В 1950-е годы, невзирая на то, что в практике Синклера и Уайта работа с крупным скотом оставалась на первом месте, Альфа Уайта высоко ценили как крупного специалиста по мелким животным. Он понимал, что эта область ветеринарии может со временем приобрести приоритетное значение и что доброжелательное отношение к пациентам играет огромную роль.

Альф всегда следовал постулату: «Важно не то, что ты делаешь, а как ты это делаешь», — который постоянно вдалбливал в головы помощников. Сочувственное и внимательное отношение к пациенту сегодня так же важно, как и много лет назад. В марте 1992 года в информационном бюллетене Королевского ветеринарного колледжа вышла статья:

«Джеймс Хэрриот — критерий, по которому оценивается вся профессия. Возможно, по сегодняшним стандартам его ветеринарная наука устарела, но только не его ветеринарное искусство. Ветеринария приобрела огромную популярность благодаря Альфу Уайту, что остается предметом зависти всех других профессий».

Альф всегда тщательно думал, прежде чем что-то делать, и к каждому случаю подходил с большой осторожностью. Несмотря на обширный клинический опыт, он никогда не стремился стать специалистом в области ветеринарии мелких животных. Когда появились новые методики, он считал, что они не для него. Более того, он с подозрением относился ко многим современным анестетикам, предпочитая, чтобы пациент, по возможности, оставался в сознании.

Сохранив глубокое уважение к общему наркозу в 1960-х и 1970-х, Альф предпочитал делать относительно крупные операции под местной анестезией. Он удалял большие опухоли грудной железы у сук и много раз оперировал собак с энтропионом — заворотом века, который устраняется с помощью восстановительной хирургии, — исключительно под местным наркозом. Он всегда испытывал особое удовольствие, когда видел облегчение пса, освободившегося от боли и неприятных ощущений после операции на энтропионе.

Альф в совершенстве владел одним приемом — «пеленанием» кошек. С помощью одной лишь старой простыни он в считаные секунды превращал разъяренную шипящую кошку в туго скрученный кокон. Он особенно гордился своим мастерством в этой «области ветеринарии» и однажды сказал мне после того, как молниеносно проделал этот трюк:

— У меня нет особых заслуг, чтобы вспоминать меня после смерти, Джим, но ты, по крайней мере, сможешь сказать, что твой старик прекрасно делал одну вещь: умел спеленать кошку!

Благодаря своему доброжелательному отношению Альф завоевал любовь многих клиентов, но самыми преданными его поклонниками были мисс Марджори Уорнер и ее маленький песик Бамби. Эта леди и ее очаровательный пекинес жили в большом красивом доме в Соуэрби, и Джеймс Хэрриот увековечил эту парочку в своих ранних книгах. Миссис Памфри и Трики-Ву стали самыми известными его персонажами.

Бамби Уорнер был прелестным псом, который всех любил, — а мы его просто обожали! Каждый раз, когда это смышленое маленькое создание отправлялось в отпуск — что бывало довольно часто, — мы получали великолепные корзины с подарками, адресованные просто «дядюшке Уайту». В корзинах были деликатесы, которые раньше нам и не снились: икра, гусиный паштет, обжаренные в меду куски свинины, экзотические консервы и другие аппетитные лакомства. Если Бамби уезжал на йоркширское побережье, нам доставляли огромные коробки копченой сельди из Уитби. Неудивительно, что Альф, обожавший копченую селедку, с такой любовью писал о Бамби и мисс Уорнер. Альф лакомился подарками, не забывая посылать благодарственные письма.

К несчастью, он совершил две серьезные ошибки, из-за которых мы едва не лишились этих чудесных даров. Он адресовал первое письмо самой мисс Уорнер. После того, как Бамби выразил свое недовольство, Альф быстро исправил положение, отправив маленькому пекинесу письмо с извинениями. Вторую ошибку он допустил, когда адресовал еще одно письмо «мастеру» Бамби Уоррену. Правильно было написать на конверте, конечно же, «Бамби Уоррену, эсквайру». Терзаясь чувством вины, Альф тут же отправил другое письмо, но на этот раз ответа не получил. Вся семья замерла в ожидании, — шли недели, а нам не доставили ни одной корзины! К счастью, по прошествии времени и после нескольких визитов Бамби простил Альфа, и аппетитные корзины стали прибывать снова. Альф усвоил урок: в будущем он с должным почтением относился к статусу Бамби.

