Личность лорда Байрона мало интересовала меня до тех пор, пока я не получил должность главного библиотекаря в Хакнеллской публичной библиотеке. Город Хакнелл расположен недалеко от Ноттингема, рядом с Ньюстедским аббатством, в свое время родовым имением Байронов; оно было продано шестым бароном Байроном, т. е. самим поэтом. Когда-то Байроны построили здесь приходскую церковь, и в ней, под центральным нефом, находится их семейный склеп. Рядом с церковью — публичная библиотека, работая в которой, я почувствовал, что такое близкое соседство с родом Байронов начинает все больше занимать меня. Подобно многим другим, прежде я всегда полагал, что Байрон похоронен в Греции, где его настигла смерть, и только здесь я наконец узнал, что на самом деле его могила находится в Хакнеллской церкви. Тело поэта доставили на корабле в Англию в надежде, что здесь, на родине, его похоронят в Уголке поэтов в Вестминстерском аббатстве. Этим надеждам не суждено было сбыться — помешали громкие протесты наиболее пуритански настроенных соотечественников Байрона; гроб решили перевезти в Ньюстед и похоронить поэта в его родовом имении. Но Ньюстедское аббатство было уже в руках новых хозяев, и Байрону пришлось довольствоваться семейным склепом в Хакнеллской церкви, где и по сей день покоятся его останки, буквально в ста ярдах от места моей работы. Фигура Байрона оказалась гораздо интереснее, чем я ожидал, и я прочитал о нем все, что было в библиотеке, где оказалась настоящая коллекция книг о Байроне; в частности, я наткнулся на изданную здесь в 1936 году книгу под названием «Где похоронен Байрон». Написал ее покойный викарий Хакнеллской церкви преподобный Барбер. В начале 1930-х годов преподобный Барбер присутствовал при вскрытии склепа Байронов и сам открывал гроб поэта. По свидетельству автора книги, тело Байрона прекрасно сохранилось и черты лица почти не утратили своей привлекательности. По изуродованной ступне лишний раз можно было убедиться в том, что в гробу действительно было тело Байрона.

Еще в самом начале моих исследований в области литературных подделок я задумывался над тем, не приходилось ли и Байрону становиться их жертвой; такой выбор казался мне очевидным, и я не ошибся. Проверяя, верна ли эта догадка, я натолкнулся на имя майора Байрона, он же де Жибле и месье Мемуар, — под какими только именами он не выступал на протяжении своей деятельности. История этого человека представляет интерес не столько потому, что он был литературным мистификатором, сколько из-за удивительно упорного стремления доказать, будто он был сыном Байрона. Если верить его словам, в 1809 году лорд Байрон приехал в Испанию и там познакомился с графиней де Луна, в которую страстно влюбился. Вскоре после этой встречи они якобы тайно обвенчались. Венчание произошло в католической церкви незадолго до отъезда Байрона из Испании. В результате этого союза родился мальчик, которого, по ряду причин, воспитывали тайно. Когда же Байрон вернулся в Англию, он предпочел забыть о браке с испанской графиней. Итак, у испанской графини и лорда Байрона родился сын, но это событие избежало широкой огласки. Как утверждал майор Байрон, его мать, чтобы сохранить репутацию семьи, скрывала свое замужество и держала в тайне рождение сына. По словам майора Байрона, его отдали на воспитание строгому гувернеру, которому велено было воспитывать мальчика не в католической, как того можно было бы ожидать, а в протестантской вере. Затем его посылают в Швейцарию — там он продолжает свое образование, потом — в Париж, где он его завершает. Незадолго до смерти Байрона графиня якобы написала ему о том, что у них родился сын, но дошло ли это сообщение до Байрона, точно неизвестно. Вскоре после того, как юноша завершил образование, его мать умерла, оставив ему в наследство лишь свои бриллианты. Он писал, что тогда он «совершил паломничество по местам, которые стали для меня священными оттого, что их посетил лорд Байрон. От могилы поэта я отправился в Миссолонги… и далее на Восток, из града султана к порогам Нила, от горы Арарат к устью Ганга».

