Порт Нового Орлеана, Новая Испания

22 марта 1777 года

Судно «Valiente» с трудом вошло в порт Нового Орлеана. И дело было не только в порванных парусах. Правая сторона верхней палубы, где располагались пушки, сильно пострадала от бортового залпа, а нижняя палуба получила пробоину и активно черпала воду. Две из трех мачт с прямыми парусами были сломаны, потому корабль шел с сильным креном.

Рафаэль, хромая и держась за плечо, в которое попал кусок шрапнели, извлеченный позже судовым врачом, спустился по сходням на берег. Его былой самодовольной манеры держаться не было и в помине. Он откровенно боялся отчитываться перед губернатором. Гальвес вполне мог оторвать ему голову… если этого сначала не сделает Поллок.

Золота не было.

Он не мог в это поверить. То, что они пережили атаку пиратов, было чудом.

Рафаэль остановился и закрыл глаза. Казалось, что пристань ходит у него под ногами ходуном. В раненом плече пульсировала боль, а содержимое желудка просилось наружу. Больше всего на свете в тот момент Рафаэль хотел вернуться к себе в каюту. Но ему необходимо было отчитаться. Гальвес уже наверняка узнал об атаке, и каждая минута промедления лишь ухудшала положение испанца.

Рафаэль взял себя в руки, пересек Декатур-стрит и направился к правительственному зданию Кабильдо в районе Places d’Armes. У него за спиной в доках кипела жизнь. К пирсу подплывали лодки ловцов креветок, баржи и буксиры. Портовые грузчики тащили на пристань бочки, клети, мешки и всевозможные емкости. Смех, шутки и ругань на всех языках мира вперемешку с резкими свистками и грохотом повозок и телег создавали неимоверный гам. Обычно, возвращаясь домой, Рафаэль тратил немного времени, чтобы впитать яркие краски и звуки этого ставшего ему родным города.

Но сегодня…

Сегодня все его мысли занимала потеря двадцати четырех тысяч песо, за которую ему придется ответить. Шум вокруг только усиливал головную боль, из-за которой он готов был буквально повалиться на землю.

Он не остановился, даже чтобы полюбоваться красотой церкви Святого Людовика, построенной в центре Places d’Armes. Когда он подошел к Кабильдо, его приветствовал зевающий молодой лейтенант в мешковатой форме и огромном напудренном парике. Его больше занимал собственный внешний вид, который он внимательно изучал, разглядывая отражение в начищенных до блеска итальянских кожаных сапогах, а не документы Рафаэля, на которые он взглянул лишь мельком. Отметив про себя, что позже необходимо будет донести на этого невнимательного часового, Рафаэль постучал в дверь губернатора.

Спустя несколько секунд дверь открыл сам Гальвес. Его недовольное лицо сразу же просветлело, и он улыбнулся.

– Гонсалес! А я-то уже начал подумывать, что ты сбежал с королевским золотом. Заходи и рассказывай… – Он нахмурился. – Садись быстрее, а то сейчас рухнешь. Сюда.

Он ногой подтянул стул и усадил на него испанца.

– Спасибо, сэр. – Рафаэль пытался не сутулиться, глядя на начальника. – Я… в порядке. Но у меня дурные новости.

Гальвес сложил руки на груди.

– Похоже на то. Ты ходил к врачу?

– Да, сэр. У меня дырка в плече и мигрень, но я приду в себя, когда приму ванну и отдохну денек. – Рафаэль сглотнул. – Золото. Его нет. Мы попали в засаду к пиратам сразу за островом Дофина. К счастью, они не нашли порох.

Гальвес удивленно посмотрел на него.

– Пираты забрали золото, оставили порох и отпустили корабль? – Он присел на край стола. – Это странно.

Рафаэль сгорбился и оперся затылком о спинку стула, закрыв глаза, чтобы не видеть ужасные образы, которые преследовали его последние сутки.

– Да, сэр, я знаю. Если бы я этого не видел, то не поверил бы.

– Начни сначала тогда. Расскажи мне все.

– Мы отплыли на четыре километра от острова Дофина по направлению к Миссисипи. Погода была хорошая, дул сильный юго-западный ветер, море было спокойное. Я стоял на мостике, на руле был Торе. Мы зорко смотрели по сторонам, потому что пираты любят прятаться в рукаве реки. Матрос на марсе крикнул, что к нам быстро приближается корвет. Скоро мы его тоже увидели. Корабль был около двадцати метров в длину и водоизмещением примерно в семьдесят тонн. На нем было десять пушек, а на флагштоке развевался британский флаг. Корвет шел очень быстро, сэр. Так быстро, что не было сомнений: он нас догонит. – Рафаэль пожал плечами. – Они дали предупредительный залп, и я понял, что нам лучше остановиться или дать бой.

