– Видела бы ты эту цацу, – сказала Сол Брэдбери, широкими беспорядочными мазками покрывая взбитыми яйцами корочку пирога. – Явилась сюда, наглая как невесть кто, и заявила мне, что ты воровка.

– Не может быть, ты не шутишь? – отозвалась потрясенная Пташка.

– Еще как может, черт бы ее побрал. Тебе нужно вести себя поосторожнее. Если Доркас или миссис Хаттон прознают, тебе придет конец, и, что бы я им ни говорила, ничто тебя не спасет. Эту миссис Уикс я послала подальше, но тебе остается лишь надеяться, что она не проговорится хозяйке.

– Пусть только посмеет, и я ее как следует проучу.

– Да? И как, интересно, тебе это удастся, если эту даму не напугал даже мистер Аллейн, который ее чуть не придушил? – спросила кухарка.

Пташка нахмурилась и замолчала. Стиснув зубы, она принялась толочь пестиком в ступке горошины черного перца, да так яростно, что каменные поверхности терлись друг о друга со скрежетом. «Как она посмела?» Пташка едва могла поверить, что эта женщина способна на такой поступок. Она выглядела худой, бледной и чопорной, да еще эти светские манеры, совсем не подобающие ее скромному положению. Голос у миссис Уикс всегда был тихий, сдержанный. Пташка не могла себе представить, чтобы эта фифа когда-нибудь кричала, ругалась или спорила. И вместе с тем она была упорной, полной решимости и продолжала снова и снова приходить в дом Аллейнов. Пташка не предвидела этого, когда подстраивала встречу миссис Уикс и Джонатана. Она думала только о том, как спланировать ее таким образом, чтобы понаблюдать за его реакцией, выжать из него признание. Теперь у нее, по-видимому, появились проблемы с женой Дика Уикса. Та ей больше была не нужна, и от нее следовало избавиться. Пташка не сомневалась, что миссис Уикс ушла сразу же после посещения кухни, не задержавшись, чтобы поговорить еще с кем-нибудь о том, что ей удалось подглядеть в комнате для прислуги. Однако, пожалуй, следовало поскорее уничтожить улики.

После недолгого ужина, во время которого она подавала еду, а после мыла посуду, озабоченная и кипящая гневом Пташка вытащила из-под кровати джутовый мешок и быстро просмотрела его содержимое. Там лежали бутылка эля, украденная этим утром, а кроме нее, банка с маринованными яйцами, толстый кусок засохшего бекона, немного инжира, миндаль и полголовки твердого сыра, чуть-чуть подпортившегося, но местами вполне съедобного. Пташка, тихо ступая, прошла на кухню, где стянула остатки хлеба, уже нарезанного для господского стола и все равно скоро ставшего бы черствым, а затем потащила свой улов к входной двери, в которую успела юркнуть, когда услышала на черной лестнице шаги Доркас, усталые и шаркающие. Время, чтобы доставить все это по назначению, было не самое лучшее, обычно она это делала в другой день недели. Сегодня ее никто не ждал. Как она посмела… И Пташка, спускаясь с холма по дороге, ведущей в город, принялась ругать на чем свет стоит эту проклятую жену Дика Уикса.

* * *

Вблизи Римских бань Рейчел замешкалась. Вечер еще только начинался, а было уже холодно и темно. Сырой ветер гулял по мокрым улицам, но Рейчел не хотелось сидеть одной в притихшем доме, ожидая, когда вернется Ричард. Поэтому она принялась бродить по ближним улицам, наблюдая за прохожими, лошадьми и каретами. Джентльмены выходили из бань с влажными волосами, от которых поднимался пар. Дети играли у сточной канавы, поджидая, когда у приходивших мимо джентльменов вывалится что-нибудь из карманов или когда выдастся возможность в них пошарить. Они играли среди куч опавших листьев на площади Эбби-Грин, подбрасывая их в воздух и смеясь, когда те падали бурым дождем. Глядя на них, Рейчел улыбнулась, и ей захотелось собственного ребенка. Она бы смогла посвятить себя ему. Рейчел подслушивала обрывки разговоров, не выпуская из рук корзину, позволяющую встречным предположить, что некая гипотетическая хозяйка послала куда-то свою служанку с поручением, например в лавку сделать покупки; и хотя эта выдумка придавала ей бодрости, она все больше чувствовала себя паразитом, жизнь которого всецело зависит от других людей. Рейчел рылась в кошельке, чтобы достать из него несколько мелких монеток и купить печеное яблоко у человека с ручной тележкой, полной раскаленных углей, когда увидела пробегавшую мимо Пташку. Девушку невозможно было не узнать, когда свет уличного фонаря блеснул в ее рыжих кудрях; она была очень хорошенькой, несмотря на свой хмурый вид.

