Каждый раз, когда мне задают избитый вопрос: «В чем секрет успешного мюзикла?», я цитирую Оскара Хаммерстайна: «Люди недалекие расскажут вам об этом, а умные даже пытаться не будут». Успешные мюзиклы встречаются крайне редко. Каждый ингредиент: сюжет, музыка, слова песен, декорации, хореография, режиссура, труппа должны идеально сочетаться. Гораздо проще объяснить, почему некоторый мюзиклы проваливаются. Очевидно, что некоторые просто ужасны сами по себе. Другие, например, «Чикаго», просто с самого начала не удостоились нормальной постановки. Нужен был свежий взгляд и шумиха вокруг истории О. Джей Симпсона, чтобы этот мюзикл выстрелил.

В случае с «Дживсом» в теории все казалось идеальным. В свои двадцать пять я был самым молодым в команде, но достаточно опытным. Алан Эйкборн со своей последней трилогией и пьесой «How the Other Half Loves» был популярен по обе стороны Атлантического океана. «The Norman Conquests» утвердили его звание героя дня. Более того, он привел с собой другую знаменитость, британского режиссера Эрика Томпсона, отца актрисы Эммы Томпсон. Кроме самых успешных пьес Алана Эрик поставил такие как «My Fat Friend». Он также славился как ведущий и сценарист шоу «The Magic Roundabout» на Би-би-си ТВ. Хореограф Кристофер Брюс был звездой «Балета Рамбер». Художник-декоратор Войтек вошел в нашу группу, предъявив портфолио, включавшее сотрудничество с Романом Полански и недавнюю постановку «The Marquis of Keith» с Королевской шекспировской компанией. Со всех сторон звучали восторженные отзывы о его сценических эффектах, среди которых было легендарное исчезновение платья. Стигвуд, в свою очередь, позвал Майкла Уайта в качестве сопродюсера.

Майкл Уайт по большей части был известен по пьесе «Сыщик», которая шла в Вест-Энде. Также он был сопродюсером «Иосифа» в театре Албери, хотя я и не припоминаю, чтобы он участвовал в каких-либо обсуждениях. Он работал над «Шоу ужасов Рокки Хоррора», во время работы над «Дживсом» продюсировал фильм «Монти Пайтон и Священный Грааль» и вообще умел попадать в нужное место в нужное время. Но он впервые увидел наш проект, когда уже во всю шли репетиции. И именно в этом заключалась проблема. У «Дживса» не было продюсера. Роберт считал, что его сильная сторона – кино, поэтому даже не прикасался к проекту вплоть до премьеры. Майкл не был главным продюсером и с радостью позволил нам, театральным светилам, разбираться со всем самостоятельно. Человек Стигвуда Боб Свош хорошо разбирался в практических вопросах, но явно не был творческой натурой. В общем, единственным человеком, который хоть как-то разбирался в музыкальном театре оказался я. Но я никогда раньше не работал над мюзиклами самостоятельно. Да и кем я был? Новичком на десять лет моложе Эрика и Алана. Как я мог тягаться с таким успешным дуэтом?

Невозможно переоценить роль креативного продюсера в создании нового мюзикла. Но таких людей очень мало. В то время оригинальные британские мюзиклы можно было пересчитать по пальцам не очень удачливого лесоруба. И едва ли они ставились за пределами страны. Привозные проверенные бродвейские шоу были нормой. Конечно, было несколько продюсеров, чьи имена светились над английскими постановками оригинальных бродвейских шоу, например, Роберт с «Волосами». Но импортировать уже известные вещи означает быть хорошим менеджером, а не продюсером. Театральные стервятники называют таких людей няньками. В действительности, привезти мюзикл – совсем не то что построить его с нуля. И если когда-либо какая-либо разрозненная группа талантливых людей и нуждалась в твердой руке продюсера, то это была команда «Дживса».