– Вы были в британских водах?

– Возможно, хотя я мог бы с этим поспорить.

– Да, их не стоило провоцировать, – нехотя согласился Гальвес. – Значит, ты бросил якорь.

– Да, сэр. Я выбрал осторожность и поплатился за это.

Гальвес хмыкнул.

– Что случилось?

– Когда мы остановились, их капитан и три матроса приготовились перейти к нам. Они были вооружены до зубов и, кроме того… – Рафаэль скрипнул зубами. – Их лица были измазаны краской, головы бриты, к подбородкам прицеплены искусственные бороды. Я готов поклясться, что это были британцы, но у их капитана был легкий акцент. Возможно, французский.

Гальвес пожал плечами.

– Лягушатники злопамятны. Но зачем прятаться под английским флагом?

Рафаэль выпрямился.

– Я не знаю, но, как только до меня дошло, что нас провели пираты, я дал команду открыть огонь. Очень быстро все заволокло дымом. Послышались крики, и тут меня ранили и я упал. – Вспомнив пронзительную боль, которую он ощутил в тот момент, Рафаэль потер плечо. – Похоже, они решили, что я мертв. Я пришел в себя в луже крови и увидел, что пираты заставили моих людей выносить из трюма ящики с золотом. Я понял, что нужно что-то делать. Я заполз в укромную нишу, где у меня был спрятан мушкет и пули. Я заранее договорился со своими людьми о серии условных знаков на случай непредвиденных обстоятельств. Это были в основном свистки. – Он ухмыльнулся, вспомнив ужас пиратов, когда его матросы внезапно побросали ящики и легли на палубу, пока Рафаэль прикрывал их огнем из мушкета. – Мои люди заслуживают медали, сэр. Мы отплыли, прежде чем они могли нас остановить. Было тяжело, но мы выжили.

Гальвес помолчал.

– Да уж, – наконец сказал он. – Бывают катастрофы, но нужно уметь восстанавливаться после них.

Он не сердился. Не обвинял его. Рафаэль знал, что будь кто-нибудь другой на месте губернатора, он отдал бы его под суд или сразу повесил. Именно поэтому Рафаэль был предан этому человеку. Как он мог ему отплатить?

– Я верну золото, сэр. Я вернусь в Мобил, найду логово пирата и привезу золото вам.

– Да, но сначала надо, чтобы зажило твое плечо. А я тем временем пошлю Поллока забрать припасы и порох. Потом подумаем о золоте.

– Чем дольше мы будем думать, тем меньше будет шансов его вернуть.

– Терпение, – ответил Гальвес, подняв руку, когда Рафаэль попытался встать. Губернатор сел за стол. – У тебя письмо от нашего друга из Пенсаколы?

– Да, конечно. – Смутившись, что забыл о таком важном вопросе, Рафаэль сунул руку в карман камзола. – Вот. – Он передал Гальвесу толстый конверт, который всегда носил с собой. – По крайней мере это не попало к врагу.

– Да. Если есть что-то, более ценное, чем трюм, набитый золотом, так именно это. – Гальвес сорвал печать, вынул лист бумаги и пробежал его глазами. Губернатор хищно ухмыльнулся. – Учитывая данные о форте Шарлотт в Мобиле, которые ты добыл, Испания скоро будет контролировать все побережье залива. – Он посмотрел на Рафаэля исподлобья. – Можешь идти, Гонсалес. Приведи себя в порядок и отчитайся Поллоку. После этого скажи, что я хочу его видеть.

– Да, сэр. – Рафаэль с трудом поднялся на ноги и отдал губернатору честь. – Спасибо за доверие. Я вас больше не подведу.

Гальвес махнул рукой, продолжая читать. Рафаэль вышел из кабинета. Он уже начал придумывать план, как возвратиться в Мобил. Он вернет золото. А если при этом ему удастся провести хотя бы часок с одной милой креолкой, тем лучше.

Мобил

Март 1777 года

В бухту Чачалучи-Бэй возвращалась весна. Дикие цветы росли тут и там вдоль индейских троп в зеленой глубине лесов. Лиз хотелось остановиться и нарвать их. Голубые цветы, ее любимые, напоминали ей о Рафаэле, который пел песню «De Colores». Она шла по лесу, мягко ступая по сосновым иголкам, принесенным ветром, и осторожно касаясь пальцами нежных лепестков.

