Натчез

Конец января 1778 года

За прошедшие четыре месяца мир стал унылым и беспросветным. Дни проходили один за другим, наполненные рутинным трудом. Скарлет уже хотелось, чтобы появилась мадам и отвесила ее пощечину, чтобы хоть как-то разбавить эту монотонность. Сегодня было воскресенье, но новый хозяин не собирался заниматься обучением рабов или водить их в церковь. Потому в это утро, как и в любое другое, она встала, когда надсмотрщик поднял всех рабов в здании, хлестнув кнутом по стене. Потирая живот и радуясь, что сегодня ее не тошнит, из-за чего ей сначала было очень тяжело в Натчезе, она последовала за другими рабами в уборную. После этого рабы пошли к заднему крыльцу дома надсмотрщика, где им раздали скудный завтрак, состоявший из жира и черствого кукурузного хлеба.

Поежившись от холодного ветра, дувшего с реки, она присела у ступенек, не обращая внимания на настоятельные попытки старухи поговорить с ней. Эту старуху все звали Черника, она нормально говорила по-английски, но при каждом удобном случае любила долго и нудно рассказывать об африканской деревне, из которой ее забрали в детстве. Судя по ее морщинам и полному отсутствию зубов во рту, это случилось пятьдесят-шестьдесят лет назад.

Черника, конечно же, догадалась о ребенке еще до того, как у Скарлет начал расти живот. Ей было сложно игнорировать маленькие знаки внимания старухи, но девушка не хотела ни с кем сближаться. Разлука с Каином была мучительнее любой порки, ужаснее и непереносимее самого жестокого голода.

Одного воспоминания об отце ребенка было достаточно, чтобы Скарлет начинала плакать, огрызаясь на Чернику, словно та была причиной ее слез, что отчасти было правдой.

Вместо того чтобы кричать на девушку, Черника прищуривалась и прижималась к Скарлет.

– Девочка, девочка, – шептала она. – Думаешь, тебя все бросили? Думаешь, Хозяин забыл о тебе? Ты ошибаешься, потому что Он помнит о тебе.

– Хозяин даже не подозревает о моем существовании, – плюнула Скарлет.

Черника усмехнулась:

– Хозяин, который создал тебя и твоего маленького, все знает.

– А, ты имеешь в виду Бога, – догадалась Скарлет. – Ну, у Него странный способ проявлять любовь. Я служила Ему всю жизнь, и сегодня я не более свободна, чем была когда-либо. Теперь я вынуждена бросить в этот мир еще и своего ребенка. А вот ты. Разве ты могла предположить, что умирать тебе придется в рабстве?

– Я раба Божья, дитя. Я обладаю свободой любить, и ее у меня никто не в силах отнять. Ты служишь ненависти, а это самое ужасное рабство.

– Видишь, поэтому я с тобой никогда и не разговариваю. Ты постоянно перекручиваешь мои слова.

Черника погладила Скарлет по голове.

– Кто-то должен перекрутить тебя. Потому что этот яд тебя погубит.

Скарлет отвернулась и прошептала:

– Иногда мне хочется, чтобы так и случилось.

– Ну-ну. Ты же не собираешься лишить маленького шансов на выживание еще до рождения. Что, если в твоем чреве будущий король Америки?

Скарлет захотелось рассмеяться, но вместо этого она расплакалась.

– Старуха, ты сошла с ума.

– Так и об Иисусе говорили.

– Да, и посмотри, что с ним стало.

– Он сидит по правую руку от Отца.

Скарлет замолчала на минуту. Было понятно, что пререкаться смысла не было. Кроме того, ей было приятно, что ее обнимают. Внезапно она выпрямилась.

– Надсмотрщик сейчас будет возвращаться. Нам лучше встать.

– Ты плохо поела, дорогая. Тебе надо кормить ребенка.

– Я не хочу. Съешь лучше ты.

Черника пристально посмотрела на нее. Скарлет сдалась и откусила кусочек хлеба.

– Ты так похожа на мою маман.

Черника кивнула:

– Для того и нужны маман. Вот увидишь.

Да, она увидит, хочет она того или нет. Да, ребенок должен был родиться прямо посреди лета, когда она будет собирать хлопок на поле.

«Будущий король Америки».

