В феврале 1853 года к сэру Фредерику Мэддену в Британском музее подошел человек, назвался Константином Симонидисом и предложил продать музею древние рукописи. После тщательного изучения Мэдден отказался их купить: по его мнению, это были подделки. На следующий день Симонидис снова явился к Мэддену, но уже с другими рукописями, которые Мэдден признал подлинными и приобрел для музея. Рукописи эти оказались замечательными образчиками древнего письма, выполненного на пергамене; их сегодня можно увидеть в отделе рукописей Британского музея.

Отвергнутые рукописи Симонидис предложил сэру Томасу Филлипсу, коллекционеру, столь жадному до находок, что он не был слишком придирчив к подлинности работ. Принцип его был таков: если все подвергать проверке, можно упустить что-нибудь истинно редкое или ценное, и потому он покупал все, что попадало ему в руки. Тем не менее он составил список рукописей, полученных от Симонидиса, и дал свое заключение об их подлинности. Некоторые из них оказались все же, по его мнению, подделками: они были пропитаны табачным настоем, придавшим им вид, характерный для древних рукописей. Однако целый ряд работ, которые Мэдден счел подделками, у Филлипса сомнений не вызвал. Среди них были три первые книги «Илиады», написанные на тонком пергамене необыкновенно изящным почерком. По словам Симонидиса, рукописи были собраны им в афонских монастырях, где он некоторое время жил в 1840 году. Проданные Симонидисом рукописи были весьма велики, одна из них насчитывала 770 страниц прекрасного письма. Если это и были подделки, то создание их потребовало уйму времени и терпения.

В 1851 году греческий поэт Рангавис в «Пандоре» прямо обвинил Симонидиса в изготовлении поддельных рукописей. Однако на мнение Рангависа могло повлиять то, что они с Симонидисом уже несколько лет были во враждебных отношениях. С другой стороны, известно, что сэра Мэддена было нелегко ввести в заблуждение, даже если предположить, что Симонидис, стремясь отвести от себя подозрения, вначале предложил ему подлинные рукописи, а потом уже подделки. Но, по словам самого Мэддена, дело обстояло как раз наоборот: Симонидис вначале явился с подделками, и только потом — с подлинниками, и потому с первых шагов навлек на себя подозрения. Облей человека грязью, что-нибудь да пристанет, и Симонидис прослыл фальсификатором. Правда, у него нашлись защитники: оказалось, что часть рукописей, попавших к сэру Томасу Филлипсу, совпадает по именам авторов и названиям с теми рукописями, которые хранились в афонских монастырях. Тщательное изучение монастырских рукописей показало, что многие из них поддельны; это, пожалуй, снимало с Симонидиса обвинение в фальсификации, но не умаляло его вины в продаже подделок, приобретенных у монахов. В ответ на эти обвинения Симонидис заявил, что к 1853 году в его распоряжении находятся 2500 рукописей, которые хранятся в нескольких больших сундуках, и что одному человеку совершенно невозможно выполнить столько подделок — даже если бы он пережил самого Мафусаила. С этим соглашался и его биограф Стюарт, указывая, что Симонидис никак не мог бы осилить такую большую работу — даже если бы обладал средствами для массового производства подделок.

Спасаясь от нападок, Симонидис отправился во Францию и обосновался в Париже. Там он свел дружбу с графом де Марселлюсом — тот собирал материалы для своей работы о греческом поэте V века Нонне, переложившем стихами Евангелие от Иоанна. Граф просил Симонидиса помочь ему найти если не труды самого поэта, то хотя бы какие-нибудь работы о нем, и вдруг, о, чудо, — через две недели Симонидис является с биографией Нонна из считавшейся утерянной работы Деметрия Магнесийского «О соименных друг другу поэтах и писателях». Это был грубейший промах Симонидиса, поскольку Деметрий Магнесийский написал свою книгу за 600 лет до того времени, когда жил Нонн. Ошибка заключалась в том, что он спутал Деметрия Магнесийского с Дионисием, писателем VI века. Кроме того, Симонидис заявил, что нашел биографии александрийского писателя Урания, жившего в IV веке, египтянина Гора и грека Гермы. Впрочем, Симонидис, по свидетельству графа де Марселлюса, вел в Париже весьма пристойный образ жизни и продавать там свои рукописи не пытался.

