Лето 1978 года было наполнено множеством событий. Спустя десять дней после премьеры «Эвиты» в Фестивал Холл вновь играли «Вариации». Концерт прошел так хорошо, что билеты на следующее представление были полностью распроданы.

Дэвид Ланд любил говорить, что в моей голове каждую неделю появляется сотня идей, как выиграть войну. 99 из них были бесполезны, и приходилось продираться сквозь горы мусора, чтобы найти одну, достойную битвы. Бог знает, что творилось в моей голове тем летом. В произвольном порядке я придумал настольную игру о страховании под названием «Calamity!». В ней участники играли за агентов страхового гиганта Lloyd’s of London, пытающихся переложить риски на других игроков до катастрофических событий. Мы с Сарой провели много вечеров, работая над этой провидческой игрой. Реальная компания Lloyd’s of London обанкротилась в 1980-х. А я одним памятным вечером выкупил у Ричарда Брэнсона страховые дела оффшорных нефтедобывающих платформ как раз перед жутчайшим ураганом.

ITV выделили мне огромный бюджет для создания и записи темы для их нового большого проекта «Whicker’s World». Они хотели что-то грандиозное, дерзкое, симфоническое и радостное. Не уверен, что удовлетворил всем их требованиям, но, по крайней мере, сочинил нечто уникальное: подводку для телепередачи в размере 7/8. В августе граф Хэрвуд предложил мне написать что-нибудь для Английской национальной оперы для сезона 1980–1981 годов. В качестве возможного сюжета я предложил «Сигнальщика» Чарльза Диккенса, и восхищённый сотрудник оперы Эдмунд Трейси сказал, что обсудит идею на совете. Совет отклонил мою идею, потому что в произведении было всего лишь два персонажа. «Что же мы будем делать с хором?» – получил я в ответ. Но я никогда не бросал идею с «Сигнальщиком» и в итоге использовал ее в мюзикле «Женщина в белом» по роману Уилки Коллинза. Тем временем Майкл Уайт захотел использовать «Вариации» для танцевального шоу. Я сказал ему подождать. Кроме того, шла работа над записью альбома «Эвиты» с участниками постановки. Когда журналист из Daily Express спросил, почему я так редко появляюсь, Дэвид Ланд услужливо ответил: «Эндрю слишком занят, даже чтобы пописать».

Роберт запустил обусждения, как представить «Эвиту» в США. На ужине в Станморе он высказал мнение, что рискованно сразу показывать шоу на Бродвее, и лучше начать с Лос-Анджелеса. Он считал, что «Эвита» должна добиться узнаваемости в Америке и войти на Бродвей через черный ход. Он также планировал сразу же запустить шоу в других странах. Австралийская постановка будет, конечно же, Хала, но некоторым европейским странам нужно позволить сделать их собственные адаптации. Таким был Роберт во всей своей красе. К 1981 году «Эвита» шла на одиннадцати территориях. Я думал, он прав насчет Америки: мало кто знал мою музыку, а опыт с бродвейской постановкой не был таким уж успешным. Роберт злился на меня за то, что я позвал в проект Хала. И, что я находил удивительным, он даже не вспоминал, что в будущем году истекает мой контракт.

МОЯ ЧУДЕСНАЯ ПОМОЩНИЦА Бидди Хэйворд прекрасно провела лето, отвечая на многочисленные просьбы о бесплатных билетах на «Эвиту». Ей помогал Дэвид Ланд, как мантру повторявший фразу: «Нет ничего, что хороший хит не мог бы вылечить». Одно посещение мы держали в тайне. Лидер Верной оппозиции Ее Величества проявила особый интерес к важнейшим сценам «Эвиты» в конце первого акта и в середине второго. Это означало, что после начала шоу нам каким-то образом нужно было провести достопочтенную Маргарет Тэтчер в конец зала, затем, во время антракта, увести ее в бар напротив театра и после также незаметно вернуться к сценам «Don’t Cry for Me» и «Rainbow High». Спустя несколько лет за поздним ужином на Даунинг-стрит она пошутила, что я должен написать музыку для ее выхода на следующем слете партии, как для сцены Эвы на балконе Каса Росада. Думаю, она шутила.

