Мальчик лет пяти, мой сосед, как-то постучался в мою дверь.

Он принес мне показать свои рисунки: квадратик с двумя кружочками снизу, у него был машиной, квадратик с треугольником на верху – домиком, а квадратик с кружочками над ним – вазой с цветами.

В это время, мне удалось, наконец, завершить триптих, который я, с перерывами, писал полгода: лучи солнца, радуга и туман – как символы человеческой души, существующие в природе в чистом виде.

Вышло так, что у нас с моим маленьким соседом, оказалось по три готовых картины.

Я посмотрел его рисунки, а потом спросил:

– Как ты думаешь – у кого из нас получилось лучше?

Пятилетний сосед подумал и ответил:

– У нас обоих хорошо получается.

Если мы стараемся…

…Я не пью уже больше десяти лет. А раньше пил, и постепенно – все больше и больше.И запои из трехдневных, стали превращаться сначала в недельные, а потом и в месячные.От меня стали отворачиваться вначале соседи, потом знакомые и, наконец – все подряд.Дольше всех держались мои дети.

До сих пор помню день, когда я выпил последнюю бутылку. …Сыновья Саша и Серега пришли ко мне, постучались как-то не смело, войдя, долго молчали.А я стоял у окна в кухне, трясущийся, заплеванный, грязный, и думал о том, что там, за окном, проходят самые обычные люди, с самыми обыкновенными проблемами, а у меня одна мысль – где взять еще бутылку?И ненавидел себя за это.Потом я стоял и смотрел на своих сыновей, и Саша произнес слова.Не знаю, что им говорила мать – без бывших жен наверняка не обошлось, хотя мы никогда не говорили с сыновьями об этом.Но слова произнесла не бывшая жена, а сыновья.И я видел, как дрожали их, тогда еще детские, губки:– Такой, ты нам больше не нужен, – наверное, они очень любили меня своей детской, все прощающей, надеждной на хороший конец, любовью.Так могут любить только дети.Я молчал не долго, потому, что уже давно был готов к решению:– Сыночки, у вас есть деньги на бутылку?– Есть, – Саша не знал, что мое решение уже принято, и его голос звучал вызовом.Наверное, они ожидали от меня любых слов, но только не этих.– Купите, – прошептал я. От длительного запоя у меня пропал голос.– Хорошо, – видимо, их детским умам вдруг все стало безразлично.Дети ушли, и вернулись довольно быстро.Но все-таки, я успел вновь передумать все.Я алкоголик.Я пришел к концу, потому, что ни на какие начала, я уже не способен.Я пока еще достаточно разумен, чтобы не врать себе о том, что все это не так.Мой товарищ, Игорь, врач, не раз предлагал мне лечиться.У меня только один шанс сохранить детей, – все это промешалось в моей замусоренной алкоголем голове, а через оконное стекло я увидел подходящих к подъезду Сашу, тогда более высокого, и Сережу, идущего чуть позади, со свертком, прижатым к груди.Дверь была открыта, и дети вошли без стука:– Вот тебе, – ни один из них даже не назвал меня отцом, и я должен был сказать им самое главное, до того, как они уйдут.Тогда я не отдавал себе отчет в этом, но им я тоже отводил роль в моем поступке.В конце концов, не такая я уже сволочь, чтобы обмануть своих детей.Такую, вот, сделал я подпорку под свою возможную слабость – бегство в последний момент:– Вот, что, сыночки, сейчас я выпью эту бутылку потому, что мне очень плохо. На это уйдет минут сорок, может час.Так вот, через полчаса звоните к Игорю Михайловичу. С ним все обговорено – пусть приезжает за мной.Это – последняя бутылка…– Мы тебе верим, – я не рассмотрел, появились ли слезы в глазах моих детей, потому, что слезы появились в моих глазах.

…И мне повезло – жизнь как-то сразу изменилась: откуда-то выплыли заказы, дела пошли на лад. В общем, когда через год пришло время повторить лечение, мы договорились с Игорем о том, что чтобы не платить лишнего, я повторять не буду, потому все равно уже не буду больше пить. – Старик, имей ввиду, многое только кажется – водка очень опасна именно тем, что дает иллюзию того, что отпустила.А сейчас – самый пиковый для тебя момент.– Я знаю.– Ну ладно, – пожал плечами Игорь, – Заеду через неделю. Если запьешь – заберу– Не запью.– Посмотрим… – сказал он, как мне показалось – с сомнением. Но я не запил, а о том, что я не стал повторять лечения, мы с Игорем, чтобы не волновать друзей и родственников, не сказали никому, кроме моего старшего сына Александра.

А потом, Игорь уехал в Америку, строить свое, американское, счастье. И лечить Васю у него, мы уже не могли.

