Просыпаюсь от звонка мобильного. Почему все так против, чтобы я высыпалась в этом проклятом городе?

— Алло, — сдавленно говорю я.

— Ты спишь, любимая?

— Валера, зачем ты звонишь в такую рань?

— Уже шесть утра, милая.

— Только шесть.

— Вы там в командировке расслабились немного.

— Кто вы?

— Ладно, не злись. Я хотел сказать, что люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — на автомате произношу я, как в голове всплывают Его поцелуи. Я резко отрываю голову от подушки.

— Слышу, ты встала?

— Да, спасибо, что разбудил.

Черт! Черт! Черт!

— Позвони мне вечером, ладно?

— Хорошо.

— Целую.

— Целую.

Я безвольно опускаю руку с телефоном себе на колени и смотрю в одну точку. Это был не сон. Он поцеловал меня снова.

«Конечно, ты же пошла к нему в номер. Зачем еще, как не за этим?» — констатирует Миа-2.

Я сдавливаю голову руками и утыкаюсь лицом в подушку, жалобно поскуливая. Что я наделала? Валера никогда меня не простит.

«Он и не узнает», — усмехается моя внутренняя копия.

Такое невозможно скрыть. Чем же зацепил меня Громов?

Я кричу в подушку, а затем принимаюсь ее колотить, пока не вылетают первые перья. — Идиотка! — Я швыряю перьевую в стену. По всей комнате тут же разлетается пух.

Мне хочется выдрать себе волосы, удариться головой об острый угол стола, сжечь дотла! Там в лифте, когда он закрыл «мир», я думала, что это конец… Я не могу избавиться от наваждения. Я хочу вернуться в этот номер и продолжить начатое! Как мне подавить это? Как выкрутить его? Зачем он встретился мне?!

Выхожу из номера. Подхожу к его двери, прислушиваюсь. Тишина. Постучать?

— Не повторяй ошибок, Миа, — говорю сама себе и иду к лифту.

Нервы ни к черту. Переминаюсь с ноги на ногу и часто жму на кнопку вызова. Поскорей бы этот лифт приехал.

— Миа, подожди, — вдруг Он окликает меня.

Я оборачиваюсь. Громов слегка помят, но, тем не менее, от него веет свежестью и уверенностью. Он достигает меня в три размашистых шага и дарит широкую улыбку.

— Доброе утро.

— Доброе, — вторю ему. Наконец, двери открываются, и мы входим в кабину, не прерывая зрительного контакта.

— Ты ушла, — заявляет Константин.

— Продолжаешь? — усмехаюсь я, стараюсь подавить волнение.

— Не стоит?

— Кажется, мы все обсудили.

— Но не перестали чувствовать.

— А это возможно?

— Хочешь проверить? — Серьезность сменяет игривая настойчивость. Хорошо, что Громов удерживает себя на месте.

Лифт останавливается, предоставляя, нам возможность выйти. Я думаю, что сказать. Мне до смерти хочется забыть обо всем, что есть в моей жизни. Быть только собой, без мужа, без прошлого. Той Миа, которая просыпается, когда Константин рядом. Но разве так может быть?

— Ты не ответила, — подмечает Костя перед входом в кафе.

— Тебе недостаточно?

— А тебе?

— Закончилось, — отрезаю я. Вопреки всему я заставляю себя отказаться, пытаясь убедить свое сердце в правильности этих действий. Хотя я безумно хочу, чтобы он настаивал и добивался — ненавижу себя за это.

— Невозможно. — Он вполне серьезен.

— Костя. — Я пытаюсь его остановить, сверлю взглядом.

— Миа. — Громов пытает меня потопить.

