В тот же день Лекси "приставила" ко мне Аманду. И я с уверенностью могу сказать, что этой девушке точно не место в журналистике. Если бы ей дали хоть немного власти, она бы вывела страны Африки из состояния кризиса, а потом страны Европы завела. Чисто от нечего делать.

Энтузиазм из Аманды так и лился. Хоть она и слова лишнего не сказала, но этого и не надо было, ведь от потока нужной информации вяли уши, а мозги скручивались в трубочку. После описанных перспектив и 'прелестей' будущей работы я уже готова была вернуться на родину, но обещание подруге не позволило этого сделать. Бюрократы в Украине и России? Нет, теперь я знаю, что они просто младенцы, по сравнению со здешними акулами.

Следующая неделя была убийственной. Я уходила рано утром, возвращаясь поздно вечером лишь для того, чтобы поспать. Нет, я не любовалась живописными пейзажами Голливуда, не отдыхала на пляже, нежась под лучами еще теплого солнца. Очереди и пробки это все, что я запомнила из увиденного. Лекси утро подвозила меня в 'место пыток', а вечером забирала. Таким прелестным названием я окрестила местное отделение казначейства. Да, проще на родине в налоговую декларацию отнести, чем здесь фирму зарегистрировать.

Первым седым волосом на голове ознаменовался поход к одному милому 'дедушке':

— Девушка, очередь к мистеру Малькольмсону на три месяца расписана! — попыталась остановить меня еще в приемной смазливая секретарша. На таких фифочек я насмотрелась от и до. Но, кто как хочет, так и устраивается. Кто-то хочет работать мозгом, кто-то…лицом.

— Но мне у мистера Симпсона сказали, что какую-то очень важную бумажку надо получить сначала у Вашего шефа! — возмутилась я, пытаясь обойти секретаршу.

— Вот и приходите через месяц! — обрадовала меня девушка.

— Но мне надо сейчас!

— Всем надо! Раньше никак! Разве что вы придете через неделю, взяв справку о приписке, у мистера Каринса в 234 кабинете. — Сказала девушка.

— Ладно! — рыкнула я, буквально вылетев из кабинета.

Лифта я так и не дождалась, поэтому на шпильках пилила с двадцать пятого этажа на второй. Ситуация оказалась запутанней, чем я думала, поэтому мне пришлось искать какой-то переход в соседнее здание и там (опять же пешком!) ползти на второй этаж. Преодолевая этот 'ровный без ухабов' путь, я вспоминала не злым тихим словом и бюрократов, и членов их семей до пятого колена и строителей, что соорудили здание, их собак и других домашних питомцев, не забывая о родственниках с пожеланиями худшей в мире тещи и хорошего здоровья.

Слыша русское бормотание какой-то фурии (тобишь меня), народ в недоумении оглядывался, а один паренек, что проходил стажировку, показал большой палец и вызвался проводить. Поблагодарив защитника и поводыря, я открыла заветную дверку.

В 234 комнате меня ждала те же сцена (дубль два), только секретарша оказалась рыжей.

— Чем вам могу помочь? — длинноногая модель птичкой выпорхнула из-за стола, преграждая мне путь бутафорской грудью.

— Лично вы — тем, что уйдете с дороги! Мне к вашему Карьесу надо! — на одном дыхании выпалила я, после чего задумалась, правильно ли я произнесла фамилию этого уважаемого мистера.

— К к-кому? — заикнулась девушка

— Ну, к Вашему, этому! — сказала я, указав в дверь за спиной девушки.

— Ааа, он занят, но вы можете записаться к нему… — принялась тараторить пришедшая в себя девушка, листая ежедневник.

— Ну, уж нет! — рыкнула я, залетая в заветную дверку.

Увиденная картина заставила меня широко раскрыть глаза, поморгав, чтоб удостовериться в правдивости этой картины. На диванчике сидела полуголая женщина, а дедушка с лысиной на голове и остатками седых волос вокруг плеши лобзал шейку этой даме.