По началу мои знакомые не верили в то, что я бросил пить: – Ходят слухи, что ты теперь не пьешь? – спрашивали меня первое время.Иногда, я ничего не отвечал на это, иногда – отвечал:– Мне трудно предположить, что ты настолько глуп, что не веришь слухам…

От того времени остались довольно сложные, хотя и расплывающиеся со временем, воспоминания. Но вот на что я обратил внимание теперь: стоишь у окна и смотришь на обычных людей с обыкновенными проблемами – никто не воюет с критиками, не пишет картин и рассказов. И уж, тем более, не замахивается на роман и самую длинную в России серию картин – «ХХ-й век» – и, иногда, опять завидуешь им…

…Я не стал ханжой, и вино в доме у меня есть всегда. А взамен своего непьянства, я получил маленькое удовольствие от наблюдений за пьющими людьми.Первым толчком к этому стал такой случай: я обратил внимание на то, что с моими бывшими собутыльниками, мне не о чем разговаривать даже с трезвыми. Но хорошо помнил о том, что, начиная пить с ними, я разговаривал с каждым из них на равных.Вывод напрашивался даже без стука в дверь – выпивая, я глупел до их уровня.Потом, когда достаточно регулярно, мне приходилось оказываться за различными, многолюдными и не очень, застольями, наблюдение за процессом опьянения доставляло мне почти такое же удовольствие, ненаблюдение за ним.Ведь, кроме всего прочего, я стал терпеть не мочь пьяных.Правда, к моим друзьям это почти не относилось, да и видел я их выпившими очень редко – так уж выходило, что мы дружили на деле, а не на отдыхе.

И, все-таки, сейчас, в очередной питьевой момент, их заинтересовал такой вопрос: – Петр, почему ты с Галкиной с утра до вечера? – тема могла бы разрастись до значительных объемов, но мне удалось погасить ее принципиальной постановкой ответа:– Почему я с утра до вечера с красивой женщиной?Попробуй угадать с трех раз?

Я, конечно, понимал, что когда-нибудь, рано или поздно, мне придется сказать друзьям о Гале – слишком давно мы не были с ней друзьями, чтобы об этом кто-то помнил; и слишком долго мы с ней были, или казались, врагами, чтобы об этом не знали все. И в то же время, это была тема, о которой я с друзьями говорить не мог.Бывает так, что о чем-то нельзя говорить даже с теми, с кем можно говорить обо всем.Дело в том, что мой бывший враг критик Галя Галкина оказалась идеальной женщиной: умной, красивой, сильной, верной.Иногда женщины бывают такими, какими женщины никогда не бывают…Однажды, в разговоре с Гришей Керчиным, не помню уже по какому поводу, я произнес слово: «Идеал…»– Идеалы? – ответил Григорий, – Это хорошо.Это что-то вроде препятствий на скачках.Только не понятно – зачем они существуют? Для того, чтобы дух захватывало при встрече, или для того, чтобы твоя кобыла ноги переломала…

– Да, Галкина все-таки – красивая, – позаплетал языком Андрей, поднимая стакан с водкой, а Гриша добавил: – Красивая, но все-таки – Галкина…

Больше обо мне почти не вспоминали. Если не читать того, что в какой-то момент, Андрей посмотрел на меня, потом на себя в зеркало и высказался, ни к кому не обращаясь:– Петр такой молодец, что немного порока нам с Гришей не повредит… – при этом он погрозил себе пальцем.Дальше у Андрея и Гриши наступила фаза, во время которой можно было начать придаваться главной страсти всех россиян – страсти к доступной уму философии после третьего стакана…

…Телефон в квартире Григория Керчина зазвонил, когда они с Андреем перешли к третьей бутылке – на этом этапе отвечать по телефону можно все. Какая разница?Поэтому, трубку взял я.Звонить мог кто угодно, и в любом случае, я мог предложить перезвонить на утро.Но звонил тот, чьего звонка не ждал никто – доктор Дмитрий Николаевич Зарычев:– Вы не спите?– Нет. А что случилось?– Все.– Что – все?– С вашим другом случилась беда.– Говорите, доктор.Медицина – это лучшая из бед, с которой сталкиваются люди…

– У вашего друга гепатит. – Что?– Гепатит С.– Это точно?– Мы послали кровь на повторный анализ.Но, вы сами понимаете, каким будет результат.И помните – бессилие начинается с непризнания фактов.

– Дмитрий Николаевич, может случиться какое-нибудь чудо, и это окажется ошибкой? – Я не верю в чудеса, и, потому, со мной они не происходят.

– Доктор, что мы можем сделать? – Прежде всего, предложить его девушке пройти анализы крови.Конечно, с одной стороны – человек – это целая вселенная и венец мироздания.Но, с другой – всего лишь, очередная среда обитания для вирусов.

– Так, – вздохнул я, – На днях мы приедем. И спасибо, что позвонили, Дмитрий Николаевич.– Я позвонил не случайно.Мне показалось, что вы и ваши друзья – хорошие люди.– Вы тоже хороший человек, доктор.А хорошим человеком случайно быть трудно.

– Чем сейчас занимаются ваши друзья? – Упражняются в слабоумии.– Что?– Водку пьют, – я сообщил об этом доктору спокойно, хотя и понимал, что обычно, водка, не может быть оправданием водке.Исключение, составляют только те случаи – когда может.– Я тоже, – сказал мне на прощанье доктор Зарычев, а потом в трубке послышались короткие, как позывные первого искусственного спутника, гудки…

О том, что у Васи гепатит, я решил не говорить Григорию и Андрею до утра.

До утра я должен был нести эту ношу один…

Тогда, я не позавидовал себе. Но ведь я не знал, что это – самая легкая часть этой ноши.Остальную – мы потом разделили на всех четверых поровну…