Я сидел на стуле, а рядом со мной, на диване, умирала девушка.

Умирала, по моей вине.

В нашей с Олесей судьбе не нужно было выбирать виноватых. Этот выбор сделал я. И выбор этот не подлежал пересмотру, и не подчинялся сроку давности.И не мог быть подвергнут оправданию.А точки, которые ставил в своей жизни я, рано или поздно должны были превратиться в крест.

Свой приговор я получил у врача районной поликлиники, того, который осматривал Олесю.

– Сколько осталось до развязки? – спросил я. – Если не начать лечить прямо сейчас – недели две-три.– А если начать лечить?– Немного больше.– На сколько – немного?– На столько, на сколько у вас хватит денег.

– А потом, для вас, молодой человек, начнется другая жизнь, – сказал врач, прощаясь в коридоре. И я ответил, когда врач уже ушел: – Хорошо, что я заранее не знаю, какая жизнь хуже.

На тот свет, я вынужден был собираться не после смерти, а после жизни…

…Бледная, прозрачная, как свеча под горящим фитилем, с кругами под глазами, цвета кадмия, смешанного с ультрамарином в равных пропорциях, похудевшая, Олеся смотрела на меня: – Ты будешь меня любить?– Да.– Долго?– Долго.– Сколько?– Неделю, – едва не сказал я. Мысли путались и не отвечали за слова. Но слова нашлись:– До конца наших дней.– Значит, одну неделю…

…Того, что происходило в квартире Андрея Каверина, я не знал, и, потому, глядя на ворох рецептов, оставленных врачом, не видел никакого пути. Уже потом, вспоминая этот момент, я подумал, что идеи кого-нибудь ограбить, мне в голову не пришло.А потом позвонил Каверин:– Деньги есть.И еще будут.Еду к вам на такси, так, что приеду скоро. А ты, пока, подготовь все рецепты, и снова пригласи врача…

Я выслушал Андрея молча, и как-то, не обратил внимания, что «на такси», а не на машине Гриши Керчина. Я даже не понял, о каких деньгах говорил мне Каверин.Жизнь для меня, не будет стоить ни рубля, если не с кем станет ее потерять…

…Уходя, доктор сделал Олесе укол снотворного. – Это поможет? – спросил я, и доктор ответил:– Ей – нет.Вам – да.

Доктор думал, что мне еще что-то может помочь. Не по глупости – он просто не знал нашей истории…

…Своей смерти не боится только сумасшедший. Наверное, я постепенно теряю разум.

Привыкнуть можно только к собственной смерти. И, хотя в одиночестве умирает каждый – мы с Олесей умирали вместе.Не смотря на то, что я знал, что пока остаюсь в живых.Судьба наказывала меня жизнью потому, что спасения оттого, что в ее смерти, повинна моя глупая жизнь, у меня не было.Возмездие преследует всех виновных, но кара слишком часто достается невинным, для того чтобы считать судьбу справедливой.Мы с Олесей разделили судьбу: я взял себе вину, а ей досталось наказание.

Я, даже, не мог об этом забыть, потому, что об этом знали все мои друзья.

Не то, чтобы мои мысли путались – я просто не мог собрать их вместе. Наверное, к невнезапной смерти любимого человека не бывает готов никто.Не бывает готов никто.

Люди лгут языком – я думал молча…

…Постепенно до меня дошло, что Каверин едет к нам. Мысль о том, что он везет нам с Олесей надежду, как-то не сразу сформировалась во мне – наверное, даже для надежды необходимо время для созревания.

Оставаться один на один со спящей Олесей, я не хотел, может, просто испугался, и вышел из квартиры, навстречу Андрею. На лестничной клетке мне встретился сосед Олеси по подъезду, совершенно не знакомый мне человек.Мы очень вежливо поздоровались и разошлись в разные стороны: он поднимался по лестнице вверх, я – опускался вниз.Здороваясь, сосед улыбнулся мне.Без всякого повода.Просто так.В кредит.И, даже, кажется, приподнял шляпу.

Ему и в голову не пришла мысль о том, что он только что поздоровался с убийцей. Эта мысль пришла в мою голову.Не в первый раз, но сейчас с особенной отчетливостью.Словно написанная черным по белому, но не моей, а чьей-то другой, не знакомой мне, рукой…