Прошло уже немало недель после ее переселения в Бат, но Рейчел по-прежнему знала тут очень немногих. В их число, однако, входила служанка Аллейнов, которая сейчас шла по Столл-стрит, направляясь на юг быстрыми шагами, от которых подол ее шерстяного платья развевался и шелестел. Под мышкой она несла объемистый джутовый мешок, который Рейчел узнала сразу. Ее охватило какое-то непонятное волнение. Забыв о продавце яблок и не успев подумать, зачем ей это нужно, она устремилась за Пташкой – так быстро, как только могла. Эта девушка оказалась единственным человеком, от которого Рейчел довелось услышать добрые слова об Элис Беквит, и Рейчел вдруг захотелось услышать их снова. Кроме того, Рейчел вспомнила, как унижала ее кухарка в доме Аллейнов, и неожиданно для себя обнаружила, что ей очень интересно, какая участь уготована мешку с украденной едой. Идущая впереди девушка была хорошо заметна среди плотной толпы прохожих, хоть и мчалась вперед, так сказать, на всех парусах – с гордо выпрямленной спиной и выставив вперед волевой подбородок, словно бросая вызов всему миру. Рейчел почти бежала, чтобы за ней поспеть, хотя ходить по булыжникам в ее деревянных башмаках было непросто и она часто поскальзывалась.

В конце Столл-стрит Пташка, не останавливаясь передохнуть, тут же завернула на Хорс-стрит, а потом перешла на другой берег по старому мосту через Эйвон. Там она замедлила шаг и повернула на восток – туда, где река изгибалась и уходила на север и где от нее ответвлялся канал. Казалось, девушка высматривала что-то среди причаленных там барок и барж. Рейчел подождала, прячась за устоем моста, а затем последовала за Пташкой на безопасном расстоянии. Район причалов утопал в грязи и нечистотах. Ноги уходили в вонючую жижу настолько глубоко, что Рейчел чувствовала, как эта жижа просачивается сквозь швы ее туфель, хотя поверх них были надеты деревянные башмаки. Вонь, исходящая от реки, была ужасна, даже несмотря на холодную погоду. Казалось, все вокруг пропиталось гнилостным духом и запахом испортившейся рыбы. Рейчел, затаив дыхание, как можно более незаметно кралась за Пташкой, которая шла вдоль причала, заговаривая то с одним, то с другим лодочником. «Так, значит, она решила продать наворованное?»

Там, на причалах, Рейчел встречались почти одни мужчины. Они работали, разговаривали, заключали сделки, а также плевали, ели хлеб, доставая носовые платки, в которые тот был завернут, и отхлебывали из бутылок. Несколько молодых женщин, безвкусно и вызывающе одетых, с растрепанными волосами и размазанными румянами на лицах неторопливо прогуливались по берегу. Они окликивали работников, улыбались им; и Рейчел с ужасом поняла, что это проститутки. Только тут она обратила внимание на устремленные на нее любопытные, оценивающие взгляды мужчин. Один из них даже улыбнулся ей, обнажив десны с потемневшими гнилыми зубами. Рейчел плотнее закуталась в шаль и опустила глаза. Она была уже почти готова развернуться и убежать обратно, за мост, в безопасное место, но ее странное и настойчивое любопытство оказалось сильнее. Наконец Пташка остановилась и заговорила с человеком на одной из барж. Ломовая лошадь с крепкими, толстыми ногами терпеливо ждала рядом, и на нее уже была надета упряжь, необходимая, чтобы тянуть баржу. Рейчел осторожно подошла ближе и напрягла слух, желая узнать, о чем разговаривают эти двое; пар от дыхания окутывал их облачком, белеющим в свете ближнего фонаря.

– Да будет тебе, это чересчур дорого, ведь плыть-то совсем недалеко, – говорила Пташка владельцу баржи, худому и грязному.

В темноте было трудно разглядеть, какой груз на ней перевозят, но по виду ее хозяина Рейчел предположила, что уголь.