В июле 1855 года Симонидис переехал в Германию, в Лейпциг, и картина резко изменилась: здесь он рискнул пустить в продажу рукописи Урания и Гермы. Одна из рукописей, «Пастырь» Гермы, не была подделкой, так как первые три листа Симонидис изъял из экземпляра монастыря св. Григория на горе Афон, а шесть других листов были копией остального текста. Спор возник из-за того, какую часть считать копией, а затем из-за расхождений между копией и оригиналом. Однако позднее, когда оставшаяся часть оригинала была обнаружена в том же монастыре, выяснилось, что критики ошибались. Другая рукопись, которую Симонидис продавал в Лейпциге, была «История Египта» Урания. Из-за жадности одного из покупателей эти рукописи навлекли на Симонидиса большие неприятности. В Лейпциге он познакомился со студентом-теологом Александром Ликургусом и жил с ним в одном доме. Симонидис давал ему исправлять некоторые греческие рукописи. Однажды Симонидис показал ему рукопись Урания, которая на самом деле была палимпсестом (текстом, написанном на пергамене после сведения первоначального текста). Симонидис решил продать этот манускрипт профессору Диндорфу за 2000 талеров. Ликургус, который не отличался познаниями в палеографии, заподозрил, что это подделка, раз пергамен использовался повторно, и счел своим долгом предупредить профессора. Ему удалось внушить Диндорфу подозрения, так что, когда Симонидис явился с рукописью, профессор попросил разрешения у Симонидиса подвергнуть ее химическому анализу. В случае, если рукопись подлинная и представляет собой палимпсест, химический анализ выявит сведенный текст. Симонидис не возражал, проверку провели, не откладывая, и она дала положительные результаты. Диндорф убедился в подлинности работы и отверг сомнения Ликургуса, решив, что они были вызваны завистью. Когда Ликургус снова стал указывать Диндорфу на некоторые сомнительные выражения в рукописи, такие, например, как «по моему мнению», то получил от профессора просто уничтожающий ответ.

Диндорф, однако, отличался жадностью. Он предложил Симонидису 2000 талеров, а сам в то же время вел переговоры с правительством Пруссии, предлагая эту рукопись за 5000 талеров. Переговоры велись через члена Берлинской академии Лепсиуса, который, в конце концов, уговорил прусского короля заплатить 5000 талеров. Но Диндорф отказался оставить рукопись в Берлине, пока не получил половину, то есть 2500 талеров, вперед, и сразу же отдал 2000 талеров Симонидису. Все прошло гладко, но в январе 1856 года события приняли другой оборот. Диндорф договорился, что рукопись издадут в Оксфорде с написанным им латинским предисловием и под заглавием: «Uranii Alexandrini de Regibus Aegyptorum Libri tres». Ho едва книгу начали печатать, буквально на другой день Диндорфу сообщили, что в Берлинской академии рукопись признана поддельной. Печатание тут же прекратили — успело выйти всего пятнадцать экземпляров. Лепсиус в Берлине заново провел химический, а Тишендорф в Лейпциге — палеографический анализ. Эти проверки, дополненные микроскопическими исследованиями, привели к тому, что Лепсиус прибыл в Лейпциг вместе с начальником полиции, который арестовал Симонидиса за мошенничество и доставил его в Берлин, чтобы привлечь к суду. К счастью для Симонидиса, берлинский суд не нашел состава преступления и постановил немедленно освободить арестованного.

Доказательства Лепсиуса были достаточно убедительны: он заявил, что обнаружил у Симонидиса несколько фальшивых (наряду с подлинными) рукописей, в том числе подлинный греческий экземпляр Урания, и ржавые гвозди, которые Симонидис, очевидно, использовал для изготовления желтых чернил. Но Симонидис утверждал, что пользовался «чернилами», только чтобы обвести неразборчивые буквы; гвозди нужны были ему для приготовления «железной воды», которую он привык пить еще в юности, найденная же у него рукопись Урания — всего лишь копия подлинника, сделанная по настоянию Диндорфа.

Одним из доказательств поддельности рукописи служила для Лепсиуса та ее часть, где приводился список египетских царей. Лепсиус был видным египтологом и дал в своих трудах предполагаемый порядок их царствования. В найденной рукописи порядок царствования не соответствовал порядку, предложенному Лепсиусом, хотя работы Лепсиуса у Симонидиса имелись. Однако из этого, скорее, можно заключить, что ради успеха подделки Симонидису проще было бы следовать порядку, предложенному Лепсиусом, а не вносить какие-то мелкие изменения.

Любопытно, что Лепсиус отвергал подлинность рукописи на основании доводов исторических — и вместе с тем не соглашался с палеографическими доказательствами Тишендорфа.