Дэвид Ланд тоннами получал предложения о превращении «Вариаций» в наполовину танцевальное шоу. Я же со всей серьезностью приступил к работе над «Популярной науке о кошках, написанной Старым Опоссумом». Что, если стихотворения о кошках превратятся в небольшое музыкально-танцевальное представление? В то же время бедный «Паровозик Томас» заехал в тупик. Джонни Хамп из Granada закончил работу над пилотным эпизодом. Его руководству понравился результат, но в 1978 году анимация была трудоемкой и невероятно дорогой. Компьютерная анимация все еще находилась в зачаточном состоянии. Шишкам из телекомпании показалось, что «Томас» слишком британский, чтобы привлечь зрителей за пределами страны, так что они решили не тратить целое состояние на то, что будет только локальной историей. Едва ли они, да и я тоже, думали, что экранизация историй с модельками поездов и закадровым голосом экс-битла принесет «Томасу» международный успех. Так что я совершил глупость, вернув права на «Томаса» издателю и позволив потенциальному хиту уйти от меня.

Однако у меня по-прежнему была компания Really Useful, и я не собирался дать своим поющим паровозам просто так испариться. Во время записи я услышал парня, который исполнял потрясающий вокальный трюк. Он мог одновременно спеть три ноты, которые с точностью повторяли свист американского парового локомотива. Его звали Эрл Джордан. Возможно, моей истории с паровозиками суждено было увидеть свет в США. И, конечно же, любой, кто умел петь три ноты одновременно, мог, по крайней мере, поучаствовать в записи сингла. Мы с Питером Ривзом написали песню «Engine of Love», и вновь Рой Фезерстоун попал в наши сети. На носу был Сидмонтонский Фестиваль, но я пообещал Рою, что займусь «Engine of Love», как только разберусь с Сидмонтоном.

НА ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД программа Фестиваля 1978 года не казалась особо вдохновляющей. Мы не показывали ни одну полноценную постановку вроде «Эвиты». Были запланированы концерт Бетховена в исполнении пианиста Дениса Мэттьюса и выступление труппы мимов, учившихся во Франции и бывших такими невыносимыми, какими могут быть только мимы, учившиеся во Франции. Роберт разрешил нам устроить специальный ночной показ его еще не вышедшего фильма «Бриолин», который, конечно же, был сенсацией. Во время утренней воскресной службы в память Алана Доггетта должна была прозвучать «Messe Basse» Габриеля Форе в исполнении хора под руководством Майкла Стаки, партнера Алана. В воскресенье должен был состояться матч по крикету, а среди наших послеобеденных выступающих был консерватор Джон Селвин Гаммер, ныне лорд Дебен, и леди Исобел Барнетт, телезвезда, впоследствии трагически покончившая с собой, поле того как ее поймали на краже в продуктовом магазине.

Джон более тридцати лет был постоянным участником Фестиваля. Впервые я столкнулся с ним на телевидении после первых выборов 1974 года, когда избиратели выгнали его взашей. Невнятный ведущий Реджинальд Босанкет, не зная, что Джон находится в студии, произнес: «Джон Гам-мер – тот человек, у которого, говоря выражениями восемнадцатого века, нет заднего места». На это Джон ответил: «Нет, я человек вообще без места». Это был прекрасный ответ, так что я познакомился с Джоном. Оказалось, что он разделяет мою любовь к викторианской архитектуре (чем выше церковь, тем лучше). В общем, он и его жена Пенни стали моими близкими друзьями. Джон, кстати, считается лучшим британским министром окружающей среды за последние десятилетия.

