Мэрчисон сообщила, что состояние троих пациентов остается стабильным, и попросила разрешения присоединиться к Приликле и капитану Флетчеру, дабы помочь им с обследованием объекта. Она настаивала на том, что будучи патофизиологом широкого профиля она обладала знаниями обо всех формах разумной жизни, а не только о ее органических разновидностях. Приликле доводилось сталкиваться и с менее завуалированными попытками желания удовлетворить профессиональное любопытство, а в данном случае любопытство Мэрчисон равнялось тому, что испытывали они с капитаном, но он согласился. Мэрчисон была его главной заместительницей, и когда-нибудь к ней должен был перейти по наследству пост старшего медика на «Ргабваре». Кроме того, Приликле было интересно понаблюдать за тем, как поступит Мэрчисон, столкнувшись с неведомым артефактом.

В итоге большую часть речей, предназначенных для записи, произносил капитан, Мэрчисон лишь время от времени что-то добавляла, а Приликла подолгу молчал. Произведя скрупулезнейшее изучение объекта с помощью особого сканера, которым их снабдил лейтенант Чен – прибора, который обычно применялся для выяснения загадочных причин поломки неработающего оборудования, – капитан выпрямился, осторожно положил прибор на палубу и заговорил, излучая волнение и энтузиазм:

– Это создание, существо, артефакт – как бы мы его ни называли – демонстрирует уровень разработки и конструктивной сложности, намного превосходящий нынешние возможности Федерации, если предположить, что наблюдаемое нами устройство собрано не кем-то и чем-то, а им же самим. Внутренние схемы и механизмы активации настолько тонки и сложны, что я не сразу понял, что они собой представляют. Эта штука собрана не какими-нибудь часовщиками, а неким механическим эквивалентом бригады микрохирургов. Я обнаружил периферические нервные сети, ведущие к процессорной области в центральной части тела, где, по-видимому, располагаются эквиваленты головного мозга и сердца. Я не могу высказать окончательных суждений по этому поводу, поскольку эта часть тела повреждена. Ее содержимое расплавлено под воздействием тепла и радиации, которому подверглось данное существо. Сенсорные микросхемы, лежащие под оболочкой в этой же области, также сожжены – вероятно, это произошло в результате воздействия того же источника тепла и излучения. Может быть, речь идет о некоем широкофокусном тепловом оружии.

Тем не менее, – продолжал он, – повсюду, во всем теле этого существа, видны признаки его высочайшей способности к саморемонту, который оно могло производить на протяжении сколь угодно длительного времени. Если бы это создание не подверглось гибельному повреждению, оно было бы способно к регенерации и росту. Любой организм, способный на это, можно смело назвать живым – с технической точки зрения.

У Приликлы возник вопрос, но Мэрчисон задала его за него.

– Вы уверены в том, что в данный момент это существо не живо? – с опасливой поспешностью спросила она.

– Не волнуйтесь, мэм, – успокоил ее капитан. – Разве вы бы не были в этом уверены, если бы перед вами находился пациент, у которого сердце и мозг выгорели и превратились в головешки? Кроме того, мышцы этого создания – я имею в виду его активаторные соединения – предназначены для тонкой, деликатной работы, а не для каких-нибудь там грубостей.

Физически он вряд ли представлял бы большую угрозу… – капитан улыбнулся, – ну разве что для доктора Приликлы.

Мэрчисон ответила капитану улыбкой. И в самом деле, любое существо размером больше земного котенка для Приликлы представляло серьезную угрозу.

– Меня волнует еще кое-что, – призналась Мэрчисон. – Я наблюдала за тем, как вы обследовали это создание сканером, и убедилась в том, что его тело битком набито микросхемами, металлической мускулатурой и сенсорными рецепторами. Но почему это чудо технической мысли имеет именно такую форму, а не какую-нибудь еще?

Флетчер такого вопроса не ожидал и потому отреагировал излучением обескураженности и нетерпения.

– Роботехника – не мой профиль, – продолжала Мэрчисон, – но разве, изготавливая роботов, не принято стремиться к большей механической функциональности? Я хочу сказать, что роботу куда более резонно представлять собой корпус, снабженный локомоторными конечностями более простой конструкции, нежели те шесть, что мы видим перед собой. Тело этого робота оборудовано множеством специализированных манипуляторов безо всякого стремления к эстетическому равновесию. К чему такое обилие видеодатчиков вместо двух, которые резонно было бы разместить в области, так сказать, головы? Если бы это существо относилось к органическому миру, мы бы классифицировали его, как КХЛИ. Ему придана не типичная для робота форма, он явно намеренно изготовлен органиморфным. Мой вопрос таков: зачем неорганическому интеллекту понадобилось, создавая себя, изготавливать электронно-механическую копию КХЛИ?

