Мне словно в лицо плюнули.

— Простите?..

Возможно, у меня просто временное затмение от усталости, и я что-то не поняла.

— Повторяю, — отчеканил детектив Пиховски, — нет ни малейшего указания на то, что вчера вечером кто-либо пытался причинить вам вред.

Меня затягивало в болото, а на берегу стоял монстр… и даже клешни не протягивал.

Просто невероятно! Как он может заявлять, что это еще одно дурацкое совпадение? Два полицейских офицера вчера вечером были на месте происшествия и сразу же сказали, что нашли улики.

— Я что-то вас не понимаю. А как же следы на снегу? Патрульные полицейские установили: мой преследователь вышел из машины и гнался за мной по лесу!

— Следы были, верно, — кивнул Пиховски. — Некто вышел из машины и шел за вами. Но этот некто — мужчина, живущий по соседству, чуть дальше по улице. Выехав из дома и спускаясь с холма, он увидел ваш джип в сугробе, затормозил и вышел поглядеть, что случилось. Потом заметил вас. Вы бежали по глубокому снегу к лесу — как он выразился, «словно за ней собаки гнались». Он подумал, что вас контузило и вы не в себе, и пошел за вами. Снег был глубокий, в темноте вы убежали довольно далеко. Поэтому в какой-то момент этот джентльмен предпочел вернуться и позвонить в полицию.

Мне оставалось только глазами хлопать.

— Его звонок записан на пленку в полицейском участке. Сегодня утром мы его допросили. Наши эксперты установили, что на месте происшествия только ваши и его следы.

Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и разобраться в том, что он мне сообщил. Я видела задние огни машины преследователя. Я была уверена, что он развернулся где-то за холмом и поехал обратно… Значит, я ошибалась?

— Хорошо, — ровным голосом сказала я, — теперь многое прояснилось. Я не сомневалась, что возвращается машина моего преследователя. На самом деле это был мистер Имярек, который выехал на шоссе из своего дома. Но это никак не отменяет того факта, что кто-то столкнул меня с дороги в сугроб.

Детектив Пиховски снова поджал губы так, что они совсем спрятались под усами. И произнес с неожиданной отеческой теплотой в голосе:

— Не стану отрицать вашу формулировку «кто-то столкнул меня с дороги в сугроб». Однако в протоколе с ваших слов записано черным по белому: вы резко притормозили. Вполне естественно, что ехавшая за вами машина врезалась в вашу.

От его логики хотелось на стену лезть. Знаю, детектив обязан не доверять, детектив обязан проверять… но зачем же в землю втаптывать?

— Это не просто ехавшая за мной машина! — воскликнула я. — Тот тип преследовал меня, был предельно агрессивен. Он… он как минимум устроил аварию на дороге и удрал с места происшествия!

— Верю вам на слово, что он был «предельно агрессивен». Но в наших краях полно хулиганов на дорогах. И особенно они распоясываются на лесных дорогах, где нет свидетелей. Им плевать на гололед, на туман и так далее. Вчерашний инцидент я представляю себе так: кто-то из подлого баловства ехал впритык за вами, включив дальний свет. Хотел попутать, поиграть на нервах. Вы решили оторваться, ваш джип занесло, вы ударили по тормозам — и хулиган чисто случайно в вас въехал. Разумеется, вы пострадали. Разумеется, я вам сочувствую. А что этот тип бросил вас в сугробе — это нарушение. Будем его искать. Повезет найти — накажем. Но я уверен, этот тип хотел только поиграть на ваших нервах и то, чем все кончилось, было для него самого малоприятным сюрпризом.

До этого я не хотела рассказывать про то, что случилось со мной в пустой нью-йоркской квартире Джейми — я туда как-никак без разрешения проникла. Однако теперь выбора не было.

Я быстро изложила ему свое манхэттенское приключение, ожидая увидеть хоть искру интереса и сочувствия.

Однако Пиховски и тут лишь тряс головой и прятал губы за усами.

— Конечно, случай гнусный, — сказал он наконец. — Но для Нью-Йорка вполне типичный. Сумасшедший город. Кишит всякими придурками.

— Да, сумасшедший город, — согласилась я.

Все ясно — этого ничем не прошибешь.

По-своему он прав, у меня нет никаких доказательств. К тому же меня угораздило ошибиться насчет того, кто шел за мной по лесу. И это серьезно подорвало веру детектива в прочие мои откровения.