* * *

Все начиналось достаточно хорошо. Мы с Аланом пересеклись в Нью-Йорке в начале октября. У нас было время обсудить несколько песен, но, что самое главное, мы съездили в Ремсенберг на Лонг-Айленде, где Алан смог познакомится со «Сливой», как Вудхауса называли друзья. Я уже один раз встречался с этим величайшим человеком. Это было в 1972 году сразу после лондонской премьеры «Суперзвезды», мы с Тимом и Сарой были в Нью-Йорке. Странно то, что ни я, ни Сара не помним ничего о той встрече. Я, должно быть, сыграл пару мелодий, но у Тима точно не было готово ни одной песни, чтобы представить на суд Вудхауса. Тим помнит, что тогда он случайно засветил пленку, тем самым уничтожив все доказательства. Впрочем, второй визит к писателю я помню очень хорошо. Я был вместе с Аланом, Сарой, Питером Брауном и фотографом, чьей задачей было незаметно запечатлеть судьбоносную встречу.

Именно Сара заметила первое указание, что мы не далеко от Вудхаусленда. Как только мы съехали с главной трассы по направлению к Саутгемптону, она обратила внимание на огромный билборд с рекламой приюта для одиноких собак и кошек. Мы повернули за угол на подъездную дорожку Вудхауса, где страшно ревел пикап. В его кабине сидела высокая худая пожилая дама, а в кузове виднелись три подноса с только что поджаренной курицей.

«Здравствуйте, я Этель», – проорала женщина сквозь шум мотора. – «Я только покормлю кошек, Слива в гостиной, увидимся через минуту». Мы сразу же направились к дому. Было бы глупо стоять на дороге в ожидании возвращения пикапа. На крыльце стоял сам хозяин.

«Привет, я Слива, – сказал он, – вы, должно быть, мистер Эйкборн, мистер Браун и мистер и миссис Уэббер». Наш фото-спутник ретировался.

Огромное облако пыли и грохот гравия возвестили о возвращении миссис Вудхаус, и мы сели пить кофе, все, кроме незаметного фотографа. После довольно неловкого разговора пришло время музыки. У окна стояло большое фортепиано, и я был крайне взволнован, когда Вудхаус сказал, что Джером Керн исполнял на нем «Плавучий театр». Так как мое и Алана пение оставляло желать лучшего, было решено, что Алан будет читать слова песен Вудхаусу, а я буду аккомпанировать. Писатель был явно тронут песней «Half a Moment». Когда я закончил, он пристально посмотрел на меня: «Мистер Уэббер, не думаю, что кто-либо из моих персонажей сможет исполнить настолько эмоциональную песню, как эта». Прекрасный способ сказать, что то, что я написал совершенно не соответствовало его произведениям.

Дела пошли в гору, когда мы исполнили «When Love Arrives», песню, которая была хорошо встречена даже в аду премьеры. Едва мы успели закончить, как Вудхаус прокричал: «Этель, иди сюда, в наших кустах лазает какой-то парень с камерой».

Мы с Аланом развернулись. В кустах под окнами гостиной сидел фотограф Питера Брауна, он сидел на корточках и явно желал оставаться незамеченным.

«Эй ты там, притворяющийся азалией, выйди и покажись!» – скомандовал Слива.

К тому времени, как Питер объяснил, что это его известный фотограф-протеже, который привносит свое уникальное художественное чутье в запечатление нашей исторической встречи, пришло время уходить. С Вудхаусов было достаточно. На прощанье великий писатель сказал: «Мне хотелось бы попробовать себя в сочинении этой симпатичной баллады, если у вас когда-нибудь возникнут проблемы со словами». Я поблагодарил Сливу и Этель из окна машины, и мы отправились в обратный путь. Что с засвеченной пленкой Тима, что с фотографом в кустах, у меня не оказалось доказательств того, что мы с Вудхаусом когда-либо встречались.

Мелодия «Half a Moment» была посвящена Саре, потому она очень личная. Иногда я думаю, что из всех баллад эта – моя самая любимая. Я часто задаюсь вопросом, как бы она звучала, если бы слова сочинил человек, написавший «Билла-завоевателя».