После нескольких лет путешествий он вернулся в Англию, где, по его словам, получил звание майора британской армии и был назначен командовать полком сипаев в Ост-Индии: В 1841 году майор отправился в Америку, где умудрился сразу же наделать долгов и, пытаясь выпутаться из них, послал умоляющее письмо тогдашнему обладателю титула лорда Байрона, сетуя на затруднения и всячески подчеркивая свое происхождение, — но письмо его осталось без ответа. Тогда он написал Джону Марри, издателю произведений Байрона, и попросил у него в долг 500 фунтов для покупки фермы в Вайоминге. Ни на эту, ни на последующие просьбы о деньгах тот не откликнулся. Майор пытался одолжить денег у своей «сестры» Ады — дочери лорда Байрона, носившей тогда титул графини Лавлейс, но не получил от нее ничего, кроме холодного и насмешливого ответа.

В 1844 году майор решился вернуться в Англию и, приехав в Лондон, свел знакомство с писателем и книготорговцем Джоном Райтом. В то время Райт по заказу Джона Марри готовил к печати письма лорда Байрона, вошедшие в книгу Томаса Мура «Жизнь Байрона». Майору удалось узнать, что несколько писем слишком частного характера Райт отверг как неподходящие для публикации, однако их владельцу, Марри, он так их и не вернул. Вскоре Райт умер, и домохозяин распродал его имущество в счет долгов. Майору удалось приобрести не только эти письма, но и сделанные Райтом копии других байроновских писем, вошедших в книгу «Жизнь Байрона». Воспользовавшись случаем, майор начал собирать свою байроновскую коллекцию.

Правда, в 1845 году майора несколько отвлекло от этого занятия второе издание книги Шелли «Очерки, письма из-за границы, переводы и фрагменты», подготовленное Мэри Шелли. Вскоре после выхода книги Мэри получила предложение купить, если пожелает, ряд писем Шелли. Она попыталась сделать это через своего друга Томаса Хукэма, но владелец писем пожелал вести переговоры только с ней лично. Мэри Шелли, хотя и неохотно, дала согласие, и в конце концов они договорились встретиться в конторе Хукэма, владельцем писем оказался не кто иной, как майор Байрон. Он вручил ей несколько писем в обмен на 30 фунтов, впрочем, он настаивал, что это не плата за письма, а сумма, взятая в долг. Пока велись долгие переговоры, Мэри Шелли и не догадывалась, с кем имеет дело, но как только узнала, за кого себя выдает этот человек, тотчас же назвала его жуликом, мошенником и проходимцем. Все же она была не против купить и другие письма Шелли, если майору удастся их найти, правда, теперь она предложила твердую цену — 1 фунт за каждое письмо самого Шелли и два с половиной шиллинга за письмо, адресованное ему. Столь выгодное предложение дало майору возможность сочинять столько писем, сколько ему заблагорассудится: ведь Мэри Шелли твердо пообещала платить за них. Она покупала сочиненные им письма до тех пор, пока в сентябре 1846 года не узнала от Хукэма, что майор сохраняет копии всех материалов, которые продает ей. Хукэм как-то сумел завладеть копиями, но, когда майор потребовал их вернуть, оставил последнее слово за Мэри Шелли, и она настояла на том, чтобы Хукэм ни в коем случае не выпускал копий из рук, так как, купив оригиналы, она стала законным владельцем и писем, и копий. В ответ майор Байрон пригрозил опубликовать письма, и Мэри Шелли пришлось сделать все возможное, чтобы этого не допустить. В ней вдруг проснулась подозрительность — она догадалась, что многие из купленных писем и стихов поддельны. Однако, страстно желая заполучить все, написанное ее покойным мужем, она продолжала покупать то, что ей предлагали, и даже требовала разыскивать еще и еще в надежде найти среди возможных подделок и подлинные материалы.

