На диване в гостиной лежала какая-то женщина и смотрела телевизор. Она едва подняла на Тодда глаза, когда он вошел в комнату.

 - Кто там пришел?

 - Я, - ответил Тодд, подойдя к ней сзади и зажав ей рот рукой. Прежде чем она успела поднять шум, он ударил ее электрошокером, связал и заклеил рот изолентой.

 В рабочем кабинете сидел старик - похоже, муж женщины, которую он ударил у входа - и что-то печатал на ноутбуке, когда в комнату ворвался Тодд. Старик подпрыгнул и чуть не свалился с кресла.

 - Боже! Кто вы такой, мать вашу?

 - Скажем, я активист движения в защиту жизни.

 Старик прищурился, пытаясь разглядеть Тодда, стоящего в темном дверном проеме. Пошарил на захламленном столе в поисках очков.

 - От какой вы организации?

 Тодд шагнул в комнату.

 - «Массовые убийцы за сохранение жизни животных».

 Старик нашел очки и нацепил их на морщинистую, пятнистую голову.

 - Массовые убийцы? Ччч-что?

 Тодд шагнул ближе. Старик включил настольную лампу и повернул ее так, чтобы она светила Тодду прямо в лицо.

 Старик смерил Тодда взглядом, заметив у него в одной руке окровавленный молоток и электрошокер в другой, и потянулся к столу. Тодд бросился через всю комнату и раскроил старику молотком череп, прежде чем тот успел вытащить из верхнего ящика револьвер «Кольт Магнум» 357 калибра. Пистолет упал на пол, старик рухнул следом. Стараясь не смотреть на истекающего кровью старика, Тодд вытащил из сумки изоленту.

 Хотя старик не походил внешне ни на его отца (он был лет на двадцать старше), ни на священника , что-то в происходящем напомнило ему вечер после похорон матери. Вечер, когда Тодд потерял обоих родителей.

 Старик стонал и слабо сопротивлялся, когда Тодд изолентой связывал ему руки за спиной и заклеивал рот и глаза. Тодд взял пистолет, проверил ствол, и взвел курок. Вышел из комнаты и вернулся в прихожую. Из кухни доносились голоса. Тодд зашел на кухню и стал переводить пистолет с одного лица на другое. Его встретили хором воплей. За маленьким кухонным столом сидели несколько женщин, пили кофе и ели какие-то кексы. Они быстро подпрыгнули, опрокинув стулья и уронив чашки на пол.

 - Заткнитесь, мать вашу, и сядьте на место. Еще один звук и я вас всех прикончу.

 Тодд швырнул рулон изоленты молоденькой девушке с прической «конский хвост», только что вошедшей на кухню. По всей видимости, она была на третьем или четвертом месяце беременности. Там находились четыре женщины - две совсем молоденькие, чернокожая женщина лет тридцати и филиппинка, лет двадцати с небольшим. Все на разных стадиях беременности.

 - Заклей им руки за спиной, или я начну стрелять.

 На кухню вбежали еще три женщины, и Тодд перевел пистолет на них. Огромная белая тетка в бигудях, в халате, едва скрывавшем массивный живот, с гигантскими грудями, весящими, словно две индейки ко Дню Благодарения, завидев пистолет, завизжала как попавшая в микроволновку кошка. Тодд ударил рукояткой револьвера ей по губам. Изо рта на пол вылетели зубы, и она отшатнулась назад, чуть не сбив с ног двух других женщин. Тодд с удивлением заметил, что голос, который он обычно слышал в своей голове, который всегда подвергал сомнению его действия, говорил ему, что он зашел слишком далеко, умолял остановиться, теперь молчал. Даже когда женщина медленно опустилась на колени, всхлипывая и зажимая руками окровавленный рот, Тодд вообще ничего не почувствовал.

 - Подойдите к остальным. – Он махнул пистолетом в сторону женщин, сидевших за столом, и трое вновь прибывших поковыляли к ним, поддерживая друг друга. Тодд бросил еще три рулона изоленты трем девчушкам.

 - Свяжите остальных.

 Он указал на девочку-подростка, которую выделил ранее.

 - Тебя я свяжу сам. Убедись, что все связаны, как следует. Не думай, что ты кому-то поможешь, если свяжешь его слабо. Я проверю у всех запястья и лодыжки, как ты их связала. Если кто-нибудь освободится, я застрелю его в назидание остальным.

 - Не убивайте нас, мистер. Мы беременны. Мы все беременны. Это приют для беременных женщин.