Улыбнувшись, она встала и помогла Чернике подняться. Ничего не изменилось, но Скарлет решила, что ей, возможно, не стоит вести себя так недружелюбно. Поговорив с Черникой, Скарлет почувствовала, что ей стало легче. Возможно, Господь все-таки следит за ней.

Спринг-Хилл

Начало марта 1778 года

– Долго еще, Лиз? Это так интересно!

Улыбнувшись, Лиз посмотрела на Дженни, которая пританцовывала вокруг нее, словно маленькая фея.

– Почти пришли, дорогая.

Люк-Антуан и Дени перепрыгнули через ручеек и побежали дальше в лес, откуда послышался веселый собачий лай.

Марди гра 1778 года пришел в Мобил. Первые ростки кустов азалии начали появляться вдоль старой дороги, выложенной ракушечником, которая вела на запад от пересечения трех рек, впадавших в залив. За деревьями виднелся двухэтажный дом деда, крытый красной черепицей.

Это было знаковое событие. Папá наконец сдался и позволил ей привести к деду детей на ежегодно отмечаемый Марди гра. Лиз и Симон приезжали к нему, когда еще была жива бабушка, но, когда она умерла вскоре после казни дяди Гийома, отношения между отцом и дедом окончательно испортились. К сожалению, на новую одежду и обувь не было денег, но она помогла детям раскрасить маски, которые они смастерили из папье-маше в школе, добавила немного ракушек и перьев, набранных на пляже, и сделала Дженни и себе фантастические прически с лентами по случаю праздника. Жюстин и Реми должны были прийти позже вместе с папá.

По крайней мере Лиз надеялась, что они придут. Папá ведь мог и передумать.

Дженни потянула ее за руку.

– А будет королевский пирог? Я надеюсь найти младенца.

Раньше бабушка любила на этот праздник готовить сладкую запеканку с корицей, по французской традиции сделанную в виде короны и покрытую сахарной глазурью. Несколько горошин стручковой фасоли на запеканке символизировали младенца Иисуса, которого так долго искали волхвы. Найти такую горошину в запеканке означало удачу. Но бабушка умерла, и запеканку, вероятно, никто не собирался печь.

Лиз покачала головой:

– Я не знаю, Дженни. Возможно, мы испечем его.

Дженни помахала своей маской.

– Было бы весело. Я так скучаю по тебе, Лизетт.

Лиз тоже очень скучала по семье. С тех пор как на вечеринке внезапно появился, а потом исчез Рафаэль, а Симон уехал, бросив Дейзи, жизнь лишилась ярких красок. Ее даже не могли скрасить обязанности в школе.

Лиз крепко обняла сестру.

– Ты скучала по этому?

– Да! Только не испорти мне прическу! – Дженни захихикала и поморщилась. Когда Лиз ее отпустила, девочка побежала вперед. – Не волнуйся, я не потеряюсь!

Лиз последовала за ней неспешной походкой, как и подобает леди, осторожно обходя лужи, оставшиеся после дождя, прошедшего накануне. В воздухе все еще пахло зимним холодом, ветер пригибал верхушки деревьев. Лиз была рада, что надела теплое шерстяное платье и такую же шаль, связать которую ей помогла Дейзи.

Мысль о подруге расстроила ее. С тех пор как она узнала секрет Дейзи, они еще больше сблизились. Лиз поначалу пыталась понять, как нежная, послушная дочь британского офицера может симпатизировать американским мятежникам. Она вспомнила тот вечер, когда они с Дейзи впервые очутились за одним столом с доном Рафаэлем и как Дейзи возмущалась, когда он рассказал им, что колонии провозгласили независимость от короны.

Во время длинных разговоров, которые обычно заканчивались поздно ночью, Лиз узнала, что эти убеждения у Дейзи появились далеко не сразу. Сначала ей в руки попал трактат Локка, и однажды, когда она спорила с Симоном об умственных способностях женщин и тот предложил ей ознакомиться с Локком, то оказалось, что Дейзи не только прочла и поняла его, но и могла свободно обсуждать произведение англичанина.

Более того, она пришла к убеждению, что все люди наделены Создателем некими правами, которые у них нельзя отнять. Доводы Локка о свободе и моральной философии поразили ее, поскольку основывались на истинах из Писания.