Все это время майор не забывал о своем дорогом «отце». Он разослал письма различным коллекционерам и прежним друзьям поэта с просьбой представить ему ненадолго любые письма Байрона, чтобы он мог включить их в биографию поэта, которую он тогда писал; при этом он неуклонно подчеркивал, что является сыном Байрона. Таким способом ему удалось собрать обширную коллекцию рукописей Байрона, помимо тех, что ему удалось заполучить после смерти Джона Райта. Не обошел майор вниманием и Джона Китса: он обратился к Джозефу Северну с просьбой прислать ему любые материалы, имеющие отношение к Китсу, особенно ему хотелось бы иметь автограф поэта. И Северн, несомненно, угодил ему: он попросту оторвал конец страницы, на которой было написано стихотворение «Изабелла», и послал майору, изуродовав тем самым подлинную рукопись Китса. Полученная майором часть содержала две строфы, с которых он сделал копии и продавал их как подлинники; одна из копий оказалась впоследствии в Бодлианской библиотеке. В подлиннике была строка, вычеркнутая Китсом, которую майор, не задумываясь, выпустил, и подделка таким образом стала очевидной.

В 1847 году, продолжая розыски материалов о Байроне, майор выпустил проспект подготавливаемой им к публикации биографии Байрона и разослал его в письмах, содержащих просьбы прислать ему интересующие его материалы:

В январе 1848 года выйдет в свет в 3 томах

королевское ин-октаво

ценою три гинеи

«Байрон и Байроны»,

расширенная биография покойного

Джорджа Гордона Ноэля, лорда Байрона,

а также история семейства Байронов

начиная с эпохи Завоевания

до наших дней.

Джордж Байрон, эсквайр.

Далее в проспекте сообщались некоторые подробности о содержании будущей книги, включая обещание напечатать от шестисот до семисот ранее не опубликованных писем. В ответ на это обещание к майору хлынул новый поток материалов, которые он прилежно копировал, но возвращал ли он законным владельцам копии или оригиналы, так и не ясно. Тут мнения специалистов расходятся: одни считают, что он возвращал копии и продавал оригиналы, другие полагают, что он возвращал оригиналы, а копии оставлял себе.

Известие о готовящейся публикации книги майора дошло, наконец, до сестры Байрона, Огасты Ли. Она немедленно связалась с Джоном Марри и попросила сообщить ей подробности о книге — она о ней ничего не знала. Марри, вероятно, посоветовал ей не вступать ни в какие переговоры с майором, раз тот не испросил ее согласия как душеприказчицы Байрона. Но майор вскоре сам обратился к ней письменно с просьбой дать ему согласие и дозволение «свободно распорядиться всеми рукописями поэта, которыми располагает его сестра, достопочтенная миссис Ли». Вслед за этой просьбой он отправил ей корректуру книги, надеясь, что она одобрит его начинание. Просьбы майора привели миссис Ли в бешенство, она отослала Марри письма и корректуру, уполномочив его вернуть их майору и избавить ее от всякого участия в том, что она назвала «мерзкой чушью». В свою очередь, издательство «У. С. Орр и К°» объявило, что не станет печатать книгу, из-за смущающего обстоятельства, что многие письма и рукописи добыты составителем обманным путем и в действительности принадлежат Джону Марри. Издатели вернули материалы законному владельцу, так что попытка майора опубликовать письма отца окончилась плачевно.

