В добавление к традиционной сервировке в ресторане соорудили «шведский стол». На кухне в жаровнях дымились горячие закуски. Николь поминутно поглядывала на часы: куда запропастился этот несносный Поль? К «Причалу» подкатил туристический автобус, до ее слуха доносилось щебетание дамских голосов, но легкомысленный бармен отнюдь не торопился на выручку Николь и Луизе, которые, будто заводные, сновали с подносами из кухни в зал и обратно.

В Блэк-Ривер бросил якорь белоснежный красавец-теплоход, и около тридцати пассажиров примкнули к экскурсии по окрестностям, тем самым обеспечив ресторану аншлаг. Официантки едва поспевали выполнять распоряжения Дианы, а по милости Поля им придется, помимо всего прочего, готовить и подавать коктейли.

— Наш казанова пропал бесследно, — сказала Николь своей компаньонке.

Луиза шустро убирала целлофановые салфетки, прикрывавшие фаянсовые салатницы и блюда с пирожками.

— Немудрено, пунктуальными в одночасье не становятся.

Глубокомысленные слова девочки сопровождались такой обезьяньей гримаской, что Николь прыснула со смеху. Она уже собиралась поприветствовать гостей, как вдруг из кухни послышался мужской голос.

— А вот и он наконец! — облегченно вздохнула Николь и приготовилась строго отчитать провинившегося бармена, но, распахнув двери, столкнулась с Генри.

— Здравствуй. — Увидев ее, он ласково улыбнулся. — Я загорал на пляже и учуял запах кэрри; вот уговариваю Диану приберечь для меня миску побольше.

— А она, разумеется, согласна предоставить тебе хоть целый чан?

— Что верно, то верно, — засмеялась Диана.

Он мог бы попросить благодарную хозяйку «Причала» о чем угодно, как, впрочем, любую другую представительницу прекрасного пола, и прежде всего Николь. В глубине души она не жалела о том, что уступила ему. Надо признать, радость была обоюдной, но нельзя допустить, чтобы это повторилось: она забаррикадировалась в слишком хрупкой скорлупе.

Вчерашний день прошел в пугливом ожидании, Николь вздрагивала от каждого шороха— и напрасно: Генри погулял с Джонни, заказал обед и был неизменно дружелюбен с ней. Николь уснула в своей постели, успокоенная тем, что он принял правила игры, и в то же время разочарованная…

— Где мой маленький ковбой? — осведомился Генри.

— На веранде, в манеже.

— Ты проверяешь его каждые десять секунд?

— Каждые пять, — с улыбкой отозвалась Николь.

— Сегодня Генри в отличном расположении духа, — удовлетворенно заметила Диана.

— Я и чувствую себя превосходно.

С того самого дня, как Генри выписали из госпиталя, у него вошло в привычку неподвижно сидеть по вечерам в одиночестве, потягивая виски, но в последнее время он предпочел спиртным напиткам минеральную воду. В Кинге-Хаусе в его распоряжении имелась замечательно подобранная фонотека, и Генри разыскал диски с записями любимых исполнителей — рок-музыкантов конца пятидесятых — начала шестидесятых. А в рабочем кабинете он откопал на стеллаже томик Сомерсета Моэма и с удовольствием перечитал «Театр» и «Луну и грош». Давно уже он не испытывал такого оптимизма и такого ощущения покоя.

Но его сознание, убаюканное ностальгической музыкой и чтением, то и дело будоражили мысли о Николь. Она была единственной женщиной, которой он предлагал руку и сердце, только с ней создание семьи казалось возможным и желанным. Когда в аэропорту их так естественно приняли за супружескую пару, Генри был горд и счастлив.

Теперь он подчеркнуто по-дружески обращался с Николь, а сам подспудно мечтал заполучить ее сердце, душу, тело…

— Я приняла тебя за Поля, — призналась она. Из ресторана доносился грохот отодвигаемых стульев и топот десятков ног. — Он словно сквозь землю провалился, и совершенно некому распоряжаться в баре.

— Думаю, я вполне могу справиться с этой задачей.

— Ты? Но… ты даже не знаешь наших расценок! — схитрила Николь. Не хватало еще, чтобы он сковырнулся и выронил поднос с бокалами, вызвав всеобщее сочувствие или насмешки.