— Упс, — только и успела вымолвить я.

— Выйдите вон! Я занят! — рявкнул дедушка, а незнакомка взвизгнула.

— Теперь я знаю, как справки делаются! Что ж — пойду поищу кого-то посимпатичнее, или хоть за деньги! — колко заявила я.

— Так и со мной можно за деньги! — оживился бюрократ.

— Можно?! Гад! — взвизгнула женщина, что уже успела одеть блузку. Залепив звонкую пощечину, она захватила листик со стола и убежала.

— Ну, вот, испортила мне всю малину! — совсем не обиженно сказал 'дедушка'. Оказалось, что он лишь в шутку предложил приятное времяпровождение этой даме, а она с радостью согласилась. Я лишь скептически кивала, осознавая истинную суть вещей. В конце разговора в карман мужчины перекочевала стодолларовая купюра, а я стала обладательницей заветной справки. На радостях он даже провел меня без очереди к мистеру Малькольмсону и, расставшись с такой же купюрой, я получила еще одну 'писульку'. Дальше все шло по накатанной схеме. В конце вечера пятницы я стала беднее на тысячу баксов, но стала богаче на одну маленькую фирму практически в центре.

Едва этот кошмар закончился, начался новый — подбор персонала. Вот тогда я готова была выть на луну. Не ставя перед собой цель получить работников с гарвардским образованием и колоссальным опытом работы, мы всего лишь давали небольшое задание нарисовать что-то конкретное. Шедевры поражали даже мой хромой эстетический вкус. Для рекламы порошка 'Вентурс' один умелец нарисовал синее яблоко. Объяснил он это легко — постирав яблоко в порошке, выходит именно такой оттенок, а зачем стирать он не знал. Мы с Лекси так и не поняли, то ли лыжи не едут, то ли лето на дворе — абсолютное отсутствие логики, поэтому выпроводили этого чудика, пообещав позвонить и выбросив телефон от греха подальше. Так что с адекватом здесь была напряженка, но и с этим можно бороться! Ведь главное не сдаваться?

****

Прошла неделя с тех пор, как Ната перестала отвечать на мои звонки. Держась на одном упрямстве, я продолжал набирать все тот же номер, который прочно выбился в моей памяти. За эти дни я разбил два телефона и многое понял. Она испугалась… О причинах я не мог даже догадываться, а Лекси упорно молчала, не желая вмешиваться в наши с Наткой отношения…

Сделав несколько кругов по комнате, я остановился у стены и изо всей силы ударил в нее кулаком. Еще раз. И еще. Пока на костяшках не появилась кровь. Зацепив журнальный столик, ударив ногой диван, перевернув стул, я подошел к одинокой картине и одним резким движением сорвал ее со стены, замерев в нерешительности.

На картине сидела все та же одинокая девушка, которая почти стала моей, которую я мечтал назвать своей, но не имел на это права… Я уже давно вставил рисунок в рамку и повесил на видном месте, чтоб получать от нее заряд уверенности, что все будет хорошо. Ан нет, не будет… Теперь точно не будет. Я замахнулся, чтоб швырнуть картину об пол, но в последний момент без сил опустил руки, продолжая сжимать столь ненавистный сейчас мне кусок стекла со столь дорогим сердцу рисунком. Ранимая девушка оказалась не столь ранимой и невинной. Я ощущал себя использованным. Брошенным. Не нужным. Последний раз взглянув на одинокую брюнетку на обрыве, я развернул рисунок, чтоб больше ее не видеть. Не вспоминать. Не знать.

Подставив руку под холодную воду, я промыл рану и кое-как перебинтовал ее. Так не может продолжаться…

Надоели фальшь улыбок и податливые тела одноразовых любовниц, надоело забывать имя очередной и не помнить главного. Не помнить, как это уют и тепло, домашняя еда и спокойный вечер с дорогим сердцу человеком. Надоело, и только я в состоянии это изменить.