* * *

Но, несмотря на все, по возвращении в Англию мы оставались в приподнятом настроении. У нас был отличный подбор актеров. Дэвид Хеммингс уже был утвержден на роль Берти Вустера и уже подписал все нужные бумаги. Нед Шеррин попал в точку, когда описал его как «развратного херувима». Дэвид был квинтэссенцией кинозвезды шестидесятых, став знаменитым после «Фотоувеличения» Антониони и женившись на актрисе Гэйл Ханникат. Он сам описывал их пару как «Бёртон и Тейлор бедного человека». Впрочем, к моменту начала работы над «Дживсом» он уже жил с бывшей подружкой Тима Пруденс де Касембрут. Тим бросил Прю ради актрисы из вест-эндовского «Иосифа». Не знаю, послужило ли это причиной его отказа от «Дживса», но могу сказать, что Прю была с нами на протяжении всего проекта, и все были очень рады, когда они с Дэвидом поженились.

Дэвид Хеммингс был одним из «мальчиков Бенджамина Бриттена», и, говорят, Бриттен был страшно влюблен в него. Со своим мальчишеским сопрано Дэвид дебютировал в роли Майлза в «Повороте винта», и замечательная ария «Malo» была вдохновлена как раз его голосом. Я спрашивал Дэвида, не переходил ли Бриттен границы дозволенного, но он настаивал, что Бриттен всегда был подчеркнуто тактичным. К великому удовольствию Эйкборна Эрик Томпсон взял на роль Дживса потрясающего характерного актера Майкла Олдриджа. По правде говоря, Эрик уделял огромное внимание именно амплуа кандидатов, даже если это означало, что труппа будет состоять из актеров, которые могут петь, а не наоборот. В довершении всего, наш боевой дух поддерживал чудесный Энтони Боулс.

Первым намеком на роковую судьбу мюзикла был сценарий. Это была не фантомная работа Лесли Томаса. Это был талмуд сопоставимый по размерам с «Унесенными Ветром», и песни едва ли составляли двадцать процентов. Когда я пожаловался Бобу Свошу, он посоветовал мне не волноваться так сильно. Ведь Алан и Эрик – непревзойденные профессионалы. Боб предположил, что Алан просто изложил в черновом варианте все свои идеи, и в ходе работы они будут отпадать одна за другой, пока сценарий не станет таким же тонким и острым, как конверт для пластинки «Суперзвезды» от Брайана Бролли. Но я был очень встревожен. Конечно, я знал, что у нас будут диалоги, ведь юмор Вудхауса в значительной степени зависит от его речевых оборотов, но все, что я делал до этого, основывалось на музыке. Здесь же песни казались лишь дополнением и редко когда были частью сюжетной линии. Тем не менее, я продолжал убеждать себя, что Алан и Эрик не случайно были так популярны.

Наверное, из-за волнения и смутных предчувствий мой мозг уже был занят поиском новых проектов. Мои первые заметки об «Эвите» датируются концом 1974 года. Несмотря на то что Тим покинул «Дживса», в прошлом апреле мы договорились, что, если найдем хорошую тему, то еще раз попробуем поработать вместе. Я, конечно же, отметил, что это должно будет подождать, пока я не приду в себя после неизбежного второго провала в Вест-Энде. Наш пакт был заключен после предварительного просмотра мюзикла «Билли» в театре «Друри-Лейн». В главной роли был Майкл Кроуфорд, музыку сочинил кинокомпозитор Джон Барри, а слова песен написал наш общий друг Дон Блэк. Мюзикл был поставлен по мотивам фильма «Билли-лжец» и казался достаточно сильным для британского музыкального театра того времени. После просмотра я какое-то время напевал заглавную песню и еще одну под названием «Some of Us Belong to the Stars». Тот факт, что я и спустя сорок лет помню эти песни, говорит о многом. У них также было приятное сопутствующее представление – Элейн Пейдж, наша соул-исполнительница из «Суперзвезды».

Мы с Тимом решили, что наш важный разговор должен состояться за ужином в лучшем ресторане Ковент-Гарден под названием Inigo Jones. Как только принесли меню, Тим вскочил со словами, что забыл в театре пальто. Он пообещал вернуться быстрее, чем я скажу: «Poulet de Bresse à l’estragon farci à la mousse d’écrevisses et sa petite sauce de vin jaune doux de Jura aux échalotes». Прошло десять минут. Потом еще десять. Посетители за соседними столиками сочувственно смотрели на меня, и я бы использовал слово «уязвленный», чтобы описать свое состояние, если бы я не был так смущен. У меня была дилемма. Должен ли я топнуть ногой и пройти мимо официантов громко бормоча, что сотрудничество, которое могло бы спасти британский музыкальный театр, отныне проклято на все времена, или я могу просто заказать чудеснейший ужин и остаться? Я выбрал второй вариант.