– А я, вообще-то, могу и не брать на борт таких, как ты, – заметил мужчина, но таким тоном, словно готов был улыбнуться.

– Ты бессовестный обдирала, Дэн Смидерз. Ладно, плачу пенни, и песня в придачу, пока мы плывем.

– Пенни и поцелуй твоих губ.

– Песня! Это все, что ты получишь, а не то я выпотрошу тебя твоим же багром. Так что как хочешь, либо принимай мои условия, либо нет.

Пташка уперлась свободной рукой в бок, и хозяин баржи рассмеялся:

– Не сомневаюсь, что выпотрошишь, за тобою не заржавеет. Ладно, давай прыгай на борт, а то мне давно пора отправляться.

Пташка подхватила мешок и ловко вспрыгнула на палубу. Дэн Смидерз крикнул своему работнику, тот взгромоздился на лошадь, тронул поводья, и баржа направилась к устью канала, по которому ей предстояло проплыть под красивыми железными мостами садов Сидни, а затем покинуть пределы города. Пташка села на один из сложенных в кучу мешков, и когда баржа скрылась в темноте, Рейчел еще долго слышала ее плывущий над водой голос, удивительно сильный и нежный, она пела грустную песню о пропавшей любимой.

Значит, она не продает съестное, а куда-то отвозит, – но кому?

Смирившись с тем, что она никогда этого не узнает, Рейчел поспешила к мосту, подальше от наглых взглядов речников, и вскоре район причалов остался позади. На фоне бледно-желтого горизонта, у дальних холмов, вырисовывались черные скелеты нагих деревьев. Казалось, они строго грозили своими ветвями, и Рейчел, глядя на них, вдруг почувствовала раскаяние в своем неуемном любопытстве. Зачем она вмешивается в жизнь этой рыжеволосой девушки? Ведь, в сущности, ей нет до нее никакого дела. Рейчел свернула на Эббигейт-стрит и быстро пошла к дому, но вдруг остановилась, глядя на свет в гостиной. Внезапно она поняла, что войти внутрь ей не хочется. Рейчел, задрав голову, стояла на мостовой и тупо глядела на освещенное окно. Как будто у нее есть выбор. В конце концов, Ричард сегодня мог вернуться и трезвым, напомнила она себе. И тогда он будет милым, усталым и нежным; ему, как всегда, захочется заняться с ней любовью, а эта перспектива ее не устраивала. «Но как в таком случае ты собираешься родить от него ребенка?» – донеслось до нее тихое эхо далекого голоса.

Минуту или две она стояла на мостовой, ощущая абсурдное желание оказаться сейчас вместе с Пташкой на борту баржи, медленно и неуклонно плывущей из этого города, вместо того чтобы вернуться домой и лечь с мужем в кровать. Казалось, эта девушка-служанка всегда имела перед собой какую-то цель, и ее глаза горели стальным блеском. Она не испугалась, даже когда Рейчел поймала ее на воровстве. «Тогда как я постоянно всего боюсь. И мужа, и Джозефину Аллейн, и ее сына. И кухарку». Плечи Рейчел устало поникли от этой мысли. Стоя здесь, перед своим домом, она вспомнила то, что сказала ей сегодня Пташка. Она была слишком хороша для этого мира. Рейчел вспомнила несомненное горе юной служанки, и значение этих слов наконец дошло до нее. «Пташка считает, что Элис Беквит мертва». У Рейчел вдруг возникло странное чувство тревоги, и ей захотелось постоять еще немного на улице, чтобы понять, в чем дело. Но от ночного ветра у нее коченели руки, улица совсем опустела, и Рейчел не могла оставаться на ней вечно. Поэтому она расправила плечи, вскинула подбородок, как это делала Пташка, и пошла внутрь, к Ричарду.

У Ричарда было прекрасное настроение, он был ласков с нею, и мало-помалу беспокойство Рейчел рассеялось. Когда она вошла, Ричард взял ее за руку, улыбнулся, провел к дивану, посадил и сам сел рядом. Затем он закрыл ставни и подбросил в очаг дров. Дрова занялись, и в комнате стало светлее, теплее и уютнее.

– Ну как дела, моя дорогая миссис Уикс? – спросил он, откидывая назад голову, чтобы посмотреть на нее с расстояния.