Джеймс Хэрриот столь красочно описал миссис Памфри и Трики-Ву, что мисс Уорнер сразу поняла, кто стал их прототипом, но не обиделась. Альф всегда питал искреннюю симпатию к ней и ее маленькому песику, и в его рассказах она предстает добросердечной женщиной, чья любовь к собаке иногда «зашкаливает».

Альф Уайт был популярным ветеринаром, но всегда признавал, что не может вылечить всех. Было несколько ферм, где, как бы он ни старался, все его усилия оканчивались неудачей. Он называл их «проклятыми фермами» и под любым предлогом уклонялся от визитов туда.

Однажды Дональд сказал ему:

— У коровы на ферме Фернесса что-то с глазом, Альфред. Тебе по пути, может, заедешь к ним?

— Нет, — твердо ответил Альф, — прости, но я бы не хотел. Всякий раз, как я появляюсь на этой ферме, какое-нибудь животное падает замертво! Фрэнк Фернесс — чудесный человек, и, несмотря на длинный список скота, павшего после моих визитов на его ферму, он все равно, похоже, неплохо ко мне относится. Я не хочу больше испытывать его терпение.

— Но ты же едешь мимо, Альфред. Зачем посылать кого-то туда специально? У коровы всего лишь слезятся глаза, и тебе надо просто наложить мазь. Ничего плохого не случится!

Дональд оказался прав. Это был легкий случай конъюнктивита. Альф неохотно согласился и поехал на ферму, где помазал корове глаза. Простой, незамысловатый случай.

На следующий день раздался телефонный звонок. Корове стало хуже, у нее распухли суставы. «Какая связь между распухшими суставами и слезящимися глазами?» — думал Альф, торопясь на ферму.

На самом деле корове стало значительно хуже. Она едва передвигала ноги, дыхание было затруднено, а из носа текли обильные выделения. С мрачной решимостью Альф испробовал все, что мог, для ее спасения. Он сделал ей инъекцию антибиотиков, ввел внутривенно стероиды, сделал укол витаминов и перед отъездом с фермы лично укрыл ее попоной. Когда он вернулся домой, в его голове билась одна мысль: «Какое это имеет отношение к конъюнктивиту?»

Злая судьба вновь посмеялась над Альфредом Уайтом. На следующий день его пациентке стало еще хуже: у нее запали глаза, и она не могла подняться. В тот же день приехал живодер и избавил ее от страданий.

Этот случай еще больше укрепил уверенность Альфа в том, что «проклятые фермы» существуют, и он еще долго объезжал эту ферму стороной. Фрэнк Фернесс никогда не винил Альфа, и много лет спустя, когда о книгах Джеймса Хэрриота стали писать в газетах, прислал ему чудесное письмо с поздравлениями.

Альф понимал, что не может всегда побеждать, и это касалось не только крупных животных. Была одна дама в Соуэрби, которая считала его идиотом — милым, но, тем не менее, идиотом. Всякий раз, когда он лечил ее собаку, обязательно что-нибудь случалось. В свое время у собаки развилась неизлечимая болезнь, почечная недостаточность, и хозяйка попросила безболезненно усыпить ее любимца. Понимая, что ходит по тонкому льду, Альф решил сделать инъекцию барбитурата в брюшную полость, а не вводить его внутривенно, что было менее простым, но более надежным способом. К его ужасу, препарат не подействовал: через тридцать минут собака все еще ходила по кабинету.

Женщина возмущенно повернулась к нему.

— Мистер Уайт! За все те годы, что я приводила к вам своего пса, вам ни разу не удалось улучшить его состояние.

А теперь, когда я хочу его усыпить, вы даже это не можете сделать как надо!

В середине 1950-х полостные операции мелким животным делали крайне редко. В конце десятилетия Альф проводил операции по удалению матки у кошек и собак, но более сложные случаи направляли к специалисту по мелким животным, практиковавшему за сорок километров от Тирска, в Дарлингтоне. Дентон Петт, импозантный талантливый ветеринар мелких животных, стал одним из ближайших друзей Альфа, — это его он через много лет увековечит в образе Гранвилла Беннета, впервые появившегося в четвертой книге Хэрриота «Ветеринар за работой».

Данное в книге описание идеально подходит этому человеку: «Он был не очень высок, но весьма внушителен… ни дряблостей, ни складок жира, ни округлого брюшка. Передо мной стоял широкоплечий, плотного сложения силач».

Прежде всего, Дентон Петт выделялся своими внушительными размерами. Его жена Ева, которая до сих пор дружит с моей матерью, однажды рассказывала, что ее подруга, никогда не видевшая Дентона, спросила кого-то, как она его узнает. «Ищи человека, похожего на шкаф!» — прозвучал ответ.

