…Так уж выходило постоянно, что если мы что-то делали вместе, куда-то шли, то замыкал всегда Вася – наверное, для того, чтобы, сделав оверштаг, первым порадоваться удаче.

Если, кому-то нужно было дать «в лапу» – первым шел я.

Если в морду – Гриша Керчин.

А, вот если что-то поважнее, скажем, о жизни поразговаривать – то, непременно, Петя Габбеличев.

Не видел, чтобы Петр когда-нибудь, кого-нибудь бил, а дающим взятку, мне его просто трудно представить.

Вообще-то, взятки, в наше время, это вопрос и простой, и сложный. Все мы, в той или иной степени, в разные времена, были учениками Эдуарда Михайловича Плавского, и вот какая мысль возникала у меня время от времени: конечно, Эдуард Михайлович отказался бы от любой, предложенной ему взятки – он не пошел бы против своей души из-за денег.Но есть один вариант, который интересовал меня, а как-то случая не было, чтобы спросить Эдуарда Михайловича при жизни: если ему предложат деньги – он откажется, ну а если предложат профинансировать все музеи и библиотеки района, согласится он проголосовать за КПРФ?Пока Эдуард Михайлович был жив – я так и не спросил его об этом.А потом он умер.Но, однажды, я рассказал об этих мыслях вдове Плавского, и она ответила мне:– Знаешь, Андрей, Эдуард Михайлович просто ушел бы и не стал ничего обсуждать, как только разговор зашел бы о взятке.Он просто не стал бы в этом участвовать…

В этот момент, я задумался – есть ли предел того, в чем не стал бы участвовать я?..

…Когда-то, теперь кажется, что очень давно, когда другими были и я, и деньги, что-то притащило нас с Никитиным в художественный салон в Петином примосковье. Это теперь у них красивый, большой, светлый салон, в котором все время играет музыка, а продавщицы набраны как будто с голливудских конкурсов, а тогда – это был полутемный подвал, с хозяйкой, которая сама продавала то, что ей несли местные художники.Так, вот, стояли мы в этом салоне и никого не трогали, когда я услышал, что хозяйка, показывая на меня, говорит какому-то хмырю – больше, чем на хмыря, ее собеседник не тянул никак, хотя оказался зампредом местной ячейки большевиков:– Вот – художник. Его и попросите.Я, естественно, обернулся и услышал:– Вы-то мне и нужны!Я не знал, что он комруковод, и потому не ответил:– А вы мне не нужны совсем…

В общем, дело оказалось в следующем: к какому-то юбилею коммунисты написали очередной лозунг, а восклицательный знак поставить в конце забыли, и вместо лозунга, получилась у них ерунда какая-то – у коммунистов так всегда получается, только они никогда в этом не признаются. – Поставь знак! – большевик на радостях, что дело решается так просто, уже готов был хлопнуть меня по плечу, но я ответил:– Не буду.И тогда началась игра:– Я тебе заплачу!– Нет.– Я тебе хорошо заплачу!– Нет.– Я заплачу тебе двести тысяч!Конечно – это не нынешние двести тысяч, но в те времена такая зарплата в месяц считалась хорошей в кооперативе, а поставить восклицательный знак – было для меня делом одной минуты.Но я отказался.И, когда мы с Васей вернулись в дом к Петру, я имел глупость хвастануть этим.Тогда Василий, который, кстати, в наш разговор с местным коммунаром не вмешивался, тихо сказал мне на ухо:– А если бы тебе предложили два миллиона?И… я замолчал…

У нас многие клянутся в том, что они люди порядочные. Такая уж мы страна, что многим из нас легко быть порядочным.До тех пор, пока не предлагают миллион долларов.Но проблема не в этом.Проблема в том, что у нас многим легко быть порядочными, до тех пор, пока не предлагают пять рублей…

К чему я это? Да ни к чему.Просто, пока мы поднимались на второй этаж, к кабинету Дмитрия Николаевича Зарычева, мне в голову лезли всякие глупости…

…Петр постучался и вошел первым. Дмитрий Николаевич читал какие-то бумаги, и, не отрывая глаз от них, пожал каждому из нас руки, потом указал на стулья у стены:– Вот, послушайте, Савельев В.Ф. разнорабочий, направляется к нам уже четырнадцатый раз.Знаете, иногда, я не люблю то, что я делаю, даже, если то, что я делаю, я люблю…

– Вы, наверное, к этому привыкли? – пожав плечами, спросил Петр. – Привык? – Дмитрий Николаевич впервые оторвал взгляд от бумаги.– Во всяком случае, понимаете это.– Я понимаю другое.– Что?– Людям нужно помогать только один раз…

– Но, может, со временем в нем проснется что-то. Изначальная нравственность, например, – зачем-то сказал я, сам, не веря в то, что говорю. И врач ответил:– Безнравственно обманывать людей, утверждая, что человек изначально склонен к нравственности…

Начало разговора с доктором Зарычевым оптимистичным назвать было трудно. И это заставляло задуматься о том, что все может плохо и закончиться. Видимо, это отразилось на моем лице, потому, что доктор посмотрел мне в глаза и сказал:– Пессимист – это то, кто справедливо думает, что все может кончиться плохо.Но, не меняет от этого своих решений…