По возвращении в Эксбридж Эмброуз доложил суперинтенданту о результатах своей поездки в Эвиан-ле-Бан.

— Хм, — сказал супер, — кажется Финмер действительно все честно рассказал, хотя от этого все равно толку мало. В любом случае я очень признателен, что вы убедили его вернуться. Нам все же лучше понаблюдать за ним какое-то время.

— Загвоздка в его истории — вот эта спичка, — ответил Эмброуз. — Судя по словам Финмера, весьма вероятно, что он привез с собой из Эвиан-ле-Бан коробок с такими, когда был там в последний раз.

— Вы действительно думаете, что в этом что-то есть?

— Но, сэр, гравировка на спичке…

— Я знаю. Но на ней всего несколько букв, и они вполне могут быть не от «De la Fontaine». Существуют сотни видов этих спичек с надписями, и они могут быть у любого члена комитета. И даже если конкретно эта принадлежала Финмеру, он вполне мог закурить трубку, когда был с Хаттоном.

— Он сказал, что не курил там.

— Возможно. Но он может и не помнить — сам же признался, что был не в себе в тот момент. К тому же есть еще кое-что: предположим он зажег спичку. Вряд ли он бы обронил огарок у гардероба в спальне, не правда ли? Нет ничего, что заставило бы Финмера вообще заходить в эту комнату.

— Не уверен, — вставил Эмброуз.

Суперинтендант пожал плечами:

— Не понимаю почему. Я долго гонял эту мысль и пришел к выводу, что вы придаете слишком большое значение этой спичке.

— Но сэр, вы забываете о порванном шнурке на ботинке.

— На что мне это помнить?

— Возможно это притянутое за уши замечание, но всему же есть причина. Один ботинок без шнуровки и отрывочек шнурка в обувном ящике рядом. Почему? Очевидный ответ: кто-то обнаруживает, что на его ботинке порвался шнурок, и ему срочно нужно найти новый. Где же? За дверью находится спальня холостяка, в которой с большой вероятностью можно найти пару ботинок. Человек осматривается — вокруг никого. Затем открывает нижние дверцы шкафа, и при наклоне из кармана выпадает спичка, — на дне ящика очень темно, и он не замечает этого.

— Прелестно! — пробубнил Плестоу, — но, как вы и сами заметили, это немного надуманное развитие событий. Думаете, убийце есть дело до порванного шнурка, когда рядом лежит бездыханное тело? Сомневаюсь! Если вы еще раз обдумаете свою идею, то поймете, что именно так и поступили со шнурками, но только это был сам мистер Хенлоу прямо перед своим отъездом за границу. А что касается спичечного огарка, он мог лежать там недели, и вероятнее всего лежал!

— В любом случае мне нужно будет опросить всех членов комитета на предмет пользования этими спичками.

— Думаю, вам стоит это сделать. И кстати, пока вас не было, каждый из них прислал ответ по поводу той вечерней газеты. Оказалось, никто ее с собой на собрание не приносил!

— Это еще больше усложняет дело, сэр. Эта газета ни с чем не состыкуется в моей голове.

Суперинтендант откинулся в своем кресле и погрузился в размышления.

— Полагаю, вы и сами уже об этом думали, Эмброуз, — на самом деле вы даже об этом однажды упоминали, — что только у одного человека могла быть эта газета и все возможности совершить преступление.

— Кто же это, сэр?

— Сторож.

Эмброуз медленно кивнул.

— Понимаете, — продолжил суперинтендант, — вы судите о его действиях лишь по его словам. Если Финмер рассказал правду и действительно покинул колледж в 1:25, то у сторожа было времени аж до двух часов — до возвращения рабочих. Все, что он говорил о входящих и выходящих людях вполне могло быть правдой, но это совсем не значит, что сам он все это время находился на своем посту — да и ему потребовалось бы всего несколько минут, чтобы дойти до кабинета Хенлоу, убить Хаттона и вернуться обратно. Более того, этот человек как никто другой был осведомлен о всех передвижениях членов комитета. Он также помнил о том, что они обычно возвращаются в колледж не раньше половины третьего и точно знал, что рабочие отлучились на обед до двух часов.