— Посмотрю в меню, а при случае позову на помощь тебя. — Он не стал слушать дальнейшие возражения и вооружился блокнотом и ручкой.

Пока Николь обслуживала первый столик, Генри изучил запасы Поля и обнаружил прейскурант, пришпиленный с внутренней стороны к стойке бара.

— Господа, рекомендую вам лучшие вина на побережье! — провозгласил Генри, привлекая внимание посетителей.

Мужчинам пришлось по вкусу привезенное из Англии бочковое светлое пиво «Монарх», женщины выбирали сухие и сладкие вина. Гости восхищались кулинарным искусством Дианы, а некоторые гурманы изъявили желание лично поблагодарить виртуозного повара. На десерт Николь и Луиза подали спелые ярко-желтые бананы, кокосовый пирог с шоколадным кремом и лимонный шербет. Дебют Генри удался на славу, он лавировал между столиками, ловко оперируя бутылками, стаканами и фужерами.

Николь со все возрастающим беспокойством поглядывала на возлюбленного. Уж очень большую ответственность он на себя взвалил. Случись что — вот потеха-то будет этим развеселым туристам. Только бы обошлось, про себя молила Николь.

— Мама, мамочка, смотри! — раздался звонкий детский голосок, принадлежавший белокурой девочке лет шести. Она уже дважды успела переполошить всю компанию, сначала заприметила ползущую по стволу пальмы ящерицу-геккона, а потом по залу со свистом пролетела жужелица. Каждый раз туристы как по команде оборачивались на ее пронзительный крик и снисходительно улыбались.

Сейчас неугомонный пальчик этого коварного создания указывал на Генри, подошедшего с подносом к соседнему столику. Внутри у Николь все похолодело, когда она увидела выражение его лица.

— Мама, ты видишь, какая у дяди нога? — не отставала упрямая девчонка.

— Да, солнышко, — пробормотала смущенная женщина, покраснев до корней волос. — Кушай свое мороженое.

— Но это…

— Джулия, замолчи сейчас же! — грозным тоном потребовал отец девочки, сдвинув брови, отчего очки съехали ему на нос.

— Но ведь она гадкая, гадкая! — истерически взвизгнула Джулия.

Взгляды присутствующих устремились в одну точку, а Генри выпрямился и будто прирос к месту. Родители Джулии от стыда не знали куда деться. Ну почему дети не умеют говорить тихо? Николь порывалась обнять Генри за плечи и увести подальше отсюда.

— На вид гадкая, а на самом деле волшебная, — сказал вдруг он, улыбаясь маленькой шалунье.

Девочка завороженно уставилась на него ангельскими голубыми глазками.

— Как это? — недоверчиво спросила Джулия.

— Она отплясывает чечетку сама по себе.

— Не может быть!

— А ты посмотри. — Генри поставил поднос на стол и несколько раз притопнул ногой, опуская поочередно то пятку, то мысок. Клик-клак! — отстукивали его сандалии по деревянному полу.

— Вот здорово! — Джулия захлопала в ладошки. — Она действительно волшебная.

— А может быть, и твоя ножка такая же. Хочешь попробовать?

— Конечно! — пискнула малышка и, соскользнув со стула, встала рядом с ним.

Генри показал ей движения, и Джулия почти сразу их запомнила и уловила ритм.

— Да, да, у меня тоже так получается! — захлебываясь от восторга, восклицала проказница.

Генри наклонился к девочке, что-то прошептал ей на ушко, и они синхронно раскланялись, вызвав шквал аплодисментов. Николь просияла: ему блистательно удалось превратить каверзную ситуацию в забавную шутку…

— Не устроить ли в нашем заведении кабаре? — обратилась к нему за советом Николь, когда час спустя они проводили экскурсантов. — Сегодня мы собрали рекордно высокие чаевые, надо попробовать в следующий раз станцевать канкан.

— Дерзай. Если в ресторан ненароком забредет искатель талантов, кто знает — может, ты вскоре будешь участвовать в шоу на Бродвее, но уж это, пожалуйста, без меня. А теперь с твоего позволения я хотел бы получить обещанную порцию кэрри.

