«Чудесно иметь помощника, особенно такого хорошего, как он. Он всегда внушал мне симпатию, но когда меня вызвали на отел в три часа утра, и я передал вызов ему, а сам повернулся на другой бок и снова заснул, моя симпатия переросла в чувство глубокой привязанности», — эти слова из последней книги Джеймса Хэрриота «Все живое» имеют особое значение для ветеринарных врачей, удостоенных сомнительной чести мчаться на рассвете на холодную ферму, выскочив из теплой постели.

Появление Джона Крукса внесло новый смысл в жизнь Альфа Уайта. В первые десять лет работы ветеринаром он почти каждую ночь ездил по вызовам, и возможность послать на далекую ферму кого-то другого вызывала в нем ощущение восторга и чуда: «Впервые в жизни кто-то работает на меня!»

Джон не только хорошо знал свое дело, он был приятным человеком и нравился клиентам. Для Альфа начало 1950-х годов было очень счастливым. Они с Джоном стали большими друзьями, и в клинике царила атмосфера веселья и юмора. В то время практика процветала. Сельское хозяйство бурно развивалось, фермеры стали более образованными, и ветеринары должны были соответствовать, — идеальные условия для такого умного молодого человека, как Джон Крукс.

Джон провел в Тирске почти три года. Он уехал в мае 1954-го и основал собственную практику в Беверли. В конечном счете он добился признания своих заслуг, став президентом Британской ветеринарной ассоциации в 1983 году. Однако, несмотря на высокое положение, он не забыл свое скромное начало в Тирске и смотрел на годы, проведенные с Альфом и Дональдом, как на самые счастливые в жизни. Старшие коллеги давали ему дельные советы и оказывали огромную поддержку, столь необходимую молодому человеку, делающему первые шаги на профессиональной стезе. Работа в Тирске произвела на Джона столь глубокое впечатление, что, уезжая, он взял с собой бутылку, наполненную «воздухом» с Киркгейт, 23, в надежде воссоздать в своей новой практике эту атмосферу дружбы и доброго юмора.

Джон и его жена Хитер оставались большими друзьями Уайтов, и Альф стал крестным отцом их первой дочери Аннет. Много лет спустя, когда Джон стал президентом Б В А, он попросил Альфа выступить на церемонии, посвященной его вступлению в должность. В своей речи Альф поделился воспоминаниями о «совсем молоденьком ветеринаре», как называли Джона фермеры. Именно тогда Альф Уайт, осознав, что он уже не самый молодой человек в практике, почувствовал, что начинает стареть.

Появление помощника изменило стиль жизни Альфа. Попробовав вкус более цивилизованного существования, но видя, что жена по-прежнему надрывается на Киркгейт, 23, он твердо решил перевезти семью из большого холодного дома. Кухни в фермерских домах поражали его воображение. Теплые, с печками или огромными плитами, занимавшими почти все пространство, они казались Альфу душой дома, где происходят только хорошие вещи. Он долго мечтал об уютном доме с большой теплой кухней, где вся семья будет собираться за столом. Этот образ резко отличался от спартанских условий, в которых он жил уже столько лет.

Хотя последние пять лет Альф прилично зарабатывал, ему удалось скопить очень мало. Кроме того, что ему приходилось кормить и одевать всю семью, он взял на себя дополнительные финансовые обязательства. Я учился в частной начальной школе Айви-Дин, а в помощь матери по поддержанию порядка в доме он нанял энергичную маленькую женщину. Начав свой трудовой путь без гроша за душой, Альф начал поиски нового дома так же, практически без денег.

Это его не остановило, и вскоре ему приглянулся дом на Стоктон-Роуд в Тирске. Это было именно то, что он искал: дом стоял в красивом месте и идеально подходил для семьи по размеру. Его продавали с аукциона, проходившего в гостинице «Золотое руно», и Альф, вооруженный мечтой и очень маленькой суммой, отправился туда с твердым решением приобрести дом во что бы то ни стало. Этот аукцион он не забудет никогда. Цена поднялась до 3000 фунтов — о такой сумме он мог только мечтать, — но он упрямо торговался, думая только о том, что должен вывезти семью из холодного дома с каменными полами. Напряжение в зале нарастало с каждой секундой, и когда остались только два претендента — он и его соперник, Альф не выдержал. Твердая решимость внезапно испарилась, и он сдался. Из «Золотого руна» он вышел опустошенным и сломленным человеком.

