Как-то раз, в один из дней в конце 1970-х, я услышал шум, доносившийся из приемной на Киркгейт, 23. Работы с мелкими животными становилось все больше, и теперь основная часть наших доходов поступала именно от этого направления, поэтому полная приемная означала, что дела идут хорошо.
— Похоже, сегодня будет много работы, пап, — заметил я. — В приемной шагу ступить негде!
Отец выглянул за дверь и вернулся в кабинет с извиняющейся улыбкой.
— Не обольщайтесь, ребята, — сказал он. — Я насчитал двух хомяков, одного йоркширского терьера и сорок пять американцев!
Набеги туристов на нашу скромную клинику становились обычным делом. Джеймс Хэрриот пользовался огромной популярностью, и тысячи людей со всего мира стекались в Тирск, чтобы посмотреть на его ветеринарную практику. Они приезжали не только из Великобритании, но и из Европы, Канады, Австралии и даже из Японии, — но больше всего туристов было из Соединенных Штатов. Судя по всему, Джеймс Хэрриот стал знаковой фигурой на той стороне Атлантики.
Альфу Уайту всегда нравился американский народ. Его привлекали их открытая дружелюбность и любовь к жизни.
— Американцы такие же, как мы, — часто говорил он. — Другие народы отличаются от нас, а они — нет. Мне нравятся люди, похожие на меня!
Объемы продаж в Америке постоянно увеличивались, и Альф испытывал все больше симпатии к американцам.
Он всегда помнил, чем обязан этой стране, поэтому старался встретиться с каждым, кто проделал столь долгий путь, чтобы выразить ему свое восхищение. Эти нашествия могли помешать работе ветеринаров, поэтому он выделил два дня в неделю для встреч с посетителями и раздачи автографов. По средам и пятницам на Киркгейт выстраивались огромные очереди, особенно летом.
Эти встречи с читателями продолжались много лет, и мы все привыкли к толпам туристов, осаждавших нашу приемную. Я часто с изумлением наблюдал, с какими взволнованными лицами они пожимают руку моему отцу. Он был для них не просто писателем, творчеством которого они восхищались; он стал им другом, благодаря своим добрым, проникнутым любовью рассказам.
Альф, всегда считавший себя самым обыкновенным человеком, не мог понять этого поклонения. Он не раз говорил мне: «Вот он я, „заурядный“ ветеринар, а все эти люди съезжаются сюда, чтобы посмотреть на меня, будто я какой-нибудь новый мессия!» Среди приезжавших поклониться «святыне» на Киркгейт, 23 были его коллеги-ветеринары со множеством званий, стоявших после их имен. Альф говорил, что чувствует себя мошенником, когда они взирают на него с таким почтением. Несмотря на его недоумение, он действительно был особенным человеком, и многие, кому посчастливилось познакомиться с ним, считали эту встречу одним из лучших моментов в своей жизни.
Я испытывал огромное уважение к приезжавшим читателям. В большинстве своем они, понимая, что мы заняты делом, не врывались в клинику. Они просто подходили к зданию и фотографировали его. Те, кто входили внутрь, проявляли удивительную щедрость. Подписав для них книги, отец обычно предлагал внести пожертвования в «Благотворительный фонд Джерри Грина», приют для бездомных собак с отделением неподалеку от Тирска, которое он опекал. Иногда мы обнаруживали даже пятидесятифунтовую банкноту в маленькой красной коробочке. Ошеломляющий успех приносил выгоду не только Джеймсу Хэрриоту.
В обращении к Харрогитскому медицинскому обществу в 1974 году Альф попытался объяснить, почему американцы так восхищаются его работами: «Я думаю, американцам нравятся мои рассказы, потому что они тянутся к простым вещам, которых они в своем материалистическом и урбанизированном мире лишены: к старым неиспорченным йоркширцам и образу жизни, столь не похожему на их собственный».
Теплота, понимание и сочувствие Джеймса Хэрриота в отношениях как с пациентами, так и с людьми облагораживают его профессию, и многие поклонники его творчества, проехавшие тысячи миль, видели, что реальный человек именно такой — добрый, мягкий, благородный, — каким они его себе представляли.
