Я выключила зажигание и с минуту сидела в машине, чувствуя, как колотится сердце. Я нашла Тома! Еще вчера мне казалось, что это невозможно. Поиски заняли не так уж много времени, и я даже не слишком утомилась. Если учесть, что моей единственной зацепкой был телефонный звонок, я чувствовала себя так, словно мне предстояло найти человека, затерявшегося в просторах Атлантического океана. Том был здесь, в нескольких метрах от меня.

Напряжение спало, и на глаза мои внезапно навернулись слезы. Во всем этом было что-то жуткое. И что мне делать теперь? Том вряд ли обрадуется, если я свалюсь ему как снег на голову! Вдруг он здесь с какой-нибудь девушкой и сейчас занят изучением Камасутры? Но я не могла просто развернуться и поехать назад. По крайней мере сначала нужно сказать ему, что Крис и Харпер волнуются. Удостовериться, что с ним все в порядке. Ведь еще неизвестно, что с ним!

Я вылезла из джипа и посильнее хлопнула дверцей. Надо как-то обозначить свое присутствие, чтобы не застать его (их?) врасплох. Машина Тома стояла вплотную к домику для гостей, я подумала, что он, должно быть, там. Возможно, большой дом кажется ему слишком пустым или же ему мешают воспоминания. Я сделала глубокий вдох и пошла по сланцевой дорожке. Сквозь голубовато-серую плитку буйно пробивались пучки пожухлой травы.

Добравшись до поворота, я обнаружила, что домик обращен входной дверью к лесу. Совсем как в сказке. Узенькая веранда, белые занавески на окнах, голубая дверь усиливали впечатление сказочности. Но, подойдя ближе, я увидела, что домик не в таком уж хорошем состоянии. Серая краска на половицах веранды почти вся истерлась, два кресла-качалки заметно пострадали от непогоды: сиденья у них основательно провисли. Я взглянула на большой дом, также обращенный к лесу. Ставни были сняты с окон и грудой лежали у стены. Даже с того места, где я стояла, было видно, что дома взывают к тому, чтобы чья-то заботливая рука прошлась по ним кистью со свежей краской.

Я вновь повернулась к гостевому домику и поднялась по скрипучим ступенькам. Постучала. Раз, два, три. Тишина. Далеко в лесу крикнула птица — наверное, ястреб, — но из дома не донеслось ни звука. — Том! — позвала я. — Эй, Том!

Тишина. Снова крик ястреба. Я оглянулась. Солнце садилось. В лесу сгущался туман. Скоро совсем стемнеет! Может быть, Том в большом доме — играет со мной в прятки? Прежде чем идти туда, я снова постучала и, не в силах противиться инстинкту, повернула ручку. Дверь оказалась незапертой. Я осторожно приоткрыла ее и вошла.

— Том! — позвала я опять. — Том, вы здесь?

Тишина. Было слышно, как в соседней комнате гудит холодильник.

Внутри домик выглядел столь же хрестоматийно, как и снаружи. Уютное местечко, где так приятно дождливым осенним вечером. С порога мне была видна маленькая кухонька; большую часть первого этажа занимала гостиная с массивным серым камином. Обстановка представляла собой хаотичную смесь столиков темного дерева и стульев, обитых протертым ситцем. Мой взгляд блуждал по комнате, пока не упал на кофейный столик. Несколько клочков засаленной оберточной бумаги на нем как бы возглашали: «Здесь был Том Фейн!» Я подошла поближе. Бумага от сандвичей. На одном из обрывков даже остался крошечный кусочек засохшего мяса — судя по всему, сандвич был съеден несколько дней назад. Раскрытая газета, лежащая тут же, была датирована шестым сентября. Во мне шевельнулся страх; я невольно поймала себя на мысли о вещах очень неприятных — один старый журналист, с которым я работала, в таких случаях обычно говорил: «Не нравится мне вся эта хреновина».

— Том! — отчаянно позвала я, уже не надеясь на ответ. Лестница вела на второй этаж. Я поднялась. Наверху находились две спальни — по обе стороны узенького коридора. Та, что справа, пустовала; та, что слева, была прибрана, и в ней явно кто-то побывал: на полу валялись тяжелые дорожные ботинки, на стуле — мужская футболка. Белое покрывало На кровати было смято, словно постель застилали второпях.