Теперь, когда на его коже и волосах играли мягкие отблески пламени, подчеркивающие изящные контуры его лица, он казался похожим на ангела. Трудно было угадать в нем ту грубость, с которой он иногда с нею говорил. «В каждом человеке сидит зверь», – говорил Джонатан Аллейн. Но он имел в виду лишь себя, и Рейчел отказывалась ему верить.

– У меня все в порядке, мистер Уикс. Как сегодня шла торговля?

– Сегодня похолодало, и это хорошо. Все больше и больше семей приезжает в Бат на зимний сезон, и благодаря многим отзывам, а в особенности отзывам миссис Аллейн, мое новое бордо пользуется большим спросом, так же как и сладкий розовый портвейн, недавно привезенный из Лисабона.

– Действительно, прекрасные новости.

– Все идет, как задумано, Рейчел. В точности так, как я и надеялся… У меня есть ты, самая лучшая из жен, о какой я не смел и мечтать, и мои обороты растут… Мой дом благодаря тебе преобразился, ожил. И скоро мы переберемся в лучшее жилье, уже не над лавкой… И там можно будет завести кучу детей. – Он улыбнулся и прикоснулся рукой к ее щеке. Его пальцы пахли опилками и бутылочной пробкой. Рейчел закрыла глаза и прислонилась к нему.

– Да, – сказала она. – Мне бы тоже этого хотелось.

Другая рука Ричарда, теплая и тяжелая, легла ей на живот. В его прикосновении ощущалось нечто собственническое и в то же время почтительное, и теперь оно не вызвало у нее отторжения.

– А как сегодня прошел твой визит к Аллейнам? Надеюсь, он расстроил тебя не так сильно, как в прошлый раз? – спросил он.

– Да, гораздо меньше.

Рейчел вспомнила, какие ужасные вещи говорил ей Джонатан Аллейн, как резко он мог ее осадить и как его глаза в один миг наполнялись гневом и болью. Но затем она подумала о медной мышке и о том, как он заснул под звуки ее голоса. Она не была уверена, что ей хотелось рассказать обо всем этом Ричарду: тот вел себя очень странно, и его настроение было непредсказуемо, когда речь заходила о миссис Аллейн и ее сыне.

– Похоже, он остался доволен моим чтением. Я пробыла у него, наверное, около часа… и никаких происшествий, как раньше, не случилось.

– Это чудесно. Чудесно, Рейчел. А тебе… заплатили?

– Пока нет. Миссис Аллейн не говорила об оплате перед тем, как я пошла к ее сыну, а после… после она куда-то пропала, я видела только слуг. Кстати, если уж о них зашла речь, я только что видела, как одна служанка Аллейнов делала кое-что странное.

– Одна служанка, кто же?

– Та, которая работает у Аллейнов на кухне, рыжеволосая, я видела ее в «Голове мавра» в день нашей свадьбы. Она помогла мне во время моей первой встречи с Джонатаном Аллейном, когда тот на меня напал. Так вот, я только что видела ее у причалов с мешком украденной снеди, когда она садилась на отплывающую из Бата баржу.

– Как ты могла об этом узнать?

Ричард убрал руки и чуть-чуть наклонился вперед.

– Я случайно увидела в доме Аллейнов, как она кое-что припрятала. Это была бутылка эля. Девушка засунула ее в мешок, а вот сейчас я видела, как она с этим мешком садилась на баржу, плавающую по каналу… Я видела все совершенно отчетливо, и все-таки…

– Все-таки – что?

– Когда я попыталась сказать об этом кухарке, та не захотела ни о чем слышать. Как ты думаешь, нужно ли мне сообщить об этом миссис Аллейн?

– Нет.

Ричард резко поднялся и, скрестив руки, подошел к окну, хотя ставни были закрыты. Его спина выглядела такой прямой, словно он проглотил аршин.

– Что? Почему нет? Я не сомневаюсь…

– Это не твоего ума дело! – Ричард стоял к ней спиной и, казалось, разговаривал со ставнями. – И это едва ли удачный способ отблагодарить девушку, которая, судя по твоим словам, тебе помогла.

– Я знаю. Но все же, если она воровка… Если крадет у миссис Аллейн…

– Ты сообщила кухарке и тем исполнила свой долг. Больше ничего делать не нужно. Ты не в том положении, чтобы заниматься подобными вещами. – Его голос был твердым и ровным. – А как ты очутилась на реке и увидела эту девушку, когда она садилась на баржу?