Волны восхищения, хлынувшей с другой стороны Атлантики, могло и не быть. Как и с издательствами в Великобритании, вдело вмешался счастливый случай, и Джеймс Хэрриот занял прочное положение в Соединенных Штатах. Один человек приложил много сил для того, чтобы Джеймс Хэрриот завладел воображением американских читателей. Звали его Том Маккормак.
Маккормак был директором нью-йоркского издательства «Сент-Мартинз Пресс». Летом 1970 года он полетел в Лондон за книгами, которые могли бы хорошо продаваться в Соединенных Штатах. Он был готов на все, лишь бы раздобыть что-нибудь особенное, так как «Сент-Мартинз» еле держался на плаву. Если он не найдет первоклассного автора, способного изменить к лучшему положение издательства, фирму придется закрыть, и многие люди останутся без работы.
В Лондоне Маккормак договорился о встрече с Дэвидом Болтом из «Дэвид Хайгем Ассошиэйтс». Агент всегда старался заинтересовать американских издателей книгами, на которые они получали американские права, — в этом случае издатели несли ответственность перед автором за публикацию книги в Соединенных Штатах. Дэвид Болт обсудил с Томом Маккормаком нескольких клиентов агентства и вручил ему «Если бы они умели говорить», правда, не питая особых надежд, так как книга была очень британская и вряд ли могла понравиться американским читателям.
На тот момент «Если бы они умели говорить» вышла совсем недавно, и ее продажи еще не пустили волну по издательскому миру Лондона. Том Маккормак с неприязнью посмотрел на книгу: она была тонкая (американцы любят читать толстые книги, причем желательно об американцах, и в то время английские рассказы их не интересовали), к тому же ему не понравилась обложка, больше подходившая для детской литературы. Название понравилось Маккормаку еще меньше, а когда он узнал, что ее написал какой-то неизвестный ветеринар из Йоркшира, его интерес полностью испарился. Однако вежливость не позволила ему швырнуть книгу Дэвиду Болту, поэтому он положил скучный маленький томик в портфель и увез домой. За три года до этого работа Джеймса Хэрриота, всеми забытая, лежала в Лондоне, и такая же судьба постигла ее в Нью-Йорке. Целых три месяца она пролежала дома у директора, который ее даже не открыл.
Вероятно, Маккормак так бы и забыл о книге, но его жена Сандра однажды вечером решила ее почитать. Через некоторое время она высказала свое мнение:
— Ты должен это прочесть. И если ты, олух, не издашь эту книгу, я тебя убью!
После столь убедительного аргумента Маккормаку ничего не оставалось, кроме как прочитать книгу самому. С каждой главой его возбуждение возрастало, и он начал понимать, что у него в руках работа первоклассного рассказчика. Когда он дочитал книгу до конца, в его голове шевельнулась мысль: что, если это тот самый автор, которого он искал?
Шли недели, и мысль переросла в твердое убеждение: эту книгу должна прочитать вся Америка. Потом Маккормак не раз с благодарностью вспомнит угрозу жены в тот памятный вечер в Нью-Йорке.
Наша семья всегда восхищалась упорством, с которым Том Маккормак добивался издания этой первой книги. Он был убежден, что у него в руках потенциальный бестселлер, и был готов поставить всю свою карьеру на его успех. Он видел в Джеймсе Хэрриоте спасителя своей чахнущей фирмы, — но на его пути стояла огромная преграда.
Во-первых, книга была слишком тонкой: если он хочет завоевать Америку, то книга должна быть вдвое толще. В начале 1971 года его молитвы были услышаны. Маккормак связался с Клэр Смит из агентства «Гарольд Обер» в Нью-Йорке — американского отделения лондонского агентства «Дэвид Хайгем». Она тоже пыталась заинтересовать американских издателей книгой «Если бы они умели говорить», но без особого успеха. Клэр Смит рассказала Тому Маккормаку, что, по сведениям из Лондона, ветеринар написал еще одну книгу. Это были именно те новости, которых он ждал. Он немедленно заказал экземпляр книги в агентстве «Дэвид Хайгем». Она ему понравилась так же, как и первая, и Маккормак увидел, что обе книги можно объединить в одно издание.