Когда Райс соизволил вернуться, я уже почти закончил с первым блюдом. Выпутаться из ситуации ему помогла бы только байка, достойная самого Билли-лжеца.

«Уэбстер, – сказал он примиряющим голосом, – я подошел к главному входу, чтобы забрать пальто, и парень, который видел меня в нем, когда я входил в театр, вспомнил, что я отдал его капельдинеру».

«Так», – сказал я.

«Как раз тогда, когда я получал свое пальто, я столкнулся с Доном Блэком».

Я сказал, что, надеюсь, Тим хорошо отозвался о шоу.

«О, конечно, – ответил он, – в общем, взмыленный Дон продолжал спрашивать, что я думаю о той или другой сцене, так что в итоге я очутился на разборе».

«Кто там был?» – спросил я.

«О, да просто Джон Барри, Майкл Кроуфорд и их режиссер [Патрик Гарленд]. Каждый раз, когда я говорил, что ты ждешь меня в ресторане, они спрашивали о новой сцене, в какой-то момент они захотели, чтобы я сходил за тобой», – сказал Тим после того как предусмотрительно заказал тар-тар, ведь его не нужно долго готовить. «Послушай, это может быть отличной идеей для мюзикла. Парень возвращается в театр за забытым пальто. За кулисами он встречает актеров и постановщиков. Все заканчивается тем, что он помогает им переписать сценарий, песни, играет главную роль и выигрывает премию «Тони»». До сих пор я иногда думаю о мюзикле о шоу, которое перескакивает с персоны Флоренс Найтингейл на Дональда Трампа в качестве профессора Бигли, на Ким Чен Ына, занимающегося кун-фу.

Тим тоже припоминает, что мы обсуждали идею мюзикла об Эве Перон еще до того, как он отказался от работы над «Дживсом». Не думаю, что это было именно тем вечером в Inigo Jones, но я помню, что вскоре после того ужина Тим рассказал мне о передаче Джеймса Дина на радио Би-би-си об идолах 1950-х годов. И следующий выпуск должен был быть об Эве Перон. С чего вдруг жена аргентинского диктатора стала героиней программы Джеймса Дина? Моим единственным смутным воспоминанием о ней было изображение на почтовой марке. Но к Рождеству 1974 года я понял, что история Эвы Перон полностью захватила Тима. Он очень хотел, чтобы я посмотрел документальный фильм «Королева сердец», снятый о ней аргентинским режиссером Карлосом Пасини-Хансеном. Эва Перон удостоилась этого звания за сорок лет до того, как принцесса Диана присвоила его. В общем, мне нужно было срочно вникнуть в историю Эвы.

НАЧАЛСЯ 1975 ГОД, а вместе с ним репетиции в церковном холле в безнадежно тоскливом Кларкенуэлле. Я пришел на первую встречу в надежде обнаружить новый сокращенный сценарий, но вместо этого увидел нечто по размерам напоминающее Европейскую Конвенцию По Правам Человека.

Такой же настораживающей показалась и бутылка дешевого вина из супермаркета, которая в разгар рабочего дня появилась на столе Эрика Томпсона. С самого первого дня стало очевидным, что у Эрика большие проблемы с алкоголем. Каждый день к двенадцати часам помощник режиссера Хью Вулдридж (впоследствии Хью стал успешным театральным режиссером) ставил на стол бутылку вина «Hirondelle», ближе к вечеру за ней следовала вторая. Эрик пил безо всякого стеснения. Неудивительно, что актеры не проявляли никакого отношения к нему. Тем временем, танцевальные репетиции проходили в другом помещении без каких-либо указаний на то, как они впишутся в постановку. В третьем зале мы с Энтони Боулсом репетировали композиции, которые в итоге появлялись только в антрактах. У нас не было даже намека на продюсера, который мог бы взять организацию в свои руки.