Я обернулась и на полу за дверью увидела коричневую кожаную сумку. Она была расстегнута и доверху набита; на самом верху лежали джинсы. Если Том прожил здесь двенадцать дней, то почему даже не распаковал ее? Да еще эта бумага от сандвичей на кофейном столике… Как будто время здесь остановилось неделю назад!

Я поспешно вернулась вниз и заглянула на кухню; там тихо гудел холодильник, абсолютно равнодушный к тому, что в доме случилась беда. На столе я обнаружила пакет, в котором, видимо, и лежали сандвичи, рядом — пустую бутылку из-под шампанского.

Я выбежала на веранду. Как я того и боялась, мне предстояло в одиночку обыскать дом. Спустившись с крыльца, я взглянула в сторону леса. Слева виднелась полуразрушенная каменная стена — возможно, та самая, возле которой Том сфотографирован с родителями. Позади нее сквозь плотные заросли что-то поблескивало — должно быть, серебристая гладь пруда. Что, если Том пошел купаться и его схватила судорога? Что, если он лежит на дне? Представив эту картину, я едва подавила приступ тошноты.

Я пересекла лужайку. Вблизи дом выглядел еще более неухоженным, чем это казалось издали, — облупившаяся краска, покосившиеся ступеньки веранды, клумбы рядом с домом заросли сорняками… «Том, пожалуйста, окажись живым», — молилась я, шагая по траве. К моему удивлению, входная дверь была распахнута. Может быть, все в порядке?

— Том! — крикнула я, взбегая на крыльцо.

Запах, ударивший в нос, сразил меня наповал. Мне уже несколько раз выпадала возможность узнать, как пахнет смерть, — в первый раз, когда я работала репортером в «Олбани» и наблюдала, как из Гудзона вылавливают утопленника. Густая, тошнотворная вонь была слышна за десять метров. Но сейчас разложением пахло еще сильнее. Запах был почти осязаемым. Отчего-то к нему примешивался запах горелого дерева. Меня чуть не стошнило; я зажала рот и нос. В доме определенно лежал покойник…

В коридоре было темно — его освещали лишь остатки дневного света, проникающие сквозь окна веранды. Все еще не отнимая ладонь от лица, я вошла в дом и принялась искать выключатель. Кнопка оказалась слева; щелкнув ею, я зажгла люстру, которая залила все помещение потоками нестерпимо яркого света. Я стояла в широкой прихожей, откуда была вынесена вся мебель; насколько можно было судить, дом по большей части также пустовал, если не считать кое-каких предметов обихода. Запах был просто невыносимым. Меня снова потянуло на рвоту, и я заставила себя дышать ртом.

Больше всего мне хотелось побыстрее уйти отсюда — точнее сказать, рвануть со всей возможной скоростью. Но сначала нужно было докопаться до истины — и не важно, насколько жуткой она окажется.

Борясь с подступающей дурнотой, я быстро осмотрела комнаты нижнего этажа. Комнат было мало, но они были большими — справа столовая, кухня и прачечная; слева — гостиная и эркер; позади гостиной, видимо, некогда была библиотека, но сейчас полки пустовали. Пластмассовое ведро с грязной водой. К стене прислонена швабра.

Запах шел не отсюда. А это значило, что мне предстояло подняться на второй этаж.

Я вернулась к лестнице и пошла наверх. Запах разложения и гари усиливался. Здесь явно был пожар. Но где? Взойдя по лестнице, я обнаружила, что в разные стороны от нее ведут два коридора. Один резко уходил влево, второй начинался перпендикулярно к лестничной площадке и вел куда-то в переднюю часть дома. Запах, по всей видимости, исходил оттуда, и поэтому я избрала именно этот путь. Я поискала выключатель, щелкнула им, но свет не зажегся. Я шла и шла сквозь сгущающиеся сумерки, рассеиваемые лишь светом люстры внизу. Первая комната из попавшихся мне оказалась просто громадной — возможно, хозяйская спальня. Окно пропускало достаточно света, чтобы можно было заглянуть во все углы. Единственное, что я здесь обнаружила, — это маленькая настольная лампа на пыльном полу и несколько банок с краской на подоконнике. А главное — запах. Теперь он стал просто нестерпимым. В комнате я не нашла ничего, что могло бы быть его причиной, но слева находилась открытая дверь, которая, вероятно, вела в ванную. Запах исходил именно оттуда.

