Многие страны в те или иные годы взращивали на своей почве литературных мистификаторов, и Италия среди них не исключение. Самым известным итальянским мистификатором, несомненно, был некий Анний из Витербо, как он себя называл, или Нанний, как выяснилось позднее. Он родился в 1432 году, прожил около 70 лет и умер, как полагают, отравленный неукротимым Цезарем Борджа. Еще в молодости Анний стал монахом ордена доминиканцев и со временем приобрел известность как проповедник. В 1471 году он произнес в Генуе проповеди, которые позднее вышли отдельной книгой «Tractatus de Imperio Turcarum»; образ правления турок был в те времена темой, вызывавшей споры. Девять лет спустя он опубликовал еще одну книгу проповедей, основанную на Книге Откровений Иоанна Богослова и названную им «De Futuris Christianorum triumphis in Turcas et Saracenas», где он предсказывал скорый конец Оттоманской империи. В дальнейшем он стал выбирать темы еще более полемичные и в 1482 году даже выступил с нападками на тех, кто дает деньги в рост под высокие проценты, и вызвал тем самым недовольство состоятельных граждан. Однако в церковных кругах его деятельность встречала одобрение, и в 1499 году при печально известном папе Александре VI он стал в Ватикане магистром. В папской курии он руководил всем печатным делом в Риме, что давало ему право одобрить или запретить любую книгу.
Однако еще за год до своего возвышения Анний вступил на путь литературных мистификаций. В 1498 году он напечатал книгу под названием «De Commentariis Antiquitatum», включавшую 17 трактатов. Одиннадцать из них принадлежали различным авторам, работы которых считались утраченными и были якобы найдены Аннием. Тексты трактатов сопровождались комментариями настолько обширными, что, пожалуй, были пространнее самих трактатов. Они, казалось бы, проливали свет на ряд мало изученных к тому времени периодов истории. Например, некий Мирсил написал очерк завоевания Италии пеласгийскими племенами, пришедшими из Греции, и пытался проследить историю происхождения Италии и Этрурии. Анний утверждал, что нашел 22 фрагмента из сочинений Катона Старшего, Цензора, известного автора истории Италии. Известно было и то, что Катон опровергал утверждения греков, будто они первые завоевали Италию, в том же духе выдержаны и «найденные» Аннием отрывки. Их обладателем был якобы магистр Гильельмо из Мантуи; эти географические описания имели много общего с текстом «Естественной истории» Плиния. Полагают, что Плиний использовал работы Катона, однако в данном случае, похоже, все было наоборот: работы Плиния использовались при сочинении «найденных» отрывков.
Одним из лучших и наиболее ранних историков Древнего Рима был Квинт Фабий Пиктор, участник Галльской войны (225 год до н. э.) и 2-й Пунической войны. Труды его до нас не дошли, однако, как утверждал Анний, ему удалось найти две книги Пиктора; одна посвящена золотому веку, другая — топографии римских холмов. К сожалению, очевидно, что и эти работы заимствованы: на сей раз у Овидия. В комментариях так и говорится, что Пиктор и Катон опирались на труды Овидия; правда, это было весьма затруднительно — ведь Овидий появился на свет столетием позже.
По словам Анния, он нашел также пять утраченных книг вавилонского священника Бероса, в которых описано правление ассирийских царей. Более того, персидский священник, историк и летописец Метасфен сделал латинский перевод этих книг — словно специально для Анния! Странно одно: сам Метасфен сомневался в достоверности сочинений Бероса, так что получается порочный круг, подрывающий достоинство священнического сана. Еще одним «открытием» Анния был краткий очерк истории Филона Иудея, начинавшийся со времен Адама и называвшийся «Breviarium de Temporibus». Говоря о нем, Анний даже выразил удивление, что работу Филона мало использовали теологи, хотя она имеет антииудаистскую направленность. Рассматривая сегодня находки Анния, нетрудно заметить, что все они написаны в одной и той же невыразительной и скучной манере — и вряд ли это назовешь совпадением.