Со стороны мы, должно быть, выглядим как два боксера на ринге или как две женщины, столкнувшиеся на перекрестке, или как дети, не поделившие игрушку. И тут нет компромисса, я хочу закончить, а он продолжить. Одно общее, оба хотим победить, только у каждого своя победа. Я думаю головой, а он нет. Если бы не было Валеры, я бы отдалась этому моменту, этому чувству. Никогда еще я не испытывала подобного. Но у меня есть муж. А у него жена. Скоро и дети будут. Почему он так поступает со мной? Неужели ему не страшно? Неужели он готов все перечеркнуть? С другой стороны, он ничем не рискует. Мужчинам всегда прощали их «ошибки».

— Нам нужно войти, — бормочу я, чувствуя на себе, прожигающий дыру взгляд. Константин соглашается и пропускает меня вперед.

Я сажусь напротив директора, стараясь не смотреть в его сторону. Виталий с интересом изучает нас. Напряжение за столом достигает критической отметки, «расплавляя» этот и три соседних стола.

— Утро недоброе, — нарушает тяготящую тишину директор. Я смотрю на него исподлобья. «Она мне нравится» — всплывает и маячит передо мной как на веревочке, и я принимаюсь за гипнотизацию перечницы. Не могу в это поверить. Как мужчины это чувствуют?

— Что-нибудь выбрали? — раздается слева. И почему именно сегодня он не заказал для нас завтрак по своему усмотрению.

— Я уже себе заказал, — говорит Виталий.

— Мне и девушке завтрак номер два, — говорит Константин. Вот уж спасибо!

— Хорошо, — доброжелательно отвечает официант и отходит от столика.

— За эту ночь что-то изменилось между вами? — директор задает прямой вопрос, я краснею и вжимаю голову в плечи. Разве можно быть таким бестактным?

— Просто ешь молча, — как всегда грубит его брат.

— Значит, я прав, — с самодовольством заявляет Виталий. — Рассказывайте.

Я молчу, надеясь, что за нас ответит Громов. И он отвечает.

— Мы переспали.

Что?!

Я вскидываю голову и ошарашенно на него смотрю. Виталий давится яичницей.

— Ты это хотел услышать? — добавляет Костя.

Фух!

— Ну и шутки у тебя, — откашлявшись, журит его директор.

— А ты не лезь, куда не просят, — жестит Константин.

— Как директор я имею право знать, какая кошка пробежала между моими подчиненными? — парирует Виталий, Громов хмурится. Слово «подчиненный» явно пришлось ему не по вкусу.

— Не забывайся, — цедит он.

— И все-таки, когда вы успели поссориться? — не унимается директор.

— Мы не ссорились, — отвечаем мы одновременно и переглядываемся.

— Да с вами невозможно рядом находится, искритесь как бенгальские огни.

— Можешь выйти, — предлагает ему Громов, складывая руки в замок.

— Пожалуй, — внезапно сдается Виталий, швыряет салфетку на стол, поднимается и уходит. Я завороженно смотрю ему вслед, не веря своим глазам. Константин впервые победил.

— Мне бы хотелось сказать: зачем ты так? Но спасибо. Его общество меня порядком напрягает, — честно признаюсь я, до сих пор глядя на удаляющуюся спину директора.

— Это ненадолго, — предостерегает меня от излишней радости Костя и принимается есть. Килограмм бекона, жаренная яичница, клюквенный пирог и кофе. Разве столько кушают люди?

Съедаем свой завтрак, я часть, Громов полностью, в абсолютной тишине. Виталий всегда выводит Костю из равновесия. На некоторое время он становится таким потерянным и подавленным. Что это как не чувство вины? Только зачем он себя загнал в эту клетку? Не понятно.

— Поела? — заботливо спрашивает Громов.

— Да, — ковыряя вилкой в тарелке, отвечаю я.

— Тогда пошли?

— Да.

— Продолжим начатое?

— Да. Подожди! Что?! — вскрикиваю я и прижимаю ладонь ко рту. — Ты меня подловил!

— Пошли, глупышка. — Костя смеется.

— Больше никогда так не делай. — Я выставляю перед ним указательный палец, когда мы выходим из отеля.

— Откуда мне знать, что ты задумалась.

— Все равно не делай, — с угрожающей твердостью требую я.

