Глава первая Серое утро

Ранним сентябрьским утром 2002 года здание 101 отдела милиции, построенное советскими заключенными — химиками в начале 70 — х годов ХХ века, представляло собой серую трехэтажную кирпичную коробку с тремя кривыми антеннами на крыше для обслуживания телевизора дежурной части, и почему-то желтым металлическим козырьком над стальной дверью центрального входа.

В этом здании, с протекающей в течении последних пятнадцати лет крышей, воздвигнутом на месте бывшего торфяного болота — а ныне Купчинской улице — спального микрорайона Санкт-Петербурга было многолюдно.

На первом этаже в помещении дежурной части готовился принять отдел у ночной смены, не опохмелившийся с утра, а потому злой, дежурный Федотов. Напротив дежурки, в левом крыле — отделе по расследованию убийств о чем — то своем громко и нецензурно спорили оперативники. Словесный спор периодически сменялся приступами хохота и металлическими ударами по многострадальным батареям центрального отопления, часто выходившим из строя по причине их использования не по прямому назначению — для пристегивания к ним задержанных. В паспортном столе на втором этаже гневно воспитывал паспортисток начальник отдела. Паспортистки с визгом огрызались. Причиной шума, очевидно, были граждане южных национальностей явившиеся оформлять прописку и гурьбой толпившиеся рядом с шумевшим начальником.

На третьем этаже здания сероглазый тридцатилетний блондин — участковый уполномоченный капитан милиции Серомышин Сергей Клавдиевич грустно рассматривал из окна служебного кабинета мрачные низкие тучи, нависшие над утренней осенней Петербургской улицей. Накрапывал дождик — мелкий как зарплата участкового.

«Утро серое, форма серая, жизнь серая, да и фамилия соответствующая», — философски размышлял Серомышин, невесело нащупывая рукой пятирублевую монету в левом кармане кителя. В других карманах ни монет, ни купюр не прощупывалось. До получки оставалось десять дней. Хотелось пива и беляшей. «Надо срочно проверить ларьки и прописку у арбузников, — решил Серомышин. — Или может лучше заявительницу состоятельную охмурить?»

Резкий звонок двадцатилетнего аппарата прямой связи с дежурным прервал размышления.

— Серомышин, срочно к начальнику на сходку, спишь там или где? Все уж собрались, — прохрипела трубка. «Опять будут чушь пороть, а мы выслушивай», — заворчал Серомышин и поспешил в кабинет начальника.

… Начальник 101 отдела подполковник милиции Тюбиков Аркадий Акакиевич, несмотря на грозный взгляд маленьких колючих глаз расположенных на круглом красно — бордовом лице, щеки которого почти лежали на погонах, пребывал этим утром в приподнятом расположении духа. Рука удовлетворенно покоилась на левом кармане широких форменных брюк 56 размера, в который без проблем поместилась перевязанная бельевой резинкой увесистая пачка денежных купюр — спонсорской помощи на ремонт прохудившейся крыши отдела. Помощь любезно предоставил поутру оптово — розничный арбузный предприниматель Муса Велиев за поддержку начальника в прописке многочисленных родственников в одной из комнат соседнего общежития. Спонсор грозился на постоянной основе отчислять часть прибыли органам милиции, но слёзно просил призвать к порядку постовых и участковых, стремительно сокращающих товарные запасы торговых точек при проверке паспортного режима у продавцов. Аркадий Акакиевич обещал разобраться, заметив Мусе, что не стоит излишне дискредитировать сотрудников выполняющих возложенные на них законом обязанности. Простившись с Велиевым, Тюбиков пригласил сотрудников на совещание. Последним, как всегда, явился Серомышин.

— Где гуляем, Сергей Клавдиевич? — обратился к нему Тюбиков. — Где ваш рабочий журнал? Почему нет бодрости на лице? Да и пора бы вам подстричься — уши мхом заросли.

— Денег нет на маникюрные салоны, Аркадий Акакиевич, огрызнулся Серомышин, — с получки и побреюсь и причешусь.

— Работать надо лучше, четче и веселее, сероглазый вы наш, тогда и премию заработать можно. А не будет к вечеру показателей, всех сегодня сам причешу. Присаживайтесь Серомышин и записывайте информацию.

Дежурный по отделу Федотов зачитал ориентировки, сводки за сутки по городу и району. Информация была тревожной. Непрекращающийся вторую неделю вал краж, грабежей и разбоев на территории отдела мог привести к оргвыводам со стороны руководства управления. Масло в огонь подливала и муниципальная газета, утверждавшая, что редкая бабушка на территории 101 отдела может донести свою пенсию от сберкассы до дома. В подъезде пенсию обязательно отберут распоясавшиеся наркоманы. Как рассказывал один из задержанных, бизнес был действительно неплохим — одна бабушка — 1000 рублей, десять бабушек уже 10 000 рублей.

Положение необходимо было срочно исправлять, и Тюбиков ориентировал личный состав на задержание наркоманов:

— Каждый сотрудник должен задержать сегодня по наркоману и изъять наркотик. Дежурный, — обратился Тюбиков к Федотову, у тех сотрудников кто наркоманов не задержит оружие и смену не принимать. Да, и прекратить практику необоснованного задержания торговцев овощами. За нарушение закона буду строго наказывать. Все. По рабочим местам.

Совещание закончилось. Сотрудники уныло разбрелись по кабинетам.

— Где их взять этих наркоманов? — Возмущался в помещении уголовного розыска Серомышин. — Как будто у них у всех в карманах наркота. Да и сбросят ведь при нашем появлении, обратно что — ли засовывать?

— Можно и подсунуть, — оживился опер со странной фамилией Жук. — Но есть идея получше. У меня в сейфе остался героин от одного придурка. Можно сахарной пудрой разбавить и самим продавать у торгового центра, то есть изображать наркосбытчиков, а покупателей будем задерживать.

— Вот ты, Вадик, сам и торгуй сахарной пудрой. Я тебе еще могу мела добавить и стирального порошка. Их когда вместе смешаешь, от героина не отличить. А я лучше арбузные точки проверю.

— Вот тебя начальник вздрючит и правильно сделает. Мы, опера с преступностью боремся, а вам участковым только бы арбузов пожрать.

— Участковый должен хорошо питаться. Худой участковый авторитета у населения не имеет. А опера должны быть поджарые — им как котам мышей ловить надо. Ты, Вадик, для меня какого — нибудь наркоманчика поймай, а я тебе фруктов — овощей подтяну к концу смены.

К вечеру того же дня, в соответствии с указанием руководства, сотрудниками отдела было задержано семеро наркоманов за незаконное приобретение наркотических средств. Некоторых продавцов наркоты задержанные увидели в отделе милиции в форменной одежде, что впрочем, особого удивления не вызвало. На наркоманском сленге это называлось «голимая подстава».

 

Глава вторая Колись, родимый!

— Колись, родимый, где дурь берешь? — вел дознание опер Жук.

Слегка смущенный вопросом, задержанный Вягин по кличке Моха неуверенно ответил:

— Так у ваших же ментов взяли. Нигде сейчас и не купить стало кроме как у них. Говорят война в Афгане и с дурью в городе беда, поставки кончились.

— Как смеешь ты, наглая твоя наркоманская рожа, обвинять сотрудников внутренних органов в совершении тяжких преступлений? — возмутился Жук. За клевету тебя подлеца привлечь надо.

— А хотите анекдот про внутренние органы? — оживился Моха.

— Валяй.

— Стоит милиционер на посту по охране Володарского моста. Вдруг видит внизу по Неве гавно плывет и кричит милиционеру: Здравствуй товарищ! Какой я тебе товарищ, наглая ты какашка? Так ведь ты из внутренних органов и я тоже.

— Да, Моха. Ну очень смешно. Придется тебя козла перевоспитывать. Отстучать что-нибудь из органов, из внутренних. Почки твои наркоманские подлечить.

— А не могли бы вы вызвать мне адвоката? Вроде как положено мне по закону?

— О законе вспомнил, преступное твое лицо? Я буду твой личный адвокат и помогу конкретно, если информацию хорошую дашь. А будешь тут умничать, закрою в ИВС, потом в кресты в пресс-хату. Человеком выйдешь, лет через десять. Надоело мне тебя уговаривать. Иди в камеру, сволочь.

Отправив Моху в обезъянник, Жук приступил к допросу следующего задержанного — Вовы Загуляева уже два часа пристегнутого к радиатору отопления в соседнем кабинете.

Черный следопыт Вовчик Загуляев, вернувшись в город из удачной экспедиции по местам боевых сражений, после ночного активного отдыха, где удалось с друзьями уколоться и забыться, испытывал состояние ломки, терпеть которую не было никакой возможности. Поэтому он немедленно решил проверить сенсационную новость, услышанную от корешей.

Герыч, он же героин, с их слов, оказывается можно было приобрести у ментов на известной точке у торгового центра напротив 101 отдела милиции. Причем по демпинговым ценам, по 50 рублей за чеку да еще якобы чистого без примесей мела и стирального порошка. Верилось в это с трудом. Но достать чеку нужно было обязательно, иначе — дело труба. Однако, даже не дойдя до места Вовчик был схвачен двумя дюжими молодцами, объявившими что они из милиции. После тщательного, но безрезультатного досмотра на месте, Вову доставили в кабинет уголовного розыска отдела милиции, где к его удивлению из левого принадлежащего ему ботинка опера все — таки достали какой — то фольгированный сверток, который сразу же и изъяли в присутствии понятых — двух хихикающих девушек. Вова был пристегнут наручниками к трубе парового отопления, где и дожидался второй час своей дальнейшей участи, удивляясь наглости полицейского беспредела.

Вошедший в кабинет Жук, прервал Вовины размышления вопросом:

— Где же ты, дорогой мой человек, дурь берешь? Колись гаденыш, пока труба отопления на тебя не упала.

— В жизни закон не нарушал, товарищ начальник.

— Это ты маме расскажешь.

Неожиданный звонок телефона прямой связи с дежурным отвлек Жука от важного дела. Срочно вызывал начальник отдела.

Начальник отдела Тюбиков был строг как никогда.

— Ну что, Жук Вадим Степанович, плохи дела ваши. Из прокуратуры звонили, просили принять к вам меры. Уже пятнадцать жалоб на вас поступило. Якобы подкладываете вы наркотики людям и сажаете ни за что. Что можете пояснить?

К удивлению Тюбикова, Жук не стал отпираться.

— Да, Аркадий Акакиевич, подкладываю. А что в этом такого?

Все так делают… Надо же их как — то сажать. Вы же сами план по показателям устанавливали утром на совещании.

— Та-ак, Вадим Степанович. Во — первых, я вас этому не учил, а во — вторых, сами — то, любезный, сесть не боитесь?

— Аркадий Акакиевич! Что касается меня — не докажут! Кому поверят в суде мне — заслуженному офицеру милиции или опустившемуся наркоману? Как говаривал еще небезызвестный Жиглов — вор должен сидеть в тюрьме. А каждый посаженный наркоман — это спасенные жизнь, здоровье и имущество граждан. И ведь к тому же за святое дело боремся Аркадий Акакиевич — за показатели отдела.

— Осторожнее надо Вадим Степанович, грамотнее работать. Мысли у вас правильные, но если еще одна жалоба — ищите место в народном хозяйстве. А сейчас за работу. Загладите павшее на вас подозрение серией раскрытых преступлений. Родина и отдел ждут от вас результатов.

Вернувшись на рабочее место, Жук, строго соблюдая закон об оперативно — розыскной деятельности, отстегнул от батареи Вову Загуляева и внимательно посмотрел в его глубокие мутные глаза.

— Может быть тебе, дорогой мой Вова, вызвать адвоката? Может быть, у тебя есть доллары для его оплаты?

Загуляев насторожился. Доллары у него действительно водились. Однако откуда об этом мог знать Жук, было не понятно.

— Не нужен мне адвокат. Нет у меня никаких долларов.

— А если хорошо подумать?

— Нечем мне думать. У меня с детства одна извилина и та прямая.

— Да? Ну тогда может быть ты, Вова, дорогой мой человек желаешь оказать содействие органам милиции в изобличении сбытчиков наркоты? Поможешь нам сделать контрольную закупочку и домой тебя отпустим как человека. А?

Загуляев наморщив лоб, задумался.

— То есть я должен купить героинчика у какого — нибудь знакомого а вы его повяжете при сделке? Слышал я о таких делах.

— Умно мыслишь, Вова. А говоришь у тебя одна извилина. У тебя как минимум две извилины. Помочь нам сделать контрольную закупочку — это твой гражданский долг и шанс остаться на свободе.

— Я начальник лучше уж в тюрягу, чем потом меня сольют в канализацию за такие штуки. Тем более не за что меня в тюрьму — вина моя не доказана.

— Значит, Вова, сотрудничать не хочешь. Тогда ведь я применю меры психологического воздействия.

— Знаю я ваши меры, рассказывали мне. Сейчас на голову мне мешок полиэтиленовый наденете — пытать будете.

— Мешок я тебе Вова надевать не буду — ты его прокусишь как твой друг Моха на прошлом допросе и через дырочку дышать будешь. Я на тебя противогаз одену неисправный. А во внутрь нашатыря накапаю. У тебя какой номер противогаза?

Вова, представив себя задыхающимся в противогазе первого размера расстроился. Но решил не сдаваться. Русские не сдаются, вспомнил он фрагмент из фильма Брат — 2.

— Не советую так делать, господин лейтенант. Я ведь завтра в травму пойду и к прокурору на прием. Ответите за свои преступления в народном суде.

— Ну ты парень борзой… Еще и угрожаешь офицеру милиции. Завтра ты уже не у прокурора, а в камере будешь парашу глотать. А с судьей я лично перед судом поговорю, чтобы тебя никогда не выпустили. У меня все судьи знакомые.

Вова, с детства состоявший на учете у психиатра, разозлился не на шутку:

— Если ты офицер так и веди себя как офицер, а не позорь русское офицерство. И вообще, начальник, я ведь из семьи потомственных колдунов. Мы с бабушкой моей так на тебя наколдуем, что у тебя с каждым родственником что-нибудь случится. А ты вообще каждый день со стула падать будешь.

Жук, услышав такую тираду, даже подпрыгнул на месте от наглости Загуляева. В этот момент старый отделенческий стул, на котором сидел оперативник, действительно громко хрустнул, одна из ножек переломилась пополам и Жук с грохотом упал на пол, больно ударившись копчиком об острые обломки.

— Урою, сволочь, — кричал не в силах подняться Жук.