– Я… ну, я заметила ее на улице и… пошла за ней, – нерешительно проговорила Рейчел.

Наступила тишина. Ричард повернулся к ней лицом, и с замиранием сердца она снова увидела, как краска гнева заливает его лицо, словно морской прилив.

– Уверен, есть способ лучше употребить свое время, чем гоняться за служанками и совать нос в чужие дела. Ты не согласна? – сказал он едва слышно.

– Согласна, Ричард. – Рейчел виновато моргнула и отвернулась, но, выдержав паузу, она не смогла удержаться от того, чтобы продолжить разговор. – Я только хотела… узнать, действительно ли эта девушка способна на что-то дурное…

– Не хочу больше ничего об этом слышать! Ты не должна иметь ничего общего с такими, как Пташка! Слышишь меня, Рейчел? Ты не должна иметь с ней ничего общего!

Он сыпал словами, тяжелыми, как жернова, а Рейчел никак не могла понять причину его гнева и придумать способ, как его успокоить. Когда она раскрыла рот, то не смогла издать ни единого звука и была вынуждена попробовать заговорить еще раз.

– Да, мистер Уикс, я поняла, – наконец прошептала она.

Ричард кивнул и пошел к лестнице.

– Я в кровать. Ты идешь? – проговорил он и протянул ей руку, которая слегка подрагивала.

«Это проявление гнева или что-то иное?» Рейчел, не говоря ни слова, встала и почувствовала, что поступает глупо, сама не зная почему. Когда в постели он принялся осыпать ей нетерпеливыми, грубыми ласками, Рейчел вдруг поняла, что он назвал ту служанку по имени. Пташка. Он в точности знал, о ком она говорит, хотя прежде, когда Рейчел заводила речь об этой девушке, всегда изображал полное неведение. Он ее знает. От этой мысли глаза Рейчел наполнились влагой, хотя ей было трудно сказать, что это за слезы – растерянности, боли или гнева. В каждом человеке сидит зверь. Она крепко закрыла глаза, и ей вспомнилась медная мышка с ее яркими глазами-бусинками. Рейчел думала о ней все время, пока Ричард не заснул и у нее не отлегло от сердца.

* * *

Джонатан Аллейн в течение нескольких дней после визита миссис Уикс вел себя так тихо, что Пташка встревожилась. Его мрачное настроение, его смятенное состояние напоминали спираль водоворота, если его движение остановить, то запустить снова будет уже невозможно. Джонатан нужен ей слабым, уязвимым и беспокойным. Она хотела, чтобы он стал именно таким, потому что лишь это одно имело для нее значение. Это было все, что она могла бы сделать. Поэтому Пташка провела весь день в размышлениях о том, какую муку для него придумать, и решила начать, как бывало и прежде, с того, чтобы заставить его напиться. Простого вина было бы недостаточно, требовалось что-то покрепче. Начав пить, Джонатан снова погрузится в пучину отчаяния. Она вспомнила о Дике Уиксе и о том, как безжалостно тот с ней расстался. А все из-за той белобрысой, от которой не было никакого проку. Пташка стиснула зубы и решила, что так просто не сдастся. Все эти мысли приходили ей в голову, пока она чистила картошку. Покончив с этим занятием, она высыпала очистки в передник и вынесла на помойку, после чего спустилась обратно, на нижний этаж, каменные стены которого покрылись зеленой плесенью от постоянно сочившейся по ним влаги.

Раньше Дик разбавлял вино, предназначавшееся для Джонатана, прозрачным, безвкусным крепким напитком, который привозили из России, но она не знала ни как тот называется, ни где еще его можно достать. Остатки домашних запасов вина хранились в низком и тесном погребе, расположенном прямо под кухней. На передних стеллажах лежали бутылки из партии, привезенной Диком недавно, но чем дальше от лестницы, тем более древние реликвии обнаруживались на удаленных полках. Эти запасы остались от тех, кто жил в доме в прежние времена. В ту пору, когда этот дом был полон жизни и по-настоящему обитаем, то есть когда к обеду приглашались гости, а после в главном зале утраивались вечеринки с игрой в карты и танцами. Опилки, покрывавшие пол, сгнили и превратились в почти твердый ковер, наполнявший помещение запахом плесени, от которого у Пташки щипало в глазах. Однако она мужественно принялась искать какое-нибудь подходящее пойло, которое можно было бы добавить в вино и при этом не слишком испортить вкус. Увы, из крепких напитков ей удалось отыскать лишь бутылку невероятно древнего бренди, из которой тут же завоняло дегтем, как только была извлечена пробка. Поморщившись, Пташка вогнала ее обратно в горлышко и отправилась в комнату, где стоял перегонный куб и где можно было взять чистый спирт, который она и Сол использовали для приготовления лимонной воды и мятной настойки. Пташка откупорила бутыль и заколебалась. «Если он сыграет в ящик… – так сказал тогда Дик. – Надеюсь, этого не случится?» Пташка на мгновение застыла, терзаемая приступом нерешительности, а затем сделала крошечный глоток из бутыли. Спирт обжег ей язык, заставив закашляться и сплюнуть. Она вновь заткнула бутыль и повесила голову, признав поражение.