Она решила, что Рафаэль уже добрался до Нового Орлеана. Возможно, он подарил чайницу маман, а сестре Софии кружева. Той повезло, что у нее такой брат.

С другой стороны, ее Симон лучший из братьев. Поэтому она гуляла по лесу, уверенная, что сможет убедить его вернуться домой.

Ну, почти уверенная. Симон мог быть очень несговорчивым, когда ему казалось, что Лиз лезет в дела папá и Жюстин.

Ну а что еще она могла поделать? После того как их посетил дедушка, папа пил все больше и больше, несмотря на то, что Лиз выливала все пиво, которое находила, в воды залива. Кроме того, он приносил детям все меньше и меньше еды. Днем ранее он ругал весь свет, когда обнаружил, что его заначка под лестницей пропала.

Да, она готова была выслушать Симона, только бы ему удалось уговорить папá успокоиться.

Лиз не могла не вспоминать счастливые времена, когда Люк-Антуан был младенцем, папа и Жюстин только поженились и любили друг друга, а она и Симон были предоставлены самим себе. Иногда ей хотелось вернуться в те времена, когда они с Дейзи устраивали чаепития, пока Симон с друзьями рыбачил в бухте и охотился в лесу. Это было еще до того, как она поняла, что ее кожа уже никогда не будет светлой, как бы она ни терла лицо, и что ее волосы никогда не будут такими же шелковистыми, как светлая грива Дейзи.

С тех пор как они начали делать высокие прически и носить длинные юбки, жизнь стала очень сложной. Теперь она занималась лишь тем, что доставала еду себе и родным, хотя ее сердце находило успокоение только тогда, когда она читала книги в библиотеке дедушки.

В городе и окрестностях жили молодые люди, с которыми она могла бы создать семью, но это означало, что ей пришлось бы бросить Жюстин и малышей буквально на произвол судьбы. У нее на такое не хватало духу.

Споткнувшись о ветку, она отшвырнула в сторону букет цветов и смахнула со щеки набежавшую слезу. Рафаэль не возвращался, а от мечтаний толку было мало, о чем Симон напоминал ей неоднократно. И поскольку он в семье был самым практичным человеком, ему следовало помочь ей найти способ развеселить папá.

Сквозь деревья она заметила суденышко Симона и окликнула брата. Но свет на воде заставил ее замолчать и затаить дыхание. Странно. Она знала здесь каждую ветку и кочку. Что-то было не так. Она остановилась и прислушалась. До ее слуха донесся какой-то стук, словно бы кто-то рыл песок.

Что задумал Симон?

Она подошла ближе, прячась за деревьями. Лиз заметила брата, который стоял по колено в яме в десятке метров от воды, сосредоточенно работая лопатой. Ей было непонятно, выкапывает он что-то или пытается зарыть.

Она стояла и размышляла, стараясь понять, куда так часто уходит Симон и почему не хочет общаться с Дейзи. Ходили слухи, что в маленькую экономику их городка начались вливания крупных сумм денег. Стоит ли ей привлечь его внимание? Или продолжать наблюдать?

Она снова подумала о разговоре с бабушкой в тот день, когда умерла мать. Слова бабушки поселили в ее душе веру, благодаря которой она искала Иисуса в повседневной жизни и в людях, которых встречала каждый день. Иногда она слышала его в заразительном смехе Дейзи, ощущала в детских поцелуях малышей, видела в глубинах океана за окном. Когда она танцевала с Рафаэлем, то почувствовала какой-то неописуемый огонь. Неужели это был Бог?

Возможно.

Но где был Господь теперь, когда Рафаэль уехал, ее мать и бабушка умерли, отец спивается, а с Дейзи они видятся лишь изредка из-за своих забот?

– Позволь мне посмотреть, отец.

Она заморгала, расправила плечи и вышла из-за дерева.

– Симон! Что ты делаешь?

Он резко выпрямился и поднял лопату.

– Лиз! Что ты здесь делаешь?

Он посмотрел на частично засыпанную яму в песке. Он не мог ее скрыть, потому и не пытался. Но он не был рад ей. И не ответил на ее вопрос.

Симон опустил лопату и замер, сжав губы.

Лиз осторожно подошла к брату. Она его не боялась, просто не могла сообразить, что спросить у него, чтобы он сказал ей правду.

– Мне надо с тобой поговорить.

Ее внимание привлекала яма. Она заметила в ней угол парусинового мешка, присыпанного песком. Внутри было что-то угловатое и объемное.

– Что-то случилось с младенцем?

Симон присутствовал при родах всех детей Жюстин, поэтому понимал, что с ними может быть тяжело, может приключиться все, что угодно.

Лиз покачала головой.

