…Когда дама ушла, не попрощавшись, мы с Ларисой переглянулись, так и не поняв, зачем она приходила, но в наше неведение вмешался звонок и офиса генерального директора:

– Привет! – люди из офисов крупных бизнесменов только иногда – «белые воротнички». А в большинстве случаев – обыкновенные люди.

– Здравствуйте, – ответил я офису.

– Тут такая вещь. К нам заявилась какая-то дура из какого-то дурацкого комитета то ли по любви к России, то ли по патриотизму в массах.

Мы ее к вам послали.

– Спасибо, – вздохнул я.

– Да ладно. Не обижайтесь.

Она ведь не сволочь, а просто дура, – констатировал офис, и я отконстатировался в ответ:

– Когда за дело берутся дураки, сволочи уже не нужны.

– Похоже, вы не патриот? – спросила трубка. Так уж выходило, что сомнения в моем патриотизме сегодня выстраивались в состав из многих вагонов всякого размера и различного предназначения. Только как патриотизм – так обязательно по одним и тем же рельсам.

– Не знаю, – ответил я, – просто, когда я разговариваю с человеком, называющим себя патриотом, мне всегда хочется спросить: ты любишь Родину или то, что на ней происходит?

– Ладно, не обижайтесь. – Не обижаемся. Мы с вашей дамой уже познакомились.А почему вы сами ей не занялись?– Да у нас столько дел, что Родину любить некогда.А она хотела пригласить нас поучаствовать в каких-то литературных акциях по патриотизму. Наверное, думает, что в этом успех.«Избави, Боже, дурака от успеха», – подумал я в ответ телефону.Но сказал другие слова. Слова, которые показались мне более важными, чем мысль о том, что важнее для Родины: чтобы ее любили или – чтобы на родине занимались делом?– Мне всегда казалось, что любовь к Родине и общественные акции несовместимы, потому что акция – это явление внешнее, я любовь к Родине – внутреннее.– В общем, послали ее?– Да не очень.– Ну ладно, – рассмеялась трубка. – В конце концов, возможно – она просто дура.– Не знаю, – вздохнул я. – Возможно, есть люди, которым до «дуры» еще расти и расти.

– Ладно, если еще кто-нибудь, кому делать нечего, явится, мы его к вам пошлем. – Ну что же – если захотим навредить России, займемся тем, что станем учить людей ее любить…– …Тут вот какое дело. Год у нас выборный, – голос из офиса стал серьезным.– Слышали… – ответил я.– Да… – вздохнула трубка. – Из-за выборов трудным будет год.– Ничего, – вздохнул я. – Если в стране можно отключать горячую воду на месяц, то организовывать выборы совсем уж не сложно.

– Думаем, вы поможете нашим людям. – Разумеется. Тем, кто с вами, мы поможем.Но чтобы наша помощь была эффективной, мы должны понимать – кто будет против нас?– Против вас? – трубка ненадолго задумалась:– …Если вам повезет – никого.Если не повезет – мировая история…

– …А пока – попрактикуйтесь, – мне показалось, что голос из офиса нашего генерального директора поморщился и продолжил как-то грустновато: – Надо одному человеку помочь. Он не наш, но мы в одной упряжке.– Поможем. Если сумеем.– Умные вы – работяги современной культуры.– Для того чтобы заниматься современной культурой, как минимум нужно быть не глупее своего времени.

– Он приедет к вам завтра. Имейте в виду, возможно, он скоро станет очень большим чиновником. Так что вы с ним… Сами знаете, как, – трубка телефона вздохнула, давая понять, что главное сказано. А потом, после нескольких ничего не значащих фраз, повесилась на противоположенном конце.

