На следующее утро, после того, как девушки закончили завтракать, Виола сделала веселое замечание по поводу их расставания:

— Боже, как летит время. На следующей неделе в это время вы будете плыть на «Королеве Мэри», а над Померанией Хаус взлетит флаг, чтобы показать, что я снова живу там.

Беатрис закусила губу при этом напоминании. Подумав о серых гребнях волн с брызгами пены, которые будут проноситься мимо окна ее каюты, она непреклонно стиснула зубы, твердо решив пойти на встречу с Гойей. Хотя она знала, что на пути к этому у нее будут серьезные препятствия, она отчаянно хотела выяснить, появится ли Виола в кристалле, который покажет ее будущее.

— Сегодня днем я хочу увидеть твою квартиру, Грини, — сказала она.

— Твоя мать должна будет дать на это согласие, — заметила Виола, не желая рисковать.

— Предоставь это мне и будь готова.

Несмотря на ее особые способности, у Беатрис было довольно примитивное мышление в том, что касалось правдивости. Она смотрела на это как на нечто компромиссное, как контракт у ловкого адвоката, который удовлетворяется следованием тексту соглашения. Ворвавшись в будуар своей матери, девушка оторвала Кристину от изучения игры в бридж.

— Мы собираемся посетить Театральную академию, где Грини обучалась ораторскому искусству, — объявила она, а затем, повысив голос, добавила: — Грини, я только что сказала маме, что мы собираемся посетить твою старую свалку.

— Возражения? — поинтересовалась Виола, появляясь в дверях.

— Конечно, нет, — пробормотала Кристина. — Но это довольно скучно. Надеюсь, вы получите удовольствие.

— Пойдем, Грини, — скомандовала Беатрис. Опасаясь, что ее пока успешная стратегия может быть испорчена роковым случайным замечанием, она почти выволокла Виолу из комнаты…

Позднее, оглядываясь назад, Кристина вспомнила, что Беатрис забыла по обыкновению поцеловать ее на прощание.

Когда девушки вернулись в комнату Беатрис, наследница спросила:

— Ты хочешь отправиться в Америку, Грини?

— Мои крылья всегда трепещут. Когда меня позовут в Голливуд, я вмиг долечу туда на скоростном самолете.

— И тогда ты забудешь меня? Я знаю, что ты хочешь вернуться в свою собственную квартиру. Я видела, как ты смотришь на эту комнату — как будто это изолятор в больнице.

Виола невольно взглянула на персиковые парчовые шторы, глубокие, мягкие кресла — где она потеряла свои перчатки — и на белоснежные пледы из овчины, попутно проклиная свое слишком выразительное лицо.

— Не будь глупой, — сказала она. — Это был замечательный опыт. Конечно, все это несколько… чересчур. Но это потому, что мне нравится иметь много места для передвижения.

— Как и мне. Как ни странно, это правда.

Взглянув на Беатрис, Виола вдруг почувствовала себя виновной в эгоизме. У наследницы были тяжелые круги под глазами, наводящие на мысль о тайно проливаемых слезах.

«Она плакала в подушку из-за молодого Остина, — подумала Виола. — Это варварство — держать ее взаперти… Интересно, могла бы я позволить ей сбросить оковы. Я попробую это сделать».

Несмотря на то, что у отеля их ждал автомобиль, она бросилась обратно в будуар. Аккуратно подрисованные брови миссис Стерлинг наморщились из-за прерывания.

— В чем дело? — нетерпеливо спросила она.

— У меня есть догадка, что Беатрис взволнована и раздражена, — объяснил Виола. — Этот отпуск должен был стать настоящим перерывом для нее, но дело Кросса и все эти подозрения перевернули все с ног на голову. О, разве вы не помните, как она была счастлива в тот день в Селфридж? Не могли бы мы оставить детектива дома сегодня днем? Только на этот раз. Я прекрасно позабочусь о ней.

Лицо Кристины приняло застывшее выражение, которое показывало, что она глубоко тронута.

— Мак при исполнении своих обязанностей, — сказала она после паузы. — Он наблюдал за Беатрис с тех пор, как она была ребенком, и он откажется. Вы не можете поколебать его верность.

— Но мы могли бы сделать вид, что мы отделались от него?

— Посмотрим, что он об этом скажет.