Альф, под псевдонимом Джеймс Хэрриот, с большой симпатией писал о своем друге, подробно останавливаясь на способности Дентона наслаждаться жизнью. Этот невероятно щедрый человек угощал всех выпивкой, но, учитывая его могучее телосложение и способность много часов подряд поглощать неимоверное количество спиртного без видимого эффекта и вдобавок вести непринужденную беседу, только очень крепкий человек мог выдержать гостеприимство Дентона Петта.

Альф и Джоан провели много незабываемых вечеров в компании Евы и Дентона, и часто к концу вечера Альф падал без чувств. Я тоже провел много приятных часов с этими чудесными людьми, — как и отец, я практически каждый раз выходил от них с остекленевшими глазами и в невменяемом состоянии. Моей матери часто приходилось садиться за руль и везти нас, отца и меня, домой после бурной вечеринки с Дентоном и его друзьями.

— Что бы подумали поклонники Джеймса Хэрриота о своем герое, если бы увидели тебя сейчас? — однажды ночью сказала мать, с улыбкой глядя на обмякшее тело на заднем сиденье.

Несмотря на бурную светскую жизнь, которую я наблюдал, когда проходил у Дентона стажировку во время учебы, на следующее утро он всегда выглядел безупречно — в элегантном костюме, со сверкающими запонками. Слушая его густой, обволакивающий голос, видя, как клиенты внимают каждому его слову, я понимал, что он — очень успешный человек.

Дентон был хирургом от Бога. Его короткие толстые пальцы, казалось, просто поглаживают ткани во время работы, и оперировал он с молниеносной скоростью. Однажды, когда я работал в Тирске, я привез к нему в Дарлингтон маленькую собаку на глазную операцию. Дентон заглянул в свой график, — у него были запланированы три операции по удалению матки. Я сказал, что часок-другой погуляю по городу и вернусь позже.

— Подожди, паренек! — ответил он. — Я освобожусь через двадцать минут!

— Но вам нужно удалить яичники у трех сук, Дентон! — воскликнул я.

Обычный хирург делал такие операции — овариогистерэктомии — минимум за полчаса.

— Двадцать минут! Сначала выпьем кофе! Хочешь мне ассистировать?

Дентон провел три операции ровно за семнадцать минут. Если бы я сам не видел, то никогда бы этому не поверил. Дентон был невероятно одаренным хирургом — быстрым и в то же время мягким. Джеймс Хэрриот точно описал своего друга в образе Гранвилла Беннета как талантливого, колоритного человека широкой души, которого мы все знали. В конце 1950-х, наблюдая за работой Дентона, Альф понимал, что одним глазком заглянул в будущее, — он был уверен, что в скором времени ветеринар большую часть времени будет отдавать лечению домашних питомцев. Несмотря на восхищение Дентоном, сельская жизнь среди йоркширских фермеров все же казалась Альфу предпочтительнее.

Джеймс Хэрриот много раз говорил, что в первые годы практики его жизнь была намного тяжелее, чем в последние два десятилетия. Конечно, работа ветеринара в те времена требовала большого напряжения физических сил, но Альф всегда признавал, что в других отношениях она была гораздо спокойнее. Современный ветеринар ходит по минному полю, одна ошибка может обернуться тяжелыми судебными последствиями. Он должен просчитывать каждый свой шаг, чтобы, не приведи Господь, не нарушить многочисленные правила и распоряжения, а в конце дня вынужден заполнять бесконечные формы. Современный ветеринар просто завален бумажной работой.

Альф в лучшие годы профессиональной карьеры был избавлен от этих мучений, вдобавок ему не приходилось подолгу сидеть в кабинете, принимая больных, что является нормой для сегодняшнего ветеринара. Большую часть времени Альф разъезжал по небольшим семейным фермам, его рядовой рабочий день, хотя и напряженный, обычно заканчивался довольно рано, и в пять-шесть часов он уже пил чай в кругу семьи. В это время день современного ветеринара в крупной городской клинике, как правило, только начинается, и его приемная полна пациентов.

В 1970-х работы с мелкими животными стало значительно больше, и даже в Тирске мне редко удавалось выпить чаю со своей семьей. Вероятно, поэтому ни один из троих моих детей не выразил ни малейшего желания стать ветеринаром. В моих воспоминаниях о работе отца в 1950-е годы преобладает такая картина: загорелый человек вместе со своими собаками едет в машине с открытым верхом по самой красивой сельской местности в Англии. Неудивительно, что он с таким чувством писал о тех временах.

