– Про Тимофея Кузнецова? – удивилась Ариадна. Честно говоря, такого поворота разговора она не ожидала.

– Про него самого, – ответила Ирина Иосифовна. – Мой знакомый псих пообещал прислать на электронку подробный отчет со ссылками на сканы документов, чтобы не слыть голословным. Но в двух словах это звучит так – Тимофей сразу после окончания колледжа устроился работать в поликлинику.

Ариадна знала об этом и без слов Ирины Иосифовны.

– Они вели прием в паре – психиатр по фамилии Бушко, может, ты слышала о нем раньше, врач так себе, и психоаналитик Кузнецов, твой нынешний работодатель. Один лечил лекарствами, так как у него было медицинское образование и диплом, подтверждающий право выписывать рецепты с печатями, а второй пользовался в своей практике исключительно словом. И поначалу у них все было просто отлично. Тимофей оказался весьма талантливым, он быстро понял, что психоанализ – это не разговор с психоаналитиком, а разговор с собственным бессознательным «я», с которым договориться гораздо труднее. Он мог часами выслушивать пациента, вникать в его проблемы. Нет, не так, – поправилась Ирина Иосифовна. – Он все же был детским психоаналитиком, дети почти ничего не могли ему рассказать о себе – говорили в основном родители, пока их чадо смотрело мультфильмы.

– И что плохого в просмотре мультиков? – удивилась Ариадна. Она не стала упоминать, что и сейчас Тим в своей практике по-прежнему использует тот же метод. Чем можно еще занять детей, когда надо обсудить их проблемы с родителями?

– Ничего, казалось бы… – усмехнулась в трубку Ирина Иосифовна. – Но среди подростков, которые приходили на прием к Бушко и Кузнецову, прокатилась волна самоубийств. Их обоих отстранили от работы, провели расследование, все досконально проверили – ничего, никаких нарушений не нашли. Но сама понимаешь, осадок остался. Ни один, ни второй на работу в поликлинику после скандала не вернулись. И еще был один тонкий момент в этой истории – все дети, лишившие себя жизни, просмотрели накануне со слов родителей один и тот же мультфильм.

– Какой? – непроизвольно вырвалось у Ариадны.

– А вот этого я пока не знаю, – ответила Ирина Иосифовна. – А что есть предположения?

– Какие и откуда? – вздохнула Ариадна. – Я ничего не смыслю ни в психиатрии, ни в психоанализе. И работаю всего лишь помощницей на входе, пытаюсь расположить к себе людей, пришедших на прием со своими проблемами – даже не знаю, что происходит дальше в кабинете. Я просматриваю записи только в том случае, если клиенты записались на повторный прием. Мне их дает сам Кузнецов, – она не стала его называть ни Тимофеем, ни уж тем более Тимом, чтобы не показывать, насколько они близки. – Но вот сегодня меня сильно удивило, что мамочка привела абсолютно больного ребенка. Тому скорее нужен психиатр, он ничего не сможет рассказать психоаналитику о себе, и вряд ли будет смотреть мультики.

– Диагноз? – встрепенулась Ирина Иосифовна.

– Аутизм, – произнесла Ариадна. – Очень, очень интересно, – услышала она в трубку.

– А знаешь, – сказала Ирина Иосифовна, – я узнаю, чем страдали те подростки, которые посещали в поликлинике Бушко и Кузнецова. Но что-то мне подсказывает…

Она не договорила – соединение прервалось. Ариадна тут же набрала свою собеседницу, но ее номер почему-то оказался вне зоны действия сети. Она подождала и снова набрала, и опять безрезультатно.

«А осадок остался», – вспомнила она слова Ирины Иосифовны. С ней происходило то же самое, внутри возникло какое-то неприятное чувство, словно она предавала Тима.

Выключив верхний свет и телефон, Ариадна осталась сидеть в темноте и тишине – ей надо было подумать, поразмыслить над услышанным. Она не могла поверить, что ее милый, обаятельный, харизматичный Тим мог кого-то довести до самоубийства, тем более больного ребенка. Этого просто не может быть.

Ариадна почувствовала непреодолимое желание прогуляться по ночному городу, замерзнуть до дрожи, до клацанья зубами, чтобы потом согреться в горячей ванне и выпить чашку обжигающего чая.

Она не стала даже надевать свитер под легкую куртку, чтобы желание вернуться в тепло, возникло как можно скорее.

