В самом начале, когда успех только пришел к Джеймсу Хэрриоту, Альф Уайт окутал тайной реальное местонахождение Дарроуби, скрывая от всех личность людей, ставших прототипами его персонажей. Он умышленно изменил описание Дарроуби. По его книгам, Дарроуби находится в высокогорной местности, среди безлюдных холмов и зеленых долин, исчерченных каменными стенами. Попытки Альфа оградить себя, своих друзей и это место в Йоркшире от излишней популярности и любопытных глазах не увенчались успехом. Репортерам не потребовалось много времени, чтобы выяснить: он живет в Тирске и материалы для своих книг черпает в этом маленьком йоркширском городке.
Огромное множество случаев, описанных в книгах, произошло в Тирске и его окрестностях, а не в йоркширских холмах, которые находятся километрах в тридцати от Тирска. Дарроуби — это Тирск, и Альфред Уайт, при всей его любви к этой местности, никогда не занимался практикой в йоркширских холмах.
Судя по открытке с изображением Тирска, которую Альф послал родителям в день своего приезда, город почти не изменился за все эти годы. Старая картинка радует глаз отсутствием автомобилей, но рыночная площадь, окруженная домиками с неровными крышами, кажется очень знакомой. Именно здесь, в сельской местности, далекой от привычной городской суеты, заложил Альф фундамент успешной карьеры ветеринарного врача. Клиника на Киркгейт, 23, которую он прославил как «Скелдейл-хаус», будет его домом в течение следующих двенадцати лет и рабочим местом — на протяжении всей его профессиональной жизни.
Альф ясно выражает свои чувства к дому и саду во второй главе книги «Если бы они умели говорить», где описывает, как впервые увидел его:
Старинный дом георгианского стиля мне понравился. Дверь была выкрашена белой краской… Краска облупилась, известка между кирпичами во многих местах выкрошилась, но дом оставался непреходяще красивым…
Меня проводили в залитую солнцем комнату. Она была просторная, с высоким потолком и массивным камином между двумя нишами. Одну стену занимала стеклянная дверь, ведущая в обнесенный высокой стеной сад. Я увидел запущенный газон, каменную горку и множество фруктовых деревьев. В солнечных лучах пылали кусты пионов, а в глубине сада на высоких вязах перекликались грачи…
Старинная кирпичная ограда дышала солнечным теплом, над созвездиями ярких душистых цветов гудели пчелы. Легкий ветерок теребил увядшие венчики чудесной глицинии, заплетшей всю заднюю стену дома. Тут царили мир и покой.
Возможно, на Киркгейт, 23 царили мир и покой, но у Альфа не было времени им насладиться. В первые месяцы в Тирске Альф обнаружил, что жизнь сельского ветеринара может быть увлекательной, напряженной и чрезвычайно тяжелой. «Бесплатное» партнерство, которое он заключил с Дональдом Синклером, было палкой о двух концах. Ему не пришлось искать деньги, чтобы войти в долю, но он отплатил Дональду за его широкий жест тем, чего у него было в избытке, — желанием и готовностью много работать. Он блестяще начал тем летом 1940 года.
Дональд отбыл на службу в ВВС через несколько дней после приезда Альфа, а четыре недели спустя уехал Эрик Паркер. Альф остался один с чужой практикой на руках в местности, которую совсем не знал. До этого он работал в основном с мелкими животными, и теперь ему надо было переквалифицироваться в специалиста по крупным животным — причем в кратчайшие сроки. Дни были долгими, и он очень уставал, но тем не менее получал огромное удовольствие от работы и многому учился.