Возможно, Пиховски даже втайне решил, что я врушка, писака с богатым воображением и пытаюсь разыграть в жизни высосанный из пальца сюжет, чтобы потом выдать его за правду и со смаком описать свою выдумку в очередном криминальном рассказе.

Мне показалось, что кругом стало тише. Я быстро огляделась. Нет, вроде бы все детективы заняты своей работой — кто звонит, кто копается в бумагах. Но я чувствовала, что все прислушиваются. А как же — коллега ставит на место нью-йоркскую штучку!

— Говоря по совести, я был уверен, что новость вас порадует, — продолжал Пиховски. — Мы установили, что никто не преследовал вас с преступной целью. А значит, вчерашний инцидент никак не связан с другими несчастными случаями, что было вашим самым большим страхом. Теперь можете успокоиться. Наверняка ваши вчерашние неприятности — результат случайного хулиганства на дороге.

Я подхватила пальто, быстро вдела руки в рукава, наклонилась за сумочкой, которая тоже лежала на полу. Надо поскорее убираться, пока я не брякнула что-нибудь, о чем позже буду жалеть.

— Спасибо, что потратили время на расследование, — с натянутой улыбкой сказала я. — Всего вам доброго.

Не дожидаясь его «до свидания», я быстрыми шагами пошла прочь по серому линолеуму. Спиной я чувствовала, что все коллеги Пиховски провожают меня насмешливым взглядом.

Меня буквально вымело из детективного гнезда, и по улице я какое-то время почти бежала. Прогревая джип, я сама кипела гневом — детектив Пиховски отлично разогрел меня. Но мало-помалу ярость сменилась отчаянием. Я-то надеялась, что полиция теперь активно подключится к делу, а я почувствую себя в безопасности и смогу скинуть расследование в профессиональные руки. И вот такой облом. Где-то рядом бродит убийца, которому надоело только пугать меня, а полиция умыла руки и даже не попытается его остановить.

Больше всего мне хотелось плюнуть на все, вырулить на хайвэй — и бай-бай, Гринвич! Но кому от этого станет лучше? Как выяснилось, и Нью-Йорк для меня не безопасен, и там меня могут достать гринвичские разборки. Нет, я не дам болоту бездействия засосать меня. Если полиция опять баклуши бьет, придется мне продолжить борьбу за собственную шкуру.

Итак, остаюсь в Гринвиче и возвращаюсь к прежнему плану. Сегодня я должна побывать в нескольких местах. А потом, еще на этой неделе, махну в Майами. Если повезет, меня там ожидает информация, которая способна многое прояснить.

Тут я сообразила, что совсем позабыла сказать детективу Пиховски о парне в Майами. Пиховски устроил мне такую баню, что я и не вспомнила про флоридский козырь в рукаве. А может, оно и лучше, что не вспомнила. Детектив Пиховски обхохочется, если я сообщу, что разгадка всего в наманикюренных руках красавчика, который регулярно сводит волосы на своей груди.

Выезжая со стоянки у полицейского участка, я настороженно посмотрела направо и налево. Похоже, единственная опасность для меня в этот час — богатые блондинки-мамочки в огромных спортивных машинах.

Важнейший пункт моего дневного плана — повидаться с Эндрю Фланиганом, тем мужчиной, которого в день репетиции церковной церемонии арестовали за вождение в нетрезвом виде. Только прежде мне надо пообщаться с продавщицей в магазине на ферме Пейтон. Я планировала сделать это еще накануне, да не успела. На прошлой неделе я с этой девушкой уже беседовала насчет Робин, но она ничего толком не рассказала. Попробую еще разок. Надо хорошенько проверить версию насчет того, что Джейми и Робин были замешаны в какую-то грязную историю, совершенно не связанную с Пейтон и ее свадьбой.

Мне повезло, продавщица была на месте. Я видела через стекло магазина, как она с кислым видом протирает тряпкой стол возле кассы. Зайдя внутрь, я с удивлением отметила, что она перестала жевать и языком проворно загнала жвачку между щекой и десной. Очевидно, Пейтон строго-настрого запрещала жвачку в присутствии покупателей.

— Извините, что я опять вторгаюсь в рабочее время, — сказала я. — Кое-что надо довыяснить.

— О'кей. — Девушка засунула руки в карманы своего желтого передника. — Только коротко. Тут не любят пустой болтовни. Пейтон, когда приезжает на ферму, всегда первым делом сюда. И если непорядок — очень, очень сердится.

— Да-да, я по-быстрому. На прошлой неделе мы с вами установили, что Робин незадолго до смерти выглядела какой-то нервной. А говорила она какие-либо странные вещи?