Образ чудовища, нарисованный Ириной Иосифовной, никак не вязался с неизменной улыбкой Тима. Что-то тут не так, его оклеветали, но и подружке бабушки она не верить не могла. Проработав с Тимом уже две недели, Ариадна точно знала, что тот никогда не давал советов самому ребенку или его родителям, и это не от высокомерия или позерства. Он прекрасно осознавал, и она видела это по записям, что мир того гораздо сложнее, чем он мог себе представить, и даже сложнее, чем могли себе представить родители, приведшие его на прием. Какие уж тут советы.

Обняв себя руками, Ариадна быстро шла по улице, ей все равно было куда идти – она размышляла о том, что ей сказали, и как теперь с этим ей жить.

Жуткий визг тормозов и отборная ругань выдернули ее из размышлений о Тиме и вернули на грешную землю.

– Совсем ослепла! – закричал на нее молодой мужчина, перемежая слова отборной бранью. – Если тебе жизнь не мила, то лично я из-за тебя не собираюсь в тюрьму! Ты хотя бы налево посмотрела, прежде чем шагнуть на проезжую часть.

– Простите, – сказала Ариадна. – Я… Я просто задумалась.

– Она, видите ли, задумалась… – мужчина никак не мог остановить поток ругательств – он, похоже, перепугался сильнее, чем Ариадна.

– А давайте, выпьем чаю или кофе, – предложила она. – Нам обоим надо успокоиться.

– Что? – опешил мужчина. – Какой чай?

– Зеленый, например, – это мне, чтобы согреться. Ну а вам подойдет ромашковый, чтобы успокоиться, – улыбнулась Ариадна.

– Садись, – мужчина распахнул перед ней дверцу автомобиля.

– Нет, – покачала головой Ариадна, – вам в таком состоянии нельзя за руль. Мы могли бы прогуляться пешком и поискать приличное заведение, где нам подадут то, что надо.

Раньше, она, не задумываясь, забралась бы в машину, да и кафе подошло бы любое. Но только не сейчас – к хорошему привыкаешь быстро, во-первых, а, во-вторых, она научилась ценить себя.

Мужчина истерично расхохотался.

– Стой здесь, – приказал он. – Я только отгоню машину в первый попавшийся «карман», чтобы она не мешалась на дороге…

Небольшой уютный ресторанчик они отыскали довольно быстро. По дороге познакомились, посмеялись над своими именами.

– Вообще-то меня по паспорту кличут Дионис, – хмыкнул мужчина, услышав имя своей спутницы, – но я предпочитаю, чтобы ко мне обращались Филимон. Все звучит человечней.

– Водку будешь? – спросил он, когда официант выложил на столик перед ними меню.

– Буду, – не моргнув глазом согласилась Ариадна. Раньше она никогда не пила водку, почему бы не попробовать? Ей хотелось расслабиться и забыться, не думать о Тиме хотя бы немного. А Дионис по паспорту, а в простонародье Филимон, вполне мог оказаться подходящей для этой цели компанией. Только не перебрать бы.

– Итак, – Филимон наполнил небольшие рюмочки и провозгласил первый тост, – за наше случайное знакомство.

– Где-то я это уже слышала, – скептически поджав губы, хмыкнула Ариадна. – И насколько мне помнится, там плохо все закончилось.

– Пейте-пейте, но не забывайте закусывать, – рассмеялся Филимон. – Уверяю, с нами уже ничего плохого не случится, по крайней мере, не должно.

Ариадна попыталась пить водку маленькими глоточками, но ей это совершенно не понравилось. Тогда, как лекарство, она опрокинула всю рюмку себе в рот и, поморщившись, проглотила. Приятное тепло обожгло горло и упало в желудок – это было именно то, что ей сейчас нужно. Не чай, а именно водка.

– А теперь закуси, – Филимон подал ей на вилке кусочек бекона, скрученный рулетиком. О чем ты думала в тот момент, когда шагнула под мою машину? – спросил он.

– О превратностях судьбы, – ответила Ариадна.

– Только этого мне не хватало, – фыркнул Филимон, снова наполняя рюмки, – превратностей судьбы. И в чем они выражаются?

Ариадна пьяненько посмотрела на него. Кто бы мог подумать, что от одной маленькой рюмки ей станет тепло, а мысли о Тиме куда-то испарятся. И кто из них психоаналитик – Филимон или она? Пусть сейчас побудет он, поморщилась Ариадна. Ей надо хоть перед кем-то излить единожды душу. Человека сводит с ума не событие, которое с ним когда-то произошло и даже не возможность такого события в будущем, человека сводит с ума возможность события, которого никогда не было, и о котором он ничего не знает, кроме того, что оно возможно. Она потрясла головой – или сейчас или никогда. Надо решаться.