Оставалась еще одна проблема. Том хотел, чтобы у книги был более определенный конец — ни во второй, ни в первой этого не было. Через «Дэвид Хайгем» он связался с Альфом и очень осторожно спросил, не напишет ли он окончание к книге — где Джеймс Хэрриот женится на Хелен, — чтобы придать истории законченный вид. Маккормак с тревогой ждал, что ответит на такую просьбу незнакомый ветеринар из далекого Йоркшира, но тот его не разочаровал. Альф, чрезвычайно воодушевленный перспективой издания его книг в Америке, с радостью согласился и, по словам Тома Маккормака, «написал три главы, мы получили и свадьбу, и медовый месяц, и счастливый конец».
Рози предложила название для новой книги — «О БОЛЬНЫХ созданиях — больших и малых», и по случайному стечению обстоятельств кто-то из «Сент-Мартинз Пресс» придумал похожее название: «О ВСЕХ созданиях — больших и малых». Альф хотел оставить название Рози, но Том предпочитал более традиционный вариант. Альф не стал спорить, и Том добился своего. Альфа немного удивил напор его нового американского издателя, но он был готов согласиться на любые условия ради издания книги в Америке. Потом, став знаменитым писателем и обретя уверенность, он твердо отстаивал свое мнение, когда Том хотел внести какие-нибудь изменения в его рассказы, но в первые годы он подчинялся требованиям.
Альфред Уайт не мог поверить в свою удачу, когда 17 сентября 1971 года подписал договор с «Сент-Мартинз Пресс» на издание «О всех созданиях — больших и малых». Но никто не предполагал, что эта подпись окажется судьбоносной.
Весь 1972 год Том Маккормак провел в бегах и суете. Ему пришлось преодолеть еще одно серьезное препятствие — убедить всех в «Сент-Мартинз Пресс», что воспоминания какого-то неизвестного ветеринара из далекого Йоркшира о первых годах своей профессиональной жизни имеют все шансы стать бестселлером. Коллег он, в конце концов, убедил, но потом ему пришлось добиваться поддержки продавцов книг. Он начал «кампанию уговоров, угроз и принуждения».
Маккормак бросил все силы на продвижение книги на рынке. Для начала напечатали шесть тысяч экземпляров первой главы и раздали избранным библиотекарям, книжным магазинам и обозревателям. Всем, кому не понравится книга, гарантировали вернуть деньги. В крупные магазины послали маленькие фигурки животных из слоновой кости, чтобы привлечь их внимание к книге. Том лично написал всем влиятельным рецензентам. В своих письмах он говорил, что книга оставляет «глубокое и приятное впечатление», а о Джеймсе Хэрриоте и его работе писал, что «он внушает любовь к жизни, и делает это весьма достоверно. За пятнадцать лет работы в издательском бизнесе еще ни одна книга не доставляла мне такого удовольствия».
Несмотря на энергичную рекламную кампанию, предварительные продажи шли вяло, и за две недели до выхода магазины купили всего 8500 экземпляров книги. Тем не менее, Том был убежден: если влиятельный критик прочтет ее и напишет хорошую рецензию, книга пойдет. Американским читателям стоит только начать «О всех созданиях — больших и малых», и они захотят еще. Ему нужно было только одно — чтобы кто-то посоветовал им эту книгу.
Маккормак поставил на карту все свое будущее. Провал книги, на которую он возлагал столько надежд, имел бы серьезные последствия и для него, и для его компании. Приближался день публикации. Том Маккормак скрестил пальцы и ждал.
«О всех созданиях — больших и малых» вышла в ноябре 1972 года под гробовое молчание крупных критиков. Том чувствовал горькое разочарование. Есть в Соединенных Штатах Америки хотя бы один человек, — думал он, — который разделяет его восхищение творчеством Джеймса Хэрриота? Неужели он — единственный в издательском бизнесе, кто разглядел потенциал автора? Неужели он совершил ошибку, поставив свое будущее на книгу неизвестного йоркширского ветеринара? Но в его душе еще теплился маленький огонек надежды.
Ему не пришлось долго ждать ответов на свои вопросы. 12 ноября, читая воскресное книжное обозрение в «Чикаго Трибьюн», он почувствовал, как сильно забилось его сердце. На первой странице этой влиятельнейшей газеты была напечатана рецензия на книгу Джеймса Хэрриота. В рецензии Альфреда Эймса были сплошь восклицательные знаки и эпитеты в превосходной степени.