Я инстинктивно обернулась и прислушалась, прежде чем заставила себя войти. Первое, что я увидела, — бейсболку на белом кафельном полу. Окно было слегка приоткрыто. Взгляд мой упал на раковину и зеркало над ней. И раковина, и зеркало были забрызганы бурыми пятнами. Кровь? Будто кто-то выплеснул в умывальник целое ведро! Потом я уловила какое-то неясное движение и быстро взглянула в противоположный угол — туда, где стояла ванна—и судорожно вздохнула. В ванне лежало тело — частично обуглившееся и разложившееся до неузнаваемости. Лицо трупа двигалось. Я в ужасе сделала еще шаг и увидела, что движется не само лицо, а масса белых личинок на нем. На ватных ногах, пошатываясь, я вернулась в спальню. Сердце у меня бешено колотилось. Это наверняка Том! Что бы с ним ни произошло, это случилось много дней назад. Я содрогнулась. У меня было жуткое, зловещее чувство, будто кто-то спрятался здесь и наблюдал за мной. Я втянула побольше воздуху и вылетела из спальни. Прыгая через две ступеньки, сбежала по лестнице и остановилась только на лужайке.

Солнце уже село. Стемнело. С трудом ориентируясь, я пошла к машине. Добравшись до гостевого домика, я увидела, как на веранде вдруг вспыхнул свет. В испуге я вскрикнула, но сообразила, что, судя по всему, там висел светоотражатель. Ощупью я отыскала свою машину и залезла внутрь.

Запершись в салоне, я глубоко вздохнула и приказала себе успокоиться. Нужно набрать 911. Однако мысль, что мне придется тут ждать полицейских, была невыносима. Лучше отсюда убраться. Я решила отъехать и позвонить с того места, где Дэббет-роуд выходит на шоссе.

Когда я выехала со двора и машину вновь начало подбрасывать на ухабах, страх уступил место состраданию. Тело опознать невозможно, но это, несомненно, Том. Неужели он сгорел заживо? Кафельные плитки над ванной закоптились… Да и в самой ванне, кажется, что-то горело. Может, произошел несчастный случай? Например, загорелась какая-нибудь легковоспламеняющаяся жидкость, с которой он возился? Но откуда тогда кровь на раковине? Кто-то его убил… Оглушил или ударил ножом. А потом поджег тело, облив его, например, ацетоном… Или Том покончил с собой? Перерезал вены, а потом, когда это не сработало, поджег себя? Что, если за этим он и приехал в Анды? Не исключено, что смерть родителей окончательно его подавила. Возможно, шампанское было частью предсмертного ритуала — он поднял бокал за свою жизнь. Или надеялся притупить боль. Я поняла, что если не перестану думать о трупе, то заблюю весь салон.

Обратный путь казался еще длиннее, но наконец впереди замаячило шоссе. Я затормозила и достала мобильник. Оператор 911 взял трубку после второго гудка.

— Обнаружен труп. Дэббет-роуд, Анды, — хриплым голосом произнесла я. — Возможно, убийство.

— Нет никаких шансов, что человек жив?

— Н-нет, — просипела я, задыхаясь. С тем же успехом оператор мог спросить, нет ли каких-нибудь шансов на то, что «Скорпионз» будут давать сегодня вечером концерт на лужайке возле дома.

Девушка уточнила адрес дома, спросила, как меня зовут и откуда я звоню. Потом сказала, что сейчас вызовет патрульных и что они подъедут минут через десять. Она попросила меня оставаться на связи.

— Нет, у меня садится аккумулятор, — соврала я. — Я буду ждать здесь, на перекрестке. Я в черном джипе.

Я должна была немедленно позвонить Крису. Пальцы у меня дрожали. Мне безумно хотелось услышать его голос, но другая моя половинка в ужасе думала: «Как ему сказать?»

Он отозвался в тот момент, когда я уже приготовилась услышать автоответчик. Его «Да?» было едва различимо среди шума — он, должно быть, сидел в баре или в ресторане.

— Можешь отойти куда-нибудь в тихое место? — крикнула я. — Нам нужно поговорить.

— Подожди секунду, хорошо?

Я слышала, как шум стихает и превращается в отдаленный гул — Крис, видимо, отошел в дальний конец коридора или спустился на лестничную площадку.

— Да, здесь лучше слышно, — сказал он.

— Где ты?

— В баре, с приятелем. Что случилось?

— Крис, у меня ужасные новости. Кажется… кажется, Том мертв.

— Что? Как это — «кажется»?

— Я неподалеку от их старого загородного дома. Том, видимо, его еще не продал. В доме лежит' труп. Его невозможно опознать, но я уверена, что это Том.

