Теракты и диверсии в СССР. Стопроцентная раскрываемость

Удилов Вадим Николаевич

ПРИЛОЖЕНИЯ

 

 

ЗА ЧТО ХРУЩЕВ ОТОМСТИЛ СТАЛИНУ

Версия событий, приведших к XX съезду партии

«Независимая газета» (17 февраля 1998 года) публикует статью генерал-майора в отставке Вадима Удилова, который 37 лет прослужил в органах контрразведки. В этом материале речь идет не о его профессиональной работе — о действиях высших лиц государства. За годы службы, а он закончил ее в должности первого заместителя начальника 2-го Главного управления КГБ, Вадим Удилов узнал многое из того, что не только хранилось за семью печатями, но и что было — за этими семью печатями — тайно уничтожено. На вопрос корреспондента «ИГ», можно ли найти в архивах КГБ какие-либо документы или фотографии, касающиеся событий, о которых он рассказывает, генерал ответил: «Нет, вы ничего уже не найдете. Хрущев, придя к власти, сразу же позаботился, чтобы никаких следов этой истории не осталось». В публикуемой статье рассказывается о судьбе Леонида Хрущева, сына Никиты Сергеевича от первого брака, о драматическом заседании Политбюро. Вадим Удилов предлагает свою версию последующих событий, дает свои оценки главным действующим лицам.

За годы работы мне, вольно или невольно, приходилось узнавать подлинные причины, толкавшие первых лиц государства на поступки, которые не украшали их как политических деятелей.

Речь прежде всего о Никите Сергеевиче Хрущеве. В течение многих лет его преподносили миру как ниспровергателя тоталитарной системы, созданной и возглавляемой Сталиным. Но так ли это на самом деле? Нам, фронтовикам, даже после ознакомления в 50-х годах с докладом о культе личности, не все показалось убедительным. Настораживало, в частности, стремление Хрущева свалить свои ошибки на Сталина. Так было, например, с интерпретацией событий, связанных с сокрушительным поражением под Харьковом в 1942 году наших войск, которыми командовали Тимошенко и Хрущев.

Придя к власти, Хрущев почти полностью обновил высший партийный и хозяйственный аппарат по принципу родства и личной преданности, а старую «гвардию» разогнал, выслал, посадил и даже расстрелял. Истинная, на мой взгляд, причина этих шагов долго замалчивалась. Но со временем в печати и просто в разговорах компетентных лиц стали пробиваться подлинные мотивы столь крутого правления Хрущева. Началось, насколько я знаю, с «Вечерней Москвы». 4 января 1995 года эта газета опубликовала материал об исчезновении на фронте летчика Леонида Хрущева, сына Никиты Сергеевича от первого брака. «Вечерка» сообщала, что в городе Куйбышеве во время войны сын Хрущева застрелил под пьяную руку командира Красной Армии, за что был арестован. (Леонид Хрущев попадал в руки органов правосудия не в первый раз. Еще до войны он связался в Киеве с бандитами. Их поймали и по приговору суда расстреляли, а сынок Никиты Сергеевича, первого секретаря ЦК Компартии Украины, «чудом» избежал наказания.)

После инцидента в Куйбышеве Хрущев умолял Сталина пощадить сына. И вымолил. К тому времени началась война, и Леонида во искупление вины направили на фронт. Но не рядовым, в штрафную роту, а по специальности — летчиком. В первом же бою истребитель, пилотируемый Леонидом Хрущевым, резко отвернул от ведущего, ушел в сторону немцев и бесследно пропал. На этом «Вечерняя Москва» поставила точку, продолжения не последовало. Версию продолжения я слышал (давно уже) из уст сотрудников отдела административных органов ЦК КПСС и КГБ СССР. Сын Хрущева то ли по собственной инициативе, то ли из-за вынужденной посадки оказался в плену у немцев.

Это был второй случай с сыновьями членов Политбюро ЦК ВКП(б), и противник решил воспользоваться им в пропагандистских мероприятиях, объединенных операцией «Цеппелин». Как известно, сын Сталина — Яков Джугашвили — категорически отказался в какой бы то ни было форме сотрудничать с врагом. А вот сын Хрущева, то ли посчитав себя обиженным советской властью, то ли по какой другой причине, пошел на сговор с немцами. Это уже был козырь в руках фашистов. Последовала команда Сталина — выкрасть сына Хрущева с оккупированной территории и доставить в Москву. Кто это мог сделать? Конечно, подобную операцию могла провести военная контрразведка СМЕРШ, руководимая тогда генерал-полковником Виктором Абакумовым, но только если сын Хрущева действительно был у немцев на оккупированной советской территории. Ну а если немцы переправили его в Германию или Польшу, подобную операцию могли провести те, кто участвовал в уничтожении за границей Троцкого, белогвардейских генералов Кутепова, Миллера и других. Во время войны ими руководил генерал-лейтенант Павел Судоплатов.

