Николь сочувственно посмотрела на Диану, в немом отчаянии сидевшую напротив Ханса Рутберга. Существует верный способ позабыть на время о собственных проблемах, с грустью размышляла Николь, — стать свидетелем чужого горя.

Она провела «белую ночь», пытаясь осмыслить дикое поведение Генри. К счастью, малыш спал на редкость спокойно и долго. Поднялась Николь около половины одиннадцатого: быстренько приготовила яблочное пюре и манную кашу, а после завтрака, поручив ребенка Луизе, принялась за генеральную уборку. Но едва собралась навести порядок в баре, как перед ней предстал напомаженный Рутберг и попросил немедленно обсудить общую проблему, что несказанно обрадовало ее: наконец-то разрешились денежные затруднения. Однако спустя пять минут долгожданная сделка лопнула как мыльный пузырь.

— Вы не имеете права! Вы… — Диана даже захлебнулась от возмущения и умоляюще посмотрела на Николь. — Ведь он не может так поступить, правда?

Николь сочувственно сжала руку компаньонки. Бедняжка теряла самообладание при первых же сигналах бедствия. Она имела обыкновение советоваться с Майклом по любому поводу, а теперь во всем полагалась на его племянницу. Увы, сейчас моральной поддержки недостаточно, но Николь не совладать с этим прохвостом в одиночку.

— Еще как могу, — заверил Ханс и брезгливо смахнул пылинку со стерильно чистого лацкана коричневого пиджака. — Выкладывать кругленькую сумму за ваши ветхие лачуги — увольте!

Диана совершенно растерялась от столь откровенной наглости.

— Но вы…

— Соглашайтесь, или я умываю — руки. — Бронзовая от загара физиономия Рутберга расплылась в улыбке.

— «Причал» очарователен на свой лад, и окрестные пейзажи восхитительны, — вступилась Николь. — Коттеджи придется подремонтировать, но в целом…

Ханс прервал ее нетерпеливым жестом.

— Я приду завтра. — Он зашагал прочь, но Николь догнала его.

— То, что вы делаете, подло! — жестко отчеканила она.

Рутберг многозначительно подмигнул «милашке».

— Бизнес есть бизнес.

— Это не бизнес, а надувательство, бесчестное и противозаконное!

Он обхватил ее за талию и притянул к себе.

— Право же, моя прелестная леди, не стоит принимать все так близко к сердцу.

У него была цепкая хватка — не отобьешься. Ханс вплотную прижал ее к груди, и Николь брезгливо поморщилась от приторного запаха мужского одеколона.

— Уберите руки, — приказала она низким, срывающимся от возмущения голосом.

— Дорогая…

— Уберите сейчас же!

Скабрезно осклабившись, Рутберг позволил ей высвободиться.

— Я хочу, чтобы мы были друзьями, — заявил он, расправляя розовый галстук, подобранный в тон рубашки цвета расплавленной карамели.

— А я настаиваю, чтобы вы играли по правилам, — гордо ответила Николь.

— Уж не вы ли сочините свод этих самых правил?.. К вам посетитель, а я приду завтра узнать ваше решение. — Он указал на темно-синий джип, припаркованный во дворе за спиной Николь, и удалился.

Николь в бессильной злобе смотрела ему вслед. Она обещала дяде позаботиться о его подруге, а вместо этого допустила, чтобы Диану одурачили, и теперь той грозят крупные неприятности.

Отреагировав с некоторым опозданием на слова Ханса о посетителе, она обернулась и увидела Генри, идущего ей навстречу по аллее. Николь полагала, что он не захочет часто появляться на людях и уединится в Кинге-Хаусе, но не тут-то было… Казалось, он даже не слишком опирается на трость, вальяжно поигрывая ею. Рукава белоснежной рубашки закатаны чуть повыше локтей, светло-голубые джинсы, темные очки в элегантной оправе — его одеяние кажется куда более уместным, чем пижонский костюм Ханса Рутберга.

Николь помассировала виски: от бурных утренних впечатлений накатывала тупая пульсирующая боль. Очередное выяснение отношений окончательно доконает ее — лучше бы в данный момент Генри находился у себя на вилле.

Но глядя, как тяжело ему взбираться по ступенькам, она поспешила на помощь.

