Амон-Ра возглавлял пантеон богов. Не имея начала и конца, он создавал себя сам, из ничего.

Он — Бог солнца, Бог созидания, был таким могущественным, ведь он был Царем Богов. У него было несчётное количество имён и безграничный перечень титулов, но только одно имя оставалось в секрете. Только одно имя позволяло тем, кто его знал, требовать для себя места рядом с его троном. Только одно имя позволяло тем, кто его знал, обращаться без препятствий к нему, чтобы использовать его в собственных целях. К чему бы это ни привело.

— Тебе нужно в больницу! — Вскрикивает Тайлер. Её голос такой высокий от адреналина, когда она впрыгивает на сиденье в пикап Рио, и захлопывает дверь. Я теперь сижу между ними совершенно отрешённо.

— Со мной всё хорошо. — Это ложь. В моей голове играет симфония боли, и маэстро дирижёр-садист дирижирует опус мучимому, разрушающему меня совершенству. Я не могу вспомнить, как мы дошли до пикапа, и как долго мы едем. Приборная панель Рио медленно поднимается и опускается, словно мы плывём по волнам океана, а не трясёмся по уличному асфальту.

Положительным моментом является то, что я едва ли чувствую свои ладони, хотя при мимолётном освещении от фонарей, они выглядят так, словно их натирали на сырной тёрке. Кроме того, я по-прежнему вижу другие блики света, которых на самом деле нет.

— Нам надо позвонить в 911, - говорит Тайлер.

— Как, этот номер действительно существует? — Спрашиваю я.

— О чём ты?

— Я думала — это лишь номер из кино. Они же всегда называют три пятёрки в начале телефонных номеров. Чтобы люди случайно не позвонили на чей-то настоящий номер, вызывая полицию.

Тайлер выдавливает смешок.

— Нет, этот настоящий. И я не понимаю, почему мы до сих пор туда не позвонили. Нам надо заявить на него в полицию!

— Нельзя арестовать бога.

Рио резко кашляет.

— Сильно же ты головой ударилась.

— Серьёзно! — Тайлер наклоняется вперёд и смотрит в мои глаза. Я шлёпаю её, чтобы она отодвинулась от меня. — Он собирался что-то сделать с тобой! Он сделал тебе больно! И вполне вероятно, что у тебя сотрясение.

Он собирался сделать что-то гораздо более ужасное, чем просто сделать мне больно. И он ещё сделает это.

— Полиция не поможет. Скорее всего, его там уже нет. И он мой сводный брат.

— Серьёзно?

— Серьёзно. — У меня нет телефона, и я не помню номеров. Мне надо вернуться домой, чтобы позвонить маме. Предупредить её. Живот крутит, и он угрожает взбунтоваться. Меня мутит не только из-за боли и тошноты. Если Анубис действительно всё выяснил…если не дайте боги, он узнал истинное имя бога солнца из этой фрески… Меня тошнит от мысли об Анубисе со всей этой властью. Но я осталась жива. Я ещё могу всё исправить.

— Спасибо, ребята. Если бы вы не пришли… спасибо вам.

Тайлер держит меня за запястье.

— Айседора, ты это уже говорила. Четыре раза. Нам нужно ехать в больницу.

— Нет! Мне нужно домой и позвонить родителям. Как вы узнали, что мне нужна помощь?

Она говорит со мной как доктор с пациентом, тот же тон она применяла в зале детских открытий.

— Как я уже три раза объясняла тебе, девушка, у которой нет сотрясения: как только я поняла, что тот же парень спрашивал насчёт тебя днём раньше, то почуяла неладное. Я так рада, что моя мама всегда заставляет меня носить с собой газовый баллончик. И что я увидела Рио.

Рио, которому немногим ранее я угрожала расправой, и который, тем не менее, без раздумий помогает мне, когда это так нужно. Рио, который не тот, кто есть. Рио, чьё предательство почему-то жалит меня глубже, чем предательство Анубиса. И я никак не могу понять, почему мне так больно от этого. Ведь не должно. Но он как мои родители — строит основание, а потом переворачивает его, меняя правила.