Девушка замотала головой:

— Нет, ничего особенного не вспоминается. Впрочем, особенным она бы и не стала со мной делиться. Все-таки она была моей начальницей, не те отношения.

— Понятно.

— После нашего с вами разговора я напрягла память. И вот что я вам скажу — в день своей смерти Робин была в прекрасном настроении. Ехала в горы кататься на лыжах, а лыжный спорт она обожала.

— Погодите, вы видели ее в ту пятницу, в день ее смерти? — удивленно воскликнула я.

— Ну да, она с утра заскочила на ферму — буквально на пять минут. Какие-то рабочие дела уладить перед отъездом.

Вот об этой потенциально важной детали Эшли как раз и не знала. Робин могла съесть что-либо «не то» именно здесь, на ферме.

— Она тут что-нибудь ела? И кто в тот день был на ферме? Я имею в виду, были только свои, никого из посторонних?

— Ела она или нет — не помню. И кто был — не помню. Не обращала внимания. Да и сколько времени уже прошло!

— Ладно. Следующий вопрос. Что вам известно про мужа Робин?

— Ее бывшего мужа?

— Ну да. Он, знаю, на Уолл-стрит работает. А живет здесь.

— По-моему, он уже в город переехал, — сказала девушка. Для нее город — это Нью-Йорк. Гринвич вообще не ощущает себя городом — только пригородом. — Робин говорила, что он бывает наездами в их старом доме, но у него теперь квартира в Нью-Йорке. Он работает в какой-то из знаменитых контор. То ли в «Меррилл Линч», то ли в «Смит Барни». После развода он сюда регулярно названивал, но Робин велела себя с ним не соединять. За месяц или два до ее смерти звонки прекратились.

— За месяц или два до ее смерти, точно?

— Угу. Помню, он приглашал ее справить Рождество в компании его друзей. Я случайно слышала.

— Ах вот оно что. Любопытно. Спасибо за… Стоп. А в последнее время перед смертью она с кем-либо встречалась — ну, в романтическом смысле?

— Не знаю. Кажется, у нее никакого нового романа не было. Я уже сказала, отношения у нас были не те, чтобы откровенничать. Однако, по моим наблюдениям, она была все еще на стадии преодоления прошлого — так и говорила: «Сейчас мне нужно собрать волю в кулак». Когда появляется новый дружок, разговоры про волю в кулак обычно прекращаются. Правда, крутился тут вокруг нее один хлыщ, который с мистером Славином работает. Но он ей был до лампочки.

— Партнер Славина? — спросила я, не скрывая легкого шока. — Трип?

— Ой, язык мой — враг мой!

— Нет-нет, не пугайтесь. Я — могила.

— Мистер Славин временами приезжает на ферму вместе с Трипом. Трип одно время повадился забегать к нам в магазин. Подозреваю, у них с Робин даже было свидание в ресторане. От него же не отцепишься. А ссориться с ним нехорошо. Но в общем и целом Трип совершенно не интересовал Робин.

Хотелось бы знать, что это было для Трипа? Он волочился за Робин просто так, по привычке ни одну юбку не пропускать?

Девушка нервно поглядывала через плечо на тропинку от большого амбара. Именно оттуда могла нагрянуть Пейтон.

— Она вас здорово гоняет, да? — сказала я.

— Вы имеете в виду миссис Кросс? — сразу сообразила девушка. — Она хочет как лучше. Точнее, чтобы абсолютно идеально. Угодить ей — проблема. Бывает, все отлично сделаешь, а доброго слова не дождешься.

По какой-то ассоциации мне вдруг вспомнилась горе-секретарша, которая все перепутала в базовом календаре.

— А вы знали секретаршу, которую уволили из-за путаницы с датами?

— Конечно. Мы с Мелани были подружками еще до того, как ее взяли работать на ферму. Мне жаль, что с ней поступили так по-свински.

— Что значит «по-свински»? Она же сама напортачила.

— Ничего она не напортачила! Навешали на нее всех собак и выгнали. И такую ей славу создали, что она в Гринвиче потыкалась и никакой работы не нашла. Теперь вот в Сан-Франциско улетела — может, там приживется.

— Меня уверяли, что она проявила возмутительную небрежность. Значит, это неправда?