— Я подумаю, — усмехается он и открывает передо мной дверь автомобиля. Бездумно сажусь внутрь под его насмешливым взглядом, и до меня доходит, куда я села.

— Долго вы завтракали, — как ни в чем не бывало, говорит Виталий.

— Кажется, прошла вечность, — бурчу себе под нос, встречая его ледяной пронизывающий взгляд. Ох!

— Поехали, что пялишься, — обрубает его Константин. Иногда мне кажется, что директор не выдержит и врежет ему. Однако и в этот раз Виталий пропускает колкость и встраивается в поток.

— Разве можно не любоваться такой красотой как у Миа? — льстиво произносит директор, вгоняя меня в краску.

— Можно, только про себя, — отвечает ему Громов.

— То есть как ты? — парирует директор.

Я устремляю взгляд в окно. Эти двое невыносимы.

— У тебя провалы в памяти сегодня?

— Хочешь восстановить?

— С удовольствием, только машину останови.

— Может, хватит? — неожиданно для себя встреваю в их перепалку. Оба устремляют на меня свои глаза. — Давайте молча доедим до офиса.

Виталий улыбается и прибавляет музыку. Из колонок на нас набрасывается сумасшедший ор какой-то рок-группы, я морщусь, но не протестую. Константин отворачивается к окну. Так-то.

Как только директор нажимает на тормоз, я пулей выскакиваю из машины. Забегаю в здание и рывком открываю офисную дверь. Ребята сидят на диване, пьют кофе, наверное, обсуждают новости. Увидев меня, все разом замолкают и встают. Когда я успела стать такой важной?

— Доброе утро, Миа.

— Доброе. Девочки, пойдемте. — Быстро вхожу в роль и прежде, чем меня успевают нагнать братья, скрываюсь в кабинете отдела продаж.

Я хватаюсь за бок, стараясь отдышаться. Сначала Громов, потом Илья, теперь еще и директор. Прав был Валера, ох, как прав. Никогда не считала себя мега привлекательной особой, более того никогда такой не была. Я совершенно обычная девушка, но, что, твою мать, происходит? У всех повышенный уровень тестостерона?

— С тобой все в порядке? — интересуется Даша, глядя на меня своими большими беспокойными глазами.

— Да. Приступим?

Сажусь за стол напротив девочек, разворачиваю монитор и начинаю наглядно показывать, что им предстоит делать. Не проходит и пяти минут моей с натяжкой связной речи, как мобильный издает противный писк, оповещая о новом сообщении. Смотрю на экран и невольно краснею — Константин.

— Как это понимать? (9:01)

— Что именно? (9:01)

— Ты убежала, не дав Витале возможности, полюбоваться твоей красотой. (9:02)

— Язва (9:02)

— Я серьезно. Мой брат очень расстроился. Между прочим, это единственное, что нас объединяет сегодня. (9:03)

Я улыбаюсь, глядя в экран. Почему этот мужчина меня так волнует?

— Ты сам говорил, он не лучшая партия. (9:04)

— Верно. И никто не будет лучше меня. (9:04)

— Забываетесь, Константин Игоревич. (9:05)

— Говорите моими словами, Миа Андреевна?;) (9:06)

— Почему ты мешаешь мне работать? (9:06)

— Мы уже на ты? (9:06)

— Лучше останемся на вы. Так у меня меньше шансов снова оказаться в вашем номере. (9:07)

— То есть ты думаешь повторить? (9:09)

— На вы, пожалуйста, Константин Игоревич. (9:09)

— Муж пишет, да? — врезается в мою реальность Даша. Я густо краснею.

— Ээээ. Да. Одну минуту и мы продолжим.

Я мысленно сажаю себя в клетку и обливаю кипятком.

— Миа Андреевна, после всего того, что между нами было, «вы» невозможно. (9:10)

— Вы снова не можете держать язык за зубами. Мне пора закончить писать тебе, а то у Даши растянется шея. (9:12)

— Так в этом дело? Тебе нравятся поцелуи без языка? (9:13)

Я хихикаю и тут же встречаю любопытный взгляд большеглазой девочки. И как бы мне не хотелось продолжить, откладываю телефон в сторону и возвращаюсь к обучению.

