Я проснулся довольно рано, и зачем-то сразу же включил телевизор.

На экране появился рекламный блок.

– Сколько же на свете вещей, которые мне абсолютно не нужны, – подумал я. Если человек делает такой вывод, значит можно считать, что его пробуждение завешено.

Впрочем, вставать мне не хотелось – тело всегда ленивее души. Зазвонивший телефон, поставил точку в сомнениях, и я закурил еще до того, как взял трубку.Закурил, разумеется, натощак.

Вообще-то, я за здоровый образ жизни. Только времени на него не хватает…

Звонил один мой старый заказчик – капитан дальнего плаванья по морям и волнам. Когда-то, он заказал мне большую серию картин с облаками на первом плане, и у нас произошел такой разговор:– Вам не будет слишком тяжело? – спросил капитан.– Нет.Это мой крест.– А как вы его себе представляете?– Что? – переспросил я.– Крест.– Совмещение вертикали с горизонталью.– А знаете, Андрей, у вас, художников, и у нас, моряков, один и тот же крест…

С тех пор, нам было легко понять друг друга.

Платил он хорошо, видимо, потому, что понимал, что сейчас искусством занимается только тот, кто зарабатывает им себе на хлеб…

После почти никчемных: «Я вас не разбудил? – Нет – Доброе утро – Доброе утро,» – выяснилось, что ему нужен портрет: – Вы, Андрей, пишете портреты?– Да.– Если вам потребуется – вы можете взять помощника. Я все оплачу.Я не стал рассказывать о том, что когда-то я так набил руку на портретах Ленина и его последственников во власти, что теперь при написании портретов, вполне могу обходиться не только без помощников, но и без самого себя.

– Можно все сделать по фотографии? – спросил капитан. – Лучше – по нескольким, – уточнил я.– Что еще вам потребуется?– Понять – что вы хотите увидеть в этом портрете? Красавицу? Героиню труда?– Мою старенькую маму, – он произнес эти слова так просто, что я подумал о своей матери и ответил:– Тогда я знаю, как нужно писать ее портрет; и кроме фотографий, больше ничего не надо…

Тут бы мне и заняться делом, да не мешало бы позавтракать. Но зазвонил телефон, и пока он звонил, я не знал, что завтракать я буду с Гришей Керчиным и Петей Габбеличевым.Я узнал об этом только тогда, когда взял трубку:– Жди гостей, – звонил Петр, и не то, чтобы я сразу почувствовал, что что-то опять неладно. Но так выходило, что последнее время, мы все постоянно сталкиваемся с неприятностями.И это постоянство стало вызывать во мне чувство неопределенной тревогиА может, просто, все мы давно не были в отпусках.Впрочем, и отпускать нас некому.Кроме нас самих.

Да и не об искусстве же Петр захотел поговорить с утра. Ни по утрам, ни по вечерам об искусстве мы не говорим.Мне, вообще не понятно, как можно говорить об искусстве с коллегами.Картины можно обсуждать со зрителями, заказчиками, искусствоведами – не приведи, конечно, господь – или галерейщиками, да еще черте с кем – все эти люди стоят на никаких позициях, и их можно сделать своими сторонниками и, даже, соучастниками.Но, художник, даже твой ближайший друг – это человек, изначально стоящий на иных, чем ты позициях.Иначе, картину, которую написал ты, мог бы написать он.

Говоря откровенно, ничего конкретного я не предвидел. Предвидеть – это вообще-то – вмешиваться не в свое дело…

Наверное, поэтому, я просто спросил: – Что-то в твоих словах не слышно оптимизма?Петр помолчал не много, а потом ответил, кажется вздохнув:– Оптимизм – это, всего лишь, пародия на счастье…

…Так выходило, что если на шашлыки или на рыбалку, то мы собирались у Петра, если – выпивать просто так или по поводу чьего-либо дня рождения или выставки, то у Гриши Керчина, а вот, поговорить, так это, непременно, у меня. У Никитина, мы давно уже не собирались, да и сам, Вася, встречался с нами все реже и реже. Это не значит, что у нас был какой-то заведенный порядок, а просто все выходило так, само собой, хаотически.Ну, как в строительстве Млечного пути, что ли…

Поэтому, я не очень удивился, тому, что Петр назначил встречу у меня – кроме всего прочего, мой дом стоял где-то посредине дороги от Петра к Грише. И тому и другому, одинаково неудобно до меня добираться.Я понимаю, Кутузовский проспект строился не по этой причине, но получилось удачно.Особенно, в глазах тех, кто в удачу верит.

Однажды, у меня случился разговор по поводу веры в удачу с Григорием, и сейчас, я, конечно, не помню его дословно, но общий смысл был следующим: – Глупые верят в удачу, – говорил один из нас. Теперь уже не имеет значения, кто именно, – Умные – в законы вселенной.– А остальные?– В приметы…

В том, что что-то произошло с Васей Никитиным, я не сомневался, а об Олесе я, почему-то совсем не подумал. В первый момент.Я подумал о ней, только после того, как позвонил Грише Керчину.После этого, я думал о ней постоянно, и когда, мы все трое, собрались у меня, получилось так, что Керчин сказал всего несколько слов.И дальше, все стало ясно.Ясно, что ее судьба не безразлична ни одному из нас.Именно поэтому, Григорию прошлось сказать всего несколько слов…