Глава 24
За десять лет состояние Альфреда Уайта резко увеличилось. 1970-е годы начались с публикации его первой книги. Она имела немыслимый успех и принесла ему долгожданную финансовую устойчивость. Предыдущее десятилетие началось с внезапной смерти отца, после которой Альф надолго погрузился в депрессию и тревожное состояние. Неудивительно, что он часто называл тот период своей жизни «ужасными шестидесятыми».
Однажды я спросил его, как бы повернулась его жизнь, не стань он успешным писателем.
— Я бы продолжал работать, — ответил он. — У меня была накоплена скромная пенсия, я заключил кучу страховых договоров. Наверное, я бы продал дом и купил небольшое бунгало в Тирске. Я бы скромно и уединенно жил на пенсии и, вероятно, был бы не менее счастлив, чем сейчас!
Это были не пустые слова. Отец никогда не считал деньги своей целью и редко вел образ жизни богатого человека. Правда теперь, получая высокий доход, он иногда позволял себе некоторые удовольствия, которых был лишен раньше. В апреле 1977 года он купил «Майрбек», небольшой домик у подножия Хамблтонских холмов, где провел свои последние дни. Теперь он мог позволить себе более дорогие машины, они с Джоан ездили в отпуск за границу, и ему не приходилось считать медяки, прежде чем пригласить друзей на ужин. В остальном его образ жизни остался прежним.
Однако я бы покривил душой, если бы сказал, что отец ничуть не интересовался своим новым финансовым статусом. Он получал огромное удовольствие, помогая другим, и, особенно в последние годы жизни, вносил крупные суммы в разные благотворительные фонды, дарил деньги некоторым друзьям. Мы с Рози чрезвычайно благодарны ему: он помог нам решить такие жизненно важные вопросы, как покупка дома и оплата обучения наших детей. Более заботливого и внимательного отца трудно представить.
Его финансовое положение не только приносило ему удовлетворение, но и забавляло, особенно его веселило то почтение, с которым на него смотрели в определенных кругах. Отношение управляющего и персонала банка резко изменилось, — в молодости ему здесь оказывали совсем другой прием. В 1950 году Джоан потеряла обручальное кольцо, и он купил ей новое, чем отнюдь не уменьшил перерасход своих средств в банке. Мистер Смолвуд, управляющий тирского отделения «Мидленд банка», — для которого Альф с его вечным овердрафтом был чем-то вроде обузы, — был крайне недоволен. Он вызвал Альфа в свой кабинет.
— Так не пойдет, мистер Уайт! — заявил он. — Так не годится! В вашем положении нельзя разбрасываться деньгами. В следующий раз, прежде чем совершить столь безрассудный поступок, проконсультируйтесь со мной.
Добившись успеха, Альф не раз с улыбкой вспоминал этот случай. Прошли те дни, когда он с опущенной головой входил в святая святых банковского управляющего и выслушивал строгие упреки человека, державшего в руках его жизнь.
Как бы Альф ни старался придерживаться относительно скромного образа жизни в годы своей славы, ему не удавалось все время оставаться в тени. Положение одного из самых популярных писателей в стране обязывало его принимать активное участие в развитии индустрии Джеймса Хэрриота. Но как раз эта сторона ему нравилась, особенно в первые годы.
Альф и Джоан очень сблизились с Диком Дугласом-Бойдом, коммерческим директором «Майкл Джозеф». Когда выходила новая книга, продавцы книг неизменно обращались с просьбой провести встречу с читателями, и Дик обычно присутствовал на этих мероприятиях, следя, чтобы все прошло гладко. Должен сказать, он и Антея Джозеф боролись за удовольствие приехать из Лондона на встречу с Альфом, и Антее, как правило, доставались литературные обеды или ужины. Все были заинтересованы в его восхождении к славе, и Альф вынужден был выступать с речами после банкета. Эта часть ему никогда не нравилась, но у него всегда была в запасе интересная история — и не менее интересная профессия, о которой можно было рассказать, — поэтому его выступления пользовались большим спросом.