— Мне не нужна нянечка, — сказал Генри, хватаясь за деревянную балюстраду. Он улыбался, но Николь язвительно подумала, что с ним надо обращаться бережливо, как с хрустальной вазой.

Генри снял очки и сунул их в верхний карман рубашки.

— Что это за субъект, с которым ты обнималась? — осведомился он.

— Ханс Рутберг…

— Тот, что покупает «Причал»? Ты, кажется, расхваливала его незаурядные внешние данные? Да он похож на смазливого накрахмаленного актера из мыльной оперы. Но, вероятно, такой тип мужчин тебе по душе. — Генри заметил, что Диана понурилась и плечи ее вздрагивают. — Что-то случилось? озабоченно спросил он.

В глазах незадачливой хозяйки блестели слезы.

— Боже мой, я пропала! — угасшим голосом сказала она.

Николь и Генри подошли к ней.

— Утром прибыл Рутберг, — объяснила Николь, — и мы понадеялись, что все уладится. Но он лишь сообщил, что назначенные цены для него неприемлемы.

— И сколько он намерен заплатить? — поинтересовался Генри.

— Половину.

— Это же откровенный грабеж!

— Он очень подвел нас, — посетовала Николь. — Майкл оценил имущество, прежде чем поместить в газеты объявление о продаже, мы ровно столько и запросили. В общую стоимость входит ресторан, коттеджи вместе с обстановкой и все оборудование. Пусть у нас не пятизвездочная гостиница, но и не дешевый мотель.

Генри пододвинул стул к столику Дианы и сел рядом с ней.

— Разве этот тип не договорился с вами об уплате полной стоимости? — спросил он.

Николь удрученно вздохнула.

— Да, но когда я напомнила ему об этом, он возразил, что официальный документ не подписан.

— Он имеет основания так говорить?

— Не могу точно сказать, не посоветовавшись с адвокатом, но я уверена: Рутберг — хитрая бестия, своего не упустит. И подай Диана на него в суд за невыполнение условий контракта, он найдет способ выкрутиться.

— Я в безвыходном положении, — печально подтвердила Диана.

— Недавно она спрашивала Рутберга, заинтересован ли он по-прежнему в нашем предприятии, — продолжала Николь, — или просто тянет время и водит нас за нос, и он клятвенно заверил, что выплатит наличными всю требуемую сумму.

— А теперь готов выдать пятьдесят процентов и ни цента больше, — повторила Диана, не зная, плакать ей или негодовать, — и еще добавил, что я должна благодарить его.

— За какое благодеяние? — саркастически спросил Генри.

— Ханс сказал, что нам страшно повезло и лучше согласиться с его доводами, пока он не решил, что и пятьдесят процентов — слишком дорого, — объяснила Николь.

— Он предоставил нам один день на размышления. — Диана нервно теребила замысловато переплетенную золотую цепочку. — Скорее всего, я уступлю ему.

— Ни в коем случае, — убежденно сказал Генри.

— Он заманил меня в ловушку, — взволнованно причитала Диана. — Без него я не получу ни гроша, а мне срочно нужны деньги. — Она опять всхлипнула и встала, намереваясь уходить. — Загляну на кухню, а то курица подгорит.

— Этот пройдоха еще смеет вам угрожать! — возмутился Генри.

— И как я сразу не раскусила его! А Диана еще восторгалась его веселостью и порядочностью. Как там у Шекспира: «Можно жить с улыбкой и с улыбкой быть негодяем»?

— «Гамлет», — подсказал Генри.

Николь поставила локти на стол, уткнулась подбородком в скрещенные пальцы.

— Теперь совершенно очевидно, что все это время Рутберг усыплял нашу бдительность ложными посулами и баснями о замороженных вкладах. На самом деле он на протяжении четырех недель исподволь прикидывал, насколько далеко можно зайти.

— Боюсь, что так.

— Вместо того чтобы навести справки, проконсультироваться у юриста и составить договор, я, как и Диана, приняла на веру безупречную репутацию этого африканского немца.

— Не твоя вина, что «настоящий ариец» оказался законченным жуликом. — Генри утешающе провел ладонью по ее щеке. — Не терзайся.

— Но я должна была догадаться. — Николь вздрогнула от этого прикосновения.

— О его тайных целях и шантажистской тактике? Ерунда. Рутберг вознамерился загнать вас в угол — атакуйте первыми.