Незадолго до своей кончины Павел Анатольевич сказал мне, что его подчиненные, возможно, участвовали в похищении Леонида Хрущева, но не стал вдаваться в подробности. Он считал, что ущерб, причиненный Хрущевым государству, куда масштабнее, чем история с сыном и последовавшее сведение счетов с членами Политбюро. Об этом — ниже. Сын Хрущева был выкраден у немцев и с партизанского аэродрома доставлен в Москву. ОКР СМЕРШ, специальный орган военной контрразведки, действовавший в тылу врага и полосе военных действий, собрал документальные факты о прегрешениях Леонида Хрущева.

Военный трибунал Московского военного округа приговорил его к высшей мере наказания — расстрелу. Можно представить, в каком положении оказался Никита Сергеевич. В недавнем прошлом он дважды просил Берию, Серова, лично Сталина о снисхождении к сыну. Узнав о приговоре Военного трибунала, он обратился в Политбюро ЦК ВКП(б) и просил отменить суровую кару. Как ни странно, но и тут Сталин пошел навстречу Никите Сергеевичу. Вопрос о судьбе Леонида Хрущева был вынесен на рассмотрение Политбюро. И вот заседание Политбюро. Начальник ОКР СМЕРШ генерал-полковник Абакумов изложил материалы дела, приговор Военного трибунала и удалился.

Первым на заседании выступил секретарь Московского обкома и горкома (он же начальник политуправления Красной Армии и кандидат в члены Политбюро) Александр Щербаков. От первого выступления зависело многое, и прежде всего куда и в каком направлении пойдет обсуждение. Щербаков основной упор сделал на необходимости равенства всех перед законом. Нельзя, заявил он, прощать сынков именитых отцов, если они совершили преступление, и в то же время сурово наказывать других. Что тогда будут говорить в народе? Щербаков высказался за то, чтобы оставить приговор в силе.

Затем слово взял Берия. Он был в курсе киевских и куйбышевских проступков сына Хрущева, напомнил о них и подчеркнул, что Леонида Хрущева уже дважды прощали.

Затем высказали свои мнения Маленков, Каганович, Молотов. Они были едины: оставить приговор в силе.

Последним выступил Сталин. По всей вероятности, ему тяжелее других было принимать решение. Его старший сын Яков, напомним, также находился в плену у немцев. Своим решением Сталин как бы заранее подписывал приговор и ему. «Никите Сергеевичу надо крепиться и согласиться с мнением товарищей. Если то же самое произойдет с моим сыном, я с глубокой отцовской горечью приму этот справедливый приговор!» — так, рассказывали мне, подытожил Сталин, закрывая заседание.

После смерти Сталина и прихода к власти Хрущева в жизни участников этих событий произошли роковые перемены. На второй день правления Хрущева в Москве был ликвидирован Щербаковский район, закрыт Щербаковский универмаг. Камень, заложенный в основание памятника Щербакову, был уничтожен, а место заасфальтировано. И больше фамилия Щербакова за все годы правления Хрущева не произносилась и не упоминалась.

Берию арестовали. Непонятно, каким судом он был осужден и приговорен к расстрелу как палач и агент международного империализма. Ни следственного, ни судебного дела никто не видел.

Генерал-полковник Абакумов к моменту прихода Хрущева к власти находился в тюрьме под следствием как сообщник «врачей-вредителей». Дело оказалось «липовым», и все подлежали освобождению. Но Абакумова, по просьбе Никиты Сергеевича, оставили в тюрьме и через некоторое время приговорили по другому, тоже «липовому», так называемому «ленинградскому делу» к высшей мере и расстреляли. Генерал-лейтенант Судоплатов был арестован, непонятно за что осужден на 15 лет и отбыл весь срок наказания во Владимирской тюрьме. Впоследствии реабилитирован.

Маленков, Каганович, Молотов как представители «антипартийной группы» отправлены в ссылку под строжайший оперативный и милицейский надзор. Сталин на XX съезде компартии был представлен Хрущевым как тиран и поработитель народов. Прежде чем сделать кое-какие выводы, познакомлю читателей с выдержкой из вышедшей в 1996 г. книги «Москва — Кремль — Охрана».

Автор ее — Герой Советского Союза, заместитель начальника Главного управления охраны КГБ СССР, генерал-лейтенант Докучаев. На основании имеющихся у него материалов Докучаев приводит слова Хрущева, сказанные в узком кругу приближенных к нему лиц, незадолго до начала XX съезда КПСС: «Ленин в свое время отомстил царской семье за брата, а я отомщу Сталину, пусть мертвому, за сына, покажу, где живет кузькина мать». Чем же на самом деле руководствовался Хрущев: попыткой повернуть страну к светлому демократическому будущему или личными мотивами? Не простой для меня вопрос.

Описываемые события невольно заставляют задуматься над тем, что представляли собой лица из высшего партийно-государственного окружения Сталина. Откуда они взялись? Какими знаниями в области государственного строительства, организации промышленности и сельского хозяйства, наконец, в теории марксизма обладали? Что определяло их поведение? Борьба за власть началась сразу после смерти Ленина и шла между Сталиным и Троцким. И тот и другой имели стойких соратников еще с начала революции и гражданской войны. У Сталина это были Молотов и Мехлис, сподвижники Иосифа Виссарионовича по партийным делам. По военным вопросам — Ворошилов и Буденный, руководители Первой Конной армии, сумевшие при помощи

Сталина присвоить себе заслуги Второй Конной казачьей армии. Они были верны вождю до конца. Революционеры из числа интеллигенции колебались на протяжении всего периода становления советской власти. Колебались то влево, то вправо, соглашаясь то с доводами Троцкого, то с предложениями Сталина, за что и ушли в небытие с ярлыками членов троцкистского блока, буржуазных наймитов или агентов английской, германской, польской, японской и прочих разведок.