Интересно рассматривать старые бухгалтерские книги клиники, — по ним видно, как отличался характер работы от наших дней. Большую часть времени Альф ездил по небольшим семейным фермам, и, конечно, в те дни, до появления современных препаратов, его пациенты получали совсем другое лечение. Он постоянно вливал коровам замысловатые микстуры, вроде «Стимулирующих желудочных порошков» или «Универсального средства для скота». Он промывал коровам желудки этими странными смесями, орошал половые пути и вымя акрифлавином, пытаясь избавить корову от бесплодия или мастита. Акрифлавин антисептик — был большим подспорьем для ветеринара, его впрыскивали во все возможные отверстия, которые требовалось прочистить. В те времена ветеринары долгими часами готовили лекарства по собственным «рецептам». Сегодня они, конечно, устарели, но многие были весьма действенными. И, разумеется, ни дня не проходило без более волнующей работы, наполняющей жизнь ветеринара, — отелы, окоты, наложение швов.
Окружавшая Альфа красота дополняла радость от новой работы. Тирск расположен в Йоркской долине на плодородной пахотной земле, но всего в нескольких километрах к востоку находится западная граница вересковых пустошей Северного Йоркшира. У подножия величественных хребтов теснятся живописные деревушки, и Альф с удовольствием объезжал этот красивейший край, наслаждаясь визитами в Болтби, Тирлби, Килберн, Коксуолд и другие прелестные места. Зачарованный, он взбирался в своей маленькой машине на вершину Хамбелтонских холмов, где пройдет большая часть его профессиональной жизни. В этих холмах, возвышавшихся на 250 метров над равниной Тирска, властвовал фермер, и скудная растительность была испещрена серыми каменными фермерскими домами. Они отважно противостояли воющим северо-восточным ветрам, которые зимой свирепствовали в долине.
В холодные месяцы в этой суровой неприступной местности негде было укрыться от стихии, а летом он видел залитые солнцем вересковые пустоши и торфяники, разделенные лесистыми долинами. Вокруг царила пронзительная тишина, нарушаемая лишь блеянием овец и жалобными криками кроншнепа и золотистой ржанки. Альф всегда любил такие уголки дикой, нетронутой природы, поэтому чувствовал себя легко и уютно среди этих необъятных просторов.
Стоит подняться по крутому склону Саттон-Бэнка, и с его вершины откроется изумительная панорама Йоркской долины до далеких Пеннинских гор. Альф всегда считал, что это «красивейший вид в Англии», и никогда не упускал возможности задержаться там хоть на несколько мгновений и насладиться красотой пейзажа.
Ему не потребовалось много времени, чтобы понять: здесь он будет счастлив. Он всем сердцем полюбил эту чудесную страну холмов и долин, в которой провел всю свою профессиональную жизнь. И он, и Дональд не раз говорили, что им очень повезло: они работают в красивейшей местности, а им за это еще и платят.
Не только работа была новой для Альфа. Он знакомился с совершенно другим типом людей, с образом жизни, непривычным для городского жителя. Он очутился среди йоркширцев, о которых однажды напишет с большой любовью, любовью, рожденной полувековым общением с этими замечательными людьми. Поначалу он чувствовал себя очень неуверенно. Типичный житель сельского Йоркшира — человек недоверчивый и закрытый, и Альфу пришлось много работать, прежде чем его приняли в их сообщество. Он был приезжим, «чужаком», к нему относились с подозрением, пока он не проявил себя. Прошли годы, прежде чем он почувствовал, что стал среди них своим, о чем свидетельствует отрывок из его письма другу: «По какой-то причине местные фермеры относятся к Уайту с некоторой суровостью. Не могу понять, почему, ведь я — сама любезность и очарование!»
Отношение местных жителей к Альфу отличалось от того, к чему он привык в Глазго. В большом городе все открыто выражали свое мнение, а в Йоркшире люди держали свои чувства при себе. Он не знал, нравится ли он им, или они считают его круглым идиотом. Это оставалось для него загадкой. Еще одно серьезное различие между городской и сельской жизнью заключалось в том, что в деревне все, казалось, всё о нем знали. Лишившись относительной анонимности Глазго, он чувствовал себя как под микроскопом. Ему казалось, что за ним постоянно наблюдают.