В ответ на это я вздохнул молча, потому что не люблю встреч с большими чиновниками – людьми, изображающими людей при каком-то особенном, государственном разуме. Обычно выходит это у них как-то уж больно нарочито.Да и вряд ли наши чиновники обладают каким-то великим государственным мышлением, если даже от меня они не могут скрыть, что никаким государственным мышлением они не обладают…

…Совсем недавно мне пришлось разговаривать с одним пристолично-областным заместителем министра, и он, вместо того чтобы поговорить о погоде или футболе, завел разговор о том, что нужно сделать для того, чтобы люди были счастливы. А если учесть место, где происходил разговор, то нельзя было не признать, что рассуждать о счастье других людей удобнее всего сидя на балконе собственного особняка. Да еще и под заявление:– Я знаю Россию! И знаю, что нужно для того, чтобы россияне были счастливы!

И, наверное, не его вина была в том, что так уж у нас все время выходит – если у человека «Мерседес», то России без «мерседесов» он не знает. Впрочем, как и я, честно говоря, не знаю России в «Мерседесах».Видимо, потому я, как обычный проживатель Московской области, довольно долго слушал заместителя министра, пытаясь вникнуть в сложность вопросов, поднимаемых им.А потом сказал просто:– Люди счастливы, когда им не мешают быть счастливыми.Спросите об этом у любого психотерапевта, и он скажет вам то же самое.Только за деньги.

– Вы совсем не верите в добродетели власти, Петр? – областной замминистра был упорен настолько, что имел все шансы стать министром. А его самоупоение наводило на мысль о том, что эти шансы весьма велики.– Добродетели – во множественном числе? – переспросил я. – Мне всегда казалось, что у власти должна быть одна-единственная добродетель.– Какая же, если не секрет? – съерничал будущий возможный министр. А мне стало грустно от того, что представитель власти даже о единственной властной добродетели не имеет понятия.Я вздохнул:– Справедливость.

– А я хочу вам сказать, что у власти в нашей стране стоят достойные люди. Это я вам как политик говорю.В ответ на эти слова замминистра я промолчал, потому что уверен в том, что для того, чтобы рассуждать о достоинствах власти, в ней нужно как минимум не состоять.

– И уверяю вас, люди, стоящие у власти, прежде всего очень любят Родину, – неуемничал замминистра передо мной, как перед телекамерой. И все бы ничего, но мы оба понимали, что он лжет, играя в демократничество.А ложь – это далеко не самая удачная попытка поуправлять правдой.

В ответ я опять промолчал, подумав: вот как чиновник, так непременно про любовь к Отечеству. И смех не разбирает.Поневоле задумаешься: а нельзя ли назначение на чиновничью должность сопровождать усекновением языка?

Впрочем, этот политик, как и все наши политики, был смешон только до тех пор, пока не сталкиваешься с ним близко. Если сталкиваешься – становится не до смеха, потому что наш современный чиновник – это человек, чью совесть хочется постирать.– Вы разделяете мою точку зрения? – обвопросил меня замминистра, видимо, ощущая, что я хоть и собеседник, но какой-то неполный. Вроде рабочего дня перед праздником.– Нет, – честно признался я. Но тут же навел на свое утверждение макияж:– Но в этом нет ничего страшного.Я и свою точку зрения не всегда разделяю…– …Так, – сказал я Ларисе, присевшей на край стола с чашкой уже остывшего чая в руках, – завтра у нас еще один большой гость.Просили приготовиться.– И как мы будем готовиться? – Лариса смотрела на меня.– Не знаю. Ты – президент…– Давай думать – одна голова хорошо, а две лучше.– Ага, – переведя дух, согласился я, – особенно если одна из них отсутствует.– Ладно, – вздохнула Лариса, – Бог поможет.– Оставь Бога в покое, милая, и Он сам найдет, чем ему заняться.– Ты так думаешь?– Да, Лариса.Ведь у Бога – мы не единственный шанс сделать что-то хорошее.

Не то чтобы я собирался корректировать Бога. Просто что Бог, что человек, по-моему, определяется не тем, что он сделал, а тем, что он сделал хорошего.

– Так что мы будем делать? – Не знаю, – честно ответил я; потом взглянул на Ларисину чашку с чаем, поставленную на край стола:– Впрочем, если придет большой чиновник…Думаю, на всякий случай серебряные ложки лучше попрятать…