Одно мероприятие ему особенно нравилось — ежегодный прием «Писатели года», который устраивал «Хатчардс», знаменитый книжный магазин в Лондоне на Пиккадилли. На этих приемах Альф знакомился со сливками писательского мира — теми, кто, как и он, заставлял монеты сыпаться в кубышку. Он часто вспоминал свой первый прием в посольстве Новой Зеландии в Лондоне. Они с Джоан стояли на террасе Мартини, верхнем этаже посольства, откуда открывался вид на Трафальгарскую площадь, Вестминстер и огни Сити, потягивали шампанское в компании таких знаменитостей, как Г. Э. Бейтс, Джилли Купер, Антония Фрейзер и Спайк Миллиган. Альф и Джоан побывали на многих приемах «Хатчардс», и однажды их представили королеве и принцу Филиппу. Им всегда нравилось знакомиться с другими авторами и знаменитыми личностями, причем большинство вели себя с ними как со старыми друзьями. Они также узнали, что образ, созданный этими людьми для общества, может оказаться искаженным отражением их истинной сущности.
К одному политику они отнюдь не испытывали расположения — премьер-министру от лейбористской партии Гарольду Вильсону. Тот факт, что грабительские налоги, введенные правительством, опустошают и его кошелек, не добавлял премьеру привлекательности в глазах Альфа. «Может, он и умный человек, — говорил он, — но я ему не верю ни на грош! У Гарольда я бы даже подержанную машину не купил!» Эдвард Хит, лидер консервативной партии, был, по мнению Альфа, гораздо честнее и порядочнее лидера лейбористов. Он страстно мечтал, чтобы Хит, а не Вильсон, стоял во главе его страны.
И вдруг на приеме «Писатели года» в середине 1970-х отец встретился с Гарольдом Вильсоном собственной персоной. Я никогда не забуду, что он сказал потом.
— Я познакомился с Гарольдом Вильсоном! Великий человек!
— Мне казалось, он не входит в число твоих любимых деятелей, — удивился я.
— У него те же корни, что и у меня, — восторженно продолжал отец. — Он любит собак и футбол! Мы отлично поболтали. Знаешь, он как раз тот тип человека, который мне нравится! Я мог бы проговорить с ним всю ночь!
В начале семидесятых доход Альфа от практики все еще оставлял желать лучшего. Он стал по-настоящему богатым человеком только в 1976 году, и только в следующем десятилетии смог считать себя миллионером.
Интересно читать его бухгалтерские документы за тот период. В 1972 году Альф заработал меньше 2000 фунтов от продажи книги. В 1973-м эта цифра увеличилась до 3578 фунтов, потом большой скачок до 37 252 в 1974-м. Да, Альф получал дополнительную прибыль, скажем, от публикации отрывков из его книг в газетах, но он стремился к финансовой стабильности, поэтому его доходы не позволяли ему работать в режиме неполного рабочего дня.
Он был не настолько богат, как думали многие. Дело в том, что он не получал полностью все, что ему причиталось от феноменальных продаж в Америке. По совету бухгалтеров, Альф не получал доходы по мере их поступления, а распределял их на несколько лет, снижая таким образом налоговое бремя, которое приобретало все большее значение. Поскольку он не получал поступления от продажи книг, большая часть денег переводилась на другие счета, и впоследствии, когда ему требовались эти деньги, счета было сложно разблокировать.
Это произошло не по вине «Сент-Мартинз Пресс», но доставляло Альфу серьезное беспокойство. Его агенты, «Дэвид Хайгем Ассошиэйтс», постоянно находились на связи с «Сент-Мартинз Пресс», пытаясь прояснить ситуацию, но деньги, принадлежавшие ему по праву, поступили на его банковский счет с очень большой задержкой. Жизнеспособность американского издательства вызывала у Альфа тревогу: если оно обанкротится, его огромные прибыли от продаж в Соединенных Штатах могут исчезнуть без следа. К счастью, положение «Сент-Мартинз Пресс» выправилось, и его деньги в конце концов добрались с той стороны Атлантики.
В 1976 году книжные доходы Альфа подскочили до 165 000 фунтов, но к тому времени у него возникла другая проблема. Во главе страны встало лейбористское правительство, и канцлер казначейства Дэнис Хили произнес свою знаменитую фразу: «Выжать из богачей все до последнего пенса». Вокруг «пенсов» Джеймса Хэрриота в то время поднялась большая шумиха. Альфу пришлось заплатить налоги по максимальной ставке 83 процента и 98 процентов от инвестиционной прибыли, — в эти цифры трудно поверить!