Этот случай не прошел для Альфа бесследно. Выходя из гостиницы, он бросил взгляд в зеркало, но с трудом узнал свое мертвенно-бледное лицо, — мрачная, бледная тень человека, который шел на аукцион, окрыленный надеждой. Он чувствовал себя столетним стариком. Этот эпизод настолько врезался ему в память, что он описал его в книге «Все живое».

Потеря дома на деле обернулась удачей. Через некоторое время после ожесточенной торговли Альф купил участок земли на Топклифф-Роуд, где построил свой собственный дом. Он обошелся на 1000 фунтов дешевле, к тому же его построили по чертежам Альфа и Джоан. Благодаря прочному положению в практике Альф сумел получить кредит на 2000 фунтов и теперь мог рассчитывать на уют для своей семьи. В новый дом мы переехали зимой 1953 года. Отец назвал его «Роварденнан» в честь красивого маленького холма на берегу озера Лох-Ломонд. Здесь мы проведем следующие двадцать пять лет нашей жизни.

Я хорошо помню день нашего переезда. В память врезались комнаты без сквозняков и покрытые коврами полы. Здесь не было центрального отопления, но по сравнению с Киркгейт это было самое теплое и уютное гнездышко на свете. Больше всего Альф восторгался кухней. Там господствовала плита «Ага», внушительное, надежное хранилище тепла, которому Альф будет поклоняться следующие двадцать пять лет. У Альфа — так и вижу его сгорбленную фигуру в халате с чашкой чая в одной руке и поджаренным хлебцем, намазанным пастой «Мармайт», в другой, — было много причин благословлять эту плиту.

1953-й стал для Альфа годом счастья и побед. Он построил свой дом, его дети учились в прекрасной школе, а дела в практике шли настолько хорошо, что они могли позволить себе помощника. Жизнь налаживалась.

Одно грустное событие все же произошло вскоре после переезда в «Роварденнан». Нашего маленького песика Дэнни сбила машина на дороге около дома. У этого к тому времени четырнадцатилетнего пса было крепкое тело и здоровое сердце молодой собаки, возраст сказался на нем только в одном — он стал глуховат. Он не услышал машину, которая оборвала его жизнь, но, к счастью, смерть наступила мгновенно. Нам казалось, что Дэнни будет жить вечно, но незнакомое окружение и глухота погубили его.

Я помню, как отец вошел в нашу комнату и сказал нам с Рози, что Дэнни больше нет. Мы плакали, не стыдясь своих слез. Мы считали его членом семьи и несколько недель не могли привыкнуть к тому, что наш лохматый маленький друг не бежит рядом.

Альф даже помыслить не мог о поездках в машине без собаки, и сделал то, что всегда советовал клиентам, потерявшим любимца, — нашел другого. В то время Дональд держал биглей, и одна сука в помете оказалась очень маленькой и слабой. Она с трудом поспевала за остальными, и Дональд с радостью подарил ее Альфу. Так это очаровательное маленькое существо, которое мы назвали Диной, стало вторым собачьим компаньоном Альфа в его долгих поездках.

Дина была полной противоположностью своему предшественнику. Вся ее жизнь крутилась вокруг миски с едой. Быстро умяв свою порцию, она хотела еще и, чтобы получить добавку, использовала свое главное оружие. У этой неотразимой маленькой гончей была умильная мордочка с влажными коричневыми глазами, и стоило ей взглянуть на нас, как все наши твердые решения не перекармливать ее куда-то исчезали. Когда мы садились за стол, она неизменно крутилась рядом, а поскольку моя бабушка больше всех поддавалась на чары Дины, сочные куски регулярно падали прямо в пасть занявшей стратегическую позицию собаки. Из-за такой роскошной жизни Дина стала очень толстой, несмотря на долгие прогулки с Альфом. Он постоянно внушал теще, чтобы та перестала закармливать Дину, но собака вертела старушкой, как хотела, и в результате Альф Уайт, ветеринар, к своему стыду, был хозяином одной из самых толстых собак в Тирске.