«Если есть справедливость на свете, эта книга станет классикой своего жанра… С кажущейся простотой этот человек рассказывает свои истории в идеальном ритме. Многие известные писатели могут работать всю жизнь, но так и не достичь столь безупречного владения словом».
Это был прорыв, которого ждал Том Маккормак. За первой рецензией последовали другие. Анатоль Бройярд писал в «Нью-Йорк Таймс» 14 декабря: «Джеймс Хэрриот, британский ветеринар, относится к той редкой породе людей, которые умеют видеть красоту в самых обыкновенных вещах… Да, он ветеринарный врач, а когда его правая рука не занята, он еще и потрясающий писатель».
К январю 1973 года рецензии полились рекой. «Хьюстон Кроникл» так начала свою статью: «Мне не хватает слов в превосходной степени. Эта книга — первый класс, редкое явление, великолепно написана, она проникает в суть вещей, ее невозможно забыть. Если у вас когда-либо был друг — человек или животное, — эта книга для вас».
Рецензии стали той искрой, от которой разгорелось гигантское пламя, охватившее всю Америку. В начале января 1973 года книга вошла в список бестселлеров журнала «Тайм», а в конце месяца — газеты «Нью-Йорк Таймс». Слава Джеймса Хэрриота разнеслась по всей Америке, и в течение года книжные клубы выбрали его книгу для издания дополнительным тиражом, журналы печатали отрывки, и «Ридерз Дайджест» опубликовал ее в сокращенном варианте. Через несколько месяцев после выхода «Если бы они умели говорить» издательство «Бентам Букс» купило права на ее выпуск в мягкой обложке, и когда были проданы двести тысяч экземпляров в твердом переплете, следом вышел еще миллион в мягком, — 1973 год принес грандиозный успех и Джеймсу Хэрриоту, и Тому Маккормаку.
В считаные недели после выпуска книги имя Джеймса Хэрриота вошло в миллионы домов. Том Маккормак рискнул и выиграл. Он потратил 50 000 долларов на рекламу книги, но, по его собственному признанию, «если бы не человек по имени Альфред Эймс, все могло бы обернуться по-другому».
Несмотря на потрясающий успех его нового автора, Том Маккормак не почивал на лаврах. Книга «О всех созданиях — больших малых», словно ураган, ворвалась на рынок, — и он отнюдь не собирался его утихомиривать. Что, если, — думал он, — пригласить самого Джеймса Хэрриота в рекламный тур по Штатам?
Известность, конечно, волновала Альфа, но он считал, что прежде всего принадлежит практике, и, поскольку приближался напряженный сезон окота, его первой реакцией было отказаться от приглашения. В то время в клинике работали только четыре ветеринара, но мы убедили его, что нельзя упускать такую возможность, и в конце февраля 1973 года Альф впервые отправился в Америку.
Во время поездки, длившейся всего неделю, у него не было ни одной свободной минуты. Бесконечные выступления по телевидению и раздачи автографов перемежались экскурсиями по Нью-Йорку, походами в экзотические рестораны и на приемы. Для человека, привыкшего к размеренной жизни среди уравновешенных йоркширцев, все это было похоже на сон.
Когда Альф вернулся домой, мы с матерью поинтересовались его впечатлениями. «Фантастика, — ответил он, — но я чувствую себя как выжатый лимон!» Светская жизнь в Америке произвела на отца потрясающее впечатление, но он был рад вернуться в Йоркшир. Ему очень понравилось в Соединенных Штатах, но он заверил нас с матерью, что больше никогда не поедет в рекламный тур.
Однако ему не удалось отвертеться. Летом 1973 года продажи издания в мягкой обложке достигли небывалых показателей, и он в конце концов согласился на второй тур осенью того же года, на этот раз организованный «Бентам Букс». Тур продолжался три недели и оказался еще более утомительным, чем первый. С Альфом поехала Джоан, но у них почти не оставалось времени для себя. Они побывали в нескольких крупных городах, он вновь без конца выступал по телевидению и надписывал книги. Альфу казалось, что в Америке в каждой комнате стоит телевизор — причем работающий днем и ночью, — и миллионы семей каждое утро видят его лицо на своих экранах.
В прямом эфире ему по телефону задавали вопросы о скунсах и крокодилах (этих животных не часто встретишь в клинике Скелдейл-хауса), он обсуждал со зрителями этическую сторону убоя животных из религиозных соображений (Альф всегда ненавидел обсуждать эмоциональные вопросы, способные вызвать горячие споры). В то же время они находились под давлением жесткого графика.
