Хэл послушно поцеловал мать в щеку, игнорируя ее жалобы на тяготы путешествия из Чикаго, в то время как Цицерон за ногой хозяина издавал глухое ворчание. Через несколько минут Розалинда будет в безопасности, а «Красотки чероки» – вдали от его родителей, которые могут узнать ее и заставить вернуться к этой грубой скотине Ленноксу.

Виола и Уильям тоже почувствуют себя лучше, взойдя на борт. Хэл не знал толком, что случилось между дочерью и матерью в 1865 году, но с тех пор Виола замыкалась в присутствии матери, а та хранила несвойственное ей гробовое молчание. Лучше уж держать их друг от друга подальше.

– Я рад, что вы благополучно добрались до места. – Хэл кивнул.

Еще с младых ногтей дети Дездемоны и Ричарда усвоили, что для их матери нет ничего важнее комфорта; она ни разу не нарушила своего распорядка, чтобы утешить и пожалеть кого-то из детей после отцовских уроков воспитания.

Кивнув хозяину, мимо прошел матрос, с легкостью держа на каждом плече по свиному окороку. Хэл ответил на приветствие, и Цицерон по привычке подал голос.

В это время подъехала коляска с Эзрой, и тот, спрыгнув на землю, бросил вожжи Сэмюелу.

– Собственно, зачем вы приехали, если это доставило вам столько хлопот и неприятностей? – внезапно спросил Хэл у матери, заметив появление отца.

Мать ответила не сразу. Нелепая шляпа с пером затеняла ее лицо, не позволяя прочитать его выражение.

– Нужно выполнить кое-какие обязательства, – объяснила она наконец, – и это мы должны обсудить с тобой с глазу на глаз. – Дездемона особо выделила последние слова, неодобрительно глядя на двух приближающихся грузчиков.

Хэл удивленно вскинул брови. Мать хочет обсудить с ним какие-то обязательства? Последний раз она упоминала это слово, когда пыталась уговорить его вступить вместо флота юнионистов в армию конфедератов, а именно в полк его дяди Борегара.

– Что ж… – пробурчал он уклончиво.

Эзра тут же занялся чемоданами четы Линдсей, призывая на помощь Обадаю и Ребекку.

Ричард Линдсей задумчиво смотрел на своего единственного сына Генри, или Хэла, как он сам предпочитал себя называть. Слава Богу, Хэл выглядел здоровым, но все в нем выдавало ожидание неприятностей, что было неудивительно: за последние восемнадцать лет отец с сыном только раз, встретившись, не поссорились; это случилось, когда оба флота северян воссоединились в Виксберге в шестьдесят втором.

В тот день Ричард стоял на юте «Анакостии», гордый тем, что командует красивым фрегатом. Он знал, что души его отца и деда были рядом с ним, как и во время того ночного ада, получившего название Новоорлеанского сражения. Отец долго и упорно трудился, чтобы подготовить его к этой ответственности, и даже порол, как нерадивого матроса, когда сын выполнял домашнее задание не на должном уровне.

От болезненных воспоминаний Ричард поморщился: он ненавидел порку. Вплетенные в плеть веревки кусочки металла больно впивались в тело, рвали плоть, и его рубашка после порки зачастую делалась мокрой от крови. Все же он выучил математику и стал морским офицером, чтобы потом уйти из флота ради счастья Дездемоны.

Ричард и своего сына пытался учить так, как учил его отец, только вместо плети использовал трость, но по мере взросления Хэл становился все более необузданным, а потом и вовсе исчез.

Когда Хэл убежал, Ричард очень беспокоился, но вскоре Виола получила от Хэла первое письмо. Узнав, что тот вступил во флот юнионистов, Ричард ужаснулся. Как младший брат, сын и внук морских офицеров, он не верил, что его неукротимый сын способен успешно нести службу на военном корабле.

Потом победитель Новоорлеанского сражения – эскадра, блокировавшая Западный пролив, встретилась под Виксбергом с Западной флотилией канонерских лодок – завоевателями Мемфиса. Ричард стоял, ликуя, на своем фрегате вместе со старыми морскими волками, когда мимо проходили обшитые металлом канонерские лодки.

И он заплакал, не стыдясь слез, когда увидел «Сент-Пол», под свежей краской которого скрывались многочисленные боевые шрамы, и своего высокого светловолосого сына, бравого капитана. Хэл казался слишком молодым, чтобы командовать канонерской лодкой такого класса, но он заслужил эту честь, когда его коптящая калоша выбила мятежников с фланга Гранта в Шайло.

Боже правый, как же они в тот вечер обнимались! Это был великий день, но он быстро кончился. К тому времени, когда морская эскадра вновь вышла в океан, они с сыном опять стали злейшими врагами.

