Добравшись до своей кровати, Гольдштейн, как всегда, сразу же захрапел. Роки, свернувшись у Макса в ногах, поддерживал его тихим посапыванием. Максу не спалось. Он лежал с закрытыми глазами и пытался придумать, как спасти сапфир, мысленно перебирая в уме различные варианты. Ничего толкового не придумывалось, и он начал наконец проваливаться в дремоту, как вдруг почувствовал уже знакомое удушье. Макс открыл глаза и в темноте увидел светящийся взгляд Домового.

– Ну, и зачем ты опять на меня уселся? - прошептал Макс.

Домовой сполз с его груди и устроился на спинке кровати, смущенно пробормотав:

– Так я… того… У вас сластей больше нет?

Макс приподнялся, зажег свечу и протянул человечку тарелку с конфетами. Тот полный набил рот и блажено зажмурился. Прожевав, сказал:

– Благодарствую. Уж больно вкусные.

– У тебя имя есть? - рассмеялся Макс.

– Да, Епифаном меня зовут, - степенно представился Домовой.

– А я - Макс, очень приятно.

– Гляжу я, ты скучный какой-то. Случилось чего? - полюбопытствовал Епифан, запихивая в рот горсть конфет.

– Случилось… ты вот мне пообещал, что худо будет, и случилось, - вздохнул Макс.

Домовой смутился:

– Так я ж не со зла, положено у нас так. Вот сегодня я в Старый дом пойду, и поставлю вопрос ребром: почему все домовые худо должны пророчить?

– В какой Старый дом?

– Мы, Домовые, там собираемся, сбор у нас там, значит. В старом заброшенном доме.

Максу пришла в голову интересная мысль. Стараясь говорить как можно небрежнее, он спросил:

– А что, Домовой в каждом доме есть?

– А как же? - всплеснул руками Епифан, - Дом без Хозяина - это непорядок! Не бывает такого. Если люди переезжают на новое место, то и Хозяин с ними.

– Интересно. А ты знаком с Домовым графа Пржевецкого?

– Петшик его зовут, важный такой! И понятно, почему: его дом самый большой в городе. Не дом даже, а замок. Это большая честь - быть Хозяином целого замка.

Макс задумался, пытаясь сообразить, как попросить Епифана об услуге. Но тот сам поинтересовался:

– Тебе зачем? Или узнать что нужно? Говори только честно, я вранья не люблю.

– Нужно, Епифан. У графа есть одна вещь - ее сегодня у нас украли. Ее необходимо вернуть, иначе беда будет.

– Какая такая вещь?

– Брошь с большим сапфиром, граф ее сегодня купил у скупщика краденого.

Епифан ненадолго задумался, потом спрыгнул со спинки кровати и заявил:

– Ты ко мне по-хорошему, и я тебе тоже. Пойду в Старый дом, может, Петшик еще там. Расспрошу его, он посплетничать любит, а графа своего терпеть не может. Глядишь, чего и узнаю.

Домовой исчез, а Макс принялся будить Гольдштейна. Растолкав, он добрых полчаса объяснял суть дела. Наконец, раздался тихий свист, и на кровати материализовался Епифан. Не обращая внимания на вытаращенные глаза Льва Исааковича, он сказал:

– Плохо дело! Брошка ваша у графа, это точно. Петшик сам сегодня видел, как граф ее из тайника вынимал и любовался. А только добыть ее никак невозможно: на тайник заклятие наложено, на смерть. Кто его без ключа откроет, тот замертво и упадет.

– Но ведь на Домовых это заклятие, наверное, не действует? - вкрадчиво поинтересовался Макс.

Епифан замахал руками:

– И думать не моги! Домовые у хозяина воровать не могут, только у гостей, да и то - мелочи разные. А если Домовой украдет у хозяина, то тут же будет проклят и отлучен от дома, и скитаться ему бездомному веки вечные.

– Но ведь тебе-то граф не хозяин?

– А я туда попасть не могу! Каждый Домовой только в своем доме живет, да еще в место схода может прийти. А в чужой дом - никак! На пороге и помрет.