Семья, для которой у Альфа всегда находилось время, тоже была счастлива. 1950-е годы врезались мне в память прогулками по окрестностям Тирска или в йоркширских холмах, где я облазил каждый уголок. Поездки на море — в Уитби, Скарборо и Марек — стали для нас царским подарком. Когда мы, дети, подросли, то ездили на молодежные турбазы с Альфом, а также играли в крикет, футбол и теннис. Он не был просто отцом — он был одним из нас.

Вскоре после переезда в 1953 году Альф купил еще один участок земли за домом и соорудил там теннисный корт. Строительство вымотало ему все нервы — он писал об этом в своей последней книге «Все живое», — но его мучения того стоили. Мы проводили на корте уйму времени.

Мы с ним устраивали настоящие игровые марафоны. Подростком я много играл в теннис и считал себя очень неплохим игроком. Я не раз побеждал в школьных турнирах по теннису, — но мне редко удавалось выиграть у отца. Наши игры представляли собой жаркие схватки между энергией молодости и мастерством зрелости. Он контролировал игру с дальнего конца корта, посылая мощные удары вдоль белых линий, а я только бегал и бегал. После матча отец хлопал меня по спине, обтянутой мокрой от пота футболкой, и говорил:

— Не расстраивайся, Джим, ты с каждым разом играешь все лучше. Однажды ты с легкостью разгромишь в пух и прах своего старика!

Я так и не смог этого сделать.

Помимо тенниса, в 1950-е Альф регулярно играл в гольф, а так как летом в практике наступало затишье, у него было для этого время. Джоан тоже увлеклась и стала неплохим игроком. Они играли со многими людьми и очень сблизились с одной парой — Дугласом Кэмпбеллом и его женой Хьюлен. Их познакомил Алекс Тейлор, в то время живший по соседству. Дуглас, крепко сбитый мужчина с учтивыми манерами, всегда выглядел безукоризненно. Он производил впечатление серьезного человека строгих взглядов, но за этим фасадом скрывалось тонкое чувство юмора. Он любил выпить и посмеяться, и чем ближе Альф узнавал этого человека с заразительным смехом, тем больше тот ему нравился. Они с Джоан очень подружились с Кэмпбеллами, часто проводили вместе вечера и выходные, а в 1956 году наши две семьи даже отдыхать поехали вместе.

Именно Дуглас морально поддержал Альфа в тот страшный день в «Золотом руне», когда он отчаянно, но безуспешно торговался за дом своей мечты. И потом, в 1951-м, когда Альф и Джоан чертили планы для своего будущего дома, его профессиональная помощь (он был дипломированным землеустроителем) им очень помогла.

Гольф-клуб Тирска и Норталлертона, в котором состояли Альф и Джоан, имел одну особенность. Поскольку клуб приобрел небольшое поле в девять лунок вместе с правом выпаса, почти весь год здесь обитали овцы. Еще это место облюбовали собаки, и только два члена клуба в полном объеме пользовались этой несколько необычной концессией — Альф и Гарри Аддисон. Альф Уайт, возможно, ничего собой не представлял в глазах комитета гольф-клуба, но с Гарри Аддисоном они вынуждены были считаться.

Гарри Аддисон, наш семейный врач, упоминается в книгах Джеймса Хэрриота под именем доктора Аллинсона. Рози и я появились на свет с его помощью, и мы все знали, что этот врач никогда не причинит вреда. Высокий лысеющий человек в очках не только был лучшим игроком клуба, но и обладал сильным характером, внушавшим глубокое уважение, поэтому никто особенно не возражал против присутствия его собаки на поле для гольфа. Альф с удовольствием совмещал прогулки с собакой с игрой в гольф, и такое удачное положение дел продолжалось в течение многих лет, но потом все изменилось. Гарри Аддисон перенес инфаркт и решил выйти на пенсию и переехать в Сент-Эндрюс. Примерно в это же время комитет клуба принял решение запретить прогулки с собаками на поле для гольфа.

Отъезд Гарри очень огорчил Альфа. Ему нравилось смотреть, как мастерски играет доктор, он восхищался его плавным свингом, после которого маленький белый мяч отлетал прямо на площадку и, весело подскакивая, останавливался у самой лунки. Альф понимал, что, лишившись своего могущественного соперника, он вряд ли сможет оспорить запрет на прогулки с собаками по полю для гольфа. Регулярная игра в гольф для него кончилась: когда пришлось выбирать между прогулкой с собаками и игрой в гольф, его верные четвероногие друзья одержали безоговорочную победу.