Часто возникает странное чувство безразличия, которое охватывает участников бедственного мюзикла по мере приближения премьеры. Мюзиклы-катастрофы подобны неуправляемой махине, которая на всей скорости несется прямо в пропасть. И бесполезно жать на тормоза или выкручивать руль. Несмотря на то что у нас не было ни одного общего прогона, мы отправились на предпоказ в Бристоле с какой-то нелепой верой в то, что все элементы сложатся сами собой. Это был кошмар. Конечно, были бесконечные попытки оправдаться, что, мол, театр слишком большой (это действительно так), и все пройдет нормально в Театре Её Величества, который вдвое меньше. По правде говоря, шоу было невыносимо затянутым – первый показ длился около четырех часов. И ничего не сочеталось между собой. Декорации не соответствовали сценарию, а моя музыка ни тому, ни другому. Была вырезана целая сюжетная линия с участием любимой тетушки Берти Вустера Далии, следовательно, пришлось отказаться и от двух моих песен.

Дэвид Хеммингс буквально утопил свою грусть в баре отеля, где он пил виски и показывал фокусы любому, кто мог бы составить ему компанию в два часа ночи. Когда наконец сопродюсер Майкл Уайт появился на горизонте, было совершенно очевидно, что лондонскую премьеру нужно отменять. Но от тоже почему-то надеялся, что из шкафа, как сказал бы Дживс, появится «deus ex machina» и спасет его и инвесторов. Впрочем, он отстранил Эрика Томпсона и посадил в режиссерское кресло Алана.

22 апреля в Лондоне состоялась премьера «Дживса». Рецензии были разгромными. Весь второй акт мы с Аланом провели в баре «Le Petit Club Français» за углом. И, несмотря на уныние, мы договорились, что когда-нибудь перепишем «Дживса» с нуля.

На наше несчастье, за неделю до «Дживса» состоялась премьера бесподобной постановки «A Little Night Music» Хала Принса с музыкой и словами Стивена Сондхайма. Так что критики от души повеселились, сравнивая наши шоу. Было, конечно, несколько отзывов, в которых говорилось, что песни не так уж и плохи, но Джек Тинкер из Daily Mail написал, что мои «броские мелодии оказались выброшенными» из сюжета. Впрочем, уважаемый критик Sunday Times Гарольд Гобсон, возможно, помня о моем рыцарском поведении по отношению к Сибил Торндайк, практически провозгласил нашего «Дживса» шедевром всех времен и народов. Он пел свои дифирамбы около трех недель, так что удостоился специального раздела «Гобсон о ”Дживсе“» в сатирическом журнале Private Eye. Вскоре после этого он вышел на пенсию. Он слишком часто нападал на ложный след в последнее время.

Мы с Сарой поехали в Венецию, где до меня дошло, как сильно Сидмонтон и «Дживс» сказались на ней. Она осунулась, а ее волосы выглядели так, будто она прошла курс химиотерапии. Во время репетиций я замечал, что она часто испытывает жажду, но в Венеции она пила воду литрами. По возвращении домой она сходила ко врачу, который сказал, что у нее стресс, и прописал валиум.

Когда я решил, что хуже уже некогда, мне пришло письмо. Оно было написано на фирменной бумаге отеля Савой и гласило следующее: «Я только что посмотрел ”Дживса“. И вот что тебе скажу. Запомни, что нельзя слушать мюзикл, если его невозможно смотреть. Ты работаешь над чем-то еще? Харольд Принс». Невозможно описать словами, сколько это письмо значило для меня. Я долго раздумывал над ответным письмом, но интуиция подсказала мне позвонить ему. Наша встреча состоялась тем же вечером в баре American. Хал всячески старался подбодрить меня. Я сказал, как сожалею о той истории с «Суперзвездой». И он вновь напомнил, что декорации должны соответствовать материалу. «Дживсу» нужно было что-то простое и элегантное, в то время как на нашей сцене было нечто громоздкое и уродливое. Так что выше нос и вперед к новым свершениям. Над чем я собираюсь работать теперь? Я ответил, что скорее всего буду работать с Тимом над мюзиклом об Эвите Перон. Хал заставил меня поклясться, что он будет первым, кому я покажу результат.