— Это действительно так, сэр, но где мотив? Зачем ему убивать Хаттона?

— Зачем вообще кому-либо понадобилось его убивать? — ответил суперинтендант. — Это вопрос, на который мы столько времени тщетно пытаемся отыскать хоть какой-нибудь ответ. Если бы нам только удалось выяснить причину, по которой кому-то понадобилось убрать Хаттона, мы бы смогли выйти на след преступника. Но даю голову на отсечение — я не вижу ни одной. А вы?

— Я т-тоже, — медленно произнес Эмброуз. — Ни одной мысли. Кроме разве того, что все выглядит так, будто это убийство не было спланировано. Я почти уверен, что все произошло спонтанно, и будущий убийца шел туда без намерения марать руки.

— Весьма вероятно. И я собираюсь развивать эту идею дальше. Я все еще склоняюсь к мысли, что кто бы ни направлялся в комнаты Хенлоу, он точно не ожидал там кого-либо встретить.

— Да, сэр, но с другой стороны не выглядело ли все так, будто Хаттон кого-то ждал? Зачем еще ему понадобилось бы брать с собой обед и притворяться, будто собирается писать какие-то письма?

— Ну в конце концов возможно ему действительно нужно было кому-то написать. Мы теперь этого уже не узнаем. Но вернемся к сторожу. Предположим, что он не заметил, что Хаттон не вышел с остальными на обеденный перерыв. Обычно они уходят все вместе, так что ему вполне могла прийти в голову мысль, что комнаты Хенлоу в это время пусты и не заперты. Это была единственная возможность проникнуть туда без чьего-либо ведома, пока Хенлоу в отъезде — единственный ключ был у Уильямса, и все остальные дни он держал комнаты закрытыми.

— Зачем ему вообще нужно было идти туда, сэр?

— О! Да тут есть одна весьма внушительная причина. Во время моего интервью с мистером Хенлоу он рассказал, что на полках в его кабинете хранится несколько очень редких книг. Все эти служащие колледжа, сторожа и так далее, — они кое-что знают, Эмброуз. Я не просто так провел десять лет в университетском городке. Редкие книги не по моей части — это правда, — но могу себе представить, каких денег они могут стоить. И мы, к сожалению, уже знаем, что в последнее время кто-то орудует прямо у нас под носом, воруя чрезвычайно ценные предметы искусства. И мы подозреваем — не так ли? — что в этом замешан не один человек. И тогда, даже если этот сторож не главарь банды, он вполне может быть ее участником. Скажем, он направился в тот кабинет забрать какие-то из дорогих книг. Из рассказа Уильямса мы знаем, что Хаттон стоял прямо напротив книжного шкафа. Приколотый к шкафу эскиз витражного стекла закрывал только часть полок, и не ту часть, на которой стояли редкие книги — я узнал это, когда Хенлоу потянулся проверять, все ли из них на месте. Нам также известно, что Хаттон расследовал пропажу миниатюры доктора Блейка, которая вероятно была связана с серией подобных нашумевших краж. Возможно Хаттон как раз думал об этом деле, рассматривая коллекцию книг мистера Хенлоу. Я не утверждаю, что эти книги могли быть следующей целью воров, но он скорее всего предполагал такую возможность в уме.

Продолжим. Предположим, что после ухода Финмера Хаттон вернулся на эркерный балкончик. По обе стороны этого окна висят занавеси, так что вошедший не смог бы сразу заметить стоящего там, особенно если ожидал попасть в пустую комнату. Сторож входит и направляется прямо к книжному шкафу. Все еще не замечая Хаттона, он начинает по очереди доставать книги с полок, и затем — это, конечно, лишь догадка, — Хаттон улучает преступника и обвиняет его в краже. Между ними разгорается спор, в котором разъяренный грабитель протыкает грудь Хаттона ножом, тем самым избавляясь от нежелательного свидетеля, и сразу возвращается на свой пост у ворот колледжа. Что вы об этом думаете, Эмброуз?

