Несколько секунд я просто стояла. Меня парализовали страх и неуверенность. Приступ… приступ? Я стала рыться в памяти, куда еще в школе пытались вбить знания об оказании первой помощи. Сначала устраняется опасность западания языка в горло. Но как вытащить язык так, чтобы Мона не откусила мне руку? Моя основная задача — не дать ей себе навредить и как можно быстрее вызвать врача.

Голова лежала в паре дюймов от ножки тяжелого деревянного стола, и тело спазматически передвигалось в его направлении. Я подбежала, опустилась на колени и подсунула руку под голову Моны. Тут же заметила, что волосы вокруг лица пропитаны кровью. Всматриваясь в темные мокрые пряди, увидела безобразную глубокую рану на левом виске.

Теперь мое сердце не просто колотилось, а выпрыгивало наружу. Я не раз писала статьи о серьезных травмах и смерти, но не привыкла лицезреть насилие воочию. Очевидно, кто-то напал на Мону и уборщицу. Сидя на корточках, я развернулась и со страхом бросила взгляд в приемную. Там только Уборщица.

— Мона? Мона, ты меня слышишь? — спросила я.

Глаза выписывали большие круги, левая рука колотила меня по бедру. Сознание явно не фиксировало действительность.

Я встала, обогнула стол и набрала 911. Сказала телефонистке, что произошло нападение на двух женщин, у одной из них — тяжелые повреждения. Девушка на проводе попросила меня подождать, но я ответила, что должна позаботиться о жертве, и положила трубку.

В приемной уборщица пыталась встать на ноги. Она была моложе, чем мне показалось сначала. Едва за тридцать.

— Что произошло? — спросила я, обхватив ее рукой. На лице расплылось кровавое пятно: наверное, она нащупала перчаткой рану, а затем коснулась щеки и лба. — Кто это сделал?

— Голова… — простонала она. — Больно. — У женщины был русский или восточноевропейский акцент.

— Да, у вас там рана. Но я уже вызвала «скорую помощь», и они вот-вот приедут. Вам лучше присесть.

Я отвела ее к столу и помогла опуститься.

— Как вас зовут? — спросила я.

Она задумалась, и я испугалась, что у нее отшибло память.

— Катя, — заикаясь, ответила она. — Катя Витальева.

— Катя, я сейчас поищу льда для твоей головы, но сначала позвоню еще за подмогой, хорошо?

Над столом помощницы висел листок с телефонными номерами. Пробежав по нему взглядом, я нашла номер вестибюля.

— С кем я говорю? — спросила я, как только на другом конце подняли трубку.

— С Бобом.

— Это Бейли Уэггинс с шестнадцатого этажа, редакция «Базза». Здесь напали на двух женщин. Я вызвала «скорую». Предположительно преступник уже покинул здание, но все же постарайтесь никого не выпускать до приезда полиции.

— Хорошо, хорошо. Я пришлю вам кого-нибудь.

Положив трубку, я задумалась, где раздобыть лед

для Кати. Столовая находится на другом конце коридора. Как-то не хочется оставлять Катю с Моной, да и самой страшно. Вдруг по этажу бродит маньяк? Здесь должен быть холодильник. Я огляделась и заметила мини-холодильник около стола помощницы. Дернув за дверцу, обнаружила крошечное морозильное отделение с подносом льда, покрытого шестимесячным инеем. Выбила кубики на бумажное полотенце и подбежала к Кате.

— Вот. Приложи к голове и держи. Справишься? Это приостановит кровотечение.

— Справлюсь.

Окровавленной перчаткой она взяла собранный на скорую руку комок и осторожно приставила к темени. Судя по расположению раны, удар нанесли со спины. Интересно, видела ли она преступника?

В кабинете по-прежнему билась в припадке Мона. Я ничего не могла сделать.

— Что произошло, Катя? — снова спросила я. — Ты видела его?

— Я… я его не видела, — покачала она головой. — Я вообще ничего не видела.

— На тебя напали снаружи?

— Нет, — ответила она. — Я заходила в кабинет, заметила ее… редактора, госпожу Ходжес, на полу. И тут меня кто-то ударил. Он… я думаю, он стоял за дверью.

— И ты вышла обратно в приемную?

— Да. Поначалу я нормально себя чувствовала, но потом… закружилась голова.

— Можешь сказать, как долго ты простояла на коленях?

— Не знаю. Недолго, наверное.