На налоговые счета, которые получал отец, было страшно смотреть. Много лет спустя, заплатив миллионы в казну ее величества, он как-то сказал мне: «В английском языке есть два слова, которые звучат для меня как музыка, — необлагаемый налогом!» Меня это не удивляет.
Альф и его бухгалтер вели долгие баталии с местными налоговыми инспекторами — безусловно, самыми непопулярными людьми в стране. Каждый его шаг, направленный на снижение налогов законным путем, встречал упрямое сопротивление со стороны представителей налогового управления. Альф без удивления узнал, что многие клиенты разделяют его мнение об этих людях.
Во время визита к одному из своих клиентов, Джону Аткинсону, Альф обратил внимание, что фермер выглядит озабоченным, и заметил, что тот не похож на себя.
— Сюда едет налоговик, чтобы потолковать со мной, — ответил фермер.
— Не повезло вам, Джон, — с чувством произнес Альф.
— Да, скверная работа! Думаю, придется порычать на него немного!
Сборщик налогов постоянно «рычал» на Альфа, но Альф отказывался использовать сложные способы уклонения от налогов. Тем не менее в 1974-м они с Джоан побывали в налоговом раю на острове Джерси. В то время на острове действовали благоприятные налоговые законы, и останься отец там, он мог бы получить крупную сумму и легально привезти ее домой.
— Ты собираешься остаться там на год? — спросил я после его возвращения.
— Нет, Джим, — ответил он.
— Наверное, все-таки стоит пожить там годик? На кону большие деньги.
— Если я заработаю 100 000 и заплачу налоги, у меня все равно останется почти 20 000, — ответил он. — Это уйма денег, и нам их вполне хватит. Нет, я останусь здесь и буду платить налоги! Мне почти шестьдесят, — продолжал он. — Оставшиеся годы моей жизни очень важны для меня. Мне нравится жить в Йоркшире среди друзей и родных, — и от Джерси очень далеко до моей футбольной команды! Скажи мне, как ты оценишь целый год своей жизни?
Через два года бухгалтер Альфа Боб Рикаби убедил его рассмотреть другие легальные способы, как избежать астрономических налоговых счетов. Боб состоял в оживленной переписке с лондонскими бухгалтерами, которые занимались налогами людей с высокими доходами. Все их советы разбивались об упорное нежелание Альфа переехать за границу. Другие крупные писатели, к примеру, Лесли Томас, Ричард Адамс и Фредерик Форсайт, жили за рубежом, уклоняясь от зубов налоговиков, но Альф Уайт хотел остаться у себя дома.
Лондонские бухгалтеры предлагали много других хитроумных схем — от покупки крупных лесных массивов до вложения денег в беговых лошадей. Одним из способов уменьшения налогового бремени было создание трастов в пользу дальних родственников через несколько поколений. Это было эффективное средство избежания налогов, но в таком случае ближайшие родственники Альфа не получали никакой выгоды от его доходов.
— С какой стати я должен отдавать деньги кому-то, кого я никогда не узнаю? — возмутился он. — Представляю, как какой-нибудь молодой парень или девушка через много лет получит мои деньги и выпьет за помин души своего незнакомого прапрапрадедушки Уайта! Нет уж, лучше я заплачу больше налогов и передам то немногое, что останется, тем родственникам, которых знаю.
Разумеется, я с ним согласился.
Но все-таки отец нашел один способ получения небольшой налоговой скидки — официально нанял нас с матерью на работу. Мама помогала ему разбирать растущие горы писем, а я читал его рукописи и поставлял случаи из практики для его рассказов. Сборщик налогов дрался за эту уступку не на жизнь, а на смерть — причем мы отвоевали весьма незначительную сумму, — но это была хоть и маленькая, но все же победа в долгой войне отца с грабительскими налоговыми законами.
Один из бухгалтеров в отчаянии сказал ему:
— В этой стране живут только два действительно крупных писателя — вы и Джек Хиггинс. Может, позвоните ему и узнаете, как он справляется с этой проблемой?
Джек Хиггинс добился ошеломляющего успеха со своей книгой «Орел приземлился», и Альф смутно припоминал, что он живет где-то в Южном Йоркшире. В конце концов Альф раздобыл адрес Хиггинса, но, когда позвонил, услышал короткое сообщение по автоответчику: «Мистер Хиггинс в данное время проживает на острове Джерси!» Он тоже не смог победить налоговое управление.