— Каким образом?

Генри подался вперед и заглянул ей в глаза. Ему опостылело изображать из себя постороннего человека, проявляя сдержанное сочувствие, хотелось обнять ее и укачивать, как маленькую, разгладить тревожную складку на лбу.

— Когда он притащится завтра, скажи ему, пусть подотрется своими пятьюдесятью процентами, и торг окончен.

— Он не поймается на крючок так просто, — задумчиво возразила Николь. — А Диана упустит единственную возможность избавиться от «Причала». Возможно, пройдут годы, прежде чем удастся отыскать другого покупателя. Никто не отважится обосноваться здесь.

— Никто, кроме этого расфранченного паяца.

Улыбка тронула ее губы.

— Пожалуй, но я бы не назвала Ханса паяцем.

— Он лицемер.

— Таково твое мнение.

— А ты думаешь иначе.

— Нет, — призналась Николь.

— Будь осторожна, он ведет грязную игру, — предупредил Генри. — В этой истории имеет смысл положиться на меня.

— Я тебе верю, — искренне ответила Николь.

Что бы там ни было, но деловым качествам Генри действительно не знал себе равных. И сейчас Николь была настолько благодарна за эту поддержку, что испытывала инфантильное желание свернуться калачиком у него на коленях.

— Почему Диане понадобились деньги настолько срочно? — спросил он.

— Она приобрела дом в Порт-Луи и…

— Так, значит, вы решили стать столичными островитянками? — не удержался Генри.

— Перестань. Сейчас не до твоих шуточек.

— Не буду, не буду… Однако давай уточним: покупка сделана в расчете на эту свинью?

— Скорее всего, но…

— И ты позволила ей? — резко перебил Генри. — Я думал, ты более дальновидна.

— Это произошло без моего ведома. — Его несправедливое осуждение задело Николь за живое. — Диана давно мечтала перебраться в город на пару с сестрой и договорилась обо всем втихомолку прежде, чем я вмешалась. Она взяла кредит в банке.

Про себя Генри как следует обложил придурочную авантюристку, а заодно и ее сестрицу. Да таких простофиль и на пушечный выстрел нельзя подпускать к операциям с недвижимостью!

— Она наивна как дитя, — будто угадав его мысли, сказала Николь. — Решила, что в двухнедельный срок выплатит долг, но первый же взнос поглотил львиную долю сбережений, и проценты возрастают с каждым месяцем. Распродавать имущество по частям бесполезно: этим можно заниматься до скончания века.

— Как бы то ни было, ты должна внушить этому колбаснику, что вы не уступите ни одного процента из ста. Нет гарантии, что это сработает, однако…

— Ты бы поступил так?

— Безусловно.

— Тогда я постараюсь уговорить Диану.

— И она согласится?

Николь пожала плечами.

— Понятия не имею.

— Мне твоя тетушка напоминает Джеймса. Такое же тепличное растение. — Генри нахмурился. — А герр Рутберг всегда смахивает на этакого злодея из любовных романов?

— Он и на меня производит такое впечатление. — Николь посмотрела на свою простенькую бледно-голубую кофточку-безрукавку и короткие шорты с бахромой. — В его обществе я чувствую себя неряхой.

— Очень хорошенькой неряхой, — уточнил Генри.

Его замечание сопровождалось таким взглядом, что Николь утратила нить разговора и вспомнила о том, что неотступно занимало ее многие месяцы. Ведь ее собственная участь тоже не решена, и помощи ждать неоткуда.

Утром Николь вынесла в сад круглый манеж для Джонни. Ребенок вел себя очень тихо, увлеченный игрушками и музыкальной шкатулкой, и Николь все ждала, когда же раздастся детский писк: появится повод показать малыша Генри. Признает ли он в нем сына? В этот момент ей надо превратиться в статую, ничем не выдать и тени волнения.

— Зачем ты пришел сюда? — машинально спросила Николь, ожидая услышать подтверждение своим мыслям. — Заскочил по-соседски навестить меня?

— Я просто хочу позавтракать, — последовал лаконичный ответ.

— А-а, ясно.

— Что-то ты не проявляешь особого энтузиазма по этому поводу, — заметил Генри. — Разумеется, я не самый желанный гость…

— Мы рады всем гостям.