Открыв дверь однажды, она уже не в состоянии была ее захлопнуть.

Дейзи слышала, как мужчины, которые приходили к ним в гости, обсуждали или, точнее говоря, насмехались над колонистами, которые хотели создать правительство без монарха. Джеймс Мэдисон, Томас Джефферсон, Бенджамин Франклин и подобные им казались этим людям безумцами. Позже полковник Дернфорд показал им с отцом записи Томаса Пейна, с презрением попросив сжечь их дотла. Вместо этого Дейзи спрятала их у себя в комнате и потом с интересом прочитала.

Так как у Лиз не было воспитанной с детства верности какому-либо монарху, а особенно королю Георгу III, ей тоже нравились идеи американских революционеров. Поскольку у Дейзи был прирожденный талант к преподаванию и она постоянно объясняла Лиз разные вещи, они часто обсуждали устройство общества, в котором все были бы равны, вне зависимости от расы или доходов.

Однажды Лиз осторожно спросила у подруги, что Симон думает о политических взглядах Дейзи.

– Я ему не рассказывала, что поддерживаю колонистов. Он будет в ужасе, если узнает, что в этом вопросе я не согласна с отцом. Он понимает последствия государственной измены. – Дейзи нежно посмотрела на Лиз. – Твой дядя Гийом…

Мысль о дяде расстроила Лиз.

Прошло несколько месяцев, но ничего не изменилось. Когда Дейзи спросила у отца, куда отправился Симон, майор раздраженно ответил, что не знает, и посоветовал ей не думать о том, что ей не изменить.

У самого майора было много забот. После того как новости о поражении англичан у Саратоги достигли властей Западной Флориды в Пенсаколе, майор Редмонд получил приказ отремонтировать форт Шарлотт. В его распоряжении было всего лишь около трех сотен солдат и небольшое количество беженцев-лоялистов, чтобы выполнить эту задачу. Потому времени на то, чтобы беспокоиться о личной жизни и политических предпочтениях дочери, у него практически не было.

Когда наступило первое марта, а ни от Рафаэля, ни от Симона не было никаких вестей, обе девушки приуныли. Так как занятий в школе из-за празднования Марди гра не было, Лиз пригласила Дейзи на вечеринку, но та отказалась, решив остаться дома и заняться уборкой. Тогда Лиз сама отправилась за братьями и сестрами.

Лиз вышла на лужайку перед домом деда, где Дженни и двое мальчишек играли со сторожевыми псами Кастором и Поллуксом. Она замерла на секунду, любуясь ими.

Сам дом, который перешел к деду и его брату Томасу в 1720 году, когда их отец переехал в Билокси с Жан-Батистом Ле-Мон де Бенвилем, был похож на пожилую леди, которая оделась к ужину. Домик, наполовину утопающий в зарослях каменного дуба, магнолии и кизила, находился рядом с небольшим ручьем. Он был построен из местной древесины и глиняного кирпича и крыт сосновой дранкой. Дед любил испанскую архитектуру, потому частично обложил дом плиткой, так что теперь он мало походил на жилище креолов. Позже богатые британские землевладельцы построили в округе летние резиденции и местность стала престижной. Однако на этой небольшой поляне был родовой дом Ланье.

Вздохнув с облегчением, Лиз пересекла двор и подошла к крыльцу, где ее дед сидел на лавке и чистил устрицы. Она нагнулась и поцеловала его в щеку, а потом села на ступеньки.

– Дедушка, тебе помочь? Жюстин принесет рис и хлебный пудинг.

Дед заглянул в большой железный котел, который висел над ямой в центре двора – в ней горел огонь.

– Все хорошо, дорогая. Давай бросим остатки креветок в гумбо и подождем остальных. – Он подмигнул ей. – Может, и не так вкусно, как готовила бабушка, но никто не уйдет голодным.

– Я так рада, что мы смогли прийти к тебе. – Она села и подперла подбородок ладонями. – Что-то подсказывает мне, что следующий раз будет нескоро.

– Ты слишком молода, чтобы у тебя уже могло развиться ясновидение. Почему ты так считаешь?

– Ну… Симона нет, никто не знает, когда он вернется, и вернется ли вообще. Мадам Дюссой с большой неохотой согласилась отпустить Люк-Антуана на сегодня. А я… если я выйду за Нила, никто не знает, где мы окажемся через год. Его могут послать куда угодно.