Загуляев после воззрения такой картины решил что все — таки в травму его точно сегодня отвезут, и зажмурил глаза в ожидании причинения физической боли.

На шум в кабинет заглянул заместитель начальника отдела по уголовному розыску Евгений Белых.

— Ты чего, Жук, мебель ломаешь? С получки высчитаю.

— Константиныч, помоги подняться. Этот гад сказал, что меня заколдует. Со стула меня уронил.

— Этот может. У него бабку за мошенничество судили. Судьям в зале заседаний порошочки колдовские подсыпала. Два раза оправдали.

Белых помог Жуку подняться, подошел к Загуляеву.

— Володя, ты мне сотрудника покалечил, мебель сломал. Чем расплачиваться будешь?

— Нечем мне расплачиваться. Нет у меня никаких долларов. Сотрудники ваши сами падают. Энергетика у них кончилась. А вообще я товарищ начальник экстрасенс и со мной не шутите.

— Экстасэкс ты известный, Вова. Слышал я по лесам шастаешь, оружие копаешь — продаешь. Обыск бы у тебя дома сделать. Или добровольно выдашь запрещенные предметы?

— Предметы у меня все разрешенные. В магазинах купленые. На понта меня брать не надо. Я законы с детства наизусть заучил. Особенно хорошо Конституцию запомнил — статью 51. Там написано, что на вопросы милиции граждане должны молчать, иначе хуже будет им самим и ихним родственникам.

Белых поморщился — шибко грамотных он не любил.

— Отметелить бы тебя Загуляев. Да некогда. Жук, пристегни этого подлеца к трубе, вызывай следователя и зайди ко мне в кабинет.

— К трубе нельзя, Константиныч, оторвет, а мне с получки платить. Я его лучше к скамеечке в коридоре.

— Делай как знаешь и ко мне. Отчитаешься о результатх работы за день.

Жук вывел Загуляева в коридор отдела и пристегнул его наручниками к садовой скамеечке, изъятой в свое время у мелкого расхитителя пытавшегося ее вывезти из парка к себе на дачу.

Когда оперативник ушел, Загуляев «прикованный» к скамейке опечалился. У него действительно кое — что ценное лежало дома, откопанное в лесу и не только запрещенное но и разрешенное в гражданском обороте. Милиция могла обнаружить это сокровище. Поэтому фраза начальника о возможном обыске навевала тоску и вызывала в воображении образ злого лохматого судьи, которому его знакомый Жук что — то передает в конверте и шепчет на ухо в совещательной комнате федерального суда.

Между тем в коридоре отдела никого не было. Загуляев обратил внимание, что скамейка, к которой он был пристегнут не так уж и тяжела. Вова встал, обхватив скованной наручником рукой спинку скамейки, приподнял ее. В таком положении вполне можно было передвигаться. Не долго думая, Загуляев вместе со скамейкой спустился по лестнице и направился к выходу из отдела милиции. По пути Вове повстречался краснощекий подполковник в форме похожей из-за ширины брюк на генеральскую. Подполковник сердито посмотрел на Вову с невинным видом обнимавшего скамейку, нахмурился, но ничего не сказал и зашел в дежурную часть. Загуляев в дежурную часть не пошел. Беспрепятственно выйдя на улицу, Вова, гремя скамейкой скрылся в ближайшем кустарнике.

* * *

— Куда вы тут мебель переносите? — спросил у дежурного по отделу Федотова нежданно появившийся в дежурке Тюбиков.

— Кто? Какую мебель? — не понял Федотов, взметнув на начальника сверкающий слегка опохмелившийся взгляд.

— Я спрашиваю, кто дал указание выносить из отдела скамейки? Ходят какие — то люди скамейки носят.

— Про скамейки и мебель ничего не знаю Аркадий Акакиевич.

— А что ты вообще знаешь Федотов об обстановке в отделе кроме размера своего оклада? И почему у тебя глаза блестят как у наркомана?

В этот момент в дежурку вбежал запыхавшийся Жук:

— Федотов, где задержанный Загуляев?

— Я почем знаю? Ты же с ним работал…

— А я его к скамье пристегнул и к шефу отлучился на секунду. Возвращаюсь — нет и его и… ее. Вы Аркадий Акакиевич случайно не в…

Тюбиков перебил:

— Случайно видел — грузчиков по мебели. Ты бы к голове своей кого пристегнул и ее бы вынесли.

Жук озадаченно почесал сначала затылок, потом место в районе копчика. День явно был неудачным. Хотя… смотря для кого.

 

Глава третья Серые будни

Серомышин в служебном кабинете грустно рассматривал полученные на исполнение материалы.

— Какой ерундой приходится заниматься — размышлял он, уставившись на телефонограмму из травмы 78 поликлиники. Из телефонограммы следовало, что около 2 часов в ночь с субботы на воскресенье в травмпункт был доставлен гражданин Пшенко с резаной раной левой ягодицы. Как пояснил врачу пострадавший он неудачно сел на унитаз.

Провести проверку по данному факту было поручено участковому Серомышину. Ехать в больницу для опроса Пшенко страшно не хотелось. Серомышин с юности не любил такие травмы, после того как, обучаясь еще в советской школе, был свидетелем травмы полученной директором от гвоздя, подложенного на стул одноклассниками.

Два других порученных участковому материала были посвящены так называемым «кастрюлькиным темам» — бытовым скандалам между коммунальными соседями. Такие материалы, если они не были во — время зареистрированы, Серомышин старался немедленно отправлять «генералу Корзинкину», то есть под стол в корзину для бумаг ввиду нежелания общаться с вечными скандалистами.

Заявление от гражданки Соловьевой Валентины Андреевны «Корзинкину» отправить было нельзя, так как поступило оно из главка, где находилось на контроле. Соловьева утверждала, что ее постоянно облучают гамма и альфа лучами неизвестные лица через электрические розетки и требовала принять меры. Гражданка Соловьева состояла  на учете в психо — неврологическом диспансере и давно уже надоедала Серомышину письмами на имя президента и правительства о преследовании ее различными шпионскими организациями. Все эти заявления и письма в результате оседали на столе у Серомышина. И он, как участковый, несмотря на явное психическое нездоровье заявительницы обязан был, согласно закону, проверять «факты «и сообщать о принятых мерах во все инстанции где эти письма были на контроле.

Более того, Соловьева требовала, чтобы участковый регулярно посещал ее на дому, а если он не являлся, звонила с жалобами по 02.

Упрятать человека в «психушку» в нынешние демократические времена можно было только с его согласия. «Но кто же согласится? Если только применить хитрость?», — размышлял участковый.

Тяжело вздохнув, Серомышин решил посетить Соловьеву по месту жительства и попытаться уговорить ее не писать больше заявлений хотя бы ближайший месяц.

Прибыв через полчаса в квартиру Соловьевой, он застал последнюю в расстроенном расположении духа.

— Хорошо что вы зашли, Сергей Клавдиевич, — буквально прошептала Соловьева, изобразив дикий страх на лице. — У меня тут такие дела творятся…

— Что опять шпионы преследуют?

— Хуже, Сергей Клавдиевич, у нас тут машины ездят.

— Где ездят, в квартире?

— На улице!

— И что?

— Они ездят и светят фарами!

— Так пусть ездят и светят, Валентина Андреевна.

— Если бы только это Сергей Клавдиевич. У нас ведь еще и лифт ездит.

— Должность у лифта такая ездить туда — сюда.

— Он не туда — сюда, он поездит и остановится. И люди потом выходят.

— Пусть выходят, Андреевна.

— Они за мной следят. Это банда! Причем все люди одинаковые!

— В каком смысле?

— Они все, когда я их увижу в дверной глазок на лестнице, или в окно на улице, начинают хромать на левую ногу.

— Зачем?

— Это у них знак такой. Знак принадлежности к банде. Они все хромают на левую ногу. Сергей Клавдиевич, примите от меня заявление и арестуйте этих бандитов.

— Андреевна, может они не к вам на лифтах ездят. Зачем вы им нужны?

— Очень даже нужна. У меня ведь высшее образование! Институт Герцена! Они хотят меня вывезти за границу — это ЦРУ! Им нужны российские мозги. Но я не поеду. Я патриот Купчино. Я буду служить только советской разведке. А если вы не примете меры… я поеду на прием к министру и вас уволят. С пенсии куплю билет на поезд до Москвы — и в кремль — к Вовчику… Путину. Это мой кумир…

— Андреевна, может вам к доктору сходить, успокаивающие попить?

— Вы думаете я сумасшедшая? Я нормальная. А вот вы, Сергей Клавдиевич, со странностями… Вам бы самому к доктору сходить.

— Свои странности я вылечу у начальника на совещании. Какие еще у вас проблемы, Валентина Андреевна?

— Есть еще проблемка, Сергей Клавдиевич. У нас в подъезде кто — то постоянно писает, то есть мочеиспускается, и это не банда одноногих, это кто-то из наших жильцов. Постоянный запах мочи не дает возможности спокойно дышать в лифте и рядом с ним.

— Причем здесь милиция, Андреевна? Обращайтесь в жилконтору.

— Очень даже при чем. Вы легко можете поймать этих писунов, я даже подскажу вам как.

— И как?

— Очень просто. Я точно знаю, что у вас в милиции собачки есть служебные. Мухтарами их зовут, кино я про них видела. Вы приведите собачку в подъезд, пусть она понюхает, возьмет след и узнает, кто же это писает у нас в подъезде.

Серомышин поморщился, но тут же хитро ухмыльнулся:

— Хорошо, Валентина Андреевна, но для этого вам нужно собрать у всех жильцов анализы мочи в баночки. Когда соберете, я собачку приведу, и она определит, кто тут у вас гадит в подъезде. А без этого никак.

Соловьева замолчала, задумалась.

— В чем проблема, Андреевна? — поглядывая на часы, спросил Серомышин. — Банок нет, или контакт с жильцами отсутствует?

— Банки у меня есть… поллитровые, и контакт с жильцами мужского пола я имею. А вот с женщин анализы вместе будем собирать, Сергей Клавдиевич, без вас они меня не поймут. А не согласитесь, я на вас жалобу министру напишу.

Серомышин загрустил, задумался. «Пора уходить из участковых. Еще пару лет общения с сумасшедшими и с начальниками и действительно придется начинать лечиться вместе с Соловьевой в одной клинике. За что я мучаюсь? За 4 тысячи рублей? Может в дознаватели уйти? Сидишь, дела уголовные расследуешь, юристом себя ощущаешь — как человек!»

— Сергей Клавдиевич, — прервав размышления Серомышина, пропищала Соловьева. — Лифт поехал! Слышите?

— Слышу, Андреевна. Сейчас я их поймаю и бандитов ваших одноногих и писунов. Позвоню только от вас в отдел.

Набрав номер дежурного, Серомышин услышал его гневный голос:

— Где бродишь Серомышин, почему не отзваниваешся?

— На территории я.

— Труп у тебя на территории. Записывай адрес, опер уже там ждет.

«Нет, уйду я в дознаватели», — решил Серомышин. О юридической красоте и бумажной чистоте дознавательской жизни, Серомышин неодноратно слышал от дознавателя отдела Дюжева. «Что за жизнь у участковых: то трупы, то сумасшедшие, то начальники пристают. А у дознавателей, как рассказывал Дюжев, один начальник — кодекс уголовный, который они знают лучше чем таблицу умножения, но все равно иногда читают его перед сном вместе с женами, чтобы освежить память. Вот это жизнь, не то что у нас», — размышлял Серомышин. Однако следовало спешить на осмотр трупа. Простившись с Соловьевой и пообещав ей обязательно задержать бандитов, Серомышин отправился в адрес указанный дежурным. Серые будни продолжались.

 

Глава четвертая Кошмарное Купчино

Прибыв к одной из стандартных панельных девятиэтажек на Купчинской улице, Серомышин встретил оперативника «убойного» отдела Анатолия Сыроежкина. Рядом толпилось несколько старушек.

Поздоровавшись с опером, Серомышин выяснил, что уже двое суток в подъезде дома стоял сильный трупный запах, развелось много мух. Жильцы звонили в жилконтору, в санэпидемстанцию, предполагая, что в подвале сдохла крыса и требовали принять меры. Мастер участка из жилконторы умевший различать запахи погибших крыс и канализационных стоков, решил вызвать милицию и вскрыть десятую квартиру, где проживала гражданка Леонтьева, родственники которой целую неделю не могли установить ее местонахождение и подозревали самое худшее.

— Я здесь, Серомышин, не случайно, — дымя Беломором быстро говорил Сыроежкин. Информация у меня есть что криминальный труп, а может и не один в десятой квартире имеется. Дверь будем вскрывать, Сеню взломщика я вызвал, а ты понятых поищи.

— Да разве ж кто в понятые при таких запахах пойдет, Толик?

— Да ты старушек с улицы любых, хоть слепых, но желательно ходячих в понятые запиши. У них обоняния нет. Вон их сколько у подъезда топчится.

Прибывший через полчаса сантехник жилконторы — он же внештатный сотрудник милиции Савелий Семенов, звавшийся в народе просто Сеней, имевший две погашенные судимости, но давно вставший на путь исправления и имевший заслуженную репутацию специалиста по вскрытию любых дверей и замков, немедленно приступил к взлому двери десятой квартиры.

Минут через десять воздействия на дверь ломом и сопутствующими предметами, называемыми в народе «фомка», дверь наконец-то была вскрыта.

Опер Сыроежкин, наблюдая за действиями Сени, подумал о возможной причастности Сени к ряду квартирных краж совершенных в районе аналогичным способом, и, не выпуская из головы этой банальной мысли, попытался первым войти в квартиру, но при этом резко отбежал назад. Из квартиры буквально вырвался крайне резкий, жутко тошнотворный запах разложившегося трупа.

Сеня и понятые, зажав руками, платками рты и носы убежали на улицу. Сыроежкин закурил «Беломор», держа папиросу во рту и пуская дым прямо в ноздри, зашел в квартиру. Серомышин двинулся следом, но отшатнулся, трупный запах вызвал тошноту.

— Где застрял Серомышин? — раздался окрик Сыроежкина, блевать собрался? Думаешь, я просто так от бедности с «Беломором» на происшествия хожу? Возьми у меня папиросу, пускай дым в нос и все запахи забудешь — не опытный ты наш.

Пришлось последовать совету Сыроежкина. Пуская в нос папиросный дым, Серомышин вошел в коридор квартиры. В полутьме под ногами что-то противно хрустело, лопалось и чавкало.

— Что это на полу?