Альф категорически отказался покинуть Йоркшир и в результате платил астрономические суммы в казну ее величества, поэтому прошло немало лет, прежде чем он смог считать себя по-настоящему состоятельным человеком.
Однажды он сказал своему бухгалтеру Бобу Рикаби:
— Я получаю кучи писем с просьбой пожертвовать деньги на хорошее дело или учредить гранты для ветеринарных колледжей. Все они думают, что я миллионер.
— Вы могли бы им быть, — ответил Боб, — но, живя в этой стране, вы пять книг написали для налогового управления и всего одну для себя!
К его чести, Альф никогда не переживал из-за невозможности накопить крупные суммы денег. Его агент Жаклин Корн недавно сказала мне, что из всех успешных авторов, делами которых она занималась, он был единственным, чей образ жизни почти не изменился, несмотря на мировую известность.
Хотя Альф вращался в мире знаменитостей, большую часть времени он по-прежнему оставался ветеринарным врачом в Тирске. В начале 1970-х годов работы в практике Синклера и Уайта было много, а штат все так же состоял из четырех человек. С меньшим числом сотрудников вести дело было бы невозможно, и Альф еще десять лет работал полный день, вплоть до 1980 года, когда потребовалась дополнительная помощь. К тому времени ему исполнилось шестьдесят пять, и он имел право снять ногу с педали.
Мы с отцом всегда хорошо ладили, а в некоторых случаях я испытывал к нему особую благодарность за сострадание к младшим коллегам. В начале 1970-х, когда я жил дома, он не раз видел меня в слегка нездоровом состоянии после вечеринки в городе. Так как телефон стоял около его кровати, он отвечал на звонки в мое ночное дежурство. В своей комнате я всегда слышал пронзительную трель телефона — не самый приятный звук на рассвете. У отца было два варианта ответа. Как правило, он говорил: «Очень хорошо, мы выезжаем», — это означало, что мне придется вылезать из постели. Но в редкие счастливые случаи я слышал, как он произносит: «Хорошо, я выезжаю». Это означало, что он пожалел своего сбившегося с пути сына и сам поедет на холодную ферму, а я тем временем зароюсь глубже в подушку. Это одно из самых приятных воспоминаний о моем великодушном отце.
Мне не всегда удавалось так легко отделаться. Как-то раз отец просматривал список вызовов на день.
— Так, что тут у нас? — задумчиво протянул он. — Вызов в Феликскерк к больному теленку, и что же еще? Ага, у Эйнсли в Невисон-хаусе надо кастрировать двадцать крупных бычков.
— Куда ты отправишь меня? — осторожно поинтересовался я.
Быки Эйнсли отличались огромными размерами и славились молниеносной реакцией на любое вмешательство.
— Сейчас спросим у моего хрустального шара, — ответил отец, обхватив ладонями воображаемый предмет. — Да, Джеймс, я вижу старый добрый Невисон-хаус… о, да, повсюду шум и суета. Я вижу мелькающие копыта, слышу ругательства и… да… — Он посмотрел мне прямо в глаза. — …я вижу бородатого парня!
В клинике всегда было много смеха. Отец с удовольствием наблюдал, как его молодые коллеги обучаются хитростям ремесла. Однажды один из наших помощников во время визита к поросятам с отеком кишечника сделал инъекции двум особенно тяжелым животным, у которых были судороги. Прошло несколько дней, а он так и не узнал результатов лечения. Это его беспокоило.
— Не спрашивай! — посоветовал Альф. — Если никто не звонит, значит, им либо лучше, либо они умерли.
Молодому ветеринару, естественно, не терпелось узнать, что произошло, и вскоре после этого разговора он случайно встретил хозяина поросят. Старик медленно брел по улице. Помощник подошел к нему.
— Здравствуйте, мистер Брейтуэйт! — поприветствовал он. — Как там ваши поросята?
— Хорошо, спасибо, — ответил фермер. — У них все в порядке.
— О, прекрасно, — с облегчением выдохнул помощник.
Мистер Брейтуэйт вынул трубку изо рта и посмотрел на молодого ветеринара.
— Те двое, которых вы укололи, сдохли. А с остальными все в порядке!
Выслушав его рассказ, отец повторил:
— Я же говорил, не надо спрашивать!