Дедушка бросил на нее только ему присущий загадочный взгляд.

– Он все еще ухаживает за тобой? Я заметил, что ты его не привела.

– Он сегодня на службе. И он не празднует Марди гра, как мы. Он думает, что это пережитки язычества.

– Хм. – У деда явно были соображения по поводу точки зрения Нила, но он решил ими не делиться. – Ну и ладно. Не хватало, чтобы он нам праздник испортил. Ты его любишь, дорогая?

Лиз отвернулась. На этот вопрос было сложно ответить.

– Нил мне всегда нравился, дедушка. Из него получился бы хороший муж.

– Для кого-то, но не для тебя.

– Дедушка! – Лиз редко слышала, чтобы дед, мастер двусмысленностей, говорил так прямо о чем-то. Она удивленно посмотрела на него. – Почему ты так говоришь?

– Если бы ты его любила настолько, что готова была бы выйти за него, то уже давно приняла бы его предложение. Ты тянешь время, и мне кажется, ты знаешь почему.

Лиз покраснела.

– Я не тяну время! Дедушка, я просто… не спешу, потому что… потому что, ну, потому что я нужна Дейзи в школе.

– Ну если ты так говоришь.

Дед почистил еще одну устрицу и целиком отправил ее себе в рот.

Наступило долгое молчание. Наконец Лиз выпалила:

– Почему ты считаешь, что я тяну время?

Но она знала ответ на этот вопрос, и ей должно было быть стыдно, что она не могла выбросить франтоватого испанского торговца из своих мыслей и снов. Даже сейчас она могла закрыть глаза и легко представить, как ее обнимают его теплые руки. Лиз почувствовала, как внутри у нее все замирает.

Когда дед усмехнулся, Лиз закрыла лицо руками.

– Боже, хочу, чтобы он отстал от меня!

– Нил? Я тоже.

– Не Нил, и ты прекрасно это знаешь, – пробормотала она.

– Нечестно было бы выходить за Нила, если твое сердце принадлежит другому.

Лиз посмотрела на деда:

– Но этот другой куда-то пропал, и, возможно, я его больше никогда не увижу! Я не могу ждать его вечно! Кроме того, мой отец женился по любви и сделал всех несчастными, даже тебя!

Отложив миску и нож, дед наклонился и взял ее за руки.

– Послушай меня, – осторожно начал он. – Я был глупцом и ошибался. Твоим отцу и матери бывало тяжело, но они были вместе счастливы. Ты можешь представить, что Антуан женился на Изабель Дюссой? Ха! Это было бы очень глупо!

– Но, дедушка…

– Я хочу, чтобы ты меня послушала. Я ошибался, и я пятнадцать лет пытаюсь выбраться из пропасти, которую сам создал между собой и сыном. Тебе я желаю испытать то счастье, которое у нас было с твоей бабушкой. Мы были друзьями, да, у нас была духовная близость, которую Библия называет святой. А этого, дорогая, стоит ждать вечно.

Лиз кое-что вспомнила. Когда она была маленькой девочкой, бабушка говорила ей что-то очень похожее. Теперь же, услышав это от деда, девушка подумала, что это не просто совпадение.

Она подсела ближе и положила голову ему на колено.

– Но что, если я ему не нужна?

– Как такое может быть, дорогая? – Сильная, морщинистая рука гладила ее по голове. – Подожди и посмотри, что предпримет Господь.

Его голос звучал как-то странно.

– Дедушка, – сказала она, подняв голову, – ты явно что-то знаешь. Что случилось в тот день, когда ты приезжал к нам с Рафаэлем?

Он заколебался.

– Позволь мне просто сказать, что молодой дон Рафаэль – предвестник перемен, приходящих в мир. Мы с братом не могли такого представить, когда были мальчишками в индейской деревне Мобил. Моя мать вышла за француза, а потом Луизиану поделили между собой британцы и испанцы. Потому как можно что-то предугадать в этом мире? – Он взял девушку за подбородок. – Возможно, настанет время, когда ты с братьями и сестрами будешь вынуждена бежать из города. Твой Рафаэль возвратится за тобой, и тебе придется уехать с ним.