Эмброуз слушал очень внимательно.

— Это, конечно, вполне приличная теория, сэр. Но тут не на что опереться и, как бы сказать… меня это не убедило.

— И все же, — сказал суперинтендант, — мы не можем просто так отбросить ее. Я как раз сейчас изучаю личное дело этого сторожа и его образ жизни, — кое-кто из наших за ним приглядывает. Но тут есть кое-что еще. Это письмо пришло сегодня утренней почтой. По вашей телеграмме из Эвиана я узнал, что вы будете здесь уже сегодня, так что не трогал его. Вам лучше бы его просмотреть и изучить, вдруг там что-нибудь найдется.

Он подтолкнул лежащий на столе конверт в сторону сержанта-детектива. Письмо было адресовано суперинтенданту полиции в Карнфорде и подписано мисс Хаттон, сестрой убитого:

Дорогой сэр,

мне бы очень хотелось еще раз побеседовать с полицейским, который приходил ко мне в день убийства моего брата. Может, вы будете так добры и организуете нам встречу? Если он сможет нанести мне визит, в любое утро на этой неделе мои двери для него открыты.

Эмброуз взглянул на часы: начало десятого вечера. Этим утром он приехал из Парижа на десятичасовом поезде — на следующий день после приезда туда вместе с Финмером.

— Отлично, сэр, — сказал он. — Поеду в Карнфорд завтра же утром. Напишу ей записку и отправлю по пути домой.

— Не нужно, — ответил суперинтендант, поднимая со стола телефонную трубку. — У нее есть телефон. Сейчас позвоню… да… спасибо… здравствуйте-здравствуйте… да… мисс Хаттон, пожалуйста… да… жду… да? Говорит суперинтендант Плестоу, полицейский участок Эксбриджа. В ответ на ваше письмо, мисс Хаттон, мой сержант-детектив приедет к вам завтра утром. Десять часов вас устроит?… Отлично, спасибо. Вам есть, что сейчас ему передать?..

Он положил трубку.

— Она сказала, что просматривала бумаги брата и наткнулась на пару непонятных вещей. Скажу вам, все это беспричинная суета, но все же вам лучше съездить туда… Доброй ночи, Эмброуз.

— Доброй ночи, сэр.

Сержант-детектив взял свой небольшой чемоданчик (они с Финмером прямо с поезда отправились в участок, но Финмер после короткого разговора с суперинтендантом уехал в ближайший отель на ночь) и поехал домой.

* * *

— Рада, что вы наконец-то вернулись, сэр, — сказала хозяйка. — Я вам приготовила вкусный горячий ужин. Я получила телеграмму и готовилась к вашему приезду. Ваша открытка для Мюриель пришла сегодня утром — словами не передать, как она была ей рада, мистер Эмброуз. Так мило с вашей стороны вспомнить о моей малышке. Она уже спит, но ей очень хотелось поговорить с вами об этой открытке: она не может разобрать, что же за слова на ней напечатаны, и боюсь, что я тоже. Это какой-то иностранный язык, не так ли, мистер Эмброуз?

Эмброуз рассмеялся:

— Да, миссис Гловер, это французская открытка, а у них там принято говорить и писать на французском. Я все ей переведу.

— Обязательно переведете, мистер Эмброуз. Ох, что-то я разговорилась, вы же наверняка очень голодны, — пойду накрою на стол.

* * *

Однако утром у Эмброуза уже не было времени увидеться с Мюриель. Перед поездкой к мисс Хаттон ему нужно было провести еще пару часов в полицейском участке за делами. Наконец освободившись, сержант-детектив поехал в Карнфорд и уже в начале одиннадцатого был в комнате, которую хозяйка специально приготовила к его приезду.

Выглядела мисс Хаттон очень уставшей и вымотанной, лицо ее исказилось горечью и душевными страданиями, которые она пережила с момента смерти брата. Но даже такое глубокое горе не смогло надломить ее спокойное, великолепное достоинство.