Когда шотландец появился, он выслушал это предложение с мрачным лицом, но его проницательные глаза сверкнули.

— Я буду следовать за ними на такси, — сказал он.

— Хорошее шоу, — одобрила Виола. — Теперь начинается моя работа.

Выбежав из комнаты, она сжала руку Беатрис и бросилась с ней в сторону лифта.

— Давай уедем, прежде чем появится Мак, — предложила она, хватая ртом воздух.

Когда девушки, задыхаясь от смеха, опустились на сиденье машины, Виола почувствовала, что ее хитрость оправдалась. Румянец окрасил щеки Беатрис не только из-за их поспешного бегства — казалось, ее оживила эта выходка.

— Надеюсь, что он станет преследовать нас, — сказала она. — Это как Чикаго.

День был исключительно мрачным, а туман настолько густым, что, казалось, они ехали сквозь мутные воды старой пристани. Крошечные желтые плафоны едва виднелись в зданиях со смутными очертаниями словно в потустороннем мире. Застланные туманом окна были наполовину освещены, наполовину скрыты тенью и казались настолько призрачными, что Виола почти ожидала увидеть нити морских водорослей, колеблющихся за стеклом, или зияющий рыбий рот.

Окруженная комфортом, она хотела, чтобы они могли продолжать плыть, не останавливаясь ни в каком порту. В автомобиле было тепло, и она плотно позавтракала, ибо, предчувствуя перспективу голодных времен, она следовала примеру верблюда и наедалась наперед.

Тут раздался голос Беатрис, доносившийся словно через трубу; она сказала шоферу остановиться у ювелирного магазина на Бонд-стрит.

— Я хочу, чтобы ты выбрала сувенир, Грини, — сказала она.

Виола запротестовала, но без энтузиазма, потому что ей понравилась эта идея.

— Если ты действительно хочешь, чтобы я тебя помнила, — предложила она, — как насчет нитки культивированного жемчуга? Всякий раз, когда я носила бы его, я бы думала: «Если она и не была настоящей принцессой, то была чертовски хорошей имитацией». Господи помилуй, это первое мое ругательство за целую вечность. Но я не думаю, что теперь я могу сильно тебе навредить. Осталось слишком мало времени.

Однако когда они зашли в магазин, и Виола обнаружила, что Беатрис намеревается купить ей настоящие драгоценности, она решительно запротестовала:

— Мило с твоей стороны, принцесса, но нет, нет. Я определенно не попрошайка.

— Но я только хочу, чтобы ты помнила меня, — расплакалась Беатрис.

Так как она отказалась рассмотреть какую-либо замену, в то время как Виола отвергла драгоценности с презрением матери Гракхов, к разочарованию Беатрис, они ушли, ничего не купив.

— Предположим, теперь мы просто подрожим от холода, а затем вернемся домой, — предложила Виола, когда они вернулись в машину.

— Нет, я должна увидеть академию, — возразила Беатрис.

Когда они прибыли к смутно видимому в тумане викторианскому зданию, Виола попыталась отвлечь Беатрис, предложив одну затею:

— Пойдем в контору и сделаем вид, что хотим записаться как студентки. Я хочу посмотреть, помнит ли меня кто-то. Когда я была там, я постоянно меняла цвет волос — так я готовила себя к славе.

К сожалению, Беатрис посчитала, что ее обязательства, необходимые, чтобы оправдать сказанное ею, ограничиваются осмотром академии только снаружи.

— Все, я ее увидела, — заметила она. — А теперь мы отправимся посмотреть твою квартиру.

Виола не могла понять собственного нежелания посещать Померанию Хаус. Она будто предчувствовала надвигающуюся катастрофу. Она даже подумала, что ей не хватает широкой спины детектива, сидящего рядом с шофером. Хотя такси с детективом упорно следовало за ними, как идущая по следу гончая, у Виолы не было привычного чувства безопасности.

Это заставило ее осознать, что шок от убийства Эвелин Кросс вкупе с ответственностью ее работы начал истощать ее силы. Фом предупредил, чтобы она была очень осторожна ввиду того факта, что она сможет полагаться только на саму себя, если не сработает человеческий фактор. Но несмотря на это она намеренно отодвинула детектива в сторону в то самое время, когда Беатрис выказывала признаки неповиновения.