— Это опарыши, Серый, — червяки такие в мертвых телах водятся, и то, что они хрустят под твоим ботинком это хорошо.

— Чего хорошего-то? Противно блин.

— А то, что не знаешь ты ни криминалистики, ни биологии. По циклу развития мухи: яйцо, червь, куколка — определяется период начала разложения тела, в данном случае около недели. А вот и труп.

На кухне квартиры, в положении сидя у стола, находился раздутый труп довольно полной женщины. Серомышин поморщился. Разложение тела было в стадии гнилостных изменений. Трупная жидкость темными лужами стекала на пол. Голова прислоненная к стене не имела волос. Скальп слез с черепа и прилипший висел на стене. На столе стояла початая бутылка водки и граненый стакан, на четверть наполненный мутной жидкостью, в которой плавало не меньше десятка дохлых мух. Живых мух почему-то не было, зато черви кишели под столом.

— Криминалиста нет, понятых сюда палкой не загонишь, будем сами осматривать, — пробормотал Сыроежкин, доставая из кармана пиджака резиновые перчатки. — Протокол потом составим.

Серомышин поежился. Сыроежкин же бодро приступил к осмотру трупа. Покопался в районе головы, сняв со стены скальп промолвил:

— Непонятно, криминальный трупчик или нет? Давай — ка мы его, Серый, повернем.

— Не буду я ворочать. Пусть судебные медики ворочают.

— Лучший судебный медик это — я, — заключил Сыроежкин и неожиданно столкнул со стула труп.

Раздутое тело с грохотом упало на пол и лопнуло. Брызги трупной жидкости облили участников осмотра.

— Ты чего делаешь, козел? — разозлился Серомышин, рассматривая свою мокрую форму. — Я в чем работать буду?

— Постираешь, а за козла ответишь.

— Не могу я работать в такой обстановке. На хрен мне это надо за 4 тысячи рублей биологию на практике изучать.

— А может и криминальный, — не обращая внимания на причитания Серомышина, задумчиво копаясь в теле, продолжал осмотр Сыроежкин. — Ты вот что, Серый, иди в отдел, вызывай криминалиста, судебного медика и жди меня в кабинете, я без тебя осмотрю. Толку от тебя все равно никакого — нервный очень. И водки возьми.

Серомышина не пришлось долго упрашивать. В отделе он первым делом выбросил в мусорный бак форму — китель и брюки, помылся в вытрезвителе и, переодевшись, стал ожидать в своем кабинете Сыроежкина.

 

Глава пятая Судебно — медицинские кошмары

(читателям со слабым типом нервной системы а также мнительным главу рекомендуется пропустить)

Через полтора часа в кабинет Серомышина с шумом ввалились уставшие от тяжелой работы, неприятно пахнущие Сыроежкин и судебный медик — совершенно лысый мужчина средних лет Гаврилов Сергей Иванович.

— Вот, Серый, подпиши протокол как участник осмотра и разливай водку, — с ходу заявил Сыроежкин выложив на стол бумаги.

— Так, чего труп — то криминальный? — поинтересовался Серомышин, правой рукой подписывая протокол, а левой гремя стаканами.

— Это, молодой человек, станет известно только после исследования содержимого желудка, — оживился Гаврилов. — Возможно отравление, но внешне без криминала.

После выпитых ста грамм, когда все немного разрумянились, общение пошло на тему физиологии — о причинах краснощекости подполковника Тюбикова. Обсудив эту проблему, и придя к выводу о неизлечимости такого редкого природного явления, участники застолья как — то само собой повернули разговор в русло кошмарной судебно — медицинской тематики.

— Куда ты, Серый, форму подевал, в химчистку сдал что-ли? — поинтесовался Сыроежкин, осматривая спортивный костюм Серомышина. — И пахнет от тебя духами, а не трупами как от нормального участкового.

— А ты весь провонял как нормальный опер. Наливай по 150. Выбросил я форму.

— Мнительный ты какой-то Серега. Вроде давно работаешь. Ну разве это труп? Вот на прошлой неделе труп был в десятом доме по Купчинской — закачаешься!

— Чего там было?

— Давай выпьем сначала и расскажу. Водка убивает глистов и вредные бактерии. Еще Василий Иванович Чапаев об этом рассказывал Фурманову и личному составу, погружая дождевого червя в стакан с водкой и наблюдая его гибель.

Выпили. Закусили. Сыроежкин продолжил:

— Пригласил мужик пятидесятилетний — такой же, как наш эксперт Гаврилов, женщину молодую в гости. На стол фрукты, шампанское поставил. Потом ванну пошел принять. Лежит в ванне, воду горячую пустил, да и кончился. Помер то есть. Женщина пришла. Звонила в дверь, звонила и ушла. Обиделась. Обманул вроде как мужик. Прошла неделя. Запахи пошли по подъезду. Народ возмутился. Ну и как сегодня квартиру вскрыли. Кстати, открывал дверь опять сантехник Сеня. Профессионально открыл, гад. Надо бы его колонуть на детекторе. Я ведь детектор лжи придумал…

— Дальше — то, чего было интересного, прервал Сыроежкина Гаврилов.

— Ну, дальше зашли в квартиру. Я вошел, опер Жук из вашего отдела и наш опер — убойник — бульбаш, белорус то есть, Семяненко. «Табэ» у него кликуха.

— Почему «Табэ»? — поинтересовался Гаврилов?

— Задержанных допрашивает на своем языке — кричит громко: «я табэ сказал колись, я убью табэ, лодошник…», — редко кто выдерживает. Ну зашли, значит, в квартиру. Понятые как всегда разбежались. Вонищща жуткая, хуже чем сегодня. В комнате на столе ананасы, шампанское, телевизор работает — песни поет. А труп мужика в ванной. Неделю пролежал. Весь распух, черный весь, вода горячая льется. Воду выключили. Осмотр быстренько сделали. Криминала — то нет. Пока осматривали, труповозка приехала. Мы им говорим, забирайте ребята мужика, а мы тут в квартире еще посмотрим, что к чему. Санитары с труповозки морщатся, говорят: вы нам мужика на носилки погрузите. Мы, дескать, сами не можем. Семяненко кричать: я табэ сказал грузи, лодошник, твоя обязанность. Ребята — санитары говорят: мы тогда уезжаем, не будем грузить, смена кончается. Мнительные как ты, Серомышин. А если уедут — нам же еще в квартире покопаться нужно, а мужик помешает, воняет очень. Ладно, говорю, не гундось Семяненко, давай погрузим мужика, работы на минуту. Взял «Табэ» мужика за руку. Предплечье оторвалось. Я взял мужика за ногу, тоже оторвалась нога. Рассыпается мужик. Погнил весь. Отдельно на носилки ногу, руку а потом и самого мужика кое — как частями. В ванной потом той — же самой и помылись. Вот такая наша работа. Наливай, Серый, помянем мужика.

Выпили. Закусили. Судмедэксперт Гаврилов повеселел, подключился к разговору:

— У нас поинтереснее истории случаются. Все — таки мы в этих делах профессионалы. Не то что вы — полицейские, вы ведь менты, а не медики и многого не понимаете. Лезете куда не следует. С трупами нужно уметь обращаться. Вчера, например, вызвал меня следователь прокуратуры на убийство. Приезжаю. В комнате квартиры на полу лежит труп обнаженной женщины, из влагалища виднеется тело черного кота. Даже не кота, а скорее котенка. Следователь сидит задумчивый, протокол пишет. Убийство говорит. Кого, спрашиваю, убили? Кота или женщину? Женщину естественно, — отвечает. И кота… зачем-то. Маньяки, говорит.

Осмотрел я тело внимательно. Кота извлек. Специальные методики применил, обнаружил на полу пузырки из под раствора валерьянки. Все ясно стало. Закрывай, говорю, свое дело об убийстве. Несчастный случай здесь был. Как так спрашивает? А так, говорю. Вот мое заключение: типичный случай мастурбации. Женщина развлекалась с котом. Капнет валерьянки на половые губы, котик лижет, она удовлетворяется. Потом, то — ли женщина увлеклась, то — ли котик перестарался. Каким-то образом голова котика вместе с лапками проскользнула внутрь влагалища. У женщины от неожиданности случился спазм этого органа, котик стал задыхаться и выпустил коготки — порвал маточные трубы. Женщина погибла от кровотечения — котик от удушья. Бывает. Завтра все это научным языком в заключении опишу и откажет следак в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления.

— Жалко котика, — расстроился Серомышин.

— А как это, спазм влагалища? — поинтересовался Сыроежкин.

— Медициной интересоваться надо, товарищи полицейские, сексопатологией опять же, да и за природой наблюдать. В деревнях, да и в городах теперь у собак такое увидеть можно. Сцепятся при случке и расцепится не могут. Спазм. Медицинский критерий у людей тот же самый. У женщин такое тоже бывает при половом акте, если сильный испуг. Следователи должны это знать. Меньше «глухарей» будет. Вообще последнее время случаи сексуальной патологии увеличились во всем мире. В странах евросоюза, например, участились закрытые судебные процессы в отношении женщин кассиров и бухгалтеров за растраты новой евровалюты.

— А при чем здесь сексопатология? — не понял Серомышин.

— А при том. Вот последний случай описанный в нашей специальной литературе. В Германии недавно осуждена за растрату двадцати тысяч евро кассир казино. Эта женщина сворачивала в трубочки новые банкноты достоинством пятьсот евро и мастурбировала ими, закрывшись в помещении кассы, затем сжигала их в порядке ананкастного ритуала. Была задержана с поличным. В России таких процессов пока еще не было, несмотря на появление наличного евро. Но следователи должны быть начеку.

— И часто у женщин такие отклонения? — задумчиво спросил Сыроежкин, — есть у меня пара нетипичных, но перспективных в связи с твоими Гаврилов высказываниями глухарей.

— Да при чем тут женщины у мужиков похлеще бывает. Вот в специальной литературе прочитал недавно про польского мужика, который возбуждался при виде выхлопной трубы громко рычащего самосвала. При курсе лечения оказалось, что мужик, когда был ребенком, воспитывался бабушкой, которая убиралась в квартире в нижнем белье и в присутствии внука громко выпускала газы, что и привело в дальнейшем к указанной ассоциации. Уверяю вас случай этот совершенно реальный. Бывает и покруче.

Участники застолья замолчали, задумались каждый о своем: может быть детстве или отрочестве. Затем в тишине глубокомысленно выпили и, не закусывая, продолжили обсуждение криминогенных проблем.

— Не знаю как у там вас — великих медиков, но у нас тоже бывают трагедии на почве любвеобильности и разбираемся без вашей помощи в лучшем виде — заявил Сыроежкин. Вот в прошлом месяце на нашей любимой Купчинской приезжаем на происшествие. В квартире на железной кровати тысяча девятьсот лохматого года выпуска лежит труп обнаженной женщины. В голове дырка — то есть, выражаясь вашим медицинским языком, открытая черепно — мозговая травма. Пока делали осмотр, то да се, появляется мужик. Заходит в квартиру, нас увидел, занервничал. Опер Семяненко набросился на него: ты что за такой лодошник, отвечай я табэ сказал. Мужик говорит, ребята это я ее, сожительницу свою, случайно… Что случайно? Как это случайно, спрашиваем? Любил я ее отвечает. Занимались мы любовью на бабушкиной кровати. Поставил я ее в позу прачки, раскачались мы и она случайно головой об острый угол кровати стукнулась. Дальше что было, лодошник, Семяненко спрашивает. Дальше, говорит, мы еще с ней выпили, потом утихла она и уснула как бы. Потом я с ней еще два дня жил. Как же ты с ней жил спрашиваем, она же холодная. Ну и что говорит, что холодная, есть — пить не просит и ладно. Потом через два дня смотрю — совсем холодная. Думаю пойду пива попью, возвращаюсь, а тут вы уже пришли. Виноват, говорит, не рассчитал силы фрикционного движения. За раскрытие этого глухаря нам дали хорошую премию. А с сегодняшним трупом Леонтьевой даже не знаю как раскроем, если криминал. Гаврилов, криминал там или нет? Ты же специалист великий.

— Я вам ребята уже сказал: исследуем содержимое желудка, а там посмотрим, если… дядя Гриша не помешает.

— Какой еще дядя Гриша, — не понял Сыроежкин.

— В морге у нас при судмедэкспертизе санитаром дядя Гриша работает. Старый человек, а спирта может выпить ведро. У нас ведь работа на спирту. Он у нас трупы на тележках к экспертам на вскрытие подвозит и увозит потом обратно. У нас ведь эксперты люди привычные. Сидят в секционном зале на рабочем месте. Правой рукой в перчатке тело вскрывают, извлекают внутренние органы, на весы их кладут — взвешивают и так далее. А левой рукой в это время кофе пьют и пирожком заедают. И обедают тут же. И вот как-то бабку на вскрытие дядя Гриша привез. Старушку эксперт вскрыл, содержимое ее желудка — гречневую кашку которую бабка перед кончиной съела в баклажку выложил — в баночку такую специальную для исследования. А тут и рабочий день кончился. Поставил эксперт баклажку с кашкой на полку рядом с недоеденными пирожками. Завтра, мол, доделаю и домой ушел.

Утром первым на работу прибежал дядя Гриша. Трясется весь — опохмелиться надо. Забежал в секционный зал, открыл шкафчик, налил спирту, выпил. Закусить надо. Смотрит на полке в банке гречневая кашка — эксперты не доели, думает. Съел — закусил. Сидит курит. Эксперт пришел. Где говорит содержимое желудка вчерашней бабки? Кашка что-ли? — дядя Гриша спрашивает. Съел я ее. Откуда я знал что это чье-то содержимое? Как так съел? — эксперт кричит, — там же трупный яд! Порядка у вас нет, — кричит в ответ дядя Гриша, — раскидали везде продукты не поймешь где чьё. Сделали дяде Грише промывание желудка. И ничего. Даже не пронесло. Так что если дядя Гриша не помешает, будет готово заключение по Леонтьевой через неделю.

— У вас там, Гаврилов, не только санитар дядя Гриша шалит, но и уборщица тетя Нюра безобразничает, — вспомнил недавний случай из практики Сыроежкин. — Бардак там у вас.

— Есть у нас такая бабуся тетя Нюра. Но она то что? Она же не пьющая.