На смену им начиная с конца 20-х годов, а в основном в 30-е годы пришли так называемые твердые вожачки, готовые во всем угодить восходящему вождю и отцу народов на всех направлениях хозяйственной, судебной, военной и партийной жизни страны. Так в первых рядах сталинской когорты появились Хрущев, Жданов, Каганович, Маленков, Вышинский, Ульрих, Ежов, Берия и другие.

Командные посты в Красной Армии занимали бывшие командиры Первой Конной армии: Ворошилов, Буденный, Тимошенко, Кулик, Тюленев. Сейчас, похоже, никто не сомневается в том, что репрессии и притеснения «узаконил» Сталин. Но, как мне думается, узурпаторский режим, с отливами и приливами, сохранялся так долго прежде всего благодаря сталинскому окружению. Уловив в Сталине повышенную подозрительность, люди из окружения Сталина, каждый по своей линии, старались выявить побольше «врагов народа», членов троцкистско-зиновьевского блока, шпионов и т. п., чтобы угодить хозяину. Конечно, о подобных устремлениях партийно-государственной верхушки стало хорошо известно карательным органам НКВД, где к тому времени в следственные подразделения были введены новые, но рьяные исполнители, заплечных дел мастера, готовые на все. Старые работники госбезопасности, которых, к сожалению, уже нет в живых, рассказывали мне, что возглавлявший в то время Московскую организацию ВКП(б) Хрущев нередко давал разгон начальнику НКВД за плохую, по его мнению, работу Московской ЧК. При этом Хрущев говорил буквально следующее: «В Рязани арестовано «врагов народа» на 500 человек больше, чем в Москве. А Москва во много раз больше, чем Рязань. Учтите это в своей работе».

И все старались! Молотов — в Наркомате иностранных дел, Микоян — во внешней и внутренней торговле, Каганович — на железнодорожном транспорте. По их милости открывались следственные дела и производились аресты среди высших партийных и государственных работников. Именно так появилось «ленинградское дело». Обвинялись ленинградские партийно-государственные и хозяйственные руководители, которые возглавляли город в тяжелейшие дни блокады. Практически организатором сопротивления врагу был второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Алексей Кузнецов. Блокадные условия требовали от ленинградских руководителей принятия самостоятельных, не всегда согласованных с Москвой, решений. И такие решения принимались, активно исполнялись на месте и давали положительные результаты. В блокадное время у ленинградского актива появился вкус к самостоятельному мышлению, к поиску нестандартных путей для решения наболевших вопросов.

Но события приняли драматический оборот после того, как Сталин решил перевести Кузнецова в Москву, в ЦК ВКП(б), и назначить его куратором всех правоохранительных органов страны. Это обстоятельство вызвало шок в верхних эшелонах, близких к Сталину. Кузнецов стал с дотошностью интересоваться не только текущими делами, но и архивными материалами по линии госбезопасности, следствия и суда. В конечном итоге мог, по их расчетам, добраться и до «липовых» дел. Следовательно, решили они, нужно найти «компромат» на нового секретаря. Самостоятельность Кузнецова надо преподнести как стремление к власти и доказать Сталину, что ленинградская «элита», думающая о переносе столицы России в Ленинград, заражена вирусом самостийности.

Кто взялся бы за это? Лучше всех мог справиться Берия, но после войны он полностью переключился на создание атомной бомбы и ракетостроение. Взялись Маленков и Каганович, им удалось все завершить в достаточно короткий срок, благо исполнителей, действующих по принципу «чего изволите», нашлось в достаточном количестве. В результате «ленинградские враги народа» вместе с Кузнецовым были осуждены и расстреляны. Поскольку инициатива возбуждения дела не принадлежала Управлению госбезопасности по Ленинградской области, была запущена легенда, что ленинградские чекисты зазнались и прозевали крупный заговор. В ход пошли административные меры. Руководящий состав Ленинградского управления МГБ, вплоть до начальников низовых звеньев, сослали в отдаленные районы страны.

Я работал тогда в МГБ Узбекистана и помню сосланных туда ленинградских чекистов. Даже при беглом рассмотрении «ленинградского дела» нельзя не увидеть, что оно было фальсифицировано сталинским окружением, которое испугалось появления в своем кругу решительного фронтовика Кузнецова, способного вступить в неравный бой с приспособленцами. И упреждающий удар был нанесен. Но как бы там ни было, политическая обстановка в стране после смерти Сталина требовала изменений. Новые вожди во главе с Никитой Хрущевым решили выпустить из народа пар возмущения, приписав все грехи одному человеку.