Мы все считали Дину, как и Дэнни, членом семьи и очень переживали, когда она погибла в 1963 году в возрасте одиннадцати лет, проглотив крысиный яд. Ненасытный аппетит привел ее к смерти.

Джеймс Хэрриот писал о своем первом «автомобильном псе» в четвертой книге «Ветеринар за работой». Там он фигурирует как бигль по кличке Сэм.

Его общество удивительно обогатило короткие минуты отдыха, которые я позволял себе между вызовами. На фабриках и в учреждениях устраивают перерывы, чтобы выпить чашечку чая, а я просто останавливал машину и окунался в великолепие, которое всегда было рядом: прогуливался в лабиринте живых изгородей, углублялся в рощу или — вот как теперь — просто шел туда, куда вела тропка на вершине холма.

Я поступал так с самого начала, но благодаря Сэму эти недолгие минуты приобрели особый смысл. Те, кто когда-нибудь гулял с собакой, знают, какую глубокую радость получаешь, доставляя удовольствие верному четвероногому другу, и, глядя, как Сэм весело бежит впереди, я начинал понимать, чего мне раньше не хватало во время таких прогулок.

На примере бигля Сэма видно, что Джеймс Хэрриот часто использовал в книгах собирательные персонажи, наделяя их чертами разных людей или животных. Сэм, скажем, объединяет в себе характеры Дэнни и Дины.

Альф очень любил собак и никогда не мог понять, как кто-то может жить без четвероного друга, а тем более гулять. Однажды мы с ним выгуливали Дину на берегу реки Кодбек, — это было популярное место среди любителей собак. Мимо прошел незнакомый мужчина, и отец сказал мне:

— Подозрительный тип! Интересно, что он замышляет?

— С чего ты взял? — удивился я. Мне тот человек показался совершенно обычным. — Что в нем подозрительного?

Отец посмотрел вслед удаляющейся фигуре и улыбнулся.

— Он без собаки!

Все хорошее когда-нибудь кончается, и весной 1954 года Альф с сожалением узнал, что Джон Крукс уезжает в другой район Йоркшира, где собирается открыть собственную практику. Альф с грустью с ним попрощался, и на смену Джону прибыл другой молодой ветеринар, — с тех пор помощники часто сменяли друг друга на Киркгейт, 23.

Джеймс Хэрриот рассказывает в книгах только о трех помощниках — Джоне Круксе (которому он оставил настоящее имя), Калуме Бьюкенене (настоящее имя — Брайан Неттлтон) и Кармоди (он предстает в образе студента в третьей книге «Не будите спящего ветеринара», но на самом деле работал помощником и звали его Оливер Мерфи). Разумеется, были и другие. За сорок восемь лет в практике сменилось тридцать молодых помощников, и все они обладали богатым разнообразием характеров.

Джеймс Хэрриот пишет, как грустно ему было расставаться с Джоном Круксом, но его грусть развеял незабываемый Калум, прибывший со своими барсуками и остальным зверинцем. Брайан Неттлтон, настоящий Калум, приехал только в 1957-м, и до него в Тирске работали еще четыре помощника, — о них Альф никогда не упоминал в своих книгах.

Помощника, сменившего Джона, звали Джим Чедуик. Если бы отец написал еще одну книгу, он вполне мог стать ее персонажем. Изучая жизнь отца, я наткнулся на кое-какие заметки для будущей книги, записанные на диск, и в них много информации о Джиме.

Джим Чедуик был привлекательным молодым человеком, который быстро завоевал расположение женщин. Он отличался не только привлекательностью, но и обаянием, и оказался настоящим сокровищем для практики. Джим был очень хорошим ветеринаром, но в первые недели ему недоставало уверенности, и в трудных ситуациях он постоянно обращался за советом к Альфу. Через много лет он сказал мне, что очень высоко ценит помощь, которую ему оказывали в те первые трудные недели.

