Макс проснулся, чувствуя себя здоровым и отдохнувшим. Вчерашние слабость и головокружение прошли, но на душе почему-то было тоскливо, как будто накануне произошло что-то неприятное. Он мысленно перебрал все события вчерашнего дня: возвращение Сапфира, бой с наемниками, разговор с графом - все это не могло лишить его душевного покоя. Давно прошло то время, когда любая драка вызывала у Макса ужас, а вид крови - тошноту. Сейчас он смирился со здешними реалиями, воспринимая бои на мечах как неприятную необходимость. Он привык к постоянной опасности, интригам, колдовству, и даже к злому духу, который периодически делал попытки завладеть его телом и душой. Нет, что-то другое произошло… наконец, он вспомнил: сон! Снова сон, в котором Макс видел незнакомого человека, душа которого была так же уродлива, как и его тело. Как же его звали? Рамир! Да! Сейчас Макс вспомнил, откуда ему знакомо это имя: клич "за Рамира!" звучал в его ушах всякий раз, когда дух из меча пытался вселиться в его тело. Значит ли это, что Рамир - и есть тот самый дух? Но если это он, то какого черта такой клич? Сам за себя, что ли, воюет?

Размышления Макса прервал стук в дверь. Вошел Гольдштейн, уже умытый и одетый.

– Проснулся? Вставай, пошли завтракать. Граф грозится преподнести Виктории какой-то еще подарок, ждет, когда все соберутся.

– Лев Исаакович, - нерешительно спросил Макс, - Вы можете толковать сны?

– Могу, только давай поговорим об этом позже. Впереди длинная дорога, успеем еще.

Гольдштейн вышел из комнаты, Роки спрыгнул с кровати и устремился следом. Макс, не торопясь, оделся, умылся из красивого фарфорового умывальника, стоящего в углу комнаты, и спустился в столовую.

Завтрак был так же великолепен, как и вчерашний ужин. Макс, почувствовав зверский голод, набросился на тонкие кружевные блинчики, к которым предлагалась красная икра. Он подумал, что повар графа, несомненно, мастер на все руки, и готовит не хуже, чем дерется на мечах.

– Любимая, я хочу сделать тебе подарок, - сказал граф Виктории, и выложил на стол маленькую бархатную коробочку.

– Граф, не надо больше подарков, - запротестовала девушка, - Я верну вам браслет, который вы мне подарили в прошлый раз.

– Не обижай меня, коханая моя! - сверкнул глазами Пржевецкий, - Я ведь от души дарю.

Он открыл коробочку, в которой лежали два одинаковых перстня с бриллиантами, только один был большего размера - на мужскую руку, а второй - на тоненький женский пальчик.

– Это камни-двойники, - граф надел большой перстень себе на средний палец правой руки, второй протянул Виктории, - Надень, панна Виктория, и не снимай его никогда. Если с одним из нас случится беда, то камень покраснеет. Я буду смотреть на него постоянно, и если вдруг тебе понадобится моя помощь, я приду, где бы ты ни была.

– Как же вы узнаете, где меня искать? - удивилась девушка.

– Камень сам укажет дорогу. Ну, а если твой бриллиант станет черным, знай, моя ненаглядная, что графа Пржевецкого больше нет в живых.

Граф произнес эти слова так просто, глядя на Викторию с такой преданной любовью, что она не смогла отказаться от подарка и надела перстень.

– Вот и хорошо! - заключил граф, затем спросил:

– Так куда вы направляетесь?

– На север, мы ищем нашего товарища, - ответил Гольдштейн.

– Что ж, - сказал граф, - А я собираюсь путешествовать. Начну с Сассии, может, найду утешение у какой-нибудь белокурой панны. Смотри почаще на камень, моя ясочка, не забывай беспутного Штефана!

После завтрака Макс поднялся в свою комнату, собрал вещи, взял подмышку объевшегося блинами Роки, и вышел во двор, куда графский кучер уже вывел оседланных коней. Вскоре к нему присоединились Аня, Милана и Гольдштейн. Виктория где-то задерживалась. Наконец, вышла и она: на смуглых щеках горел коричневый румянец, глаза подозрительно ярко поблескивали, губы против воли девушки складывались в мечтательную улыбку.