Такая тактика уже успешно применялась — при Сталине. Достаточно вспомнить судьбы наркомов НКВД Ягоды и Ежова. После смерти Сталина надо было отчитаться перед народом за промахи в периоды подготовки и ведения войны, за «ленинградское дело», за дело «врачей-вредителей», за тысячи и тысячи других незаконных дел. Конечно, лучшей фигуры, на которую можно было списать государственные грехи последних десятилетий, чем Берия, не было!

Берию все знали как главу МГБ и МВД СССР. Конечно, он много знал о закулисной деятельности лиц из государственной верхушки. Они тоже знали или догадывались об имеющихся на них досье по ведомству Берии. Многие его просто боялись — неуравновешенность и жесткость характера Берии были общеизвестны. Многие были бы рады его исчезновению с политического горизонта. Подобное желание, видимо, появилось и у Хрущева. Исчезновение Берии — это возможность, с одной стороны, списать на него все грехи, убрать опасного соперника, расчистить себе путь к единовластию; с другой стороны, ликвидация Берии — это возможность отомстить за сына. Когда были обнародованы документы, свидетельствующие о том, как был организован суд над Берией, появились вопросы. Безусловно, вызвал недоумение состав суда, в котором вместо юристов почему-то заседали одни военные. По радио и в печати распространялись тогда сведения о преступлениях Берии чуть ли не со времен меньшевистского режима в Грузии, о злоумышленных действиях и необоснованных арестах в Москве и других городах СССР с 30-х годов, расстрелах без суда польских офицеров в Катыни. Большую часть обвинений занимали эпизоды, связанные с сексуальными похождениями Берии.

Таким образом, в памяти большинства людей Берия остался палачом и отъявленным распутником. У меня нет желания защищать его. Но квалификация юриста и историка обязывает скрупулезно разобраться во всех фактах преступной деятельности Берии с учетом сложности обстановки в стране в те годы. С середины 50-х годов, да и в настоящее время, Берия обвиняется как один из создателей судебных «троек», как организатор массовых расстрелов государственных служащих, военных и других специалистов в 1937–1938 годах. Думаю, кем-то допущена злонамеренная натяжка.

Берия был назначен на пост наркома внутренних дел в конце 1938 года и практически, после ознакомления с делами и огромным хозяйством, приступил к работе в мае 1939 года. До этого он работал в Закавказье, никакого отношения к репрессиям в России, тем более в Москве, не имел. Следовательно, 1937–1938 годы, с повальными арестами, истязаниями на допросах и массовыми расстрелами, — дело других! Если говорить объективно, следует отметить, что с приходом Берии на пост наркома НКВД, в 1939-м, 1940-м и 1941 годах, по его указанию было пересмотрено несколько десятков тысяч дел лиц, отбывающих наказание или находящихся под следствием по статье 58 УК РСФСР (осужденные как враги народа, изменники Родины, шпионы, диверсанты, за антисоветскую агитацию и пропаганду). В результате этого пересмотра несколько тысяч человек были тогда освобождены из-под стражи и вернулись к исполнению своих служебных обязанностей. Среди них были, например, будущие маршалы Советского Союза Рокоссовский и Мерецков, генерал армии Горбатов, сотни других генералов и командиров Красной Армии. По указанию Берии из лагерей были освобождены и в начале войны направлены в Красную Армию 157 тысяч молодых узников. Многие из них стали потом Героями Советского Союза. В их числе писатель Герой Советского Союза Владимир Карпов.

Массовые репрессии 30-х годов, как известно, заполнили заключенными лагеря, начиная от Беломоро-Балтийского канала, Соловков, Пермских лагпунктов до многочисленных сибирских лесоповалов, золотопромышленных ИТЛ на Колыме, шахт Певека и Норильска. Количество их все увеличивалось, а вместе с этим росла смертность среди заключенных. Именно в этих условиях, под непосредственным контролем Берии, во всех лагерях шел усиленный поиск осужденных — специалистов в области авиации, танкостроения, ракетостроения, других видов вооружения и технического прогресса. Они были сгруппированы в так называемые шарашки, где под руководством наиболее компетентных, но также осужденных инженеров, изобретателей, конструкторов создавали для страны боевую технику. В этих «шарашках» жить было намного легче, чем в лагерях. Собрать специалистов, создать условия для выживания, в том числе будущим светилам науки, — это огромная работа. Будущий конструктор космических ракет Королев был, например, разыскан в рудниках Магадана и доставлен в туполевскую «шарашку» под Москвой.

Что это — заслуга или вина Берии? Судите сами.

В последние годы в СМИ неоднократно публиковались материалы, относящиеся к делу плененных осенью

1939 года нескольких тысяч польских офицеров, которые находились в лагерях в Катынском лесу на Смоленщине. Под документами стоит подпись Берии. Судьбу пленных поляков решили без суда и следствия. Конечно, это преступление. Но вот, выступая в защиту отца, сын Берии просит общественность страны всмотреться в протокол заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта

1940 года, на котором решалась участь польских офицеров. За расстрел польских офицеров проголосовали и поставили подписи Сталин, Ворошилов, Молотов, Микоян, Калинин, Жданов, Каганович.