— Ах, да, я и забыл, что теперь я для тебя — обычный, ничем не примечательный турист. — Он выразительно посмотрел на Николь. — Продуктами меня обеспечили, и к моим услугам шикарная кухня, но тетушка Диана, по твоим словам, непревзойденная повариха, я бы с удовольствием отведал что-нибудь из ее шедевров.

С видом знатока Генри уткнулся в меню. К чему лукавить: ему непременно нужно было встретиться с Николь. Но признаваться ей в этом он не станет.

— Я разрываюсь между картофелем-фри с цыпленком — он так дивно пахнет — и тигровыми креветками в томатном соусе с салатом из базилика и майорана. Что бы ты посоветовала?

— Заказывай все подряд, не прогадаешь, — авторитетно заявила Николь.

— Благодарю, ты мне очень помогла, — пробурчал Генри и прислушался: во дворе затормозила очередная машина. — Клиентов у вас все прибавляется.

— Похоже на то, — сухо отозвалась Николь.

— Взгляните, кого я встретила по дороге, — хихикнула Агата, вплывая в ресторан две минуты спустя под руку с Полем. — Мужчину моей мечты.

Молодой человек аккуратно, но решительно отстранился от нее.

— К превеликому сожалению, я должен покинуть «женщину своей мечты» и открыть несколько ящиков пива, — провозгласил он и быстро вышел из зала.

— Увидимся, — проворковала Агата, помахав ему вслед пальчиками.

Проходя мимо Николь и Генри, Поль страдальчески возвел глаза к небу: мол, до смерти надоела эта «крашеная коза».

Вместо того чтобы по обыкновению прямиком проследовать к бару, Агата окольным путем пробралась между столиками к Генри.

— Доброе утро, сэр. — Она приветливо улыбнулась Николь и оценивающе посмотрела на приглянувшегося ей мужчину.

— Агата Прайстон — Генри Донэм, — без особого энтузиазма представила их друг другу Николь.

— Мое почтение, леди, — нехотя промямлил Генри.

Казалось, стареющая вертихвостка перевернула вверх дном тысячи магазинов, собираясь в отпуск. По крайней мере, наряды менялись постоянно и были один претенциозней другого. Додумалась же напялить брючный шелковый костюм в бесчисленных кружевах! Николь отнюдь не хотела придираться, но трудно представить себе что-либо более неподходящее в настоящий момент.

— Завтракаете в одиночестве? — кокетливо перешла в атаку «блондинка».

Он помедлил с ответом.

— Да.

Агата изобразила некое подобие застенчивой улыбки.

— Если вы не против, я составлю вам компанию.

Генри с ужасом посмотрел на Николь. «Выручи меня! Пожалуйста!» — прочитала она в его глазах. Смех, да и только… Попались, милейший господин Донэм! На такой благодатной почве вам с лихвой удастся применить искусство обольщения — дерзайте!

— Отличная идея! — Николь одарила новоявленную парочку ангельской улыбкой.

Салат и креветки удались на славу. Агата не спеша, с наслаждением выуживала лакомые кусочки, а Генри проглотил все как удав и немедленно попросил предъявить счет. Когда Николь принесла чек, его мрачная физиономия не сулила ничего хорошего. Он швырнул на стол несколько скомканных бумажек.

— Ваша сдача, сэр! — окликнула Николь, наблюдая, с какой поразительной скоростью он преодолевает ступеньки.

— Оставь себе! — рявкнул Генри не оборачиваясь.

Николь прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Во время завтрака Агата затеяла флирт, прибегнув ко всевозможным ужимкам: хлопала ресницами, томно поводила глазами, многообещающе облизывала губки кончиком языка. И вроде бы даже не заметила, что играет в собственные ворота. Поначалу Генри еще как-то сносил ее болтовню, а потом надулся и сидел угрюмый — не подступиться.

— Какой занятный мужчина. — Агата вскарабкалась на высокую вертушку у стойки напротив Пола. — Но с тобой никто не сравнится.

Несчастный ловелас вымученно улыбнулся, и Николь уловила его тяжкий вздох.

Над бухтой сгустились сумерки, полуденный зной сменился вечерней прохладой, и легкий ветерок, как нежный шифон, обвевал кожу Николь. Давно уже погасли огни ресторана, только у входа мерцала тусклая лампа. В небе сверкали миллионы звезд, а ярко-желтая луна отражалась в море серебристой дорожкой. Мерный плеск прибоя заглушал все остальные звуки. Скоро наступит великолепная тропическая ночь.

