и махнул рукой.

– Да, да, сеньор, конечно, но я должен вас покинуть и вернуться к дамам. В противном случае они подумают, что меня больше интересует музыка, а не танцы, что правда. Но мне хочется произвести на хозяйку хорошее впечатление. Да?

Он отвесил поклон, потом спрыгнул на пол и последовал за Ланье.

Настало время поговорить, но не с Дейзи и не с Лиз. Он обернулся. Судя по количеству людей в мундирах в дальнем конце зала, Лиз забрасывали предложениями потанцевать. Рафаэлю очень хотелось выдернуть Лиз из этой толпы солдафонов, но он развернулся и вышел наружу. Сначала миссия.

Ланье растворился в темноте. Рафаэль стоял в нерешительности, прислушиваясь и пытаясь определить, в какую сторону пошел юноша. Он не знал, был ли Симон на лошади, но если майор Редмонд дал ему какое-то задание, то, вероятно, снабдил и передвижным средством.

Прежде чем он успел что-то предпринять, из-за спины Рафаэля послышался тихий голос.

– Вам что-то нужно, сэр?

Это был Зандер, слуга Буреля.

Рафаэль колебался, но решил не тратить времени зря.

– Я хотел бы поговорить с сеньором Ланье о доставке груза с моего корабля, но вижу, что он куда-то сбежал. Он не говорил, куда направляется?

Зандер подошел к лампе возле двери.

– Нет, сэр. Но он ушел пешком, направился к воде. Вы догоните его, если поторопитесь.

– Спасибо, Зандер.

Кинув ему монетку, Рафаэль перепрыгнул через ограду веранды и поспешил прочь.

Когда он завернул за угол и оказался на улице Дофина, то увидел несколько огней на пристани в том месте, где пирсы выдавались в море. Рыбаки, ловцы устриц и креветок чистили сети и сваливали остатки улова на телеги. Он прошел к Уотер-стрит, прислушиваясь и поглядывая по сторонам. Ланье мог зайти в любой дом, Рафаэль прошел бы мимо него и даже не заметил бы.

Испанец раздумывал. Возможно, ему стоит забыть обо всем и вернуться на вечеринку. Еще один танец с Лиз…

Вдруг из темноты послышалось приглушенное ругательство, в ответ на которое кто-то ответил вполголоса с креольским акцентом. Второй голос принадлежал брату Лиз, Симону. Он встречал Ланье лишь раз, и то год назад, но отличная память на голоса была его, можно сказать, наибольшим даром. Он пошел дальше к воде, направляясь на юг ко второму пирсу.

Голоса стали громче, усиливаясь за счет отражения звука от воды, но Рафаэль все равно не мог разобрать ни слова на расстоянии. Он заметил двух человек, топтавшихся на каком-то судне среднего размера. Один из них был крупный мужчина с большой головой, посаженной на широкие плечи, а другой – высокий гибкий человек в расцвете сил.

Рафаэль начал идти неровной походкой пьяницы, которую успел довести до совершенства еще во время учебы в университете в Мадриде. Он принялся насвистывать первое, что пришло ему в голову, – мелодию песенки «Любовь в деревне».

Мужчины на лодке замолчали.

– Кто там? – крикнул Ланье.

Крупный проворчал:

– Просто какой-то солдат заблудился. Не обращай внимания.

– Заткнись, – огрызнулся Ланье. – Подожди, пока он не пройдет мимо.

– Как скажешь.

Рафаэль протопал мимо кучи пустых бочонков и зацепил их ногой. Они раскатились во все стороны с глухим грохотом. Воскликнув что-то бессвязное, он тяжело повалился на землю и затих. Через минуту он захрапел.

Он услышал, как мужчины на лодке засмеялись.

– Видишь, нечего беспокоиться, – хохотнул Крупный.

Мужчины продолжили перетаскивать какой-то груз по сходням. Лежа среди бочонков, Рафаэль насчитал около двадцати ящиков, которые они таскали с пирса в трюм судна. Судя по тому, как мужчины пыхтели и ругались, ящики были тяжелые. Рафаэлю было очень интересно, что в ящиках и куда они собираются это переправлять.

Когда последний ящик очутился в трюме, мужчины вышли на палубу, тяжело дыша. Ланье дал Крупному пригоршню монет и сказал:

– Дам еще, если будешь держать язык за зубами. Я вернусь через несколько месяцев, в зависимости от того, сколько времени мне потребуется, чтобы распределить это. – Он сделал паузу и добавил грозно: – Никому ни слова, слышишь?

– Это больше, чем я зарабатываю за несколько месяцев, Шазе, – пробормотал Крупный. – Не надо мне угрожать.

Рафаэль с трудом удержался, чтобы не вскочить на ноги. Он уже слышал это имя раньше. Так обращались к пирату, который украл у него королевское золото.

Кое-что Рафаэль начал понимать.

Но у него тут же возникло множество вопросов. Что Лиз знала о тайных делах брата? Где Симон прятал золото до сих пор? Куда он его переправляет? И почему? Как с этим всем связан майор Редмонд?

Конечно, Рафаэль хотел вернуть золото. Он должен был его вернуть, потому что американцам оно было нужно, чтобы купить оружие, форму, еду и прочие вещи. Но, возможно, его удастся заполучить назад без кровопролития или даже доставить генералу Вашингтону не за счет испанской короны.

«Думай, Рафаэль».

Он должен сообщить об этом Гальвесу в Новый Орлеан, потому что ему понадобится помощь. Допустим, кто-то из братьев сможет встретить его, но опять-таки где?

Рафаэль сел, кряхтя и громко стеная. Он все еще тер глаза, когда что-то твердое и металлическое уперлось ему в висок.

– Только двинься, и я отстрелю тебе голову, испанец.

Он открыл один глаз и покосился на Ланье – Шазе-пирата. Рафаэль напомнил себе, что это все же брат Лиз. Крупный стоял у него за спиной, направив мушкет на живот Рафаэля.

– Привет, дорогой сеньор, – сказал он, поморщившись. – Кто-то, как вы видите, оставил здесь кучу бочонков, которые оказались у меня на пути. Простите, если побеспокоил вас. – Он протянул руку. – Возможно, вы могли бы…

– Я мог бы сбросить вас в реку, – хмуро ответил Ланье. – Что вы здесь делаете и почему следите за мной?

Рафаэль вздохнул:

– Я рад бы вам сказать, но должен признаться, что оружие, направленное на мое лицо, огорчает мой расстроенный желудок.

Ланье посмотрел на спутника, который пожал плечами, и оба мужчины сделали шаг назад. Встав на ноги, Рафаэль увидел, что оружие они не убрали.

Он решил взять быка за рога, так сказать, и отвел дуло мушкета, который держал Ланье, в сторону. К слову, мушкет был итальянский и очень дорогой.

– Я не слежу за вами, – сказал он убедительно. – Я пришел сюда, надеясь найти кого-нибудь, кто захочет помочь мне переправить припасы на корабль. – Он вздохнул. – Я полагаю, вы заняты в семейном судоходном предприятии?

Симон нахмурился сильнее.

– Я видел вас у Буреля, как вы танцевали с Дейзи, то есть с мисс Редмонд. Там не было крепких напитков, если не считать худшего в Западной Флориде лимонада. Прекращай, Гонсалес. Ты точно следил за мной, и ты не пьян и не глуп. Вот и расскажи мне, какую игру ты затеял.

Рафаэль заморгал. В глазах француза он заметил в основном ревность, смешанную с недоверием и удивлением. Ланье был влюблен в дочь майора. Что многое объясняло.

– Я действительно танцевал с милой мисс Редмонд, а лимонад, без сомнения, является причиной расстройства моего желудка. Также очень рад, что вы видите во мне интеллектуала, хотя мой преподаватель латыни с вами не согласился бы. – Он почесал голову. – О чем это я? Ах да. Я ищу человека по имени Шазе, но, если я ошибся дверью, простите меня.

Ланье поморщился:

– Шазе здесь больше нет. Что вам от него нужно?

– У него есть кое-что, что принадлежит мне, и я хочу это вернуть.

Рафаэль намеренно говорил это с беззаботным видом, однако не почувствовать в его словах угрозу было невозможно.

– Вам не стоит рассчитывать, что у него есть то, что вы потеряли, – холодно возразил Симон.

– Это очень плохо. – Рафаэль пожал плечами. – Вы передайте ему, если увидите, когда он вернется, что если англичане готовы терпеть морских бандитов в заливе, то наш губернатор Гальвес не такой. Он намерен положить конец контрабандистам, которые используют Новый Орлеан как перевалочный пункт.

– Это как? – Ланье пожевал губами. – И что он предлагает? Теоретически, так сказать.

Рафаэль с радостью заметил, что Симон опустил мушкет. Юноша был явно заинтересован. Крупный озадаченно поглядывал то на Симона, то на Рафаэля, не понимая, что происходит.

– Ну что тут скажешь, – Рафаэль улыбнулся. – Он дал оружие и свое добро флоту Его Величества останавливать и обыскивать каждое судно, приближающееся к городу. Если у капитана не будет документов на какой-либо товар, Гальвес оставляет за собой право конфисковать судно и товары.

Ланье больше не улыбался.

– Это повод для войны!

– Отнюдь. Все это вполне соответствует последнему торговому договору, который недавно подписали Мадрид и Лондон. – Легким движением руки, которое наверняка бы понравилось Лиз, Рафаэль извлек из рукава блестящий нож. – Но, дорогой сеньор, я прошу вас больше не направлять на меня это ужасное оружие, потому что у меня есть предложение, которое вам понравится, если вы хорошенько все обдумаете.

– Предложение? – с презрением повторил Ланье. – Ну что же, давайте послушаем.

– Все просто. Я предлагаю вам стать моим партнером и отплыть в Новый Орлеан вместе. Если вы прибудете со мной, никто с вас документы спрашивать не будет.

– Вы безумны! Чего вы хотите добиться от этого… партнерства? – Ланье сплюнул, словно бы это слово жгло ему глотку. – И почему вы решили, что я поплыву в Новый Орлеан?

Рафаэль хотел рассмеяться. Иногда его работа очень веселила.

– Ну, как я вижу, мое сообщение о новых порядках вас сильно расстроило. А что касается того, чего я хочу добиться… скажем так, я хочу часть того, что находится в вашем трюме.

Лиз долго не могла уснуть, прислушиваясь к сдавленному рыданию Дейзи и гадая, что ее несносный братец мог такого сказать подруге, что она теперь места себе не находит. Она прикоснулась пальцами к губам, куда ее поцеловал Рафаэль, оставив аромат ежевики после дождя.

Как можно позволять такое, не сказав ни слова о браке?! В конце концов, что она знает о нем, кроме тех глупостей, что они обсуждали у мадам Дюссой и у Буреля? Что у него есть мать и любимая сестра. Он любит рыбачить и прикидывался, что не умеет этого делать. Он занимается торговлей и владеет как минимум тремя языками. У него чудесное чувство юмора, и он поет, как ангел. Он хорошо одевается и мог бы зарабатывать как учитель танцев.

Получается, знала она о нем немного. С ним все было не таким, как кажется. Как одна из тех разноцветных ящериц, которые летом грелись в саду Редмондов, Рафаэль легко менял цвет в зависимости от обстоятельств. А потом исчезал без предупреждения.

Логично было бы связать судьбу с Нилом, на которого всегда можно было положиться. Он говорил, что думал, и думал, что говорил.

«Отче, прояви милосердие, – взмолилась она. – Я в замешательстве».

Она сползла с кровати и опустилась на колени. Она всегда молилась в такие моменты. А вся ее жизнь состояла из подобных моментов. На ее коленях уже образовались мозоли. Теперь Рафаэль пронесся по ее спокойной жизни у Редмондов, как ураган, возбудив желания, которым никогда не суждено было быть удовлетворенными. Она лишь знала, что он уехал в Новый Орлеан, даже не попрощавшись. После того как он произнес эти глупые слова «поверь мне» и оставил ее, она увидела, что он направился к помосту с музыкантами. Потом, когда она отвлеклась, он просто исчез.

Молитва все не шла. Она опустилась на колени и прижалась лбом к одеялу, плотно закрыв глаза. Начали болеть колени. Дейзи затихла. Возможно, она уснула. Или тоже не спала, пытаясь как-то себя успокоить.

Лиз встала на ноги, нашла тапочки и халат и по коридору прошла к комнате Дейзи. Открыв дверь, она прошептала:

– Дейзи, ты спишь?

– Нет, – хрипло прошептала та в ответ. – Я просто не могу уснуть.

Лиз вошла в комнату.

– Я тоже. Можно войти?

– Конечно. – Послышался шорох простыней. – Что случилось?

Лиз на ощупь нашла дорогу к кровати.

– Я услышала, как ты плачешь, – сказала она, подтянув колени к подбородку. Она разглядела в темноте белый чепец и ночную сорочку Дейзи. – Что Симон натворил на этот раз?

– Ничего.

Лиз подождала, но, когда Дейзи ничего не добавила, подползла ближе к подруге.

– Я видела, как он уходил с майором, а потом вернулся за тобой. Я никогда не видела, чтобы Симон так одевался. Дейзи, ты отказала ему? – спросила она удивленно. – Ты же любишь Симона всю жизнь!

Дейзи тяжело дышала.

– Конечно, я ему не отказала! Он бы не… он не… он сказал, что ему сначала надо что-то сделать для моего отца, но он заставил меня пообещать, что я никому не расскажу.

– Но это же безумие! Дейзи, он любит тебя, ты же знаешь это. Что бы его ни сдерживало… это когда-нибудь закончится. Ты знаешь, какой он гордый. Он не возьмет ничего, даже от своего деда. Я уверена, что он все еще пытается заработать уважение твоего отца. Так ведь? Твой отец не разрешает тебе с ним общаться!

Естественно, майор Редмонд хотел убедиться, что его дочь будет в надежных руках.

Ну а как насчет запаса золота, спрятанного у речки? Он использовал его, чтобы купить себе эту красивую одежду? Он предложил золото в качестве свадебного подарка?

Дейзи покачала головой.

– Нет, – прошептала она грустно. – Я не думаю, что Симон просил моей руки у отца. Он просто сказал, что папа дал ему какое-то задание, которое ему надо выполнить… что я не должна его ждать… больше года… – голос Дейзи превратился в вой. Она наклонилась и сжала ладони в кулаки. – О Лиз! Что мне делать?

Лиз тоже не могла это выдержать. Теперь Симон и Рафаэль куда-то исчезли, оставив ее и Лиз. Она тоже была готова расплакаться. Дейзи больше, чем когда-либо, нужна была ее дружба. Действительно, им следовало поддерживать друг друга, как сказано в Писании.

Поскольку она не могла больше ничего сделать, Лиз обняла подругу и начала читать молитву.

Но если Бог и слушал, то молчал.

Когда Лиз затихла, Дейзи повернула к ней заплаканное лицо.

– Есть еще кое-что… осложняющее ситуацию. Я не могла сказать Симону, я точно не могу рассказать отцу, но, Лиз, ты мне как сестра. Я доверяю тебе свою жизнь. Ты обещаешь хранить секрет?

– Конечно.

Дейзи уселась на постели.

– Зажги свечу. Потом загляни под кровать.

Лиз почувствовала, как начали дрожать ее руки, когда она взяла огниво и зажгла свечу на тумбочке возле кровати. Она не могла понять, что так беспокоит Дейзи. Сначала ее поразила догадка, что подруга беременна. Поставив свечу на пол, она опустилась на колени и заглянула под кровать.

Книги? Она медленно протянула руку к трем томам в кожаной обложке, которые лежали под кроватью. Достав книги, она стала их разглядывать, откладывая в сторону по одной: «Два трактата о правлении» Джона Локка, «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита, «Здравый смысл» Томаса Пейна.

Она посмотрела на Дейзи, перегнувшуюся через край кровати. У девушки были красные заплаканные глаза.

Лиз отпихнула книги в сторону:

– Дейзи? Что это значит?

Дейзи вздохнула:

– Это значит, что я предатель.

 

11

Натчез

Конец января 1778 года

За прошедшие четыре месяца мир стал унылым и беспросветным. Дни проходили один за другим, наполненные рутинным трудом. Скарлет уже хотелось, чтобы появилась мадам и отвесила ее пощечину, чтобы хоть как-то разбавить эту монотонность. Сегодня было воскресенье, но новый хозяин не собирался заниматься обучением рабов или водить их в церковь. Потому в это утро, как и в любое другое, она встала, когда надсмотрщик поднял всех рабов в здании, хлестнув кнутом по стене. Потирая живот и радуясь, что сегодня ее не тошнит, из-за чего ей сначала было очень тяжело в Натчезе, она последовала за другими рабами в уборную. После этого рабы пошли к заднему крыльцу дома надсмотрщика, где им раздали скудный завтрак, состоявший из жира и черствого кукурузного хлеба.

Поежившись от холодного ветра, дувшего с реки, она присела у ступенек, не обращая внимания на настоятельные попытки старухи поговорить с ней. Эту старуху все звали Черника, она нормально говорила по-английски, но при каждом удобном случае любила долго и нудно рассказывать об африканской деревне, из которой ее забрали в детстве. Судя по ее морщинам и полному отсутствию зубов во рту, это случилось пятьдесят-шестьдесят лет назад.

Черника, конечно же, догадалась о ребенке еще до того, как у Скарлет начал расти живот. Ей было сложно игнорировать маленькие знаки внимания старухи, но девушка не хотела ни с кем сближаться. Разлука с Каином была мучительнее любой порки, ужаснее и непереносимее самого жестокого голода.

Одного воспоминания об отце ребенка было достаточно, чтобы Скарлет начинала плакать, огрызаясь на Чернику, словно та была причиной ее слез, что отчасти было правдой.

Вместо того чтобы кричать на девушку, Черника прищуривалась и прижималась к Скарлет.

– Девочка, девочка, – шептала она. – Думаешь, тебя все бросили? Думаешь, Хозяин забыл о тебе? Ты ошибаешься, потому что Он помнит о тебе.

– Хозяин даже не подозревает о моем существовании, – плюнула Скарлет.

Черника усмехнулась:

– Хозяин, который создал тебя и твоего маленького, все знает.

– А, ты имеешь в виду Бога, – догадалась Скарлет. – Ну, у Него странный способ проявлять любовь. Я служила Ему всю жизнь, и сегодня я не более свободна, чем была когда-либо. Теперь я вынуждена бросить в этот мир еще и своего ребенка. А вот ты. Разве ты могла предположить, что умирать тебе придется в рабстве?

– Я раба Божья, дитя. Я обладаю свободой любить, и ее у меня никто не в силах отнять. Ты служишь ненависти, а это самое ужасное рабство.

– Видишь, поэтому я с тобой никогда и не разговариваю. Ты постоянно перекручиваешь мои слова.

Черника погладила Скарлет по голове.

– Кто-то должен перекрутить тебя. Потому что этот яд тебя погубит.

Скарлет отвернулась и прошептала:

– Иногда мне хочется, чтобы так и случилось.

– Ну-ну. Ты же не собираешься лишить маленького шансов на выживание еще до рождения. Что, если в твоем чреве будущий король Америки?

Скарлет захотелось рассмеяться, но вместо этого она расплакалась.

– Старуха, ты сошла с ума.

– Так и об Иисусе говорили.

– Да, и посмотри, что с ним стало.

– Он сидит по правую руку от Отца.

Скарлет замолчала на минуту. Было понятно, что пререкаться смысла не было. Кроме того, ей было приятно, что ее обнимают. Внезапно она выпрямилась.

– Надсмотрщик сейчас будет возвращаться. Нам лучше встать.

– Ты плохо поела, дорогая. Тебе надо кормить ребенка.

– Я не хочу. Съешь лучше ты.

Черника пристально посмотрела на нее. Скарлет сдалась и откусила кусочек хлеба.

– Ты так похожа на мою маман.

Черника кивнула:

– Для того и нужны маман. Вот увидишь.

Да, она увидит, хочет она того или нет. Да, ребенок должен был родиться прямо посреди лета, когда она будет собирать хлопок на поле.

«Будущий король Америки».

Улыбнувшись, она встала и помогла Чернике подняться. Ничего не изменилось, но Скарлет решила, что ей, возможно, не стоит вести себя так недружелюбно. Поговорив с Черникой, Скарлет почувствовала, что ей стало легче. Возможно, Господь все-таки следит за ней.

Спринг-Хилл

Начало марта 1778 года

– Долго еще, Лиз? Это так интересно!

Улыбнувшись, Лиз посмотрела на Дженни, которая пританцовывала вокруг нее, словно маленькая фея.

– Почти пришли, дорогая.

Люк-Антуан и Дени перепрыгнули через ручеек и побежали дальше в лес, откуда послышался веселый собачий лай.

Марди гра 1778 года пришел в Мобил. Первые ростки кустов азалии начали появляться вдоль старой дороги, выложенной ракушечником, которая вела на запад от пересечения трех рек, впадавших в залив. За деревьями виднелся двухэтажный дом деда, крытый красной черепицей.

Это было знаковое событие. Папá наконец сдался и позволил ей привести к деду детей на ежегодно отмечаемый Марди гра. Лиз и Симон приезжали к нему, когда еще была жива бабушка, но, когда она умерла вскоре после казни дяди Гийома, отношения между отцом и дедом окончательно испортились. К сожалению, на новую одежду и обувь не было денег, но она помогла детям раскрасить маски, которые они смастерили из папье-маше в школе, добавила немного ракушек и перьев, набранных на пляже, и сделала Дженни и себе фантастические прически с лентами по случаю праздника. Жюстин и Реми должны были прийти позже вместе с папá.

По крайней мере Лиз надеялась, что они придут. Папá ведь мог и передумать.

Дженни потянула ее за руку.

– А будет королевский пирог? Я надеюсь найти младенца.

Раньше бабушка любила на этот праздник готовить сладкую запеканку с корицей, по французской традиции сделанную в виде короны и покрытую сахарной глазурью. Несколько горошин стручковой фасоли на запеканке символизировали младенца Иисуса, которого так долго искали волхвы. Найти такую горошину в запеканке означало удачу. Но бабушка умерла, и запеканку, вероятно, никто не собирался печь.

Лиз покачала головой:

– Я не знаю, Дженни. Возможно, мы испечем его.

Дженни помахала своей маской.

– Было бы весело. Я так скучаю по тебе, Лизетт.

Лиз тоже очень скучала по семье. С тех пор как на вечеринке внезапно появился, а потом исчез Рафаэль, а Симон уехал, бросив Дейзи, жизнь лишилась ярких красок. Ее даже не могли скрасить обязанности в школе.

Лиз крепко обняла сестру.

– Ты скучала по этому?

– Да! Только не испорти мне прическу! – Дженни захихикала и поморщилась. Когда Лиз ее отпустила, девочка побежала вперед. – Не волнуйся, я не потеряюсь!

Лиз последовала за ней неспешной походкой, как и подобает леди, осторожно обходя лужи, оставшиеся после дождя, прошедшего накануне. В воздухе все еще пахло зимним холодом, ветер пригибал верхушки деревьев. Лиз была рада, что надела теплое шерстяное платье и такую же шаль, связать которую ей помогла Дейзи.

Мысль о подруге расстроила ее. С тех пор как она узнала секрет Дейзи, они еще больше сблизились. Лиз поначалу пыталась понять, как нежная, послушная дочь британского офицера может симпатизировать американским мятежникам. Она вспомнила тот вечер, когда они с Дейзи впервые очутились за одним столом с доном Рафаэлем и как Дейзи возмущалась, когда он рассказал им, что колонии провозгласили независимость от короны.

Во время длинных разговоров, которые обычно заканчивались поздно ночью, Лиз узнала, что эти убеждения у Дейзи появились далеко не сразу. Сначала ей в руки попал трактат Локка, и однажды, когда она спорила с Симоном об умственных способностях женщин и тот предложил ей ознакомиться с Локком, то оказалось, что Дейзи не только прочла и поняла его, но и могла свободно обсуждать произведение англичанина.

Более того, она пришла к убеждению, что все люди наделены Создателем некими правами, которые у них нельзя отнять. Доводы Локка о свободе и моральной философии поразили ее, поскольку основывались на истинах из Писания.

Открыв дверь однажды, она уже не в состоянии была ее захлопнуть.

Дейзи слышала, как мужчины, которые приходили к ним в гости, обсуждали или, точнее говоря, насмехались над колонистами, которые хотели создать правительство без монарха. Джеймс Мэдисон, Томас Джефферсон, Бенджамин Франклин и подобные им казались этим людям безумцами. Позже полковник Дернфорд показал им с отцом записи Томаса Пейна, с презрением попросив сжечь их дотла. Вместо этого Дейзи спрятала их у себя в комнате и потом с интересом прочитала.

Так как у Лиз не было воспитанной с детства верности какому-либо монарху, а особенно королю Георгу III, ей тоже нравились идеи американских революционеров. Поскольку у Дейзи был прирожденный талант к преподаванию и она постоянно объясняла Лиз разные вещи, они часто обсуждали устройство общества, в котором все были бы равны, вне зависимости от расы или доходов.

Однажды Лиз осторожно спросила у подруги, что Симон думает о политических взглядах Дейзи.

– Я ему не рассказывала, что поддерживаю колонистов. Он будет в ужасе, если узнает, что в этом вопросе я не согласна с отцом. Он понимает последствия государственной измены. – Дейзи нежно посмотрела на Лиз. – Твой дядя Гийом…

Мысль о дяде расстроила Лиз.

Прошло несколько месяцев, но ничего не изменилось. Когда Дейзи спросила у отца, куда отправился Симон, майор раздраженно ответил, что не знает, и посоветовал ей не думать о том, что ей не изменить.

У самого майора было много забот. После того как новости о поражении англичан у Саратоги достигли властей Западной Флориды в Пенсаколе, майор Редмонд получил приказ отремонтировать форт Шарлотт. В его распоряжении было всего лишь около трех сотен солдат и небольшое количество беженцев-лоялистов, чтобы выполнить эту задачу. Потому времени на то, чтобы беспокоиться о личной жизни и политических предпочтениях дочери, у него практически не было.

Когда наступило первое марта, а ни от Рафаэля, ни от Симона не было никаких вестей, обе девушки приуныли. Так как занятий в школе из-за празднования Марди гра не было, Лиз пригласила Дейзи на вечеринку, но та отказалась, решив остаться дома и заняться уборкой. Тогда Лиз сама отправилась за братьями и сестрами.

Лиз вышла на лужайку перед домом деда, где Дженни и двое мальчишек играли со сторожевыми псами Кастором и Поллуксом. Она замерла на секунду, любуясь ими.

Сам дом, который перешел к деду и его брату Томасу в 1720 году, когда их отец переехал в Билокси с Жан-Батистом Ле-Мон де Бенвилем, был похож на пожилую леди, которая оделась к ужину. Домик, наполовину утопающий в зарослях каменного дуба, магнолии и кизила, находился рядом с небольшим ручьем. Он был построен из местной древесины и глиняного кирпича и крыт сосновой дранкой. Дед любил испанскую архитектуру, потому частично обложил дом плиткой, так что теперь он мало походил на жилище креолов. Позже богатые британские землевладельцы построили в округе летние резиденции и местность стала престижной. Однако на этой небольшой поляне был родовой дом Ланье.

Вздохнув с облегчением, Лиз пересекла двор и подошла к крыльцу, где ее дед сидел на лавке и чистил устрицы. Она нагнулась и поцеловала его в щеку, а потом села на ступеньки.

– Дедушка, тебе помочь? Жюстин принесет рис и хлебный пудинг.

Дед заглянул в большой железный котел, который висел над ямой в центре двора – в ней горел огонь.

– Все хорошо, дорогая. Давай бросим остатки креветок в гумбо и подождем остальных. – Он подмигнул ей. – Может, и не так вкусно, как готовила бабушка, но никто не уйдет голодным.

– Я так рада, что мы смогли прийти к тебе. – Она села и подперла подбородок ладонями. – Что-то подсказывает мне, что следующий раз будет нескоро.

– Ты слишком молода, чтобы у тебя уже могло развиться ясновидение. Почему ты так считаешь?

– Ну… Симона нет, никто не знает, когда он вернется, и вернется ли вообще. Мадам Дюссой с большой неохотой согласилась отпустить Люк-Антуана на сегодня. А я… если я выйду за Нила, никто не знает, где мы окажемся через год. Его могут послать куда угодно.

Дедушка бросил на нее только ему присущий загадочный взгляд.

– Он все еще ухаживает за тобой? Я заметил, что ты его не привела.

– Он сегодня на службе. И он не празднует Марди гра, как мы. Он думает, что это пережитки язычества.

– Хм. – У деда явно были соображения по поводу точки зрения Нила, но он решил ими не делиться. – Ну и ладно. Не хватало, чтобы он нам праздник испортил. Ты его любишь, дорогая?

Лиз отвернулась. На этот вопрос было сложно ответить.

– Нил мне всегда нравился, дедушка. Из него получился бы хороший муж.

– Для кого-то, но не для тебя.

– Дедушка! – Лиз редко слышала, чтобы дед, мастер двусмысленностей, говорил так прямо о чем-то. Она удивленно посмотрела на него. – Почему ты так говоришь?

– Если бы ты его любила настолько, что готова была бы выйти за него, то уже давно приняла бы его предложение. Ты тянешь время, и мне кажется, ты знаешь почему.

Лиз покраснела.

– Я не тяну время! Дедушка, я просто… не спешу, потому что… потому что, ну, потому что я нужна Дейзи в школе.

– Ну если ты так говоришь.

Дед почистил еще одну устрицу и целиком отправил ее себе в рот.

Наступило долгое молчание. Наконец Лиз выпалила:

– Почему ты считаешь, что я тяну время?

Но она знала ответ на этот вопрос, и ей должно было быть стыдно, что она не могла выбросить франтоватого испанского торговца из своих мыслей и снов. Даже сейчас она могла закрыть глаза и легко представить, как ее обнимают его теплые руки. Лиз почувствовала, как внутри у нее все замирает.

Когда дед усмехнулся, Лиз закрыла лицо руками.

– Боже, хочу, чтобы он отстал от меня!

– Нил? Я тоже.

– Не Нил, и ты прекрасно это знаешь, – пробормотала она.

– Нечестно было бы выходить за Нила, если твое сердце принадлежит другому.

Лиз посмотрела на деда:

– Но этот другой куда-то пропал, и, возможно, я его больше никогда не увижу! Я не могу ждать его вечно! Кроме того, мой отец женился по любви и сделал всех несчастными, даже тебя!

Отложив миску и нож, дед наклонился и взял ее за руки.

– Послушай меня, – осторожно начал он. – Я был глупцом и ошибался. Твоим отцу и матери бывало тяжело, но они были вместе счастливы. Ты можешь представить, что Антуан женился на Изабель Дюссой? Ха! Это было бы очень глупо!

– Но, дедушка…

– Я хочу, чтобы ты меня послушала. Я ошибался, и я пятнадцать лет пытаюсь выбраться из пропасти, которую сам создал между собой и сыном. Тебе я желаю испытать то счастье, которое у нас было с твоей бабушкой. Мы были друзьями, да, у нас была духовная близость, которую Библия называет святой. А этого, дорогая, стоит ждать вечно.

Лиз кое-что вспомнила. Когда она была маленькой девочкой, бабушка говорила ей что-то очень похожее. Теперь же, услышав это от деда, девушка подумала, что это не просто совпадение.

Она подсела ближе и положила голову ему на колено.

– Но что, если я ему не нужна?

– Как такое может быть, дорогая? – Сильная, морщинистая рука гладила ее по голове. – Подожди и посмотри, что предпримет Господь.

Его голос звучал как-то странно.

– Дедушка, – сказала она, подняв голову, – ты явно что-то знаешь. Что случилось в тот день, когда ты приезжал к нам с Рафаэлем?

Он заколебался.

– Позволь мне просто сказать, что молодой дон Рафаэль – предвестник перемен, приходящих в мир. Мы с братом не могли такого представить, когда были мальчишками в индейской деревне Мобил. Моя мать вышла за француза, а потом Луизиану поделили между собой британцы и испанцы. Потому как можно что-то предугадать в этом мире? – Он взял девушку за подбородок. – Возможно, настанет время, когда ты с братьями и сестрами будешь вынуждена бежать из города. Твой Рафаэль возвратится за тобой, и тебе придется уехать с ним.

Лиз ощутила страх.

– Дедушка! Что ты имеешь в виду?

– Чем меньше знаешь, тем в большей безопасности находишься. – Его губы превратились в тонкую линию, и он отпустил подбородок внучки, слегка оттолкнув ее. – Гости будут здесь через час. Я оставил рецепт и все, что нужно для запеканки, на столе в кухне. Может, ты рискнешь и испечешь ее для меня?

– Да, конечно, но…

– Больше никаких вопросов. Завтра будет время для поста и сожалений. Сегодня мы прославляем благодать Господню. – Он улыбнулся. – И нам нужна запеканка!

Форт Шарлотт, Мобил

Дейзи улыбнулась новому адъютанту, который дежурил в сторожевой будке у деревянных ворот форта.

– Передайте, пожалуйста, моему отцу, что я пришла. Пускай меня кто-нибудь проведет к нему. Я принесла ему поесть.

Она показала ему прикрытую салфеткой корзину как доказательство своих слов.

Прошли уже те времена, когда они с Лиз могли пробраться в форт безо всякого разрешения. За последнюю неделю она видела отца всего лишь полчаса. Полковник Дернфорд снова приехал из Пенсаколы, на этот раз без семьи, и остался в городе. Они с отцом постоянно запирались в его кабинете в форте и что-то подолгу обсуждали.

Дейзи уже не была той наивной девушкой, которая менее двух лет назад ужасалась мысли о том, что англичане стреляют в англичан, восстав против короля. Она любила отца и, конечно же, желала ему только добра. Но она была дочерью солдата. Война уже началась, и люди, верящие в свои идеи, сражались с обеих сторон. Тяжелая правда состояла в том, что король Георг III послал армию стрелять в собственных подданных, которые тяжело работали и не хотели отдавать плоды своих трудов даже под дулом мушкета.

Она возмущалась, когда отец и его окружение, включая Симона, считали ее слишком недалекой, неспособной понять все нюансы конфликта. Но она их понимала, и, если это делало ее повстанцем, так тому и быть.

Однако ее отцу надо было есть, а она была послушной дочерью.

Она перевесила тяжелую корзину на другую руку, нетерпеливо оглядываясь по сторонам в ожидании адъютанта. С тех пор как она здесь была в последний раз, форт преобразился. Гнилые секции забора заменили, а обсыпавшуюся штукатурку обновили. Даже камни в основании бастионов заново обмазали смесью глины и земли.

Нахмурившись, Дейзи направилась к восточному бастиону, где новая пушка была установлена на деревянной платформе, построенной на земляной насыпи. Двое солдат в потрепанной форме чистили и заряжали большое орудие. Восьмидесятифунтовое? Что это значит? Она знала, что в январе, когда новости о британском поражении у Саратоги дошли до ушей командования Западной Флориды в Пенсаколе, отец приказал начать ремонт форта. Неужели все так плохо, что даже в таком относительно стратегически неважном маленьком порту, как Мобил, существовала опасность нападения?

Подумав об этом, Дейзи заметила индейцев, которые въезжали в город из окрестных деревень и обустраивали стоянки на городских окраинах, словно бы ища в городской черте убежища от надвигавшегося шторма. Раньше она думала, что они едут в поисках еды. Такое бывало зимой во время сильных холодов. Впрочем, последняя зима выдалась на удивление теплой, но индейцев приехало в три раза больше. Стайки индейских детей заглядывали в окна школы и хихикали при виде белых сверстников, которые почему-то сидели взаперти посреди дня.

Она с замиранием сердца подумала о Симоне, который, возможно, где-то подвергается опасности под дулами вражеских мушкетов.

«Боже, спаси и сохрани его. Пускай он вернется домой в целости и сохранности».

– Мисс Редмонд? Что вы делаете?

Услышав за спиной чей-то глубокий голос, она буквально подпрыгнула от неожиданности. Повернувшись, она узнала помощника отца, капрала Тулли. Тот стоял и смотрел на нее, сложив руки на груди.

– Ох, вы меня напугали! – Она улыбнулась, чтобы скрыть чувство вины, из-за которого покраснели ее щеки. – Теперь я могу повидаться с папá?

Тулли поколебался несколько секунд и кивнул.

– Да, следуйте за мной.

Он развернулся и направился к штабу.

Все так странно. Она прижала корзину к груди и засеменила за капралом. Тулли почему-то стал казаться старше своих лет. Его всегда прямая спина согнулась, словно сосна на ветру, а рыжеватые брови были постоянно нахмурены.

– Капрал Тулли, с вами все в порядке? Кажется, вы… обеспокоены чем-то.

Он покосился на девушку и вяло улыбнулся.

– Я работаю на твоего отца. Я всегда чем-то обеспокоен.

Она улыбнулась.

– Да, действительно, раз вы так говорите. Но все вокруг какие-то слишком серьезные… и… А это новая пушка, да?

Теперь капрал явно расстроился.

– Вы всегда были очень наблюдательной юной особой. Наблюдательнее, чем полагает ваш отец.

Но он не ответил на ее вопрос.

– Почему столько индейцев прибывает в город? Я видела их на рынке, и каждый раз, когда я туда иду, их становится все больше. Есть новости с войны?

Тулли пожевал губами.

– Ну, мисс, вы же знаете, что я не очень разговорчив. Вам придется спросить папá.

– Ну хорошо, так и сделаю. Уверена, что все в порядке.

Тулли хмыкнул.