Через минут десять в кабинет стучат и я, сказав властное «да», вижу голову Константина в дверном проеме.

— Миа Андреевна, можно вас? — говорит он деловитым тоном.

— Константин Игоревич, что за срочность? — наигранно отвечаю я, но встаю и пересекаю кабинет в его направлении.

— Выйдем, — командует он и тянет меня за руку, осыпая тысячами пазлов прошлой ночи. Черт!

Костя ведет меня прямо по коридору, распахивает какую-то дверь и встаскивает внутрь. Тут темно и тесно. Он подпирает дверь спиной, позволяя мне «свободно» гулять по комнате примерно шести квадратов.

— И что это значит? — спрашиваю, когда глаза привыкают к мраку.

— Ты скажи.

— То есть?

— Продолжим или закончим?

— К чему эти игры?

— Я серьезен, как никогда.

— Мы не можем продолжить.

— Не можем, — подтверждает он.

— Тогда зачем мы здесь?

— Ты этого хотела.

— Что за бред?! — несколько громко спрашиваю я.

— Тсс! Нас могут услышать и неправильно понять, — весело говорит Громов.

— А разве есть что-то правильное? — Я подхожу ближе, в надежде выйти. — Мне нужно работать.

— Подойди еще ближе.

— Зачем? — Делаю крошечный шаг и вытираю вспотевшие ладони о джинсы.

— Еще, — приказывает он. Пока я раздумываю, Громов резко дергает меня и придавливает своим телом к двери. Я задерживаю дыхание и испуганно смотрю на него. Его глаза блестят в темноте, плавно смещаются, обрисовывают контуры моего лица. Костя нежно гладит меня по щеке, трогает губы большим пальцем, отключая все мои рецепторы и защитные механизмы. Я становлюсь открытой и покорной Миа.

Миа для Константина пугает меня. Она необузданна, диковата и думает, что свободна.

— Знаешь, чего я хочу больше всего? — томным голосом спрашивает мой похититель, проводя свободной рукой от моей талии к бедру.

— Не надо, — молю я. Ладонь возвращается.

— Миа, почему ты так волнуешь меня? — снова спрашивает он, склоняясь над моим левым ухом и вдыхая мой запах.

— Костя, прекрати. — Я начинаю извиваться, пытаюсь вырваться, но он с силой пригвождает меня к месту.

— Останься.

— Костя.

— Не говори «невозможно», скажи, что когда-нибудь.

— Зачем?

— Чтобы была надежда.

— Знаешь, чего я не понимаю?

— Чего?

— Зачем женатому мужчине еще одна женщина? — Громов ослабляет хватку, я могу дышать.

— Тот же вопрос я могу адресовать тебе.

— Я хочу, чтобы закончилось.

— Не хочешь.

— Костя.

— Ты не можешь отрицать того, что между нами, — психует Громов.

— Не могу.

— Тогда почему ты борешься со мной? — Он ерошит волосы и делает шаг назад.

— Потому что не могу иначе.

— Я знаю это, черт возьми. Но Миа…

— Не продолжай. — Я выставляю вперед руку и пытаюсь угадать выражение его лица. В темноте не разобрать, но я чувствую его отчаяние.

— Я могу предложить тебе больше, — слишком серьезно говорит Громов, приводя меня в ступор.

— Не можешь, — немного подумав, произношу я.

— Не могу, — соглашается он.