Когда я только начинал работать ветеринаром, его советы имели для меня первостепенную важность. Я был полон новейших теоретических знаний, у него же было преимущество многолетнего практического опыта, — и мне предстояло усвоить немало уроков.
Как-то раз в 1970 году мы с Алексом Талботом (тогдашним помощником) оперировали лабрадора. Этот большой дружелюбный пес имел дурацкую привычку глотать носки, рубашки, старые брюки — в общем, любые тряпки, которые он мог протолкнуть в свой громадный пищевод.
Прожорливость часто приводила его к нам на операционный стол, где мы удаляли лишние предметы из его желудка, и вскоре он стал самым ценным нашим пациентом. На этот раз он сжевал длинную полоску яркой материи. Мы вскрыли брюшину, сделали несколько разрезов в кишечнике, но не смогли достать материю одним куском — ее словно что-то удерживало. Операция принимала грандиозные масштабы, когда в кабинет вошел отец.
— Какие проблемы, ребята? — спросил он.
Я, сжав зубы, объяснил, что мы проделали несколько отверстий в пищеварительной системе пса, но не смогли вытащить тряпку.
Отец посмотрел на зияющую рану, на вспотевшие лица своих молодых помощников, потом открыл псу пасть.
— Интересно, — пробормотал он и начал очень осторожно вытягивать длинную полоску цветастой материи из пасти животного. Он тянул и тянул, и казалось, ей не будет конца. Наконец он достал всю тряпку целиком и невозмутимо бросил ее в мусорную корзину. — К ткани была привязана веревка, и она обмоталась вокруг языка. Думаю, дальше вы справитесь!
Отец вышел из комнаты под гробовое молчание. Ему потребовалось меньше минуты, чтобы решить нашу проблему.
«Почему мы не догадались заглянуть ему в пасть?» — подумал я. Алекс несколько минут не произносил ни слова. Внезапно он грязно выругался — дважды — и стал накладывать швы.
В практике наступили хорошие времена. Дело шло хорошо, а вместе с ним увеличивалась прибыль. Все больше собак и кошек проходило через двери старого дома на Киркгейт, и работы на фермах тоже стало больше, — программа по искоренению бруцеллеза среди крупного рогатого скота Соединенного Королевства шла полным ходом. А значит, у нас было много работы.
Отец был свидетелем больших перемен в профессии, когда арсенал ветеринара пополнился современными препаратами и методами лечения. Однако его партнер Дональд Синклер мало изменился с течением времени. Как и в те далекие дни в 1940-х годах, изобретательный ум Дональда постоянно выдумывал новые способы получения дополнительного дохода. Однажды жарким летом 1975 года он поделился с отцом и мной своим последним замыслом. Фермерские стада мирно паслись на лугах, согреваемые теплыми лучами солнца, и у нас наступило затишье. Дональд не мог усидеть на месте.
— Альфред! Джим! — восклицал он. — Хватит болтаться, мы должны чем-то заняться! Мы платим жалованье, а помощники сидят без дела. Так не годится! У меня есть идея!
Отец прищурил глаза. Хорошо зная своего старого партнера, он с ужасом думал о том, какие безумные идеи бродят у того в голове.
Дональд же продолжал анализ финансового состояния практики.
— Альфред, я подсчитал: если мы не будем зарабатывать тридцать пенсов в минуту, мы пойдем ко дну. Мы обанкротимся, если не начнем заниматься делом!
Лицо Альфа свело судорогой. Он уже столько раз это слышал, но все равно почувствовал острый спазм в животе.
— Ладно, Дональд, — вздохнул он, — что ты предлагаешь?
— Мы откроем салон для стрижки собак! Подумай обо всех этих лохматых псах, которые задыхаются от жары. Они почувствуют новый вкус к жизни.
Отец некоторое время переваривал слова Дональда. Затем медленно выдохнул, бросив быстрый взгляд в мою сторону.
— Хорошо, Дональд, — ответил он.
Несмотря на явное отсутствие энтузиазма у отца, мы все через два дня оказались в кабинете. На столе стоял маленький пушистый пекинес миссис Уорхем, а рядом маячил Дональд, сжимая в руках огромную машинку для стрижки лошадей.
Стрижка началась неудачно — Дональд воткнул машинку в древнюю электрическую розетку в стене. Раздался громкий хлопок, и пришлось отложить процедуру, пока изумленный электрик устранял неисправность под нетерпеливым взглядом Дональда. Вскоре мы вновь приступили к делу.