Через минуту они приблизились к штабу. Капрал постучал в дверь костяшками пальцев, потом открыл ее, не дожидаясь ответа.

– Вот она, сэр.

Он кивнул в сторону Дейзи и ушел.

Дейзи увидела, что отец стоит за столом и смотрит на карту вместе с полковником Дернфордом. Оба недовольно взглянули на нее, когда она вошла в кабинет.

Отец посмотрел на корзину.

– Ты могла оставить корзину Тулли, – мягко произнес он. Потом заметил выражение ее лица. – В чем дело?

Дейзи не хотела разговаривать при посторонних, но выбора не было. Она поставила корзину на стол отца и начала выкладывать еду.

– Я волнуюсь за тебя, папа. Ты мало ешь и почти не спишь. – Она замерла, держа в руках головку сыра. – Ты можешь что-нибудь рассказать мне о том, как идет война? – Она заметила взгляд полковника. – Простите меня, полковник Дернфорд. Я знаю, что мне не стоит…

Но полковник остановил ее, подняв руку.

– Ничего страшного, дорогая. Ваша озабоченность понятна. Мне самому пришлось бросить семью и приехать сюда. – Посмотрев на майора, он вздохнул. – В любом случае, это не тайна. Новости быстро разойдутся по окрестностям. Франция объявила нам войну и вступила в союз с мятежниками. Поэтому этот порт и Пенсакола оказываются в критическом положении. Мы с вашим отцом тяжело работаем, чтобы все жители города были в безопасности.

Она затаила дыхание.

– Папа…

– Ну, ну, не переживай так сильно, – попросил отец. – Как видишь, обстановка под контролем. Наши люди готовятся к любым ситуациям. Однако теперь мы должны переехать в штаб и жить в форте. Тебе нужно собрать вещи, но только самое необходимое, конечно. Будь готова к утру. Я пришлю повозку.

Дейзи удивленно уставилась на него.

– Папа, я не могу. А как же Лиз?

Отец смутился.

– Для нее здесь места нет, – хмуро ответил он. – Я знаю, что она тебе как сестра, но ее семья не присягнула на верность королю. С ними нужно вести себя очень осторожно. Я прошу тебя больше с ней не обсуждать наши дела. – В его голосе послышался металл. – Боюсь, что теперь вы должны перестать общаться.

– Но школа…

– Ты можешь учить детей, которые будут жить с нами в форте.

Дейзи почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она уронила сыр и оперлась руками о столешницу.

Больше никакой дружбы с Лиз? Как она сможет это пережить после потери Симона?

И куда теперь пойдет Лиз? Она едва ли сможет одна остаться в доме Редмондов. Она могла бы вернуться домой к отцу, но это означало бы, что детей в городе некому будет учить. Лиз расстроится.

Но самое главное: как Дейзи сможет помогать отцу и держать язык за зубами, учитывая ее взгляды? Это казалось невозможной задачей. Если отец узнает, откажется ли он от нее? Не выгонит ли из форта? Арестует?

Боже, что же ей делать?

 

12

Новый Орлеан

Середина марта 1778 года

За те пять месяцев, которые прошли с тех пор, как Рафаэль вернулся в Новый Орлеан вместе с Симоном Ланье, город превратился в еще больший котел бурлящих интриг. Он бродил по грязным, выложенным кирпичом улицам Французского квартала, насвистывая мотивчик, который услышал утром на одной из улиц города. Возможно, как только он выполнит задание Поллока, то сможет передохнуть и придумать для этого мотива слова. Это будет любовная песня. Лиз понравилась бы песня в ее честь.

Конечно, если прежде ее братец-головорез не прикончит его.

Короткое путешествие из Мобила в Новый Орлеан прошло почти без приключений, учитывая неуравновешенность Ланье. Рафаэль использовал это время, чтобы лучше познакомиться с рыбаком-пиратом, и обнаружил, что подружиться с ним намного сложнее, чем с Лиз. Симон был умным, независимым молодым человеком, который не доверял никому, кроме своих ближайших подельников. То, что он согласился на союз с Рафаэлем, свидетельствовало о том, что он отчаянно не хотел расставаться с золотом.

Золотом Рафаэля.

Но роптать было бессмысленно. Половина груза лучше, чем ничего. И если Ланье можно использовать, тем лучше.

Но сначала нужно было встретиться с американским агентом, капитаном Джеймсом Уиллингом. Хозяин магазина в Натчезе присоединился к повстанцам в самом начале войны и действовал, как одно из звеньев в секретной цепи снабжения Питтсбурга и Филадельфии. Когда британские офицеры в Натчезе узнали о его измене и выбросили его из города, он вернулся в родную Пенсильванию и присоединился к повстанцам в чине капитана. Впоследствии, поскольку он хорош знал южный край, ему поручили атаковать южные британские поселения вдоль реки Миссисипи, либо заставляя лоялистов объявлять нейтралитет, либо забирая их в плен.

Рафаэль еще не был знаком с Уиллингом, но Поллок считал его очень ценным человеком. Поговаривали, что британское командование в Пенсаколе было в бешенстве из-за того, что Гальвес не только согласился приютить Уиллинга в Новом Орлеане, но и позволил ему продавать на аукционе собственность британских граждан у них под носом. Поллок, всегда отличавшийся практичностью, оставлял себе половину прибыли, тем самым возвращая деньги, которые у него взял в займы Континентальный конгресс и которые, как он подозревал, ему не вернут.

Мысленно пожав плечами, Рафаэль завернул за угол и очутился на улице Баронн. Шум с рынка стал практически невыносимым. Невероятное сочетание блеяния, мычания, кудахтанья, человеческих криков и смеха, скрипа и грохота было способно свести с ума. Сопутствующие всему этому запахи, к которым Рафаэль все никак не мог привыкнуть, были частью жизни Нового Орлеана. Здесь всегда царило оживление, но сегодня покупатели, которые хотели приобрести все необходимое до воскресенья, толпились перед прилавками, словно стаи шакалов возле трупа лошади. Рафаэль с огромным трудом протолкался сквозь толпу. Наконец он оказался возле невольничьего рынка. Это было неприятное и отвратительное место, которое он обычно избегал, но Уиллинг настоял на встрече именно здесь. Так он сможет лично наблюдать за распределением добра, захваченного во время его речных рейдов. Рафаэль сел на открытой веранде питейного заведения напротив обменного пункта, который находился немного выше окружающих зданий, и перегнулся через перила, выискивая в толпе Уиллинга.

Никто не обращал на него ни малейшего внимания, на что он и рассчитывал. Рафаэль был одет в обычный коричневый плащ и жилет, штаны тускло-желтого цвета, заправленные в его самые старые сапоги. Треуголка затеняла верхнюю часть его лица. Рафаэль хмурился. Запах немытых человеческих тел и навоза был сильнее, чем обычно.

Борясь с желанием заткнуть нос, он посмотрел на помост, где распорядитель торгов в длинном пальто ругался с каким-то британским джентльменом, который выделялся высоким ростом и отсутствием левой руки. Хотя он не слышал, о чем они говорят, Рафаэль понимал досаду джентльмена из-за того, что его вещи вот-вот должны были уйти с молотка.

– Приятно видеть, что теперь и лоялисты понимают, каково это, когда у тебя внезапно отбирают все добро, не так ли?

Рафаэль повернулся и увидел невысокого мужчину, который, вероятно, был всего на несколько лет старше его. Он тоже перегнулся через перила и наблюдал за аукционом с явным удовольствием. Рафаэль попытался угадать, кто это.

– Уиллинг?

– К вашим услугам. – Уиллинг полез в карман за сигарой, сначала предложил ее Рафаэлю, а потом, когда тот отказался, сунул себе в рот. – Я так понимаю, вы обо мне слышали, – резюмировал он, зажигая сигару.

– Поллок сказал, что мы встретимся здесь. – На самом деле ирландец почти ничего не рассказал об американском капитане, что явно говорило о том, что тот ему не нравился. Теперь он понял почему. – Он говорит, что у вас есть заявка на припасы.

– Да. Надо все сделать быстро. У меня есть важные дела в городе. А завтра утром я выезжаю на север.

Заносчивость Уиллинга казалась абсурдной, учитывая, сколько Испания уже сделала для американцев, но Поллок не поблагодарил бы его, если бы он нагрубил агенту.

– Конечно. Куда я должен… – Он умолк на полуслове, заметив цепочку рабов, которые вышли из клетки и направились к помосту в сопровождении надсмотрщика. Когда они начали подниматься на помост, Рафаэль присмотрелся. Рабыня, которая шла в цепочке третьей, показалась ему знакомой, даже несмотря на расстояние и толпу, которая постоянно закрывала ее.

– Что-то не так?

Уиллинг поднялся на цыпочки, чтобы понять, что так поразило Рафаэля.

Рафаэль покачал головой. Тоска по Лиз заставляла его видеть ее прекрасный образ на каждом углу.

– Ничего. Просто… – Толпа немного разошлась, и теперь он смог хорошо рассмотреть лицо девушки. – Уиллинг. Я вернусь. Не уходите.

Рафаэль перепрыгнул через перила и побежал к помосту. Протолкавшись мимо трех прилавков с овощами и лавки шляпника, он оказался перед огромным помостом, сложенным из больших колод. Когда сообщили, что продажа рабов вот-вот должна начаться, толпа стала еще плотнее. Рафаэль продирался через толпу, в которой было одинаково много мужчин и женщин, направляясь к загону, где находились рабы. Наконец он натолкнулся на веревку, протянутую, чтобы не пускать зевак дальше. Он попытался через нее перепрыгнуть, но в этот момент кто-то схватил его за руку.

– Эй, тебе туда нельзя!

Он яростно стряхнул с себя руку охранника. Скарлет повернулась, услышав крик. Все рабы повернулись. Девушка от удивления открыла рот. Она узнала испанца.

– Скарлет! – Он попытался прорваться к ней. – Как ты сюда попала?

– Разве ты меня не слышал? За веревку нельзя! Время осмотра товара окончено. Если ты хотел осмотреть ее, надо было приходить с утра пораньше.

Фыркнув от досады, Рафаэль повернулся к охраннику, крепкому англичанину с двухдневной бородой, которая покрывала почти все его рябоватое лицо.

– Мне не надо ее осматривать. Я ее знаю. Она… в некотором смысле, родственница. Это ошибка!

Охранник злобно усмехнулся.

– Знаешь ее, да? Не сомневаюсь. Но у меня ее бумаги, и она выставлена на продажу, поэтому, если она тебе так нужна, становись в очередь и участвуй в аукционе, как все. А теперь в сторону!

Он с силой оттолкнул Рафаэля от веревки.

Рафаэль чуть не упал. Он сильно разозлился, но в основном на себя. Как он мог быть так глуп, бросившись в атаку без плана? Теперь он привлек к себе внимание, что само по себе было катастрофой, и, по всей видимости, потерял всякий шанс освободить Скарлет.

«Думай, думай, думай». Что делать?

Рафаэль медленно выпрямился, как солдат на плацу, словно бы он снова оказался на одном из бесчисленных приемов у матери. Он заставил себя успокоиться.

– Дорогой друг, – холодно сказал он, – кажется, вы не поняли моих целей. Я не буду участвовать в аукционе, потому что она принадлежит губернатору. Она попала сюда по ошибке.

– Губернатору? – Англичанин громко рассмеялся, но, когда Рафаэль, не мигая, продолжил смотреть на него пристальным взглядом, смутился. – Губернатор, говоришь? Я полагаю, ты можешь это доказать?

– Между прочим, могу. – Рафаэль показал рукой на питейное заведение, где возле перил все еще стоял Уиллинг, удивленно почесывая голову. – Я полагаю, вы знаете этого джентльмена?

– Это… это мистер Уиллинг, парень, который привел их всех на продажу.

– Да. И мистер Уиллинг послал меня, чтобы я убедился, что эту женщину сняли с аукциона и отослали генералу Гальвесу в качестве личной служанки его жены.

– Я не могу это сделать! Аукцион уже начался!

Рафаэль подавил желание посмотреть на помост, где распорядитель торгов уже начал принимать заявки на первого раба, хорошо сложенного негра. Несомненно, за него отдадут не менее двенадцати сотен фунтов и торги будут идти очень бойко.

Он бросил взгляд на Скарлет, чтобы убедиться, что это она. Потому что, если он допустил ошибку, ситуация осложнится.

Густые курчавые волосы девушки пребывали в плачевном состоянии, кожа потускнела от недоедания, а под отвратительным платьем, которое ее заставили надеть, просматривался небольшой животик. Но это точно была Скарлет. Характерный изгиб бровей, острый подбородок и чувственный рот напоминали Лиз. Рафаэль был готов взвыть от досады.

Он подумал о матери Лиз и матери Скарлет, которые, возможно, когда-то стояли на этом самом месте много лет назад. Одну забрал любимый, а другая попала в рабство к ужасной мегере.

Он не мог выручить всех этих людей сейчас, но он мог спасти хотя бы одну.

Покосившись на Скарлет, Рафаэль повел плечами и использовал козырь.

– Мистер Уиллинг расстроится, если его желание угодить губернатору не будет удовлетворено, хотя я понимаю ваше затруднение. Возможно, вам будет проще принять решение… если я отблагодарю вас. – Он засунул руку в карман за кошельком, который носил с собой как раз для таких случаев. Он положил несколько золотых монет, которые с лихвой окупали стоимость рабыни, на ладонь охранника. – Я дам в два раза больше, если мы встретимся с вами сегодня вечером в «Пеликане». – Он кивнул на таверну, где ждал Рафаэля Уиллинг. – Я замолвлю за вас словечко перед капитаном. Он говорит, что планирует еще один рейд вверх по реке.

Все три его утверждения по отдельности были правдой, но вместе они были чем-то другим.

Надсмотрщик позвенел монетами. Он посмотрел на Скарлет, которая молча стояла на помосте, потупив глаза и держась руками за живот. Потом бросил взгляд на Уиллинга и, казалось, принял решение. Тихо выругавшись, он запихнул монеты в карман, достал нож и быстро нагнулся, чтобы разрезать веревку на ногах Скарлет.

Встав, он толкнул ее к Рафаэлю.

– Забирай ее и убирайся, пока я не передумал. Передай мистеру Уиллингу, что он теперь мой должник.

– Я думаю, что все как раз наоборот.

Но Рафаэль взял Скарлет за руку и быстро повел прочь, насколько это было возможно в толпе. У него было очень мало времени. Джеймс Уиллинг ждал его возвращения, а Рафаэлю нужно было придумать какое-нибудь объяснение для этого непонятного поступка. Если приходится врать, то лучше, чтобы ложь была как можно больше похожа на правду.

Удалившись на безопасное расстояние от помоста, Рафаэль притормозил и взял девушку за руку.

– Расскажи мне, как ты сюда попала.

Когда их глаза встретились, Рафаэль с удивлением увидел, что она плачет.

– Я молилась, чтобы кто-нибудь пришел за мной, – ответила она. – Я не знала, что это будешь ты.

Он пожал плечами.

– Почему не я?

– Это все ради Лиз, верно? Вы любите ее.

– Я… я… забудь. Уиллинг действительно привез тебя сюда?

– Этот маленький человек на большой посудине? Я не знаю его имени. Но он влетел в Натчез, словно пушечное ядро. Забрал всех рабов и все ценное, а остальное сжег. Он взял в плен белых хозяев, чтобы их семьи присягнули… другим британцам… – Она посмотрела на него с неожиданной ненавистью. – Они свободны. Почему они воюют друг с другом?

Рафаэль двинулся дальше.

– Все сложно. В любом случае Уиллинг будет не очень рад, если узнает, что я купил тебя от его имени. – Он покосился на девушку. – Веди себя тихо и поддакивай, понятно?

Мобил

27 апреля 1778 года

В последнее время дела Буреля пошли в гору, а это означало, что Лиз приходилось много времени проводить на кухне вместе с Джуни, перенимая ее кулинарное мастерство. Весело общаясь между собой, они приготовились помогать Зандеру во время ужина. В кухне пахло морепродуктами и специями. Из железного котла с гумбо, стоявшего на огне, шел аппетитный аромат ру. Стук глиняной посуды и звон серебряных тарелок создавал фон для мыслей Лиз.

В последний месяц в городе было тихо. Как раз тогда Дейзи переехала в форт вместе с отцом. Это напоминало затишье перед бурей, как часто бывало в их краях в апреле. В небе возникали грозные тучи, готовые в любой момент разразиться шквалом, дождем и ветром. Подругам было тяжело разлучаться. Пожалуй, Дейзи переживала даже сильнее, чем Лиз, но поделать ничего с этим не могла. Семья британских беженцев въехала в дом Редмондов, и Лиз неожиданно стало негде жить. Она могла пойти к отцу или деду, но ей не хотелось бросать школу. Так как Дейзи жила в форте, кроме Лиз в школе никто не преподавал.

Когда майор Редмонд предложил ей попроситься пожить у Бурелей, Лиз с неохотой согласилась. Ее скромного школьного жалованья хватило бы, чтобы с трудом покрыть плату за жилье. Однако Бриджитт, по всей видимости, обрадовалась, что Лиз сможет помочь Джуни на кухне, и они договорились, что Лиз будет отрабатывать проживание по вечерам и в выходные. Лиз была очень рада этому предложению. Она поселилась в маленькой комнате на верхнем этаже, где в крохотном шкафу хранились ее несколько платьев. Шкаф и кровать занимали почти всю комнату.

Когда Лиз ложилась спать, обычно ее тело и разум были так напряжены, что она не могла заснуть до поздней ночи, думая, молясь, гадая и страдая. Бриджитт Гиллори, дочь Буреля, любила поговорить и могла составить приятную компанию, но, как замужняя женщина, она в первую очередь обязана была ухаживать за мужем. Лиз очень скучала по Дейзи, по ее веселому смеху, по ее способности развлекать подругу. В последний день, когда они собирали вещи перед переездом, Дейзи отдала Лиз книги, которые прятала под кроватью

– Сохрани их для меня, – жалобно попросила Дейзи. – Если мой отец увидит их…

– Сохраню, – быстро ответила Лиз. – И прочитаю их все. Я хочу понять…

– Ты поймешь, я знаю, что ты поймешь. Но ты не должна ничего делать… не предпринимать никаких поспешных действий, понимаешь? Лиз, сейчас опасное время, потому, пожалуйста, будь осторожна с тем, что ты говоришь и кому.

Поцеловав подругу в бледную щеку, Лиз пообещала последовать совету Дейзи.

Но чем больше она читала и вникала в основные положения принципов американских мятежников, тем больше ей нравилась идея полной свободы, когда ты можешь выбирать, как тебе жить, и никакой правящий класс не является для этого помехой. Так как Лиз была христианкой, она верила в то, что все люди, мужчины и женщины, рабы и свободные, любой национальности и вероисповедания, были равны перед Богом. Однако мысль о том, что эта идея может превалировать в политической и повседневной жизни страны, была для нее в новинку.

Так как она выросла среди людей, которые не были ни белыми, ни черными, ни индейцами, а странной помесью всех трех рас, Лиз всегда старалась держать голову высоко рядом с такими людьми, как Дюссои. Ее возмущала покорность рабов. Ее кузина Скарлет, Джуни, Зандер и слуга Редмондов Тимбо были ее друзьями. Почему же их ценность как людей должна быть ниже ее ценности или ценности Изабель Дюссой?

Она думала и молилась. Возможно, она никогда не сможет всего этого понять и принять.

Кроме всего прочего, Лиз не давал покоя ее недавний разговор с дедом, который разбудил в ее душе желания, о которых она не решалась поведать даже Богу во время молитвы.

«Твой Рафаэль придет за тобой, и тебе придется уехать с ним».

Это были абсурдные, фантастичные слова.

До появления в ее жизни Рафаэля никто не приходил ей на помощь. Ей всегда приходилось отбиваться в одиночку. У нее был маленький нож, у нее были ее мысли и воспоминания, ее ум, вера и молитвы. Раньше этого было достаточно. Но будет ли так всегда? Если дед был прав, наступали тяжелые времена. К кому она обратится, когда они придут?

И все же… все же…

– Что ты так вздыхаешь, дитя? – Джуни налила гумбо в миску. – Ты так сдуешь меня.

Лиз улыбнулась: Джуни, похожую на приземистый чугунный чайник, не смог бы сдвинуть с места и ураган.

– Это один из тех вздохов, которым невозможно найти объяснение. Как думаешь, мне стоит выходить за Нила? Все считают, что стоит, за исключением дедушки.

– Какая разница, как все считают? Тебе же спать с этим петушком.

– Джуни!

– Ну ты сама спросила.

Лиз рассмеялась, и беспокойство отступило.

– Я думаю, из меня получилась бы грустная курица.

– Возможно. – Джуни улыбнулась. – Если ты не собираешься откладывать яйца, тебе стоит держаться от курятника подальше.

Лиз со стуком уронила ложку.

– Думаешь, я несправедлива к Нилу, потому что никак не дам ему ответ?

– Думаю, ты играешь на его чувствах, как на дешевой скрипке.

– Подожди, так он скрипка или петух?

– Не важно. Ты тянешь эту телегу, тебе и думать, куда повернуть.

– Что ты имеешь в виду?

– Послушай, во многих вещах, которые происходят в жизни, выбирать не приходится. Когда тебе нужно принять решение, как минимум нужно подумать о последствиях. Этот мальчик тебя когда-нибудь обижал физически?

– Нет.

– А морально?

– Нет.

– Злил?

– Нет. Так он вообще кажется идеальным мужем.

Джуни фыркнула:

– Я бы сказала, что наоборот.

– Почему?

– Ну, конечно, никакая женщина не хочет, чтобы муж ее избивал. Но если мужчина всегда с тобой согласен, он не нужен.

Возможно, именно в этом была причина, почему Лиз так тянула с ответом Нилу, именно это она не могла до конца понять. Он не был ей нужен. Он мог бы быть лишь удобным средством доказать ее преданность Британской короне. Нил пытался убедить ее, что у властей никогда не будет вопросов к жене британского офицера. Ее совесть, а может, ее гордость говорили о том, что было бы ужасно по этой причине выйти замуж.

Она подумала о прабабке Женевьеве: та вышла за мужчину, которого видела всего несколько раз до свадьбы. Это был брак по расчету, и в то время у женщины было намного меньше вариантов, чем теперь у Лиз. Она подумала о матери, у который выбора вообще не было. Она могла выйти за Антуана Ланье или остаться в рабстве. И она подумала о Скарлет, которую забрали от любимого мужа.

Возможность отказать мужчине, который был «вполне хорош», но которого она не любила, казалась невиданной роскошью.

Однако… однако…

Не было никаких гарантий, что Рафаэль вернется в Мобил, что бы он ни говорил.

– Пойдем, дитя, нам надо подать еду, пока мужчины не разнесли таверну.

Слова Джуни вырвали Лиз из задумчивости. Она услышала громкие голоса, доносившиеся из зала.

– Что там такое?

Она взяла поднос, уставленный мисками с супом, и поспешила к двери.

Но внезапно дорогу ей преградил Зандер.

– Постойте, мисс Лиз. Тут говорят такое, что вам лучше не слышать.

– Что? – Она едва слышала его из-за оглушительного гама, стоявшего в зале. – Что происходит?

Она встала на цыпочки и выглянула из-за плеча негра.

– Мисс Лиз… вернитесь на кухню! – крикнул Зандер. – Дайте мне поднос.

Он попытался забрать у нее поднос, но она не отдала.

– Кто этот человек?

Зандер повернулся и проследил за ее взглядом. Девушка смотрела на низенького мужчину с красным лицом, который стоял на стуле в центре зала.

– Это американец, – мрачно ответил Зандер. – Его зовут Джеймс Уиллинг, и он пытается читать нашим людям Декларацию независимости.

Одевшись в ночную сорочку, Лиз уселась на своей маленькой кровати и попыталась читать при свете сальной свечи текст на плакате, отпечатанный в четыре столбца на дешевой бумаге. Она провела пальцем по смазанному заголовку вверху страницы:

«4 июля 1776 года, Декларация представителей Соединенных Штатов Америки, принятая в Конгрессе».

Из-за этих слов Джеймс Уиллинг угодил в тюрьму.

Зандеру не удалось помешать Лиз выйти в зал. Даже Джуни стало интересно, что хотел сказать этот маленький безумный белый человек. Женщины быстро обслужили клиентов и замерли в дверях кухни, прислушиваясь к дискуссии в зале. Прежде чем майору Редмонду успели донести, что «один из этих чертовых мятежников имел смелость приехать в Западную Флориду», определенное количество экземпляров Декларации разошлось по городу.

Лиз тоже удалось припрятать одну копию Декларации.

Она продолжала читать, бормоча под нос слова, которые Рафаэль цитировал ей в день их знакомства.

Эти слова могли привести к бунту в городке, заставить власти упечь человека за решетку, а соседей и друзей – стрелять друг в друга и убивать. Это были слова войны.

Что они значили для девочки вроде нее?

Она гадала, слышала ли Дейзи об этом случае. Переживает ли она, что Джеймс Уиллинг попал за решетку, захочет ли она что-то предпринять?

Лиз ощутила приступ паники.

«Милостивый Боже, не дай Дейзи принять необдуманные решения. Храни ее».

Потушив свечу, Лиз свернула плакат и сунула его под подушку. Он захрустел, когда она положила голову на подушку. Возможно, ей стоит попытаться встретиться с Дейзи завтра.

Дейзи шла к кабинету отца. Она была так зла, что ей было все равно, что о ней подумают. Она не знала, кто такой Джеймс Уиллинг, и ей было все равно. Антуан Ланье, бесспорно, заслуживал того, что с ним случилось, но папа посадил под замок любимого деда Лиз.

Мир совсем сошел с ума.

Двое мужчин, которые многие годы были друзьями, внезапно превратились во врагов из-за жадного монарха, сидевшего за океаном. Дейзи было жарко от стыда и злости. Она постучала в дверь штаба и отступила на шаг, обмахиваясь веером. Отец, конечно, выполняет свои обязанности так, как считает нужным. Но… Шарль Ланье? Преступник?

Она протянула руку, чтобы постучать еще раз, и чуть не упала, когда дверь внезапно распахнулась внутрь.

На нее удивленно уставился Нил Маклеод.

– Дейзи! Что случилось?

– Впусти меня. Мне надо поговорить с отцом.

Нил не сдвинулся с места.

– Нельзя. Он очень занят.

– Мне все равно. Это важно.

– Лиз в порядке?

– Я не видела ее больше недели. – Дейзи нахмурилась. – Почему ты спрашиваешь? Разве ты ее не видел все это время? Она здорова?

– Нет, я не знаю. Просто она не занимается своими обычными делами, и я не могу… не могу найти ее, чтобы поговорить. Я думаю, что она меня избегает, поэтому я подумал… – Веснушчатое лицо Нила покраснело. – Не важно. Если это не касается Лиз, что ты хочешь? Я могу передать твоему отцу.

Дейзи подумала, не оттолкнуть ли Нила в сторону. Но она хотела нормально поговорить с отцом и понимала, что лишний раз злить его не стоило. Кроме того, ей нужна была информация. Дейзи взяла себя в руки.

– Нил, это правда, что дед Лиз под стражей вместе с тем американцем Джеймсом Уиллингом?

Нил покосился через плечо, словно бы ища поддержки.

– Думаю, да, – пробормотал он.

– Почему?

Ее вопрос прозвучал резче, чем она хотела бы.

Нил поморщился.

– Ну, я не знаю…

– Конечно, знаешь… я уверена, что ты все видел.

– Мы не можем обсуждать это здесь. Твой отец…

– Мой отец может поговорить со мной, если ты не хочешь. Я просто немного повышу голос…

– Нет! – Нил оттолкнул ее и поспешно вышел, закрыв за собой дверь. – Пойдем посидим на ступеньках и поговорим. Я расскажу тебе, что случилось, только, пожалуйста, не мешай сейчас майору, потому что в противном случае меня тоже закроют.

– Нам это точно не нужно. – Она села рядом с ним на ступеньку, оправив платье. Наступило неловкое молчание. – Мистер Шаз в тюрьме… – подсказала она.

– Да. Так и есть. – Нил провел пальцем по внутренней стороне воротника. – Этот Уиллинг вчера вечером разговаривал с людьми у Буреля…

– У Буреля! Лиз была там?

– Думаю, да. Это наделало много шума, я не знаю, кто там был.

Дейзи скрипнула зубами.

– Хорошо. Продолжай.

– В общем, Уиллинг раздавал экземпляры этой чертовой Декларации независимости, а потом он залез на стул и начал читать ее вслух. Его поддержало несколько французов, но пара лоялистов, которые тоже были там, оскорбились, и очень скоро разразился скандал. Гиллори послал Зандера сюда за помощью. Я был на службе, я и еще несколько парней, поэтому мы сразу же пошли туда. Когда мы появились там, Уиллинг дрался с одним из лоялистов, а Антуан Ланье скрутил другого. Мы их разняли и забрали Уиллинга и Ланье сюда на ночь.

– Но мистер Шаз…

– Сейчас, сейчас. – Нил вздохнул. – Рано утром мистер Шаз появился у ворот и попросил провести его к майору. Майор впустил его, но вскоре мистер Шаз вышел. Он был очень спокоен. Он попросил меня посадить его в одну камеру с мистером Антуаном.

– Что?

– Я знаю… я тоже удивился. Но потом выглянул майор и велел запереть мистера Шаза. Он так громко хлопнул дверью, что я думал, что дом развалится. – Нил покачал головой, удивляясь поступку старика. – Это какое-то безумие. Но мистер Шаз сказал, что, если человек не может выразить свою точку зрения или серьезно поспорить в общественном месте без того, чтобы его не избили или не бросили в тюрьму, значит, настало время перемен. Он сказал, что его сын наконец-то взялся за правое дело и он собирается поддержать его, даже если за это придется сесть в тюрьму.

Дейзи удивленно посмотрела на Нила и рассмеялась.

– Мистер Шаз сам себя арестовал? – Она смеялась до тех пор, пока у нее на глазах не выступили слезы. – О боже, надо рассказать об этом Лиз!

 

13

Мобил

Май 1778 года

Тяжело ступая, Рафаэль поднялся по ступенькам на крыльцо таверны. Путешествие из Нового Орлеана в Мобил заняло у него около суток. Несмотря на мерное покачивание судна, которое обычно заставляло его спать, как младенца, он не мог отключиться. Он постоянно вспоминал приказы Гальвеса и планы, которые они с Поллоком составили, чтобы добыть у британцев информацию и доставить припасы американцам. Он также тратил время впустую, гадая, что задумал Джеймс Уиллинг после того, как покинул Новый Орлеан вопреки четким приказам Гальвеса. Уиллинг был плохим союзником, непредсказуемым и опасным, как треснувшая пушка.

Однако он хотел быстрее увидеть Лиз, чтобы рассказать ей о Скарлет, которая была в безопасности в Новом Орлеане под опекой его матери. И что она ждала ребенка. Честно говоря, он не знал, хорошая это новость или нет.

Он замер и посмотрел на качели, которые висели в углу веранды. Рафаэль улыбнулся. Он целовал ее там и пообещал найти Скарлет. Это было безрассудное обещание, конечно, но, несмотря на это, ему удалось его выполнить. Будет ли она рада видеть его?

Он споткнулся. А вдруг она так рассержена на него за то, что он уехал не попрощавшись, что не захочет его видеть? Или хуже того, а что, если она уже пообещала рыжему выйти за него? А вдруг они уже поженились?

Рафаэлю стало страшно. Он всегда находил силы оправиться после любых жизненных передряг, будучи уверенный, что его любят родители и родственники и Господь Всемогущий. А что может быть важнее? Но эта юная леди, эта креольская принцесса вошла в его жизнь и заполнила собой все его мысли и молитвы.

Отбросив беспокойство, которое, как говорила мать, ни к чему доброму не приведет, он открыл тяжелую входную дверь таверны. Он не должен зря тревожиться.

В зале, где он завтракал с Лиз тем солнечным утром, когда они познакомились, было на удивление пусто. Несмотря на тепло раннего лета, которое заставило его снять камзол, аккуратно расставленные столы и стулья выглядели холодными. Окна были распахнуты, но людей на улицах было мало, да и ветер не колебал занавески.

– Сеньор Гиллори? Мадам? Есть здесь кто-нибудь?

Ожидая, что сейчас из кухни выйдет Зандер, Рафаэль пересек зал и заглянул за стол администратора. Там никого не было.

Удивившись, он повернулся и откинулся назад, опершись локтями о стол. Он устал, проголодался и хотел пить. Где все? Возможно, стоит пойти к Лафлеру. Или сходить в «Эмпориум»…

– Месье Рафаэль? Что вы здесь один делаете? Почему вы не позвонили?

Рафаэль обернулся и увидел Джуни, стоявшую в дверях кухни. Она вытирала муку с рук чистой тряпкой. На голове у нее был повязан красный платок, похожий на тюрбан, а серое платье прикрывал передник такого же цвета.

Когда он не ответил, она нахмурилась.

– Вы перегрелись на солнце поутру? Плохо слышите?

Рафаэль рассмеялся и поцеловал ей руку.

– Я прекрасно слышу. Просто плохо соображаю. Я надеялся, что какая-то волшебница испечет для меня горку вкусных бенье и сварит кофе с цикорием.

– Тут волшебниц нет, негодник вы эдакий, только я, Зандер и… – Она глубоко вздохнула. – Но я могу найти вам бенье, дайте мне минутку, сейчас посмотрю. Вот. – Она подошла к ближайшему столу, отодвинула стул и протерла его от невидимой пыли. – Садитесь, сэр. Я скоро вернусь.

Она ушла до того, как Рафаэль успел ответить. Он сел на стул и оперся затылком о стену, закрыв глаза. Его обнаружили, и теперь он поест бенье.

Прошло несколько минут. Внезапно Рафаэль резко дернулся, почувствовав, как кто-то прикоснулся к нему. Поморгав, он увидел Лиз.

– Лиз! – Вскочив на ноги, он поцеловал ее в щеку, почти попав в губы. Но его остановило выражение ее глаз. Он взял ее за руки и улыбнулся. – Я так рад видеть вас! Джуни не говорила мне, что вы здесь.

Она бросила взгляд через плечо.

– Она печет вам бенье и не позволяет мне помогать. Говорит, что я не умею. – Она рассмеялась. – Она же меня и научила, и вообще, у меня хорошо получается.

Что-то в этом разговоре было не так… что-то странное, но что, Рафаэль никак не мог понять.

– В чем дело, mi corazón [37]Сердце мое ( исп. ).
?

Она отступила на шаг и убрала руки.

– Не называйте меня так.

– Но вы мое сердце. Именно поэтому… Эх, мне сложно говорить именно тогда, когда больше всего надо. Не все хорошо, но у меня для вас отличные новости, и я чуть не забыл о них рассказать!

Выражение лица Лиз не изменилось.

– О чем вы?

– Я не понимаю, почему вы мне не доверяете. – Рафаэль обвел зал скорее удивленным, чем встревоженным взглядом. Их никто не слушает? – Пойдемте со мной.

Он взял ее за руку и направился к двери.

– Но бенье…

– Позже.

Он вывел ее на веранду и почти силой усадил на качели.

– Я нашел вашу кузину, – выпалил он, сев рядом. – Теперь скажите, какой еще подвиг я должен совершить, чтобы завоевать руку и сердце моей дамы.

– Скарлет? Вы нашли ее? – Лиз была вне себя от радости. – Где? Она в порядке? Вы же ее не оставили, правда? – Она схватила его за руку и встряхнула. – Рафаэль, где?

– Какой напор. – Он старался не улыбаться. – Я оставил ее с матерью. Она в полном порядке. Мама наверняка раскормит ее к тому времени, как появится ребенок…

– Ребенок? Какой ребенок?

Рафаэль поморщился. Его любимая сразу обратила внимание на это обстоятельство.

– Пожалуйста, вы помнете мне рубашку. – Когда она отпустила его, он оправил жилет и разгладил рукава. – Да, у нее будет ребенок, где-то летом, если верить моей маме.

– Ребенок… – Лиз быстро заморгала и одарила его такой красивой улыбкой, что Рафаэль с трудом подавил желание тут же ее поцеловать. – Это хорошо, я считаю. Но расскажите, как вы нашли ее.

Рафаэль ждал этого вопроса. Он хотел утаить от нее самые ужасные подробности. В то же время Лиз, при всей ее мягкосердечности, не была таким тепличным растением, как его сестра София.

– Ее захватили при налете американцы, – осторожно начал он, – когда они атаковали британскую плантацию возле Натчеза. Я купил ее на аукционе в Новом Орлеане. Она была уставшей и грустной, но в целом в порядке.

– Значит, она все еще… – Лиз развела руки в стороны, не в силах произнести слово «рабыня».

– Да, увы, дать рабу вольную не так-то просто. Не говоря уже о том, что это дорого. – Когда она посмотрела на него немигающим взглядом, он поспешил пояснить: – Но она в безопасности! Пока она с моей матерью, никто не обидит ее. Когда у меня будет время, я займусь бумагами по ее освобождению.

Лиз отвернулась.

– Вы, должно быть, считаете, что я неблагодарна. Это не так, просто я так волновалась о ней. Теперь еще дедушка попал в тюрьму вместе с этим противным Джеймсом Уиллингом…

– Что? Я так и знал, что что-то случилось! Поясните, пожалуйста.

– Это такая глупость! Мой отец вечно попадает в какую-нибудь историю. Этот человек, этот Патриот, как он себя называет, читал и раздавал копии Декларации независимости у нас в таверне. Случилось это где-то две недели назад. Когда люди начали волноваться, отец не придумал ничего лучшего, как присоединиться к ним! У майора Редмонда не осталось выбора, и он упек их за решетку. На следующий день мой дед пытался убедить майора отпустить этих людей, и, когда майор отказался, дед настоял на том, чтобы его тоже арестовали!