– Превратности судьбы, говорите?

Ариадна подняла рюмку и сквозь нее посмотрела на мужчину, сидящего напротив.

– Все в жизни циклично, а старые грехи…

– Знаю, знаю, – перебил ее Филимон. – Не дают спать по ночам. Вы замужем?

– Неправильно, – покачала головой Ариадна. – У старых грехов длинные тени… Не замужем и никогда не была. Но очень хотелось.

– А дети есть?

– Дети?

Дети… Ариадна опустила голову. Ей не хотелось вспоминать об этом. У нее мог быть одиннадцатилетний сын. Лучше не думать об этом.

– Нет, детей у меня тоже нет, – сказала она грустно и залпом выпила рюмку водки, не чокаясь, как на поминках. – Только бабушка, но она меня выгнала из дома. И теперь я одна, совершенно одна. Никому не нужна.

– И именно поэтому ты решила покончить с жизнью под колесами моего автомобиля? – рассмеялся Филимон. Алкоголь подействовал и на него.

– Покончить… жизнь…

Ариадна нахмурилась.

– Я вам не противна? – спросила она. А почему ей не рассказать этому мужчине о том, что произошло с ней много лет назад?

– Нет, – Филимон непонимающе посмотрел на нее.

– Тогда, если вы никуда не торопитесь, не смогли бы провести эту ночь со мной? – предложила Ариадна. Она не спрашивала его ни про жену, ни про детей. Он ей нужен был не для постели – совсем для другого.

Филимон окинул ее непонимающим взглядом.

– Нет-нет, – покачала Ариадна головой. – Мне нужно выговориться перед кем-то. Эта история почти двенадцатилетней давности, которая тянется за мной, как хвост кометы, не дает мне жить сейчас. Что-то типа вагонного разговора со случайным попутчиком – он скоро выйдет и все твои беды унесет с собой, а ты испытаешь огромное облегчение, что никто никогда не попрекнет тебя сказанными в порыве откровения словами.

– А вы не пытались обратиться к психоаналитику? – спросил Филимон. – Это практические то же самое, а может, даже лучше. Правда денег стоит и немалых, но говорят, помогает.

– Нет, – снова покачала головой Ариадна. – И даже дело не в деньгах. Психоаналитик – нет. Он не случайный попутчик, а совершенно конкретный человек, у которого есть друзья, знакомые, коллеги по работе, в конце концов, у него может оказаться помощник или помощница, у которой… Ну вы меня понимаете. То, что хотелось бы сохранить в тайне, в какой-то момент всплывет наружу со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– А случайный попутчик или знакомый, как я, разве не сможет поделиться услышанным с кем-то? А тот дальше? – переспросил Филимон.

– Может, – как ни в чем не бывало отозвалась Ариадна. – Но вы незаинтересованное лицо, вам это ни к чему, обсуждать какую-то случайную знакомую, а которой вы не вспомните уже завтра, ну или будете вспоминать как недоразумение. Да, вы можете поделиться со своим друзьями или знакомыми, что некая девушка по имени Ариадна шагнула на проезжую часть под колеса вашего автомобиля, по чистой случайности, точнее благодаря вашей реакции и отсутствию пешеходов на тротуаре, осталась жива, а потом, напившись водки, несла невесть что, а вы ее терпеливо выслушивали.

– Тогда, может быть, пойдем к вам, – согласился Филимон. – Купим бутылку водки, пока еще отпускают в супермаркетах, чего-нибудь на закусь и…

– Нет, – опять покачала головой Ариадна, – ко мне нельзя, разговора не получится. Нужна нейтральная территория.

– Тогда в гостиницу, – предложил Филимон, протягивая Ариадне руку. – Я до пятницы совершенно свободен.

Она улыбнулась ему в ответ – до пятницы и она совершенно свободна…

Им было глубоко плевать, что о них подумала молоденькая администраторша на ресепшне, когда выдавала ключи от номера – Ариадна собиралась говорить, а Филимон слушать. Как ей хотелось, чтобы он услышал ее бессознательное, помог избавиться от страхов, что преследуют ее. А может, это вовсе и не страхи. Ей хотелось, чтобы Филимон ничего не сказал ей, что он думает по поводу ее рассказа. Надо, чтобы он вообще все время молчал: думать – это вообще не его задача. Ей не нужны его советы, только пусть выслушает и все.

Стола и стульев в номере не оказалось, как, впрочем, и рюмок, зато на прикроватной тумбе стояли граненые стаканы для воды.