Позднее, в том же году, он решил продать некоторые из своих подделок, используя в роли посредника свою весьма привлекательную жену. Ее отличали воспитание и хорошие манеры, и она вполне подходила для подобной миссии. Явившись к книготорговцу Уильяму Уайту, она предложила купить у нее несколько автографов — писем Байрона, давая понять, что расстается с ними чрезвычайно неохотно, исключительно в силу денежных затруднений. Некоторое время Уайт покупал письма у миссис Байрон, а в апреле 1849 года ему, в свою очередь, удалось их продать Джону Марри за 123 фунта, и тот, очевидно, нисколько не сомневался, что приобрел подлинники. Пристроив рукописи Байрона, миссис Байрон предложила теперь Уайту несколько сочиненных ее мужем писем Шелли. На этот раз Уайт обратился за советом к Эдварду Моксону, который посмотрел письма и посоветовал их купить, а потом через Томаса Хукэма предложить Мэри Шелли. Но с ней достичь соглашения не удалось: она слишком хорошо помнила проделки майора. К тому времени Уайт тоже успел кое-что прознать о деятельности майора, и когда таинственная посетительница явилась с очередным визитом, он приступил к ней с расспросами, откуда у нее эти рукописи. Миссис Байрон решила, что ее муж сумеет лучше все объяснить мистеру Уайту, и пообещала привести его на следующий день. Свое слово она сдержала, майор появился в лавке Уайта и показал ему корректурные оттиски биографии Байрона. К концу беседы бедный книготорговец был уже в полной уверенности, что перед ним подлинные документы, и приобрел сомнительную привилегию обладателя 47 писем Байрона, нескольких писем Шелли и Китса (все это были подделки майора) и ряда книг, якобы надписанных Байроном.

После этого майор Байрон решил переехать со своим семейством в Нью-Йорк и при помощи небольшого трюка сумел добраться в Америку бесплатно: он убедил капитана судна, что перед ним официальный представитель издательства Эпплтона и по прибытии в Нью-Йорк издательство полностью за него рассчитается. Однако когда капитан обратился в контору Эпплтона, ему пришлось убедиться, что его одурачили. Быстро обосновавшись на новом месте, майор объявил, что намеревается выпустить в свет «Неизданные произведения лорда Байрона, впервые публикуемые на основе писем, дневников и других рукописей, которыми располагает его сын, майор Джордж Гордон Байрон». Он заявил также, что собирается издать письма, которые Мур намеренно не включил в биографию Байрона и тем самым бросил тень на память его отца. Заявление майора немедленно подверглось нападкам в редакционной статье «Ивнинг миррор», которая настолько «польстила» майору, что тот решил предъявить иск за клевету: он потребовал с редактора Хайрема Фуллера 5000 долларов в возмещение морального ущерба. Редактор тут же ответил новой статьей, где не преминул рассказать читателям о том, как майор одурачил капитана «Гладиатора». Более того, Фуллеру удалось узнать, что несколько лет тому назад майор проживал в Нью-Йорке под фамилией Гордон. Он обратился также в Лондон к Джону Марри с просьбой прислать дополнительные сведения о майоре Байроне, но Марри ответил, что не знает об этом человеке ничего, кроме того, что слышал или читал о нем.

Байрон начинал свое издательское предприятие, намереваясь выпускать книгу частями, будущие владельцы переплели бы ее сами по завершении серии. В первой части было 48 страниц, стоила она 25 центов, и критики отозвались о ней с похвалой. Они отметили главную цель книги — восстановить имя лорда Байрона и попытаться, в частности, верно истолковать его отношения с матерью. Вторую часть книги майор Байрон опубликовал в том же году, интригующе оборвав ее на странице 96 на середине фразы. Туда вошли два стихотворения, одно из них называлось «Стихи к Сэм. Роджерсу», а другое — «Стихи к преподобному доктору Нотту». Как утверждал майор, оба стихотворения были написаны его отцом. Однако публикации серии на этом закончились, так как большая часть материалов была возвращена Джону Марри английским издательством «У. С. Орр и К°». Это был первый удар, который пришлось испытать майору, за ним последовал и другой: поданный им иск за клевету обернулся против него самого. Полностью разочарованный своей поездкой в Америку, где он надеялся разбогатеть и прославиться, в 1851 году майор вернулся в Англию.