— Зато голодная. Вот два месяца назад убийство мы раскрыли в бойлерной. Это такая газовая котельная в микрорайоне. Два кочегара ранее судимых дежурили там, пили и пригласили для развлечения подсевшую на алкоголь знакомую женщину. Устроили сексуальную оргию. Когда после очередной бутылки водки интерес к сексу пропал, кочегары продолжили развлечение с использованием лопат. Женщина была поставлена на четвереньки и в рот ей был вставлен пирожок. Устроили соревнование. Каждый из кочегаров поочереди наносил удар лопатой по различным частям женского тела. Выигрывал тот, от удара которого пирожок улетал возможно дальше. Когда злодеи были задержаны, труп женщины в полиэтиленовом мешке вместе с пирожком доставили к вам, Гаврилов, на судмедэкспертизу. Эксперт, как водится, положила пирожок на полку рядом с другими своими продуктами.

— И тетя Нюра утром пришла на уборку и съела пирожок? — догадался Серомышин.

— Точно. Но беда оказалась в том, что пирожок — то этот был вещественным доказательством и следователь прокуратуры дал мне указание немедленно представить его для приобщения к уголовному делу.

— Слышал я про этот случай, — ухмылялся Гаврилов. — И где ты добыл пирожок?

— С трудом добыл. Пришлось покупать нечто похожее в кафе на Балканской площади. Еле выкрутился.

— Да, ребята, еще час поговорим и крыша поедет, — подытожил разговор Серомышин. — Давайте заканчивать, завтра опять кошмарные купчинские будни начнутся.

Допив остатки водки, участники дискуссии закончили рабочий день и разошлись по домам. Серомышин, проходя мимо помойки рядом со своим домом почуял трупный запах.

— Да, мнительность, — подумал он. — Теперь эти запахи будут мерещиться мне повсюду.

 

Глава шестая Как поймать Загуляева

Через неделю после описанных событий, очередным серым рабочим утром Серомышин сидел в кабинете за столом и соображал чем же заняться: куча заявлений и материалов ждали своего разрешения. А тут еще и убийство на участке надо было раскрывать. Накануне позвонил эксперт Гаврилов и сообщил что труп Леонтьевой оказался все — таки криминальным, помереть ей помогли — отравили с помощью клофелина и ряда сопутствующих веществ.

В кабинет заглянул опер Жук.

— Серега, у тебя на участке Загуляев Вова живет. Поймать бы его гада надо.

— Хочешь невиновному Вове почки в тюрьме загубить?

— Оскорбил он меня и унизил. По вызовам не является, дверь квартиры не открывает. Посадить его надо за наглость. Помоги поймать.

— Некогда мне Вованом заниматься. Смотри чего делается: резаная рана ягодицы Пшенко, письма сумасшедших Путину, насильственная смерть Леонтьевой…

— С Леонтьевой и Путиным я разберусь, а ты мне Вована поймай — с меня бутылка.

— Что сам поймать не можешь? Что значит он тебе дверь не открывает? Ты же опер. Есть двадцать четыре способа добровольного открытия дверей злоумышленником.

— Какие способы?

— У Загуляева какой замок?

— Французский. Маленький такой плоский ключ.

— Заткни этот замок спичками. Он работать не будет. Загуляев его сам сломает. А пока замок меняет, ты его сцапаешь. Это первый способ.

— Некогда мне ждать, когда он замки менять начнет, давай второй способ.

— Звонок в дверях у Загуляева какой?

— Простой такой, кнопочный, нажимаешь — звонит.

— Зажми этот замок спичкой, чтобы он постоянно звонил и жди у лифта. Загуляеву надоест, что он звонит постоянно, выйдет на лестницу — а ты тут как тут.

— Не выйдет он на лестницу, давай способы без спичек.

— Счетчик электрический у Загуляева на лестнице в электрощите?

— Кажется да.

— Эх ты. Даже не проверил. Придешь вечером, когда он телевизор смотрит. Откроешь щит, вывернешь пробки и спрячешься у лифта. У Вовы свет потухнет, он ругаться начнет и на лестницу выйдет пробки проверять, ты его и сцапаешь.

— Не выйдет он на лестницу. Он хитрый. Давай четвертый способ.

— Придешь к Вове, позвонишься в дверь, покричишь чужим голосом: откройте, вам срочная телеграмма или, например, заказное письмо. Потом пошуршишь бумагой, как-будто телеграмму в дверь засовываешь и, громко топая, спустишься к лифту, как будто ушел. Загуляеву интересно станет, что это за телеграмма такая. Он через некоторое время дверь откроет, а ты его схватишь.

— Это надо будет попробовать, еще какие способы?

— Есть еще двадцать способов — соседкой притвориться молодой — красивой и так далее, сам думай, голова же у тебя без опилок?

— Попробую, конечно, но ты тоже помоги — с меня две бутылки.

— Ладно, разгребу материалы, выйду на территорию и поищу твоего Вована. Только не приставай больше, не мешай резаными ягодицами заниматься.

Во второй половине дня, устав от бумаг, Серомышин, уведомив дежурного, пошел прогуляться по территории, проверить служебные владения. Выполняя просьбу Жука, решил зайти к Загуляеву. На звонок — дверь, естественно, никто не открыл. Серомышин приложил ухо к двери. В квартире кто — то был, слышны были шорохи и тихие шаги.

Решив применить двадцать пятый, секретный, способ добровольного открывания дверей, Серомышин громко прокричал:

— Откройте — милиция, участковый Серомышин!

— Шуршание за дверями усилилось, но дверь не открывалась.

Серомышин продолжил, усиливая мощность голоса:

— Загуляев, нам известно что вы дома. Если откроете дверь гарантируем: горячий чай, сигареты, теплую одежду и наше радушие. А если ты, гаденыш, не откроешь дверь, я ее сломаю и размажу тебя по стенке…

Шуршание за дверями прекратилось. Дверь осторожно открылась. Испуганный Вова Загуляев пролепетал:

— Только не бейте, Сергей Клавдиевич.

— Я разве кого когда бил, Вова? Я могу только застрелить при попытке к бегству. Принимай гостя. Раз дверь открыл, угощу тебя сигаретами, как обещал, в камере пригодятся. С горячим чаем, правда, обманул. Термос забыл.

Расположились на кухне.

— Вы меня арестовывать пришли, Сергей Клавдиевич?

— Я тебе не судья чтобы арестовывать, задерживать пришел. Ты по что Вова боярина обидел? Оперативника Жука имею ввиду?

— Я этого Жука навозного все равно когда отсижу из рогатки убью.

— !?

— Он же беспределом занимается, Сергей Клавдиевич! Наркоту подкладывает. Сколько народу ни за что пересадил.

— Насчет беспредела согласен. Нехорошо это. Но зачем же опера из рогатки убивать. Это, Вова, неэстетично.

— Зато дешево, надежно и практично. А вообще это из анекдота. Я ведь про ментов анекдоты коллекционирую. Про участковых, например, двести пятьдесят отборных анекдотов насобирал. Рассказать парочку?

— Про участковых выброси всю коллекцию. А про опера расскажи.

— Ладно: «Наркоман исправился, музыкантом стал, оперу пишет. Другой к нему зашел, спрашивает, ты что Вася делаешь? Оперу пишу. И про меня напиши. Я же твой подельник».

— Во — первых, Вова, анекдот это детский, во — вторых не смешной, если у тебя и про участковых такие же, то я обижусь. Ты от темы не отвлекайся. При чем здесь Жук и его убийство с помощью рогатки?

— Ладно, расскажу свой секретный анекдот:

«Подложил один опер мужику наркоты и выпустил его на подписку о невыезде. Мужик от такой наглости с ума сошел. Бегает по улице кричит, пристает к прохожим: дайте кто — нибудь мне рогатку я убью этого мента. Положили мужика в психушку. Месяц полечили, вызывают на комиссию. Спрашивают:

— Вот выпишем вас, что делать будете?

— Сделаю рогатку и убью этого мента.

Полечили еще месяц. Вызывают на комиссию. Спрашивают:

— Что делать будете если вас выпишем?

— Женюсь, — говорит.

Главврач:

— Вроде как выздоравливает мужик? А дальше что делать будете?

— А дальше с женой первую брачную ночь устроим.

— Точно выздоравливает. А дальше что?

— Дальше залезу на жену, сниму с нее трусы…

— Да он здоров, выписывать надо! А дальше то что?

— А потом вытащу из трусов жены резинку, сделаю рогатку и убью этого мента.»

— Ну тогда, Вова, тебе жениться надо, если ты это про себя придумал.

— Жениться сейчас не время. Помогли бы мне, Сергей Клавдиевич, от Жука избавиться и на свободе остаться.

— Рогатку что — ли тебе подарить?

— Адвоката хоть какого хорошего посоветуйте.

— А деньги на хорошего есть?

— Вселенная изобильна, в ней все есть для каждого.

— Ты вот что, философ, скажи-ка лучше, оружием торгуешь? Оттуда у тебя деньги? Ты ведь известный «черный копатель» мест боевых сражений.

— В настоящее время я этим, Сергей Клавдиевич, не занимаюсь. Меня интересует только история создания оружия.

— Меня, Вова, история тоже интересует. Например, немецкая штурмовая винтовка МР-43. Можешь достать?

— Вам зачем?

— Операцию «Арсенал» скоро введут. Нужно изъять где — нибудь что-нибудь стоящее.

— Редкая вещь. У немцев появилась только в 1943 году. В наших краях практически не встречается. Эта винтовка стала прообразом нашего автомата Калашникова. МР-43 нигде не найдете. МР-40 —«шмайсер» — это пожалуйста и СВД достать можно… Ой…

— Что ой?

— Да болтаю много. Впрочем, дома у меня ничего нет. Хоть обыск делайте. Все надежно спрятано, даже деньги… Ой.

— Что за деньги?

— Да древние доллары я собираю. Хочу ими туалет на даче обклеить.

— Болтун ты Вова. Но все — таки скажи мне честно, по — взрослому. У тебя СВД — снайперскую винтовку Драгунова можно приобрести?

— Ну если по — взрослому говорить, то можно. Но вам я не продам. Опасаюсь.

— Ну вот. А ты про рогатки сказки рассказываешь. Опасный ты человек, Вова. Ну хоть бы патронов мне дал к служебному пистолету Макарова — в лес съездить по бутылкам пострелять.

— Знаю я ваши бутылки. Подаришь вам патрон, а вы его честному человеку в карман положите. У вас же «Арсенал» скоро. Не дам я вам патронов и где пулемет спрятал не расскажу. Информацией могу поделиться у кого СВД есть. Но только «баш на баш» — помогите от Жука избавиться.

— Рассказывай, Вова, что знаешь. Жуку я тебя сегодня не сдам если информация будет ценная. А там посмотрим.

— Сеню — «Уролога» знаете?

— Врач что — ли какой?

— Какой врач — сантехник из жилконторы.

— Сантехника Сеню знаю. Он же наш внештатник. Почему урологом его назвал?

— Кликуха такая. Уроет кого угодно. Это же бандюган. У него и СВД есть. Дома лежит. Хороши у вас внештатники. Банда у Сени, Сергей Клавдивич.

— Что за банда, почему не знаю?

— У вас надо спросить почему. Квартирными делами он занимается. Приходит с корешами к людям, говорит: не желаете ли вы, уважаемый товарищ, улучшить свои жилищные условия, переехать на свежий воздух, в частный домик? А если не желает, то уговаривают, водочки паленой нальют и, глядишь, человек в деревне уже счастливый живет или пропадает вовсе. Алкоголиков ищут, дебилов всяких. Черный маклер называется. С азербайджанцами он работает.

— А зачем ему СВД?

— Ясно дело зачем — людей «мочить». Этот унитазных дел мастер мокрушник отъявленный. Он уже беспредельным бандитизмом занялся. И на меня наехал. Требует чтобы я ему оружие копаное из лесов возил, реставрировал. Не будешь говорит меня снабжать — солью в сортир. Деньги с меня вымогает в валюте, в долларах. Думает почему — то что у меня их много. Так и живу между двух огней: с одной стороны Уролог душит, с другой Жук ваш. Помогите избавиться от этих тварей я вам век благодарен буду, Сергей Клавдиевич. Я такого вам нарассказываю у вас уши завянут… А если хотите, я и заплатить могу.

— Баксами?

— Конечно.

— Обклей лучше ими свой туалет на даче.

— Ну как хотите, было бы предложено.

Серомышин зачем — то потер свое заросшее мелким волосяным покровом ухо, посмотрел в глубокие Вовины глаза и решил пока его не задерживать.

— Ты вот что, Вова, разведай побольше про Сенины дела, а я пока тебе адвоката поищу. Потухнет в квартире свет, на лестницу не выходи. Телеграмм не принимай. Молодых соседок не впускай. Враги не дремлют. Тебя Вова поймать невозможно… пока это не будет нужно мне и высшим силам.

 

Глава седьмая Квартирный обход

Вернувшись в отдел, Серомышин решил заняться ранами гражданина Пшенко, но помешал Сыроежкин, заглянувший, как он пояснил, на рюмочку чая.

— Серега, ты арбузы любишь?

— Я, Сыроежкин, ананасы люблю. К чему завел овощную тему? Выпить хочешь, закусить нечем? Так и скажи.

— Арбуз — ягода, Серега, и тема есть ягодная — безалкогольная. Ты Велиева Мусу знаешь?

— Кто же не знает нашего овощного олигарха. На углу Пловдивской и Купчинской палатки держит.

— Вот — вот. Арбузами Муса торгует у тебя на участке. А тебя не кормит даже ананасами. Задержать его, Серега, надо за такую наглость и ко мне доставить.

— Вот ты и задерживай. А наш начальник Тюбиков запретил беспокоить торговцев овощами. Я их, правда, трясу по чуть-чуть, в целях пропитания семьи, но палатки Велиева почти не беспокою. Муса ведь крышу отдела обещал починить.

— Крышует, значит, вас Муса. А известно ли тебе, Сережа, что Велиев является, оказывается, законным наследником безвременно усопшей гражданки Леонтьевой, труп которой так тебя испачкал.

— Как это?

— А так. Позвонила мне нотариус с конторы на Пловдивской — информатор мой — и, говорит, явился к ней Муса оформлять наследство по завещанию от Леонтьевой на ее квартиру со всем имуществом. И завещание покойная ему оформила за двадцать дней до кончины. Чего ради — неизвестно.

— О чем это свидельствует, Толик?

— О том, Сережа, что Велиев причастен к насильственной смерти Леонтьевой. Ты его, Серега, задержи для проверки качества арбузов на предмет их соответствия прописке — сам знаешь к чему прикопаться. И ко мне в кабинет — в убойный отдел, — скажешь ему, что это паспортный стол, а на меня как на паспортиста укажешь, а я его на своем детекторе лжи поколю. Мне его задерживать нельзя — вспугну раньше времени. Если Тюбиков мешать начнет, не обращай внимания — дело серъезное.