У Рафаэля зашевелились волосы на затылке. Джеймс Уиллинг начал играть роль отважного патриота, после того как его рейды по британским плантациям настроили против него многих людей. Британцы усилили патрули на Миссисипи, а люди, которые в другой ситуации могли занимать нейтральную позицию, обозлились из-за действий Уиллинга. Король Георг получил в их лице серьезную поддержку. А теперь, оказывается, Уиллинг приехал в Мобил и сам сунул голову в петлю. Смелый поступок. Но, как сказала Лиз, глупый.

А тут еще как минимум два члена семьи Лиз открыто стали на сторону повстанцев. Лиз оказалась в опасном положении.

Рафаэль задумался.

– И… мисс Редмонд вмешалась, чтобы вам помочь? Уверен, что она не оставила этот случай без внимания.

– Я не видела Дейзи уже почти две недели. Отец заставил ее переехать с ним в форт. Как видите, сейчас тут все… на нервах. Людям приходится принимать какую-то сторону, и сложно понять, кому можно доверять.

Он знал, что так будет. У него были указания не афишировать свои действия в поддержку американцев. По крайней мере пока из Мадрида не придет официальное объявление войны. Но он не ожидал, что его сердце будет украдено.

Рафаэль вздохнул:

– Да, я знаю. Лиз, я должен спросить, присягнули ли вы британской короне?

Он заметил, что в ее глазах промелькнули какие-то непонятные чувства.

– Мой дедушка сказал, что я могу вам доверять. – Эти тихие слова, казалось, обнажили ее душу и открыли для любых действий, которые он мог предпринять. – Я надеюсь, что он прав.

Спустя какое-то время Рафаэль будет рассматривать этот момент как собственное становление, взросление. Веселые приключения забавного денди, который играючи выуживал из британцев нужную информацию, закончились. Внезапно оказалось, что на нем лежит ответственность за жизни других людей. Будь он старше или менее горд, он бы, наверное, тут же сбежал.

Он не прикоснулся к Лиз, поскольку ее решение должно было быть рациональным и принятым без всякого постороннего влияния.

– Ваш дед прав, – осторожно ответил он, – но я должен знать, почему вы живете в таверне, а не в форте вместе с друзьями. Держу пари, что Маклеод просил начальство об этом.

Лиз прикусила губу.

– Да. Но он не может влиять на мою судьбу, пока я не вышла за него замуж. Я все еще принадлежу отцу…

– Вы собираетесь выйти за Маклеода, Лиз?

Ему нужно было знать это прямо сейчас, прежде чем он совершит какой-то серьезный поступок.

– Нет! – Она закрыла глаза руками. – Я сказала ему, что люблю его лишь как брата, но он не хотел меня слушать.

Рафаэль ощутил такое облегчение, что чуть не соскользнул с качелей. Но ему все равно следовало вести себя осторожно.

– Значит, вы связались с повстанцами из-за отца и деда?

– Да, но…

Она уронила руки на колени и посмотрела на испанца.

Блеск ее красивых глаз, в которых он увидел отвагу и страх, наполнил его гордостью и уважением. Эта женщина была его любовью. Его. Хотя он еще не мог предъявить на нее права.

– Я пришла, чтобы понять те принципы, что они отстаивают, – медленно пояснила она. – И как бы я не осуждала методы мистера Уиллинга, которые он использует для достижения целей, Декларация независимости, которую он привез и прочитал, является выдающимся и священным документом. Если бы я знала, что от этого будет толк, я бы сама пошла в тюрьму вместе с дедом и отцом. Но, так как Симон уехал неизвестно куда, кто-то должен остаться и помогать мачехе заботиться о моих братьях и сестрах. Поэтому я живу здесь, у Гиллори, готовлю и убираю со столов, учу детей в школе, помалкивая о надеждах и мечтах о свободной нации. – Она пожала плечами. – Наверное, я трусиха. Но теперь вы все знаете. Не понимаю, зачем я вам это рассказала. Возможно, Господь пытается сообщить мне, что вы можете помочь мне и моей семье.

– Вы не трусиха, – горячась, возразил Рафаэль, – и вы правильно делаете, что никому не доверяете. Как представитель нейтральной стороны, я могу лишь сказать, что сделаю все от меня зависящее, чтобы обезопасить вас в это время вражды между британцами и американскими гражданами. Ваш отец, возможно, находится сейчас в самом безопасном для него месте. Я постараюсь поговорить с англичанами об освобождении вашего деда.

– Вы нашли Скарлет, а я думала, что потеряла ее навеки. Я очень вам признательна за это. – Она отвернулась. – Если бы я могла как-то отблагодарить вас…

– Вы можете. Сохраните наш разговор в секрете. В нужный час я приду за вами. Между тем смотрите и слушайте, будьте отважной девушкой, какой я вас знаю. – Он взял ее за руки и поочередно их поцеловал. – Теперь давайте пойдем внутрь и отведаем отменных бенье и кофе с цикорием. Кажется, я проголодался сильнее, чем обычно.

Он широко улыбнулся, заставив девушку покраснеть.

Лиз устроилась на школьном полу. Вокруг нее кружком сидели дети. Креолка одной рукой обнимала маленькую Дженни, которая с замиранием сердца слушала Сюзанн Бутэн, читавшую историю, написанную специально, чтобы порадовать малышей. Это была очень необычная история – про рыжеволосую принцессу, турецкого людоеда и фею с маленькими кинжалами вместо ногтей, – но Лиз было сложно определить, кто чего хотел в этой сказке.

Она постоянно думала, получится ли у Рафаэля вызволить ее деда из тюрьмы. Он выполнил обещание и спас Скарлет. По крайней мере он так сказал.

«В нужный час я приду за вами».

Эти слова, которые были так похожи на то, что говорил ей дед во время Марди гра, обещали так много и в то же время так мало. Что он имел в виду? Он ни словом не обмолвился о свадьбе.

Между тем, когда он спросил ее, присягнула ли она Англии, она тоже не была многословна. И зачем он задал этот вопрос? Что, если он шпион?

Он повторял, что она не должна никому доверять. Если она поступит мудро, то не будет доверять даже Рафаэлю.

– Мисс Ланье! Я спрашиваю, хотите, чтобы я оставила рассказ у вас на столе?

Лиз заморгала и удивленно уставилась на озадаченное личико Сюзанн.

– О да, конечно! Я поищу в нем грамматические и орфографические ошибки и верну его завтра. – Она тепло улыбнулась Сюзанн. – Какая чудесная история. Я знаю, что ты хорошо потрудилась, сделав ее ясной и понятной для нас всех.

Сюзанн пожала плечами:

– Я старалась сделать ее страшной, а не чудесной. Но спасибо… наверное.

– В любом случае твой творческий подход заслуживает всяческих похвал. – Лиз встала с пола и протянула Дженни руку. – Дети, садитесь за парты. Наступило время урока математики. Кто может наизусть рассказать таблицу умножения?

Дети, недовольно вздыхая, начали занимать места за партами. Как только они уселись, кто-то постучал в дверь.

– Мисс Ланье! Лиз! Откройте.

Этот мужской голос был знаком Лиз.

Она поспешила к двери.

– Нил! – Усилием воли она подавила раздражение. – Господин Маклеод, у нас урок. Чем я могу помочь?

– Отправляй их домой. Ты должна пойти со мной.

Лиз замерла.

– Почему?

– Тебя зовет майор Редмонд.

– А если я откажусь?

– Лиз, не заставляй меня…

– Что? И меня арестуешь?

Нил помрачнел:

– Нас же слушают дети.

– Да, слушают. – Она замолчала. Маклеод поморщился. – Хорошо. Дети, все идем на обед. Продолжим через час…

– Возможно, часа будет недостаточно, – вмешался Нил. – Мисс Ланье прозвенит в звонок, когда придет время возвращаться.

Лиз сердито посмотрела на него, но ничего не могла поделать.

– Возьму шаль. Жди на улице.

Она захлопнула дверь перед самым его носом и начала помогать детям убирать в столы учебники и канцелярские принадлежности. Наконец она открыла дверь и вышла на улицу последней. Она заперла дверь и повернулась, кутаясь в шаль.

– В чем дело, Нил? С моим дедом все в порядке?

– Все хорошо, но я больше ничего не могу говорить. – Он предложил ей взять его под руку, но она не обратила на него внимания. Нил понуро поплелся за ней, словно щенок. – Я не понимаю, почему ты злишься на меня. Я ничего не сделал.

– Это точно. – Она бросила на него сердитый взгляд. – Ты ничего не делаешь, только приказы выполняешь. – Лиз подумала, что о ней можно было сказать то же самое. Эта мысль ее не обрадовала. – Я не злюсь на тебя, Нил, я просто волнуюсь. Разве тебя не беспокоит то, что честных горожан арестовывают за то, что они выражают свою точку зрения в общественном месте?

– Джеймс Уиллинг – офицер армии повстанцев. Твой отец… прости, Лиз, но он пьяница и смутьян, каким был и твой дядя Гийом.

Лиз не могла поверить своим ушам.

– Дядю Гийома казнили испанцы при других обстоятельствах много лет назад. Ты считаешь, что и моего отца надо повесить как предателя?

– Конечно нет, но… но… сейчас, я тебе уже сказал, что не могу это обсуждать, а ты меня заставляешь… – Нил схватил ее за локоть, заставив остановиться. Когда она удивленно посмотрела на него, он выпалил: – Лиз, я хочу кое-что сказать, а потом мы пойдем в форт. Мои чувства к тебе не имеют никакого отношения к моим обязанностям перед командованием. Я тебя люблю, но, если ты не позволишь мне тебя защищать, тебе придется смириться с последствиями такого решения.

Лиз показалось, что ее голова вот-вот лопнет.

– Разве это правильно? Ну, позволь мне кое-что сказать тебе, расфуфыренный петух! Это не то место, где ты можешь предъявлять мне ультиматумы или шантажировать своими глупыми угрозами! Ты не можешь приказывать мне, во что верить, ты не можешь заставить меня повернуться к отцу спиной, пьяница он или нет, и ты не можешь заставить меня выйти за тебя замуж!

Она развернулась и поспешила к воротам форта.

– Подожди, Лиз!

Нил положил ей руки на плечи, но она тут же сбросила их.

– Оставь меня в покое!

Ворота распахнулись, и она забежала внутрь, чуть не столкнувшись с негритянкой, несшей в руках корзину с бельем. Обойдя ее, Лиз направилась к зданию штаба. Она слышала, как Нил топает у нее за спиной.

В последнюю минуту он догнал ее и обежал, чтобы первым добраться до двери. Быстро постучав, он распахнул дверь.

– Пришла мисс Ланье по приказу майора, – выдохнул он.

Капрал Тулли смерил его своим фирменным мрачным взглядом.

– Пора, пора. Пусть заходит.

Ситуация перестала быть забавной. Дейзи быстро пересекла плац в центре форта. Она не помнила, чтобы когда-то так расстраивалась. Как папа мог так обойтись с отцом и дедом Лиз? Их держат под замком уже две недели и кормят кое-как. Несчастный старый мистер Шаз ослабел от голода, а мистера Антуана явно били, чтобы получить информацию. Его когда-то красивое лицо осунулось, а темные пятна синяков обезобразили красиво очерченные скулы. В уголках рта появились небольшие кровоточащие ранки.

Она узнала обо всем этом лишь неделю спустя. В конце концов, солдаты начали обсуждать узников, и она это услышала. Когда Дейзи стала задавать вопросы, отец сначала туманно отвечал, что просто поставил непослушного ребенка в угол. Потом он приказал ей держаться подальше от гауптвахты, где были заперты французы, и даже пригрозил, что посадит под домашний арест, если она не подчинится.

Ну, сегодня она не подчинилась.

Она нашла обоих Ланье в узкой низкой камере в дальнем конце здания. Неделей ранее эту камеру затопило водой после проливного дождя. По всей видимости, они спали на мокром, холодном полу. Джеймс Уиллинг, американец, который стал причиной всей этой истории, тоже сидел, но так как он был офицером, то в его камере были кровать, стул и письменный стол, и кормили его сравнительно неплохо.

– Ланье предатели, – сообщил ей караульный, словно бы это оправдывало такое варварское отношение, – они хуже врагов в форме.

Дейзи отвесила этому самодовольному человеку оплеуху и потребовала, чтобы мистера Шаза перевели в сухую камеру и дали еды. Когда он отказался, ведь ее отец ему такого приказа не давал, она развернулась и пошла к отцу. Папá отдаст такой приказ. Она заставит его.

Она вся дрожала, когда подошла к двери и забарабанила по ней кулаком.

– Капрал Тулли! Это я, Дейзи. Я должна сейчас же поговорить с отцом. Это важно.

Тулли приоткрыл дверь, но ее не впустил.

– Не сейчас, мисс. Он велел мне ни под каким предлогом не беспокоить его.

Дейзи отступила на шаг, глубоко вздохнула и закричала:

– Папá! Мне надо с тобой поговорить! Пожалуйста, скажи капралу Тулли, чтобы…

Капрал распахнул дверь, схватил ее за локоть и затащил внутрь.

– Мисс Дейзи, вы с ума сошли? – прошипел он, силой усадив на единственный стул. – Скажите мне, что случилось. Я посмотрю, чем можно помочь.

Она вскочила на ноги.

– Если вы не можете отменить приказ моего отца плохо обходиться с заключенными, то я лучше поговорю с ним.

– Вы знаете, что я не могу…

– Так я и думала. – Она снова повысила голос: – Папá! Я хочу поговорить с…

– Что здесь происходит? – Майор Редмонд распахнул дверь в кабинет и сердито уставился на дочь. – Ты с ума сошла, дорогая?

– Нет, а ты, по всей видимости, да. Я хочу знать, почему ты обходишься с двумя своими старыми друзьями как с убийцами. – Дейзи мысленно попросила Бога, чтобы он не позволил ее голосу дрогнуть. – Мистер Шаз болен и голоден…

– Дейзи, ступай в свою комнату немедленно, либо, я тебя уверяю, ты об этом пожалеешь. Капрал, проведите мою дочь в ее комнату и убедитесь, что она не будет оттуда выходить. Это приказ.

Он начал закрывать дверь перед Дейзи.

Она протянула руку и схватила его за рукав.

– Папá! Что с тобой случилось? Я не верю, что ты можешь так поступить со мной!

– Дейзи? Ты сказала, что мой дед заболел?

Это был голос Лиз. Она была в кабинете отца. Дейзи ощутила приступ паники. Лицо отца оставалось каменным, лишь в глазах на какую-то долю секунды промелькнуло что-то, похожее на страдание.

– Папá, пожалуйста, впусти меня. Я не ребенок, и ты не можешь защитить меня от правды. Я знаю, что происходит что-то ужасное.

Он сжал губы, посмотрел на капрала Тулли, стоявшего за спиной Дейзи, и с неохотой кивнул. Отойдя в сторону, он позволил ей войти.

Лиз сидела в одном из кресел для гостей, заламывая руки от волнения. В глазах у девушки стояли слезы. Она вскочила на ноги и крепко обняла Дейзи.

Дейзи тоже обняла подругу, дрожа от волнения.

– Лиз, о Лиз. Я так скучала по тебе!

– А я по тебе, – пробормотала Лиз.

Дейзи отстранилась, чтобы рассмотреть лицо подруги.

– Ты в порядке?

– Я боюсь за деда. Ты его видела?

– Да, я…

– Дейзи, довольно. – Голос отца произвел эффект холодного душа. – Сядьте обе… и прекратите сюсюкать.

Дейзи поморщилась. Она отпустила Лиз, сжала ее ладонь и села в соседнее кресло.

– Папá, у Лиз есть повод для беспокойства…

– Я сказал, довольно! – Майор Редмонд ударил кулаком по столу. – Это военный форт, и я им командую, по крайней мере, до прибытия полковника Дернфорда. Я настаиваю на том, что обо всем, что вы услышите в этих стенах, никто не должен узнать. Я, как и прежде, несу ответственность за поддержание порядка и безопасности в форте и городе. Но теперь, когда началась война, каждое произнесенное слово, каждый новый человек в городе имеют определенное значение.

Он пристально посмотрел на девушек, словно ожидая от них ответа.

Лиз ничего не сказала, но Дейзи почувствовала ее волнение. Она осторожно кивнула.

– Хорошо, – продолжил майор, будто бы они обе согласились с ним. – Как я уже пояснил Лиз, до того, как ты ворвалась сюда подобно урагану, ее отец совершил серьезный проступок, поддержав крамольную попытку капитана Уиллинга посеять смуту среди подданных Его Величества в Западной Флориде. Однако Антуан оказал мне тем самым услугу. Мы уже какое-то время ищем агента, который передает информацию из Пенсаколы через Мобил в Новый Орлеан, откуда она поступает к командованию мятежников в форт Питт.

Лиз выдохнула:

– Вы считаете, что мой отец шпион?

Отец Дейзи подался вперед.

– Я прекрасно знаю, с каким пренебрежением вся ваша семья, за исключением разве что Симона, относится к британцам. Антуан сам по себе едва ли представляет угрозу, потому что большую часть времени пьет не просыхая. Но недавно я понял, что пьянство может быть неплохой ширмой, которая помогает ему разговорить моих людей. Потом, когда он не смог не поддаться искушению поддержать капитана Уиллинга… – Майор Редмонд отвернулся, вероятно смутившись из-за недоверия, которое отразилось на лице Лиз.

Дейзи тоже едва сдерживалась, чтобы не перебить отца.

– Да, папа?

Майор хмыкнул:

– Ну, я воспользовался возможностью и допросил его. – Его лицо окаменело, когда он снова посмотрел на Лиз. – И вашего деда тоже, когда он выразил желание разделить судьбу сына-негодника. Пока они ни в чем не сознались. Я хочу верить, Лиз, что вы не знали о тайных делах отца, потому что для меня это тоже стало неожиданностью. Несмотря на то что я хорошо отношусь к вам, я не могу пренебречь своими обязанностями. Я настаиваю на том, что вы должны отречься от отца и присягнуть королю. В противном случае мне придется изгнать вас из города.

 

14

Положив гитару на колени, Рафаэль сидел на шатком стульчике у стены таверны и развлекал прохожих, горланя непристойные песни. Когда Лиз пошла в школу на весь день, он быстро накрапал сообщение майору Редмонду, в котором просил принять его как можно раньше. Он передал его через молодого солдата, который как раз был не на службе и скучал в таверне. Ожидая ответа, он развлекался тем, что беседовал с посетителями таверны о погоде, торговле и перипетиях войны, надеясь добыть любую информацию, которая поможет Гальвесу оценить возможность нападения британцев на Новый Орлеан. Поговаривали, что подобная операция готовится на весну 1779 года.

– Еще! Еще одну! – послышались крики, после того как он перестал петь песню «Ячменный сок».

Он покачал головой и ухмыльнулся:

– Клянусь, друзья, после такой длинной песни о напитках мое горло совсем пересохло! Принесите мне еще одну порцию ячменного сока, пожалуйста!

– Здесь ячмень не растет, только кукуруза!

Мужчины громко рассмеялись. Один хлопнул Рафаэля по спине и предложил купить ему выпить. Не успел он согласиться, как дверь распахнулась и на пороге появился молодой солдат, которого Рафаэль послал к майору. Он замер на пороге, теребя в руках шляпу.

Рафаэль встал, прислонил гитару к стене и осторожно пробрался через толпу к выходу. Он аккуратно положил руку на плечо солдата и тихо спросил:

– Что-то не так. В чем дело?

Солдат был рад видеть испанца.

– Дон Рафаэль, пойдемте со мной. Капрал Тулли послал за вами.

– Тулли?

Рафаэль не знал, кто это.

– Адъютант майора Редмонда. Я передал ему ваше сообщение майору.

– Ах да, я встречал его прошлой осенью.

– Да, сэр. Он был рад, что вы приехали. Просил привести вас как можно скорее, потому что мисс Дейзи и мисс Лиз в беде. Но он просил не волноваться.

Не волноваться? Когда Дейзи и Лиз в беде?

Рафаэль, выйдя на улицу за солдатом, сразу начал представлять разные ужасы. Что они наделали? Неужели они решили освободить заключенных? Ему следовало пойти к майору сразу же, как только он приехал в Мобил.

«Успокойся, Рафаэль», – подумал он.

Паника парализовала его мозг и сковала чувства.

Короткая дорога до форта, казалось, заняла целый час, хотя на самом деле прошло не более двух минут. Посланник отдал честь часовому, который распахнул ворота и впустил обоих мужчин.

– Сюда, – сказал солдат, направляясь к плацу.

Здание штаба было самым крупным на территории форта. Оно покоилось на невысоких столбах высотой в полметра и выделялось новой входной дверью. Ставни были распахнуты настежь, а отдернутые занавески впускали внутрь легкий весенний ветерок. Краем глаза Рафаэль заметил и другие улучшения по сравнению с тем, когда он посещал форт осенью 1776 года. Гальвесу будет интересно узнать, что британцы укрепляют свои южные гарнизоны.

Не успели они подойти к крыльцу, как дверь распахнулась и к ним вышел высокий грузный офицер с редеющими волосами и густыми усами. Тулли, по всей видимости, ждал их.

Молодой солдат отдал ему честь и тут же ретировался, пока ему не дали еще одно задание.

Рафаэль поклонился:

– Капрал Тулли, рад вас видеть.

Тулли кивнул:

– Дон Рафаэль. – Он закрыл за собой дверь и тихо продолжил: – Я помню, что вы занимаетесь чем-то вроде дипломатии, а нам сейчас как раз очень нужен такой человек. – Он замолчал и подергал себя за ус. – Я также помню, что вы дружите с мисс Дейзи и ее подругой мисс Лиз.

Рафаэль внимательно посмотрел на Тулли и понял, что под маской строгого военного скрывается добрый человек.

– Я восхищаюсь обеими леди, – признался он, – поэтому мне очень хочется узнать, что произошло с тех пор, как мы завтракали с мисс Ланье этим утром.

– Майор не всегда посвящает меня в свои дела, но сегодня утром стало немного… шумно. Я понимаю, что на него давит губернатор, который требует пресекать любые крамольные настроения в городе и усилить меры безопасности. Поэтому, когда капитану Уиллингу взбрело в голову приехать сюда и начать махать Декларацией о независимости в таверне… – Тулли покачал головой. – Все как с цепи сорвались. Простите меня за подобные выражения.

Рафаэль удивленно поднял брови. Он все это уже знал.

Тулли продолжал:

– А вчера одна из девочек Гиллори показала матери бумагу, которую она нашла под подушкой Лиз, и попросила прочесть.

Рафаэль напрягся:

– Что ребенок делал в комнате Лиз?

– То, что обычно делают дети. Шныряла в местах, куда ее не приглашали. Потом госпожа Гиллори нашла какие-то книги у Лиз под кроватью. Это были книги, которые британская леди не должна читать. Сегодня утром Гиллори пришла со всем этим к майору, который вызвал Лиз на допрос. Майор Редмонд думает, что проявляет великодушие, давая ей шанс повторить клятву преданности королю. Между тем мисс Дейзи узнала, в каком состоянии находятся родственники Лиз, запертые в камере…

– Запертые?

Рафаэль не хотел показывать, что он знает о делах в городе.

– Да, оба Ланье, Антуан и старый мистер Шаз.

– Понятно. Я так понимаю, мисс Дейзи возражала.

– Громко. – Тулли снова дернул себя за ус. – Потом, когда она поняла, что отец собирается изгнать из города ее лучшую подругу за государственную измену, она… в общем, расстроилась.

Рафаэль мог себе это представить. Он также мог себе представить, как майор Редмонд отреагировал на поведение дочери.

Его изначально сложная миссия теперь стала просто невыполнимой. К счастью, Бог наделил его хорошими мозгами и уверенностью в себе.

Лиз казалось, что ее сердце вот-вот вырвется из груди.

– Присягнуть короне?

Эти слова вязли на зубах. До сих пор ей, опекаемой майором Редмондом, не приходилось этого делать. Еще две недели назад, если бы ее попросили это сделать, она, наверное, пожала бы плечами и проговорила нужные слова не задумываясь.

Но что-то в той бумаге, спрятанной у нее под подушкой, заставило ее изменить взгляд на окружающий мир. В конечном счете это изменило ее мировоззрение.

Прежде чем она успела открыть рот, Дейзи вскочила на ноги и заслонила Лиз собой, словно бы защищая ее.

– Папа, как ты можешь говорить такие абсурдные вещи? Лиз не имеет никакого отношения к политическим взглядам отца. Она не живет дома с прошлого лета!

Майор Редмонд вышел из-за стола.

– Дорогая, эти взгляды появляются в юном возрасте. Лиз выросла в доме французов. Ты знаешь историю ее дяди Гийома, подстрекавшего к мятежу, за что он и был казнен испанцами в Новом Орлеане. Все семейство пропитано духом мятежа. – Он посмотрел на Лиз своими светло-серыми глазами и удивился, увидев на ее лице затаенную скорбь. – Лиз, расскажи Дейзи, что ты прятала под кроватью.

Дейзи вздохнула, развернулась и уставилась на Лиз.

Сердце Лиз гулко стучало.

Наступила тишина.

В этот момент из-за двери послышалось тихое насвистывание. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Рафаэль.

– Майор Редмонд! Как я рад нашей встрече, сеньор! Мне сообщили, что вы хотели меня видеть. Здравствуйте, дамы! Мисс Ланье, вы, кажется, от меня прячетесь. Я уже весь город обыскал. А вы, оказывается, здесь развлекаете стариков… – Его глаза расширились, когда он заметил хмурое выражение лица майора. – Черт, я, кажется, не вовремя, правда? – Он рассмеялся.

– Дон Рафаэль, сейчас не самое удачное время для визита. – Голос майора Редмонда был напряжен. – Прошу вас выйти и подождать, пока я закончу разговор с дочерью.

– О, но то, что я хочу сказать, займет лишь минуту вашего времени. – Улыбка не сходила с лица Рафаэля. Он вошел, прикрыл за собой дверь и примостился на краю рабочего стола майора. – Мое дело связано с этим глупым американским капитаном Джеймсом Уиллингом, который сбежал из-под стражи и направился, непонятно зачем, сюда, чтобы досаждать достойным жителям Западной Флориды. Губернатор Гальвес, узнав, что я направляюсь в Мобил по делам, попросил меня забрать капитана Уиллинга и доставить его обратно в Новый Орлеан. А сегодня я узнал у почтенного капрала Тулли, что вы задержали его для нас!

– Уиллинг под стражей, это так, – согласился майор Редмонд, не улыбаясь. – Но он пленник короля, и я не отпущу его без…

– …очень веской причины, конечно же. – Рафаэль обхватил колено руками. – И я готов вам ее сообщить. Видите ли, губернатор Гальвес спешит передать вам, что капитан Уиллинг захватил двух плантаторов во время своего пресловутого рейда по реке Миссисипи в прошлом месяце. Возможно, вам знакомы имена неких Александера Макинтоша и Энтони Хатчинса из города Натчез? Сейчас они свободно гуляют по Новому Орлеану, но не могут вернуться домой. Они стали свидетелями того, как их добро пошло с молотка. – Рафаэль покачал головой. – Это было очень грустное зрелище.

– Я полагаю, – медленно ответил майор, – что ваш губернатор предлагает обмен? Зачем ему Уиллинг? Вы же понимаете, что от него одни неприятности.

– Да, это так. – Рафаэль усмехнулся. – Но губернатор хочет возмещения ущерба, нанесенного капитаном, а этого не получится, если капитан будет, так сказать, на воле. Честно говоря, ваши плантаторы будут полезнее дома, занимаясь своими… хм, плантациями, а не гуляя по городу и жалуясь на жару и москитов.

– Сознаюсь, я не вижу причин не удовлетворить вашу просьбу, дон Рафаэль, если вы дадите мне слово джентльмена, что Хатчинс и Макинтош в целости и сохранности вернутся в Натчез.

– Конечно, майор.

– А как же их личные вещи? Я полагаю, у них были рабы и прочие ценные вещи, отобранные во время рейда.

– Очень жаль, но все это было распродано и возврату не подлежит, – весело сказал Рафаэль. – Но помните, что вы получаете двух плантаторов по цене одного смутьяна. Выгодная сделка!

Лиз, несмотря на беспокойство, подавила смешок. Ей не терпелось услышать, что еще придумал находчивый Рафаэль.

– Это навело меня на мысль. – Повернувшись к майору боком, он заговорщически подмигнул Лиз. – Мне кажется, что я нашел еще одного маленького повстанца, с которым надо разобраться.

– Да, маленького и глупого, – подтвердил майор. – Происходит утечка информации к врагу, и я готов сделать все, чтобы Мобил не был ни источником, ни передатчиком этой информации.

Рафаэль вздохнул:

– Я понимаю вашу дилемму, майор, но одна юная девушка, которая целыми днями учит детей читать, писать и умножать, едва ли может считаться угрозой государственной безопасности, не так ли?

– Может, если эта умная девушка связана с семьями Ланье и Лафлер, не говоря уже о семьях тех детей, которых она учит. Я узнал, что, даже живя у нас в доме, она читала крамольные работы Джона Локка, Томаса Пейна, Адама…

– Папа, прекрати! Ты не понимаешь!

Лиз совсем забыла о Дейзи, когда вошел Рафаэль. Она схватила подругу за руку и заглянула ей в лицо.

– Тише, Дейзи. Все в порядке. Я действительно читала эти книги.

– Нет! Они…

– Майор Редмонд, можно вас на пару слов, пожалуйста. – Он соскользнул со стола и остановился между Дейзи и ее отцом, лишая ее возможности возразить. Он наклонился к майору и промурлыкал: – Я понимаю, что сейчас, пожалуй, не самый удачный момент для подобных вещей, но, так как это связано с данным неприятным разговором, я чувствую, что просто обязан пренебречь нормами этикета и попросить мисс Дейзи простить меня за то, что я ее перебиваю. – Он искоса бросил на Дейзи ленивый взгляд, который каким-то образом заставил ее закрыть рот и покорно отойти в сторону. – Спасибо, – поблагодарил он, поклонившись.

Майор Редмонд удивленно посмотрел на Рафаэля, а потом нетерпеливо махнул рукой:

– Да, да, продолжайте, дон Рафаэль.

– Мне неудобно говорить, но мои дела в Мобиле отчасти носят личный характер. Как я уже говорил, я искал мисс Ланье, а точнее, ее отца, потому что, коротко говоря, хотел просить у него разрешения жениться на ней. Вы должны понимать, как я был раздосадован, узнав, что его взяли под стражу за самую настоящую государственную измену.

Нет. О нет, нет, нет, нет. Он заговорил о своих намерениях теперь, в такой ужасный момент.

Лиз закрыла рот дрожащими руками. Она не знала, является ли то, что подступало к ее горлу, воплем или истерическим хохотом.

А потом он посмотрел на нее. Она уже знала его достаточно хорошо, чтобы за этим несколько развязным поведением увидеть доброту и ум, которые он пытался скрыть от окружающих. За застенчивостью в его глазах она увидела предостережение о серьезной опасности. Спустя мгновение от него не осталось и следа, и Лиз гадала, не померещилось ли ей это.

Рафаэль вздохнул:

– Я вижу, что это стало для мисс Ланье, моей дорогой, красивой Лиз, сюрпризом. Но это часто случается, когда такая скромная девушка не замечает того, что она пробуждает в мужчине глубокие чувства. Майор, вы, должно быть, помните, что в нашу первую встречу, во время обеда в вашем доме, я не мог оторвать взгляд от подруги вашей дочери. Я постоянно придумывал поводы, чтобы возвращаться в ваш город снова и снова лишь для того, чтобы посмотреть на нее… потанцевать с ней… даже, набравшись храбрости, прикоснуться к ее руке.

Он положил руку себе на грудь, словно был не в силах сдержать чувства. Лиз решила, что должна быть благодарна ему за то, что он не упомянул поцелуи. И к чему он клонит?

Майор Редмонд явно задавался тем же вопросом. Он посмотрел на Лиз, будто увидев ее впервые.

– Э, да, конечно, – начал он, – но какое отношение это имеет к…

– Тут все связано! – Рафаэль протянул руку Лиз, и она охотно взяла ее, словно бы погрузившись в транс. Это было похоже на шекспировскую комедию. Или и на то, и на другое. Она встала и приблизилась к испанцу. – Когда Лиз станет моей женой, если мне так повезет, она больше не будет ни француженкой, ни англичанкой, ни американкой, а будет испанкой. Что хорошо для моего горячо любимого губернатора Гальвеса, который взял в жены креольскую леди Марию Фелициану де Сент-Максент Дэстреан, то определенно хорошо и для меня!

Майор Редмонд почесал голову:

– Лиз, ты хочешь выйти за этого павлина?

Лиз опустила взгляд на ладонь Рафаэля. У него была крупная, сильная рука, на указательном пальце красовалась кроваво-красная печать. Она представила, как отдастся ему целиком и полностью, как его жена перед Богом и людьми, чтобы идти за ним и слушаться во всем, отбросив свое прошлое.

Она предпочла бы остаться одной и смириться с последствиями, которые непременно наступят теперь, когда у нее под подушкой обнаружили эту бумагу. Но если она так поступит, Дейзи сознается, чтобы защитить ее, а ее дед так и останется в тюрьме…

Подняв взгляд на испанца, она попыталась прочитать в карих глазах юноши ответ на свой немой вопрос, понять, искренно ли его предложение. Он любил строить из себя клоуна, но иногда им двигало настоящее великодушие. Выражение его лица смягчилось, словно бы он понял, в какое затруднительное положение попала девушка. Она заметила, как он беззвучно сказал одними губами:

– Скажи «да».

Неукротимая сторона ее натуры дала себя знать.

– Да, – прошептала она.

Рафаэль улыбнулся.

Лиз посмотрела на майора Редмонда и улыбнулась.

– Но я хочу забрать с собой деда.

Он покачал головой.

– Ты не в том положении, чтобы требовать что-либо.

– Так вы избавитесь от еще одного неудобного вам человека, так сказать, – заметил Рафаэль.

Майор Редмонд вздохнул:

– Да, так и есть. И у меня есть дела намного важнее этого бессмысленного спора. Хорошо, дон Рафаэль, забирайте американского капитана, будущую невесту и ее деда и убирайтесь из моего города. Не поймите меня неверно, но я буду рад, когда вы уедете. – Он подошел к двери и распахнул ее. – Доброго дня, сэр.

Дейзи удивленно посмотрела на отца. Он не закрыл дверь, словно бы ожидая, что она последует за Лиз и Рафаэлем. Но она не могла двинуться с места, она еле дышала.

Лиз только что согласилась выйти замуж за этого испанца. Она покинет Мобил, переедет в Новый Орлеан и больше никогда не вернется. Ну, возможно, она будет иногда приезжать в гости, но от их былых отношений не останется и следа.

Она, конечно же, знала об интересе, который Рафаэль проявлял к Лиз. Возможно, ее саму захлестнула романтика их странных отношений, но она никогда не думала, что Лиз решится покинуть город, семью и старых друзей.

И Дейзи останется одна. Симон уехал. Отец, этот чужой человек, который запер ее в форте так же, как Антуана Ланье или Джеймса Уиллинга, выбросил ее из своего сердца. Хотя, возможно, она сама это сделала, когда открыла книгу Томаса Пейна и стала уязвимой для его красивых, но опасных идей.

Ей хотелось разреветься, как маленькой девочке. Она хотела побежать за Лиз и молить ее остаться. Ее обуревало желание пасть ниц и молить Бога вмешаться.

Но она должна была стоически сидеть и делать вид, что слушается отца.

Любое другое поведение было бы безумием. Какой у нее был выбор? Признаться в государственной измене, в то время как Лиз принесла себя в жертву, чтобы Дейзи этого не делала?

«Почему, Боже, почему?»

Не было времени даже поговорить с Лиз, нормально попрощаться.

Совсем одна.

– Спасибо, папа, за твою щедрость. – Она сказала то, что от нее ждали. Губы занемели, она прикусила нижнюю, чтобы почувствовать хоть что-то.

– Ты хорошая дочь, Дейзи, – похвалил отец. Он подошел к ней, взял за безвольную руку и помог встать. – Но я очень занят. Найди других подруг, вернись к ученикам… – Он неопределенно махнул рукой. – Найди себе полезное занятие.

Он хотел, чтобы она убралась из его кабинета и не мешала работать.

Дейзи вышла, не чувствуя ног. За ней тут же захлопнулась дверь. Капрал Тулли, который сидел у себя за столом и чистил мушкет, с беспокойством посмотрел на девушку. В его глазах было намного больше участия, чем в глазах отца.

– Все в порядке, мисс Дейзи?

– Да, я просто… – Ее мысли путались. Она заморгала. – Вы знаете, куда пошли Лиз и дон Рафаэль? Я хотела попрощаться.

Тулли покачал головой:

– Они пошли за старым Ланье и американцем. Я послал с ними Маклеода. Исполняем приказ вашего отца.

– Значит, вы слышали…

– Я слышал. – Тулли нахмурился. – Не самое удачное решение майора. Но мисс Лиз будет хорошо с испанцем, – поспешно добавил он. – Мальчик не такой глупец, каким хочет казаться.