– Прошу простить меня, мэм, – извиняющимся тоном отозвался капитан. – Ответа на этот вопрос у меня нет, есть только довольно дикое предположение.

Мэрчисон понимающие кивнула.

– Какое?

Капитан растерянно помолчал, потом ответил:

– Я в этой области тоже не эксперт. Но давайте задумаемся об эволюции органических существ в противоположность эволюции разумных машин. Если отбросить религиозную точку зрения, сотворение мира началось со случайного объединения простейших одноклеточных существ, а потом миллионы лет ушли на то, чтобы в экологической борьбе с другими видами стать доминирующей формой интеллекта. Эволюция машин с такой картиной не имеет ничего общего. Сколько бы времени ни было в запасе, примитивный инструмент типа отвертки ни за что не эволюционирует через некую промежуточную стадию типа газонокосилки и не станет в итоге сверхинтеллектуальным компьютером. По крайней мере без посторонней помощи этого точно не случится. Начнем с того, что этот самый первый примитивный инструмент тоже должен быть кем-то изготовлен, а на какой-то более поздней стадии создатель этого инструмента должен наделить машину самосознанием и разумом. Только тогда стала бы возможной вероятность дальнейшего самосовершенствования.

Это всего лишь размышления, – продолжал капитан, – но может существовать еще одна возможность. Допустим, что существа, которые, впервые дав жизнь своим машинам, наделили их даром самосознания и интеллекта, являются неотъемлемой частью расовой памяти этих машин – иначе говоря, неотъемлемой частью их конструкции. Поэтому эти машины были изготовлены, либо из благодарности предпочли остаться в образе своих создателей, КХЛИ.

– Как вы думаете, друг Флетчер, – спросил Приликла, – это существо могло бы причинить вред звездолету?

– Нет, доктор, – решительно покачал головой капитан. – По крайней мере непосредственно – нет. Несмотря на то, что оно изготовлено из металла и микросхем, защищенных пластиковыми оболочками, оно предназначалось для точной и тонкой работы, а не для грубого труда или боя, хотя в принципе ничто не помешало бы ему воспользоваться своими пальцами, как это делаем мы, ДБДГ, при применении какого угодно разрушительного оружия. Когда я буду осматривать корабль, я непременно обращу внимание на что-либо подобное. Пока же все улики говорят о том, что этот робот был, как выражаются медики, «мертв по прибытии», а судя по типу тепловых и лучевых повреждений, они нанесены не тем ручным оружием, которым вооружены офицеры Корпуса Мониторов…

А теперь, – заявил Флетчер, подняв голову и посмотрев на зияющие в потолке трещины, – мне нужно приступить к обследованию более крупного металлического трупа, строение тела которого мне более знакомо.

Приликла, воспользовавшись антигравитационным устройством, прикрепленным к его поясу, вылетел наружу через трещину в обшивке и полетел вперед, в сторону отсека управления «Террагара», а Мэрчисон осталась с капитаном, как для того, чтобы удовлетворить свое любопытство, так и для того, чтобы помочь Флетчеру разбирать завалы. Риск был минимален, поскольку им было не привыкать к такой работе.

Приликла радовался тому, что ни голоса Мэрчисон и капитана, которые он слышал в своих шлемофонах, ни их чувства не свидетельствовали о том, что им грозит какая-либо опасность.

Когда они встретились вновь в отсеке управления, два полумесяца лицевой шерсти над глазами капитана приняли такой изгиб, что было ясно: он в высшей степени обескуражен.

Об этом же свидетельствовали и его эмоции.

– Ничего не понимаю, – проговорил он, указав в сторону кормы. – Не считая последствий разогрева обшивки и внутренностей корабля, все системы в очень приличном состоянии – энергетическая, навигационная, жизнеобеспечиваюшая.

Зачем же одному из членов экипажа понадобилось отправиться на корму, чтобы вручную включать главные двигатели? Но он поступил именно так, а почему – ответ на этот вопрос следует искать где-то в отсеке управления.

– А также, друг Флетчер, и на тот вопрос, – спросил Приликла, – почему пострадавшие хотели, чтобы мы держались подальше от их корабля?