Вдруг во дворе поднялась суматоха. Графские слуги и стражники бестолково бегали туда-сюда, кричали друг на друга, выглядывали за ворота, снова запирали их - в общем, производили массу бессмысленных действий, которые предпринимает человек, знающий, что он виноват, но желающий доказать обратное. Макс, сидя верхом на коне, сумел ухватить за шиворот одного из лакеев, и спросил:

– В чем дело?

– Пленник из подвала сбежал! - прокричал парень, - Как только умудрился? Темница закрыта, окон нет, стража стоит снаружи, а внутри - пусто!

– Что ж, этого следовало ожидать, - с философским спокойствием сказала Виктория, - Это же Серый странник. Возможно, он владеет магией.

– Прощайте, паны и паненки! - попрощался граф, подходя к всадникам, - Не поминайте лихом! Даст бог, свидимся!

Ворота распахнулись, пятеро верховых покинули гостеприимный замок графа Пржевецкого и двинулись на север. Погожее утро радовало теплом, на прозрачно-голубом небе не было ни единого облачка, солнце ласково пригревало, но во всем вокруг уже чувствовалось приближение осени. Деревья вдоль дороги еще не начали терять свою листву и стояли во всей своей красе, но почему-то угадывалось, что листья вот-вот пожелтеют. Легкий ветерок обдавал путников приятной нежной прохладой, но и в нем сквозило обещание холодов. Природа как будто прощалась с теплыми деньками, и становилось немного грустно и тревожно: что-то будет впереди?

Макс подъехал поближе к Гольдштейну и сказал:

– Лев Исаакович, я хочу поговорить с вами о своих снах. Мне постоянно снится человек по имени Рамир.

– Рамир? - насторожился Гольдштейн, - Ведь ты выкрикивал это имя, когда в тебя вселился чей-то дух. И что же ты видишь? Кто этот Рамир?

– Он, по-моему, колдун. Я думаю, что мне снятся самые важные этапы его жизни.

Гольдштейн задумался, потом сказал:

– Значит, это не он в тебя вселяется. Зачем колдуну это нужно? Ведь он, как я понимаю, черный маг?

– Судя по его поступкам, да, - ответил Макс.

– Так значит, он либо нашел способ стать бессмертным, либо что-то еще. А хоронить свою душу в мече, а потом еще вселяться в чужое тело - просто бессмысленно для него. Расскажи поподробнее, что именно ты видишь?

Макс пересказал Гольдштейну свои сны. Тот задумался, потом сказал:

– Ты должен постараться их запоминать. И рассказывать мне как можно подробнее. В любом случае, я думаю, это как-то связано с твоим мечом и духом, живущим в нем. Возможно, сны могут стать ключом.

– Ключом к чему?

– Еще не знаю… - пробормотал Гольдштейн.

Видя, что тот погрузился в глубокую задумчивость, Макс приблизился к Виктории. Девушка сегодня тоже была неразговорчива и о чем-то размышляла. Она выглядела озадаченной и как будто что-то пыталась решить для себя.

– Что с тобой? - спросил Макс.

– Не знаю, мне как-то не по себе. Когда вы все вышли во двор, граф попросил меня остаться на минуту. Мне кажется… - Виктория замолчала, нерешительно покусывая губы.

– Что кажется? - поторопил ее Макс.

– Мне кажется, он и правда меня любит. Так странно!

– Что же в этом странного? Ты себя в зеркало видела? Странно было бы, если бы кто-нибудь тебя отверг!

Виктория печально опустила глаза:

– Но ведь Гарт отверг меня…

– Что за глупости! - возмутился Макс, - Он любит тебя, как ты можешь в этом сомневаться?

– Тогда почему он не пошел с нами?

– Я почему-то уверен, что вы еще увидитесь, - успокоил ее Макс, - Просто у него какие-то дела, он же сказал тебе сам.

– Не знаю… - вполголоса проговорила Виктория, - Я вот подумала, как обидно, что я не могу ответить на чувства Пржевецкого. Он такой понятный, а Гарт для меня просто загадка. Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю только Гарта.