– Нет, с Реми все хорошо. Просто… – Она подошла ближе. Симон не был вором. – Закончилась еда. Папа больше не рыбачит, он проиграл лодку… и он пропивает все деньги, которые мы выручаем за продажу корзин Жюстин. Он, возможно, послушает тебя…

– Подожди. Он пропил лодку? Когда он брал мою, он говорил, что его посудина утонула. – Лицо Симона потемнело от гнева. – Лиз, где моя лодка?

– Папа забрал ее в Мобил вчера, и с тех пор мы его не видели. Симон, ты должен что-то с этим сделать.

Симон с усилием воткнул лопату в песок.

– Сперва я верну свою лодку и никогда больше не буду ее никому давать. После этого я собираюсь обустроить здесь свою жизнь и не оглядываться назад. – Должно быть, он увидел обиду и испуг на лице сестры, поэтому отвернулся. – Я не знаю, чего еще ты от меня ждешь. Папа взрослый человек, у которого полно возможностей добиться успеха, но он не может взять себя в руки. Мне очень жаль Жюстин, но она решила выйти за него, потому должна нести бремя последствий.

Лиз удивленно смотрела на брата. Она не узнавала его.

Не услышав ее ответа, Симон вздохнул.

– Лиз, ты знаешь, что я люблю тебя, но, если ты хочешь, чтобы папа очнулся, мы должны прекратить поддерживать его. – Он оглянулся на приспособленную для жилья лодку, которая покачивалась на волнах. – Здесь мало места, но ты можешь пожить здесь до тех пор, пока не выйдешь замуж и не обзаведешься собственным хозяйством.

– Жить здесь? Бросить Жюстин и детей? – У Лиз подкосились ноги. – За кого я выйду замуж?

– Весь город знает, что Нил Маклеод готов жениться на тебе в любую минуту. Ты же умная девушка, не надо глупить.

– Нил готов? Ты считаешь, что это повод для брака с ним?

– Да, очень практичный повод. У Нила нормальная работа, ему регулярно платят. Он на хорошем счету у начальства и может купить землю, если захочет. – Симон улыбнулся. – Одному Богу известно почему, но ты ему нравишься, несмотря на то как ты с ним обходишься.

Лиз пыталась привести мысли в порядок.

– Нил мне почти как брат, но дело не в этом. Я не могу бросить Жюстин с четырьмя детьми на шее. Если бы могла, то уже давно бы переехала к дедушке. Ты знаешь, он приходил к нам пару дней назад. Я думала, что они с папá помирятся, но… – она почувствовала, как к горлу подкатил комок, – стало только хуже.

Симон смягчился.

– Тебе следует перебраться к дедушке. Ты нужна ему, возможно, так же сильно, как Жюстин. Ты могла бы жить, как леди. Тебе не пришлось бы выходить за Нила, если он тебя не устраивает. Может, кто-нибудь другой поухаживал бы за тобой. Возможно, один из британских беженцев, которые уезжают из восставших штатов.

Лиз топнула ножкой.

– Я не хочу жить, как леди, если это будет означать, что мне придется обхаживать людей, которые забирают собственность у местных жителей, обосновавшихся здесь поколения назад. Как бы сильно я ни любила Дейзи и ее папá, я не англичанка и никогда ею не буду.

– С таким отношением точно не будешь. – Симон нахмурился. – Лучше бы ты была благодарна людям, которые установили законы и защищают нас. Ты же не сочувствуешь американским повстанцам, не так ли?

– Я ничего о них не знаю. На самом деле мне плевать на политику. – Девушка сгорбилась. Симон явно был занят своими делами и не собирался ей помогать. Она посмотрела на полузасыпанный песком мешок. – Что это?

Симон бросил взгляд через плечо.

– Это что-то, что я нашел.

– Что-то ценное? Деньги? Симон, что ты наделал?

– Ничего незаконного, мисс Любопытство. – Он хмуро посмотрел на сестру. – Клянешься, что не скажешь никому?

– Скажу, если ты что-то украл.

– Лизетт, ты меня знаешь. Но ты должна обещать мне. Я не уверен еще, что буду с этим делать, поэтому пускай пока полежит здесь.

Лиз обуревало любопытство и возмущение.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Я сохраню твой секрет. Если ты поможешь мне придумать, как сделать так, чтобы папá сидел дома и работал.

Симон кивнул и отшвырнул лопату, потом схватил мешок за ворот и вытащил его из ямы. Развязав веревку, он запустил обе руки внутрь.

Лиз услышала звон монет. Симон повернулся и встал, держа в руках блестящие металлические кругляшки, ярко блестевшие на солнце.