Единственный, кто до последнего момента возражал против расстрела и так и не поставил своей подписи, был Берия. Из-за строптивости чуть не лишился должности. Жданов даже предлагал себя на место наркома внутренних дел. Следует отметить, что в сталинском окружении Берия выделялся энергией и деловитостью. Результаты деятельности многих членов Политбюро ЦК ВКП(б) известны и негативно оцениваются в обществе. Жданов «проявил» себя на поприще культуры и идеологии, Молотов — в дипломатии, Хрущев — в сельском хозяйстве, в управлении экономикой и многом другом. Но Берия, будучи ответственным за научные и практические разработки в области атомной энергии и ракетостроения, действительно потрудился немало, и без всяких кавычек! Он сумел привлечь лучшие научные силы страны. Использовал и возможности внешней разведки Советского Союза. Результат был налицо.

Конечно, преступлений и ошибок у него было немало, но по сравнению с другими членами Политбюро он выглядел лучше. Во всяком случае, лучше, чем Хрущев, и насильственной смерти, наверное, не заслуживал.

ИЗ ДОСЬЕ «НГ». Вадим Николаевич Удилов родился в 1924 г. Великую Отечественную войну начал командиром танка, закончил командиром танковой роты. Был ранен, контужен, трижды горел в своем Т-34. После войны 37 лет работал в органах контрразведки. «Журнал российских спецслужб» перечисляет множество имен шпионов, к обезвреживанию которых он имел прямое или косвенное отношение, среди них Пеньковский, Григорян, Боренбаум. Под его руководством был проведен ряд успешных операций по негласному изъятию шифроблокнотов разведок стран НАТО. Именно он возглавил розыскную группу по поиску и обезвреживанию террористов, совершивших в 1977 г. три взрыва в Москве. Награжден многими орденами и медалями СССР, а также других стран. Кандидат исторических наук.

 

К ИСТОРИИ КУРДСКОГО ВОПРОСА

Журнал «Власть», 14 июня 2004 года

Вначале курортного сезона, как обычно, напомнили о себе курдские сепаратисты — они пообещали взорвать турецкие отели. К тому, что курдское национально-освободительное движение до сих пор живо, в свое время приложил руку СССР, в 1947 году приютивший у себя многочисленный отряд курдских боевиков. Его 12-летнюю эпопею восстановил обозреватель «Власти» Евгений Жирное.

«Барзанинцы»-подлецы

«15 июня с. г., - докладывал Сталину в 1947 году заместитель министра внутренних дел СССР Василий Рясной, — войсковым наблюдением 41-го Нахичеванского пограничного отряда было отмечено появление иранских самолетов, совершавших полеты в районе южнее озера Ах-Гюль (Иран), юго-западнее советско-иранской границы, при этом один из иранских самолетов нарушил советскую границу, углубившись на нашу территорию до 200 метров. В этот же период было отмечено несколько взрывов бомб». Причины необыкновенной военной активности соседей не были тайной для погранвойск МВД СССР. В том же докладе говорилось: «По имевшимся данным, в Иранском Курдистане, в районе Ушну (юго-западнее озера Урмия), с марта месяца 1947 года начались боевые действия между иранскими правительственными войсками и курдами иракского племени Барзани ввиду отказа последних от разоружения и подчинения иранским законам. Курдское племя Барзани в 1945 году переселилось из Ирака в Иран».

И племя, и его вождь Молла Мустафа были хорошо известны советским властям. В 1943 году он поднял своих людей на восстание против иракского правительства и находившихся в Ираке английских войск. Вначале Мустафе Барзани и его людям везло. После захвата нескольких десятков полицейских постов им удалось прилично вооружиться. Но как только Вторая мировая война подошла к концу и англичане смогли всерьез заняться курдской проблемой, отряд Барзани оказался зажатым между британскими и иракскими войсками и боевиками из конкурирующих курдских племен. Выскользнув вместе со своими людьми из окружения, Молла Мустафа перешел в Северный Иран, который тогда оккупировала Красная Армия. Проверенному борцу с британским империализмом тут же нашлось дело по специальности. СССР создал на подконтрольной иранской территории две автономии — курдскую и азербайджанскую. И в первой Мустафа Барзани получил пост командующего национальной гвардией и звание генерала. Советские товарищи даже собирались сделать его командующим войсками обеих автономий, но договориться об объединении курдам и азербайджанцам не удалось. А после того как Красной Армии под давлением Запада пришлось уйти из Северного Ирана, завершилась и недолгая история просоветских автономий. Некоторые их руководители решили договориться с иранским правительством, но были арестованы и казнены. Немалая часть бежала в СССР. А Барзани остался верен себе и продолжал партизанить, кочуя из Ирана в Ирак, из Ирака в Турцию и обратно. Вот только противостоять армиям трех стран его отряду было не по силам. Вскоре после бомбардировок в тот же день, 15 июня 1947 года, к советско-иранской границе по реке Араке вышел небольшой отряд курдов. Двое из них переправились на советский берег и передали письмо своего вождя советскому пограничному комиссару. Еще одно послание было подготовлено для «отца всех народов». Послание было написано именно так, как и подобало писать генералиссимусу Советского Союза (см. документ). Но скорого ответа из Москвы пограничники и курды так и не получили. Утром 16 июня на иранском берегу появился сам Барзани с личной охраной и попытался вести переговоры о переправе отряда в СССР. Но пограничники имели только одно указание: в дискуссии не вступать, а нарушивших границу курдов задерживать и разоружать.