Альф ничего не имел против. Он предпочитал иметь дело с молодыми людьми, готовыми слушать и учиться. Я помню другого помощника, который относился к этому иначе. Полагая, что знает все, он отказался следовать совету старших коллег. В результате он совершил несколько страшных ошибок, стоивших Альфу и Дональду многих бессонных ночей.

У старого друга отца Эдди Стрейтона, с которым я проработал пятнадцать месяцев, не было времени на молодых помощников, считавших, что они все знают лучше других. Он весьма категорично выразил свое мнение.

— Я скажу тебе, что с ними не так, — однажды заявил он мне. — Они слишком мало знают, чтобы знать, что они ни черта не знают!

Джиму Чедуику, однако, хватило ума понять, что ему еще многому надо учиться. Я попросил его рассказать о времени, проведенном в Тирске.

— За шесть месяцев у Альфа Уайта и Дональда Синклера я узнал больше, чем за пять лет в университете. Практика Синклера и Уайта была эталоном, к которому я всегда стремился впоследствии. У меня было два идеала, которым я старался подражать: Дж. Г. Райт, декан факультета Ливерпульского ветеринарного колледжа, и Альф Уайт.

Джим написал об одном случае, живо напомнившем о жизни в Скелдейл-хаусе с несравненным Зигфридом:

«Я ни разу не видел, чтобы Альф Уайт выходил из себя, но у Дональда Синклера были свои причуды. Помню, он задал мне хорошую головомойку, когда я уронил стеклянный шприц, который, естественно, разбился. Представьте мое удивление, когда несколько дней спустя мистер Синклер сделал то же самое. Я счел благоразумным промолчать, но заметил веселый огонек в глазах Альфа».

Работы с туберкулинизацией становилось все больше, нагрузка увеличивалась, и Альф с Дональдом взяли еще одного помощника — Кена Хиббита, студента из Бристоля. Он приехал в ноябре 1954-го, и они с Джимом Чедуиком стали большими друзьями. Теперь Альф полностью избавился от ночной работы, — для него это была неслыханная роскошь. В начале 1950-х он чувствовал себя очень

счастливым: он много времени проводил с семьей, работал с людьми, которые ему нравились, и занимался полезным и увлекательным делом.

Иен тоже написал мне о том времени, когда работал в Тирске:

«Альф был потрясающим человеком. Я многому научился, пока ездил с ним по вызовам. Он с пониманием относился к выпускникам, только начинающим свой профессиональный путь. Он не ограничивал своих молодых коллег одними туберкулиновыми пробами, ампутацией рогов или другими обычными процедурами. Он позволял им заниматься более интересными случаями и никогда не вмешивался. При этом с ним всегда можно было обсудить проблемы и получить у него хороший совет. Если животное умирало, Альф проявлял сочувствие и пытался внушить расстроенному коллеге уверенность в своих силах. Я хорошо помню, как в первые месяцы в Тирске потерял корову, у которой был жировой некроз. Альф поддержал меня, уверяя, что я больше ничего не мог сделать. Ему понадобилось небольшое поле, — заметил он, — чтобы закопать все свои неудачи».

Хотя молодые люди с удовольствием вспоминают проведенное в Тирске время, им приходилось очень много работать. Они получали выходной один раз в месяц и часто работали внеурочно.

Альф знал, что Иен не останется в Тирске. У него был академический ум, и он мечтал заниматься преподаванием и наукой. В феврале 1956 года он уехал в Бристольский университет, где читал лекции по биохимии и получил степень доктора философии в области нарушений обмена веществ.

После отъезда Кена пришлось искать нового помощника, и в том же месяце прибыл Оливер Мерфи. Если назвать его имя старым клиентам нашей практики, уверен, они его не вспомнят, однако он — один из немногих помощников, вошедших в рассказ Джеймса Хэрриота.