Макс вздохнул:

– Все равно, спасибо тебе! Хотя бы точно знаем теперь, что сапфир в доме у графа.

– А ты его купи! - вдруг предложил Епифан.

– Зачем же он мне его продавать будет, если он камни собирает? Ни за какие деньги не продаст.

– Ну, поменяй! Или хитростью вымани! - настаивал Домовой, - Мне Петшик все про его повадки рассказал. Я тебе поведаю, а ты, может, до чего и додумаешься.

– Он прав, - вдруг сказал Гольдштейн, - Главное сделать так, чтобы граф сам захотел продать или отдать нам камень. Рассказывай, Епифан.

Домовой взобрался на облюбованную спинку кровати, и вдохновенно заговорил. Из его рассказа следовало, что Штефан Пржевецкий коллекционировал не только драгоценности. Не менее страстно он любил красивых женщин. Увлекаясь, граф был способен на самые безрассудные поступки, для него тогда не существовало никаких преград. В городе до сих пор помнили о том, как он два дня простоял на коленях перед домом первой красавицы - княжны Н, добиваясь лишь одного ее взгляда. Тронутая таким смирением, гордая и неприступная красавица снизошла до разговора с графом. Что было затем - молва умалчивала, известно лишь то, что через полгода девица графу наскучила, и он перестал искать с ней встреч, а родители спешно выдали княжну замуж за бедного захудалого дворянчика, дав за ней непомерное приданое. В другой раз граф влюбился в юную чавахскую девушку, и купил ее у родителей за такие деньги, что отец девушки построил большой дом и сумел открыть лавку, торговля в которой процветает и в настоящее время. Горянка, в отличие от княжны Н, со своим положением смириться не хотела, и несколько раз пыталась убежать из замка Пржевецкого. Но всякий раз слуги графа ловили ее и водворяли назад. Отчаявшись вернуть свободу, девушка покончила с собой.

– Ну, ничего себе, штрихи к портрету! - не выдержал Макс, - А недостатки у вашего графа имеются?

– Слушай, не перебивай, - насупился Епифан, - Это еще не все.

Оказалось, что в настоящее время любвеобильное сердце графа свободно. Недавно он расстался с очередной своей пассией, и теперь находится в поиске. С этой целью он организовывал целую серию балов, приемов и маскарадов, но ни одна из красавиц, там присутствовавших, не сумела покорить неистового лонийца. Поэтому сейчас граф подумывает о том, чтобы отправиться в длительное путешествие, так как считает, что женские ресурсы города уже исчерпаны.

– Петшик говорил, любит он что-то такое - эдакое, - рассказывал Епифан, - Чтоб, значит, с перчиком.

– Экзотику, выходит, граф уважает, - задумчиво проговорил Гольдштейн и застыл с открытым ртом, глядя на Макса, пораженный неожиданной мыслью.

– Нет, - твердо сказал Макс, - Нет, нет и нет. Как вы себе это представляете, Лев Исаакович?

– Очень просто, - горячо зашептал Гольдштейн, - Главное, почти никакого риска…

– Ну, я пошел, - перебил Епифан, - Мне еще надо гривы лошадям запутать и столовое серебро пересчитать.

– Наших только не трогай, - попросил Макс и протянул тарелку с остатками конфет, - Забирай все.

– Благодарствую, - домовой сгреб конфеты в ладонь, - Давайте я вам за это хорошего напророчу.

– К добру или к худу? - улыбаясь, спросил Макс.

– К добру-у-у, - провыл Епифан и исчез вместе с конфетами, к великому огорчению Роки, который, проснувшись, попытался ухватить его зубами за рубаху, но промахнулся.

Макс с Гольдштейном просидели без сна почти до утра: сначала Лев Исаакович убеждал собеседника в своей правоте, затем, когда Макс согласился, они горячо обсуждали план будущей кампании. Наконец, перед самым рассветом, они, утомившись, ненадолго забылись сном.