Однако в 1852 году, когда были раскрыты его подделки рукописей Шелли и Байрона, разразился новый скандал, и майору пришлось снова спешно бежать в Америку. Произошло следующее: в 1850 году Уильям Уайт, увидев, что его переговоры с Мэри Шелли не удались, решил продать купленные у четы Байронов материалы. Он обратился к Сотби и Уилкинсону с просьбой устроить аукцион. Внимательно изучив письма, Сотби обнаружил, что это те же самые письма, что были на распродаже бумаг Чарлза Ходжеса в декабре 1848 года. На просьбу объяснить это совпадение Уайт ответил, что ходжесовские письма всего лишь копии тех, которые находятся у Сотби. Удовлетворившись этим ответом, Сотби подготовил каталог для продажи. В 1851 году письма Шелли были проданы Моксону и Хукэму. Моксон купил 23 письма по цене от одного до трех фунтов каждое, а Хукэм — 11 писем на общую сумму 57 фунтов 15 шиллингов. В феврале 1852 года Моксон опубликовал «Письма Перси Биши Шелли со вступительной статьей Роберта Браунинга». Тут же несколько знатоков обнаружили в книге многочисленные подделки; в частности, сэр Фрэнсис Полгрейв установил, что одно из писем почти точная копия статьи, написанной его отцом о Флоренции и опубликованной в «Куотерли ревью» в 1840 году. Полгрейв обнаружил это случайно, находясь в гостях у лорда Теннисона; он перелистывал только что полученную книгу и узнал отрывок. Это было чистое совпадение — вряд ли Полгрейв стал когда-нибудь читать подобную книгу, но публикацию Моксона это сгубило. Посыпались вопросы, особенно интересовались тем, кто же подделывал письма. Вскоре после выхода книги в «Литерери газетт» появилось письмо, в котором спрашивалось: «…уверены ли вы в том, что письма, которыми нас порадовал мистер Моксон, подлинные?» А в марте 1852 года в «Атенеуме» появилась статья под названием «Литературные подделки», в которой утверждалось, что письма Шелли, за двумя или тремя исключениями, поддельны. Обвинение следовало за обвинением, и Моксон в конце концов был вынужден изъять все книги из продажи. Началось расследование: прежде всего проверили почтовые штемпели на письмах Шелли, а когда их сравнили со штемпелями на подлинных письмах, то удалось с точностью установить, что эти письма не могли быть посланы в указанное время или место.

Исследование писем Шелли возбудило подозрения и в отношении писем Байрона и некоторых писем Китса. «Литерери газетт» писала: «Мистер Моксон, желая прояснить сомнения, связанные с подлинностью этих, судя по всему, мнимых воспоминаний о Шелли, изучил подлинные письма поэта; мистер Марри провел подобное исследование писем Байрона, приобретенных из того же источника; далее было обращено внимание на несколько писем, приписываемых Китсу, — всё это оказалось работой ловкого мошенника, выполненной на тронутой плесенью бумаге с искусно воспроизведенными почтовыми штемпелями».

Марри написал Уайту, требуя у него объяснения по поводу писем, купленных у него в 1849 году. Уайт ответил в печати, пытаясь отвести от себя обвинения в покупке и продаже подделок. Обмен письмами между Марри и Уайтом принимал все более резкий характер, до тех пор, пока «Атенеум» не выступил на стороне Марри. Спустя несколько месяцев Уайт признал свое поражение и вернул деньги Марри за письма Байрона, а Моксону — за письма Шелли. Позднее, 4 марта 1853 года, Уайт передал все это собрание подделок в Британский музей как пример литературных диковин. Моксон, однако, не был удовлетворен компенсацией за потери, которые он понес при публикации поддельных автографов Шелли, ведь пострадал не только его карман: насмешки нанесли удар по его самолюбию. В то же время майор Байрон, хотя и было доказано, что именно он и есть автор подделок, не только не был призван к ответу, но даже получил разрешение на выезд в Америку со своей семьей. Предполагалось, что разоблачение подделок само по себе вынудит его покончить навсегда с мошенничеством.