— Тогда закончим, — скорее спрашиваю, чем утверждаю, и у меня внутри взрывается бомба из примесей уныния, безысходности, желания, страсти, верности. И пока мое сердце борется за жизнь, Константин замолкает, впитывает в себя тишину и мрак. Я понятия не имею, на что он решается в данную минуту, но от этого будет зависеть все. Я одновременно хочу и не хочу, чтобы он боролся за меня. Но если он скажет, нет, если станет настаивать, я больше не смогу сдержать Миа-для-Константина, я сделаю все, что он захочет. Сопротивляться этому чувству невозможно, я с трудом нахожу в себе силы для отказа. Стенки моего сердца изнашиваются. Я запрещаю ему влюбляться в него, но оно делает это снова и снова. Я устала. Пусть закончится. Отмотаем события назад, и будто НАС не было. До чего больно даже думать об этом.

— Закончим, — твердо произносит Громов и сверкает на меня своими карими глазами. Внутри меня словно обрывается последняя нить. Громадный вакуум засасывает меня и поглощает полностью. Он. Отказался. И именно сейчас я хочу кричать: «Нет!». Константин касается ручки двери, и я позволяю ему уйти. Напоминая себе, что так правильно. Наваждение пройдет. Все забудется.

Хочу плакать, орать. Хочу выпустить из себя эти разочарованность, пустоту, но меня словно обмотали скотчем от макушки до пят. Я делаю вдох, но кислород не поступает. Еще один — тщетно.

***

— Убирайся! Пошла вон! — кричит он.

— Нет, ты не можешь! Только не ты! Пожалуйста. Я люблю тебя. Прошу, — упав перед ним на колени, молю я.

— Встань. — Он смотрит на меня с омерзением и ненавистью. Когда это случилось? Когда он разлюбил меня?

— Рома, пожалуйста. Я не смогу без тебя. — Я захлебываюсь своим отчаянием.

— Я сказал: пошла вон! — выкрикивает он мне в лицо, и, схватив за волосы, тащит к входной двери. Я кричу, молю о пощаде, но он подчиняет меня себе. Тянет и тянет, уволакивая за собой, прогоняя как надоевшую шавку. Мы достигаем двери, он распахивает ее и выталкивает меня из квартиры. Я падаю на ледяной бетонный пол, разбивая локти и колени, поднимаю голову и смотрю на него глазами полными слез и боли, надеясь, что Рома передумает.

— Больше никогда не стучи в эту дверь, — угрожающе шипит он и захлопывает для меня прошлое, настоящее и возможное будущее.

***

— Миа, Миа, — кто-то зовет меня. Я отрываю голову от бетона и вижу облик Константина. — Приди в себя.

— Ты здесь, — бормочу я осипшим голосом, как он подхватывает меня на руки и выносит на свет, я щурюсь, вдыхаю, и меня окутывает облако мускуса. «Когда мы будем вместе, я заставлю тебя сменить парфюм», — думаю про себя и тут же зажмуриваюсь. Невозможно.

Громов осторожно кладет меня на диван, устраивая мою голову на своих коленях.

— Что с ней? — слышу обеспокоенный голос Даши.

— Принеси воды, — командует он, а я любуюсь его властным видом. Этим массивным подбородком, бычьей шеей, наслаждаюсь теплом его ладони, которая неустанно гладит мои волосы. Как я могу отказаться от тебя? Это наваждение так похоже на любовь.

— Как ты, девочка моя? — Константин ласково смотрит на меня, его рот изгибается в кривую линию. Все, что у меня есть — этот момент. Как только я заговорю, это закончится. И я молчу. Гляжу на него, открываю ему свою душу, только бы остался, только бы выбрал меня.

— Вода, — произносит большеглазая девочка, и он «убегает» от меня.

Я с жадностью пью, давлюсь, кашляю. Громов приподнимает меня, нежно гладит по спине, вызывая сотню колющих мурашек.

— Я в порядке, — шепчу я, и он отступает.

— Поезжай в отель. Тебе нужно отдохнуть, — доносится до меня голос Виталия, который, оказывается, стоит тут вместе со Степаном и Любой.

— Хорошо, — сдавленно отвечаю я и поднимаюсь на ноги, Константин заботливо придерживает меня.

— Я провожу Миа и вернусь, — сообщает он всем и, поддерживая меня, выводит на улицу. Я вполне могу идти сама, но эти прикосновения для меня сейчас важнее всего мира.