Значит, нападение произошло, пока я рылась в столе Робби. Следовательно преступник удалился не через главный вход, иначе я бы его заметила. Он мог спрятаться в лестничную шахту или проскочить через дверь в редакцию «Трека».

— Ладно. Посиди здесь, — велела я уборщице и вбежала в кабинет Моны.

Тело содрогалось, но уже не так сильно. Голова наклонилась влево. Мне стало стыдно от своего бездействия.

Сзади послышалось некое шевеление, я снова вылетела из кабинета. Вдруг редакцию залил свет, к нам бежал охранник. На лице Кати отобразилась паника.

— Это охранник, — успокоила я и вышла ему навстречу: тощий перепуганный пакистанец раньше наверняка имел дело только с незаконным выносом папок из здания.

— Где они? — прокричал он мне. — Что произошло?

Не успела я ответить, как раздался топот. По коридору неслись четверо в белых халатах, два полицейских в форме и крепкий охранник, дежуривший на вечеринке «Трека». Они словно бежали посмотреть на любопытное зрелище. Чувствую, устроят здесь цирк.

У приемной все резко остановились и вопросительно уставились на меня. Среди представителей правоохранительных органов были только белый парнишка и женщина около тридцати, афроамериканка.

Я указала на Катю и пояснила, что на нее напали, а в кабинете лежит еще одна пострадавшая — редактор журнала. Женщина-полицейский велела охраннику вернуться ко входу и проследить, чтобы никто не входил и не покидал редакцию «Базза». Она же распорядилась, чтобы юный офицер полиции проверил комнаты на этаже. Три медработника ввалились в кабинет Моны, а четвертый подошел к Кате. Он сразу же осмотрел череп и померил кровяное давление. Через минуту из кабинета вышла афроамериканка, разговаривая по рации. Она вздохнула, поставила стул рядом с Катей и начала задавать вопросы, записывая ответы в блокнот с толстой кожаной обложкой. Катя повторила то же самое, что сказала мне, хотя уже внятнее.

Получив от уборщицы всю информацию — коей оказалось не так много, — полицейский переключилась на меня.

— Вы обнаружили пострадавших? — спросила она, зафиксировав мое имя и адрес и сама догадавшись, что я сотрудница «Базза».

— Да, я услышала стон, а затем нашла уборщицу на коленях. Она держалась руками за голову. Пытаясь помочь ей, я бросила взгляд в кабинет — стул валялся на полу. Вошла внутрь и увидела Мону…

— Вы всегда работаете так поздно по вечерам?

— Нет. Я находилась весь день вне стен офиса, а вечером пришла забрать накопившиеся бумаги.

Пришлось кое-что утаить от полиции, но я решила не упоминать Робби, когда меня спросят о цели прихода. Боялась, у него возникнут неприятности, если я расскажу о тайном поручении. К тому же я на самом деле забирала документы.

— Кроме вас, здесь кто-нибудь был?

— Нет, ни души, — ответила я, качая головой. — Хотя на вечеринке полно народа.

Полицейский указала на отдел оформления, что находится сразу за приемной, и велела присесть там. Со мной якобы захотят побеседовать детективы.

Я подняла с пола сумочку, подошла к столу художественного редактора и опустилась на стул. На доске объявлений висела страничка из таблоида с заголовком «Обнаженный самурай-хулиган». Стол был завален журналами, книгами, жевательными резинками. Там даже лежала игрушечная челюсть. Я едва успела прийти в себя, как в конце коридора появились двое полицейских — детективы, надо полагать. Они скользнули по мне взглядом и пулей пронеслись мимо к месту происшествия. Через две секунды вышли медработники с Моной в кислородной маске, на каталке. Они передвигались быстро, один из них держал капельницу. Мона больше не дергалась.

За ней выкатили Катю, которая неистово вертела головой. Врач прильнул к ее уху и что-то шепнул. Наверное, чтобы успокоить.

Пять-десять минут я сидела, наблюдала за действиями полицейских и пыталась понять, что же сегодня произошло. Кто мог сотворить такое с Моной и за что? Есть вероятность, что в офис проник какой-нибудь сумасшедший или наркоман в поиске денег. Забрался в кабинет, думая, что там никого нет, и испугался при виде Моны. Она закричала или пригрозила позвать охрану, а непрошеный гость ударил ее по голове, чтобы заткнулась. Собираясь бежать, он услышал приближение тележки с уборщицей. Спрятался за дверью, а когда она вошла, ударил заодно и ее.