Еще одной проблемой было изучение нового «языка». Альф пытался постичь тайны йоркширского диалекта, и в его голове крутились слова типа «выворот», «каменное вымя», «жеребчик» и «живчик». Сегодня на этом старинном наречии говорят не так много людей, но в прошлом новичку было очень сложно. Альф рассказывал, как однажды приехал на ферму, чтобы осмотреть молоденькую телку с уплотнением на соске. Фермер боялся, что уплотнение, если его не лечить, приведет к воспалению вымени, которое может закончиться маститом. Фермер был не из тех, кто говорит тихо; громкий голос часто был важным средством общения на йоркширской ферме среди мычащих коров и визжащих свиней.
— Здрасьте, мистер Уайт! — гаркнул он, приблизив красное лицо почти вплотную к Альфу.
— Доброе утро, мистер Масгроув, — ответил Альф, чувствуя звон в ушах.
— У меня тут животина с шишкой на титьке! — заорал фермер.
— Да, я вижу.
Ага! Вы чего-нибудь ей дайте, пока она не опухла! А то, я думаю, у нее мошна скоро загноится!
Альфу хорошо давались языки, но в первые годы в Йоркшире его лингвистические способности подверглись серьезному испытанию.
Альфу особенно пришлись по душе честность и справедливость йоркширцев. Они много работали, у них была суровая и трудная жизнь, и хотя некоторые из них казались неприветливыми и мало улыбались, они всегда с уважением относились к тем, кто искренне старался им помочь. А Альф старался, и вскоре у него появилось много друзей среди фермеров. Он описывал местных жителей с большой любовью, и не без оснований. Ему нравились обычаи и традиции этих людей, неприкрытая теплота, чувство юмора и другие черты, прорывавшиеся сквозь непроницаемую стену, которую они воздвигли между собой и окружающим миром. Деревенские жители из тирских окрестностей изучали молодого Альфа Уайта, но и он, в свою очередь, изучал их, — и он их превзошел. Он раскладывал все наблюдения по полочкам в своей памяти и спустя годы поделился ими со всем миром.
Дональд Синклер купил практику у старого ветеринара мистера Вуда, и хотя он существенно повысил ее прибыльность, больших доходов к приезду Альфа она еще не приносила. Фермеры неохотно вызывали ветеринара; денег не хватало, и чтобы вытянуть их из фермеров, требовалось проявить твердость и дипломатию. Судя по некоторым записям в старых бухгалтерских книгах, работа ветеринара явно не была формулой богатства. Вот типичная запись тех лет:
М-р Смиртуэйт, Топклифф-Паркс, Топклифф
25 ноября 1940
Вызов, отел 6 часов
Пессарии, 1 бутыль УСС, 1 инъекция стрихнина
2 фунта
Тогда работы с мелкими животными, приносящей практике прибыль, было гораздо меньше, чем сейчас. В первые месяцы Альф кое-что узнал о финансовой стороне клиники, поскольку Дональд попросил его вести учет всех поступающих денег. В конце каждого дня Альф садился за бухгалтерию. Вскоре он понял, что приносит наибольшую выгоду. Его наниматель, безусловно, не разбогатеет от разъездов по окрестностям и лечения больных животных, а вот туберкулиновые пробы — совсем другое дело.
Одним из величайших достижений в ветеринарной науке была полная ликвидация туберкулеза у племенного скота во всей стране. В 1930-х и 1940-х годах эта болезнь была настоящим бедствием для молочной промышленности. Сегодня многие молодые ветеринары даже не видели корову, зараженную туберкулезом, а в те времена больные животные являли собой печальную картину — костлявые, изнуренные существа с характерным кашлем, который Альф быстро научился распознавать. Страдали не только коровы; бесчисленное множество людей погибло, выпив молока от зараженной коровы. Джин Уилсон, его бывшая подруга из Йокера, заразилась и умерла совсем молодой женщиной. Дональд Синклер, который женился в начале 1930-х годов во время учебы в Эдинбургском ветеринарном колледже, потерял молодую жену из-за этой болезни. Ветеринары помогали ликвидировать болезнь и получали за это отдельную плату. Они проводили внутрикожные пробы, и всех животных с положительной реакцией отправляли на бойню. Это была тяжелая и утомительная работа, приходилось делать инъекции тысячам строптивых животных, однако она помогала безденежным практикам держаться на плаву.