Золото!

Скарлет развешивала белье, когда маленький брат Лиз, Люк-Антуан, пересек двор и, нырнув под висевшую пару штанов месье Мишеля, повернул затем в кузницу. Было прекрасное весеннее утро, птицы пели в ветвях магнолий, легкий ветерок развевал простыни. Скарлет вдыхала аромат жасмина, радуясь тому, что мадам не вернется в этот день на обед. На самом деле Скарлет даже нравилась эта работа, потому что ей не надо было сидеть в доме и выслушивать замечания экономки, мадам Мартины. Мартина была матерью Каина, поэтому после смерти маман она начала указывать Скарлет, что и как ей делать.

Мартина считалась лучшим поваром на двух континентах, что придавало ей вес в доме Дюссоев, но Скарлет ни за что на свете не позволила бы ей указывать, как правильно гладить и крахмалить красивые юбки мадам. Маман Скарлет научила ее правильно стирать тонкое белье, поддерживать его в нормальном состоянии, шить одежду для женщин разной комплекции. Скарлет знала себе цену, что бы ни говорила Мартина.

Она напевала любимую песню маман о земле Беула, где они хорошо жили в прежние времена. Она замолчала на полуслове, прицепила последнюю простыню и пошла за мальчиком. Люк-Антуан, строго говоря, не был ее двоюродным братом, потому что его маман была белая леди миссис Жюстин. Но он был младшим братом Лиз, а значит, родственником Скарлет, что бы ни говорила мадам. Он должен был быть в школе, а не бегать по двору Дюссоев или мешать Каину в кузнице.

Скарлет подошла к аккуратному, крытому жестью домику, где Каин бывал по утрам. Со стиркой можно было подождать.

В кузнице пахло металлом, маслом и дымом. Было так жарко, что Скарлет тотчас же вспотела. Она не сразу заметила Люк-Антуана, но сквозь дым увидела силуэт Каина, стоявшего возле наковальни к ней спиной. Он был большой и черный, как железо, с которым работал. Каин поднимал огромный молот, словно легендарный бог-олимпиец, – о жителях Олимпа Лиз читала в библиотеке дедушки. Дрожа от удовольствия, Скарлет наблюдала, как молот с глухим лязгом опускается на раскаленный кусок железа, лежащий на наковальне. Каин был самым сильным человеком из всех, что встречала Скарлет, но с ней он был вежлив и нежен, как ягненок. Его сила и застенчивая улыбка заставляли ее коленки дрожать.

Но чтобы управлять мужчиной, женщина должна оставаться загадкой – так учила маман.

Уперев руки в бока, она двинулась к горну.

– Каин! Я иду в большой дом за печеньем и сиропом. Тебе принести?

При звуке ее голоса он повернулся и стащил с лица красный платок, которым закрывал рот и нос. Негр ласково улыбнулся ей. Скарлет почувствовала, как внутри у нее потеплело. Она подавила улыбку.

– Я проголодался, – сказал он. – Откуда ты знаешь?

Скарлет остановилась на почтительном расстоянии от горна.

– Ты всегда голоден. Когда ты уже перестанешь расти?

Качая головой, Каин положил молот на стол и потер руки.

– Пока ты и мама кормите меня, наверное, никогда. – Он гулко расхохотался. – Я вырасту и проломлю головой крышу, как бобовое дерево Джека. Мадам знает, что ты здесь?

– Она уехала в город.

– Тогда иди сюда и поцелуй меня. Ты мне нравишься больше, чем печенье.

– Мы уже вчера целовались. Слишком много угощений, как известно, портят маленьких мальчиков, и они начинают лениться. – Она рассмеялась, увидев, как он погрустнел. – Кроме того, тут жарко, как в аду, и от тебя несет аж на улицу. Хотя, возможно, это навоняла мышка, которая сюда забежала. Ты не видел здесь Люк-Антуана?

Каин посмотрел по сторонам.

– Нет, но я был занят последний час. Мадам нужны новые колеса для кареты.

На его лице Скарлет заметила странное выражение. Она нахмурилась.

– Он уже не в первый раз такое проделывает, так ведь? Где он?

– Я же говорю, не знаю. Я его сегодня не видел. – Каин повернулся к горну. – Мне надо работать. Но я не откажусь от печенья, если у мамы есть лишнее.

Скарлет потопала ножкой, глядя на его широкую спину.

– Хм. Ну посмотрим.

Она развернулась и быстро вышла из кузницы. Большой лжец. Что он скрывает? Обойдя кузницу, прислонилась к стене и прислушалась. Она услышала, как Каин качает мехи под громкий рев пламени. Затем она услышала детский голосок.