— Конечно, неправда! Мелани аккуратная до ужаса. Что она одну ошибку могла допустить — это еще куда ни шло, со всяким случается. Но чтобы она три ошибки кряду совершила — режьте меня, не поверю! К примеру, насчет одной своей ошибки — в кавычках — Мелани рассказывала так: обслуживание приходилось на день ее рождения, и поэтому она четко запомнила, как она вписывала имя клиента в календарь. А потом это имя оказалось в квадратике с другой датой.

— Мелани думала, что кто-то с умыслом устроил путаницу? Что кто-то подставил или ее, или Пейтон?

— Ну да.

— Мелани — твоя подруга, понимаю… И все-таки не могу не спросить: а может, она сама смухлевала с датами?

— С какой стати? — возмущенно воскликнула девушка. — Какой ей от этого прок?

— Может, Пейтон была с ней не очень вежлива и задела ее чувства, — сказала я, стараясь быть предельно деликатной в выборе слов. — И Мелани захотелось отомстить — сорвать свою злость, причинив вред фирме.

Девушка печально покачала головой:

— Вы попали пальцем в небо. Пейтон была для Мелани примером. Она мечтала быть такой, как Пейтон. Даже когда миссис Кросс была совершенно невозможной, Мелани ее защищала — дескать, иначе не добьешься успеха.

Ладно, решила я, хватит ее напрягать.

На прощание я попросила телефон Мелани. Девушка вынула из сумочки розовую записную книжку и продиктовала мне номер.

Я зашагала к своему джипу, продумывая услышанное.

Садясь в машину, я почувствовала, что у меня желудок подводит от голода. Утром я сжевала круассан без всякого интереса, но теперь во мне пробудился зверский аппетит. Перехватить чего-нибудь на кухне? Мне, конечно, не откажут. Но время сейчас дорого, а там можно увязнуть надолго (на стоянке я видела «рэнджровер» Пейтон — стало быть, она уже приехала).

Я решила перед визитом к Эндрю Фланигану перекусить в одном из кафе на главной улице.

На Гринвич-авеню кипела жизнь. Я с большим трудом нашла место, чтобы втиснуть свой джип, затем, пройдя полквартала пешком, заглянула в небольшое кафе под бело-голубой маркизой. Там сидела группка хорошо ухоженных женщин лет тридцати — похоже, ученицы каких-нибудь курсов по домоводству пьют кофе после занятий. В глубине кафе было пусто — я устроилась за самым дальним столиком и положила перед собой записную книжку.

До одиннадцати оставалось несколько минут, поэтому завтрак еще подавали. Я заказала омлет с грибами и, пока ждала, почти залпом выпила полторы чашки кофе, подливая себе из кофейника.

До омлета я успела законспектировать самую поганую часть дня — беседу с детективом Пиховски.

Прикончив омлет, я занялась лакомыми кусочками информации.

Начнем с Трипа. Насколько мне известно, завзятый бабник. И Робин могла быть объектом его мимолетного интереса. А значит, за его ухаживанием совершенно ничего не скрывается — ни высоких чувств, ни намерения что-то вызнать или найти возможность организовать «несчастный случай».

Теперь к ссоре Дэвида и Трипа в церковном приделе.

Возможно, прозвучали какие-то слова, опасный смысл которых из всех нас поняла одна Джейми. Или Джейми узнала про Трипа нечто нехорошее позже, после свадьбы. Тогда, убив Джейми, Трип начал крутиться вокруг Робин, чтобы узнать, насколько болтлива была Джейми со своей подружкой.

Версия показалась мне притянутой за уши. Джейми в церкви стояла рядом с нами. И ссору мужчин мы слышали вместе. Предполагать, что она угадала за словами перепалки какую-то тайну (которую и Дэвид знал или пропустил мимо ушей), — это значит бульварный роман сочинять. Если бы Трип действительно сболтнул во время ссоры лишнее, что могло стоить ему репутации или состояния, он бы убрал всех свидетельниц — быстро и без пауз в несколько месяцев.

Словом, негоже мне включать Трипа в ряд подозреваемых только по той причине, что я его терпеть не могу.

Перейдем к Брейсу, бывшему мужу Робин. Да, виноват — ошивался вокруг Робин всю осень. Эшли упоминала, что он хотел помириться с бывшей женой и доставал ее своими звонками, но Эшли не обмолвилась, что все это тянулось почти до самой смерти Робин.

Мне не раз приходилось писать о женщинах, которых убил их бывший муж или бывший любовник.