Оливер, серьезный молодой человек, также видевший свое будущее в науке, проработал в практике всего четыре месяца. Он имел небольшое представление о том, как обращаться с сельскохозяйственными животными, и не раз участвовал в ужасающих родео, но был приятным молодым человеком и пользовался уважением у фермеров. Фермерам он нравился, потому что боролся до конца и никогда не сдавался. Альф обыграл это качество в книгах, описывая Оливера в образе студента Кармоди — молодого человека, который упрямо цеплялся за веревку, обмотанную вокруг шеи рассвирепевшего зверя, пока тот тащил его по навозу.

Альф любил слушать смешные истории своих коллег, и Оливер, несмотря на серьезное отношение к жизни, был не лишен чувства юмора. Однажды он вернулся с фермы весь в грязи после жаркой схватки с разбушевавшимися молодыми бычками. Он безуспешно гонялся за своими пациентами по двору и в конце концов свесился вниз головой с перекладины с арканом в руке, надеясь зацепить животное, когда оно понесется мимо. Огромные животные были взбудоражены, и если бы Оливеру удалось поймать одного из них, мы бы, вероятно, его больше не увидели. Провисев несколько минут вверх ногами, Оливер получил представление о сдержанном йоркширском юморе.

Снизу появился фермер и заглянул ему в лицо.

— Мистер Уайт делает это по-другому! — заметил он, невозмутимо раскуривая трубку.

Оливер был лишь временным помощником, но он провел в Тирске достаточно времени, чтобы оставить яркий след в душе будущего Джеймса Хэрриота.

В конце 1956 года стали собираться тучи. Джим Чедуик хотел остаться в Тирске, но, будучи человеком женатым, нуждался в определенной стабильности. Альфу он очень нравился, он мечтал, чтобы Джим стал его партнером, но, поскольку Дональд ни в какую не соглашался, у Джима не осталось выбора: в январе 1957 года он уехал. В то время мне было всего четырнадцать, но я помню, как подавлен был отец из-за отъезда коллеги. Он чувствовал, что мог бы проработать с Джимом всю жизнь. Он долго переживал, но потом осознал, что жизнь продолжается, и подготовил себя к встрече со свежим лицом, с новым человеком, которого он будет обучать методам Синклера и Уайта.

Через несколько дней после отъезда Джима Альф стоял на платформе Тирского вокзала, встречая его преемника. Когда тот сошел с поезда, Альф не поверил своим глазам. Он в недоумении уставился на высокого человека с черными усами и темными сверкающими глазами, — на его плечах, словно пушистый воротник, лежал барсук, а рядом шагал гигантский пес. Альф всегда знал, что профессия ветеринара скучать не дает, как и обещал ему старый директор Ветеринарного колледжа Глазго доктор Уайтхаус, и это представление было тому подтверждением.

Прибыл Брайан Неттлтон. Альф решил, что новый помощник окажется интересной личностью. Он не ошибся. Брайан оставит о себе богатую память и возродится в образе Калума Бьюкенена, персонажа, очаровавшего миллионы телезрителей много лет спустя.

Уверен, что ни один старый фермер из нашей практики не забыл Брайана Неттлтона — «ветеринара с барсуком». Брайан был уникальным человеком и в то же время прекрасным ветеринаром, одним из лучших среди всех, кто ходил по извилистым коридорам на Киркгейт, 23. Он был не только крупным, сильным мужчиной, поражавшим клиентов своим серьезным, практичным подходом к делу, но и искусным хирургом, способным делать сложные операции любому виду животных. Брайан щепетильно относился к чистоте, и его аккуратные швы быстро заживали. Он отлично ладил с животными — ценное качество для человека его профессии. Это производило впечатление на клиентов, и многие видели в нем «доктора Айболита».

Однажды он осматривал стадо коров в Амплфорте, где лечил многих из них от сезонного заболевания. Брайан неправильно рассчитал дозу лекарства и ввел каждому животному в десять раз больше рекомендуемого количества.

Скотовод был потрясен. Через пару дней встретив Альфа, он сказал:

— Никогда ничего подобного не видел! Он сделал уколы всем коровам, и все, как одна, поднялись. Думаю, секрет в усах!

