Войдя в незапертую дверь, Адриана остановилась на пороге.

— Добрый день! — крикнула она вглубь дома.

Тотчас из внутренних помещений появилась молодая женщина. Она, облегченно вздохнув, проскользнула мимо Адрианы на крыльцо. Та со слов матери Дезире и самой девушки уже знала, что это не сиделка, а всего лишь соседка, которая милостиво согласилась временно поухаживать за больным.

— Он там, — махнула она в сторону одной из комнат и, закутавшись в теплую шаль, не оборачиваясь, побежала прочь со двора.

Адриана заперла за ней дверь и нерешительно отправилась к господину Беннетту.

Тот не моргая уставился на свою «племянницу», внимательно рассматривая ее.

«Не красавица, — подумал он, — мои девочки были гораздо миловиднее. Нос, как клюв у хищной птицы. У моих носики были маленькие, тоненькие, а губки пухлыми. А у этой сжаты в тонкую нитку. А волосы… Хоть и светлые, как у моих дочек, но свисают паклей из-под капора, а у тех вились мягкими локонами вокруг лица. Вон и дылда какая, к тому же тощая. Даже плащ не скрывает ее худобу. Мои девочки были не высокие, но и не маленькие, в самый раз. И пухленькие, хотелось прижать их к себе, и тискать, и тискать в объятьях. А об эту жердь, удариться побоишься».

Он также обратил внимание на не по-женски крупные руки «своей племянницы», которая длинными пальцами с неухоженными ногтями нервно теребила котомку. Скорее всего, у нее были и мозоли на ладонях, решил он. Его же девочек не обременяли тяжелым трудом, не заставляли работать по дому — их ручки с аккуратными ноготочками, нежные, мягкие, могли только дарить ласку. Он посмотрел и на ноги девушки, скрытые длинной, до пола, юбкой, из-под которой торчали лишь носки грязных сапог. Его дочки носили платья до колен, позволяя окружающим любоваться их стройными икрами и лодыжками. А у его племянницы, скорее всего, ноги тонкие и кривые, раз она никому их не показывает. И ходили его девочки, не ходили, а порхали. А эта протопала к нему в комнату, как мужлан.

Их открытых глаз господина Беннетта потекли непрошенные слезы — краше его девочек в округе никого не было. Не зря графу они понравились. Либо одна, либо другая обязательно стали бы его супругой. А теперь…

— Ну-ну, — проговорила Адриана, подходя к больному. Она бросил котомку на стоявший возле кровати стул, схватила с его спинки полотенце и ласково провела им по еще неморщинистым щекам господина Беннетта, вытирая влагу.

Адриана не попыталась говорить на тон или на два выше, стараясь во всем походить на Дезире — у нее ко всему и голос был достаточно низкий. Зачем? Можно как-нибудь забыться. А так пусть окружающие думают, что у племянницы господина Беннетта не только крупные по-мужски руки, но и приятный женский басок. Она не поняла, отчего ее больной заплакал сильнее и горше. А тот всего-навсего вспомнил, какие голоса были у его дочек — высокие и звонкие, как журчание ручейка в летний зной.

— Все будет хорошо, — сказала Адриана, повесив полотенце снова на спинку стула, когда поток слез прекратился.

«Ничего не будет уже хорошо, — мрачно подумал господин Беннет и тяжело вздохнул. — Ничего. Никто не вернет супруге разум, не воскресит моих девочек. Да и со мной все кончено. Кому нужен немощный старик?»

— Вы еще не старик, — словно прочитав его мысли, возразила Адриана. — Поправитесь, встанете на ноги. Женитесь на молодой и красивой. Она вам нарожает еще деток. А убийц ваших дочек я…

Адриана чуть не проговорилась. Она сразу засуетилась — стала поправлять якобы сбившееся одеяло.

— Прибыл посланник бургомистра, он с этим делом вмиг разберется, и все виновные будут наказаны.

Больной прикрыл глаза, соглашаясь с ней. Или просто устал…

Адриана посидела еще немного возле больного, когда ей показалось, что тот заснул, отправилась изучать хозяйство, управляться с которым её придется некоторое время.

Куры, гуси, индюки, козы, овцы — самая обычная живность для деревни — квохтала, гоготала, блеяла и мекала на заднем дворе. Ничего необычного Адриана не заметила — птица и скотина накормлена, козы подоены, хлева и загоны вычищены. В общем, все, как везде.