Филимон открутил крышку с бутылки, налил водки на самое донышко – ровно на один глоток. В конце концов, они собирались беседовать, а не напиваться. Вскрыл перочинным ножичком, что болтался у него на брелоке с ключами, пакетик с беконом.

– Слушаю, – сказал он, удобно устраиваясь на одной из односпальных кроватей и предлагая Ариадне расположиться напротив него на второй.

– Верхний свет выключи, – попросила она его, а сама протянула руку и включила бра, висевшее на стене. Но интима это не добавило, хотелось погасить весь свет, но пить и закусывать как-то не очень удобно в полной темноте.

Ариадне казалось, как только найдется слушатель, слова сами потекут из нее, но ничего такого не происходило. Она не знала с чего начать.

– Я в детстве попала в аварию, – произнесла она наконец первые слова.

– Догадался, что у тебя это не врожденное, – улыбнулся Филимон. – Сколь лет тебе тогда было?

– Три года, что ли. Я не помню, но бабушка так утверждает, – ответила Ариадна. – Мы пить будем? Сколько можно стакан в руке держать?

– Говорят обычно, что водка скоро закипит, – рассмеялся Филимон – девушка ему понравилась своей непосредственностью, а еще тем, что не задавала глупых вопросов. Поступки, да, она совершала один глупее другого, чего только стоило притащиться сюда, чтобы рассказать что-то там о себе. Он тоже не лучше – сначала чуть не задавил ее, а потом согласился ее выслушать. А что, пусть говорит, ему не жалко. К тому же он, действительно, свободен до пятницы – жена в отъезде, дети у тещи. Он как бы еще и почти холост.

– Меня воспитывала бабушка, – продолжила Ариадна после того, как выпила водку. – Ключница проклятущую делала, – скривилась она, пытаясь заесть горечь кусочком бекона.

Филимон тоже выпил. И сдались ему эти беседы? В супермаркете в корзинку с товаром он кинул упаковку с презервативами на всякий случай и теперь размышлял, как бы их употребить с обоюдного согласия. Он даже приподнялся со своего места, чтобы взять их, но в последнюю секунду передумал и снова уселся на кровати. Что он хорошеньких девушек не видел? Его вдруг больше заинтересовало, что она хочет сказать, но не говорит.

– Меня воспитывали в строгости…

Ариадна, сцепив руки, начала раскачиваться вперед-назад. Филимон снова налил понемногу, он прекрасно видел, что она еще слишком мало выпила, чтобы окончательно расслабится.

– Я уже колледж заканчивала, а продолжала оставаться девственницей…

– Парни у тебя были? – спросил Филимон.

– Были, но у меня с ними до постели не доходило. Я была влюблена в него – создала себе образ идеального мужчины. Но постепенно образ начал подчинять меня и, чтобы избавиться от наваждения, я легла с ним в постель. Но, видимо, звезды неудачно были расположены в тот момент, я забеременела.

– И ничего ему не сказала, – фыркнул Филимон.

– Нет, – покачала головой Ариадна. – В тот вечер или ночь, неважно, у нас был выпускной, и он слегка перебрал. Я его дотащила до общежития, уложила в постель, но не ушла…

Исчез стыд и стеснительность – слова полились как из рога изобилия.

– Я не претендовала ни на что, – продолжила она, – просто хотелось провести ночь с любимым мужчиной. Он… потом исчез, пропал. А я и не искала. У нас у каждого был свой путь, своя жизнь. Вот только спустя одиннадцать с небольшим лет наши пути пересеклись вновь.

– Это не все, что ты хотела мне рассказать.

Филимон взял Ариадну за подбородок и, подняв ее голову, заглянул в глаза.

– Давай, рассказывай уж, раз мы сидим здесь с тобой и пьем водку.

– Налей еще, – попросила Ариадна. – Когда бабушка узнала, что я нахожусь в интересном положении…

– Кто ей рассказал об этом? – спросил Филимон. – Насколько я могу догадываться, не ты сама. Ты предпочла бы молчать до последнего, пока живот не стал бы заметен.