Судя по записям в главной книге практики Дональда, типичный рабочий день того времени приносил около двух-трех фунтов, а пара дней туберкулиновых проб давала практике доход в 20–30 фунтов. Неудивительно, что ветеринары хватались за пробы при первой возможности.
Но среди них было одно яркое исключение: ветеринар, живший в Лейбурне, в сорока километрах от Тирска. Городок стоял среди йоркширских долин, — это дивный край, изобилующий коровами. Этот ветеринар не хотел заниматься скучной бумажной работой, сопровождавшей туберкулиновые пробы; деньги значили для него гораздо меньше, чем сохранение своего размеренного, приятного образа жизни. Его звали Фрэнк Бингэм, и Альф считал этого нечестолюбивого, но очень талантливого ветеринара-ирландца одним из лучших представителей профессии. Знакомство Альфа с йоркширскими долинами произошло во многом благодаря легкому отношению Фрэнка к жизни.
Практика Дональда Синклера покрывала в то время очень большую территорию. На протяжении ста километров с востока от Хелмзли до Хэйеса, небольшого городка на западной границе Уэнслидейл, было очень мало ветеринарных клиник, в число которых входили практики Дональда и Фрэнка Бингэма. Фрэнк не желал возиться с туберкулиновыми пробами и предложил эту работу Дональду, который, естественно, ухватился за нее обеими руками. Они заключили незамысловатый договор о партнерстве, и в течение нескольких лет оно называлось «Бингэм, Синклер и Уайт».
В первые месяцы работы в Тирске дни Альфа были очень долгими. По утрам он ехал в Лейбурн к Фрэнку Бингэму и брал бесконечные пробы у коров, а днем возвращался в Тирск и выполнял накопившуюся там работу. Он преодолевал огромные расстояния, но при этом имел возможность наслаждаться волшебными красотами равнин, в которые влюбился с первого взгляда. Альфа очаровала магия холмов, спускавшихся к зеленым долинам, каменные стены, вьющиеся вдоль склонов от самых верхушек до кряжистых деревушек и фермерских домов. Он полюбил сладкий чистый воздух, щебетание птиц — кроншнепа, чибиса, жаворонка и куропатки. Неудивительно, что действие его книг происходит в йоркширских холмах; за свою жизнь Альф повидал много прекрасных мест, но ни одно не любил так, как Йоркшир.
Еще одним преимуществом напряженного режима работы стало близкое знакомство с Фрэнком Бингэмом. Фрэнк, импозантный мужчина со светлыми волосами и голубыми глазами, был почти на двадцать лет старше Альфа. Он много путешествовал, служил в конной полиции в Канаде некоторое время жил в Австралии, где объезжал заборы для защиты от кроликов, проводя много часов в седле, — Фрэнк был настоящим волшебником, когда дело касалось лошадей. Альф Уайт сразу проникся симпатией к этому очаровательному человеку с тихим, мягким голосом. Доброта и радушие Фрэнка и его жены Эмми, швейцарки по происхождению, скрашивали первые годы Альфа в йоркширских холмах.
В те дни Альф постоянно хотел есть. Он выезжал из Тирска в своей малолитражке, взяв на целый день лишь бутерброды с сыром, но если он попадал домой к Бингэмам, там его ожидало царское угощение. Эмми великолепно готовила и кормила его как короля. Альф с наслаждением поглощал восхитительное тушеное мясо, яблочные пироги и кексы, а тем временем Фрэнк садился в кресло и вел неторопливую беседу, словно в их распоряжении была вечность.