Затем на Фестивале должны были выступить Дженни Линден и Джанет Эдвардс с «I Say, I Play». Где-то в анонсе мы указали, что «программа включает в себя четыре новых композиции, сочиненных специально для «Популярной науки о кошках, написанной Старым Опоссумом» Т. С. Элиота».

Среди зрителей находился Брайан Бролли, чья вера в ”Иисуса Христа – суперзвезду“ запустила наши с Тимом карьеры. Брайан покинул MCA, чтобы возглавить бизнес Пола Маккартни, чем он успешно занимался на протяжении пяти лет. Теперь же он находился в поиске новых проектов, в которых мог бы поучаствовать. С его помощью в записи «Суперзвезды» и опытом управления империей Пола Маккартни он прдставлялся мне нужным партнером. Я имел твердое намерение создать свою собственную продюсерскую компанию, как только закончится мой контракт со Стигвудом. В конце концов, это я придумал привлечь к сотрудничеству Хала Принса, и Роберт удостоил «Эвиту» посещением только на восьмом показе. В воскресенье Дэвид Ланд был необычайно молчалив. Во время обеда он подошел ко мне.

«Все кончено, петушок?» – спросил Дэвид. Я не понял, о чем он. «Теперь с твоими «Вариациями» и эти кошачьими стихами… значит, мои мальчики окончательно разошлись?» – произнес он.

Я посоветовал ему не сходить с ума, ведь у Тима всегда были сольные проекты. И это было чистой правдой. И в Америке, и в Британии он выпустил несколько синглов, которые полностью написал и спел сам. Я сказал, что, если у Тима появится другая гениальная идея для театральной постановки, я с радостью за нее возьмусь. Затем Дэвид спросил, почему на Фестиваль пригласили Брайана Бролли. В ответ я сказал, что раздумываю над созданием своей собственной продюсерской компании. Ведь, раз уж на то пошло, я сыграл не последнюю роль в формировании творческой команды «Эвиты». Почему бы им с Робертом не помочь мне со стартовым капиталом и не сделать стать акционерами нового предприятия? Дэвид пообещал обсудить все с Робертом.

ГЭРИ БОНД БЫЛ УТВЕРЖДЕН в качестве преемника Дэвида Эссекса, в то время как мой самый большой страх относительно «Эвиты» стал реальностью. Главная роль была слишком большой и выматывающей для любой актрисы, чтобы играть ее восемь раз в неделю. Элейн начала пропускать выступления, и ее дублерша Мишел Бриз слишком много раз оказывалась перед более, чем недовольными зрителями. Пришло время менеджерам Стигвуда срочно искать замену. В газетах стали появляться карикатуры. Самым типичным было изображение швейцара театра с подписью: «Я не портье, я дублер, работать восемь раз в неделю было слишком тяжело для него». Кроме того, за кулисами ходили слухи о романе между Элейн и Тимом. В то время я не слишком беспокоился обо всем этом. Я очень хорошо относился к Элейн, меня восхищал ее профессионализм. И она не была виновата в том, что не могла петь по восемь раз в неделю. Никто не мог.

Человек Стигвуда Боб Свош был в таком затруднительном положении, что даже сократил количество обедов, посвященных теме свержения капитализма, в ресторане «Л’эскаргот». Впрочем, зрители по-прежнему стремились попасть на «Эвиту», а Элейн стала настоящей звездой. Мы должны были найти кого-то, чтобы облегчить ее бремя. Но участие другой звезды обошлось бы нам в состояние, и подорвало бы уверенность Элейн. Более того, ранее мы прочесали всю страну в поисках Эвиты, и сейчас поиск не стал легче. Помощь пришла от Гари Бонда. Кто-нибудь думал о его подруге Марти Уэбб? Марти, как и Гари, была ветераном вест-эндовских мюзиклов. Они оба участвовали в шоу «On the Level», которое, несмотря на провал, открыло множество музыкальных талантов. Марти также играла главную женскую роль в комедии «Half a Sixpence», которую я смотрел еще в школьные времена.