Лиз ощутила страх.

– Дедушка! Что ты имеешь в виду?

– Чем меньше знаешь, тем в большей безопасности находишься. – Его губы превратились в тонкую линию, и он отпустил подбородок внучки, слегка оттолкнув ее. – Гости будут здесь через час. Я оставил рецепт и все, что нужно для запеканки, на столе в кухне. Может, ты рискнешь и испечешь ее для меня?

– Да, конечно, но…

– Больше никаких вопросов. Завтра будет время для поста и сожалений. Сегодня мы прославляем благодать Господню. – Он улыбнулся. – И нам нужна запеканка!

Форт Шарлотт, Мобил

Дейзи улыбнулась новому адъютанту, который дежурил в сторожевой будке у деревянных ворот форта.

– Передайте, пожалуйста, моему отцу, что я пришла. Пускай меня кто-нибудь проведет к нему. Я принесла ему поесть.

Она показала ему прикрытую салфеткой корзину как доказательство своих слов.

Прошли уже те времена, когда они с Лиз могли пробраться в форт безо всякого разрешения. За последнюю неделю она видела отца всего лишь полчаса. Полковник Дернфорд снова приехал из Пенсаколы, на этот раз без семьи, и остался в городе. Они с отцом постоянно запирались в его кабинете в форте и что-то подолгу обсуждали.

Дейзи уже не была той наивной девушкой, которая менее двух лет назад ужасалась мысли о том, что англичане стреляют в англичан, восстав против короля. Она любила отца и, конечно же, желала ему только добра. Но она была дочерью солдата. Война уже началась, и люди, верящие в свои идеи, сражались с обеих сторон. Тяжелая правда состояла в том, что король Георг III послал армию стрелять в собственных подданных, которые тяжело работали и не хотели отдавать плоды своих трудов даже под дулом мушкета.

Она возмущалась, когда отец и его окружение, включая Симона, считали ее слишком недалекой, неспособной понять все нюансы конфликта. Но она их понимала, и, если это делало ее повстанцем, так тому и быть.

Однако ее отцу надо было есть, а она была послушной дочерью.

Она перевесила тяжелую корзину на другую руку, нетерпеливо оглядываясь по сторонам в ожидании адъютанта. С тех пор как она здесь была в последний раз, форт преобразился. Гнилые секции забора заменили, а обсыпавшуюся штукатурку обновили. Даже камни в основании бастионов заново обмазали смесью глины и земли.

Нахмурившись, Дейзи направилась к восточному бастиону, где новая пушка была установлена на деревянной платформе, построенной на земляной насыпи. Двое солдат в потрепанной форме чистили и заряжали большое орудие. Восьмидесятифунтовое? Что это значит? Она знала, что в январе, когда новости о британском поражении у Саратоги дошли до ушей командования Западной Флориды в Пенсаколе, отец приказал начать ремонт форта. Неужели все так плохо, что даже в таком относительно стратегически неважном маленьком порту, как Мобил, существовала опасность нападения?

Подумав об этом, Дейзи заметила индейцев, которые въезжали в город из окрестных деревень и обустраивали стоянки на городских окраинах, словно бы ища в городской черте убежища от надвигавшегося шторма. Раньше она думала, что они едут в поисках еды. Такое бывало зимой во время сильных холодов. Впрочем, последняя зима выдалась на удивление теплой, но индейцев приехало в три раза больше. Стайки индейских детей заглядывали в окна школы и хихикали при виде белых сверстников, которые почему-то сидели взаперти посреди дня.

Она с замиранием сердца подумала о Симоне, который, возможно, где-то подвергается опасности под дулами вражеских мушкетов.

«Боже, спаси и сохрани его. Пускай он вернется домой в целости и сохранности».

– Мисс Редмонд? Что вы делаете?

Услышав за спиной чей-то глубокий голос, она буквально подпрыгнула от неожиданности. Повернувшись, она узнала помощника отца, капрала Тулли. Тот стоял и смотрел на нее, сложив руки на груди.

– Ох, вы меня напугали! – Она улыбнулась, чтобы скрыть чувство вины, из-за которого покраснели ее щеки. – Теперь я могу повидаться с папá?

Тулли поколебался несколько секунд и кивнул.