Дейзи улыбнулась:

– Да, это так. Ну, спасибо за то, что привели его. Я могла… в общем, я не знаю, что бы я могла сделать. Наверное, какую-нибудь глупость. – Дейзи пристально посмотрела на Тулли и увидела в его глазах доброту. Возможно, она не так одинока, как ей казалось. – Спасибо за то, что присматривали за мной и Лиз, капрал. Я хочу поступать правильно, но иногда я…

– Мисс Дейзи, с вами тоже все будет в порядке. – Капрал покраснел от смущения. – Если же вам что-нибудь понадобится, вам надо лишь послать за мной. Слышите?

Она улыбнулась:

– Да, сэр. Я слышу.

На гауптвахте пахло заплесневелым сыром. Лиз едва могла дышать. Как же ее отец и дед могли здесь находиться целых две недели?

Она почувствовала, как ее снова захлестывает волна негодования. Лишь присутствие Рафаэля, его поддержка и участие помешали ей закатить истерику.

Нил открыл дверь, и она вошла в здание, не посмотрев на Маклеода. Он знал. Он знал, что дедушка и отец заперты здесь, что их плохо кормят, спать заставляют на полу и обращаются как с собаками. И ничего не сделал. Дейзи хоть попыталась что-то предпринять, как только узнала об этом.

Последние два дня выдались солнечными и теплыми, поэтому большая часть дождевой воды ушла через трещины в полу. Но доски все еще были влажными. Подошвы туфелек Лиз намокли, как только они вошли в полумрак здания гауптвахты. Двое узников сидели в дальних камерах. Несколько узких полосок света пробивались через щели в потолке, немного рассеивая мрак. Лиз громко вздохнула, и Рафаэль тут же схватил ее за руку.

– Спокойно, – шепнул он. – Мы мигом заберем его отсюда.

Она посмотрела на испанца, кивнула и в этот момент увидела деда. Он сидел на ящике возле решетки камеры, выпрямившись и склонив голову, словно бы молясь. В руках он сжимал шляпу.

– Дедушка! Я здесь! Мы с Рафаэлем забираем тебя. – Лиз опустилась на колени. – Ты в порядке?

Наконец он поднял голову и заморгал, как после сна. Казалось, что он постарел на десять лет.

– Лиз? Что ты здесь делаешь?

– Разве ты не слышал? Я пришла, чтобы забрать тебя! – Протянув сквозь решетку руки, Лиз повернула голову и сказала: – Нил! Отпирай давай! Быстрее!

– Иду.

Не успел Нил вставить ключ в замок, как дед уже был на ногах.

– Нет! Сначала Антуан. Я не могу уйти без…

– Дедушка! – Лиз была готова расплакаться. – Мне жаль, но майор Редмонд не отпускает папá… по крайней мере пока. Мы заберем его позже, но сейчас ты должен…

– Я сказал, что не брошу сына. Не в этот раз.

Лиз посмотрела на морщинистое лицо деда, упрямого, как осел, но прекрасного в этом порыве самопожертвования.

– О дедушка…

Рафаэль приблизился к Лиз и помог ей встать.

– Послушайте, сэр, ситуация немного, хм, странная. У Лиз случилось небольшое недопонимание с майором. Я уверен, что господин Маклеод с радостью пояснит его суть, но, короче говоря, я могу забрать только вас двоих из города, и больше никого. – Он сделал паузу и осторожно добавил: – Я думаю, что не стоит испытывать великодушие майора.

Ланье нахмурился и сердито посмотрел на Нила. Нил начал переминаться с ноги на ногу. Наконец он тихо промямлил:

– Он прав, сэр. Вам лучше идти, в противном случае это может плохо кончиться. – Он виновато посмотрел на Лиз. – Я буду присматривать за твоим отцом, Лиз. Я прослежу, чтобы его хорошо кормили, и добуду для него кровать.

– Отец. – Из тени в соседней камере послышался голос Антуана. – Послушай их. Забери Жюстин и детей, пускай они живут в твоем доме.

Лиз подошла к камере отца. Он выглядел похудевшим и больным, но был трезвым, что, в некотором смысле, пошло ему на пользу.

– Папá! – Она протянула руку и тронула его за рукав. – Я хотела забрать и тебя, но…

– Я знаю, я предатель, – прорычал он. – В то время как они сами несправедливо убивают собственных граждан. Я не жду, что они меня освободят. – Он коснулся ее лица и прошептал: – Я слышал, что тебя вызвали на допрос. Я прошу тебя: береги себя, дорогая моя дочь. Молись за меня и отвези дедушку в безопасное место. – Он сделал паузу. – Обещай.

Лиз всхлипнула.

– Конечно, папа. Я обещаю. Мы вернемся за тобой, – прошептала она.

 

15

Новый Орлеан

12 мая 1778 года

– София! Где ты, дитя? – услышала Скарлет голос доньи Гонсалес.

Сама она стояла на коленях перед миниатюрной Софией недалеко от железной кованой лестницы. Сестра Рафаэля взобралась на деревянную подставку, собранную специально для того, чтобы Скарлет использовала ее для своих швейных дел.

– Я тут, внизу, мама! Скарлет доделывает оборки моего платья. Иди посмотри! Складки на бедрах просто… Ах, Скарлет, прости, я не буду двигаться, обещаю. Просто у тебя все так красиво получается. Я буду очень жалеть, когда ты вернешься к брату.

Зажав в губах булавки, Скарлет подняла голову и улыбнулась веселой молодой хозяйке. Ей тоже будет жаль покидать мисс Софию, хотя навряд ли на новом месте ей может быть хуже, чем прислуживать Изабель Дюссой или собирать на поле хлопок.

Купив Скарлет на невольничьем рынке, дон Рафаэль сначала отвел ее к жене губернатора мадам Гальвес. Мадам охала и ахала, глядя на то, в каком ужасном состоянии находится Скарлет. Она заставила ее принять ванну с хозяйственным мылом, накормила и оставила отдыхать на целых два дня. Как она сказала, ради ребенка. Скарлет покорилась без слов, поскольку была очень истощена и благодарна за спасение. Ей было все равно, что с ней будет дальше. Но когда на следующий день мадам позвала ее к себе в будуар и попросила сесть на единственный свободный стул, красиво обтянутый муслином, Скарлет смутилась.

– Мадам, я с радостью постою, – сказала она, сложив руки на животе.

– Да, я понимаю, – с улыбкой ответила мадам, – но мне не хочется напрягать шею, пока мы разговариваем, поэтому, пожалуйста, садись.

– Да, мадам.

– Итак, Скарлет, Рафаэль говорит, что ты швея.

– Да, мадам.

– И роды будут… где-то в июле?

Скарлет осторожно кивнула:

– Думаю, да.

Иметь ребенка – разве это плохо?

Взгляд мадам смягчился. Она была очень красива. Говорили, что ее муж сходит по ней с ума. Возможно, так же сильно, как Рафаэль сходит с ума по Лиз.

– Очень жаль, что тебя разлучили с отцом ребенка, – тихо сказала мадам. – Мы постараемся его найти, а пока для тебя здесь найдется много работы. Ты хочешь поехать к матери Рафаэля и пожить у нее до родов?

У Скарлет в голове все путалось. Какая разница, чего она хочет? Если бы здесь была мадам Дюссой, подобный вопрос наверняка был бы с подвохом. Скарлет не знала матери Рафаэля и особо не горела желанием ехать еще куда-то, но ей не хотелось обижать эту добрую леди-креолку. Она беспомощно пожала плечами.

– Как скажете, мадам.

Мадам Гальвес отдала Скарлет одно из своих старых платьев и материю, чтобы расширить его в талии, а потом критически изучила результат. Одобрительно улыбнувшись, она похвалила работу Скарлет и попросила слугу провести ее до поместья Гонсалесов. Он оставил ее на кухне на попечении поварихи, которая очень сильно напоминала Скарлет мать Каина.

К тому времени как донья Гонсалес послала за ней, ее уже накормили хрустящим хлебом и колбасой. Она так наелась, что чуть не заснула. Наконец она вошла в один из лучших салонов Нового Орлеана.

«О боже, – подумала она, с удивлением глядя на двух хорошо одетых леди, – что это за рай?»

Одна леди, очень похожая на Рафаэля, была среднего возраста. Другая – юная, и у нее были такие же озорные карие глаза, как у брата.

Скарлет понадобилось больше месяца, чтобы научиться отвечать на прямые вопросы, не вздрагивая и не пытаясь найти в них скрытый подтекст. В конце концов она поняла, что ее умение обращаться с ниткой и иголкой оценили по достоинству. Ее хорошо кормили и позволяли отдыхать. Когда живот стал больше, к ней приставили юную рабыню, которая ей помогала.

Маленькая Дина, которую, по всей видимости, никогда в жизни не ругали, болтала, не умолкая, целый день напролет, начиная с момента, когда она открывала утром глаза, и заканчивая поздним вечером, когда засыпала у ног Скарлет. Той было больно смотреть на этого ребенка, которого явно забрали у матери вскоре после рождения. В конце концов оказалось, что Дина – дочь рябой поварихи, которая была так же добра к Скарлет, как и мадам Гальвес.

С помощью булавок Скарлет медленно закрепляла оборку платья, заставляя мисс Софию поворачиваться то одним, то другим боком. Наконец она закончила и окинула девушку удовлетворенным взглядом.

– Посмотрите в зеркало, мисс, – попросила она. – Все хорошо?

София повернулась и с довольным видом посмотрела на себя в зеркало, положив ухоженные руки на бедра. Платье сидело отлично.

– Чудесно, – похвалила она, улыбаясь отражению Скарлет в зеркале. – Жду не дождусь, когда лейтенант Торрес увидит меня в нем.

– Лейтенанту Торресу давно пора под венец, – заметила Скарлет, не задумываясь.

София расхохоталась:

– Скарлет! Ты пошутила!

Скарлет ахнула и закрыла рот рукой.

– Простите, мисс!

Но София соскочила с подставки и взяла Скарлет за руки.

– Не надо извиняться! Так приятно, что я могу с кем-нибудь посмеяться. Мама всегда такая… – Она оглянулась через плечо и прошептала: – Строгая.

– Я все слышала! – из коридора послышался голос мадам Гонсалес. В следующее мгновение она вошла, уперев руки в бока. – Кто-то же должен быть здесь строгим, а то все развалится. – Но в ее глазах Скарлет заметила озорной огонек. – София, выбирайся из этого платья и сбегай в сад за цветами, чтобы Скарлет могла его спокойно подшить.

Мадам начала нетерпеливо притопывать ногой, пока наконец дочь не вышла. Она закрыла за ней дверь и повернулась к рабыне.

– Как ты сегодня себя чувствуешь?

Скарлет встала, держась за спину. Она все еще стеснялась хозяйки дома. Взглянув на платье в руках, она ответила:

– Хорошо, донья Гонсалес. Ко мне все хорошо относятся.

– Замечательно. – Женщина кивнула. – Работать полезно, но не перенапрягай спину. Где Дина? Она должна всегда быть рядом на тот случай, если тебе что-нибудь понадобится.

– Она… я послала ее наружу поиграть, чтобы ваша дочь не смущалась. – Скарлет прикусила губу. – Простите, если я…

– Нет, ради всего святого, девочка, это нормально, руководствуйся здравым смыслом. Я только о тебе беспокоюсь.

Скарлет украдкой посмотрела на хозяйку.

– Мадам… я хотела спросить… – Донья Гонсалес ничего не ответила, лишь удивленно подняла брови. Тогда Скарлет выпалила: – Почему вы так добры ко мне? Я рабыня в вашем доме. Вы же не относитесь так ко всем своим слугам.

Донья Гонсалес, казалось, немного растерялась.

– Конечно, я не мучаю слуг. Но ты у нас особый случай.

Скарлет сделала шаг назад.

– Что вы имеете в виду?

– Мадам Гальвес попросила меня заботиться о тебе и сделать все, чтобы ребенок родился в нормальных условиях. Я исполню ее просьбу.

Скарлет удивленно посмотрела на женщину, пытаясь осознать ее слова. Мадам Гальвес замолвила за нее слово. Из-за ее имени и положения со Скарлет обращались почти так же хорошо, как с Софией. Возможно, в этом был также замешан дон Рафаэль, а может, и нет. Эту загадку без дополнительной информации она разгадать не могла.

– Хорошо, спасибо, мадам, – ответила она и подняла платье Софии. – Я сейчас закончу подол, если вы не против.

– Да, конечно, – улыбнулась донья Гонсалес. – Софии же нужно поставить ловушку для возможного жениха.

На борту судна «Valiente»

12 мая 1778 года

Однажды Лиз приснилось, что она поднимается в воздух с края высокого утеса. Когда-то она провела два дня в библиотеке деда, читая книгу о путешествиях в горах Европы. Рисунков в ней не было, но автор описывал юг Франции, где жили ее предки до того, как начались преследования гугенотов. Она представляла заснеженные пики, зеленые долины, бездонные ущелья в таких подробностях, что у нее даже закружилась голова, когда она начала собираться домой. В ту ночь во сне она оказалась на самой высокой вершине, откуда следила за табуном диких лошадей, пасущихся далеко внизу. Ей захотелось оседлать одного из скакунов. Ей требовалось лишь сделать шаг и полететь вниз.

Разведя руки в стороны, она так и поступила.

И проснулась, громко вскрикнув. Жюстин потом еще долго успокаивала ее, пока ее не перестала бить дрожь.

Этот опыт она не хотела повторять. Но, стоя на носу испанского торгового корабля «Valiente» рядом с Рафаэлем и постепенно удаляясь от Мобила, она стала испытывать похожее ощущение.

– Вы замерзли? Мы можем спуститься в мою каюту.

Большие теплые руки Рафаэля легли ей на плечи.

Лиз посмотрела на испанца и покачала головой:

– Я немного… не знаю, как сказать. – Она не хотела говорить напугана.

Казалось, он понял ее без слов, потому что тут же улыбнулся.

– Нет ничего такого на свете, с чем бы не справилась моя креольская леди. Деревенька Новый Орлеан как раз для тебя!

Он щелкнул пальцами.

– Даже я знаю, что Новый Орлеан не деревенька. – Тем не менее Лиз рассмеялась. – Там поют и играют на гитаре на каждом углу. Я буду выглядеть среди горожан настоящей деревенщиной. – Она повернулась к воде спиной, а Рафаэль положил руки на поручни с обеих сторон от девушки. Волосы Лиз развевались на ветру, и она пыталась их придерживать руками. – Рафаэль, ты со мной так внимателен. Я очень благодарна, но ты не обязан… никто не узнает, если ты не хочешь…

– Если вы еще раз такое скажете, мисс Ланье, мне придется схватить вас и щекотать до тех пор, пока вы не будете молить меня о пощаде. Я никогда не делаю предложений, которые не собираюсь выполнить. – В его голосе послышалось сомнение. – Хотя мне кажется, что это ты думаешь о том, чтобы пойти на попятную.

Лиз отвернулась, чтобы не видеть обиды в его глазах.

– Я просто хочу… я хочу, чтобы ты сделал мне предложение не под давлением обстоятельств.

Рафаэль на секунду замолчал.

– Возможно, однажды я смогу найти способ убедить тебя, что я не шучу. Но до тех пор… – Он вздохнул. – Ну, до тех пор мы будем двигаться к этому постепенно. И первым шагом будет знакомство с моей семьей.

Лиз улыбнулась:

– Честно говоря, я боюсь. Не знаю, сколько раз я слышала от тебя, что твоя мама колотит тебя каждый день.

– Просто я безнадежный случай, как ты знаешь. – Он усмехнулся. – Моя мама полюбит тебя. А София уже твоя лучшая подруга.

– Но она же со мной еще не знакома!

– Но я ей все рассказал.

– Что именно?

– Я сказал, что в Мобиле живет девушка, которая угрожает мне ножом, если я не даю ей именно того, о чем она просит. И она целуется, как ангел. София со мной согласилась и сказала, что я должен на тебе жениться. С чем я не спорю.

Лиз весело засмеялась.

– Ты этого не говорил! – Покачав головой, она осторожно положила руку ему на грудь, а он прикрыл ее своей ладонью. – Рафаэль, ты должен знать: я безмерно благодарна тебе за то, что ты вмешался и защитил меня и дедушку. Но мы еще плохо знаем друг друга, чтобы давать подобные клятвы. У тебя своя жизнь в Новом Орлеане, и я о ней ничего не знаю. Ты не ухаживал за мной. А во время ухаживаний можно узнать друг друга лучше. Можно узнать о таких важных вещах, как религиозные взгляды. Образование. Семейная история.

– Ты права, у нас будет время на все это. Лиз, я не прошу тебя выходить за меня замуж немедленно. Есть вещи, о которых я не могу тебе рассказать, потому что это не мои секреты. Верь мне, потому что я ставлю твою безопасность и благополучие на первое место.

В его глазах была такая нежность, что сердце Лиз смягчилось. Довериться ему? Она находилась на испанском корабле, который увозил ее прочь от семьи, дома и всего знакомого навстречу неизвестно каким потрясениям. Это было все равно, что довериться Богу, который, как учила ее бабушка, великий, грозный и скрытный, но в то же время нежный, как курица с цыплятами.

Возможно, довериться Рафаэлю означало довериться Богу.

Новый Орлеан

13 мая 1778 года

Губернатор в тот день был дома, что было на руку Рафаэлю, который хотел удивить Лиз. Он собирался познакомить ее с матерью и сестрой позже. Сначала ей нужно было увидеться со Скарлет. Это должно было немного разрядить чувство напряженности, возникшее между ними. Он ценил независимость Лиз, понимал ее стремление защититься, но не мог довериться ей полностью, не поставив под риск возложенную на него миссию. Он надеялся, что, когда Гальвес познакомится с Лиз, ей сообщат хотя бы часть информации.

Рафаэль поддерживал девушку за локоть, когда они поднимались к входу. Они устали, были немного раздражены и порядком проголодались, потому что путешествие из Мобила выдалось не самым приятным. Их кораблю препятствовали встречный ветер и высокие волны. Половина команды отравилась несвежей едой. Ему самому повезло, потому что он вовсе не ел целые сутки, работая над отчетом.

Рафаэль подозревал, что Лиз не хотела есть из-за волнения. Она попросила разрешения принять ванну, но он возразил, что на это нет времени. После этого она все время молчала, лишь односложно отвечая на его вопросы.

Нехорошо.

Рафаэль был готов признать, что где-то глубоко внутри он ощущал страх. Его мать не придет в восторг, узнав, что Лиз два дня путешествовала без спутницы. На «Valiente» Рафаэль выделил ей небольшую каюту, но маме все равно это покажется неприличным.

Он постучал в дверь и, повернувшись, посмотрел на плотно сжатые губы Лиз. Как всегда, она была прекрасна, но постоянно дергала себя за длинную косу, в которую заплела свои вьющиеся волосы, и отряхивала юбку в тщетной надежде избавиться от пятен. Женщины были созданы для тайн и наслаждения, но ни один мужчина не мог разобраться в хитросплетениях того, что прилично, а что нет.

Не успел Рафаэль убедить себя прийти в другой раз, как слуга Гальвесов открыл дверь.

– Дон Рафаэль! Губернатор как раз собирался послать за вами человека. Мы слышали, что ваше судно прибыло сегодня утром.

У Рафаэля пересохло во рту.

– Да, я остановился в Кабильдо. Там мне сказали, что губернатор здесь. У него есть время, чтобы со мной встретиться?

– Конечно, сэр. – Слуга перевел взгляд на Лиз. – Мне представить леди тоже?

– А, нет. То есть я сам представлю ее.

– Очень хорошо, сэр. Сюда.

Слуга повернулся и повел гостей мимо шикарных залов для приема высокопоставленных сановников и дальше вверх по лестнице к личным комнатам.

Рафаэль последовал за ним, держа Лиз за руку и мысленно повторяя то, что он собирался сказать. К тому моменту, как он предстал перед Гальвесом и новой доньей Гальвес, он чувствовал себя так, словно бы у него в голове разорвалось пушечное ядро, убив все логичные мысли.

Как только он поклонился, донья Гальвес сказала:

– Неужели, Рафаэль, еще одна?

Рафаэль открыл рот и тут же закрыл его. Наконец он, глупо улыбаясь, спросил:

– Сеньора?

Но донья Гальвес с интересом смотрела на Лиз.

– Эта девушка красивее той и, по крайней мере, не беременна.

– Фелициана, – мягко заметил губернатор, – мальчик только приехал и явно не готов к твоим шуткам. – Он встал, взял Лиз за руку и поцеловал ее пальцы. – Добро пожаловать, сеньорита. Вы мисс Ланье, я полагаю.

Лиз выдавила из себя смущенную улыбку.

– Да, сэр. Я Лиз Ланье. – Она присела в реверансе и посмотрела на донью Гальвес. – Мадам, я прошу прощения, что мы не предупредили о приходе. Я очень… спешила.

– Представляю. – Сеньора строго посмотрела на Рафаэля. – Неужто нельзя было позволить девушке посидеть и хотя бы попить чая, а не тащить сразу на встречу с незнакомыми людьми?

Рафаэль почувствовал, что его корабль идет ко дну.

– Сеньора, выполняемое мной предписание… – Он посмотрел на Гальвеса, ища у него поддержки. – Я полагал, что должен отчитаться немедленно.

– Да, да, конечно, – согласился Гальвес. – Мы обсудим ваш отчет. Итак, вы, двое, садитесь на диван, а Эдуардо принесет чай… подожди, Эдуардо, с цикорием для дона Рафаэля и для меня тоже. Да? Спасибо. Итак… – он повернулся к Рафаэлю, – забудем о шутках моей жены. Пожалуйста, расскажи мне, что произошло во время твоей последней увеселительной прогулки в Западную Флориду. В частности, расскажи нам о неожиданном появлении твоей милой спутницы.

Рафаэль вкратце поведал губернатору о семье Ланье, но предложение Гальвеса высказаться о делах в присутствии Лиз его несколько обескуражило. Когда они с Лиз сели на диван, он мысленно представил несколько вариантов того, как начать разговор.

– Итак, сэр, как вы знаете, капитан Уиллинг создал для нас определенные проблемы, сбежав, не попрощавшись, в Мобил. К тому времени, как я добрался туда, он уже успел начать мятеж в самой большой таверне города. В этом самом заведении я сам обычно останавливаюсь.

Гальвес вздохнул:

– Понимаю. Продолжай.

Рафаэль посмотрел на Лиз.

– И… дед и отец Лиз, которые, по всей видимости, сочувствовали капитану, были втянуты в эту историю. Майор Редмонд арестовал обоих, а потом вызвал мисс Ланье на допрос. Возможно, Лиз сможет рассказать свою версию этой истории.

Он хотел, чтобы она сама сказала Гальвесу, что является бунтаркой. Это развязало бы Рафаэлю руки…

Что было бы дальше, он даже не предполагал.

Но в этот момент в комнату вошел Эдуардо с чаем и разговор перешел на житейские темы вроде погоды, качества морепродуктов из залива и постоянной угрозы наводнения в районе форта у реки Сент-Джон. К тому времени как дворецкий раскланялся и удалился, Рафаэль успел немного расслабиться.

– А теперь, мисс Ланье, – сказал Гальвес, – если вы освежились, я хочу услышать вашу версию последних событий.

Рафаэль напрягся. Губернатор перешел к делу.

Прикусив губу, Лиз посмотрела на Рафаэля.

Губернатор продолжил:

– И, пожалуйста, запомните: все, что вы скажете, не выйдет за стены этого дома. Испания остается нейтральной в этом конфликте Англии с ее подданными, и я не причиню вреда тем, кто уважает интересы короля Карлоса на нашей территории. Вы можете говорить свободно, не опасаясь наказания.

– Спасибо, сэр, – мягко ответила Лиз. Она сделала паузу, осторожно поболтав чай в чашке. – Очень долгое время мне казалось, что этот конфликт меня не касается. Я всегда жила при англичанах, хотя моя семья по языку и культуре остается французской. Возможно, вы знаете, что старший брат моего отца участвовал в восстании в шестьдесят восьмом году. Потом я познакомилась с Рафаэлем… доном Рафаэлем… и поняла, что очень мало знаю о мире. Мой дед очень любит читать, и он всегда советовал брать и читать книги из его библиотеки. – Лиз бросила на Рафаэля пронзительный взгляд. – Поэтому для меня не было такого уж большого потрясения, когда моя подруга Дейзи дала мне книги, написанные зачинщиками нынешней революции. Я сочувствую их идеям, стремлению к свободе и независимости.

– Те книги дала вам Дейзи?

Если бы она отвесила Рафаэлю пощечину, он бы удивился меньше.

– Да. И это причина, по которой я согласилась… потому что не могла…

Внезапно Рафаэль понял. Лиз была готова отвергнуть его поспешное предложение руки и сердца, но потом поняла, что Дейзи выдаст себя, чтобы спасти ее. Она пыталась сказать ему, что не отвечает ему взаимностью. На самом деле ничего, кроме дружбы, она ему никогда не предлагала.

– Значит, вы сочувствуете повстанцам?

Спокойный голос губернатора не дал ему вскочить и убежать прочь. Он чувствовал себя законченным идиотом. Рафаэль заставил себя откинуться на спинку кресла, положить ногу на ногу и улыбнуться, словно бы он привык к тому, что ему разбивают сердце.

Лиз посмотрела на губернатора и ответила спокойным голосом:

– Да, сэр, сочувствую.

Мобил

24 мая 1778 года

Дейзи терпеливо ждала, держа в руках корзину, пока Тулли, звеня ключами, отопрет ворота. Ей выдали специальное разрешение на выход из форта. Но ее должен был сопровождать адъютант в то время, когда он не находится на службе.

Отец заявил, что выпустит Антуана Ланье лишь тогда, когда он публично отречется от поддержки американских повстанцев. Дейзи пыталась ему тщетно доказать, что никому не интересно, во что верит этот законченный пьяница. Ее мольбы о том, чтобы вернуть детям отца, не возымели никакого эффекта. Антуан в тюрьме был так же полезен семье, как если бы валялся пьяным под столом. В тюрьме он, по крайней мере, никому не мешал.

На самом деле, когда Дейзи и Тулли вышли за ворота и увидели Жюстин Ланье с малышом Реми на руках, которая ждала их в тени стены, девушка подумала, что то, что Антуана бросили за решетку, было спасением для его семьи. Светлые волосы Жюстин блестели здоровьем, на ней было опрятное красивое платье, а малыша таким сытым и чистым она никогда прежде не видела.

Жюстин улыбнулась, увидев Дейзи, а Реми захлопал в ладоши. Женщина поставила малыша на землю, и он тут же побежал к Дейзи.

Девушка нагнулась, опустила корзину и подхватила ребенка на руки.

– Поцелуй меня, малыш, – прошептала она, чмокнув его в потную шейку.

Малыш захихикал и схватил ее за волосы, прижавшись к ней лицом.

– Дей-дей!

Дейзи удивленно посмотрела на ребенка:

– О боже, он уже говорит?

Жюстин покраснела от удовольствия.

– Я учила его выговаривать твое имя. Остальные дети тоже хотели прийти, но я бы со всеми не справилась. Дедушка забрал их на рыбалку, – добавила она, заметив вопросительный взгляд Дейзи.

– Я так рада, что вы привели Реми, – призналась Дейзи. – Капрал Тулли, правда же, он прекрасен?

Тулли смущенно прочистил горло:

– Мэм.

Он отошел на несколько шагов, чтобы женщины могли спокойно поговорить.

Улыбаясь, Дейзи окинула Жюстин довольным взглядом.

– Вы чудесно выглядите. Как мистер Шаз? Я надеюсь, он уже восстановился после не самого гостеприимного приема, который ему тут оказали.

– Да, он в порядке. – Жюстин наклонилась и подняла с земли сумку с чем-то округлым внутри. – Прости, он немного пахнет. Дедушка настоял, чтобы я передала сыр и немного колбасы. Черника поспела, я испекла с ней пирог.

– Хорошо. Просто положите все ко мне в корзину. Я иду на рынок купить апельсинов и кое-что еще. Капрал Тулли никому не расскажет.

– Антуан здоров? Никто не верит, но я скучаю по нему. – Жюстин потупила взгляд и покраснела.

Дейзи почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Никто не понимал, почему она все еще скучает по Симону. Сама Дейзи тоже понять этого не могла. Она была так похожа в этом на Жюстин. По крайней мере мужчина, который бросил ее, не сделал ей ребенка. С другой стороны, Антуан наконец выступил в защиту чего-то, что было важнее бутылки рома. Она же понятия не имела, почему уехал Симон.

Потершись носом о щечку ребенка, Дейзи успокоилась.

– Да, он ведет себя сейчас очень бодро. Тулли и Нил Маклеод не позволяют другим солдатам обижать его, а теперь он еще и трезвый… – Девушка пожала плечами. – Он Ланье. Как вы знаете, он может быть довольно милым.

– Да, я знаю, – вздохнула Жюстин. – От Симона что-то слышно?

Дейзи замерла.

– Нет.

– Дейзи, он вернется. Симон – самый упертый мужчина в Западной Флориде, и он любил тебя. То есть любит.

– Он велел мне ждать его год. – Дейзи погрустнела и так сильно прижала к себе Реми, что он пискнул. – Я даже не знаю, что это значит, Жюстин.

Жюстин обняла Дейзи и Реми.

– Это значит, что он вернется.

Дейзи крепко обняла Жюстин. Как же она скучала по Лиз! Как она скучала по дружеским отношениям с отцом!

– Спасибо, Жюстин, – прошептала она. – Я позабочусь об Антуане.

– Я знаю, что так и будет. – Жюстин шмыгнула носом.

– Вы тоже плачете? – Дейзи улыбнулась сквозь слезы. – Капрал Тулли теперь не захочет со мной никуда ходить.

– Не могу ничего поделать. Кажется, я снова беременна.

– О, Жюстин! – Дейзи рассмеялась. – Но об этом вы расскажите Антуану сами.

– Дейзи, что будет дальше? – Жюстин сделала шаг назад, вытерла слезы и забрала ребенка. – Твой отец опомнится и выпустит моего мужа? Какой смысл держать одного француза под замком?

Дейзи покачала головой и подняла корзину.

– Я не знаю. – Она повернулась, чтобы убедиться, что Тулли их не слушает, но все равно понизила голос: – Я боюсь, что скоро война придет сюда. Переписка между Мобилом и Пенсаколой оживилась. Я слышала, что французы устраивают рейды в заливе, а испанцы бездействуют. Я знаю, что папа волнуется.

Жюстин обняла Реми.

– Ты скажешь мне, если я могу чем-нибудь помочь освобождению мужа? Возможно, твой отец позволит нам повидаться?

– Сомневаюсь. Но я попытаюсь. – Это все, что она могла сделать. – Пойдемте на рынок, я куплю апельсины. Надеюсь, Реми не откажется их попробовать. – Она повернулась и позвала Тулли. – Капрал, возьмите, пожалуйста, корзину, пока мы с Жюстин походим по рынку.

Тяжело вздохнув, Тулли подчинился.

– Это как раз то, чем я хотел заняться в свой выходной.

 

16

Новый Орлеан

25 мая 1778 года

Лиз вытерла перо и закрыла чернильницу, потом перечитала написанное в дневнике. Как скучно! Нахмурившись, она отодвинула от себя тетрадь. Подойдя к окну, девушка раздвинула шторы и выглянула на улицу.

За две прошедшие недели она превратилась из официантки, подававшей пиво в английской таверне и жившей в крохотной комнатке под крышей, в почетную гостью губернатора Испанской Луизианы. Ей нравилось у Гальвесов, но все больше она волновалась по поводу того, что ее не выпускали из дома. Она рассказала губернатору все, что могло помочь испанцам отобрать Мобил у британцев. По всей видимости, в войне назревал поворот, и не догадываться об этом мог только житель какого-нибудь необитаемого острова. Но по какой-то причине, которую ей не объяснили, губернатор и его леди считали, что о Лиз в городе знать не должны.

Это было шикарное заточение. В первый день, после того как губернатор удалился вместе с Рафаэлем в свой кабинет, мадам Гальвес попросила служанку отвести Лиз в комнату для гостей, где она смогла привести себя в порядок. Хозяйка дала ей одно из своих шелковых платьев. Когда через много часов Лиз проснулась, она увидела у кровати служанку, которая помогла ей надеть розовое кисейное платье, в котором она спустилась к ужину. Рафаэль, по всей видимости, поехал домой к семье, оставив Лиз наслаждаться богатым, но скучным ужином у Гальвесов.

С тех пор она его не видела. Мадам Гальвес туманно объяснила, что Рафаэль выполняет задание для мистера Поллока и скоро вернется.

Что бы это ни означало.

Скоро Лиз поняла, что самым сложным в жизни в доме губернатора, кроме того, что она постоянно скучала по дому и гадала, чем занимается Рафаэль, было отсутствие каких-то событий. Она так привыкла к умственному и физическому напряжению в школе и таверне с утра до позднего вечера, что теперь ночью спала лишь урывками, просыпаясь от кошмаров. В результате весь день она проводила, ощущая усталость и раздражение. Единственным развлечением в этом монотонном существовании были редкие разговоры с леди Гальвес.

Фелициана Гальвес умела отлично поддерживать беседу, рассказывая интересные истории о том, как она, любимая дочь богатого семейства французских торговцев, выросла в чудном портовом городе Новый Орлеан. Ее первый брак длился недолго, и в нем не было детей. Второй же все описывали, как невероятную удачу. Она была щедра на похвалы своему красивому и умному мужу, чьи такт и дипломатичность давно обеспечили ему уважение и благосклонность старых испанских сановников, включая самого короля. Однако она старательно избегала щекотливых политических тем.

Лиз решила, что в семье губернатора не только у него есть способности к дипломатии.

Она уже собиралась сесть на удобный стул в углу комнаты, когда услышала, как кто-то скребется в ее дверь. Лиз отошла от окна и быстро пересекла комнату. Наконец-то она сможет с кем-нибудь поговорить!

Распахнув дверь, она замерла, открыв от удивления рот. Перед ней стояла улыбающаяся, хорошо одетая Скарлет с большим животом.

Взвизгнув от радости, Лиз обняла кузину.

– Я слышала, что тебе нужна служанка, – заметила Скарлет, когда Лиз поцеловала ее в обе щеки и с неохотой отпустила.

– Мне не нужна служанка, мне нужна подруга. – Лиз вытерла слезы. – Как ты сюда попала? Ты так хорошо выглядишь! Рафаэль сказал, что ты беременна, но вы только посмотрите!

Скарлет рассмеялась.

– Я такая большая, что едва могу увидеть что-то вокруг. Я живу с семьей Рафаэля. Они привезли меня сюда. Донья Евангелина и мисс София в гостиной. Они послали меня сюда, чтобы я могла поздороваться без… ну ты понимаешь.

Лиз пожала плечами.

– Ты живешь с семьей Рафаэля? А мне не сказали этого. Здесь что-то странное происходит, Скарлет. Где он? Я не видела Рафаэля с тех пор, как приехала сюда, то есть где-то две недели.

Большие глаза Скарлет смягчились.

– Я понимаю, что у тебя много вопросов. На некоторые я могу ответить, на другие нет. Но они велели мне привезти тебя, потому что мисс София очень хочет познакомиться с девушкой из Западной Флориды, которая похитила сердце ее брата!

Лиз посмотрела через плечо на зеркало.

– Хорошо, я только сейчас…

– Ты хорошо выглядишь, пойдем. – Улыбаясь, Скарлет схватила Лиз за руку и потащила к лестнице по длинному, покрытому ковром коридору.

– Похоже, что ты не первый раз в этом доме, – с удивлением заметила Лиз.

– Да, я жила здесь несколько дней после того, как Рафаэль купил меня на невольничьем рынке. Гальвесы очень добры, не так ли?

– Действительно. – Когда они спустились, Лиз дернула Скарлет за руку и остановилась. – Моя кузина, мне так жаль, что тебе столько пришлось пережить. Эта ужасная Изабель Дюссой ответит за свои грехи.

– Да, но я не отвечаю злом на зло. Бог ей судья, а не я.

Девушки посмотрели друг на друга. Лиз бы не была столь всепрощающей на месте Скарлет. Она заметила в кузине какую-то безмятежность, источник которой ей был не до конца понятен. Возможно, Лиз было чему поучиться у Скарлет.

Кузина улыбнулась и направилась к открытой французской двери, ведущей в гостиную.

– Вот она!

Скарлет почти впихнула Лиз в комнату.

Лиз сразу заметила мадам Гальвес, которая сидела на канапе рядом с красивой девушкой, которая была вылитой копией Рафаэля. Третья женщина, которая была старше мадам Гальвес где-то на пятнадцать лет, встала со стула с высокой спинкой и приблизилась к ней неспешной, царственной походкой.

– Как поживаете, дорогая? Я донья Евангелина Гонсалес. Мы с нетерпением ждали разрешения губернатора прийти сюда.

Женщина взяла Лиз за руки, поцеловала ее в щеку и отступила на шаг, рассматривая ее лицо, словно картину в галерее.

– Мадам.

Присев в реверансе, Лиз почувствовала, что краснеет до корней волос. Мать Рафаэля, строгая донья Гонсалес, оказалась красивой женщиной, а ее роскошное бледно-желтое платье, вероятно, было пошито в Париже. Лиз чувствовала себя рядом с ней настоящей деревенщиной.

Донья Евангелина, вероятно, осталась довольна увиденным, поскольку отпустила Лиз с улыбкой и показала на девушку, сидевшую рядом с мадам Гальвес.

– А это моя дочь София. Следи за манерами, Софи!

Но было слишком поздно. София вскочила на ноги, подбежала к Лиз и крепко обняла ее.