– И на этот тоже, – отозвался капитан. – Спасибо, что напомнили, доктор, и тактично предупредили об опасности, однако я почти уверен, что бояться нечего. Патофизиолог Мэрчисон ранее упоминала о том, что помимо тяжелых ожогов, в состоянии ваших пациентов нет ничего исключительного. По пути сюда она также оповестила меня о том, что ею не обнаружено никаких микробов, кроме тех, обычных для землян малявок, которые попали на корабль вместе с людьми и которых затянуло в систему циркуляции воздуха, да местных воздушных микроорганизмов, которые не способны пересечь межвидовой барьер и потому для нас опасности не представляют.

Я согласен со всеми, кто пропагандирует большую осторожность, – продолжал капитан. Если не его голос, то испытываемые им эмоции выдавали сильнейшее напряжение, – но можно не сомневаться в том, что уже нет необходимости прятаться в герметичных скафандрах, а вашей бригаде можно спокойно расстаться с медпунктом-изолятором и перейти на медицинскую палубу «Ргабвара». Здесь нам ничто не грозит.

– Завидую, – насмешливо проговорила Мэрчисон, – вашей самоуверенности.

– Друг Флетчер, – поспешно вмешался Приликла в попытке предотвратить рост раздражения, овладевшего капитаном, и снизить вероятность обмена нелицеприятными высказываниями, – без сомнения, вы совершенно правы, однако я, в связи с теми известными физиологическими причинами, из-за которых представители моего вида являются законченными трусами, привык проявлять излишнюю предосторожность. Прошу вас, разубедите меня.

Капитан кивнул. Чувства его снова приобрели спокойную, аналитическую окраску. Он принялся осматривать подвергшиеся различной степени повреждения приборы в отсеке управления. К каждому предмету оборудования он подносил видеокамеру и комментировал свои наблюдения для записи. Медики отвлеклись только для того, чтобы в течение нескольких минут справиться у Найдрад о состоянии пациентов, а все остальное время молча наблюдали за тем, как Флетчер производит посмертное техническое обследование. Так на его месте патоморфолог осматривал бы труп живого существа. Приликла всегда получал удовольствие, следя за работой высококлассных специалистов, и знал, что его восхищение разделяет Мэрчисон. Но вот наконец капитан завершил обследование и устремил на медиков взгляд, в котором читалось нечто, что можно было назвать только огромным вопросительным знаком.

– Ерунда какая-то, – изрек капитан. – Главная и вспомогательные компьютерные системы отключены. Это невероятно. Эти системы упрятаны в прочнейшие оболочки. Они самым надежным образом защищены и физически, и электронно от возможных повреждений. На звездолетах эти системы играют роль авиационных «черных ящиков», и одна из их функций заключается в том, что с их помощью эксперты, работающие на месте катастрофы, могут выяснить, что именно случилось. Но на «Террагаре» никаких структурных повреждений нет, кроме того, что его компьютеры мертвы, если можно так выразиться. Это очень странно. При тех степенях защиты, которые тут предусмотрены, этого не должно было произойти… – Он немного помедлил и, выдав такой взрыв эмоций, что Приликла задрожал, опасливо поинтересовался:

– Вы думаете о том же, о чем думаю я?

– Мы не телепаты, друг Флетчер, – мягко проговорил Приликла. – Вам придется сказать нам, о чем вы думаете.

– Я бы лучше пока вам ничего не говорил, – растерянно отозвался капитан, – чтобы не показаться вам законченным идиотом. – Он достал из ранца небольшой приборчик и указал на один из компьютеров, пластиковый корпус которого был лишь слегка закопчен. – Вот в этом, пожалуй, еще слегка теплится жизнь. Так что я говорить ничего не буду, а просто покажу вам, о чем я думаю, с помощью этого тестера. Он оборудован маленьким экранчиком, поэтому лучше было бы, если бы вы подошли поближе. Только не прикасайтесь к прибору ни сами, ни с помощью какого бы то ни было оборудования.

Это очень важно. Понимаете?

– Понимаем, друг Флетчер, – ответил Приликла.

– Думаем, что понимаем, – уточнила Мэрчисон.

Ощущая полнейшую обескураженность, медики стали смотреть на то, как капитан снял с компьютера пластиковый кожух и обнажил микросхемы. Затем с помощью магнитной клеммы он прикрепил тестер к удобному для этого месту посреди микросхем, включил дисплей, размотал один из нескольких проводков, которыми был снабжен прибор, и начал работать.