В Брайане было что-то цыганское, и на природе он чувствовал себя как дома. Я часто составлял ему компанию, когда он рано утром отправлялся в окрестные холмы, где мы наблюдали за разными дикими животными, — об их существовании я даже не догадывался, пока Брайан не позволил мне заглянуть в их темный и загадочный мир.

Он был одним из самых популярных помощников, удостоивших своим присутствием практику Синклера и Уайта, но иногда он бывал и одним из самых трудных. Его душа не принимала ничего, что хотя бы отдаленно напоминало рутину. Даже такая основная потребность организма, как еда, удовлетворялась нерегулярно. Однажды Альф наблюдал, как Брайан, который накануне ничего не ел, слопал два фруктовых пирога целиком, а я сам видел, как он проглотил двух с половиной жареных уток в один присест. Брайан был вольным человеком — казалось, он вечно пытается вырваться на свободу, — и талантливым ветеринаром, но создавалось впечатление, что одной ветеринарной практики ему недостаточно, он как будто все время находился в поиске.

Его необычное отношение к жизни, безусловно, не вписывалось в упорядоченную работу практики. Предпочитая просыпаться рано, Брайан как-то спросил Альфа, нельзя ли ему начинать работу в шесть часов утра и заканчивать в три часа дня, — и получил отказ. Он также имел привычку надолго исчезать, никому не сообщая, где он. Дональд приходил в ярость от жуткой вони, разносившейся по всему дому, когда Брайан варил потроха для своих барсуков. Бегающие по саду лисы и летающие по коридорам дома на Киркгейт совы отнюдь не повышали настроение его нанимателя.

Рабочим машинам тоже доставалось от Брайана. Он выжимал из них последние силы, гоняя по вызовам, а его барсуки бесчинствовали на задних сиденьях, от которых в буквальном смысле ничего не оставалось после нескольких таких поездок. Однажды Брайан вернулся на машине, у которой напрочь отсутствовало переднее крыло. Увидев ужас на лице Альфа, он широко улыбнулся.

— О, извините, мистер Уайт. Я думал, вдруг вы не заметите!

Благодаря огромному обаянию Брайану все сходило с рук.

Невзирая на эти мелкие сложности, Альф очень привязался к Брайану и со смешанным чувством воспринял его отъезд в ноябре 1958 года. У Альфа уже был один весьма неординарный коллега в лице Дональда Синклера, и, как бы он ни восхищался Брайаном, присутствие этой парочки в одной клинике создавало серьезные проблемы. Тем не менее, Альф с грустью попрощался с Брайаном, когда тот уехал на работу в Галифакс в канадской провинции Новая Шотландия. Он был одним из самых интересных и популярных ветеринаров практики и оставил незабываемый след в душе будущего Джеймса Хэрриота.

Да, Брайан Неттлтон раздражал Дональда своей эксцентричностью, но и Дональд, в свою очередь, испытывал терпение целой армии работавших на него помощников.

Чаша терпения Дональда переполнялась очень быстро. Он не мог долго говорить по телефону, и клиенты часто не успевали передать свое сообщение полностью. Ощущение безысходности, когда приходится выслушивать бесконечный монолог, льющийся из трубки, хорошо знакомо каждому ветеринару. Дональд нашел простое решение. Устав от разговора, что происходило довольно быстро, он, очень мягко и самым учтивым тоном, говорил «до свидания». В результате помощник приезжал на ферму без необходимых инструментов, потому что Дональд не успел узнать, какая предстоит работа. После этого несчастный молодой ветеринар имел «серьезный разговор» с фермером.

При неизменной вежливости с клиентами Дональд был не столь учтив с членами своей семьи. Его брат Брайан однажды рассказывал Альфу, что имел несчастье позвонить Дональду, когда тот смотрел свою любимую передачу по телевизору. Дональд, как обычно, схватил трубку на первом звонке. Разговор был короткий.

— 206! Кто это?

— Брайан.

— «Старая гвардия» идет! — рявкнул Дональд и бросил трубку.