Однако сегодня в здании наставлено так много охраны, что теория о наркомане как-то не вязалась. Не менее странно звучит другое объяснение: некто, знающий Мону, вычислил, что она задержится в офисе допоздна — что для вторника большая редкость, — и пришел к ней. Возможно, он не намеревался причинить ей вреда, но они поругались, и страсти закипели. Не исключено, что он работает в «Баззе».

Я взглянула в окно. Внизу уже собрались папарацци, а скоро появятся остальные представители прессы. Произошла скандальная история, и о ней напишут все.

В конце коридора раздался громкий топот. Человек, в котором я узнала Карла, мужа Моны, с полоумным видом пролетел мимо «чрева». Фалды пиджака развевались точно флаг. За ним следом спешил еще один полицейский. Не успел Карл добраться до кабинета жены, как путь ему преградил детектив. С уст слетели слова: «Больница Святого Винсента». Вот, значит, куда ее отправили. Супруг незамедлительно развернулся и удалился, полицейский не отставал. И зачем только к Карлу приставили охрану?..

Вскоре оба детектива направились ко мне вместе с Женщиной-полицейским. Она объявила мое имя и ушла. Следователи пододвинули стулья и присели.

Главным оказался дюжий мужчина за сорок, под метр девяносто, с толстыми щеками и редеющими спереди каштановыми волосами. Очки без оправы почти не были заметны на лице. Низкий пухленький напарник был на пару лет старше, от виска шла серебристая дуга проседи.

— Мисс Уэгтинс? — прозвучал то ли вопрос, то ли утверждение, когда старший по званию прочел запись в блокноте.

— Да.

— Вы проявили похвальное мужество. Я детектив Рэнди Тейт, а это детектив Маккарти.

Я кивнула, ощутив ту тревогу, какую всегда испытываю при общении с полицией.

— Очень приятно.

— Я знаю, вы уже рассказывали о происшествии, но не могли бы вы повторить все нам в деталях?

Пришлось изложить все заново с момента, как я услышала стоны, не упомянув причину, по которой оказалась в редакции. Не хотелось опять лгать без надобности.

— Я передвинула тело Моны на несколько дюймов от стола. Понимаю, нельзя ничего касаться на месте преступления, но она билась в припадке, и я испугалась, что голова ударится о ножку стола. Кстати, не знаете, как она?

— Нам пока не сообщили, — ответил он, и стало ясно, что это меня не касается. — Жертва что-нибудь говорила?

— Ничего. Ее сильно трясло от конвульсий. Я расспросила другую пострадавшую — уборщицу, Она считает, что преступник спрятался за дверью и напал на нее оттуда. Она его не видела.

— А вы никого не встретили на этаже по дороге сюда?

— Нет, тут было пусто. В приемную доносился шум с вечеринки в «Треке». Скорей всего нападение произошло незадолго до моего появления.

— Ходжес часто работает допоздна?

— Да, но кроме вторников, насколько мне известно. По понедельникам мы сдаем материалы для очередного номера и сидим до полуночи. А по вторникам сотрудники расходятся около шести.

— А вы почему задержались?

О Боже, опять!

— Ну, прежде всего я работаю не на полную ставку, и поэтому у меня свой график. На протяжении всего дня я находилась вне офиса — знаете ли, добывала информацию для статьи — и зашла вечером забрать накопившиеся во входящем ящике бумаги.

Я кивнула на бумаги, торчавшие из сумки. Мне было неловко лгать Тейту. Он пристально на меня посмотрел, словно чувствовал, что я что-то недоговариваю, или просто пытался связать все воедино.

В редакции послышались новые голоса и шаги. Мы одновременно вытянули шеи и увидели четырех человек, передвигавшихся чуть ли не строем, — группа осмотра места преступления. За ними двое в спортивных костюмах несли основное оснащение. Вероятно, тоже детективы. Тейт поймал взгляд одного из них и кивнул в сторону кабинета Моны — мол, подойду, как закончу допрос свидетеля.

— Скажите, а есть ли среди сотрудников сильно обиженные на госпожу Ходжес ? — спросил Тейт. — Может, кто-то желал свести с ней счеты?

Я обомлела. Боже, что мне теперь-то говорить? Конечно, Робби держал на нее зуб, но он не убивал, и не стоит напрасно навлекать на него подозрение полиции. Да и какой смысл перечислять всех людей, кого достала Мона. Не долго раздумывая я решила проявить осторожность и не давать прямых наводок. Все равно полиция опросит кучу людей, которые работают здесь намного дольше меня, и тогда всплывут все внутренние передряги, включая увольнение Робби.