Самыми крупными и в то же время интересными из так называемых находок были пять полных книг «Истории» Бероса. Уже упоминавшийся Берос, живший в третьем столетии до новой эры, написал на греческом языке историю Вавилона; она сохранилась лишь в отрывках, но современная наука считает ее достоверной. Однако в сочинении, которое Анний приписывал Беросу, достоверного мало: сбивая бедного читателя с толку и тревожа его воображение, автор повествует о правлении жестоких царей и великанов, длившемся полтора столетия. По словам Анния, книги подарил ему некий армянин Георгий, которому однажды он оказал гостеприимство в Генуе. Любопытно, что армянин Георгий, как и другой щедрый даритель, магистр Гильельмо из Мантуи, существовал на самом деле.
Анний упоминает также об историческом сочинении египтянина Манефона. Оно и впрямь существовало, но не совсем в том виде, как у Анния. В его «редакции» книга начинается с рассказа о царе Египте. Хотя могила его еще не найдена, тем не менее сообщается, что он был современником царя кельтов Рома, царя аборигенов Фавна Приска, афинского царя Пандиона и ассирийского царя Белока. И эта книга написана тем же утомительно скучным слогом, что и большинство других «находок» Анния. При этом Анний допустил здесь крупную ошибку: Манефон жил примерно во время правления Птолемея Филадельфийского (284–246 гг. до н. э.), но имена римлян, упоминаемые в приписываемой ему работе, свидетельствуют о том, что труд этот создавался после основания Римской империи, то есть два столетия спустя.
По поводу книги Анния разгорелись долгие и ожесточенные споры: многим книга казалась достоверной, но многие сомневались. Немало известных людей высказывались за и против, и, как ни странно, у Анния нашлось немало сторонников. Но лишь в XIX веке Анний был разоблачен, и спору был положен конец. Тирабоски в своей «Истории итальянской литературы» писал: «Кажется, нет ни одного мало-мальски искушенного в вопросах литературы человека, который не смеялся бы над историями, собранными и прокомментированными Аннием».
Но до тех пор многие факты, приводившиеся у Анния, считались достоверными, различные авторы включали их в свои произведения. Существовало и такое мнение, будто Анний стал невинной жертвой задуманной кем-то фальсификации. При этом ссылались на письмо Анния к его брату Фоме, также доминиканцу, в котором говорилось, что Анний публикует эти работы по требованию брата. Кроме того, в письме Анний намекал, что почти все сочинения он получил из собрания магистра Гильельмо из Мантуи. Однако Анния выдает то, что составленные им комментарии имеют слишком большое сходство с его «находками», так что вряд ли их мог написать кто-то еще, кроме самого Анния. Помимо того, в сочинениях этих странным образом отразились собственные представления Анния о некоторых исторических фактах: к примеру, Македония была названа так по имени Македона, сына Осириса; Бельгия — по имени кельтского царя Белигия; знаменитый город, который так гордится своим именем, был основан другим кельтским царем — Парисом; основателем Финикии был якобы Феникс, а Лигурии — соответственно, некий Лигур. Анний никогда не скрывал своих представлений и, заявляя о них во всеуслышание, сам способствовал своему разоблачению.
Подделки Анния не ограничиваются его книгой. Архиепископ Таррагонский Антонио Августино часто рассказывал историю о том, как Анний зарыл вблизи Витербо камень с надписью, а затем позаботился, чтобы его нашли. Надпись должна была доказать, что Витербо был основан Исидой и Осирисом за две тысячи лет до основания Рима. Находка получила название «Tabula Cibellaria» и, в конце концов, попала в музей города Витербо с указанием, что камень найден в селении Сибеллария (название, конечно, было придумано самим Аннием). Среди причин, побудивших Анния решиться на подделки, называли самые различные мотивы, но все же большинство склонялось к тому, что Анний хотел как-то подтвердить свои излюбленные идеи, а заодно, возможно, возвысить престиж своей страны. Коль скоро речь зашла о патриотизме, а точнее, о создании подделок из патриотических побуждений, то здесь прежде всего надо назвать бывшую Богемию.