– Эй, Каин! Как думаешь, может, она и мне печенье принесет? Я очень проголодался.

Ага! Она не ошиблась. Разозлившись, она влетела в кузницу в тот момент, когда кузнец со спокойным выражением лица повернулся к ребенку, чтобы ответить. Люк-Антуан выглядывал из-за кареты мадам, стоявшей у стены без колес.

– Как ты попал сюда, что я не заметил? – Каин отпустил мехи и протер потный лоб платком. – Из-за тебя у нас будут неприятности.

Мальчик ухмыльнулся.

– Ты правда не видел меня? Я вел себя тихо.

– Нет, но я видела тебя! – Скарлет подбежала к мальчику, схватила его за ухо и вытащила из-за кареты. – Почему ты не в школе, мальчик?

– О! Мне стало скучно. И я проголодался. – Он грустно посмотрел на нее из-под копны грязных волос. – Маман ничего не дала мне на обед, потому я пошел на охоту. – Тряхнув головой, он высвободился. – Каин часто дает мне поесть. Правда ведь, Каин?

Каин пожал плечами, смущенно глядя на Скарлет.

– Когда у меня есть чем поделиться, я так и делаю. Ты можешь принести и ему печенья, правда?

Скарлет хмуро посмотрела на Люк-Антуана, избегая умоляющих глаз негра. Она знала, как мадам относилась к Ланье. Но увидев прозрачную кожу на лице мальчишки, выпирающие широкие скулы, услышав громкое урчанье его желудка, она вздохнула:

– Хорошо. Я вернусь через минуту. Но ты должен пойти в школу после того, как поешь, понятно?

– Да, мэм! – ответил он, улыбнувшись.

Девушка потрепала его по голове.

– Я не мэм.

Она развернулась и пошла к дому.

Мартина, которая всегда перечила Скарлет, казалось, не хотела расставаться ни с одним кусочком своего известного печенья. Но когда Скарлет сказала, что они для Каина, женщина упаковала пять кусочков в выложенную материей корзину и запихнула туда банку с тростниковым сиропом и немного колбасы.

Скарлет отнесла еду в кузницу и с глухим стуком поставила корзину на рабочий стол Каина.

– Клянусь, твоя маман самая своенравная женщина в городе. А ну не трогай! – Она хлопнула Люк-Антуана по руке, которую тот протянул к корзине. – Сначала помой руки. Вы оба.

Скарлет пристально посмотрела на Каина.

Двое мужчин, один большой и черный, а другой маленький и белый, направились к ведру с водой, которое Каин держал под рукой, чтобы регулировать жар. Они вымыли руки и лица и подошли к Скарлет, чтобы она убедилась, что теперь они могут приступить к трапезе. Используя серебряный столовый нож мадам, Скарлет намазала печенье вкусным густым сиропом и дала по кусочку Каину и Люк-Антуану.

– Подождите! – воскликнула она как раз в тот момент, когда мальчик откусил половину печенья. – Разве маман не учила тебя читать молитву перед едой?

– Да, мэм, – промычал он, покраснев. – Простите.

– Склони голову, – строго велела она, подмигивая Каину. – Дорогой Господь, мы благодарим Тебя за эти дары. Помоги нам прожить наши жизни достойно, вознося хвалу Тебе. Аминь.

Не успела она закончить фразу, как Каин уже расправился с одним печеньем и потянулся за другим.

– Аминь, – повторил он, улыбнувшись.

Какое-то время они ели молча. Скарлет зорко следила за тем, чтобы мальчик не заляпал сиропом одежду и не облизывал пальцы. За Каина она не переживала. Маман научила его хорошим манерам: он мог бы есть за одним столом с самим губернатором. Кое за что Скарлет была благодарна Мартине.

Она с удовольствием наблюдала за своим женихом, за тем, как перекатываются большие мышцы под тонкой льняной рубашкой, когда он тянется за очередной порцией печенья, как на его щеке появляется маленькая ямочка, когда он жует. Его волосы были коротко острижены, чтобы не завелись вши, а уши плотно прижаты к голове идеальной формы. Он стал бы прекрасным отцом для их детей. Она положила руку на живот, представив, что беременна.

– Я больше не могу есть, я сыт.

Скарлет замигала и посмотрела на Люк-Антуана, который похлопал себя по животу. Вероятно, он не привык так много есть зараз. Что бы ни говорили о мадам и месье Дюссой, но кормили они своих рабов хорошо.

– Я надеюсь, тебе не будет от этого плохо?

Люк-Антуан покачал головой.