Мы потрясенно смотрели, как Дональд яростно набросился на маленькое лохматое существо. Старая машинка издавала страшный шум, по комнате летали клочки шерсти. Время от времени отец пытался вставить какой-то совет, но его партнер был в ударе. В считаные минуты он обрил маленького очаровательного пса наголо, оставив шерсть только на голове и хвосте. Надо сказать, выглядел теперь пекинес весьма необычно. На его розовой кожице, точно кактусы в пустыне, торчали отдельные пучки шерсти, а сзади рельефно вырисовывались скрытые до этого шерстью яички.
Дональд отошел в сторону и полюбовался своей работой.
— Что скажешь, Альфред? — спросил он с оттенком сомнения в голосе.
Отец ответил не сразу. Пса, казалось, ничуть не волновал его новый облик, но я чувствовал, что отец относится к этому немного иначе. Он зачарованно взирал на стоявшее перед ним существо. Оно больше не имело ничего общего с родом собачьих.
— Прекрасно, Дональд, — медленно, четко проговаривая слова, произнес Альф. — Ты сам вернешь пса его хозяйке, договорились?
К несчастью, я был в кабинете, когда миссис Уорхем пришла за своим подстриженным любимцем. Раскрыв рот, она уставилась на маленькое лысое создание. На голом костлявом тельце нелепо смотрелся пушистый хвост, из-под которого выпирали ярко-красные яички. Миссис Уорхем разразилась рыданиями.
Парикмахерский салон Синклера и Уайта скоропостижно закрылся, но у этой истории был хороший конец. В тот год стояла страшная жара, и маленький пациент Дональда, избавившись от густой шерсти, провел лучшее лето в своей жизни, — потом у него снова выросла чудесная блестящая шубка. Дональд оказался прав: его первый и единственный клиент действительно почувствовал новый вкус к жизни.
Альф радовался, что некоторые вещи остаются прежними, так как ему приходилось приспосабливаться к постоянно меняющимся аспектам работы ветеринара. Понимая, что должен идти в ногу со временем, он старался быть в курсе всех новых разработок в области крупных животных, но более сложную ветеринарию мелких животных оставлял своим молодым коллегам. Однако, несмотря на его уверения, что он никогда не был «настоящим ветеринаром мелких животных», я всегда был рад, когда он ассистировал мне при операции. Его здравый смысл и забота о пациенте вместе с недоверием к общему наркозу служили верной гарантией того, что он будет внимательно следить за интенсивностью дыхания пациента. С какими бы животными мы ни работали, крупными или мелкими, я всегда чувствовал себя уверенно и спокойно в присутствии отца.
Хотя ему приходилось многому учиться у своих младших коллег, мы, в свою очередь, тоже многому у него научились. Мы быстро поняли, что клиенты гораздо больше доверяют человеку с опытом, чем человеку, напичканному «книжными знаниями».
Альф никогда не забывал, что большую часть материала для своих книг получил благодаря работе на фермах. В 1970-х практика приобрела для него дополнительный смысл. Постоянно думая теперь о своих сочинениях, он все время искал новые сюжеты для книг и просил меня или других работников практики записывать интересные случаи, происходившие во время визитов. Первые шесть книг описывают события, произошедшие примерно в этот период, а не до или после войны, как он пишет в своих рассказах.
Случаи отец запоминал с помощью «заголовков». Его блокноты заполнены этими заголовками, нацарапанными его неразборчивым почерком. Как уже говорилось, он не вел дневников. Заголовки напоминали ему об интересных и смешных случаях, которые можно вставить в книгу, и он часто просматривал свои блокноты, когда писал.
Альф не раз утверждал, что его известность ничего не значит для жителей Тирска, но, задумываясь о скрытности обычного йоркширца, о нежелании открыто выражать свои чувства, понимаешь, что он, возможно, ошибался. Многие — фермеры в том числе — не только прекрасно знали о его достижениях, но и сами получали удовольствие от его мировой славы. Альфа вполне устраивало, что они редко высказывали свое мнение о его успехе. Он часто повторял, что ему повезло прожить жизнь среди этих людей. В годы литературной славы он всегда неуютно чувствовал себя в лучах прожекторов. Я много раз видел его по телевизору с рассеянным и смущенным взглядом человека, мечтающего оказаться в другом месте. Он чувствовал себя не в своей тарелке под пристальным вниманием репортеров. Гораздо проще отцу было общаться с йоркширскими фермерами, и свою известную фразу: «Я на девяносто девять процентов ветеринар и на один процент — писатель», — он произносил от всего сердца.