Джонни плескался в детской ванночке в окружении игрушечных утят, тюленя и дельфина. Николь, стоя на коленях, намылила ему головку шампунем, протерла грудь и спинку мягкой мочалкой. Недавно Генри расспрашивал, в какое время она купает ребенка, поэтому короткий звонок в дверь возвестил, очевидно, о его приходе.

— Входи! — крикнула ему Николь, и через несколько секунд его высокая фигура появилась на пороге маленькой ванной комнаты, выложенной розовым кафелем.

— Не возражаешь, если я пошпионю за вами?

Она чуть подвинулась, освобождая место рядом с собой. Генри присел на корточки и как бы невзначай задел ее плечо. От этого прикосновения словно электрический разряд пронзил ее тело, и где-то внизу живота резко сократилась потаенная мышца. Николь вся напряглась, пытаясь удержать это ощущение внутри и не позволить ему отразиться на лице.

— У этой посудины скользкое дно, подержи Джонни, чтобы он не опрокинулся на спину, а я пока достану его одежду.

Николь открыла бельевой шкаф и вытащила чистую пижамку… Сейчас малыш заснет, и тогда… Она до крови закусила губу. Тогда главное — не терять самообладания, найти подходящую отговорку и распрощаться.

Генри обеими руками поддерживал ребенка в горизонтальном положении, и мальчик по-лягушачьи перебирал ручками и ножками. У Николь защемило сердце при виде его блаженной рожицы. Пожалуй, ей следует снова обсудить с Генри перспективу семейной жизни. На карту поставлена судьба Джонни, и, если уж на то пошло, брак не обязательно зиждется на беззаветной любви мужа к жене.

Бэби взмахнул ладошками и шлепнул по воде, так что брызги фонтаном ударили Генри в лицо, намочили футболку.

— Ты маленькое чудовище! — Он встряхнул головой и засмеялся.

— Достаточно, не стоит будоражить ребенка перед сном. — Николь со смехом протянула ему полотенце. — Вытри-ка его.

— Хорошо, только покажи мне, как это делается.

— О'кей, для начала…

— Ты уверена, что я справлюсь? — запротестовал Генри, когда она вручила ему присыпку и памперс.

— Это не такая уж сложная процедура. Да ты вспотел от усердия!

— Еще бы. — С горем пополам он наконец облачил сынишку в пижаму. — А теперь — марш в кроватку.

Джонни протяжно зевнул, широко разинув ротик.

— Будь добр, покорми его. — Николь надела на бутылочку соску.

— Поздно, — прошептал Генри.

Ребенок закрыл глазки и дышал тихо и ровно.

— Похоже на то, — согласилась Николь. — Но он голоден, не дай Бог проснется посреди ночи…

— Боишься, что барабанные перепонки лопнут от оглушительных воплей?

— Я принесу его к тебе, готовься морально. — Она уложила Джонни в колыбель, наклонилась и поцеловала в лобик. — Похоже, он крепко проспит всю ночь: умаялся, бедняжка. — Николь вошла в гостиную и в замешательстве остановилась у порога: Генри, полураздетый, в одних брюках вальяжно развалился на софе. — Твоя футболка совсем промокла?

Он медленно покачал головой.

— Ничего подобного. — Молниеносный бросок— и он очутился с ней лицом к лицу, цепко обхватил тонкие запястья. — Я надеялся, что ты последуешь моему примеру.

Николь трясло как в лихорадке. Генри перешел в наступление внезапно, обороняться бесполезно. Огненный закат ворвался в комнату и омыл его гладкую кожу цвета темного меда. Сумерки на Маврикии — редкостное зрелище, им отведен недолгий срок, но в каждой из этих минут сосредоточена вечность.

— Нет, — пролепетала Николь. Однако в предательской интонации ее голоса вместо отказа прозвучал призыв.

— Желание сильнее тебя, и это кажется унизительным, верно? Не мучай себя, детка, иди ко мне. — И Генри нежно, но настойчиво увлек ее за собой в спальню.