Николь опустила подбородок на колени. Какое облегчение — сидеть вот так на берегу после суматошного дня. Ханс Рутберг разрушил последние надежды, да еще Агата проторчала в ресторане черт знает сколько, а потом, уже перед самым закрытием, подкатил автобус с какими-то скандинавами, которые в один присест умудрились вылакать их недельные запасы пива. И главное — поведение Генри…

Она рассеянно наблюдала за крошечными шустрыми рыбешками, которые стаями носились совсем рядом. Получается, Генри ничего не знал о ребенке. Но почему?

Сначала, когда Джеймс улетал в Штаты, она отправила с ним письмо. Там открытым текстом шла речь о беременности. Потом была телеграмма прямо в офис корпорации, с пометкой «конфиденциально», где сообщалось, что котик, который привык гулять сам по себе, может гордиться сыном по имени Джонни весом в восемь фунтов.

Николь заплетала и расплетала косички из бахромы шортов… Отсутствие вестей от Генри означало окончательный разрыв, не оставалось сомнений, что сын нужен ему не больше надоевшей возлюбленной. Но теперь такой уверенности не было.

А пресловутые намеки Джеймса, якобы он отец малыша, — это шутки ради или намеренная ложь? Тонкая морщинка четче обозначилась между бровей Николь. Случайно брошенные Джеймсом фразы, которые она сочла не достойными внимания и не приняла всерьез, сейчас приобрели определенный смысл. И, вероятно, Генри не знал возраста ребенка.

Как он воспримет ее откровения? — раздумывала Николь. Обрадует ли его бремя отцовства? Воспитывать мальчика должен мужчина… Но Генри всегда говорил, что у него на счету каждая секунда.

Николь зачерпнула горсть песка и пропустила тоненькие струйки между пальцами… Пусть нельзя создать полноценную семью, лишь бы у отца с сыном установились дружеские, близкие отношения; ей самой все равно больше не устроить свою жизнь, но ребенок пострадать не должен. Конечно, перспектива телефонных переговоров и вынужденных встреч с Генри не из приятных, и Николь делалось дурно при мысли, что когда-нибудь она узнает о его женитьбе, но ради Джонни придется проглотить даже такую горькую пилюлю.

Она поочередно перебирала всяческие жизненные сценарии на будущее; вдруг всплеск воды заставил ее поднять голову.

Еще на приличном расстоянии от берега кто-то плыл красивым, размашистым кролем прямо в ее сторону. Когда пловец приблизился, Николь вцепилась в зыбкий песок: она узнала Генри.

Видел ли он ее? Если нет, то увидит прежде, чем она успеет добежать до коттеджа. Уж лучше оставаться на месте.

Генри выбрался на сушу и, расправив плечи, медленно подошел к ней. Узкие плавки подчеркивали классические контуры его нагого торса. В темноте не так заметна искалеченная нога; главное — покоряющая, мужественная сила, ощутимая даже на расстоянии.

— Это восхитительно, — блаженно произнес Генри. Он помотал головой, стряхивая брызги. — Вода чистая и теплая, как парное молоко.

— Да, но вне бухты в этой части острова — мелководье и навалом водорослей. Ты давно плаваешь?

— Не больше получаса. Я обогнул мыс.

— Один — и ночью! — воскликнула Николь. — Это небезопасно. У тебя могло свести ногу судорогой… И здесь водятся акулы, хотя вообще они держатся подальше от берега.

— Но я цел и невредим, — спокойно сказал он. — А если б со мной что-то стряслось, ты бы оплакивала меня?

Она вспыхнула, осознав, какая тревога прозвучала в ее голосе, обнаружив ее чувства.

— Конечно. В конце концов, ты тоже человек, живое существо.

— Ну, спасибо тебе, — буркнул Генри, отвернувшись.

— Ты вечно рискуешь, — укорила Николь с шаловливой улыбкой. — Я не удивлюсь, если ты признаешься, что сегодня после ланча заработал себе несварение желудка.