Гари привел Марти на прослушивание ко мне домой, и она продемонстрировала сильный грудной голос, без труда взяв ноты, которые я считал доступными единицам. Кроме того, Марти спокойно отнеслась к тому, что будет участвовать только в двух шоу в неделю и иногда заменять Элейн. Я сообщил об этом Халу, который традиционно ответил, что, если меня все устраивает, то и его тоже. Марти казалась мне менее дерзкой, чем Элейн, и, возможно, она была простой английской девушкой, но Хал сказал, что, если она может спеть эту роль, то все в порядке. К ноябрю Гари стал нашим новым Че, а его подруга Марти составляла ему компанию дважды в неделю.

ВЫШЕЛ СИНГЛ «ENGINE OF LOVE». Для пластинки придумали достаточно хорошую обложку, на которой было видно, каким симпатичным мог бы быть наш мультик. Но без видео сингл был обречен, а анимация стоила тогда невообразимо много. В любом случае, я был слишком занят танцевальным воплощением «Вариаций», чтобы сильно расстраиваться. К тому же обсуждения моей зарождающейся продюсерской компании с ее потенциальной главой Брайаном Бролли отнимали достаточно много времени. Я предложил назвать компанию Really Useful, и Брайан согласился. Сделка была заключена через моего налогового юриста Джона Эйвери Джонса и бухгалтера Робина Ивисона, слегка женоподобного пожилого мужчину. Брайан хотел 30 процентов компании, но при этом – относительно скромную гарантированную зарплату в двадцать тысяч фунтов в год (сейчас это около ста четырнадцати тысяч фунтов), копейки по сравнению с тем, что он получал у Пола Маккартни.

Робин был против того, чтобы Брайан получил такой большой пакет акций. Сара тоже была против. Она чувствовала, что как бы хороши мои отношения с Брайаном не были сейчас, однажды я могу оказаться заложником положения. Но я не видел проблем. Really Useful станет продюсерской компанией, а я также буду получать свои авторские отчисления. И если Брайану будет принадлежать такая большая часть компании, конечно же, он будет заинтересован в ее успехе и продвижении других шоу, не только моих. Также компания сможет быть такой, какой значится в названии – «действительно полезной», и помогать всевозможным нетеатральным проектам. Сара сдалась. Едва ли я понимал, насколько она была права.

Брайан Бролли буквально вырос на алтаре авторского права. Во время работы на Пола Маккартни он наблюдал, как тесть битла, нью-йоркский юрист Ли Истман и его сын Джон, которого я знал по истории с незаконными постановками «Суперзвезды», обеспечивали авторские права Пола. Истманы достали для него издательские права на произведения Бадди Холли и Карла Перкинса, плюс Франка Лоессера, Мередита Уиллсона и Джерри Хермана. В итоге Пол получил большие доли в таких мюзиклах как «Парни и куколки», «Ганс Христиан Андерсен» и «Музыкант». Истманы также купили для него некоторые песни Гарольда Арлена. Компания MPL является крупнейшей в мире семейной организацией. Ирония заключается в том, что, обладая правами на произведения стольких людей, Пол не владеет правами на песни The Beatles. Он мог выкупить их, когда компания сэра Лью Грейда ATV выставила их на продажу, но понял, что не должен покупать их без Джона Леннона, который не был заинтересован или, возможно, не обладал достаточными средствами. Так что права на самые великие песни в истории поп-музыки достались Майклу Джексону, а затем мало-помалу перешли к Sony по мере того, как он разорялся на медикаментах.