На следующий день положение курдов стало безвыходным, и через реку сначала пошли раненые и обессилевшие боевики без оружия — на 160 перешедших оказалось только 40 винтовок. Сам Молла Мустафа наблюдал с иранского берега за тем, как будут обращаться с его людьми. Все основания для сомнений у него были: и из-за истории с автономиями, и из-за того, что живших на советской территории курдов еще в 1930-е годы фактически ассимилировали, а затем по большей части выселили в Среднюю Азию и Казахстан. Но переправившихся курдов не расстреляли и не передали иранцам. И тогда на следующий день в СССР отправились основные силы отряда Барзани. Правда, вождь племени и здесь проявил максимальную осторожность. Большую часть оружия и боеприпасов курды оставили в камышах на иранской стороне на случай, если русские начнут стрелять по вошедшим в воду боевикам. Еще днем позже, 19 июня 1947 года, МВД доложило руководству страны итог операции по интернированию курдов: «К концу дня 18 июня отряд курдов во главе с Моллой Мустафой Барзани общей численностью 499 курдов перешел на советскую территорию. У курдского отряда Мустафы Барзани отобрано: винтовок — 303, автоматов — 5, пистолетов — 55, гранат — 54, биноклей — 13, боевых патронов — 13 000. Задержанные курды отведены в г. Нахичевань и содержатся под охраной пограничников». Оставленное в камышах оружие забрали иранские пограничники. Но трофей показался им недостаточно ценным, и иранский пограничный комиссар немедленно направил своему советскому коллеге требование вернуть курдов: «Имею честь сообщить — Молла Мустафа со своим племенем барзани приблизительно 20 дней тому назад вновь нарушил турецкую границу и вступил на иранскую землю. Несмотря на то что иранское правительство принимало все меры к их усмирению, они грабили и опустошали деревни. 20 июня с. г. под натиском иранских войск барзанинцы в количестве свыше 400 человек, оставив на нашей стороне все ихнее (так в тексте. — «Власть») вооружение, в районе Саранож перешли реку Араке и сдались советским властям. Чтобы не терять наших дружественных отношений, прошу возвратить 400 вышеуказанных «барзанинцев»-подлецов». То, что иранцы даже не знали точной даты перехода, свидетельствовало о том, насколько точно Барзани и его штаб рассчитали свой маневр. Не менее четко Молла Мустафа просчитывал и каждое сказанное советским представителям слово. Он объявил, что он и его люди «отвыкли от работы на полях, а привыкли драться с оружием в руках и сейчас готовы выполнить любое задание Советского правительства по борьбе с реакционерами Ирана». С речами о верности социализму плоховато сочетались многочисленные религиозные авторитеты, находившиеся в его отряде, которые были аналогом советских политкомиссаров. Но на это обратили внимание далеко не сразу.

«Курдов трудоустроить в сельском хозяйстве»

Слова, гревшие душу советскому руководству, Барзани говорил и позднее. Он заявлял, что намерен и в дальнейшем продолжать борьбу с иранцами, и просил Советское правительство «дать его отряду возможность отдохнуть несколько месяцев, вооружиться, командованию — пройти боевую выучку, а затем разрешить уйти на территорию Ирана». Идея взять реванш за постыдный уход из Северного Ирана понравилась партийному руководству и в Москве, и в Баку. «В связи с этим пожеланием Мустафы Барзани, — напоминал МВД Сталину в 1949 году, — секретарь ЦК КП(б) Азербайджана товарищ Багиров внес предложение в правительство разместить отряд в одном из лагерей на берегу Каспийского моря, организовав его питание, снабжение и обучение личного состава военному делу. В соответствии с состоявшимся решением правительства в отряде было сформировано 3 стрелковые роты, артиллерийская батарея, минометная батарея, саперный взвод, взвод связи, танковый взвод. От Министерства Вооруженных сил СССР отряду было придано 25 офицеров Советской Армии для обучения личного состава военному делу». Складывалось впечатление, что СССР собирается развязать небольшую войну, используя отряд Барзани в качестве ядра для развертывания полноценной армии. Иначе зачем готовить из его боевиков танкистов? Но оказалось, что советские товарищи неправильно оценивали планы курдских. Для начала шейхи-комиссары из отряда Барзани стали произносить проповеди перед верующими азербайджанцами и, как докладывало в Москву МГБ АзССР, отнюдь не призывали мусульман любить советскую власть. «Спустя некоторое время, — говорилось в докладе МВД 1949 года, — агентурным путем было установлено, что Мустафа Барзани, являясь политически неграмотным человеком, имеет намерение организовать из курдских племен княжество и возглавить его. Пребывание в Советском Союзе Барзани расценивал как временное явление, ни к чему его не обязывающее. В связи с этими настроениями Мустафы Барзани товарищ Багиров поставил перед правительством вопрос о том, чтобы перевести отряд курдов с территории Азербайджанской ССР подальше от границы с Ираном. По постановлению Совета Министров СССР от 9 августа 1948 года Министерством внутренних дел отряд был переведен из района Баку на территорию Узбекской ССР (ст. Верхнее-Комсомольская Ташкентской железной дороги), где был хорошо устроен и продолжал военную подготовку. В конце 1948 года Мустафа Барзани был принят секретарем ЦК КП(б) Узбекистана товарищем Юсуповым, которому высказал недовольство положением отряда и просил устроить ему встречу с товарищем И.В. Сталиным для объяснения своего положения и своих планов. Мустафа Барзани просил также товарища Юсупова направить на учебу в Ташкентскую партийную школу 5 офицеров его отряда и, кроме того, организовать учебу солдат и офицеров отряда для подготовки из них летчиков, танкистов, шоферов и саперов-подрывников. В конце беседы Барзани добавил, что, если ему не будет разрешена поездка в Москву, он покончит жизнь самоубийством. За последнее время руководящая группа отряда проявляет недовольство своим положением и в особенности бездействием отряда. Расходы на содержание отряда Мустафы Барзани на 1949 год составляют 6 662 467 рублей. Учитывая, что дальнейшее содержание отряда курдов Мустафы Барзани может вызвать нежелательные с их стороны проявления, МВД СССР считает целесообразным отряд курдов расформировать и расселить мелкими группами в глубинных районах Узбекской ССР так, чтобы курды не имели общения между собой и чтобы Мустафа Барзани и его приближенные были лишены возможности поддерживать связь с расселенными курдами и оказывать на них влияние. Обязать местные органы власти трудоустроить курдов в сельском хозяйстве и промышленности республики. Административный надзор возложить на органы МВД Узбекистана. С товарищем Юсуповым этот вопрос согласован. Тов. В.М. Молотов с этим предложением согласился».