— Очень благодарна за то, что пришли, — сказала она, — особенно сейчас, когда вы спокойно можете думать, что я впустую трачу ваше время. Для меня это очень больная тема, но все же позвольте спросить, есть ли хоть какая-то надежда найти убийцу?

— С момента нашей с вами встречи я только и делал, что занимался этим расследованием, мисс Хаттон.

— И? — она вопросительно приподняла брови.

— На сегодняшний день, — ответил он, — достаточно трудно оценить, чего я все-таки в этом деле достиг. Этот случай не из простых, но можете быть уверены, что мы прилагаем все усилия. Камень преткновения здесь — мотив. Если бы мне только удалось найти хоть малейшую зацепочку к тому, за что же кому-то понадобилось убивать вашего брата!

— Знаю. Я все время думала об этом, и не могу даже представить себе кого-либо, кто мог бы совершить это чудовищное преступление. И с нашей встречи я каждый день перебирала бумаги брата в надежде найти хоть какой-то знак того, что он был в беде или обзавелся врагом..

— И вы что-то нашли, мисс Хаттон?

— Не знаю, — медленно ответила она. — Именно поэтому я и хотела с вами посоветоваться. Брат всегда был скрытен в вопросах своей личной жизни, и даже мне почти ничего о ней не известно. Он также был чрезвычайно скрупулезен: все бумаги в идеальном порядке, каждая в своем ящике — письма, документы, рисунки и чертежи с работы (церковная архитектура) и так далее. Но там я не нашла ничего хоть сколько-нибудь подозрительного. Но (думаю, я уже вам говорила об этом) у него было любопытное хобби. Ему нравились преступления — особенно их расследование и раскрытие. Я вроде упоминала, как сильно он любил читать детективы до определенного момента и затем пытаться разгадать тайну собственным умом?

— Да, вы мне об этом рассказывали.

— Значит должна была еще говорить, что за несколько дней до смерти он очень увлекся очередным делом и как внезапно сказал: «Наконец-то я понял». Вы меня еще спросили, было ли это очередное расследование из книги, на что я ответила «нет».

Заинтересованный сержант-детектив подался вперед.

— Я прекрасно это помню, — сказал он.

Мисс Хаттон продолжила:

— У моего брата была привычка записывать все свои мысли по поводу расследования в записную книжку, правда все пометки были весьма кратки. Я часто бывала с ним после ужина, когда он сидел за этой книжкой, но думаю он знал, что я не очень-то интересовалась его хобби, поэтому никогда мне ее не показывал. После смерти я конечно полистала ее, мистер Эмброуз. Большую часть я даже не пыталась понять и осмыслить, но в ней точно не было ничего особенного, а вот последние две страницы, — внезапно она запнулась, — там упоминается кто-то по имени Косвэй, мистер Эмброуз, и мне очень интересно, кто же это может быть.

Эмброуз почти вспрыгнул от удивления.

— «Косвэй»! — вскричал он. — Я могу вам сказать, кто такой Косвэй, и думаю мне кое-то известно о последнем деле, над которым работал мистер Хаттон. Косвэй — имя известного художника, занимавшегося изготовлением миниатюр, одну из которых совсем недавно украли из коллекции доктора Блейка. И доктор Блейк рассказал мне, что ваш брат взялся за расследование этой пропажи, и объявил, что преуспел в этом деле. Почему вы спрашиваете?

— Потому что это имя мелькает в странных заметках моего брата. Понимаете, он никогда даже не упоминал об этом.

— Я могу взглянуть?

— Конечно. За этим я вас сюда и позвала. Наш с вами разговор помог мне понять, как важно расследованию узнать как можно больше о жизни моего бедного брата — даже о хобби.

Она выдвинула ящик письменного стола и вытащила несколько пачек бумаги и пару блокнотов.