Не поленившись, она заглянула в довольно большой сарай. Маслобойка, которая обнаружилась там, похоже, работала совсем недавно, буквально вчера или позавчера — упавший на деревянный пол сарая жмых еще не подсох и пах свежим подсолнечным маслом.

— А до трагедии семья не бедствовала, — хмыкнула Адриана. — Интересно, а кто последний раз масло отжимал? Не соседка же…

Надо с ней поговорить, решила она. Да и повод к тому же имелся — больной, кроме всего прочего, еще и не говорил, то ли не хотел ни с кем общаться, то ли онемел с горя…

— Вам кого? — женщина постарше, но сильно похожая на ту, что выскочила от господина Беннетта, перегородила Адриане дорогу.

— Я Дезире Беннетт, — проговорила она со слащавыми интонациями в голосе, — приехал… ла ухаживать за дядей и хотел… ла бы поинтересоваться, как ухаживать за больным. Он же не разговаривает.

Тяжело сразу переключиться говорить о себе только от женского имени.

— Филомель! — прокричала вглубь усадьбы женщина голосом, мало отличающимся от «мужского» голоса Адрианы. — К тебе родственница господина Беннетта, — и добавила: — Сейчас она подойдет.

Девушка не заставила себя ждать — появилась сразу. При первой их встрече Адриана даже не успела разглядеть ее — девушка-птичка с мелкими чертами лица и острым, как у воробья, носом-клювиком.

— Понимаете, — защебетала она тоненьким голоском, совершенно не похожим на зычный голос ее матери, — по большому счету, я ничем вам не смогу помочь.

— Мне помощь не нужна, — перебила ее Адриана, — я сам… сама справлюсь. Мне нужен совет — чем кормить старика.

— Старика? — мать Филомель рассмеялась, а сама девушка только улыбнулась и смешно сморщила носик-клювик и перестала пальцами нервно теребить передник.

— Хуксу Беннетту нет и сорока, и теперь он завидный жених. Советую к нему присмотреться, — добавила женщина и скептически окинула взглядом долговязую фигуру Адрианы.

— Но я же родственница по крови: мой дядя и отец — братья, — пробормотала та в ответ неопределенно.

— И что с того? — покачала головой женщина и отошла от них, оставив дочь беседовать с приезжей.

— Матушка спит и видит, что я стану новой супругой господина Беннетта, — прощебетала почти шепотом девушка.

— Беннетты так богаты? — кокетливо выгнула бровь Адриана, словно и сама заинтересовалась состоянием мнимого родственника.

Филомель неопределенно пожала плечами:

— На наряды для дочек они не скупились — это было. А в остальном были, как все.

«Но маслобойка у них все же имелась, которой продолжает кто-то пользоваться без ведома хозяина, — хмыкнула про себя Адриана. — Больших денег стоит купить такую новую. На домашнем хозяйстве не заработать».

Про супружество с еще неовдовевшим господином Беннеттом с Филомель она успеет переговорить, но сейчас надо выяснить, как за больным ухаживать.

— Он почти ничего не есть, — прощебетала девушка, заметив, что ее мать снова возвращается к ним. — Много не готовьте. Совсем помаленьку. Придется долго уговаривать, чтобы накормить его…

Вот это посоветовала.

Адриана запустила пятерню себе в волосы и почесала голову, а потом резко убрала руку, когда заметила, что на нее недоуменно смотрят Филомель и ее мать, — она совершенно забыла, что милые барышни так не делают, боясь попортить прическу. Придется избавляться от еще одной «вредной» привычки и некоторое время походить в капоре, который она зачем-то сняла, когда пошла во двор. Да и вообще, надо постоянно теперь помнить, что она не Адриана Кермит, посланник бургомистра, а Дезире, племянница господина Беннетта.

— Спасибо, — она вежливо поклонилась. И отправилась к себе.

По крайней мере, ясно одно, что за плохую стряпню по шее ей не дадут и тарелкой в нее не запустят. Будет готовить для себя и этой же едой потчевать господина Беннетта.

«Как все… Как все…», — крутились в мозгу сказанные слова Филомель. Надо с ней непременно подружиться и немного посплетничать о дочках лежачего больного, а еще лучше с ее матушкой, решила Адриана. Что-то тут не так, как у всех. И с Дезире надо обязательно поговорить, девушка внимательная, сообразительная, может, уже чего заметила или узнала. Но она придет к ней только завтра…

На ужин Адриана отварила пару яиц всмятку и приготовила овсянку. Сама она ее не очень любила, но больному такая еда, на ее взгляд, показалась подходящей.