Фрэнк подходил к работе спокойно и методично, его ни в коем случае нельзя было подгонять. Он любил говорить: «Сначала нужно хорошенько подготовить конюшню». Молодой, жаждущий знаний ветеринар с удовольствием наблюдал за ним. Некоторые принципы, которых Фрэнк придерживался в работе, — внимательность и скрупулезная чистота — сегодня так же актуальны, как и пятьдесят лет назад. Альф был удивлен, увидев, что Фрэнк кипятит свои инструменты и заворачивает в чистую оберточную бумагу, но потом обратил внимание, что хирургические швы Фрэнка всегда заживают быстро и без нагноений.
Фрэнк отлично умел обращаться с лошадьми и мог с непринужденной легкостью поймать арканом дикого жеребенка. Однажды Альф зачарованно наблюдал, как Фрэнк одной рукой держал на веревке молодую необъезженную кобылку, а другой скручивал сигарету. С той же сноровкой он управлялся с коровами. Одним из самых тяжелых испытаний для ветеринара является выпадение матки у коров. Нужно протолкнуть огромную бесформенную розовую массу обратно в корову, — это все равно, что пытаться пропихнуть подушку в сухую водопроводную трубу. Такая работа выматывает и деморализует. Однако для Фрэнка она не представляла труда. Однажды на ферме в холмах молодой Альф Уайт в изумлении наблюдал, как Фрэнк обсыпал гигантский мешок плоти сахаром, потом приподнял корову, подставив под нее небольшую скамейку, чтобы она не могла вытолкнуть матку обратно. Сахар вытянул влагу из тканей, сократив размер матки, а Фрэнк тем временем осторожно вправил ее на место. Молодой ветеринар в тот момент думал, что таким вещам не учат в ветеринарном колледже, — они приходят с опытом.
Фрэнк Бингэм появляется в третьей книге Джеймса Хэрриота «Не будите спящего ветеринара» под именем Эван Росс, и в его описании чувствуется восхищение Альфа перед этим человеком. Вероятно, не все разделяли его мнение. Многие считали Фрэнка прекрасным ветеринаром, — он им и был, если оказывался в пределах досягаемости.
У Фрэнка Бингэма была проблема, типичная для многих ветеринаров того времени. Он любил выпить — и выпить много. Существует бесчисленное множество историй о его долгих посиделках в йоркширских барах и пабах, посиделках, которые могли продолжаться несколько дней. Фрэнк работал, только когда ему хотелось, и если он уютно устраивался у зажженного камина со стаканом в руке, выудить его оттуда мог лишь человек, обладающий даром убеждения. Многие йоркширцы принадлежали к методистской церкви и, вероятно, осуждали его пристрастие к выпивке, но Альф запомнил не эту сторону характера Фрэнка. Благодаря дружбе этого беззаботного очаровательного человека Альф всегда вспоминал свои первые дни в йоркширских холмах с теплотой и чувством ностальгии.
Я почти не помню Фрэнка Бингэма. Мне было всего восемь лет, когда он умер в 1951 году, но я хорошо помню один наш поход в кафе вскоре после его смерти. Официанткой там была не кто иная, как Эмми Бингэм, которой пришлось пойти на работу. Отец ужасно расстроился, узнав о ее тяжелом финансовом положении, он даже есть не мог. Он был не в состоянии смириться с мыслью, что нас обслуживает леди, которая была так добра к нему в первые годы в йоркширских холмах.
В те времена ветеринары нередко умирали, оставляя своих жен в нищете. При такой тяжелой работе главным было выжить, и мысли о пенсии или страховых полисах вряд ли приходили им в голову. Со временем стало известно о прозябающих в нищете семьях ветеринаров, и был создан Ветеринарный благотворительный фонд, обеспечивающий поддержку нуждающимся семьям. Став известным писателем и получая приличные деньги, Альф Уайт вносил крупные взносы в этот фонд, но тогда, много лет назад, он ничем не мог помочь Эмми Бингэм, — ведь ему самому приходилось считать каждый пенни.