— Что у тебя за детектор?

— Ничего особенного. Моя личная разработка. Очень гуманная. Никакого электрического тока пропускаемого через половые органы, никаких ударов толстыми справочниками «Весь Петербург «по голове, никаких уборщиц, вытирающих кровь со стенок кабинета перед допросом очередного задержанного с целью его психологической обработки. Все очень просто. Обыкновенный компьютер «Пентиум первый» формулирующий на дисплее вопросы задержанному, который, пытаясь на них ответить, начинает путаться и рассказывает в результате всю правду о совершенном преступлении. Основа разработки — телеигра как стать миллионером. Просто как в танке Т — 34.

— Круто, Толик, Билл Гейтц позавидует, но сомневаюсь я что это серьезно. Мне кажется — это очередные глюки твоего больного оперативно — розыскного ума. Но так и быть Велиева тебе приведу. Посмотрю на твои методы. Когда задержать черного брата?

— Завтра с утра, Сережа, будем его колоть. Техника не поведет!

* * *

Ближе к вечеру Серомышин приступил к обходу обслуживаемого участка. Первым делом посетил на дому гражданина Пшенко. Указанный гражданин оказался синюшного вида пятидесятилетним одноногим инвалидом, проживающим в коммунальной квартире. Другую комнату занимали лица так называемой южной национальности отсутствовавшие дома. Петр Михайлович Пшенко, передвигая на костылях единственную ногу, продемонстрировал Серомышину свою перебинтованную заднюю часть тела и стал рассказывать, что новые жильцы — Мамедов Айваз и Алиев Тозик пытаются выжить его из квартиры.

— Убить меня хотят, товарищ участковый. В прошлый раз хотели меня уморить голодом в туалете.

— Как это?

— Намазали стульчак унитаза суперклеем ровно в шесть утра, когда я посещаю туалет и иду в ларек за пивом. А когда я приклеился, говорили что так и останусь в таком виде если не дам согласие на выписку из квартиры с переездом в деревню. Я отказался, и они ушли на свой овощной рынок. Только через два часа смог освободиться из плена, оторвав лоскуты кожи и повредив костылями унитаз.

— В милицию обращались? Это же хулиганство.

— Товарищ участковый! Кто поверит такому рассказу? Скажут белая горячка у мужика.

— А в этот раз что случилось?

— В туалет по утрам я уже не ходил, опасаясь новых провокаций соседей. Завел унитаз прямо в комнате — биотуалет такой в виде моего старого ведра. И сел немного мимо на острый край дужки — порезался сильно. Спиртовые примочки не помогли — пришлось в травму сходить. Рану так плохо зашили, что, можно сказать, неизгладимое обезображивание тела случилось и на нудистский пляж для пенсионеров летом уже не сходить.

— Это где такой?

— В Комарово на Финском заливе. Что вы не были там? Побывайте обязательно. Энергией можно зарядиться на всю долгую зиму.

— Обязательно побываю Петр Михайлович, вместе с вами когда поправитесь. А завтра вы ко мне днем в отдел милиции зайдите.

— Да не люблю я к вам ходить. Мне еще дедушка советовал: не связывайся Петя никогда с НКВД. И я понял, что он был прав, когда я в ваших вытрезвителях побывал.

— Петр Михайлович — НКВД это не ГИБДД. Я вам рецепт народный от вашей болезни подскажу. А потом мы все ваши приключения подробно запишем и насчет ваших злобных соседей пообщаемся.

«Да… такие криминально — бытовые разборки соседей, это окончательное падение нравов в общественно — коммунальной сфере социального общежития», — философски заключил Серомышин, и, заглянув на кухню квартиры, увидел на обеденном столе два граненых стакана с жирными отпечатками чьих — то крупных но явно человеческих пальцев.

— Чьи стаканчики, Петр Михайлович?

— Соседи с них чай утром пили. Нагадили и ушли. А потом мухи плодятся, забодай их всех комар.

Что-то неясно шевельнулось в подсознании Серомышина.

— Заберу я с собой эти стаканчики, Петр Михайлович. У нас в милиции с посудой плохо. Дайте какую — нибудь коробку.

— Да вы что, Сергей Клавдиевич, меня соседи прибьют. Скажут пропил.

— А вы скажите им, разбил, мол, случайно. Про меня ни слова. И новых купите, я вам 30 рублей дам.

— Дайте тогда 34 рубля, — повеселел Пшенко. Ровно столько стоит мое любимое вино «Медвежья кровь». Я ведь почетным донором раньше был. До сих пор не восстановился. Без красного вина никак. А стаканов у меня штук десять еще есть под кроватью. Я их в аппарате для газированной воды в бане на Гастелло еще в 79 году насобирал.

— Ну вот и договорились.

Серомышин простился с Пшенко, отнес стаканы в отдел и решил навестить на дому Соловьеву Валентину Андреевну, от которой почему-то за несколько последних дней не поступали новые жалобы.

Соловьева открыла дверь Серомышину и вместо обычных причитаний как-то хитро улыбалась.

— Валентина Андреевна, как чувствуете себя? Как бандиты, лифты и фары?

— Они меня теперь не достанут, Сергей Клавдиевич!

— А что случилось?

— С замечательным человеком я познакомилась. Он мне поможет.

— Где познакомились и что за человек Андреевна?

— Все получилось обыденно. У меня засорился унитаз.

«Опять унитазы», — расстроился Серомышин. «-Снова какие — нибудь страсти услышу».

— И что вы, Андреевна, сделали с этим прибором?

— Я ничего не смогла сделать, а вот Сеня смог!

— Какой Сеня? — насторожился Серомышин.

— Сантехник наш Сеня. Пришел по вызову, все разузнал вежливо: и что я в унитаз толкала и с кем я живу и что делаю. Я ему все про бандитов рассказала — как они меня преследуют и на лифтах ездят. Сеня унитаз быстро починил, гарантию дал на шесть месяцев. Спросил, почему родственники меня не защищают. А какие у меня родственники? Нет никого. Сеня расстроился. Я, говорит, вам помогу. Замечательный человек.

— Чем же он вам помочь обещал?

— Сеня говорит: Вы, Валентина Андреевна, уезжайте из города. Здесь, говорит, вас бандиты все — равно поймают и убьют. Это городские бандиты. В деревне они не водятся. Вам, говорит квартиру надо продать и жить в деревне. Там ни бандитов, ни лифтов — только свежий воздух. Домик, говорит, я вам подыщу хороший на сто первом километре Ленинградской области. И вы знаете, Сергей Клавдиевич, это ведь выход. Пожалуй, приму Сенину помощь, от вас — то толку нет.

— Это Вы серьезно, Андреевна, в деревню собрались?

— Серьезней не бывает, Сергей Клавдиевич. Сеня сказал опекунство надо мной оформит. Доплату за квартиру даст хорошую — на лекарства хватит. Перевезет за свой счет. И будет приезжать ко мне в домик. Возить продукты и лечить меня травами на спирту. Такой хороший человек.

— И вы, Андреевна, поверили этому Сене?

— Это очень порядочный человек. Сразу видно малопьющий. Вы бы только видели, как он чинит унитазы. Это мастер на все руки. Кроме того, он и мужчина симпатичный. Я его хоть и старше лет на пятнадцать, но мне кажется, что я ему понравилась… как женщина.

Серомышин хмыкнул. Крыша едет — дом стоит. Надо бабку спасать.

— Вы вот что, Андреевна: с продажей квартиры не спешите. Бумаг никаких не подписывайте. Я к вам еще зайду и мы с вами поговорим на эту тему.

Серомышин вышел из квартиры Соловьевой в состоянии сильной задумчивости. Какая — то унитазно — квартирная мафия обосновалась на обслуживаемом участке. А сантехник Сеня — он же, по словам Загуляева — бандюган «Уролог» — это еще тот фрукт! Не одна ли это компания с Мусой Велиевым? Надо связаться с Сыроежкиным.

 

Глава восьмая Страдания задержанного Велиева

Утро следующего дня Серомышин решил посвятить искоренению мафиозных структур расплодившихся на его административном участке.

Первой жертвой стал Муса Велиев. Задержанный Серомышиным за нарушение санитарного состояния арбузных точек и ношение грязного паспорта он был доставлен для дальнейшего разбирательства прямо в отдел по расследованию убийств к кабинету Сыроежкина.

— Ты его, Толик, поколи насчет связей с «Урологом» — попросил Серомышин, пока Велиев дожидался своей участи в коридоре у дверей с приклеенной на кнопке картонной табличкой «паспортист».

— Сделаем, Серега, про все расскажет. Заводи Мусу.

Велиев опасливо прошел в кабинет и на всякий случай достал из кармана пиджака бумажник, однако, встретившись с сердитым взлядом Сыроежкина, убрал его обратно.

Сыроежкин усадил Велиева перед компьютером и приступил к работе:

— Гражданин Велиев, сейчас вы будете отвечать на вопросы электронной системы. Если будете говорить всю правду, пойдете на свободу с чистой совестью. Будете врать внутренним органам милицейского компьютера — гарантирую арест за нарушение правил хранения паспорта и грязь на торговой точке!

— Слюшай, началник. Позови подполковника Тюбика, — верещал Велиев, — я тебе арбуз дам, дыня дам, банан жирный, виноград — кушать хорошо будешь.

— Подозреваемый Велиев, жирным бананом в одно место не желаете? Нет? Тогда закройте рот и отвечайте на вопросы.

— Адвокат позови, да?

— Еще одно слово и секир — башка, понял, да?

— Якши, понял, брат.

— То — то же. Ваша национальность?

— Азербайджан, Баку.

— Так, вносим в систему вопросы для азербайджанцев с поправкой на раскрытие нашего преступления, — Сыроежкин защелкал клавиатурой, на экране высветился первый вопрос:

— Велиев, как будет по — азербайджански Змей — Горыныч?

— Водка такой горючий да? Нет такой водка в Баку.

— Плохо, Велиев, неправильно. Змей — Горыныч по азербайждански будет Автоген — Гюрза, — заявил, глядя на экран монитора, Сыроежкин. Запомни. Следующий вопрос: как будет по азербайджански Дед Мороз?

— Эээ… Колотун — Оглы.

— Правильный ответ. Заносим его в машину. Человеком становишься. Сеню знаешь?

— Сена — река такой в Африке.

— Не в Африке, а в Париже такая река. Ты, Велиев, в Африке был?

— В турпоездка был. Египет называется. Хургада.

— Что в Африке видел?

— Что видел. Зебр видел.

— А что такое зебр?

— Ну, ишак знаешь?

— Конечно знаю да.

— Ну вот зебр — это ишак, только по нем белий, черний полоска идут.

— Правильный ответ. Сеню сантехника знаешь?

— Животный такой, да?

— Животный. Что еще в Африке видел?

— Джираф видел.

— Что такое джираф?

— Ну вот ишак знаешь?

— Сеню знаю, ишак нет — поглядывая на экран, отвечал Сыроежкин.

— Джираф — это ишак, но с очень длинный шея. Листики с деревьев кушает.

— Вай, Муса, какой джираф хитрый животный. Завещание у нотариуса оформлял? На квартиру Леонтьевой?

— Кто такой Леонтьева, брат?

— Жираф такой. Что еще в Африке видел?

— Удав видел.

— Что такое удав?

— Ну вот, например,… ишак знаешь?

— Ну знаю.

— Так вот удав это: член есть — ишака нет! Леонтьеву не знаю.

— Врешь, Велиев, смотри на экран — потемнел он — значит врешь. Что в Африке видел?

— Что видел. Леонтьеву знаю. Плохой был женщина. Пьяница.

— Как тебя зовут?

— Муса зовут.

— Обезьян в Африке видел?

— Кто такой обезьян, ишак такой?

Серомышин устав слушать этот психологически безусловно хитрый но утомительный допрос ушел к себе в кабинет. Через два часа туда же зашел довольный Сыроежкин.

— Все рассказал подлюга. Ох и хитрец этот Муса. Сначала врать мне начал, что он десять лет в милиции проработал в Московском РУВД, а потом сознался. Друзья они с Сеней Урологом. Черные маклеры.

— Как же ты этого добился, Толик?

— Элементарно, Ватсон. Я у Велиева последние два часа спрашивал одно и то же: как его зовут, и что он видел в Африке. На втором часу он колоться начал. Действует система. Все признания взяты на протокол явки с повинной. Можешь наливать. Отметим такое дело.

— Так Муса признался в убийстве?

— Еще два сеанса и признается.

— Знаешь, Толик, все твои детекторы это же не доказательства. Что ты детектор в суд принесешь? Про ишаков будешь рассказывать?

— Признание, Серега, — царица доказательств.

— Знаем. Прокурор Вышинский — 1937 год. В нашем веке это не пройдет. Надо Сеню за задницу брать. Шизофриничку Соловьеву охмурил. Оружие дома держит. Задержание, арест, тюрьма — вот чем надо заниматься. А ты в компьютерные игры играешь.

— Сеню пока трогать не будем. Ты его раньше времени не спугни. Вся эта информация, Серега, требует проверки. Велиева я пока вынужден отпустить. Ты поработай сегодня со своим Загуляевым, может еще что выудишь, а завтра вместе провернем одну идею…

Резко отворившаяся дверь кабинета прервала разговор. На пороге стоял запыхавшийся, краснощекий по жизни и розовый от возбуждения подполковник Тюбиков.

— Вы чего ерундой занимаетесь, ребята? Зачем Велиева задержали? За что замучили до полусмерти человека на компьютере?

— Пожаловался уже? Но все по закону, Аркадий Акакиевич, — доложил Серомышин. — Небрежное хранение паспорта и грязь на торговой точке — вынесено предупреждение.

— Травят незрелыми арбузами народ — милиция обязана реагировать, — поддержал коллегу Сыроежкин.

— Вымогательством занимаетесь, арбузов вам захотелось, — возмущался Тюбиков. — Напишешь Серомышин, объяснение. Совести у тебя нет. Пятнадцать лет крыша у отдела течет. Велиев обещал рубероид купить. Обидели человека, утонем все в сезон дождей! За такие вещи Серомышин, я тебе выговор, неполное служебное соответствие, лишение тринадцатой зарплаты, я тебя в бараний рог…

Тюбиков, окончательно раскрасневшись, продолжал возмущаться, с пеной у рта выплескивая все новые кары для Серомышина, но в этот момент в кабинет просунулась растрепанная голова уборщицы отдела тети Маши:

— Ребята, вы моего веника не видели?