— Господи, да ты с ума сошла!

— Мне очень жаль, Крис, — сказала я.

— Подожди. Где ты? Где это все случилось?

— В городке, который называется Анды. В предгорьях Кэтскиллс. Несколько часов езды от Нью-Йорка.

— Господи… Что там произошло?

— Крис, я не люблю обсуждать такие вещи по телефону. Труп обгорел. Я не знаю, как именно умер этот человек, но, возможно, его убили. По-моему, это Том, но я не уверена на сто процентов. Сейчас я жду полицию — может быть, потом я смогу сказать тебе больше.

— Боже, какой ужас! — произнес Том, и у него перехватило дыхание. — Нужно позвонить Харпер.

— Почему бы тебе по крайней мере не подождать до завтра? Не стоит ее зря беспокоить — вдруг окажется, что это не Том? На самом деле лучше пока вообще никому ничего не говорить. Расследованием займется полиция.

— Ты там одна, Бейли? С тобой все в порядке?

— Да, я одна. Я не в доме. — Его забота меня тронула. — Выехала на дорогу и теперь жду полицейских.

— Как ты вообще там оказалась? Я даже понятия не имел, где находится этот дом.

— Одно привело к другому… Кажется, я вижу патрульную машину. Перезвоню, как только пойму, что происходит.

Мое внимание привлек автомобиль, который медленно двигался по шоссе, вдоль елей, неподалеку от поворота на Дэббет-роуд. Оказалось, что это эвакуатор — видимо, где-то случилась авария. Я сидела в машине, усталая и встревоженная, пытаясь стереть из памяти жуткую картину в ванной. Прошло еще десять минут, прежде чем патрульная машина свернула на проселок и затормозила рядом.

В машине сидел лишь один человек — женщина, чуть за тридцать. Она опустила окно.

— Меня зовут Сью Дэннон. Это вы звонили по 911?

— Да. Я Бейли Уэггинс. Я нашла полуразложившееся тело в доме на Дэббет-роуд. Кажется, это Том Фейн, владелец дома.

Она с подозрением взглянула на меня:

— Кто-нибудь еще был там?

— Кажется, нет. Том отсутствовал почти две недели. Видимо, все это время он пролежал мертвым. Хотите, чтобы я вас проводила?

— Поезжайте вперед.

Она подождала, пока я не развернулась, а это было не так-то просто на узкой разбитой дороге. Когда мы подъехали к дому, сердце у меня подпрыгнуло. В одном из окон на задней стороне виднелся рассеянный свет. Но тут же я поняла, что его источник — люстра в прихожей, освещающая почти весь дом, Сью Дэннон остановилась позади меня, и мы обе выбрались из машин. Когда она подошла, я заметила, что ее рука дотронулась до пистолета. Она была, должно быть, несколькими годами старше меня и довольно рослая. Я не могла понять, красива она или нет, потому что все волосы у нее были убраны под головной убор, а на лице застыло то непроницаемое выражение, которое специально вырабатывают у копов.

— Тело в большом, доме? — спросила она, сопроводив вопрос кивком.

— Да, в ванной на втором этаже, за одной из спален. Вряд ли я в состоянии подняться туда еще раз, — сказала я.

Дэннон начала что-то говорить, и я заметила, как у нее подрагивают ноздри. Ветер сменил направление, так что запах донесся и сюда, к нам. Дэннон сделала такую гримасу, как будто ей предложили отведать крысятины.

— О Господи…

— Да, жуть. У вас есть респиратор?

— Пожалуйста, оставайтесь здесь, — бросила она, пропустив мой вопрос мимо ушей, и шагнула на газон. Наверное, Дэннон не хотела показаться рохлей, но я заметила, как она, подходя к дому, вытащила из кармана белый носовой платок и прижала его к лицу.

Я вернулась в джип и включила освежитель воздуха. Помнится, Дэннон велела мне стоять на месте, но я не собиралась понимать ее слова буквально. Вдыхать эту вонь и думать, что там, в доме, наверное, Том?.. Нет уж.

Не прошло и десяти минут, как я увидела Дэннон — она возникла, как привидение, из темноты. Дэннон говорила по рации и, очевидно, требовала подкрепления. Пристегнув рацию к поясу, она вытерла рот платком. Что-то подсказало мне: женщина-полицейский оставила свой ужин на траве.

Я снова вылезла из машины и обнаружила, что ветер переменился, поскольку пахло уже не так мерзко.