— Этой опасности я также избежал, — ответил он, поднимая с топчана махровое полотенце, — что весьма странно: в обществе Агаты и заворот кишок немудрено заполучить. Не женщина, а бестия, пожирательница мужчин.

— О-ля-ля, целомудренный Генри испугался?

Он энергично растирал спину полотенцем.

— Шокирован, скорее. Дай ей волю, и она набросится на мужчину, как изголодавшийся вампир.

Николь рассмеялась.

— Вот почему ты улепетнул от нее так резво.

— Улепетнул — сильно сказано, но поторопился уйти — точно.

— Агата и впрямь берется за дело слишком рьяно, она ведь в разводе и обделена мужским вниманием.

— Понимаю, у дамочки трудный период. — Генри сердито насупился. — Но я никогда — слышишь? — никогда больше не сяду с ней за стол. Ясно тебе?

— Предельно ясно. Нога болит? — осведомилась Николь, когда он наклонился и осторожно протер полотенцем раненую лодыжку. В воздухе повисло напряжение. — Прости, дурацкий был вопрос.

— Да, — подтвердил он. — Хочешь спросить что-нибудь еще?.. Болит — не то слово, мне мерещатся чудища, которые грызут и царапают меня клыками и когтями.

— И ты провел в воде столько времени! — возмутилась Николь.

Он торжествующе улыбнулся.

— Самый длительный заплыв после автокатастрофы.

— В Америке ты по-прежнему ходишь на тренировки в бассейн?

Генри присел на песок рядом с ней и прикрыл изувеченную ногу. Тут их глаза встретились, он сжал губы и отбросил полотенце в сторону.

— Доктор советовал мне продолжать, но…

— Но ты не послушал, поскольку боишься, что при виде твоих шрамов люди будут издавать истошные вопли и падать в обморок, — предположила Николь.

— Ты фантастически догадлива, — вкрадчиво похвалил он.

— Извини, ничего не могу с собой поделать.

— Я как-то побывал в бассейне — и сделался объектом всеобщего внимания, а мои давние знакомые — супружеская пара — сочли своим долгом выразить чуть ли не гражданскую скорбь. Припомнили, как мастерски я катался на горных лыжах.

— И это отвадило тебя от спортивных мероприятий? Очень глупо. — Николь хмыкнула.

— Ценю искренность твоих суждений, — сквозь зубы отметил Генри.

— Неправда. Ты думаешь, я суюсь, куда не следует, со своими нравоучениями, и тебя это злит.

— Ничего подобного. А ты не собираешься искупаться? — Судя по всему, Генри решил сменить тему.

Николь покачала головой.

— Я пришла к морю, потому что еще рано спать, и… хотела поразмыслить кое о чем.

— А с ребенком оставила Диану?

— Нет. Бэби устал сегодня от общения с Агатой еще больше тебя. Его сейчас и из пушки не разбудишь.

— Ты говорила, что приехала на Маврикий для смены декораций. — Он чертил на песке бесформенные фигурки и тут же стирал их. — Это из-за Джеймса?

— Да, — коротко ответила Николь.

Не хватало еще сейчас пуститься в выяснение отношений. И что толку? Она устала и огорчена, а сейчас не следует провоцировать ссору. Пускай воображает несуразные, несуществующие вещи, если на него напала такая безрассудная слепота.

— Вы не поладили? — не унимался Генри.

— Мы остались друзьями, но по возвращении в Англию — а я обещала Диане не уезжать, пока не удастся продать «Причал», — я покину его квартиру.

— Ваше любовное гнездышко разорено?

— Его не было вовсе.

Он перевел на нее глаза и выразительно переспросил:

— Не было?

— Нет, — ответила Николь. — Джеймс предупредительно выделил мне персональную комнату в своих апартаментах, когда я была беременна, — терпеливо пояснила она, — но после рождения Джонни энтузиазма у него поубавилось.

— Не нравилось пробуждаться по ночам?

— Еще бы. Он и днем не выносил детского крика, как и развешенных на кухне выстиранных пеленок и распашонок. У Освальдов дома образцовый порядок, а Джонни в любой момент мог выкинуть фортель по первому разряду. Такие детские «оплошности» приводили Джеймса в исступление. Если честно, я собираюсь вообще временно перебраться к папе в Кембридж.

— Временно?