– Нет, мэм. Мне понравилось. – Он посмотрел на корзину, где осталось одно печенье. – Можно я возьму его домой и разделю с братом и сестрой? Младенец ест только мамино…

– Конечно можешь, – рассмеялся Каин, швырнув печенье мальчику. – Теперь возвращайся в школу, пока мисс Дейзи не пришла за тобой сюда снова.

Скарлет схватила его за руку.

– Она знает, что он сюда приходит? А что, если узнает мадам?

– Что узнает? – Скарлет вздрогнула, услышав стальной голос хозяйки.

Мадам Дюссой стояла в дверях кузницы, уперев в бока руки, затянутые в лайковые перчатки, и склонив голову набок.

– Мадам!

Скарлет сползла с бочки, на которой сидела. Больше ничего она не могла сказать: Люк-Антуан не мог так просто взять и исчезнуть.

– Да, это я, – заметила мадам холодно. – Что это вы делаете? Устроили чаепитие?

– О, мадам, простите, – пролепетала Скарлет. – Мы просто обедали, я развесила постиранное, а Каин работает над вашей каретой. Мы решили, что будет очень по-христиански, если мы покормим этого мальчика…

– Я проголодался, – подтвердил Люк-Антуан, на горе Скарлет привлекая внимание мадам.

– Ты один из Ланье, – сообщила она ему.

– Да, мэм, – тут же согласился малыш. – Я Люк-Антуан.

Мадам окинула его презрительным взглядом.

– Вижу. Выглядишь как отец. – Но на этом она не остановилась. – Еще ты похож на попрошайку. Я выступаю за благотворительность, но в разумных пределах. Если я позволю одному ребенку сбегать из школы и приходить ко мне за едой, очень скоро вас здесь будут толпы каждый день. – Она перевела взгляд на Скарлет. – Ты знала, что нельзя его поощрять, верно?

Скарлет уставилась на хозяйку. Она знала, что ей следовало сказать.

«Да, мэм. Я была не права. Это не повторится».

Но это повторится.

Когда молчание затянулось, мадам вошла в кузницу.

– Ты самое неблагодарное ничтожество из всех, за которые я имела несчастье отвечать! Я хорошо тебя кормлю, ты носишь мои платья, я даже позволяю тебе проводить воскресенья с Каином, словно вы женатая пара. И ты платишь мне тем, что увиливаешь от работы и крадешь мою еду для всяких бродяг. – Мадам холодно посмотрела на Каина. – Я была о тебе лучшего мнения. Скарлет явно очаровала тебя. Вероятно, я не могу больше вам доверять. – Она глубоко вздохнула. – Мне очень жаль, но последствий не избежать. Мне нужно подумать, что делать с этой… ситуацией.

Скарлет ожидала, что мадам ударит ее. Хотя она не порола домашних рабов, как многие другие господа, но ярость иногда толкала ее на насилие.

Скарлет поняла, что ее накажут. Теперь еще и Люк-Антуан был в этом замешан.

– Пожалуйста, мадам, позвольте мне отвести мальчика в школу. Я прослежу, чтобы мисс Дейзи больше не позволяла ему сбегать.

По лицу мадам нельзя было понять, о чем она думает.

– Нет, я сама этим займусь. Вы с Каином возвращайтесь к работе. Я разберусь с вами позже.

– Нет! – Люк-Антуан вскочил на ноги. – Вы не моя маман, и вы не можете мне приказывать. Вы… оставьте Каина и Скарлет в покое. Они не сделали ничего плохого, просто дали мне печенья.

Мадам удивленно хохотнула:

– Ты прав. Я точно не твоя мать и очень рада этому. Но ты будешь уважать старших, молодой человек. Моя упряжка стоит перед домом. Пригони ее сюда и, если ослушаешься, очень пожалеешь, понял?

Люк-Антуан с вызовом посмотрел на женщину. Наконец он отвел взгляд и пробормотал:

– Да, мэм.

Мальчик выбежал из кузницы, а Скарлет и Каин обменялись встревоженными взглядами. Потом девушка присела в реверансе и пошла выполнять приказ мадам. Спорить было бесполезно.

«О Господи, дай мне силы».

Когда дверь в класс внезапно распахнулась, Дейзи подняла взгляд от сочинения Эме Робишо.

Эме, которая сидела за одной партой с Сюзанн Бутэн, младшей дочерью доктора, вздохнула и прошептала:

– Я же говорила вам, что он вляпается в передрягу, мисс Редмонд.

Проницательная Эме имела в виду Люк-Антуана Ланье, который стоял в дверях рядом с самой противной женщиной в Мобиле, миссис Изабель Дюссой. И мадам явно здесь не нравилось.