— Пожалуйста, вернитесь в машину, — сказала Дэннон. — Я хочу задать вам несколько вопросов.

Она опустилась на пассажирское сиденье рядом со мной. Вблизи я увидела, что лоб у нее блестит от пота. Полицейский может проработать всю жизнь и не знать, что такое разложившийся труп. Наверняка это было самое жуткое, самое тошнотворное из того, что ей когда-либо доводилось видеть.

— Вы полагаете, что убитый — это Том Фейн? — спросила она, переведя дух.

Я сказала «да» и вкратце изложила свою версию событий, опустив некоторые детали — в частности, умолчав о том, что мистер Фейн спал со звездой сериала. Дэннон задумчиво слушала и делала какие-то пометки, но по-прежнему не утрачивала подозрительности, с которой заговорила со мной в первые же секунды нашего знакомства. Наверное, моя история казалась ей неубедительной — я даже не знала Тома лично, но тем не менее обшарила ради него половину штата. Возможно, она думала, что это я его убила, а потом вернулась на место преступления.

Дэннон все еще засыпала меня вопросами, когда я услышала шум подъехавшей машины. В заднем стекле моего джипа вспыхнул свет. Мы обе обернулись. Прибыло подкрепление.

— Пожалуйста, подождите здесь, — сказала Дэннон.

В зеркало заднего вида я могла пронаблюдать за тем, как она торопливо пошла навстречу патрульной машине. Я прождала минут десять, гадая, куда она подевалась, затем кто-то выключил дальний свет, и я увидела, как Дэннон что-то обсуждает возле машины с двумя людьми в форме. Вскоре подъехало еще несколько машин; через газон туда-сюда начали ходить люди в форме, бросая друг другу отрывистые фразы. Несмотря на всю эту суету и на собственное волнение, я начала клевать носом. Я измучилась, пала духом, мне нездоровилось. Через полчаса я все еще сидела в джипе; невзирая на возбуждение, царившее вокруг, в отношении меня дело двигалось, судя по всему, в час по чайной ложке.

Наконец Дэннон постучала в стекло и попросила следовать за ней. В большом доме горели лампы, освещая группу полицейских на лужайке, но Дэннон провела меня на веранду, где представила шерифу Шмидту — широкоплечему здоровяку лет пятидесяти с густыми щетинистыми усами; наверное, целоваться с ним было все равно что с дикобразом. Он казался куда менее взволнованным, чем Дэннон.

— Спасибо, что подождали, мисс Уэггинс, — сказал он. — Пожалуйста, присядьте.

Я устроилась на краешке одной из старых качалок и обхватила себя руками, пытаясь защититься от вечерней прохлады, пока излагала ему чуть более пространную версию того, что услышала от меня Сью Дэннон: кто такой Том, почему я его разыскивала, каким образом попала в Анды. Шериф вежливо кивал, вид у него был не такой суровый, как у Дэннон, но следующий же вопрос доказал мне, что я так легко не отделаюсь.

— Слишком много хлопот вы на себя взвалили. Искать человека, с которым вы даже не знакомы… — сказал он.

— Вы правы, но я хорошо знаю Криса — он мой друг, — ответила я. — А поскольку я журналист, у меня есть свободное время, которое можно потратить на розыски…

Шериф молча смотрел на меня, ожидая чего-нибудь еще, но я вынудила себя остановиться. Одно я знаю хорошо (я поняла это, работая в отделе криминальной хроники и несколько раз подвергаясь допросу): многословие внушает копу нешуточные подозрения. И вдобавок чем больше ты скажешь, тем больше шансов на то, что ты запутаешься в собственных показаниях и сболтнешь лишнее. Сам не заметишь, как признаешься в том, что поджег дом престарелых или помог Ли Харви Освальду скрыться из книжного склада в Далласе.

— Значит, вы никогда не встречались с мистером Фейном лично?

— Никогда. Но у меня есть его фотография, — сказала я, вытаскивая снимок из сумочки и протягивая его шерифу. — Конечно, это не поможет его опознать, но вдруг она вам пригодится при наведении справок…

Шериф рассмотрел фотографию, перевернул ее и, нахмурившись, прочитал резюме — с таким видом, будто я только что предложила ему ключ к разгадке великой тайны. Я вынула листок и ручку и записала адрес Тома, а также номер телефона Криса. Полиция наверняка захочет съездить к Тому домой и поискать улики. Пройдет немного времени, и записку от Локет найдут.