С тех пор Ричард часто задумывался, не был ли успех Хэла лишь счастливой случайностью военного времени. Впрочем, возможно, воинственный дух унес его беспечность, превратив в великого морского офицера, как превратил Гранта в великого генерала.

Предстоящая поездка обещала стать первой за десять лет, когда им с Дездемоной надо было делить одну спальню. Их физические отношения прекратились, когда она потребовала, чтобы Ричард отправился на юг и вступил во флот конфедератов. Всю войну Дездемона провела в их доме в Цинциннати, и с тех пор они держались друг с другом как чужие, объединяясь лишь когда ходили на светские приемы. После очередной, особенно жестокой, ссоры Ричард даже хотел отправить жену к ее родным в Кентукки, но это означало бы полное признание его поражения.

Что касается сына, Ричард не знал, хочет или нет, чтобы дела у Хэла шли хорошо, поэтому в несвойственном колебании он прикусил губу, потом выпрямил спину и решительно зашагал вверх по насыпи, чтобы раз и навсегда узнать правду о жене и сыне.

Старик, как про себя называл отца Хэл, шел по насыпи навстречу сыну; такой же прямой и гордый, как в Виксберге. Время его пощадило, не убавив дюймов, и теперь они были одного роста. Ричард по-прежнему оставался мускулистым, с орлиным взглядом, одним из самых уважаемых капитанов на Огайо и Миссисипи. Лишь седые волосы и глубокие складки вокруг плотно сомкнутого рта отличали его от человека, который столь беспощадно наказывал Хэла восемнадцать лет назад.

– Добрый день, сын, – сказал Старик и протянул руку.

Подав для важности голос, Цицерон в довольно доброжелательной манере принялся обнюхивать ногу незнакомца, и старший Линдсей осторожно потрепал его по загривку, на что пес ответил благодарным вилянием хвоста.

Откровенные предпочтения терьера озадачили Хэла. Что он себе позволяет? Рыкнув на его мать и облаяв каждого проходившего мимо матроса, пес выказывал готовность подружиться с несдержанным жестоким стариком. Хэл покачал головой и сделал шаг вперед.

– Добрый день, сэр, – обменялся он с отцом коротким рукопожатием. – Насколько я понял, вы с матерью намерены плыть с нами. Позвольте спросить: куда именно?

– До Сиу-Сити или, возможно, до Форт-Бентона. – Ричард взял жену под локоть и приосанился, словно приготовился к драке.

Недели, а то и месяцы на борту? Хэл прищурился.

– Серьезный вояж, – холодно заметил он. – Полагаю, для столь длительного путешествия вы купили места в каюте первого класса?

– Конечно.

– Тогда позвольте мне прояснить некоторые вопросы. – Он непринужденно оперся на трость.

Старик склонил голову набок, внимательно наблюдая за сыном, а Дездемона нервно повела плечами.

– На борту «Красотки» находится моя сестра Виола с мужем, Уильямом Донованом. Я рассчитываю, что все пассажиры будут относиться друг к другу с должным почтением.

– Что? Виола здесь? – Дездемона чуть не взорвалась. – Я не потерплю этого. Немедленно высади ее!

– Это невозможно. Она и ее муж – мои гости и, следовательно, на моем судне будут пользоваться всеми правами.

Цицерон тявкнул, словно хотел подчеркнуть значимость этих слов.

– Ричард, неужели ты позволишь своему сыну указывать мне, как себя вести? – прошипела Дездемона, поворачиваясь к мужу.

– Полегче, дорогая. Генри – владелец «Красотки чероки» и вправе распоряжаться здесь, если, конечно, это не нарушает безопасности судна и пассажиров. Пусть договорит. – Глаза Старика настороженно посмотрели на Хэла. Он как будто обсуждал морской закон, а не выступал миротворцем в споре между матерью и сыном.

Дездемона буркнула что-то себе под нос, но Хэл этого словно не заметил.

– Если их обидят – тем или иным образом, – виновные при первой же возможности будут высажены на берег.

– Высадить меня где-нибудь на песчаной банке? – ахнула Дездемона. – Ты не посмеешь.

– Очень даже посмею. Не зли меня, мать.

– О Боже! Ты слышал, что он сказал, Ричард?

– Замолчи, Дездемона. – Ричард сжал руку жены.

Не обращая внимания на мать, Хэл впился глазами в отца, готовый к схватке. Цицерон у его ноги тоже сделал стойку: он вел себя в точности как Гомер, всегда ввязывавшийся в потасовку с Хэлом.

У Старика на щеках заходили желваки.

– Я не знаю никакую дочь по имени Виола и никакого зятя по имени Донован, но обещаю, что со всеми незнакомцами, с которыми мне предстоит встретиться, буду обходителен.