– О, я так рада наконец-то познакомиться с тобой! Рафаэль говорил, что ты симпатичная, но не сказал, что ты красивая, словно полотно Гойи! – София отпустила Лиз, чмокнув ее в щеку, хихикнула и закружилась на месте. – А эти кружева выбрала для меня ты, чтобы я могла украсить ими свое любимое платье и показать тебе! Видишь?

Лиз, восхищаясь платьем, одобрительно кивнула. Кружева смотрелись очень хорошо, как она и предполагала. Она посмотрела на мадам Гальвес, надеясь, что она ее спасет.

Мадам Гальвес медленно встала.

– Мисс Ланье, простите, если мое желание удивить обескуражило вас. Я знаю, что у вас есть много вопросов, на которые я могу ответить в отсутствие мужа. Однако определенный… протокол должен быть соблюден.

Лиз посмотрела на Скарлет, стоявшую у двери.

– Конечно, мадам. Я понимаю.

Хотя она ничего не понимала. Она хотела спросить о Рафаэле. Кто-то должен был рано или поздно объяснить, что с ним случилось.

– Хорошо. – Мадам Гальвес кивнула. – Теперь давайте попьем чаю… – она кивнула Эдуардо, который замер у двери, – и лучше познакомимся друг с другом.

Лиз заняла единственный оставшийся стул после того, как все леди расселись. Ее опыт в подобного рода общении был ограничен, но она знала достаточно, чтобы позволить старшим женщинам взять инициативу в свои руки.

Даже бойкая София покорно уселась на диван, сложив руки на коленях. Их с Лиз глаза встретились.

Женщины начали разговор с обсуждения несущественных тем. Когда Эдуардо принес чай и, забрав Скарлет, закрыл за собой дверь, мадам Гальвес повернулась к матери Софии.

– Донья Евангелина, теперь вы должны понять, почему я послала Скарлет к вам. Она не любовница Рафаэля, а любимая родственница мисс Ланье. Мой муж закончил заполнять бумаги на ее освобождение из рабства…

Лиз не сдержалась и вскрикнула от радости, вскочив на ноги.

– О мадам! Я не знаю, как мне вас благодарить!

Мадам Гальвес снисходительно улыбнулась ей и тут же серьезно ответила:

– Мы сейчас до этого дойдем, дорогая.

– О! Да, мадам. – Лиз села на стул. – Но это так прекрасно.

Она радостно улыбнулась.

Донья Евангелина не казалась столь оптимистичной.

– Тогда чей это ребенок?

– Возможно, Лиз сможет рассказать нам, – предположила мадам Гальвес.

– Моя кузина была замужем за кузнецом мадам Дюссой, светской дамы из Мобила. Ну, возможно, не официально, но она считала себя замужней женщиной. Мадам Дюссой давно ненавидит мою семью. Она часто выражала эту ненависть, делая всякие мелкие гадости. Поэтому она продала Скарлет отдельно от ее мужа. Я не думаю, что она знала о ребенке, потому что в таком случае она могла сделать что-то еще более ужасное.

Донья Евангелина замигала:

– Понимаю. – Она посмотрела на мадам Гальвес. – Пожалуйста, продолжайте, леди.

Мадам Гальвес кивнула.

– Мой муж хотел, чтобы Скарлет и мисс Ланье снова были вместе, но сначала ему надо было убедиться, что оценка Рафаэля основана на фактах, а не на чувствах.

– На… чувствах?

Лиз посмотрела на хозяйку дома. У этого загадочного объяснения явно был какой-то подтекст.

– Да. Даже родители Рафаэля не знали, что он служит стране в немного ином и более опасном ключе, чем кажется всем вокруг. Дон Хоакин, его отец, служил при генерал-губернаторе Алехандро О’Рейли, как и мой муж, а его братья служат на испанском флоте. Но Рафаэль, занявшись торговлей вместе с Оливером Поллоком, служил также связным между Американским Континентальным конгрессом и двором в Мадриде. Его Величество и мой муж, как его представитель, высоко ценят информацию, добытую Рафаэлем во время его путешествий на кораблях Поллока по английским портам.

Лиз была поражена. Рафаэль был шпионом. Ей следовало догадаться раньше. Его экстравагантное поведение и шутовские манеры были лишь ширмой, скрывавшей острый ум. Как он умудрялся оказываться в нужное время в нужном месте! Как он моментально забрал ее из Мобила, как смог найти и спасти Скарлет! Он несомненно знал, куда отправился Симон.

Лиз вздрогнула. Все, что он ей говорил, каждый его романтический и милый поступок по отношению к ней был обусловлен некими тайными целями, и ей никогда не было суждено понять, где правда, а где ложь.

Он ее называл мое сердце.

Нет, она была его дурочкой.

Заставив себя успокоиться, она сложила руки на коленях и подняла взгляд на мадам Гальвес.

– Я полагаю, что взамен за освобождение Скарлет вы хотите что-то от меня. Я сделаю все, что попросите.

Мадам Гальвес, казалось, поняла, что творится у нее в душе. Она криво улыбнулась:

– Не спешите соглашаться, дорогая. Вы должны знать еще кое-что. Ваша семья уже сослужила нам хорошую службу. Но это хранилось в секрете. Даже Рафаэль узнал об этом лишь недавно. Ваш брат Симон…

– Симон! Но он же ненавидит испанцев! – выпалила Лиз.

– У него были на то свои причины, но ваш брат практичный молодой человек. У него и вашего деда все еще сохраняются крепкие связи с вашей семьей здесь, в Новом Орлеане.

Лиз вспомнила о разговоре с Симоном после прогулки по заливу с Рафаэлем. Симон вел себя так, словно ненавидит Рафаэля, но, когда Лиз задала ему вопросы о восстании, в его ответах было что-то подозрительное. По всей видимости, Симон был актер не хуже, чем Рафаэль.

– Значит… Симон тоже сочувствует американцам?

Лиз все еще не могла в это поверить.

– Да. Он сейчас с Рафаэлем. Я не могу сказать где.

Столько потрясений для одного дня было слишком. Сначала она сидела у себя в комнате и скучала, а теперь здесь, в гостиной, весь ее мир переворачивается с ног на голову.

– Мой дед знает?

– Думаю, да. Они были очень близки.

Лиз повернулась к мадам Гальвес:

– Что вы хотите, чтобы я сделала?

Форт Питт

2 сентября 1778 года

У слияния рек Мононгахила и Аллегейни, где они превращаются в реку Огайо, стоял старый форт Питт, похожий на голодного поджарого кота, поджидающего добычу. Рафаэль не был мышью, но он чувствовал себя таким уже уязвимым, ожидая, пока ему откроют ворота возле южного редута. Дрожа, он поднял воротник пальто. В Новом Орлеане все еще было жарко, но, когда он и его спутники направились на север по реке Миссисипи мимо британских фортов в Батон-Руже, Натчезе и Сент-Луисе, а потом по реке Огайо, температура начала падать. Здесь, в долине реки Огайо, явно чувствовалось дыхание осени.

Он гадал, что Симон Ланье, которого он оставил на барке вместе с командой охранять груз, думал об этих чужих пейзажах. В последние три месяца, когда им пришлось путешествовать вместе вверх по реке, они смогли лучше узнать друг друга. Там, где Рафаэль был импульсивен и гибок, брат Лиз вел себя резко, быстро соображая в опасной ситуации. Еще он был очень терпеливым и методичным, когда дело доходило до составления планов. Рафаэль решил, что из них получилась отличная команда для выполнения этого задания, которое состояло в том, чтобы доставить двадцать две с половиной тысячи песо, а также припасы американскому капитану Джорджу Роджерсу Кларку. Все это должно было помочь его кампании по захвату территории племени каскаския.

Несколько раз Рафаэль сопровождал Поллока во время торговых экспедиций вверх по реке Миссисипи. Его хорошее знание реки, а также дипломатические способности имели большую ценность, но Ланье был настоящим моряком. До того как им удалось договориться, стычки были не редкостью. В конце концов они заключили между собой вынужденное перемирие.

Внезапно ворота распахнулись, прервав размышления Рафаэля о том, как непохожи друг на друга старшие дети Антуана Ланье. Он поклонился неопрятному мужчине, который наставил на него длинный мушкет.

– Дон Рафаэль Гонсалес де Риппарда к капитану Джорджу Роджерсу Кларку. Вот мое верительное письмо от губернатора Гальвеса из Нового Орлеана.

Три часа спустя он сопровождал капитана Кларка и небольшой отряд ополченцев из Виргинии, которые направлялись к реке. Кларк оказался молодым, вежливым и, к счастью, умным и знающим свое дело человеком. Он имел свой интерес в испанской интервенции в поддержку дела повстанцев. По всей видимости, все лето ополченцам досаждали индейцы, которых вооружили британцы, поэтому они были рады любому подкреплению.

Рафаэль был рад помочь, но он также очень хотел отправиться назад до зимы. Он уехал, даже не попрощавшись с Лиз, что было очень неприятно. Кроме того, экспедиция была рискованной, поскольку в британских поселениях вдоль Миссисипи все чаще предпочитали сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Они вывесили нейтральный испанский флаг, но некоторые плантаторы все равно относились к ним с подозрением.

По этой причине, когда они увидели барк, бросивший якорь подальше от берега, Рафаэль выкрикнул предупреждение:

– Эй, на корабле! Риппарда возвращается на борт с капитаном Кларком!

Ланье показался на палубе и отдал кому-то приказ опустить веревочную лестницу. Рафаэль и Кларк столкнули в воду лодку, которую перед этим Рафаэль оставил на берегу, запрыгнули в нее и начали грести в сторону барка. Когда они очутились на палубе, Ланье пожал руку американца.

– Капитан Кларк, я Симон Ланье. – Он посмотрел на Рафаэля. – Я… деловой партнер дона Рафаэля.

Кларк кивнул:

– А мы очень благодарны за деньги. Они очень кстати. Британцы идут на нас из Канады, пытаясь закрепиться на территориях к западу, а мы должны их остановить, пока они не окружили ополченцев и не закрыли движение по реке. – Он сделал паузу и смущенно посмотрел на Рафаэля. – Я должен знать наверняка, что эти деньги для меня, а не для Филадельфии.

– Губернатор Гальвес понимает важность вашей стратегии, поверьте мне, – ответил Ланье. – Наверняка Риппарда говорил вам, что такая же сумма отправилась по восточному пути на фронт в Новой Англии.

– Очень хорошо. Тогда давайте немедленно начнем разгрузку. Я привел достаточно людей, чтобы быстро с этим покончить. Также нас прикроют в случае нападения.

Ланье следил за разгрузкой на борту барка, а Рафаэль помогал Кларку и его людям на берегу. Работу они закончили, когда уже наступил вечер. Рафаэль вернулся на значительно полегчавший барк, в последний раз влез на палубу по веревочной лестнице и втянул ее наверх вместе с лодкой, чтобы закрепить ее на время плавания.

Ощущая какое-то опустошение, он облокотился о поручни, сложив руки на груди, и принялся наблюдать за фортом, который постепенно уменьшался, по мере того как они плыли вниз по реке Огайо под раздувающимися парусами, подхваченные сильным южным течением.

К нему подошел Ланье, прикрыв ладонью глаза от блеска воды, которую ярко освещало заходящее солнце.

– Мне одному кажется, что все прошло слишком легко? – спросил он.

Рафаэль поморщился:

– Надеюсь, ты ошибаешься. Мы там оставили кучу денег. Надеюсь, они найдут им достойное применение. Я согласен с Гальвесом. Если ты решился поддержать мятеж, будь готов идти в этом до конца.

– Вы бы могли взять мушкет и направить его на земляков, если бы были американцем?

– Я рад, что мне не приходится сталкиваться с таким выбором. Положение таково, что я на стороне американцев и одновременно служу своему королю. Если они выиграют, то и мы в проигрыше не останемся.

Ланье криво усмехнулся:

– Вы ничем не жертвуете.

Рафаэль подумал о той боли, которую испытала Лиз, покидая Дейзи и семью, вспомнил выражение ее лица, когда она согласилась уехать с ним. Он вздрогнул. Вероятно, жертву еще предстояло принести.

– Как ты мог покинуть Дейзи, осознавая, что, возможно, никогда ее больше не увидишь?

– Гонсалес, когда ты кого-то любишь, то хочешь для этого человека самого лучшего. Как я мог взять ее с собой, понимая, что она будет скучать по отцу? Кроме того, вот мы сейчас с тобой уже который месяц в тысяче километров от родных мест. Я бы не оставил ее в Новом Орлеане, где она никого не знает. Если бы я мог хотя бы предположить, что ты заберешь Лиз…

– Как ты думаешь, почему я это сделал? Ты никогда не спрашивал.

– Я уверен, что она любит тебя… одному Богу известно почему.

Рафаэль ухмыльнулся:

– Надеюсь, что любит. Но я забрал ее из Мобила не поэтому. Она прятала какие-то запрещенные книги под кроватью… книги, которые ей отдала Дейзи, когда майор заставил ее переехать в форт.

Ланье нахмурился:

– Книги? Ты хочешь сказать, книги, поддерживающие восстание? Это же государственная измена!

– Значит, ты не знал?

– Она бы мне никогда в этом не призналась, ведь, чтобы отец Дейзи согласился на наш брак, я всех в городе убедил, что я лоялист.

Рафаэль рассмеялся:

– Вот это положение. Она пошла бы за тобой не задумываясь, если бы ты попросил.

– И моя сестра знала? – Ланье был удивлен.

– Твоя сестра очень смышленая, – сухо ответил Рафаэль. – Ей понравились эти книги, поэтому мне нужно было быстро забрать ее оттуда.

– Как я уже говорил, ты мало чем жертвовал.

Рафаэль вздохнул:

– Кроме того, я так и не знаю, согласилась она, потому что любит меня или потому что этот выбор был меньшим из двух зол.

Наступила долгая тишина. Мужчины смотрели на спокойную реку Огайо, а у них над головами поскрипывали мачты.

Наконец, Ланье мягко заметил:

– Кто бы мог подумать, что маленькая Дейзи окажется повстанцем?

Мобил

6 октября 1778 года

Прошел год.

Дейзи вышла на пристань и остановилась, держа в одной руке шляпу, а в другой кружевной платок. Ветер, дувший с залива, развевал ее волосы, словно полотнище флага. Она наблюдала за ястребом, который, развернувшись в воздухе, камнем рухнул в воду, а в следующее мгновение взмыл ввысь, зажав в когтях рыбину. Дейзи хотелось улететь за ястребом, который скрылся вдали, унося добычу в гнездо.

Вместо этого ей необходимо вернуться в форт в течение часа. В противном случае капрал Тулли будет ее искать. Или, что еще хуже, отправит Нила, чтобы он ее нашел и сопроводил. Тогда у нее вообще не останется времени побыть наедине с собой. Он неодобрительно посмотрит на нее, потому что уважаемые женщины не ходят с непокрытой головой, и предложит прогуляться до рынка, прокатиться по дороге или сделать еще что-нибудь такое же бессмысленное. Ей придется придумать повод отказаться, хотя все знали, что кирпичные стены форта стали для нее тюрьмой.

Как всегда говорила Лиз, Нил – хороший, но слишком осторожный человек. Теперь, когда Лиз показала, что не верна Британии, навсегда покинув город с испанцем, Нил, казалось, перенес свою собачью преданность на Дейзи. Возможно, ему было жалко ее. Он знал, как, скорее всего, и весь город, что она с детства сохла по Симону Ланье. Он знал, что Симон уехал, и ему хотелось угодить отцу Дейзи. Ничего удивительного нет в том, что молодой прапорщик ухаживает за дочкой командира.

И если бы она была хорошей, послушной дочерью, то ответила бы на его внимание если не с энтузиазмом, то хотя бы с благодарностью. Нил был добрым и работящим, молодым и сильным. Из него получится хороший отец…

Внезапно она подняла руку и швырнула шляпу, которая полетела над водой, словно соломенная чайка. Она упала в воду и быстро утонула.

– Нет, – громко сказала она, затем прокричала: – Нет!

Она скомкала платок и тоже швырнула в воду. Несколько мгновений он продержался на поверхности, а потом быстро ушел под воду.

Дейзи топнула ножкой. Она не была послушной дочерью. Она любила отца, и ее долгом было выполнять его приказы, но Симона она любила сильнее. И он попросил ее подождать.

Значит, она будет ждать. Но не пассивно, словно голубка в клетке. Говорят, что ястребы выбирают себе вторую половину на всю жизнь, потому она тоже будет ястребом, бороздящим небо в поисках Божьей воли. Она верила, что рождена с неотъемлемым правом на свободу и счастье, как было написано в Декларации независимости. Не было гарантии, что ей еще когда-нибудь суждено увидеть Симона, не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж. Но это не означало, что она должна была соглашаться на его замену.

Она собиралась найти способ отыскать его, спросить, нужна ли ему, чтобы раз и навсегда выяснить это для себя. Если он ее не захочет, то Господь даст знак, что делать дальше.

Но сначала она собиралась прогуляться. С непокрытой головой.

Новый Орлеан

8 октября 1778 года

Приближалась война. Между тем жизнь Лиз и Скарлет в Новом Орлеане была спокойной. Лето прошло без происшествий. Лиз переехала к Гонсалесам и помогала с подготовкой к родам Скарлет. Четвертого июля они отпраздновали освобождение Скарлет из рабства, потом спустя всего неделю родился ребенок – маленький мальчик, которого назвали в честь губернатора Бернардо.

В августе и сентябре Лиз проводила большую часть времени в поместье губернатора, узнавая, что ей придется делать во время приближавшегося осеннего сезона балов и приемов, а также рассказывая все, что она знала о Мобиле и форте Шарлотт. Она понимала всю ответственность, которую несла. Ведь от точности данных, которые она передавала испанцам, зависел результат борьбы американцев за независимость. Она была одновременно воодушевлена и напугана.

У нее появилась привычка вставать каждое утро с рассветом и проводить целый час в молитве, стоя на коленях возле кровати в гостевой комнате, которую ей выделили. В соседней комнате жила София. Она молилась за то, чтобы Рафаэль и Симон не пострадали. Она молилась за то, чтобы у Дейзи, а также у ее отца все было хорошо. Она просила Бога приглядывать за ее дедом, Жюстин и детьми. Также она просила для себя мудрости. После этого она открывала бабушкину Библию и немного читала, находя помощь и ободрение в этой книге, как и обещала бабушка.

После этого она встречалась с Софией и ее матерью за завтраком. Почти каждый день к этому времени полковник Гонсалес уже уходил по своим делам, оставляя женщин обсуждать наряды и ребенка Скарлет, который, ко всеобщему удовольствию, был очень славным, по ночам почти не кричал и не плакал. По сравнению с Рафаэлем в детстве Бернардо был просто ангелом. Лиз очень нравились истории о Рафаэле, которые ей рассказывала его мать. София то возмущалась, то смеялась, слушая о проделках брата.

Казалось, мать и сестра Рафаэля приняли как само собой разумеющееся, что Лиз станет членом их семьи. Сначала Лиз стеснялась, когда речь заходила о помолвке, но, замечая их удивленные взгляды, в конце концов призналась, что они с Рафаэлем любят друг друга.

Она надеялась, что он скоро вернется и объяснит своей родне, что они сделали вид, что собираются пожениться, чтобы забрать Лиз из Мобила. Если бы она осталась, ее бы обвинили в государственной измене.

В это сырое хмурое утро в середине октября Лиз сидела вместе с Софией у фонтана во дворе дома Гонсалесов. София пыталась говорить по-французски, и ее сильный акцент очень смешил Лиз.

– Я думаю, придется признать поражение, – вздохнула София, в очередной раз попытавшись правильно произнести слово «respondez». – Все равно я никогда не попаду в Париж. Папа говорит, что это город для бродяг и художников, что, в его понимании, одно и то же. – Она склонила голову набок. – Лиз, кто-нибудь когда-нибудь писал твой портрет?

– Мой? – Лиз рассмеялась. – София, ты забываешь, что мой отец рыбак. Кто захочет писать мой портрет?

– Может, Рафаэль однажды займется этим. Он любит музыку и искусство.

Лиз пристально посмотрела на девушку:

– Я знала, что он поет и играет на гитаре. Он умеет рисовать?

– О да! По крайней мере раньше умел. Пока папа не выбросил его картины. Папа сказал, что это пустая трата времени и денег и что он должен идти служить на флот, как Кристиан и Данило.

Лиз не знала, что сказать. Ее отец часто вел себя бездумно и агрессивно, но он никогда не поступил бы так жестоко с тем, что создал его ребенок.

К счастью, в этот момент в воротах показался слуга Гонсалесов. Он приблизился, держа в руках поднос, на котором лежало письмо. Поклонившись, он протянул поднос.

– Мисс София, я решил, что вы захотите взглянуть на это безотлагательно. Это письмо от жены губернатора.

– Да? О, как мило! Спасибо, Мануэль. – София быстро вскрыла печать на письме и начала читать. Спустя несколько секунд она удивленно посмотрела на Лиз. – Мадам Гальвес пригласила нас на бал, который будет через неделю. Лиз! Это ужасно!

Лиз рассмеялась:

– Почему приглашение на бал в поместье губернатора так ужасно?

– Как почему?! Потому что остается мало времени, чтобы пошить новое платье! Что же нам делать?

Лиз закатила глаза:

– Как непредусмотрительно с ее стороны, что бал назначен на столь близкую дату. Так ты не успеешь добавить еще одно платье к гардеробу, который мог бы обеспечить одеждой половину Луизианы.

– Лиз! Это серьезно! Перестань шутить!

– Хорошо. Но у меня, кажется, есть решение. Скарлет умело управляется с иголкой, ты же знаешь. Попроси ее распороть два-три твоих старых платья и переделать их в новое.

София прищурилась:

– Это может сработать. Честно говоря, идея мне нравится! Надо попросить ее начать немедленно. А ты поиграешь с милым маленьким Бернардо, пока Скарлет будет работать над платьем. – Она вскочила на ноги и схватила Лиз за руку. – Пойдем, нельзя терять ни минуты!

Смеясь, Лиз позволила затащить себя в дом, где София тут же начала громко звать Скарлет.

Два года назад даже в самых смелых мечтах Лиз не могла представить, что она будет жить в доме, где приглашение на бал в поместье губернатора целой колонии считается обычным делом. Конечно, она мечтала о танце с герцогом, пока не встретила Рафаэля Гонсалеса.

Той наивной девчушки больше нет.

Иногда она гадала, хорошо это или плохо.

 

17

Новый Орлеан

15 октября 1778 года

Когда Лиз с Софией спускались по ступенькам, ведущим в бальный зал Гальвесов, вслед за доньей Гонсалес и полковником, француженка мысленно сравнивала этот бал, посвященный сбору урожая, с тем, который она посетила годом ранее у Буреля. Отличие ее нынешнего наряда от наряда на вечеринке у Буреля было в том, что платье, пошитое на французский манер, которое мадам Гальвес прислала ей, было слишком открыто в некоторых стратегических местах.

Надев платье днем, Лиз немного разволновалась, но София запретила ей смотреть на себя в зеркало, пока не сделают прическу и не добавят украшения.

– Поверь мне, Лиз, – сказала София, хихикнув, – сегодня ты будешь кружить мужчинам головы.

Но потом все заспешили к карете и у нее не осталось времени глянуть в зеркало. Ей пришлось положиться на изысканный вкус мадам. Платье было потрясающим. Верхняя и нижняя юбка были сшиты из светло-зеленого атласа, нижний край их украшали рюши, впереди вдоль разреза верхней юбки шла аппликация в виде больших листьев из атласа. Это было оригинальное решение. Лиф, сделанный из того же материала, был расшит нежным светлым кружевом, собранным таким образом, чтобы подчеркнуть общий замысел платья. Лиз чувствовала себя элегантной и модной, почти достойной посетить такое великолепное мероприятие, как губернаторский бал.

Внезапно она заметила собственное отражение в большом зеркале, установленном напротив ступенек. В ужасе она схватила Софию за руку и чуть не бросилась бежать назад вверх по лестнице.

Она действительно будет кружить мужчинам головы. Лиф с квадратным вырезом, подчеркнутый кружевными рюшами, возможно, был последним писком парижской моды, но декольте было слишком глубоким. Лиз никогда не носила столь открытых платьев.

– Что случилось?

София, спустившись на пару ступенек, недоуменно глянула на подругу.

Лиз посмотрела по сторонам на наряды других дам. У большинства платья были даже откровеннее, чем у нее и Софии.

– Что-то… сквозит.

Лиз прикрыла грудь рукой, затянутой в перчатку.

София нахмурилась, а потом внезапно захихикала.

– Ты привыкнешь.

– Нет. Не привыкну. Не должна привыкать. Почему ты мне не рассказала?

– Потому что ты скромная. А губернатор хочет, чтобы ты очаровала всех мужчин.

– Но мадам не говорила… – Лиз прикусила губу.

Мадам говорила, что ей нужно танцевать, много смеяться и слушать. Губернатор Гальвес хотел получить как можно больше информации о том, что люди думают, особенно его интересовало, что они знают об агрессивных действиях британцев, индейцев и американцев. То, что она оделась, как парижская куртизанка, тоже было частью плана?

Лиз чувствовала, как у нее горит лицо от стыда. Возможно, люди подумают, что она так покраснела из-за жары в зале от всех этих ламп и свечей. На каждой стене висели зеркала, отчего весь зал сверкал.

Глаза Софии смягчились.

– Пойдем, никто не подумает, что ты… У вас во французском есть такое полезное словечко… outré [39]Экстравагантный ( фр .).
? Расслабься и получай удовольствие. Ты заслужила немного веселья, так ведь?

Поскольку домой Лиз сама пойти не могла, у нее не было выбора. Она отпустила руку Софии и последовала за ней в бальный зал. Гальвесы приветствовали всех входящих гостей. Лиз было приятно, когда ее тепло обняла мадам и поцеловал в щеку губернатор. Понравилась бы ее теперешняя компания дедушке? Ей следовало быть осторожной, чтобы гордость не вскружила голову.

Когда они прошли в зал, Гонсалесов и Лиз тут же обступили друзья. Первые полчаса она без умолку болтала, переходя от одного кружка гостей к другому. Она заметила нескольких военных, с которыми успела познакомиться в доме Гонсалесов. Оказалось, что они ее помнят и воспитаны достаточно хорошо, чтобы смотреть на ее лицо, а не на грудь. Эти разговоры привели к тому, что вскоре юноши начали выстраиваться в очередь, желая потанцевать с ней.

Через какое-то время Лиз обнаружила, что ей нравится образ belle [40]Красавица ( фр. ).
. Она чувствовала себя красивой и желанной и была тепло принята в обществе Нового Орлеана. Дружба с очаровательной и общительной Софией Гонсалес ничуть этот образ не портила.

Лиз совсем не следила за временем. Около полуночи она позволила молодому американскому торговцу пригласить себя на танец. Они покружились по залу и в конце концов оказались на балконе, выходящем во двор, который украшал освещенный фонтан. Молодой человек назвался: мистер Торнтон или какое-то похожее английское имя. Лиз пыталась запомнить, но ее внимание рассеялось, когда из-за плеча спутника она увидела знакомую темноволосую голову.

Рафаэль улыбался, разговаривая с кем-то, кого Лиз не могла рассмотреть. Испанец внимательно посматривал по сторонам.

– Мисс Ланье! Я спросил, не хотите ли вы попробовать закуски. Я могу принести.

– Что? – Она заметила на лице своего спутника разочарование и досаду. По всей видимости, она, сама того не замечая, пятилась к двери. – О нет, спасибо, я сама.

Она быстро вернулась в зал и остановилась. Неужели она побежит к нему, как только он появится на пороге, хотя он сам не искал с ней встречи?

Как долго он уже в Новом Орлеане? Несомненно, сначала он должен был поехать повидаться с семьей. Или, что более вероятно, заглянуть в Кабильдо, чтобы отчитаться перед Гальвесом.

Но Гальвес был здесь, поэтому, конечно же, он должен был приехать сюда. С чего ему искать Лиз, если у него есть более важные дела?..

Их взгляды встретились. Рафаэль расплылся в улыбке, отчего колени Лиз предательски дрогнули. Она стояла неподвижно, глядя, как он, умело лавируя между танцующими парами, приближается к ней. Ее сердце забилось быстрее, и она поняла, что пропала.

Когда Рафаэль приблизился к ней, он взял руку девушки и поднес ее к губам. Сквозь тонкую ткань перчатки Лиз почувствовала тепло его губ, которые задержались на секунду дольше, чем требовали приличия. Ей очень хотелось немедленно обнять его за шею, поэтому она резко отдернула руку и спрятала ее за спину.

Рафаэль ухмыльнулся.

– Здравствуйте, мисс Ланье. Мне нравится ваше платье.

– Нож на обычном месте.

– Не уверен, что он бы там поместился сегодня.

Лиз удивленно посмотрела на него. Ей следовало бы влепить ему пощечину, но вместо этого она рассмеялась.

– Я по вас скучала.

– Да, я знаю. Пойдемте, у меня для вас есть сюрприз.

Он взял ее за руку и повел через зал, пока они не оказались возле противоположной стены, у входа в небольшую комнату со столом для игры в бильярд.

Лиз резко вырвала руку из его хватки. В комнате не было женщин, только губернатор Гальвес и еще один мужчина, склонившийся над столом с кием в руках.

Губернатор взглянул на нее:

– А, мисс Ланье. Он нашел вас. Заходите.

Она вопросительно посмотрела на Рафаэля. Тот улыбнулся и легонько подтолкнул ее.

Мужчина, стоявший к ней спиной, ударил кием по шару, послав его через весь стол в противоположную лузу, затем выпрямился и резко развернулся.

– Симон! – взвизгнула она и побежала к брату.

Рафаэль наблюдал за встречей брата и сестры, радуясь, что ничто, кроме пулевого отверстия в треуголке Симона, не напоминает о небольшой стычке с британским патрулем, которая случилась, когда они проплывали мимо селения Манчак. Поскольку они успели переодеться и привести себя в порядок, прежде чем прийти на вечеринку, Лиз не надо было об этом знать.

Рафаэль хотел бы забрать из Мобила всю ее семью, но это возможно будет сделать лишь позже. В данный момент ему предстояло заняться координацией различных потоков информации, поступавшей в Новый Орлеан, а также ее обработкой для губернатора.

Гальвес обошел стол, не выпуская из рук кия.

– Эти двое для нас просто находка, Рафаэль, – тихо сказал он. – Они умны, наблюдательны… и осторожны.

– Да, сэр. Семейная история о восстании времен О’Рейли имеет плохой конец, но, с другой стороны, они не питают к британцам никакой любви.

– Но ты же говорил, что дочь командующего фортом… майора Редмонда, да, так ведь? Ты говорил, что она закадычная подруга Лиз.

– Так и есть. Да Дейзи и сама сочувствует повстанцам. Интересно, сэр, что… она влюблена в Симона, но не догадывается, что он патриот. Если бы она это знала, то, возможно, не захотела бы там оставаться. Я думаю, что Симон поедет за ней, как только вы позволите.

Губернатор покачал головой:

– Если она тоже настоящий патриот, то нам будет полезней, чтобы она оставалась в форте. Она должна находиться там как можно дольше.

Рафаэль посмотрел на Симона, который смеялся с сестрой над какой-то понятной только им двоим шуткой.

– Тогда вам нужно убедить его в том, что она в безопасности там, где находится сейчас. В противном случае он отправится за ней.

Гальвес задумчиво посмотрел на Симона.

– Возможно, ты мог бы привезти командующему фортом еще какой-нибудь подарок… ящик с хорошими сигарами или вино… Это было бы удачным предлогом для того, чтобы передать ей письмо от подруги. Пускай Лиз напишет Дейзи письмо, но придумай для нее код, чтобы она могла посылать нам информацию. Ее наблюдения о личном составе, вооружении, снабжении… все это будет полезно нам во время подготовки.

– Вы так говорите, словно мы собираемся скоро объявить войну.

– Скоро… может быть. В Гаване осторожничают и не посвящают меня ни в какие подробности. Но строго между нами, я ожидаю получить подтверждение в течение года, максимум двух.

Рафаэль кивнул. Гальвес называл этот срок вполне обдуманно, потому что разговоры об этом уже давно велись в Новом Орлеане.

– Самое интересное, что мы узнали в форте Питт, это то, что британцы спровоцировали несколько восстаний индейцев, которые напали на наши форты на реках Огайо и Миссисипи этим летом с расчетом ударить по Новому Орлеану осенью. Но мне кажется, их план рухнул. Наш человек Вильбрев, который сейчас находится в племени чокто, докладывает, что они, чикасо и чероки сильно боятся американцев и деньги британцев здесь не помогут.

– Да, подобные действия свидетельствуют, что британцы так легко от своих колоний не откажутся. Я знаю, что Его Величество готов вести переговоры, но Англии не нужен мир.

Рафаэль оперся о край стола, размышляя о возможных последствиях. Приближалась война, и быстрой победы ждать не приходилось. Флоридабланка, испанский государственный секретарь, тщательно скрывал союз с американцами, ожидая, пока Испания будет готова в финансовом и военном отношении. Если Гальвес был прав, а он обычно не ошибался, время почти пришло. Однако театр военных действий должен был охватить огромную территорию, а Англия не собиралась ничего уступать.

Он знал, что стратегия Гальвеса была простой – выдвинуться на север и захватить британские форты в Батон-Руже, Манчаке и Натчезе, чтобы обеспечить контроль над рекой. Затем, прежде чем осадить Пенсаколу, он хотел захватить Мобил с фортом Шарлотт. Окружение британцев на западном и южном фронтах должно было воодушевить французскую армию, американские войска и ополчение на восточном побережье, в долине реки Огайо и в Новой Англии.

Для удачного воплощения замысла испанцев было очень важно, чтобы агенты в Мобиле, Пенсаколе и здесь, в Новом Орлеане, действовали слаженно. Но Рафаэль также знал, как тяжело будет Симону Ланье оставить Дейзи Редмонд в Мобиле.

Обняв сестру, Ланье повернулся к губернатору и Рафаэлю. Его лицо было напряжено. По всей видимости, он что-то услышал из их разговора.

– Губернатор, вы обещали, что, если я доставлю золото в форт Питт, вы поможете мне найти способ вернуться в Мобил и забрать оттуда Дейзи Редмонд.

Гальвес пожал плечами:

– Так и было. Но я не могу позволить, чтобы возник неожиданный кризис до того, как мы официально окажемся в состоянии войны. Если вы дадите мне еще полгода, чтобы я мог усыпить их бдительность, я отправлю вас за ней до того, как мы начнем наступление.

Ланье был явно расстроен.

– Губернатор, если вы не против, я хочу кое-что сказать, – вмешался Рафаэль, надеясь предотвратить любые необдуманные действия со стороны своего нетерпеливого коллеги. – Мне нравится ваше предложение о том, чтобы я привез мисс Редмонд сообщение от мисс Ланье. Симон и Лиз хорошо знают мисс Редмонд, поэтому у них получится составить такое сообщение, которое успокоит ее, но в то же время, если попадет в чужие руки, не вызовет подозрений.

Гальвес кивнул:

– Хорошо. Вы втроем должны встретиться завтра утром и безотлагательно заняться этим делом. Рафаэль, когда закончите письмо, принеси его мне. Между тем мы с Поллоком посмотрим, что можно сделать с просьбой губернатора Генри прислать припасы. В Новом Орлеане сейчас много американцев, которые выдают себя за торговцев, потому за город я спокоен. Но я надеюсь, что Гавана вскоре пришлет нам подкрепление. – Он потер лоб. – На этом пока все. Смешайтесь с толпой и слушайте. Ради всего святого, делайте вид, что вы хорошо проводите время.

Лиз рассмеялась и обняла брата.

– Я хорошо провожу время, потому что со мной мой брат.

Рафаэль был бы рад, если бы она сказала подобные слова о нем. Терпение не было его сильной стороной, но, возможно, он медленно, но уверенно учился ему.

На следующее утро после бала у губернатора Рафаэль проснулся в своей комнате от солнечного света, пробивавшегося сквозь занавески. Он встал, оделся, тихо спустился по лестнице и в поисках еды завернул в кладовую, которая находилась рядом с кухней на первом этаже.

Семья Гонсалесов переехала из Гаваны в Новый Орлеан летом 1769 года, когда Рафаэлю было тринадцать лет. Следующие три года прошли спокойно. Рафаэль вместе с братьями учился на дому, постоянно исследуя улицы и закоулки города. Когда ему исполнилось шестнадцать, отец решил послать его в Испанскую королевскую академию морских инженеров. Он окончил ее в 1776 году и вернулся домой. Рафаэль захотел стать офицером и служить губернатору Унзаге, но тот, по мнению отца, сошел с ума и познакомил его сына с ирландским торговцем Оливером Поллоком.

Полковник Гонсалес не мог знать, что Рафаэль все-таки попал на службу, но в подразделение с такими специфическими задачами, что о его существовании не знал никто, кроме губернатора и его ближайшего окружения. Его первым заданием было довольно отчаянное путешествие вверх по реке Миссисипи. Он должен был доставить груз пороха, который в конце концов попал к генералу Вашингтону, находившемуся в то время в Пенсильвании. Вскоре после того как Рафаэль вернулся в Новый Орлеан, Унзагу на посту губернатора сменил еще более хитрый и находчивый Гальвес, который решил не мешать Поллоку и Риппарде работать вместе.

Рафаэлю нравилась тайная и беззаботная работа испанского шпиона, но с каждым разом он все с большим нетерпением ожидал того времени, когда сможет заснуть в собственной кровати, проснуться и поесть маминых сдобных булочек и попить кофе с молоком, а потом подразнить сестру Софию. Медленно спускаясь по лестнице, почесываясь и зевая, он гадал, встала ли уже сестра. Они могли бы поехать покататься на лошадях до завтрака, если она, конечно, еще не совсем обленилась и не спит до полудня после всех этих балов и вечеринок, которыми так богата осень.