— А теперь мы съедим ложечку за маму, — произнесла Адриана ласковым голосом.

Она присел на стул рядом с кроватью, а на низенький переносной столик поставил тарелку с кашей. Перед началом трапезы она протерла влажной тряпицей руки Хукса Беннетта. А вдруг он сам захочет ложку в руках подержать?

Но тот даже не повернулся на ее голос.

— Я думаю, — произнесла Адриана назидательно, — что ваши дочки смотрят на вас с небес с укоризной, и им не нравится, что их отец изводит себя голодом. Они этого не одобрили бы.

Ей показалось, что больной всхлипнул. Но, во всяком случае, он повернулся в ее сторону и слегка приоткрыл рот.

— Ну, вот и прекрасно, — обрадовалась Адриана. Она подцепила ложкой овсянку и поднесла к губам больного…

В дверь осторожно постучали…

Пришлось прервать ужин и идти встречать незваного гостя.

На пороге стояла девушка-птичка Филомель.

— Помощь не требуется? — спросила она, потупив взор. Ее руки нервно теребили край передника.

«Матушка послала, — усмехнулась про себя Адриана. — Опасается, как бы выгодный жених не обратил свой взор в сторону другой девушки».

— Проходи, — распахнула она перед ней дверь. — Сейчас докормлю старика, а затем вдвоем вымоем его и уложим спать.

— Вымоем? — совершенно откровенно испугалась Филомель.

— Конечно, — невозмутимо ответила Адриана. — Гигиена для лежачих больных — прежде всего.

— Но он мужчина! — вскрикнула Филомель и испуганно попятилась к двери.

— И что с того? — не поняла ее Адриана. Ей казалось, что такие вещи вполне взрослую девушку смущать не должны были.

— Я не смогу прикоснуться к его обнаженному телу!

Казалось, она готова упасть в обморок от одной только мысли, что ее нежные девичьи руки будут мыть мужское тело.

— Я сам… сама все сделаю, — согласно кивнула Адриана, слегка ухмыльнувшись. — А ты в качестве помощи перестелешь постель, нагреешь воды и заваришь травы.

— А трава зачем? — удивилась Филомель.

— Потом чайку с тобой попьем, — ответила Адриана, — когда после купания уложим спать господина Беннетта…

Не успела она запереть дверь за Филомелью и обдумать все, что та поведала ей за вечерним чаем, как латунный дверной молоток снова стукнул по своей наковаленке, оповещая о новом визитере.

Не спрашивая, кто там, а надо бы, будь она, действительно, молоденькой девушкой, Адриана распахнула входную дверь и улыбнулась, завидев на крыльце Дезире, наряженную в ее мужское платье. Она невероятно обрадовалась приходу девушки.

— Проходи, — Адриана втянула ее за руку внутрь дома. — Я угощу тебя чудесными пресными лепешками, оставшимися от ужина. А ты расскажешь мне все, что удалось разузнать, и за разговором научишь печь хлеб.

— С изготовлением настоящего хлеба даже не связывайся, — Дезире тоже не смогла сдержать улыбку, взглянув на Адриану, подпоясанную передником. В походном плаще поверх ее платья она смотрелась не так нелепо. — В деревне имеется пекарня. Там пекут такой вкусный хлеб и такие замечательная булочки, что я, не удержавшись, за ужином умяла целых три, причем со сливочным маслом. Представляешь, они были испечены еще утром, но до самого вечера оставались мягкими и ароматными, как будто только из печи. Если так и дальше пойдет, то к концу твоего расследования я стану на шарик похожа.

Она по-девичьи элегантно скинула на руки Адрианы ее дождевик и легко прошла на кухню — ни одна половица не скрипнула под ее легкой поступью. Следом за ней протопала Адриана, искренне удивляясь, как ей удается так тихо ходить до деревянному полу.

— Надеюсь, нас не сильно побьют, когда подмена раскроется, — серьезно произнесла Дезире, по-хозяйски наливая и себе, и Адриане чаю. — Зря я согласилась на эту авантюру. Ты уедешь, а мне придется остаться здесь еще, пока родители не соизволят либо забрать дядю к себе, либо снова нанять ему сиделку.