Мы выходим из здания, где меня уже поджидает такси.

— Поехать с тобой? — с заботливой обеспокоенностью спрашивает он, открывая передо мной дверцу.

— Если скажу, да, что изменится? — Громов снова топит меня, но молчит. Я сажусь на пассажирское сиденье, и дверь машины захлопывается. Закончилось. Нужно время, чтобы это осознать, чтобы привыкнуть и принять Его выбор. В конце концов, именно этого я хотела. Вернее, мой рассудок. «Получила, пользуйся!» — обиженно заявляет Миа-2 и свирепо смотрит на меня. А что я могу? Я замужем. Я должна была так поступить. Я должна.

Беру в руку телефон, и не думая, нажимаю на вызов.

— Миа, как ты? — доносится до меня жизнерадостный голос подруги, и я не выдерживаю. Водопад слез обрушивается на мои щеки, заливая шею и грудь.

— Рита, все закончилось, — кое-как выговариваю я.

— Ох, милая. Расскажи. — Я радуюсь, что она сразу понимает, о чем я. Не требует подробностей, разъяснений. Просто знает, как «законсервировать» мою жизнь на долгий срок.

— Я раздавлена. Меня словно переехал поезд. Я не могу дышать. Скажи, что все правильно. Скажи, что Валера этого заслуживает. Скажи, что все равно ничего не получилось бы. Скажи, пожалуйста, скажи.

— Миа, мне так жаль.

— Он отказался от меня. Я хотела, чтобы боролся, чтобы не отпускал.

— Значит, самолюбие ни при чем?

— Я влюбилась в него, Господи, я так влюбилась! Рита, пожалуйста, скажи, что я забуду, что это наваждение пройдет, что все это иллюзия.

— Моя дорогая, ты права. Ты все сделала правильно. В конце концов, если он твоя судьба, вы будете вместе.

— Невозможно. — Я всхлипываю, жадно глотая ртом воздух.

— Не уничтожай себя еще больше. Все будет, так как должно быть.

— Мне нужно побыть с собой. Мне даже говорить больно.

— Конечно. Звони мне в любое время.

Я завершаю вызов и тру лицо руками.

— Это не мое дело, — извиняющимся тоном говорит мне престарелый таксист. — Но если он отпустил вас, значит, не достаточно любил. Держитесь за того, кто смотрит на вас горящим взглядом, и вам никогда не придется так «умирать».

— Говорите, живи с тем, от кого сердце не бьется?

— А это действительно так? — Он проницательно глядит на меня в зеркало заднего вида. — Порой тот, кого мы оставляем на потом, и является нашей судьбой.

— Но я влюбилась в другого.

— Влюбляться не любить. Приехали, дочка.

— Сколько с меня?

— Оплата по карте. Береги свое сердце.

— Спасибо, — бормочу я и выхожу из машины.

— Тот парень, — окликает меня водитель такси, я оборачиваюсь и удивленно таращусь на него. — Влюблен в тебя по уши, но он никогда не будет твоим.

Дед убивает во мне последнюю надежду.

— Думаете?

— Пожди и ты сама это поймешь.

— Как? — недоумеваю я.

Но таксист лишь качает головой и уезжает в одному ему известном направлении, а я остаюсь стоять посреди улицы. Растерянная, испуганная.

— Кто-то стучит. Надо открыть глаза и встать, — говорю себе сквозь дрему. Приоткрываю один глаз, смотрю на часы, уже десять. Константин! Я резко вскакиваю, приглаживаю волосы и под повторяющийся стук распахиваю дверь. На меня обрушивается ледяная скала. Черт! Надо было не открывать.

— Я войду, — притворяясь милым, спрашивает Виталий.

Конечно, нет!

— Проходите. — Я отодвигаюсь в сторону, пропуская его внутрь, и на всякий случай остаюсь около приоткрытой двери. Мне не по себе.

