Скотный двор, где теперь жил поросенок, был очень большой. Постройка была старая, там пахло сеном и навозом, потом усталых лошадей и чувствовалось теплое дыхание терпеливых коров. Это был особенный запах, говорящий о том, что все хорошо и спокойно и что никогда ничего плохого не может случиться. В помещении пахло и зерном, и конской сбруей, и колесной мазью, и резиновыми сапогами, и новыми пеньковыми веревками. А когда кошке кидали рыбью голову, в сарае пахло рыбой. Но больше всего пахло сеном, потому что на сеновале сена было полным-полно и его снимали вилами, чтобы накормить коров, лошадей и овец.

Зимой, когда животных редко выпускали наружу, внутри было уютно и тепло, а летом двери стояли открытыми настежь и свежий ветер приносил прохладу.

На скотном дворе были стойла для ломовых лошадей и коровники для коров, дальше — загон для овец, а еще дальше — хлев, в котором поселился Вильбур. И еще там было множество всяких интересных вещей: лестницы-стремянки, вилы, гаечные ключи, косы, сенокосилки, лопаты для уборки снега, топорища, бидоны для молока и ведра для воды, пустые мешки из-под зерна и ржавые мышеловки.

Под крышами таких сараев обычно вьют гнезда ласточки, а дети обожают там играть в прятки.

И все это богатство принадлежало мистеру Гомеру Л. Цукерману, который приходился Ферн родным дядей.

Новое жилище Вильбура располагалось в самой дальней части сарая, за коровником. Мистер Цукерман хорошо знал, что навозная куча — лучшее место для поросенка. Поросятам нужно тепло, а в хлеву, с южной стороны сарая, было достаточно тепло и не дуло.

Ферн приходила навещать поросенка почти каждый день. Девочка нашла старую шаткую табуреточку, которой пользовались, когда доили коров, и поставила ее в овечьей клети, рядом с хлевом Вильбура. Здесь она сидела часами, прислушиваясь к звукам, обычным для скотного двора, и наблюдая за Вильбуром.

Овцы скоро привыкли к Ферн и перестали ее бояться. Гуси, которые жили вместе с овцами, тоже подружились с ней. Все животные на ферме вскоре привязались к девочке, потому что она была добрая и ласковая. Мистер Цукерман не разрешал ей выводить Вильбура из хлева и заходить к нему внутрь тоже не велел. Но он позволял племяннице сидеть на стульчике рядом с поросячьим загончиком и наблюдать за малышом сколько ее душе будет угодно. Ферн была счастлива, что ей позволяют хотя бы сидеть рядом с поросенком, а Вильбур был доволен, что его маленькая хозяйка находится около него. Но всем их прежним забавам — прогулкам, купанью, поездкам в колясочке — наступил конец.

Однажды днем, в июне, когда поросенку было уже около двух месяцев, он вышел побродить по маленькому дворику у сарая. Ферн, против обыкновения, в тот день не приехала. Вильбур стоял на солнцепеке, чувствуя себя одиноким и несчастным. Он очень скучал.

«Здесь совсем нечего делать», — подумал он.

Поросенок медленно подошел к корытцу и ткнулся в него пятачком в надежде, что там что-то еще осталось от завтрака. Но нашел лишь кусочек картофельной шелухи и съел его. У поросенка зачесалась спинка. Он прислонился к забору и потерся о доски. Когда ему надоело скрестись о забор, он пошел к себе в хлев, взобрался на навозную кучу и улегся на самом верху. Спать ему не хотелось, рыть землю — тоже. Ему надоело стоять, надоело лежать.

— Мне еще и двух месяцев нет, а я уже устал от жизни, — сказал он сам себе и снова вышел во двор. — Ну, куда деваться? — размышлял вслух поросенок. — Если я во дворе, то могу пойти только обратно в хлев. Если я в хлеву, то могу выйти только во двор. И больше никуда.

— Ты го-го-го-говоришь, никуда? Дорого-го-го-гой друг, ты не прав, — послышался чей-то голос.

Вильбур бросил взгляд через ограду и увидел гусыню.

— Ну что тебе делать в этом га-га-га-гадком дворе? — затарахтела она. — В одном месте в заборе га-га-га-гайка отвалилась, доска шатается. Приго-го-го-готовься, толкни ее и убега-га-га-гай.

— Что-что? — спросил Вильбур. — А помедленнее вы повторить не могли бы?

— Отчего-го-го-го же, мо-гу-гу-гу. Го-го-го-говорю тебе еще раз, — сказала гусыня. — Я предлага-га-га-ю тебе бежать отсюда. За забором так хорошо!

— Так ты говоришь, доска шатается?

— Да-да-да. И благо-го-го-годарю за внимание.