По мере того как их автомобиль добрался до темной и сравнительно уединенной площади Померания, туман стал еще более плотным и густым. Он плавал между сбросивших листья деревьев в виде спиралевидных испарений и сливался в двигающиеся столпы. В приглушенном ламповом свете центральный сад напоминал погост, а двигающиеся по нему фигуры — компанию блуждающих призраков, которые забыли точное местонахождение своих могил. Виола начала дрожать от мрачного предчувствия.

Она была не единственной, кто страдал от нервов. Для мадам Гойи вторая половина дня тянулась мучительно медленно. Она оставалась в состоянии напряженности, так как не знала, когда к ней придет Беатрис Стерлинг, но должна была быть готова к этому визиту. Она также ощущала острое оживление, связанное с перспективой заработка, так как личность наследницы не была для нее секретом.

— Моя ладонь чешется, — пробормотала она. — Хороший знак.

Она мерила шагами длинную комнату, и ее высокие каблуки стучали по ворсу ковра, пока она непрерывно курила. Время от времени она подходила к двери, чтобы послушать происходящее снаружи. Было много ложных тревог — шаги на лестнице и девичий смех, когда машинистки спускались в уборную, чтобы освежиться. Каждый звук заставлял ее вперевалку спешить обратно к своему столу, чтобы принять соответствующую позу. Сидя под голубым абажуром, она сложила вместе толстые кончики пальцев и уставилась в кристалл.

Наконец Гойя занервничала, ощущая напряжение продолжительного бездействия. Ее ладони были липкими, а сердце билось от беспокойства. С тех самых пор, как она заглянула в свою утреннюю газету и прочитала об убийстве молодой блондинки, женщина находилась в состоянии сдерживаемого страха. Несмотря на то, что она была лишена финансовой честности, ее принципы не допускали преступления. На работе она обманывала дам, но не убивала их.

Так как Гойя страдала от лишнего веса и имела слабое сердце, полученный шок, казалось, замедлил ее кровообращение. Все это грязное дело было загадкой, которая пугала ее тем сильнее, что она не могла это обсуждать. Всякий раз, когда она упоминала об этом, ответом ей служил только непонимающий взгляд или покачивание головой.

Сердце женщины предательски забилось при звуке громкого удара по другую сторону от тонкой разделительной стены. В поисках компании она поспешила выйти на площадку лестницы, где мисс Пауэр как раз вытаскивала коробку с книгами через открытую дверь своей квартиры. На ней был зеленовато-синий твидовый костюм, поверх пальто в тон ему и твидовая же стеганая шляпа, надвинутая на глаза.

Когда появилась Гойя, мисс Пауэр посмотрела на нее так, будто ее оскорбляло присутствие женщины.

— Приехал фургон? — спросила Гойя.

— Нет, — отрезала мисс Пауэр, возвращаясь обратно в свою комнату.

— Но вы одеты.

— Я предпочитаю быть наготове.

— Кому вы это говорите. Я весь день продолжаю слоняться без дела. И я не вещь. Это убийство…

Мисс Пауэр оборвала Гойю, захлопнув за собой дверь номера 17. Не имея возможности отвести душу, посплетничав, женщина пересекла широкую площадку лестницы и взглянула поверх балюстрады. Однако ей открылся вид только на белый отблеск от купающейся нимфы в холле, и, тяжело вздохнув, она вернулась в номер 16.

Тут она решила, что горячее питье согреет и приободрит ее. Когда она обедала и пила чай здесь же, то всегда приносила с собой термос, и сегодня он, до сих пор закрытый, стоял на одной из книжных полок.

Неловко откупорив его, она с нервной поспешностью налила себе кофе, при этом часть его выплеснулась на блюдце. Затем она опустилась на диван и жадно, большими глотками стала пить.

Внезапно она фыркнула от досады, осознав, что держит чашку с блюдцем неровно. Струйка жидкости стекла на одну из ручек дивана, где расползлась пятном размером с бесформенный виноградный лист.

Гойя уставилась на него, и ее промашка разрослась до масштабов катастрофы. Ее особое значение медленно дошло до сознания мадам, и ее черты исказились в гримасе ужаса. Бросившись вон из комнаты и вниз по лестнице, она распахнула дверь офиса майора Помероя.

Там Гойя стояла в дверях, хватая ртом воздух, пока, отдышавшись, не выговорила:

— У меня случилось неприятное происшествие. Я пролила кофе на диван.