«То, что сказал Дмитрий Николаевич, понять было не сложно», – подумал я: «Человек, вообще, может понять все.

Кроме себя самого, разумеется.»

Молчание в кабинете доктора Зарычева замерло, как бегун перед стартом, и никто не торопился его прерывать. Я поймал себя на мысли о том, что кабинет, в котором я был всего один раз, не простой для меня раз, не дававший мне времени внимательно присматриваться к обстановке, теперь кажется мне очень знакомым.Словно я провел в нем долгие бездельные часы.Особенно поразили меня сеточки лопнувшей краски, по углам. Такие белые штукатурные паутинки на коричневом поле.Я подумал о том, что смог бы с закрытыми глазами повторить этот абстрактный рисунок, превратив его в искусство.«Какие глупости, – остановил себя я, – Превращать в искусство, попросту, плохопокрашенные стены.Впрочем, когда художнику за пятьдесят – с искусством, вообще, начинают твориться непонятные вещи…»

Неизвестно, куда завели бы меня мои мысли, но их прервал Дмитрий Николаевич. Впрочем – это еще вопрос – прервал, или дал им новый импульс:– Петр, недавно вас показывали по каналу «Культура». Я видел.– Ну и как: хвалили или ругали? – спросил я, довольно равнодушно.– Хвалили. Только, честно говоря, я не помню за что. Говорили о какой-то серии картин.– Ничего страшного, – ответил я, – Я и сам сейчас уже не всегда помню, за что меня хвалят или ругают.Такой уж возраст.

Это я немножко скокетничал. Я все еще считаю себя молодым, даже не смотря на то, что недавно мой сын спросил меня:– Пап, ты не помнишь, отчего вымерли динозавры? – и сделал это так, словно обращался к непосредственному свидетелю, лично знакомому, по крайней мере, с некоторыми из почивших.Потом, к слову или не к слову, я рассказал о вопросе сына Ване Головатову, и тот спросил о том, что я ответил.– Ничего, – сказал я.– Рассказал бы о метеорите, ударившем в землю.– Причем здесь метеорит?– Из-за взрыва, динозавры и вымерли.– Чушь.– Это официальная научная версия.– Любая версия может быть ошибочной.Особенно, научная.– Так от чего же тогда, по-твоему, динозавры вымерли?– От того, что деревья стали покрытосемянными.– Причем здесь деревья? – спросил Иван.– У них появилась довольно твердая кора. Стали вымирать от отсутствия пищи травоядные ящеры, а вслед за ними – плотоядные.Во всем виноваты деревья…

– …Для чего вы приехали? – прервал мои воспоминания Дмитрий Николаевич, – Что вы хотите выяснить? Я ответил первым, что пришло в голову:– Мы хотим выяснить – что, из-за чего произошло…Доктор Зарычев встал, подошел к двери, открыл ее и, увидев проходившую по коридору медсестру, сказал:– Разыщите больного Никитина. Пусть зайдет ко мне, – потом вернулся на свой стул, и, как мне показалось, прошептал:– Что, из-за чего произошло? Нам для выяснения этого всей жизни не хватит…

– …А еще, – сказал доктор так, словно разговора о Васе вообще не было, – Там жаловались на то, что культура уничтожается тем, что финансируется всего на тридцать процентов. – Культура финансируется всего на тридцать процентов, – ответил я, – Потому, что ее, попросту, нет…

…До прихода Василия, нам лучше всего было бы помолчать, но меня словно кто-то за язык дернул. Я еще со времен службы в армии запомнил – если есть возможность сказать глупость, обязательно скажешь: – Раньше не было столько наркотиков.Наверное, Дмитрий Николаевич слышал эти слова так много раз, что уже устал от них.Во всяком случае, мне, он ответил, вздохнув как-то устало:– Раньше мы были изолированы, как луна.На луне, кстати, и сейчас наркотиков нет …

Я отлично понимал, что проблема не в том, что отменили пионерскую или комсомольскую организации. Дело в том, что очень многие дети не видят занятых делом родителей, не видят дела, которое будет передано им, и которое они, со временем, должны будут развивать и умножать.В крайнем случае – дела, от которого они могли отказаться, для того, чтобы заняться другим делом.Вместо этого, очень часто, дети видят родителей, не умеющих стремиться и процветать.Не желающих ничего.Опускающих еще не поднятые руки.– Дело ведь не в том, сколько наркотиков, а в том – сколько людей готовы их принимать…

– Конечно, это не снимает ответственности с тех, кто должен бороться с наркотиками. Когда наркотики можно купить чуть не на каждом углу, и весь город знает, где именно можно это сделать – спрашивать нужно не с эпохи, а с обычного милиционера, – Дмитрий Николаевич продолжал говорить также устало, как лектор общества «Знание» повторяет поднадоевшую истину тем, кто с ним и не собирается вступать в спор и развязывать дискуссию.– А что, в Калуге много мест, где можно купить наркотики? – спросил я, словно надеясь на то, что Калуга – это какой-то безнаркотный оазис.– Что – в Калуге? Вот будете выезжать из больницы, метров через сто, увидите парня в рыжей кепке.Это один из торговцев.Сколько раз говорил участковому, что, по крайней мере, от больницы нужно отогнать этих деятелей.Все без толку.– Ну и что говорит милиция? – мне всегда было интересно то, чем аргументируют люди невыполнение своих прямых обязанностей.– Говорит, что арестуют одного – придет другой.Кажется, то, что может придти второй преступник, для них повод для того, чтобы не арестовывать первого.

Я не обратил внимания на то, как прореагировал на слова доктора Зарычева Гриша Керчин, тем более, что дверь отворилась, и на пороге оказался Вася Никитин. И каждый из нас опустил глаза.

Никакая правда не стоит того, чтобы быть жестоким по отношению к тому человеку, к которому ты хорошо относишься. Никакое лицемерие – тем более…