Оглядываясь назад, Альф понимал, что собаки на игровой площадке — не самая хорошая идея, и не держал обиды на комитет, хотя жалел, что его гольф столь неожиданно остался в прошлом. Но, по крайней мере, у него было десять счастливых лет, когда он мог играть в свое удовольствие.

Свободное время Альфа было занято не только гольфом и теннисом или семьей. Он всегда с трепетом относился к родителям и регулярно навещал их в Глазго. Его мать тоже старалась, чтобы он не забывал город своего детства, и отправляла в Тирск аппетитные посылки с шотландскими лакомствами, которых здесь не было: пироги с бараниной, ломтики шотландской колбасы, картофельные сконы (лепешки) и кровяную колбасу. Альф сохранил любовь к традиционной шотландской пище и жадно набрасывался на эти деликатесы.

Вместе с едой родители присылали «Санди Пост», традиционную шотландскую газету, которую Альф прочитывал от первой строчки до последней. Он с интересом изучал отчеты о футбольных матчах и хохотал до слез над нескончаемыми комиксами «Семья Брунов» и «Наш Уилли».

Короткие каникулы в Глазго шли Альфу на пользу. Сельская тишина Йоркшира казалась ему почти нереальной, когда он слышал голоса оживленных улиц, крики лоточников, пронзительные гудки автомобилей и мелодичные протяжные звонки трамваев, которые, покачиваясь, катили по Сокихолл и другим, таким знакомым ему, улицам города.

Во время семейных поездок в Глазго нашу компанию часто разбавляла двоюродная сестра отца Нэн. Она была крестной матерью мне и Рози. Всю жизнь отец общался с Нэн, дочерью тети Джинни Уилкинс, больше, чем с другими родственниками. Альф, моложе ее всего на тринадцать лет, относился к ней как к старшей сестре. Нэн, незабываемая женщина, воплощала в себе характерные черты Беллов. Она поглощала спиртное в огромных количествах, курила сигареты одну за другой и при этом прожила больше восьмидесяти лет. Однажды она сказала нам, что курение — одна из главных радостей ее жизни и она не собирается отказываться от этой привычки. «В конце концов, я скручиваю сигареты с одиннадцати лет, с какой стати бросать это сейчас?»

Нэн была замужем за Тони Эрроусмитом, улыбчивым добродушным человеком с тонкой полоской усов, словно нарисованных карандашом. Он постоянно острил и сыпал анекдотами. С такой женой, как Нэн, успех ему был обеспечен: Нэн громогласно хохотала над любым анекдотом, даже не очень смешным. Из-за курения голос у Нэн стал низким и сипловатым, и во время наших визитов в Глазго мы постоянно слышали ее хриплый смех. Остроты Тони и хохот Нэн действовали на всех нас как тонизирующее средство.

До 1950 года Альф мог позволить себе лишь редкие поездки в Глазго. Но вскоре появился помощник, дела в практике уверенно шли в гору, и в 1950-х годах у него появились деньги и время для ежегодного отпуска с семьей.

В 1951 году мы впервые все вместе отправились отдыхать в Залив Робина Гуда, маленький городишко на побережье Йоркшира. Вместе с нами отдыхали Алекс и Линн Тейлоры, которые в то время жили неподалеку. Два раза, в 1951-м и 1953-м, мы ездили в Лландудно в Северном Уэльсе, а в 1954-м провели отпуск в Озерном крае. Мы остановились в Скелуит-Бридж близ Амблсайда. Там все время шел дождь, но это не помешало Альфу влюбиться в величественную красоту озер, и он много раз возвращался в этот чудесный край.

После отдыха в 1955 году на севере Ирландии, в Баронскорте, где Алекс Тейлор тогда управлял имением герцога Аберкорна, следующие пять лет мы отдыхали в Шотландии. Два отпуска за это время, в 1958-м и 1959-м, в Аллапуле и на острове Скай, были незабываемыми благодаря семье Гордона Рэя.

Гордон, знаток природы, поражал нас знанием птиц и полевых цветов во время наших прогулок по холмам. Отец был потрясен. Он вырос в городе и почти ничего не знал о флоре и фауне родной земли, поэтому с изумлением слушал Гордона, который безошибочно определял название каждого цветка, даже самого маленького.