Благодаря Брайану я узнал, насколько важно сохранять права на собственные композиции. В то время я не осознавал, что, отдавая Брайану 30 процентов компании, де факто я отдавал ему 30 процентов прав на все свои будущие произведения. Это была бы очень ценная доля, если бы я был успешным, и я не думал, что случится, если он захочет продать ее. В конце октября мы заключили сделку с Брайаном, за несколько месяцев до истечения моего контракта со Стигвудом. Я был в восторге. Хоть Брайан и не мог официально присоединиться ко мне до весны 1979 года, было много общих вопросов, в которых мне предстояло разобраться. Он познакомил меня с Майклом Симкинсом, юристом в области шоу-бизнеса, мрачно оценившим деятельность Роберта в качестве нашего менеджера. Особенно те случаи, когда Стигвуд-менеджер продавал нас с Тимом Стигвуду-продюсеру. Мы встретились с адвокатом, который заявил, будто работа Тима в юридической конторе и наше элитное образование позволят судье заключить, что мы знали, на что идем. Я сказал Майклу Симкинсу, что Роберт был для нас правильным человеком в правильном месте в правильное время. Более того, если кто-то мог закрепить лондонский успех «Эвиты», то только Стигвуд. Так что мы решили не раскачивать лодку.

С приходом ноября кошки полностью заменили паровозы. Я уломал Майкла Уайта сделать «Старого Опоссума» прелюдией к «Вариациям». Мы оба согласились, что нам нужен самый популярный на тот момент хореограф – Арлин Филлипс. Мы с Арлин и Брайаном Бролли собрались на обед в Савойе. Не помню, почему мы выбрали именно это избитое место, но детали встречи живо встают передо мной и сейчас. Арлин загорелась идеей, но это больше относилось к «Вариациям», нежели «Старому Опоссуму». Брайану нужно было уйти на следующую встречу с Полом Маккартни, но Арлин настояла, чтобы я остался. Она посмотрела на меня горящим взглядом: «В труппе Hot Gossip есть девушка, которая изменит твою жизнь. У нее ангельский голос. Ее зовут Сара Брайтман». Я потерял дар речи. Именно с этой девушкой я мимолетом познакомился в баре «Кантри Казнс». Она еще спела летний хит Hot Gossip – «I Lost My Heart to a Starship Trooper». Теперь я любил поп-музыку, но говорить, что голос на записи был ангельским – чересчур.

«Ах, да», – ответил я неопределенно.

СЛЕДУЮЩИМ В ОЧЕРЕДИ был обед с главой издательства Faber & Faber Мэттью Эвансом. Мне нужен был намек на то, что театральная постановка «Старого Опоссума» теоретически возможна. Хотя никто из нас тогда и не думал об этом, но легкий кивок Мэттью изменил наши жизни раз и навсегда. Он предостерег меня, что и другие композиторы хотели положить кошачий цикл Элиота на музыку, и поэтому он не сможет дать мне эксклюзивные права. Но я не беспокоился по этому поводу. Зрители в первую очередь шли на «Вариации». Как сказал бы Дэвид Ланд, кошачьи стихи нужны были для разогрева. В декабре Майкл Уайт предложил приступить к постановке со мной в качестве композитора и креативного менеджера при участии Арлин, художника по костюмам Тима Гудчайлда, осветителя Дэвида Херси и двух актеров. Все согласились. Джули Ковингтон и Пол Джонс были главными кандидатурами на роли чтецов. Пока еще неназванная танцевальная феерия должна была дебютировать 19 апреля 1979 года в Оксфордском театре.

Я очень обрадовался, когда Гари присоединился к «Эвите». Он был нашим с Сарой близким другом, и теперь у меня был доступ к тому, что происходило за кулисами. Мне очень этого не хватало. В кулуарах заварилась страшная каша. Как и во время репетиций, отовсюду сыпались сумасбродные обещания. Так что Элейн и Дэвид Эссекс уже начали думать, что Бродвей у них в кармане. Но после эйфории от лондонской премьеры мы с Тимом решили, что эти разговоры о Бродвее были чистой формальностью.