— Можете забрать их с собой, если хотите, и изучить в своем участке, но не думаю, что вы найдете там что-нибудь полезное. В большинстве своем здесь записи на тему архитектуры, пара связок с расписками по счетам и личные переписки. Я их уже внимательно все просмотрела. Но есть тут одна особенная книжка — называется «Проблемы раскрытия преступлений» — минуточку… Вот она!

С этими словами мисс Хаттон вытащила записную книжку в кожаном переплете и передала ее Эмброузу.

Сержант-детектив открыл книжку и быстро ее пролистал. Хаттон бесспорно был очень аккуратным, каждая страничка была посвящена определенной «проблеме» и соответствующе озаглавлена. В некоторых заголовках узнавались загадки известных детективных романов. Символ «Х» видимо использовался для обозначения неизвестных.

Грубые наброски, размышления и так далее, за каждыми из которых следовал вывод, записанный в виде алгебраической задачи:

«Х = дворецкий», «Х = незнакомец в поезде» и т. д.

Однако на последней странице никакого вывода не было, а вот символ «Х» использовался довольно часто. Записи были упорядочены в виде списка:

КОСВЭЙ.

ПОКУПАТЬ. ФТОНБРСТ. МВОЕСГТХ.

ХЕМЛТАЦБ. ВСТРОЮЗИ. ГТЯБСБХГ.

ЛОН Ж КРТС СБРФ ЖЯЫИ

4 августа:

У Х в дневнике ХЕМЛТАЦБ.

Х в комнатах Блейка. Пропажа Косвэй.

Коро ректора Мальверна. Тоже дело рук Х.

Невозможно!

И все же: (I) Х знает Б-ов.

(II) Х и фондовая биржа.

Вопрос: если так, где хранить до сбыта? Какие-то намеки от Х?

10 августа:

Х обнаруживает возможное место.

Виски Табби? Спросить у него.

26 августа:

Табби все рассказал. Проверить.

Эмброуз изучал эти странные записи с нахмуренными бровями.

— Если бы он только написал, кем был этот Х! — пробубнил он.

— Нашли что-нибудь?

— Возможно найду. Думаю, это очень важно, мисс Хаттон. Понимаете, ваш брат упоминает не только миниатюру Косвэя, но и Коро, которую украли у ректора в Мальверне. Очевидно, что он напал на след вора, по крайней мере так он сказал доктору Блейку. Итак, тут отмечены три даты. Надеюсь, нам удастся выяснить, как вашему брату удалось выйти на них. Четвертого августа он скорее всего видел дневник Х. Десятого августа мистер Хаттон, по всей видимости, вычислил Х. А двадцать шестого августа он встретил кого-то по имени Табби — спросил что-то про виски. И что же все это может значить?

— Думаю, тут я смогу вам помочь, — ответила мисс Хаттон, — подождите минутку.

Она вышла из комнаты и вскоре вернулась, неся в руке небольшую книгу.

— Это мой дневник, — объяснила она, — и иногда я пишу в нем о каких-то событиях в жизни моего брата, как обычно о своих. Итак, четвертое августа. Конечно, это же был первый вторник месяца. Вот — Фрэнсис в его «Епархиальном комитете». Что там дальше? Десятое, четверг — о, кажется я совсем ничего не написала о брате, хотя я все равно могу вам сказать, где он был в тот день. Сама я провела его в Деррингфорде с друзьями, и помню, что брат подвез меня на машине до Эксбриджа, где я села на поезд, а потом в пять часов он встретил меня. Он рассказал, что все это время был не дома, — обедал у доктора Блейка и посетил какое-то очередное заседание. Последняя дата — двадцать шестое августа — да, я написала, что он поехал в Лондон.

— Очевидно, чтобы увидеться с Табби, — поддержал Эмброуз. — Итак, мисс Хаттон, у вас есть хоть какие-то мысли по поводу того, кого же ваш брат мог так назвать?

— Не могу утверждать, но должно быть это человек, с которым брат был хорошо знаком. Есть один человек, которого он неплохо знал и внешность которого вполне отвечает прозвищу — коротенький, грузный мужчина.