Гордон был помешан на физических упражнениях. В Аллапуле он будил нас рано утром, заставляя бежать на пирс и нырять в море до завтрака. Отец, хотя и сам стремился держать себя в форме, к тому времени более спокойно относился к своему здоровью. Холодные ванны давно остались в прошлом, и он вежливо отказывался от утреннего купания.

В те дни Альф и Джоан даже не помышляли об отдыхе за границей; тогда никто об этом не думал. Позже они несколько раз побывали за рубежом, но самые счастливые отпуска они проводили с семьей и друзьями на побережье родной страны.

Альф считал 1950-е годы самыми счастливыми в своей жизни. Практика процветала, он мог проводить время с семьей, и вдобавок он вновь стал расширять свои горизонты, как когда-то в юности. У него появилось несколько хобби — одни серьезные, другие не очень.

Одним из самых кратковременных было увлечение «здоровым» образом жизни. Он купил книгу Гейлорда Хаузера «Диета тебе поможет» и был уверен, что, следуя советам на ее страницах, сохранит прекрасное здоровье на многие десятилетия. Гейлорд Хаузер рекомендовал каждый день есть четыре «суперпродукта», о которых в те времена никто не слышал. На кухонных полках стали появляться йогурты, ростки пшеницы, витаминные дрожжи и сырая меласса (черная патока), и Альф упорно поглощал их, правда, не всегда с удовольствием.

Однажды, проглотив ложку патоки, он вспомнил одного старого фермера, который рассказывал ему, что хозяин кормил его самой дешевой едой — клецками с патокой. По словам старика, «клецки застревали в животе на неделю, а патока сразу выходила наружу». Не знаю, какое действие оказывала эта диета на пищеварительную систему отца, но через несколько месяцев он от нее отказался.

Его решение следовать диете Гейлорда Хаузера подвергалось серьезному испытанию в так называемые «фруктовые дни», когда он пытался выполнить другие рекомендации своего гуру. В этот день нельзя было есть ничего, кроме фруктов, смысл заключался в «очищении и детоксификации» организма. Проголодавшись после утренних визитов на фермы, отец приходил домой и получал на обед пару яблок и апельсин. А вся семья тем временем уплетала жаркое из говядины, йоркширские пудинги и картошку, политые ароматным густым соусом. Мне казалось, что матери нравилось его мучить и она умышленно готовила все эти аппетитные блюда в его «фруктовые дни». Он, конечно, не выдерживал напряжения и присоединялся к нам и нашим соусным озерам.

В 1958 году Альф вдруг увлекся игрой на скрипке. Он всегда любил слушать музыку и за год до этого вступил в Тирское музыкальное общество, но теперь решил, что хочет играть сам.

Скрипка всегда была любимым музыкальным инструментом Альфа. У него были пластинки со всеми великими концертами для скрипки, особенно он восхищался такими знаменитыми исполнителями, как Альфредо Камполи и Яша Хейфец. Много лет спустя Джеймс Хэрриот выступал по радио в программе «Пластинки на необитаемом острове». Он без колебаний выбрал свою любимую пластинку на все времена — Скрипичный концерт Элгара.

Увлечение скрипкой продолжалось два или три года. Альф играл со Стивом Кингом, директором местной школы, и благодаря общей любви к музыке и спорту они стали большими друзьями. Инструментом Стива была виолончель, и они часами играли дуэтом, а также выступали в составе школьного оркестра. В 1958 году Альф писал родителям о своем новом хобби:

«Старый скрипач делает успехи, я стал играть намного лучше. Сейчас я почти так же хорош, как те бедолаги, которых вы слышите на улице. Но мне это нравится! Я хватаюсь за инструмент при любой возможности. Забавно, комната мгновенно пустеет, как только я начинаю пиликать».

Больших успехов он не добился, и семья не особенно поддерживала это его увлечение. Нужно очень хорошо играть на скрипке, чтобы она сносно звучала, и зимними вечерами нам иногда приходилось слушать скрипучие концерты у камина. Работы становилось все больше, и отец не мог много времени посвящать своему хобби; и хотя непродолжительное знакомство со скрипкой доставляло ему удовольствие, в 1960-м его увлечение плавно сошло на нет.

1950-е годы принесли Альфу радость и удовлетворение, но ближе к концу десятилетия начался темный период его жизни. Ситуация постепенно ухудшалась, почти незаметно, но одно событие 1960 года повергло Альфа в бездну депрессии, которая продолжалась около двух лет. Это был единственный период в моей жизни, когда отец стал незнакомым для меня человеком.