Первый намек на то, что мы правы, я ощутил во время ужина с глазу на глаз с Робертом. Следующим намеком, что Америка теплее встретит своих собственных звезд в главных ролях, был звонок от Хала в середине ноября. Тем временем, росли сплетни о романе Тима с Элейн Пейдж. Ситуация казалась странной, особенно для Сары. Тим и Джейн только-только поженились, у них была чудесная дочь Эва, и мы оба очень любили их семью. Впрочем, я ничего не имел против Элейн, и очень уважал ее профессионализм. К несчастью, эта интрижка сыграла на руку стигвудовским менеджерам, и они заявили, что американцы не примут «Эвиту» с британцами в главных ролях.

Дэвид Ланд пытался смягчить ситуацию, постоянно трезвонив мне с историями, начинавшимися: «Ты никогда не догадаешься, что учудила Элейн сегодня вечером». В сентябре Роберт представил нам свой план. «Эвита» должна была дебютировать в Лос-Анджелесе 9 мая следующего года, и идти два месяца в «Дороти-Чандлер-Павилион» под эгидой компании LA Civic Light Opera. Хорошая уловка, чтобы добавить респектабельности и обеспечить теплый прием в США. Бродвейская постановка была запланирована на следующий сентябрь.

Подозреваю, что не в последний раз в этой книге меня настигают провалы в памяти. Я совершенно не помню, от кого впервые услышал имя Пэтти Люпон. Помню только, что мне дали послушать запись, на которой она поет песню Стивена Шварца «Meadowlark» из его злосчастного мюзикла «The Baker’s Wife». Меня поразили три вещи. Во-первых, песня была гениальной. Впрочем, неудивительно, ведь Стивен был автором песен «Godspell» и «Pippin». В отличие от бродвейской постановки мюзикла, лондонская под руководством Стигвуда провалилась, но в этом не было вины Шварца. Некоторые валили все на режиссера Боба Фосса, который не появился на пресс-конференции, сказав своему пиар-менеджеру, и моему другу Энтони Пай-Джери, что он трахается в Савоей с Лайзой Минелли и не отвлечется ни при каких обстоятельствах.

Во-вторых, Пэтти Люпон определенно обладала достаточной дерзостью и твердостью. «Meadowlark» – это прославление женской силы и изобретательности. Ее исполнение показало, что «Эвита» подходила ей по характеру. В-третьих, она либо сильно замерзла во время записи, либо у нее были проблемы с аденоидами, что я посчитал временной проблемой. Я сообщил Дэвиду Ланду, что хотел бы позвать ее на прослушивание. Из-за старческого маразма я не помню, случилось ли это тогда, когда в начале декабря мы с Сарой полетели в Нью-Йорк на первые кастинги, или нет. Зато я помню встречу с Крейгом Заданом, который был чрезвычайно ею доволен.

Между тем, Тим по понятным причинам очень переживал, как проходят прослушивания. Возможно, я всегда воспринимал себя как младшего партнера в нашем дуэте. Но мне было ужасно неловко обсуждать с ним проблему с Элейн, а Тим не стремился откровенничать со мной. Так что мы никогда не объединяли усилия против мантры, что американцы должны играть главные роли. До сих пор я задаюсь вопросом, что, если бы мы вместе настояли на том, чтобы оставить роль за Элейн? Конечно, это не касалось бы Дэвида Эссекса, он слишком недолго пробыл в роли Че. Но, так как Дэвид Ланд не делал ничего, чтобы прекратить сплетни о том, что Тим продвигает Элейн из собственного интереса, я оказался в ужасно некомфортной ситуации.

Теперь в укор Элейн ставили, что она не могла давать восемь выступлений в неделю. Но я тут же отклонил это обвинение. Я страшно гордился «Эвитой», но эмоционально чувствовал себя совершенно отстраненным от этой работы. Моя профессиональная этика и гордость за свою музыку означали, что я сделаю все возможное, чтобы «Эвита» обрела успех в США. Но в то же время я понимал, что мне нужно начать работу над чем-то новым. Мне срочно нужен был антидот от миссис Перон, иначе я попрощался бы со своим психологическим здоровьем.

И тут появился поэт Дон Блэк.