Уу-у-х, я ненавижу его. Ненавижу его грузовик. Ненавижу горы Сан-Диего и то, как они вызывают у меня желание наклониться и стошнить на родные колени Тайлер. Мне нужно домой.

Сейчас же. Я должна предупредить маму.

Звонит телефон Тайлер, и она отвечает на одном дыхании, выдавая Скотту свою версию случившегося. Когда она кладёт трубку, то говорит Рио, что Скотт заберёт её от моего дома.

— А я останусь там, — отвечает Рио.

— Прошу прощения? — Я держу себя за голову, словно так я могу удержать боль при сильной тряске.

— Я не оставлю тебя одну.

— Во-первых, тебя в мой дом никто не приглашал. Во-вторых, у меня есть брат с его женой.

— А ещё у тебя есть сотрясение. — Тайлер оттягивает мою руку, чтобы снова пытаться рассмотреть мои глаза. Она продолжает бормотать что-то про зрачки. — А откуда вообще у тебя такой потрясный браслет? Из настоящего золота?

— Не хочу говорить об этом, — мямлю я. Я хочу сорвать его с себя, но не могу сообразить, как его расстегнуть. Очередной подлый и коварный поступок Рио.

Мне больно, болит всё, и особенно больно от его лжи. То, что он всегда понимал меня даже больше, чем я думала. Он мог, но он не сказал мне, что понимал. Не думаю, что он есть зло. Не сейчас, когда нарисовался Анубис, но всё же.

Рио — сын богов. Это всё меняет.

— Нет, серьёзно, это настоящее золото или нет? Может, из-за него твой чокнутый сводный брат приставал к тебе! Такой браслет можно продать за немалые деньги.

— Ага, может быть. — В действительности, золото в нашем доме было не в ходу. Хотя, имя бога солнца…

Рио останавливается напротив дома Сириуса. Машина Скотта уже припаркована там, и Тайлер выпрыгивает из пикапа, бежит к нему и бросается на шею. Моё каменное сердце сиротливо бьётся в груди, пока я смотрю на них, а моё предательское тело тоскует по человеческим объятиям.

Тогда я вылезаю из пикапа, хромая и шатаясь, иду к тёмному дому. Наверное, так себя чувствуешь, когда перепьёшь, думала я, в то время как земля плывёт и прыгает под ногами.

— Такое ощущение, что никого нет дома.

Я пугаюсь, такая потерянная в своей боли и уверенности позвонить маме, что не замечаю, как Рио идёт вслед за мной.

— Они, наверное, спят.

— Я подожду, пока не буду знать наверняка, что они дома, и что ты расскажешь Сириусу, что произошло. Полагаю, это был Анубис. Что ему нужно на самом деле?

— Это касается только моей семьи. — Мои зубы так сильно скрежещут, что я могу ощущать свой пульс, как врезающуюся в лоб боль. — Езжай домой.

— Уверена, что в порядке? — выкрикивает с дороги Тайлер. Я отмахиваюсь. — Утром первым делом позвони мне. Я только что прогуглила про сотрясения. Не принимай «Ибупрофен», прими «Тиленол».

Скотт открывает ей дверь.

— И когда в следующий раз соберётесь драться, делайте это, когда я поблизости. Я хорошо дерусь.

Я слишком устала, чтобы что-то отвечать. Я открываю дверь, в доме темно. Сириус — сова. В это время он не спит. Может, что-то случилось и здесь. В панике от того, что Анубис мог добраться до них, я глубоко вдыхаю.

Чувствуется запах «Тайда». Я облегчённо опираюсь на дверной косяк. Анубиса здесь не было.

Рио проходит вперёд, словно собирается войти вместе со мной.