Первые четыре месяца в Тирске Альф работал, не щадя сил. Он писал родителям о том, какую жизнь ведет:
Дорогие родители!
Я давно пытался выкроить минутку и написать вам, но в последнее время мне приходится работать, как никогда в жизни. Дел здесь хватит на несколько человек, и, честно говоря, не знаю, как я справлюсь со всей этой работой. Я встаю в 6.30 утра и работаю до темноты, а потом, вдобавок ко всему, занимаюсь писаниной. А еще счета! Боже, никогда не думал, что они накапливаются с такой скоростью и что жизнь стоит так дорого. Не могу поверить, что я здесь уже четыре месяца. Время летит быстро, когда работаешь, и, кроме выходных в Сандерленде, в самом начале у меня не было ни одного свободного дня, я ни разу не ходил на свидание с девушкой, не сыграл ни одной игры! Это кого угодно сведет с ума!
Сегодня молодой ветеринар ведет более цивилизованную жизнь, он работает в лучших условиях, в его распоряжении целый арсенал современных лекарств и удобные машины, — но я сомневаюсь, что они счастливее тех, вчерашних, работяг. Современный ветеринар окружен всевозможными правилами и постановлениями, а его клиенты становятся все более требовательными. Работа связана с сильным напряжением, как финансовым, так и эмоциональным, и на каждом углу его подстерегает угроза судебного преследования. Молодому Альфу Уайту приходилось много и тяжело работать, но вполне возможно, что его свободная жизнь на свежем воздухе в одном из самых красивых уголков страны сейчас у многих вызывает зависть.
После отъезда Дональда Синклера и Эрика Паркера на службу в ВВС Альфа охватило бесконечное чувство одиночества. Он пытался зарекомендовать себя на новой работе в незнакомом окружении, и, кроме Фрэнка Бингэма в Лейбурне, ему не к кому было обратиться за советом, не с кем было поделиться своими тревогами и надеждами. Ждать поддержки от йоркширских фермеров тоже не приходилось: многие привыкли доверять Дональду и Эрику, они не могли скрыть разочарования при виде незнакомого и неопытного ветеринара, въезжавшего во двор фермы. Никогда Альф так отчаянно не нуждался в моральной поддержке, как в те первые несколько недель в Йоркшире.
Вскоре у него появилась идея. Альф подозревал, что его друг Эдди Стрейтон, недавно получивший диплом, скорее всего не смог найти работу. Он оказался прав; Эдди уже ни на что не надеялся, и когда Альф предложил ему приехать к нему в Тирск, молодой человек с радостью ухватился за эту возможность. Платить другу Альф не мог, но он предоставил ему крышу над головой и еду, вдобавок Эдди получал возможность набраться практического опыта, помогая Альфу в повседневной работе. Эдди был вдвойне благодарен, так как знал, что при поступлении на другую работу у него будет преимущество, если он скажет, что несколько недель работал помощником ветеринара.
Эдди оказал огромную помощь Альфу во многих отношениях. Теперь у него была хорошая компания в долгих поездках в самые дальние уголки йоркширских холмов, к тому же Эдди оказался толковым помощником. Он вставал рано утром, так как старенький «Форд» нужно было подтолкнуть, прежде чем он соизволит завестись, но истинный талант Эдди проявился на фермах в продуваемых ветром холмах, когда он помогал ловить животных. Взять туберкулиновые пробы было непросто: сильные опасные животные не собирались облегчать им задачу и расшвыривали двух молодых ветеринаров как котят. Эдди не был крупным юношей, но отличался силой и бесстрашием, и в воспоминаниях Альфа сохранилась маленькая фигурка с черными как смоль волосами, мелькающая среди кучи свирепых, разъяренных коров, которую бросает из стороны в сторону, как пробку в океане. Но стоило Эдди просунуть пальцы в ноздри животного, как он вцеплялся в него мертвой хваткой.