— Да?

— Сэр Уилфред Хейнс — бариста. Знаю, что он живет в Мидл-Темпл. Они с братом дружили на старших курсах. Он даже оставался у нас недавно, и у меня есть смутные воспоминания о том, как Фрэнсис называл его Фэтти, а может Табби, не могу точно сказать.

— О, это просто замечательно, мисс Хаттон. А сейчас я хочу, чтобы вы постарались кое-что вспомнить. Четвертое августа. В тот день состоялось очередное заседание консультативного комитета — это очень важно. Чей дневник мог увидеть ваш брат? И когда? Не припомните, говорил ли он вам по возвращении домой о чем-то, касающемся того дела?

— Боюсь, не вспомню. Дайте подумать — консультативный комитет — да, к шести вечера он уже был дома. Да-да, минуточку… Кажется, он кое-что мне все-таки сказал… Вспомнила. Он сказал, что обедал в прелестном ресторанчике на Джордж-стрит — мистер Стэнхоуп убедил его пойти туда вместе.

Стэнхоуп! Маленький бородатый художник. Один из двоих мужчин, нашедших Хаттона мертвым в кресле. Второй — Кершоу. Они вернулись в колледж вместе, — первые, кто пришел с обеда.

В голове сержанта-детектива вдруг вспыхнула неожиданная мысль. А действительно ли эти двое вернулись вместе? Возможно ли, чтобы Стэнхоуп пришел гораздо раньше — сразу после ухода Финмера — и оставался на территории колледжа, пока не появился Кершоу, и только тогда присоединился к нему? Он должен выяснить это у Кершоу.

Был ли Стэнхоуп этим загадочным мистером Х? Четвертого августа двое мужчин обедали вместе. Мог ли именно тогда Хаттон увидеть дневник, в котором содержались эти на первый взгляд бессмысленные записи?

Мисс Хаттон вытащила Эмброуза из пучины раздумий:

— Что могут значить эти странные наборы букв? Это криптограмма?

— Не совсем. Но думаю, я знаю к чему они относятся. Я бесконечно обязан вам за предоставленную информацию, мисс Хаттон.

— Думаете, это поможет вам выйти на след убийцы, мистер Эмброуз?

— Зависит от того, насколько связано это дело со смертью вашего брата, но у меня очень весомые подозрения, что так оно и есть. Вот что я обо всем этом на данный момент думаю: мистер Хаттон, чрезвычайно увлеченный разгадкой разного рода преступлений, поставил перед собой задачу найти похитителя миниатюры доктора Блейка. Так или иначе нам все еще неизвестно, связывал ли он кражу с человеком, с которым пересекся четвертого августа — в день заседания консультативного комитета. Очень важным фактом является то, что в день следующего заседания ваш брат намеревался остаться один в кабинете мистера Хенлоу во время обеденного перерыва. Важно это потому, что в тот момент он все еще пытался раскрыть дело о краже, так что судя по всему именно в этот день он мог ожидать очередной встречи с мистером Х. И я склонен думать, мисс Хаттон, что он специально подготовился к этой самой встрече, зная, что произойдет она именно в обеденный час, именно в комнате, где проходят заседания.

— И у вас есть какие-то подозрения насчет личности Х?

Мысли вихрем проносились в голове сержанта-детектива. Кроме Стэнхоупа ему на ум так же приходил слуга Уильямс (нужно обязательно будет перепроверить его алиби) и еще теория суперинтенданта насчет сторожа. Затем он вдруг вспомнил рассказ Финмера о священнике, перебегавшем дорогу напротив ворот колледжа. Он снова взглянул на заметки Хаттона. «Невозможно!» Для такого человека слово более чем подходящее. Действительно кажется невозможным, что священник — вероятно весьма уважаемый эксбриджский дон или известное духовное лицо, — может быть замешан в серии ограблений.