После освобождения Симонидис отправился в Вену и сразу же принялся оправдываться и писать в защиту рукописи Урания. Он послал в аугсбургскую газету «Альгемайне цайтунг» письма, в которых объяснял свое поведение в Лейпциге. Газета, впрочем, отказалась их печатать, и ему пришлось опубликовать их самому в своих «Archaeologische Abhandlungen». Его утверждение, что Ураний действительно существовал, не вызывает сомнений, так как Ураний неоднократно упоминается в работах Стефана Византийского, грамматика, жившего в V или VI веке. Но сомнительно, что Ураний, по словам Симонидиса, написал около шестидесяти работ, включая книги о жизни и обычаях египтян, различные истории об Аравии и Эфиопии, а также, по крайней мере, еще три книги о самих египтянах. Симонидис хотел создать впечатление, будто все эти работы у него есть, но вызвал подозрение, что он задумал серию новых подделок.

Следующие два-три года Симонидис провел, путешествуя по Европе и посещая все крупные библиотеки, в которые мог попасть. В 1858 году он вернулся в Лондон, стараясь не привлекать к себе внимания, и только в 1860 году снова заявил о себе в литературных кругах. 13 февраля в Ливерпуле он обратился к Джозефу Мейеру, прося разрешения посмотреть его коллекцию древностей. Мейер согласился, и Симонидис позднее отблагодарил его, посвятив ему свою книгу «Краткое рассуждение о иероглифическом письме». Книга была написана на английском и греческом языках и содержала искусную интерпретацию иероглифики. Позже стало очевидно, что книга была просто приманкой: Симонидис узнал, что Мейер приобрел ряд совершенно неизвестных и неизученных папирусов. Книга о иероглифах пришлась как нельзя кстати, и Мейер обратился к Симонидису с просьбой развернуть, изучить и расшифровать папирусы. С большой энергией Симонидис принялся за эту трудную работу, но занимался он ею всегда в присутствии либо Мейера, своего музейного куратора, либо Джона Элиота Ходжкина. Поэтому возможность подделок, по-видимому, здесь исключалась. Первого мая того же года Симонидис обнаружил ряд фрагментов Евангелия от Матфея. Приписка в конце Евангелия гласила, что оно писано диаконом Николаем со слов св. Матфея и датировано пятнадцатым годом по вознесении Иисуса Христа. Это было не единственное открытие, вскоре были обнаружены фрагменты посланий св. Иакова и св. Иуды, копии десяти заповедей, фрагменты Книги Бытия и многое другое.

Однако как только стало известно, что находки расшифровал Симонидис, сразу же возникли подозрения, хотя специалисты никак не могли взять в толк, какую цель он мог преследовать. Папирусы были собственностью Мейера, поэтому Симонидис не мог рассчитывать на какую-то выгоду, разве что получить вознаграждение от самого Мейера. В январе 1863 года Мейер согласился представить папирусы в Королевское литературное общество, где их могли бы изучить Ф. Мэдден и сэр Г. Ролинсон. Зачитанный на заседании Совета общества 11 февраля отчет гласил: рукописи поддельны. Главным основанием для такого заключения было сходство почерков на всех папирусах, хотя написаны они были предположительно разными людьми в разное время и даже в разные эпохи. Кроме того, эти папирусы отличались по цвету от ранее известных подлинных папирусов. На одной рукописи были обнаружены следы промокательной бумаги, и в отчете было указано, что с этой рукописи удалили первоначальную запись, а вместо нее нанесли свежую на греческом языке. Симонидис утверждал, что промокательной бумагой пришлось воспользоваться, чтобы легче было разворачивать свитки, но его не хотели слушать. Все же в 1861–1864 годах Симонидису удалось выпустить факсимильные издания большинства папирусов, оригиналы же были доставлены в музей Ливерпульской публичной библиотеки, а позднее переданы туда в дар.

Очевидно, что в истории с папирусами Мейера Симонидис столкнулся с явной предвзятостью. Ему так и не удалось добиться беспристрастной оценки: только потому, что рукописи были связаны с его именем, их заранее уже считали поддельными. Между тем представленные против него доказательства не отличались убедительностью. Обвинение, что все папирусы написаны одинаковым почерком, было абсурдным, и более тщательное исследование показало: папирусы Мейера вполне выдерживают сравнение с подлинными рукописями, найденными в последующие годы. В свое время секретарь Королевского литературного общества утверждал, что папирусов I века не существует вовсе, однако новые открытия, сделанные в Египте, вскоре опровергли эту теорию. На мой взгляд, настало время провести беспристрастное исследование и установить раз и навсегда, являются ли папирусы Мейера подделками или нет.