Работал он медленно и старательно. Приликла подумал о том, что врач вряд ли бы действовал столь же нежно и осторожно, работая с больным, как капитан Флетчер – с бесчувственной машиной.

Миновало несколько мучительно долгих минут, в течение которых экранчик тестера оставался пустым. Но вот он мигнул, и на нем появилась некая схематическая диаграмма. Капитан наклонился ближе. К его высочайшей сосредоточенности применилось волнение.

– Я вошел в главный бортовой компьютер, – сообщил он, – и тут что-то есть… Но я не знаю… Что за?!.

Изображение распалось на беспорядочные линии и фигурки, которые затем уплыли за края экрана. В конце концов на экране воцарилось то, что техники называют «белым шумом». Капитан выругался и принялся нажимать на кнопки на панели тестера, но не добился ровным счетом ничего. Даже зеленый огонек, под которым красовалась надпись «Вкл.», – и тот погас.

Степень и тип эмоционального излучения капитана начали волновать Приликлу.

– Что-то случилось, друг Флетчер, – констатировал эмпат. – Что вас так беспокоит?

– Мой тестер только что отдал концы, – ответил капитан, неожиданно схватил прибор обеими руками, поднял над головой и изо всех сил швырнул на пол, после чего добавил:

– И ведь я знал, что так и выйдет, проклятие!

– Держите себя в руках, капитан, – одернула его Мэрчисон, излучая возмущение и удивление. Она наклонилась, намереваясь подобрать с пола то, что осталось от прибора.

– Нет! – испуганно остановил ее Флетчер. – Не трогайте!

Физической опасности он представлять не может, потому что мертв… то есть испорчен. Но ни в коем случае не прикасайтесь к нему, пока мы не узнаем, что здесь случилось со всей техникой.

– А что с ней случилось? – поинтересовался Приликла.

Он задал вопрос очень мягко, потому что видел, в каком смятении чувства капитана, ощущал его испуг, волнение – да что там говорить: капитан выдавал полный спектр эмоционального излучения. Подобное состояние было крайне нетипично для всегда такого спокойного, сдержанного, непоколебимого капитана. Возмущение, которое испытала Мэрчисон из-за грубых высказываний Флетчера, сменилось профессиональной сдержанностью врача, имеющего дело с тем, кто очень скоро может стать пациентом. Но прежде чем капитан успел ответить, у всех троих в шлемофонах послышался голос Найдрад.

– Доктор Приликла, – сказала кельгианка, – к одному из пациентов – последнему из доставленных в медпункт – частично вернулось сознание. Судя по тому, как он себя ведет, это командир корабля. Он очень возбужден, речь его путана, невразумительна, и несмотря на то, что он искусственно обездвижен, он пытается бороться со всеми нашими попытками ввести ему новую дозу успокоительного препарата. Из-за такого поведения пациента его клиническое состояние заметно ухудшается. Не могли бы вы с ним побеседовать? А еще лучше было бы, если бы вы вернулись сюда и попытались воздействовать на его разум с помощью своей проективной эмпатии.

Все время, пока говорила старшая медсестра, Приликла изо всех сил старался сдерживать дрожь, которую у него вызывала мысль о том, что способен с собой сотворить получивший такие тяжелые ожоги и преждевременно пришедший в сознание пациент.

– Конечно, друг Найдрад, – торопливо отозвался он. – Я начну говорить с ним сейчас и буду говорить все время, пока буду добираться до вас. Если это действительно капитан «Террагара», то в файлах «Ргабвара» должны значиться его имя и фамилия. Пожалуйста, поскорее выясните, как его зовут. Употребление в разговоре с ним его имени и фамилии помогут успокоить его, но я начну разговор немедленно.

– Не надо, – вмешался Флетчер. – Я знаю, как его зовут.

Позвольте мне поговорить с ним.

Приликла почувствовал, как обретенная Мэрчисон сдержанность мгновенно сменилась новой вспышкой возмущения.

– Что это вы себе вообразили, капитан? Это чисто медицинская проблема. Уж это точно вас не касается.

Судя по тому, какую окраску приобрели лица землян, у них обоих временно подскочило давление. Между тем злость и обида, испытываемые капитаном, были перекрыты чувством нарастающей уверенности.

– Простите, мэм, – сказал он. – В данном случае это меня очень даже касается, поскольку сейчас я – единственный, кто знает, что здесь произошло.