Можно привести немало примеров непоколебимой любви к родине, но я уверен, лишь у немногих доходила она до такой степени, как у чешского филолога Вацлава Ганки, которому, по его словам, удалось найти рукописи древних чешских поэм XIII–XIV столетий.
Ганка родился в Горжиневесе 10 июня 1791 года, о первом периоде его жизни мы знаем мало, а известность в литературном мире пришла к нему в 1817 году, когда он объявил о находке рукописей, которые, в действительности, написал сам, а затем расчетливо спрятал в церкви города Кралев Двор. На следующий год Ганка опубликовал поэмы под названием «Краледворская рукопись», дополнив их переводом на немецкий язык, сделанным Свободой. Ганка сочинил эти поэмы не ради денег или литературной известности, а исключительно чтобы прославить свою страну. К началу XIX века практически не существовало ни чешской литературы, ни ее истории. Ганка решил, что восполнить пробел можно единственным способом: написать все самому! И вот появилась на свет еще одна рукопись, опубликованная под названием «Суд Либуше». Однако ее сразу же назвал явной фальшивкой известный филолог Йозеф Добровский. Правда, позднее он снял свое обвинение, но слово было сказано, и рукопись до сих пор считают подделкой.
В 1818 Ганка великодушно передал свои «находки» в Чешский музей в Праге; в награду за этот дар ему предложили возглавить литературный отдел музея (библиотеку и архив), и Ганка с радостью согласился. Так он стал у себя на родине известной фигурой, а про его подделки предпочитали не вспоминать. Убежденный панславист, в 1846 году Ганка принимает участие в Славянском конгрессе, кроме того, он становится основателем политического общества «Славонска липа». Затем Ганку избирают членом имперского парламента в Вене, но он отказывается от этой чести, зато зимой 1848 года охотно соглашается преподавать славянские языки в Пражском университете. Годом позже Ганка становится профессором и занимает эту должность до самой своей смерти 12 января 1861 года. Умер Ганка, окруженный почетом, никто даже не пытался тогда разоблачить его подделки: чехам настолько хотелось иметь свою литературную историю, что они готовы были признать подделки подлинными произведениями литературы. Что ж, иногда на свете случаются истории и более странные.
А теперь отправимся в Бельгию и познакомимся с льежским врачом Жаном де Бургонем, прозванным Йоханс a la Barbe, который в XIV веке выпустил книгу под именем Жеана или Джона де Мандевиля. В предисловии автор называет себя рыцарем и пишет, что родился и получил воспитание в Англии. «Путешествия сэра Джона Мандевиля» — вымысел чистой воды, а точнее, собрание рассказов, переписанных у Одорика, Карпини, Винцента из Бовэ и прочих. В книге рассказывается о путешествиях сэра Джона, например, из Турции в Китай или из Индии в Россию, описываются невероятные случаи и приключения, всячески превозносится необыкновенная храбрость автора. Следы повествования об Иоанне Пресвитере бросаются в глаза в этой книге, ибо «сэр Джон Мандевиль» прекраснейшим образом заимствует чужие сочинения, вставляя их в свою книгу и приписывая себе чужие приключения и подвиги.
Умирая, Жан де Бургонь признался в фальсификации своему душеприказчику д'Утремезу, но тем не менее в завещании продолжал именовать себя «messire Jean de Mandeville chevalier, comte de Montfort en Angleterre et seigneur de L'isle de Campai et du chateau Perouse». Умер он в Льеже в ноябре 1372 года, и на его могиле можно прочитать надпись, что покоится здесь Мандевиль, прозванный также ad Barbam. «Путешествия сэра Джона Мандевиля» долгое время пользовались необычайным успехом и были переведены на многие языки. Старейшая из известных рукописных книг находится в Национальной библиотеке в Париже и датирована 1371 годом. Книга неоднократно переводилась на английский язык, лучше других известны переводы Эджертона и Коттона. Перевод Коттона послужил основой для всех современных изданий книги, хотя он довольно далек от французского оригинала.