— Пожалуйста, — говорю я. Мне больно говорить. — Спасибо за вечер. Правда. Ты спас мне жизнь. Но я не могу… не могу сейчас ничего обсуждать. Я в растерянности и не знаю, как всё изменилось. Но всё точно изменилось. И пока я не узнаю, какие изменения произошли, я просто… хочу, чтобы ты оставался где-нибудь, но не здесь.

Он сглатывает, потом кивает. Я закрываю за собой дверь. Мне хочется, чтобы он был подальше. И хочется, чтобы был рядом. Я не знаю, что я хочу больше. Но моя мать. Мне нужно поговорить с мамой.

Включаю свет, пока иду по дому, и нахожу на столе записку. Я еле разбираю поспешные каракули Сириуса.

«Айседора. Не дозвонился до тебя, Дине плохо, поехали в больницу, позвони мне. С.»

Нет! Я хватаю телефон и набираю номер мобильного Сириуса. Лишь с третьей попытки попадаю на нужные цифры, потом вызов уходит на автоответчик, поэтому я прошу его, чтобы он позвонил на этот номер, потому что я осталась без телефона. Во мне усиливается паника и дрожь. Я не хочу, чтобы что-то случилось с Диной или их ребенком. Они должны быть в порядке. Мне нужно, чтобы они были в порядке, чтобы они были счастливой парой придурков и вырастили своего счастливого придурка-ребёнка.

Пожалуйста, пусть с ней всё будет хорошо!

К счастью, мама берёт трубку со второго гудка.

— Кто это? — Отвечает она уставшим голосом. Я не помню, какая у нас разница во времени, может, у неё середина ночи, а может, нет.

— Это Айседора.

— Что случилось? Ты в порядке? Тебе больно!

Я прерываю её.

— Всё в порядке. Но произошло что-то плохое. Анубис здесь.

— Что? Зачем ему понадобилось приезжать к вам?

Я поведаю ей всю историю, включая нападение на водителя и те моменты, когда ощущала на себе чей-то взгляд. Я также не последовательно рассказываю другие детали, потому что не могу собрать мысли в голове так, как следует.

— Мама, мне пришлось прочитать ему. Прости меня. Я думаю… думаю, что он выяснил настоящее имя Амона-Ра. — Я задерживаю дыхание, ожидая её реакцию. Насколько тяжёлыми будут последствия? Много ли власти я помогла заполучить этому шакалообразному монстру?

Тогда моя мать смеётся. Это усталый, измученный смех: больше воздуха, чем радости.

— О, сердечко. Можешь даже не переживать об этом.

— Он теперь может контролировать бога солнца!

— Нет, не может. Он, наверное, решил, что нашёл что-то там, но я могу уверить тебя, что настоящее имя Амона-Ра нигде не записано. Уж не думаешь ли ты, что я пошла бы на все те сложности, чтобы добыть его для себя и Гора, и потом записала его там, где какой-то неопрятный божок бальзамирования сможет его найти?

Я плюхаюсь на стул от облегчения и смятения.

— Тогда что же он нашёл? Он выглядел довольным.

— Анубис — дурак, и как все дураки легко верит в то, во что хочет верить. Возможно, он нашёл что-то в том тексте, что, по его мнению, было настоящим именем бога. Он вернётся и попытается использовать его, и тогда его прогонят с поджатым между ног хвостом. И я могу уверить тебя, что после этого ребёнка, ему придётся ответить за всё, что он сделал с тобой.

— Значит, ты в безопасности, — говорю я, и впервые с момента, как я поцеловала Рио (о — нет! я поцеловала Рио), и потом он сказал мне правду; и казалось, что я вспомнила об этом в первый раз только сейчас, что с моей головой, с моих лёгких падают стальные оковы.

— Я в безопасности. И я рада, что ты тоже. Как ты сбежала от Анубиса?

— Мне помогли друзья.

— Я рада, что у тебя есть хорошие друзья.

Я думаю о Рио, его родителях, о правде. Мне следует рассказать ей о том, кем… чем… он был.

Ей стоит знать, что есть и другие боги. Но если я скажу ей, вне сомнений, я больше никогда не увижу Рио.

