Стефани металась между кухней, входной дверью и окном, выходящим на улицу. Она то выламывала себе руки, то потирала живот, глубоко вздыхая. Ее подруга Кэти гневно смотрела на нее, с трудом сохраняя молчание. Когда Стефани выглянула из окна в десятый раз за последние две минуты, Кэти не выдержала.

 - Зачем ты вообще его к себе пригласила, если у тебя от этого такой мандраж?

 - Ему нужна машина.

 - Да? Так скажи ему, пусть сам себе купит. Зачем вообще ему машина?

 - Не знаю. Сказал, что нужно перевести какие-то ящики, или вроде того.

 - Надеюсь, он не совершает ничего противозаконного.

 - Тодд? Я тебя умоляю. Он же мухи не обидит. И это буквально.

 Стефани погладила живот, и снова выглянула из окна.

 - Ты ему не говорила? Хм?

 - Как я могла? Я же знаю, как он к этому относится.

 - Хочешь, я ему отдам ключи вместо тебя? Тебе не нужно видеть его. А ему не нужно видеть тебя.

 - Что ты ему скажешь?

 - Ничего я ему не должна говорить. Он в пролете. Теперь ты моя женщина. Просто скажу ему, что ты не хочешь его видеть.

 - Что за «мужской шовинизм»! Говоришь, будто я твоя женщина.

 - Ты моя женщина, и нехрен ему видеть тебя.

 - Но это его ребенок.

 - Он всего лишь донор спермы. Я отец этого ребенка. Он не хотел иметь детей, помнишь?

 Стефани кивнула и снова посмотрела на свой живот. Она не совсем была уверена, что не хочет видеть Тодда. Одна ее половина хотела знать, не изменит ли он свои взгляды на детей, узнав, что она носит его ребенка. Но другая не хотела получать ответ на этот вопрос.

 Когда раздался звонок в дверь, она протянула ключи Кэти, а сама бросилась на диван и закрыла лицо подушкой.

 - Все будет хорошо, крошка. Я справлюсь.