Вильбур подошел к забору и увидел, что гусыня была права: одна доска и вправду еле держалась. Поросенок нагнул голову, закрыл глаза и толкнул планку изо всех сил. Она поддалась и отлетела в сторону. Через минуту Вильбур уже пролез через дырку в заборе и оказался посреди зеленой лужайки, за пределами скотного двора. Рядом гоготала гусыня.

— Го-го-го-голова цела? Нравится гулять на свободе? — спросила она.

— Нравится, — нерешительно ответил Вильбур. — Наверно, нравится.

На самом деле за забором поросенок чувствовал себя неуверенно. Теперь ничто не отделяло его от Большого Мира.

— А куда же мне теперь идти?

— Куда га-га-га-глаза га-га-га глядят, — ответила гусыня. —

А еще лучше — через фруктовый сад убежать в лес и там дышать свежим воздухом! Как хорошо жить на свете, пока ты молод!

— Да я и сам вижу, — ответил Вильбур.

Он подпрыгнул, потом покружился на одном месте, сделал несколько шагов, остановился, осмотрелся, принюхался и отправился во фруктовый сад.

Передохнув несколько секунд в тени яблони, он уткнулся пятачком в землю и начал ее рыть, копать, раскидывать в стороны. Вильбур был счастлив! И, прежде чем его заметили, успел вытоптать изрядный участок земли.

Первой поросенка заметила миссис Цукерман. Она выглянула из кухонного окошка и немедленно позвала мужчин.

— Го-мер! — закричала она. — Поросенок сбежал! Лер-ви! Го-мер! Поросенок удрал! Вон он, под яблоней!

«Ну вот, начались неприятности, — подумал Вильбур. — Это уж точно».

Гусыня услышала крики и тотчас вмешалась.

— Го-го-го-готовься бежать! Вниз по склону! К лесу! К лесу! — загалдела она. — Тебя там не поймают никого-го-го-гда!

Кокер-спаниель услышал шум и гам на улице и выскочил из конуры, чтобы принять участие в охоте на поросенка. Мистер Цукерман, услышав визг, лай и гогот, выбежал из-под навеса, где он чинил машину. Лерви, наемный работник, который полол заросшую сорняками грядку спаржи, услышал крики и тоже примчался на помощь.

Вильбура обступили со всех сторон, и он не знал, что делать.

Лес, казалось ему, находился очень далеко. Кроме того, поросенок там никогда не был и не имел понятия, стоит туда бежать или нет.

— Заходи сзади, Лерви! — скомандовал мистер Цукерман. — Гони его к сараю. Только смотри осторожнее: не испугай животинку, а я пока схожу за ведром с похлебкой.

Новости о побеге Вильбура быстро распространились по скотному двору. Если кому-нибудь из обитателей фермы мистера Цукермана удавалось сбежать, то об этом тут же узнавали все остальные. О том, что Вильбур гуляет на свободе, гусыня сообщила своей ближайшей соседке — корове, и через минуту уже все коровы об этом знали. А потом одна из коров передала новости овце, и тотчас же все овцы были в курсе дела. А ягнята услышали об этом событии от своих матерей. Лошади, стоявшие в стойле, шевелили ушами и чутко прислушивались к тому, что происходит на улице. Из гогота гусыни вскоре все поняли, что произошло.

— Вильбур сбежал! — пронеслось по сараю.

Животные на ферме заволновались, закачали головами: все были рады, что хотя бы один из них теперь на свободе и не должен сидеть под замком или на привязи.

А Вильбур совсем растерялся и не знал, куда бежать. Он видел, что его окружают со всех сторон.

«Если это называется свободой, — подумал поросенок, — тогда лучше бы я жил в хлеву, на своем скотном дворе».

Кокер-спаниель пытался схватить поросенка слева, наемный работник хотел наброситься на него справа, миссис Цукерман стояла на пути у поросенка, чтобы изловить его, если он повернет к саду, а сзади надвигался мистер Цукерман с большим ведром.

«Какой ужас! — подумал Вильбур. — Почему же Ферн не идет?» И поросенок горько заплакал.

Тут гусыня приняла командование на себя.

— Да не стой ты на одном месте, Вильбур! — закричала она. — Петляй! Петляй! Круга-га-га-гами. Круга-га-га-гами! Вперед-назад, вперед-назад! Туда-сюда, туда-сюда! К лесу! К лесу! Га-га-га-галопом!

Кокер-спаниель почти поймал Вильбура за заднюю ногу. Вильбур отпрыгнул в сторону и побежал. Лерви рванулся вперед и попытался схватить поросенка. Миссис Цукерман подгоняла работника. А гусыня продолжала подбадривать Вильбура. Поросенок метался между Лерви и собакой. Ему удалось проскочить у работника между ног. Лерви промахнулся и вместо поросенка поймал кокер-спаниеля.