Второй тур выжал из отца все силы. Придя в себя после этого тяжкого испытания, он записал свои впечатления от поездки:
…В Нью-Йорке на встречи с читателями выстраивались огромные очереди, и поклонники приносили не только книги, но и своих питомцев. Они водружали на стол своих лохматых любимцев со словами: «Напишите „Для Пушка“, доктор Хэрриот». Попадались весьма необычные клички. Клички Герман и Люций у хомяков показались мне слегка эксцентричными, но чувство изумления быстро прошло после того, как я надписал книги кошкам по кличке Гамбургер, Мягкие Лапки, Блинчик, Вермишелька, Попкорн, а на очереди была канарейка по кличке Уильям Бёрд. Милые американцы! Добрые, щедрые и еще больше помешанные на своих животных, чем мы.
У меня была всего одна передышка за три недели, единственное благословенное воскресенье, когда я проснулся и обнаружил, что мне никуда не надо идти. Это было в Сан-Франциско. За окном моей комнаты в лучах калифорнийского солнца купался мост «Золотые ворота», перекинутый через голубые воды залива. Я понимал, что должен быть там и упиваться красотой этого дивного города, но я неподвижно лежал на кровати, тупо уставившись в потолок. Однако я выжил. Пол больше не качается, щеки больше не дергаются, и желудок почти успокоился. Что было, то прошло. Но одна мысль осталась. Я люблю Америку и ее народ, но больше туда не вернусь, во всяком случае, пока…
Альф приходил в себя несколько недель. Он вернулся с бронхитом, циститом и флебитом на обеих ногах. Некоторое время он выглядел стариком. Альф поклялся, что это был его последний рекламный тур, и он действительно оказался последним. Его следующие книги вышли в двух томах, объединенных специально для американского рынка, и ворвались в списки бестселлеров. В течение многих недель они занимали первые строчки. Для повышения уровня продаж больше не требовалось личное присутствие автора.
«Не будите спящего ветеринара» и «Ветеринар за работой» вышли одной книгой «О всех созданиях — прекрасных и разумных», изданной в сентябре 1974 года. «Ветеринар в панике» и «Жаль, ветеринары не летают» слились в книгу «О всех созданиях — мудрых и удивительных», которая появилась на рынке в сентябре 1977 года. Обе получили прекрасные отзывы и имели колоссальный успех.
С тех пор у Альфа не возникало желания вернуться в Соединенные Штаты. Ему нравилось встречаться с американцами, но он предпочитал общаться с ними на своей территории. За все эти годы он пожал руку, наверное, многим тысячам туристов, но он не позволил популярности разрушить его личность. Положение знаменитости ничуть не изменило его отношение к друзьям и знакомым в Тирске. Местные жители высоко ценили эту черту его характера и всегда оберегали его частную жизнь от многочисленных туристов. Вся округа видела в нем Альфа Уайта, а не Джеймса Хэрриота, — именно этого он и хотел, когда сделал первый шаг на дороге к славе.
Иногда ему давали понять, что его творчество нравится не всем, и удивительно, что наравне с хладнокровием ему удалось сохранить чувство юмора. В 1977 году он писал в журнале «Педигри Дайджест»:
В основном я получаю лестные отзывы — как в письмах, так и лично. Письма я читаю утром за чашкой чая, и мне приятно начинать день, зная, что многим людям я доставил радость. Меня глубоко трогают письма от людей, которые чем-то больны или понесли тяжелую утрату и которые пишут, что я заставил их смеяться и помог примириться с жизнью.
Но в этом мире нет ничего идеального, и даже у писем есть обратная сторона. Я проношу чашку мимо рта, когда мне неожиданно попадаются обвинения в «злоупотреблении алкоголем и сквернословием», или вдруг, ни с того ни с сего, мне пишут, что мои книги «попахивают мужским шовинизмом». Американцы, в частности, критикуют меня за «упоминания имени Господа всуе» из-за невинного, как мне казалось, выражения «Боже мой».