Схема примерно одинаковая: мужчина всеми правдами и неправдами пытается вернуть женщину — начиная с цветов, трогательных писем, любовных стишков и заканчивая такими романтическими выходками, как вычерчивание ее имени цветным следом за самолетом. Когда все это оборачивается неудачей, бывший залегает на дно — на недели, месяцы, а порой и годы. Она о нем не вспоминает. Она по нему не скучает. Она с другим. И бывший убивает ее. Иногда с нечеловеческой жестокостью.

Коль скоро Брейс жил то в Нью-Йорке, то в Гринвиче, ему ничего не стоило организовывать свои преступления и там, и там. Он мог поехать за мной и Эшли на ферму… Но зачем ему было убивать Джейми и Эшли? Если в их отношении еще можно найти какие-то малоубедительные привязки, то я-то каким боком во всей этой истории? Зачем меня-то понадобилось пугать-преследовать? Нет, тут вроде бы тоже тупик.

Зато утверждение продавщицы, что Мелани чиста в истории с перепутанными датами, меня очень заинтриговало. Конечно, девушка могла просто переоценивать аккуратность своей подруги… или ее добросердечие… или ее неподкупность. Но если принять версию, что Мелани действительно ничего не путала, то картинка получается любопытная. Злоумышленник должен быть в ближайшем окружении Пейтон. Однако и это мне ничего не дает. Прежде я считала пешкой в заговоре уволенную секретаршу и намеревалась тянуть ниточку от нее. Теперь фигура злоумышленника опять расплылась — некто в окружении Пейтон.

Ну и последний факт, отнюдь не последний по значению — Робин по пути в Вермонт останавливалась на ферме и, известная любительница перекусить на ходу, могла именно на ферме заглотнуть что-либо с роковым для нее тирамином.

И тут сразу вспоминается Филиппа. В ту пятницу она скорее всего работала на кухне, как и всегда по пятницам.

Филиппа могла, не вызывая подозрений, заходить в офис и мухлевать на доске с датами, даже в компьютер залезть могла и внести какие-то изменения — вряд ли Пейтон очень осторожна со своими данными.

Хоть и трудно представить Филиппу стремительно крадущейся на цыпочках по лестнице на последний этаж силосной башни, но и эта возможность теоретически не исключена. Чего люди не делают на адреналине!

А мотив? Что ее не позвали подружкой невесты на свадьбу?

Впрочем, история отношений Филиппы и Пейтон не в прошлом году началась. Филиппа могла затаить лютую злость против кузины с давних времен — ведь Пейтон умеет и всегда умела обидеть. Ну и пошла Филиппа крушить направо и налево — больнее всего убить Пейтон, покончив с ее бизнесом. А для этого и подружек невесты не жалко. Вот и стали они пушечным мясом в дикой войне.

Тоже бредятина какая-то, говоря по совести.

Трип, Брейс, Филиппа — все они как-то не тянут на преступника. И любая из трех версий должна прийти в столкновение с тем, что мне сообщит лысогрудый парень из Майами. Он утверждает, что на свадьбе случилось нечто из ряда вон выходящее.

Терпеть не могу людей, которые в кафе и ресторанах без конца болтают по мобильному. И так орут, что все кругом каждое слово слышат. Причем слова все больше не очень умные. Но я сидела одна и в глубине кафе, поэтому позволила себе сделать несколько звонков.

Для начала я отыскала в своей электронной записной книжке телефон женщины из форта Лаудердейл — и огорошила ее предложением побеседовать уже на этой неделе. В среду во второй половине дня. Или в четверг в любое время.

Моя собеседница долго перечисляла все, что она запланировала на эту неделю, вплоть до визита к ветеринару (у ее песика диабет). Но в конце концов смилостивилась, и мы договорились о встрече в четверг утром. Затем я позвонила в бюро путешествий, услугами которого «Глосс» постоянно пользуется, и заказала номер на одну ночь в знакомом мне отеле «Делано», а также билет до Майами на утренний рейс в среду и обратный — на четверг ближе к вечеру. Крис по сотовому не отозвался; я оставила ему сообщение на автоответчик: буду в среду, перезвоните при первой возможности.

Далее я занялась Брейсом. Нашла по справочной номера контор «Меррилл Линч» и «Смит Барни» и за считанные минуты установила, что Брейс работает на Уолл-стрит в «Меррилл Линч». Я попала на автоответчик Брейса — назвалась, оставила свой номер и попросила о встрече. Объяснять ничего не стала, только добавила, что позвоню еще раз и попробую застать его лично. Я не очень-то верила, что Брейс преступник. Но его можно расспросить о Робин. Если они худо-бедно общались всю осень, Робин могла в разговоре с ним быть более откровенной, чем с Эшли. Вдруг он что-то знает о каких-то ее неприятностях или страхах.