Мне следует хотеть этого.

— Я тоже рада, — только и говорю я. — Хорошо. Эй, отбой концу света! — Мои ладони дико жжёт, пока я держу телефон, и я хочу утонуть в диване и уснуть в забытьи. — Пойду приму что-нибудь для головы. Позвоню тебе завтра.

— С нетерпением буду ждать звонка. Айседора?

— Да?

— Я бы хотела услышать всё про открытие выставки прежде, чем явится твой сводный брат-ублюдок.

— Хорошо. — Я улыбаюсь. Она помнит. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сердечко.

Я кладу трубку, и теперь, когда проходит моё первоначальное облегчение, я возвращаюсь к беспокойству о Дине. Мою руки, и вынимаю из них мелкие кусочки гравия. Потом я переодеваюсь из своего изодранного платья в пижаму, и заклеиваю пластырем множественные царапины. И никак не могу снять с себя этот идиотский браслет. Завтра же заставлю Рио снять его с меня.

В шкафу я нахожу набор из болеутоляющих препаратов. Что там Тайлер сказала про «Ибупрофен»? Не помню. Да и неважно. Звонит телефон, и я таращусь на него несколько секунд, прежде чем осознаю, что надо ответить.

— Что?

— Эй, малыш.

— Сириус! Что у вас? Что случилось с Диной? С ней всё в порядке? А с ребёнком?

— С ними обоими всё хорошо. Прости, если записка напугала тебя. Этот вечер изрядно потрепал всем нам нервы. — Он сухо смеётся, и я не могу не согласиться с ним, хотя сейчас явно не то время, чтобы рассказывать ему о моём маленьком семейном воссоединении. — После того, как мы ушли из музея, Дину стало серьёзно мутить, у неё болел живот. Мы сразу отправились в больницу, и теперь с ней всё прекрасно, постельный режим, пока они не решат, стоит ли вызывать роды или можно подождать.

— Но ей же ещё рано!

— Она уже достаточно долго ходит с животом, так что безопаснее для них обоих было бы родить его здесь. — Он тихо ругается. — О, слава Богу, она спит. Она не слышит, как я сказал «его».

Ладно. Это называется — преэклампсия, и когда мы узнали, что так или иначе это проблема, мы столкнулись с ней и сохраним их идеально здоровыми. Но мы пока не собираемся домой. Ты в порядке? Тебе что-нибудь нужно?

— Всё нормально! Не беспокойся за меня. Но я не поняла, как это произошло. Дина же была совершенно здорова в последние дни. — Может, Анубис что-то сделал с ней?

— Такое бывает. Беременность делает женщин во многом уязвимыми. Но я серьёзно — переживать не о чем. Единственная проблема, которая скоро встанет перед нами — это то, что у ребёнка нет детской, что по большому счёту не такая уж и большая проблема.

Я вздыхаю и успокаиваюсь. По крайней мере, одна часть моей семьи защищена от Анубиса.

— Здорово. Спасибо, Сириус, за чувство вины.

Вновь настояв на том, что всё чудесно, он кладёт трубку.

Я падаю на диван, не утруждая себя подниматься наверх, и моя больная голова кружится от всего того, что случилось за этот вечер. Слишком много информации. Дина, Анубис, Рио. Я думала, что после завершения этого грёбаного музейного зала всё встанет на свои места.

Я фыркаю сонным смешком, как только представляю лицо Анубиса, когда он вернётся в Египет и поймёт, что имени он так и не узнал. Ну и идиот!

Радостная от этой мысли, я уже совсем близка ко сну, когда вспоминаю слова Сириуса, такие похожие на слова матери: «Женщина наиболее уязвима, когда беременна». Что-то щекочет меня в онемевшем затылке, что-то, что я никак не могу ухватить, но знаю, что это нужно сделать.

— О, нет, — я сажусь и выпрямляюсь в ужасе от очевидности того, что только сейчас осознала.

Для контроля над богом Анубису нужно совсем не имя.

Он искал яд, чтобы убить его.