В 1862 году Симонидис вызвал еще одну сенсацию, когда в газете «Гардиан» от 5 сентября он заявил, что имеет прямое отношение к Синайскому кодексу, найденному Тишендорфом на горе Афон. Симонидис утверждал, что переписал кодекс по предложению своего дяди Бенедикта, который собирался затем подарить его царю Николаю I. Заявив, что, по его мнению, Тишендорф принял рукопись XIX века за древнюю рукопись IV столетия, Симонидис поставил Тишендорфа в довольно-таки глупое положение. Однако эксперты встали на сторону Тишендорфа. Генри Брэдшоу, исследовав кодекс, хранившийся у Тишендорфа, в письме, опубликованном в «Гардиан» 23 января 1863 года, заявил, что он «уверен в подлинности и древности Синайского кодекса, как в самом себе». Два других эксперта-палеографа, Треджеллес и Скривнер, также осудили заявление Симонидиса. Но вскоре в «Гардиан» появились новые письма — на этот раз в поддержку Симонидиса писал иеромонах Каллиникос из Александрии. Заподозрив неладное, Королевское литературное общество потребовало оригиналы писем и, рассмотрев их, решило, что почерк и бумага полностью совпадают с почерком и бумагой Симонидиса. Общество высказало предположение, что Симонидис сам написал эти письма, а затем отправил в Александрию своему приятелю с просьбой переслать их, снабдив соответствующими почтовыми штемпелями. Обвинения эти никогда не были доказаны.

Следующей попыткой дискредитировать Симонидиса было стремление доказать, что так называемого дяди Бенедикта не существует вовсе.

Николаидис, бывший некоторое время Салоникским архидиаконом, писал в «Парфеноне», что он пять раз был на горе Афон и не слыхивал ни о каком Бенедикте. Тем не менее вскоре обнаружилось, что имя Бенедикт упоминается в каталоге афонских рукописей, составленном Лампросом. Там же оказался и Каллиникос, писавший в «Гардиан» в поддержку Симонидиса.

Решение вопроса о подлинности Кодекса во многом зависело от доказательств Каллиникоса. Он представил литографированные копии писем, которыми обменивался с Симонидисом и Констанцием. В этих письмах постоянно упоминается копия Кодекса, которую Симонидис готовил для царя. Впрочем, чтобы оправдать Симонидиса, нетрудно было датировать эти письма более ранними числами; далее, Симонидис, возможно, готовил совсем другой кодекс, не тот, что нашел Тишендорф. Несмотря на поток писем, протестов и косвенных намеков, который то нарастал, то убывал, для проверки доказательств так и не привлекли настоящих экспертов, способных дать беспристрастное заключение о подлинности не только Кодекса, но и писем Каллиникоса. Позднее, например, отмечалось, что и Брэдшоу, и Треджеллес исследовали кодекс за два месяца до заявления Симонидиса. Следовательно, они не искали никаких подтверждений того, что рукопись поддельна, и не имели никаких подозрений на этот счет. А главным доводом Скривнера было утверждение, что такому юнцу, каким был Симонидис, когда, по его словам, он переписал эту рукопись, не по силам было создать подобный шедевр. Правда, он не принимал в расчет блестящие каллиграфические способности Симонидиса. Еще один довод в пользу Симонидиса — то, что никто из посещавших Афонский монастырь до 1844 года ровно ничего не слышал об этом Кодексе. Таким образом, чтобы окончательно установить истину, требуются новые доказательства.

Разочарованный и надломленный проявленной к нему враждебностью, Симонидис в 1864 году навсегда покинул и Лондон, и литературную сцену. Больше о нем ничего не было слышно вплоть до самой его смерти в Александрии в 1867 году. Во многих отношениях это был удивительный человек, своими литературными познаниями он превосходил всех своих современников. Знаток древних рукописей, искуснейший каллиграф и к тому же человек необычайно образованный, Симонидис был одной из выдающихся фигур XIX столетия. К сожалению, на протяжении всей жизни Симонидиса чуть не вся его деятельность постоянно возбуждала подозрения из-за ряда нелепых подделок. Симонидиса постигла судьба большинства известных мистификаторов: его подлинные и оригинальные труды, а их было предостаточно, не были должным образом оценены, хотя своими достоинствами, несомненно, заслуживали прочного места в анналах истории литературы.