Много лет спустя Эдди Стрейтон вспоминал, как работал со своим старым другом из колледжа в холмах и долинах Йоркшира. Он даже сказал, что это были счастливейшие дни в его жизни — трудные и безденежные, но беззаботные и наполненные приятными воспоминаниями.
Помимо туберкулиновых проб в холмах, в Тирске тоже было много работы, и однажды вечером Альф с Эдди испытали на себе превратности судьбы ветеринарного врача: они получили хороший урок, который запомнили на всю жизнь.
Их вызвали к телящейся корове в Нэйтон, деревушку в окрестностях Тирска, и они, охваченные энтузиазмом, отправились туда. Отел — драматичное событие, и успех может существенно повысить репутацию нового ветеринара. С другой стороны, в случае неудачи ветеринару придется горы свернуть, чтобы вернуть свое лицо.
Альф разделся до пояса и ввел руку во влагалище коровы. Через несколько секунд от его уверенности не осталось следа. Он нащупал только комок шерсти и костей. Ни ног, ни копыт, ни головы. Это теленок? А что еще это может быть? Он исследовал загадочные недра коровы, отчаянно пытаясь отыскать хоть что-то знакомое, но в полости коровы прочно угнездился лишь огромный мохнатый шар. Альф еще немного повозился с безымянной массой и повернулся к другу.
— Эдвард, ты не посмотришь?
— Конечно, Альф, — ответил Эдди и уверенно шагнул вперед.
Надежды Альфа на успешный отел совсем угасли, когда он наблюдал за приятелем, который с мрачной решимостью копался во внутренностях коровы. По всей видимости, Эдди тоже ничего хорошего не обнаружил. В конце концов он вытащил руку и сказал:
— Думаю, тебе следует осмотреть ее еще раз, Альф.
Довольно странный случай.
Альф снова бросился в бой, его мысли лихорадочно метались. Что бы это ни было, оно не собиралось выбираться наружу. В те дни кесарево сечение не было решением проблемы; «теленка» — или что там еще могло быть — необходимо было извлечь естественным путем. Другие варианты не рассматривались. Что было делать? Хорошего ветеринара отличает способность принимать твердые решения; в трудных ситуациях нет смысла тянуть. Альф должен был что-то сделать, и он сделал.
Он повернулся к фермеру и со всей уверенностью, на какую только был способен, сказал.
— Боюсь, эта корова не сможет разродиться. Она может погибнуть, если мы достанем из нее этого гигантского теленка, но если вы немедленно забьете ее и разделаете, то получите хорошую цену за тушу.
Эти уверенные слова противоречили бушевавшим в его груди чувствам.
Фермер растерянно уставился на Альфа, и вдруг гнетущую тишину коровника нарушил чей-то голос.
— Я попробую!
Какой-то мрачный коренастый тип зашел поглазеть и молча, с видимым безразличием наблюдал за конвульсиями двух молодых людей. Фермер дал согласие, а Эдди с Альфом были не в том положении, чтобы возражать. Мужчина закатал рукава, достал старый нож и, спрятав его в ладони, ввел руку во влагалище коровы и принялся за работу.
Следующий час показался молодым ветеринарам вечностью, пока этот человек доставал теленка — по частям. Наконец плоды его труда оказались на полу коровника, избавив изможденную корову от нежеланного бремени. Он добился успеха там, где дипломированные ветеринары потерпели поражение.
Эдди и Альф пробормотали слова благодарности, выскользнули из коровника и с грохотом покатили по сельской дороге обратно в Тирск. Их переполняло чувство стыда. Они настолько упали духом, что долгое время не могли вымолвить ни слова, но в конце концов Эдди нарушил молчание и произнес фразу, которую мой отец запомнил на всю жизнь.
— Загублены две блестящие карьеры, Альф! — сказал он, мрачно глядя сквозь потрескавшееся ветровое стекло.