— Не до веников сейчас тетя Маша, дисциплины нет, закрой дверь, — шумел Тюбиков.

— Что значит не до веников? У меня веник украли. Я за этот веник отдалась! Он мне дорог как память о мужчине.

— Тетя Маша, разве можно за веник отдаваться? — искренне удивился Сыроежкин.

— А что ты понимаешь в экибанах? Да что веник, все в этом отделе пропадает. Мусор собрала в пакет, отвернулась, — нет пакета — украли. А теперь веник — экибана моя похищена. Примите заявление о краже или уволюсь — потонете в грязи.

— У нас не только веники, тетя Маша, у нас и скамейки среди бела дня крадут, — пылая краснощекостью, восклицал Тюбиков. — Пиши заявление о краже, Серомышину поручим. Пусть делом займется, а то он от безделья честных людей тревожит.

Рабочий день для Серомышина закончился печально. В рабочей папке лежало заявление о краже эксклюзивного веника — нагрузка увеличивалась, преступность росла.

 

Глава девятая Нападение на Соловьеву

На следующее утро Серомышин, прибыв в дежурную часть отдела, увидел лежащую на полу желтушного вида человеческую ногу обутую в грязный мужской ботинок не менее чем 45 размера. Нога выглядывала из двери оружейной комнаты, где участковым предстояло вскоре вооружаться.

«Совсем сдурели, — подумал Серомышин. — Уже в оружейке народ бьют по ночам». Однако, заглянув за дверь удивиться, пришлось еще больше. Это была не нога, а часть ноги до колена. Ни тела, ни крови с сухожилиями рядом не было.

— Чего смотришь, Серега, — гремел ключами дежурный Федотов. — Протезов не видел? Вооружаться будешь?

— Чем вооружаться протезами?

— Это вещдок. Вчера вечером грабеж был.

— Протез у инвалида наркоманы отобрали?

— Да нет. Мужик у женщины сумку на улице вырвал и бежать. Но далеко не убежал — нога отвалилась. Удалось задержать. А нога изъята. На экспертизу отправим.

— Это, Федотов, что-то новое. Банды инвалидов завелись?

— Завелись. У тебя на участке, между прочим, это случилось, на Купчинской.

— А кто потерпевшая?

— Соловьева Валентина Андреевна.

— Да ты что? Это же моя жалобщица сумасшедшая. Где она сейчас?

— В отделе. Всю ночь и утро в уголовном розыске показания дает. Уходить не хочет. Требует министра внутренних дел. Я Жуку уже и капли Морозова и пенталгин давал.

— Надо с ней пообщаться.

Голос Соловьевой Серомышин услышал еще на подходе к третьему этажу.

— Откройте немедленно товарищ Жук, — барабанила кулаками в закрытую дверь уголовного розыска, Соловьева. — Я никуда не уйду, товарищ Жук пока вы не арестуете банду одноногих. Вызовите мне вашего министра.

Дверь не открывалась. Жук не отзывался. Соловьева отбив руки, колотила в дверь ногами.

— Товарищ Жук, одноногие бандиты заполонили город, вы обязаны принять меры.

Серомышин мягко взял под руку Соловьеву.

— Валентина Андреевна, пойдемте ко мне в кабинет. Товарищ Жук занят. Он звонит министру. А дозвониться ему утром тяжело.

В кабинете у Серомышина Соловьева немного успокоилась.

— Вы помните, Сергей Клавдиевич, я вам рассказывала, что за мной следят бандиты, лифт ездит по дому и машины светят фарами во дворе. Вы мне еще не верили что это банда одноногих. Они все хромают на левую ногу — подают друг другу знаки. Они добрались до меня.

— Андреевна, успокойтесь. Расскажите, что случилось вчера.

— Вышла я на улицу. Хотела до почтового ящика дойти, пись-ма отправить Вовчику Путину. У меня ведь с ним переписка. Подхожу к ящику, достаю письма, а сзади мужчина хромой подбежал и говорит мне:«Женщина, не желаете ли сходить в театр?». Я сразу поняла — убить меня хотел. Но я его веником по ушам шлепнула. Тогда он схватился за сумку, оторвал ремешок и бежать. Это все из — за писем. Они эти бандиты Путина боятся. Я ему вдогонку кричу — Вовчик вас разоблачит. Он услышал имя президента, нога и отстегнулась. А вообще, Сергей Клавдиевич, бежать мне надо из города. Здесь меня убьют. Буду жить в деревне. Мне Сеня поможет переехать. Там меня не найдут.

— Андреевна, уехать бы вам с моего участка конечно надо. Но что вы в деревне делать будете?

— Как что? Книги писать.

— О чем же книги?

— О схожести поведения собак и современных мужчин.

— И в чем же схожесть?

— Как в чем? Вы видели, как кобели обнюхивают всех сучек? А мужики? Каждую самку, то есть женщину тоже нюхают. Вертятся кругами как мерины. Каждый мужчина это своего рода кобелино ведомый сексуальным инстинктом. У него, что в штанах, то и в голове. Если мужчина предлагает женщине пойти погулять в парк — будьте уверены — он хочет овладеть ею в кустах. Если речь зашла о театре, то это уже полный извращенец. Тот, что на меня напал — один из них.

— Валентина Андреевна, вся наша жизнь — театр в кустах и около них. Вы лучше расскажите, где вы веник взяли которым преступнику по ушам съездили?

— Как где? У вас в отделении нашла. Выбросил кто-то возле туалета, я и подобрала когда на вас жалобу в канцелярию приносила. Старенький веничек, но еще сгодится… для самообороны.

Соловьева достала из сумки слегка ободранный эксклюзивный веник уборщицы тети Маши и победно потрясла им в воздухе.

— Андреевна, а ведь за этот веник вас в тюрьму определить могут.

— Как это?

— Это любимый веник нашего начальника, имеет историческую ценность. Куплен для любимой уборщицы начальника в день открытия отдела. Если начальник узнает кто его взял без спроса — немедленно арестует. Идите — ка домой пока не поздно. Веничек мне отдайте и идите, чайку попейте, успокойтесь.

— А вы, Клавдиевич, меня не выдадите?

— Если жалобы на меня писать прекратите, не выдам.

— Тогда я пошла. Заберите ваш веник.

Соловьева мелкими вороватыми шажками посеменила к выходу из отдела. Серомышин с веником под мышкой пошел к себе в кабинет. Судя по началу, день обещал быть занятным. Во избежание новых жалоб со стороны Соловьевой необходимо было разобраться с нападением на нее самым тщательным образом.

Напавший на Соловьеву инвалид, оказался Петром Михайловичем Пшенко, резаными ранами ягодиц которого приходилось заниматься Серомышину.

— Что же Вы, Петр Михайлович, грабежами занимаетесь? Женщин грабите? — приступил к опросу задержанного Серомышин.

— Что вы, Сергей Клавдиевич, какие грабежи, — оправдывался Пшенко. — Исключительно ремонт унитаза хотел отработать.

— Какого еще унитаза? — насторожился Серомышин.

— Того самого, который я костылями повредил, когда меня на него соседи приклеили, я же вам рассказывал.

— И что?

— Как что? Соседи унитаз не меняют. А в ведро ходить боюсь. Вызвал я сантехника нашего Сеню. Хороший парень такой. Пообещал он мне с соседями разобраться и жилищные проблемы мои уладить. Поставил мне другой унитаз, не новый, правда, бывший в употреблении, но хороший, заграничный. И даже денег с меня не взял. Ты, говорит, Петр Михайлович, окажи мне услугу. Тетку одну попугай. Она, говорит, каждый вечер к почтовому ящику ходит, жалобы на меня отправляет. Все пишет, что я ей плохо ремонт сантехники сделал. Между прочим, и унитаз импортный, говорит, я для тебя забрал из ее квартиры, а ей поставил отечественный. Ты, говорит, вечером у почтовых ящиков к ней подойди и скажи: хватит, женщина, письма писать, помни, что мафия бессмертна. А я говорит, денег с тебя за унитаз не возьму и еще вина куплю две бутылки — твоего любимого — «Медвежья кровь». Ну, как тут было не согласиться, Сергей Клавдиевич? Показал мне Сеня, где эта женщина живет, как выглядит. Я поздно вечером вчера догнал ее, схватил за лямку на сумке, говорю: хватит письма писать, и так уже вся жизнь — театр! Про мафию вообще забыл сказать. А бабенка шустрая оказалась. Веником меня бить стала. Я убегать, да протез отстегнулся. Новый протез, депутат наш на день пожилого человека подарил, я к нему еще не привык.

— К депутату?

— К протезу. Вот такая история, Сергей Клавдиевич. А грабежей я никаких в жизни не совершал. Закон чту. С детства органов НКВД и ГИБДД боюсь…

«Опять этот Сеня, — напряг извилины Серомышин. — И когда он только успевает во все дырки залезть? И откуда он узнал, что Соловьева письма отсылает каждый вечер? Надо бы его срочно шугануть, но Сыроежкин просил пока не трогать. Ладно, посмотрим что дальше сотворит этот сантехник».

 

Глава десятая Операция «Арсенал»

На утренней сходке — официально именуемой служебным совещанием, Тюбиков объявил личному составу о том, что в районе введен план «Арсенал». Были поставлены задачи обнаружения и изъятия у преступного элемента оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ. Как всегда было приказано без показателей в отдел не возвращаться. Где найти оружие и у кого его изъять не знал никто.

Заместитель начальника отдела по уголовному розыску Белых, собрав у себя в кабинете оперативников, попросил их высказать свои соображения по предстоящей операции. Опер Худяков предложил частью коллектива подежурить у охотничьего магазина «Солдат удачи «и задерживать всех покупателей охотничьих ножей.

— Там ножи продают, пояснял Худяков, которые холодным оружием не являются, магазин справку такую дает. Мы человека задерживаем, справку его магазинную теряем, а нож изымаем при понятых. Потом я договорюсь с нашим экспертом из ЭКЦ, и он нам сделает экспертизу что нож охотничий и относится к категории холодного оружия. Недорого получится. За бутылку или за две вопрос с экспертом решим.

— В суде такое не пройдет, возразил Белых. Человек чек из магазина принесет и дело развалится.

— Нам то что? — настаивал Худяков. — Лишь бы дело уголовное возбудить, палку срубим, показатель будет и ладно. Пока дело до суда дойдет, полгода пройдет.

— Этот вариант оставим на крайний случай, — заключил Белых, — Другие предложения есть?

— Константиныч, все же нужно изымать ножи, есть у меня еще одна верная мысль, — не унимался Худяков.

— Опять ты со своими ножами, ну говори что за мысль?

— Сейчас ведь осень, грибы пошли, грибников в электричках уйма! Сам видел.

— И что?

— Как что? Каждый грибник с ножом за грибами ходит. В каждом ведре или корзинке среди грибочков ножичек всегда лежит. Каждый второй ножичек — холодным оружием признать можно, если грамотно постараться.

— В электричках работать предлагаешь? Отберем показатели у транспортной милиции.

— Зачем в электричках? На платформе Купчино подежурим.

— Попробовать можно, хотя тема эта и старая. Однако сегодня четверг. На выходные и попробуем. Грибные дни в выходные. А сейчас нужны более конкретные предложения. У кого еще есть ценные мысли?

— Порох бездымный охотничий в магазине купим, скинемся по десятке — на килограмм хватит — высказал предложение оперативник Эдик Глазков, если граммов по двадцать каждому бомжу или наркоману в карман сыпать первое место в районе нам обеспечено.

— Мысль неплохая, — поддержал Белых, тем более что по закону любое количество пороха относится к категории взрывчатых веществ и светит задержанному до четырех лет лишения свободы. Район можно неплохо почистить. Этот вариант оставим на завтра, если сегодня с показателями худо будет. А вообще, мужики, надо бы по закону работать, без подстав. Может, у кого какая информация есть реальная, где можно изъять оружие и боеприпасы?

— Бомжей надо с патронами задерживать, — предложил Жук.

Белых нахмурился:

— Опять в карманы им подсовывать патроны? Вадим, эта тема уже была, и прокуратура смотрит на такие вещи подозрительно.

— Зачем подсовывать, Константиныч? Сами они себе добровольно класть патроны будут. Все будет законно.

— Поясни, Вадик.

— Поясняю. Берем два патрона. У меня лично от последних стрельб штук пять осталось. Кладем патроны в пачку сигарет Прима. В пачке штук десять сигарет и два патрона. Сигареты кладем у помойки. Там бомжей роется уйма. Бомжик сигаретки подбирает, в карман пихает, если он не дырявый, и пошел довольный. Мы его берем, при понятых шмонаем, изымаем и возбуждаем дельце. Все законно, культурно и красиво. А главное без подстав и почти без беспредела. Никакая прокуратура не докопается. А адвокаты бомжей не уважают за запахи ихние и насекомых в прическах. А мы перетерпим. Все будет тип — топ.

— А ты где за помойкой в засаде сидеть будешь, в кустах или в мусорном бачке?

— Зачем в бачке? В машине сядем в моей, в Опеле. Включим музыку, возьмем пивка и будем ждать бомжика.

— Ну, этот вариант попробуйте. Ты Жук поищи патронов побольше, у участковых поспрашивай или у постовых, а остальные в мою машину и по помойкам. Результаты жду через два часа.

Действительно, уже через сорок пять минут в камерах отдела сидело четверо задержанных. Ими оказались: дорожная проститутка с Будапештской улицы Валя Воробьева, из колготок которой изъяли шестнадцать граммов метательного пороха и три бомжа, двое из которых давали показания дознавателю Дюжеву о том, что изъятые у них патроны они положили в карман вместе с найденными сигаретами. Бомжи давали полностью признательные показания, раскаивались в содеянном и просили их отпустить под подписку о невыезде из родного подвала, обещая явиться в суд по первому вызову. Проститутка также сознавалась в том, что порох нашла в машине клиента и хотела использовать его для хозяйственных нужд. Третий же еще не допрошенный официально бомж в рабочей спецовке и с инструментальным чемоданом утверждал, что он не бомж вовсе, а ответственное лицо жилконторы. Дежурный Федотов этому бомжу не верил и за отрицание вины не пускал его в туалет. Белых был доволен. В управление уже направили сообщение о первых результатах. Но операцию пришлось приостановить ввиду отсутствия необходимых боеприпасов. Ждали Жука который обещал притащить в отдел хоть каких — нибудь патрончиков.