Все это составляло разительный контраст с неприкрытым восхищением его поклонников, приезжавших из далеких стран. Как-то раз один американец отправился с Альфом на ферму и сказал фермеру:
— Каково это — иметь в ветеринарах всемирно известного писателя? Наверное, здорово! Да?
Фермер бесстрастно посмотрел на американца.
— Он просто один из местных! — ответил он.
Именно этого Альф и хотел. Он не требовал особого почтения от людей, которых так давно знал: «Местным фермерам нет дела до моей писательской деятельности. Если у чьей-то коровы вывалилась „телячья постелька“, он же не позовет к ней Чарльза Диккенса!»
Один случай, подчеркнувший несерьезное отношение местных жителей к его славе, навсегда врезался Альфу в память. В 1974 году, когда вышли уже четыре его книги, Тирск заполонили телевизионные камеры Би-Би-Си. Они снимали программу «По стране», и объектом их внимания стали Джеймс Хэрриот и его стремительный взлет. Съемочные группы весь день провели в городе. Под прицелом объективов отец принимал роды у коров, камеры маячили в нескольких сантиметрах от его лица, пока он ездил с фермы на ферму, а помещения на Киркгейт, 23 были напичканы новейшей аппаратурой и увиты, казалось, километрами кабеля. Это был долгий и трудный день.
Вечерний прием подходил к концу, когда режиссер спросил Альфа:
— Мистер Уайт, мы хотели бы — в качестве последнего штриха — взять интервью у какого-нибудь интересного старика из тех, о которых вы пишете в своих книгах. Можете кого-нибудь посоветовать?
— Как раз сейчас в приемной сидит человек, который идеально подходит для вашей цели, — ответил отец, радуясь возможности передохнуть. — Его зовут мистер Хогг, занятный тип и уважаемый заводчик пастушьих собак.
Мистер Хогг, фермер из соседнего Килвингтона, был тот еще персонаж, к тому же любитель поговорить. Он с удовольствием красовался перед камерами и превзошел все ожидания режиссера.
После интервью он бочком подобрался к режиссеру и тихо произнес ему на ухо:
— Я слышал, вы хотели поговорить с кем-нибудь из местных. Это так?
— Да, — кивнул режиссер.
Голос мистера Хогга упал до шепота. Он показал перепачканным в земле пальцем на Альфа.
— Вам стоит потолковать с мистером Уайтом. Очень интересный малый!
— Да? — произнес режиссер.
— Ага! Я вам кое-что скажу! — Он почти вплотную приблизился к режиссерскому уху. — В общем, никому не говорите, да… только между нами… Я слышал, он написал пару книжек!
Помимо литературного успеха, в первой половине 1970-х годов произошло еще много радостных событий. В сентябре 1973-го Рози вышла замуж, а через двенадцать месяцев и я вылетел из родительского гнезда. Мне тогда исполнился тридцать один год, и, наверное, родители вздохнули с облегчением, когда я наконец остепенился. Я прожил с ними почти семь лет, и они уже думали, что я поселился у них навеки.
Одно из самых радостных событий произошло в мае 1973-го. Наша любимая команда «Сандерленд» — наперекор всему — обыграла «Лидс Юнайтед» в финале Кубка Футбольной ассоциации. Последний раз «Сандерленд» завоевал этот самый желанный приз английского футбола в 1937 году.
Альф отправился на Уэмбли со своим старым приятелем Гаем Робом, и я хорошо помню, как он, пошатываясь, ввалился домой тем субботним вечером с не сходящей с лица улыбкой. В 1990 году он описал этот памятный день в газетной статье:
«Когда судья дал финальный свисток и до меня вдруг дошло, что я скачу в обнимку с импозантным джентльменом в пальто из верблюжьей шерсти, которого вижу впервые в жизни, я почувствовал, что теперь могу умереть спокойно».
Альф получал огромное удовольствие и удовлетворение от своих литературных успехов, но ничто не могло сравниться с той грандиозной победой красно-белых.