Попадались визитеры, которые уходили после встречи с Альфом разочарованными. На обложке американского издания Джеймс Хэрриот изображен привлекательным молодым человеком, но, конечно, в то время, когда толпы туристов начали осаждать Тирск, ему было около шестидесяти. Некоторые, ожидавшие увидеть человека помоложе, испытывали потрясение. Он описал один такой случай в журнале «Педигри Дайджест» в 1977 году:
Многие читатели приезжают в клинику, ожидая встретить энергичного молодого ветеринара двадцати пяти лет. При виде седого шестидесятилетнего старика они часто не могут скрыть своего смятения.
Большинство тактично обходят эту тему, но одна дама сразила меня своей прямотой. «Знаете, — сказала она, — чудно было, когда я сегодня познакомила с вами свою дочь. Она думала, что встретит молодого человека, и, увидев вас, испытала ужасный шок!» К счастью, она сообщила мне это в пабе, и я смог быстро привести себя в чувства.
Известность создавала свои проблемы, но Альф относился к этому довольно спокойно. Помню, однажды он протянул мне странное письмо от недовольного читателя. Когда я его прочитал, он сдержанно улыбнулся и сказал: «На всех не угодишь, мой мальчик!»
Однако ему редко наносили такие удары по самолюбию. Его популярность набирала обороты, но Альф старался уйти в тень, насколько это было возможно, и вежливо, но твердо отклонял все приглашения еще раз посетить Соединенные Штаты. По иронии судьбы, его друзья и родные получали гораздо больше удовольствия от поездок туда.
В конце 1970-х Брайан Синклер — который теперь стал знаменитым Тристаном, — несколько раз путешествовал по Америке, рассказывая о своем друге Джеймсе Хэрриоте. В основном он общался с такими же ветеринарами, как он сам, и они принимали его с удивительным радушием. В те дни Брайан часто встречался с Альфом и делился своими впечатлениями об Америке. После этих встреч Альф редко возвращался без новой забавной истории.
Не только Брайан, но и многие другие друзья получали преимущества от популярности Альфа в Америке. Стоило им упомянуть, что они из Йоркшира, в разговоре непременно всплывало имя Джеймса Хэрриота. Оно соединило многих людей, живущих по разные стороны Атлантики.
Семья с большим уважением относилась к Тому Маккормаку и Альфреду Эймсу: эти два человека сыграли важную роль в судьбе Альфа, помогая ему добиться успеха. Том и его жена Сандра во время частых приездов в Великобританию несколько раз встречались с Альфом и Джоан, а два Альфреда — Эймс и Уайт — и их жены встретились в Йоркшире в августе 1988-го. Оба хорошо помнили ту решающую рецензию в «Чикаго Трибьюн», несмотря на прошедшие годы.
Альф Уайт всегда ценил тех, кто протягивал ему руку помощи, и Том Маккормак, в свою очередь, не забывал йоркширского ветеринара, чье творчество помогло ему вновь обрести почву под ногами. В октябре 1995 года, через восемь месяцев после смерти Альфа, Том Маккормак с Сандрой специально приехали из Америки, чтобы отдать ему дань уважения на поминальной службе в Йоркском соборе. Это был его прощальный жест автору, которому много лет назад, в 1973 году, он сказал: «Помимо денег, вы, как ни один другой наш автор, приносите нам с Сандрой моральное удовлетворение, мы гордимся, что издаем вас. Ради таких людей, как вы, и приходишь в издательский бизнес».
Хотя читатели со всех концов света толпились в приемной на Киркгейт, 23, у Альфа остались прежние приоритеты. Он дважды побывал в Америке, где его принимали как героя. Он стал мировой знаменитостью, его финансовые проблемы остались далеко позади, но он был все тем же человеком, которого я знал всегда. Он почти не говорил о своих победах, и его отношение к семье, друзьям и местным жителям ничуть не изменилось.
Году в 1977-м я обратился к отцу за советом по поводу какой-то проблемы в практике. Я извинился и сказал:
— Наверное, не следовало беспокоить тебя из-за этого. Ты теперь знаменитый писатель. Ты можешь больше не думать о практике.
— Сколько бы миллионов книг я ни продал, благополучие этой практики для меня важнее! — не задумываясь, ответил он.
Никто из нас даже не предполагал, что его творчество принесет ему такую известность, но все эти годы, когда его популярность достигала невероятных размеров, он, прежде всего, оставался семейным человеком и ветеринарным врачом.