Несколько лет о майоре Байроне ничего не было слышно, кроме того, что он жил некоторое время в Сент-Луисе, где вступил в Миссурийский кавалерийский полк. Затем он переехал в Нью-Йорк и в 1869 году снова рискнул появиться в литературном мире. В «Альбионе» вышла его статья «Воспоминания о лорде Байроне, написанные его слугой, ныне живущим в Соединенных Штатах». Большая часть статьи основывалась на письме, якобы полученном майором, теперь уже полковником, Байроном. Вскоре появилась и вторая публикация: «Неизданные письма лорда Байрона к Томасу Муру. Представлены в „Альбион“ полковником Байроном». Туда вошло пять писем, причем полковник заявил, что у него имеются их рукописные копии. На самом деле все эти письма были опубликованы ранее в литературном ежегоднике «Кипсек» и адресованы не Томасу Муру, а Киннерду. Затем 13 марта 1869 года в «Альбионе» появилось «Неопубликованное стихотворение лорда Байрона к Сэмюэлу Роджерсу, с примечаниями». Это стихотворение уже появлялось прежде в «Неизданных произведениях», затеянных майором в 1849 году, впервые же оно было напечатано во «Фрейзерз мэгэзин» в 1833 году. Затем майор опубликовал еще одну, якобы неизданную, поэму Байрона из двенадцати октав, которую он назвал «Женщина и Луна». Но ни поэма, ни стихотворение «Тишь», появившееся в заметке «Неопубликованное стихотворение Перси Биши Шелли», не были признаны подлинными. Последним в этой серии публикаций вышло «Неизданное послание лорда Байрона к Джону Марри», также поддельное.

Пока появлялись эти публикации, майор подготовил и затем предъявил лорду Уэнтворту, внуку поэта, свои претензии в надежде, что его все-таки признают сыном лорда Байрона. Лорд Уэнтворт согласился встретиться с майором и выслушать его, но, просмотрев все бумаги, притязания майора законными не признал. Майор не сдавался и, прежде чем вернуться в Лондон, поехал в Париж, где встретился с маркизой де Буасси (Терезой Гвиччоли), чтобы показать ей те же бумаги: он надеялся, что убедит ее в их подлинности и тогда, наконец, его признают сыном Байрона. Маркиза подтвердила, что в молодости Байрон действительно был в Кадисе и обратил там внимание на одну юную девушку; однако строгость испанских обычаев всем известна, и даже Байрону было бы чрезвычайно трудно отвлечь внимание дуэньи и стать отцом ребенка при таких обстоятельствах. Майор старался убедить маркизу и лорда Уэнтворта, утверждая, что и он и его дочь внешне очень похожи на поэта. Однако маркиза склонна была считать, что это сходство случайное или существует только в воображении майора.

Майор Байрон вернулся в Америку с разбитыми надеждами и почти без средств; чтобы избежать нищеты, его жене пришлось стать экономкой. Остаток жизни майор провел в крайней бедности, на иждивении своей семьи и друзей, лишь изредка получая гонорары за свои публикации, в основном связанные с письмами-автографами, которые он выставлял на всеобщее обозрение с завидным упорством. Его осмеивали, стыдили, часто называли в печати жуликом и мошенником, но вопреки всему майор продолжал настаивать, что он сын Байрона. Он поместил герб и девиз Байрона на свою почтовую бумагу, фамильное столовое серебро, посуду и не расставался с портсигаром, украшенным байроновским гербом. Майор был во многих отношениях личностью незаурядной; он был небольшого роста, смугл, по обычаю военных носил усы, держался вызывающе и с оттенком превосходства. Свободно владел итальянским, испанским, немецким и французским языками, был искусным рассказчиком и любил в мельчайших подробностях воспроизводить разные случаи из жизни Байрона и его современников. На склоне лет майор решил снова вернуться в Лондон, где и умер 4 июня 1882 года.