— Да, Эдди, наверное, ты прав, — ответил Альф. — Новости здесь расходятся быстро — особенно плохие. О, им это понравится! Фермеру пришлось делать работу за ветеринара! Они будут кричать об этом на каждом углу! Завтра о нас узнает весь Йоркшир!
Следующие дни превратились в муку. Они ждали реакции фермеров, — но ее не последовало. Им стало казаться, что вся эта история приснилась в страшном сне, но они все еще опасались вызовов в радиусе пары километров от места катастрофы. Вскоре такой вызов поступил. Их пригласили на соседнюю ферму осмотреть корову, и они, собравшись с мужеством, отправились на казнь.
Фермер не заставил себя долго ждать и заговорил о том неприятном случае.
— Мой сосед рассказывал мне о вас, ребята, — заявил он.
— Да? — Альф приготовился к худшему.
— Он так переживает из-за того отела. Да уж, скажу я вам!
— Конечно, переживает!
— Ага, он так разозлился, точно.
Наступило напряженное молчание, потом фермер заговорил снова.
— Не надо было разрешать тому полоумному негодяю гробить корову и вырезать теленка ножом!
Альф и Эдди в недоумении уставились на фермера. Молчание нарушил Альф.
— Что вы хотите сказать?
— Ага, — продолжал фермер. — Он пожалел, что не послушал вас, ребята! Если бы он забил корову, как выговорили, он бы получил чуток денег за ее тушу. Корова пала, прежде чем вы, ребята, вышли со двора. И теперь у него нет ничего. Расстроился он из-за этого дела, скажу я вам! Он считает, что вы, ребята, молодцы! Теперь он всегда будет слушать ветеринара!
Теплая волна окатила молодых людей. Они испытали на себе взлеты и падения, знакомые каждому ветеринару. Оба рассказывали мне эту историю, когда я учился, и каждый произносил одинаковые напутственные слова:
— Если все вокруг кажется тебе мрачным и безысходным, всегда помни, что обязательно наступит новый день!
Способность принимать решения была одной из сильных сторон ветеринара Альфреда Уайта. Много лет назад в том коровнике он принял правильное решение и примет их еще много за годы своей профессиональной жизни.
В ноябре 1940 года Синклер и Уайт воссоединились. Дональд неожиданно вернулся со службы в ВВС, и это означало, что Эдди должен уехать. Но до его отъезда Альф, от его имени, разослал письма по разным объявлениям о работе. Даже в те далекие дни Эдди высоко оценил талант друга к написанию писем: очень скоро ему предложили работу в Колне.
Эдди Стрейтон был очень благодарен, но возможность отплатить другу за его великодушие появится у него не раньше, чем двадцать лет спустя.
На самом деле Дональда выгнали из ВВС, но он этого ожидал. Он уменьшил свой возраст, чтобы его взяли на службу, но уволили его из-за недостаточно быстрой реакции во время учебных полетов. Когда обнаружилось, что Дональду почти тридцать, начальство пересмотрело его дело и решило отправить его домой. Профессия ветеринара, предоставлявшая бронь, тоже сыграла свою роль.
Вернувшись домой, Дональд как одержимый набросился на работу. Это было кстати, так как дел становилось все больше, и оба партнера работали до изнеможения. Однако «помощь» уже была на подходе.
Отец Эдди Стрейтона предлагал машину на продажу, и Дональд решил ее купить. В один прекрасный день он сказал Альфу:
— Альфред, отправляйтесь в Глазго и заберите машину. Возьмите пару выходных, повидайтесь с родителями, а на обратном пути, пожалуйста, захватите моего брата из ветеринарного колледжа, — он едет сюда на рождественские каникулы. Этот негодник сейчас на третьем курсе и наверняка снова завалил экзамены! Да поможет ему Бог, если это так!
Альфу Уайту предстояло познакомиться с Брайаном Синклером, который станет его близким другом на всю жизнь. Много лет спустя весь мир узнает его под именем Тристана Фарнона.