Ухмыльнувшись, он развернулся, чтобы подняться назад, но тут замер. Он вспомнил, чем отличалось сегодняшнее утро: в соседней с Софи комнате спала Лиз.

Он невольно начал представлять, как Лиз готовилась ко сну, как сбросила с себя откровенное платье, которое ей дала мадам Гальвес, как расчесала волосы… а затем он понял, чем все это может закончиться.

«Ты грязный придурок», – подумал он и, чтобы отвлечься, начал цитировать в уме основные положения проблемы Гольдбаха, которая полностью вытеснила из его головы мысли о красных губках, золотистой коже и топазовых глазах.

Он поскребся в дверь Софии.

– Софи! Вставай и приготовь мне завтрак! Я голоден! – Когда изнутри послышался жалобный стон, он рассмеялся. – Потом поедем кататься на лошадях. Поспеши, давай одевайся!

– Уходи!

– Софи…

– Бери Лиз… Она любит рано вставать, между прочим.

Рафаэль посмотрел на соседнюю дверь, стараясь выбросить из головы непристойные мысли. Ему все равно придется ее разбудить. Им надо начать работу над закодированным письмом Дейзи.

– Рафаэль? Что ты делаешь?

Испанец вздрогнул. Лиз стояла внизу возле лестницы, глядя на него снизу вверх. На ней было простое, очень скромное желтое платье, а волосы были заколоты набок, словно бы она сделала это, не глядя в зеркало. Как он мог не услышать ее?

Взяв себя в руки, Рафаэль начал спускаться.

– Доброе утро, кузина! Я вижу, что вы не так ленивы, как моя сестра, и я вас поздравляю. Хотите присоединиться ко мне за завтраком, а потом покататься на лошадях?

Она покачала головой, отчего ее волосы немного растрепались.

– Здесь завтраки не в почете. Но я думала о сообщении для Дейзи и записала кое-что. Хотите взглянуть?

Конечно, он хотел взглянуть. Он спустился по лестнице, чувствуя себя, как тупица Одиссей, о котором они когда-то разговаривали. Этот недотепа распорядился привязать себя к мачте, чтобы иметь возможность слушать красивые женские голоса. А теперь Лиз рассказывает ему об обычаях его дома? Никакого завтрака? Весь мир перевернулся.

– Да, но я голоден. – Он взял ее за локоть и осторожно повел на кухню. – Симон спустился?

– Он уже ушел… куда-то. – Она неопределенно махнула рукой. – Он сказал, что вы будете спать до полудня, а он к тому времени уже вернется.

Оскорбившись, Рафаэль остановился и нахмурился.

– Я никогда не сплю до полудня. А потом губернатор скажет, что мы опаздываем с письмом. У меня, между прочим, есть еще другие дела, которые я должен сегодня выполнить, а теперь мне придется их отложить.

– Да я же пытаюсь вам сказать, что письмо почти готово. Я просто хочу, чтобы вы прочитали мои записи, потом я перепишу все начисто и вы сможете его забрать.

– Как оно может быть готово, если я еще даже… Ох, забудьте. Я полагаю, вы даже не послали Мануэля за кофе.

Лиз озадаченно посмотрела на него, потом покачала головой и пихнула его.

– Садитесь, и я принесу кофе. Горячее молоко тоже нести?

Он наблюдал за тем, как она порхает по кухне, уверенно управляясь с кофемолкой, тяжелым чайником и кувшином с молоком. Когда перед ним на столе появилась дымящаяся чашка кофе с цикорием и сладкая булочка с маслом, он пришел к выводу, что Лиз – очень полезное приобретение для их семьи. Он определенно должен убедить ее остаться.

Лиз села на соседний стул, держа в руках кружку, и посмотрела на Рафаэля.

– Так лучше?

– Утром вы намного веселее, чем ваш брат.

И симпатичнее. Прядь непослушных темных волос прикрывала ее маленькое ушко.

Покраснев, девушка поправила волосы.

– Мы с Дейзи уже давно придумали, как писать друг другу закодированные письма. Это случилось после того, как Симон нашел мой дневник и прочитал его всем, кто пожелал слушать. Каждое четвертое слово является закодированным посланием. Мы так уже много лет переписываемся. Это весело.

– Довольно незамысловато. А что, если письмо сначала прочитает ее отец?

– Мы для него две маленькие девочки. Я не думаю, что ему захочется его читать, он не считает нас достаточно смышлеными для того, чтобы передавать в письме что-то важное. Но даже если прочитает, то ничего не поймет, потому что слова в письме будут иметь скрытый смысл. Слово «семь», например, может означать «неделя», а «двадцать четыре» – «день», и так далее.

Рафаэль выпрямился, окончательно проснувшись.

– Как интересно. Значит, в первом письме вы даете список слов, которые она может использовать для передачи информации. Из-за этого код будет сложнее распознать, если вдруг кто-то что-то заподозрит.

– Я уже подумала об этом! – Она ухмыльнулась, достав из кармана лист бумаги и передав ему. – Вот мой список всего того, что, как я считаю, может пригодиться, вместе с расшифровкой. Возможно, вы захотите что-нибудь добавить.

Он пробежал список глазами, все больше поражаясь ее сообразительности. Надо бы добавить пару вещей, но не более того.

– Я рад, что вы на нашей стороне, – медленно сказал он.

Мобил

Конец октября 1778 года

Все считали, что ее отец – настоящий лев, который управляет Мобилом и фортом Шарлотт, используя когти, клыки и грозный рев. Дейзи могла бы рассказать любому, кто согласился бы слушать, что при должном обращении одна улыбчивая молодая леди с железным характером может заставить льва подчиниться своей воле.

Ей понадобилось чуть более недели постоянного плача, истерик и скандалов, чтобы заставить отца разрешить ей отлучаться на рынок на час без сопровождения несчастного, всегда занятого капрала Тулли. Когда отец смягчился, отлучки Дейзи из форта начали постепенно становиться все более продолжительными. Она даже несколько раз ходила в Спринг-Хилл, чтобы проведать Жюстин и Шарля Ланье.

Возвращаясь после второй такой прогулки и неся в руках сверток, который Жюстин попросила ее передать Люк-Антуану, она повернула на дорогу, ведущую к поместью Дюссоев. Она уже довольно давно не посещала местные вечеринки. После обострения отношений между Англией и Францией Дюссои попытались продолжить давать балы, но британские лоялисты относились к ним с подозрением. Из-за блокады торговля почти прекратилась, поэтому у бывших французских подданных, вроде Дюссоев, не осталось свободных денег на подобные вещи. Кроме того, открытая ненависть мадам Дюссой к Лиз и ее семье не вызывала у Дейзи желания дружить с ней.

Но Жюстин, которая не могла выйти из дома из-за больных детей, волновалась о старшем сыне. Люк-Антуан посещал маму и деда по воскресеньям, когда у него был выходной, но с начала октября он не был у них ни разу. Дейзи согласилась зайти к Дюссоям, чтобы узнать, как у него дела, и сообщить Жюстин, если он тоже заболел.

Она пошла вдоль грунтовой дороги, обсаженной большими магнолиями, кизилом и дубами. Белый гравий приятно хрустел под ногами. В воздухе чувствовалось приближение осени. Недалеко среди деревьев слышался тихий шум одного из ручейков, которые питали реку Дог-Ривер. Вскоре она увидела первые постройки, а потом и сам дом, немного заросший мхом и покосившийся от старости. Семья д’Эйот владела этим домом почти столько же, сколько Ланье своим. Они годами спорили и ссорились из-за границ, детских проказ и забредшего на чужую территорию скота. Разрыв отношений, вызванный поступком Антуана, когда он выставил Изабель на посмешище, лишь немного забылся, когда она вышла замуж за обедневшего аристократа Мишеля Дюссоя. Она привела его в родной дом, где они жили во второй спальне, пока старый граф д’Эйот не скончался, оставив Изабель и ее умному молодому супругу судоходную компанию, которая лишь немного уступала по доходности делу Ланье.

Дейзи только качала головой, размышляя о любви французов к династиям. Такие семьи, как д’Эйоты, чьи предки приплыли в эти места на кораблях под командованием д’Ибервиля и его брата Бенвиля, всегда ходили задрав нос, вне зависимости от того, были у них деньги и земля или нет. Они все еще называли себя креолами с таким видом, что любой посторонний человек чувствовал себя рядом с ними настоящим варваром.

Семья Лиз была исключением. Старый мистер Шаз одинаково гордился как своими индейскими корнями, так и тем, что он был сыном Марк-Антуана Ланье, который подростком приплыл из Канады с лордом Бенвилем. В его доме всегда были рады всем, будь то британец, чероки или последний из рабов.

Дейзи так сильно погрузилась в размышления, что не заметила, как очутилась возле открытой кузницы, откуда доносился рев огня и стук молота о наковальню. Девушка вздрогнула и огляделась, затем осторожно приблизилась. Каин, чей оголенный торс блестел от пота, работал над какой-то громоздкой железной конструкцией, возможно над лемехом. Он махал огромным молотом, поднимая его над головой и с оглушающим стуком опуская на наковальню.

Сначала она не заметила Люк-Антуана, но ее внимание привлекла куча одежды, лежавшая поодаль. Присмотревшись, она поняла, что это был маленький брат Лиз, сидевший на пне с железным ведром у ног, готовый затушить любую искру, от которой может сгореть дом. Она подошла к нему и положила руку на плечо.

Подняв на девушку взгляд, он поморщился, но потом сразу же улыбнулся, вспомнив, что она больше не была его учительницей. Он бросил ручку ведра, вскочил на ноги и обнял Дейзи покрытыми сажей руками.

– Дейзи! То есть мисс Редмонд!

Уронив сверток Жюстин, Дейзи прижала к себе малыша. От него пахло, как от козла, и он пачкал ее платье, но она все равно не отпускала его целую минуту. Что-то подозрительно похожее на слезы покатилось по его грязному лицу, но когда он отстранился, то тут же провел по лицу рукавом, чтобы стереть их.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Эй, Каин, смотри, кто пришел.

– Я проведывала твою маму, – ответила Дейзи, показав на сверток на полу, – и она передает тебе новую рубашку. Она решила, что ты уже вырос из старой.

– Он растет как на дрожжах, скоро всех нас съест, – заметил Каин, повернувшись к Дейзи и ухмыльнувшись. Бросив молот на землю, он продолжил: – Моя мама не успевает его кормить. – Он обернулся и нахмурился. – Люк, уступи место мисс Дейзи, а я схожу на кухню и принесу нам попить.

– Каин, не надо… – Но он уже ушел. Люк-Антуан протер пень тряпкой, после чего Дейзи осторожно села на него. – Спасибо, – поблагодарила она мальчика, улыбнувшись. – Твоя мама хочет знать, почему ты в последнее время не проведываешь ее. Она скучает.

Люк-Антуан помял тряпку:

– Я был занят.

– В выходной день?

– Да. – Он пожевал губами, отвернулся, а потом выпалил: – Я ходил к папá.

– В форт? Как ты туда пробрался?

Она бы знала, если бы кого-нибудь впустили снаружи.

– Ты ни единому духу не расскажешь, правда?

– Ни одной душе. – Она покачала головой. – Я не расскажу об этом ни одной душе.

Мальчик казался немного напуганным, но вместе с тем гордым.

– Возле южной стены есть место, где рассыпается кладка. По ней легко перебраться через стену, это место скрыто лозами винограда и зарослями сумаха. Часовые знают, что там много змей, потому стараются в том месте не появляться. Надо лишь дождаться, пока они уснут. Есть еще одно такое место со стороны реки.

Дейзи была поражена. Знал ли ее отец об этих двух участках стены, которые находились в таком плачевном состоянии, что можно было забраться в форт незамеченным?

– О боже, Люк-Антуан, какой ты… находчивый. Но знаешь, это немудро. Я не донесу на тебя, но что будет, если тебя заметит часовой? Ты попадешь в беду. Или даже хуже – из-за тебя может пострадать папá.

– Я об этом не подумал. Я буду осторожнее.

Про себя она отметила, что он не пообещал больше не ходить в форт.

– Я пригляжу за ним. Тебе не о чем беспокоиться.

Он покачал головой:

– Маман волнуется, что он там пьет. Ты говорила ей, что он ни капли не выпил с тех пор, как его посадили под замок?

Дейзи улыбнулась:

– Да. Я думаю, во всем нужно находить положительные стороны.

– Да. Как тогда, когда мадам увидела, что я ем печенье со Скарлет и Каином. Я тогда получил работу.

– Ты должен ходить в школу. У тебя хромает грамматика.

– Кузнецам не нужна грамматика. Они должны быть умными и сильными. И находчивыми.

– Если бы ты учил математику, стал бы еще лучшим кузнецом.

Казалось, это замечание немного поколебало уверенность мальчика.

– Возможно. Но я займусь ей, когда Каин обучит меня всему, что знает.

Дейзи вздохнула:

– Хорошо. А теперь расскажи мне о всех местах, где стена форта в плохом состоянии. – Она ухмыльнулась. – Возможно, мне однажды самой придется пробираться таким способом.

 

18

Новый Орлеан

Февраль 1779 года

Рождество прошло в доме Гонсалесов в волнении, с вручением подарков, с танцами и песнями. Погода в основном была дождливой и теплой, но иногда налетал холодный ветер и замораживал лужи, и тогда поход на рынок превращался в опасное приключение.

Лиз радовалась бы празднику, если бы не ощущала неловкости из-за того, что все, казалось, ждали, когда же Рафаэль официально сделает ей предложение. У них с Рафаэлем установились непростые дружеские отношения. Иногда она замечала в его глазах странное выражение, но как только она пыталась прощупать почву, он отшучивался. Избегая темы помолвки, они работали над письмом к Дейзи. Первое письмо он доставил без происшествий и привез ответ, который так порадовал губернатора, что они тут же начали работать над новым посланием.

Большую часть времени Рафаэль занимался работой, постоянно посещая контору Оливера Поллока или порт. Ему приходилось много спорить, пить пиво и осматривать товары. У Рафаэля хорошо получалось работать как торговцем, так и шпионом. Ему явно нравились умственные и физические нагрузки, связанные с его обязанностями. Обычно он возвращался домой поздно ночью, когда вся семья уже спала, вставал, как только начинали кукарекать петухи на рынке, и уходил – так повторялось изо дня в день.

Однажды вечером в середине февраля Лиз, Софию и старших Гонсалесов пригласили на бал в честь Марди гра в дом коллеги Рафаэля, Оливера Поллока, на Шартр-стрит. Карета остановилась, дверь распахнулась, и, когда Лиз вышла наружу, она обнаружила, что Рафаэль ждет ее, чтобы сопроводить к шикарному входу в здание. Она взяла его за руку и вопросительно посмотрела на спутника.

– Вы выглядите уставшим. Или больным. Что случилось?

Рафаэль одарил ее широкой улыбкой.

– Разве вас не учили, что спрашивать о покрасневших глазах и землистом цвете лица – не самый удачный способ завести разговор, мисс Ланье?

Лиз улыбнулась.

– Это правда, но у меня теперь совсем нет времени, чтобы поговорить с вами. Если я хочу что-то узнать, я должна сильно постараться.

Рафаэль окинул взглядом гостей, толпившихся впереди.

– Мне очень жаль, если вам кажется, что вами пренебрегают.

– Мною не пренебрегают, – раздраженно возразила она, – но есть вещи, о которых мы должны поговорить. Есть определенные ожидания, не мои, конечно, но ваша сестра постоянно спрашивает меня…

Она замолчала, жалея, что начала этот разговор. Это было унизительно. Она начала понемногу понимать, через что прошла Изабель Дюссой с ее отцом. Только тогда в дело была замешана красивая женщина, которая украла сердце жениха. Насколько было известно Лиз, у Рафаэля не было интрижек на стороне.

Но что она могла знать о том, что он делает днем и ночью? Он был умным, отважным и добрым. Так, по крайней мере, ей всегда казалось. Но они виделись столь редко, что ей начало казаться, что она сама придумала этот образ.

– Она спрашивает тебя… – осторожно начал Рафаэль.

– Забудь. Это неважно. – Она одарила его кокетливой улыбкой, которой научилась у Софии. – Мы здесь, чтобы хорошо провести время и узнать все самые свежие сплетни. Когда зайдем, познакомь меня с людьми, у которых мы должны выведать информацию.

Они вошли в роскошный холл и остановились, ожидая своей очереди поздороваться с хозяевами. Рафаэль покосился на спутницу. По его глазам Лиз не могла понять, о чем он думает.

– Никогда не говори, что ты для меня неважна, – наконец прошептал он. – Я знаю, что тебе было… сложно. Моя сестра, должно быть, постоянно досаждает тебе расспросами, когда мы объявим о помолвке, но ей придется набраться терпения. Французский флот под командованием графа де Эстена прямо сейчас собирает силы в Вест-Индии. Грядут события, которые изменят привычный нам мир. Это не позволяет мне произнести те слова, которые я хотел бы сказать. Но я должен сказать… – Он внезапно ухмыльнулся, и Лиз увидела старого Рафаэля, которого так хорошо помнила. – Я рад, что тебе не все равно. Нет ничего хуже ситуации, когда ты надолго уезжаешь, а возвратившись, узнаешь, что никто не заметил твоего отсутствия.

Новый Орлеан

Июнь 1779 года

Рафаэль дважды ездил в Мобил, сначала в марте, а потом в апреле. Каждый раз он возвращался и сообщал, что Дейзи держится молодцом. Ей даже удалось отвоевать немного свободы для себя. Она снова начала преподавать в школе, регулярно посещала семью Лиз в Спринг-Хилл, так как дом в Бэй-Минетт они бросили, ведь Антуан все еще сидел за решеткой в форте Шарлотт. Также она сообщила, что Люк-Антуан сильно вырос за это время.

Более важной, по мнению Гальвеса, была информация о том, что британцы укрепляют оборону и собирают пехоту в Пенсаколе, а также в фортах Манчак и Натчез на реке Миссисипи. Силы британцев в Мобиле, однако, были сильно ослаблены. Дейзи слышала, как ее отец высказывал опасение, что американцы могут атаковать вниз по течению реки из долины реки Огайо. Она также подтвердила информацию из других источников о том, что британская стратегия подразумевала упреждающий удар к югу от Детройта и вверх по реке Миссисипи со стороны Пенсаколы и Ямайки с целью взять североамериканские колонии в клещи.

Взяв эту информацию на вооружение, Гальвес готовился к вступлению Испании в войну. Он был уверен, что ждать этого осталось недолго. В апреле государственный секретарь Флоридабланка предъявил Великобритании ультиматум: последняя должна была признать независимость Соединенных Штатов Америки и вернуть Гибралтар и Минорку Испании. В противном случае британцам придется столкнуться с последствиями союза Испании с Францией. В мае Британия отвергла ультиматум.

В начале июня, понимая, что до объявления войны остались считаные недели, Гальвес собрал всех своих подчиненных, включая Рафаэля, что его сильно удивило. Он приехал в Кабильдо заранее и столкнулся там со своим отцом, который разговаривал с начальником штаба генерал-майором Гироном.

Отец сдержанно поклонился сыну.

– Доброе утро, Рафаэль. У меня сейчас нет времени, потому что у меня встреча с губернатором. Возможно, позже…

– Отец, губернатор Гальвес хочет видеть и меня тоже.

– Что? Я не понимаю. Это собрание офицеров. – Гирон хлопнул Рафаэля по плечу. – Настало время тебе выйти из тени. Расскажи отцу, чем ты занимался последние три года.

Рафаэль не знал, с чего начать, но в этот момент появился Гальвес в сопровождении двух офицеров и собрание началось.

Гальвес стоял возле своего стола, высокий, властный и очень молодой для человека с такими серьезными полномочиями.

– Господа, очень скоро я должен получить официальное подтверждение того, что Испания объявила войну Англии. Как только это случится, я собираюсь начать атаку. Войска уже высадились в Гаване и скоро будут здесь. Мы должны быть готовы прокормить их. Мы с Гироном решили послать молодого Риппарду в Беар, что в Техасе, с распоряжением пригнать сюда две тысячи коров.

Рафаэлю не в первый раз за последние три года поручали странные задания. Это было немного не по его части, так как он лучше разбирался в кораблях, чем в крупном рогатом скоте, но он не решился спорить с Гальвесом.

– Да, сэр.

По всей видимости, его отца это не пугало.

– Гальвес, я люблю сына, но ты даешь задание гражданскому лицу?

В глазах Гальвеса загорелись озорные искорки.

– Пришло время, полковник Гонсалес, вам узнать, что ваш сын не просто гражданское лицо. Он безропотно служит родине без слова благодарности с тех пор, как вернулся из академии. Теперь я официально повышаю его до звания лейтенанта моего штаба.

– Сэр? Я не понимаю. – Бедный отец растерялся, как, собственно, и Рафаэль. – Вы хотите сказать, что Рафаэль выполнял какие-то тайные задания, где-то шляясь по приказу этого ирландского ростовщика Поллока?

– Я хочу сказать, что львиная доля того, что мы знаем о стратегии и передвижениях британских войск, была получена благодаря отваге, находчивости и уму вашего сына. Его работа – прекрасный результат хорошего воспитания и образования. Я вас поздравляю.

Рафаэль посмотрел на отца и увидел в его глазах какое-то непонятное выражение. Это было очень похоже на гордость. Полковник медленно встал и отдал честь.

Рафаэль вскочил на ноги, тоже отдал честь и повернулся к Гальвесу:

– Сэр, когда я отбываю?

– Будь готов к завтрашнему рассвету. Время на вес золота. – Гальвес протянул ему запечатанный конверт. – Это передашь командиру в Беаре. Если он спросит об оплате, скажи, что Наварро из Гаваны организует это для него позже. Да, и зайди на склад за формой.

Рафаэль кивнул, отдал Гальвесу честь и покинул кабинет. Мысли в голове путались. У него осталось меньше суток на подготовку. И он снова целых два месяца не будет видеть Лиз.

Поллоку это новое задание тоже не понравится. Ирландец привык полагаться на Рафаэля, который занимался ежедневными делами, когда был в Новом Орлеане. Рафаэль также периодически совершал прибыльные вояжи на его кораблях по портам Мексиканского залива.

Так как Рафаэль из шпиона превратился в кадрового военного, он больше не подчинялся напрямую американскому агенту. Но, как друг, он должен был ему все объяснить. Подумав об этом, испанец отправился на Шартр-стрит. Он надеялся застать Поллока дома, чтобы начать выполнять новое задание с чистой совестью. Потом следовало отправляться домой собирать вещи.

Лиз должна будет понять, что у него теперь новые обязанности в звании лейтенанта. Ему надо думать о себе как об офицере испанской армии.

Он гадал, понравится ли ей быть женой военного. Эта мысль показалась ему забавной. В ней так неожиданно сочетались острый интеллект, нежность и капризы. Рафаэлю не терпелось рассказать ей о том выражении, которое он заметил на лице отца, когда тот узнал правду. Вот уж они посмеются над этим.

Он ускорил шаг. Ему будет не хватать Лиз, но два месяца пролетят быстро.

Лиз стояла в центре своей красивой спальни. Она могла пройтись по ней, притронуться к дорогим вещам и украшениям, которые отделяли ее от семьи сильнее, чем расстояние между Новым Орлеаном и Мобилом. Иногда роскошь и великолепие ее жизни, ощущение того, что она является частью чего-то великого, что может изменить мир, притупляли желание поцеловать влажную щечку Реми или погладить по головке Дженни. Но шесть прекрасных платьев в шкафу красного дерева не могли затмить содержание письма, лежавшего на столе возле окна.

Ей надо было что-то делать с этим. Но только что?

Она подошла к столу и посмотрела на письмо так, словно это была водяная змея, которые иногда забирались под крыльцо их дома в Бэй-Минетт. Ядовитое. Злое. Рафаэль однажды назвал Изабель Дюссой дьяволицей, и в этом он не сильно ошибся.

Лиз знала, что опасно оставлять Люк-Антуана на попечении этой женщины, но в то время у нее не было других вариантов. Теперь… теперь она была далеко, но у нее появились могущественные союзники, на ее стороне был Господь, который уже много сделал для нее. Она медленно протянула руку к письму, понимая, как чувствовал себя Моисей, когда Бог приказал ему взять змея за хвост.

Она закрыла глаза и еще раз отчаянно помолилась, потом спустилась в гостиную, где София и донья Евангелина пили чай, пока она ходила в свою комнату, чтобы прочитать письмо. Ей нужно было отыскать Рафаэля, потому что без помощи губернатора здесь было не обойтись, а Рафаэлю Гальвес всегда был рад. Ее общение с окружением губернатора сократилось до редких встреч с мадам Гальвес. Но именно потому что она никогда не злоупотребляла знакомством, губернатор должен был принять ее, если она попросит.

Лиз остановилась перед лестницей, чувствуя, как стучит сердце. Рафаэль был здесь. Она узнала бы его голос из тысячи. Он доносился из гостиной, потому Лиз поспешила к двери, но резко остановилась перед ней. Лиз почувствовала неуверенность, поняв, что он разговаривает с матерью и сестрой. Он никогда прежде не бывал дома днем. Должно быть, что-то случилось.

Будто почувствовав ее присутствие, он обернулся и радостно ей улыбнулся. У него на щеках появились симпатичные ямочки. Он совсем не казался обеспокоенным.

Лиз пошла к нему, словно он притягивал ее, как магнит иголку.

– Рафаэль? Что ты здесь делаешь?

Он взял ее за руки и поцеловал одну руку, потом другую, затем отвел в сторону от Софии и доньи Евангелины.

– Я пришел попрощаться, – весело заявил он. – Губернатор посылает меня в Техас. – Он рассмеялся. – Похоже, что из меня на время сделают пастуха. Вот для чего я учился в морской академии.

– Ты уезжаешь? – грустным голосом спросила она. – В Техас? Как долго тебя не будет?

Это не имело значения. К тому времени как он вернется, будет слишком поздно. Люк-Антуан может погибнуть. Возможно, губернатор сможет принять ее, но он так занят…

Рафаэль, должно быть, заметил ее досаду, потому что его улыбка моментально исчезла.

– Что случилось?

Она показала ему письмо. Рука дрожала так сильно, что она чуть не уронила листок.

– Пришло сегодня от Дейзи. Вся та информация о стенах форта… Она узнала об этом от Люк-Антуана, он пробирался в форт таким способом, чтобы увидеться с отцом. Мадам Дюссой поймала его однажды ночью, когда он пытался уйти в форт, и высекла, потом пошла к майору Редмонду и все рассказала. Теперь она не отпускает Люк-Антуана даже к дедушке по воскресеньям, а майор Редмонд перевел папá в одиночную камеру и плохо кормит. Он также перестал выпускать Дейзи из форта. Ей пришлось передать это письмо через капрала Тулли… – Лиз казалось, что она тонет. – Наверное, это последнее письмо.

Рафаэль сжал ее руки и нахмурил брови.

– Не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем.

– Не волноваться? Рафаэль, ты не понимаешь, как сильно она нас ненавидит. Она погубит Люк-Антуана самым мерзким способом, который сможет придумать. Как я вообще могла отпустить его к ней…

– Это не твоя вина, – перебил ее Рафаэль. – Лиз! Послушай меня… я встречусь с Гальвесом перед отъездом и попрошу отправить Симона за Люк-Антуаном.

– А Дейзи? – Лиз почувствовала, как по ее щекам потекли горячие слезы. – Ох, ее отец будет так зол! А если он узнает, что она мне писала?

Рафаэль выпустил ее руки и обнял.

– Симон привезет ее тоже, если это будет нужно. Ты должна доверять нам. – Он быстро и нежно поцеловал девушку в дрожащие губы. – Теперь мне нужно собираться, чтобы было время поговорить с Гальвесом. – Он снова поцеловал ее, на этот раз в обе щеки. – Ты соленая, – пробормотал он. – Я люблю тебя, сердце мое.

Когда она снова открыла глаза, его уже не было. Он оставил ее с матерью и сестрой.

– Почему эта женщина, мадам Дюссой, так вас ненавидит? – спросила София.

Мобил

6 июня 1779 года

Дейзи едва могла дышать. Она сидела в кресле-качалке в штабе, слушая, как дождь барабанит по крыше. Она вязала абсолютно бесполезный носок, который никто в своем уме носить не будет, кроме, разве что, Нила. Хотя она не была уверена, что он в своем уме. Если она не выберется отсюда как можно быстрее, то и сама сойдет с ума, как Изабо Бонне, которая, если верить легенде, бродила по Мобилу в одном белье.

Она передала письмо для Лиз капралу Тулли неделю назад. Она понятия не имела, дошло оно или уже покоится на дне Мексиканского залива. Тулли заверил ее, что отправил его на голландском пакетботе, который направлялся в Новый Орлеан, но гарантии, что оно будет доставлено, никто не давал.

Ни в чем не было уверенности, и она это знала. По определенным стандартам ее жизнь, конечно, была комфортной. У нее было полно еды, но не было аппетита. Комната, в которой ее заперли, была вполне удобной, если не считать бесконечной барабанной дроби дождевых капель по крыше.

Но Дейзи надоело быть одной. Отец сильно ограничил ее передвижение и контакты с внешним миром. Только Тулли и Нилу было позволено разговаривать с ней, и то только тогда, когда они приносили еду. Никто не мог ничего рассказать ей об Антуане, Люк-Антуане, старом мистере Шазе или Жюстин и детях. Она ничего не знала даже о детях, которых учила. Ей опять пришлось оставить преподавание в школе. Конечно же, она понятия не имела, что происходит в мире, когда будет война.

Дочь командующего фортом была узницей, если не официально, то фактически.

Она не знала, почему с ней так обращаются. Возможно, отец понял, что ее письма Лиз зашифрованы. Откуда это могли узнать, оставалось для Дейзи загадкой. Тулли утверждал, что не знает, почему ее держат взаперти, хотя он старался не смотреть ей в глаза. Нил просто игнорировал ее вопросы, словно бы она их не задавала. Ей так хотелось узнать хоть какие-то новости, что она начала придумывать способы выбраться из офицерского барака. Накануне она попробовала вылезти в окно, но, заметив внизу отдыхающего солдата, курившего дешевую сигару и срезавшего ногти на руках, она с громко колотившимся сердцем быстро забралась обратно в комнату. Возможно, она не была столь храбра, как ей казалось прежде.

Теперь она сидела и наблюдала, как медленно наступают сумерки, размышляя о Люк-Антуане и Каине, а также о том, какие способы может придумать Изабель Дюссой, чтобы досадить им. Еще она думала об Антуане, которого заковали в кандалы и заперли в наспех возведенной пристройке к литейному цеху, где он страдал от дыма и покрытого водой пола, который затопило после ливней, прошедших неделей ранее. Она не могла понять, откуда появилась эта нечеловеческая черствость, заменившая в ее отце порядочность и доброту. Чувство долга она понимала, но этот жестокий акт мщения вызывал у нее резкое отвращение и возмущение.

Она сидела, молилась и вязала, пока комната не погрузилась во тьму, а у нее не было сил, чтобы встать и зажечь свет. Должно быть, она заснула, откинувшись на спинку кресла, но какой-то ухающий звук, доносившийся из-за окна, разбудил ее. Она резко выпрямилась и услышала еще один звук, похожий на сдавленный стон. Отшвырнув спицы и носок, Дейзи вскочила на ноги. В комнате стояла кромешная тьма, но ее глаза привыкли к темноте. Она заметила тень там, где у стены стояла ее кровать, и белые занавески, которые она повесила прошлой осенью.

– Кто там?

Дейзи замерла, не в силах пошевелиться. Ответа не последовало. За окном потихоньку утихал дождь. Девушка быстро задышала, чувствуя, как стучит пульс в висках.

Потом она поняла, что слышит еще чье-то дыхание. И видит тень в окне.

– Дейзи? Не кричи. Это я.

Она все равно чуть не вскрикнула, огромным усилием воли заставив себя сохранять молчание. Наконец она выдавила из себя:

– Симон?

– Да.

Он тут же обнял ее, крепко прижав к себе. Дейзи услышала, как глухо стучит его сердце.

Ей хотелось, чтобы он никогда не отпускал ее. Дейзи разрыдалась, не в силах понять, что он здесь делает, что случилось с часовым перед бараком, что он ей говорит.

Наконец до нее дошло, что он сказал: «Я люблю тебя». Она подняла голову и позволила ему поцеловать себя, утонув в океане счастья.

Придя в себя, она обнаружила, что сидит у него на коленях в кресле-качалке. Рот немного болел, но ей было все равно. Дождевая вода из его рубашки впиталась в ее платье, но она не обращала на это внимания. Симон обнимал Дейзи, тяжело дыша, словно бы он только что пробежал несколько километров.

– Дейзи, хватит, – в третий раз сказал он.

– Что? – Девушка чувствовала какое-то опьянение, хотя никогда прежде пьяна не была.

– Нам пора. Я довольно сильно стукнул часового, но он рано или поздно придет в себя, а мы… Ох, Дейзи, нам правда надо идти.

– Хорошо. Дай я только… У меня есть время, чтобы оставить записку отцу?

– Нет! Ради всего святого, нет! Я нашел то место в стене, о котором тебе рассказывал Люк-Антуан. Представляешь, там все еще нет охраны. Так что назад мы пойдем той же дорогой, но нас наверняка будут преследовать, поэтому нам нужно убраться отсюда подальше как можно быстрее.

– Хорошо, – согласилась она.

Папа будет гадать, куда она делась. Это будет ему наказанием за то, как он себя вел с ней.

Симон мягко рассмеялся, убрал ее руки со своей шеи, быстро поцеловал и встал.

– Ты просто сущее наказание. Неудивительно, что отец держал тебя взаперти.

– Только для тебя, – хихикнула Дейзи.

Она уже очень давно не смеялась.

 

19

Новый Орлеан, форт Сан-Хуан-дель-Байо

14 августа 1779 года

Маленький Нардо, привязанный к груди Скарлет широкими полосами мягкой ткани, что-то лепетал. Молодая женщина нагнулась и подняла полную, тяжелую корзину с бельем, водрузив ее себе на голову. Нардо, которому в июле исполнился год, уже мог на своих толстеньких ножках с трудом пересечь комнату, но, если нужно было куда-то быстро пойти, мать несла его на руках. Скарлет пошла за Лиз и Дейзи, которые несли похожие корзины, по дороге от старого форта к протоке Сан-Хуан, извивавшейся между озером Пончартрейн и рекой Миссисипи.

Скарлет все утро думала об историях, которые ей рассказывала старая рабыня Черника, когда они работали бок о бок, собирая хлопок на плантации в Натчезе. Те истории о деревенских женщинах, которые пели, стирая одежду в африканской реке, привязав детей к груди, не давали Скарлет сойти с ума от горя. Конечно, это было до того, как безумный американец, называвший себя Уиллинг, схватил Скарлет и еще около двадцати здоровых рабов и привез их в Новый Орлеан, чтобы продать. Бедную Чернику бросили. Наверняка она умерла с голода, потому что не осталось никого, кто мог бы мять и жевать еду для ее беззубого рта.

Мысли о Чернике всегда расстраивали Скарлет. Чтобы как-то отвлечься, она пела любимые песни старухи. Песни о путешествии в обетованный край, о вкусной манне, которую ешь, сидя в саванне, о том, как старые кости снова наливаются жизнью. Сначала ей казалось, что это какие-то безумные, бессмысленные песни, пока Лиз не объяснила ей, что они основаны на библейских историях. И тогда они обрели смысл.

Истории, всегда истории. Жизнь тоже была историей. Скарлет могла кому угодно об этом рассказать. У ее собственной жизни были начало, середина и неизбежный конец. Впереди ее ждала слава, но сначала ей следовало преодолеть трудности, как трем еврейским отрокам, которые решились бросить вызов Навуходоносору II. Скарлет уже пришлось пройти через много испытаний. Она не могла представить, что на небесах лучше.

Поставив корзину возле воды, Скарлет подумала, что ей очень повезло. Она жила с двумя подругами в аккуратном домике, который для них построили солдаты неподалеку от форта. У них была работа и много еды. Ее малыш был здоров и каждый день радовал ее улыбкой. Глядя в его глазки или поглаживая по спинке, когда он спал, она вспоминала о Каине. Она была благодарна судьбе, что ей было суждено познать такую любовь. Самое главное – она была свободна. Что бы ни случилось, никто не сможет у нее отнять это.

– Сегодня вода выше, чем обычно. – Дейзи погрузила в воду несколько сорочек. Ее юбка, как и у других женщин, была протянута между ног и подоткнута к поясу. – Если дожди будут продолжаться, форт смоет.

– Это да, – согласилась Скарлет, подняв голову и прикрыв глаза ладонью. На юге висели рваные темные тучи, подсвеченные розовыми лучами солнца. Приближалась гроза, нравилось это им или нет.

Дейзи покачала головой.

– Симон говорит, что вчера утром пришло еще одно транспортное судно. Получается шесть. Интересно, где они разместят всех солдат на этом небольшом клочке земли? Вдоль всего озера протянулся сплошной военный лагерь.

– Для нас много работы, – довольно отозвалась Скарлет.

Она чувствовала себя нормально, а вот Дейзи приходилось тяжело, ведь до той поры, как она попала сюда, дочь майора не поднимала ничего тяжелее учебника.