В конце концов Пташка отправилась в «Голову мавра», чтобы посоветоваться с Сейди, но та оказалась уставшей, злой и была совсем не расположена ее выслушивать. Пташка огляделась, ища знакомые лица, однако обнаружила лишь тех, с кем говорить у нее не имелось ни малейшего желания. Поэтому она покинула заведение и пошла куда глаза глядят. Девушка медленно шагала по мостовой, пока не достигла аббатства. Средневековое здание высилось гигантской громадиной, по сравнению с которым окружающие дома казались жилищами карликов. Оно напоминало медведя, спящего среди котов. Пташка обратила внимание на резную группу над входом, над которой, в свою очередь, располагалось огромное готическое окно. Крошечные ангелы поднимались по каменной лестнице с множеством ступенек, ведущих на правую сторону фасада. «Это как в жизни, – подумала Пташка. – Бесконечная лестница, по которой порой слишком тяжело подниматься». Внезапно она почувствовала себя очень маленькой. И не просто маленькой, а потерянной и невероятно усталой, стоящей в темноте у подножия какой-то высокой постройки. Пташка покачнулась, и на мгновение ей снова стало семь лет, и она снова, голодная и избитая, стояла на ветру перед фермерским домом близ Батгемптона, слишком слабая, чтобы сделать еще один шаг. Голова закружилась, и город расплылся перед ней, превратившись в одно большое пятно. Пташка споткнулась и наверняка растянулась бы на мостовой, если бы сильные руки, появившиеся словно из ниоткуда, не подхватили бы ее под мышки и не удержали бы от падения.

Сбитая с толку Пташка повернула голову и увидела Ричарда Уикса, со странным выражением на лице глядевшего на нее сверху вниз. Звездное небо вращалось позади него, здания и улицы были в тумане, и на мгновение его лицо стало единственным, что она могла видеть, единственным, что имело смысл. С легким вскриком Пташка обняла его за шею и крепко к нему прижалась; ее горло больно сжалось от подступивших рыданий. Это длилось мгновение. Потом Дик расцепил ее руки и освободился от ее железной хватки.

– Отстань, Пташка! – воскликнул Дик и оттолкнул ее так сильно, что она споткнулась опять.

– Дик, я…

Пташка замолчала и тряхнула головой, чтобы та прояснилась. В этот ужасный миг она была готова ему объявить, как сильно ей его не хватает.

– Что ты здесь делаешь и зачем разглядываешь аббатство, точно лунатик, да еще в такое позднее время?

– Я просто… возвращалась с прогулки. Тебя же не касается, чем я занимаюсь, кажется, так? – Она глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя, отвела назад плечи и постаралась не обращать внимания на предательский голос, который нашептывал ей: «Лишь бы он снова меня захотел. Лишь бы захотел». Дик и вправду к ней потянулся, но лишь для того, чтобы больно ухватить ее запястье и со злобой вывернуть руку.

– Это меня касается, когда то, чем ты занимаешься, имеет отношение к моей жене.

– О чем ты говоришь? Отпусти!

Пташка попыталась вырваться, но он только еще крепче сжал ее руку.

– Я говорю о том, что у моей жены почему-то всегда возникает повод о тебе вспомнить! То она видит тебя здесь, то видит тебя там. То ты помогаешь ей спастись от мистера Аллейна, то она замечает, как ты что-то крадешь и уплываешь из города на барже… Во что ты со мной играешь, черт тебя побери? Я же велел держаться от нее подальше!