В ответ на столь прямой вопрос мисс Хаттон Эмброуз произнес:

— Пока у меня на этот счет нет мнения. Вы предоставили мне много сведений, требующих глубокого осмысления, и мне непременно нужно будет проверить пару вариантов, на которые с большой вероятностью указывают эти записи. Одно из первых и неотложных дел в списке — встреча с сэром Уилфредом Хейнсом.

— Боюсь, я не знаю его точного адреса.

— Это не имеет значения, мисс Хаттон. Я сам его скоро узнаю из лондонского справочника. Прошу, разрешите мне забрать эту записную книжку с собой; и еще я должен вас попросить никому ни слова не говорить о нашей с вами беседе — никому — даже самым близким друзьям мистера Хаттона. Это очень важно.

— Можете на меня положиться, — ответила мисс Хаттон. — Я найму адвоката. Вы же будете держать меня в курсе всего происходящего?

— Надеюсь, что нам своевременно удастся ознакомить суд присяжных с результатами расследования, — ответил Эмброуз.

* * *

Первым делом по возвращении в Эксбридж Эмброуз направился к доктору Блейку, профессору богословия. Ему сообщили, что профессор на лекции в духовной семинарии, но точно должен вернуться в течение четверти часа. Сержант-детектив показал слуге свое удостоверение и попросил разрешения войти и подождать хозяина. Немного посомневавшись, слуга открыл дверь и впустил его в профессорский кабинет.

— У меня приказ, сэр, — объяснил слуга, — не пускать незнакомцев, но в вашем случае, я полагаю…

— Я не собираюсь набивать карманы ценными вещами и убегать — да и профессор меня знает.

— Да, сэр. Я помню, вы однажды уже приходили к нему. Именно поэтому я и дал вам войти.

— Что бы я делал без вас, мой друг! — пробормотал Эмброуз вслед выходящему из комнаты слуге. Улыбка, внезапно озарившая лицо сержанта, стала еще шире. Он сел за профессорский стол, достал листочек бумаги из подставки, вытащил записную книжку Хаттона из кармана и начал не спеша выписывать черными чернилами восемь буквенных комбинаций. Затем он оставил на бумаге кляксу, сложил листок и поместил его в карман жилета.

Вскоре вошел профессор с набором книг под мышкой.

— Доброе утро, молодой человек, — поздоровался он. — Надеюсь, вы не пытались открыть мой сундук с сокровищами — хотя я же все равно повесил на него замок на ключе.

— Я заметил, сэр. Нет, я пришел сюда без каких-либо подлых намерений.

Профессор положил книги и с любопытством посмотрел на сержанта.

— Все еще пытаетесь выяснить, кто же убил бедного Хаттона?

— Да, сэр.

— Хм! Есть успехи?

— Надеюсь что так. Но это требует много времени, сэр. Сейчас я как раз пришел об этом поговорить: мне снова нужна ваша помощь.

— Снова? Разве я вам когда-то уже помогал?

— Да, сэр. Все, что вы мне сказали во время нашей встречи, оказалось очень полезным для меня. Я зашел не надолго. Я бы хотел, чтобы вы мне показали тот замок с шифром, на который был заперт ваш корейский сундук в день пропажи миниатюры. Если позволите!

— Уникальный механизм… Ах да, он у меня здесь.

С этими словами доктор Блейк достал замок из ящика своего письменного стола.

— Итак, сэр, не будете ли вы так добры сказать мне код от него?

Как только профессор сказал ему шифр, Эмброуз извлек из кармана своего жилета сложенную бумажку. Доктор Блейк передал сержанту замок через стол.

— Вот, — сказал он, — я его открыл.

Но Эмброуз не сразу взял замок.

— Помимо этого кодового слова должно быть еще семь других комбинаций. Думаю, вы найдете их на этой бумажке.

Доктор Блейк развернул листок и прочел записи.

— Покупать. Да, это кодовое слово, а все остальные… Слушайте, молодой человек, — воскликнул профессор, положив бумажку на стол. — Вы полицейский или волшебник? Вот что мне интересно знать. Вы никак не могли угадать эти комбинации. Как вы это сделали?