– Да, следуйте за мной.

Он развернулся и направился к штабу.

Все так странно. Она прижала корзину к груди и засеменила за капралом. Тулли почему-то стал казаться старше своих лет. Его всегда прямая спина согнулась, словно сосна на ветру, а рыжеватые брови были постоянно нахмурены.

– Капрал Тулли, с вами все в порядке? Кажется, вы… обеспокоены чем-то.

Он покосился на девушку и вяло улыбнулся.

– Я работаю на твоего отца. Я всегда чем-то обеспокоен.

Она улыбнулась.

– Да, действительно, раз вы так говорите. Но все вокруг какие-то слишком серьезные… и… А это новая пушка, да?

Теперь капрал явно расстроился.

– Вы всегда были очень наблюдательной юной особой. Наблюдательнее, чем полагает ваш отец.

Но он не ответил на ее вопрос.

– Почему столько индейцев прибывает в город? Я видела их на рынке, и каждый раз, когда я туда иду, их становится все больше. Есть новости с войны?

Тулли пожевал губами.

– Ну, мисс, вы же знаете, что я не очень разговорчив. Вам придется спросить папá.

– Ну хорошо, так и сделаю. Уверена, что все в порядке.

Тулли хмыкнул.

Через минуту они приблизились к штабу. Капрал постучал в дверь костяшками пальцев, потом открыл ее, не дожидаясь ответа.

– Вот она, сэр.

Он кивнул в сторону Дейзи и ушел.

Дейзи увидела, что отец стоит за столом и смотрит на карту вместе с полковником Дернфордом. Оба недовольно взглянули на нее, когда она вошла в кабинет.

Отец посмотрел на корзину.

– Ты могла оставить корзину Тулли, – мягко произнес он. Потом заметил выражение ее лица. – В чем дело?

Дейзи не хотела разговаривать при посторонних, но выбора не было. Она поставила корзину на стол отца и начала выкладывать еду.

– Я волнуюсь за тебя, папа. Ты мало ешь и почти не спишь. – Она замерла, держа в руках головку сыра. – Ты можешь что-нибудь рассказать мне о том, как идет война? – Она заметила взгляд полковника. – Простите меня, полковник Дернфорд. Я знаю, что мне не стоит…

Но полковник остановил ее, подняв руку.

– Ничего страшного, дорогая. Ваша озабоченность понятна. Мне самому пришлось бросить семью и приехать сюда. – Посмотрев на майора, он вздохнул. – В любом случае, это не тайна. Новости быстро разойдутся по окрестностям. Франция объявила нам войну и вступила в союз с мятежниками. Поэтому этот порт и Пенсакола оказываются в критическом положении. Мы с вашим отцом тяжело работаем, чтобы все жители города были в безопасности.

Она затаила дыхание.

– Папа…

– Ну, ну, не переживай так сильно, – попросил отец. – Как видишь, обстановка под контролем. Наши люди готовятся к любым ситуациям. Однако теперь мы должны переехать в штаб и жить в форте. Тебе нужно собрать вещи, но только самое необходимое, конечно. Будь готова к утру. Я пришлю повозку.

Дейзи удивленно уставилась на него.

– Папа, я не могу. А как же Лиз?

Отец смутился.

– Для нее здесь места нет, – хмуро ответил он. – Я знаю, что она тебе как сестра, но ее семья не присягнула на верность королю. С ними нужно вести себя очень осторожно. Я прошу тебя больше с ней не обсуждать наши дела. – В его голосе послышался металл. – Боюсь, что теперь вы должны перестать общаться.

– Но школа…

– Ты можешь учить детей, которые будут жить с нами в форте.

Дейзи почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она уронила сыр и оперлась руками о столешницу.

Больше никакой дружбы с Лиз? Как она сможет это пережить после потери Симона?

И куда теперь пойдет Лиз? Она едва ли сможет одна остаться в доме Редмондов. Она могла бы вернуться домой к отцу, но это означало бы, что детей в городе некому будет учить. Лиз расстроится.

Но самое главное: как Дейзи сможет помогать отцу и держать язык за зубами, учитывая ее взгляды? Это казалось невозможной задачей. Если отец узнает, откажется ли он от нее? Не выгонит ли из форта? Арестует?

Боже, что же ей делать?