…Человек по-настоящему счастлив тогда, когда он может не торопиться пользоваться своим счастьем.

«Хорошо жить. Когда делать это можно не торопясь», – подумал я, но выходило так, что далеко не все разделяют мою точку зрения.Для кого-то жизнь кажется хорошей только тогда, когда можно демонстрировать всем окружающим, что торопишься.

Не успели мы с Ларисой отъехать от ресторана и влиться или вклиниться в поток машин, как потоку пришлось поумерить свой пыл. Мчавшиеся сине-белые полицейские машины через громкоговорители ненавязчиво предложили всем автомобилям принять вправо и остановиться.Следом за полицейскими машинами поехали черные проверяющие – восприняли ли водители предложение полицейских и правильно ли его поняли.А уже только потом последовало все остальное.

– Вот чертова власть, – прошептала Лариса, сворачивая на обочину. – Меня довольно трудно расстроить, но умеет же наша власть достать даже там, где до нее нет дела. Спорить мне не хотелось и для того, чтобы заполнить молчание, я стал смеяться.– Только не говори, что тебя это радует, – Лариса смотрела на меня, и я сказал:– Во всяком случае, меня это не злит.– Почему?– Потому, что меня никогда не злит то, что появляется компромисс.– Компромисс? – похоже, Лариса готова была услышать от меня любое слово и даже соответствующее ситуации словосочетание. Но только не то, что она услышала:– Конечно.Власть с «мигалками» на дороге – это компромисс между двумя главными бедами в России…

…Я понял бы женщин с «мигалками». Если бы это было возможно, каждая женщина поставила бы «мигалку» на свою машину.Да еще и многоцветную.Впрочем, женщине нужна «мигалка» только в том случае, когда она уверена в том, что она настоящая женщина.А вообще, нормальный человек больше «мигалки».И мужчине нужна «мигалка» только в том случае, если в душе он сомневается в том, что он мужчина настоящий…

…Нам пришлось остановиться напротив памятника, стилизованных гранитных противотанковых надолбов, поставленных в том месте, где под Москвой во время самой Большой войны были остановлены фашисты; а так как за главными «мигалками» последовали «мигалки» рангом помельче и движение не возобновлялось, я предложил Ларисе пройтись.

Мы поднялись к памятнику, и, пока власть мчалась мимо, Лариса собрала небольшой букетик из полевых цветов и положила их у подножья неподвижных скошенных стел, направленных или, вернее, смотрящих в ту сторону, в которую нам предстояло ехать. Постояли и помолчали, понимая, что кто-то думает, что войны приносят победы, а кто-то понимает, что войны приносят смерть.Кто-то гордится победами, а кто-то жалеет погибших.

В этом месте, защищая свою страну, люди гибли. Уходили навсегда.Это значит, что они даже не узнали о том – защитили или нет?

Многие истории о людях, окончивших свою жизнь здесь, были мифом – но сами эти люди мифом не были. И, может быть, самой большой трагедией каждой войны является то, что эта трагедия была не такой, как о ней рассказывали потом.

То, что рассказывают о войне победители – это такая же неправда, как и то, что рассказывают о войне побежденные. Настоящую правду о войне, могут рассказать только павшие – те, кто ничего рассказать уже не могут.Если бы о какой-то войне рассказывали только правду – это была бы последняя война на Земле.

Мы не знали, какими были погибшие здесь люди, не слышали их голосов, не видели их лиц. Но теперь у погибших в этом месте было одно лицо – Памятник – отполированные каменные надолбы, установленные под углом к горизонту.По линии, по которой взлетают в небо.

Впрочем, здесь им, по крайней мере, поставили памятник. И у потомков, есть место, где они могут сказать «Спасибо!» погибшим. Сказать это в отмеченном месте, а не в пустом поле или лесной чаще…

…Того времени, что мы провели у памятника, вполне хватило для того, чтобы машины с «мигалками» скрылись за горизонтом. Но чтобы больше не рисковать потерей времени, я предложил:– Давай свернем на какой-нибудь проселок.– Думаешь, еще не все проехали?– Думаю, эти – могут поехать обратно…

Впрочем, на правительственной трассе даже сворачивание в сторону – это занятие непростое. И нам удалось проделать его не немедля и не с первого раза.

Ближайший сворот на довольно приличную грунтовку был перегорожен шлагбаумом – полосатой трубой, охраняемой двумя мужиками в черной форме, издалека смахивающей на эсэсовскую. Оба мужика были явно не сложившимися по судьбе и потому выбравшими себе не занятие – создавать свое, и работавшими при охране чужого.Это чужое, видимо, было столь значительным, что позволяло мужикам считать значительными и самих себя.

Дай дураку власть, хотя бы над самим собой, и он тут же себя проявит.

И когда Ларисины «Жигули» остановились перед запором, один из охранников снизошел до разговора с нами, пользуясь единственной стоящей внимания людей, не выросших выше вахтера, возможностью. Возможностью что-то запретить:– Сюда нельзя.– А, если не секрет – почему? – меня действительно заинтересовало то, дорогу – куда охраняют люди в черном?Впрочем, если бы эту дорогу охраняли бы люди в белом, это меня бы тоже заинтересовало.– Здесь строится резиденция Патриарха.ВИП-скит.– ВИП – что? – переспросил я, действительно не понимая смысла этого словообъединения.– ВИП-скит.Что тут непонятного?

Действительно, непонятного ничего не было. Если, конечно, не считать того, что непонятным было все…

…Наверное, если бы Христос узнал бы, что со временем в людской лексике появится термин ВИП-скит, он, вполне возможно, сел бы на придорожный камень и задумался о том, что он что-то не так и не тем, кому надо, проповедует. Или о том, что нынешние священнослужители что-то не то и не так проповедуют нам, оставалось задуматься мне.

Видимо, мое удивление оказалось слишком ярко намаранным на моем лице потому, что Лариса спросила: – Уж не завидуешь ли ты?– Нет, – честно ответил я. Не завидовал же я особнякам олигархов. – Просто не понимаю.– Чего ты не понимаешь?– Не понимаю, как человек, учащий других раздать все и в рубище идти по земле проповедовать слово Божье, сам в то же время строит себе особняки?– Не понимаешь? – рассмеялась Лариса, включая заднюю скорость. – Значит, ты вообще ничего не понимаешь в жизни.

С Патриархом России повезло. Нынешний Патриарх – один из умнейших людей современности.Но я почему-то не верю, что он верующий…

…Через пару километров мы свернули на другой проселок и, как только Ларисина машина в первый раз подпрыгнула на ухабе, я понял, что это не дорога в ад. Дорога в ад должна быть хоть чем-нибудь вымощена.В этом не было ничего странного или удивительного.Дорогой у нас называется то, по чему хоть кто-то может проехать.

Прокатившись по этой дороге несколько километров по почти дремучему лесу, в котором вполне можно было бы заблудиться, не окажись дорога единственной, мы, немного неожиданно для себя, въехали в уникальный заповедник. Заповедник, под названием «Рублевка»…