На самом деле Дейзи была так потрясена случившимися переменами в жизни, что прошла целая неделя, прежде чем она смогла обсуждать своей побег из Мобила. О некоторых вещах она все еще отказывалась говорить, например о том, что случилось с мистером Антуаном. Лиз спрашивала Симона, но тот лишь отвечал, что все плохо, и отказывался что-либо объяснять. Он рассказал, что они пытались забрать Люк-Антуана и Каина, но те уже успели сбежать, а времени на их поиск не было. Симон приходил редко, потому что был постоянно занят на службе, но после каждого его посещения девушка чувствовала себя лучше и лучше. Выйдя замуж за Симона, Дейзи должна была полностью поправиться.

Намыливая, оттирая, прополаскивая и отжимая солдатское обмундирование, Скарлет наблюдала за Лиз. С тех пор как они переехали сюда, она вела себя очень тихо. Слишком тихо. Из них троих этот этап их жизни был для нее самым сложным. Вначале к ней относились как к дочери губернатора. Но как только выяснилось, что ее мать была рабыней, как и мать Скарлет, что они были двоюродными сестрами и что она якобы скрыла это, прощения не было. Ее обозвали цветной мошенницей, а так как Рафаэля не было в городе, вступиться за нее было некому.

Все красивые платья забрали, а личные вещи завернули в шарф и отдали ей. Скарлет своими глазами увидела, как изменилось выражение лица Софии, какими холодными и отчужденными стали ее глаза. Это было весьма неприятное зрелище.

Лиз не возражала, она молча смирилась со своим положением, поскольку ей нечего было сказать, она ничего не могла изменить. Кроме того, она не хотела жить в доме, где ей были не рады. К тому времени как вернулись Симон и Дейзи, Лиз и Скарлет обратились за помощью к другу Рафаэля, Оливеру Поллоку. Тот был занятым человеком, но все же помог им найти дом и работу. Примечательно, что он не предложил им жить в своем доме.

Все это было очень обидно и несправедливо. Но Скарлет уже давно забыла, что такое справедливость.

Девушки были бойцами. Если им суждено было быть прачками, они станут лучшими прачками в Новом Орлеане, они станут сильнее и будут молиться друг о друге, они сыграют свою небольшую роль в создании свободной, независимой нации. Даже Лиз не теряла надежды, каждый день она жарко молилась о том, чтобы с Рафаэлем и Симоном все было в порядке, за успех Континентальной армии, за то, чтобы лидеры Конгресса принимали мудрые решения.

Нардо внезапно схватил ее за уши и чмокнул в щеку. Скарлет рассмеялась и обняла ребенка, встретив одобрительный взгляд Лиз. Господь умел вселять надежду даже в самые темные времена, и потому девушки не падали духом.

Новый Орлеан, поместье Гонсалесов

15 августа 1779 года

– Что значит ушла?

Рафаэль посмотрел на мать с ужасом, пытаясь не придавать значения тому, что она во время разговора старалась не смотреть ему в глаза и заметно нервничала, безостановочно перебирая складки на юбке.

Он нашел ее в гостиной, где она сортировала засушенные цветы, раскладывая их на столе: бледно-лиловые направо, потом розовые, затем синие, а темно-фиолетовые налево. Она спокойно занималась цветами, а Лиз была где-то в городе, стонущем под мощными ударами урагана. Рафаэль чувствовал, как дрожит дом на опорах, сопротивляясь напору стихии.

– Я предлагала ей остаться, – ответила мать, – Лиз, Скарлет и ее ребенку, но она не согласилась. Я сказала, что ты со всем разберешься, когда вернешься, но она все-таки решила уйти. Полагаю, мы для нее были недостаточно хороши.

– Мама, Лиз не ушла бы без веской причины. Что она говорила?

– Да она вообще почти ничего не сказала. После всего что мы для нее сделали. София была ей как сестра.

Мать ни на секунду не оставляла в покое юбку.

Рафаэль замолчал на минуту. Он теряет здесь время, а Лиз, возможно, была в беде. Он не знал, что случилось за время его отсутствия в городе, но мать явно не собиралась ему помогать.

– Где Софи?

Мать махнула рукой:

– В своей комнате, полагаю. Ты же знаешь, как София относится к грозе.

Да, он знал. Как-то в детстве София попала в грозу, когда ехала в открытой карете. Молния ударила в карету, убив лошадь наповал. Сейчас она, должно быть, испуганно забилась в угол комнаты и явно не способна что-либо рассказать.

– Хорошо, мама. Я отправляюсь в Кабильдо, чтобы отчитаться. Возможно, Симон знает, где Лиз. – Он повернулся, потом, поколебавшись, добавил: – Послушай, если ураган усилится, если вы увидите, что в доме появилась вода, вы должны собрать слуг и перебраться на чердак, чтобы переждать непогоду. Вода уже повсюду на дороге.

Мать равнодушно кивнула. Рафаэль покинул дом расстроенный и недовольный. Замерев на крыльце, он посмотрел на небо, пытаясь угадать, что будет дальше. Каждый ураган не был похож на другие. Семь лет назад они лишились большей части крыши, когда ураганный ветер обрушил на нее большую сосну. Два года спустя во всех комнатах наверху одновременно вылетели стекла, словно бы по ним дали залп из пушек. На этот раз город столкнулся со смертоносным союзом ветра и дождя, продолжительные, частые шквалы перемежались короткими, жуткими периодами затишья. Он понимал, что в данном случае нет смысла пытаться проследить какую-то закономерность, но все же.

Вздохнув, он сошел с крыльца в пенящуюся воду.

Два часа спустя он вернулся, на этот раз с отцом в лодке. Он не нашел Лиз, и это его очень сильно беспокоило. Но он не мог отказать отцу, который решил перевезти мать и Софию в форт, находящийся выше уровня моря. Он надеялся, что Симон смог отыскать сестру, а также Дейзи и Скарлет, до того, как передвигаться по городу стало опасно и практически невозможно.

Над городом нависла угроза быть сдутым и смытым штормом. Дорогостоящий флот Гальвеса, посланный из Гаваны, был рассеян в заливе, сотни солдат утонули или были ранены летящими камнями и прочим мусором. Конфискованный у британцев военный корабль «Ребекка», гордость и радость Оливера Поллока, который он переделал в транспортное судно, теперь представлял собой груду поломанных деревяшек. По иронии судьбы, обломки корабля застряли среди руин особняка Поллока на Шартр-стрит.

Они нашли мать и Софи на чердаке, где те звали на помощь в открытое окно. Заставить их спуститься и сесть в лодку было нелегкой задачей. Когда они наконец оказались в лодке, Рафаэль с отцом начали быстро грести, борясь с бурлящей водой на улицах, но и в этот момент он не мог расслабиться, потому что боялся, что кто-нибудь из женщин обязательно перевернет суденышко.

К тому времени, когда они добрались до форта, мышцы Рафаэля болели от напряжения. Он понимал, что отец тоже выбился из сил. Но как только они передали женщин младшему офицеру, который помогал беженцам возле юго-восточного бастиона, из другой большой лодки Рафаэля позвал генерал-майор Гирон.

– Риппарда! – крикнул Гирон. – Всех офицеров вызывают в Кабильдо, это приказ губернатора!

Рафаэль махнул ему рукой и повернулся к отцу:

– Ты готов?

Улыбка отца больше напоминала гримасу, но Рафаэль решил, что это согласие.

Опустив весла в воду, он посмотрел на стену форта, по которой текла вода. Он мог лишь надеяться, что Лиз, Дейзи и Скарлет добрались сюда в целости и сохранности. Всех их ждала длинная ночь.

Новый Орлеан, форт Сан-Хуан

Каждая клеточка ее существа хотела бежать. Лиз оперлась о дверной косяк, борясь с желанием скрыться в другой комнате.

Они были здесь, донья Евангелина и София, здесь, откуда она не могла убежать до тех пор, пока вода, окружившая форт, не спадет. Она не знала, как они сюда попали, но полагала, что кто-то привез их на лодке, как сотни других беженцев, которые искали в форте убежища, словно муравьи, спешащие в соседний муравейник.

– Лиз, ты не обязана с ними разговаривать, – шепнула Дейзи.

Она знала, что произошло. Как только Рафаэль послал Симона за Дейзи, а сам по заданию губернатора отбыл в Техас, его мать и сестра начали задавать Лиз вопросы, отвечая на которые она вынуждена была рассказать им всю историю брака ее родителей и последовавших за этим событий.

Они восприняли это как какой-то постыдный факт, ведь Лиз была дочерью рабыни, хоть и освобожденной. Они шарахались от нее, словно бы смуглость ее кожи была каким-то заразным заболеванием. Они не стеснялись обсуждать Лиз в ее присутствии.

Ей было очень больно, ведь она полагала, что они любят ее потому, что она такая, какая она есть, а не потому, что Рафаэль привез ее к ним. Оказалось, что даже любовь Рафаэля не могла затмить ее африканские корни.

Лиз продолжала ощущать обиду, хотя она говорила Скарлет, что все уже забылось. Скарлет пережила намного больше горя. А значит, какое право было у Лиз жаловаться на заносчивость двух кастильских светских львиц?

Она глубоко вздохнула и отпустила дверной косяк.

– Дейзи, они все потеряли. Им даже негде спать. Иисус был добр к тем, кто распял его. Разве я могу поступить иначе?

Первый шаг был самым тяжелым, следующий был легче. В конце концов Нардо, который дремал на плече у Скарлет, начал плакать. София повернулась, чтобы узнать, кто шумит, и открыла рот от изумления.

– Мама, это Скарлет! А вон Лиз.

Лиз остановилась в паре метров от нее и улыбнулась.

– Да, мы здесь уже давно и успели обустроиться. У нас рагу стоит на огне вон там. Вы голодны?

София покачала головой, а потом снова посмотрела на Скарлет и малыша.

– Боже, он так вырос. Можно я возьму его на руки?

Донья Евангелина поморщилась, словно бы проглотила кусок лимона, но София не обращала на нее внимания. Она опустилась на колени перед Скарлет и осторожно протянула руки к Нардо. Тот засунул большой палец в рот и начал заваливаться набок, потому что не вполне проснулся.

София поймала его и нежно обняла, прикрыв глаза.

Скарлет, вытаращившись от неожиданности, поспешила предупредить:

– Осторожно, он может описаться.

Все в комнате рассмеялись, и общее напряжение исчезло.

– Я совсем не голодна, – застенчиво заметила София, покачивая малыша. – Сначала поешь ты, Скарлет.

Позже вечером, когда в комнате уже потемнело, а ураган продолжал неистовствовать за стенами форта, Лиз уселась на полу, прислонившись спиной к стене и слушая, как Скарлет рассказывает истории при свете единственной свечи. Она решила, что не стоит удивляться тому, что донье Евангелине поручили разливать суп. Когда-то в прошлом она была молодой женой офицера, привыкшей управляться с солдатскими пайками. В любом случае, когда она и София стали помогать другим людям в комнате, чтобы всем было хорошо и уютно, никто не вспоминал о социальном статусе и происхождении этих людей.

Лиз чувствовала, что стена гордости, которую она возвела, дала трещину. Она могла лишь надеяться, что ее не придется снова укреплять. Она бы такое не пережила.

Она была здесь. Отец рассказал ему об этом, но Рафаэль хотел увидеть ее своими глазами.

Он стоял в дверях склада и смотрел на Лиз. Лучик утреннего солнца освещал ее лицо. Она спала в углу, словно принцесса из сказки, свернувшись калачиком и положив голову на мешок с кофейными зернами. Рафаэль хотел бы прилечь рядом и проспать неделю. Но он обещал отцу, что быстро проверит, все ли в порядке у женщин, а потом снова отправится в Кабильдо.

Снаружи все еще шел ленивый дождь, наполняя и без того вздувшийся от наводнения канал. К счастью, ночью ветер стих. Опасность того, что он будет швырять поваленные деревья и лодки на здания, миновала. Ему предстояло найти корм для скота, оставленного на попечении пастухов, которые сопровождали его от самого Беара, а также выполнять любые другие поручения, которые его отец посчитает важными.

Он задержался еще на несколько секунд, лаская взглядом линию подбородка Лиз, ее полные губы и длинные густые ресницы. Он бы и через сотню лет не устал от этого занятия.

– Она трудилась до изнеможения, бедняжка, как и твоя сестра. Они обе меня удивили.

Рафаэль повернулся и увидел мать, которая прислонилась к стене позади него. Она выглядела уставшей, но была настороже. Внезапно она сладко зевнула, и они рассмеялись.

– Ты меня тоже удивляешь, мама. – Он оперся плечом о дверной косяк. – Я рад, что ты и София помогаете другим. Лиз, Дейзи и Скарлет, по всей видимости, занимаются этим уже много недель.

Она напряглась, почувствовав в его голосе осуждение.

– Никто не может упрекнуть меня в лености.

Он молча посмотрел на мать. Уважение и любовь к матери боролись в нем с негодованием из-за несправедливого отношения к Лиз. Он осторожно продолжил:

– Я хочу, чтобы ты объяснила мне, почему Лиз живет здесь, а не у нас дома. И я не поверю, что она ушла по собственному желанию, поэтому не нужно пытаться меня в этом убедить.

Губы матери превратились в тонкую линию.

– Как ты смеешь со мной так разговаривать?

– Мама, мне уже не пять лет. – Он вздохнул и почесал щеку, покрытую щетиной. – Я пойму твои сомнения, если ты объяснишь…

– Нечего объяснять. Как раз перед твоим отъездом в Техас мы с Софией услышали, как вы с Лиз обсуждали письмо, из-за которого она так расстроилась. Естественно, мы захотели узнать причину ее печали. – Донья Евангелина пожала плечами. – Она рассказала про мадам Дюссой, про историю ее конфликта с отцом Лиз. Когда я выразила определенное сочувствие бедной женщине…

– Сочувствие? К Изабель Дюссой? – Выпрямившись, Рафаэль удивленно посмотрел на мать. – Ты лишилась рассудка?

Мать холодно взглянула на сына:

– Когда тебя отвергают ради рабыни-негритянки, то это большое оскорбление.

– По сравнению с чем? С тем, что тебя выгоняют на улицу, потому что ты дочь этой рабыни? Мама, подумай! А что, если бы ты была на ее месте? Ты бы приняла свою судьбу с таким же спокойствием и пониманием, как Лиз? Учитывая все то, что ей довелось пережить, ты бы осталась хоть отчасти такой же леди, как она? – Чувствуя, что его трясет от гнева, Рафаэль закрыл глаза и попытался успокоиться. – Прости меня, если я в этом засомневался.

Наступило долгое молчание.

– Ты собираешься жениться на ней, так ведь?

– Если я ей буду нужен. – Он открыл глаза, повернулся к матери спиной и жадно посмотрел на Лиз. – Что сомнительно теперь, когда она отдалилась от нас из-за тебя.

– Но, Рафаэль… ты мог бы взять в жены любую из милых испанских девушек. Вон сколько их дружит с Софией.

– Мне не нужно никаких испанских девушек. Мне нужна эта креолка. Она смелая, преданная, находчивая и еще очень много какая, у меня нет времени перечислять все ее достоинства. – Он устало посмотрел на мать. – Тебе придется поверить мне на слово, что я не передумаю, и, если ты ценишь мою любовь, ты примешь Лиз как свою любимую дочь. Ты меня поняла, мама?

Она медленно кивнула:

– Я не знала…

– Теперь ты знаешь.

Он повернулся, чмокнул ее в щеку и пружинящей походкой пошел по коридору к выходу. Это был непростой разговор, но теперь, когда он состоялся, Рафаэль мог сосредоточиться на других обязанностях. Если бы ему дали на выбор возможность пасти стадо бодливых быков или иметь дело со вздорными женщинами, он, не задумываясь, выбрал бы скот.

Новый Орлеан, Кабильдо

Конец августа 1779 года

В Кабильдо царило небывалое оживление. То и дело в кабинет Гальвеса входили испанские офицеры. Оливер Поллок, ставший банкротом после урагана, решил поучаствовать в кампании на реке Миссисипи, поэтому он постоянно ходил за губернатором следом, записывая все приказы, которые тот отдавал. Небольшая группа американских солдат также пыталась помочь, но от них было больше проблем, чем пользы.

Рафаэль считал чудом и прямым вмешательством Господа, что Гальвес смог перегруппировать и укрепить свой флот меньше чем за две недели. Гальвес надеялся застать британцев врасплох после прошедшего ужасного шторма и нанести им быстрый удар. Испанский флот под командованием Гирона должен был отплыть с вечерним приливом, сначала к Манчаку, чтобы взять форт Бут, а потом на север, к Батон-Ружу. Сам Гальвес собирался продвигаться по суше с батальоном, собранным из испанской пехоты, французских креолов, американцев, свободных негров, индейцев и много еще кого. Это было разномастное воинство, собранное благодаря харизме и обаянию Гальвеса. Мотивы у этих людей тоже были разные. Кто-то боролся, воодушевленный национальной гордостью, кем-то двигала жадность, кто-то воевал за идеалы.

Рафаэль отдал бы многое, чтобы стать частью этого батальона. Но губернатор решил оставить его и Симона Ланье в Новом Орлеане. Симон должен был следить за оснащением каждого судна, которое приходило в порт, а Рафаэлю поручалось обновлять запасы боеприпасов и оружия на складах Кабильдо. Он также должен был следить за тем, чтобы скот, пригнанный из Техаса и чудом уцелевший в шторм, был накормлен и здоров и чтобы поставки продовольствия с окрестных ферм и плантаций не прекращались.

Каждый день он был занят по двадцать часов, и так семь дней в неделю. Ему едва хватало времени перекусить. Но Гальвес, видимо, посчитал, что этого было недостаточно, и поручил ему заняться снаряжением солдат, а именно починкой и заменой формы, сапог, белья и прочего. Когда Гальвес и его армия покинули город, а флот поднял паруса и вышел в море, Рафаэль наконец смог сосредоточить внимание на спасенных женщинах, которые ждали в форте, пока спадет вода, чтобы заняться уборкой в своих домах.

К собственному удивлению, он обнаружил, что его мать является чудесным источником здравого смысла и неиссякаемой энергии. Она согласилась ему помочь, а точнее, вообще взяла в свои руки всю заботу о женщинах. Рафаэль был приятно удивлен такому повороту событий. Донья Евангелина организовала свою армию прачек и швей с энергией и мастерством Сида Кампеадора, приведя в порядок склады, чтобы Рафаэль мог найти все, что ему понадобится, потратив на это минимум сил и времени.

Лиз, Дейзи и Скарлет служили младшими офицерами при Маленьком Генерале, как они начали называть мать Рафаэля. Каждая из них взяла на себя часть обязанностей, сделав из них собственный театр военных действий.

Рафаэль был им очень благодарен, но у него не было времени общаться с ними. Женщины занимались своими обязанностями, а он своими.

Однажды вечером в середине сентября он сидел голодный и уставший в пустом кабинете губернатора и читал письмо от Гальвеса. Тот писал, что Манчак и Батон-Руж были заняты испанцами именем Его Величества Карлоса III и что скоро они двинутся к Натчезу. Рафаэль подумал, что это очень хорошо, и положил голову на стол. Он отдохнет всего минутку.

Через какое-то время он проснулся и почувствовал приятный аромат. В животе глухо заурчало. Бекон! Он бы сейчас продал душу за кусочек бекона.

Встав и протерев глаза, он понял, что ему не надо идти на такие жертвы. Кто-то поставил на стол тарелку с яичницей, поджаренным ячменным хлебом и – о да! – беконом. Рафаэль был готов кричать от удовольствия, запихивая в рот очередной кусочек яичницы. Когда он вытирал хлебом остатки яичного желтка с тарелки, дверь в кабинет открылась.

Лиз заглянула внутрь и улыбнулась.

– Маленький Генерал хочет знать, закончил ли ее любимый младший офицер обедать, чтобы она могла помыть тарелку.

Он застонал, потирая живот:

– Да, но тебе придется самой ее забрать, потому что я так наелся, что едва могу двигаться.

Она вошла в кабинет, заложив руки за спину.

– Плохо, потому что тебя может ждать еще один сюрприз…

Рафаэль тут же вскочил на ноги:

– Ты не целовала меня уже много месяцев.

– Три месяца и десять дней, если точно, – рассмеялась она, – но это не то.

– О! – Рафаэль зевнул. – Тогда не интересно.

– Рафаэль, я исправилась. Я не целуюсь с мужчинами, с которыми я не обручена.

– Это глупо. Конечно, мы обручены.

Лиз наморщила лобик:

– Нет, не обручены.

Внезапно Рафаэль посерьезнел:

– Я не знаю, почему ты так говоришь. Ты согласилась. Дейзи свидетель.

– Это не было помолвкой. Ты просто хотел помочь мне избежать тюрьмы. Твоя мать считает, что я не подхожу тебе, и ты… и ты не возражал ей…

Лиз нахмурилась и кинула в него кусок пирога. После этого, развернувшись, она выбежала из кабинета, хлопнув дверью.

Что сейчас произошло? Рафаэль задумчиво отряхнул крошки с рубашки. Так он был помолвлен или нет?

Она забыла забрать тарелку. Теперь ему придется самому нести ее матери. А она может не только швырнуть в него пирогом.

Новый Орлеан

20 октября 1779 года

Донья Евангелина послала Лиз и Дейзи на рынок. Девушки были рады вырваться из тесного форта и хоть на какое-то время избавиться от тяжелой работы на складе. Но даже спустя два месяца после урагана улицы Французского квартала были покрыты илом, старые дома наспех подлатали новыми досками, а кислый запах плесени превратил приятную прогулку в тягостную повинность, с которой хотелось покончить как можно скорее. Лиз повернула за угол, который вел к невольничьему рынку. Она хотела поторопить Дейзи, но в этот момент заметила чернокожую женщину, закованную в кандалы. Ее вели на помост, чтобы продать.

– Дейзи! Тебе не знакомо лицо этой женщины?

Дейзи замерла и нахмурила лобик.

– Не уверена. Возможно.

– Она похожа на повариху мадам Дюссой. Я видела ее, когда Рафаэль привозил меня на вечеринку. Помнишь?

Дейзи удивленно посмотрела на подругу:

– Конечно, я помню, когда ты ездила на вечеринку. Ты тогда меня еще спрашивала, целовалась ли я с Симоном, и я долго не могла уснуть. Но я не уверена, видела ли я когда-нибудь повариху мадам Дюссой.

– Ну у нее рот, как у Каина. Правда?

– По правде говоря, я плохо помню Каина. Я знаю, что он друг Скарлет и отец Нардо. Не смотри на меня так… Я думаю, что они женаты перед Богом.

– Конечно. Я хочу пойти поговорить с ней. Возможно, она знает, что случилось с Каином после того, как ты покинула Мобил.

– Подожди… Лиз! Нельзя просто так подойти к рабыне на невольничьем рынке и начать задавать вопросы! Лиз!

Лиз не слушала подругу. Она протиснулась через толпу, окружавшую помост.

– Эта женщина здорова и достаточно молода, чтобы служить вам еще много лет, – громко выкрикнул распорядитель торгов. – Мне сообщили из надежных источников, что она была лучшей поварихой в Мобиле и окрестностях, если не считать, конечно, повариху из таверны Буреля. О ней заботились, у нее есть все зубы, она ни дня не болела. Итак, кто даст за нее две сотни фунтов?

Чтобы рассмотреть рабыню, Лиз встала на цыпочки между женщиной в большой соломенной шляпе и какой-то дамой с зонтиком. Кто-то уже предложил двести фунтов, и тут же другой покупатель предложил триста. Ей следовало поспешить. Но как ее зовут? Скарлет рассказывала о своей жизни у мадам Дюссой, что со всеми рабами обращались как со скотом и лишь мать Каина уважали за ее кулинарное искусство.

Она не могла просто так крикнуть: «Эй! А вы мама Каина?» Ее имя… Марта, может быть? Нет, что-то похожее.

– Мартина, – крикнула она. Точно. – Мартина! – повторила она, воспользовавшись временным затишьем в торгах. – Мартина, я тут!

Женщина повернулась в ее сторону. Прищурившись, она начала искать в толпе человека, который позвал ее.

– Мартина! Это Лиз Ланье! Я здесь!

Мартина от удивления открыла рот.

– Мисс Лиз? – прошептала негритянка.

– Да! Это я! – Лиз протолкалась к краю помоста, не обращая внимания на гневные взгляды распорядителя торгов. – Вы знаете, что случилось с Каином и… моим братом Люк-Антуаном?

– Мисс, разве вы не видите, что мы здесь делом занимаемся? – Распорядитель присел на корточки и зло посмотрел на Лиз. – Вам лучше убрать отсюда свое смуглое лицо, пока сами не оказались на помосте!

Лиз испугалась, но не двинулась с места.

– Я не рабыня, я просто хочу спросить эту женщину о ее сыне. Я знала их, когда жила в Мобиле.

– Не знаю. Как по мне, вы похожи на рабыню.

Дейзи протолкалась через толпу и взяла Лиз за руку.

– Моя подруга – свободная женщина, – резко крикнула она. – Мы работаем на губернатора, мадам Гальвес может за нас поручиться.

– Да неужели? – ухмыльнулся распорядитель.

– Так и есть, – из-за спины Лиз послышался глубокий голос. – Эти леди посещали мой дом много раз, – добавила она.

– Мадам! – воскликнул распорядитель. – Простите… я не заметил, что вы пришли с ними!

Мадам Гальвес снисходительно кивнула.

Еще никогда в жизни Лиз не была так рада видеть кого-либо.

– Я заплачу за эту женщину столько, сколько вы скажете, – промолвила мадам. – Мне как раз нужна новая повариха.

Распорядитель торгов прищурился:

– Она очень дорогая, мадам. Ее стоимость уже взлетела до пятисот двадцати фунтов.

– Это ложь! – воскликнула Лиз.

– Пустяки. – Мадам улыбнулась. – Я заплачу шестьсот, и мы на этом закончим. Да?

У распорядителя отвисла от удивления челюсть.

– Да, мадам! Я согласен.

Мадам расплатилась и протянула руку, затянутую в элегантную перчатку.

– Снимите, пожалуйста, кандалы, сэр. Я хочу, чтобы Мартине не мешали эти железяки, и я спешу.

Распорядитель поспешил выполнить просьбу мадам. Мартина спустилась с помоста, потирая запястья. По ее лицу текли слезы.

– Не знала, что стою целых шесть сотен фунтов, – призналась она, шмыгая носом.

– Вы стоите намного больше, – заметила мадам, – но очень хорошо, что он согласился, потому что у меня больше с собой не было! А теперь пойдемте, давайте спрячемся от солнца, пока моя кожа не стала такой же темной, как у вас!

Она покрутила зонтиком и направилась к кофейне, которую посещали леди высшего общества Нового Орлеана. Лиз, Дейзи и Мартина последовали за ней, словно утята за симпатичной уткой. В кофейне мадам отложила зонтик и села за небольшой круглый столик, окруженный изысканными коваными стульями. Лиз и Дейзи присоединились к ней, а Мартина неуклюже замерла рядом.

– А теперь, – начала мадам, – пожалуйста, объясните мне, что здесь происходит.

– О мадам, спасибо вам за то, что вы вмешались, – быстро начала Лиз. – Я очень испугалась. Мне очень жаль, что вам пришлось потратить так много денег. Но я хотела лишь узнать о том, что стало с сыном Мартины, Каином. Он учил моего младшего брата Люк-Антуана, который работал на хозяйку Мартины, мадам Дюссой, и должен был стать впоследствии кузнецом.

Мадам, казалось, запуталась.

– Мадам Дюссой – кузнец?

Лиз рассмеялась:

– Нет, она та гарпия, которая владела Мартиной и Каином, а также моей кузиной Скарлет. Каин ее раб, он работает в кузнице, они со Скарлет любят друг друга.

– А, гарпия, я понимаю. Продолжайте.

– Мадам Дюссой продала Скарлет около двух лет назад. Сначала она попала на плантацию в Натчезе, затем очутилась здесь на рынке, где Рафаэль, то есть дон Рафаэль, купил ее для вас, а потом… но потом вам известно, что случилось. Я хочу знать, что Мартина может рассказать мне о моем брате и Каине.

– Подождите, мисс, – выпалила Мартина. – Простите, но вы хотите сказать, что Скарлет здесь, в Новом Орлеане?

– Да! У нее ребенок от Каина! Его назвали Нардо в честь губернатора… – Лиз улыбнулась мадам, – и он очень похож на Каина. Потому я так легко вас узнала, как мне кажется.

Мартина удивленно посмотрела на Лиз.

– Ребенок от Каина? – У женщины в глазах появились слезы. – О боже, внук! – Спустя несколько мгновений она взяла себя в руки. – Каин жив. Американские ополченцы напали на плантацию Дюссоев и привезли нескольких рабов сюда, но Каин смог от них сбежать. Я думаю, что маленький Люк-Антуан, должно быть, последовал за ним. Я не знаю, куда они направились.

Лиз зажала рот рукой. Люк-Антуан и Каин были живы! Они смогли спастись.

– А как же мадам и месье Дюссой?

– Я полагаю, что они сбежали в форт. – Мартина пожала плечами.

– Думаю, ты ничего не слышала о моем деде, моей мачехе и других детях? Или… о моем отце?

– Твой дедушка и остальные в порядке, насколько я знаю. Они американцам не интересны. Но твой папа… – Мартина бросила быстрый взгляд на Дейзи. – Я слышала, что там произошли ужасные вещи после того, как мисс Дейзи сбежала.

 

20

Новый Орлеан, поместье Гальвесов

Сочельник 1779 года

Все женщины надели лучшие платья. Правда, у Лиз больше не было платья, которое можно было бы надеть на такое важное мероприятие, как рождественский бал в поместье губернатора. Но в этом году не она одна недосчиталась одежды. Ураган уничтожил очень много женских нарядов в разрушенных стихией домах. Не было ни времени, ни лишних средств, чтобы пошить новые. Ткань всегда стоила недешево, а во время войны вообще была на вес золота.

Гальвесы переехали в одну из нескольких резиденций, которые почти не пострадали от урагана, потому мадам, как всегда, выглядела очень элегантно в кремовой блузке и юбке из тонкого шелка. Ее длинные волосы, собранные в пышную прическу, были украшены топазами. Она стояла у входа, встречая гостей вместе с красавцем отцом, известным французским шпионом и плантатором Жильбером де Сент-Максентом, который помогал ей вместо мужа.

Лиз поздоровалась с мадам после Дейзи и Софии и была вознаграждена горячим поцелуем в щеку.

– Вы будете рады узнать, – шепнула ей мадам на ухо, – что вашей Мартине очень понравилась моя огромная кухня. Это она приготовила вон те пирожные с кремом. Обязательно попробуйте.

Лиз охотно согласилась и пошла дальше. Она уже не стеснялась того, что была одета в старое платье Скарлет, которое та надевала по воскресеньям. Оно было перешито четыре раза до того, как попало к Лиз. На самом деле это было очень красивое платье, хотя и немного тонковатое, если смотреть сквозь него на свет.

Кроме того, поскольку Рафаэля здесь не было, ей этот вечер был не так интересен. Как обычно, она вошла в зал и огляделась в надежде увидеть его, но на балу было очень мало мужчин. Все солдаты ушли к реке Миссисипи с доном Бернардо, за исключением нескольких, которые днем и ночью работали с Рафаэлем и Симоном, готовясь к наступлению на Мобил и Пенсаколу. Потанцевать можно было лишь с несколькими гражданскими, но в основном это были старики, которым перевалило за пятьдесят, или больные.

София постоянно жаловалась на этот удручающий факт, а Дейзи лишь отрешенно кивала и поддакивала. Она украдкой наблюдала за дверью, надеясь, что в нее неожиданно войдет Симон.

Лиз не унывала, намереваясь хорошо провести время. Ей было все равно, поссорился Рафаэль из-за нее с матерью или нет. Если он не мог выбрать себе невесту без согласия маман, то такой он ей был не нужен. Более того, он заслуживал того, чтобы мать поколотила его.

Она улыбнулась, представив, как миниатюрная донья Евангелина колотит высокого мускулистого сына обшитой бусинами сумочкой. Она повернулась, чтобы пойти взять одно из пирожных, приготовленных Мартиной, и нос к носу столкнулась с Рафаэлем.

Рафаэль осторожно взял ее за плечо, отвел в сторону и ухмыльнулся.

– Отчего вы так улыбаетесь, кузина? А, понимаю, пирожные. Вы собираетесь их тоже швырнуть в меня? На этот раз к вашим услугам множество небольших снарядов вместо одного крупного.

Она недовольно посмотрела на испанца:

– Отпустите меня, а то я сейчас найду пирог и вы пожалеете.

– О чем мне жалеть? Я ничего не сделал! Хотя, если меня собираются поколотить… ха, подумать только… тогда у меня тоже есть кое-что для вас.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

Прежде чем она успела возмутиться, он подмигнул ей и исчез в толпе.

Лиз тяжело задышала, словно рыба, выброшенная на берег моря. В этот момент к ней подошла София:

– Тебе лучше отойти отсюда, у тебя над головой висит омела. Такое впечатление, что ты только и ждешь, чтобы тебя кто-нибудь поцеловал.

Лиз подняла голову и увидела ветку этого зеленого паразита, прикрепленную к люстре мадам Гальвес.

– О боже, – пробормотала она, обмахивая лицо веером, и отошла в сторону.

Незадолго до полуночи случился сюрприз. Дверь в зал распахнулась, и на пороге появился губернатор Гальвес. Он пошел прямо к жене и поцеловал ее перед большой компанией.

– Дорогая, я дома, – просто сказал он. – Мы сделали все, что собирались. Река Миссисипи свободна для движения испанских и американских судов. Мобил и Пенсакола являются нашими следующими целями. Что скажешь?

Мадам обняла его.

– Скажу, что я скучала по тебе.

Лиз была искренне тронута. Как приятно, когда тебя любит такой мужчина, который смотрит на женщину, словно желая съесть ее, как вкусный пирог.

– Такая женщина может получить от мужчины все, что пожелает, – послышался голос Рафаэля откуда-то сзади.

Испанец положил руки ей на плечи.

– Лиз, мы отбываем в Мобил через две недели.

– Но вы снова останетесь?

– Нет. На этот раз я уезжаю. Поллок останется здесь, а Гальвесу нужен офицер по вооружению.

Лиз чуть не сломала веер.

– Тогда… я тоже уеду.

Он рассмеялся:

– Это не шутка. Посмотрите на меня.

Она повернулась.

– Я не шучу. Я знаю залив Мобила лучше всех в Новом Орлеане, кроме, разве что, Симона. И я могу ухаживать за ранеными.

– Лиз, я не буду с вами это обсуждать. Я хотел попрощаться, потому что у меня завтра уже не будет на это времени. Пожалуйста, не усложняйте все еще больше.

– Это действительно сложно! Я устала прощаться. – Она провела рукой по мокрым от слез щекам. – Устала быть женщиной, носить юбки, оставаться дома… Простите, но я сейчас очень сержусь.

Рафаэль смягчился:

– Зато я несказанно рад, что вы женщина. Больше я ничего сказать не могу. И нет, я не возьму вас с собой, чтобы вы не чувствовали там себя одиноко, потому что я не могу… не смотрите на меня так… – Он отступил на шаг и нервно рассмеялся. – Я очень стараюсь быть мужчиной, которого вы заслуживаете. Поэтому скажите, что будете молиться обо мне, и отпустите. Я вас люблю, кузина.

Он поцеловал кончики ее пальцев, приложил их к ее губам и растворился в толпе.

Веер разломился на две половинки.

Новый Орлеан, форт Сан-Хуан

11 января 1780 года

Он уехал.

Лиз стояла в самом высоком месте форта Сан-Хуан, в колокольне маленькой часовни, и наблюдала за тем, как в закат уплывает последний корабль. Она прижала пальцы к губам, вспоминая последнее прикосновение Рафаэля и стараясь сдержать слезы. Он хотел быть мужчиной, которого она заслуживает?

О боже, как же она его любила! Он был отважным, сильным и верным и намного лучше, чем она имела право ожидать от любимого. Она хотела быть с ним, помогать и служить ему, смеяться вместе с ним.

Но настало время подумать не только о себе и собственных желаниях. Настало время немного повзрослеть… сильно повзрослеть… и стать женщиной, которая заслуживала бы такого мужчину, как Рафаэль Гонсалес. После урагана у многих семей не осталось крыши над головой. По улицам бродили дети, которым некуда было податься. Они искали еду на помойках. И был мистер Поллок, которого оставили следить за складами и ждать вестей от губернатора. Она знала каждый закоулок складов, как Дейзи и Скарлет. Ему наверняка понадобится помощь.

Она могла с этим помочь, потому что жизнь приготовила ее к этому. Она улыбнулась. Как библейская Есфирь, она попала в Новый Орлеан в похожее время.

Остров Дофина

10 февраля 1780 года

Рафаэль, делая пометки в дневнике, обтянутом кожей, ходил за Гальвесом. Губернатор осматривал остов судна «Volante», севшего на мель на острове Дофина, песчаном отрезке суши, который закрывал вход в залив Мобил.

Двадцатого января в районе Билокси к испанскому флоту присоединился американский корабль «Западная Флорида» под командованием капитана Уильяма Пиклза с командой в пятьдесят восемь человек. В начале века в этом месте французы построили свой первый форт, но старый деревянный палисад уже давно рассыпался и был смыт морем. Британцы, по всей видимости, решили никак не защищать это место.

Рафаэль гадал, воспринимали ли вообще британцы Мексиканский залив как стратегический плацдарм, который стоит защищать. Возможно, общая стратегия французов, испанцев и американцев по рассеиванию британских войск и растягиванию их коммуникаций между Новой Англией и южным побережьем начала давать плоды. В любом случае они прошли все расстояние от Нового Орлеана почти до самого Мобила, не встретив практически никакого сопротивления.