Четыре столетия спустя, в 1720 году в Германии родился удивительный барон фон Мюнхгаузен. В молодости он служил в русской армии, принимал участие в походах против турок. Это был прирожденный рассказчик; выйдя в отставку в 1760 году, он с удовольствием посвятил себя этому занятию, рассказывая о своих приключениях в России. Его рассказы передавались из уст в уста, их слушали с огромным интересом. Особенно внимателен был молодой друг Мюнхгаузена Рудольф Эрих Распе, с которым Мюнхгаузен познакомился в Геттингене. Однажды во время поездки в Лондон Распе сильно поиздержался и решил, что лучший выход из положения — попытаться напечатать рассказы, услышанные от друга. И он выпустил книгу под названием «Приключения барона Мюнхгаузена». Книга имела такой успех, что новые издания следовали одно за другим, и каждое последующее оказывалось полнее предыдущего: в него включались все новые и новые рассказы, приписываемые барону. Ему словно удалось совершить все возможные путешествия и пережить самые невероятные приключения. Так, в одном издании появился рассказ о полетах на воздушном шаре, которые, в действительности, совершали братья Монгольфье.
Несомненно, что автором первой книги рассказов Мюнхгаузена был Рудольф Распе, но к последующему потоку книг он уже отношения не имел. Это было делом рук предприимчивых издателей и книготорговцев, которые стремились не упустить случая и разжиться на очень выгодном деле. Так, «Рассказ барона Мюнхгаузена о путешествии в Россию и военных походах 1785–1786 годов» был опубликован неким Смитом, продавшим затем свои «права» книготорговцу Кирсли. В результате появилось расширенное издание под названием «Возрожденный Гулливер: удивительные путешествия, походы и приключения барона Мунникхаусона, чаще называемого Мюнхгаузеном, рассказанные им за бутылкой вина в кругу друзей». Эта книга вышла в 1792 году и не раз переиздавалась вплоть до 1895 года.
Только в 1824 году было доказано, что подлинным автором самых первых книг о Мюнхгаузене был Распе. Установил это биограф Готфрида Августа Бюргера, того, кто в 1786 году перевел книгу на немецкий язык. Хотя рассказы Мюнхгаузена появились как мистификации, очевидные для всех, кроме разве что самых доверчивых читателей, их, пожалуй, лучше отнести к художественной литературе, пусть даже многие истории основаны на подлинных происшествиях.
Рассказы Мюнхгаузена заново обрели популярность с появлением кинематографа; на заре его появился довольно удачный немой фильм, многие сцены которого забавляли, ошеломляли, а порой ужасали восхищенных зрителей. Приключения барона Мюнхгаузена живут и в наше время, достигнув неописуемых вершин благодаря телевидению.