Тут я заметила на себе недовольный взгляд официантки — ходят тут всякие и превращают кафе в свой офис!

Делая следующий звонок — в «Глосс» — и утрясая свой график на завтра, я говорила тише прежнего.

Затем по-быстрому прослушала все свои автоответчики. Лэндон справлялся, как у меня дела. Мать делала то же самое, но без тревоги в голосе — я ей ничего не говорила про свои неприятности, а в Бостоне, между очередными увеселительными путешествиями за границу, она не следит за нью-йоркской прессой. Было несколько звонков от друзей, в том числе и от Кэт. Я обещала себе, что по приезде в Нью-Йорк всем перезвоню, а завтра, будучи в «Глоссе», зайду к Кэт лично.

Слушая все эти родные голоса, мыслями уже наполовину в Нью-Йорке, наполовину в Майами, я подумала: «А может, ну его, Эндрю Фланигана. Рвану в Нью-Йорк — и пошел этот Гринвич куда подальше! Нет, — одернула я себя, — будь умницей и все запланированное доделай до конца». К тому же я еще раньше решила, что в дом Фланигана я соваться не стану. Если мой преследователь — он, то незачем мышке ходить в гости к кошке. Я только посмотрю на дом со стороны и постараюсь увидеть машину — та самая или нет?

Я заплатила по счету, оставив сердитой официантке прилично на чай.

У дома Фланигана я была уже через двадцать пять минут, спросив дорогу у прохожих только трижды и заблудившись только дважды.

Дэвидсон-стрит, где жил Фланиган, оказалась в бедном районе города. Прежде я и не подозревала, что в Гринвиче есть бедный район. Двухэтажная дощатая голубенькая развалюшка с убийственными ставенками цвета шоколада, чтобы не сказать хуже. На веранде забытый с лета шезлонг с зонтом от солнца.

Я проехала мимо дома раз, другой, третий. Приходилось объезжать весь квартал — улица слишком узкая, не развернешься. Наконец я остановилась у обочины рядом с небольшим пустырем. Света ни в одном окне голубого дома, хотя уже смеркается. И никакого движения. Вертикальные ворота гаража на одну машину приподняты фута на два — видна часть колес, но марку не определить. Значит, кто-то все же дома? Или это вторая машина в семье? Но тогда почему гараж приоткрыт?

Я сидела минут десять. Никаких признаков жизни. Что я, собственно, хотела еще увидеть, непонятно. Каких-то интуитивных озарений не наблюдалось. Пойду-ка проверю, что за машина в гараже, решила я. Хоть какой-то толк будет от этой поездки.

Я вышла из джипа и, стараясь не очень вертеть головой, еще раз огляделась. На улице ни души. Я двинулась по куцему подъездном пути к гаражу Фланигана. Он был в считанных шагах от веранды с шезлонгом, на который намело снега. Было скользко, и я пару раз чуть не плюхнулась на снег. Когда я была почти у цели, в доме вдруг залаяла собака. Я торопливо нагнулась и заглянула под ворота. «Хонда-сивик». Разочарованная, я пошла прочь. Не успела я сделать и пяти шагов, как за мной скрипнула дверь.

— Эй, — сказал женский голос, — могу я вам чем-нибудь помочь?

Я обернулась. На пороге дома стояла женщина за сорок в коричневых теплых штанах и черном свитере. Руки она прятала под мышками — от холода.

— Извините за беспокойство, — сказала я. — Я тут кое-кого ищу.

— Кого именно? — строго спросила женщина.

Я быстро соображала. По возрасту она Фланигану мать. Но может быть и женой, и подружкой. А может, он и вовсе переехал отсюда!

— Я ищу… э-э… Эндрю.

Если не юлить, больше узнаешь.

Скажет женщина, что он дома, — отговорюсь и уйду или просто без объяснений пущусь наутек, благо до джипа не очень далеко.

— А вы не врете? — еще более суровым голосом спросила женщина. — Если не врете — вам не повезло.

Ага, значит, он не дома. Теперь можно наглеть.

— Я тут мимо проезжала, дай, думаю, загляну к Эндрю — давно не виделись. Как он, кстати, поживает?

Женщина долгие секунды молча недоверчиво смотрела на меня, потом мрачно процедила:

— Да никак не поживает. Он в прошлом году повесился.