Виталий вальяжно расхаживает по номеру, заглядывая в каждую его щелку. Налюбовавшись его красотами, резко оборачивается ко мне и, склонив голову набок, спрашивает:

— Как ты?

Его взгляд полон льда, мне становится еще и холодно.

— Лучше.

— Я хотел пригласить тебя в свой номер, ты так и не посмотрела.

Что?!

— Не думаю, что это уместно.

— Вот как, — присвистывает он, и его взгляд странным образом теплеет. — Завтра ты летишь домой.

Что?!

— Как это?

— Я поговорил с девочками, ты хорошо их подготовила. Так, что учитывая твое состояние, самое время.

— Мое состояние?

— Ну, не я же упал в обморок, — больше корит, чем заботится он.

— Ясно. — Я качаю головой. — А…

— Костя остается, — предугадывая мой вопрос, отвечает директор.

— Ясно. — Шумно выдыхаю я.

Виталий больше ничего не говорит, только смотрит на меня своими «контрастными» глазами и нервно постукивает по бедру. Я переминаюсь с ноги на ногу.

— Во сколько…

— Утром. В семь десять. — Он снова не дает мне договорить и протягивает билет. — Я тебя отвезу.

А вот этого мне совсем не хочется.

— Я лучше на такси.

— Мне нетрудно.

— И все же. Не хочу вас утруждать.

— Почему ты не доверяешь мне? — Он пронзает меня взглядом.

— Я не… не… Я…

— Миа? — со стуком в дверь зовет меня Громов и тут же предстает перед нами. — Виталя?

Лицо директора мрачнеет.

— Я уже уходил. Доброй ночи, Миа, — доброжелательно говорит он, и, отстраняя брата, выходит наружу.

— Что он хотел? — обеспокоенно спрашивает Константин, осматривая меня с ног до головы.

— Узнать о моем здоровье, пригласить к себе в номер, сообщить, что я улетаю, — зачем-то отчитываюсь я перед Громовым.

— В номер? Улетаешь? — ошарашенно спрашивает он, плотно закрывая дверь.

— Да. — Я сглатываю. Очень тесно!

— А я?

— А ты остаешься. — Стараюсь быть невозмутимой, но мне совсем не хочется расставаться с ним.

— Ты отказалась? — Выражение лица Константина становится таким угрюмым и болезненным, что мне хочется потрепать его по всклокоченным волосам.

— От чего?

— От похода в номер, — вдруг выдает он, подходя ближе ко мне.

— Так ты обо мне думаешь? — оскорбленно спрашиваю я, выставляя вперед руку. Громов замирает.

— Я с ума схожу от ревности. — Костя прикрывает глаза, а когда вновь открывает, в них царит темнота. Мне хочется прижаться к его груди, хоть на секунду, в последний раз. Завтра я вернусь к Валере, и все будет как прежде.

Вдруг его взгляд проясняется, погружая меня в драгоценный «мир». Я нервно сжимаю и разжимаю кулаки.

— Я не должен был соглашаться, — молвит он.

Мое сердце начинается колотиться с удвоенной силой. Я глубоко вдыхаю.

— Пожалуйста, уходи, — шепчу я, тупя глаза в пол.

— Вернешься домой, к мужу? — зачем-то спрашивает он.

— Ответ очевиден. — Решаюсь посмотреть на него. Громов так… раздавлен.

— Не могу, — обреченно произносит он, роняя голову на грудь.

— Не мучай, — молю я. Если он простоит здесь хоть минуту, я наброшусь на него и больше не смогу отпустить.

Он поднимает на меня глаза, в них боль смешивается с желанием, затем качает головой, протягивает руку к моему лицу, нежно гладит щеку и уверенно заявляет:

— Не закончилось. — Меня бросает в жар от сказанного. Я ликую, потому что он действительно борется. Хотя и знаю, что мы — невозможно. Громов отрывает руку от моего лица, резко разворачивается и выходит из номера.

Я прижимаюсь лбом к деревянной поверхности, с трудом перебарывая желание побежать следом.