Религия, вероятно, чаще, чем любая другая область человеческой деятельности, была связана со страхом, жестокостью, вероломством и фальшью, хотя обычно предназначение церкви видят в защите и утешении страждущих. Конечно, подделки в религии, особенно христианской, вопрос не из легких. Христианские религиозные сочинения, естественно, основывались как на современных данных того периода, когда они создавались, так и на творениях эпохи возникновения христианского учения. Нелегко документально подтверждать или опровергать написанное в те времена или даже на сотни лет позже. Весьма многие из-за слепой веры или страстного желания верить готовы признать истинными не только письменные свидетельства, но и рассказы о событиях, якобы случившихся в прошлом, хотя те же самые люди встретили бы эти рассказы с насмешкой, если бы события в них происходили теперь. Именно эта слепая вера и была виной бесчисленных подделок, возникших в этой богатейшей области. Всевозможные секты и церкви стремились утвердить свое вероучение и, доказав свое превосходство над прочими, добиться главенствующего положения. В борьбе за власть забывалась сама суть религии. Появилось такое множество поддельных документов и так сложно было отличить подлинные от фальшивых, что теперь почти невозможно проверить достоверность описанных в них событий. Евсевий еще в IV веке столкнулся с этим, когда принялся писать историю христианской церкви. Он изучил множество найденных им материалов и составил длинный список сомнительных источников, включая послания, приписываемые св. Клименту, св. Павлу и св. Игнатию. Но даже и его ввели в заблуждение послания, которыми будто бы обменивались Христос и Абгар, царь Эдессы, их поддельный характер был доказан позднее. Не исключено, что Евсевий и сам занимался подделками: среди его работ есть сообщение о «мучениках, жертвах львов» — описание преследований христиан при Марке Аврелии в 177 году н. э. Между тем у других авторов, даже у тех, кто посвящал специальные работы преследованиям христиан, это событие нигде не описывается. Христианские мученики были излюбленной темой многих авторов, но их воображение нередко рождало красочные картины, имевшие мало общего с реальными событиями, даже если таковые и происходили на самом деле.
К сожалению, в истории церкви столько запутанного, что подчас нелегко решить, где перед нами подлинник, а где — подделка. На протяжении сотен лет, что существует религия, церковь сама решала, какие сочинения принимать, а какие — отвергать, и решения обычно основывались на том, соответствует ли данное сочинение учению церкви или нет. Все, что не согласовывалось с официальным учением, немедленно объявлялось подделкой или уничтожалось под тем или иным предлогом.
Как уже упоминалось, немало преступлений было совершено во имя религии, и сама история творилась и изменялась по прихоти церкви. Одно из наиболее серьезных событий такого рода связано с литературной подделкой, действительно повлиявшей на мировую историю и судьбы многих народов. Эта подделка, известная теперь под названием «Ложные декреталии», по-видимому, была составлена Исидором, архиепископом Севильским, умершим в 636 году. Предисловие к сборнику было написано самим Исидором; далее же следовали тексты, составленные от первого лица, что создавало впечатление, будто их тоже написал Исидор. Сборник состоял из трех частей: первая — как выяснилось позднее, бесспорная подделка — включала около 70 папских посланий, написанных якобы в первые три столетия новой эры вплоть до времени св. Сильвестра. Декреталии приписывались 29 различным папам, начиная со св. Климента. Чтобы замести следы и придать подделке убедительность, хитроумный составитель включил во вторую часть подлинные каноны греческого, африканского, галльского и испанского поместных соборов 683 года, расположив их в том порядке, в каком они были представлены в «Hispana Collectio» соборов. В третьей части поддельные документы перемежаются с подлинными посланиями из «Hispana Collectio» и охватывают период от св. Сильвестра (IV столетие) до Григория Великого, умершего в 604 году. Кроме того, автор добавил еще одно послание Григория II, который был папой с 715 по 731 год, примерно через сто лет после смерти Исидора. Поддельные послания по большей части не были сплошным или совершенным вымыслом: их автор в значительной мере опирался на сведения о папах, которые содержатся в «Liber Pontificalis». Эти послания отражают все стороны христианского вероучения, а стиль их выдержан в духе типичных папских посланий.
Создателю подделки, подобно другим фальсификаторам, не удалось избежать ошибок, и самой существенной из них было, пожалуй, использование «Книги пап», которая и сама нередко грешит вымыслом в рассказе о жизни и трудах некоторых пап, в ней упомянутых. Что касается «Декреталий», то их подлинность признал папа Николай, и поэтому им придавали больше значения, чем они того заслуживали. Первые сомнения в подлинности «Декреталий» были высказаны только в XV веке кардиналом Николаем Кузанским и Хуаном Торквемадой. В XVI веке к критикам присоединились Георг Кассандер и Эразм Роттердамский. Одним из основных аргументов критики было сходство сборника «Декреталий» с тремя книгами лжепосланий франкских королей, якобы составленными диаконом из Майнца Бенедиктом. В этих книгах много общего с «Декреталиями», но посвящены они в основном гражданскому, а не церковному законодательству. Эти ложные послания датируются 847 годом — на два столетия позже смерти Исидора. Обнаружены были и другие доказательства того, что «Декреталии» не могли быть написаны ранее IX века.