Но силы природы, казалось, не хотели, чтобы кампания Гальвеса прошла легко. Тремя днями ранее поднялся сильный встречный ветер, который мешал дальнейшему продвижению. Потом пошел дождь и начали сверкать молнии. На третий день видимость упала до нуля, а дюжину кораблей раскидало в разные стороны. Одна из бригантин пошла ко дну, еще три сели на мель, а Рафаэля сбросило с палубы флагманского судна, когда оно резко село на мель. К счастью, он оказался хорошим пловцом, смог ухватиться за бочонок с вином и доплыть до берега, чудом избежав столкновения с поднятым ветром мусором и обломками.

Даже теперь он незаметно целовал крест, висевший у него на груди, благодаря Бога за чудесное спасение. Лиз и его мать, должно быть, молились за него. Из тысячи двухсот солдат и ополченцев, которых привел с собой Гальвес, в шторм погибли четыреста человек. Рафаэль вполне мог оказаться среди них.

Губернатор остановился возле покрытой обломками дюны, достал платок и вытер запорошенное песком лицо.

– Этого уже не починить. Мы разберем его и сделаем лестницы и прочие вещи, которые нам понадобятся. – Он посмотрел на Рафаэля. – Ты точно нормально себя чувствуешь после вчерашнего? Я никогда такого не видел.

– Вы всегда говорили, что под вашим командованием меня ждут приключения, сэр.

Гальвес улыбнулся:

– Действительно.

– Вы получили ответ из Гаваны на наш запрос о подкреплении?

Генерал помрачнел.

– Еще нет. По всей видимости, нам придется все делать самостоятельно. Возвращаемся на «Сан-Мигель». У нас много работы.

Многие командующие в такой ситуации подняли бы парус и отплыли домой. Но не Гальвес.

Полный восхищения и сил, Рафаэль засунул карандаш за ухо и последовал за губернатором.

Река Дог-Ривер, в восьми километрах от Мобила

28 февраля 1780 года

Погода все не давала им покоя, словно назойливая муха в жаркий день. Наступил рассвет, небо на востоке посерело, немного осветив безрадостный пейзаж. Рафаэль, как и другие солдаты, промок, продрог и был похож на бродягу. В сапогах захлюпало, когда он направился к лагерю, чтобы пожевать немного галет. Он уже давно перестал сушить носки.

В последние две недели заснуть было практически невозможно. Солдаты заворачивались в брезент от дождя и отгоняли комаров, которые досаждали им круглые сутки. По крайней мере Рафаэлю как офицеру было позволено спать в одной из лодок, которые были вытащены на берег возле их бивака. Пехотинцы вынуждены были устраиваться на отдых везде, где только было возможно, не вылезая из грязи.

К двенадцатому февраля они приблизились к Мобил-Поинт, оставив на острове Дофина пушки с потерпевшего крушение «Volante», которые должны были защищать вход в залив. Восемь дней спустя, когда они были готовы двигаться дальше, страдания и недовольство были забыты благодаря подкреплению, прибывшему из Гаваны. Рафаэль увидел, как Гальвес еле сдержался, чтобы не разорвать на клочки генералов Эзплету и Миро, командовавших четырьмя испанскими фрегатами, на которых прибыла тысяча опытных пехотинцев, за то, что они так вяло отвечали на его многочисленные просьбы о помощи. Впрочем, эти люди фактически были выше его по званию.

Однако ни у кого не возникало сомнений в том, кто был настоящим лидером кампании. Гальвес был повсюду. Он воодушевлял, ругал и шутил со всеми, начиная с юнг и заканчивая генералом Гироном. Рафаэль гадал, было ли у губернатора время на сон. Он решил, что если Гальвес спал, то делал это стоя, нахлобучив шляпу, с которой капал дождь, в сапогах, потемневших и потрескавшихся от песка и соли.

Рафаэль часто вспоминал о Лиз. Он надеялся, что у Лиз все хорошо, что она в тепле и безопасности. Возможно, она только просыпается возле камина в том чудном домике, который солдаты построили для своих трех милых прачек – сирен Сан-Хуана, как он называл их в песне, которую написал в их честь однажды поздно вечером перед Рождеством. Тяготы похода переносились легче, когда он думал о том, что Лиз ждет его возвращения.

По крайней мере он надеялся, что она ждет его. Она может нанять лодку и поплыть за ним, если ей начнет казаться, что он долго не возвращается. Лиз не всегда поступала так, как ей говорили.

Ухмыльнувшись про себя, он уже собирался обойти лестницу, которую помог соорудить, когда знакомый голос с другой стороны заставил его замереть на месте. Сначала он подумал, что это Симон, что, конечно, было бы неудивительно. Но потом, когда он снова услышал этот голос, то понял, что это не брат Лиз. Он обошел лестницу и остановился.

– Антуан?

Антуан Ланье, сидя на бочонке с пивом и жуя кусок колбасы, поднял голову и удивленно посмотрел на Рафаэля.

– Риппарда! Я не знаю, пожать тебе руку или отвесить оплеуху.

– Я предпочитаю первое, – ответил Рафаэль, протягивая руку. – Как вы поживаете, сэр? И… как вы сюда попали, не схлопотав пулю в спину?

Ланье пожал руку Рафаэля и встал.

– Теперь, когда ваши ребята меня покормили, мне намного лучше. Мы сбежали под покровом тьмы через маленькие каналы, на которых я рыбачу с детства. Симон мог бы провести вас обратно той же дорогой.

Рафаэль посмотрел на Симона, который сидел на соседнем бочонке недалеко от костра. Гальвес стоял неподалеку, разговаривая с молодым негром, одетым в такие же лохмотья, как и Рафаэль. На самом деле они все выглядели так, словно их протянули через заросли шиповника.

Симон заметил, что Рафаэль с интересом поглядывает на чернокожего.

– Это Каин, мужчина Скарлет. Он помог отцу выбраться из форта и попасть сюда. Ну, ему и малышу.

Только сейчас Рафаэль понял, что под брезентовым мешком кто-то есть. Из-под брезента выбивался клок кудрявых волос.

– Это Люк-Антуан?

Антуан с гордостью кивнул.

– После того как американцы напали на плантацию Дюссоев, Люк и Каин несколько недель жили в лесу. Наконец, Люк начал искать возможность попасть в форт, чтобы вызволить меня. В конце концов офицер по имени Тулли заметил их и убедил Люка встретиться с ним возле поместья Дюссоев. Тулли был со мной добр, он старался кормить меня хотя бы раз в день и не дал утонуть, когда поднялась вода. Он сказал, что всегда хорошо относился к Лиз и что отношение майора к ней и Дейзи заслуживает порицания.

– Короче говоря, он сказал Люку, что Редмонд практически обезумел после того, как исчезла Дейзи. Он обвинил в этом нас, Ланье, и решил меня казнить. Тулли не собирался вешать гражданских и решил помочь мне бежать. Он попросил Джуни, которая работает у Буреля, принести платье и платок вместе с партией чистой формы, а также немного сажи. Я вымазал лицо, надел платье и платок и вышел из форта во время смены караула. Конечно, я был в очень плохой форме после того, как столько месяцев просидел в камере, но я, по крайней мере, был трезв как стеклышко! Мой мальчик и Каин позаботились обо мне в маленькой хижине, которую они построили в лесу. Они кормили меня понемногу, пока ко мне не вернулись силы. Также они ходили на разведку и узнали кое-какие новости. В январе Редмонда вызвали в Пенсаколу, а его заменили полковником Дернфордом. Если бы его назначили на месяц раньше, я бы, наверное, не смог сбежать.

– Это… чудесно, – пробормотал Рафаэль.

Посмотрим, что на это скажет Лиз.

Антуан кивнул.

– Потом начали распространяться слухи, что вы, испанцы, заняли всю реку Миссисипи и дальше направитесь к Мобилу. Мы слышали, что вы высадились в этих краях, несмотря на сильный шторм. Решили, что вы здесь разобьете лагерь и будете готовиться к нападению. – Он пожал плечами. – Вот мы и пришли. В форте Шарлотт не более трех сотен человек гарнизона, и у них мало боеприпасов. Я знаю, что Дернфорд послал за подкреплением, но их задержал шторм, как и вас. Мы поможем всем, чем сможем.

Рафаэль улыбнулся. Гальвес будет рад заполучить человека, который хорошо знает распорядок дня и быт обитателей форта, не говоря уже о четверых людях, включая Симона, которые очень хорошо знают окрестности.

Рафаэль не хотел спешить с выводами, но, по всей видимости, положение начало улучшаться.

Новый Орлеан, церковь Святого Людовика

1 марта 1780 года

Лиз проснулась оттого, что на ее лицо падали золотые, фиолетовые и синие лучи солнца, проникавшие сквозь витражи в просторном зале церкви Святого Людовика. Она пришла туда поздно вечером накануне, чтобы помолиться, и, стоя на коленях перед алтарем, неожиданно уснула.

У нее болела каждая косточка и мышца. Лиз перевернулась на спину, раскинув руки в стороны, словно бы готовясь принести себя в жертву, и взглянула вверх, на прекрасный купол. Скоро придут священники и попросят ее удалиться, но ее мысли все время путались, она никак не могла ни на чем сосредоточиться.

Рафаэль находился в сотне километров от нее. Она надеялась, что он тоже рад этому чудному солнечному утру. Возможно, он уже натягивает сапоги, смеется над чьей-то шуткой, закинув голову.

А может, он ранен и лежит в грязной канаве, истекая кровью.

Лиз села и закрыла уши ладонями, словно бы пытаясь отгородиться от его тяжелого дыхания. О боже! Почему она не сказала ему, как сильно любит его? Почему она так настаивала на том, чтобы он официально попросил у нее руки? Какое это имеет значение, если он каждым прикосновением, каждым взглядом доказал, что она желанна, что он любит ее?

«Боже, если ты вернешь его мне, я больше не буду глупить и бросать в него пирог. Или отказываться целоваться. Или говорить колкости».

Ну… ее колкости ему, кажется, даже нравились.

И нельзя же всю жизнь постоянно целоваться, хотя интересно было бы попробовать.

«В любом случае я смиренно молю, Святой Отец, защитить его. Дай ему мудрость, чтобы он мог справиться со всеми задачами. Да, и пускай у него будут сухие носки.

Аминь».

Форт Шарлотт, Мобил

4 марта 1780 года

На четвертый день Рафаэль входил в ворота форта Шарлотт как парламентер, неся подарки от генерала Гальвеса полковнику Дернфорду. Рафаэля выбрали для этой миссии по нескольким причинам. Он был близко знаком с Оливером Поллоком, а также много путешествовал по британским территориям. К тому же он лучше всех офицеров Гальвеса знал английский язык. Более того, Гальвес вспомнил первый отчет Рафаэля о посещении Мобила осенью 1776 года, когда тот обедал у майора Редмонда, где, по счастливой случайности, гостила семья Дернфордов. Гальвес решил, что их знакомство должно помочь им найти общий язык.

Гальвес надеялся, что с помощью вежливых переговоров ему удастся избежать штурма, который обошелся бы испанцам недешево. Вместо этого он хотел добиться мирной сдачи форта. С каждым днем надежда на мирный исход дела становилась все призрачнее.

Однако Рафаэль был горд галантным поведением командира. По прибытии к Дернфорду он приветствовал адъютанта Тулли, который сообщил Рафаэлю о бедственном положении Лиз и так по-человечески обошелся с Антуаном Ланье. Тулли поздоровался с Рафаэлем, но не подал виду, что знаком с испанцем. Когда он открыл Рафаэлю дверь в кабинет Дернфорда, то больше напоминал монолит.

Виски у Дернфорда заметно поседели с тех пор, как Рафаэль видел его в последний раз. Он встал и предложил Рафаэлю стул. Испанец передал полковнику красиво украшенную корзинку от Гальвеса, а потом сел. В корзинке был ощипанный цыпленок, баранья нога, две буханки французского хлеба, дюжина кукурузных лепешек и несколько пачек чая. Все это было куплено у щедрой Жюстин Ланье. Из личных запасов Гальвес добавил несколько бутылок с испанскими и французскими винами, а также коробку с лучшими кубинскими сигарами.

Порывшись в корзине, Дернфорд отложил ее в сторону и улыбнулся Рафаэлю, показав все свои испорченные зубы.

– Пожалуйста, передайте генералу Гальвесу мою глубочайшую благодарность, дон Рафаэль. Я особенно рад цыпленку, который символизирует характер дона Гальвеса. Моим офицерам очень понравились вина, которые он прислал вчера, но думаю, что сегодняшнюю партию я приберегу для себя.

Рафаэль сделал вид, что не заметил завуалированное оскорбление.

– Уверяю вас, полковник, что дон Бернардо достаточно осведомлен о том, как далеко может зайти британский офицер, если ему в качестве вознаграждения предложат баранью ногу. Возможно, именно так от вас сбежал один заключенный несколько недель назад.

Улыбка Дернфорда превратилась в маску.

– Не знаю, что вы имеете в виду. Это правда, конечно, что недавно у нас было целое нашествие тараканов, но мы в конце концов смогли от них избавиться.

– Ах, тараканов! Никогда не знаешь, откуда их ждать. – Рафаэль отряхнул невидимую пыль с идеально чистых штанов, которые он позаимствовал у Гальвеса ради этого случая. – К слову о неудобствах, мой командир хочет вам напомнить, что наша армия самым неудобным образом все еще стоит лагерем возле ворот вашего маленького форта. Он надеется, что вы будете так добры и освободите это место, чтобы мы могли отдохнуть от вашего милого болота. Кстати, он очень хотел бы, чтобы вы сделали это сегодня до заката. В противном случае его люди могут потерять терпение и будут вынуждены с помощью пушек сделать новые ворота в стене.

Глаза Дернфорда сверкнули.

– Да неужели? Тогда мне очень жаль, поскольку вам придется принести начальству дурные вести. Вы должны вернуться как можно скорее, то есть в течение следующих десяти минут, и сообщить хозяину, что его щенка, принесшего сахарную косточку, высекли. Пускай устраивается поудобнее в болоте, потому что это единственное место отдыха, которое я могу ему предложить. – Он встал. – И если его люди попытаются сделать новые ворота, мои люди ответят им с не меньшим энтузиазмом. Я понятно выражаюсь?

Рафаэль тоже встал.

– Более чем, сэр. В таком случае я желаю вам всего доброго. Я вас больше не потревожу.

Подавив желание отвесить этому наглецу оплеуху, Рафаэль медленно поклонился и вышел из кабинета. Он отдал честь Тулли, который смущенно отвернулся, и покинул здание.

Перчатка была брошена. Гальвес ее поднимет, и начнется битва. В результате город Мобил, дом Лиз, падет.

 

21

Новый Орлеан, Кабильдо

9 марта 1780 года

Лиз ждала в приемной Кабильдо с полудня. Она хотела поговорить с Оливером Поллоком. Он послал утром сообщение в форт, предлагая ей встретиться с ним как можно скорее, поскольку у него была информация, которая, как он считал, могла бы ее заинтересовать.

Конечно, она тут же поспешила в форт, едва причесав волосы. Она ждала в холодной комнате с ледяным каменным полом и голыми оштукатуренными стенами, сидя на неудобном стуле. Лиз рассеянно потерла руки. Ей не следовало жаловаться. Рафаэлю приходилось переносить нечеловеческие лишения уже целых два месяца. Вспомнив об испанце, Лиз по привычке произнесла молитву. Возможно, эти неудобства были напоминанием ей о том, что она должна молиться о любимом.

Она вспомнила о том вечере, когда принесла Рафаэлю обед, и он сказал, что они, конечно же, обручены. Почему она ему тогда не поверила? Он мог бы целовать ее целых четыре месяца. Возможно, они бы уже поженились.

Почему ей всегда нужно, чтобы все было так, как она хочет?

Внезапно дверь в кабинет губернатора распахнулась. Лиз увидела круглое румяное лицо ирландца.

– Мисс Ланье? Вот вы где. Заходите.

Она знала этого доброго энергичного человека уже намного лучше. Она теперь понимала, почему Рафаэль так сильно любил и уважал его. Его вера в Соединенные Штаты Америки была заразительна. Возможно, однажды, когда Рафаэль уйдет в отставку из армии Его Величества, они смогут уехать и купить домик где-нибудь в свободных колониях. Такой целеустремленный и находчивый человек, как Рафаэль, наверняка сможет найти способ…

– Мисс Ланье? Пожалуйста, у меня еще много работы.

– О! Простите!

Покраснев, Лиз вскочила на ноги и последовала за Поллоком в кабинет.

– Пожалуйста, садитесь, – сказал он, показав рукой на стул перед столом губернатора, а затем сел сам.

Лиз посмотрела на стол, представив сонное лицо Рафаэля. В тот вечер он был таким уставшим. Как она могла быть такой…

Она опять тянула время. Она посмотрела в пустые глаза Поллока и всплеснула руками.

– Что случилось, мистер Поллок? Я знаю, что вы очень заняты…

– Все в порядке, дорогая. Я всегда найду время для леди Рафаэля. Мне вот жена постоянно напоминает, что мы должны как-нибудь пригласить вас на ужин. Я все устрою. Но сначала хочу показать письмо, которое пришло вам. Его доставили с моей корреспонденцией.

Он протянул ей листок, запечатанный сургучом.

Лиз взяла письмо и посмотрела на печать. Она была похожа на… Да это же печать Рафаэля!

Лиз расплакалась.

Поллок встал из-за стола, в ужасе глядя на девушку.

– Дорогая! Что случилось?

– Ничего! – Лиз пыталась нащупать в кармане платок. – Я просто так скучаю по нему, и я не предполагала, что у него будет время подумать обо мне, но это его печать, и я так счастлива!

Лиз высморкалась.

– А, ну хорошо. – Поллок снова сел, недоуменно поглядывая на девушку. – Я представляю, что случится, когда вы его прочтете.

Лиз рассмеялась, запихнула платок в карман и сломала печать.

–  Дорогая Лиз, – прочла она. – У меня есть немного времени, чтобы написать это письмо, которое я отошлю Поллоку с отчетом Гальвеса, но я хочу, чтобы ты знала, как я по тебе скучаю, как я тебя люблю и не могу дождаться того дня, когда мы снова увидимся. Первые пару месяцев нам было не сладко. Ты знаешь, в Мобиле часто идет дождь.

Она снова рассмеялась, икнула и продолжила.

В общем, хочу сперва сказать, что твой отец, младший брат Люк-Антуан и Каин тут с нами, в безопасности. Я расскажу тебе, что с ними случилось, когда вернусь, но пока знай, что я буду защищать их всеми силами. Симон тоже в порядке. Он попросил передать Дейзи, что любит ее. Другие новости не столь радужные. Майора Редмонда вызвали в Пенсаколу, а его заменил полковник Дернфорд. Я думаю, ты помнишь его. Тогда, во время ужина, я в тебя влюбился. Думаю, все дело в кукурузном хлебе. Но я отвлекся.

Дернфорд упрям, типичный британец. Он решил, что после нашей победы, в которой сомневаться не приходится, мы должны получить выжженную землю, и приказал сжечь весь Мобил дотла. Я не могу объяснить это безумие. Потому, когда ты в следующий раз попадешь в родной город, не пугайся. Я не хотел рассказывать тебе об этом. Дернфорду придется ответить за жестокость и неуступчивость.

К хорошим новостям. Люк-Антуан попросил меня передать тебе, что он научился делать подковы и что он собирается стать самым искусным кузнецом в Новом Орлеане.

Сердце мое, курьер недобро посматривает на меня, потому я должен заканчивать. В следующий раз, когда ты услышишь обо мне, я посмотрю в твои глаза и буду надеяться, что у тебя нет ножика в корсете или пирога в руках!

С любовью,

Рафаэль

Мобил

12 марта 1780 года

Четыре дня Рафаэль и другие офицеры руководили рытьем траншей и возведением земляных укреплений вокруг форта Шарлотт, пока британцы вели по ним довольно вялый огонь из пушек, который не причинял практически никакого вреда. Испанский хирург перевязал несколько огнестрельных ран, отрезал ногу солдату, который неудачно попал в медвежий капкан, и впал в ступор от безделья.

За два дня до этого испанский разведчик сообщил, что британское подкрепление под командованием генерала Джона Кэмпбелла, которому Дернфорд писал несколько дней назад, застряло в болоте где-то между Пенсаколой и Мобилом. Было маловероятным, что они прибудут до того, как Гальвес захватит форт Шарлотт.

Обрадовавшись этой новости, десятого марта испанцы открыли частый огонь, обстреливая ветхий форт из восемнадцати-и двадцатичетырехфунтовых пушек. Плохо оснащенный и недостаточно укомплектованный гарнизон сопротивляться не мог. Как раз накануне у них закончились боеприпасы.

Рафаэль стоял на куче ядер, ожидая сигналов от Гальвеса и поглядывая в сторону форта, который скоро должен был пасть. Воздух был черным от дыма пожаров, бушевавших внутри, стена форта во многих местах сильно пострадала от ядер. От постоянных залпов стоял оглушительный грохот. Грязный пот ручьями стекал со лба, он тек по шее и рукам, заливал глаза и мешал дышать. Рафаэль вытащил из кармана грязную тряпку и протер глаза.

Вот. Он не ошибся, ему не показалось. В центре форта на флагштоке показался белый флаг. Радостно усмехнувшись, он поднял руку, спрыгнул с кучи ядер и побежал к Гальвесу.

– Они сдаются!

Новость быстро облетела позиции испанцев. Пушки еще какое-то время вели огонь, пока офицеры Гальвеса не передали приказ прекратить обстреливать форт.

Наступила странная, гнетущая тишина.

Испанцы ликовали, радуясь своей победе.

Рафаэль склонил голову и погрустнел, вспомнив о сожженном Мобиле.

Новый Орлеан

17 марта 1780 года

Колокола церкви Святого Людовика начали звонить, когда Лиз подошла к берегу канала с корзиной, полной влажных чистых рубашек. Девушка вздрогнула и чуть было не упала, но в последний момент смогла удержать равновесие. Рассмеявшись, она водрузила корзину на голову. Должно быть, падре чему-то очень рад, раз вздумал бить в колокола в пятницу утром.

– Эй, мисс, я ищу место для ночлега. Поможете солдату?

Взвизгнув, на этот раз она упала. Рубашки полетели в мыльную, мутную воду канала. Она села, тяжело дыша. Немного болела спина, а глаза щипала мыльная вода.

– Лиз! Прости! Я думал, ты меня увидела.

Девушка протерла глаза и увидела над собой лицо Рафаэля. Он протянул ей руку.

Лиз схватила его за руку и резко дернула. Он пошатнулся и рухнул в воду рядом с ней. Выбравшись из воды, она уперла руки в бока и посмотрела на испанца, который барахтался в воде, пытаясь встать.

– Это научит тебя не подкрадываться ко мне!

– Лиз! Я не подкрадывался! Ради всего святого! Я попросил падре звонить в колокола!

– Ну, я не знала этого. Мало ли чего он звонит.

Рафаэль упер руки в колени и посмотрел на девушку, усмехаясь.

– Мало ли? – Он поманил пальцем. – Подойди ко мне.

– Нет.

– Я герой-завоеватель. Ты должна выполнять то, что я велю.

Лиз задумалась.

– Ну, может быть. – Она вошла в воду и остановилась рядом. – Что теперь?

Рафаэль улыбнулся.

– Теперь поцелуй меня.

– Ты знаешь правила.

– К черту правила. Твой отец сказал, что ты можешь быть моей. Он устал беспокоиться о тебе. Теперь поцелуй меня.

– Ну ладно. Ты такой грубиян!

Она села рядом с ним в воду и надула губки.

Рафаэль нагнулся и поцеловал Лиз.

– Рафаэль, – начала она, когда снова смогла дышать. – Твоей матери это не понравится. Она поколотит тебя по голове.

– Меня это больше не волнует. Теперь ты будешь колотить меня по голове.

– Это правда?

– Да. Это моя ноша, и я готов ее нести.

Лиз рассмеялась. Она была счастлива.

 

Слово к читателю

Я всегда начинаю книгу с вопросов, на которые должна ответить до того, как оживут мои герои. Это вопросы терминологии, культурных и расовых влияний, литературы и музыки, политической борьбы, неких явно не выраженных тенденций. Но потом случается странная вещь. По мере того как я постепенно погружаюсь в обстановку избранной эпохи и знакомлюсь со своими воображаемыми героями, я немного забываю, какими непривычными и шокирующими некоторые идеи того периода могут показаться современному читателю.

И тут на помощь приходит редактор, одна из задач которого – помочь мне устранить трудности, которые могут возникнуть у читателя в понимании тех или иных неизвестных ему исторических фактов, а также исправить погрешности стиля или разъяснить отдельные поступки героев в контексте описываемых событий. Приходится определяться, сколько пояснений нужно ввести в текст и как они должны выглядеть, какое объяснение можно вписать в текст, а какое стоит приберечь для послесловия. Конечная цель подобных изысканий – перенести читателя в непривычную эпоху, окружить его людьми, одетыми в давно устаревшие наряды и говорящими на странном языке, заставить его забыть о том, что жизнь за окном летит со скоростью, приближающейся к скорости света.

Если вы дочитали до этого места, читатель, то полагаю, что вы один из тех, кто хочет знать немного больше. Вы гадаете, какие из персонажей книги жили на самом деле, а какие выдуманы. Вам интересно, что заставило людей думать тем или иным образом или принимать решения, которые кажутся странными человеку двадцать первого века. Или, возможно, вы хотите узнать, откуда я черпала информацию, чтобы иметь возможность самому почитать что-нибудь еще на эту тему. Специально для вас я слегка приподнимаю занавес.

Прежде всего хочу сказать, что в то время, которое описывается в книге, американское побережье Мексиканского залива, в которое я намеренно включила все земли от современной Флориды до восточного побережья Техаса, находилось под властью то одного, то другого европейского монарха. Каждый американский школьник знает, что тринадцать британских колоний, расположенных вдоль восточного побережья Северной Америки, восстали и образовали Соединенные Штаты Америки. Но немногие в курсе, что две другие британские колонии остались верными короне. Ими были Восточная и Западная Флорида (которые отошли к Британии в 1763 году по Парижскому мирному договору, который завершил Семилетнюю войну). Лоялистские беженцы из восставших колоний перебирались в самые крупные в то время поселения региона – Пенсаколу и Мобил. Некоторые осели также вдоль восточного берега реки Миссисипи, возле Натчеза (штат Миссисипи) и Батон-Ружа (штат Луизиана).

Между тем Испания захватила колонию Луизиана, которая находилась к западу от реки Миссисипи (она также владела Техасом, Мексикой и большей частью Центральной и Южной Америки), а Новый Орлеан стал административным центром испанских владений. Франция на какое-то время была вынуждена умерить аппетиты на Американском континенте.

Как игроки в большой «Монополии», государства, владевшие разными частями американского континента, условно бросали кости, заключая различные союзы, устанавливая торговые отношения или объявляя войну, выжидая и делая следующий ход с максимальной экономической выгодой. Информация скрывалась или разглашалась (как правдивая, так и ложная) с целью манипулирования союзниками и врагами. История времен войны за независимость североамериканских колоний довольно сложна, но интересна. Всю ее невозможно уместить в кратком тексте. Самое большее, что я могу, так это в общих чертах установить географические рамки и позволить истории развиваться своим чередом.

Что касается персонажей, то должна сказать, что в истории Американской революции было несколько замечательных героев, которых я не смогла не включить в сюжет. Центральной фигурой является генерал-майор дон Бернардо де Гальвес, губернатор провинции Луизиана и командующий испанскими силами из Нового Орлеана. Его усилиями были взяты британские форты в Натчезе, Батон-Руже, Мобиле и Пенсаколе. Гальвес был чрезвычайно эффективным политиком, военным стратегом и администратором, которого уважали и которым восхищались окружающие, включая начальство и подчиненных, некоторые из которых помогали поддерживать связь между испанским двором в Мадриде и американским Континентальным конгрессом. Краткую биографию Гальвеса можно найти в Википедии, но большую часть данных я взяла из замечательной книги Томаса Е. Чавеза «Испания и независимость Соединенных Штатов» (издательство университета Нью-Мехико, 2002 год).

Жена Гальвеса, Мария Фелициана де Сент-Максент Дэстреан, тоже появляется в этой истории, как и Оливер Поллок, американский торговец ирландского происхождения, который помогал поддерживать связь между испанским правительством и Филадельфией, а также являлся поставщиком необходимых товаров для американцев. Поллок, который снабжал американцев оружием, припасами и формой, не так широко известен. В конце концов он отошел от дел, сильно обеднев, и уехал на плантацию к дочери после того, как Конгресс отказался покрыть его долги. В книге упоминаются два предшественника Гальвеса, губернаторы О’Рейли и Унзага, а также государственный министр Флоридабланка (живший в Мадриде) и генерал-капитан Наварро, губернатор Кубы.

Со стороны британцев упоминаются губернатор Западной Флориды Питер Честер и вице-губернатор полковник Элиас Дернфорд, о котором идет речь в первой и в нескольких последних главах книги и который сыграл важную роль во время осады форта Шарлотт. Дернфорд, по всей видимости, был талантливым человеком. Он был инженером, который перестроил Пенсаколу, когда оттуда в 1763 году ушли испанцы (в то время французы покинули Мобил). Потом, во время противостояния с испанцами, под его командование отдали форт Шарлотт, что было признанием его административных и политических способностей (если не считать того факта, что форт оказался неподготовленным к активной осаде испанцев).

Все остальные персонажи выдуманы.

Вы можете удивиться, что никогда не слышали об этих людях. Ранняя история Америки полна подвигов французских союзников, вроде Рошамбо и Лафайета, но вклад Испании в успех Американской войны за независимость только сейчас становится известным. Тот факт, что Испания помогала восставшим колониям, скрывался очень долго. По всей видимости, испанцы хотели использовать время, чтобы укрепить флот для схватки с более сильными морскими силами Британии. Но записи, которые можно найти в архивах Испании и в Национальном архиве в Вашингтоне (а также в других местах, упомянутых Чавесом), свидетельствуют, что финансовая помощь Испании перед официальным объявлением войны Британии исчислялась даже не тысячами, а миллионами песо. Она очень сильно способствовала победе американцев при Саратоге. Возможно, самым важным было то, что испанцы вынудили британский флот действовать на двух отдельных театрах военных действий, что стало решающим фактором успеха американцев при Йорктауне.

Но довольно о политических и военных аспектах сюжета. Следующим очевидным вопросом выступает рабство. Вероятно, человеку двадцать первого века сложно понять нравы и обычаи восемнадцатого века, которые касаются рабов, рабовладельцев и тех, кто выступал против рабства. Однако стоит напомнить, что ко времени Американской революции человечество практиковало рабство с доисторической эпохи, и не только в американских колониях, но и по всему миру. Во время работы над книгой я поняла, что современный американский читатель может испытывать чувство вины из-за того, что Америка, колыбель свободы, могла отказывать в этом праве некоторым своим гражданам еще почти столетие после обретения независимости.

Потом мне пришло в голову, что окончательная отмена рабства и потрясения Гражданской войны во многом были обусловлены борьбой за свободу от британской тирании, что эти две главные революции совершились не вопреки тому, что американцы были родом из Европы, а именно благодаря их страстной вере в то, что каждый человек имеет право на самореализацию. Революция постепенно перешла в следующую, которая потребовала намного больше подготовки, поскольку нравы и обычаи, против которых она была нацелена, существовали многие тысячи лет. Удивительно, как быстро рабство было отменено в Америке.

В любом случае, я решила, что моя героиня Лиз Ланье должна пройти через это болото вины, досады, горя и победы. Я дала ей семью со сложными культурными корнями – французскими, индейскими, африканскими, аристократическими, добавив ей в родословную как рабов, так и свободных людей. Похожая ситуация у многих современных жителей побережья Мексиканского залива. Она встретила отважного, щедрого, веселого молодого человека, и тогда я позволила героям жить так, как им вздумается. Я старалась не подталкивать читателя к тому или иному истолкованию сюжета, но надеюсь, что он найдет достаточно реализма в персонажах, в описании которых я использовала определенную терминологию восемнадцатого века, что является вполне оправданным, хотя она и может показаться неполиткорректной современному человеку. И я пыталась не казаться слишком бесстрастной по отношению к своим героям. Если вас заинтересовала проблема рабства на юге Соединенных Штатов, советую прочитать чудесную правдивую историю, которая называется «Потерянная немецкая рабыня», написанная Джоном Бейли (издательство «Grove Press», 2005 год).

Также хочу коснуться вопроса отсутствия законных отношений между Скарлет и ее другом Каином. Говоря вкратце, Скарлет даже в голову не приходило (что уж говорить о ее хозяевах), что им необходимо провести брачную церемонию. Рабы были собственностью и не могли вступать ни в какие юридические отношения, в том числе и в брачные (обычай прыгать через метлу, который, по всей видимости, зародился в Шотландии и Уэльсе, превратился во что-то вроде обряда к середине девятнадцатого столетия). Когда в начале девятнадцатого столетия все чаще стали звучать требования отмены рабства (через несколько десятилетий после описываемых событий), плантаторы-южане начали понемногу поощрять браки между рабами, чтобы их не обвиняли в том, что они разрушают семьи, а также чтобы уменьшить количество побегов рабов. Может показаться отвратительным, что с людьми обращались подобным образом, но для того времени это не было чем-то удивительным.

Прежде чем завершить это сочинение, хочу обсудить следующее. Лейтмотивом произведения был вопрос «Как человек стал американским патриотом?» или, как сформулировал мой редактор, «Что в то время значило слово “американец”? Они так себя называли тогда?» В общем, да. Континенты Северной и Южной Америки назывались Америкой с 1507 года, когда первая карта мира с Новым Светом появилась в Европе. Памфлет «Здравый смысл» Томаса Пейна, опубликованный в апреле 1776 года, представлен в издании «Записи Томаса Пейна, том I (1774–1779 годы): Американский кризис» (очень рекомендую почитать, он есть в открытом доступе, а потому бесплатен).

И помните, что целью Декларации независимости было образовать новое республиканское государство, Соединенные Штаты Америки. Потому что американский колонист являлся британским подданным, который жил в одной из пятнадцати британских колоний в Северной Америке. Граждане тринадцати восставших колоний называли себя американцами или патриотами, в зависимости от ситуации.

Итак, я настоящий книжный червь, любящий историю? Так оно и есть! Я прочла еще несколько трудов, которые подготовили и ускорили революцию. Прежде всего позвольте порекомендовать вам великолепную работу – «Американская исключительность: исторический эксперимент» Чарльза Мюррея (издательство «АЕI Press», 2013 год).

Очень надеюсь, что вам понравилась моя книга.

Живите долго и счастливо.

Мобил, Алабама Бет Уайт

август 2014 года

 

Благодарности

Однажды прошлой весной ко мне подошел мой знакомый, с которым мы посещаем одну церковь, и поинтересовался, не стоит ли мне подумать о том, чтобы собрать людей, которые молились бы за меня, пока я работаю писательницей и учительницей. В тот момент я была настроена говорить откровенно, а потому, по своей невероятной глупости по причине отсутствия веры, отказалась. Это было странно, так как именно тогда был один из самых сложных периодов в моей карьере, плюс еще у меня в работе была книга, которая, я боялась, НИКОГДА НЕ БУДЕТ НАПИСАНА!

Неужели это гордыня не позволила мне признать, как сильно я нуждаюсь в поддержке? Или я была слишком занята, чтобы попросить о ней? Не знаю, но можете быть уверены, что я быстро исправила ситуацию. Я пошла к женщинам, близким мне по духу, которые проявили интерес к моим приключениям в школе и в издательском деле, и попросила помочь мне. Я собиралась писать им по электронной почте о том, что меня беспокоит, а также о своих успехах и неудачах, чтобы они молились за меня.

Думаю, не надо говорить, что благодаря этому беспокойство и тяжесть на душе исчезли. Книга была закончена, а в школе, к счастью, начались летние каникулы. Я ушла в продолжительный долгожданный отпуск, кульминацией которого стало рождение моей внучки Розалин. Поэтому я хочу публично поблагодарить дорогую подругу Элизабет Гриззл за ее деликатность и внимание ко мне: наш разговор с ней сильно изменил мою жизнь.

Хочу также поблагодарить мою большую семью за любовь и интерес к моей деятельности, а также за проявленное терпение в связи с моим чрезвычайно напряженным графиком работы. Шитье, смех, гумбо, музыка и ваши истории не давали мне сойти с ума, в них я находила вдохновение для работы, от которой, кстати, появились мозоли на пальцах.

Наконец, хочу поблагодарить трех человек, о которых я просто не могу не написать, – Лонни, моего издателя; Чипа, моего агента; и Скотта, мою любовь и лучшего друга (выражаясь языком моего персонажа Рафаэля, единственного, кто имеет право колотить меня по голове). Я счастлива, что вы все были со мной.

 

Об авторе

Бет Уайт преподает музыку в средней школе, расположенной в исторической части города Мобил, штат Алабама. Она родилась в этих краях, вышла замуж за пастора и стала счастливой матерью двоих детей и бабушкой пока что двоих внуков. Ее хобби – игра на флейте и свистульке, а также рисование, но настоящую страсть она испытывает к написанию исторических романов с южным колоритом. Ее романы получали премии «American Christian Fiction Writers’ Carol Award», «The RT Book Club Reviewers Choice Award» и «The Inspirational Reader’s Choice Award». За более детальной информацией посетите