– Очень хорошо. Вам лучше поторопиться с посадкой на «Красотку»; в течение часа мы отчаливаем. Я присоединюсь к вам через минуту, после того как отдам Эзре необходимые приказания.

К счастью, мать и Старик не стали больше мучить его расспросами и двинулись вниз по насыпи. Старик вел жену, поддерживая на неровных деревянных ступеньках, в то время как она, приподняв шлейф, горько сетовала на грязь.

Хэл нагнал их на плавучей пристани, где Старик остановился, чтобы получше разглядеть судно, а мать, встряхнув юбками, принялась придирчиво себя осматривать, не запачкалась ли, а потом бросила несколько торопливых взглядов вверх по течению реки, туда, где только что исчез из виду «Спартанец».

Хэл настороженно ждал, что скажет отец.

– Построен в доке «Марин уэйз» в Цинциннати?

– Только корпус и верхняя палуба. Остальные палубы строил Илиас Илер.

Цицерон сел и почесал за ухом.

– Хорошие фирмы, – буркнул Старик. – Четыре паровых котла?

– Шесть котлов Дюмона, каждый с пятью жаровыми трубами. Двигатели Найлза с двадцатидвухдюймовыми цилиндрами и семифутовым ходом поршня.

– Большая мощь, – констатировал отец без выражения.

– «Красотка» держит рекорд скорости от Сиу-Сити до Форт-Бентона и очень близка к рекорду скорости на участке Канзас-Сити – Омаха. Она способна обогнать любое судно на Миссури и Миссисипи.

Старик вскинул брови, но оспаривать хвастливые утверждения сына не стал.

– При осадке в пять футов она может…

– Ходить по лужам, – закончил за него отец присказку военного времени. – Как твоя канонерская лодка.

– Точно. Только «Красотка» быстрее и комфортабельнее.

– Пожалуй.

Хэл нехотя хмыкнул, удивленный, что хоть в чем-то согласен со Стариком.

– Капитан судна – Тед Сэмпсон, может, ты помнишь его по «Сент-Полу», когда он был лейтенантом и занимал должность капеллана. Главный штурман вне моей вахты – Антуан Белькур. Помощник штурмана – Джейк Маккензи.

– А ты сам не будешь стоять за штурвалом?

– Нет, я предпочитаю общество сестры и ее мужа. Пробурчав что-то, Старик обратился к жене:

– Нам лучше подняться на борт, дорогая.

– Наконец-то! – Дездемона подхватила юбки и, аккуратно выбирая дорогу, двинулась на посадку.

Хэл проводил их на палубу, затем вверх, на бойлерную, по привычке проверяя, все ли в порядке. Цицерон важно вышагивал рядом, держась как король, входящий в свои владения, а не как бродячий пес, которому повезло с местом для ночлега.

Незадолго до этого Хэл предпринял необычный шаг: в честь визита Виолы он распорядился заново покрасить «Красотку чероки». Учитывая короткий срок жизни судов на коварных западных реках – три-четыре года, – мало кто из хозяев тратился на дополнительную покраску, но «Красотка» заслужила, чтобы выглядеть во всем своем великолепии. Белый цвет подчеркивали угольно-черная окантовка и позолота в отдельных местах. Хэл даже пригласил профессионального художника, чтобы расписать двери кают первого класса.

– Черный Джек Нортон по-прежнему твой главный инженер?

– Да, сэр, он все еще со мной. Как-никак лучший машинист на Миссури.

– Да, хороший человек – я помню его со времени службы на флоте.

Заметив, что Розалинда непринужденно беседует с Виолой в носовой части парохода, Хэл вздохнул с облегчением. Остальные пассажиры собрались у левого борта и, оживленно болтая, наблюдали за приготовлениями.

– В какую каюту вы купили билеты, сэр? – справился Хэл, открыв дверь в салон.

– «Арканзас».

– По величине как одноместная, – фыркнула мать, проплывая мимо с высоко вздернутым носом и презрительно шурша шлейфом.

– «Красотка» пользуется популярностью, – обронил Хэл. «Даже в эти дни снижения пассажирских перевозок».

Не пройдя по салону и трех шагов, Дездемона вдруг резко остановилась.

– Бог мой, какая красота!

Даже Старик разглядывал интерьер, не скрывая молчаливого восхищения. Их восторг вызвал у Хэла улыбку, но он постарался ее скрыть.

Салон, украшенный зеркалами, превышал в длину две сотни футов и был достаточно широк для одного ряда обеденных столов. С каждой стороны к потолку поднимались сверкающие белые переборки. По периметру потолка тянулись транцы с узорными стеклами, отбрасывая танцующие цветные блики на резную позолоту арок. Свет с наступлением темноты давали хрустальные люстры.