— Достаточно просто, — смеясь, ответил Эмброуз. — Вы сами рассказали мне, что мистер Хаттон изучал ваш замок. Так что вполне закономерно было бы предположить, что все перебираемые комбинации он записывал в свой блокнот. Там я их и нашел — и переписал. Но тема эта чрезвычайно серьезна, сэр. Кажется, он вычислил человека, который каким-то образом завладел нужными комбинациями, и если это так, то у него был прямой ключ к самому кодовому слову.

Теперь я попрошу вас снять ваш новый замок с сундука и заменить его на этот кодовый — замечательно! А сейчас, пожалуйста, наберите кодовое слово, чтобы его открыть, — как если бы вы делали это в присутствии какого-нибудь гостя, — скрывая от глаз само слово. Да, вот так. Видите, сэр? Я с легкостью могу прочесть комбинацию — ХЕМЛТАЦХ. Вот тут-то вас и поймали!

— Да, но, — сказал профессор, — мне бы хотелось знать, кто же это был.

— И мне. Но вот Хаттон в своих заметках дает кое-какие подсказки насчет человека, у которого может быть доступ в ваш дом. Это вполне очевидно. Можете ли вы вспомнить, в чьем присутствии открывали этот замок?

Профессор начал раздраженно расхаживать по кабинету.

— Милый молодой человек, — сказал он, — я могу предоставить вам список из имен доброй половины университетских донов, которым я показывал свою коллекцию, — не говоря уже о дюжинах друзей!

— Позвольте мне предложить вам несколько человек на выбор, сэр. Показывали ли вы когда-нибудь свою коллекцию сторожу из колледжа Сен-Освальда? Или слуге оттуда же по имени Уильямс?

— Они ни доны, ни мои близкие знакомые, — едко возразил доктор Блейк. — Так что нет. Конечно же нет!

— А может художнику мистеру Стэнхоупу?

— Стэнхоупу? Почему же, показывал. Мы с ним хорошо знакомы, думаю, я должен был ему показывать.

— Ага!

— Только не говорите, что подозреваете Стэнхоупа! — выпалил профессор. — Сами понимаете, это невозможно.

— Не невозможно, сэр.

— Ладно. Тогда совсем не похоже. Совершенно.

— Последний вопрос, сэр: вы когда-нибудь открывали кодовый замок в присутствии священника, который носит темные очки?

— Да бросьте, молодой человек! Не доводите до абсурда. Половина духовенства здесь ходит в очках. Как я могу среди них выделить какого-то особенного! Но все же, могу ли спросить, как все это связано с поиском убийцы Хаттона?

— Пока не могу ответить на ваш вопрос, сэр. Хотел бы, но не могу. Но у меня есть одна мысль, которую я собираюсь развить. Мне думается, что Хаттон вышел на след похитителя Косвэй и других ценных вещей, и назначил в тот роковой вторник встречу в кабинете мистера Хенлоу, которая была с этим связана. И если это так, то мы сможем выяснить причину убийства. Он там же и был зарезан, сами знаете.

Профессор наконец-то уселся в свое кресло и в задумчивости откинулся на спинку.

— Да, я понял, о чем вы, — медленно произнес он. — Все это сложно, но осуществимо. Также я думаю, что у вас есть еще подозрения, и более определенные. Но все же я даже представить себе не могу, что мистер Стэнхоуп…

— Прошу вас, сэр, в разговорах ни с кем не упоминайте его имя в таком ключе.

— Я уважаю ваши старания, молодой человек, но, говоря на языке скачек, вы седлаете не ту лошадь.

— Я не седлаю никакую лошадь, сэр, — ответил Эмброуз, вставая со стула. — В работе я никогда не позволяю себе делать ставку на неопределенности. Продолжая вашу метафору, у меня нет фаворитов на поле. Я хочу быть уверенным в победителе, и уже тогда вступать в игру.

— Скоро вы поймете, что он — темная лошадка, — сухо сказал профессор.

— Думаю так, сэр. Хорошего дня, и большое спасибо.