«Перерезано горло от уха до уха»

С предложением согласился и Сталин. И курды Барзани оказались на положении поднадзорных поселенцев. Надо признать, что это был не самый худший вариант. Когда республиканцы проиграли гражданскую войну в Испании, их офицеров, учившихся в СССР, попросту посадили в лагеря НКВД и держали лишь чуть лучше, чем вражеских военнопленных. Так что с курдами обошлись по тем временам гуманно. А самому генералу Барзани узбекские товарищи выделили хлебную должность весовщика в совхозе. Хотя Молла Мустафа и без того не бедствовал — каждый курд отдавал вождю часть заработка, будь то солдатская зарплата или заработок рабочего совхоза. Все заботы о курдах и их политико-моральном состоянии переложили на контрразведку. Но, как рассказывал мне начинавший в то время свою службу в МГБ в Узбекистане капитан, а впоследствии генерал-майор Вадим Удилов, работа эта оказалась крайне трудной. Курды держались сплоченно, и обзавестись агентурой удалось далеко не сразу. Самым надежным способом оказался «медовый капкан». Оставшиеся без присмотра командиров и шейхов курды, долгие годы жившие вдали от семей, довольно охотно знакомились с местными девушками. Немалая часть из них оказывалась осведомителями ГБ и помогала приобрести такой же статус курдским боевикам. «Женщины помогали нам очень охотно, — вспоминал Удилов, — ведь курды были красивыми ребятами». Однако, как рассказывал генерал, не меньшей проблемой были затем встречи с агентами: «Один наш товарищ, чтобы получить информацию, ночью полз по-пластунски огородами к дому агента. Подползал к открытому окну, а тот потихоньку рассказывал обо всем, что узнал. А вот другой наш товарищ, работавший под «крышей» сотрудника администрации совхоза, сплоховал. Его беседы с агентом засекли курды. Расправа была жестокой. Они агента привязали к кровати и пытали, выясняя, что нам известно. Тогда его удалось спасти. Мы отправили его жить в отдаленный район. И вдруг получаем сообщение, что он убит — перерезано горло от уха до уха. Поехали туда. Приезжаем, встречает начальник райотдела МГБ. «К следственным действиям все готово?» — спрашиваю. Он говорит: «Все». Ведет нас в дом председателя колхоза. А там во дворе стол накрыт, а на месте преступления все следы затоптаны. Но мы этих фанатиков из охраны Барзани все равно нашли. Они, уходя, через несколько километров окровавленный нож выбросили. Вот по нему-то на них и вышли». Вообще генерал не скрывал, что борьба шла с переменным успехом. Опытным партизанам иногда удавалось перехитрить контрразведчиков. Один из приближенных Барзани умудрился незаметно уехать в Москву и там от имени шефа провести переговоры с иракским послом в СССР о возможном возвращении отряда на родину. Однако иракцы вовсе не жаждали видеть у себя хорошо обученных курдских боевиков. Курдов вновь собрали в единый отряд, когда в Иране начались волнения, — в Кремле решили, что было бы неплохо держать боевиков Барзани наготове. Но в Москве опять ошибались. Как рассказывал Удилов, руководство отряда не собиралось воевать за советские интересы. По данным агентуры, Мустафа Барзани и его помощники разрабатывали планы захвата контроля над нефтяными месторождениями Киркука в Ираке. И, видимо, эта информация вновь повлияла на решение Москвы — курдский отряд так и остался в Узбекистане. Генерал Барзани надеялся, что его жизнь изменится после смерти Сталина, и в апреле 1953 года тайно отправился в Москву. Побег был спланирован столь тщательно, что задержали его только у Спасской башни. А затем во избежание дальнейших хлопот оставили жить в столице. Он снова попал под надзор, но формально ему объявили, что необходимо повысить уровень образования. Барзани учили военным наукам, а затем направили в Высшую партийную школу. Но домой, несмотря на все его просьбы, так и не отпускали.