 - Я прекрасно знаю, что это за место. – Его лицо было совершенно лишено какого-либо выражения, пока он держал девушек под прицелом.

 - У нас нет денег.

 - Мне не нужны деньги.

 - Ну, мы… Мы сделаем все, что вы хотите. Только не убивайте нас. Не делайте нам больно.

 - И трахать я вас не собираюсь. Теперь все заткнулись! Заклей им рты.

 Три девчушки закончили связывать других четырех, а потом девушка с конским хвостом связала и их самих. Заклеив им рты, она повернулась к Тодду лицом.

 - Пожалуйста, не делайте мне больно.

 - Повернись.

 Она сделала, как ей сказали, и Тодд связал ей руки за спиной, как у семерых других женщин.

 - Сядь на стул.

 - Пожалуйста, не надо.

 - Я же сказал. Я не собираюсь убивать вас

 Она села, и Тодд привязал ее лодыжки к ножкам стула. Оторвал еще одну полоску изоленты и заклеил ей глаза.

 - Есть еще другие женщины в доме? Кто-нибудь, о ком я не знаю?

 Девушка покачала головой.

 - Я не люблю сюрпризы. Если кто-то сделает мне сюрприз, вы все умрете.

 Тодд оторвал еще один кусок изоленты.

 - Меня зовут Мэри. У меня будет девочка. Я назову ее Келли.

 Тодд остановился в нерешительности. Он знал, что она делает. Пытается стать для него реальной, больше похожей на человека. Она думает, что от этого ему будет труднее убить ее. Тодд ждал, когда в нем проснутся угрызения совести.

 - Я назову свою дочку Келли. Она у меня второй ребенок. Другую дочку зовут Синди. Ей два года. На прошлой неделе у нее был день рождения.

 Он ничего не почувствовал. Убийство собственного ребенка отняло у него последние остатки человечности. Тодд заклеил ей рот изолентой. Наклонился и шепнул Мэри на ухо:

 - Тебе придется отдать всю свою любовь ребенку, который уже у тебя есть.

 Он погладил ладонью ее живот.

 - Этому она не потребуется.

 Тодд засунул руку в сумку и вытащил скальпель и проволочную вешалку. Опустился рядом с Мэри на колени и стал разрезать на ней пижаму. Распорол сначала одну штанину с внутренней стороны, потом другую.

 - Будет очень больно, но оно того стоит. Ты спасешь столько людей, тысячи растений и животных, всего лишь не родив этого ребенка.

 Выпрямив вешалку так, что получилась длинная тонкая спица с крючком на конце, Тодд раздвинул большим и указательным пальцем ее половые губы и начал вкручивать вешалку внутрь. Кровь пошла почти мгновенно.

 У мамочки тоже шла кровь. У мамочки шла кровь, потому что мы не могли позволить себе еще одного ребенка. У мамочки шла кровь, потому что ребенок был не от папы.

 Тодд вспомнил крошечную головку, пробитую проволочной вешалкой, торчавшую из волосатой маминой манды. Он сунул вешалку еще глубже, и девушка задергалась, мыча заклеенным изолентой ртом. Раскачиваясь на стуле взад-вперед, она чуть не опрокинулась на пол.

 - Это лучший способ. Так делала мамочка. Но если не будешь сидеть смирно, и не дашь вытащить этого паразита, я вырежу тебе его прямо из матки.

 Ноги девушки била дрожь. Тело тряслось. Но она больше не пыталась опрокинуть стул.

 Из ее вагины хлестала кровь. Когда Тодд стал орудовать вешалкой все сильнее и сильнее, девушка заметалась, колотясь о спинку стула. Кровь продолжала течь, но теперь выходила с какими-то комочками. Из манды капали кровяные шарики. Похожие на мясо чили, на кусочки жареного мяса в соусе энчилада. На этот раз желудок у Тодда был спокоен, и он продолжал вгонять вешалку во влагалище, удаляя кусочки зародышевой ткани, похожей на говяжью тушенку. Даже после того, как он вынул вешалку, кровь и мякоть продолжали капать из вагины на пол.

 Тодд схватил большую грудастую тетку и приставил ей к виску пистолет. У нее был самый большой срок. Похоже, она может родить в любую секунду. Тодд не думал, что для нее ему потребуется вешалка.

 Он набросил ей халат на голову, обнажив голую задницу, и наклонил над кухонной раковиной. Вдавил дуло револьвера в ее правую щеку.

 - Если дернешься, умрешь. Поняла?