В два часа дня поступило сообщение по службе 02 об исчезновении сантехника направлявшегося для устранения протечки в доме на Пловдивской. Техник жилконторы утверждала, что весь дом заливает водой из квартиры на 9 этаже. Единственный свободный сантехник был схвачен неизвестными лицами и увезен в неизвестном направлении. Нападение на сантехника видели из окон заливаемые водой граждане и просили принять меры. Федотов записал сообщение, но никаких мер не принял, решив, что сантехник где — нибудь пьянствует.

Около пятнадцати часов в отделе появился озабоченный Жук, сообщил Белыху что патронов он не нашел и, зайдя в дежурку, услышал крики из камеры административно задержанных.

— Вадик, помоги, — кричал один из задержанных бомжей.

Жук озабоченно уставился в окно камеры.

— Вы кого задержали, идиоты, — возмутился Жук.

— Друг что-ли твой сидит? — ухмыльнулся Федотов.

— Это же внештатник мой, Сеня. Что он тут делает?

— Это не тот ли кого по 02 с собаками ищут? — заинтересовался Федотов. — Задержан без документов у помойки с патронами, хороши у тебя внештатники.

Задержанный действительно оказавшийся сантехником Семеновым Сеней, был немедленно освобожден и отправлен на устранение протечки на Пловдивской улице. Изъятые у Сени патроны срочно были пущены в оборот на выполнение показателей отдела.

 

Глава одиннадцатая Случай с Сыроежкиным

В ноябре 2002 года как-то рано началась зима в Петербурге. Было морозно, ветрено и скользко настолько, что многие граждане, как трезвые так и не очень, теряя равновесие, падали на Купчинской улице, заполняя местный травмпункт своими ушибленными телами. На служебном столе Серомышина лежала пухлая пачка телефонограмм из 78 поликлиники, по которым срочно нужно было проводить проверки об обстоятельствах соприкосновения людских тел с предметами дорожной обстановки. Сезонная асфальтовая болезнь населения прогрессировала. Более того, как следовало из последней телефонограммы в травму обратился даже оперуполномоченный Сыроежкин по поводу ушиба указательного пальца правой руки.

«В носу что — ли он ковырял своим пальцем?» — без всякого сочувствия к болезни друга, мысленно возмущался Серомышин. Накануне они с Сыроежкиным крепко выпили. Серомышин добрался до дома без приключений, и быстро уснул, хотя и был соблазн погонять перед сном соседей которые выгуливали собак без намордников. С утра мучил сушняк, ни работать, ни разбираться кто повредил палец другу не хотелось.

«Неплохо бы пивка для рывка», — решил Серомышин, развертывая рекламную газету «Центр — Плюс», в которой он благоразумно хранил в ящике стола большого вяленого леща. Однако внимание Серомышина неожиданно сосредоточилось не на вкусной соленой рыбе, от вида которой поначалу потекла слюна, а на рекламном объявлении следующего содержания:

«Опытный специалист вскроет любую дверь, откроет замок, сейф. Изготовление ключей. Круглосуточно. Качество. Накопительные скидки. 9 лет успешной работы. Савелий».

Далее следовал домашний телефон сантехника Семенова.

«Опять этот Сеня! — занервничал Серомышин. — Уже добрался до рекламы своей преступной деятельности. Плевать на Жука, надо с ним кончать».

За два дня до этого они с Жуком поссорились. Жук требовал от Серомышина задержать Вову Загуляева.

— Ты, Серега, Вову от меня прячешь, покрываешь преступника опозорившего мою честь и достоинство — злобно шипел Жук.

— Уж не Сеня ли тебе это шепнул, Вадик. Меня твой Сеня достал. Насылает инвалидов на Соловьеву, переселяет ее в деревню, я ведь им займусь конкретно.

— Правильно переселяет, полезное дело делает. Общественный санитар можно сказать, тебе же меньше будет проблем. А вообще, ты, Серега, Сеню не тронь. Это мой лучший стукач в районе. Вся раскрываемость на этом «барабане» держится. Тронешь Сеню, головой ответишь!

— Да ты я вижу, Вадик, крут. И трону и посажу. Загублю вашу липовую раскрываемость.

— За базаром следи, Сергей.

— Бандитских базаров не приемлю, Вадик. Пальцы веером убери. Выражайся ментовско — полицейскими словами. И не быкуй в моем кабинете, а то Загуляеву скажу и они с бабкой тебя заколдуют.

— Я тебя, Сергей, предупредил, не шути со мной.

Вспоминая этот неприятный разговор, Серомышин, задумался: «Кто же он все таки, Сеня наш загадочный — мафиози «Уролог «или скромный помощник внутренних органов? Если бандюган, то почему сантехник? Хобби что-ли такое?»

Размышления были прерваны шумно распахнутой дверью кабинета. Это был никто иной, как Сыроежкин собственной персоной потрясавший перевязанным правым указательным пальцем:

— Совсем, Серега, менты обнаглели, житья нет людям.

— Что случилось, Толик, менты за палец укусили?

— Хуже. Придавили мой палец боевой.

— Ну присаживайся, мне уже телефонограмма пришла. Рассказывай свою беду.

— Разошлись мы вчера с тобой. Я стою на Будапештской, автобус жду. Не пьян конечно был, но слегка штормило. Подъезжает машина УВО, выходят два милиционера. Ко мне как — то близко так сержант подвинулся, говорит: — Мужчина, вы себя хорошо чувствуете? Хорошо, — отвечаю, лучше чем утром. Садитесь, мент, говорит, мы вас подвезем. А вы ребята в мою сторону едите? В вашу говорит. Ну, думаю, узнали меня, наверное, подвести хотят. Сел к ним в машину проехали два квартала. Все говорю, ребята, здесь остановите, я выйду. В вытрезвителе, говорят, выйдешь. Шутят что — ли, думаю? Достаю удостоверение. Предъявляю: майор милиции Сыроежкин, остановите машину. Сержант говорит: а что вы раньше — то удостоверение свое не показали? У меня, отвечаю, лицо ментовское, лучше всякого удостоверения. Машину остановили. Вышел, домой пошел. Вдруг меня сержант догоняет: извините, говорит, товарищ майор, я у вас из кармана вещь свою заберу. Какую, удивляюсь, твою вещь из моего кармана? Да вот эту, говорит. Достает у меня из левого кармана куртки фольгированный сверточек, и пошел обратно в машину. Тут до меня дошло: героин мне подложили. Подхожу к их машине, фамилию, говорю, свою сержант назови. Они окно пассажирской двери приоткрыли, говорят: идите, товарищ майор, домой, пока не упали. Я говорю: ах ты, мерзавец, ментеныш молодой, старшему офицеру наркоту пихаешь? И руку к ним в окно машины просунул, чтобы поймать подлеца. Они окно закрыли, палец мне стеклом защемили и рванули. Я от боли так орал что сигнализации у машин на стоянке сработали. Пришлось в травму сходить. И я их даже бортового номера не запомнил. Вот что творят, Серега.

— Попал ты, Толик, на палец. Впредь тебе наука. Зашивай карманы.

— Обидно, что стрелять теперь не смогу. Самый боевой мой палец пострадал.

— Левой рукой стрелять будешь, Толик. Стрелять дело нехитрое, если мишень крупна.

— Это ты про кого?

— Да хотя бы про Сеню сантехника. Он ведь у нас крупный паренек. Ты посмотри, Толик, уже рекламирует себя в газетах.

Серомышин, отложив в сторону вяленого леща, показал объявление об оказываемых Сеней услугах.

— Да, Серега, Сеня парень интересный во всех отношениях. Давай соберем воедино все факты. Что у нас конкретно на него есть?

— Много чего. Во — первых, двери вскрывает виртуозно.

— Сантехникам, Сережа, положено двери, трубы и замки уметь ломать, еще что?

— Предлагает людям сменить жилье. Переехать на свежий воздух.

— Не аргумент. Может он на риэлтера, учится. Сантехнику бросит — специалист по недвижимости будет.

— По информации Вовы Загуляева, Сеня — бандит «Уролог» и держит дома снайперскую винтовку.

— Информация не проверенная. Да и нет у нас в кримучетах никаких «Урологов». Возможно, это все бредни наркомана. Еще что?

— Со слов того же Загуляева, Сеня и Муса Велиев — одна компания.

— Дружба народов законом не запрещена. Что еще есть на Сеню?

— Уговорил инвалида Пшенко напугать Соловьеву Валентину Андреевну.

— Зачем?

— Думаю для того, чтобы она скорее продала квартиру.

— Ну и в чем тут состав преступления?

— Подстрекательство к хулиганству и…

— И все. Неэтичные действия начинающего риэлтера — вот что это. Нет у нас ничего на Сеню. Уверен, что и дома у него нет никакой винтовки, а висят везде на стенах грамоты от начальника ГУВД. Кроме того, что он активный помощник милиции, пытающийся заработать на жизнь нетрадиционными методами, ничего существенного на Сеню у нас нет. А будем его дергать, только вспугнем настоящую рыбу, если он с ней связан. Понаблюдать надо за Сеней, а трогать нельзя.

— Давай, Толик, Сеню все же шуганем. Руки чешутся.

— Потерпи, Сережа. Пока веских оснований нет. Меня больше Муса Велиев интересует. Он ведь уже заявил себя как наследник квартиры Леонтьевой. Вчера я с ним общался. Говорит, что старушке отпускал вполцены арбузы, и она завещала ему жилье в благодарность. А к отравлению Леонтьевой никакого отношения не имеет. При осмотре квартиры Леонтьевой изъяли три стакана. Водку она пила не одна. В стакане с отпечатками пальцев Леонтьевой обнаружен клофелин и еще какая-то химическая гадость, отчего бабуся и кончилась. С двух других стаканов изъяты пальцы рук неизвестных лиц. Пальцев Велиева в квартире вообще не обнаружено. Чем его прижать не знаю.

Серомышин задумался. Затем открыл ящик стола и достал коробку, в которой лежали два граненых стакана.

— Ты, Толик, отправь на экспертизу эти стаканчики. Сравни отпечатки на них с пальцами обнаруженными в квартире Леонтьевой.

— А чьи здесь пальчики?

— Здесь, Толик, пальчики двух южных братьев — Мамедова Айваза и Алиева Тозика. Соседи моего клиента — Пшенко. Был я у него в гостях. Выслушал обиды на соседей, да и забрал с кухни стаканчики. На всякий случай.

— Ну что мы теперь все стаканы со всех квартир на экспертизу отправлять будем? Пункт приема посуды устроем в ЭКЦ?

— Проверь, Толик. Чем черт не шутит. Подозрительно мне все это. Куда ни сунусь — везде сантехники, унитазы и черные братья в виде черных маклеров.

— Ладно, проверим. Давай леща почисти. Сам не могу — палец болит.

Серомышин достал из сейфа двухлитровую пластиковую бутыль пива «Три толстяка» и принялся отрывать голову вяленому лещу. Весело поднялась в стаканах пивная пена. Служебные проблемы отошли на второй план.

 

Глава двенадцатая Роковая ошибка Сени

Поздним вечером того же дня у престижного кафе «Адмирал» на углу улиц Купчинской и Гашека были припаркованы два автомобиля: синий, слегка ободранный Запорожец ЗАЗ — 968 прозванный народом в прошлом веке «ушастым» и скромный вишневый Вольво — 850, когда-то в 1993 году считавшийся лучшим европейским автомобилем, но и сейчас все еще выглядевший внушительно рядом со своим ушастым собратом. Запорожец имел на заднем стекле желтую надпись: «Торможу редко, но метко». Это действительно подтверждалось помятым бампером, на котором красовалась еще одна ярко — красная надпись: «Какая жизнь, такая и машина». На заднем стекле Вольво серебристый стикер гласил:«Держи дистанцию, не целуй меня в зад». Бампер следов поцелуев и соприкосновений не имел. Владельцы машин негромко спорили в отдельном кабинете кафе рядом с уютно журчащим фонтанчиком.

— Слюшай, Сэня, я тебе сэмь раз говорю: не ставь свой машина рядом с мой Волво. Позоришь мой семья, да?

— Этот Запорожец, Муса, непростой. Я назвал его «Джексоном» в честь одного из президентов Америки и он мне дорог как память о промышленной мощи Советской Украины — страны, где я родился, вырос, и выучился на сантехника. Все твои земляки, Муса, возят на таких машинах арбузы и не плачут, а радуются четкой работе их тарахтящих, но мощных моторчиков воздушного охлаждения. А не нравится тебе мой «Джексон», так купи мне другого и не простого, а теперь уже золотого — горбатенького 966 — мечту моего детства.

— У тебя, Сэня, Москвич — 412 еще есть. Лучше на нем езди, да?

— Москвич у меня парадно — выходной. Я на нем в казино езжу и девушек катаю. Даже московские адвокаты Генри Резники и Падвы такие машины имеют, они на них в налоговую инспекцию ездят. А я их чем хуже? Хочешь анекдот на эту тему?

— Давай.

— Пришел Муса домой и говорит жене: дорогая, можно я буду называть тебя не Светлана, а Зульфия? Почему, дорогой? — жена спрашивает. — А потому что моя первая жена была Зульфия и так мне привычней. — Ладно, называй, — согласилась жена. Но только я тебя, дорогой, можно буду называть Москвичом? Почему дорогая? — удивился Муса. — А потому что ты у меня четыреста двенадцатый!

— Слюшай, Сэня, мой жена не был Зульфия и нэ понял я кто двэнадцатый. Но ладно, продам квартиру Леонтьевой, дам тебе денег, купи себе новый Москвич — «Ода» називается.

— Да уж, брат. Денег то дай мне. Стараюсь, помогаю тебе. Десять тысяч баксов ты мне должен по-любому. Я на них не Оду, а два новых «Джексона» куплю: одного «горбатого», а другого «мыльницу», — люблю антиквариат. Поставлю их на даче, включу патефон с песней про пряники, самовар серебряный рядом на углях растоплю сапогом хромовым. Женщин в кокошниках поставлю — это платья такие старинные, и чай с блюдца пить буду. Красота…

— Кто такой блюдца, Сэня?

— Кто, кто? — стакан такой.

— А Москвича куда?

— Из Москвича на даче сделаю памятник советскому автомобилестроению. Люблю авангардизм.

— Вам горячее подавать? — мило улыбаясь, спросила подошедшая эффектная официантка Людмила, упершись бюстом пятого размера в бутылку стоявшего на столе армянского коньяка, отчего у Мусы задергался левый глаз.