— Поскольку вы занялись так называемыми розысками, мисс Уэггинс, — сказал Шмидт, отрываясь от фотографии, — не знаете ли вы что-нибудь, способное помочь следствию? Например, не страдал ли мистер Фейн от депрессии?

— Вы предполагаете самоубийство? — уточнила я. — Мне тоже это пришло в голову — но как тогда объяснить пятна крови?

— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, мисс Уэггинс.

— Видимо, Том и в самом деле был подавлен. У него умерла мать. Но нет никаких признаков того, что в последнее время он находился в депрессии.

— У него были враги?

— Понятия не имею. Вот что вам следует знать: он снял семь тысяч со своего счета, прежде чем скрыться. Не представляю зачем.

Шериф молча принял к сведению сказанное. Я чувствовала, что он хочет порасспрашивать меня еще, но он внезапно объявил, что я могу быть свободна — следователи непременно свяжутся со мной в течение нескольких дней. Дэннон проводила меня к машине, и я уточнила у нее, как вернуться на шоссе. Достигнув конца разбитой дороги и оказавшись на магистрали, я опустила окно и позволила ветру ворваться в салон. Он трепал мои волосы так, что было больно, но по крайней мере я снова могла дышать.

Возвращение на Манхэттен было ужасным. Голова начала болеть, ноги тоже, в сумочке я нашла лишь одну таблетку аспирина — она помогла бы мне как мертвому припарки.

Каждый раз, когда мои мысли возвращалась к кошмарному месиву в ванне, я заставляла себя сосредоточиться на ситуации в целом. Завтра или послезавтра экспертиза подтвердит, что Том лежит мертвым у себя дома. Есть, конечно, слабая вероятность, что это кто-то другой — например, рабочий, который красил ванную, — но почему тогда там вещи Тома и его машина? Очевидно, Том погиб в самый день своего приезда. Именно тогда он в последний раз позвонил по мобильнику, едва успел распаковать вещи и купил субботнюю газету. Я попыталась воссоздать его действия: он развернул сандвич (купленный, возможно, в том маленьком кафе) и съел его, читая новости. Может быть, и запил шампанским? Объяснить трудно. Или кто-нибудь разделил с ним эту бутылку? Возможно, после ленча он прошелся по участку (отсюда запачканные грязью ботинки) и лег отдохнуть (смятое покрывало). Один?

Незадолго до наступления темноты он перешел в большой дом — судя по всему, чтобы чем-то заняться в ванной. Вероятно, это и были те самые «дела», о которых Том упомянул в разговоре с Харпер. А потом, вскоре после того как Он принялся за работу, кто-то убил его. Грабитель, который думал, что дом пуст? Но что он собирался красть? Или же у Тома был недруг в Андах — человек, которому он насолил в один из предыдущих своих визитов? Или кто-нибудь из Нью-Йорка, знавший, где он, или выследивший его?

Конечно, оставалась и версия самоубийства. Она пришла в голову и мне, и шерифу. Но смысла в ней было не много. Нанести себе рану, а затем устроить самосожжение? К тому же не было никаких признаков того, что в последнее время Том находился в депрессии.

Подъезжая к городу, я поняла, что за всеми своими волнениями так и не перезвонила Крису. Я набрала его номер.

— Ты все еще там? — с тревогой спросил он, услышав мой голос.

— Нет, я в тридцати минутах от дома. Как ты?

— Паршиво. А ты? Ты ведь видела это своими глазами. Поверить не могу, что втянул тебя в такое… — В голосе Криса прозвучала неподдельная боль.

— Все будет в порядке. Полиция поговорила со мной. Ясно, что копы еще ничего не знают. Я назвала им твое имя и дала номер телефона, потому что они захотят побывать в квартире Тома.

— Ладно.

— Мы сможем встретиться завтра с самого утра? Я тебе все расскажу.

— Да, я очень хочу тебя видеть. Съемки начинаются в десять, так что смогу приехать часов в восемь, — сказал он.

Когда Крис повесил трубку, я осознала, насколько тихо в машине. На обратном пути я не стала включать музыку: внешние раздражители буквально сводили меня с ума. Единственными звуками были мое дыхание и гул проносящихся мимо машин. Я вздрогнула, когда мобильник зазвонил снова. Я подумала, что это Крис — хочет спросить еще о чем-нибудь.

— Алло!

Молчание. А потом кто-то — не то мужчина, не то женщина — начал плакать, громко и жалобно.

— Кто это? — спросила я прерывающимся голосом. И снова воцарилась тишина.