– Не я, – помотала головой Ариадна, – кто-то другой. Меня саму мучает этот вопрос. Я никому не говорила, что переспала с парнем, даже не заикнулась, что у меня с кем-то была близость. Бабушка меня избила – она сломала о мою спину старинный венский стул, и круглой ножкой от него разбила мне губу. Я потратила все свои сбережения, чтобы убрать дефект, оставшийся после аварии в детстве. А она кричала, что я шлюха и, била, и били по лицу, пока губа снова не разошлась. А потом лупила меня по ногам и тыкала ножкой от стула в живот. Я не помню, как вырвалась и убежала. Только идти мне было некуда – ни угла, ни денег. Несколько дней я ночевала по чужим подъездам. А потом она мне позвонила, удивляюсь, как телефон тогда не сел. Наверное, потому что я его просто не доставала, меня не интересовало даже, который час. Бабушка просила, чтобы я вернулась домой. Я пришла. И это оказалось моей ошибкой. Она вместе со своими подружками меня скрутили…

Филимон вопросительно поднял брови.

– В прямом смысле, – ответила Ариадна на его немой вопрос, – меня схватили, что-то вкололи и отвезли в больницу. Когда я пришла в себя, все было уже кончено. В эпикризе при выписке было указано, что я поступила в тяжелом состоянии после криминального аборта. Только ничего этого не было – я хотела родить этого ребенка.

Она помолчала и тихо добавила: – У меня должен был родиться мальчик. Я успела сдать все анализы, сделать УЗИ и даже встать на учет по беременности. Я хотела этого ребенка, – снова повторила Ариадна.

– Могу только предположить, что кто-то из работников поликлиники донес вашей бабушке, – грустно сказал Филимон. – Вы же встали на учет в поликлинике по месту прописки? Не в перинатальном же центре? – спросил он.

– Поликлиника? – встрепенулась Ариадна. – Ну да, это была обыкновенная поликлиника по месту жительства. Вы думаете?

Она с тоской взглянула на Филимона.

– И даже не сомневаюсь, – покачал тот головой. – Из центра тоже могла просочиться информация, но там строже, карточки пациентов доступны только тому врачу, который ведет беременность. А в обычной поликлинике они стоят на полках в общем доступе. Хотя, впрочем, – Филимон махнул рукой, – и оттуда информация могла просочиться. Сейчас все компьютеризировано, и все находится в общем доступе: пользуйся – не хочу. Сам сталкивался с подобными вещами. А потом?

– А что потом… – пожала плечами Ариадна. – После больницы я год отработала школе, уволилась…

– Или уволили?

– Это совершенно неважно, уволилась или уволили, ушла я из школы одним словом и устроилась няней. Уволилась совсем недавно…

– Опять уволили, – уточнил Филимон.

– Я же говорю, не принципиально. Не цепляйтесь к словам, – улыбнулась Ариадна. Она снова протянула к нему стакан – столько уже выпила и ни в одном глазу. – Наливай.

– Может, хватит уже? – спросил он. – Вам завтра на работу, мне тоже. Хотя…

Он махнул рукой.

– Еще по маленькой… И спать.

Ариадна согласно кивнула – номер снят до утра, можно никуда не идти, а просто завалиться на кровать и не думать о дне грядущем.

– Ты останешься со мной? – спросила она удивленно, глядя на то, как Филимон разделся и юркнул под тоненькое одеялко.

– Останусь, – ответил он, зевнув. – Вдруг тебе еще чем-нибудь захочется поделиться. А тут рядом, и не надо никого искать прыгать под машину на улице.

– Далась тебе эта машина? – попыталась обидеться Ариадна.

– А что машина? – снова зевнул во весь рот Филимон. – Она спокойно стоит на парковке, никому не мешает. Более того, я уверен, что под нее никто не прыгнет, разве заблудший кот. Но те обычно во дворах шастают. А вот тебя отпускать одну никак нельзя. Я более чем уверен, что тебя опять мучают какие-то сомнения, о которых ты почему-то боишься мне поведать.

– Это совсем личное, – ответила Ариадна.

– А то, что ты мне рассказывала, не личное? – спросил Филимон.

– И это личное, – кивнула она. – Вы кем работаете? – спросила, словно решая задним числом, насколько то, что она расскажет, станет достоянием общественности.

– Директором маленькой фирмочки, – не вдаваясь в подробности, ответил Филимон.

– Мне кажется, – Ариадна вздохнула, – что он связан с тем, что произошло со мной. Только я не могу понять, каким образом.

– Давай рассуждать здраво… – предложил Филимон.

– Сейчас уже много времени, – отмахнулась от него Ариадна, – мы не выспимся и на работе появимся с больной головой. Не знаю, как тебе, но мне нужная светлая голова и ясность мыслей.

– А зря ты мне не хочешь дорассказать свою историю, – вздохнул Филимон, отворачиваясь от Ариадны, – но ничего, я тебе оставлю свою визитку. Позвонишь, когда будет желание еще поговорить со мной.