Кто же он был, этот майор Байрон? Действительно сын лорда Байрона? Или обыкновенный самозванец, как считало большинство его современников? Известно, что на протяжении своей жизни он пользовался рядом вымышленных имен. Томас Уайз неизменно называл его де Жибле; во время первой поездки в Америку он взял имя Джордж Гордон; в письмах к Мэри Шелли он называл себя мистером или месье Мемуаром, а при встречах с ней представлялся майором Байроном, и она так и не отождествила эти имена. Изменял он смотря по обстоятельствам и свое звание: чаще всего он довольствовался чином майора, но иногда именовал себя капитаном или полковником. До самой смерти майор продолжал утверждать, что он сын Байрона, но решающих доказательств за или против этого нет до сих пор, как нет неопровержимых доказательств, уличающих его в подделке писем и автографов Байрона, Шелли и Китса. Достаточно было одного подозрения, чтобы навсегда закрыть ему путь к успеху в литературном мире как в Англии, так и в Америке.

Трудно точно установить, какое влияние могли оказать эти подделки на биографии тех, кого они коснулись. Майор определенно считал, что с лордом Байроном обошлись несправедливо, и стремился восстановить его доброе имя. Множество писем Байрона, Шелли и Китса признаны подделками, но похоже на то, что многие письма изучены все же не очень тщательно и лишь потому до сих пор считаются подлинными, а вместе с тем их текст мог бы существенно повлиять на наше мнение об авторе. Известно, например, что одно из поддельных писем долгое время бросало тень на Шелли. В нем поэт будто бы говорит о своей первой жене следующее:

«Она опустилась до проституции, до того, что стала жить с конюхом по имени Смит, а когда он бросил ее, покончила с собой…»

Почти невероятно, что Шелли мог так писать о своей бывшей жене, независимо от того, верны эти факты или нет. Но когда эти письма появились, ни Мэри Шелли, вдова поэта, ни леди Шелли не пытались опровергнуть их по существу. Они, видимо, были слишком поглощены желанием собрать все, вышедшее из-под пера поэта, и поэтому почти не предпринимали попыток отделить подлинные материалы от подделок, отчего и стали жертвой фальсификаторов.

Несомненно, среди опубликованных писем Байрона немало поддельных. Майор, посвятив свою жизнь изучению судьбы и творений «отца», очевидно, приобрел достаточно знаний для задуманной деятельности. Именно благодаря этим знаниям до сих пор трудно выявить ту или иную подделку: более того, сочинитель этих писем настолько проникся духом Байрона, что нам начинает казаться, будто в них полностью отразилось его отношение к жизни. На протяжении своей хлопотливой карьеры майор очень умело заметал следы; как только в Англии над его головой сгущались тучи, он немедленно уезжал в США, а когда обстановка накалялась и там, снова возвращался в Англию. Он заставлял литературный мир теряться в догадках, что будет продаваться на следующем аукционе. Он приводил в замешательство редакторов, издателей, коллекционеров, книготорговцев и всех, кто имел несчастье встретиться ему на пути.

В этом литературном мошенничестве любопытна его побочная ветвь — отношение майора к Китсу. Сосредоточив свои усилия и способности на подделках из Байрона и Шелли, майор подделал лишь несколько писем Китса. Интересно было бы выяснить, почему он пренебрег этим многообещающим полем деятельности, ведь письма Китса воспроизвести гораздо легче других. Возможно, подделка почерка Китса казалась нашему мистификатору задачей слишком легкой и недостойной его таланта, а может быть, он полагал, что вознаграждение будет невелико. Любопытно и то, что к подделкам майора проявил интерес известный коллекционер-букинист Томас Джеймс Уайз. Уайз был совершенно убежден в том, что письма поддельны, а сам майор — вовсе не отпрыск Байрона, а пресловутый фальсификатор де Жибле. В своем Каталоге библиотеки Эшли (том II), опубликованном в 1936 году, он таким образом описал первое издание «Королевы Мэб» Шелли с поддельной надписью на титульном листе: «Со временем книги попала в руки де Жибле, известного своими подделками рукописей Шелли и Байрона, того самого, кто именовал себя майором Джорджем Гордоном Байроном и выдавал себя за незаконного сына поэта. Вверху титульного листа находится то, что нам якобы следует принимать за автограф Шелли, и надписи, также претендующие на то, чтобы мы их принимали за подлинные…»