— Я здесь всего шесть недель и не вникла в тонкости отношений, — сказала я. — Вам лучше поговорить с Нэшем — исполнительным директором.

— Ладно, на сегодня к вам больше вопросов не имеется, — заключил детектив. — Вот как раз подошли специалисты по уликам. Вы не могли бы показать им, где именно вы нашли жертву и насколько ее передвинули?

— Конечно, — согласилась я и последовала за Тейтом в приемную. Там уже огородили часть помещения, включая то место, где упала на колени уборщица. Снаружи и внутри желтой ленты кружили полицейские. Детектив оставил меня снаружи, посовещался с кем-то внутри и махнул мне рукой, чтобы заходила. Сюрреалистически мощные прожекторы создавали такое впечатление, будто кабинет Моны готовят к съемкам показа мод.

Ко мне повернулась молодая женщина в темно-синем пиджаке не по размеру.

— Покажите, где вы обнаружили жертву, — попросила она.

— Голова находилась вон там. Я оттащила Мону Ходжес приблизительно на пятнадцать дюймов, чтобы она не ударилась.

На бежевом ковре осталось большое кровавое пятно. Оно переливалось в ярком свете. Мне стало дурно.

Тейт вывел меня из кабинета. Поначалу мне показалось, он ведет меня обратно за стол, но мы прошли мимо, к выходу. Меня отпускали.

— Вот моя визитная карточка, — сказал детектив, вытащив ее из бумажника. — Позвоните, если что-нибудь случится или заметите нечто странное на работе.

Я кивнула, пытаясь изобразить готовность помочь, хотя чувствовала себя прескверно.

— И еще. Я попрошу вас ни с кем не обсуждать детали того, что вы сегодня видели. Хорошо? Сохранение секретности необходимо для расследования.

— Да, понимаю.

— Вот и прекрасно, — сказал он и кивнул близстоящему полицейскому. — Он выведет вас из здания, оградив от журналистов.

Тейт зашагал обратно, а полицейский подбежал исполнять роль швейцара. Когда он открыл дверь в холл, я изумилась картине, представшей моему взору. Там собралось неимоверное количество офицеров полиции, в особенности около входа в редакцию «Трека». Музыку сменил неумолкающий ропот ворчливой толпы. Очевидно, приглашенных не выпускали до личного допроса каждого.

Не менее шокирующей оказалась сцена при выходе из лифта. Через большие окна вестибюля я увидела толпу на улице. Львиная доля ее состояла из представителей прессы с камерами. Они сбились в кучу впритык к живому ограждению из полицейских. Мона, рассылавшая по всему свету репортеров и фотографов, сама стала участницей скандальной истории, какие писали ее подчиненные.

Распространявшееся по всему вестибюлю многоголосие приглушала стена, но когда полицейский распахнул дверь наружу, меня окатил шум на полной громкости. Такое бывает в международных аэропортах, когда выходишь из относительно спокойной таможенной зоны навстречу какофонии встречающих.

— На чем вы собираетесь добираться до дома? — прокричал мне на ухо полицейский.

— Наверное, возьму такси.

— Я помогу вам.

Он взял меня за руку и повел сквозь толпу. Засверкали фотовспышки, и журналисты стали забрасывать меня вопросами: «Что там произошло?», «Вы что-нибудь видели? », «Полиция арестовала подозреваемого?», «Назовите свое имя».

Я ощутила себя прямо-таки Николь Кидман.

Полицейский поймал такси и помог мне сесть. Как только машина тронулась, я развалилась на липком кожаном сиденье. Пять часов назад я планировала провести вечер в итальянском ресторане в Виллидже, полакомиться жареной курочкой и выпить бокал тосканского вина. А вместо этого обнаружила начальницу в крови. К тому же оказалась в пекле криминального расследования. Не натолкнись я на эту жуткую сцену, событие все равно не прошло бы стороной. На следующий же день редакция «Базза» превратится в дурдом: все будут обсуждать нападение и как оно отразится на личной судьбе каждого. Мона, вероятно, получила серьезную черепно-мозговую травму. Она вообще может не оправиться.