Всю переднюю стену салона занимал массивный золоченый буфет, являя собой симфонию розового, эбенового и красного дерева, зеркал и дорогого алкоголя. На противоположном конце, прославляя домашние добродетели, раскинулась дамская гостиная с элегантным роялем «Стенвей», который Хэл недавно велел настроить – специально для Виолы.

По обе стороны салона тянулись двери корабельных люксов, расписанные характерными пейзажами той местности, название которой носили. Всю ширь большого салона устилали брюссельские ковры, а там, где начиналась дамская гостиная, лежал ковер совершенно иной расцветки. Повсюду стояли бархатные диванчики и белые плетеные кресла-качалки, приглашая пассажиров отдохнуть.

– Первоклассный пакетбот! Удобства выше всяких похвал, – прокомментировал Старик.

– Благодарю, сэр. – Хэл склонил голову, стараясь не показывать, что его порадовала неожиданная отцовская оценка. Ричард никогда не хвалил сына, разве что однажды, когда тот поступил во флот. – Каюты-люкс расположены в том порядке, в каком штаты вступали в Союз, – заметил он. – «Делавэр» – впереди по левому борту, «Пенсильвания» – впереди по правому борту, «Нью-Джерси» – напротив «Джорджии»…

– И так далее до «Висконсина» с «Калифорнией» на корме, закончил за него Старик.

Оба они пропустили «Техас», поскольку это имя носила не одна каюта, а целый ряд, расположенный на навесной палубе.

– Точно. – Для Виолы и Донована он отвел «Калифорнию», самую безопасную каюту в случае взрыва парового котла. – Ванные комнаты на корме, прямо перед гребным колесом. Есть горячее и холодное водоснабжение, вода фильтрованная.

Услышав о столь невиданной роскоши, Дездемона вытаращила глаза, но быстро овладела собой.

– Как и должно быть на судне Линдсея, – фыркнула она.

Хэл не стал уточнять, что воду не фильтруют ни на одном из кораблей почтово-пассажирских перевозок по маршруту Цинциннати.

Из каюты «Арканзас» вышел Обадая и поклонился; его эбеновое лицо, как всегда, лучилось улыбкой. Ребекка присела в реверансе. Обадаю подарили Старику родители матери в честь женитьбы; с тех пор слуга повсюду следовал за хозяином, не покидая его и во время службы на флоте в годы войны.

– Добро пожаловать, сэр, мэм. Мы как раз раскладываем ваши вещи.

Не слишком удобная каюта служила напоминанием, что родители чересчур поздно позаботились о билетах. Вдоль одной стены поднимались две одноместные койки с аккуратным умывальником внизу. Самое большое преимущество этого люкса состояло в том, что он располагался в более безопасном и респектабельном углу дамской гостиной.

Еще одним преимуществом на этот раз стало то, что каюта Хэла была более просторной и располагалась в мужской части салона – это делало обмен с родителями невозможным.

Дездемона с глубоким вздохом вошла в каюту, и Ребекка незамедлительно начала суетиться вокруг нее. Она прислуживала Дездемоне еще в Фэр-Оукс, фамильной плантации родителей под Луисвиллом, и потом осталась у нее в качестве свадебного подарка. Насколько Хэл помнил, она всегда была наперсницей матери.

– Если во время плавания освободится подходящая каюта, я тотчас переведу вас в нее, – пообещал Хэл, отступая назад.

– Да уж, будь любезен! – бросила Дездемона, в то время как Ребекка стала растирать ее пальцы. – Иначе что подумают люди об отношении хозяина судна к своим родителям?

Хэл не обратил внимания на обличительный тон ее речи; с другими мужчинами мать всегда общалась с кокетливой веселостью, выдававшей в ней уроженку Кентукки.

– Полагаю, Обадая и Ребекка имеют спальные места в «Бюро Фридмана»? – поинтересовался он, придерживаясь первоначальной темы.

Так называлась спальная зона с койками, резервируемая исключительно для негров.

– Где же еще? – удивился Ричард, приподняв брови. Хэл скривил рот. Он боролся за освобождение рабов, в то время как Старик никогда не скрывал, что одобряет сохранение Союза, а не новые свободы для «черномазых». Глядя отцу в глаза, Хэл с трудом устоял от искушения сказать, что Донован купил билеты для Абрахама и Сары Чанг, своих слуг, в каюте первого класса. Более того, их каюта находилась в дамской зоне большого салона, как раз напротив «Арканзаса» – люкса его родителей.

– Если вам что-нибудь понадобится, стюарда зовут Роланд Джонс, а я должен идти на палубу Старик кивнул:

– Уверен, что в скором времени мы снова увидимся.

Хэл поклонился и быстро вышел. Пять минут с родителями почти истощили его скудный запах обходительности, и теперь он думал лишь о том, как сумеет выдержать последующие недели.