Еще он имел обыкновение — когда бывал в соответствующем настроении, — браться за огромное количество вызовов. В ответ на протесты коллег Дональд уверял, что справится. Естественно, он не успевал, и дежурному помощнику приходилось вечером выезжать на его оставшиеся вызовы.

Дональду это всегда сходило с рук. Он рассыпался в извинениях, приглашал помощника на чашку чая и всякий раз получал полное прощение. Его спасало природное обаяние.

— Знаешь, — сказал однажды Альф, размышляя о своем партнере, — у каждого человека есть врожденное качество, которое помогает ему в жизни. У Дональда — это его природное обаяние. Что бы он ни делал, ты просто не можешь долго на него сердиться. Сколько я его знаю, он всегда обладал даром окружать себя людьми, готовыми на него работать. Хотел бы я тоже так уметь!

Однако больше всего в Дональде подкупало его отношение к детям. Этот феноменально нетерпеливый человек кардинально менялся, когда дело касалось маленького ребенка. Он уделял массу времени своим детям Алану и Джанет (Рози и я часто играли с ними в огромном, волшебном поместье «Саутвудс-Холл») и с тем же терпением относился к другим детям.

Помню, однажды Дональд разговаривал с клиентом в нашей конторе, и вдруг его прервала маленькая девочка. Она нарисовала лягушку и мечтала кому-нибудь ее показать. Малышка сделала правильный выбор.

Дональд отвернулся от клиента и наклонился к ребенку.

— Очень интересно! Дай-ка посмотреть. — Он внимательно разглядывал рисунок, а малышка приплясывала от восторга. — А как ты назвала эту лягушку? — мягко поинтересовался он.

— Фрэнсис! — крикнула девчушка, высоко подпрыгивая.

— Лягушка Фрэнсис! Какое чудесное имя! — восхитился Дональд.

Потом девчушка начала с восторгом рассказывать Дональду о своей лягушке, а он внимательно слушал. После этого Дональд взял девочку за руку и повел в сад показать какие-то цветы — совершенно забыв о клиенте, который, между прочим, платил ему деньги. Потрясающий человек! Ему не хватало терпения на своих коллег, но он располагал всем временем в мире для маленького ребенка.

У отца было еще два «помощника» — моя сестра и я, и в 1950-х мы часто ездили вместе с ним на вызовы. В одном мы действительно ему помогали — открывали и закрывали ворота. На современных фермах гораздо меньше ворот, большинство из них сменили решетчатые ограждения, но тогда ветеринар много времени тратил на ворота. Во время его визитов на ферму братьев Эйнсли из Невистон-хауса Альфу приходилось четырнадцать раз вылезать из машины, чтобы открыть и закрыть ворота, причем створки были связаны старой веревкой. Каждый визит превращался в бесконечный марафон, и Альф даже описал эту ферму с допотопными воротами и разбитым проселком в первой главе книги «Всех их создал Бог».

Рози очень серьезно относилась к своим обязанностям. Когда она пошла в школу в 1952 году, то искренне переживала, что отец без нее не справится.

Во время учебы в школе, когда я уже решил стать ветеринаром и всерьез присматривался к своей будущей профессии, мне довелось наблюдать за работой отца. Я обратил внимание на его добросовестное и внимательное отношение. Особенно мне нравилось смотреть, как он принимает роды у коров и овец, — все манипуляции он производил с чрезвычайной мягкостью. Отец много раз говорил, что отел — его любимая работа, которую он может выполнить быстро и аккуратно. Однажды ему поступило шестнадцать вызовов на окот. Он справился с ними за три часа.

Так же ловко отец управлялся со свиньями. В подростковом возрасте у меня не было сомнений в выборе профессии, но визиты к свиньям вместе с отцом подвергали мое решение серьезному испытанию. Я страшно боялся свиней.