Эти строки появились два года спустя после выхода книги Джона Картера и Грэма Полларда «Расследование происхождения некоторых изданий XIX века», в которой подозрение падало уже на самого Уайза как на автора целого ряда подделок. Известно, что за долгие годы через руки Уайза прошло множество писем, и вот, прочитав книгу Картера и Полларда, поневоле задаешься вопросом: какие из них подделаны майором Байроном, а какие — Уайзом?

Без сомнения, майор Байрон был человеком очень способным. Несмотря на невезение, ему все же удалось создать себе имя, хотя и не совсем такое, как ему хотелось бы. Трудно восхищаться таким человеком, но не может не восхищать то, как много сведений собрал он о лорде Байроне, как ревностно он шел по следам его странствований; живи он во времена более поздние, он мог бы добиться гораздо больших успехов, попытайся он написать книгу «По следам лорда Байрона»!

Послесловие к русскому изданию

Не случайно именно вокруг Байрона толпились мистификаторы, подобные майору Байрону. На поприще биографии великого поэта подвизались, правда, с разным успехом, многие его современники. Иногда из-под их пера выходили восторженные отклики, иногда честные правдивые воспоминания, иногда сплетни и вымыслы.

Было нечто в характере, личности, манере поведения Байрона, что давало повод для различных выдумок. Эту черту подметил и объяснил современник поэта, английский писатель Томас Лав Пикок, близкий друг Шелли. Он был среди тех литераторов XIX века, которые пытались уберечь имя Байрона от всевозможных домыслов, он настаивал на публикации лишь проверенных материалов, понимая их важность для грядущих поколений.

«Что касается признаний лорда Байрона, — писал Пикок, — это были скорее полупризнания, более рассчитанные на то, чтобы подогреть любопытство, нежели его удовлетворить. Байрон никогда не скрывал своих чувств, однако он скорее намекал, чем сообщал об обстоятельствах, их породивших; его намеки были полны туманных самообвинений в воображаемых преступлениях, которые, естественно, тут же становились предметом досужих сплетен ничем не гнушающейся публики. Он и впрямь в своих сочинениях и беседах, особенно в последние годы жизни, отдал должное мистификации, он говорил многое из того, что приводило в совершенное замешательство добросовестных его биографов, которые были вынуждены сообщать то, во что не верили другие, считавшие, что раз он так не думал, значит не мог такое сказать, что совсем не одно и то же. Многие из его признаний… отдавали мистификацией. Это были признания под стать итальянской комической опере, где ремарки „доверительно“ неизменно означают, что в словах действующего не будет ни слова правды. Лорда Байрона с самого начала отличало неукоснительное стремление к истине, однако падение нравов сказывается на правдивости даже самых чистосердечных людей, а потому, учитывая всю меру превратного понимания, мы все считаем для себя невозможным читать некоторые воспоминания, не отдавая себе отчет… что находимся во власти самой беззастенчивой мистификации» (Пикок Т. Л. Письма и дневники лорда Байрона, изданные Муром. Пер. А. Я. Ливерганта).

На склонность Байрона к мистификации указывал и другой современник — Томас Мур: «Лорд Байрон никогда не мог отказать себе в удовольствии блеснуть остроумием за счет собеседника. Особенно он любил озадачивать и мистифицировать назойливых и самодовольных советчиков. Выходки, которые он позволял себе еще мальчишкой, скажем, со своим врачом, ноттингемским шарлатаном Лавендером, были лишь первыми проказами, которыми он забавлялся на протяжении всей своей жизни, издеваясь над многочисленными мошенниками, общению с которыми был обязан своей знаменитости и светскости» («Жизнь Байрона». Пер. А. Я. Ливерганта).