— Да, кстати, — Адриана поставила на стол свою чашку с чаем, — надо обязательно переговорить с теми женщинами, что ухаживали за господином Беннеттом раньше. Узнать, почему они отказалась делать это и дальше.

Дезире кивнула, соглашаясь, — ее и саму мучал этот вопрос. Может быть, посланнику бургомистра они охотней расскажут об этом, чем Дезире Беннетт, которая теперь ухаживает за больным вместо них. Девушка взяла с тарелки лепешку и, откусив небольшой кусочек, запила его чаем.

— Не люблю пустой чай, — улыбнувшись, ответила она на насмешливый взгляд Адрианы, — хоть сухой кусочек хлеба, но в рот обязательно что-нибудь надо положить. А у тебя получились такие вкусные лепешки. А тарелки, на которые ты их выложил, кстати, из тонкого дорогого фарфора. Не в каждом богатом доме на таких простому гостю лепешки поднесут.

— Не пропадать же скисшему молоку, — как настоящая рачительная хозяйка, нарочито громко с выражением произнесла Адриана и приложила палец к губам.

Ей показалось, а, может, и не показалось вовсе, что скрипнули половицы под чьими-то осторожными шагами, словно кто-то прокрался к кухне и пытался подслушать их разговор.

Дезире вытянулась в струну. По ее напряженной позе Адриана поняла, что и ей почудилось, что по дому кто-то ходит.

Бесполезно подскакивать и пытаться схватить за руку этого кого-то. Он исчезнет быстрее, чем Адриана добежит до двери, да и демонстрировать не стоит, что они услышали чьи-то шаги — у нее будет время, чтобы выяснить, кто это был. А пока они продолжат с Дезире пить чай и разговаривать о том, что произошло с хозяйскими дочками, ведь именно для этого пришел в дом господина Беннетта посланник бургомистра.

— Я провожу вас, — предложила Адриана, когда Дезире собралась уходить.

Та покачала головой — если за ними следят, то им надо быть вдвойне осторожными.

— До калитки, — добавила Адриана. — Надо проверить, надежно ли заперты ворота.

Дезире понимающе кивнула — если их можно легко подслушать в доме, то на улице вряд ли удастся это сделать, оставаясь незамеченным.

Адриана специально не стала брать с собой фонарь, чтобы привыкшие к темноте глаза заметили любое шевеление и в доме, и в ближайших к калитке кустах.

— Мне страшно, — прошептала Дезире, поежившись.

— Не стоит бояться, — попыталась Адриана ее успокоить. — Вам, как посланнику бургомистра, ничего не угрожает. А вот племяннице господина Беннетта следует поостеречься, — произнесла она назидательно. — Постарайтесь ни себя, ни меня раньше времени не выдать.

Девушка кивнула в ответ.

— Меня беспокоит встреча с неким господином Вульфом Гарсом, с которым я, ну, просто обязана познакомиться, — проговорила Дезире на всякий случай шепотом.

— И знакомьтесь, — невозмутимо, но тоже шепотом ответила Адриана, — раз обязана. Разыграйте эдакого простачка, думаю, у вас получится. Ничего лишнего не говорите. Лучше молчите и слушайте. А еще лучше сразу ведите ко мне.

— Ему есть, что сказать вам, то есть теперь мне. Так сказала его тетушка Казандра Гарс, к которой меня поселил староста.

Адриана нахмурилась, но ничего не сказала — старосте виднее, где должен остановиться посланник бургомистра. Но из-за этого теперь и ей, и Дезире придется быть внимательными вдвойне, чтобы их обман не раскрылся раньше срока. Она интуитивно чувствовала, что в этой истории не все чисто, и девушке может угрожать реальная, а не мифическая опасность. Большей частью именно поэтому она предложил поменяться местами, а не только из-за расследования.

— Поцелуйте меня на прощание в щечку, — тихо попросила Адриана.

Дезире растерялась — обычно парни так поступали, прощаясь, но никак не девушки.

— На вас мои брюки, — прошептала Адриана. — Целуйте смелее. Пусть продолжают думать, что посланник бургомистра мужчина.

И негромко кокетливо рассмеялась своим низким грудным голосом…

— Итак. Что ты имеем? — проговорила Адриана, усаживаясь на стул на кухне и беря в руки чашку с давно остывшим чаем.