– Все будет хорошо, - неуверенно проговорил Макс и отъехал, оставив Викторию обдумывать свои отношения с мужчинами.

В вопросах любви он знатоком не был, самому ему еще никогда не приходилось влюбляться, поэтому давать девушке советы не мог. Макс испытал чувство, похожее на любовь, лишь раз - в гостях у Лесной девы. Тогда он готов был сделать все, лишь бы остаться с ней навсегда. А теперь ему уже казалось, что это было временное помешательство. Но иногда вспоминались грустные синие глаза, и сердце сладко и непривычно замирало. Что-то подобное Макс чувствовал, глядя в глаза Ани, но думал, что это вызвано хрупкостью и беззащитностью девушки. Ее хотелось опекать и оберегать.

Дорога, по которой ехал отряд, отнюдь не была пустынной - по ней то и дело проносились кареты, запряженные тройками и четверками лошадей, громыхая, проезжали телеги, скакали верховые. Из этого Макс сделал вывод, что где-то не очень далеко находится еще один город.

– Странно, - сказал он, - почему по дороге так много городов? Раньше и деревни-то редко встречались.

– Так столица недалеко, - ответил Гольдштейн, - Эта дорога ведет именно туда.

Вдруг он озадаченно замолчал, потирая рукой обширную лысину, затем громко воскликнул:

– Ну, конечно! Как же я раньше-то не догадался! Желтый в столице!

– С чего вы взяли? - изумился Макс.

– Потому что столица называется Староград!

– Ну и что?

– Вспомни, Белый сказал: "Постарайтесь успеть до старости"! Это был намек на название города.

– Вот это да! - Виктория тоже выглядела удивленной, - С чего это он взялся нам шарады загадывать? Что, нельзя было сказать нормально?

– Наверное, нельзя, - вступилась за Белого Аня, - Мы же не знаем, что происходит.

– Вот и просветил бы, - пробормотал Макс, в душе недолюбливающий Белого за излишне пафосное поведение.

– А сколько еще ехать до столицы? - спросила Милана.

Гольдштейн снова потер лысину, что-то прикидывая в уме:

– Дней пять, если верхом.

– А говорил, недалеко! - возмутился Макс.

– Конечно, недалеко. Дорога хорошая, погода тоже. Что такое пять дней? - примирительно сказала Виктория.

– К тому же, к вечеру будем в Волчке, там и переночуем, - добавил Лев Исаакович, и, видя непонимающие лица спутников, пояснил:

– Волчок - это такой город. Славится своими игрушками. Там делают лучшие волчки, и еще неваляшек.

Макс поехал рядом с Аней. Присутствие девушки действовало на него умиротворяюще. Она взглянула на Макса и улыбнулась:

– Ты все еще сердишься, когда думаешь о Белом? Не надо, рано или поздно все выяснится.

Улыбка сделала ее лицо еще нежнее, будто осветив его изнутри. Макс подумал: интересно, каково встречаться с девушкой, которая всегда будет знать, что ты чувствуешь? С одной стороны, такая чуткость - это здорово, потому что позволит избежать многих разногласий, а с другой - вдруг ты испытаешь раздражение, или злость на нее, тогда как? "Хорошо еще, мысли читать не умеет", - усмехнулся он про себя.

Так, незаметно, в дружеских разговорах, без особых приключений, и промелькнул этот день. Усталое солнце опустилось совсем низко и висело над горизонтом, окрашивая его в малиновый цвет, а впереди появились зубчатые стены, из-за которых виднелась высокая башня.

– Вот он, Волчок, - сказал Гольдштейн, и первым подъехал к городским воротам.

Он положил руки на стену, и стоял некоторое время, закрыв глаза, потом проговорил:

– Город спокойный, но я вижу какие-то неприятности.

– Для нас? - уточнила Виктория.

– Для Макса.

– Какие именно?

– Я же экстрасенс, а не волшебник, - обиделся Гольдштейн.

После некоторого размышления Виктория резюмировала:

– Ну что ж, и на том спасибо. Предупрежден - значит, вооружен.

И она первая въехала в город, остальные последовали за ней.