Установить в данном случае цели фальсификатора нетрудно. В IX столетии, после смерти Карла Великого, в мире царил хаос, и восстановление закона и порядка стало самой насущной необходимостью, так отчего было не воспользоваться в этих целях властью и влиянием церкви. Опираясь на него, автор поддельных документов стремился способствовать воцарению порядка в епархиях. Кроме того, он желал защитить духовенство и принадлежащую ему собственность от посягательств светских властей. В документах, сочиненных им от имени церкви, звучали возвышенные призывы, а наиболее честолюбивые помыслы выразил так называемый «Дар Константина», который, как надеялся автор подделки, поможет воссоединить Италию в единое королевство под верховной властью папы и положить конец двойной власти греков и ломбардцев. «Дар Константина» был якобы адресован императором Константином папе Сильвестру и его преемникам. Константин заявлял, что был обращен в христианство Сильвестром после чудесного исцеления от изуродовавшей его тело проказы. В знак благодарности Константин решил передать римско-католической церкви всю мощь и достоинство императорской власти и всю полноту гражданского управления Римом, а сам подчинялся власти папы. Далее, император отказывался от всех своих провинций, городов и дворцов в Риме и Италии, возвращался на Восток в свою резиденцию Константинополь и управлял лишь тем, что оставалось в его владении.
«Декреталии» были признаны церквью и использовались для защиты от тирании светских правителей и для укрепления могущества пап, ряд которых не преминул воспользоваться преимуществами вновь обретенной власти. Папа Адриан IV, например, пользуясь такой властью, заявил притязания на Ирландию, а затем передал ее в полное владение английского короля Генриха II. С тех пор Англия и Ирландия бесконечно враждуют. В течение двух столетий после своего появления «Декреталии» были опорой папского могущества; впоследствии Ансельм из Лукки внес в них некоторые дополнения и изменения и положил их в основу нового свода церковного права 1083 года. Власть использовалась для низвержения королей и императоров, для возвышения церковного права над всеми гражданскими законами и установлениями. Надвигалось время, когда папы, даже вопреки церковным установлениям, настолько расширят свои права, что станут неограниченными самодержцами.
Только в XV веке, после тщательного изучения «Декреталий» Николаем Кузанским, Хуаном Торквемадой и Лоренцо Валлой, была установлена истина. Особенно велика была заслуга Валлы: подготовленный и распространенный им трактат нанес наиболее чувствительный удар по авторитету церкви. Несмотря на это, высшее духовенство относилось к Валле благосклонно, и он занимал высокие должности при папе Николае V и затем при Каликсте III. В течение следующих полутора веков после изысканий, последовавших за работами Николая Кузанского, Торквемады и Валлы, постепенно, хотя и неохотно, «Декреталии» все-таки признали поддельными. Однако до этого, на протяжении шести веков церковь царила над цивилизованным миром, все более укрепляя свою власть, а временами прибегая к большим жестокостям, чтобы утвердить свой образ мыслей. Власть эта существует и по сей день, и невольно задаешься вопросом, что стало бы с миром, если бы в свое время не появились «Ложные декреталии»? Не иначе как в Европе теперь молились бы Аллаху, и повсюду было бы распространено многоженство!