— У меня отложено немного денег, куплю дом в Портсмуте, где сейчас мой брат с женой, и устрою пансионат для отдыхающих — дело выгодное, да и Джонни будет ухожен и сыт, а это для меня важнее всего.

— Значит, Освальдов ты покинула, — резюмировал Генри.

— Незадолго до того, как приехала сюда.

— Вот уж не ожидал, что ты отречешься от своего приятеля, — пробормотал он.

— Уступив уговорам Освальдов, я поработала некоторое время после родов на четверть ставки, но, хоть убей, не могла сконцентрироваться на делах, ерзала на стуле и поминутно смотрела на часы: как там Джонни без меня?

— Джеймс просил тебя не увольняться из эгоистических соображений: кто еще стал бы с ним нянчиться? Потерять тебя означало лишиться правой руки.

— Ему с непривычки несладко придется одному, — неохотно признала Николь.

— Может, ко всеобщему облегчению, он вообще покинет компанию.

— Вполне реальная перспектива. Насколько мне известно, он посещал курсы художников по интерьеру. Но отец наверняка воспрепятствует ему: что же это за фирма Освальдов, где нет ни одного Освальда, — грустно улыбнулась Николь.

— Должно быть, твой мудрый предок обрадуется такому раскладу. — Генри вспомнил, что овдовевший профессор жил в полном одиночестве.

— Конечно, хотя порой он будет забывать о нашем присутствии, — усмехнулась Николь. — Папочка — большой оригинал. Иногда он совсем не реагирует на перемены во внешнем мире.

— Он не женился вторично?

Николь изумленно вскинула на него глаза — таким нелепым показалось ей это предположение.

— Что ты! Они с мамой были как два попугайчика-неразлучника. И отец верен ее памяти.

— Не в пример моему любвеобильному родителю, — невесело подхватил Генри. — Три жены, моя мать — первая, и вереница легких увлечений. Когда ребенком я навещал его, каждый раз ожидала встреча с «новой тетей».

— Я и не подозревала об этом, — сочувственно сказала Николь.

— Мы были вместе, но о своих родственниках не очень-то распространялись. Говорили о бизнесе, а любовью занимались как бешеные кролики. — Он погладил тыльной стороной руки бархатистую кожу ее плеча. — Это было как ослепительная вспышка.

— Блеск быстро потускнел, — отрезвила его Николь.

— Жаль, что наша связь прервалась так скоро. — Пальцы Генри обхватили ее узкую кисть. — Я не желал этого.

Она окинула его испепеляющим взглядом.

— Очень любопытно. И давно ты сделал это открытие?

— Не иронизируй, пожалуйста. Ты напрасно мне не веришь.

Генри резко обернулся, и их губы встретились. Она попыталась отстраниться, но это лишь ускорило развязку. Казалось, целую вечность длился жадный, неистовый, сладостно пьянящий поцелуй, который сразу же разрушил все преграды. Одна рука Генри легла ей на затылок, другая надавила на талию, так что бедра и самый безымянный уголок ее податливого тела прижались к твердому, как камень, мужскому естеству.

Раздосадованные поклонники часто называли ее холодной и бесчувственной, не подозревая причины: только один мужчина способен завести ее с полуоборота. Такого экстатического взлета ей не испытать больше никогда ни с кем другим.

Он почувствовал, как дрожь пронзила тело Николь, как напряглись кончики грудей. Но откуда ему знать, что за восемнадцать месяцев спячки ее чувственность обострилась запредельно и теперь вырвалась наружу, сметая все на своем пути.

— Ты ведь мечтала об этом? — ласково спросил Генри, не выпуская ее из объятий.

Даже под пытками она не выдаст своих переживаний, не расскажет, как мучительно переживала разлуку, металась от надежды к отчаянию, ждала и терпела.

— А, перестань, Генри, мы поступили правильно, — с горечью сказала Николь.

Он посмотрел на нее, впитывая взглядом чистый лоб, золотистые дуги бровей, прямой точеный носик, припухшие манящие губы… И вновь первозданная жажда соития охватила их. Поневоле опровергая свои слова, она оплела его руками и ногами — захватила в плен и покорилась. А еще через несколько минут, после чудесной эротической прелюдии на еще не остывшем песке, их плоть стала одним целым, как когда-то… совсем в иной жизни.

Он перевернулся на спину, притянул ее к себе, подставил ладони ей под груди.