Были и печальные события. В июне 1972 года в больнице после продолжительной болезни умер брат Джоан, Джо Дэнбери. Этого замечательного добродушного человека любили все, и его смерть стала тяжелым ударом, особенно для Джоан.
Потом, в последний день декабря 1973 года, умер большой друг и коллега Альфа Гордон Рэй. Несмотря на страсть к физическим упражнениям, у Гордона развился жестокий артрит, затем последовала серия инфарктов. Альф и Джоан остро переживали его смерть. В поездках по четвергам в Харрогит им очень не хватало открытого и смеющегося лица Гордона.
На его похоронах Альф и Джоан вспоминали тяжелые времена в 1960-х, когда они не могли позволить себе торжественный ужин в честь своей серебряной свадьбы. Гордон и Джин Рэй спасли положение. Так как Альф недавно отметил свой 50-летний юбилей, его спросили, где бы он хотел отпраздновать это событие. «В китайском ресторане „Двойная удача“!» — не задумываясь, ответил он. Ужин прошел скромно, но весело, и Альф с Джоан всегда с большой теплотой его вспоминали.
Мать Джоан, Лаура Дэнбери, которая столько лет жила вместе с нами, пережила своего сына Джо всего на три года. Последний год она провела в частной клинике в Райпоне. Она почти ослепла, и моя жена Джиллиан читала ей отрывки из первых книг отца. Старушка лежала в постели и внимательно слушала каждое слово. Она всегда очень любила своего зятя, и его рассказы произвели на нее впечатление.
Альф тоже с глубоким уважением относился к своей тихой и мягкой теще, у которой даже за пару дней до смерти сохранился свежий цвет лица молоденькой девушки. Он часто говорил мне: «Прежде чем жениться на девушке, хорошенько рассмотри ее мать. Скорее всего, она станет такой же!» Он, по всей видимости, долго и внимательно разглядывал Лауру Дэнбери перед тем, как женился на Джоан в далеком 1941 году.
В 1975 году произошло еще одно далеко не приятное событие: Рози развелась с мужем, Крисом Пейджем. Она вернулась в Тирск с грудной дочкой Эммой, но ее жизнь вскоре наладилась, и она начала работать врачом в городе. Родители оказывали ей огромную поддержку в воспитании Эммы, которая почти все свое детство провела в компании бабушки с дедушкой. Они вчетвером часто ездили отдыхать, в основном в любимые места Альфа и Рози — к озерам и горам на северо-западе Шотландии. Когда Эмма подросла, они ездили с ней за границу, но волшебная красота Шотландии всегда занимала особое место в их сердцах.
Они очень любили отдыхать на полуострове Арднамурхан, крайней западной оконечности Британских островов. Это тихое, уединенное место с великолепными белыми пляжами, в хорошую погоду отсюда открывается вид на острова Рум, Эгг и Скай, и от этой красоты захватывает дух. Альф всегда любил дикие, уединенные уголки Британии, и каждый раз, стоя на берегу залива Санна, глядя вдаль на загадочные голубые вершины острова Скай, он испытывал необыкновенное чувство восторга.
В этом далеком краю Альф находился за миллионы километров от напора средств массовой информации. Он радовался, что, в отличие от звезд экрана, его, несмотря на мировую известность, редко узнавали на улице. Каково же было его удивление, когда во время отдыха в Шотландии к нему подошел незнакомый мужчина.
Дело происходило в 1986 году, вскоре после выхода книги «Истории о собаках». На обложке была фотография Альфа с бордер-терьером Боди и палевым лабрадором Рози по кличке Полли. Мужчина спросил:
— Прошу прощения, вы случайно не Джеймс Хэрриот?
— Вообще-то да, — ответил отец, — но как вы узнали? Мое лицо не настолько известно.
— О нет, я узнал не вас, — продолжал мужчина. — Я узнал ваших собак!
Возможно, немногим было знакомо лицо Альфа Уайта, особенно в первые годы его успеха, но в 1973 году, когда повальное увлечение Джеймсом Хэрриотом стремительно набирало обороты, его слава резко пошла вверх, и его имя узнали миллионы. По его книгам решили поставить фильм. За ним последует второй, а потом — телевизионный сериал, который покажут по всему миру. Джеймс Хэрриот, знаменитость поневоле, вскоре станет звездой экрана.