Еще один источник, часто используемый для изучения нашего исторического прошлого, — баллады, которые передаются из поколения в поколение. Подделать баллады так же легко, а может, еще легче, чем «Декреталии», а результаты тоже могут оказаться достаточно впечатляющими. В 1781 году в Англии было опубликовано более двух десятков шотландских баллад и трагических поэм, и среди них — баллада «Хардикнут» в двух частях. Публикацией баллады мы обязаны восемнадцатилетнему юноше Джону Пинкертону, который, между прочим, утверждал, что балладу «Хардикнут» он печатает в ее первозданном виде, восхваляя ее при этом как «самое возвышенное и благородное из всего, что было написано в мире в этом жанре». В ответ возмущенный Джозеф Ритсон во всеуслышание назвал Пинкертона жуликом и разбойником с большой дороги. К этому он добавил:
«…история шотландской поэзии изобилует подделками, обманом и плутовством, нередко успешными и безнаказанными… подделки Гектора Боэция, Дэвида Чалмерса, Томаса Демпстера, Джорджа Бьюкенена, сэра Джона Брюса, Уильяма Лоудера, Джеймса Макферсона и Джона Пинкертона запятнали нацию позором, который не смыть и через века».
Пинкертону ничего не оставалось, как покончить с сочинением шотландских стихов, ибо стало очевидным, что после отповеди Ритсона любая публикация в этом жанре независимо от источника будет расценена как подделка. Тогда же выяснилось, что «Хардикнут» следует датировать не ранее чем 1719 годом, когда в Эдинбурге в небольшом издании фолио появился фрагмент этой баллады. Ее настоящим автором была, видимо, леди Уордлоу, хотя, по ее словам, она якобы нашла эту балладу среди обрывков старой рукописи. В 1786 году Пинкертон опубликовал книгу под названием «Старинные шотландские поэмы», где в предисловии утверждал, что, по его мнению, первая часть «Хардикнута» — это фрагмент старинной баллады, вторую же часть, по его признанию, написал он сам. В порыве откровенности Пинкертон признал, что написал и другие стихотворения, которые пытался выдать за образчики старинной поэзии. Свои поступки он оправдывал молодостью и жаждой успеха. Пинкертон надеялся, что, сознавшись в грехах, совершенных в юности, он тем самым будет способствовать признанию своих новых трудов, но тут он глубоко ошибся. Ему, например, удалось собрать воедино большую часть рукописей из хранившегося в Кембридже собрания сэра Ричарда Мейтленда. Но, судя по более поздним записям Пинкертона, подробное описание этих рукописей сразу же заклеймили как фальсификацию. «Биографический словарь знаменитых шотландцев» выразил общее мнение в следующих словах: «Эта подделка — одна из наиболее дерзких в истории письменности». На сей раз обвинение было ошибочным: Пинкертона обвиняли и уличали в подделке только по стечению обстоятельств, никакими доказательствами обвинение подкреплено не было. Если бы критики не поленились глубже вникнуть в дело, то убедились бы, что рукописи Мейтленда действительно существуют и хранятся в Кембридже.
Теперь Джону Пинкертону пришлось думать о том, как восстановить утраченную репутацию, но он был молод, и время было его союзником. Прошли годы, постепенно его подлог забылся, и Пинкертон снова смог взяться за перо, не стремясь на сей раз вводить всех в заблуждение. Он обратился к нумизматике и шотландской истории, развлекая читателей хитроумными замечаниями о неполноценности кельтов. К пятидесяти годам Пинкертон завершил свое лучшее произведение: в 1808 году вышла его книга под названием «Самые замечательные путешествия во все части света»; этой книгой зачитывались, и она была в свое время бестселлером.