 Он протянул руку к стойке рядом с раковиной и вытащил столовый нож. Опустился на колени и распилил пополам изоленту, связывающую ее лодыжки. Потом вытащил пару резиновых перчаток из своей курьерской сумки и натянул на руки. Смазал пальцы чем-то похожим на жир от жареной курицы из банки в раковине.

 Продолжая прижимать револьвер к щеке большой тетки, запустил ей в вагину сначала один палец, потом два, потом три, а потом и всю руку. Она закричала, зарыдала, застонала, запричитала, а Тодд толкал руку все глубже и глубже. Когда Тодд погрузил в нее руку по локоть, кровь хлынула ручьем. Тодд засовывал пальцы в шейку матки, пока не нащупал нечто похожее на головку ребенка. Он схватил ее и потянул.

 Что-то извивалось у него в руках. Толстуха обливалась потом, кричала и тряслась, пока Тодд вытаскивал из ее утробы почти полностью сформировавшегося зародыша. Из раскрывшегося влагалища с хлынувшим на пол потоком крови и околоплодной жидкости появилась детская головка. Ее ноги подкосились, и она стала терять равновесие.

 - Если упадешь и раздавишь ребенка, я тебя убью.

 Женщина выпрямила ноги и встала ровно. Тодд обеими руками схватил детскую головку и резко дернул, словно собирался обезглавить младенца, оставив само тельце внутри матери. Ребенок выскользнул из женщины и упал на пол, все еще связанный с матерью пуповиной. Тодд вспомнил, как убил свое дитя. Если он смог сделать это со своим ребенком, если мать смогла убить его братика еще в утробе, он уже не мог испытывать жалости к чужим детям. Тодд поднял ногу и наступил ребенку на голову, раздавив как гнилую дыню. Из ушей брызнула кровь и мозговое вещество. Потом бросил мать ребенка на пол. Из ее влагалища все еще волочилась пуповина, связывающая мать с убитым ребенком. Женщина упала рядом, ударившись лицом об пол, забрызганный мозговым веществом и кровью ребенка, смешавшимися с ее кровью и околоплодной жидкостью. Тодд повернулся к остальным женщинам и снова взял вешалку.

 Вытащил трех будущих мамаш из угла, где они жались друг к другу, и силком усадил в три оставшихся кухонных стула. Освободил лодыжки, привязав им ноги к ножкам стульев. Потом разрезал им штаны и трусики. На первую ушло почти двадцать минут, но Тодд уже набил руку.

 Снова и снова он опускался у женщин межу ног и всаживал в них вешалку, через шейку матки. Дергал и тащил. Рвал и кромсал их внутренности, нащупывая зародышей и вырывая по кусочкам.

 Кухонный пол напоминал пол скотобойни. Он был залит кровью с ошметками плоти.

 Кое-где отчетливо виднелись руки, ноги, головы и торсы, такие маленькие, что напоминали сломанные игрушки. Но все они были когда-то живы, могли родиться, вырасти и засорять своими отбросами Землю, истощать ее ресурсы.

 Тодд поднялся на ноги и посмотрел вокруг. Искалеченные женщины истекали кровью, лежащие на полу или привязанные к стульям. Их разорванные и истерзанные вешалкой влагалища походили на сырое кровоточащее мясо. Оставались еще две женщины. Тодд взял нож, который бросил до этого в раковину. Он был измотан. Он слишком устал, чтобы пользоваться вешалкой. Ножом получится гораздо быстрее. Схватив чернокожую женщину, положил ее на кухонный стол. Он только собирался вскрыть ее ножом, как вспомнил про скальпели. Разрез получится гораздо чище. Если он воспользуется скальпелем и зашьет ее потом, как Николен, возможно, она выживет. Тодд сунул руку в сумку и вытащил последний рулон изоленты. Нужно зафиксировать ее, если он не хочет, чтобы она умерла на столе во время операции. В отличие от Николен, она не была под «уличным наркозом». Этой женщине было нечем притупить боль.

 Тодд обмотал изолентой ее бедра и ноги. Убедившись, что она не сможет двигаться, сделал первый разрез, рассек ее поперечную мышцу живота, прямую мышцу, и отодвинув мышцы в сторону, обнажил матку, прикрытую прозрачной пленкой. Разрезав матку, вытащил из живота ребенка. Ребенок был уже мертв. Скинув женщину со стола, он схватил последнюю, молодую пуэрториканку. Уложил ее на кухонный стол, залитый кровью чернокожей женщины, и потянулся к сумке за новым скальпелем.