Он поднял руки Николь над головой и стянул с нее кофточку. Она скинула шорты, волнуясь, словно делала это впервые в жизни, потом расстегнула пояс и молнию на его брюках. Скрытый под покровами элегантной одежды подлинный наряд Адама обозначился во всей своей первозданной красоте, и теперь Николь зачарованно смотрела, как напряглись мускулы на его груди и плечах. Неукротимая, всепоглощающая страсть вспыхнула в серых глазах Генри.

— Зря я думал, что смогу держаться от тебя подальше.

Николь невольно застонала от беглых, опаляющих поцелуев, которые в сладострастном вулканическом ритуале призывно и властно подчиняли себе ее плоть. Генри жадными губами ласкал манящие лепестки ее сосков, и Николь, забывшись в слепящем экстазе, впилась ногтями ему в спину, бессознательно стремясь пробудить самые стихийные, самые необузданные начала.

Тела их сплетались теснее, теснее, стремительно обретая единый ритм. И когда Генри в неистовом исступлении вошел в нее, Николь впервые ощутила, что перед ней открылся тот таинственный, невыразимый мир небытия, где человек, мужчина, Адам обретает свою женщину, жизнь, Еву…

А на рассвете Генри заявил, что пришла пора раскрыть «маленький сюрприз». Если бы не было этой ночи, Николь могла бы по обыкновению насторожиться. Мало ли на что способен столь непредсказуемый эксцентрик? Но сейчас она лишь сладко потянулась — так восхитительно спокойно было на душе.

— Знаешь ли, — многозначительно начал Генри, — я по натуре подлинный символист.

— Ого… — протянула Николь с безобидной иронией. — Вот уж не предполагала, что ты падок на эстетство.

— Шуточка не по адресу, — слегка надулся он. — Ты прекрасно понимаешь, что я — человек дела. Меня совсем не шокирует словечко «делец». И к Блэк-Ривер я причалил не для того, чтобы тратить время на пустые сердечные терзания.

— Ах так! — ущипнула его Николь. — Что-то ты не в меру деловит после занятий любовью. Смотри, как бы нам опять не поссориться.

— Можешь ссориться со мной сколько угодно, — снисходительно заявил Генри. — Но отныне мы никогда не расстанемся. Слышишь? Я клянусь перед Богом и людьми… Лично с меня хватит прошлого разрыва.

Николь зарылась в подушки, чтобы он не заметил, сколько счастья даровало ей это признание. Нельзя же сразу раскрыться, показать ему всю глубину своей привязанности, своей любви.

— Это и есть твой сюрприз? — кокетливо уточнила она.

— Пока что я назвал причину, — с интригующей интонацией произнес Генри. — Есть, впрочем, и некое следствие, чисто делового характера.

— Готова выслушать вас до конца, мой повелитель, — улыбнулась Николь. — Но соизвольте поторопиться. Скоро проснется Джонни и…

— Не надо фантазировать, миссис Донэм. — Генри остановил ее величественным жестом. — Я не хуже вас знаю, во сколько обычно начинает бодрствовать мой сын и пока еще единственный наследник.

— Значит, сэр Генри намерен на полную катушку плодиться и размножаться… — проворковала Николь. — Не самое плохое желание. Но пора бы наконец причалить к символу.

— Да на здоровье… — Генри нежно привлек ее к себе. — Первый наследник получит в подарок «Причал» на память о чудесном воссоединении своих родителей.

— Как? — изумилась Николь. — А Рутберг?

— Наш колбасник еще не знает, кого позавчера назначили генеральным директором «Корсара»… — Генри с наслаждением потянулся. — Этот пижон по струнке у нас будет ходить.

— А ты и в самом деле «подлинный символист»! — залилась серебристым смехом Николь. — Но с делом еще не покончено. Пока Джонни спит…

— …мы займемся самым главным делом! — обрадовался он, словно мальчишка.

— Странно, но раньше у нас не было ни одной такой ночи. Даже и близко… Правда? — прильнула к нему Николь.

— Нечто восхитительное и неправдоподобное. Без чего я уже не смогу жить. — Он благоговейно заглянул в бездонные, русалочьи глаза.

— Я твоя и всегда принадлежала только тебе, — прошептала Николь, чувствуя, как пламя безоглядного желания вновь проникло в ее кровь.