В начале и середине XIX века расплодилось множество поддельных баллад, возможно потому, что не составляло большого труда ввести в заблуждение так называемых экспертов. Страстным собирателем баллад был сэр Вальтер Скотт, известный не только своей книгой «Менестрели пограничной Шотландии», но и огромной любовью к поэзии. Не раз его вводили в заблуждение, хотя с балладой, подаренной ему в 1802 году Джеймсом Хоггом, вышло, скорее, наоборот: Вальтер Скотт счел балладу поддельной, тогда как теперь ее склонны признавать подлинной. Хогг утверждал, что балладу, которая называлась «Старый Мейтленд», он услышал от своей матери и записал с ее слов. Скотт и сам слышал ее в другом месте, так что здесь факты говорят, скорее, о подлинности баллады. Однако та легкость, с которой Скотта могли ввести в заблуждение, неизбежно заставляет сильно сомневаться в достоверности многих других произведений, собранных в его книге. Вообще в то время люди гораздо охотнее верили в подлинность баллад, нежели подвергали ее сомнению. Роберт Сертис, известный собиратель древностей и историк Даремского графства, опубликовал, по крайней мере, три подложные баллады: «Смерть Фезерстонхо», «Панихида Бартрема» и «Лорд Юри». Эти баллады он якобы записал со слов одной престарелой женщины.
В 1822 году общество Перси опубликовало сборник «Старинные стихи, баллады и песни английских крестьян, сохраняющиеся в устной традиции», куда наряду со множеством сомнительных произведений вошла баллада «Трелони», написанная в 1825 году преподобным Р. С. Хокером, который и не думал выдавать ее за памятник старинной литературы. Наверное, Хокер не раз изумлялся, встречая «Трелони» и другие написанные им баллады в бесчисленных в то время фольклорных сборниках. Но, очевидно, первый приз за подделку баллад следует отдать Эллену Каннингему. В 1809 году некий джентльмен по имени Кромек путешествовал по Дамфрисширу и познакомился с Каннингемом, в ту пору двадцатипятилетним каменотесом. Побеседовав с ним, Кромек, к своей радости, узнал, что каменотес хорошо знает старинную поэзию своего края. Когда же Кромек заговорил о том, что поэзию эту стоит собирать и печатать, Каннингем тут же согласился с этим и пообещал, что будет сам собирать материал. И вот, вернувшись в Лондон, Кромек, действительно, стал получать от своего молодого друга так называемые «старинные баллады». Первая из присланных баллад называлась «Она ушла бродить по небесам», и Кромек в совершенном восторге писал, что не знает ничего «более трогательного и патетического во всей шотландской поэзии». В следующем году материала набралось столько, что Кромек смог выпустить сборник под названием «Сохранившиеся ниттсдейлские и гэллоуэйские песни». А в письме к брату 10 сентября 1810 года Каннингем хвастал своими мистификациями: «С моим умением писать и подделывать баллады я могу одурачить целую генеральную ассамблею знатоков старины». И у него были основания так говорить: ведь публика приняла баллады весьма благосклонно, хотя многие критики и высказывали свои сомнения. Из своего труда Каннингем не извлек почти никакой выгоды, единственной наградой, которую он получил, был, как говорят, подаренный ему Кромеком экземпляр книги. Кромек умер в 1812 году, чуть более года спустя после выхода книги, по-видимому, так и не узнав о шутке, которую сыграл с ним его молодой друг-шотландец.
В XVIII, да и в XIX веке литературная мистификация казалась столь заманчивой и доступной, что очень многие не могли устоять перед искушением легкой славы или легких денег. Но с развитием научных методов фальсификаторам становилось все труднее и труднее избегать разоблачения, а в наши дни это, по-видимому, вообще невозможно. С другой стороны, обращаясь к временам далеким, когда книгопечатания не было вовсе или оно только зарождалось, подделывать литературные произведения было совсем нетрудно. Порой невольно приходит мысль, что то или иное классическое произведение на самом деле написано гораздо позже, чем предполагаемый оригинал, и является плодом воображения совсем другого автора, жившего в совершенно иную эпоху. Но не стоит забывать, что хотя фальсификатор идет на обман, совершить этот обман невозможно, если нет выдающегося таланта; и порой нельзя не восхищаться искусством подражания тому или иному произведению, а иногда и созданию совершенно новых произведений в стиле другого автора или в духе другой эпохи. Остается только пожалеть, что эти люди использовали свой талант в целях неправедных, ибо многие их творения, несомненно, могли бы обогатить мировую литературу.