Первым делом, простившись с Дезире и вернувшись в дом, она проверил своего подопечного. Тот спал, повернувшись лицом к стене. Его одеяло было подоткнуто и обернуто вокруг ног так, как это сделала сама Адриана. Следовательно, встать с кровати, чтобы подслушать их разговор с Дезире, господин Беннетт никак не мог. Значит, по дому расхаживал кто-то другой. И этого другого надо обязательно поймать с поличным. Через входную дверь проникнуть он не мог, так как после бегства Филомели Адриана тщательно ее запирала, и даже не потому, что кого-то боялась, она давно уже ничего и ничего не опасалась, скорее, чтобы избежать непредвиденных неожиданностей.

Надо искать другой вход в дом, может быть, даже потайной. И этим она займется прямо с утра, после того, как накормит завтраком больного. Это первое.

Второе, Филомель вечером за чаем, как бы невзначай, обронила, что девушки Беннетт не были так уж невинны, как казалось на первый взгляд. Значит, ей следует порыться в шкафах, может, от них что-то и осталось. И вещи смогут рассказать о хозяевах больше, чем окружающие люди.

Третье, Дезире заметила, что повседневная посуда в доме не такая уж и простая. А ведь она взяла ту тарелку из обычного шкафчика с кухонной утварью… «Как все», — сказала Филомель. Но не совсем, как все.

Поутру обязательно следует прогуляться до пекарни и посудачить с тетушками. На новенькую вполне может получиться — кто-нибудь, что-нибудь и расскажет необычное. А там и обычное станет выглядеть совсем в другом свете.

Вульф Гарс… Адриана отчаянно пыталась вспомнить, где слышала раньше это имя, но не смогла, какая-то неуловимо тонкая нить ускользала от нее. Когда заканчивалось одно дело и начиналось другое, не только ее забывали люди, но и она не всегда помнила тех, с кем сводила ее судьба.

Она снова и снова анализировала то, что услышала за прошедший день, пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться и начать расследование. Такова работа посланника бургомистра — больше приходилось думать, особенно в начале расследования, чем делать. Что известно об этом деле? Растерзанные тела девушек, сначала одной, затем, спустя несколько дней, а точнее почти месяц, другой, были обнаружены в лесу недалеко от деревни, но несколько в стороне от дороги, по которой те могли ходить в поместье графа. Вторая, Этки, умирая, попросила о мести.

Что могли делать сестры Беннетт в лесу, где настигла их ужасная смерть, никто ничего вразумительного сказать не смог.

Филонель вообще закатила глаза от ужаса и, избегая подробностей, поведала, что это могли быть только оборотни, которые выходят на охоту в это время года. Она добавила, что люди не настолько жестоки. «Наивная девушка, — подумала тогда Адриана, человеческий мозг в убийствах бывает более изощренным, чем звериный». Она не поленилась и проверила, что смерть младшей из сестер Этки наступила, действительно, в полнолуние. А вот старшая Ситлин погибла за несколько дней до того, как луна вступила в полную силу. Что-то тут не сходилось, либо оборотень был слишком молод и не смог совладать с инстинктами.

Нервы Дезире оказалась более крепкими, и она смогла добавить к тому, что и без того уже было известно Адриане, — лица девушек были обезображены до неузнаваемости, животы вспороты острыми когтями или ножами, а внутренности вынуты или выедены. Опознали сестер Беннетт по одежде и украшениям. Именно потому, что ни одно даже самое тоненькое колечко, ни одна самая крошечная сережка с их тел не пропала, сделали вывод, что это не были обыкновенные грабители.

Адриана еще раз перебрала в уме, что ей было известно о молодых оборотнях, и пришла к неутешительному выводу, что следует вооружаться серебряными клинками и искать логово молодняка в лесу, недалеко от того самого места, где растерзали сестер Беннетт. Похоже, несчастные нечаянно могли увидеть то, то видеть смертным ыло не положено…

Адриана постелила себе постель в комнате, расположенной рядом со спальней больного. Видимо, до него там ночевала предыдущая сиделка. Филонель же сказала, что она долго не задерживалась в доме после наступления сумерек, а сразу отправлялась к себе домой, и возвращалась только тогда, когда рассветало на улице.

Адриана не стала выяснять, почему она так поступала, и без того было ясно, что девушка чего-то опасалась или откровенно боялась. Скорее всего, того, кто бродил по дому. Она у нее обязательно выпытает, что ее так страшило в доме соседа.