«Здесь, в ЦК КПСС, я… объявляю голодовку»

Возвращения Барзани на родину хотели и его родственники, и соплеменники в Ираке. Чтобы хоть как-то обосновать необходимость его возвращения, Моллу Мустафу в 1955 году избрали председателем Демократической партии Курдистана. Но в Кремле сменились политические приоритеты. И если раньше его не отпускали, сомневаясь в верности СССР, то теперь — из-за боязни, что СССР обвинят в нарушении налаживающегося взаимопонимания с капиталистическим миром. Барзани изнемогал. В январе 1958 года он добился приема в ЦК КПСС. С ним побеседовали член Президиума ЦК Нуритдин Мухитдинов и секретарь ЦК Борис Пономарев. Барзани объявил, что готов на самые крайние меры: «Я бросил в Ираке жену и детей, братьев и других родственников. За 11 лет я не имею ни одного сообщения об их существовании. Я искал правду и свободу. Я шел в вашу страну за помощью для моего народа. Лично мне ничего не нужно. Сейчас я снова обращаюсь к КПСС и Советскому правительству помочь нам освободиться от цепей колониализма. Я готов выехать из СССР в любую страну, чтобы продолжать борьбу. Если моя просьба не будет услышана, я готов принять смерть. Здесь, в ЦК КПСС, я заявляю, что объявляю голодовку, так как мне больше ничего не остается делать». Но ему лишь пообещали, что «поставленные им вопросы будут доведены до сведения ЦК КПСС». Возвращению Барзани и его людей в Ирак помогли обстоятельства. В стране произошел переворот, и новое правительство, которое, с одной стороны, было заинтересовано в контактах с СССР, а с другой — пыталось нормализовать отношения с курдами, разрешило отряду вернуться домой. Самым забавным оказалось то, что, прожив в Союзе 12 лет, Барзани и его люди так и не разобрались, что происходило вокруг них. Их отправляли домой на теплоходе «Грузия» из Одессы. Естественно, сопровождал их капитан КГБ, числившийся помощником капитана судна. И вот по прибытии курды, ожидающие разрешения сойти на берег, видят такую картину. К трапу подъезжает машина советского посла в Ираке. Посол, побеседовав с ними, удаляется в каюту капитана КГБ, где проводит некоторое время, и уходит с каким-то грузом. Затем то же самое проделывает резидент КГБ в Ираке. Курды решили, что их куратор только с виду младший офицер, а на деле парень с большими связями, и попросили прислать его в качестве офицера связи с советскими друзьями. А посол с резидентом попросту затоваривались из стоявшего в каюте гэбэшника ящика водки.

«Ожидаем помощи от товарища Сталина»

Генералиссимусу Советского Союза

товарищу Сталину

1. Вам известно, что мы подняли восстание в Ираке против иракского правительства за освобождение курдов. После этого восстания перешли на территорию Ирана в 1945 г. в поисках убежища у советских войск. Находясь там, мы принимали участие в революционном движении за освобождение азербайджанских и курдских народов.

2. 10 декабря 1946 года войска демократического Ирана под натиском реакции сдались, но мы продолжали сопротивление. На нашей стороне принимали участие и другие национальности. Если бы курдские беки и ханы не помогли иранскому правительству, мы не отступили бы и продолжали бы борьбу.

3. В настоящее время с помощью турецкой и иракской реакции мы подвергнуты уничтожению. Мы имели незначительные силы и все же выдерживали натиск реакции, неся большие жертвы. Мы благодаря революционному духу побеждали и сохранили свои силы. Мы надеялись на Иракский Курдистан, но благодаря кучке реакционеров мы были преданы. Мы видели в Ираке турецкие войска, оказывавшие помощь турецкой реакции, и это вынудило нас временно прекратить борьбу, чтобы сохранить силы для будущих боев.

4. Ввиду этого мы решили выйти к советской границе, пробившись через окружение иранских войск, вышли в Турцию и оттуда — к советской границе. В течение 20 дней прошли путь до Аракса. За эти 20 дней иранские реакционеры имели намерение уничтожить нас, но мы, ведя ожесточенные бои, вышли к советской границе.

5. В настоящее время 500 революционеров-барзанийцев стоят у советской границы. Среди нас много раненых и утомленных. Ожидаем помощи от товарища Сталина, как все демократические народы, нуждающиеся в освобождении. Желаем вступить на советскую территорию, знаем, что Советское правительство — самое демократичное правительство рабочих и крестьян. В связи с нашим положением убедительно просим помочь нам.

Да здравствует товарищ Сталин и весь советский народ!