— А сама ты, детка, горяча? — оживился Сеня, после работы поедешь на «Джексоне» кататься?

— Я, Сеня, на таких Джексонах как ваш не катаюсь, — надулась Людмила. — Меня, Сеня, между прочим, на «Мисс Купчино» выдвинули в номинации «Бюст 2002 года «и меньше чем на джипе «широкий «мне по статусу ездить нельзя.

— Ну, если нельзя неси тогда жульен, а потом горячее, бюст года ты наша, на Джексоне других покатаем.

— У Люды грудь в твой Джексон не поместится, — оскалился Муса, когда Люда ушла за жульеном.

— Грудь то поместится. А вот глухой она станет точно — ноги у нее длинные и уши коленями зажмутся. А вообще зря, Муса, смеешься. Джексон это антиквариат. Через десять лет денег будет стоить немеряно, продам его — куплю кафе «Адмирал» вместе с Людой.

— Джексон твой, сгниет за дэсять лет, а Люда станет бабка старый. Бери лучше, Сеня, сейчас вместо денег за квартиру Леонтьевой мой Волво. Дэсять тысяч баксов он стоит. Люда с тобой на Волво поедит кататься, да?

— Джексона я не променяю даже на золотой унитаз. Продаются сейчас такие с выходом в интернет и клавиатурой на бачке. Наливай Муса коньяк, не береди душу.

Однако после опорожнения второй бутылки коньяка и съеденного жульена, Сене стало хорошо на душе и свое мнение по данному вопросу он изменил. «Джексон «уже не казался таким дорогим и милым сердцу другом на колесах.

— Ладно, Муса, уговорил, — осоловело осмотрев фигуру официантки Люды, убиравшей со стола пустые бутылки, произнес Сеня. — Беру твою Вольво, но только если сегодня и прямо сейчас. Я на ней домой поеду.

— А я на чем домой поеду, да?

— А ты на моем Джексоне, дарю его тебе. Держи ключи.

— Я на такой машина ездить не могу. Там ручной управлений, да?

— Там ножной управлений. Не можешь ездить, позвони Тозику Алиеву он тебя отвезет. И не спорь Муса, самое дорогое тебе отдаю. Давай ключи от Вольво и пиши доверенность пока я не передумал.

Через полчаса, Сеня Семенов уже бороздил на Вольво темные купчинские улицы. Настроение располагало к общению с женским полом, и Сеня усердно высматривал купчинских красавиц на остановках общественного транспорта. Остановки были пусты, однако вдоль всей Будапештсткой улицы густо стояли жрицы любви в ожидании клиентов. С проститутками Сене общаться не хотелось. Для Сени это было то же самое что и общение с засорившимся унитазом на его сложной, но творческой сантехнической работе. Высматривая женщин, Сеня неожиданно высмотрел в темноте полосатый милицейский жезл и автомашину ГИБДД.

— О-па! Гаишники. И меня ведь тормозят. Вот некстати, — расстроился Сеня. — Придется действовать по плану «на случай провала». Выпивши я конечно, но пробьюсь, ведь что такое ГИБДД — Гони Инспектору Бабки и Дуй Дальше. Должность у них такая… Милые служивые люди.

Положив под язык четыре таблетки антиполицая — препарата якобы полностью устраняющего все виды запахов, Сеня вышел из машины и, убедившись, что автомобиль ГИБДД свой районный, а не городского управления, приободрился, решил много денег не предлагать и бодро доложил не успевшему открыть рот сержанту инспектору:

— Товарищ офицер! Водитель Савелий Семенов. Стаж 4 года. Нарушение скоростного режима. Штраф до 200 рублей.

При этом в руках у Сени уже был бумажник.

— Откуда такая оперативность? — удивился инспектор.

— Выполняю Постановление правительства от 5 января 2002 года, — отрапортовал Сеня.

— Какое еще Постановление?

— А вот это.

Сеня достал из бумажника и протянул инспектору листок с печатным текстом, скачанный им из интернета, к которому были прикреплены скрепкой две сторублевые купюры. Инспектор пригласил Сеню в служебный автомобиль, включил внутрисалонное освещение и принялся читать документ, который гласил:

Постановление Правительства РФ от 5 января 2002 года

«Обязанности водителя при общении с инспектором ГИБДД (дополнение к Правилам дорожного движения РФ)»:

— Водитель должен помнить, что, выехав из гаража, он уже создал аварийную ситуацию.

— Водитель должен помнить, что на дороге он — слабое звено.

— Водитель должен помнить, что он — ЧМО (человек материально обязанный).

— Водитель должен везти деньги для сотрудника ГИБДД со скоростью не менее 60 км\ч.

— Увидев позади себя машину с проблесковыми маячками, водитель обязан прижать машину вправо, остановиться, а сам выйти и лечь на асфальт лицом вниз, вытянув в правой руке непомеченную сторублевую купюру и повторяя: «Виноват, исправлюсь», не поднимать головы, пока не затихнет звук отъехавшей машины.

— В случае, если сотрудник ГИБДД не остановил водителя, водитель должен сам остановиться и спросить: «Что случилось, почему не остановили?».

— Заметив инспектора ГИБДД, водитель должен сам, без напоминаний нарушить какое-либо правило: превысить скорость, остановиться или повернуть, где не положено.

— Выйдя из машины, водитель должен подойти четким строевым шагом к инспектору ГИБДД, приложить руку к кошельку и отрапортовать: «Иван Иванов. Стаж 4 года. Нарушение скоростного режима. От 50 до 200 рублей».

— Водитель должен иметь с собой бутерброды, термос с горячим чаем и смену теплого белья на случай, если остановивший его работник ГИБДД замерз и проголодался.

— При разговоре с сотрудником ГИБДД водитель должен обращаться к сержантам — «Товарищ офицер!», к офицерам — «Товарищ генерал!».

— Замечания сотрудника ГИБДД следует выслушивать, стоя на коленях.

— Запрещается целовать сапоги и руки инспектора ГИБДД одними и теми же губами. Перед поцелуем рук инспектора ГИБДД водитель должен вытереть рот ветошью.

— Водитель не должен знать правила дорожного движения лучше инспектора ГИБДД.

— Если сотрудник ГИБДД затрудняется найти нарушение, водитель должен помочь инспектору — достать фляжку, выпить коньячку, после чего заплатить по прейскуранту.

— Отвлекать инспектора во время пересчета денег категорически воспрещается!!!

— В исключительных случаях разрешается оплатить штраф ювелирными изделиями — сережками, кольцами и т. д. (борзых щенков не предлагать).

— При наличии у сотрудника ГИБДД детей, разрешается оплатить штраф куклами Барби, вкладышами пекемонов или конструкторами «Лего», предварительно объяснив инспектору ГИБДД, как с ними играть.

— В случае если водителя остановили двое и более сотрудников ГИБДД, штраф увеличивается в соответствующем кратном размере. Запрещается вручать сотрудникам ГИБДД одну купюру на двоих и более, ставя их тем самым в неудобное положение по поиску размена денег.

— Водитель может быть амнистирован инспектором, если приведет к нему трех и более нарушителей.

Постановление вступает в силу немедленно с момента выезда водителя из гаража».

— Да, своевременный Закон, — инспектор хитро посмотрел на Сеню. — Но до нас его не доводили. С вашего разрешения покажу его начальству.

— Да я вам еще и свежие изменения к этому закону привезу, — обрадовался Сеня, удовлетворенно наблюдая, как инспектор положил в карман форменной куртки текст постановления с прикрепленными к нему купюрами.

— Изменений не нужно. Вы мне лучше скажите, где это я вас раньше видел, товарищ водитель? Не Вы ли вчера мне устанавливали чешский унитаз?

— А где вы живете? — оживился Сеня.

— Малая Балканская дом 48.

— Моя земля. Я сантехник. Нигде не течет?

— Сделано на совесть. Спасибо. А чем это от вас попахивает? Спиртное употребляли?

— Чем может пахнуть от сантехника, после трудового дня, товарищ инспектор?

— Действительно чем? Г… Ну что ж, раз уж вы признались в превышении скорости, штраф будем считать уплачен. Вызову вас раковину поменять. Постановление ваше передам начальству для изучения. Можете продолжать движение. Счастливого пути!

Сеня с облегчением вернулся на водительское место и, запустив двигатель, поскорее отъехал от опасного места. Через пару кварталов на углу улиц Малой Карпатской и Гашека Сеня заметил подвешенный к бетонному столбу в полутора метрах от асфальта горящий красный электрический фонарь, а под ним одиноко стоящую женскую фигуру.

— Что это? Как в Гамбурге, улица Красных фонарей? — удивился Сеня.

Подъехав поближе, Сеня убедился, что девушка стройна и хороша собой, и явно не из тех наркоманок, бродящих вдоль Будапештской.

— Ну что, красавица, поехали кататься, — открыв пассажирскую дверь, пригласил девушку Сеня.

— А я, мужчина, работаю, — улыбнулась девица.

— И почем нынче секс для народа?

— Вообще-то сто баксов, но для вас так и быть — 750 рублей… в час.

— Ну садись, поговорим. Меня Сеня зовут.

— А меня Валя, — представилась девица, плюхнувшись на пассажирское сиденье.

От девушки исходили легкие ароматы дешевых духов, дорогого алкоголя и вообще она была хороша. Сеня плотоядно зажмурился.

— Слушай Валя, а для малоимущих ты предновогодние скидки делаешь? Я ведь простой сантехник.

— Сантехник? И на такой хорошей машине? Шутите? Вольво, да? А дадите порулить, Сеня?

Валя внимательно посмотрела на Сеню, смутно угадывая в нем какого — то знакомого.

— Ладно, дам рульнуть если и ты дашь… вполцены, — ответил Сеня, отъезжая от столба.

— Вы, Сеня, не малоимущий, не прикидывайтесь. А распродаж предновогодних у нас не бывает. Наоборот, перед праздниками ценник за услуги вверх растет. План перевыполняем. «Шерше ля фам», — как говорит моя любимая ментовская крыша.

— А ты, Валя, разговорчивая, люблю таких. И кто же Вас крышует в местной ментуре, если не секрет?

— Какой там секрет. Мент такой есть, Жук фамилия. Слышали может о нем? Сволочь редкостная…

— Жук, говоришь?… Слышал где-то, а где не припомню, — нервно зашмыгал носом Сеня.

— С каждой из нас по 200 рублей собирает каждый день. А вы говорите скидки вам. Нет уж, товарищ без скидок, и деньги вперед. Тем более женщина я эксклюзивная, то есть как бы из дорогих.

Савелий, почесав левой — свободной от управления машиной рукой свой небритый подбородок, решил что такие наглые девицы ему как раз по душе, но поторговаться нужно обязательно. Наглых девок нужно обламывать.

— Пивком тебя угостить, Валя? А после и финансовый вопрос обсудим, — спросил Сеня, подъезжая к ночному киоску и намереваясь подпоить девицу для большей сговорчивости.

— Конечно, угостите девушку, — неожиданно быстро согласилась Валя. — Возьмите бутылок десять чешского пива «Козел» и пачек пять вяленых обрезков краба.

— Чешское пиво, пожалуй, не возьму, — засомневался Сеня, подсчитав примерную стоимость покупки. — Оно напоминает мне о работе — чешские унитазы. Хватит тебе и три «Невского» с вологодскими чипсами. О кей?

— Сантехникой торгуете?

— Я человек творческого труда.

— Невского пива не хочу, — закапризничала Валя. — Мужчина, я хочу пиво Козел. Скоро новый год — 2003-й. Год козла по японскому календарю. Пиво Козел в предверии нового года это символично и романтично. И не чешское это пиво — у нас в Питере делают по лицензии.

— Валя, это же ментовское пиво, — возразил Сеня. — Пейте Невское.

— Почему ментовское?

— Как почему? Менты как известно козлы и на козлах ездят — на уазиках — машины у них такие. И год козла — ментовский год. Год 300 — летия Петербурга. Замучают они нас в этот год. Город будут чистить к празднику.

Девица внимательно посмотрела на Сеню.

— И это говорите мне вы — внештатный сотрудник милиции? Я ведь вас Сеня вспомнила. Мы с вами недавно в одной камере сидели в 101 отделе. И вас выпустили как внештатного мента, а на меня дело завели.

— Ты, Валя, меня с кем — то перепутала, — расстроился Сеня, вспомнив свое недавнее задержание с патронами и сидевшую в камере заплаканную девицу.

Остановившись у киоска, Сеня вышел из машины, и машинально, от расстройства вызванного обидными словами девицы, оставил ключи зажигания в замке.

— Сразу видно мент, жмот и под малоимущего косит, — убежденно подумала Валя, наблюдая как Сеня встал в небольшую очередь за пивом. — Наказать надо этого полудурка, а не любовью с ним заниматься.

Валино внимание привлек ключ с брелком сигнализации, легкомысленно оставленный Сеней в замке зажигания. По лично собираемым Валей статистическим данным, такую оплошность в похожих случаях допускал примерно каждый пятый водитель. Решение пришло быстро. Валя пересела на водительское сиденье, повернула ключ, запустила двигатель и с визгом от проворота колес рванула в темноту улицы Гашека. Автомобиль оказался резвее, чем Валя ожидала. Резко набрав скорость, машина неслась по мокрой улице. Несмотря на уверенное начало движения, в ближайший резкий поворот Валя вписаться все же не смогла и, не справившись с управлением, резко затормозила. Мгновенно схватившие тормоза повели машину юзом. Последнее что увидела Валя перед внезапной остановкой — бетонный столб появившийся перед капотом. Удар и веер мелких стекол осыпал ушибленную Валину голову.

* * *

Когда Сеня, увидел отъезжающий автомобиль и понял совершенную им роковую ошибку, он, выронив из рук бутылки с пивом, с грохотом и пеной разбившиеся об асфальт, пнул осколки ногами и, сжимая кулаки, закричал вслед быстро удаляющимся габаритным огням:

— Стой, гадина! Стой сучка!

Но, понимая всю бесполезность криков и воплей, Сеня остановился, опустил руки и стал вспоминать своего Джексона. Вряд ли кто — нибудь так нагло стал бы угонять его Запорожец.

За поворотом послышался визг тормозов, глухой удар и звон разбитого стекла. Когда Сеня подбежал поближе, он увидел развороченную переднюю часть Вольво, явно не подлежащую восстановлению и барахтающуюся в салоне среди битых стекол Валю. Девица громко рыдала и просила вытащить ее из машины. Сеня, проявив остатки сострадания к наглой преступнице, приступил к ее спасению.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