В те дни, когда домашний бекон входил в основной рацион питания йоркширцев, во дворе у многих мелких фермеров стояли покосившиеся развалюхи, в которых жили огромные жирные свиноматки. Эти грозные животные не любили, когда их тычут иголками, и вели себя особенно агрессивно, если ветеринар прикасался к поросятам. У свиней полон рот зубов, но отец, казалось, ничуть их не боялся. Он входил в их логово с обычной доской или старой метлой и ловко делал инъекции, не обращая внимания на возмущенные вопли.

Когда лечение требовалось поросятам, свинью выманивали каким-нибудь лакомством, дверь запирали, и ветеринар спокойно делал свое дело. Свинья считается трудным в обращении животным, которое «бурно реагирует на малейшее посягательство». Это правда. Поросята рождаются с мощными голосовыми связками. В юности я часто помогал отцу делать инъекции визжащим поросятам. Пока он возился с ними в свинарнике, разъяренная свиноматка, обезумев от воплей своих детенышей, бешено кидалась на наше жалкое убежище. Моей единственной задачей во время этих оглушительных мероприятий было обеспечить пути отхода на случай, если рассвирепевшая мамаша ворвется в сарай.

Однажды отец попросил меня сделать укол свиноматке. Мне тогда было около пятнадцати лет. Дрожа от страха, я воткнул иглу ей в ногу. Громадная свинья с ревом взметнулась с подстилки, а я пулей выскочил из свинарника, оставив иглу в ее бедре. Отец задал мне хорошую трепку.

— Черт возьми, Джим! — кричал он. — Ты никогда не станешь ветеринаром, если будешь убегать от своих пациентов!

— Я не хочу остаться без ноги! — отвечал я. — Ты видел, какие у нее зубы?

— Нужно действовать быстро! — кричал он. — Нечего бояться этих чертовых свиней!

Будучи доброжелательным человеком, отец жестко критиковал меня, если считал, что я не «соответствую», и досадливо бурчал, если мне не удавалось схватить молодого бычка за ноздри с первого раза. Если корова брыкалась, потому что я неумело доил ее, он очень возмущался.

— Не стой сзади! — орал отец. — Подойди поближе! Останешься без головы, если будешь стоять сзади!

Он постоянно внушал мне, что на ферме я буду выглядеть круглым дураком, если не смогу правильно обращаться с животными. Потом его наставления, безусловно, очень помогли мне. В 1975 году я с изумлением увидел в «Дейли Экспресс» фотографию Джеймса Хэрриота, гоняющегося за поросенком. Совершенно очевидно, что снимок сделали исключительно ради статьи. Альф первый бы сказал, что бегать за свиньями бессмысленно. Эти удивительно юркие животные способны развивать невероятную скорость. Поймать их можно только хитростью.

Нам с отцом часто приходилось делать инъекции сразу дюжине проворных свинок. Столкнувшись с розовой визжащей массой, носящейся по двору, он загонял их в угол и перекрывал выход огромной створкой ворот. Оказавшись в ловушке, свиньи пронзительно верещали, а отец говорил: «Подожди, через минуту они успокоятся». И ни разу не ошибся. Внезапно визг прекращался, и свиньи замирали. Он быстро вводил всем лекарства, и ни одна свинья даже не шелохнулась. Вот так все просто.

Хотя Альф Уайт в основном занимался коровами, овцами и свиньями, иногда ему приходилось работать и с лошадьми. В первые годы практики в Тирске он накопил богатый опыт, обрезая хвосты жеребятам и кастрируя диких жеребцов. Выжеребка рабочих кобыл требовала особенно сильного напряжения. С лошадьми обычно работал Дональд, имевший репутацию превосходного конского доктора: он больше сорока лет занимал должность ветеринара на тирском ипподроме. Но и Альф не был новичком в этом деле.

Да, Альф не был крупным специалистом по лошадям, но с домашними питомцами ситуация была абсолютно другой. В 1950-х годах работы с мелкими животными становилось все больше, и мне представилась возможность наблюдать, как отец действует в этой совершенно иной области. Здесь в полной мере проявился его талант опытного, знающего ветеринара, и здесь, как и среди йоркширских полей и ферм, он встретил немало удивительных персонажей, которых потом с таким мастерством и юмором увековечил в книгах.