— Ге-ге-ге-гениально! Молодец! — закричала гусыня. — Так ему, га-га-га-гаду, и надо! Давай еще разок! И еще разок!

— По холму-му-му-му! Вниз по холму-му-му-му! — советовали поросенку коровы.

— Го-го-го-гони к лесу! — тарахтел гусь.

— Бе-бе-бе-беги вве-е-е-е-рх! — блеяли овцы.

— Нога-га-га-гами двига-га-га-гай! Прыга-га-га-гай! — надрывалась гусыня.

— Куд-куда же ты, куд-куда! — волновалась курица.

— Убега-га-га-гай! Лерви надвига-га-га-гается! — предостерег Вильбура гусь.

— Не м-м-м-медли ни м-м-м-м-инуты! Му-му-му-мужайся! М-м-м-мистер Цукерм-м-м-ман м-м-м-чится сюда, — подбадривали поросенка коровы.

— Бе-бе-бе-берегись собаки! — предупреждали овцы.

— Не теряй го-го-го-головы! — рекомендовала гусыня. От всей этой суматохи Вильбур ошалел. Голова у него пошла кругом. Ему было неловко, что из-за него поднялся такой тарарам. Сначала он пытался следовать указаниям друзей, но ему никак не удавалось бежать вверх и вниз одновременно, спасаясь то от собаки, то от Лерви. И он так горько заплакал, что от слез не видел ничего вокруг. Ведь он был всего лишь маленький поросенок, которому не исполнилось и полугода! Как жаль, что в эту минуту здесь не было Ферн! Она бы взяла его на руки, утешила и приголубила!

И только когда Вильбур поднял голову и увидел мистера Цукермана, который стоял рядом с ним и держал в руке ведро с ароматной похлебкой, он почувствовал облегчение. Поросенок покрутил пятачком. Запах был восхитительный: теплое молоко, картофельные очистки, пшеничные отруби, остатки обжаренных кукурузных хлопьев и вкусные объедки от завтрака мистера и миссис Цукерман!

— Свинка, свинка, иди сюда, — позвал мистер Цукерман, постукивая по ведру. — Ну, иди, иди ко мне.

Вильбур шагнул вперед, к ведру.

— Нет-нет-нет! Так не го-го-го-годится! — запротестовала гусыня. — Старый прием! Вильбур, не попадайся на эту удочку! Он заго-го-го-гонит тебя обратно в хлев! Он тебя приманивает едой!

Но Вильбур больше не слушал гусыню.

Из ведра очень вкусно пахло. Он сделал еще один шаг вперед.

— Свинка, свинка, хорошая моя, — ласково произнес мистер Цукерман и медленно направился к скотному двору, даже не оглядываясь назад. Он притворялся, будто и понятия не имеет, что Вильбур идет за ним следом.

— Ты еще будешь го-го-го-горевать, что поддался на уго-го-го-говоры! — кричала ему вслед гусыня.

Вильбур не обращал на нее никакого внимания.

Он неотступно следовал за ведром с похлебкой!

— Пого-го-годи! Ты потеряешь свободу! Га-га-га-глоток свободы стоит пога-га-ганого ведра с похлебкой! — не унималась гусыня.

Вильбур по-прежнему не обращал внимания на гусыню.

Дойдя до загончика, мистер Цукерман перелез через ограду и вылил похлебку в корытце. Затем он отодвинул болтавшуюся доску, чтобы Вильбур мог свободно пройти внутрь.

— Шевели мозга-га-га-гами! Не делай себе га-га-га-гадостей! — последний раз предупредила гусыня.

Но Вильбур даже ухом не повел. Он пролез через дырку в заборе, подошел к корытцу и жадно втянул в себя молоко. Потом голодный поросенок взялся за картофельные очистки и кукурузные хлопья. Как хорошо было вернуться домой! Пока Вильбур хлебал из корытца, Лерви принес молоток и длинные гвозди и приколотил доску на место.

Потом Лерви и мистер Цукерман постояли, устало опершись о забор, и мистер Цукерман палкой почесал поросенку спинку.

— Хороший поросенок! — сказал Лерви.

— Из него вырастет отличный боров! — согласился хозяин.

Вильбуру было приятно, что его хвалят. Он разомлел от теплого молока, и ему очень нравилось, когда ему почесывали спинку. Поросенок успокоился, волноваться больше было незачем. Он поел и был счастлив. Теперь его клонило в сон. Он очень устал за день. Было еще только четыре часа дня, когда Вильбур улегся спать.

— Наверно, я еще слишком маленький, чтобы так далеко ходить одному, — подумал он, засыпая.