— Никакого вымысла, — зачарованно произнес Генри.

Ее веки дрогнули.

— Что?

— Я считал эту страсть плодом своей фантазии.

— Вот как?

— Я заблуждался, мы не должны были расставаться.

Внезапно насторожившись, Николь обернулась в сторону своего коттеджа.

— Какого черта! — протестующе проворчал Генри.

— Джонни, кажется, проснулся. — Она вскочила на ноги, отряхнула налипшие песчинки с шортов. Следом нехотя поднялся и Генри.

Что же она наделала? Поддалась зову плоти, оттого что давно не было мужчины рядом, или просто плыла по течению, позабыв данные себе обещания? Она ведь зареклась пускаться в подобные авантюры. Неужели собственные ошибки ничему ее не научили? А как насчет твердого намерения держать Генри на расстоянии вытянутой руки?

На этот раз они отчетливо услышали приглушенный детский плач.

— Похоже, пупсик проголодался, — заметил Генри, когда малыш снова жалобно запищал.

— Навряд ли. Он иногда просыпается, пугается и начинает плакать от одиночества. Мне надо идти.

— Я провожу тебя. — Генри перекинул полотенце через плечо, подхватил трость и отправился за ней. — Нам было хорошо вместе, — сказал он.

Николь недоуменно посмотрела на него.

— Ты о чем?

— Помнишь ту ночь в Ньюкасле? Мы…

— Можешь не продолжать, у меня отличная память, — перебила его Николь.

Как и о «той ночи в Ньюкасле», он пожалеет о сегодняшней сцене на пляже. Им так же руководила похоть — что ж, теперь самое время удрать и забиться в щель.

Крики Джонни участились и звучали все громче по мере приближения к коттеджу.

— Как бы он горло не сорвал, — высказал опасение Генри.

— Спокойной ночи! — Николь захлопнула за собой дверь.

Пройдя через гостиную, она оказалась в смежной комнате. На низком комоде стоял абажур, освещая детскую комнату: малыш протяжно, взахлеб кричал.

— Все в порядке, котик, — нежно сказала Николь. — Мама с тобой.

Она наклонилась и взяла его на руки. Ребенок еще раз всхлипнул и затих. Она укачивала его, тихо напевая, потом чмокнула в носик и положила обратно в кроватку.

— А теперь — спать, — прошептала она, но Джонни раскрыл глазки и захныкал.

Николь опять прижала его к груди и тут ощутила на себе чей-то взгляд: в дверях стоял Генри. От неожиданности у нее едва ноги не подкосились.

— Чего тебе? — раздраженно бросила Николь.

— Я только хотел сказать, что, если завтра ты собираешься прийти…

Внезапно Генри умолк и застыл на месте. Он представлял себе некоего изнеженного, беспомощного младенца, но малыш-то, оказывается, что надо! Кроме того, у Джеймса Освальда русые волосы, а у Джонни — темненькие… как и у него самого.

— Когда он родился? — тихо спросил Генри.

У Николь душа ушла в пятки, было ощущение, что каждый нерв натянут как струна. Тем не менее за долю секунды она успела все взвесить — нужно сказать ему сейчас же.

— Девять месяцев…

Он уставился на ребенка, потом посмотрел ей в глаза — и сомнений не осталось: это правда.

— О Боже, — простонал Генри. — Он мой!

Николь отвела глаза.

— Да.

Словно лунатик, в полной отключке, он медленно направился к детской кроватке, но молчание длилось недолго.

— Почему ты не сказала? У меня есть сын, а ты девять месяцев разыгрывала кретинскую мелодраму. Какого дьявола?! — гневно обрушился Генри.

Громовые раскаты его голоса напугали малыша, и он разревелся.

— Тише, милый. — Николь погладила мальчика по головке. — Но я ведь известила тебя, — возразила она горячим шепотом. — Я написала письмо, потом дала телеграмму.

— Не получал я ничего!

— Ты не мог выбросить их не прочитав?

— Совсем рехнулась?!!

— И тем не менее я посылала их. Шшш… — Она взяла Джонни из кроватки и нежно прижала его к себе. — Первое я отправила…

— Оставим это, — отрезал Генри. — Лучше поговорить на свежую голову. Жду тебя утром на вилле. Вместе с моим сыном, — добавил он, переступая через порог.