Пока такси неслось по Бродвею, я достала сотовый и карманный компьютер, нашла номер Нэша. Удалось связаться только по голосовой почте и оставить сообщение об инциденте на случай, если ему еще не доложили, и свой контактный телефон. Затем я позвонила Полу Петроцелли, знакомому доктору из «неотложки», который охотно отвечает мне на основные медицинские вопросы, необходимые для написания очерка. Когда бы я ни набрала его номер, он занят: выполняет непрямой массаж сердца или вытаскивает из руки рыболовный крючок. Однако на сей раз я застала его в перерыве между спасением людей. Описав рану на голове Моны и приступ, я спросила, каков предположительный диагноз.

— Похоже, удар был неслабым, — сказал он, зевая. — При такой травме внутреннее кровотечение не сильное, но мозг набухает от удара, как и любая ткань, а для мозга всякие опухания крайне нежелательны. Череп — штука твердая, внутри него особо не разбухнешь. Мозговая ткань начинает сдавливаться, и все это заканчивается образованием грыжи в нижней части. Та, в свою очередь, давит на дыхательный центр ствола мозга.

— На месте удара было достаточно крови, — дополнила я. — Это что-то меняет?

— Ну да, тогда возможен другой сценарий. При Ударе порвались кровяной сосуд и оболочка мозга. Тогда мы имеем дело не только с набуханием, но и обильным кровотечением в мозг. Хотя финал будет тот же самый.

— Возможен смертельный исход?

Конечно. Травма головы — это тебе не хухры-мухры. Слушай, меня тут срочно вызывают. Перезвони позже, если тебе понадобится дополнительная информация.

Затем я набрала номер Лайлы Паркер, бывшего агента ФБР, у которой я иногда беру интервью. Хорошо бы, если б она взялась за расследование дела. Прозвучал автоответчик, и я оставила сообщение с угрозой завалить ее вопросами.

Таксист высадил меня на углу Девятой улицы и Бродвея. Зайдя домой, я ощутила неимоверное облегчение. У меня небольшая квартирка с одной спальней и кухонькой, но там есть и несколько достоинств: просторный чулан, который я переоборудовала в домашний кабинет, большой балкон и чарующий вид из окна — старые жилые здания из кирпича и девятнадцать водонапорных башен на западном горизонте. Моя квартира — единственное ценное, что осталось от замужества, если не считать исчерпывающих знаний о футбольных ставках.

Я налила бокал вина, сбросила сандалии и свалилась на кушетку с таким шлепком, будто упала со второго этажа. Ничего не ела весь вечер, желудок болит, а аппетита нет. Устроившись среди подушек, я погрузилась в мысли о Моне. Кто мог пойти на такой шаг? Уборщица не видела преступника, а Мона должна была: удар ведь пришелся спереди. Надеюсь, врачам удалось привести ее в сознание и сейчас она шепчет имя на ухо детективу.

Тут до меня дошло, что надо позвонить Робби. Не терпелось сообщить новость и рассказать о моей маленькой лжи, чтобы он ненароком не выдал полиции истинную цель моего прихода в «Базз». Да и потом надо поставить Робби в известность, что я не нашла писем, за которые он так беспокоится.

Я взяла трубку и набрала номер. На третьем гудке Робби ответил.

— Наконец-то, — произнесла я с облегчением. — Слушай, у меня жуткая новость.

— Про Мону?

— Да, а ты откуда знаешь?

— Мне позвонил знакомый из «Трека». Говорят, она лежит в коме в Бельвью.

— А ты в курсе, что тело обнаружила я?

— Что?!

— Ты не ослышался. Мне никого нельзя посвящать в детали.

— Ты нашла ее? — воскликнул он. — Ты была там?

— Конечно, Робби, — подтвердила я, подавляя раздражение. — Я пошла по твоей же просьбе забрать письма, которых в столе не оказалось. Про них я, кстати, не сказала полиции. Не хотела впутывать тебя, поэтому уверила их, что забирала кое-какие бумаги.

— Но ты не перезвонила мне, как обещала, — жалобно произнес он. — Ты собиралась связаться с подругой и сразу мне перезвонить.

— На это ушло время. А когда я набрала твой номер, ты не взял трубку. Я решила, ты просто не в состоянии, оставила сообщение и пошла в офис. Да и какая разница? Что тебя так огорчает?

— Просто… — тревожно замялся Робби.

— Просто что ? — спросила я, начиная сердиться.

— Я сам забрал письма. Я пошел в офис, когда понял, что ты уже не позвонишь.