– Что? Что она видела? – недоуменно нахмурилась Пташка. – Я бы не имела с ней никакого дела, если бы это зависело от меня! Разве это моя вина, что она теперь всюду шныряет по дому Аллейнов? Если твоя жена ходит за мной по пятам и шпионит? Что я могу с этим поделать? Это ты привел ее к ним в дом, это из-за тебя она оказалась на моем пути!

Ричард промолчал, словно собираясь с мыслями, но не отпустил Пташкину руку, которая совсем занемела в том месте, где он ее держал. Слеза скатилась по щеке Пташки, и оставалось только надеяться, что в темноте Дик этого не заметит.

– Почему ты за ней подглядывала? Почему оказалась в комнате, где она встречалась с мистером Аллейном? – спросил он наконец.

– И это еще хорошо, что так случилось, а то он мог бы ее убить! Разве я не говорила тебе, каков он на самом деле? Он душегуб, и твоя жена чуть было не узнала об этом из первых рук…

– Ты что-то задумала, Пташка, и я хочу знать, что именно. Говори.

– Ты что, пьяный? Отстань!

Пташка попыталась вырваться, но Ричард ухватил ее и за вторую руку, после чего начал трясти:

– Говори! Ты хочешь настроить ее против меня? Ты проболталась ей обо мне, о нас? Если так, то, клянусь, я…

– Ничего я ей не говорила! А если что и сказала, то разве что самую малость. Я старалась! Это она меня выслеживает!

– Я тебе не верю, – заявил Ричард. – Ты знала о ее первом посещении Джонатана Аллейна, о ее первой с ним встрече. Знала, и решила за ними подглядывать… для чего? Ты мне скажешь об этом, Пташка, или я пересчитаю тебе все зубы…

Он говорил с пылом, наклонившись к самому ее лицу и брызжа слюной, капельки которой попадали ей на кожу. «Теперь он на меня плюет, тогда как всего несколько недель назад покрывал мое лицо поцелуями».

– В ней… В ней есть кое-что такое, о чем ты не знаешь. О чем ты не можешь знать… – с неохотой сказала Пташка.

Он тряхнул ее снова.

– Что именно? – сурово произнес он, словно нанося удар.

– Она выглядит… она выглядит в точности как Элис… как Элис Беквит.

– О чем это ты?

– Твоя Рейчел Уикс выглядит в точности как Элис Беквит! Моя хозяйка, которую убил Джонатан Аллейн! – с трудом выдавила из себя Пташка, тяжело дыша. – Вот почему он чуть было ее не задушил.

Наступило молчание. Пташка ждала, стараясь не обращать внимания на боль в руках. Ричард посмотрел ей в глаза, и на какой-то миг гнев на его лице сменился каким-то другим выражением, совсем непонятным. Но только на один миг. Он выпустил Пташку, оттолкнув ее при этом так сильно, что та попятилась. Затем он рассмеялся горьким, безрадостным смехом, который эхом прокатился по площади.

– Элис Беквит! – вскричал он, снова расхохотавшись, и запрокинул голову так, словно обращался к равнодушным небесам. – Не желаю больше ничего слышать об этой чертовой Элис Беквит! Боже мой, Пташка, да ты буквально меня замучила этой своей Беквит! Замучила настолько, что у меня зубы сводит от одного ее имени!

– Ты хотел знать, почему ее пригласили еще раз, почему мистер Аллейн на нее напал и почему они устроили так, чтобы твоя жена продолжала к ним ходить… ну, вот тебе и причина. Ты хотел ее знать, и я все тебе выложила. Элис Беквит. Миссис Уикс является точной копией пропавшей возлюбленной мистера Аллейна. И теперь, когда ты наконец знаешь правду, мне все равно, нравится она тебе или нет. И нечего возводить на меня поклеп, – сказала Пташка.

Дик провел ладонями по волосам, потом по лицу, затем сложил руки на груди и посмотрел на нее.

– Я знаю, какие чувства миссис Аллейн испытывает к ней, к этой девчонке Беквит… Зачем ей поддерживать сына в этой его одержимости?

– Она думает, что со временем это может ему помочь. Потому что теперь к нему хоть кто-то начал приходить и у него появилась небольшая связь с окружающим миром. И если она устраивает так, что миссис Уикс встречается с ним, это означает, что она сама этого желает.

Ричард снова задумался.

– И ты знала… знала об этом сходстве с первого же взгляда, брошенного на мою жену.