Дейзи не придумала ничего лучшего, как поздороваться.

– Доброе утро, миссис Дюссой. Я вижу, что вы нашли Люк-Антуана.

Женщина отпустила плечо мальчика, в которое она вцепилась рукой, и легонько подтолкнула его в спину.

– Так и есть. Он ел украденную из моей кладовки пищу и любезничал с рабами. Я так понимаю, он должен быть здесь?

Дейзи поняла намек на то, что она халатно относилась к своим обязанностям. Но разве она должна была бросить детей и отправиться на поиски сорванца, который постоянно убегал от всех? Даже Симон бы не пожурил ее за это.

«Ну, это Люк-Антуан. Он вернется, когда проголодается».

Дейзи встала и выпрямилась, как делал ее отец, когда его авторитет пытался поколебать какой-нибудь выскочка из младших офицеров.

– Благодарю вас за заботу, мэм, – начала она холодно. – Я прослежу, чтобы он ответил за проступок и отработал съеденные продукты, помогая убирать в вашей конюшне каждое утро до конца недели. – Она хмуро посмотрела на мальчика. – Верно, Люк-Антуан?

Малыш сник под пронзительным взглядом учительницы.

– Да, мэм. – Он повернулся к миссис Дюссой. – Я не крал. И, пожалуйста, не порите Каина или Скарлет. Они были добры со мной.

– Не со мной, а ко мне, – поправила его Дейзи.

– Ко мне, – вздохнул мальчик. – Можно я буду кормить лошадей? Или объезжать их? Я хорошо держусь в седле.

Миссис Дюссой тряслась от злости.

– Да я бы ни за что не позволила…

– Нет. – Дейзи взяла мальчика за грязный подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты будешь ходить к миссис Дюссой с утра перед школой. Ты пропустил несколько заданий, потому тебе придется постараться, чтобы наверстать упущенное время. Эме и Сюзанн уже обогнали тебя сегодня.

Мысль о том, что какие-то девчонки смогли его обойти, возымела нужный эффект. Люк-Антуан молча сел на свое место за партой.

Дейзи осталась один на один с миссис Дюссой. Она никогда еще не чувствовала себя такой молодой и неопытной. Она расправила плечи.

– Вы можете положиться на меня в этом вопросе, мэм. Я не думаю, что он снова попробует повторить этот трюк. Спасибо за то, что вернули его мне.

– Ну. – Мадам фыркнула. – Полагаю, другого и не стоит ожидать от мальчишки с таким происхождением. Но дисциплине моих рабов был нанесен урон, и это серьезно, если они решат, что могут на равных общаться с лучшими людьми.

Дейзи прикусила губу, вспомнив разговор по душам, который был у нее сегодня утром с их домашним уборщиком Тимбо. Была ли она «лучше» его? Она была его хозяйкой, потому что у ее отца были его документы, он одевал, кормил и содержал Тимбо, требуя взамен беспрекословного повиновения. Но каждый день она пользовалась мудростью его осторожных, спокойных ответов на ее постоянные вопросы. Во многом Тимбо был для нее дедушкой, которого она никогда не знала.

Она подумала о книге, спрятанной под кроватью, книге, которая перевернула ее представления о таких вещах, как свобода и равенство. Ее отец, как и миссис Дюссой, рассердился бы, если бы узнал, что она читает подобную литературу.

– Поступайте, как считаете нужным, конечно, – спокойно сказала она. – А я буду поступать со своими учениками так же. Опять-таки, мне очень жаль, что Люк-Антуан потревожил вас. Простите, но я должна вернуться к уроку. – Она присела в реверансе и направилась к доске.

– Ну-ну!

Миссис Дюссой хмыкнула, развернулась и вышла, хлопнув дверью.

Дети захихикали. Дейзи проигнорировала их и продолжила вести урок. Симон рассмеялся бы, если бы она ему рассказала об этом случае. Даже замечание мадам о «таком происхождении» наверняка насмешило бы Симона, поскольку его предки владели большим куском Новой Франции в то время, когда Дюссои заготавливали шкуры в Канаде.

Но это не имело значения. Она любила Симона за его чувство юмора, здравый смысл и сильный характер. У него было такое выражение лица, когда он смотрел на нее, что у Дейзи дрожали колени.

– Мисс Редмонд, мне кажется, вы ошиблись в слове «внимание», – заметила Эме.

– О боже, действительно.

Покраснев, Дейзи исправила ошибку и мысленно выругала себя. Она уже начинала вести себя, как Лиз.