– Еще бы. Это было все равно как увидеть мертвеца, вставшего из гроба. По правде говоря, у меня кровь в жилах застыла. Хотя, конечно, твоя жена старше и не такая красивая.

– Ты увидела ее первой, и это произошло во время нашего свадебного обеда. Ты… ты как-нибудь повлияла на то, что нас пригласили посетить Лэнсдаунский Полумесяц? Что миссис Аллейн захотела, чтобы я представил ей мою жену?

– Ну, ты же не думаешь, что это объясняется исключительно твоими достоинствами? – необдуманно ляпнула Пташка.

Ричард стиснул зубы и посмотрел в сторону. В темноте она не могла разглядеть румянца, который, вне всякого сомнения, залил его лицо. Поперхнувшись, Пташка почувствовала былую нежность к нему, на сей раз явившуюся под видом угрызений совести и даже стыда за то, что она так зло пошутила в его адрес. Пташка подняла руку, чтобы коснуться его рукава, но передумала и сказала:

– Дик, прости. Я не хотела…

– Не хотела чего? – спросил он ледяным голосом.

– Я не думала… скрывать все это от тебя. Но ты порвал со мной и велел никогда больше не заговаривать с тобой об Элис… Я только хотела узнать… проверить, не вырвется ли… не вырвется ли у него… у мистера Аллейна… при виде нее какое-нибудь признание. Я решила, если он ее увидит, то сможет…

– Так, значит, за всем этим стоишь ты? Это все дело твоих рук? Ты что, хочешь, чтобы он влюбился в мою жену? Чтобы она изменила мне с этим полоумным калекой? И тогда ты смогла бы снова заполучить меня?

– Что? Ты настолько ничего не понимаешь? Нет, я же сказала, что лишь…

Удар застал ее врасплох. Он пришелся по правой щеке и сбил ее с ног. Мир закружился снова, и она почувствовала во рту привкус крови. Пташка проехалась ладонями по грязным плитам, которыми была вымощена площадь, и по жгучей боли поняла, что кожа на них содрана и в ранки попал песок. Ярость заставила ее забыть страх, и она, оскалив зубы, уставилась на Ричарда, в то же время изо всех сил стараясь подняться.

– И не пытайся, а то я уложу тебя снова, – угрожающе проговорил Ричард, ткнув ей в нос кулаком, отчего Пташка опять опустилась на колени. Ее грудь вздымалась, глаза метали молнии. – А теперь слушай и запоминай, – продолжил он. – Ты больше не приблизишься к моей жене. Ты не будешь лезть в чужие дела и станешь следить за своим языком. Ты больше не станешь разговаривать с моей женой и ничего не расскажешь ей про Элис Беквит. Если она про нее узнает, я пойму, кто ей накуковал. И я не желаю, чтобы она переняла у тебя твои бредовые идеи, Пташка.

Ричард отступил назад и холодно на нее посмотрел. На секунду Пташке показалось, что он хочет ее пнуть. Она напряглась, готовясь принять удар, но он повернулся и пошел прочь, стуча каблуками по гулкой мостовой.

В этот самый момент на площади появилась компания смеющихся молодых людей, весело болтающих о чем-то, и Пташка мысленно поблагодарила их за то, что они спугнули ее обидчика. Она стала подниматься, но ее ноги были как ватные и подгибались. Поэтому Пташка осталась сидеть на мостовой, ухватившись руками за колени и чувствуя, как от исходящего от земли холода, пробирающегося сквозь ткань юбки, немеет тело. Удар был такой сильный, что кровь до сих пор стучала в висках, и еще она обнаружила, что один зуб качается, едва удерживаемый в кровь разбитой десной. Пташка прислонилась к колену левой щекой и уставилась в темноту у стены аббатства. «Рейчел Уикс уже знает об Элис». Пташка решила, что с этой поры ей следует избегать Ричарда Уикса. Это означало, что дорога в «Голову мавра», то есть к Сейди, ей теперь заказана. «Куда же мне в таком случае пойти?» Немые каменные лица беззвучно смотрели на нее со стен аббатства и ничего не отвечали. Лунный свет серебрил пар от ее дыхания. «Эта лестница для меня чересчур высокая». Пташка еще долго стояла на площади, погруженная в свои мысли. Она думала о солнце и мягких, нежных руках, думала о дереве влюбленных.